8

В моей жизни бывали минуты и поприятнее. С каждым скачком жеребец — мчавшийся через, над и вокруг холмов, которые я едва замечал — горбился и подпрыгивал, наклоняя голову и этим давая понять, что он не прочь сбросить всадников. Единственное, что мешало ему засунуть голову между ног и заняться нами всерьез это местность. Он видел не лучше чем мы и, хвала валхайлу, ему не хотелось предпринимать что-то рискованное в темноте. Но легче мне от этого не становилось, потому что при каждом скачке и прыжке я взлетал над седлом (не самое приятное ощущение) или падал на него, набивая синяки на бедрах, ягодицах и других, более нежных частях моего тела.

Аиды, мне еще повезет, если я сохраню дар речи, когда все это закончится, не говоря уже о легко ранимой мужественности. Дел прижалась ко мне и цеплялась руками за все, до чего могла дотянуться. Для нее поездка была еще более рискованной: у нее не было стремян, повода, седла — чего-то, что даже отдаленно напоминало бы сидение — ей приходилось подпрыгивать вверх и вниз на лошадином крупе. Шерсть у гнедого скользкая, а на Дел был шелковый бурнус. Я знал, что каждый прыжок жеребца мог оказаться для нее последним.

— Не останавливайся! — повторила Дел. — Ни за что не останавливайся!

— Аиды, баска, я просто не могу позволить ему бежать дальше. Он везет нас на себе и может переломать ноги, ребра или мы… — я замолчал, выругался и попытался перевести дыхание после того, как седло врезало мне по нижней части.

Дел прижалась ко мне сильнее.

— Если локи поймают нас, сломать себе шею будет нашей мечтой. Не останавливайся, Тигр. Еще нельзя.

На текущий момент за нас все решал жеребец. Трензель был надежно зажат в больших, крепких зубах, и пока я тщетно пытался выдернуть его в нежные, беззубые части рта, лошадью я не управлял. Все что я мог, это стараться выискать дорогу поровнее.

Мы мчались вниз, на Юг. Может быть жеребец это понял и решил вернуться домой. Мне в голову даже пришла мысль, что я мог тихонько поощрять его бег всю дорогу через Границу, но с моей стороны это было бы нечестно (по отношению к жеребцу. И Дел, конечно, будет жаловаться, но здоровье жеребца было для меня важнее).

А потом гнедой резко поменял направление, повернув на запад. Он мчался уже не напрямую домой, а наискосок, через низины, которые Дел называла предгорьем. Гнедой бежал медленнее, тяжело дыша, едва справляясь с вероломными спусками и подъемами. Я воспользовался возможностью и вырвав трензель из зубов, начал диктовать свою волю, которая подразумевала срочную остановку.

— Тигр…

— Я не хочу убивать его, Дел. Чем бы ни были эти локи, я договорюсь с ними, если придется… но жеребец должен отдохнуть.

— Я только хотела…

— Позже, — я сказал это резче, чем собирался, слишком занятый жеребцом, чтобы следить за голосом. Я почувствовал, как Дел напряглась, но не мог тратить время на умиротворение затронутых чувств.

— Полегче, старик… успокаивайся… передохни немного, ладно? Ну давай… спокойнее… давай опустим все четыре ноги на землю… я думаю, они нам еще понадобятся.

Гнедой замедлил бег, тяжело раздувая бока. В слабом свете луны я видел потеки пены на его шее и плечах. Я мрачно покачал головой: гнедой был мне слишком дорог, чтобы позволить ему сгореть в бессмысленной скачке.

Дел соскочила, как только жеребец перешел на шаг. Я водил его по кругу и смотрел на застывшую под дождем лунных лучей Дел. В ее руках сияла Бореал.

— Ты собираешься зарезать меня или жеребца?

— Не угадал, — обрадовала она меня, — пока оба можете жить, — лицо Дел окаменело. — Я пыталась попросить тебя остановиться… мне нужно кое-что сделать.

Я невежливо фыркнул.

— Сразиться с невидимками?

— Нет еще, — холодно сказала она. — Сначала я попробую кое-что другое.

Я водил жеребца вокруг нее.

— Делай что хочешь, баска, мне нужно отшагать лошадь.

— Для этого дела ты мне не понадобишься, — заявление по существу. — Ритуал требует того, чего ты не можешь предложить, поскольку ты по-Южному несведущ в таких вещах и не имеешь даже своего меча, — лучистый свет отразился от покрытого рунами клинка. — Прости мою грубость, Тигр, но ты не тот человек, которому благоволят боги. Они предпочитают верующих, а не скептиков.

— У меня есть причина быть скептиком, — я остановил жеребца, соскочил с него, расстегнул пряжки и начал снимать упряжь. Закончив, я проверил ноги и копыта гнедого. — Как я уже говорил, религия это опора. Ею увлекаются люди, которые не хотят сами за себя отвечать и их постоянно унижают те, кто не может не диктовать свою волю другим, — я взял себя в руки, когда жеребец положил голову мне на плечо и начал яростно тереться, вытирая пот о бурнус. Ткань скоро намокла. — Аиды, Дел… ты думаешь, я не пытался молить богов, когда был рабом у Салсет? Ты думаешь, я не просил их дать мне свободу?

— И тебе ее дали, Тигр.

— Ее дали не призывы к капризным богам. Я добыл ее сам.

Дел вздохнула, пожала плечами и покачала головой.

— Сейчас нам не до споров, но я хочу, чтобы ты знал: чему бы ты не научился на Юге, на Севере все по-другому. Ты можешь столкнуться с силами, которые тебе не мерещились даже на пьяную голову. Здесь, Тигр, ты увидишь то, что считаешь невозможным. Все это может принести смерть.

— Ну да. Как эти твари локи.

Дел покачала головой.

— Ты забыл, чем едва не кончил? Забыл, как локи пытались забрать тебя?

— Я ничего не забыл, — процедил я. — Я не знаю точно, что там происходило, но я уверен, что это не имело ничего общего с живыми существами. Я почувствовал колдовство.

Она вздохнула.

— Позаботься о лошади, Тигр, а я позабочусь о нашем будущем.

Я успокаивал и водил жеребца, пока он остывал в ночной прохладе. Накрыв его одеялом, я шагал кругами, из последних сил уворачиваясь от игривых толчков головой, которые могли сбить меня с ног. Сил у жеребца оставалось еще немало и он не мог отказаться от привычки устраивать мелкие пакости, чтобы отравить мне жизнь.

Дел отошла от нас, залезла на невысокий, покрытый травой холмик и застыла на остром гребне. Отражая лунные лучи, сияло серебро Бореал. Позже, когда я заворачивал на очередной круг тащившегося за мной жеребца, я увидел как Дел медленно вонзает меч в землю и опускается на колени.

Тихо и нежно Дел начала петь.

Я слышал это пение раньше, в гостинице Харкихала. Все повторялось: медленно, бусинка за бусинкой, капелька за капелькой, из клинка вытекало сияние, наполняя вершину холма жемчужно-розовым светом.

Капли бежали вверх по мечу, а не вниз. Наполняли руны, скользили по острым краям клинка, тянулись, чтобы приласкать рукоять и крестовину — изогнутую, пульсирующую, меняющую форму.

Что-то дернулось в груди и я жадно вдохнул. Я снова подумал о круге из камней под названием кольцо локи, где ожила трава и попыталась поглотить человека. От воспоминаний меня затрясло и тут же нахлынула ярость. Собравшись с силами, я взял себя в руки. Я знал, что это Северное колдовство, не больше. Я столкнулся не с необузданной, свободной стихией. Этой силой кто-то управлял, мужчина или женщина. Человек, который питал силу и контролировал ее.

Я посмотрел на поющую Дел. А в чем, задумался я, разница? Здесь был меч, который оживляли песня и женщина, там я коснулся камня, вошел в круг и меня чуть не сожрали.

Была ли разница между кругом и мечом?

Я тревожно взглянул на Дел — на фоне сияющего меча она была темным силуэтом. Дел тихо напевала свою нежную песню. Не прилагая заметных усилий, она вызывала к жизни меч и призывала силу.

Силу. Как она и говорила.

— Аиды, — вслух проворчал я, — что я здесь забыл?

Жеребец заржал, подошел ко мне и легонько толкнул меня в плечо. Я повел его на очередной круг.

Дел спустилась с холма через несколько минут. Жеребец успел высохнуть и успокоиться. Я привязал его к деревцу и он мирно жевал траву. Гнедого, кажется, не волновало, что его лошадиный партнер пропал. Может в глубине души он этому даже радовался: глупый мерин долго лез с любовными приставаниями к жеребцу, который не отвечал крапчатому взаимностью. Ответить он мог укусом или пинком, и я был вынужден применять силу, чтобы гнедой окончательно не изуродовал мерина.

— Как жеребец?

— Нормально. Утром он может быть несколько уставшим, но в общем волноваться не о чем, — я поднял голову и посмотрел на нее. — Я не разжег костер, потому что не знал, останемся мы здесь или придется снова бежать.

Она вздохнула и опустилась на корточки.

— Нет, пока не придется. Может быть позже.

— Тогда утром мы можем вернуться и подобрать оставшиеся вещи.

— Нет, — она покачала головой, — слишком велик риск, да и собирать там уже нечего. Они не оставили ничего, что стоило бы спасать. Локи… уничтожают все.

Я вздохнул.

— Я бы не назвал горящие камни и иллюзии страшной угрозой, — я пожал плечами, поигрывая шнурком с когтями. — От такой ерунды всегда можно сбежать.

— Иллюзии?

— То, что я чувствовал, — ответил я. — Ты же понимаешь — то, что мы видели, не могло быть реальностью.

Дел отобрала у меня флягу и сделала глоток.

— Ты дурак, — любезно сообщила она, когда оторвалась от горлышка. — Сколько раз ты предупреждал меня об опасностях Юга, говоря, что я не должна доверять тому, чего не знаю, чтобы не делать из себя мишень, — она посмотрела мне в глаза, когда передавала флягу. — Я предупреждаю тебя о том же здесь, на Севере, у себя дома, а ты не веришь мне и не веришь в существование опасности, — Дел подняла голову. — Интересно почему? Потому что я женщина?

Я развалился на одеяле, плюхнул на грудь флягу и уставился в усеянное звездами небо.

— Почему всегда и все ты сводишь к вопросу пола, Дел? Я признаю, что на Юга женщины менее уважаемы, чем мужчины. Я признаю это. Но неужели мы должны винить во всем, что происходит в этом мире различие наших тел? Аиды, баска, есть и другие проблемы.

— Тогда может быть ты послушаешь меня, а я расскажу тебе об этих проблемах?

Я покачал головой и посмотрел на Дел. Она не шутила.

— Например горящие камни и иллюзии.

— Это не иллюзии, — отрезала она. — То, что ты видел, происходило на самом деле. Локи могущественны и упорны. Они следуют неведомыми никому путями. Использование травы и земли, чтобы захватить тебя — это одна из многих граней их силы. Для них это игра, Тигр. Они любят так забавляться.

Я глубокомысленно кивнул, чтобы не расстраивать ее.

— Так ты говоришь, что они реальные существа, эти локи. Значит они не просто представление чьей-то колдовской силы?

— Они духи, демоны… называй как хочешь. Они ЗЛЫ, Тигр, и единственная их цель — привести смертных к смерти… или безумию. Иногда последнее предшествует первому.

— Зачем?

— Зачем? — она застыла, уставившись на меня. Она долго не сводила с меня глаз, откровенно сбитая с толку. — Зачем?

— Да. Зачем? — я пожал плечами. — Должна же быть причина.

— А демонам нужна причина?

Я развел руками.

— Как раз этого я никогда не понимал. Существует множество историй о том, как злые духи принимают человеческий облик, чтобы одурачить смертных, но никого не интересовало, а зачем это им? Кажется, что эти существа появляются совсем без всякой причины… а это заставляет задуматься, может они просто обрывки рассказа сказочника, которые каким-то образом избежали магического слова «конец», — я улыбнулся. — Раньше ты называла меня скептиком. Ну, не буду это отрицать. Кажется я верю в злых демонов не больше, чем в твоих Северных богов.

Дел чуть не раскрыла рот от изумления.

— Тигр, но ведь ты сам был там. Это тебя чуть не забрали локи! Как ты можешь быть таким глупым?

Я вспомнил, что чувствовал, когда меня пригвоздили к земле, но признать все это реальностью не мог. Если хотите, называйте такой подход спасением в неведении, но я был убежден, что пока я отказываюсь верить в локи, они не будут иметь надо мной силу.

— Я не глупый. Я из тех, кого не удивить трюками и иллюзиями, — я вздохнул, когда она недоверчиво покачала головой. — Ты никогда не останавливалась и не задумывалась, что наша неспособность объяснить что-то не означает, что этому явлению нет объяснения? И причина, вызывающая его, не обязательно магия, боги или злые силы? — я похлопал по фляге. — Я не знаю, откуда берется вино, баска, но думаю, что его появлению есть разумное объяснение. И хотя я не знаю, из чего его сделали, я не валю все на магию.

Она заговорила необычным тоном:

— Вино делают из винограда, Тигр. Ты этого не знал?

Я пожал плечами — она меня этим не задела.

— Я многого не знаю, Дел. Называй меня невежественным, глупым, безмозглым… но я считаю, что главное — знать вещи поважнее, например как выжить.

— Да, — согласилась она, — и это знание очень тебе поможет, если ты столкнешься с пробудившимися локи, — она вздохнула и села на землю. — Я клянусь, Тигр, локи настоящие. И клянусь, что они опасны.

— И ты бросила ожерелье твоей матери в круг камней, чтобы успокоить локи, а потом, через твой меч, спела что-то богам, — я кивнул. — Звучит очень разумно.

— Это ожерелье из крови, вытекшей из сердца леса, Тигр… Это кровь, которая течет из раненого дерева и застывает. Сердце дерева полно силы. Мужчина или женщина, которые владеют камнем из этой крови, разделяют его силу. Лес защищает их. Я отдала ожерелье локи, чтобы откупиться. Думаю, и тебе приходилось делать такое.

Я ухмыльнулся.

— Может ожерелья хватит, — добавила она, — а может нет. У локи нет чести и я умоляла богов встать на нашу сторону, уговорить локи вернуться в их круг.

Я нахмурился и пожевал нижнюю губу.

— На Юге круг символизирует силу. Вот почему для танца мечей всегда рисуют круг.

— В круге и есть сила. В линии, которая не знает ни начала, ни конца. Это жизнь, Тигр… круг — воплощение жизни, — Дел легла на спину как и я, положив ногу на ногу и сцепив пальцы на плоском животе. — Я всегда считала неестественным, что танец мечей, который часто несет смерть, танцуют в круге.

— Потому что когда один умирает, другой остается жить, — объяснил я.

— А вообще-то не знаю, баска… Я никогда не задумывался об этом, — я перекатился на бок, потянулся к ней и сжал пальцами ее запястье. — А вот то, о чем я сейчас думаю, может доставить удовольствие нам обоим.

Запястье осталось безвольным.

— Не так близко к локи.

Я окоченел.

— Что?

Она покачала головой и серьезно посмотрела на меня.

— Локи летят на сильные переживания как мухи на тухлое мясо. Связь мужчины и женщины вызывает самые сильные эмоции… Всем известно, что мужчина и женщина в соединении привлекают к себе локи. Они сами приглашают локи взять над ними верх, — Дел покачала головой. — Лучше не рисковать.

Я вспомнил, как тянуло меня войти в землю словно она была женщиной. Локи? Нет. Я отбросил эту мысль: как могло проявление зла влиять на простой человеческий порыв?

— Ты хочешь сказать, что мы не можем…

— Не сегодня, — отрезала она. — Не раньше, чем через неделю.

— Неделю…

— Локи любят лежать с мужчиной и женщиной, — объяснила Дел, — из-за переживаний, которые могут разделить до того, как вселиться в людей. Обычно локи сами подталкивают жертву к этому. В такие моменты легче всего взять под контроль человеческое тело.

— Я бы тоже сейчас не отказался взять под контроль человеческое тело,

— я посмотрел на нее. — Аиды, Дел, ты человек и я человек, насколько я могу судить, и вокруг нет никаких локи. Почему бы нам просто не забыть о них и не подумать о нас?

— Я и думаю о нас, Тигр, — она говорила мягко и терпеливо, так успокаивают ребенка. — Мы должны потерпеть, чтобы остаться в живых… и в своем уме. И когда придет время, мы опять получим удовольствие, разделив постель, не мучаясь мыслями о локи.

Я встал, прижимая к себе флягу.

— Аиды, женщина, у тебя песчаная болезнь.

Дел приподнялась на локте.

— Куда ты идешь?

— Посижу с жеребцом. Думаю, с ним будет веселее.

— С ним или с локи.

— Локи, шмоки, — проворчал я. — Сейчас я обрадуюсь кому угодно. Даже жаждущей любви локи женского пола… по крайней мере я что-то от этого получу.

— Может быть, это будет последнее, что ты получишь, Тигр.

Я говорил тихо и думал, что она не услышит мои слова.

— Да ну… а это интересный способ умереть. Если конечно придется умереть.

— Придется, — рявкнула Дел. — Именно так поступают локи.

— Отлично, — вздохнул я. Я остановился, похлопал жеребца, сел на землю и отпихнул любопытный нос, ткнувшийся в мою флягу. — Ну старик, а ты мне что скажешь?

Дел невоспитанно расхохоталась.

9

Я проснулся на рассвете, потому что замерз. Нет, не замерз — окоченел. Каким-то образом ночью Дел стащила с меня одеяло и теперь спала, закутавшись и в свое, и в мое. Воровство такого рода не было для меня в новинку, я даже успел к нему привыкнуть, но легче от этого не становилось. Обычно я просто возвращал себе похищенное и снова засыпал, однако на этот раз восходящее солнце меня остановило.

Не в прямом, конечно, смысле остановило, но я никак не мог отвернуться от него даже ради возвращения украденной собственности. Восхождением солнца на небосвод стило полюбоваться, и я любовался. Замерзая, дрожа от утренней прохлады, я смотрел, как сияющий диск поднимается из-за горизонта и наполняет мир светом.

И каким был этот мир… Холмы, низины и склоны, высокие и низкие, пологие и крутые, покрытые ковром травы. На Юге преобладают коричневые, золотые и оранжевые цвета. Север полон голубого, серого и лилового с вкраплениями серебра и золота. Дел и я, благодаря жеребцу, оказались на дне колыбели, покрытой складками зеленого бархата, сияющего в утреннем свете. На наших Южных шелках на несколько секунд загорелись капли Северной росы и засверкали как драгоценности.

Я видел росу один или два раза в пограничных землях около Харкихала. Но я говорил правду: мой опыт жизни на Севере не шел дальше границы города или нескольких миль за ней. Моим миром была Пенджа с ее поселениями, оазисами, городами-государствами, огороженными стенами, сложенными из того же песка, что родил меня. Сидеть и смотреть, как солнце карабкается в небо над Северными горами было по крайней мере странно.

И неуютно.

Я взглянул на Дел. Она лежала, закрутившись в два одеяла из козьего пуха. Узких одеял не хватало, чтобы прикрыть голову и ноги. Светлые волосы Дел рассыпались в беспорядке, скрывая большую часть ее лица, но я видел косой разрез бровей над закрытыми глазами. В уголках век остались тонкие следы солнечных лучиков. На Юге женщины носят вуали не только из скромности, но и из желания спасти от солнца лицо. Дел, свободная и гордая, подвергала себя тем же мукам, что и Южные мужчины, и страдала от этого побольше любого из нас. Яростное Южное солнце сжигало Северную кожу.

Но все перевернулось. Все изменилось. Мы поменялись местами, Дел и я. И теперь я страдал, дрожа от холода.

Я встал, тихонько выругался, потрещал занемевшими суставами и потянулся. Профессиональная болезнь любого танцора меча — кости терпят, пока по ним бьют, но рано или поздно терпению приходит конец и организм начинает протестовать. Никогда еще я не ощущал такой скованности и впервые понял, что это приближение старости.

Я нахмурился, глядя вниз, на спящую Дел, потом наклонился, чтобы дотянуться до перевязи и меча…

И хорошо, что я это сделал — по долине пронеслось эхо леденящего кровь крика и шумная группа всадников перевалила через гребень ближайшего холма.

Они приближались, чтобы убить. Вынув из ножен мечи.

Утро начиналось жутковато. Я и Дел (она просыпается быстро, хвала валхайлу, когда на карту ставятся наши жизни) встали спина к спине, мечи наготове, ноги расставлены, острия клинков дразнят воздух, и тщетно пытались понять, что происходит и почему. Мы стояли на земле, противники имели численное преимущество — четверо против двоих — но мы сражались и в худшем соотношении и побеждали. И в худших условиях тоже.

Всадники атаковали нас не сразу. Они приближались, завывая, развевались Южные шелка и сверкали медные украшения. Солнечные лучи играли на стали клинков. Атакующие окружили нас, зажимая в живое кольцо конской плоти, потом придержали лошадей и остановились.

Темные Южные лица. Черные волосы, карие глаза, белые зубы — множество белых зубов. Южане усмехались сверху, сидя на фыркающих лошадях, явно довольные собой.

Борджуни, самые настоящие, без зачатков совести. Почему они направились к Северу от Границы я не знал, но чувствовал, что они нам об этом еще расскажут.

Аиды, сказал я себе, они хотят сначала поиграть с нами.

Дел начала дрожать. Я чувствовал, что это не страх, а переживания гораздо более сильные.

— Это они, — прошептала Дел, — точно они… Я помню их лица.

Мы могли выиграть этот бой только перехватив у них инициативу, а если Дел собралась кинуться на них сломя голову, наши шансы резко падали.

— Баска, подожди, — предупредил я. — Имей терпение. Я обещаю, ты еще отыграешься.

— Тигр…

— Просто подожди, — но я ждать не стал. Дружески улыбаясь, я поднял лицо к Южным падальщикам. — Из Харкихала? — небрежно поинтересовался я. — Охотитесь за кем-то?

Один из них кивнул. У него был приплюснутый нос и шрам через щеку.

— Женщина убила нашего друга.

— В круге или из-за угла?

Он повернул голову и сплюнул.

Я кивнул и спокойно заключил:

— В круге. Застряло у тебя в глотке, не так ли? Не можешь пережить, что женщина справилась с мужчиной? Что женщина победила твоего друга?

— Тигр…

— Подожди, Дел. Сейчас разговаривают мужчины с Юга.

Я почувствовал, как Дел напряглась, но она промолчала. Я улыбнулся оратору с разбитым носом.

— Ну? А вы здесь по делу? Или ищите развлечений?

Четверо мужчин переглянулись.

— Ближе к делу, — предложил я. — Вас послал Аджани?

Вождь борджуни со шрамом снова сплюнул.

— Не стоит Аджани беспокоиться из-за такого козьего отродья как ты. Мы сами позаботимся о тебе.

— Подумайте еще разок, — предложил я. — Поблагодарит ли вас Аджани за то, что вы украли у него бой с Песчаным Тигром?

На это раз они переглядывались подольше и взгляды были испуганные. Все четверо начали хмуриться. Я использовал единственное подходящее оружие

— затронул гордость борджуни.

Я кивнул в направлении Дел.

— Ваш друг и эта женщина красиво танцевали в круге. Он показал себя достойным бойцом и весь Харкихал подтвердит это. Эта женщина — танцор меча, как и я. Наши танцы всегда красивы.

Южанам это пришлось не по вкусу. Темные лица помрачнели. Лошади беспокойно переступали, звеня украшениями.

— Разве Аджани не честный человек? — продолжил я (Дел яростно выдохнула). — Разве он не любит честный бой?

Я знал, что пока мы разговариваем, они не нападут. Я хотел застать их врасплох, чтобы уровнять шансы.

— Я слышал, что Аджани ценит мужество, независимо от того, кто его проявляет.

Южане не могли не согласиться. Люди легко покупаются на лесть.

Они нахмурились сильнее, вождь пробормотал что-то остальным и заставил свою лошадь сделать шаг вперед.

— Аджани честен. Аджани полон мужества. Ничто не доставляет Аджани такого наслаждения, как красивый бой.

— Даже если это бой между мужчиной и женщиной?

Он посмотрел на Дел.

— Аджани не сражается с женщинами.

— Нет… Он только крадет их, — я улыбнулся, старательно наступая Дел на ногу. — Это достойно Аджани.

— Сегодня у Аджани достоинства не больше, чем шесть лет назад, — бросила Дел, — и у вас тоже, — она сделала шаг вперед и посмотрела на Южан поверх клинка. — Не помните девчонку, которая убежала от вас почти шесть лет назад? Невинную Северную баску, которую Аджани взял себе, а потом упустил, потому что стал самонадеян, считая, что запугал ее?

Они ничего не ответили, разглядывая Дел. По их лицам я понял, что они начали вспоминать.

— Вы должны помнить, — ее голос дрожал от ярости. — Вы дрались из-за меня, все вы, когда остальные были уже мертвы, пока Аджани не остановил вас и не взял меня себе, — Дел повернулась, чтобы сплюнуть — на Юге это воспринималось как тяжелое оскорбление. — Я здесь из-за вас. Из-за вас ваш друг мертв. И не вините в его смерти и в вашей никого, кроме себя.

За пять лет девочка становится женщиной, она сильно меняется. Дел тоже изменилась, но не так, как это происходит со всеми, и вынудила ее к этому трагедия. Отчаяние заставило Дел бороться. И еще ярость и ненависть. И нестираемые воспоминания.

Теперь прошлое снова стояло у нее перед глазами, все чувства легко читались на ее лице. Их лица тоже изменились: они вспомнили.

Годы больше не отделяли от них день убийства.

— Где Аджани? — мягко спросила Дел. — Мне нужен только он. Вы для меня — козье дерьмо.

Их лица потемнели, глаза вспыхнули, Южные оскорбления сорвались с их губ. Но они ей ничего не ответили, что меня удивило, и Дел начала петь.

Нежная, мягкая песня, полная смысла. Я слышал ее раньше, во сне и наяву, и знал, что она означала. Песня смерти, песня жизни, обещание начала и конца одновременно для тех, кто стоял перед женщиной.

Дел пела, а они пошли вперед, чего она и дожидалась. Но они двигались медленно. Слишком медленно. Бореал ожила в руках Дел и было уже слишком поздно для мужчин с обычными мечами. Для мужчин с обычной ненавистью. Слишком поздно для мужчин, которые никогда не сталкивались с яватмой.

Слишком поздно даже для меня. Потому что Дел и ее меч зажгли всю долину и разрезали воздух, призывая яростную баньши-бурю из смертоносных Северных высот, где вечно правит зима.

…холод…

— Нет, Дел, — пытался объяснить я, — я не враг.

Но даже если она услышала меня, даже если она узнала меня, она этого не показала. Ее миром стала Бореал.

Моим миром стала боль. Боль и скованность, и огонь в костях, пробегавший через все мои суставы и каждый мускул и даже застывшую плоть. Воздух был раскален, а я дрожал, трясся, зубы стучали так, что прокусили нижнюю губу, но мне было все равно, хотя кровь заливала рот, стекала по подбородку, капала на шею… Она была такой горячей, эта кровь… такой горячей…

— Тигр…

Я дернулся, треснули кости, заскрипели зубы, по венам снова заструилась кровь.

— Тигр, пожалуйста… Все кончилось. Больше ничего не случится, я обещаю.

Знакомый голос. Знакомая рука у меня на лбу отбрасывает назад волосы, вытирает пот, разглаживает глубокие морщины. Вторая рука касается моей руки, потом обеих, массирует натянувшиеся сухожилия и замерзшую плоть. Успокаивает, гладит, убирая спазмы, согревая окоченевшие пальцы, сцепившиеся на рукояти меча Терона.

— Отпусти его, — попросила Дел. — Они мертвы. Он больше не нужен. Ты можешь отпустить меч.

Нет еще.

— Тигр… — она помолчала и попробовала снова. — Это моя вина. Я забыла… забыла обо всем, кроме того, что они сделали с моей родней, те бандиты. Я видела смерти, насилие, издевательства, — она запнулась, но продолжила. — Я думала о своих близких, о себе, о них… Я не подумала о тебе.

Как же жарко…

— Тигр, я клянусь, я не хотела причинить тебе вред… не хотела, ты же знаешь. Ты знаешь, что я никогда не использую Бореал против тебя… намеренно.

Я поднял горящие веки.

— А мне все равно, убьешь ты меня намеренно или случайно. Результат будет один.

Дел наклонилась и легко коснулась губами моего лба.

— Сулхайя, — сказала она, но не мне, а кому-то другому.

Волосы щекотали мне нос. Я дрожал с головы до ног, но наконец-то выпустил из рук меч.

— Что, в аиды, произошло?

Дел вздохнула, выпрямилась и убрала волосы за уши.

— Я вызвала к жизни меч. Полностью. Я ничего не оставила, дала Бореал полную свободу, возможность показать свою истинную силу, и она показала. Она убила их и чуть не убила тебя.

— А почему так жарко?

— Не жарко. Ты замерз… в этом тоже сила яватмы.

— Замораживать людей?

— Использовать всю силу, которой она может распоряжаться, — черты лица Дел заострились — она не разыгрывала переживание. — Я многое не могу тебе рассказать о моем кровном клинке, эти тайны святы.