– На Гуаме мы честно ходили в море, но разве я думал, к чему это приведет. – Глядя на выражение его лица, Макферсон смеется. Но как бы там ни было, в Аннаполис жутко трудно поступить. – А твои ребята? – спрашивает Фелдкирк.
– У меня только один. Все еще болтается в Ориндже, преподает на вечерних курсах, по совместительству прирабатывает в агентстве по торговле недвижимостью. Странный он какой-то, – сокрушенно качает головой Макферсон. – Без программы в голове.
Теперь смеется Фелдкирк. Покончив с едой, они никуда не торопятся, сидят за бокалами и сыром, смотрят на сливки вашингтонского общества, болтающие за столиками. Фелдкирк откинулся на спинку стула.
– Ты, наверное, не можешь понять, чего это мне понадобилось поговорить с тобой?
Макферсон приподнял брови: вот оно, начинается.
– Конечно.
– Понимаешь, у нас появилась мысль об одной системе, мне хотелось бы ее обсудить. Начнем с того, что «Ар-Экс16» почти готов.
– Действительно?
«Ар-Экс-16» – это ДУМ, дистанционно управляемая машина, фирмы «Нортон»; в некоторых кругах Отдела электронных систем новинка вызывает прямо-таки неумеренные восторги: полностью автоматизированный реактивный самолет, строго засекреченная скорость которого приближается, по всей видимости, к семи звуковым, способный делать виражи и прочие маневры, которые раздавили бы живого пилота перегрузкой. Изготовленный по технологии стеле из кевлара и прочих легких материалов, он дает радарный рефлекс не больший, чем у мухи. В действительности Макферсон знал, что «Ар-Экс-16» – плод наиболее успешного из последних контрактов «Нортропа» – запускается в производство, но предпочел об этом умолчать.
– Да. Шикарная машина. – В глазах Фелдкирка мелькнуло что-то вроде зависти. – Вот на таком бы полететь… Только похоже, что время пилотируемых боевых самолетов прошло. Как бы там ни было, у нас появились некоторые мысли насчет использования этой машины на европейском театре…
Понятно, использовать против угрозы вторжения стран Варшавского Договора, использовать в великой неопределенности, которая десятилетие за десятилетием вынуждает великие державы доводить свои обычные вооружения до все большего совершенства.
– И что?
– Ну, вот как мы думаем. Аппарат готов. По-видимому, некоторое время он будет быстрее и маневреннее всего, что появится у Советов. И если танки все-таки попрут через границу, очень хотелось бы использовать против них «Ар-Эксы», ведь тогда поле боя может превратиться фактически в тир. Мы видим это примерно так: «Ар-Эксы» валятся на полной скорости со своих шестидесяти тысяч футов, переходят на бреющий, скрытно осматривают местность, находят по дюжине танков каждый, бьют по ним ракетами «Сталкер-девять» и снова уходят на высоту. А затем – новый заход, и так, пока не кончатся ракеты и горючее.
– Картинка, знакомая пилотам пикирующих бомбардировщиков, – замечает Макферсон. – Так значит, вам нужна навигационная система для бреющего полета. На высоте деревьев со скоростью порядка мили в секунду, а то и больше…
– Точно.
– И ты еще сказал – скрытно.
То есть они не хотят, чтобы самолет ощупывал землю собственными сигналами, которые может засечь вражеская система обнаружения. Это находится в противоречии с требованием точной навигации и крайне усложняет задачу.
– Точно.
Стандартное оборудование для нахождения целей, продолжает Фелдкирк, АИГ-лазер, излучающий на длине волны 1,06 микрона, тут не годится. Новое окно для прицельных лазеров расположено в промежутке от восьми до четырнадцати микронов – здесь новейшие радары русских бессильны.
– Возможно, подойдет лазер на углекислом газе. Но луч такого лазера проходит сквозь облака несравненно хуже, чем луч лазера на алюмоиттриевом гранате.
– Система должна быть всепогодной? – спрашивает Макферсон.
– Нет, только для приличной погоды, днем и ночью.
Так что их не заботит, скажем, туман. Макферсону неожиданно представляются советские танки, выжидающие туман, чтобы начать третью мировую войну…
– А вес?
– Мы бы хотели не больше пятисот фунтов, если в одном корпусе. В крайнем случае – семьсот пятьдесят, но тогда – в двух, устанавливаемых под крыльями. Это все можно оговорить.
Макферсон напряженно вздыхает. Ничего себе, ограничительный фактор.
– А мощность питания, сколько может самолет отдать этой системе?
– Порядка десяти киловатт. И никак не больше десяти с половиной.
Еще одно ограничение. Макферсон задумывается, перебирает в уме все факторы. Составные части системы существуют, нужно только собрать их вместе, заставить работать на этом автоматическом самолете.
– Звучит интересно, – говорит он в конце концов. – Думаю, мы выдвинем предложение, если, конечно, идея понравится моему боссу.
Фелдкирк трясет головой и слегка улыбается, отчего становится вдруг похожим на мальчишку.
– По этой теме мы не хотим печатать ЗНП.
– Вот как!
Теперь смысл неожиданной беседы понятен.
По закону Пентагон обязан выставлять все свои программы на открытый конкурс контрактов. Для этого в «Коммерс бизнес дейли» печатается Запрос на предложения, обрисовывающий основные характеристики требуемого оборудования. Все бы и хорошо, но советская разведка тоже покупает «Коммерс бизнес дейли», получая таким образом приличное представление об американских военных возможностях. В данном случае русские постараются быстренько создать радарные системы, закрывающие это самое окно.
– Кроме того, – продолжает Фелдкирк, – если они узнают, что нужно ускорить работы по противовоздушным системам, и сумеют это сделать, все наши старания пойдут насмарку. Так что эту программу мы делаем сверхчерной и хотим поручить ее компании, которая, по нашему мнению, выполнит работы лучше, чем любая другая.
Все это, конечно же, незаконно. Теоретически. Но ведь Пентагону все-таки поручено защищать страну. Некоторые программы приходится хранить в тайне, это признает даже Конгресс. Если уж на то пошло, черные программы – обычная часть системы, некоторые из членов Комитета по вооруженным силам слышат о них чуть не каждый день. Но вот сверхчерная… такая программа остается в ведении исключительно Пентагона и выбранного им подрядчика.
Значит, ЛСР получила контракт. Прочие оборонные компании жаловаться не станут, даже если что-нибудь и прослышат – у всех есть свои секретные программы.
Фелдкирк продолжает оправдывать решение сделать программу сверхчерной:
– У нас есть и другие способы удержать Советы от броска. Поэтому нет нужды трезвонить об этой системе, запугивать противника. Пока они о ней не знают, у нас есть защита – если танки все-таки попрут, им конец. Устарелые, как авианосцы, они станут легкими мишенями, что твои утки в пруду. Кроме того, теперь правительство сможет серьезно отнестись к переговорам по тактическому ядерному оружию. Тогда Советы немного смирятся с нашими космическими установками, заодно снимется напряженная ситуация с ядерной артиллерией в Турции, Саудовской Аравии, Таиланде и где там еще. А то ведь что получается – или ты используешь эту технику в первые же минуты, или она погибла. Подобная ситуация никому и никогда не нравилась, но деваться было некуда. Ну а так мы сможем покончить с этим риском – получим способность сделать все необходимое и без тактического ядерного оружия.
– Да, – кивает Макферсон, – хорошо бы. – Сейчас ему не хочется и думать, насколько вся американская стратегия завязана на ядерное оружие. Оборона организована, мягко говоря, не умно. – Но ты же понимаешь, мне нужно переговорить с начальством.
– Само собой.
– Хотя, правду говоря, я не могу себе и представить, чтобы мы отказались от такого предложения.
– И я не могу.
Фелдкирк поднимает бокал, и они пьют за будущий контракт.
На следующее утро Макферсон звонит Стьюарту Лемону.
– Да, Мак?
– Я насчет моей встречи с майором Фелдкирком из ОЭС.
– Да? Что ему понадобилось?
– Нам предложили сверхчерный контракт.
Глава 3
Стьюарт Лемон, начальник Макферсона, стоит у окна своего кабинета и смотрит на Тихий океан. День близится к концу, низкое солнце окрашивает остров Санта-Каталина в нежно-абрикосовый цвет, золотит паруса яхт, скользящих к своим стоянкам, у мыса Дана и в Ньюпорт-Бич. Кабинет располагается на верхнем этаже высотного корпуса ЛСР, на прибрежном обрыве между Корона-дель-Мар и Лагуной, прямо напротив мыса Риф. Лемон часто повторяет, что вид из его окна – лучший во всем округе Ориндж; возможно, он и прав – вид не включает ни клочка земли, кроме отдаленной глыбы Каталины.
В этот самый момент Деннис Макферсон поднимается на лифте, чтобы рассказать о своих переговорах с Фелдкирком; Лемон думает о предстоящей встрече и вздыхает. Делать так, чтобы твои подчиненные прикладывали к работе максимум усилий – настоящее искусство, в каждом отдельном случае нужно применять свой особый метод. Лемон давно руководит Макферсоном и давно понял, что лучше всего этот человек работает из-под палки. Взбесить его, наполнить его ненавистью – и он прямо набросится на дело, будет работать яростно и продуктивно. Да, в этом нет сомнений, но насколько утомительными стали их отношения! Взаимная неприязнь из деланной превратилась в самую настоящую. Теперь с трудом сдерживаемая дерзость, почти наглость неотесанного, лишенного всяких манер инженера не столько уже забавляет Лемона, сколько раздражает. То, что позволяет себе этот Макферсон, не лезет ни в какие ворота, и помыкать им стало почти приятно.
Звонок – это Рамона сообщает, что Макферсон уже здесь. Лемон начинает прохаживаться перед окном: девять шагов, поворот, девять шагов, поворот. Входит Макферсон, вид у него усталый.
– Вот так, значит, Мак. – Лемон указывает на кресло, а сам продолжает неторопливо расхаживать, глядя не столько на собеседника, сколько в окно. – Добыл нам сверхчерную программу, так что ли?
– Да. Фелдкирк сделал предложение и попросил передать его фирме.
– Отлично, отлично. Расскажи-ка мне поподробнее. Макферсон описывает систему, заказанную Фелдкирком.
– В большинстве компонентов системы нет ничего особенного, нужно только соединить их в одном устройстве, связать оперативной программой и запихнуть в достаточно маленький ящик. Но с двумя системами датчиков – для скрытного обзора местности и для обнаружения целей – тут возможны проблемы. Лазеры на углекислом газе, предложенные Фелдкирком, все еще на стадии лабораторных испытаний. Так что…
– Но ведь контракт сверхчерный, верно? Сугубо между нами и ВВС.
– Правильно. Но…
– У каждого метода есть свои недостатки. Это не значит, что мы не согласимся. Мы, собственно, не можем позволить себе роскоши отказаться от сверхчерного контракта, другого предложения может и не последовать. А в Пентагоне и сами понимают, что программа очень рискованная – потому они и пошли таким путем. И еще одна вещь, о которой не следует забывать: именно самые рискованные проекты приносят самые высокие прибыли. Как выглядит твой рабочий график?
– Ну…
– Ты достаточно свободен. Контракт по «Канадэр» я передам Бейли, и тогда ты сможешь полностью заняться этой штукой. Послушай, Мак. – Самое время воткнуть пару булавок. – Дважды подряд ты руководил составлением предложений, проигравших конкурс. Проекты оказались чересчур сложными, к тому же оба раза ты едва успел подать бумаги в срок. А ведь это крайне важно – подготовить предложение на пару недель раньше срока, показать ВВС, что тебе это раз плюнуть, что ты хорошо знаком с тематикой. Теперь ты получаешь сверхчерную программу, у которой вроде бы и нет никаких крайних сроков. Но в работе, организованной таким вот образом, минуя обычные каналы, самое главное – справиться с заданием быстро, пока не изменилась обстановка. Ты меня понимаешь?
Словно не слыша Лемона, Макферсон смотрит в окно, уголки его рта плотно сжаты. Лемон почти улыбается. Ведь точно, Макферсон так по сию пору и считает свои провалившиеся предложения лучшими из поданных; он все еще не понимает, что стремление к совершенству – недопустимая для нашего бизнеса роскошь. Проект должен обеспечивать высокую отдачу на каждый израсходованный доллар, а для этого необходим трезвый реализм. Именно то, что есть у Лемона. Именно то, что и обеспечило ему занимаемый сейчас пост. И на этот раз придется погонять стадо даже чуть строже, чем обычно.
Он прекращает расхаживать и тыкает в сторону Макферсона пальцем; Макферсон вздрагивает.
– Руководить проектом будешь ты – этого, как я понимаю, хотят ребята из Пентагона. Но я хочу, чтобы все было сделано быстро. Ты это понимаешь?
– Да.
Макферсон снова молчит, но все ясно и без слов – его глаза горят яростью и презрением. Это лицо читается так же легко, как буквы дорожного знака. СВОРАЧИВАТЬ ЗДЕСЬ. Теперь он пойдет на место и будет работать как заведенный; разобьется в лепешку, чтобы выполнить программу как можно скорее и сунуть ее Лемону в глотку. Вот и прекрасно. Именно такая работа и делает отдел Лемона одним из самых продуктивных в ЛСР при всех неисчислимых технических трудностях. Работа всегда выполняется.
– Закончишь предварительное техническое задание – сообщи мне. Потом полетишь в Вашингтон.
– Система поиска целей и управляющая программа, с ними так быстро не разберешься…
– Прекрасно. Я совсем не отрицаю, что есть вопросы, нуждающиеся в разрешении, они есть всегда и во всем, так ведь? Нужно только, чтобы они разрешались с предельной оперативностью. – Теперь самое время для малой дозы начальственного раздражения. – И я не хочу больше слышать, что кто-то там увяз в том или сем. Никаких отсрочек, я устал от оправданий объективными трудностями.
Пробормотав сквозь крепко стиснутые зубы нечто отдаленно похожее на «до свидания», Макферсон покидает кабинет. Лемон не может сдержать смеха, хотя отчасти взъярился и сам. Это какой же наглец! Просто забавно, на что приходится идти, чтобы заставить некоторых работать по-настоящему.
А теперь – последний на сегодня посетитель, Дэн Хьюстон. С Дэном Лемон видится часто. Вот вам человек совершенно иного, чем Макферсон, типа – слабее, конечно, в области техники, но при этом несравненно лучший в обращении с людьми. Они с Лемоном дружат еще с того давнего времени, когда вместе начинали работать в «Мартин Мариетте». Затем один и тот же охотник за головами заманил их обоих в ЛСР; Лемон получил тогда более высокую должность, причем с годами эта дистанция не сократилась, а выросла. Другой мог бы и обозлиться, но Хьюстон не из завистников. Его Лемон берет приветливостью и дружелюбием. Если на Дэна нажать, тот только обидится, помрачнеет и станет работать медленнее. Его нужно приободрить, не столько толкать, сколько тащить. Ну и, если уж по-честному, Дэн Лемону нравится. Хьюстон взирает на своего начальника с восхищением, они проводят много времени вместе – ходят на яхте, играют в бадминтон, гуляют по парку вместе со своими союзницами, Дон и Эльзой. Короче говоря – они дружат.
Поэтому Хьюстона он встречает сидя, и они смотрят в окно на яхты, которые возвращаются в Ньюпорт, лавируя против ветра. И дружно смеются, увидев особо грубую ошибку. Затем Лемон спрашивает, что там новенького с «Шаровой молнией», и Хьюстон начинает обычный скулеж.
Это – один из трех крупнейших контрактов фирмы, и внутренне Лемон кипит – серьезные задержки просто недопустимы. Но приходится сочувственно кивать.
– Никто так и не решил проблему минимального времени облучения, – говорит он, словно рассуждая вслух. – Слишком уж большие энергии. ВВС хотят, чтобы мы творили чудеса.
– Да, но, подписывая контракт, они были уверены, что мы эту проблему уже решили.
– Я знаю. – Конечно же, знает. Кому же еще и знать? Ведь именно Лемон одобрил ссылку на результаты Хантсвильских экспериментов. Все-таки Дэн бывает придурковатым… – Послушай, а ты привлекал к этому Макферсона?
– Ну, попробовал один раз… Он воспринял идею довольно кисло.
– Я знаю. – Лемон сокрушенно качает головой. – Но ведь Деннис с норовом, что твоя примадонна. – Тут нужно поосторожнее, ведь Дэн и с Макферсоном дружит. – Есть немного. Приведи его к себе, пусть поговорит с конструкторами, с программистами. Может, что-нибудь и предложит. Деннис будет занят своей собственной работой по новому проекту, но я скажу, чтобы он выкроил время. Нельзя же, в конце концов, день за днем с утра до вечера непрерывно работать над одной и той же темой.
– Нет, конечно. Обязательно получаются паузы – то одного ждешь, то другого.
Дэн, похоже, доволен; ему очень хотелось получить помощь. А у Макферсона отличное техническое чутье, тут уж не поспоришь.
Кроме того, в результате Макферсон тоже увязнет в «Шаровой молнии» со всеми ее заморочками. Лемон настолько зол на этого типа, что идея приводит его в восторг. Теперь нужно надавить посильнее – как знать, вполне возможно, что Макферсон вытянет программу из дыры, нравится она ему или нет. Превосходно.
Еще несколько минут ушло на обсуждение оснастки кеча, возвращавшегося к мысу Дана. Прекрасная яхта. Затем Лемон решил, что пора и домой.
– Сегодня я готовлю navarin du mouton[6], а это дело долгое.
Отпустив Хьюстона, Лемон спускается на служебную автостоянку к своей машине. Дверь «мерседеса» захлопывается с глухим, приятным звуком. Лемон ставит диск Рейнской симфонии Шумана, раскуривает сигару из кубинского табака, подкрашенного умеренной дозой МДМА, и выезжает на прибрежную магистраль, ведущую к Лагуна-Бич.
День прошел вполне удачно, а удача сейчас очень нужна. ЛСР является филиалом «Арго АГ/Блессман энтерпрайзис», одной из крупнейших транснациональных корпораций; президент ЛСР Дональд, Херефорд, прямой начальник Лемона, обосновался в Нью-Йорке – ведь он имеет заодно пост вице-президента «А/БЭ». Потрясающий человек, но только последние два года ему не нравится, как работает «Лагуна спейс рисерч». Известие о новом сверхчерном контракте немного снимет напряженность, вызываемую проволочками с «Шаровой молнией» и недавней серией проигранных конкурсов. Очень хорошо и вовремя. Лемон переходит на скоростную полосу, дает «мерседесу» волю.
Нет, точно нужно будет положить в navarin du mouton не одну дольку чеснока, а две. И добавить один – или даже два – листика базилика. А то в последний раз получилось как-то пресновато. Будем надеяться, что Эльза сумела найти хорошую баранину. Если, конечно, она вообще удосужилась выйти из дома.
Глава 4
Деннис Макферсон покидает ЛСР чуть позже Лемона и направляется домой. Сперва через Мадди-Каньон, мимо Сигнального холма – это по бульвару, затем дорога идет налево по Ирвин, направо по Ивнингсайд, налево по Морнингсайд, а теперь – до последнего дома по левой стороне; Макферсонам принадлежит половина, выходящая на улицу, а также гараж и навес для автомобилей. Сворачивая по дорожке к навесу, Деннис замечает маленький потрепанный «вольво» Джима, оставленный прямо на улице, и обречено вздыхает – еще один раздражающий фактор, только этого и не хватало для полной коллекции.
Дома Джим и Люси; как обычно, они о чем-то спорят.
– Ты пойми, мама, ведь Всемирный банк дает им ссуды только на выращивание товарных культур, в результате чего они перестают производить то, что нужно для собственного пропитания, не могут больше сами себя прокормить, а затем рынок для товарных культур исчезает, и им остается либо покупать пищу у того же Всемирного банка, либо идти с протянутой рукой, а кончается все тем, что хозяином ферм становится банк.
– Не знаю, не знаю, – качает головой Люси. – А ты не думаешь, что банки просто хотят им помочь? Они поступают очень великодушно.
– Мама, да неужели ты сама не видишь всей подоплеки?
– Ну, не знаю. Банк ссужает деньги почти без процентов. Тебе не кажется, что он практически отдает их за так?
– Конечно, не кажется!
Деннис идет в спальню переодеться, ему не хочется влезать в очередную дискуссию сына и жены. Спорят они бесконечно, Люси – с христианских позиций, а Джим – с псевдосоциалистических, причем оба смешивают серьезные философские проблемы с вопросами повседневной жизни, превращают разговор в какую-то кашу, неразбериху. О Господи. И ведь все – по вопросам, никак их самих не затрагивающим, словно какие-то профессиональные спорщики, переливающие из пустого в порожнее для тренировки, чтобы не терять форму. Сам Деннис ненавидит споры, для него они – нечто вроде словесных драк; ведь при споре неизбежно разъяришься и будешь надолго выбит из равновесия. Такого и на работе более чем достаточно.
Деннис возвращается в гостиную и включает видеостену на последние известия. БИРМАНСКАЯ ВОЙНА ПЕРЕКИДЫВАЕТСЯ НА БАНГЛАДЕШ. Эти двое так и продолжают спорить.
– Прекратите, – говорит Деннис.
Они поворачиваются. Джима ситуация явно забавляет, но Люси расстроена.
– Деннис, – в ее голосе слышны жалобные нотки, – мы же просто разговариваем.
– Ну так и разговаривайте, а не грызитесь.
– Да кто же тут грызется!
Однако Люси капитулирует и начинает собирать на стол, одновременно рассказывая Джиму о прихожанах своей церкви; судя по вопросам Джима, он весьма хорошо осведомлен о делах людей, которых ни разу не видел лет уж десять. Деннис проглядывает новости и выключает стену; завтра в заголовках будет практически то же самое, их только искусно перефразируют, чтобы придать сообщениям хоть какую-то видимость разнообразия. ВОЙНА ПЕРЕКИНУЛАСЬ НА (страну подставьте сами).
Потом они садятся за стол, Люси читает молитву, и они начинают есть. После обеда Джим говорит:
– Э-э, папа, ты прости, пожалуйста, что я тебя отвлекаю, но эта старая машина чего-то сама переходит в правый ряд, хочу я того или нет. Я уж проверял программу, сколько мог, но ничего такого не обнаружил.
– Тут дело не в программе.
– А-а. Вот как. А, э-э… а ты не можешь ее посмотреть?
Ну, теперь понятно, чему обязаны редкой честью. Деннис поднимается и молча выходит. Он раздражен – тем более что деваться некуда; трасса – штука опасная, так что, если отказаться искать неполадку, сказать Джиму: «Научись хоть что-нибудь делать своими руками», опомниться не успеешь, как позвонят из дорожной полиции с сообщением, что машина этого идиота отказала и он разбился в лепешку, а тогда уж – кусай локти, что не захотел заниматься этой чертовой починкой. Поэтому Деннис заводит машину в гараж, ставит на пол сильный фонарь и начинает снимать кожух переключающего механизма.
Джим тоже идет в гараж, садится рядом, на пол, и смотрит. Деннис лежит под машиной на скользящем поддоне, ездит взад-вперед, складывает все винты в одно место, чтобы не потерялись, проверяет магнитные функции всех контактов механизма… Ну да, так и есть. Два вышли из строя, еще два дышат на ладан, в результате чего управляющий сигнал передается направо, чем все и объясняется. Краткий миг торжества по случаю разрешения маленькой загадки, в которой, правду говоря, и нет ничего такого уж загадочного. Тут бы любой разобрался. Что возвращает мысли к Джиму. И снова поднимается раздражение – ну чего, спрашивается, сидит тут, весь ушел в какие-то свои мысли и даже не пытается хоть чему-нибудь научиться, а ведь без машины этой он был бы как без рук, на ней же вся его жизнь построена. Деннис тяжело вздыхает.
– Ты думаешь что-нибудь насчет настоящей работы? – спрашивает он, заменяя дефектные детали запасными (своими собственными, а они, кстати сказать, стоят совсем не дешево).
– Да, пробую найти.
Старая песенка. Да и к какой, собственно, пригоден он работе? Сколько лет посещал колледж, но так и не научился делать ничего настоящего. Конторская работа, немножко преподавания в вечерней школе… неужели он ни на что больше не способен? Деннис плотно заворачивает винт. Ну так что же умеет Джим? Ну… он умеет читать книги. Да, уж книги-то он читает. Но Деннис тоже умеет читать книги. Чтобы научиться этому, совсем не обязательно ходить в колледж шесть лет. Вот только непонятно, чего это ради должен он после одиннадцатичасового рабочего дня лежать на спине и чинить своему сыночку его машину.
Пусть хоть немного поможет.
– Послушай, возьми этот контакт, подлезь сверху и вставь его вот в эту щель.
– Сейчас, папа.
Джим обходит открытый капот машины – заслоняя при этом свет стоящего на полу фонаря – вытягивает руку с зажатым в пальцах контактом и наклоняется.
– Ну вот, сию секунду… ой!
– Что там у тебя?
– Уронил. Но я видел, куда он залетел, это между мотором и распределителем, один момент… – Он наклонился еще сильнее, пытаясь перегнуться через мотор и окончательно загораживая свет.
– Что ты там делаешь?
– Я его сейчас… а, чтоб его!
Джим падает в моторное отделение, передняя часть машины резко опускается и придавливает лежащего на спине Денниса.
– Эй, да ты что!
Слава еще Богу, что у машины приличные рессоры – самим же Деннисом и поставленные год назад, – а то раздавило бы в лепешку. Он пробует выползти, двигается очень осторожно, но край корпуса упирается в ребра и… нет, ничего не получается.
– Ты меня придавил, вылезай оттуда!
– Я… э-э… я не могу. У меня вроде рука… рука застряла под этой штуковиной.
– Какая еще штуковина?
– Да вроде распределитель. Я уже нащупал этот контакт, подобрал его, а потом…
– А если ты отпустишь контакт, рука вытащится?
– Э-э… нет. Ни так ни так не получается.
Деннис обречено вздыхает, сдвигается боком на край поддона и нажимает. Поддон с лязгом ударяет противоположным своим краем по днищу машины, и Деннис скатывается на пол. Затылком по бетону – мало приятного, хорошо хоть не очень сильно. Ведущие контакты, естественно, прижаты к полу, нужно обогнуть их, для чего приходится извиваться ужом, еще немного – и он на свободе.
Деннис стоит рядом с машиной, потирает ушибленный затылок и задумчиво созерцает торчащие из моторного отделения ноги. Можно подумать, этот красавец просто взял и нырнул туда, головой вперед. Собственно говоря, он почти так и сделал. Деннис берет карманный фонарик и освещает внутренности моторного отделения. Голова Джима как-то странно вывернута и прижата к груди.
– Приветик, – говорит Джим.
Деннис освещает руку Джима, ту, которая засунута под распределитель.
– Так ты отпустил этот контакт?.
– Ага.
Джим говорит глухо и неразборчиво, словно с кляпом во рту. Деннис наклоняется, оттягивает защелки и снимает крышку распределителя.
– Попробуй теперь.
Джим резко дергается и освобождает руку. Его голова врезается в поднятую крышку капота и вышибает металлическую подпорку, на которой та держалась; крышка громко захлопывается, чуть-чуть не перебив руку Денниса и шею Джима.
– Ой! Ух ты!
Деннис чуть опускает защитные очки и смотрит на Джима. Затем он открывает капот и ставит крышку распределителя на место.
– Так где, говоришь, этот контакт?
– У меня он, – гордо заявляет Джим, протягивая контакт одной рукой и потирая голову другой.
Дальше Деннис снова работает в одиночку. Крепежные винты он закручивает почти намертво – если Джим решит когда-нибудь снять эту крышку (держи карман шире), поневоле вспомнит, кто ставил ее в последний раз.
– А как у тебя на работе? – Осторожный вопрос Джима призван, по всей видимости, заполнить молчание.
– Порядок. – Деннис заворачивает последний винт и встает. – Следующую неделю меня почти не будет дома, придется сидеть в Вашингтоне. – Он смотрит на сына. – Ты бы зашел сюда раз-другой, поужинал.
– Хорошо. Обязательно.
Деннис складывает инструменты в ящик.
– Ну, так я, пожалуй, поеду.
– Не забудь попрощаться с мамой.
– Да, конечно.
Джим направляется к дому, идущий следом Деннис удивленно покачивает головой. Ноги, болтающиеся в воздухе… ну прямо как жук, перевернутый на спину.
Джим прощается с Люси.
– Что-то давно мы не видели Шейлу, – говорит Люси.
– Ну, как-то все так. Последние недели мы с ней почти никуда не ходим.
– Жаль. Мне она нравится.
– И мне тоже, просто и я, и она были очень заняты.
– Ты обязательно к ней зайди.
– Да, обязательно.
– А еще ты бы зашел к дяде Тому. Ведь давно у него не был.
– Да, давно, но я зайду, честное слово зайду. Ладно, я поехал. Спасибо, папа.
Джим поворачивается к двери, и Деннис буквально видит, как из головы сына мгновенно улетучиваются все обещания.
– Счастливо, – говорит он. – И будь поосторожнее. Старайся не застревать башкой в моторном отделении.
Глядя на закрывшуюся дверь, Деннис рассмеялся – коротко и невесело.
Глава 5
Джим мчится по шоссе, с каждой секундой его охватывает все большая злость. Полностью поглощенный собственными переживаниями, он уже забыл и про Шейлу, и про дядю Тома. Долгое одиночество на трассе, одна из главных составных частей его жизни. И злость. Он вспоминает события, меняет их детали, переставляет, организует в новую картину – пока не оказывается, что во» всем виноват отец, пока вся злоба не переходит на Денниса, оставляя самого Джима ни в чем не повинным. Чего стоит один этот взгляд поверх очков, после того как Джим сумел наконец выдраться из проклятой машины. Просто оскорбительно.
Он паркуется на Саут-Кост Пласа в подземном гараже и поднимается лифтом на верхний этаж. Это южный конец молла, и здешние квартиры – из самых дорогих во всем округе Ориндж. Через звукоизолирующую дверь доносится дробь ударных и еле слышный плеск голосов. Джим входит.
Квартира Сэнди и Анджелы состоит из шести больших комнат, расположенных в ряд, как вагоны поезда. Большие окна – собственно, не окна, а прозрачные стены – каждой комнаты выходят на юго-восток; этот дом – гелиотропный.