24

Справа от нас тянулся узкий каньон, по которому мы с жеребцом успели прокатиться два раза, в обе стороны. Слева над нашими головами поднималась серая унылая скала, блестевшая от бесконечного дождя, сыпавшего с неба. Скала выглядела так, словно кто-то высек ее из земли гигантским топором, оставив огромные зарубки и борозды, но грубые резкие контуры смягчали мох и упавшие листья, устилавшие всю скалу зелено-золотым ковром, отливавшим цветом увядшей сливы.

— Здесь даже цвета другие, — пожаловался я, шурша мокрыми от дождя листьями.

Дел посмотрела на меня, на скалу, на голые деревья, на листопад, на землю цвета меха выдры. Подумав, она кивнула.

— Они глубже, богаче, старше… Не такие неверные, как на Юге.

— Неверные? — я не понял, что она имела в виду.

— Да. На Юге цвета неуловимые. Их подчиняют себе капризы погоды. Самумы, переносящие пески на мили. Деревья и трава, скрывающие от мира каждую каплю воды. Солнце, крадущее жизнь отовсюду, и у людей, и у животных.

Я нахмурился.

— Ты мне как-то сказала, что Юг тебе нравится.

— Я его уважаю. Я восхищаюсь его силой, жестокой красотой, стремлением выжить. Но это… это… — одной рукой она обвела горы, каньон, лес. — Все это я знала с рождения. Это мои цвета и даже запахи. Аромат мокрой от дождя земли. Этот мир создал меня.

Что-то шевельнулось во мне. Такой крошечный маленький бутон, угрожающий распуститься.

— Ты говоришь так, словно собираешься остаться здесь навсегда.

Она резко посмотрела на меня и отвернулась.

Бутон распустился и показал мне все цвета моего страха.

— Баска… как только эта история закончится, мы вернемся на Юг. Я точно. А ты нет?

Она старательно избегала моего взгляда.

— Я еще не решила.

Женщины — стихийные создания. Они действуют руководствуясь эмоциями, а не логикой. Они имеют склонность принимать внезапные решения и даже если доказать им, что они совершенно неправы, они держаться за свои слова упрямо, просто для показухи, чтобы сохранить лицо и успокоить гордость. Они редко анализируют ситуации, да и не могут это сделать, поскольку видят лишь то, что хотят видеть. Они замечают что-то, у них появляется желание этим обладать и они это берут, а если не могут взять сами, находят мужчину, чтобы он получил это за них.

Они говорят первое, что придет в голову, а потом жалеют и отрицают, что когда-то это говорили.

Женщины — непостоянные создания.

Но у них есть много общего с мужчинами и я сразу понял, что скрывается за уклончивостью Дел, независимо от произнесенных ею слов. Дел сказала, что еще не решила, и я не сомневался, что решение готово.

Я застыл. Пришлось остановиться и жеребцу.

— Ты хочешь сказать, что протащила меня весь этот путь на Север из-за какого-то трижды проклятого кровного суда и не собираешься возвращаться домой?

Она ответила не сразу. После долгой паузы Дел тихо напомнила:

— Я дома, Тигр.

Аиды. Возразить нечего.

Я постарался говорить грубовато:

— Дел…

— Я сказала, что еще не решила.

— А когда ты решишь?

Она пожала плечами.

— Когда решу.

Она меня утешила. Сломанными ногтями я провел по старым следам от когтей. Пару дней мне некогда было бриться и щетина меня бесила.

— А когда, по твоему мнению, это случится?

— Я не знаю! — ее крик эхом отозвался в каньоне, карабкаясь по скалам и теряясь в деревьях. Жеребец насторожил уши.

— Угу, — сказал я. — Понятно.

Ее лицо яростно вспыхнуло.

— Откуда мне знать? — выдавила она. — Откуда мне знать, останусь ли я в живых после встречи с истойя и ан-истойя, кайдинами и ан-кайдинами. Я должна предстать перед ними и унижаться, вымаливать у них прощения, суда, кары. Как я могу сказать, что буду делать со своей жизнью, когда они могут не позволить мне сохранить ее.

— Ну, я думаю, они позволят тебе сохранить…

— Ты не знаешь точно, Тигр!

Я ее расстроил.

— Послушай, Дел…

— Нет! — бешено крикнула она. — Не опекай меня. Не успокаивай мой страх и не говори, что для него нет оснований. Не гладь меня по головке и не обещай все исправить. Не обещай разогнать тени, потому что ты не знаешь, что вызвало их.

Ну конечно всего этого я сделать не мог. Пока она меня об этом не попросила. А она не просила.

— Я не хочу потерять тебя, — сказал я. И тут же пожалел об этом.

— Я тебе не принадлежу, Тигр.

— Нет, — согласился я. — В последнее время нет. Ты и твоя одержимость локи…

Она выразила свое отношение к локи короткой грубой фразой на Южном.

— Думаю им бы это понравилось, — отметил я. — Ты же сама мне объясняла, что они… ну что их привлекают мужчина и женщина «в соединении», как ты выразилась.

— Так и есть, — только губы двигались. Зубы были крепко стиснуты.

— Ну тогда и волноваться не о чем, — я сладко улыбнулся. — Правильно?

Дел развернулась и пошла вперед.

Нас предупредил жеребец. Может быть к тому времени мы с Дел уже устали от ходьбы. Шли мы молча, каждому было о чем подумать. Мы просто не заметили. Гнедой, к счастью, заметил.

Уши повернулись вперед. Он глубоко вздохнул, шумно выдохнул, как делают лошади когда в чем-то сомневаются, и остановился так резко, что натянулся повод в моей руке.

Я почувствовал запах прежде чем увидел их самих. Я хорошо запомнил его — гнилую, мускусную вонь смерти — после недолгого плена в каньоне.

— Ты кажется говорила, что гончих здесь нет.

— Их и не было, — сталь запела — Дел вынимала из ножен меч. — Они ушли по каньону за тобой, а потом просто исчезли.

— Но теперь они вернулись.

Мы шли по полоске земли между каньоном и скалой. Нас окружали тонкие деревья, с голых веток капал дождь. Места для схватки было маловато, но гончие знали как использовать тесноту с выгодой для себя. От мокрых листьев шума меньше чем от сухих. Вода заглушала звуки, склеивала их, превращала землю в мокрый ковер, но и по нему гончие не могли передвигаться бесшумно, и я услышал их. Впереди, по бокам и сзади. На этот раз не каньон-ловушка. Они обойдутся и без него.

День, как всегда — по крайней мере для меня — состоял из всех оттенков серого, от пепельного до черного. А теперь еще добавились гончие: скучные грязно-серые шкуры с серебристыми пятнами, такие же как дождь, как скала, и взгляд остановить не на ком. В тишине звери скользили между деревьями, низко опустив головы и поджав хвосты. Гривы били по широким плечам.

Одной рукой я вынул меч.

— Что, в аиды, они хотят?

— Нас, — ответила Дел.

— Тебя.

Дел резко взглянула на меня.

— Ты же не хочешь сказать…

— Хочу. Ты полезла вверх по стене каньона и они бросились за тобой. Им нужен был не я. Они преследовали меня только потому что потеряли тебя. И кидались они на меня не особенно яростно. Сколько их было? Тридцать? Сорок? Пятьдесят? Более чем достаточно, чтобы свалить жеребца, но они ничего не сделали.

— Ничего, — эхом отозвалась она. — Я осмотрела жеребца, Тигр, и рассмотрела тебя. Твоя одежда пропитана кровью не только лошади.

Дел как всегда не ошиблась, но у меня не было времени заняться собой. Все тело болело, ныло и было немного потрепано по краям, хотя в общем все осталось на своих местах.

— Я могу повторить: им нужна ты, — настаивал я. — Если бы они могли говорить, я бы их спросил.

Дел молча наблюдала как гончие тихо окружают нас. Они держались на расстоянии, оставляя нам широкий круг, но я чувствовал, что если мы двинемся, они пойдут за нами. Они снова зажали нас как собаки Южных коз.

— Бессмыслица, — сказала Дел. — Вока ни за что бы не аннулировал данный мне год.

— Кто?

— Вока. Люди, которые собираются на суд.

— Терон отправился за тобой.

— Терон вызвался получить кровный долг. По закону вока он обязан был позволить мне выбирать между входом в круг и возвращением на суд учеников и учителей, — ее лицо окаменело. — Как ты знаешь, он решил танцевать и проиграл танец из-за тебя. А значит никто не может бросить мне вызов, пока не истек год.

— А он почти истек, баска. Из-за всех наших задержек осталось всего несколько недель.

— Да, Тигр, я знаю. Но они никогда бы не послали зверей. Так вока не поступает, — Дел мрачно смотрела в никуда. — Они бы послали человека, и скорее всего женщину. Хорошо тренированного танцора меча.

— Тогда зачем ты гончим?

— А может им нужна не я.

Я нахмурился.

— Я точно знаю, что я им не нужен.

— Не ты, не я, — она чуть приподняла меч. — Может им нужно это.

Я покачал головой.

— Зачем стае гончих меч, Дел? Они не могут использовать его по назначению.

— Они гнали нас с самого начала.

— Да, и…

— Они ни разу серьезно не атаковали. Просто гнали нас на Север.

— Да, и кажется…

— Она не сдерживала их, Тигр. Когда я пела, мне казалось, что они получали удовольствие от силы, а не боялись ее.

Я задумался и признал правоту Дел.

— Но Дел, мне интересно…

— Они ведут нас куда-то. К кому-то, кому нужен меч.

Я вздохнул.

— Знаешь, Дел, по-моему это несколько притянуто за уши. Зачем посылать стаю гончих из ночного кошмара, когда человек — или люди — справятся так же, если не лучше. В конце концов у гончих нет рук чтобы нести меч.

— Им не нужны руки. У них есть мы.

Я посмотрел на гончих сквозь сетку мороси. Серые на сером, совершенно неподвижные, точно по кругу. И все не отрывают глаз от Дел и ее меча.

— В этом нет смысла, баска.

— В зле редко можно найти смысл.

Я резко посмотрел на нее.

— Что ты подразумеваешь под злом?

— У него есть много определений, — сказала она. — Но все сходятся на одном: зло это плохо.

Жеребец стоял на том же месте, внимательно наблюдая за гончими. Его горячее дыхание согревало мое плечо.

— Значит ты считаешь, что есть волшебник…

— Или локи, — спокойно добавила она. — Локи требуется сила. А сила живет в этом мече.

Я вспомнил, как она кричала, когда я едва не оставил меч в кольце локи. Могли ли они успеть выкачать из него оставшуюся силу и использовать ее, чтобы окончательно проснуться? Теперь та сила иссякла. Нужно было искать другой источник.

— Локи, — пробормотал я с отвращением.

— Меч это меч, — сказала Дел. — Яватма больше чем меч. Если я полностью вызову ее к жизни, ее сила может быть использована против нас.

— Тогда не стоит вызывать ее к жизни. Правильно?

Дел слабо растянула губы в кривой улыбке.

— Как ты думаешь, сколько тварей мы убьем, прежде чем они прикончат нас?

— Ты, кажется, недавно говорила, что они не собираются нас убивать.

— Возможно, если мы подчинимся. Но я не собираюсь идти с ними.

Бывают случаи, когда разговор исчерпан и толку от него никакого. Бывают случаи, когда единственным ответом, независимо от расклада, должно быть действие. И Дел, и я успели понять, что оказались именно в такой ситуации, но мы тянули время, потому что никто не хочет признавать свою беспомощность перед чем-то, что может убить его. Мы пытались обмануть смерть. Но рано или поздно все кончается и хочется только одного: крови. Я бросил повод и похлопал гнедого по шее.

— Ну баска… кажется без драки не обойтись.

Дел глубоко вздохнула.

— Давай покажем им, Тигр.

У меня отлегло от сердца и я ухмыльнулся.

— А что нам остается?

25

Как ни обидно, но показывать никому ничего не пришлось. Потому что как только мы подняли мечи, приготовившись начать бойню, что-то остановило и гончих, и нас.

Звук. Очень высокий, свистящий звук, который опускался и поднимался, звенел, пролетая между деревьями, скользил вниз по стволам и ударялся о землю, растекаясь и обволакивая нам ноги.

Жеребец шагнул в сторону и замер. Постояв немного, он яростно помотал головой, потом заложил уши и приподнял верхнюю губу, демонстрируя впечатляющие зубы.

Гончие, серые на сером, растворились среди деревьев, прижимаясь к земле и насторожив кожаные уши. Безжалостные хищники (не исключено, что заколдованные) превратились в побитых собак, ищущих спасения в норе.

Нам с Дел было не легче, пока звук не изменился и не перестал рвать хрупкие перепонки. Я услышал кокетливую песню флейты, скользившую по ветвям и прилипавшую к ним, ныряющую в трещины скалы и рассыпавшуюся там, песню, отражавшуюся эхом в каньоне. А потом даже эхо умерло, погрузив мир в тишину.

Дел вздохнула.

— Кантеада.

— Что?

— Кантеада, — повторила она. — Кажется у тебя есть возможность с ними встретиться.

— С одним из тех музыкантов?

— Ты слышал его. Или нет?

Я нахмурился.

— Ты хочешь сказать, что музыка прогнала гончих?

— Музыка и магия. Для Кантеада они едины, — улыбаясь, Дел убрала меч.

— Смотри, Тигр. Ты видишь его?

Я посмотрел и ничего не увидел.

А потом увидел и не смог отвести глаз.

— Аиды, Дел! Что это?

— Это он, — сказала Дел. — Кантеада. Мастер песни. Ты бы назвал его танзиром, он глава клана.

Он… больше походил на оно. Мне не с чем было даже его сравнить, ничего похожего я и во сне не видел.

Ростом он был меньше Массоу, но что-то подсказывало, что он гораздо старше мальчика. Он стоял под дождем и я едва различал его, потому что он сливался с окружающим миром. Бледная, полупрозрачная фигура с отливающей опалом кожей. Он был безобразен. Он был просто безобразен и другого слова я подобрать не мог.

Но он заставил меня забыть о своей внешности, когда заговорил. Кантеада не произносил слова, а пел.

Пришли сюда убить?

Я не мог и рта раскрыть, а только смотрел.

Пришли сюда убить?

Он смотрел мимо Дел на меня. Я медленно покачал головой, не зная, что делать.

Изящный палец с голубым ногтем приподнялся, мягко показывая на мой меч.

Песня стали убивает.

Вежливый способ назвать меня лжецом.

— Дел…

— Ты держишь обнаженный меч, — тихо сказала она. — Убери его в ножны, может Кантеада примет это за опровержение. Сейчас ты не оправдаешься, что бы ни говорил.

Я убрал меч в ножны и прошептал:

— А что это за штука? Не человек, не животное.

— Кантеада, — спокойно повторила она. — Когда я была маленькой, мне рассказывали, что они принесли в мир музыку. Но до этого утра я и не думала, что увижу хотя бы одного. Я даже не была уверена, что они существуют.

Я взглянул на маленького человечка. Его макушка доходила мне до пояса. Грудь у него была выпуклая как бочонок, а руки длинные и тонкие, с изящными выразительными пальцами. Из одежды он носил только кожаный килт. Смотревшие на меня глаза были бледно-пурпурными, почти такими же как клинок Терона. Кошачьи зрачки придавали существу таинственный вид.

— Песня стали убивает, — повторил он.

Дел глубоко вздохнула.

— Да, песня стали убивает, — согласилась она, — но и эти звери могут убивать.

Кантеада поднял голову.

Песня отправления прекращает. Больше не нужна песня стали.

Я нахмурился.

— Что он говорит?

Дел слабо улыбнулась.

— Ну хотя бы теперь у тебя появилось желание получше разобраться в музыке? Он говорит, что мечи нам больше не понадобятся. Гончих уже отослали.

— Почему мы должны ему верить?

— Кантеада никогда не лгут.

— Замечательно. Несколько минут назад ты призналась мне, что не верила в их существование и считала их героями сказок. Теперь ты предлагаешь мне поверить, что этот человечек — магическое существо, которое разговаривает песнями и никогда никому не врет.

— Ему нет смысла врать.

— Хм…

Песня спора диссонирует.

Дел рассмеялась.

Я вздохнул. Посмотрел на Кантеада. На странного маленького человечка с выступающей челюстью, подвижным ртом и горлом, которое раздувалось при разговоре как лягушачье.

— Нам не хотелось убивать их, — вежливо объяснил я. — Мы не напали первыми, мы просто приготовились к защите. Если, как ты сказал, твоя песня отослала гончих, у тебя добрые намерения.

Он по-птичьи кивнул головой. Я рассматривал его огромные заостренные уши, которые, кажется, могли двигаться, волосы — тонкие и серебристо-серые, появлявшиеся на верхней части выпуклого лба и гребешком сбегавшие через макушку до шеи. Хотя волосами эту поросль можно было назвать с трудом. Она больше напоминала пушок, а сам гребень, как у настоящей птицы, мог подниматься, выдавая эмоции хозяина.

Расстояние уменьшается. Уменьшение мрачно.

— О чем он?

Дел вздохнула.

— Думаю, он хочет объяснить, что если мы отойдем далеко, песня будет плохо слышна и сила наговора перестанет действовать, — Дел нахмурилась. — Ты совсем его не понимаешь?

— Я знаю, баска, он поет… Я могу уловить отдельные слова, но для меня песня это шум, и она все заглушает, — я помолчал. — А что слышишь ты, Дел?

Дел улыбнулась с удивительной безмятежностью.

— Все. Все его интонации, все модуляции, все переливы. Их песни яснее, чем наша речь, потому что говорят не словами, а чувствами.

Я был настроен скептически.

— И этот человечек — то самое существо, которое спасло вас утром?

— Когда мы выбрались из тоннеля, он ждал. Нависшая над нами угроза смерти заставила его и еще нескольких прийти на помощь. Кантеада презирают смерть.

— Они не умирают?

— Следовало сказать, они презирают убийство. Независимо оттого, кто жертва.

Я вздохнул и пошел к жеребцу, чтобы подобрать брошенный повод.

— Мне самому убийство не нравится, особенно когда жертва — я. Ну а что будем делать теперь? Он отведет нас к остальным?

— По-моему, для этого он и пришел.

— Тогда чего мы ждем?

Дел вздохнула.

— Может проявишь немного учтивости?

— Учтивость это хорошо, — согласился я, — но сейчас важна быстрота. Меня тянет собрать вместе наш клан, взвесить происходящее и убраться отсюда в аиды, пока у нас еще не закончилось время, — я помолчал. — Об этом стоит подумать тебе, Дел. Воки нужна твоя шкура, а не моя.

— Вока, — поправила она.

— Воки, локи и все остальные. Нужно идти баска.

Кантеада прислушивался к нашему разговору и видимо все понял. Не успела Дел сказать и слова, как он повернулся, вскочил на дерево и запрыгал по веткам. Он передвигался с дерева на дерево с проворством обезьяны. Следом за ним тек хрупкий, мелодичный свист.

— Песня сопровождения, — объяснила Дел. — Ну? Кажется ты торопишься?

Я прищелкнул языком жеребцу и пошел.

Не успела погода улучшиться, как стала еще хуже. Одежда на Дел и на мне промокла насквозь. Реки дождя стекали по моей спине, щекотали поясницу, хлюпали в ботинках. Волосы прилипли к голове и при каждом движении с них падали капли. Я был мокрым, замерзшим и несчастным как кошка, пойманная ливнем.

Так оно и было: и кошка, и пойманная.

Я тяжело вздохнул, около рта ненадолго повисло облачко пара. Такой же пар обволакивал ноздри жеребца. От дождя гнедой почти почернел, мокрый хвост при каждом шаге прилипал то к правой, то к левой ноге.

— Аиды, ненавижу сырость. Что бы я не отдал за насколько минут солнца и тепла…

Дел не улыбнулась.

— И что бы ты отдал?

— Что? — я нахмурился, не сразу сообразив, о чем она. — А-а. Аиды, я не знаю. Просто так говорят.