Осматривая гостиную, она лихорадочно думала, где же еще поискать. Взгляд ее скользнул по креслам XVIII века, редким фарфоровым вещам, белому камину, старому письменному столу, который вряд ли мог служить чем-либо иным, кроме как предметом интерьера.
      Теперь со всей очевидностью она поняла, что с ее стороны было глупо думать, что убийца будет хранить компрометирующие его предметы или вещи. Все ее планы и схемы рухнули в одночасье.
      Угнетенная этими мыслями, Лайза взяла ведро со щетками и тряпками для уборки и направилась к выходу. У двери она опять обернулась и в последний раз окинула комнату внимательным взглядом. Гостиная была выдержана, как ей и подобает, в классическом стиле. Бросались в глаза холодная элегантность, серебристо-серые тона. Лишь голубой сосуд, стоявший на камине, не вписывался в эту обстановку.
      Рука Лайзы уже была на дверной ручке, но этот голубой сосуд почему-то удерживал ее взгляд. Поставив ведро на пол и взяв чистую тряпку из него, она быстро метнулась к камину. Она стала протирать поверхность камина, добралась сначала до старинного кубка, где ничего не обнаружила, потом просунула три пальца внутрь Веджвудской амфоры, стоявшей здесь же, и также убедилась, что там пусто. И вот она уже протирает голубой флакон на подставке. Осталось только открыть его...
      И вдруг сзади раздался голос виконта:
      - Лавдэй сказал, что мне следовало бы уволить тебя.
      Лайза отскочила от камина, пронзительно вскрикнув, обернулась.
      В дверях стоял Джослин. Он опирался одним плечом о дверь, через другое был перевешен его сюртук, который он удерживал пальцем за петлю. Он ухмыльнулся, видя ее испуг, и вошел в гостиную, прикрыв дверь.
      - Он прав, - продолжал виконт, - я никогда не следил за слугами.
      Сбросив сюртук на кресло, он стал приближаться к ней.
      - Я вообще никогда и не замечал слуг и служанок до тебя. Лавдэй говорит, что ты новенькая?
      Лайза мечтала сейчас только об одном - скорее убежать отсюда. Она собрала тряпки и хотела уже, взяв ведро, потихоньку улизнуть, но вдруг задела за какой-то выступ и упала в стоящее рядом с камином кресло. Виконт засмеялся и наклонился над ней, опершись руками на подлокотники. Его тело было так близко, что она ощущала исходящее от него тепло. Он пристально смотрел на нее, и она могла очень близко рассмотреть его. Его кожа была намного темнее, чем у обычного англичанина, которые редко видят солнце. Неужели все военные такие загорелые? Какая же она дура, промелькнуло в голове Лайзы, он уже схватил ее за рукав, а она рассуждает, какая у него кожа.
      - Тебе не стоит так смущаться. Я не собираюсь тебя обижать.
      - Я лишь стирала пыль, милорд.
      - Я видел, видел, что ты делала.
      - В самом деле, милорд...
      - Я видел, как ты стирала пыль... Очень старательно стирала пыль... А теперь забудь о том, что ты служанка и пришла сюда убираться.
      Его губы приближались все ближе к губам Лайзы. Последние капли мужества покинули ее. Она попыталась проскользнуть у него под рукой. Возможно, ей удалось бы это, если бы он не обхватил ее за талию. Она опять попыталась вырваться.
      Посмеиваясь, виконт подхватил ее с кресла и сделал с ней круг вальса. У Лайзы помутилось в глазах, ей казалось, что все в комнате кружится, и через несколько мгновений она почувствовала, что падает. Она вскрикнула, но ее никто не услышал. Очнулась она уже лежа на кушетке, которая стояла у окна. Над собой она увидела Джослина, сжимавшего коленями ее бедра. Ей трудно стало дышать, когда он лег на нее. Она не могла даже пошевельнуться. Вид у нее был такой, будто она готова была броситься на виконта и укусить его, как бешеная собака.
      - Немедленно слезьте с меня, - задыхаясь, простонала она.
      Виконт даже и не подумал ответить ей. Он внимательно изучал ее грудь, сильно выступавшую вперед благодаря набивке. Его рука потянулась к этим соблазнительным выступам. Она должна была что-то сделать, чтобы спасти себя и от насилия и от разоблачения ее обмана.
      - Правильно говорят, что вы кровожадный выродок, - она попыталась отпихнуть его. - Вы готовы на любую низость, лишь бы удовлетворить свои прихоти.
      Он поднял голову. Теперь он уже не шутил, его тело так придавило ее к кушетке, что ей нечем было дышать. Приблизив свое лицо к ее, он злобно процедил:
      - Ах вот как, значит, тебе уже насплетничали обо мне! И что же тебе сказали? О моих женщинах? Как их много у меня?
      - Нет!
      Но он ее не слушал, все его помыслы были заняты предстоящим удовольствием. Она понимала, что все висит на волоске. Он расстегнул верхние пуговицы ее платья и жарко прошептал:
      - Займемся любовью, милая...
      - Нет!
      Коленями с внутренней стороны он раздвинул ее ноги. Теперь она испугалась всерьез. Ее охватила паника. Кричать? Звать на помощь? Попытаться вырваться?
      - Не надо, милорд, - взмолилась она. - Вы же сказали, что не связываетесь со служанками. Я не хочу...
      - Тебе придется, - сказал он. Схватив ее за оголенное плечо, он дотронулся губами до ее губ:
      - Война научила меня брать то, что попалось под руку, не церемонясь.
      Он ласкал ее бедро, затем его рука скользнула под юбку. Она почувствовала теплоту его руки, когда он дотронулся до ее щиколотки.
      - Для такой, как ты, толстушки у тебя весьма миниатюрные ножки.
      Она пыталась ударить его ногой, отбросить его руку, но он не обращал на это внимания, уже не мог остановиться, забыл все вокруг. Он ласкал ее, извиваясь, подобно змее, наслаждаясь предвкушением близости с ней.
      - Милорд, прекратите, - молила она из последних сил.
      - Почему же?
      Она встретила его пристальный взгляд, увидев безжалостный приговор, необузданную жестокость. Перед ней был зверь, принимавший непонятные для нее позы. А для зверя не существует чести и жалости. Будучи в Америке, в местах, отдаленных от цивилизации, он занимался любовью как животное, не растрачивая себя на слова.
      - Вы... вы не посмеете, - бормотала она, понимая всю бессмысленность своих просьб.
      - Нет, я посмею. Молчи. Скоро твое хныканье сменится сладостными стонами любви. Я еще никого не разочаровывал, ты тоже будешь довольна.
      - Гм... - произнес вдруг кто-то.
      Она вздрогнула, услышав этот голос. В тот же момент Джослин Маршалл отпрянул от нее, спрыгнул на пол и машинально схватился за бедро, где обычно висела кобура с револьвером. Перед ним стоял Лавдэй.
      Лайза сползла с кушетки.
      Лавдэй сохранял свое обычное спокойствие. Он держал в руках шляпу, предназначенную для виконта. Лайза смотрела то на виконта, то на камердинера. Глаза Джослина метали искры ярости в Лавдэя, появившегося в самый неподходящий момент.
      - Ваш новый вечерний костюм уже получен от портного, милорд. Вы должны примерить его, чтобы убедиться, что он подходит. Ведь сегодня вы обедаете на Гроувенор-Сквер.
      - Гроувенор-Сквер, - повторил виконт, взяв себя в руки, так, словно он никогда не слышал этого названия.
      - Вот именно, милорд. Леди Джорджиана просила вас не опаздывать. Она с нетерпением ждет вас.
      - Леди - моя сестра, - объяснил виконт на всякий случай Лайзе.
      Пока Лавдэй говорил, Джослин несколько раз подмигнул Лайзе. Он стоял, демонстративно вытянувшись, как на параде, сжимая за спиной кулаки.
      - Спасибо, Лавдэй. Я не опоздаю.
      - Я полагаю, что мисс Гэмп может идти и заняться своими делами? спросил Лавдэй.
      - Да, конечно.
      У Лайзы просто отвисла челюсть от удивления - так резко изменился виконт, надев на себя маску аристократа.
      Не взглянув на нее более, он направился к конторке. Когда она ушла, он, зевнув, просмотрел кучу приглашений, думая о том, как бы побыстрее разделаться с визитами и заглянуть в ночной клуб.
      4
      В родительском доме виконт на время забыл о существовании новой служанки. Побыв у родных, он на этот раз забыл вообще обо всем на свете, чего раньше практически не случалось. Джослин задержался здесь на несколько часов, позволив себе по-настоящему расслабиться.
      Он прислушивался к знакомому шороху, производимому юбкой матери, когда та вышла из столовой и засеменила за Джорджианой. Едва войдя в дом, он сменил свою офицерскую осанку на свободную домашнюю, уселся в любимом своем кресле, расстегнул пиджак и положил ногу на ногу, а пальцы просунул под ремень.
      Лениво склонив голову набок, он поглядывал на отца с несколько высокомерной ухмылкой, пока тот отчитывал дворецкого за то, что тот подал портвейн.
      Покачав головой, Джослин сказал:
      - Пожалуйста, принеси виски, Винсент.
      Когда виски было принесено, Джослин выпил его одним глотком.
      - Отвратительное спиртное, от него люди тупеют, - заметил герцог.
      Налив себе еще рюмку, Джослин поднял ее и произнес тост:
      - За ваш новообретенный здравый смысл! За то, что вы не додумались пригласить сегодня Эйла.
      - Я ведь хотел говорить с тобой, а не разнимать тебя с дядей или, хуже того, быть свидетелем, как ты будешь размахивать револьвером и грозиться убить его.
      - Но я ведь и пью за ваш здравый смысл.
      Герцог покачал седой головой и взглянул на Джослина. Его высокий рост и горделивая осанка позволяли ему на всех смотреть свысока. И вот сейчас она свысока смотрел на сына:
      - Не буду спорить с тобой. Я хочу поговорить с тобой о другом. Я вызвал тебя, потому что пора прекратить твои бессмысленные скитания. Чарли мертв, и мне и всему нашему роду нужен наследник. Я хотел бы, чтобы ты подумал о женитьбе.
      Джослин поднял бровь от удивления:
      - Оказывается, это вы вызвали меня?!
      - Не надо ерничать, не старайся казаться хуже, чем ты есть, - сказал герцог. - Несколько месяцев назад я послал тебе письмо.
      - Неужели вы действительно думаете, что я приехал домой, потому что вы велели? - Джослин улыбнулся, увидев напряженный взгляд. - Так вот, я вернулся домой, потому что в Америке дела закончились, зато в Лондоне у меня много дел.
      Он отпил виски, через стекло бокала глядя на отца. Затем поставил бокал на стол.
      - У меня здесь много дел, - повторил он, - и я не собираюсь пока жениться.
      Герцог встал и, обойдя вокруг обеденного стола, остановился рядом с Джослином. Он наклонился к сыну, взявшись за спинку кресла, и медленно произнес:
      - Я знал, что ты так скажешь.
      Джослин отстукивал пальцами по бокалу.
      - Я должен кое-что сказать тебе, - начал опять герцог, запнулся на несколько секунд, а затем решительно закончил:
      - Если ты не займешься тем, о чем я сказал, и не подумаешь о своих прямых обязанностях перед нашим родом, то титул перейдет к Эйлу.
      Воцарилось молчание. Джослин перестал стучать по бокалу, леденящий холодок пробежал по его телу. То, что он услышал от отца, заставило его отнестись к разговору серьезно. Он никогда даже и не предполагал, что титул, а вместе с ним власть и богатство могут перейти к Эйлу.
      Подняв глаза на отца, он медленно произнес:
      - Если вы сделаете это, то гореть вам в аду!
      - Я рад, что ты понимаешь важность ситуации.
      Джослин отпил виски и усмехнулся:
      - Я-то понимаю, а вы вот, как видно, нет. Даже если я начну искать невесту, на это уйдет время, отец.
      Герцог чувствовал себя на коне, он свысока смотрел на сына, вполне удовлетворенный:
      - По крайней мере, я могу праздновать сегодня хотя бы одну победу.
      Джослин ничего не ответил. Он встал, допил виски и направился к двери:
      - Я пойду. Мама и Джорджиана ждут.
      - Хорошо обдумай то, что я сказал, Джослин.
      Он повернулся к герцогу и сказал:
      - Вы так наивны, отец. А вы не боитесь, что Бог проклянет вас за то, на что вы обрекаете женщину, которая должна стать моей женой?
      - Ты преувеличиваешь.
      Джослин расхохотался и, состроив серьезную мину и имитируя голос отца, произнес:
      - Неужели? Я ведь олицетворение развращенности, дорогой папа. Королева тоже так думает. Зло и разврат спят со мной каждую ночь, - и, положив руку на руку отца, он уже серьезно и тихо добавил:
      - Если вы мне не верите, спросите Эйла.
      Ничего не ответив, герцог прошел впереди Джослина в гостиную, где сидели мать Джослина и его сестра.
      Увидев его, мать заплакала:
      - Мой дорогой сын, как я скучаю по тебе!
      - Я тоже очень скучал по вас, мама.
      Он посмотрел на мать. Она была бледна, и трудно было понять, отчего эта бледность: от плохого самочувствия или от пудры. Он переживал, оставляя ее, так как она нуждалась в чьей-либо защите от герцога. Она все еще сохраняла траур по его старшему брату, хотя вот уже три года как он умер.
      - Ты должен помочь мне справиться с твоей сестрой, - сказала герцогиня.
      Джослин посмотрел на Джорджиану, которая листала "Тайме", углубившись в себя и не слыша того, что говорила мать. Затем она подняла голову и взглянула на виконта поверх золотой оправы очков. Ему не понравился непокорный взгляд этих дерзких зеленых глаз, которые она, как и брат, унаследовала от отца.
      - Не ухмыляйся, маленькая бестия, - сказал он. - Чем ты занимаешься?
      - Ничем, Джос, ничем особенным.
      - Когда она покинет дом, я умру сразу же, - сказала герцогиня с надрывом и подставила под нос ароматизированный флакончик.
      - Ну полно, мама, она еще слишком молода, чтобы покидать дом.
      Герцог вмешался в разговор:
      - Вздор! В следующем году ей будет уже восемнадцать. Прекрасный возраст для замужества!
      - Но она еще не готова к замужеству, - сказала герцогиня, опять взявшись за платок, так как слезы постоянно стояли в ее глазах. - Ты не представляешь, сын, что она задумала.
      Герцог налил чашку кофе и поднес ее жене.
      - Дилия, успокойся, не слушай ее. Она это специально говорит, чтобы позлить тебя.
      Джослин подошел к сестре, сел рядом с ней на диван, выхватил у нее из рук газету и бросил ее на пол. Повернув ее лицо к себе, он сказал:
      - Оставь это! Что ты еще задумала, маленькая бестия?
      - Я не желаю покидать дом, Джос. Я не хочу замуж, не хочу, чтобы мной кто-то командовал, не хочу подчиняться прихотям мужа и не желаю сидеть и ждать его дома, в то время как он будет веселиться в своих клубах и заигрывать с... - Джо-рджиана сдержалась, посмотрев на мать, - ...с другими леди.
      Пристально взглянув на нее, виконт сказал:
      - Откуда ты взяла эту чушь?
      - Не надо, Джослин Маршалл, не надо нести вздор с позиции умудренного жизнью мужчины, - сказала Джорджиана, поправив свои очки на переносице. - У замужних женщин нет никаких прав. Достаточно посмотреть на маму. Она покупает только то, что одобряет отец, читает то, что он считает приемлемым.
      - Но для женщины даже лучше, когда она следует мнению мужа, - сказал Джослин. - Иногда мама затрудняется решить какую-то проблему. Ей трудно, например, было бы заниматься деловыми вопросами или разбираться в политике. Ум женщины - такая тонкая пилка, которой не распилишь большое бревно.
      Джорджиана посмотрела на брата уставшими от всего глазами:
      - А я вот иначе решу проблему с замужеством.
      - Как это?
      - А я собираюсь выйти замуж за старика, - сказала Джорджиана. Джослин улыбнулся:
      - И сколько ему? Двадцать пять? Тридцать?
      - Нет, ты такой простак. Восемьдесят или даже девяносто.
      - Восемьдесят?! Ну, это уже не смешно...
      - А я и не смеюсь, - спокойным тоном сказала Джорджиана, затем наклонилась, достала с пола газету и продолжила чтение, уже не обращая ни на кого внимания.
      Джослин наблюдал за сестрой, и ему не нравилось ее спокойствие. Он знал ее достаточно хорошо. Если она что-то задумывала, то редко меняла свои планы. Он до сих пор вздрагивал, когда вспоминал, как однажды она решилась проехаться на его кавалерийской лошади прямо в церкви.
      Ох уж эти женщины! В чем в чем - а в вопросе о женщинах у Джослина с отцом было полное единодушие. Сам он не хотел сейчас и думать, чего ему будет стоить заключенное с отцом соглашение насчет женитьбы. Но что касается влияния отца на его мать, то Джослин одобрял это, так как не раз бывал свидетелем ее беспомощности перед безжалостными жизненными обстоятельствами. Она нуждалась в защите. Женщины всегда нуждаются в защите, иногда им даже необходимо, чтобы их защитили от собственной опрометчивости, как это необходимо сейчас Джорджиане.
      Он подозрительно посмотрел на сестру:
      - И как только тебе в голову пришла такая бредовая мысль - выйти замуж за человека, который может умереть в любой момент?!
      Отодвинув статью, которую читала, Джорджиана ответила:
      - Ты все правильно понял. Пока он будет жив, он будет души во мне не чаять и даст мне все, что я захочу, а потом он умрет. Я стану вдовой и смогу уже сама делать то, что захочу. И мне не придется быть рабыней своего хозяина-мужа.
      - У мамы снова заболит сердце, хоть при ней не говори так, - попросил Джослин.
      - У мамы всегда болит сердце, когда ей это нужно. И ей было бы полезно хотя бы иногда заставлять отца делать то, что она хочет.
      - Мама не из этой категории женщин.
      - Ой ли? - сказала она, подняв брови.
      Он всегда ненавидел этот циничный тон Джорджианы в отношении их родителей. Он испытывал к матери большое чувство признательности. Когда отец не поверил его рассказу об Эйле, мама утешила его, хотя и не могла повлиять на мнение отца или заменить его в этом вопросе, и Джослин понимал это.
      Нахмурив брови, Джослин продолжал:
      - Женщины по природе весьма деликатны, Джорджиана. Ты не можешь всерьез думать о таком позорном, хладнокровно расчетливом замужестве.
      Джорджиана безразлично посмотрела на него, никак не отреагировав на его слова. Джослин подумал про себя, что она еще слишком мала, чтобы предпринять этот безумный шаг. Еще есть время, и он может подыскать подходящих женихов и ненавязчиво свести ее с ними. Спорить же с Джорджианой было бесполезно.
      Голос отца вдруг нарушил его размышления.
      - У Джослина наконец-то прорезался здравый смысл, Дилия, тебе больше не придется переживать за него. Он собирается подобрать себе невесту. Можно начать поиски выгодной партии в нашем кругу. У Кларендона три дочери, у каждой по пятьдесят тысяч приданого и отличная родословная.
      - Я думаю насчет Люси Литлтон, - вдруг сказал Джослин.
      Герцогиня заморгала от удивления глазами и тут же поднесла носовой платок к лицу. Герцог покраснел, взяв за руку жену, и сердито сказал:
      - Ты бы постыдился такое говорить в присутствии матери и сестры.
      Джослин встал. На его лице была усмешка. Он не спеша застегнул пиджак, под которым была белоснежная вечерняя рубашка. Все знали Люси Литлтон как скандальную особу. Она была вдовой лорда Литлтона. Когда Джослину было шестнадцать, она совратила его. По крайней мере, она так думала. В действительности, это он выбрал ее, чтобы заниматься с ней любовью. Тогда он учился в Сандхерсте, был зол и безумно жаждал развлечений.
      Он подошел к матери, поцеловал ее:
      - Я должен идти. У меня назначена встреча в городе, мама.
      Джорджиана поцеловала его в щеку:
      - Итак, мы оба на плахе, нас продают с молотка.
      - Джорджиана! - одернула ее герцогиня, заплакав.
      Джослин улыбнулся, поклонился отцу и вышел. Когда он спустился в вестибюль и кивнул Винсенту, чтобы тот подал пальто, лакей указал ему на нескольких мужчин, ждавших его и тут же подошедших к виконту.
      - Джос! Прекрасно, что мы нашли тебя.
      Джослин улыбнулся, приветствуя Эшера Фокса, который швырнул лакею свое пальто. Он пожал руку Алексу Стэплтону и Лоуренсу Винтропу. Как всегда, у Стэплтона от пьянства был красный нос, Винтроп, лорд Винтроп, сжав губы, кивнул Джослину так, как будто он судья, отдающий приказ судебному приставу. Он провел их в библиотеку отца, где Стэплтон сразу же подошел к бару, чтобы заправиться спиртным. Винтроп сел в кресло у камина с таким видом, как будто он абонировал его навеки. Эшер Фокс был возбужден, ему явно не терпелось что-то рассказать Джослину. Он отвел его в сторону и сообщил:
      - Наконец-то Палмерстон присоединился ко мне, дружище.
      - Ну вот и отлично, - сказал Джослин, присев на край отцовской конторки.
      - Его поддержка будет весьма ощутимой и необходимой, - сказал Эшер, облокотившись на конторку.
      Они оба, Эшер и Джослин, были высокими, с натренированными крепкими мускулами, что было естественно для кавалеристов бригады тяжелой кавалерии, однако Эшер был немного выше Джослина. Он всегда напоминал Джослину кавалериста времен Карла II, изображенного на картине в холле его дома, у которого были коричневые кудри, тяжелые, набухшие веки и в котором чувствовался высокий дух крестоносца.
      Но Эшер хотел сказать не только это. Ему нужно было возобновить их недавний разговор, и он не мешкая приступил к делу.
      - Помнишь, ты говорил о королеве? Может быть...
      Джослин сразу понял, о чем идет речь.
      - Нет, нет, только не это.
      - Как сын герцога, ты можешь требовать аудиенции у королевы.
      Джослин спрыгнул с конторки, отрицательно покачал головой. Стэплтон, указывая на Фокса рюмкой с коньяком, вставил:
      - Выслушай его, приятель.
      - Да, - попросил и Винтроп. - Выслушай его, Джослин.
      - Во время нашей последней встречи она чуть не разорвала меня в клочья, набросившись на меня, обличала мой грешный образ жизни, - сказал Джослин, машинально проведя рукой по волосам. - Она думает, что я сатир.
      - А ты и есть сатир, - усмехаясь, сказал Стэплтон, потягивая коньяк.
      Возведя руки к небу, Джослин произнес:
      - Она даже грозилась не принимать меня во дворце.
      - Ну-ну, Джос, - с ухмылкой сказал Эшер. - Для того у нее и королевская власть в руках, чтобы не дозволять... как это?.. распущенности. Вообще трусость как-то не к лицу тебе, - добавил Эшер, пристально глядя на виконта.
      Джослин ответил ему взглядом, но ничего не сказал и налил виски в бокал.
      Эшер продолжал:
      - Я никогда не стал бы просить тебя об этом, если бы не знал, что ты можешь это сделать. - Он подошел, положил свою руку на его. - Ее Величество не может позволить себе многого, но как мужчина ты ее явно притягиваешь. Я знаю это. Посуди сам, ведь у нее нет никакой возможности отделаться от своего самодовольного, ограниченного супруга. Ей, наверное, очень хочется хоть ненадолго познать вкус ухаживания и романтических отношений.
      - Она неодобрительно относится ко мне, - сказал Джослин, оттолкнув руку Эшера.
      - Не так уж она неодобрительна к тебе, как ты думаешь, - тихим голосом, но так, чтобы было достаточно слышно, сказал Эшер. - Мне все известно, все подробности этого вопроса, мой друг.
      Джослин посмотрел на Фокса, давая понять, что его намеки перешли допустимые границы.
      - Ты играешь не по правилам, Эш.
      - Не знаю, что ты имеешь в виду.
      - Ты все прекрасно знаешь, - ответил Джослин и, повернувшись к остальным, сказал, давая понять, что разговор окончен:
      - Винсент доложит, что вы здесь, мама будет рада вас видеть.
      Винтроп подождал, когда Стэплтон откроет для него дверь, и затем они вышли.
      Задержавшись, Эшер опять посмотрел на Джослина вопросительно:
      - Так ты сделаешь это для меня? - спросил он. Джослин пожал плечами.
      - Если смогу. Нам, конечно, нужен такой, как ты, человек в Парламенте. А сейчас, извини, у меня назначена встреча.
      - Не с этим ли парнем, Россом? Боже мой! Я уже думал, что когда ты вернешься с этой войны, ты остепенишься и у тебя не будет этой потребности...
      - Ник Росс - мой друг.
      - Но то, чем ты занимаешься, ничего общего не имеет с дружбой.
      Эшер подошел к Джослину и почти вырвал у него бокал с виски:
      - Ты не можешь более заниматься этим, - сказал он. - Трудно даже представить, какой опасности ты подвергаешь не только сбой организм, но и душу.
      Джослин отвернулся от Эшера.
      - Я потерял все это уже давно. Моя душа - потемки. Я безнадежен, неисправим, Эш. Позволь мне уйти.
      Он позвонил, вызывая Винсента.
      - Ты просто идешь на самоубийство, - сказал Эшер.
      - Но я ведь иду туда не один, - ответил Джослин, увидев, что вошел Винсент с его пальто, шляпой и перчатками.
      Он оделся. Эшер проводил его до двери.
      - Знаешь, Эш, не смотри на меня так. Если царская армия не справилась со мной, уж в Лондоне я и подавно не пропаду, - сказал Джослин.
      Он ушел, а Эшер грустно смотрел ему вслед. Джослин спустился по лестнице на улицу, сел в экипаж и ни разу не обернулся. Он злился, что Эшер знает, с какой целью он направляется в восточную часть Лондона, и не хотел, чтобы тот переживал за него.
      Эшер узнал все о нем той ночью, пятнадцать лет назад, когда Джослин убежал из дома Эйла. Он выслушал тогда исповедь Джослина и отнесся к нему с пониманием. Эшер всегда оставался его другом. Поэтому, как командир Джослина во время войны, он мог требовать от него значительно больше, чем обычно требует офицер от подчиненного.
      Экипаж виконта остановился у большого дома, где сдавались квартиры. Несколько минут Джослин не выходил из экипажа. Было темно, и лишь тускло светил желтый луч уличного фонаря, пробивавшийся сквозь густой туман. Он услышал, что рядом медленно проехал кеб и свернул за угол. По улице прогуливалась продавщица цветов, но выражение лица Джослина не располагало ее к тому, чтобы что-нибудь ему предложить. Он протянул руку к дверце кареты, открыл ее и вышел. Продавщица цветов прошла мимо него. Он обратил внимание на ее передник и чепец.
      Запах лимона прямо-таки преследовал его. Он даже направился за женщиной, но тут же остановился. Ему показалось в эту минуту, что все происходящее уже когда-то было, что он уже когда-то это ощущал и видел. Он овладел собой, вспомнил нравоучения Лавдея в отношении мисс Гэмп. Черт побери! Он не может прожить и пяти минут, чтобы не жаждать близости с женщиной, а эту толстушку Гэмп он толком еще и не разглядел при дневном свете.
      Выругавшись, Джослин постучал в дверь дома. Из вестибюля отозвалась горничная. Она узнала его сразу же и проводила в гостиную, которая была очень сильно натоплена. Он услышал, как кто-то спустился по лестнице, и вскоре перед ним предстал Ник Росс, разодетый в выходную вечернюю одежду. В таком виде Ник мог сойти даже за аристократа, он выглядел весьма элегантно в этом шикарном френче из саксонской ткани и в белом шелковом жилете.
      - Опаздываете, ваше высочество, - сказал Ник.
      - Эшер задержал меня.
      - Ты заставляешь этих ублюдков ждать.
      - Не шипи, Ник. Это ты не любишь ждать.
      Ник одел пальто и сунул руку во внутренний карман. Вытащив оттуда маленький револьвер, он проверил его.
      - Я думаю, этот тип тот самый.
      - Ты уверен? - тихо спросил Джослин.
      - Ага, но на этот раз я хочу проверить эту штуковину на него.
      - На нем, Ник, на нем, - поправил его Джослин.
      - Да, да, ваше выс-с-с-сочество, - сказал, растягивая звуки, Ник. Живей, дорогой виконт. Пошли. Экипаж уже ждет,.
      Джослин проверил, на месте ли его револьвер. Они вышли на улицу. Экипаж, стоявший у черного выхода, подъехал сразу же, как двери захлопнулись за ними.
      Виконт удобно расположился сзади, так как путь к Сент-Джайлзу, расположенному в восточной части города, был длинным. Они проехали Ноттинг-Хилл, Кенсингтон, Гайд-Парк, затем повернули на Оксфорд-Стрит. Гайд-Парк вскоре совсем исчез из виду, дома стали тесниться все ближе к мостовой, как обычно бывает в бедных кварталах, уже доносилось отвратительное зловоние заброшенных водосточных канав. Чем дальше они продвигались, тем чаще мелькали пивнушки, а затем потянулся нескончаемый поток кабаков и трактиров. Движение затруднялось, так как по проезжей части разгуливали пешеходы, уличные разносчики предлагали прохожим фрукты и овощи, торговали пирожками.
      Экипаж повернул на улицу, вымощенную разбитым булыжником. Они проехали три винных лавки и несколько пансионов. Джослин снял свой белый шелковый шарф и обернул им половину лица до глаз. Ник сделал то же самое. Экипаж двигался медленно, колеса то и дело попадали в ямы.
      Джослин посмотрел в окно. Они подъезжали к какому-то пансиону, стоявшему на углу улицы. Мимо прогуливались проститутки, которых пытался разогнать здоровенный швейцар, стоявший у дверей пансиона. Двое мужчин, шатаясь, вышли из шумного кабака напротив. Швейцар наблюдал за ними, пока они не прошли мимо и не скрылись за углом. Все это время он держал руку в кармане, там, видимо, было оружие.
      Экипаж остановился у пансиона. Джослин подмигнул швейцару, и тот улыбнулся, обнажив выбитые зубы.
      Джослин посмотрел на Ника и, кивнув на швейцара, прошептал:
      - Настало время купить его, приятель.
      5
      От нетерпения Лайза ерзала и вскакивала в двухколесном кебе. Они следовали за экипажем виконта, и ей очень хотелось узнать, куда он ехал. Рядом с ней сидел Тоби Инч, который, вытянув шею, выглядывал из-за лошадей на дорогу, освещавшуюся газовыми лампами.
      - Интересно, куда они едут? - спрашивала Лайза, укутываясь получше в пальто.
      - Повернули на Уигс-Лейн, - вдруг вскрикнул Тоби.
      Лайза осмелилась высунуть голову из кеба, чтобы посмотреть на дорогу. Ей не следовало бы этого делать, ведь ее легко мог увидеть извозчик экипажа, который они преследовали. Неожиданно перед ними появились двое мужчин, дравшихся прямо на дороге, которые чуть было не попали под лошадь. Какая-то растрепанная женщина пыталась их разнять, пронзительно крича и махая руками.
      Тоби соскочил с кеба и разогнал их.
      Лайза уже замерзала. Она очень устала и была расстроена. Единственное, что успокаивало ее, так это завтрашний выходной день. После того случая с Джослином Маршаллом ей очень не хотелось бы возвращаться в его дом, но она еще не сделала того, что задумала. У нее не было никаких улик. Сейчас она преследовала его в Сент-Джайлзе. Они с Тоби следили за ним весь вечер с того момента, как он направился к родителям на обед. И сейчас из-за этой драки они могли потерять его след.
      Тоби распахнул дверцу, поправляя шляпу и шерстяной шарф.