I

      Неистовый лай охотничьих собак эхом отдавался в темном лесу, который мрачно, словно нахмурившись, возвышался над долиной Элсбери. Ветер разорвал угрюмые осенние облака, и их куски разлетелись по небу. Вдруг хлынул дождь, и потоки воды скрыли весь пейзаж. В три часа дня охота, организованная Дензилом, лордом Чевиотом, закончилась, но еще долго охотничьи собаки рвали зубами измученное тело оленя. Кровь била ключом из сотен рваных ран, оставшихся в тех местах, которых касались зубы и когти собак.
      Этот день был длинным и печальным для всех участников охоты его светлости. Королевское животное достаточно их погоняло, и только в последний час свора собак напала на след, выгнала несчастного оленя из убежища и заманила в чащу.
      Чевиот не стал ждать, чтобы полюбоваться предсмертной агонией своей добычи. Он был в мрачном настроении, которое соответствовало этому дню, предвещавшему бурю. В такие моменты друзья, которые хорошо его знали, всячески избегали встреч с ним. Чевиот, круто развернувшись и пришпорив своего огромного черного скакуна, бока которого уже были покрыты пеной и кровью, понесся, как помешанный, по тернистой дорожке, которая вела из леса на открытую местность. Друзья смотрели ему вслед, перешептываясь и наблюдая, как он направился к вершине холма, на котором виднелись призрачные очертания Кедлингтон-Хаус, усадьбы Чевиотов.
      Во всем Бэкингемшире не было человека с такой репутацией, как у мистера Чевиота. Он был необыкновенно жесток и был способен насмерть загнать лошадь. Женщины поговаривали, что ему было все равно, чье сердце разбить – лошади или девушки, – лишь бы это давало ему удовлетворение. Его характер был отнюдь не привлекателен, но его огромное богатство и знатность древнего рода делали его «персоной грата» в домах большинства дворян в Лондоне и Бэкингемшире.
      Дождь лил как из ведра. Чевиот, как демон, гнал коня вверх по крутому склону, помогая себе кнутом и шпорами. Он торопился добраться домой, к сухой одежде, камину и крепкому вину.
      В сгущавшихся сумерках всадник и конь казались одним целым на фоне бушующей непогоды.
      Несомненно, этот тридцатилетний дворянин имел эффектную внешность. Он был очень высокого роста и казался сравнительно тонким, но плечи у него были широкие и могучие. Он где-то обронил зеленую австрийскую шляпу, которая была на нем утром, и сейчас длинные густые волосы цвета воронова крыла были кудрявыми и мокрыми от дождя. У него были глубоко посаженные пронзительные соколиные глаза: они были налиты кровью и смотрели зло. Причиной этого было неприятное происшествие, которое случилось в Кедлингтоне прошлым вечером.
      Дом был полон гостей, которых Чевиот пригласил на сегодняшнюю охоту. Среди них были две женщины, которые приехали в Кедлингтон вместе со своими мужьями-охотниками.
      Одну из женщин звали Сибил Форминстер. Ее мужа пригласили в Кендингтон большей частью потому, что он, лорд Форминстер, был первоклассным стрелком и дуэлянтом. Она сразу привлекла внимание Чевиота.
      Форминстеры только недавно поженились. Сибил отличалась красотой: у нее были длинные золотистые волосы и блестящие синие глаза. Она была хорошей наездницей. Всем было известно, что она была так же непорочна, как и красива, и очень любила своего мужа. Было довольно необычно, что такая красивая молодая женщина приехала в Кедлингтон.
      Чевиот не хотел жениться, и его любовницы, которых он часто менял, редко были порядочными женщинами и не принадлежали к его классу. Чевиот считал, что быть порядочным скучно.
      Прошлым вечером во время богатого званого обеда, который давал хозяин, молодая леди Форминстер сидела по правую руку от хозяина. Ее муж, Джордж, заметил, что Чевиот непрерывно близко наклонялся к ней и что-то шептал на ухо, из-за чего Сибил было трудно пить и есть. Лицо ее раскраснелось, и она выглядела возбужденной. Чевиот выпил больше, чем обычно, и внезапно в нем вспыхнула страсть к белокурой красавице. Джордж Форминстер продолжал мрачно наблюдать за ними и уже жалел о том, что привез свою жену в Кедлингтон, несмотря на грядущую охоту и радушие хозяина. Он еще раньше сомневался, брать ли жену с собой, поскольку не любил Чевиота. Но его привлекла охота на оленя – в округе это происходило не так уж часто.
      Потом тихо заиграли музыканты, и большая часть гостей собралась в библиотеке поразвлечься игрой в карты. А Сибил, без сопровождающих, пошла в галерею, чтобы посмотреть на старые фамильные портреты Чевиотов: она любила живопись.
      Ничего не подозревая, Сибил учтиво поприветствовала хозяина. Он выглядел великолепно в своем темно-красном фраке и цветастом атласном жилете, на ногах были элегантные, плотно облегающие рейтузы. Но вскоре он раскрыл свои злые намерения, которые созрели в его возбужденной голове. Видя, что он пьян, она попыталась ускользнуть от него. Но он схватил ее и начал горячо обнимать. Она вырывалась и протестовала, но он шептал ей безумные предложения: – Ты свела меня с ума своей белоснежной и золотой красотой. Я подарю тебе весь мир, если ты бросишь Форминстера и уйдешь со мной, – при этом выглядел таким бешеным и объятым страстью, что девушка испуганно закричала.
      Джордж Форминстер услышал крик и поспешил на помощь своей жене. Оба мужчины были хорошими фехтовальщиками и обнажили шпаги.
      В считанные мгновения веселое настроение исчезло, все побросали карты. Мужчины окружили дуэлянтов: в портретной галерее при свете мерцающих свечей оскорбленный муж дрался с Чевиотом.
      Через несколько секунд несчастный Джордж Форминстер упал. Он был серьезно ранен, и лишь чудом клинок миновал сердце. Чевиот оказался более искусным фехтовальщиком. И пьяным и трезвым, он умел пользоваться своим гибким запястьем с почти дьявольским проворством.
      Молодая жена, которая, опустившись на колени, рыдала над телом своего потерявшего сознание мужа, уже потеряла для Чевиота свою привлекательность. Он больше не смотрел в ее сторону и был взбешен разразившимся скандалом, так как хотел просто поразвлечься. Теперь он был мертвенно-бледен, а на лбу выступили капли пота. Он поправил растрепавшееся кружево на своем воротнике и швырнул шпагу на пол. Затем он поклонился гостям, которые стояли рядом разинув рты, и сказал:
      – Вечеринка окончена. Пошли спать, завтра нам надо рано встать, чтобы идти к месту сбора.
      Никто не решился противоречить ему. Люди, окружавшие его, как правило, беспрекословно делали то, что приказывал Чевиот.
      Час спустя все успокоились и о том, что случилось, больше не говорили. Экипаж Форминстера уехал, увозя из Кедлингтона все еще не пришедшего в сознание Джорджа и его жену. Личный домашний врач Чевиота отправился вместе с ними.
      Но воспоминание о случившемся не давало Чевиоту покоя и испортило ему весь остаток дня. Он ненавидел слабость ни в себе, ни в других. Он злился за то, что выпил лишнего и оскорбил Сибил Форминстер. Губы маленькой дурочки, размышлял он, не стоили этого поцелуя и тем более его последствий. Он потерял одного из лучших стрелков. Форминстер, без сомнения, выздоровеет, но очевидно, что никогда больше его нога не переступит порог Кедлингтона.
      Всю жизнь Чевиот наживал себе больше врагов, чем друзей. О нем ходили всякие слухи, и женщины боялись его, однако мужчины считали его интересным, а женщины соперничали друг с другом за его внимание. Выйти замуж за Чевиота и стать хозяйкой Кедлингтона, самого красивого особняка в Бэкингемшире, стало бы триумфальной победой для любой.
      Высокие деревья в парке неясно прорисовывались в тумане. Чевиот замедлил шаг и подъехал поближе к вершине холма. В домике сторожа мерцал огонек. Здесь было тихо. Даже звуки охотничьего рога и какофонии рычащей кровожадной своры в лесу не доносились сюда. Его одежда была мокрой, и ему было холодно. Он собирался взять экипаж и уехать в Лондон, чтобы поиграть в карты у Уайта, а затем поужинать с какой-нибудь симпатичной женщиной, более податливой, чем Сибил Форминстер.
      Холодный безжалостный дождь хлестал Чевиота по лицу. Неожиданно его конь остановился, тихо заржал и чуть было не сбросил на землю ничего не подозревавшего всадника. Однако Дензил все же удержался в седле и жестоко обругал испуганное вспотевшее животное. Неожиданно сквозь завесу дождя он увидел две фигуры: мужчины и женщины. Они стояли, обнявшись, прикрывая, как крестьяне, свои головы мешками, чтобы укрыться от дождя. Должно быть, они прятались у изгороди, и конь Чевиота испугался, когда они внезапно появились в сгущающемся тумане.
      – Какого черта, что вы здесь делаете? – бешено крикнул его светлость.
      Мешки, накрывавшие головы, упали на землю, и Дензил увидел, кто были эти двое. Юноше было самое большее лет двадцать; он поддерживал горбатую девушку, голова которой едва достигала его плеча. Они были неплохо одеты: на юноше были поношенный костюм и плащ; на горбунье тоже был длинный плащ, а на голове – шляпка. Они оба промокли до костей и были перепачканы грязью. Чевиот, глядя на них сверху вниз, почувствовал, как его гнев проходит, и засмеялся.
      – Неудивительно, что Аполлон до смерти испугался. В жизни не видел таких призраков, – прогремел он. – Какого дьявола вам, двум пугалам, нужно в такую погоду здесь, в Кедлингтоне?
      Юноша, подойдя поближе, произнес:
      – Сэр, кто бы вы ни были, вам не следует оскорблять ни меня, ни мою сестру.
      Его голос явно принадлежал образованному человеку, и в нем слышалась нотка гордости. Это удивило Чевиота. Он смахнул с глаз дождевые капли и пригляделся получше. Теперь он заметил, что у юноши было болезненное, но красивое лицо с большими глазами; копна его светло-коричневых кудрей намокла, и волосы растрепались от ветра. Несомненно, это был не крестьянин. Чевиоту стало любопытно.
      – Кто вы такие… что вам нужно на моей земле? – спросил он.
      – Меня зовут Певерил Марш. Это моя сестра Элспет.
      – Что вы здесь делаете в такую бурю? – повторил Дензил свой вопрос и взглянул на горбунью. Неожиданно она тихо застонала и покачнулась. Юноша поддержал ее, затем положил на обочину дороги, опустился рядом с ней на колени и воскликнул:
      – Ах! Ради Бога, Элспет, возлюбленная сестра!.. Дензил нахмурился. Он понял, что это был не просто обморок: несчастная девушка была больна. Он ненавидел болезнь в любой форме, но даже он, не будучи склонным к милосердию, не мог уехать и бросить такую молодую беспомощную пару на милость наступающей ночи. Погода становилась все хуже и хуже. Он крикнул юноше:
      – Что с ней случилось, скажи, ради Бога? Что вам здесь надо?
      – Моя сестра умирает, – хриплым голосом сказал он и поднял бледное мокрое от дождя и от слез лицо. – О Боже, я не должен был разрешать ей покинуть Лондон и отправиться в такой дальний путь!
      – К кому вы приехали?
      – Миссис Инглеби из Уайтлифа, сэр.
      – Уайтлиф? Это в миле отсюда.
      – Да, сэр. Мы заблудились. У нас не было денег взять экипаж, так как мы все истратили на дорогу из Лондона в Монкс-Ризборо.
      – Кто такая миссис Инглеби? Я никогда не слышал о ней.
      – Это тетя моей матери, сэр, – начал объяснять юноша. – Но она уже двенадцать месяцев как умерла. Мы об этом не знали и надеялись пожить у нее. Узнав, что ее больше нет, мы пошли пешком, собираясь попросить кого-нибудь подвезти нас. Один дровосек указал нам неправильный путь, и вот мы здесь. Мы не можем больше идти, а моя сестра при смерти.
      Он добавил, что Элспет уже долгое время больна, но он надеялся, что загородный воздух придаст ей сил. Юноша объяснил, что он художник, но у него не было возможностей использовать свой талант, поскольку он был единственной опорой семнадцатилетней сестры-инвалида после смерти родителей. Он зарабатывал на скромное существование в Чипсайде у мастера, изготовлявшего рамы.
      Это было не интересно Чевиоту, но он сказал:
      – Я пришлю людей с лошадью и телегой, они подберут вас. Вы можете провести эту ночь в Кедлингтоне в помещении для прислуги. Но мне кажется, что твоей сестре больше подойдет могила, судя по тому, как она выглядит, – грубо добавил он.
      Юноша, назвавший себя Певерилом Маршем, бросил бешеный взгляд на огромную темную фигуру. Его щеки покраснели от гнева и отчаяния. Но он снова обернулся к распростертому телу сестры и осторожно развязал завязки ее шляпки. Чевиот взглянул на нее краем глаза и внезапно увидел лицо необыкновенной красоты. Оно не сочеталось с горбатой спиной, но все же, подумал он, она был удивительно красива. У нее были те же большие глаза, что и у юноши, и длинные золотистые локоны. Но лицо ее было бледное как смерть, в ее губах не было ни кровинки.
      Лорда Чевиота всегда привлекала женская красота. К тому же он был суеверен и имел какой-то болезненный интерес к горбунам. Существовало поверье, что если потрогать спину у горбуна, то это принесет удачу. Он соскользнул с седла, наклонился и положил руку на спину девушке. Ее глаза мгновенно открылись, и она взглянула ему в лицо. Взгляд был такой особенный и глубокий, что у Чевиота появилось какое-то странное чувство.
      – Почему ты на меня так смотришь, бедняжка? – тихо спросил он.
      – Судьба, – слабым голосом проговорила она. – Я знаю вашу судьбу, сэр. Я ясновидящая.
      – О чем она говорит? – грубо спросил Дензил юношу.
      Певерил, с любовью глядя на горбунью, произнес:
      – Моя сестра обладает даром пророчества. Она умеет предсказывать будущее.
      Теперь Чевиота охватило любопытство. Дождь, ветер, холодная темнота этого октябрьского вечера – все отошло куда-то прочь. У него появилось эгоистичное желание узнать о том, что его ожидало, и он опустился на колени рядом с девушкой.
      – Расскажи мне, что ты видишь? – потребовал он голосом человека, привыкшего к беспрекословному повиновению ему.
      Но теперь заговорил молодой человек:
      – Сэр, боюсь, что моя сестра очень больна. Я должен отнести ее куда-нибудь, где сухо и есть крыша.
      – Всему свое время, – сказал Чевиот, впившись в девушку своими блестящими черными глазами.
      – Что ты знаешь о моей судьбе? – продолжал спрашивать он.
      – Элспет, с тобой все в порядке? – озабоченно спросил молодой человек.
      Она болезненно улыбнулась ему, но продолжала смотреть своими необыкновенными глазами на хорошо одетого джентльмена, склонившегося над ней. Затем замогильным голосом спросила:
      – Ваше имя… как вас зовут?
      – Дензил Чевиот, барон Кедлингтонский, который живет в Кедлингтон-Хаус, – ответил он.
      – Чевиот, – эхом повторила она. – Черные бароны. Он с удивлением кивнул:
      – Это наше прозвище.
      – Все еще неженат, – продолжала она.
      – Клянусь небом, правда, – засмеялся Чевиот, – и по всей вероятности, так и останусь холостым.
      – Нет, – сказала умирающая девушка. Она попробовала сесть и указала на него пальцем. – Через двенадцать месяцев, начиная с этого дня, вы женитесь. Я предсказываю этот брак, но вместе с ним придет несчастье. Ужасное! – добавила она и содрогнулась.
      Чевиот криво улыбнулся.
      – Брак – всегда несчастье для мужчины, – сказал он и сам рассмеялся своей шутке.
      – Ужасное несчастье, – повторила Элспет Марш. Ее дыхание было частым и тяжелым. – Я вижу золотистые волосы и фиалки. Да, берегитесь рыжих золотистых волос и фиалок, сэр… и черного Чевиота.
      – И чего? – Дензил снова резко рассмеялся. – При чем здесь вся эта чепуха с рыжими волосами и фиалками?
      Юноша прервал его:
      – Увидите, она сказала вам правду. Элспет никогда не ошибается, и это, наверное, ее последнее пророчество, – его голос оборвался. Он опустился на колени и стал растирать маленькие ледяные руки горбуньи, пытаясь согреть их. По его лицу текли слезы.
      И снова Чевиот испытал какое-то странное суеверное чувство: может быть, этой девушке действительно было видение. Он знал, что иногда умирающим дается дар предсказывать грядущее, и снова коснулся рукой горба девушки:
      – На счастье, – тихо пробормотал он. Молодой человек разрыдался.
      – Элспет, моя дорогая сестра, – причитал он.
      Теперь и Чевиот увидел, что голова девушки откинулась назад: она была мертва. Его светлость отпрянул и повернулся к лошади.
      – Я пришлю своих слуг, они помогут тебе, – коротко сказал он. – Подожди здесь.
      Юноша не ответил. Он упал на тело своей сестры и, рыдая, продолжал повторять ее имя.

II

      Чевиот вонзил шпоры в бока скакуна и погнал его к вершине холма. Он подъехал к большим стальным воротам своего дома. В сгущавшихся сумерках они казались чем-то призрачным. Великолепный парк, окружавший дом, вообще не был виден. Два сторожа с зажженными фонарями подбежали, чтобы открыть ворота хозяину. Тот въехал верхом и резким голосом приказал:
      – Недалеко отсюда вы найдете парня, он нездешний, и его сестру, которая только что умерла. Привезите их в Кедлингтон и скажите моим лакеям, чтобы они позаботились о них.
      – Да, господин, – ответил мужчина, к которому он обращался.
      Чевиот поскакал по дорожке, по сторонам которой росли мрачные каштановые деревья, сильно качавшиеся от ветра. Вскоре он увидел свет, мерцающий в окнах дома. Никогда еще он не возвращался домой с такой радостью. Какая неудачная охота, подумал он, и какая ужасная погода. Дела шли неважно, и он собирался вернуться в Лондон, предоставив гостей самим себе.
      Он вошел в Кедлингтон, неистово крича на слуг. Лакей открыл ему дверь; на мокрый газон упал пучок света.
      Кендлингтон-Хаус в багровом вечернем свете выглядел огромным и непривлекательным, но все же он был по-своему прекрасен. Позади возвышался крутой холм, до самой верхушки покрытый густым лесом. Перед домом раскинулись сады. Отсюда, из этих высоких окон, открывался великолепный вид на Бэкингемширскую пустошь.
      Годфри, первый из баронов Кенсингтона, построил этот дом для своей жены, француженки Маргарет. На нем ясно была видна печать эпохи короля Якова Первого: полукаменный, богато обшитый деревом. В доме было двадцать четыре или двадцать пять спальных покоев и прекрасная столовая, вокруг которой имелась галерея для музыкантов. Позднее Роланд Чевиот, отец Дензила, пристроил к зданию крыло. Оно было сделано без всякого вкуса и выступало на фоне всего здания каким-то гигантским наростом, очень высоким, округленным, как башня, с большим числом маленьких башенок. Крыло выглядело нелепо и было похоже на иллюстрацию в книге тевтонских волшебных сказок.
      Внутри была винтовая лестница, которая вела к самой высокой башенке. Из нее открывался чудесный вид на несколько миль вокруг.
      Дензил, когда был мальчиком, прятался там от родителей и учителей. Одно время он держал там даже диких животных, которых ловил в силки. Однажды на лестнице к этой башенке нашли молодую служанку с перерезанным горлом. Как и почему ее постигла такая смерть, так никто никогда и не узнал. После этого случая башню закрыли и никто туда не ходил, боясь привидений. Дензил все время намеревался разрушить это крыло, но какое-то нездоровое очарование от его архитектурной неправильности не давало ему сделать это.
      Никто и никогда не приближался к башне после наступления темноты. Местные жители питали суеверный страх к этим высоким мрачным башенкам.
      Но у старого дома были своя грациозность и величие его века. Несомненно, никто другой в Элсбери не мог похвастаться такими красивыми панельными обшивками или замечательными каминами. Две винтовые лестницы, ведущие к галерее для музыкантов, были сделаны из розового дерева и покрыты богатой резьбой.
      На протяжении последних двух тысяч лет Кедлингтон стойко выдерживал ветра, бури и дожди, которые неизбежны в этих диких лесистых холмах. Суровой зимой земля вокруг была похоронена под глубоким снегом. В такое время года окрестность была почти непроходима, и Дензил Чевиот обычно отправлялся в Лондон или на роскошную виллу, которую снимал в Монте-Карло.
      Весной и летом Кедлингтон совсем не выглядел отталкивающим и мрачным, а, наоборот, был очень привлекательным на фоне зеленых холмов, особенно когда сады были полны цветов и фруктов. Но больше всего Чевиот любил позднюю осень: сезон стрельбы и охоты. Такой, как сегодня, холодный и ветреный октябрьский день был чем-то исключительным.
      Спустя несколько минут Чевиот был уже в теплом и большом сверкающем зале. Широко расставив ноги, он стоял перед камином, в котором пылали дрова. Сняв перчатки, он крикнул, чтобы ему принесли вина. Со стаканами и графинами прибежал молодой лакей. Рядом с камином лежал огромный волкодав, который был любимым домашним животным Чевиота. Он был настолько злым, что никто, кроме хозяина, не смел даже дотронуться до него. Собака поднялась и, тяжело ступая по полу, подошла к своему хозяину, виляя хвостом. Он глянул на нее сверху вниз и потрепал по громадной голове.
      – Хорошая сука, – прогремел он. – Куда же, черт возьми, все подевались? Как будто все вымерли.
      Чевиот терпеть не мог быть в одиночестве, даже совсем ненадолго. Возможно, это его совесть не любила одиночества, поскольку он слишком много зла сотворил в своей жизни и ему было чего стыдиться. Во всяком случае, он любил общение, и когда оставался один, у него портилось настроение. Сейчас же он решил, что если его гости женского пола отдыхают, то пусть так и будет. Может быть, позже он покажется им более интересным.
      Как только Чевиот оказался внутри Кедлингтона и больше не чувствовал ветра и дождя, он почувствовал, что попал в другой мир, мир роскоши и богатства – огромного богатства Чевиотов. Большой дом был полон сокровищ, большей частью унаследованных от леди Маргарет, французской родственницы Дензила. Зал, в котором стоял Чевиот, был весь увешан прекрасными гобеленами. Стулья из орехового дерева с высокими спинками и сиденьями, обтянутыми цветастой материей, были сделаны во Франции. Замечательные толстые занавески из ярко-красной шелковой парчи привезены из Парижа. Они висели на окнах со времен первой баронессы, и их никогда не меняли. Это нравилось Дензилу Чевиоту, который любил Париж и его стиль.
      Но красота, искусство, музыка, прекрасные вещи были всего лишь внешней стороной жизни Чевиота. В душе его царили темнота и порок.
      Когда он развлекался здесь, то нарочито выставлял напоказ свое богатство и власть. Рассказы о его необыкновенных званых обедах ходили по всей Англии. Те, кто участвовал в них, долго потом говорили об их щедром великолепии: о долгих и богатых обедах, о столах, накрытых золотыми тарелками и посудой из редкого фарфора, на которой был изображен герб Чевиота: два борющихся друг с другом орла со сцепленными когтями. В западном крыле дома находилась библиотека; она была полна редкими, красиво переплетенными томами. Многие из них были безнравственного содержания и написаны на итальянском языке. Но Чевиот не особенно увлекался чтением. Эти книги любил его отец.
      Как только хозяин Кендлингтона вернулся, дом засиял от множества ламп и свечей. Приняв ванну и переодевшись, он сел у камина в маленькой восьмиугольной комнате, которую использовал как личный рабочий кабинет. Здесь же хранил под замком личные документы. Когда он был в этой комнате, ни один слуга не смел его тревожить. Маленькими глотками Дензил пил подогретое вино, вытянув перед собой ноги. Альфа, его волкодав, лежала у ног. По мере того как в его холодное тело возвращалось тепло, он чувствовал себя более умиротворенным и успокоившимся.
      И все же он не мог забыть о странном предсказании горбатой девушки на дороге. Оно не давало ему покоя.
      Брак… Через двенадцать месяцев, начиная с этого дня… Берегитесь рыжих золотистых волос и фиалок, сказала она, и черного Чевиота. Он всегда был не равнодушен к светловолосым женщинам, и особенно к тем, у кого была белая кожа и рыжеватые волосы. А что касается «черного Чевиота», то это было очень даже возможно. В его роде на протяжении веков не родилось ни одного блондина или блондинки. Но было странно, что совершенно незнакомая девушка знала о нем так много.
      До встречи с юношей и его сестрой Дензил был твердо уверен, что этим вечером уедет в Лондон. Но теперь он передумал и решил, что останется здесь, в тепле, а потом пообедает с гостями и будет играть с ними в карты. Однако до прихода гостей он хотел повидать того юношу, Певерила Марша, и спросить его кое о чем. Например, почему тот, кто производил впечатление человека, получившего хорошее воспитание, вдруг оказался в таком плачевном положении. Но как только Чевиот начал размышлять об этом, послышался стук в дверь и вошел тот самый юноша.
      – А-а! – произнес Чевиот. – Входите, молодой человек. Подойдите сюда.
      Певерил Марш медленно подошел к нему, и Чевиот поневоле удивился грациозной походке и чрезвычайно красивой внешности юноши. Он был очень худой, особенно его лицо, но у него были большие сверкающие серые глаза и высокий смышленый лоб. Коричневые и кудрявые волосы уже высохли и блестели. Глаза были красными, и было совершенно ясно, что он недавно плакал. Чевиот спросил:
      – Тебя накормили?
      – Да, сэр, спасибо вам. Ваши слуги были очень внимательны. Моя сестра… – голос у него оборвался.
      – Ну?
      – Ее больше нет, – полушепотом и задыхаясь проговорил юноша. – Ее положили в пустую комнату в помещении, отведенном для слуг, и поставили свечи у головы и ног. Завтра, говорят, придет священник, а ей выроют могилу рядом с Кедлингтонской церковью.
      – И у тебя нет никаких знакомых и родных? – спросил Чевиот.
      Молодой человек, казалось, пытался справиться со своими чувствами и с минуту не мог ответить. Чевиот резко добавил:
      – Ну же, ты не ребенок, разве ты не можешь вести себя по-мужски?
      Певерил Марш откинул назад голову и сказал с гордостью, которая в самом начале произвела сильное впечатление на Чевиота:
      – Я не считаю недостойным мужчины грустить о своей умершей сестре, сэр. Кроме нее, у меня никого не было.
      – Фу, – сказал его светлость, которому была совершенно чужда сентиментальность. Он попросил юношу зайти к нему только потому, что его донимало любопытство узнать, на самом ли деле горбунья обладала даром предсказывать будущее. Он пододвинул ему кувшин, высокую пивную кружку и приказал выпить:
      – Это вино с пряностями. Оно придаст тебе сил. Выпей.
      Певерил сделал несколько глотков, и его щеки немного порозовели.
      – Твоя сестра была калекой, ей будет лучше в могиле, – внезапно сказал Чевиот. – У нее было исключительно красивое лицо, но из-за уродства ни один мужчина не взял бы ее в жены.
      Певерил вздрогнул.
      – У нее был я, ее брат. Я бы всегда любил и защищал ее, – приглушенным голосом сказал он.
      – Расскажи мне вашу историю, – попросил Чевиот.
      – Какое это имеет для вас значение, сэр? Почему бы вам не отпустить меня туда, откуда я пришел?
      – Ты будешь делать то, что тебе говорят, – отрезал Чевиот.
      Певерил Марш посмотрел на своего благодетеля с некоторым удивлением. Очень скоро ему предстояло узнать, что этот человек был абсолютно безжалостен к тем, кто обижал его, и что он всегда ожидал только мгновенного повиновения. Нельзя сказать, чтобы Чевиот казался Певерилу добродушным или привлекательным человеком, но молодой художник был ошеломлен своей потерей и отчаянием, в которое его повергла безнадежность положения.
      По просьбе Чевиота он все-таки рассказал свою историю. Ему вот-вот должно было исполниться двадцать лет. Пять лет назад его положение было совсем другим. Он и его сестра жили в маленьком, но приличном домике неподалеку от Холлоувей в Лондоне, где у его отца был маленький галантерейный магазин. Его мать была образованной женщиной, более знатного происхождения, чем отец. Она сама учила своих детей с младенчества. В раннем возрасте Певерил начал обнаруживать признаки таланта: он хорошо рисовал карандашом и кистью. В двенадцать лет нарисовал картину, которая привела в изумление даже его родителей. Поэтому мать определила его в школу святого Павла. Он также брал уроки у старого итальянского художника, друга матери. В отношении будущей карьеры Певерила все обстояло благополучно. Единственным несчастьем в семье было, конечно, уродство маленькой дочки, Элспет. С ранних лет Певерил научился заботиться о ней. Брат и сестра были глубоко преданны друг другу.
      Но вот семью постигло несчастье. От тяжелой болезни миссис Марш умерла, и даже доктора не могли определить, что же это была за болезнь. Ей был всего сорок один год. Эта смерть не только повергла в печаль молодых, сына и дочь, но и полностью изменила характер осиротевшего мужа. Он пристрастился к вину и забросил дела. Его сын, который получил образование художника, но почти ничего не понимал в торговле, изо всех сил старался удержать дело на плаву. И все же несчастный Вильям Марш попал в долговую тюрьму, где проболел шесть месяцев и умер.
      Певерил, девятнадцатилетний юноша, оказался без дома, но с горбатой сестрой, о которой надо было заботиться. Рисование и продажа картин были слишком ненадежным заработком, поэтому он нанялся на работу в Чипсайде на фирму, где изготовляли рамы. Здесь же брат и сестра снимали небольшую каморку. Тем временем Певерил понял, что слабая девушка не переживет следующей зимы, и принял решение покинуть Лондон и отвезти Элспет в деревню, к тете Инглеби, к которой они ездили еще детьми в те дни, когда были счастливы. Певерил был уверен, что она позаботится об Элспет и позволит ей остаться в Уайтлифе, где чистый воздух мог бы поддержать ее угасающие силы.
      – Я поступил глупо, – тихо сказал молодой человек, – не выяснив заранее, жива моя тетя или нет. Но я не знал о ее смерти и поэтому считал само собой разумеющимся, что мы найдем ее здесь.
      Дальше все было так, как он уже рассказал Чевиоту. На дорогу из Лондона в Монкс-Ризборо ушли все их деньги, которые они скопили. В пути Элспет заболела, а добравшись до Уайтлифа, они узнали, что миссис Инглеби умерла, а ее дом продан чужому человеку.
      – Я чувствую себя виноватым в том, что ускорил смерть моей любимой Элспет, – закончил несчастный молодой человек.
      – Ерунда, – рявкнул Чевиот, – девушка уже была обречена, но я бы хотел, чтобы ты рассказал мне о ее даре пророчества. Действительно ли она обладала таким сверхъестественным предвидением или всего-навсего бредила?
      – Она не бредила, – сказал Певерил. – У нее появился дар предсказания, когда она была еще ребенком. Она даже говорила мне точные оценки по предметам в школе, которые я получу. Увы, она также предсказала и смерть нашей мамы, только никто ей не поверил.
      – Ты думаешь, что она сказала правду и через двенадцать месяцев я женюсь на женщине с рыжими волосами… – сказал Чевиот. Он поднялся на ноги и неприятно засмеялся.
      – Так оно и будет, сэр, Чевиот уперся языком в щеку.
      – Увидим.
      – Я могу идти, сэр?
      – Куда идти?
      – Я не должен больше злоупотреблять вашим гостеприимством.
      – Ты не останешься посмотреть, как твою сестру предадут земле?
      Певерил содрогнулся.
      – Да… я непременно должен это сделать, но после этого…
      – После этого ты вернешься в Лондон и будешь голодать?
      Я не буду голодать, так как в состоянии работать вот этим, сэр, – гордо произнес Певерил и показал свои тонкие красивые руки.
      Чевиот сцепил пальцы за спиной и нахмурился, глядя на юношу, который хотя и казался высоким, но все равно был на целую голову ниже его.
      – Интересно, хорошо ли ты умеешь рисовать? – медленно, растягивая слова, произнес он.
      Певерил, казалось, не слышал. Печальными глазами он смотрел на пламя в камине: Элспет так долго была единственной любовью и заботой в его жизни, что он не мог представить, как будет жить без нее. Он с ужасом думал о предстоящем одиночестве. Однажды во время прогулки она предсказала, что в молодости он встретит и испытает огромную любовь и счастье. Но это казалось невозможным: пока еще Певерил не встретил такой женщины, при виде которой его сердце забилось бы сильнее. Всю свою нежность он отдавал семье и прежде всего сестре.
      Его мысли прервал голос Чевиота.
      – А что, если я оставлю тебя здесь, в Кедлингтоне, и дам все необходимое, чтобы написать мой портрет? Давно уже пора моему портрету висеть на этих стенах вместе с предками… – он рассмеялся; его смех показался Певерилу скорее зловещим, чем веселым. Но когда Певерил подумал об эффектной внешности дворянина, в нем вдруг заговорил художник. Как прекрасно выглядел бы лорд Чевиот на портрете, нарисованном маслом на широком холсте!
      – Ну? – прогремел Чевиот.
      – Я бы хотел нарисовать ваш портрет, сэр, – сказал Певерил и посмотрел своими серыми глазами на дворянина. Его взгляд выражал холодное равнодушие, которое Чевиоту показалось занимательным. Им овладела одна из прихотей, которая непременно должна была быть удовлетворена. Без всякой определенной причины он твердо решил, что поручит этому несчастному юноше написать его портрет.
      – Тогда ты останешься здесь. Время от времени я буду скучать, позируя тебе, чтобы ты мог нарисовать меня, – сказал он. – Кто знает, может, в тебе таится гений? Посмотрим. Возьми бумагу и цветные карандаши и иди в зал. Нарисуй кого-нибудь из гостей; мне все равно, кого. Потом покажи этот портрет мне.
      Певерил с готовностью согласился. В течение последнего года у него не было ни времени, ни настроения приложить свой талант. Неожиданно он почувствовал острое желание доказать лорду Чевиоту, что он и вправду настоящий художник.
      Юноша отсутствовал час. За это время Чевиот успел вздремнуть, разомлев от жары камина и вина, которое выпил. Открыв глаза, его светлость увидел юношу, который стоял рядом. Певерил почтительно подал ему лист белой бумаги с наброском, выполненным угольным карандашом. Чевиот сразу же узнал сэра Джеймса Вариетта, холостяка средних лет, который приехал из Лондона и гостил в его доме. Художник верно подметил характерные черты сэра Джеймса: широкие ноздри, длинное лицо, двойной подбородок, мешки под глазами. Чевиот расхохотался.
      – Вот это да! Замечательно. Да… я вижу, у тебя немалый талант, мой мальчик. Портрет чертовски похож на дурака Джеймса, и если ты так же нарисуешь нынешнего лорда Чевиота, маслом на широком холсте, тебе больше не придется голодать. Ты станешь моим главным художником-портретистом, но будешь также рисовать мой дом и сады.
      Щеки Певерила вспыхнули, но огонь торжества в его глазах тотчас же погас. Слишком поздно, с грустью подумал он, слишком поздно для Элспет, чье маленькое тело теперь наконец стало прямым и уже лежало в гробу. Певерил повесил голову, но Чевиот похлопал его по плечу.
      – Хорошая работа. Я распоряжусь, чтобы тебе дали комнату в башне, повыше, где достаточно света. Ты будешь жить здесь. А когда в следующий раз я поеду в Лондон, то возьму тебя с собой. Ты купишь там все необходимое, краски, холсты, вернешься сюда и примешься за работу.
      – Благодарю вас, сэр, – тихо сказал Певерил.
      – Сначала похорони сестру, – равнодушным голосом сказал он, – и вместе с ней похорони свою меланхолию. Я не люблю, когда рядом со мной грустят. А сейчас поужинай и иди спать. На сегодня хватит.
      У Певерила на мгновение появилось желание отказаться от предложения дворянина, хотя оно и было очень привлекательным для него: ведь он всегда мечтал стать великим художником. Он не чувствовал симпатии к этому человеку, который выручил его из беды. В нем было что-то жестокое и черствое. Может быть, горько подумал Певерил, я слишком чувствителен и принимаю свои несчастья слишком близко к сердцу?
      Все-таки он решил остаться в Кедлингтоне и воспользоваться неожиданной возможностью, которую послали небеса; хотя помощь, как смутно подозревал Певерил, пришла к нему не без участия дьявола. Он поклонился и покинул Чевиота, но пошел не пить и есть, а преклонить колени около безжизненного тела своей сестры и помолиться за ее отошедшую душу.

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая