21

Скачка закончилась так же неожиданно, как и началась. Гаррод, резко натянув повод, остановил серого прежде чем тот успел налететь на неясно вырисовывающуюся скалу. Потом остановилась побелевшая Адара, горько прошептав что-то на языке Границы. Ее сын и дочь, придержав лошадей, с надеждой обернулись на нас. Мы тоже остановили наших уставших животных.

— Каньон оказался ловушкой, — констатировал я, — придется поворачивать.

— Поворачивать! И ехать назад? — глаза Адара поблескивали из-под падавших на лицо волос. — Ты хочешь сказать, что мы проехали весь этот путь…

— Делать нечего, — отрезал Гаррод, прервав ее жалобы. — По крайней мере у нас еще есть время.

— Время, — горько повторила она. — Умереть раньше там или позже здесь.

Я посмотрел на ее детей. Массоу почти спал на лошади, сгорбившись и застыв, словно у него еще много часов назад замерзли все мышцы. Его голова слабо покачивалась, а глаза закрывались, хотя он очень старался держать их открытыми. Киприана отличалась от него лишь тем, что легче справлялась с глазами. Ее ноги бессильно свисали по бокам лошади, юбка задралась и видны были шерстяные гетры. Светлые волосы трогательно рассыпались по плечам. Киприана с усилием откинула их назад.

— Так что будем делать? — спросила она.

Я осмотрел ловушку, в которую мы сами забрались. Мы проскакали по узкой извилистой трещине между изъеденными ветром и водой скалами. Камень под ногами лошадей в некоторых местах покрывал тонкий слой грязи. В каньоне было так темно, что уже в нескольких футах от нас стены расплывались, и только там, куда падал слабый лунный свет, смутно вырисовывались тени скал.

Рассвет был уже близок. Вдали я услышал вой.

Я знал, что очень скоро появятся гончие. В эту минуту они скорее всего подбежали к обрыву и осматривали спуск, ведущий в узкий каньон. Может они уже перевалили через обрыв и стекали вниз белоглазой рекой.

Я посмотрел на Дел. Она спокойно сидела на мышастом.

— Мы с тобой могли бы вернуться к узкой части каньона и задержать их там. Остановить, чтобы они не могли прорваться.

Я понимал, что это была временная мера. Гончие, с их значительным численным превосходством, в конце концов убьют нас и продолжат охоту. Если, конечно, они не охотятся именно за нами. В этом случае, они могли оставить в покое остальных.

Дел вынула из ножен меч.

— У меня идея получше.

Я посмотрел на Бореал и не смог скрыть удивления, почему Дел не использовала ее раньше.

— Баска…

— Ты помнишь, что произошло в прошлый раз, — Дел прекрасно поняла, что я хотел сказать. — Ты почувствовал на себе ее силу. Если ее отпустить, позволить ей действовать самостоятельно, она убьет и друга, и врага… на равнине я не осмелилась.

Я огляделся. Рассвет наполнил ловушку слабым розовым светом, стекавшим вниз по испещренным дырами и трещинами стенам, и мне пришло в голову, что сила Бореал в замкнутом пространстве может умножиться.

— Дел…

Она вытянула руку.

— Видишь горловину? Я направлю удар в нее, а стены защитят нас.

Горловина. Конечно это слово было ничем не хуже других. Ветер и вода не справились с камнями у входа в ловушку и не сумели расширить проход. Между двумя стремившимися друг к другу скалами они успели пробить горловину чуть шире лошадиной груди. Через эту горловину мы вшестером и влетели в ловушку.

— Что ты собираешься делать? — заинтересовался Массоу.

Дел оглянулась на него. Как всегда, когда взгляд Дел останавливался на мальчике, ее лицо смягчилось. Для нее Массоу был Джамайлом.

— Я попробую остановить зверей.

Глаза Массоу расширились.

— Как?

Дел не умела врать или хотя бы говорить полуправду. Ни при каких обстоятельствах.

— Магией, — ровно сказала она.

Киприана подвела своего гнедого поближе к мышастому Дел.

— Магией? — переспросила она. — Магией? Как? Что ты будешь делать?

Адара откинула прядь волос с осунувшегося лица. Ее глаза необычно блестели: она знала ответ.

— Дел собирается использовать яватму.

Четыре пары глаз смотрели на меч. Поскольку меня Бореал не интересовала, я ее и раньше видел, я взглянул на наших спутников. Гаррод не скрывал испуга и видимо только сейчас понял, что Дел была тем, на что претендовала. Адара и ее дети жадно смотрели на меч, словно все они умирали от жажды, а меч мог спасти их.

Дел слезла с лошади.

— А вам бы лучше найти место, чтобы спрятаться, — посоветовала она. — Если у меня ничего не получится, может вы еще сумеете спастись.

Место, чтобы спрятаться. И где, интересно, мы его найдем? Ловушка напоминала каменный загон, а мы — перепуганное стадо.

Гаррод запрокинул голову и осмотрелся. Косы с бусинками покачивались, задевая круп серого.

— Здесь дыры, — сообщил он. — Много выступов, полок и трещин.

Я тоже поднял голову. Скалы, изогнувшиеся полукругом, чтобы поймать нас, были полны трещин и дыр. Может быть стены ловушки помогут нам спастись от гончих?

Вдалеке тявкали звери, прорываясь по узкому каньону. Я соскочил с жеребца и подошел к ближайшей скале. Солнце еще не поднялось над горизонтом, но с каждой минутой в ловушке становилось все светлее. Тени от камней ложились на поверхность скалы и растворялись в полутьме.

— Наверху есть большие трещины. Может попробуем до них добраться? — я методично искал подходящее место. — Массоу, иди сюда.

Мальчик подбежал, рассматривая обнаруженную мною щель.

— Слишком высоко, — сказал он.

— Дело только в этом, — согласился я. — Давай попробуем. Я подсажу.

Гаррод слез с лошади и начал собственный поиск, подвинув Адару и Киприану заняться тем же. Ему не потребовалось много времени, чтобы найти выступ, на котором могли уместиться двое. Он подсадил девочку, потом Адару и посоветовал им не двигаться.

— А ты? — спросила Киприана. Ее голос многократно отразился от стен ловушки. Гаррод был польщен, хотя ответил достаточно равнодушно.

— Я останусь внизу, с лошадьми.

— Но если… эти твари прорвутся…

— Я останусь с лошадьми, — высокомерно повторил он. — Они испуганы, со мной им будет легче.

Я бросил на Северянина сардонический взгляд, пока подводил жеребца к стене и наматывал повод на выступ скалы.

— Будешь с ними разговаривать, Гаррод?

Он не обиделся.

— Ты же разговариваешь со своим жеребцом.

— Не в том смысле, — отметил я. — Я болтаю для себя. Он же меня не понимает.

Гаррод хмыкнул.

— Хочешь, чтобы я это выяснил?

Я задумался. Если он действительно мог поговорить с жеребцом… Ну нет, хватит заниматься ерундой.

— Нет уж, — сказал я. — Нам и так хорошо.

Дел стояла у «горловины». Она немного хмурилась, внимательно изучая стены каньона, узкий вход, оба выступа по сторонам, а потом, приняв какое-то решение, повернулась и пошла к Гарроду. Северянин стоял около лошадей и тихо разговаривал с ними.

— Мне нужна лошадь, — сказала Дел.

Не закончив фразу, он посмотрел на Дел отсутствующим взглядом.

— Что?

— Мне нужна лошадь, — повторила Дел и для наглядности показала на лошадей, — и немедленно.

Гаррод нахмурился.

— Зачем? Ты хочешь ехать обратно? По-моему даже Тигр согласился, что здесь их легче задержать.

— Все правильно, — сказала она, — и поэтому нам нужно закрыть чем-то вход, как пробкой бутылку.

Я сразу понял и одобрил ее план, и оценил ее мужество обратиться к Гарроду с просьбой о такой жертве. Наблюдая за происходящим, я задумчиво потирал шрамы. Гаррод не обрадуется, когда поймет, что она задумала.

Пока он ничего не понял. Бусинки в косах зазвенели, когда он замотал головой.

— Когда появятся звери, лошадь не будет спокойно стоять. Она убежит, а ты останешься без пробки.

— Она не сможет убежать, — спокойно пообещала Дел. — Дай нам одну лошадь, Гаррод, и мы с Тигром задержим их.

И вдруг он понял. Глаза расширились от изумления и неверия, а потом яростно сузились. Я не знаю точно, что он сказал, говорил он на языке Высокогорий, но думаю, что фраза не отличалась вежливостью. На согласие это тоже не было похоже.

Тявканье стало громче.

Дел, проигнорировав обличительную речь Гаррода, потянулась, чтобы поймать повод ближайшей лошади — мышастого, на котором сама ехала.

У Северянина оказалась неплохая реакция — он вытащил нож прежде чем я успел добраться до него, но я не обратил внимания на занесенный клинок и прижал Гаррода к стене.

— Нет, — мягко сказал я, вырывая нож из его руки.

Северянин даже не взглянул на меня, хотя я крепко прижимал его к скале. Он смотрел через мое плечо на Дел, которая вела к выходу мышастого. Бледное лицо Гаррода пошло пятнами от гнева.

— Она же не может убить его… она не может…

— Может, — тихо сказал я, — и этим она спасет наши жизни.

— Разве можно убивать лошадь?

Дел поставила мышастого боком к горловине, закрывая его телом вход.

Гаррод рванулся вперед, оттолкнув меня на два или три шага, и попытался выкрутиться. Ему это почти удалось, но я снова ухватил его и прижал к скале.

— На это нет времени, Гаррод…

Он яростно выругался, отбиваясь от меня, и бросил что-то на языке Высокогорий. Как мне показалось, что-то о старике и козе.

Я надавил на него немного и улыбнулся.

— Если хочешь, мы можем закрыть вход тобой.

Гаррод продолжал безнадежную борьбу.

— Ты не понимаешь…

— Я понимаю одно: наши жизни дороже жизни одной лошади. И с этим ты согласишься, если у тебя есть мозги.

— Я же разговариваю с лошадьми, дурак! Ты понимаешь, что это означает? Нет? — он налег на меня. — Я чувствую тоже, что они… мне передаются их ощущения…

Вой гончих приближался.

— Сейчас мне наплевать, даже если ты сам можешь родить жеребенка, — сказал я ему. — Дел пытается спасти наши жизни.

Он сыпал проклятьями на Северном. На этот раз мишенью стала Дел.

Я вздохнул и зажал ему рот.

— Всегда к твоим услугам, баска.

Гаррод что-то яростно забормотал в мою ладонь, а потом застыл. Поскольку все мое внимание было приковано к Северянину, я не смотрел, как Дел расправилась с лошадью, но услышал знакомый стенающий шепот вызванной к жизни яватмы. Потом лошадь тяжело упала. Гаррод зажмурился и обвис.

Дел тяжело отошла от мертвой лошади. От напряжения сводило даже мышцы

ее лица.

— Если на твоих глазах Аджани убил твоего отца, смерть лошади — пустяк, — объявила она.

Глаза Гаррода распахнулись.

Голос Дел не дрожал.

— Когда мы отсюда выберемся, я еще задам тебе несколько вопросов. Вопросов об Аджани.

Гаррод ничего не сказал, не успев опомниться после смерти лошади. Дел отвернулась.

Через минуту, убедившись, что Гаррод безопасен, я подошел к ней.

— Я останусь с тобой, баска.

В голосе Дел появилось что-то человеческое.

— Лучше тебе влезть наверх.

— Может и лучше, — согласился я, — но я не собираюсь прятаться.

Ресницы слабо дрогнули.

— Из-за того, что Гаррод остается внизу?

Я не был настроен огрызаться.

— Я хочу остаться здесь, с тобой.

Ее глаза искали мои, губы сжались плотнее.

— Когда я буду умирать, я обойдусь без компании.

— Я тоже, Дел. Но умирать я не собираюсь, — я посмотрел через горловину в каньон и, услышав тявканье совсем близко, встал позади нее. Если они пройдут Бореал, им предстоит выдержать еще один бой.

— Гончие приближаются, баска. Лучше начни свою песню.

Дел повернулась и встала прямо за мертвой лошадью между узкими стенами. Хрупкие, слабые ворота из плоти и костей, но я подумал, что они выдержат, потому что Дел помогала Бореал.

Дел подняла яватму и держала ее наискось, от плеча к бедру. Я представлял как под мягкой, шерстяной тканью напряглись тренированные мускулы. Дел расставила ноги, чуть согнула колени и застыла в такой позе.

Она высокая. Она сильная. Она не мягкая женщина, как совершенно ни к чему заметила Киприана. Я знал Дел как преданного бойца, служившего своей клятве.

Мой меч зашипел, выскальзывая из ножен, но музыка стали затерялась в песне, созданной Делилой. Из каньона вылетели шесть гончих. Авангард прибыл.

Аиды, баска, ну начинай же…

22

Уголком глаза я уловил блеск. Где-то высоко, высоко на каменной стене, не там, где мы с Гарродом спрятали Адару и детей. Может быть гончие нашли другой вход в нашу ловушку, а авангард должен был только отвлечь нас?

Я кинул взгляд на Дел. Она уже начала петь, оживляя меч. В этот момент ей было не до гончих, которые, припав к камням, пробирались по полу каньона, подползая ближе и показывая зубы.

Я снова посмотрел на стену и увидел лицо в одной из трещин. Лицо человека, а не морду зверя.

Я убрал меч в ножны, в два прыжка пересек ловушку и нашел подходящие щели в скале для рук и ног. Я легко взобрался вверх, подтянулся на выступ в сорока футах над полом и медленно заполз на него, соблюдая всевозможные предосторожности — очень не хотелось, чтобы мне выкололи глаза.

Но не произошло ничего подобного. Я не увидел никого живого, но трещина оказалась пещерой, превращавшейся в тоннель, проложенный ветром, водой и временем. Слабый свет окрашивал его в розовый и абрикосовый цвета, а значит другой конец тоннеля выходил на поверхность и у нас появлялся шанс спастись.

— Гаррод! — закричал я. — Гаррод! Спускай остальных. Тащи их сюда. Я нашел выход.

Я пригнулся, развернулся, немного повисел на краю и, нащупав ногами трещины, начал неловкий спуск.

Футов с пяти я спрыгнул вниз и увидел, что Гаррод уже помогал матери и дочери спуститься из их убежища. Я вытащил Массоу и отнес его к стене, которая легко могла послужить и лестницей. Обнаруженные мною выбоины в камне были расположены до смешного близко, они больше подходили мальчику размера Массоу, чем мужчине, но удивляться этому было некогда. Благодаря им, Массоу будет легче забраться. Быстрый и живой мальчишка горел желанием влезть наверх.

Адара, разумеется, нет.

— Лезть туда? — с ужасом спросила она.

— Прямо туда, — согласился я. — Как только поднимешься, увидишь выступ и тоннель.

— Но ты не знаешь, куда он ведет!

— Отсюда, — твердо сказал я и обхватил ее талию. — Подними свои юбки и залезай.

— Но…

— Залезай, женщина! Или ты хочешь, чтобы тебя съели?

Она торопливо подобрала юбки, заткнула их за пояс туники и повернулась лицом к стене. Я подсадил ее и несколько секунд наблюдал, как она неуклюже вставляла руки и ноги в щели.

За горловиной и воротами из мертвой лошади собиралось все больше и больше гончих. В утреннем свете я лучше разглядел уродливых тварей с серебристыми пятнами на шкурах, низко посаженными головами и выступающими челюстями. Тявкая, они показывали устрашающие зубы. Уши гончих напоминали волчьи, но шерсти на них не было. Они были кожаные, сероватые и стояли торчком, прислушиваясь к песне Дел. Крупы гончих казались неестественно легкими по сравнению с мощными плечами, отягощенными спутанными гривами. Щетинистые хвосты гончие поджимали под себя.

В слабом утреннем свете раскосые глаза стали бесцветными. Ночью, видимо собирая свет, они казались белыми и горящими.

Дел пела. Я чувствовал, как падала температура. Ниже и ниже, пока изо рта не повалил пар. Я знал, что в продуваемом ветром ущелье страшнее всего будет тем, кто находится перед Дел, но меня все равно знобило и я не решался определить, был ли вызван озноб холодом или страхом.

Гончие тоже почувствовали перемену, почувствовали силу. И когда Дел вызвала к жизни меч, каждая тварь запрокинула уродливую голову и завыла на небеса.

Я покачал головой, не сводя с них глаз. Все это напоминало странную форму поклонения. Дел? Или мечу? Или может быть магии?

Аиды, ненавижу магию. В ней одна грязь.

— Лезь, — бесцеремонно сказал я Киприане, когда ее мать поднялась наполовину. — Твоя очередь.

Она уже заткнула юбки, повернулась лицом к стене и вдруг, резко отпрянув, крепко обняла меня и поцеловала прежде чем я успел что-то сказать. Рассмеявшись, она полезла вверх по лестнице с каменными выбоинами вместо ступенек.

Аиды, и что иногда находит на женщин?

На лице Массоу смущение боролось с отвращением. Гаррод смотрел на меня растерянно, потом нахмурился.

— У тебя есть гарем, Южанин?

— Она еще маленькая, — пробормотал я, потянувшись, чтобы подсадить Массоу. — Она сама не знает, чего хочет, — я приподнял мальчика, помог ему найти походящие щели и отправил вслед за сестрой. Как я и ожидал, он без труда полез наверх.

Гаррод вдруг встревожился.

— А как же лошади? Мы поведем их обратно по каньону?

Я вздохнул.

— Тебе вообще тяжело дается учеба, правильно? Нет, Гаррод, мы не поведем их обратно по каньону. Мы оставим их здесь.

— Оставим их… — он осекся. — Ты думаешь, звери удовлетворятся ими вместо нас?

— Я на это не рассчитываю, — я показал пальцем наверх. — Твоя очередь, Говорящий с лошадьми.

— А как же жеребец?

Я изо всех сил постарался безразлично пожать плечами.

— Но у него же нет крыльев, так? Поэтому придется ему остаться с остальными.

Гаррод оглянулся. Четыре Северных лошади жались друг к другу у дальней стены, пятая лежала мертвой у входа в каньон. Лицо Гаррода стало жестким и он начал карабкаться наверх.

Остался я. И Дел.

Песня Дел сбилась и совсем прервалась. Можно было попросить ее продолжать, чтобы задержать гончих, но я уже понял, что не сила Бореал удерживала их от атаки. Может чей-то приказ?

Мне это не понравилось. Меня пугала мысль, что эти твари были не обычными хищниками, а действовали под чьим-то руководством.

Дел думала о том же.

— Они подбираются ближе, — сказала она, почувствовав меня за спиной.

— Видишь? Они смотрят на меня, оценивают… они обдумывают, как лучше атаковать, — она слегка поежилась. — Они разумны, Тигр. Как ты и я.

Я вгляделся в гончих. Дюжины их лежали перед мертвой лошадью, языки безвольно свисали из пастей, но напряженные взгляды бледных глаз выдавали их готовность действовать. Дел была права: они оценивали ее.

Я облизнул губы.

— Они не разумны, — сказал я. — Ими кто-то управляет.

— Что ты имеешь в виду?

— Они выгнали нас из кимри и прогнали по равнине. На время они потеряли нас в каньоне, но теперь им удалось нас зажать. И все же они не атакуют, — я пожал плечами. — Я уверен, что без магии здесь не обошлось… и я думаю, что их заколдовали…

— Если это правда…

— Не имеет значения, — оборвал я ее. — Из ловушки есть выход, Дел. Все уже на свободе, остались только мы, — я махнул рукой. — Давай, баска. Вверх по стене и вон отсюда, по тоннелю.

Дел посмотрела на щели в стене. Песня меча занимала все ее внимание, делая певца глухим и слепым ко всему происходящему. Удивление на лице Дел сменилось облегчением, но она снова нахмурилась, вспомнив о лошадях.

— Жеребец… — она замолчала, увидев мое лицо. — Тигр…

— Лезь, — сказал я. — Я могу быть таким же бессердечным, как и ты. Я хотел пошутить, но фраза прозвучала резко. Извиниться я не успел: Дел пошла к скале.

Аиды! Им нужна была Дел!

— Наверх! — закричал я. — Быстрее наверх!

Она обернулась и увидела, как гончие перепрыгивают через лошадь.

— Наверх! — кричал я, вытаскивая меч. — Им нужна ты, баска. Поднимайся по скале… быстрее… чтобы они не достали тебя…

— Тигр…

— Потом обсудим, баска… Я задержу их.

Ну, попытаюсь задержать.

Дел была уже на полпути к спасительному выступу, когда гончие ворвались в ловушку. Я чувствовал их горячее дыхание, скрежет когтей о кожаные ботинки и удары тел о мои ноги. Я стоял по колено в реке зверей.

Они щелкали зубами, царапались и пытались повалить меня. Большинство кусалось неохотно, просто машинально. Им нужен был не я, но если уж я стоял на дороге, им приходилось помучиться и убрать препятствие.

Ну а я собирался выстоять и сообщил им об этом, проведя мечом как косой. Я срезал головы, разрубал спины, прокалывал животы. Гончие меня сразу невзлюбили.

Дел уже скрылась в тоннеле, и, попрыгав под скалой, звери повернулись ко мне, заставляя меня отступать вглубь ловушки. За моей спиной нервничали лошади Гаррода, беспокойно пританцовывал жеребец.

Жеребец! Аиды, на лошади у меня будет больше шансов.

Я выбрался из живой реки, поймал жеребца и вскочил на него.

— Ну, старик, давай попробуем пробиться вместе, — я взял повод в одну руку, а другой размахивал мечом. — Давай прикончим несколько собак, старина.

Большинство гончих было сбито с толку исчезновением Дел, другие отвлеклись, слизывая кровь с убитых или раненных собратьев. Остальные набросились на меня. Они хватали жеребца за бабки, сухожилия, колени, царапали живот, бока, пытались свалить его, остановить, разорвать. Но жеребец был разъярен и испуган, и прорывался к выходу изо всех сил, а когда такая целеустремленная лошадь, как мой старик решает, что он хочет бежать, никто его не остановит.

Даже человек на спине.

Есть что-то захватывающее в сражении против превосходящих сил, сидя на отличной лошади. Тебя начинают переполнять какие-то первозданные эмоции, которые срывают так называемую цивилизованность, вбитую в человека, чтобы он мог жить в поселках и городах или путешествовать с караванами. Я уже не был бойцом-одиночкой, я слился с лошадью. Я стал сильным и гордым. На меня накатывала могущественная волна эмоций. Захлестнув меня, она превращалась в накал, который, как мне начинало казаться, преображал стремительные атаки зверей в медленные, неуклюжие движения. И мне легче было убивать их.

Я забыл, кто я и где нахожусь. Я чувствовал, как работают мышцы жеребца под моими бедрами, ощущал могущественный гнев, слышал фырканье и яростные визги. Гнедой безошибочно бил подкованными железом копытами — вместе мы были непобедимы.

Я вдыхал запах крови и нечистот, вонь вырезанных внутренностей и ни с чем не сравнимое, наполняющее воздух зловоние колдовства.

— Простите, — громко сказал я, — но на меня это впечатления не произвело.

Я бился внимательно, следя, чтобы гончие не смогли стащить меня вниз. Казалось, что зверей меньше не становилось, а мы с жеребцом не могли сражаться вечно. Я дождался, пока поток временно прервался, врезал жеребцу по тяжело ходившим бокам, и он проскочил через огрызавшихся гончих.

Я опасался, что гнедой откажется прыгать через мертвую лошадь. В этом случае мы без сомнения проигрывали бой, потому что сил жеребца надолго хватить не могло, а выстоять против гончих на земле у меня почти не было шансов. Поэтому, направив гнедого к выходу, я жестко зажал повод и шлепнул по покрытому кровью крупу плоской гранью меча.

Он прыгнул, мой игривый старина, легко перелетел через тело и лязгнул подковами по камням каньона при приземлении. И хотя при прыжке я едва не слетел, я решил не пытаться остановить гнедого. Я еще раз шлепнул жеребца по крупу и сгорбился над гривой.

— Теперь все зависит от тебя, — закричал я.

И жеребец любезно понес меня по каньону.

23

Шума от нас, жеребца и меня, было много. Подковы стучали и грохотали о камень, отбивая гравий, давя мелкие камешки и разбрасывая осколки о неясно вырисовывающиеся стены. Теперь, когда солнце взошло, я видел дорогу, но совершенно не понимал, где нахожусь, хотя совсем недавно проскакал по каньону в другом направлении.

На бешеном галопе удержаться на голой спине лошади было нелегко. Я прижимался к гнедому со всей силой в бедрах и лодыжках. Левой рукой я намертво вцепился в его нестриженную гриву, другую руку занимал меч, который я не рискнул на такой скорости убрать — я боялся отсечь себе левую руку.

Мы мчались через каньон, уворачиваясь от нависающих скал и перепрыгивая через завалы камней. Иногда скалы сходились очень близко, угрожая содрать мне уши, но я низко пригибался, пытаясь при этом не дергать жеребца. Я видел, что гнедой прекрасно обходится без моей помощи. Взять на себя руководство я смогу и потом, когда мы выберемся отсюда.

Наконец мы достигли провала. Я и пытаться не стал выбраться по нему на равнину — подняться по осыпавшейся земле не мог ни жеребец, ни человек

— и, оставив позади узкий каньон, я поскакал дальше, к широкому руслу реки, из которой ушла вода. Стены каньона резко расходились, левая стена оставалась такой же высокой, правая становилась немного ниже. Шершавые красные скалы напомнили мне тоннель, в который я отправил остальных.

Остальные. Я выругался. Каньон превратился в тонкую черную линию, едва различимую вдали.

Аиды, где же сейчас Дел?

И где тогда гончие?

А если… Нет, вряд ли. Они охотились не за мной, а за Дел. А Дел взобралась по стене и ушла в никуда. Я не знал, насколько хорошим был у гончих нюх и мог только надеяться, что они не пойдут наверх искать ее след. А заодно оставят в покое и меня.

Я похлопал жеребца по шее.

— Держу пари, тебя бы это устроило, старина.

Жеребец выкладывался полностью. Я тревожно прислушивался к его хриплому дыханию. Гнедой был на грани срыва. Если он и дальше будет нестись с такой скоростью, он разобьет себе голени или переломает ноги. Любой из этих вариантов сделает его бесполезным для меня или кого-либо другого, а лошадь, которую больше нельзя использовать… Я яростно выругался. Нет. Он заслуживал лучшего.

Я обернулся, чтобы снова осмотреть каньон. Вдали я слышал завывания, но гончих не увидел. Я глубоко вздохнул, быстро все обдумал и принял решение. Я начал осторожно сдерживать безумный галоп, превращая его в короткий, потом в тряскую рысь, а потом в неверный шаг.

Я перекинул ногу и соскользнул с правого бока вместо левого, чтобы держать меч подальше от жеребца, который спотыкался и шатался так, что я боялся, как бы он не мотнул головой и не насадил сам себя на клинок. Я поймал повод и повел гнедого вдоль правой стены, выискивая расщелину, пригодную для подъема наверх. Я хотел выбраться из русла реки, хотя оно и стало широким, и найти возвышение, откуда можно было бы проследить за гончими, пока жеребец — да и я — наслаждались бы отдыхом.

Что-то привлекло мое внимание. Трещина в скале. Возможно… не просто возможно, теперь точно. Передо мной был широкий пролом в стене русла. Грубая, неудобная лестница, ведущая на поверхность.

Дожди сгладили острые каменные выступы, в выемках стояла вода, уступы изгибались как женские плечи. Их ширины вполне хватало для ног человека и копыт лошади. Подъем был — хвала богам валхайла — не очень скользким, но для жеребца эта лестница могла обернуться тяжким испытанием. Мой гнедой был лошадью, а не горной козой.

Мне тоже нелегко было подняться.