— Играете в детектива?

Тэсс сжала кулаки в карманах, стараясь не замечать сарказма Бена:

— Это свидетельствует о слепой набожности и одержимости ритуала. Но почерк на записке доказывает, что он начинает сомневаться и в своих деяниях, и в своей цели.

— Великолепно. — Ее тон бог знает почему взбесил Бена. — Отчего бы вам, доктор, не сесть в машину и не изложить все это в письменном виде? А мы непременно доведем ваше профессиональное суждение до семьи убитой.

При этих словах Бен даже не обернулся, а поэтому не увидел промелькнувшую в глазах Тэсс боль, тут же перешедшую в холодный гнев. Но ее удаляющиеся шаги он услышал.

— Что это ты на нее взъелся?

На напарника своего Бен тоже не взглянул. Он не сводил глаз с убитой женщины, которую звали Анной. Она неподвижно смотрела на него, словно призывая: «Всегда будь на страже и всегда защищай». Анну Ризонер никто не защитил.

— Она же не той породы, — пробормотал Бен, имея в виду не только Анну, но и Тэсс. Он покачал головой, по-прежнему глядя на мертвую женщину, лежавшую в позе, приличествующей святым. Что же занесло ее в этот переулок посреди ночи? В переулок, который находится так близко, слишком близко от дома Тэсс? А может, не «что», а «кто» ее сюда занес?

Нахмурившись, Бен приподнял ногу убитой. На ней были мокасины, купленные еще в студенческие годы, но пережившие и первое замужество, и развод. Туфли сидели на ней идеально и были начищены до блеска, но на заднике виднелась свежая царапина.

— Выходит, он убил ее на улице и притащил сюда. — Бен посмотрел сверху вниз на напарника, который, присев на корточки, сосредоточенно изучал другую туфлю жертвы. — Он задушил ее на улице, будь он проклят. Но ведь в этом районе на каждом шагу фонарь и каждые полчаса проезжает патрульная машина, а он расправляется с ней прямо на улице. — Бен взглянул на руки убитой. Ногти у нее были средней длины и красивой формы. Сломались только три. Даже лак кораллового цвета не облез. — Не похоже, чтобы она слишком яростно сопротивлялась.

Предутренняя тьма постепенно рассеивалась, сменяясь размытой молочной серостью — предвестницей сплошной облачности и холодного осеннего дождя. Рассвет медленно наступал на мрачный город. Воскресное утро. Люди спят. Для некоторых скоро наступит похмелье. В церквах вот-вот начнется заутреня, на которую соберутся невыспавшиеся, с помутневшими глазами прихожане.

Тэсс прислонилась к машине Бена. Замшевая куртка плохо грела в эту промозглую рань, но она была слишком взвинчена, чтобы быть в машине. Обратила внимание на полного мужчину с медицинской сумкой в руках, приближающегося к переулку. Из-под пальто торчали голубые пижамные брюки. Рабочий день сегодня у сотрудников полиции начался рано.

Издали донесся металлический скрежет — водитель грузовика переключал скорость. Мимо на полном ходу пронеслась машина. Патрульный принес большую дымящуюся чашку кофе и передал ее сидевшему в полицейской машине.

Тэсс вновь посмотрела в сторону переулка. «Надо держать себя в руках», — уговаривала она себя, чувствуя подступающую к горлу тошноту. Она же профессионал и давно дала слово вести себя в любых обстоятельствах профессионально. Но Анну Ризонер она долго не забудет. Когда видишь открытые глаза убитого человека, смерть перестает быть только строкой в статистическом отчете.

Она должна была отбиваться, оттягивать от горла душащий ее шарф, кричать, звать на помощь…

Тэсс так глубоко втянула в себя морозный воздух, что заболело горло. «Я врач», — повторяла Тэсс снова и снова, пока комок, собравшийся в желудке, не начал понемногу рассасываться. Ее учили, как обращаться с мертвыми, этот момент настал.

Тэсс перевела взгляд с переулка на пустынную Улицу. Кого она пытается одурачить? По роду деятельности она сталкивалась с отчаянием, разного рода фобиями, неврозами, даже с жестокостью, но ей ни разу не пришлось вплотную столкнуться с убийством. Жизнь ее была упорядочена, покойна; она приложила немало усилий, чтобы сделать ее такой: стены в пастельных тонах, логические вопросы и ответы… Даже рабочие часы в клинике у нее спокойны по сравнению с повседневным насилием, творящимся на улицах ее города.

Она знает, конечно, что существуют разные уродства, извращения, убийства, но ее учили тщательно ограждать себя от подобного. Внучка сенатора, одаренная студентка, хладнокровный профессионал. У нее есть диплом, успешная практика, три опубликованные научные работы. Она лечит беспомощных, утративших надежду, сирых, но ей никогда не приходилось смотреть в глаза насильственной смерти.

— Доктор Курт!

Тэсс обернулась и увидела Эда. Инстинктивно поглядев за его спину, она заметила и Бена, разговаривающего с коронером.

— Я выцыганил для вас немного кофе.

— Спасибо. — Тэсс взяла чашку и сделала большой глоток.

— Пончик хотите?

— Нет, спасибо. — Тэсс прижала руку к животу. — Нет.

— Вы вели себя молодцом!

Кофе приятно согрел желудок. Подняв глаза от чашки, она встретилась со взглядом Эда. «Вот он все понимает, — подумала она, — не клянет, не жалеет…»

— Надеюсь, больше никогда не придется, — призналась она.

Из переулка вынесли большой черный пластиковый мешок. Про себя Тэсс отметила, что спокойно смотрит, как его кладут в труповозку.

— К такому невозможно привыкнуть, — негромко проговорил Эд, — хотя раньше хотелось привыкнуть и не реагировать.

— Что же, каждый раз, как в первый?

— Да. Полагаю, если с этим свыкнуться, утратится что-то такое, что заставляет искать и находить ответ на вопросы: кто? за что?

Она понимающе кивнула. Здравый смысл и обыкновенное человеческое сочувствие, звучавшие в его голосе, действовали успокаивающе.

— Вы давно работаете с Беном?

— Пять лет. Нет, почти шесть.

— Вы отлично дополняете друг друга.

— Удивительно: я как раз то же самое подумал о вас с ним.

Она невесело усмехнулась:

— Нравиться друг другу и дополнять друг друга — разные вещи.

— Может быть. Упрямство и глупость — тоже разные вещи.

Подняв голову, она увидела в его взгляде теплоту и доброжелательность.

— Я о другом хотел сказать, доктор Курт, — продолжал Эд, не дав ей ответить. — Мне хотелось, чтобы вы немного потолковали с нашим свидетелем. Он страшно напуган, у нас с ним ничего не выходит.

— Хорошо. — Она кивнула в сторону патрульной машины. — Он там?

— Да, его зовут Гил Нортон.

Тэсс подошла к машине и наклонилась к открытой дверце. «Почти мальчик», — подумала она, лет Двадцати, от силы двадцати двух. Он дрожал и Жадно глотал кофе. Лицо бледное, на скулах — яркие пятна лихорадочного румянца. Веки распухли, глаза красные от слез, зубы стучат. Вцепился в чашку так, что пальцы побелели. От него пахло пивом, рвотой и страхом.

— Гил?

Встрепенувшись, юноша повернул к ней голову. Она не сомневалась, что сейчас он в здравом уме, но зрачки увеличены, а белки вокруг радужной оболочки мучнисто-мутные.

— Я доктор Курт. Как твое самочувствие?

— Я хочу домой, мне плохо, болит живот, — проговорил он скороговоркой, жалобно, как пьянчужка, которому плеснули в лицо холодной водой. В голосе ясно слышался страх.

— Понимаю. Жуткое дело — наткнуться на такое.

— Не хочу об этом говорить. — Он стиснул зубы — губы превратились в узкую белую полоску. — Хочу домой.

— Если хочешь, я приглашу сюда кого-нибудь из твоих родных. Может быть, маму?

Он заплакал еще сильнее, руки задрожали, и кофе выплеснулся из чашки.

— Гил, ты хочешь выйти из машины? На свежем воздухе тебе станет лучше.

— Хочу сигарету. Мои кончились.

— Сейчас раздобудем. — Она протянула ему руку, и, недолго поколебавшись, молодой человек схватился за нее. Пальцы его сомкнулись на запястье Тэсс.

— Я не хочу разговаривать с фараонами.

— Почему?

— Мне нужен адвокат. Разве нет?

— Если хочешь, — конечно. Но тебе ведь ничто не угрожает.

— Но это же я нашел ее.

— Ну да. Ну-ка разреши. — Она взяла у него недопитую чашку, пока остаток кофе не вылился ему на брюки. — Гил, мы хотим знать все, что тебе известно. Это поможет поймать убийцу.

Он огляделся — повсюду были полицейские в форме с непроницаемыми лицами.

— Они захотят повесить это на меня.

— Вовсе нет, — спокойно возразила Тэсс, не давая ему продолжить. Не выпуская его руки, она повела юношу к Бену. — Они не считают, что ты ее убил.

— Но у них на меня есть кое-что, — дрожащим голосом прошептал Гил, — конечно, ничего особенного: так, ерунда, просто немного травки… Встретились, покурили, вот и все, но фараоны решат, что раз я у них на учете и я ее нашел, стало быть, убийца — я.

— Я понимаю, что ты сейчас напуган, но страх не пройдет до тех пор, пока ты не расскажешь все о случившемся. Гил, постарайся рассуждать здраво: разве тебя арестовали?

— Нет.

— Разве кто-нибудь спрашивал, не ты ли убил эту женщину?

— Нет. Но я там был, — он посмотрел в сторону переулка все еще со страхом, — а она была…

— Вот об этом и надо рассказать, Гил. Это детектив Пэрис. — Она остановилась перед Беном, но руки Гила не выпустила. — Он расследует эти убийства и достаточно умен для того, чтобы не заподозрить тебя.

Подтекст Бену был ясен: не дави на парня. Свое неудовольствие Бен выразил не менее откровенно: он не нуждается в подсказках, как ему разговаривать со свидетелем.

— Бен, Гил хотел бы закурить, — проговорила Тэсс.

— Какие проблемы? — Бен достал пачку и щелчком выбил из нее сигарету. — Паршивое утро, — заметил он, зажигая спичку.

Все еще дрожащими руками Гил жадно схватил сигарету.

— Это уж точно. — При виде приближающегося Эда глаза у парня снова забегали от страха.

— А это детектив Джексон, — спокойно, словно хозяйка, представляющая гостей, продолжала Тэсс. — Они хотят знать, что ты видел.

— А в участок идти не придется?

— Надо будет только прийти подписать показания. — Бен тоже закурил.

— Слушайте, я хочу домой.

— Мы отвезем тебя, — пообещал Бен, глядя на Тэсс сквозь вьющийся дымок сигареты. — Ты только не волнуйся и расскажи все по порядку.

— Я был в гостях, — начал Гил и взглянул на Тэсс. Она ободряюще кивнула ему. — Можете проверить, это на Двадцать шестой, там у моих приятелей квартира. Собрался кое-какой народ: одни приходили, другие уходили, но я могу назвать их имена.

— Отлично, — сказал Эд и достал записную книжку. — Запишем, но после. А когда ты ушел?

— Точно не могу сказать. Я изрядно принял. Там была моя девушка, которая не любит, когда я накачиваюсь на вечеринках. В общем, она затеяла скандал. — Гил судорожно сглотнул, затянулся сигаретой и шумно выпустил дым. — Она здорово разозлилась и ушла около половины второго, забрала машину, чтобы я не мог сесть за руль.

— Молодец, она о тебе заботится, — вставил Эд.

— Да? Откровенно говоря, я слишком надрался, чтобы понять именно так. — Начали появляться признаки героического похмелья. Впрочем, это лучше, чем тошнота.

— Что было после ее ухода? — спросил Эд.

— Да ничего, я просто принялся бродить по квартире. В какой-то момент я вообще вырубился. Когда проснулся, все уже ушли. Ли-Ли Граймс, это его квартира, предложил мне переночевать на диване, но я… Короче, мне нужно было глотнуть свежего воздуха, понимаете? Поэтому я решил идти домой пешком. Меня изрядно тошнило, я остановился вон там, напротив перекрестка. — Он повернулся и показал, где именно. — Голова кружилась, я ждал, что вот-вот вырвет, постоял с минуту — приступ прошел. И тут я увидел, как из переулка выходит этот малый…

— Так, значит, ты видел, как он выходил, — уточнил Бен, — а ничего не слышал? И как он входил туда, не видел?

— Нет, честное слово, нет. Не знаю, сколько я там простоял, но, наверное, недолго, потому что было чертовски холодно. Тогда я подумал, что пора трогаться, а то можно замерзнуть. В общем, я увидел, как он вышел и прислонился к фонарному столбу, словно ему тоже было плохо. Помню, я даже подумал: вот потеха — двое пьяных выделывают кренделя на улице, прямо как в карикатуре, да еще один из пьяных — священник.

— Почему ты так решил? — насторожился Бен и протянул Гилу еще одну сигарету.

— На нем была поповская одежда — черная ряса и белый воротник. Я даже рассмеялся про себя. Знаете, я подумал, что он обчистил винный погреб в церкви. Короче, я стоял там довольно долго, боясь описаться или заблевать все вокруг. А он выпрямился и ушел.

— Куда?

— В сторону М-стрит. Точно, М. Он свернул за угол.

— Ты успел рассмотреть его? Как он выглядел?

— Я же говорю — священник. — Гил глубоко затянулся. — Что еще? Белый. — Он прижал пальцами веки. — Да, белый хмырек. Волосы, по-моему, темные. Слушайте, я же был не в себе, к тому же свет освещал только его затылок.

— Ладно. Ты нам очень помог. — Эд перевернул страницу в записной книжке. — А какого он роста — высокий? Маленький?

Гил сосредоточенно поскреб лоб. Хотя затягивался он по-прежнему жадно, Тэсс видела, как он начинает успокаиваться. — По-моему, довольно длинный, во всяком случае, не коротышка. И не толстяк. В общем, средний такой, понимаете? Пожалуй, вроде вас, — обратился он к Бену.

— А возраст?

— Не скажу. Но не хиляк, стало быть, не старый. Волосы у него черные, — вдруг вспомнил Гил, — да, точно, черные, не седые и не светлые. А руки он держал вот так, — Гил прижал ладони к вискам, — будто у него жутко болит голова. Руки у него были черные, а лицо белое. Может, он был в перчатках? Холодно ведь.

Вдруг он замолчал, словно поняв важную для себя вещь: он видел убийцу! Ему снова стало страшно, еще страшнее прежнего: он оказался как бы замешанным. Если видел, значит, причастен. Губы у него задрожали.

— Так это он оформил всех этих женщин? Тот самый? Священник?

— Не думай об этом, — непринужденно ответил Бен. — А как ты нашел тело?

— О Боже! — Юноша прикрыл глаза, и Тэсс шагнула к нему:

— Гил, постарайся все хорошенько вспомнить. Все пройдет, как только ты выговоришься. Стоит сказать вслух — и тебе станет легче.

— Ладно. — Он взял ее за руку. — После ухода того малого мне стало чуть получше, вроде перестало тошнить. Но я слишком накачался пивом, надо было немного освободиться, понимаете? Не мог же я этого сделать прямо здесь, на улице, ну я и зашел в переулок. И чуть не споткнулся о нее. — Он вытер нос тыльной стороной ладони. — Руки у меня были в карманах, и я едва удержался, чтобы не упасть. Боже! Света с улицы было достаточно, чтобы рассмотреть ее лицо. Я раньше никогда не видел мертвых. И знаете, это вам не кино, совсем не кино.

С минуту он молчал, не выпуская изо рта сигарету и сжимая ладонь Тэсс.

— У меня дух захватило. Сделал шаг, другой — и меня стошнило. Думал, наизнанку вывернет. Голова снова пошла кругом, но я как-то выбрался на улицу, а там, кажется, упал на тротуар. Тут появились фараоны, двое в машине. Ну я и сказал им… Просто сказал, чтобы зашли в переулок.

— И правильно сделал, Гил. — Бен достал пачку сигарет и сунул юноше в карман. — Сейчас кто-нибудь из наших отвезет тебя домой. Вымоешься, поешь, а после ты понадобишься нам в участке.

— А девушке своей можно позвонить?

— Конечно.

— Если бы она не уехала на машине, то пошла бы пешком и, может быть, проходила бы именно здесь.

— Звони своей девушке, — сказал Бен, — и облегчись, пива-то вон сколько выдул. Уайтеккер, — Бен подозвал водителя одной из полицейских машин, — отвези Гила домой. Подождешь, пока он приведет себя в порядок, а потом привезешь его в участок.

— Ему не мешало бы немного поспать, — негромко проговорила Тэсс.

Он собрался было прикрикнуть на нее, но сдержался. Паренек и впрямь едва держался на ногах.

— Ладно, — согласился Бен, — просто подбрось его к дому, Уайтеккер, а в полдень мы пришлем за ним другую машину. Идет? — обратился он к Гилу.

— Идет. — Гил снова посмотрел на Тэсс. — Спасибо. Мне уже лучше.

— Если что-нибудь случится и тебе захочется поговорить со мной, позвони в участок — тебе дадут мой номер.

Не успел Гил сесть в машину, как Бен взял Тэсс за локоть и отвел в сторону:

— Начальство не любит, когда пациентов обслуживают прямо на месте преступления.

Тэсс сбросила его руку:

— Ясно, детектив, все ясно. Рада, что мне удалось помочь вам получить от единственного свидетеля связное изложение происшедшего.

— Мы сами бы все из него выудили. — Бен прикрыл зажженную спичку и закурил очередную сигарету. Уголком глаза он заметил подъехавшего Харриса.

— Вам, кажется, очень не нравится, что я оказалась полезной. Интересно почему? Потому, что я — психиатр или потому, что — женщина?

— Только не надо подвергать меня психоанализу, — проворчал Бен и отбросил сигарету, впрочем, тут же пожалев об этом.

— Никакого психоанализа не нужно, чтобы увидеть недовольство и злость, вызванные предрассудками. — Она осеклась, поняв, что вот-вот перестанет владеть собой и устроит публичную сцену. — Бен, я знаю, что ты не хотел меня здесь видеть, но я же никому не помешала.

— Не помешала? — Он засмеялся, посмотрев ей прямо в глаза. — Да вы настоящий мастер своего дела, леди.

— А разве это не так? — Ей хотелось закричать, сесть на землю и завыть или просто повернуться и уйти. Потребовалось собрать остатки самообладания, чтобы не сделать этого. Коль уж взялась за дело, надо довести его до конца. Этому ее тоже учили. — Я пошла с тобой в этот злосчастный переулок и была там столько, сколько потребовалось, при этом не испугалась, не упала в обморок, мне не стало дурно, я не убежала в панике. Не впала в истерику при виде трупа, а ведь ты именно этого боялся.

— Врачам присуще хладнокровие, не так ли?

— Вот именно, — спокойно ответила Тэсс, хотя именно в этот момент перед ней промелькнуло лицо Анны Ризонер. — Но чтобы полить елеем твои раны, признаюсь, что далось мне это нелегко. — Ей очень хотелось повернуться и уйти.

Он ощутил укол совести, но вслух лишь проговорил:

— Ладно, вела ты себя нормально.

— Но это лишает меня женственности, а возможно, и сексуальности? Признайся, тебе было бы приятнее, если бы пришлось унести меня без сознания. Наплевать на все остальное! Но это тешило бы твое самолюбие.

— Что за чушь! — Он достал очередную сигарету и выругался про себя, соглашаясь в глубине души с ее правотой. — Мне столько раз приходилось работать с женщинами-полицейскими…

— Но ведь с ними ты не спал, Бен, не так ли? — негромко заметила Тэсс, точно зная, что попала в самую точку.

Прищурившись, Бен глубоко затянулся:

— Ты думай, что говоришь.

— Я думаю. — Тэсс достала из кармана перчатки, почувствовав, как замерзли у нее руки. Солнце уже взошло, но на улице все еще было сумрачно.

— Прекрасно. А сейчас кто-нибудь отвезет тебя домой.

— Предпочитаю прогуляться.

— Нет. — Не дав возразить, он сжал ее руку.

— Послушай, ты так часто напоминал мне, что я — лицо гражданское, что должен понимать: приказывать мне ты не можешь.

— Подай на меня, если угодно, в суд за приставания, но домой тебя проводят.

— Но здесь же всего два квартала, — начала было Тэсс, но он еще крепче сжал ее руку.

— Точно, два квартала, но не забудь: твое имя и твоя фотография были в газетах. — Свободной рукой он пригладил ей волосы. Они были почти того же оттенка, что и у Анны Ризонер. Они оба подумали об одном и том же. — Так что пошевели немного мозгами и сообрази, что отсюда следует.

— Я никому не позволю запугивать меня!

— Прекрасно, но домой тебя проводят. — И, не выпуская ее руки, он повел Тэсс к патрульной машине.