Пролог

— Рэнди, мы с ребятами собираемся сегодня в «Луну на берегу». Выпьем по кружке-другой пива или чего покрепче, подхватим девчонок и отправимся танцевать. Пойдешь с нами? — весело потирая руки, спросил пухлый молоденький второй пилот своего старшего — и по возрасту и по званию — коллегу. — К тому же с тебя причитается, за повышение…

— Ну, не знаю, — с сомнением в голосе отозвался Таунсенд. — Что-то устал я за последние дни, да и дела кое-какие есть… Может, в другой раз?

— Дела? У тебя? Закоренелого холостяка? — недоверчиво засмеялся Джерри. — С каких это пор? И что за дела?

— Ну… — Он замялся, проклиная себя, но почему-то не решаясь сказать Джерри, чтобы не совал нос не в свое дело. — Не очень интересные, но сделать их необходимо. Съездить в супермаркет, химчистку, позвонить водопроводчику…

— Ото, как ты заговорил! Как настоящий женатик, которого благоверная держит на строгом поводке.

— Вот уж нет! — возмутился «закоренелый» холостяк. — Если у мужика есть, как ты выражаешься, «благоверная», так она и занимается всем этим. А мне приходится самому.

— Да ладно, брось, Рэнди. Не принимай всерьез мои слова. Ну, не можешь, значит, не можешь. Без тебя, конечно, не так весело, но… полагаю, ты имеешь право на личную жизнь, — продолжал подшучивать младший пилот, не меняя, однако, серьезного выражения лица. — Лучше признайся, что попался на удочку…

— На удочку?! — чуть не закричал Таунсенд.

— А что же в этом такого? Каждый парень рано или поздно встречает девушку и…

— И что?

— Попадает в ее сети, угождает разным капризам и в конце концов отказывается провести с друзьями вечер в баре, — торжествующе закончил Джерри.

— Ну все, довольно, надоели мне твои шуточки! Только ради того, чтобы доказать глубину твоего заблуждения, я пойду с вами. И потрачу на хозяйственные заботы единственный за последние две недели выходной…

— Отлично, Рэн, дружище! Вот слова не мальчика, но настоящего мужчины! Значит, через сорок минут у служебного выхода?

— Договорились, — вздохнул Таунсенд, небрежно кивнул Мэгги, стюардессе их экипажа, одарившей его влюбленным взглядом, и направился к трапу.

Какой же я бесхребетный дурак, мрачно размышлял он. Чего испугался? Насмешек парней?

Малыша Джерри? Так ведь он это просто так, в шутку… А что я теперь скажу Молли? Мы не виделись почти неделю, а перед этим поссорились… именно из-за того… из-за того…

Он не помнил точно повода, приведшего их к ссоре, но причина была все та же: его нерешительность или, вернее, боязнь сделать ей официальное предложение. Оба наговорили друг другу много лишних, ненужных слов, о которых теперь жалели. По крайней мере, он жалел.

Молли не заслуживает такого отношения. Никоим образом. Они вместе уже почти два года, все свои выходные и свободные дни он проводит у нее и все же… все же… никак не может заставить себя открыто признать их отношения.

Не только сделать предложение, но даже просто представить ее друзьям.

И все почему? Потому что когда-то давно, больше пяти лет назад, какая-то легкомысленная финтифлюшка задела его драгоценную гордость. И он, уязвленный ее решением расстаться с ним, признанным первым парнем летного училища, поклялся держаться в стороне от прекрасной половины человечества. Более того, остаться на всю жизнь холостяком… Или из-за обидных и незаслуженных насмешек бывшего друга и коллеги…

Но что, если он обманывает себя и причина совсем в другом? В его неуверенности в Молли… Неужели он настолько злопамятен, что до сих пор не в силах забыть происшествия, вернее недоразумения, пережитого ими в самом начале знакомства? Нет, не может быть! Молли Маккивер — красавица и умница, знакомством с которой может гордиться любой мужчина. Она больше ни разу не подала ему даже незначительного повода для недоверия или сомнения… Он не имеет права так обращаться с ней!

Полный искреннего раскаяния Рэндалл уже направился к ближайшему телефону, как тут же понял, что не в состоянии обсуждать такие вещи, не видя прекрасных и любимых зеленых глаз.

Но, ничего, он все наверстает… когда вернется.

Увы, добрым намерениям сбыться было не суждено. Вечер затянулся. Из пивной большая и шумная команда пилотов и их помощников отправилась в ресторан, оттуда в клуб потанцевать. И Рэнди, проклинающий себя за нерешительность, но тем не менее неспособный просто повернуться и уйти, ездил с ними. Лишь в начале одиннадцатого, взглянув на часы, пришел в ужас и, ни с кем не прощаясь, удрал…

— Молли! Молли, малышка! — позвал он, открыв дверь своим ключом.

Не услышав ответа, вошел, включил свет и онемел…

В гостиной был накрыт стол — с кружевной скатертью, свечами и парадной посудой. В ведерке стояла бутылка шампанского…

Рэнди похолодел.

Проклятье! Как же он мог так запамятовать?

Но разве сегодня… да, точно, семнадцатое мая…

Ее день рождения…

Рэнди сунул руку в карман и облегченно выдохнул. Хоть о подарке не забыл, и то слава богу… Он на цыпочках пробрался в темную спальню, не включая света, присел на краешек кровати и прислушался. И тут же уловил сдавленный всхлип. Он протянул руку и прикоснулся к теплому вздрагивающему плечу.

— Молли, малышка моя, прости, любимая…

Она отпрянула, словно ее ужалила гадюка.

— Не смей прикасаться ко мне, Рэндалл Таунсенд! Никогда больше. Слышишь? Никогда! — выкрикнула молодая женщина, нащупала на столике лампу и щелкнула выключателем.

Зеленые глаза сверкали от гнева, но красивое лицо было мокрым от слез.

— Но, Молли… — умоляюще начал Рэнди.

— Не смей! Даже не пытайся оправдываться!

Я не желаю больше слушать тебя. И не поверю ни одному твоему слову! Потому что тебя никогда нет рядом, когда я нуждаюсь в тебе! И еще потому, что звонила и узнала, в котором часу приземлился твой самолет. К тому же Джин все мне рассказала!

— Все рассказала? — опешил молодой человек.

— Да, все! Включая и то, что ваш дорогой Джерри на пари пытается свести тебя с Мэг. Ты просто наплевал на меня, Рэндалл. На меня и на мой день рождения. А я-то, идиотка, старалась, ужин праздничный готовила, с работы удрала пораньше. Барри чуть не обидела… — Она не выдержала и разрыдалась.

Он попытался придвинуться и обнять ее, но безуспешно. Молли перекатилась на дальний край кровати и зарылась головой в подушку, отказываясь смотреть на него. Она рыдала, рыдала и рыдала — горько, обиженно, тяжело, так, словно у нее сердце разрывалось. И все его попытки успокоить, утешить, вымолить прощение были тщетными.

— Уходи, Рэнди. И больше никогда не возвращайся. Я скорее застрелюсь, чем еще хоть раз в жизни поверю мужчине. Даже тебе, — с трудом, задыхаясь, выдавила она и снова уткнулась в подушку.

Молодой человек обхватил голову руками и, покачиваясь, вышел из спальни.

Что же он натворил? Как мог забыть? Ну зачем пошел с парнями? Они все свободные, независимые, а он…

А я? Разве я не свободен? — спросил он самого себя. И тут же ответил: «Как бы не так!

Разве эта женщина, которую я так обидел, ничего для меня не значит? Разве она не занимает никакого места в моей жизни? Как же я смог так поступить с ней?»

Рэндалл кинулся обратно, опустился перед кроватью на колени и снова попытался погладить рассыпанные по подушке черные кудри. Но Молли только отодвинулась и продолжала безутешно рыдать.

Не зная, что еще сделать, он горестно вздохнул и вернулся в гостиную. Достал из кармана футляр, открыл крышку, полюбовался изящными серьгами с небольшими бриллиантами, которые купил для нее три дня назад в Нью-Йорке, и положил на скатерть. Вытащил ручку, быстро набросал несколько слов на поздравительной открытке и поставил рядом с футляром. Еще раз тяжело вздохнул и покинул уютную квартирку.

Доехав до своего дома на противоположном конце Сан-Франциско, Рэнди загнал машину в гараж, поднялся на второй этаж и, не раздеваясь, упал на кровать. Он проворочался с боку на бок почти всю ночь, размышляя о своих отношениях с Молли и о том, как их поправить, и забылся только к утру. А когда открыл глаза, на часах было двенадцать двадцать.

Черт побери, проспал! Ведь он собирался приехать к Молли с самого утра и вымолить прощение за невнимание и небрежность. И не только это… За долгие бессонные часы у него родился план, гениальный план. И ему не терпелось поделиться им с ней.

Рэнди вскочил и первым делом кинулся звонить любимой. Долго слушал длинные гудки, потом решил, что она ушла на работу, и занялся делами. Быстро принял душ, привел себя в порядок, переговорил со старым знакомым отца, проявил настойчивость и добился положительного ответа на свою просьбу, после чего снова набрал номер Молли. И опять долго слушал длинные гудки. На сей раз, однако, с медленно нарастающим беспокойством. Потому что вспомнил: по четвергам у нее нет занятий.

В очередной раз перед внутренним взором встало залитое слезами лицо, в ушах прозвучал сдавленный голос: «Больше никогда не возвращайся. Я скорее застрелюсь, чем еще хоть раз в жизни поверю мужчине».

Рэнди изо всех сил сжал челюсти. Ну естественно, она не желает разговаривать с ним.

Ничего, у него есть что предложить ей… И он докажет, что достоин ее доверия…

Сев за руль верного «форда», Рэнди заскочил в цветочный магазин, откуда появился с огромным букетом, похлопал по карманам, проверяя, не забыл ли дома вторую половину подарка, и направился к Молли. Он спешил… спешил помириться, искупить свою вину, сказать очень важные, очень значимые для них обоих слова…

Не тратя времени на дальнейшие звонки, он выбрал кратчайший маршрут и уже через полчаса остановился у трехэтажного кирпичного дома, где в прекрасной квартире на втором этаже жила Молли Маккивер. Рэнди вылез из машины, поправил галстук, разгладил складки на брюках и достал с заднего сиденья цветы. Набрал полную грудь воздуха и взбежал по ступенькам. Постучал в дверь. Подождал. Постучал еще. Никакого ответа.

Где же она? Куда могла подеваться? На работе ее нет — он уже проверил. Отправилась к Джин, своей лучшей подружке? Зачем? Чтобы рассказать о неудачном окончании вчерашнего вечера и пожаловаться на него, Рэнди? Едва ли.

Молли не любит обсуждать с кем бы то ни было свои личные дела. Хотя… что это она говорила вчера о разговоре с Джин? О том, что малыш Джерри якобы пытается свести его с Мэгги?

Откуда, черт побери, Джин это взяла? Кто плетет такие интриги? И что же наконец теперь делать? Войти или дожидаться тут?

Подождав пару минут, Рэнди услышал какие-то доносящиеся изнутри звуки и прижался ухом к двери. Звонил телефон. Три, пять раз, восемь… Но ответа не было и на этот призыв.

Почему Молли не подходит? Где она? Что произошло?

Рэнди всерьез заволновался, нащупал в кармане ключ и открыл дверь. Вошел. Огляделся по сторонам. В гостиной со вчерашнего дня ничто не изменилось. Даже оставленные им подарок и открытка были на том же месте… Он сделал несколько шагов вглубь… и остановился как вкопанный, увидев на светлом паласе отвратительные, тревожные темные пятна.

Господи! Не может быть! Нет!!!

Рэнди уронил букет, упал на колени, коснулся пальцем одного из них. И содрогнулся, поняв, что это может быть только одним — кровью, запекшейся кровью.

«Больше никогда не возвращайся. Я скорее застрелюсь, чем еще хоть раз в жизни поверю мужчине»… Молли!! Девочка моя родная… Ну зачем… зачем ты сделала это?! И почему я вчера ушел?!

Он сидел на полу, покачиваясь и тупо глядя на застывшие кровавые пятна, и вспоминал, как два года назад впервые увидел Молли…

Глава 1

Самолет приземлился с опозданием почти на пять часов — они провели их в Чикаго, пережидая грозовой фронт. Рэндалл Таунсенд, двадцативосьмилетний пилот первого класса, покинул кабину последним, сбежал по трапу и уже направился было к служебному выходу, но тут вспомнил, что мать просила купить бутылку французского коньяка, которую проспорила приятельнице по покерному клубу.

Черт, чуть не забыл, подумал он. Придется заскочить в «Дьюти-фри», а то неприятностей не оберешься.

Рэндалл вошел в здание аэровокзала, смешавшись с толпой только что прибывших пассажиров, и двинулся к магазину, как вдруг заметил одиноко стоящую у большой стеклянной стены девушку, запнулся и едва не упал.

Боже, что это была за девушка! Высокая, стройная, с ногами чуть ли не от шеи, тонкой, почти осиной талией, приятно округлыми бедрами и копной блестящих черных кудрей. Она стояла к нему спиной, и Рэндалл не мог видеть ее лица, но был твердо убежден, что оно столь же прекрасно, как и фигура.

Еще никогда молодой летчик не испытывал ничего подобного охватившему ему в это мгновение чувству: непоколебимой уверенности, что именно она — его истинная судьба. Он не рассуждал, не раздумывал, не медлил, а заспешил к ней, позабыв и о матери, и о ее просьбе, и обо всем остальном на свете. Приблизившись сзади, осторожно тронул за локоть и сказал:

— Мисс, извините меня, пожалуйста…

Девушка повернулась, и Рэндалл убедился в верности своей догадки. У нее было необыкновенное, изумительно красивое лицо. Высокий лоб, чуть вздернутый небольшой нос, прекрасные, круто изогнутые брови. Но, главное, конечно, это глаза. Огромные, зеленые, в обрамлении длинных густых ресниц.

И эти чудесные глаза смотрели на него с нескрываемой враждебностью.

— Что вам угодно? — ледяным тоном спросила незнакомка.

— П-простите… — Он моментально утратил ту минимальную долю совершенно несвойственного ему нахальства, что помогла приблизиться к ней, и начал заикаться от смущения. — Я подумал, что… может быть… вы заблудились и вам нужна… гм… помощь…

— Ваша, естественно? — иронично осведомилась она, окинув его полупрезрительным взглядом.

— Н-нет, но… — Он окончательно растерялся и замолчал.

Незнакомка же покачала головой и холодно заявила:

— Я была бы весьма признательна, если бы вы оставили меня в покое. — Она снова отвернулась к стеклу.

А Рэндалл понуро побрел прочь, не понимая причин ее агрессивности и глубоко огорченный подобным неудачным исходом. Выйдя из аэропорта, он отыскал машину и машинально поехал домой, так и не вспомнив ни о магазине, ни о французском коньяке.

Почти неделю Рэндалл ходил как в тумане, не обращая внимания на окружающих, их обеспокоенные вопросы и полные удивления взгляды. Он был занят тем, что проклинал свою нерешительность. Где теперь найти прекрасную незнакомку? Как узнать, кто она такая?

Сверкающие зеленые глаза преследовали его на каждом шагу, не давая ни минуты покоя. Они словно говорили: «Ну что, испугался? Теперь вот страдай, только проку от этого не будет».

Что же с ним творится? Отчего в нужный момент он, Рэндалл Таунсенд, летчик, далеко не трусливый человек, вдруг отступил и стушевался? Почему побоялся последовать за девушкой и узнать, где она живет или работает?..

Эти терзания продолжались бы еще бог знает сколько времени, если бы судьбе не заблагорассудилось завести его в торговый центр в Саут-Лодже.

Рэндалл потом никак не мог вспомнить, каким образом там оказался и что искал. Знал только, что находился перед витриной ювелирного отдела и невидящим взглядом смотрел на разложенные под стеклом блестящие побрякушки, когда услышал за спиной мучительно памятный чуть хрипловатый голос:

— Вот приятная неожиданность! Как же я рада вас видеть!

Он обернулся — прямо перед ним стояла она. Та самая черноволосая незнакомка, мысли о которой преследовали и терзали его все последние дни.

— Правда? — с трудом выдавил Рэндалл. У него даже дыхание перехватило от волнения.

— Конечно, правда, — блеснув глазами, отозвалась она. — Я ужасно переживала, что обидела вас тогда, в аэропорту.

— В аэропорту? — туповато повторил он.

Девушка едва заметно усмехнулась, потом помрачнела.

— Вы, может статься, не помните меня… Вы подходили ко мне в здании международного аэропорта двадцать пятого июня. Я еще стояла у окна, выходящего на летное поле… Правда, не помните? Или…

— Ну что вы, — придя наконец в себя, перебил ее Рэндалл. — Конечно, я вас помню. Просто мне показалось, что вам неприятно было мое… внимание…

— Нет-нет-нет, — торопливо оборвала его незнакомка. — Я… я как раз хочу извиниться за свое поведение в тот день. Понимаете, я провожала тогда одного человека… и мне хотелось… побыть одной… Ну, в общем, это неважно. Я была непозволительно груба. Недопустимо. Мне искренне жаль, что я обидела… нет, оскорбила вас. Пожалуйста, простите меня.

— Ну что вы, мисс, не беспокойтесь, прошу вас. — Рэндалл набрался решимости и протянул ей руку. Он не собирался второй раз быть таким дураком и упускать счастливый случай. — Меня зовут Таунсенд. Рэнди Таунсенд.

— Очень приятно. А я Молли Кивер.

Их пальцы соприкоснулись. Рэндалл почувствовал, как по руке вверх разлилось тепло. Никогда еще он не испытывал ничего подобного.

Он не был девственником, начиная с четырнадцати лет пользовался успехом у девчонок, не раз проводил время на заднем сиденье машины, целуясь, и не только, с самыми хорошенькими из тех, что добивались его внимания, но ни одна из них не оказывала на него подобного воздействия.

Что за девушка эта Молли Кивер! Какие глаза! Какие волосы! Чудо как хороша. Настоящая красавица. И смотрит на него сегодня как будто с удовольствием, не то что неделю назад.

Ну уж теперь-то он не прозевает своей удачи.

— Я вот что подумал, Молли… Раз уж нам повезло снова встретиться, то почему бы не выпить вместе кофе? Чашку мира, так сказать.

Я знаю тут симпатичное маленькое кафе, где варят изумительный кофе и подают великолепные пирожные, всегда самые свежие, — уверенно произнес Рэндалл, но, к крайнему своему удивлению, заметил, что она качает головой. — Нет? Но почему?

Она порозовела, но ответила, глядя прямо ему в глаза;

— Боюсь, я вынуждена отказаться.

Его словно ледяной водой окатили. Приветливый тон девушки вначале разговора никак не намекал на возможность отказа. Значит, он обманулся? И она заговорила с ним только потому, что терзалась из-за своей, как ей казалось, грубости?

— Но… почему? — растерянно повторил Рэндалл.

— Я не могу… не могу ни с кем встречаться…

— Не можете? Да отчего же? Я не обижу вас… клянусь… — забормотал молодой летчик, понимая, что она вот-вот исчезнет, а он останется в одиночестве, с той же ужасной занозой в сердце. — Молли, прошу вас! — взмолился он. — Не надо так говорить! Я не собираюсь навязываться, если вам неприятно мое общество. Но мы могли бы просто посидеть и поговорить… как друзья… Поверьте, я не имел в виду ничего дурного. Честное слово!

Она улыбнулась его пылу. И верно, почему бы не посидеть с этим приятным парнем? У него такое приветливое, открытое лицо, ясные, искренние голубые глаза. Почему бы не отбросить на короткое время сдержанность, не скинуть лежащий на сердце груз и не поболтать с ним несколько минут? Что заставляет ее ходить с низко опущенной головой, словно она в чем-то виновата? Разве так уж необходимо отталкивать всех и каждого? Закутываться в траурное покрывало?

— Что ж, считайте, что убедили, — ответила Молли и поразилась тому, как просиял ее новый знакомый.

— Ну так идемте же! — Он подхватил ее под руку и легонько потянул к эскалатору.

Молодые люди поднялись на второй этаж и вошли в симпатичное маленькое заведеньице в самом дальнем углу.

— Как здесь мило, — произнесла Молли, опускаясь в придвинутое Рэндаллом кресло и оглядываясь по сторонам. — Подумать только, я бываю здесь минимум раз в две недели, а этого кафе ни разу даже не видела!

— Ничего страшного. Сейчас вам предоставляется шанс наверстать упущенное. — С этими словами Рэнди протянул ей меню. — И, знаете что, Молли, — он с искренним наслаждением выговорил ее имя, — настоятельно рекомендую попробовать вот это. Мне лично очень нравится.

Она улыбнулась в ответ.

— Ну, раз рекомендуете… Я, честно говоря, не очень-то разбираюсь в пирожных. Наверное, потому что редко их ем. Может, закажете мне что-нибудь на свой вкус, а я потом скажу, понравилось или нет?

— Конечно! Но могу я спросить, почему вы редко едите пирожные? Вам не нравится? Мне всегда трудно поверить, что кто-то может не любить сладкое. Думаю, потому что сам я жуткий сластена.

— Ха! Я тоже была бы сластеной, если бы могла себе это позволить. Но девушки вынуждены постоянно думать о фигуре…

— Ну, вам-то это совсем ни к чему! — воскликнул Рэнди и покраснел, поняв случайную двусмысленность фразы. — Я… я имел в виду, что с такой потрясающей фигурой, как у вас, не нужно терзать себя диетами и прочим вздором.

Молли усмехнулась.

— Спасибо, конечно, за комплимент, но вы решительно не правы. Если позволять себе все, что нравится, то хорошей она недолго останется. Но иногда, особенно в приятной компании, я позволяю себе расслабиться. И сделаю это сейчас… Думаю, я заслужила чуточку удовольствия, неожиданно погрустнев, добавила она.

Смена ее настроения, естественно, не укрылась от пристального внимания Рэнди. Ему очень хотелось спросить, чем она вызвана, узнать, что же такого произошло в ее жизни, отчего Молли не хочет ни с кем встречаться, но решил пока воздержаться. Не стоит говорить .с ней о неприятном. Иначе она может замкнуться, спрятаться в панцирь и — не дай бог вообще исчезнуть. И он никогда больше ее не увидит. Нет-нет, все, что угодно, только не это!

Рэндалл сделал заказ подошедшей официантке, повернулся к своей новой знакомой и легко сказал:

— А я, Молли, последние дни несколько раз вспоминал нашу мимолетную встречу. Наверное, каждый раз, когда приезжал в аэропорт…

— О, я тоже, — тут же отозвалась она. — Вы даже не представляете, Рэнди, как мне было стыдно, что я так обошлась с вами. Поверьте, у меня нет обыкновения грубить незнакомым людям. Да и знакомым тоже. Сама не понимаю, что на меня нашло…

— Полно, не стоит возвращаться к этому.

— Пожалуй, вы правы. А скажите, Рэнди, что вы тогда делали в аэропорту? Встречали кого-то или провожали? Или сами прилетели откуда-то?

— Прилетел. Из Нью-Йорка, по-моему…

— Вы что, не помните, откуда прилетели? — удивилась Молли. — Так часто летаете?

— Угу. Почти каждый день. Рейсы иногда путаются в голове. Тогда помню, сидели в Чикаго, пережидали грозовой фронт. А откуда вылетели…

— Так вы что, летчик?

— Ну да. Я думал, вы заметили форму.

— Ох, какая же я рассеянная, — смущенно хихикнула Молли и только сейчас поняла, в насколько же невменяемом состоянии находилась тогда. Слава богу, хоть лицо его запомнила… А то бы он так и думал о ней, как об отвратительной хамке. — Но, Рэнди, это же просто замечательно! — с энтузиазмом воскликнула она. — Ну, иметь такую интересную работу! Вам… вам она нравится? Хотя что за ерунду я несу?

Иначе вы бы и не летали. А это трудно? Вы большие самолеты водите? А куда летаете? И как вы стали летчиком?

Вопросы сыпались из нее, как из рога изобилия. А глаза — чудесные зеленые глаза — горели огнем неподдельного интереса.

— Нравится, конечно, — начал говорить Рэнди, обрадовавшись, что удалось завладеть ее вниманием. — Я с детства мечтал о небе. Мой дед был летчиком-испытателем. Он в молодости летал на военных истребителях и рассказывал о полетах с такой увлеченностью, что я мог слушать его целыми днями. К сожалению, он умер, когда мне было только семь. Все думали, что я скоро забуду об этих рассказах и заинтересуюсь чем-нибудь более подобающим мальчишке моего возраста. Но они ошиблись. Я читал все, что только мог найти, о самолетах, об истории авиации, о современных ее достижениях. Мама страшно волновалась, что я пойду по стопам деда, и делала все возможное, чтобы увлечь меня чем-то еще, но безуспешно. Я просто бредил небом…

— А почему мама не одобряла вашего увлечения?

— Она боялась, что я могу тоже пойти в военную авиацию. Дед ведь умер довольно-таки молодым. В пятьдесят четыре. Он подорвал здоровье на испытаниях одного из новых истребителей. Там были какие-то конструктивные недостатки, и перегрузки оказались существенно выше допустимой нормы. Внимания на это своевременно не обратили, вернее, не сразу проявился эффект, а через несколько лет, когда дед обратился к врачам, выяснилось, что сделать ничего нельзя. Его, конечно, немедленно со всеми почестями отправили в отставку и выплатили приличную денежную компенсацию, но разве это заменит утраченное здоровье?

— Какая грустная история.

— Да, очень. Но дед никогда не роптал. Даже когда он уже с трудом передвигался, то все равно продолжал говорить о небе с такой любовью, что сумел заразить ею и меня.

— Но вы все-таки прислушались к мнению мамы?

— О да, — сказал Рэнди. — Но, помимо того, меня манило небо, а не средства разрушения и уничтожения. Безграничное, безбрежное небо… — Он вздохнул.

— Значит, вам повезло в жизни, — заметила Молли. — Найти свое призвание — это очень важно. Почти так же, как обрести родную душу.

— Безусловно, — подтвердил Рэнди и посмотрел ей в глаза. — Но недавно я понял, что работа — это еще далеко не все, что необходимо человеку для счастья. Даже такая интересная и любимая, как у меня.

Молли немедленно помрачнела.

— Ода…

— А вы, Молли, чем вы занимаетесь? Чем, так сказать, добываете хлеб насущный? Или… — Он запнулся.

Ему внезапно пришла в голову мысль, что она может быть замужем и совсем не нуждаться в работе. В конце концов, сказала же она, что не может ни с кем встречаться.

— Я — лингвист, — просто, словно и не заметив его колебания, сообщила Молли. — Специализируюсь на романских языках. Сейчас преподаю в колледже.

— Ото! Вы так просто говорите «специализируюсь на романских языках». И сколько же всего языков вы знаете? — поинтересовался Рэнди.

— Восемь, — спокойно ответила она. — Кроме английского, конечно.

— Восемь?!

— Угу. Испанский, французский, итальянский, немецкий, финский, шведский, арабский и хинди. Еще немного читаю по-русски, но довольно плохо, так что его не считаю.

— Господи, — благоговейно прошептал Рэндалл. Он, всю сознательную жизнь гордившийся собственными достижениями, внезапно ощутил себя Гулливером в стране великанов. — Еще немного и по-русски, но не считаете его…

— Да. Русский всегда был для меня непростым языком, а практики не хватало.

— Молли, вы хоть понимаете, какой вы необыкновенный человек?

— Необыкновенный? Потому что знаю несколько языков? — Она казалась искренне удивленной.

—  — Да среди моих знакомых найдется всего несколько человек, знающих еще один язык кроме родного. И это, заметьте, в Калифорнии, где испанский скоро может стать вторым официальным языком… Как вы выучили столько?

— Мой отец был дипломатом, — ответила Молли. — Мы много ездили. Ребенку ведь совсем просто учиться. Слова не запоминаются, а буквально залипают в память. Ну и вообще… очевидно, у меня есть определенная склонность…

Кроме того, мне это просто интересно.

— Извините, Молли, вы сказали, что ваш отец был дипломатом. А чем он сейчас занимается? — Рэнди хотелось узнать о ней как можно больше всего.

Она вздохнула, покрутила кофейную чашку, взяла пирожное, поднесла ко рту и опустила, так и не откусив. Снова вздохнула.

— Он умер. Шесть лет назад.

— О… простите, ради бога. Не хотел причинить вам боль.

— Ничего, Рэнди. — Молли легко коснулась пальцами его руки. — Вы же не знали. И потом… мне надо иногда говорить о нем. Молчание не помогает. Боль, естественно, постепенно отступает, но на смену приходит забвение… А мне кажется, нет, вернее, не кажется… я глубоко уверена, что забвение хуже всего. Как странно, Рэнди, — вдруг перебила она саму себя, — мне почему-то очень легко разговаривать с вами. Вы внимательный слушатель. Хочется поведать вам все, что давно наболело…

Рэнди грустно усмехнулся. Он бредил этой женщиной целую неделю, мечтал встретиться с ней, готов был пойти на любые жертвы, но ни на одно мгновение не думал оказаться в роли исповедника… Однако ей, несомненно, надо выговориться, излить то, что накопилось в душе.

И дело было не только в давно умершем отце…

Что ж, коль скоро судьба уготовила ему это испытание, нужно выдержать его с честью и попытаться помочь Молли преодолеть то тяжелое и неприятное, что терзает ее.

— А ваша мама? — спросил он, подталкивая ее к продолжению рассказа. — С ней вы не разговариваете об отце?

Молли помрачнела еще больше.

— Она… — Замолчала, потом с трудом заставила себя продолжать:

— Она ушла от нас, когда мне было пятнадцать… с другим мужчиной… испортила отцу карьеру…

— О, Молли… — Рэнди накрыл ее руку своей, сочувственно сжал тонкие длинные пальцы. — Простите меня ради всего святого. Я такой неловкий. Все время задаю вопросы невпопад.

— Нет. Хорошо, что вы спросили. Мне надо кому-то сказать это. Не могу больше кричать об этом в пустой комнате, изливать душу бездушным стенам. Я… я ненавижу ее! Ненавижу за то, что она сделала с отцом! И полностью виню ее в его смерти. Он любил всю жизнь только одну женщину — ее. Благоговел перед ней… А она… И с его лучшим другом… Отец превратился в посмешище для всего дипкорпуса. Нам пришлось вернуться в Штаты.

И он вынужден был терпеть эту пытку, пока я не встала на ноги… — Одинокая слеза повисла на кончике длинной ресницы, потом сорвалась и покатилась вниз по нежной коже щеки.

Рэндалл осторожно стер пальцем теплую каплю и тихо спросил:

— Он… покончил с собой?

— О, нет-нет-нет, что вы! Папа никогда бы так не поступил со мной. Он был слишком внимательным и ответственным человеком. И никогда сознательно не причинил бы мне горя.

Просто сердце не выдержало. Я была тогда на последнем курсе. Наверное, он наконец-то убедился, что я уже в состоянии сама о себе позаботиться… и позволил себе расслабиться. — Еще одна слеза скатилась вниз и остановилась в уголке рта. — Мы жили тогда в Филадельфии. Отец преподавал в университете. В том самом, где я училась. И однажды я вернулась домой после занятий, а он… он уже остывал… — Молли закрыла лицо руками и надолго замолчала.

А молодой человек придвинулся вплотную к ней и бережно обнял за хрупкие плечи.

— Ну-ну, Молли, не надо… — успокаивающе забормотал он. — Ну-ну…