Она оступилась и чуть было не упала, а затем остановилась, подняв взгляд на зубья опускающейся решетки ворот. Любить?
      Влюбилась. Проклятье! Что он себе думает?
      Влюбилась. В этого обаятельного, вызывающего раздражение аристократа.
      В любви не существовало учебников. Никакой учитель не мог дать ей набор математических теорем, которые подтвердили бы, влюбилась она или нет. Кейт, взбегая по ступенькам замка, вспоминала книги о любви, которые она прочла.
      "Ромео и Джульетта" мало чем могли помочь. О любви с первого взгляда здесь не могло быть и речи, как она сама прекрасно знала. Кстати, слишком многие знаменитые влюбленные погибли. Антоний и Клеопатра, Гамлет и Офелия. Лучше об этом не думать.
      Она стояла, снова снимая свою шляпку и размышляя о любви, когда мужской голос отвлек ее.
      - Прошу прощения, мисс Грей.
      Это был ричфилдский дворецкий Хэзлтон. Он всегда как-то смущал ее. Может быть, потому, что был больше похож на министра, чем на слугу. Она улыбнулась и кивнула ему.
      - Пришли два джентльмена, - сказал он. - Мистер Манго Феттиплейс и мистер Осберт Снид.
      - Это декораторы. Где они?
      - В малой гостиной, мисс.
      Беседа с Феттиплейсом и Снидом продолжалась почти до самого чая. Большая часть времени была потрачена на то, чтобы пресечь желание обоих декораторов набить Мэйтленд Хауз ненужными безделушками. Наконец она проводила обоих из гостиной, глядя, как они сгибаются под весом образцов и альбомов с эскизами.
      - И запомните, - сказала она, стоя в дверях, - ни одного оленьего рога на стенах. Никаких чучел птиц под стеклянными колпаками. Никаких салфеточек. Никаких юбочек на ножках столов. Мне нужно много света, несколько картин, которые я выберу сама, и несколько зеркал, - она повысила голос, когда они стали заворачивать за угол. - И никаких пылесборников.
      Феттиплейс обернулся, чтобы спросить у нее:
      - Пылесборников, мисс?
      - Перьев, искусственных цветов, восковых фруктов, картин из водорослей, мистер Феттиплейс.
      - Как пожелаете, мисс Грей. Феттиплейс исчез за углом, и Кейт смогла наконец рассмеяться, что ей уже давно хотелось сделать.
      - У тебя вкус, Кейт. Простоту и элегантность нельзя не оценить.
      Кейт прижала руку к губам, чтобы подавить смех.
      - Я не видела вас, леди Джулиана.
      Мать Алексиса подошла к ней, окруженная своим кошачье-собачьим двором. Из-за угла выскочила обезьянка и бросилась в гостиную.
      - Я должна поговорить с вами, моя дорогая. Джулиана заперла за Кейт дверь в гостиную и села рядом с ней на диван.
      - Ваша помолвка, моя дорогая.
      - Я знаю, что вы удивлены. Я не англичанка, и я не родилась в благородной семье. Джулиана похлопала Кейт по плечу:
      - Тише, детка. Я очень к тебе привязалась. И я думала, что мы с тобой одного мнения о моем сыне. Именно поэтому я и не могу понять этой помолвки.
      - Я думаю, я просто изменила свое мнение.
      - Напрасно, - Джулиана отвела глаза от Кейт и, разговаривая, перебегала взглядом от одного предмета в комнате к другому. - Твое первоначальное мнение было верным, но я понимаю, что ты слишком долго подвергалась разлагающему воздействию Алексиса. Именно поэтому я должна сказать тебе правду.
      - Да?
      Джулиана уставилась взглядом на свои плотно сжатые руки, лежащие у нее на коленях, и начала раскачиваться взад-вперед.
      - Мой сын хуже, чем Каин. Кейт покачала головой, но Джулиана не смотрела на нее.
      - Ты знаешь, почему мой сын скачет верхом так, будто все демоны ада преследуют его? Потому что так оно и есть. Они гонятся за ним с тех пор, как в возрасте двенадцати лет он убил моих мужа и дочь.
      - Нет.
      Джулиана стала раскачиваться быстрее.
      - Это правда, хотя это никогда не было доказано. Он поссорился с ними обоими, а затем пошел и натянул рыболовную леску между двумя деревьями, где они должны были скакать на лошадях. Голова Талии была отрезана от тела, а лошадь моего мужа, упав, раздавила его. Единственным человеком, который это видел, был Алексис, потому что это именно он устроил ловушку, - Джулиана перестала раскачиваться и подняла на Кейт взгляд, полный муки. - Он говорит, что не помнит, что было до того, как они погибли, и после того. Ничего нельзя было доказать, а власти вовсе не собирались арестовывать мальчишку, который внезапно унаследовал титул и одно из крупнейших в Англии состояний.
      "Это невозможно, - подумала Кейт. - Сострадательный Алексис-убийца?" Она попыталась представить мужчину, которого она знала, ребенком-монстром, который мог спланировать подобный ужас. Смешно. Подобный поступок шел вразрез с его характером.
      - Но ведь ничего не было доказано, - сказала она. - Кто-то мог натянуть там леску совсем по другой причине, или кто-то другой мог хотеть смерти вашего мужа.
      Слова замерли на губах у Кейт под немигающим взглядом женщины, сидевшей рядом с ней. Джулиана продолжала, как будто Кейт вообще ничего не сказала.
      - Мой муж был единственным, что привязывало меня к этой жизни, ради чего я жила. Когда он умер, я превратилась в живую тень. Алексис, может быть, и не помнит, что тогда произошло, но он все же верит, что это он совершил эти убийства. Я думаю, что он пошел в кавалерию в надежде умереть. А еще женщины.
      - Леди Джулиана, я не думаю, что вам следует рассказывать мне все это.
      - У него была любовница. Когда он был еще совсем юным. Она исчезла, и никто не знает куда. Еще одна погибла при аварии экипажа, которая вовсе не была несчастным случаем. Жена генерала в конной гвардии стала его любовницей два года назад. Было широко известно, что она любила молодых, красивых офицеров-кавалеристов. Особенно она любила их в своей конюшне ночью, на полу в стойле, моя дорогая. Однажды утром ее нашли в стойле, а ее голова была разбита копытом жеребца.
      - Достаточно, - Кейт вскочила на ноги и стала лицом к матери Алексиса. - Это невозможно. Алексис не мог сделать всего этого.
      - Он-воплощение зла, моя дорогая. И он умен. Никто мне не верит. Я не могу убедить даже Фалька, но я должна заставить тебя понять это. Тебе грозит опасность, если ты окажешься в его руках.
      - Вы сказали, что лорд Фальк верит в невиновность маркиза, - ответила Кейт. - Лорд Фальк - один из самых религиозных людей, которых я когда-либо встречала. Если он уверен, что Алексис невиновен, то я тоже верю в это.
      Джулиана поднялась и взяла на руки свою обезьянку. Две кошки и три пуделя заторопились к дверям.
      - Ты шокирована. Я дам тебе время, чтобы обдумать это и привыкнуть к этой мысли, дитя мое. Милосердный наш Господь знает, что у меня было достаточно времени, чтобы привыкнуть к этой мысли.
      Леди Джулиана оставила ее в одиночестве, и Кейт пнула ногой коврик, который лежал возле дивана.
      Абсурд. Невозможно. Если бы ему нравилось убивать, он бы любил войну. Никто не может таить в душе так много зла без того, чтобы это как-то не проявилось в его поведении.
      Не удовлетворившись ударами по коврику, Кейт нацелилась на диван и ударила носком ботинка по подушке. Должно быть, у Джулианы эта ужасная идея родилась много лет назад и за это время она просто разъела ее сознание. В конце концов, эту женщину нельзя не признать странной. Все эти звери. Никто не знает, сколько их у нее. А то, что она иногда забывает, кто мертв, а кто нет. И ее бессонница. Мама узнала, что леди Джулиана почти целыми ночами лежит на кушетке, а горничная ей читает. А иногда она бродит из комнаты в комнату, а горничная ходит за ней и все так же читает, пока не наступит время одеваться утром.
      Нет, на мнение Джулианы полагаться нельзя. Этой женщине нужен был кто-то, кого можно было бы обвинить в своем несчастье, и, казалось, она хотела обвинить в этом своего собственного сына. Неудивительно, что Алексис скакал по полям, как сумасшедший.
      Чай был просто катастрофой. Алексиса не было, и Кейт была благодарна ему за отсутствие. Джулиана беспрерывно бросала на нее печальные взгляды. Фальк был раздражителен, как взъерошенный кот; он тоже не одобрял ее помолвки с его благородным кузеном голубых кровей. Динкли сбились в кучку, подпитывая разговорами общую ненависть к ней, а миссис Бичуит все время всхлипывала в свой платочек.
      Вэл бросал гневные взгляды на графа Кардигана из разных углов комнаты. Кардиган рассматривал Кейт с таким видом, как будто бы он был бакланом, а она рыбой, которую ему хотелось поймать в свои когти. Он был в ярости из-за нее и жаждал мести. Мысли об этом заставили ее почувствовать еще большую неловкость, чем она испытывала до сих пор.
      Она воспользовалась присутствием проходившей мимо нее мадемуазель Сен-Жермен и в надежде, что та отвлечет графа, выскользнула из гостиной. К сожалению, он последовал за ней. Она быстро пошла вперед и попыталась спрятаться в большом зале, но, к ее огорчению, Кардиган открыл двери зала не больше чем через минуту после того, как она закрыла их за собой. Он медленно, угрожающе приблизился к ней.
      - Дикая ведьма, - сказал он.
      - Перестаньте, граф, - она принялась медленно отступать назад, стараясь не улыбаться, глядя на распухший нос Кардигана.
      - Мне пришлось сказать, что я упал со ступенек.
      Кейт стала так, что между нею и графом оказался длинный стол.
      - Лучше прослыть неловким, чем рассказать всем, что я ударила вас?
      - Тебе нужна твердая рука, и я собираюсь заняться тобой.
      Он перепрыгнул через стол, приземлился рядом с ней и схватил ее за руку.
      - Отпусти меня, ты, подонок.
      - А также дикая речь, - он притянул ее поближе к себе. - Ты сбежала от меня и приняла ухаживания де Гранвиля. Он уже приручил тебя? Думаю, что нет, судя по тому, как ты извиваешься. Я сделаю ему одолжение и научу тебя подчиняться до того, как вы поженитесь.
      Когда Кейт удалось овладеть собой и подавить гнев, она перестала вырываться из рук графа. Он был слишком силен, чтобы она могла прямо бороться с ним. Расслабившись, она позволила ему притянуть ее поближе. Она прочла удивление на его лице, которое очень быстро сменилось похотью. Кардиган поднес свои губы к ее шее и прижал ладонь к ее ягодице. Пока он покусывал ее нежную кожу, Кейт подняла юбки и нащупала нож, который она решила носить с собой после их первой ссоры.
      Кардиган шарил рукой у нее на груди, когда она вытащила нож из ножен, которые были привязаны к ее ноге ниже колена. Она отпрыгнула от него и, прежде чем он смог прийти в себя, сунула нож прямо ему под нос. Он изумленно посмотрел на лезвие, а затем перевел взгляд на нее.
      - Оставьте меня в покое, граф, или у вас появится возможность выяснить, насколько дикой я могу быть.
      - Бог мой, ты действительно собираешься сделать это, - сказал он. Проклятье!
      Это несправедливо, подумала она, глядя на него. Он не был рассержен; он был заинтригован. Она удивленно опустила нож, когда граф начал улыбаться. Он взял ее руку и склонился над ней.
      - Я отступаю сейчас, - сказал он, а затем выпрямился и приподнял пальцами ее подбородок. - Я так люблю охоту. Любой скажет тебе, что я лучший охотник в Англии. Ты уже заставила меня сделать несколько неверных шагов, но я загоню тебя в угол и сделаю это с удовольствием.
      Прежде чем она поняла, что он собирается сделать, Кардиган легко поцеловал ее в губы и исчез. Кейт посмотрела ему вслед, думая про себя, действительно ли у этого человека воспаление мозга, или он только делает вид. В конце концов она отнесла его к тому же классу непонятных людей, к которому она уже отнесла изголодавшихся по женщинам старателей, пьяных игроков и Алексиса де Гранвиля.
      Все еще стоя посреди зала, она услыхала голоса Кардигана, Джулианы и своей матери. Она вложила нож обратно в ножны и, не желая снова встретиться с графом, на цыпочках пересекла зал, стараясь идти так, чтобы звук ее шагов не отдавался эхом в огромном пространстве, как это случилось в тот день, когда ее обнаружила здесь леди Джулиана. Ей пришлось идти вдоль длинного зала довольно долго, и казалось, что огромное помещение было обитаемым из-за огромного количества доспехов, которые стояли вдоль стен. В самом конце зала стояли парадные доспехи Алексиса Филипа де Гранвиля, который жил в шестнадцатом веке. Они были украшены насечкой из золота и серебра, рельефами и чеканкой, и, рассматривая их, Кейт совсем забыла о графе.
      Она прикоснулась пальцами к рельефной фигуре мифического зверя, выполненной из золота и серебра, а затем принялась примеривать свою ладонь к одной из металлических перчаток, когда она услышала звук захлопывающейся двери. Обернувшись, она увидела, как к ней приближается Фальк, у которого был такой вид, как будто бы он застал кого-то в церкви за игрой в карты. Расположившись между ней и ближайшим выходом из зала, Фальк начал высказывать все, что думал о Кейт, без всяких предварительных замечаний.
      - Мисс Грей, я не думал, что вы похожи на всех остальных жадных охотниц за титулами. Я настаиваю на том, что бы вы разорвали эту помолвку. Это не что иное, как грабеж и воровство.
      - Но я...
      - Меня ввели в заблуждение ваши американские манеры, я полагаю. Мне следовало бы помнить о том, насколько распущенными могут быть американские женщины. Именно ваши манеры женщины легкого поведения заставили Алексиса забить копытами, ваше хождение в юбке-брюках и неподобающей одежде.
      Он поднял руку и с обличающим видом указал пальцем на Кейт. Он был таким высоким и кипел таким праведным гневом, что Кейт действительно почувствовала себя виноватой, сама не зная в чем.
      - Вся греховность мира ничто перед греховностью женщины, - продолжал он. - Вы соблазнили Алексиса неприличным выставлением себя напоказ и своим блудливым языком.
      Кейт непонимающе посмотрела на Фалька.
      - Блудливым языком?
      - Я повторяю: выпустите этого юношу из своих когтей.
      В этот момент послышался быстрый звук шагов. Кто-то оттащил Фалька от Кейт, и она увидела мускулистое тело маркиза прежде, чем Валентин Бофорт бросился между Алексисом и его кузеном. Они обстреливали друг друга взглядами на расстоянии.
      - Вы забылись, сэр, - сказал Алексис. - И вы позволяете себе слишком много, когда отваживаетесь говорить подобные вещи моей невесте.
      - Мой долг-защитить тебя от греха, - сказал Фальк.
      - Если вы еще раз рядом с именем Кейт упомянете слово "грех", я затолкаю вас в эти разукрашенные доспехи.
      Фальк провел ладонью по своему седеющему затылку.
      - Я не понимаю, Алексис. Ты никогда раньше не позволял своим желаниям увлекать за собой твою способность к рассуждению.
      - Клянусь Богом, сэр, я научу вас уважать чувства моей дамы, даже если мне придется для этого взять в руки кнут.
      Фальк, ничуть не обеспокоенный, покачал головой:
      - Ты огорчен. Мы поговорим об этом позже, когда ты успокоишься.
      - Фальк, вернись, - Алексис бросился было вслед своему кузену, но Вэл удержал его от погони.
      - Пусть идет. Он никогда не мог ничего понять там, где дело касалось женщин. Damnant quod non intelligunt, друг мой.
      Кейт рассмеялась и перевела:
      - То, чего не понимают, проклинают. Суровое выражение на лице Алексиса сменилось улыбкой, и он взял Кейт за руку.
      - Я и сам иногда с трудом понимаю эту маленькую дикарку. Кстати, о дикарях, я видел Кардигана. Такое впечатление, что он кого-то разыскивает. Не тебя ли?
      - Да, но не беспокойся. Я приняла меры предосторожности.
      - Я не могу удержаться от любопытства и не спросить, что это за меры, сказал Вэл.
      - Ничего особенного, - ответила Кейт. - Всего лишь небольшой нож.
      Оба мужчины посмотрели на ее платье.
      - Вы не сможете его увидеть. Вэл прокашлялся и поклонился:
      - Я вынужден просить позволения удалиться, прежде чем я скажу что-нибудь такое, в результате чего я окажусь втиснутым в эти разукрашенные доспехи.
      ГЛАВА 12
      Когда Вэл вышел из зала, Кейт снова повернулась к заинтересовавшим ее доспехам. Она взялась за металлический палец перчатки и принялась сгибать и разгибать его.
      - Где нож, Кейт?
      Она вздрогнула и обернулась к Алексису.
      - Привязан к ноге, - ответила она, а затем снова обратила свое внимание на доспехи. Ее рука потянулась к шлему, передняя часть которого была вытянута вперед, как морда животного.
      - Кэти Энн!
      Она посмотрела на Алексиса. Он все еще был в одежде для верховой езды, но ни в его лице, ни в теле не было никаких признаков изнеможения, характерных для него после его смертельных скачек.
      - Оставь доспехи в покое, - сказал он. - Меня охватывает дурное предчувствие при мысли о том, что ты намеревалась сделать этим ножом.
      - Ничего особенного, - она сочла разумным не упоминать о последнем разговоре с графом.
      Алексис с угрожающим видом сделал по направлению к ней два шага.
      - Я только собиралась испугать его, если в этом будет необходимость, быстро сказала она.
      - Нет.
      - Но я думала, что тебе больше понравится, если я возьму нож, а не револьвер.
      - Бог мой, - Алексис потер висок с таким видом, как будто у него раскалывалась голова.
      - Я могу взять револьвер, - сказала она.
      - Нет, нет, - он как бы в раздумье прикусил свою нижнюю губу. - Я полагаю, что ты не позволишь мне оберегать тебя.
      - Конечно, - сказала она.
      - Но ты не откажешься от своего ножа. Она покачала головой и улыбнулась ему.
      - Хочешь посмотреть, как я его бросаю?
      - Ты знаешь, что с моими кавалеристами управляться легче, чем с тобой?
      - Спасибо?
      Алексис ничего не ответил. Он схватил ее за руку и потянул в сторону старой скамьи, где он сел рядом с ней и взял ее руку. Кейт увидела, как ее пальцы исчезли в его ладони. От тепла его кисти жар разлился по всей ее руке. Она почувствовала внутри легкую дрожь возбуждения.
      - Я должен извиниться за моего кузена, - сказал он.
      - В этом нет необходимости. Ты не несешь ответственности за его плохие манеры. И как бы то ни было, я чуть не рассмеялась ему в лицо. Подумать только - он считает меня Иезавелью!
      - Чему же тут смеяться? Она опустила глаза.
      - Вряд ли меня можно назвать женщиной, которую мужчины считают неотразимой.
      Она заметила только быстрое движение, и без всякого предупреждения его губы сомкнулись на ее губах. На мгновение она оставила глаза открытыми и уловила взглядом густые черные ресницы, синеватую тень на выбритых щеках. Почувствовав, как его губы впиваются в ее рот, она закрыла глаза. Затем он отпустил ее. Он провел кончиком языка по ее губам, прежде чем отстраниться, чтобы посмотреть на нее. Взяв ее рукой за подбородок, он приложил большой палец к ее губам.
      - Я объясню тебе то, чего тебе, очевидно, никогда не говорили, прошептал он. - Твое лицо - это совершенный овал. Твои глаза могут быть похожи на глаза испуганного жеребенка, а затем в одно мгновение превратиться в озера вулканического стекла. Я с огромным трудом удерживаюсь от того, чтобы не запустить руки в твои волосы, когда падающие на них солнечные лучи превращают их в шелковый костер. И я уже не могу припомнить, сколько раз мне приходилось удерживать себя оттого, чтобы затащить тебя в ближайшую спальню и попытаться... ну, возможно, мне лучше не развивать эту мысль, - он прикоснулся пальцем к кончику ее носа. - Ты ведь не понимаешь этого, правда? Она положила руки ему на грудь и, упершись ладонями, оттолкнулась от него.
      - Ты совсем не думал, что я такая замечательная, когда мы впервые были представлены.
      - Но ведь это случилось во время пожара, моя невинная. Даже я не могу ухаживать за дамой, когда на моих глазах сгорает дотла дом.
      - Нет, я имею в виду прошлый год. У Офелии был бал. и ты сказал, что повредил ногу и не можешь танцевать со мной, - она боялась поднять взгляд на Алексиса, но он молчал так долго, что ей пришлось сделать это. Он, нахмурив брови, озадаченно смотрел на нее.
      - Я была очень белая, и волосы у меня были зачесаны назад, - сказала она.
      - О, - он на несколько мгновений задумался, а затем изумленно уставился на нее. - Так это была ты под всей этой пудрой? Не надо, не говори мне. Это Офелия сказала тебе напудриться, я знаю. - Он вздохнул. - Я действительно сказал, что не могу танцевать. Я был груб.
      Кейт кивнула. Она не собиралась говорить ему о том, что видела, как он танцует с другой женщиной после того, как он отказался танцевать с ней. Она боялась доверить ему свою боль.
      - Я был разъярен и позволил своему гневу вырваться наружу, - сказал он. - К сожалению, ты оказалась на пути. Я хотел швырнуть Офелию в ближайший свинарник.
      Он отпустил Кейт, и она повернула голову, чтобы увидеть, как он встает со скамьи. Он опустился перед ней на одно колено и взял ее руку в свои.
      - Ты не позволишь мне извиниться за Фалька, но ты должна разрешить мне сделать это за себя.
      Кейт внимательно рассматривала пол.
      - Ты поступил нечестно, - сказала она, бросив на него взгляд.
      На его лице тут же расцвела восхищенная улыбка.
      - Ты-честная малышка. Можешь ли ты простить меня за то, что я был таким ослом?
      Кейт почувствовала, что ее лицо пышет жаром, и, не поднимая головы, быстро кивнула. Алексис снова рассмеялся и поцеловал ее в щеку. Он наклонил голову так, чтобы ему было видно ее глаза.
      - Это я должен смущаться, - сказал он. - Ведь ошибку допустил я.
      Как только она заставила себя посмотреть на него, она сразу же почувствовала себя лучше. Он выглядел гораздо менее угрожающим, когда он смеялся. Уголки губ Кейт приподнялись, и Алексис тут же перестал смеяться. Она увидела, как изменилось выражение его лица. Он, не мигая, смотрел на нее, а потом сглотнул и закрыл глаза. Когда он снова открыл их, на нее нахлынула зеленая волна жара, которая заставила ее вспомнить о пустыне, о расплавленном солнечными лучами воздухе, островках зеленых пальм и великолепном, опасном льве, готовящемся к прыжку. Кейт поняла, что стоит за этими образами. Он был возбужден.
      Почему он ничего не говорил? Он просто неподвижно сидел и обливал ее тело горящим маслом своего взгляда. Она хотела прикоснуться к его губам, как он прикоснулся к ее. Она боялась, что если он ничего не скажет, то она просто вцепится пальцами в его ногу. Она чувствовала, что должна это сделать. Ее пальцы шевельнулись, и она в тревоге вскочила на ноги.
      Быстро проскользнув мимо Алексиса и уклонившись от его объятий, она начала что-то быстро говорить:
      - Мне действительно нужно написать письмо. Если я не буду следить за своей корреспонденцией, мистеру Поггсу может прийти в голову самому
      Вести дела с моими советниками. А завтра я собираюсь съездить в Мэйтленд Хауз.
      Алексис поднялся и стоял к ней спиной, опустив голову. Затем он сделал глубокий вдох и повернулся к ней.
      - Это напомнило мне о том, - сказал он, - что мы еще не решили вопрос о твоем поведении. Каждый человек должен стремиться стать лучше, Кейт, и ты не исключение. Мне было бы очень приятно, если бы ты строила свое поведение по образцу поведения леди Ханны.
      Кейт покраснела.
      - Я никогда не утверждала, что у меня нет недостатков.
      - И тем не менее ты взрываешься при малейшем намеке на критику. Если когда-либо мужчины и находили тебя непривлекательной, то это из-за твоего поведения, а вовсе не из-за твоей внешности, которую вовсе нельзя назвать непривлекательной.
      - Если я тебе не нравлюсь...
      - Вот видишь. Это как раз то, о чем я говорю, - он принялся ходить перед ней взад-вперед. - Ты мне нравишься, но поведение английской леди отражается на мужчине, который за нее отвечает. В глазах всего общества я являюсь твоим женихом, и, таким образом, вскоре на мне будет лежать ответственность за тебя и твое имущество. Я должен буду руководить тобой и следить за тем, чтобы твое поведение не наносило урон чести моего имени. Я не хочу, чтобы ты оскорбляла лучшие чувства половины населения этого графства.
      Кейт не смогла ничего сказать, потому что это было для нее слишком большим ударом. В его рассказе она выглядела каким-то щенком, которого нужно приучать к жизни в доме. Боясь, что у нее вырвется одно из тех живописных ругательств, которым ее научила Пейшенс, она повернулась спиной к маркизу Ричфилду и гордо вышла из зала.
      В своем гневе Кейт почти не обращала внимания на то, куда она направляется. Когда же она сделала это, она обнаружила, что находится в том крыле, где были расположены комнаты ее и ее матери. Из гостиной Софии до нее донеслось пение матери. Кейт постучала и вошла.
      В ее теперешнем настроении комната раздражала ее даже больше, чем обычно. Мебель была обита тускло-коричневой тканью, от одного вида которой у нее тут же портилось настроение, а позолоченные ножки черных мраморных столов были выполнены в виде толстых баранов, стоящих на задних ногах. Старинные и дорогие вещи не становятся от этого менее безвкусными.
      София вышивала, сидя на небольшой кушетке у окна. Она поднялась и поцеловала Кейт в щеку.
      - Моя маленькая девочка. У меня до сих пор кружится голова при мысли о том, как моя маленькая девочка поймала маркиза.
      - Не надо считать короны на гербе, - сказала Кейт. - Я раздумываю, а не выбросить ли мне мою добычу обратно в вонючий пруд?
      Прежде чем ответить, София бросила на Кейт внимательный взгляд.
      - Ты расстроена. Что-нибудь случилось? Кейт упала на кушетку рядом с матерью и, наклонившись вперед, уперлась локтями в колени.
      - Он постоянно донимает меня, хуже, чем мухи корову. Извини, мама.
      - Я знаю, что любить очень тяжело, - ответила София, - но если тебя что-то беспокоит, моя дорогая, то тебе лучше поговорить об этом с Алексисом, а не убегать от него.
      Кейт повернула голову, чтобы посмотреть на мать. Когда о ее чувствах к Алексису говорил кто-то другой, это странным образом делало их более реальными. Мама думает, что она любит Алексиса.
      - А как ты узнала, что ты любишь папу?
      Софья, сделав последний стежок, завязала на нитке узелок и взяла свои ножницы. Она улыбнулась и ответила:
      - Я очень долго не знала этого. Твоей отец ужасно раздражал меня. Он беспрестанно дразнил меня. И мы ссорились, хотя я и пыталась не делать этого.
      - Вы ссорились с папой?
      - Только когда он вынуждал меня к этому. Никто из нас не хотел первым признаться в своих чувствах, и естественно, ему, как мужчине, пришлось взять инициативу в свои руки.
      - Я рада, что вы ссорились. Я хочу сказать, что, понимаешь...
      - Ты не чувствуешь себя такой одинокой? - спросила София.
      Кейт улыбнулась и откинулась на спинку кушетки.
      - Но я не уверена. Любви нельзя научиться по книгам, а учиться на собственном опыте очень больно.
      София положила свое вышивание на колени и кивнула:
      - Я помню это чувство.
      - Но как же ты все-таки узнала? - спросила Кейт.
      - Мне потребовалось достаточно много времени, чтобы принять решение, и я не думаю, что мне удалось выработать какой-то метод. Ты хочешь именно этого, Кейт, ты хочешь получить метод, подобный тому, каким пользовались вы с отцом, решая эти ужасные математические задачи. Его не существует.
      - О!
      - Но все же я задала себе один вопрос. Кейт вскинула голову и вопросительно посмотрела на нее.
      - Какой?
      - Я спросила себя: смогу ли я прожить всю свою оставшуюся жизнь без твоего папы? Что я буду делать, если он уедет назад в Америку и я больше никогда его не увижу? Эта мысль была для меня невыносима.
      Выпрямившись, Кейт позволила своему воображению увести ее в будущее. Она подумала о том, как она сама вернется домой, назад в Сан-Франциско, в их большой дом, к семейному бизнесу. Там не будет черноволосой химеры, чтобы попеременно то соблазнять, то критиковать ее. Ни словесных поединков, ни поцелуев, ни прикосновений, и никогда, никогда, никогда она не сможет притянуть его к себе и попытаться слиться с ним, как ей страстно этого хотелось.
      Никогда больше его не видеть.
      - Что мне делать?
      София похлопала ее по руке:
      - Из-за чего вы поссорились?
      - Он хочет, чтобы я очень была похожа на леди Ханну.
      - А-а.
      - Что это должно означать? - спросила Кейт, подбоченясь.
      - Ну же, Кейт, до сих пор упрямство и попрание обычаев мало помогли тебе.
      Снова наклонившись вперед, Кейт закрыла лицо руками застонала.
      - Я не хотела вмешиваться, - сказала София. - Но если ты будешь продолжать смущать такого гордого и хорошо воспитанного джентльмена, ты вполне можешь довести его до того, что он оставит тебя. Никакому мужчине не нужна жена, которой он стыдится.
      Кейт подняла голову и посмотрела на мать.
      - Правда? - Она сжала руки на коленях и принялась их разглядывать. Ты думаешь, что он стыдится меня?
      - Боюсь, что да, - сказала София. - Именно это я пытаюсь объяснить тебе вот уже много лет. Ты отвращаешь от себя мужчин. Кейт, предназначение женщины в том, чтобы склониться, уступить желаниям мужчины, создать дом, куда он мог бы удалиться от мира и чувствовать себя окруженным заботой. В ответ Алексис подарит тебе свою любовь и защитит тебя.
      Кейт прижала ладони друг к другу.
      - Я не понимала, что он стыдится меня. Я думала, что он просто противный.
      Возможно, она была не права. В конце концов, так много женщин верили в то, о чем сейчас говорила мама. Да и мужчин тоже. В сознании Кейт возникла ужасная мысль. Никто никогда не соглашался с ней, значит, может быть, она ошибалась, все были правы в своих рассуждениях о настоящей леди, а она была не права? И тут же эта мысль сменилась следующей, еще более ужасной. Права ли мама? Неужели она действительно отвращает от себя Алексиса? Испугавшись, она побоялась дальше думать об этом.
      В течение всей ее жизни было одно и то же. Она делает что-то вполне для нее естественное, вроде разговора о математике. София реагирует на это так, будто Кейт разделась донага в церкви. Когда Кейт замечает реакцию матери, она тут же начинает стыдиться себя самой и чувствовать себя никчемной и бесполезной. Кейт верила маминым словам о том, что на нее не посмотрит никто из мужчин, если она будет так себя вести, и так как она верила своей матери, то прятала свой страх за бравадой и враждебностью. О Господи. Она не могла вынести мысли о том, что Алексис может стыдиться ее.