10

— Тигр, — позвала она, — пора ехать.

Может быть, но я бы предпочел еще немного отдохнуть. Я не пошевелился.

Дел потянула за край одеяла.

— Мы должны идти, — настаивала она. — Они уже оттаивают.

Я начал выпутываться из одеяла.

— Кто от… — я откинул одеяло, сел и сердито посмотрел на сияющее солнце. В сторону борджуни я намеренно не поворачивался.

— Если ты голоден, мы можем поесть по дороге, — объявила Дел. — Я не хочу здесь больше оставаться.

Что-то в ее голосе меня насторожило. Дел и раньше убивала, ей к этому не привыкать, и будет убивать и дальше. Она привыкла к смерти как и полагается танцору меча, не находя ни радости, ни удовлетворения, ни ненормальной гордости в убийстве. Дел была лишена фантазии и действовала как профессионал, не выставляя напоказ свои чувства. Но произнесенные ею слова звучали странно. Что-то взволновало Дел до того, что ее голос дрожал.

Я смотрел на своего талантливого собрата по мечу и видел испуганную женщину.

— Дел, — я поднялся на колени, — баска, в чем дело?

Как только я начал двигаться, Дел шарахнулась от меня. Она согнулась, сгорбилась, словно чувствуя свою уязвимость. Дел не лишена обычных человеческих эмоций — я видел ее испуганной, разъяренной, довольной и счастливой — но обычно она глубоко скрывает свои чувства из страха раскрыть себя. Дел носит щит и нередко скрывается за ним даже от меня.

Теперь она снова прикрылась этим щитом. Дел была похожа на привидение.

Она отошла еще дальше, когда я начал вставать. В ее руке сверкнула Бореал.

— Нужно уходить отсюда, — повторила она.

— Аиды, Дел, в чем дело?

— В этом месте! — отчаянно закричала она и по долине пронеслось эхо.

— Это случилось здесь… здесь…

Она не могла продолжать, а когда я сделал шаг, чтобы дотронуться до нее, повернулась ко мне спиной. Она торопливо прошла по траве, обходя замерзших борджуни, и застыла в другом конце крошечной долины. Сжимая меч, Дел упала на колени.

— Здесь, — повторила она. — Это было здесь.

Я едва слышал ее. Не желая беспокоить Дел, я подошел к ней медленно, бесшумно, раздумывая, как же вывести ее из этого состояния. Дел себя не контролировала.

Она покачивалась вперед-назад, сжимая обнаженный меч. Подносила рукоять к губам, обхватив пальцами крестовину, прижимала к себе Бореал, словно меч мог успокоить ее.

Что ж, раньше у него это получалось.

— Я не знала, — шептала Дел, — я не знала… я не узнала это место. Я отошла в сторону и только тогда все поняла, — она жадно захватила воздух.

— Я даже представить не могла, что снова…

Я посмотрел на расщелины между пригорками. Краски в этом мире были охряно-золотые и лиловые, солнечный свет золотил рожденную мечом изморозь и подтаявшие льдинки. Такая симпатичная маленькая долинка для такой неприятной истории.

— Я думаю, забыть было нетрудно, учитывая обстоятельства.

— Обстоятельства, — слабо отозвалась она. — А ты знаешь, какими были эти обстоятельства?

Конкретно не знал. Дел никогда не рассказывала.

— Их было очень много, — заговорила она, — все закутанные в Южные шелка… они орали, смеялись, подзадоривая нас бросить им вызов… — она вздрогнула и еще сильнее сжала клинок. Дыхание со свистом вырывалось через рукоять. — Мы не поняли их намерений и, как положено, оказали им гостеприимство. Они приняли его, приняли и отплатили нам за нашу доброту, не заботясь, кого убивают и как, — она крепко зажмурила глаза. — Детей они убили сразу, не хотели с ними возиться… мужчин разрубили на части… женщин оставили для себя и издевались над ними, пока не замучили до смерти. Те, кого они не убили — не слишком молодые и не слишком старые — предназначались для продажи в рабство.

— Дел…

— Нас осталось двое, Джамайл и я. Все были мертвы.

— Дел…

— За ним, как за мужчиной, следили. Но я женщина, и я принадлежала Аджани. Он объявил меня своей и должен был сам беспокоиться, чтобы я не сбежала, — она снова открыла глаза и уставилась в никуда. — Потом Аджани расслабился, перестал следить за мной… и мне удалось бежать. Оставив им брата.

— Баска…

— Я бросила его! — закричала она. — Ты видел, что с ним случилось, что с ним сделали!

Это был крик не страха и боли, а ярости и осознания. Злой, задушенный крик, который поднимался к причитанию от слепой ненависти к себе. Я и представить не мог Дел в таком состоянии. Она уже ничего не видела и не слышала.

И я понимал почему.

Я дотянулся до нее, схватил за плечи и поднял с земли. Я не взглянул на Бореал, даже когда та с глухим звуком упала на дерн. Я крепко сжал Дел и заставил ее посмотреть на меня.

— Не вини себя.

— Я бросила его…

— …потому что была вынуждена. Потому что у тебя не было другого выхода. Потому что только так ты могла помочь ему освободиться.

— Они увезли его на Юг…

— …и продали его, что собирались сделать и с тобой, — мне хотелось встряхнуть безвольное тело, но я только сжал ее руки. — Ради своей родни и долга ты сделала больше, чем кто-либо, кого я встречал в своей жизни. Но у всего есть конец, Дел… должен быть. Ты не можешь потрошить себя за это вечно. Ты считаешь, что недостаточно страдала?

Ее голос был безжизненным.

— Джамайл страдал больше.

— Он такой, каким стал! — зашипел я. — Немой, кастрированный. Он уже не тот мальчик, которого ты знала. Он уже не станет прежним… ты должна понять это.

— Ему было десять…

— …а тебе пятнадцать. Ты потеряла не меньше чем он, только кое-что другое, — я прерывисто втянул воздух. — Баска, ты думаешь я так мало знаю? Ты забыла, сколько ночей мы провели вместе? Я знаю все твои сны и грезы.

Она дрожала в моих руках.

— Он нужен мне, — прошептала она. — Мне нужен Аджани.

— Я знаю. Я знаю, Дел. Но ты уже приняла решение.

— Разве? — с горечью спросила она.

— Ну, мне показалось, что ты дала мне понять раньше… когда просила меня быть твоим поручителем и выступить за тебя, убедить их, что ты должна жить, — я отпустил ее. — Если теперь ты собираешься отправиться за Аджани…

— Это нечестно, Тигр!

— Скажи мне что-нибудь поновее, — я наклонился, поднял Бореал — я уже мог это сделать — и протянул ее Дел. — Нужно решать сейчас, баска. Если ты собираешься отправиться за Аджани, лучше нам вернуться в Харкихал и выяснить, где можно разыскать кого-то, кто расскажет нам о нем. Не исключено, что Аджани сам услышит о нас, кажется у него есть преданные люди.

— Мертвые люди, — ровно сказала Дел.

А сколько еще живых?

Дел пожала плечами.

— Десять, пятнадцать. Было около двадцати. Я не могла всех пересчитать… временами я ничего не соображала, — она снова пожала плечами, словно отгораживаясь от лишних воспоминаний. — Я убила пятерых, но этого недостаточно. Я не успокоюсь, пока не убью Аджани.

— Решать тебе, Дел.

Она взглянула на меня, в тайне надеясь, что решение приму я.

— А что бы ты сделал, Тигр?

— Решать тебе, баска.

— У тебя нет своего мнения? У тебя же всегда есть правильное решение.

— Есть. Но я опасаюсь тебе о нем говорить, — я криво улыбнулся. — Если ты последуешь моему совету, позже можешь прийти к выводу, что это была не лучшая идея, и тогда в случившемся в первую очередь будешь винить меня.

Она открыла рот, чтобы возразить, задумалась, потом закрыла рот и угрюмо кивнула.

— Ты можешь отправиться на поиски Аджани, — продолжил я. — Ты можешь выследить его, поймать и убить. Это ты и собираешься сделать. Но на такую охоту может уйти больше двух месяцев… к тому времени ты станешь такой же дичью, как и он.

Дел смотрела на меч.

— Или можешь вернуться домой, предстать перед судом, выслушать приговор… а потом отправиться за Аджани.

— Если они позволят мне жить.

— Если они позволят жить нам обоим.

Она потрясенно уставилась на меня, а я улыбнулся.

— Ты привела меня сюда, Дел. Вместе дойдем и до конца.

— Но если они приговорят меня к смерти, а они могут это сделать по праву…

— Праву, траву, — проворчал я. — Если у них хватит дури это сделать, мы станцуем вдвоем против всех.

Дел долго не сводила с меня глаз, потом слабо улыбнулась, засмеялась и кивнула.

— Да уж, это будет история на века.

— Беллину она, конечно, понравится, — я повернулся и направился обратно к одеялам. — Давай собираться, баска. Нам еще долго идти, независимо то того, какую дорогу мы выберем.

Солнечные лучи ливнем обрушивались на нас, высасывая из кожи драгоценную влагу. Воздух был раскален так, что я не мог вдохнуть его. Еле передвигая ноги, я хрипел и стонал, чувствуя, что мое тело — и внутри, и снаружи — сплошной ожог. Я понимал, что если мы в ближайшее время не найдем колодец, мы умрем, как того и хотели Ханджи, жестокое племя, которое бросило нас в Пендже без лошадей, без воды, оставив нам только оружие, потому что нас принесли в жертву солнцу — голодному божеству.

— Тигр?

Кожа сошла с тела Дел, обнажив сухожилия и мясо. Исчезла Северная баска, ее сожгло Южное солнце. Пришла моя очередь.

— Тигр…

Я шарахнулся от ее прикосновения. Слишком больно. Она и с меня сорвет остатки кожи.

— Тигр, остановись!

Я остановился, поморгал, осмотрелся. И вспомнил, что мы на Севере, а Юг далеко… Мы шли не по пустыне.

Мягкий день и мягкий полдень, полный дождевой дымки и клоков тумана. Воды вокруг столько, что можно утонуть. Из-за нее дорогу развезло, а на мокрой траве ноги скользили. Каждый шаг давался с усилием.

И проклятьем в адрес жеребца, которого я лишился три дня назад.

Я не мог не признать, что привязался к парню. Мы бродили вместе семь лет… и за эти годы успели договориться до дружеского вооруженного перемирия. Жеребец был резким, сильным и жизнерадостным настолько же, насколько подлым и хитрым. Но мы успели изучить наши привычки и притерпеться друг к другу, особенно в сложных ситуациях.

Теперь я остался один.

Люди говорят, что лошади глупы. А я бы сказал, что лошади просто позволяют людям верить в эту ложь, поскольку человеку приятно чувствовать себя главой, когда он сидит в седле.

— Тигр, — позвала Дел, — с тобой все в порядке?

— Давай отдохнем, — пробормотал я и шлепнулся на землю. Я согнулся, положив руки на колени, и попытался отдышаться. Голова была забита тряпками, в глаза кто-то насыпал песок, а когда я прищурился, потекли слезы.

— Воды? — тихо спросила Дел, потянувшись за флягой, висевшей у нее на ремне, перекинутом через грудь.

Я покачал головой, кашлянул, мечтая, чтобы прошла головная боль, снова кашлянул. Грудь сжимали тиски, дышать было больно.

Дел нахмурилась.

— Голова не кружится? Иногда такое бывает с людьми, когда они первый раз попадают в горы.

— Не кружится… Ее будто камнями набили, — я чихнул и тут же пожалел об этом. — Аиды, ужасно себя чувствую.

Дел нахмурилась сильнее.

— Чем тебя били?

— Да никто меня не бил, — я постучал по макушке суставами пальцев. — Такое ощущение, что у меня камень вместо головы.

Она вздохнула, сочувственно наморщив лоб.

— По-моему ты замерз и простудился.

Замерз. Минуту назад, затерявшись в воспоминаниях, я страдал от зноя.

Я выпрямился, прислушиваясь к легким. Каждый раз, когда я пытался вдохнуть или пошевелиться, глубоко в груди что-то всхлипывало.

— А что это такое?

Дел хлопнула глазами.

— Простуда? — она помолчала. — Ты не знаешь?

— Это болезнь?

— Не совсем болезнь, — Дел все еще не могла опомниться от моей неосведомленности, отчего легче мне не становилось. — Неприятное состояние… Ты правда никогда не слышал о простуде?

С бесконечным терпением я спросил:

— Как может человек замерзнуть и простудиться, если он живет в раскаленной пустыне?

Дел пожала плечами.

— Бывает. Север, Юг — не имеет значения. Ты никогда раньше не болел?

— Дел помолчала. — Я имею в виду настоящие болезни, а не головную боль после акиви. Этому я сама была свидетелем.

Я нахмурился и покачал головой.

— Несколько раз была лихорадка, а больше ничего, — я засопел и почувствовал, как звук отдался внутри черепа. — Дел, простудиться — или как там это называется — это как-то связано с мечом? С той бурей? — я помрачнел. — Когда ты на меня налетела, мне было холодно как в аидах… Это из-за тебя я заболел? — я сердито уставился на Дел. — Это твоя работа, баска?

Она с вызовом подняла подбородок.

— Если бы ты надел теплую одежду, как я и говорила, и мех…

Я покачал головой.

— Они слишком тяжелые.

— Когда отморозишь себе гехетти, мне не жалуйся, — она раздраженно показала на сверток у моих ног. — Не хочешь одеваться — пошли… мы теряем время.

Я посмотрел туда, откуда мы пришли, и туда, куда должны были идти.

— Где мы, баска? Я уже заблудился.

— Все еще на Торговом Тракте. Нам еще долго идти, — она помолчала. — А из-за тебя мы еле ползем.

— Мне жаль, — пробормотал я, хотя на самом деле жаль мне не было. Я откашлялся и всмотрелся в клубящийся туман. — Здесь когда-нибудь бывает сухо?

— Это дожди в середине зимы, — объяснила Дел, — погода будет только ухудшаться пока мы не доберемся до нагорья. Там лежит снег.

Меня затрясло, когда порыв ветра приласкал кожу. Мокрый шелк прилип к телу.

— Аиды, баска… хотел бы я, чтобы ты была Южанкой.

— А я нет, — выразительно отрезала она. — Я дорожу своей свободой.

Я вздохнул.

— Я только хотел сказать, что в этом случае сейчас мы шли бы туда, где всегда тепло.

Дел скривила губы.

— Пройдем еще немного, Тигр. Где-нибудь у дороги найдем гостиницу. Поедим, переоденемся в сухую — теплую — одежду и будем отдыхать до утра.

Я наклонился и поднял с земли свой сверток.

— Ненавижу дождь, — изрек я просто чтобы удостовериться, что Дел об этом знает.

Дел, видимо, давно догадалась. Она повернулась ко мне спиной и полезла на следующий холм.

Гостиницу мы так и не нашли. Зато нас нашел жуткий ливень с ураганным ветром, который превратил меня в ходячее воплощение несчастья, обернутое мокрым шелком. Я брел по слякоти, скользил по траве, кашлял, чихал и еле волочил ноги, то взбираясь на холм, то слезая с него, опасаясь, что начну жаловаться и дам Дел лишний повод для издевок. Все мое внимание было сосредоточено на правильном выполнении следующего шага.

Прямо на острие меча.

Я смутно услышал, что Дел закричала мне остановиться, но не понял ее. Или просто ее крики слились с шумом в моей груди, где что-то сопело, гудело и ворчало с таким постоянством, что я стал слышать только собственные хрипы, игнорируя все остальные звуки, включая любые крики, которые могли меня о чем-то предупредить.

Моя реакция мне совсем не понравилась, но я слишком устал, чтобы беспокоиться.

Я посмотрел вниз, на кончик меча. Он застыл около мокрого, обтянутого шелком живота. И он дрожал, этот меч, потому что руки, которые держали его, были маленькими, слабыми и неумелыми.

Мальчишке лет десять, не больше, подумал я.

— Стой, — решительно приказал он.

— Хорошо, — согласился я. — Уже стою.

— Не двигайся, — другой голос. Женский. Молодой. Тоже яростный и непреклонный.

Я нахмурился, перевел взгляд с мальчика на девочку, которая стояла в трех шагах позади него и держала белый боевой посох в позе защиты, хотя я сомневался в ее умении пользоваться этим оружием. Обучение владению боевым посохом занимает несколько лет даже для мужчины, а она, без сомнения, была женщиной. Точнее девочкой.

Дел опустила седельные сумки. Руки ее свисали по бокам. Она не пыталась вытащить меч или выбить из рук девочки посох.

Я прищурился, надеясь, что разойдется туман перед глазами. Дождь прекратился, но день остался голубым и серым, с синими и стальными пятнами.

За спинами девочки и мальчика стояла повозка. На полпути к дороге она косо застыла на склоне холма. Старая пегая кобыла уныло ссутулилась меж оглобель: шея опушена, голова между ног. Повозка, подумал я, была совсем старой и ветхой. Одно заднее колесо, правое, валялось в грязи. Приподнять повозку, чтобы починить ее, мог только очень сильный мужчина. Детям это было не под силу. Ничем не могла им помочь и завернувшаяся в старое одеяло женщина, выглянувшая из повозки. Женщина с тревогой и испугом смотрела на Дел, меня и детей. Я понял, что это ее дети.

А у ребят смелые души, и удача на их стороне — и Дел, и я не собирались причинять им вреда, а любой другой мог бы сразу убить их за безрассудство. Легко. Не задумавшись.

Я вздохнул. Глубоко в груди что-то захрипело.

— Ничего плохого мы вам не сделаем, — пообещал я. — Мы путешествуем, как и вы.

— Они так же говорили! — выкрикнула девочка. — Мы оказали им гостеприимство, а они ограбили нас!

— Кто-нибудь ранен? — тихо спросил я.

— Только наша гордость, — неохотно выдавила женщина. — Мы слишком легко верили людям, но мы получили урок и больше никому не доверяем.

Я показал рукой на повозку.

— Рано или поздно вам придется кому-то довериться. Не думаю, что иначе вы сможете починить повозку.

— Мы сами все сделаем, — яростная, гордая молодая госпожа. Пятнадцать или шестнадцать лет, подумал я. Блондинка, как Дел. Голубые глаза. И как Дел, намерена доказать, что она ничем не хуже мужчины.

Я чуть не улыбнулся, но сдержался, решив, что девочка заслуживает большего.

Дел не сводила глаз с мальчика. Она побледнела и тяжело дышала, но говорила очень мягко:

— Меч тебе не понадобится. И посох тоже. Мы поможем вам починить повозку.

Девочка показала посохом на Север.

— Уходите, — упрямо потребовала она. — Идите своей дорогой и оставьте нас.

— И позволить вам столкнуться с кем-то другим? С кем-то, кто будет настроен не так миролюбиво, как мы? — я покачал головой. — Чтобы доказать вам наши добрые намерения, позвольте нам снять перевязи. Какую угрозу мы можем представлять без оружия?

— Идите своей дорогой, — повторила девочка.

— Киприана, — в голосе женщины звучала мягкая укоризна.

— А откуда мы знаем, что они не перережут нам глотки? — никак не могла успокоиться дочь. — Почему ты думаешь, что они лучше тех?

— Вы достаточно мудры, — сказала Дел, — чтобы проявить осторожность. Я уважаю твою решительность, но Тигр прав: сняв оружие, мы сможем вам помочь.

— Киприана? — мальчик был младше сестры и видимо давно привык подчиняться ей.

Она пожала плечами и высоко подняла голову. Потом, одним резким движением, убрала посох.

— Я не дура, — яростно заговорила она, а голубые глаза наполнились слезами гнева. — Я понимаю, что если вы захотите расправиться с нами, вы это сделаете. Что можем мы с Массоу против вас?

— Кое-что можете, — мягко сказала Дел, — а прежде чем мы расстанемся, я покажу вам еще несколько приемов.

Женщина спустилась из повозки, прижимая к себе складки одеяла. Ее нельзя было назвать ни молодой, ни пожилой — что-то среднее. Высокая, привлекательная, с рыжими волосами, упрямой челюстью и зелеными глазами. Волосы были подняты наверх и перевязаны тонкой веревкой, ставшей бронзовой от влаги. Выбившиеся из прически пряди завивались в колечки.

Она остановилась около девочки и мягко коснулась ее плеча.

— Киприана, Массоу, вы все хорошо сделали. Я горжусь вами. Но теперь отпустите этих людей. Они предложили нам помощь и наименьшее, чем мы можем им отплатить, это принять их предложение с любезностью.

Мальчик слишком быстро расслабил пальцы, сжимавшие меч, и оружие, выпав из детских рук, глухо шлепнулось на траву. Мальчик посмотрел на меня с тоскливым отчаянием.

— Массоу? — переспросил я. Он кивнул. — Я обещаю, что когда-нибудь ты вырастешь и достойно будешь носить меч своего отца. Пока тебе лучше пользоваться ножом.

— Таким? — женщина показала мне клинок, который прятала в складках одеяла. Я удивленно моргнул, а она улыбнулась. — Ты думал, я буду спокойно стоять и смотреть, как мои дети сражаются за меня?

— Мы сами можем за себя постоять, — отрезала девочка и кинула взгляд на Дел. — А он сражается за тебя?

Дел слабо улыбнулась.

— Маленькая истойя, — сказала она, — твое мужество достойно похвалы, но тебе нужно поучиться хорошим манерам.

Лицо девочки вспыхнуло, потом побелело. От стыда она опустила голову

— шея у нее была детская, тонкая.

— Прости, — тихо сказала Киприана, — но без моего отца… — ее голос сорвался. Она посмотрела на брата, на мать, потом подняла голову и расправила плечи. — Теперь у нас некому выполнять мужскую работу и…

— …и поэтому вам приходится делать все самим, — Дел кивнула. — Я понимаю. Мне это известно лучше, чем вы думаете, — она взглянула на повозку. — Мы починим ее, если сможем. Если нет, я поеду вперед, к ближайшему поселению и узнаю, можно ли купить новое колесо. Если вы одолжите мне свою кобылу.

В глазах девочки вспыхнуло подозрение, но быстро погасло.

— А он тоже останется с нами? — Киприана смотрела на меня.

Я чихнул и извинился одновременно.

— Он простудился? — спросила женщина. — Бедняга. А мы стоим среди воды и жалуемся на колеса и повозки, — она перевела взгляд на Дел. — Мы признательны вам за помощь, которую вы можете нам оказать, но что мы можем сделать для вас?

Я шумно хлюпнул носом.

— Дайте нам посидеть в тепле.

11

Женщину звали Адара. Массоу было десять лет, Киприане пятнадцать. Адара рассказала, что они жили у Границы и покинули крошечное поселение, расположенное в дне езды от Харкихала, чтобы отправиться на Север. Муж Адары был Северянином, хотя сама она наполовину Южанкой — типичный житель Границы, где смешивались культуры Севера и Юга. Ее муж хотел, чтобы их дети воспитывались так же как и он, и жили, уважая традиции предков, о чем давно забыли на Границе. К несчастью, этого он уже не увидит: не выдержав трудностей долгого путешествия, он умер неделю назад. От напряжения, сказала Адара, сдало сердце.

Мы съежились у крошечного костра под пологом, который Адара натянула и закрепила на крыше повозки и шесте, потягивая зернистый чай эффанга и знакомясь поближе, прежде чем начать работы по починке повозки (я не любитель эффанга, но акиви у них не было и я решил, что в такой ситуации надо брать что дают. Вино у нас почти закончилось. Эффанга, по крайней мере, рос на моем родном Юге). Массоу и Киприана сидели прижавшись к матери, видимо считая, что этим они защищают ее, так же как она защищала их. Дел и я потеснились, оставляя им место и не желая злоупотреблять гостеприимством больше, чем это было необходимо.