– Конечно, сэр. – У Ди Карло уже возникло ощущение, что за ним охотится бешеный волк. – Я начну немедленно.

– Чудесно. Да, и пусть Барбара скопирует для меня этот список.

Джед не смог бы объяснить, почему утром его занесло в магазин Доры. Ему там совершенно нечего было делать. Он доволен своей новой жизнью: тренируется в спортзале, качает мышцы в собственной квартире, читает книги, наверстывая упущенное. Один бог знает, с чего вдруг он не просто спустился в лавку, но и некоторым образом навязал свои услуги.

Его губы чуть скривились. Правда, он получил неплохие чаевые. Несколько долларов и – это он никогда не забудет – красочную жестяную коробку, полную домашнего рождественского печенья.

Не так уж он перетрудился, и даже интересно, насколько радостнее тебя встречают, когда являешься не с полицейским жетоном, а с подарком.

Джед вычеркнул бы этот эпизод из памяти, если бы не торчал сейчас на холоде, пытаясь отремонтировать перила… да еще чувствовал себя круглым дураком, получая от этого какое-то первобытное удовлетворение.

Ему пришлось работать на улице, потому что во всем доме Доры не нашлось даже крошечного свободного места. А поскольку ее запас инструментов ограничивался отверткой и молотком с прикрученной скотчем ручкой, ему пришлось заехать к Бренту. Чем, естественно, не замедлила воспользоваться Мэри Пэт. Жена бывшего напарника устроила ему допрос с пристрастием. Ее интересовало все: от того, как он питается, до его интимной жизни. Правда, во время допроса она подкармливала его пирожками. Балансируя на грани помешательства, он вырвался от Мэри Пэт лишь через час.

Джед извлек из событий этого дня один важный урок: впредь он ни во что не будет вмешиваться, как и намеревался. Если человек не любит людей, то нечего с ними общаться.

Во всяком случае, здесь, во дворе, его никто не беспокоил, и ему нравилось работать руками, нравилось ощущение дерева под ладонями. Когда-то он подумывал пристроить маленькую мастерскую позади дома на Честнат-Хилл. Он мог бы там строгать, пилить и ремонтировать в свободное от работы время. Но все это было до Донни Спека. До того, как то расследование стало его наваждением.

И конечно, до того, как погибла Элейн. Джед не успел заблокировать воспоминания и снова увидел безмятежную картину: серебристый «Мерседес» – седан под навесом, Элейн на водительском сиденье, тусклый блеск жемчуга на ее шее. Этот жемчуг – подарок первого из трех ее мужей, совершенно не к месту вспомнил Джед и отчетливо увидел глаза Элейн, такие же ярко-синие, как его собственные, – возможно, единственная их общая семейная черта. Увидел мелькнувшее в них нетерпение, даже раздражение, когда она взглянула в его сторону; увидел самого себя бегущим по подстриженной лужайке среди ухоженных розовых кустов; даже почувствовал аромат лета.

Солнечный луч, отразившись от хромированного бампера, ослепил его. Высоко в яблонях, как сумасшедшая, залилась трелью птица.

Затем потрясший все вокруг взрыв словно горячим кулаком отбросил его назад, на розы, осыпавшиеся от ударной волны.

Серебристый «Мерседес» превратился в огненный шар с рвущимся в летнее небо столбом черного вонючего дыма. Джеду показалось, что он слышит крик, но скорее всего это был скрежет раздираемого металла. Он всей душой надеялся на это. Он надеялся, что Элейн не почувствовала ничего после того, как ее пальцы повернули ключ зажигания и привели в действие взрыватель бомбы.

Чертыхаясь, Джед атаковал перила одолженной у Брента электропилой. Все кончено, и ничего не исправить.

Донни Спек мертв, и, как бы ни хотелось, невозможно убить мерзавца еще раз… а он, Джед, получил именно то, что хотел: полное одиночество.

– Хо, хо, хо, – раздался за его спиной дружелюбный голос.

Джед выключил пилу, повернулся и, не снимая защитных очков, со смесью любопытства и раздражения уставился на розовощекого Санта-Клауса.

– Вам не кажется, что вы несколько поторопились?

– Хо, хо, хо, – повторил Санта, похлопывая себя по пухлому животику. – Похоже, сынок, тебе не помешает рождественское угощение.

Смирившись с вынужденным перерывом в работе, Джед вытащил сигарету.

– Мистер Конрой, не так ли? – Лицо Санты вытянулось. – Это глаза, – пояснил Джед, чиркая спичкой, а про себя подумал: глаза Доры. Большие, и карие, и смеющиеся какой-то тайной шутке.

– Понимаю. За свою карьеру я переиграл массу стражей закона. – Лицо Квентина просветлело. – Полагаю, полицейских учат распознавать лицо под гримом так же, как актеров учат скрывать свое истинное лицо.

– Вы правы.

– В зависимости от времени года я развлекал ребятишек в детском саду. – Квентин погладил шелковистую белую бороду. – Мелкий ангажемент, но море удовольствия. Нет ничего приятнее, чем играть одного из самых любимых в мире персонажей перед искренне верящей в него аудиторией. Знаете ли, дети – актеры, а актеры – дети.

Джед кивнул:

– Поверю вам на слово.

– Как вижу, Иззи приспособила вас к работе.

– Иззи?

– Моя любимая дочка. – Квентин подмигнул:

– Хорошенькая, как картинка, не правда ли?

– Правда.

– И готовит отлично. Не знаю, откуда это у нее. Точно не от матери. – С заговорщическим видом Квентин наклонился поближе:

– Я не жалуюсь, но вареное яйцо – кулинарный шедевр моей жены. Конечно, у нее масса других талантов.

– Я в этом не сомневаюсь. Дора в магазине.

– Естественно. Деловая женщина – моя старшенькая, не в пример нам всем… хотя ее ждала блестящая театральная карьера. Блестящая, – с сожалением повторил Конрой. – Но она выбрала мир свободного предпринимательства. Гены странная штука, вам не кажется?

– Я особенно не задумывался. – Ложь, наглая ложь. Он провел значительную часть своей жизни, думая именно о причудах наследственности. – Послушайте, мне нужно закончить здесь, пока не стемнело.

– Я мог бы вам помочь, – предложил Квентин с неожиданным для Джеда проблеском практицизма. Однако именно благодаря своей деловой хватке Квентин Конрой был не только хорошим актером, но и хорошим директором театра.

Джед обвел взглядом красный костюм, струящуюся на подложенный живот белую бороду.

– Разве у вас нет гномов для грязной работы? Квентин расхохотался, и ветер подхватил его гулкий смех.

– Мальчик мой, в наши дни кругом одни профсоюзы. Не могу заставить маленьких шельмецов сделать хоть самую малость, если она не занесена в контракт.

Не сдержав улыбки, Джед включил шлифовальный инструмент.

– Когда закончу, поможете мне укрепить перила, если хотите.

– С удовольствием.

Квентин устроился на нижней ступеньке. Он всегда больше любил наблюдать, как работают другие. К счастью, скромное наследство избавило его от полуголодного существования, почти неизбежного в начале любой театральной карьеры. Со своей будущей женой он познакомился в театре: в шекспировской «Буре» она играла Миранду, а он – Себастьяна. Поженившись тридцать лет назад, они довольно успешно играли в различных театрах, пока не обосновались в Филадельфии и не открыли собственный театр, «Либерти».

Теперь Квентину было пятьдесят три – сорок девять, как он указывал в автобиографии. Он превратил актеров «Либерти» в уважаемую труппу, игравшую все: от Шекспира и Ибсена до современных драматургов, и театр приносил устойчивый доход.

Жизнь Квентина была довольно безоблачной. Очевидно, поэтому он верил, что и остальные должны жить долго и счастливо. Младшая дочь вышла замуж по любви, подарила ему трех внуков; сын прославлял его фамилию на сцене. Оставалась только Дора.

Квентин подумал, что этот сильный молодой человек с непроницаемым взглядом – идеальное решение проблемы. Улыбаясь про себя, он вытащил из накладного живота фляжку и быстренько глотнул. Затем еще разок и еще.

– Отличная работа, мальчик, – сказал Квентин полчаса спустя, тяжело поднимаясь и поглаживая перила. – Гладкие, как женская щечка. И я с удовольствием смотрел, как вы работаете. Как же поставить эту штуковину на место?

– Возьмитесь за нее и несите свой конец наверх, – предложил Джед.

– Просто дух захватывает. – Звеня колокольчиками на сапогах, Квентин вскарабкался по ступенькам. – Не то чтобы я был новичком в подобном деле. Видите ли, мне приходилось помогать с декорациями. Как-то сработал первоклассного «Веселого Роджера» для «Питера Пэна». – Квентин покрутил белый ус и грозно сверкнул глазами. – Естественно, я играл капитана Крюка, предводителя пиратов.

– Естественно. Берегитесь. – С помощью электрической дрели Джед закрепил перила. Квентин не закрывал рта, но его болтовня не мешала Джеду.

– Вот и все дела. – Вернувшись на облюбованную нижнюю ступеньку, Квентин потряс перила и просиял:

– Крепкие, как скала. Надеюсь, моя Иззи ценит вас. – Он дружески хлопнул Джеда по спине. – Почему бы вам не пообедать с нами на Рождество? Моя Офелия творит чудеса на кухне.

– У меня другие планы.

– Ах да, конечно. – Расплывшееся в улыбке лицо Квентина не выдало его мыслей. Он расследовал прошлое Джеда Скиммерхорна гораздо тщательнее, чем сообщил дочери, и прекрасно знал, что у парня нет никакой семьи, кроме бабушки. – Может, на Новый год. Мы всегда встречаем Новый год в театре. «Либерти». Будем вам рады.

– Спасибо. Я подумаю.

– А пока, полагаю, мы оба заслужили небольшую награду за наши труды.

Квентин снова вытащил фляжку и, подмигнув Джеду, налил виски в серебряную крышечку.

Джед не имел ничего против. Взяв протянутую крышечку, он глотнул… и поперхнулся. Какое, к черту, виски! Жидкость оказалась сногсшибательной.

– Ну-ну! – Квентин снова похлопал Джеда по спине. – Люблю смотреть, как пьет настоящий мужчина. Выпейте еще. За мягкие белые груди, на которые мужчине так приятно преклонить голову.

Джед выпил еще одну порцию, и на этот раз алкоголь приятно согрел внутренности.

– Вы уверены, что Санте можно пить?

– Милый мальчик, а как же, по-вашему, мы выдерживаем долгие ночи на Северном полюсе? Для разнообразия мы каждый год стараемся воткнуть в репертуар пару мюзиклов. Что-нибудь с морем, солнцем и пальмами. Публике нравится. Пусть Иззи приведет вас как-нибудь.

Квентин подлил виски в крышечку и стал бодро напевать «Нет в мире ничего лучше женщины…».

Должно быть, виновато виски, решил Джед. Только так можно объяснить, почему он сидит в холодных сумерках рядом с распевающим во все горло Санта-Клаусом и не находит в этом ничего странного.

Джед залпом выпил виски, и в этот момент дверь за его спиной открылась. Он лениво обернулся. Дора стояла наверху лестницы, уперев кулачки в бедра, и сверлила его грозным взглядом.

Господи, какие потрясающие ноги, подумал Джед.

– Я должна была это предвидеть. Как тебе не стыдно подстрекать его!

– Я занимался своим делом и никого не трогал.

– Сидеть на черной лестнице, попивая виски с человеком в костюме Санты? Хорошенькое дело!

Язык словно распух и стал непослушным, поэтому Джеду пришлось выговаривать слова очень старательно:

– Я ремонтировал перила.

– Молодец! – Дора спустилась а лестницы и подхватила под мышки отца, как раз пытавшегося показать какой-то причудливый пируэт. – Спектакль окончен.

– Иззи! – восхитился Квентин и, крепко обняв дочку, смачно чмокнул ее в щеку. – А мы с твоим молодым человеком плотничали.

– Я вижу, как вы плотничаете. Особенно в данный момент. Пойдем в дом, папа. – Дора забрала у отца фляжку, сунула ее Джеду, пробормотав: «За тобой я вернусь», и поволокла Квентина вверх по лестнице.

– Я занимался своим делом, никого не трогал, – заявил темноте Джед, завернул крышечку и сунул фляжку в задний карман. Когда Дора вернулась, он загружал в багажник инструменты Брента с такой осторожностью, словно это был дорогой фарфор.

– Ну, – он захлопнул багажник и тяжело привалился к машине, – где Санта?

– Спит. У нас здесь есть одно правило, Скиммерхорн: никакой выпивки на работе.

Джед оскорбленно выпрямился, но тут же для надежности снова прислонился к машине.

– Я уже закончил, – он махнул рукой туда, где, по его представлению, находилась лестница. – Видишь?

– Вижу. – Вздыхая, Дора покачала головой. – Мне не следовало винить тебя. Перед ним невозможно устоять. Пошли, я отведу тебя наверх.

– Я не пьян.

– Еще как пьян, Скиммерхорн. Твое тело это знает, просто до головы еще не дошло.

– Я не пьян, – упрямо повторил он, но не возражал, когда Дора обхватила его за талию и повела вверх по лестнице. – На твоей доставке я заработал пятнадцать баксов и две дюжины печенья.

– Отлично.

– Очень вкусное печенье. – Протискиваясь в дверной проем, Джед налетел на Дору. – Господи, как же хорошо ты пахнешь.

– Держу пари, ты говоришь это всем своим домовладелицам. Ключи есть?

– Да. – Джед пошарил по карманам, сдался и привалился к стене. Поделом ему. Нечего было напиваться на голодный желудок.

Вздыхая, Дора сунула руку в его передний карман и наткнулась на крепкое бедро и несколько монет.

– Поищи в другом, – предложил Джед. Дора быстро подняла взгляд и заметила мелькнувшую на его губах улыбку, удивительно обаятельную.

– Ну нет. Если тебе это понравилось, то ты не так пьян, как я думала. Ищи сам.

– Я говорил тебе, что не пьян. – Ключи Джед нашел, но как прикажете воткнуть ключ в замочную скважину, если пол ходит ходуном? Дора направила его руку. – Спасибо.

– Это меньшее, что я могу для тебя сделать. Сможешь забраться в постель?

Джед схватился за дверной косяк.

– Давай сразу договоримся, Конрой. Я не собираюсь с тобой спать.

– Ну, ты поставил меня на место.

– Детка, ты – воплощенный соблазн. Эти огромные карие глаза, это крепкое маленькое тело… Я просто хочу остаться один.

– А я-то уже надеялась, что выношу твоих детей. Но не беспокойся, ковбой, я переживу.

Дора подвела его к дивану, толкнула и, когда он упал навзничь, закинула на диван его ноги и стала снимать ботинки.

– Я не хочу тебя, – заявил Джед. – Мне никто не нужен.

– Хорошо. – Дора огляделась в поисках одеяла, не нашла и остановилась на паре полотенец, наброшенных на тренажер. – Вот так. Тепло и уютно. – Она укрыла Джеда и аккуратно подоткнула края.

Какой трогательный, подумала она. Совсем пьяный, и угрюмый, и сонный. Поддавшись неожиданному порыву, она наклонилась и поцеловала его в кончик носа.

– Спи, Скиммерхорн. Завтра тебе будет очень плохо.

– Уходи, – пробормотал он, закрывая глаза, и отключился.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.