Глава 6

Ника провели в гостиную с деревянными панелями, стенами цвета мяты, с мебелью, обитой ситцем бутылочного цвета, и драпировками цвета гороха. На ковре, устилавшем пол, было изображено изумрудное море. Ник подумал, что бывшая актриса предпочитает зеленые тона.

В камине весело потрескивал огонь, гардины были задернуты, и это придавало комнате интимный вид и атмосферу уюта. Два кресла оливкового цвета с широкими спинками стояли возле камина друг против друга по обе стороны стола красного дерева. На столе стояли два бокала с бургундским. Хрустальный графин, полный благородного напитка, возвышался чуть поодаль.

Дворецкий, человеке морковно-рыжими волосами, указал ему на стул.

– Хозяйка будет с минуты на минуту.

Дворецкий был крепко сколоченным малым и нисколько не походил на эту категорию слуг, обычно имеющих чопорный вид.

– Мисс Фигботтом – это известная актриса, да?

– Да, сэр, но теперь уже на покое.

– Не величайте меня сэром. Как вас зовут?

– Стенли.

– И давно вы служите у мисс Фигботтом, Стенли?

– Я знаю ее почти тридцать лет.

Ник в уме сложил эти цифры: с тех самых времен, когда актриса служила в театре «Друри-Лейн».

– Но вы всегда были ее дворецким?

– Нет, сэр. Не всегда.

В его бледно-голубых глазах заискрились смешинки.

Ник поощрительно кивнул, уже догадавшись, что дальше последует история их знакомства и взаимоотношений. Желая узнать как можно больше о потенциальной клиентке, он спросил:

– Могу я узнать, как вы с ней познакомились?

– Я был рабочим сцены, сэр, и служил в бродячей труппе мистера Лоуэлла. Мисс Фигботтом была ведущей актрисой и играла почти во всех спектаклях. Она была гордостью труппы.

– А теперь вы ее дворецкий.

– Скорее мастер на все руки, мистер Редфорд. Я делаю все, чего бы она ни потребовала.

Нику не понравилась самодовольная улыбка на лице слуги. Он походил на кошку, загнавшую мышь в угол. Редфорд попытался избавиться от этого чувства. Ничего особенного нет в том, что дворецкий прислуживает своей госпоже в будуаре в дополнение к другим своим обязанностям и готов раструбить об этом на весь свет. Его, Редфорда, это не касается.

– Моя задача, мистер Редфорд, сделать так, чтобы вы чувствовали себя уютно. Возьму на себя смелость налить вам коньяка.

Коньяк! Давно, очень давно у него не было такого случая. Если бы ему пришлось составить список своих любимых напитков, то первое место он отдал бы коньяку. То ли мисс Фигботтом узнала о его вкусах, то ли у него выдался счастливый денек.

– Выдержанный. Ему двадцать пять лет, – добавил Стенли с любезной улыбкой. – Мисс Фигботтом будет через несколько минут. Располагайтесь поудобнее.

Он вышел и притворил за собой дверь. Мисс Фигботтом, должно быть, остро нуждалась в его помощи детектива, раз приложила столько усилий, чтобы создать для него приятную атмосферу. Ник с нежностью и сладким томлением созерцал бокал с коньяком. Коньяк двадцатипятилетней выдержки контрабандисты каким-то образом завезли в Англию, несмотря на войну с Францией и блокаду. И все же он колебался. У него было строгое правило не прикасаться к крепким напиткам, пока он ведет деловые переговоры. Если, конечно, ему не приходилось собирать информацию где-нибудь в таверне и не требовалось подмазать винтики и колесики. Судя по тому, что мисс Фигботтом, по-видимому, хотела, чтобы он опьянел, их беседа должна была проходить более гладко, если бы он… а уж раз он видел, как благородную жидкость наливали в бокал, то было бы грешно позволить пропасть такому прекрасному напитку…

Опустившись в глубокое кресло, он поднес бокал к носу. Терпкий аромат дразнил обоняние. Он отпил крошечный глоток. Бархатистый огонь – только так можно было охарактеризовать вкус напитка.

У Ника вырвался вздох, и он откинулся в кресле. Дрова в камине то потрескивали, то шипели. Все было прекрасно.

В глубине души он желал, чтобы мисс Фигботтом не спешила. Но знал, что чем скорее покончит с делом, тем скорее вернется в свою контору. Эта часть работы не была самой приятной для него. Переговоры. А уж когда в дело оказывалась замешанной женщина, не обходилось без слез. Потребность вытянуть ноги становилась непреодолимой, и скоро он почувствовал, как его подошвы согрелись. Мышцы расслабились, плечи опустились. Напряжения последних нескольких недель как не бывало.

Прежде чем Ник это осознал, бокал опустел. Он хотел бы выпить еще, но желание сохранить ясность мысли взяло верх. Время тянулось, а он все смотрел на графин с коньяком. Если ей было угодно заставить его ждать, то уж, конечно, она не могла рассчитывать на то, что он будет просто сидеть. Если же она вообще не собиралась появиться, то было бы непростительно не насладиться этим божественным напитком. Он взял хрустальный графин и налил себе еще добрую порцию коньяка.

– За мисс Фигботтом, – пробормотал он, подняв бокал.

– Легенда гласит, что коньяк создал благородный рыцарь в шестнадцатом веке, – донесся до него хрипловатый женский голос.

Черт бы его побрал за то, что он не услышал, как она вошла. Он торопливо поставил бокал на стол и поднялся. Колени его превратились в желе, и ему пришлось откинуться на спинку кресла. Что, черт возьми, с ним творится?

– Мисс… Фигботтом…

Его голос звучал как-то странно. Он испытал легкое потрясение. Надо же, как развезло всего от одного бокала!

Только теперь он услышал шелест изумрудно-зеленого платья.

– Легенда гласит, что рыцарь опасался гореть в аду дважды за то, что убил свою неверную жену и ее любовника. И тогда он дважды прокалил свое вино на огне и поставил в самый дальний угол погреба. А потом забыл о нем.

Женщина предстала перед ним расплывчатым пятном – зеленое платье, бледная кожа, пылающие, как пламя, рыжие волосы.

– Что…это… – У него заплетался язык. – Что со… мной?

– Он нашел бочонок много лет спустя, – продолжала женщина, будто не слыша его. – Никто не знает, какой ему представлялась его судьба, но он решил напиться. И кислое жалкое вино превратилось в коньяк.

Комната вращалась вокруг него, извивалась спиралью зеленых волн, и он буквально рухнул в кресло.

– Эта история насквозь лживая, – заключила она насмешливым тоном, подавшись вперед и опираясь на подлокотники кресла. Его окутал аромат роз, в желудке забурлило.

– Этот напиток… – пробормотал он.

Ее лицо поплыло перед его глазами: мертвенно-белая кожа, зеленые кошачьи глаза, рыжие локоны и ослепительно красные губы, изогнувшиеся в усмешке.

– Мы знаем, что коньяк получился случайно. Он был отходом виноделия и виноторговли. Но миф впечатляет сильнее, чем правда.

– За это… я, клянусь, увижу вас… в аду, – прошептал он.

У него слипались глаза.

– Дорога в ад вымощена добрыми намерениями, – пробормотала она, целуя его в лоб.

Его окутал мрак.

– Фанни, что ты наделала? – воскликнула Лилиан, входя в комнату.

Ее подруга стояла над кроватью с пологом, на ней, вытянувшись во весь рост, лежал Редфорд. При свете свечей его обнаженная кожа блестела.

– Что? – обернулась на ее голос Фанни. – Ради Бога, убери с лица это паническое выражение. Ничего плохого с ним не случится. Алхимик сказал, что у него, возможно, появится легкая головная боль, но она скоро пройдет.

– И ты ему доверяешь? – воскликнула Лилиан.

– Ну посмотри на него! Дыхание ровное. Цвет лица нормальный.

– Но ведь ты могла его убить!

– Чушь!

Уверенность подруги несколько успокоила Лилиан, и она шагнула вперед. Словно зачарованная смотрела она на Ника, не в силах отвести глаз. У нее захватило дух, до того он был хорош. Само совершенство. Гладкая, шелковистая кожа, черные блестящие волосы до плеч, запястья привязаны пестрыми шелковыми шнурками к столбикам кровати.

– О Господи! – потрясенная, выдохнула Лилиан. Ее обволакивали крепкий пьянящий запах его тела и исходившее от него тепло.

– Великолепный экземпляр мужской породы, не правда ли? – восторженно произнесла Фанни.

– Тебе виднее. Ты опытнее меня. – Лилиан судорожно сглотнула.

Положив руку на бедро, Фанни посмотрела на нее и улыбнулась:

– Это верно. И должна сказать, природа наградила его так же, как тех мужчин, с которыми мне посчастливилось побывать в постели за последние несколько лет.

– Взгляни на эти шрамы. – Лилиан указала на бледные отметины в форме полумесяцев на его груди и руках. – Хотела бы я знать, откуда они у него.

– Он – сирота, а быть сиротой нелегко.

Сердце Лилиан болезненно сжалось. Он больше не был ее фантазией. Он был человеком из плоти и крови с собственной историей, чувствами и обидами.

– Это несправедливо, Фанни…

– А теперь вопрос о вознаграждении, – объявила Фанни.

Она приподняла простыню, прикрывавшую нижнюю часть его тела.

– Фанни! – Лилиан вцепилась в ее руку.

– Такой счастливый случай. Тебе должно понравиться.

– И все же не следовало этого делать.

– Усыплять его? Ему это не повредит.

В Лилиан боролись противоречивые чувства – сознание собственной вины и возбуждение. Нанесла ли она ему ущерб?

Впрочем, как бы все ни обернулось, к черту сомнения, она хотела взглянуть на него хоть одним глазком.

– О Боже! – пробормотала Фанни, отпустив простыню.

Лилиан выпрямилась.

– Удивительно, сколько бед в мире от этих частей тела, – посетовала Фанни.

Лилиан склонила голову.

– Когда он спокойно лежит, это не выглядит так устрашающе.

– Устрашающе? О Господи, Лилиан. Я считаю актом милосердия то, что показала тебе обнаженным кого-то, кроме Диллона. И заметь, я нежно его люблю, но он явно оказывает на тебя дурное влияние. А здесь, посмотри только, совершенный инструмент наслаждения, к тому же весьма мощный.

– Взгляни на эти бедра, – пробормотала Лилиан, прикрыв рот ладонью.

Его бедра были чуть прикрыты нежной темной порослью, эффектно оттенявшей белую, как морская пена, кожу.

– Каждое из них в объеме, как моя талия.

– Смелее, – подзадоривала ее Фанни, отступая, чтобы уступить место подруге. – Дотронься до него. Он не проснется.

Его пупок будто приглашал прикоснуться к нему. Внутри у Лилиан разгорался огонь, телесный голод, который, как ей казалось, утолить было невозможно.

– Он не проснется?

– Да не бойся ты.

Лилиан дотронулась пальцами до его выпуклой грудной клетки.

– Как тело ребенка! – пробормотала она с удивлением.

Никогда еще Лилиан не испытывала ничего подобного. Она исследовала изящную впадину пупка, потом провела рукой по тугим завиткам черных волос. Ее бросило в жар. Лилиан ощутила странное желание прижаться губами к его животу и попробовать его на вкус.

– Он прекрасен…

– У него не только тело, но и лицо красивое.

Во сне угловатые черты смягчились. Жесткие линии расправились, и лицо приобрело иное, более нежное, выражение. Выражение беспокойства, тревоги и напряжения исчезло с широкого лба, опущенные веки казались гладкими, а рот во сне слегка приоткрылся.

Склонившись над ним, Лилиан провела кончиками пальцев по его красиво очерченной нижней губе. Она была мягкой на ощупь, как бархат. Его теплое дыхание окутало ее палец.

Он застонал во сне.

Лилиан вздрогнула.

Фанни сжала ее руку.

– Не волнуйся. Он надежно привязан.

Они ждали затаив дыхание. Он не двинулся, не издал ни единого звука.

Лилиан пыталась высвободить руку из пальцев Фанни.

– В этом есть что-то порочное. Мы ласкаем бесчувственного мужчину.

– Да, в этом есть нечто порочное, согласна. – Она улыбнулась с привычным бесстыдством: – Я уже много лет не испытывала такого удовольствия.

– Фанни!

– Тебе непременно нужно мне его испортить? – простонала Фанни. – Уже целую вечность у меня не было приятных постельных развлечений, а это зрелище вдохновляет.

– Даже если он в беспамятстве, мы должны его уважать.

– То, чем мы занимаемся сейчас, не выдерживает никакой критики. В этом нет ничего пристойного или приличного. Поэтому выбрось такие мысли из головы.

Несмотря на свои добрые намерения, Лилиан все-таки украдкой бросила взгляд на это удивительное существо, в котором сочетались поэзия и мужественная притягательность.

– Ты не думаешь, что ему холодно?

– Камин пылает. Стенли постарался. Кроме того, когда мистер Редфорд придет в себя, он так разгорячится, что станет жарче всякой головешки.

– Господи, должно быть, слуги все знают! Что подумает мистер Стенли?

– Не беспокойся ни о Стенли, ни о ком другом. Думай только о Редфорде.

Фанни направилась к двери, покачивая бедрами.

– Не оставляй меня одну! – взмолилась Лилиан, охваченная паникой.

– Я сделала все, что в моих силах, чтобы довести тебя до этой стадии, дорогая. А теперь ты должна сыграть свою роль.

– Но, Фанни! Я ничего не могу сделать, когда он без сознания. Это не имеет никакого смысла.

– Через час-другой он придет в себя.

– Но… но… что мне делать до этого момента?

– Что хочешь, – проворковала Фанни, захлопнув за собой дверь и повернув ключ в замке.

Глава 7

Аромат благовоний пробудил чувства и сознание Ника, и он ощутил под собой мягкую пуховую постель. Где-то рядом горел камин, и Ник чувствовал его живительное тепло. Он с облегчением вздохнул. Ему приснился кошмар, но подробности ускользнули из памяти. Ник смутно помнил, что пытался бороться с каким-то врагом, но руки ему не повиновались.

Ощущение бессилия затопило сознание. Он сглотнул: во рту был какой-то кислый привкус, как от старого козьего сыра.

Ник чувствовал себя усталым, словно, проспав много часов, все еще не получил желанного отдохновения. Может быть, слишком долго пробыл в таверне Типтона? Воспоминания были неясными, в голове туман. Он протер слипавшиеся глаза, открыл их и увидел, что лежит на постели под балдахином, поддерживаемым столбиками слоновой кости, и балдахин этот зеленый, как мята, и украшен вышивкой. Он попытался приподняться, но не смог. Руки были привязаны к столбикам кровати.

– Что это?

У него вырвался крик, похожий на карканье. Горло его горело. Казалось, оно сгорело дотла и превратилось в пепел. Он попытался рывком высвободить руки, но они были крепко привязаны шелковыми шнурками. Что, черт возьми, происходит?

Ник окончательно пришел в себя. Он лежал на постели в чем мать родила. Только тонкая простыня прикрывала его до талии. Он оказался в затейливо убранной спальне с одной дверью, прикрытой белой панелью. Возможно, дверь была не только закрыта, но и заперта. Туалетный столик, диван и два кресла у камина. Что это? Натянув шелковые шнурки, связывавшие руки, он приподнялся. Он не удивился бы больше, если бы увидел Санта-Клауса.

В одном кресле лежала, свернувшись клубочком, прекрасная молодая женщина. Она спала, повернувшись к нему спиной. На ней было легчайшее одеяние из тонкого шелка цвета зрелого персика. Золотисто-рыжие кудри каскадом ниспадали на ее плечи и струились по спине, как богатое шелковое покрывало. Очертания ее округлых ягодиц были отчетливо видны сквозь тонкую сорочку, и в других обстоятельствах он бы оценил это зрелище по достоинству.

Да что, черт возьми, происходит? Похоже, это не сон.

Хотя иногда он и получал предложения эротического характера, он ни разу не почувствовал склонности к такому виду спорта. Ник напряг память. Зеленая одежда. Обитая зеленым мебель. Коньяк. Мисс Фигботтом.

Его неспособность двигаться и действовать.

Яд!

– Проклятие! – Хотя у него было ощущение, что горло его обожжено, крик из него вырвался легко и был громким.

Прекрасная незнакомка вздрогнула и проснулась. Он поднял руки, стараясь освободиться от пут.

– Вам лучше развязать меня, иначе я убью вас, как только освобожусь!

Она села и повернулась к нему. От потрясения у него дух захватило.

– Леди Джейнос!

Она моргала, взгляд ее был затуманенным, волосы спутались.

Глаза его округлились от изумления.

– Развяжите меня, – приказал он.

Она сидела, не смея двинуться с места. Неужели она тоже оказалась заложницей в чьей-то грязной игре? Грудь ее бурно вздымалась и опускалась. Он пытался понять, как оказался в столь бедственном положении.