3

Я нашел ее около лошадей. Она уже оседлала небольшого серого мерина, стоявшего неподалеку от моего жеребца, и привязывала к седлу кожаные фляги с водой. Белый бурнус остался в одном из хиортов Муна и на Северянке была только короткая туника. Солнце палило нещадно и, глядя на ее белую кожу, я подумал, что к вечеру она станет красной, а блондинку ждет беспокойная ночь.

Она делала вид, что меня не замечает, а я прислонился плечом к шершавому стволу ближайшей пальмы и смотрел, как Северянка перекидывала на шею серого яркие желтые поводья и пробовала седло. Под палящим солнцем ее волосы казались почти белыми, а блеск серебряной рукояти меча слепил глаза.

У меня снова пересохло во рту.

— Собираешься в Джулу?

Она бросила на меня взгляд через плечо, не переставая заниматься подпругой.

— Ты сам все слышал.

Я пожал плечом — тем, которое не упиралось в дерево.

— Была там когда-нибудь?

— Нет, — она снова проверила подпруги, подобрала повод и, ухватившись левой рукой за короткую, жесткую гриву мерина, легко запрыгнула в седло, лежащее на ярком чепраке. Под Южным солнцем краски быстро выцветают, ярко-красный цвет желтеет, а потом становится коричневым. Северянка вдела ногу в медное стремя, обшитое кожей, боковой разрез туники распахнулся и я увидел стройное бедро.

Я проглотил комок в горле и попытался справиться с голосом.

— Одной тебе трудно будет добраться до Джулы.

Голубые глаза смотрели на меня с подкупающей искренностью.

— Трудно.

Я ждал. Она тоже. Про себя я скривился. Похоже было, что умение вести разговор к числу ее достоинств не относилось. Но это в женщине не главное.

Мы смотрели друг на друга. Она сидела на беспокойном сером мерине, покрытом слоем шафрановой пыли, а я стоял на ногах (тоже успев изрядно пропылиться, пока дошел от кантины до хиорта Осмуна), небрежно прислонившись к пальме. Сухие, ломкие листья почти не давали тени. Я покосился на женщину на лошади и решил еще подождать.

Она улыбнулась. Улыбка была очень личная, адресованная не мне, а развеселившей ее мысли.

— Это предложение, Песчаный Тигр?

Я снова пожал плечами.

— Чтобы попасть в Джулу, тебе придется пересечь Пенджу. Ты там когда-нибудь была?

Она откинула назад волосы.

— Я никогда еще не была на Юге… но сюда я добралась, — последовала многозначительная пауза. — Добралась сама.

Я хмыкнул и лениво погладил шрамы, пересекавшие мою правую щеку.

— Ты сама добралась только до той захудалой кантины, а сюда доставил тебя я.

Серый ударил копытом, поднял пыль и она повисла облаком в теплом воздухе. Потом облако медленно опустилось и смешалось с песком. Руки Северянки, державшие поводья, сплетенные из лошадиной гривы и хлопковых нитей, действовали, казалось, независимо от нее. Кисти рук были тонкими и наверное очень сильными, потому что она легко сдерживала лошадь — мерин не стоял на месте, чувствуя всадника на спине. Но она, кажется, и не замечала, что серый нервно приплясывает.

— Я уже говорила, мне не нужен танцор меча.

— Пенджа — моя страна, — любезно объяснил я. — Большую часть своей жизни я провел там. А если не знать расположения колодцев и оазисов, из пустыни не выйдешь, — я показал рукой на Юг. Над землей поднимались волны горячего воздуха. — Видишь?

Она посмотрела. Пустыня тянулась на мили вперед и сливалась с горизонтом в бесконечности. А до сердца песков, Пенджи, было еще много часов пути.

Я ждал знакомого ответа «мне не нужен танцор меча». В конце концов, она просто женщина, а их гордость оборачивается глупостью, когда они хотят доказать, что могут сделать что-то сами.

Она рассматривала пустыню. Даже небеса побелели, удержав лишь у горизонта ободок медно-голубого, пропитанного пылью сияния.

Северянка поежилась. Поежилась так, словно замерзала.

— Кто создал все это? — внезапно спросила она. — Что за безумный бог превратил плодородную землю в мертвую пустыню?

Я пожал плечами.

— Есть легенда. В ней говорится, что когда-то Юг был зеленым, прохладным и плодородным. А потом два брата-чародея устроили поединок, чтобы решить, кто будет править миром.

Она повернула голову, чтобы взглянуть на меня, и я встретил ясный, прямой взгляд.

— Предположительно они друг друга убили. Но перед этим успели разбить землю на две части: Север и Юг. Два мира, разных как мужчина и женщина, — я улыбнулся, показывая, что сказка закончена. — Ты не согласна?

Она поудобнее уселась в седле.

— Ты не нужен мне, танцор меча. Мне не нужен ты… и мне не нужен твой меч.

Взглянув на нее, я понял, что она отказывает не Разящему. Одинокая женщина, независимо оттого, прекрасна она или нет, быстро узнает, чего хотят от нее мужчины. Я не был исключением, но от такой откровенности растерялся.

Пришлось снова пожать плечами.

— Я всего лишь пытаюсь предложить тебе свою помощь, баска.

Если подвернется шанс, я покажу ей, чего стою с мечом… с двумя мечами.

Я увидел, как дернулся уголок ее рта.

— Что-то ты не похож на инвалида. А иначе зачем танцору меча с твоей репутацией предлагать свои услуги в качестве проводника?

Это предположение задело мою гордость. Я нахмурился.

— Раз в год я обязательно езжу в Джулу. И как раз собирался отправляться.

— Сколько ты хочешь?

Мой взгляд скользнул по ее стройным ногам; светлая кожа просто притягивала. Я открыл рот, чтобы ответить, но она поняла, что готово было сорваться с моего языка для определения цены и прямо заявила:

— Золотом.

Я засмеялся. Она прекрасно осознавала свою женскую привлекательность, а это давало мне надежду. И делало игру еще более приятной.

— Может отложим окончательное решение до Джулы? — любезно предложил я. — Я всегда устанавливаю цену в зависимости оттого, насколько опасным и сложным было путешествие. Если я спасу тебе жизнь больше одного раза, цена соответственно поднимется.

Я не упомянул о мужчине, который ее разыскивал. Если бы она знала о нем и искала встречи с ним, она сама бы об этом сказала, но судя по ее поведению, Северянка была уверена, что путешествует без сопровождающих. Так что цена могла возрасти в самое ближайшее время.

Губы ее изогнулись, но я заметил блеск в голубых глазах.

— Ты все свои дела ведешь таким образом?

— Всякое бывает, — я подошел к своему гнедому жеребцу, покопался в переметной суме и наконец вытащил ярко-красный бурнус.

— Вот. Надень или к полудню поджаришься.

Не скажу, что бурнус был сшит со вкусом. Я его просто ненавидел, но он меня частенько выручал. Например в случае, когда какой-нибудь местный танзир приглашал меня составить ему компанию за обедом, чтобы обсудить дела — красный бурнус с пышными золотыми кисточками на рукавах и капюшоне по местным представлениям свидетельствовал о достатке владельца. В шве левого плеча я сделал разрез, чтобы сквозь него легко проходила рукоять Разящего. В такой работе как моя, главное чтобы меч легко оказывался в руках в любое время.

Северянка взяла бурнус и прищурилась.

— По-моему он слишком изящный для тебя, — заметила она, и надела бурнус через голову, проследив, чтобы рукоять меча вышла из разреза за плечом. Капюшон она откинула на плечи. Бурнус оказался ей слишком велик, за множеством складок едва угадывалась изящная фигурка, но смотрелся он на ней гораздо лучше, чем на мне.

— Когда доедем до Джулы?

Я отвязал жеребца, дружески похлопал его по левому плечу и вскочил в седло.

— Зависит от многих обстоятельств. Может уложимся в три недели… а может в три месяца.

— Три месяца!

— Мы поедем через Пенджу, — я поправил налобный ремень, чтобы жеребцу не мешали выгоревшие кисточки, украшавшие уздечку. Под пустынным солнцем ничто долго не сохраняет свой цвет, в конечном счете все становится коричневым всех оттенков.

Она взглянула на меня серьезно.

— Тогда давай больше не будем терять время.

Я смотрел, как она подбирала поводья и поворачивала маленького серого мерина на юг. По крайней мере направление она знала отлично.

Бурнус развевался на скаку как малиновое знамя танзира пустыни. Рукоять ее Северного меча была серебряным маяком, сверкавшим в солнечных лучах. Мягкие, шелковистые волосы вбирали в себя сияние солнца… Да, Северянку трудно было потерять из виду. Я цокнул жеребцу и поскакал за ней.

Лошади шли голова в голову неторопливой рысью. Мой гнедой жеребец не слишком обрадовался возможности попутешествовать в компании маленького серого мерина, предпочитая более быстрый, размашистый ход (довольно часто это был резвый галоп, приправленный периодическими попытками сбросить меня со спины), но после короткой «дискуссии» мы нашли компромисс. Я выбирал направление, а он шел, как хотел.

И выжидал момент для очередной попытки избавиться от меня.

Я заметил, что она наблюдала за моей разборкой с лошадиным мятежом, но не мог решить, оценила она мои способности или нет. На моего жеребца никто другой по своей воле не полез бы, он всегда был угрюмым и раздражительным. Я выигрывал на нем пари, когда находились Южане, которые воображали, что могут выйти победителями в схватке с жеребцом. Мы с гнедым давно выработали соглашение: он старательно устраивал яростные представления, а я подогревал к ним интерес; если на этом нам удавалось заработать несколько монет, гнедой получал лишнюю порцию зерна. Соглашение оказалось выгодным для нас обоих.

Северянка молчала, пока жеребец не успокоился и не начал отфыркиваться, сдувая пыль с ноздрей, но я чувствовал на себе ее взгляд.

— Ты едешь не на Северном коне, — отметил я, приглашая ее к разговору. — Он Южанин, как и я. А какие лошади у вас на Севере?

— Они крупнее ваших.

Я ждал. Она ничего не добавила. Я попытался снова.

— Быстрые?

— Довольно быстрые.

Я нахмурился.

— Слушай, впереди у нас долгое путешествие. Мы сможем сделать его короче, если будем вести разговор, — я помолчал. — Даже плохой разговор.

Она улыбнулась. Правда при этом попыталась спрятать улыбку за занавесью волос, но я успел заметить.

— Я думала, танцоры мечей в основном люди замкнутые, — неохотно сказала она, — живущие только ради того, чтобы проливать кровь.

Я шлепнул ладонью по груди.

— Я? Нет. В душе я очень мирный человек.

— А-а, — вся мудрость мира вместилась в этот звук.

Я вздохнул.

— А имя у тебя есть? Или я могу звать тебя Блондиночка?

Она ответила не сразу. Я ждал, отрывая колючки песчаника от стриженой гривы моего жеребца.

— Делила, — наконец сказала она и натянуто улыбнулась. — Зови меня Дел.

— Дел, — повторил я. Имя ей не подходило. Оно было грубым и коротким… и слишком мужским для девушки ее сложения и красоты.

— Ты действительно разыскиваешь брата?

Она покосилась на меня.

— А ты думал, что я придумала все, что рассказала работорговцу?

— Может и придумала, — я пожал плечами. — Мое дело довести тебя до Джулы, меня не должно интересовать, зачем тебе туда понадобилось.

Она почти улыбнулась.

— Я ищу своего брата. Это не выдумка.

Значит правда.

— А ты представляешь, где он может быть или что с ним случилось?

Ее пальцы разбирали короткую гриву мерина.

— Я уже рассказала работорговцу, что брата украли пять лет назад. Я проследила его до этого городка… теперь до Джулы, — она посмотрела на меня. — Еще вопросы?

— Да, — я открыто улыбнулся. — Почему, в аиды, такая девушка как ты должна разыскивать пропавшего брата? Чем в это время занимается твой отец?

— Он мертв.

— Дядя?

— Мертв.

— Братья?

— Все они мертвы, танцор меча.

Я внимательно посмотрел на нее. Голос ее оставался ровным, но я научился вслушиваться в то, что люди не говорят внимательнее чем в то, что они произносят.

— Что произошло?

Она передернула плечами.

— Налетчики. Они пересекли Северную границу, а мы в это время ехали на Юг, к пограничным землям. Они заметили нас и напали на караван.

— Увели твоего брата, — я не ждал от нее подтверждения, — и убили остальных.

— Всех, кроме меня.

Я остановил жеребца и резким движением схватил поводья мерина. Кисточки на ремешках успели выгореть и потускнели.

— Как, в аиды, — потребовал я, — налетчики пропустили тебя?

На несколько секунд голубые глаза скрылись за опустившимися веками, а потом она посмотрела на меня.

— А я не сказала, что меня пропустили.

Я потерял дар речи. Передо мной стояла картина: Южные налетчики стаскивали с лошади Северную девочку. Приятных эмоций я при этом не испытал. А прекрасная Северянка не сводила с меня глаз, как будто точно знала, о чем я думал, и смирилась с этим, не испытывая ни стыда, ни унижения от открывшихся мне сцен. Это был просто факт из ее жизни.

Я тут же задумался, мог ли человек, о котором говорил Мун — человек, выслеживающий ее — быть одним из тех налетчиков. Но… она сказала, что это случилось пять лет назад… За такое время мужчина забудет любую женщину.

Но женщина не забыла брата.

Я выпустил ее поводья.

— И теперь ты приехала на Юг устроить охоту на кумфу, разыскать брата, который скорее всего уже мертв?

— Он не был мертв пять лет назад, — холодно сказала она. — Он не был мертв, когда Осмун видел его.

— Если Осмун видел его, — отметил я. — Ты думаешь, если ты держала меч у его горла, он сказал правду? Он говорил то, что ты хотела услышать,

— я нахмурился. — После пяти лет то, что ты затеяла почти невозможно, баска. Если тебе очень нужен твой брат, почему ты так долго ждала?

Она не улыбнулась и не показала, что заметила мое раздражение.

— Мне нужно было научиться вести дела, — спокойно объяснила она. — Изменить традиции.

Я посмотрел на серебряную рукоять, видневшуюся за ее левым плечом. Женщина, носящая меч — да, это действительно изменение традиций. На Севере или на Юге. Но мои подозрения относительно того, какие дела она имела в виду, скорее всего были ложны.

Я ухмыльнулся.

— Только потеряешь время, баска. После пяти лет в рабстве на Юге… Я уверен, что он уже мертв.

— Это возможно, — согласилась она. — Но точно я узнаю все только когда доберусь до Джулы.

— Аиды, — с отвращением проговорил я, — заняться мне больше нечем, — я яростно уставился на малиновую спину, постепенно удалявшуюся от меня, потом шлепнул жеребца пятками по бокам и снова догнал Северянку.

Мы решили остановиться когда небо уже усыпали звезды. Я приготовил еду из сушеного мяса кумфы. К деликатесам оно не относилось, но им можно было набить желудок. Самым лучшим в нем было то, что при его приготовлении в качестве сохраняющего вещества использовалась не соль. В Пендже меньше всего хотелось соленого мяса. Трудно было заставить себя сглотнуть даже щепотку соли, необходимую для жизни. Само мясо кумфы было жестким и безвкусным, но вымоченное в масле, оно становилось мягким и приятным, и было лучшей едой при переходе через пустыню. На долгую дорогу его требовалось немного, к тому же оно мало весило, так что его запас почти не обременял лошадь. За годы, проведенные в пустыне, я успел хорошо с ним познакомиться.

Дел, однако, не оценила его свойства, но была слишком вежлива, чтобы выдать чувство отвращения. Она грызла кумфу как собака грызет оказавшуюся несъедобной кость: желания никакого, но ясно, что больше ничего не дадут. Я улыбнулся про себя и, дожевав свою порцию, смыл ее в желудок несколькими глотками воды.

— На Севере нет кумфы? — поинтересовался я, когда она заглотнула последнюю полоску.

Она поднесла ладонь ко рту.

— Нет.

— Ты ее еще оценишь.

— Хм…

Я передал ей кожаную флягу.

— Выпей. Это поможет.

Она шумно глотнула, потом заткнула флягу и вернула мне.

Я начал заворачивать распакованное мясо.

— Знаешь, что такое кумфа?

Взгляд голубых глаз был красноречивее слов.

— Рептилия, — объяснил я, — живет в Пендже. Невысокая, с возрастом вырастает до двадцати футов и становится жесткой как кожа на ботинке. Они примерно вот такие, — я свел руки в кольцо так, что пальцы едва соприкасались. — Но если отловить и снять шкуру с молодой, получишь неплохое мясо. У меня две сумки им забиты. Этого нам вполне хватит, чтобы пересечь Пенджу.

— И это вся еда?

Я пожал плечами.

— Встретим караван — купим что-нибудь. Можем остановиться в паре селений. Но мясо кумфы наша основная диета, — я улыбнулся. — Оно не портится.

— Хм…

— Ты его еще оценишь.

Я довольно потянулся, прижался спиной к седлу и расслабился. Ну вот и я, в пустыне, наедине с прекрасной женщиной. Живот набит, а закат обещает прохладную ночь. Звезды дополняли обстановку до идиллии. Когда мы доберемся до Пенджи все, конечно, изменится, а пока я был почти счастлив. Для полного счастья мне не хватало глотка акиви, но когда я покидал кантину в поисках Дел, у меня уже не оставалось ни монеты.

— Сколько до Пенджи? — спросила Дел.

Я повернул голову и увидел, что она заплетает волосы в обычную косу. Стыдно было даже смотреть, как она скручивает это великолепие, но я понимал, что в песках такие волосы как у Дел могли причинить немало неудобств.

— Подъедем завтра, — я оперся о седло. — Теперь, когда мы устроились, может расскажешь, почему ты подошла именно ко мне в кантине?

Она перевязала косу кожаным шнурком.

— В Харкихале мне сказали, что скорее всего брат попал к Осмуну Торговцу, но из разговоров я поняла, что найти этого Осмуна будет нелегко. Тогда я попросила назвать кого-нибудь из его друзей, — Дел пожала плечами.

— Три разных человека сказали: здоровый танцор меча, называет себя Песчаный Тигр, хорошо знает Осмуна. И я стала искать танцора меча вместо работорговца.

Харкихал — городок около границы. Грязное местечко, и если ей удалось выудить такую информацию из людей, которые — я знал по своему опыту — держали рот закрытым, пока не дожидались должного поощрения, она обладала незаурядными способностями.

Я посмотрел на Северянку повнимательнее. Мне не верилось, что она могла справиться с мужчиной, но что-то в ее глазах мешало сделать окончательное заключение.

— Значит ты искала в кантине меня, — я потрогал шрамы, доходившие до подбородка. — Да, думаю узнала ты меня без труда.

Она пожала плечами.

— Они описали тебя. Сказали, ты жесткий как мясо старой кумфы, только тогда я их не поняла, — она прищурилась. — И они говорили о шрамах на твоем лице.

Я подумал, что ей хотелось спросить, откуда эти шрамы. Ими обычно интересовались все, особенно женщины. Шрамы были частью легенды, и я не уклонялся от рассказа.

— Песчаный тигр, — веско сообщил я ей и встретил прямой взгляд. — Они как кумфа, живут в Пендже. Хищные, опасные звери. Не откажутся полакомиться человечиной, если кто-то по глупости заявится в их логово.

— Как ты?

Я засмеялся.

— Я знал, что делал, когда шел к ним. Я должен был убить большого тигра, который наводил ужас на поселение. Ему удалось содрать с меня несколько кусков кожи и провести когтями по лицу, как видишь, но я с ним расправился, — я показал на ожерелье, висевшее на мой шее — черные, хищно загибающиеся когти, нанизанные на темный шнур. Мое лицо испробовало их на себе. — Это все, что от него осталось. Шкуру я взял в свой хиорт, — снова прямой взгляд. — Шатер.

— И теперь тебя называют Тигр.

— Песчаный Тигр. Тигр — сокращенно, — я пожал плечами. — Имя не хуже любого другого, — я немного подумал, а потом решил, что это не повредит моей репутации — и не уронит меня в глазах Дел — и рассказал всю историю.

— Я до мельчайших подробностей помню день, когда все это случилось, — зловеще начал я, подготавливая ее к леденящему кровь повествованию. — Песчаный тигр крал детей, которые отходили от поселка. Никто не мог выследить зверя и положить конец этим злодеяниям. Двое рискнувших охотников были убиты около его логова. Шукар испробовал все свои магические заклинания, но ни одно не помогло — от магии всегда мало проку. Тогда шукар объявил, что племя чем-то прогневило богов и те ниспослали наказание, и что человек, который сможет погубить зверя, заслужит вечную благодарность племени, — я пожал плечами. — Ну, я взял свой нож и вошел в логово, а когда выбрался оттуда, тигр был мертв.

— И чем потом вознаградило тебя племя?

Я улыбнулся.

— Ну, награда была столь велика, все юные красавицы племени, благодарные мне за мой подвиг, падали передо мной на колени и каждая умоляла взять ее в жены. Мужчины чествовали меня и готовы были отдать мне все, что имели. Так что по понятиям Салсет я был вознагражден сполна.

— И сколько жен у тебя было? — мрачно поинтересовалась Дел.

Я погладил шрамы на лице.

— Честно говоря, ни одной. Я не связываю себя надолго с женщинами, — я пожал плечами. — Для меня и одна жена много, не говоря уже о нескольких.

— А почему ты оставил племя?

Я закрыл один глаз и покосился на яркую звезду.

— Захотелось чего-то нового. Даже кочевое племя, такое как Салсет, может показаться клеткой. Так что я побродил по земле, а потом занялся танцами мечей, достиг седьмого ранга и стал самим собой.

— На Юге хорошо платят?

— Я очень богат, Дел.

Она улыбнулась.

— Я вижу.