ПРОЛОГ

Запись в дневнике 12 февраля 1988 года

Около полудня высадились на леднике Солнечном. Перелет вытряс из меня похмелье и оборвал те удушающие путы, какими цепляется за нас и не дает расправить крылья реальность, оставшаяся за стеклом иллюминатора. Небо ясное, как синий хрусталь. Такое небо и еще слепящий ореол вокруг холодного белого солнца[1] печатают на видовых открытках, дабы заманить туристов. Воспринимаю это как знак предопределенности нашего восхождения. Ветер порядка десяти узлов. Температура около нуля. Ледник раскинулся широко, как задница труженицы сексуального фронта Кейт, и от него исходит такой же холод, как от ее сердца.

При всем при том вчера Потаскуха Кейт на дорожку обслужила нас по высшему разряду. Можно сказать, даже скидку сделала. Групповой тариф.

Одному богу известно, что мы тут делаем, — разве что… Надо же где-то находиться и что-то делать. Зимнее восхождение на пик Безымянный ничем не хуже любого другого занятия и даже лучше многих.

Недельное приключение — как раз то, что время от времени требуется мужику, только без дешевой выпивки и распутных баб. От них стоит иногда воздерживаться — чтобы затем ценить с новой силой.

Случайная встреча с двумя земляками из Лунаси не только перевернула ход событий за игорным столом, но и подействовала на мое настроение в целом. Ничто меня так не достает, как поденная работа, но… Миром, как всегда, правит женщина.

Неожиданный выигрыш должен удовлетворить на время аппетиты моих девчонок, а пока я решил подарить себе несколько дней в мужской компании.

Противоборство со стихией, ежесекундный риск для жизни в обществе таких же чумовых, как я сам, — вот что мне нужно, чтобы почувствовать, что я еще жив. А то, что ты делаешь это не за деньги, не из чувства долга, не потому, что тебе проела плешь баба, а потому, что самому так захотелось, — это придает нашему мероприятию еще большую остроту.

Внизу становится чересчур многолюдно. Дороги пролегли там, где их отродясь не бывало, поселки выросли в местах, где прежде не ступала нога человека. Когда я только приехал, такого не было, да и вонючие федералы не совали всюду свой нос.

Разрешение на восхождение? Чтобы прогуляться в горах? Да пошли они со своими правилами и писаниной! Эти горы стояли здесь задолго до того, как какой-то чиновник в правительстве решил, что на них тоже можно делать бабки. И будут стоять еще долго после того, как он отправится жариться в ад.

И вот я здесь, в ничейном, свободном краю. Священная земля не может быть ничьей собственностью.

Если бы можно было жить высоко в горах, я бы раскинул палатку и остался тут навсегда. Но эта священная земля убьет быстрей и верней, чем мегера-жена, от нее пощады не жди.

Так что я уж лучше поболтаюсь тут недельку с друзьями-единомышленниками, заберусь на этот пик, парящий над городом, над рекой и озерами и неподвластный ограничениям, налагаемым федералами на землю, которая лишь посмеивается над их жалкими потугами ее приручить и усмирить.

Какие ограничения и правила ни устанавливай, Аляска принадлежит себе одной. Это последняя неприрученная женщина, да благословит ее господь. Я — благословляю.

Мы разбили базовый лагерь, и солнце уже скрылось за самыми высокими пиками, погрузив все вокруг в морозный мрак. Мы сбились в кучку в нашей палатке, как следует подкрепились, пустили по кругу косячок и теперь обсуждаем завтрашний день.

Завтра мы идем на вершину.

ГЛАВА 1

Прибытие в Лунаси. 28 декабря 2004 года

Втиснутый в дребезжащую консервную банку под названием «самолет», прыжками и скачками пробивающую себе дорогу навстречу ледяному ветру и скудному свету зимнего дня, лавирующую между покрытыми снегом горными склонами в направлении городишка под названием Лунаси, Игнейшус Бэрк пережил озарение.

Оказывается, он не настолько готов умереть, как думал.

Не самое лучшее озарение в момент, когда судьба висит на волоске, оказавшись в руках закутанного в ярко-желтую парку незнакомого человека с лицом, едва видным из-под потертой кожаной шляпы с полями, надвинутой поверх темно-красной вязаной шапочки.

В Анкоридже этот незнакомец произвел на него впечатление человека знающего и сердечно тряс Бэрку руку, после чего махнул в сторону консервной банки с пропеллерами.

Он велел Нейту называть его «просто Джерком». В этот момент закрались первые сомнения.

Каким надо быть идиотом, чтобы сесть в кабину к пилоту по имени Джерк[2]?

Но в это время года до Лунаси иначе как на самолете не добраться. Единственный надежный способ. По крайней мере так сказала мэр Хопп, когда Нейт советовался с ней насчет предстоящей поездки.

Самолет здорово качнуло вправо, желудок Нейта повторил маневр, а сам он подумал: «Интересно, что у нее называется „надежным“?»

Он-то думал, что его больше не волнует собственная судьба. Какая, к черту, разница — жив ты или умер? В глобальном плане ровным счетом никакой. Сев в лайнер Балтимор — Вашингтон, он уже убедил себя, что в любом случае приближается к концу своего жизненного пути.

Психоаналитик, пользующий их управление, когда Нейт пришел к нему с депрессией, предостерегал от кардинальных решений, но была причина, по которой Нейт все же попросился на место начальника полиции Лунаси — название показалось уж больно подходящим. Ведь в Лунаси живут лунатики, так?

Последовавшее назначение он воспринял равнодушно.

Сейчас его одолевали приступы тошноты и пугало сознание неготовности к смерти, однако он был уверен, что дело тут не в смерти как таковой, а в способе ее принять. Ему просто не хотелось врезаться в гору в полной темноте.

Надо было остаться в Балтиморе, быть повежливей с психотерапевтом и с начальством — и, вполне вероятно, он бы и вернулся на службу.

Но нет, он швырнул жетон — не просто сжег мосты, а испепелил их. А сейчас, того и гляди, разобьется в лепешку в горах Аляски.

— Сейчас малость поболтает, тут иначе нельзя, — извинился Джерк с протяжным техасским выговором.

Нейт сглотнул подступившую к горлу желчь.

— А до этого как по маслу…

Джерк хмыкнул и подмигнул:

— Это еще что… Вот когда лобовой ветер…

— Нет уж, благодарю. Далеко еще?

— Не очень.

Самолет нырнул и задребезжал. Нейт, не имея возможности что-либо изменить, закрыл глаза. Он молился о том, чтобы не изгадить окончательно свою смерть, заблевав ботинки.

«Никогда в жизни больше не сяду в самолет. Если останусь жив, обратно с Аляски на машине поеду. Или пешком пойду. Или поползу. Но в воздух больше ни за что не поднимусь!»

Самолет резко скакнул, Нейт открыл глаза. И увидел в окно величественный диск солнца, невиданной красоты зарево, несколько рассеявшее мрак и окрасившее небо в перламутр, отчего все внизу покрылось бело-голубыми переливами и стали видны склоны гор, бесчисленные мерцающие озера и уходящие за горизонт, укутанные снегом леса.

С востока небо практически заслонял горный массив, который местные называли Денали или просто Гора. Даже из своего беглого книжного знакомства с Аляской Нейт знал, что название «Маккинли» в ходу лишь у чужаков.

Единственная связная мысль, возникшая у Нейта при виде Горы, состояла в том, что ни один реально существующий предмет не может быть таким огромным. Солнце веером озарило вершину, по склонам побежали синие с белым тени, и Гора засияла всем своим ледяным ликом.

В душе у Нейта что-то всколыхнулось, и на мгновение он позабыл о приступах тошноты, неумолчном реве мотора и даже о стоявшей в кабине стуже.

— Здоровая сволочь, скажи?

— Да уж! — выдохнул Нейт. — Здоровая сволочь.

Они взяли на запад, но Гора по-прежнему оставалась в поле зрения. Теперь Нейт разглядел: то, что он принял за обледенелую дорогу, на самом деле — замерзшая река. А по берегам ее — следы человека: дома, жилые и нежилые, легковые машины, грузовики.

Это было похоже на новогодний сувенир в виде прозрачного купола с искусственным пейзажем и падающими «снежинками», только этот купол надо было еще встряхнуть, чтобы оживить и привести в движение его застывшее в ожидании содержимое.

Под полом кабины что-то громыхнуло.

— Это еще что такое?

— Шасси. Мы уже в Лунаси.

Самолет резко пошел на посадку, Нейту пришлось ухватиться за сиденье.

— Что? Садимся? Но куда? Где?

— На реку. В это время года она как камень. Промерзла насквозь. Не бойся, парень.

— Но…

— Побежим на лыжах.

— На лыжах? — Нейт разом вспомнил всю свою ненависть к зимним видам спорта. — Уж лучше тогда на коньках.

Джерк расхохотался, а самолет уже бежал по льду.

— Вот была бы хрень — самолет на коньках. Такого я еще не видел.

Самолет подбрасывало на торосах, он скользил по льду и иногда шел юзом, а вместе с ним и желудок Нейта. Потом машина ловко остановилась. Джерк заглушил двигатели, и в наступившей тишине Нейт услышал, как стучит его сердце.

— Платят-то мало небось? — выдавил Нейт. — Наверняка мало.

— Да и хрен с ним. — Джерк похлопал его по плечу. — Я не за деньги пашу. Добро пожаловать в Лунаси, шеф.

— Вот это ты правильно сказал.

Землю он решил не целовать. Мало того, что будешь выглядеть дурак дураком, так еще и примерзнуть недолго. Вместо этого он выставил нетвердые ноги на нечеловеческий мороз и стал молиться, чтобы они принесли его в теплый, тихий или хотя бы мало-мальски нормальный уголок.

Главной проблемой оказалось пройти по льду, не сломав ногу. Или шею.

— Насчет вещей не беспокойся, шеф! — окликнул Джерк. — Я донесу.

— Спасибо.

Нейт выпрямился и заметил стоящую на снегу фигуру. Человек был укутан в коричневую парку с капюшоном, отороченным черным мехом. И курил короткими, нервными затяжками. Взяв его за ориентир, Нейт стал пробираться к берегу по неровному льду, изо всех сил стараясь держать спину прямо. Так сказать — с достоинством.

— Игнейшус Бэрк? — окликнули его.

Голос оказался хрипловатым, а главное — женским. Оклик сопровождался клубом пара изо рта. Он поскользнулся, но удержался и наконец выбрался на заснеженный берег. Сердце выпрыгивало из груди.

— Анастасия Хопп. — Женщина протянула руку в варежке, каким-то чудом ухватила его ладонь и крепко пожала. — Вид у вас малость испуганный. Джерк, ты что, по дороге опять выкрутасничал?

— Никак нет, мэм. С погодой не очень повезло.

— Да у нас всегда так. А вы симпатичный, ничего не скажешь. Даже слишком. Глотните-ка.

Она достала из кармана серебряную фляжку и протянула Нейту.

— А…

— Смелее! Вы еще не приступили к исполнению. Глоток бренди вам не повредит.

Решив, что хуже уже не будет, Нейт отвинтил крышку и сделал большой глоток. Тепло моментально разлилось у него в животе.

— Благодарю.

— Мы вас для начала в «Приюте» поселим. Это у нас тут отель такой — «Приют странника» называется. Оглядитесь, придете в себя… — Она зашагала по протоптанной в снегу дорожке. — Город я вам потом покажу, когда у вас голова будет ясная. Все-таки не ближний путь, из Балтимора-то…

— Да уж, это точно.

Ощущение было такое, словно он попал на съемочную площадку, а кругом него — декорации. Зеленые с белым сосны и ели, река, снег, бревенчатые дома, из труб вьется дым. И все это — как в тумане. Дорога его совсем доконала, не говоря уже о последнем перелете. Поспать ни на одном рейсе так и не удалось, и несложные подсчеты показывали, что в горизонтальном положении он не был уже почти двадцать четыре часа.

— Сегодня хороший день, ясный, — проговорила она. — Горы как на картинке. Как раз то, что привлекает сюда туристов.

Картина действительно была как на видовой открытке, но величие пейзажа подавляло. У Нейта было ощущение, что он смотрит фильм или попал в чужой сон.

— Вы хорошо экипированы, молодец. — Женщина смерила его оценивающим взглядом. — Многие к нам являются в легких пальтишках и тонких ботиночках, а потом удивляются, что у них задницы отмерзают.

Все, что на нем было, включая термобелье, а также почти все содержимое его чемодана, он заказал в Интернете, сразу как получил от мэра Хопп список необходимых вещей.

— Это вам спасибо, вы же мне список прислали. Того, что мне понадобится.

Она кивнула.

— И что нам понадобится, — напомнила она. — Смотрите, не разочаруйте меня, Игнейшус.

— Нейт. Зовите меня Нейт. Надеюсь, что не разочарую, мэр Хопп.

— А меня зови просто Хопп. Меня тут все так называют.

Она поднялась на деревянное крыльцо.

— Это и есть «Приют». Гостиница, бар, ресторан, клуб. Тебе тут выделен номер, это часть контракта. Если решишь перебраться в другое место, это уже будет за твой счет. Заведение принадлежит Чарлин Хайдел. Готовит она хорошо. И чистоту поддерживает. Она о тебе позаботится. А заодно и в штаны к тебе залезет.

— Не понял?

— Ты мужчина видный, а у Чарлин к мужикам слабость. Для тебя она старовата, но сама она так не считает. Так что тебе решать, это никого не касается.

При этих словах она улыбнулась, и Нейт увидел, что под капюшоном скрывается румяное и круглое, как яблочко, лицо. Живые карие глаза, крупный тонкогубый рот с иронично загнутыми вверх уголками.

— У нас тут мужиков переизбыток, как и по всей Аляске. Но это не значит, что местное женское население не бросится тебя обнюхивать. Ты человек свежий, и многие наверняка захотят тебя отведать. Свободным временем, Игнейшус, располагай на свое усмотрение. Главное — в рабочее время за юбками не гоняйся.

— Я это себе запишу.

Ее смех был похож на сирену в тумане — два отрывистых гудка. Для убедительности она еще похлопала его по руке.

— Запиши, запиши.

Она распахнула дверь, и они вошли в блаженное тепло.

Пахло дымом очага, кофе, жареным луком и призывными женскими духами.

Большое пространство было произвольно разделено на обеденную зону со столиками на двоих, и на четверых, чуть в стороне пять отдельных кабинок и барная стойка с табуретами, чьи красные сиденья были протерты от бесчисленных задниц.

С правой стороны шел широкий проход, открывавший взору бильярдный стол, настольный футбол и сверкающий разноцветными огнями музыкальный автомат.

В камине трещали дрова, а окна выходили на фасад и открывали величественный вид на горы.

Единственная официантка оказалась беременна на последнем месяце, ее длинные и гладкие черные волосы были заплетены в косу. Лицо девушки настолько притягивало к себе своей божественной красотой, что Нейт зажмурился. Это была какая-то туземная, северная версия Мадонны с мягкими черными глазами и золотистой кожей.

Она наливала кофе двум посетителям в кабинке. За другим столом сидел мальчуган лет четырех и старательно малевал в книжке-раскраске. За стойкой бара сидел мужчина в твидовом пиджаке, курил и читал потрепанный томик «Улисса».

За дальним столом мужчина с каштановой бородой, доходящей до середины его застиранной фланелевой рубахи в крупную клетку, вел сердитый разговор сам с собой.

Головы повернулись к вошедшим, раздались приветствия в адрес мэра Хопп. Та скинула капюшон, демонстрируя густую седую шевелюру. Все глаза вперились в Нейта — одни с любопытством и скепсисом, другие — как бородатый — с откровенной враждебностью.

— Представляю вам Игнейшуса Бэрка, нового начальника городской полиции, — объявила мэр Хопп, расстегивая «молнию» на куртке. — Тут у нас в кабинке — Декc Трилби и Пол Финкл, а это — Бинг Карловски, это у которого из-под бороды только усмешка видна. Официантка — Роза Айту. Роза, как сегодня ведет себя малыш?

— Да разбрыкался что-то. Добро пожаловать, шеф Бэрк.

— Благодарю.

— А это наш Профессор. — Хопп подошла к стойке и постучала по твидовой спине. — Неужто в этой книжке что-то новое появилось с тех пор, как ты ее в последний раз читал?

— В книге всегда можно найти что-то новое. — Мужчина отложил очки в металлической оправе, чтобы получше разглядеть вновь прибывшего. — Долгий путь проделали?

— Это точно, — согласился Нейт.

— Так еще и не весь, — прибавил Профессор и вернулся к чтению.

— А этот хорошенький бесенок — сын Розы, Джесси.

Мальчик, не поднимая головы над своей раскраской, исподлобья взглянул на чужака. Большие темные глазищи сверкнули из-под густых черных ресниц. Он потянул к себе Хопп за куртку, та наклонилась, и малыш что-то зашептал ей на ухо.

— Не переживай, мы ему подберем.

Дверь позади бара распахнулась, и в зал выплыл чернокожий громила в белом переднике.

— А это Большой Майк, — представила Хопп. — Он у нас шеф-повар. Служил на флоте, пока его не подцепила одна наша девчонка, когда гостила в Кодиаке.

— Попался я на удочку, как форель, — расплылся Майк. — Добро пожаловать в Лунаси.

— Спасибо.

— Давай-ка для нового шефа полиции изобрази что-нибудь вкусненькое да погорячее.

— Сегодня могу порекомендовать уху, — сообщил Большой Майк. — Очень советую. Если, конечно, шеф, ты не предпочитаешь мясо.

Нейт не сразу понял, что «шеф» относится к нему. Все глаза были устремлены на него.

— Уха подойдет.

— Сию минуту будет. — Он удалился на кухню, и до Нейта донеслось его баритональное пение.

Декорации к кинофильму, снова подумал Нейт. Открытка. Театр какой-то. С какого бока ни возьми — бутафория, она и есть бутафория.

Хопп жестом попросила его оставаться на месте, прошла к стойке портье, перегнулась и достала из ячейки ключ.

В этот момент дверь позади стойки распахнулась. И появилась красотка.

Блондинка — что, по убеждению Нейта, является неотъемлемой чертой женской красоты, — с волнистой копной золотистых волос, ниспадающих на впечатляющую грудь, подчеркнутую глубоким вырезом мягкого голубого свитера. Он не сразу перевел взгляд на лицо — сначала его внимание приковали джинсы, в которые был заправлен свитер, — такие узкие, что несколько внутренних органов, как пить дать, получили повреждения.

Лицо тоже оказалось примечательным — парадоксальное сочетание невинных голубых глаз и пухлых красных губ, накрашенных чуть больше нужного, так что на ум сразу приходила кукла Барби.

Барби-сердцеедка.

Женщина вышла из-за стойки и на высоких каблуках прошествовала в обеденный зал. Удивительное дело: несмотря на тесную одежду, все, что положено, у нее покачивалось и вздрагивало в такт шагам. Она томно облокотилась о стойку бара.

— Привет, красавчик, — гортанно промурлыкала она. Этот голос мог свести с ума любого мужика и вмиг низвести его интеллект до уровня зеленой редьки.

— Чарлин, веди себя прилично, — предостерегла Хопп, поигрывая ключом. — Парень устал и еще не совсем оправился от дороги. Пока он еще не в силах с тобой общаться. Шеф Бэрк — Чарлин Хайдел. Хозяйка этого заведения. Учти, Нейт, жилье и еду тебе оплачивает городской бюджет, так что самому ни за что платить не нужно.

— Какая же ты вредная, Хопп! — проговорила Чарлин, улыбаясь, как кошка, когда ее гладит хозяин. — Давай-ка, шеф Бэрк, я тебя отведу наверх и помогу устроиться. А потом мы накормим тебя горячей едой.

— Я его сама отведу. — Хопп решительно зажала ключ в кулаке. — Джерк занесет вещи. И хорошо бы Роза принесла ему уху, которую Майк тут нахваливал. Идем, Игнейшус. Потом пообщаешься, когда с ног не будешь валиться.

Он мог и сам за себя ответить, но какой смысл? Он проследовал за мэром по лестнице с покорностью щенка, плетущегося за хозяином.

Кто-то сзади хмыкнул: «Чичако». С таким выражением обычно сплевывают несъедобное мясо. По-видимому, это было оскорбление, но Нейт решил пропустить его мимо ушей.

— Чарлин вообще-то безобидная, — говорила тем временем Хопп. — Но стоит ей дать волю — до смерти мужика может задразнить.

— Обо мне не беспокойтесь, мамочка.

Она опять засмеялась своим, похожим на пароходный гудок, смехом и вставила ключ в замочную скважину двести третьего номера.

— Мужик ее лет пятнадцать назад бросил, оставил с дочкой на руках — и никакой помощи. Она ее неплохо воспитала, хотя временами они с Мег грызутся, как две кошки. С тех пор у Чарлин мужиков вагон перебывало, и с каждым годом все моложе и моложе. Я тебе сказала, она для тебя старовата. — Хопп обернулась. — А на самом-то деле выходит, это ты для нее староват. Тебе сколько, тридцать два?

— Да вроде так было, когда из Балтимора выезжал. А сколько с тех пор прошло, даже не знаю…

Хопп качнула головой и распахнула дверь.

— Чарлин тебя на десять с лишним лет старше. У нее дочь без малого твоя ровесница. Имей это в виду, так, на всякий случай.

— А я думал, бабы любят, когда хоть кому-то удается заарканить молодого мужика.

— Хорошо же ты женщин знаешь… Нас это бесит — не мы же его заарканили. Ну, вот…

Он вошел в обшитую деревом комнату. Из мебели была кованая кровать, гардероб с зеркалом, небольшой круглый стол, два стула и крохотный письменный стол.

Комната была чистая, просторная и не вызывала никаких эмоций.

— А здесь у тебя маленькая кухонька. — Хопп отодвинула синюю штору, за которой скрывался крошечный холодильник, двухконфорочная плита и раковина величиной с ладонь. — Я бы на твоем месте питалась внизу, если только кулинария не твое хобби. Здесь хорошо готовят. Не «Риц», конечно, да и номера у Чарлин получше есть, но городской бюджет не резиновый. — Она сделала еще два шага и открыла дверь. — Здесь ванная. И туалет.

— Ого! — Он заглянул внутрь.

Раковина была побольше, чем на «кухне», но ненамного. Ванны как таковой не было, впрочем, ему достаточно душевой кабины.

— Твои вещи, шеф, — объявил Джерк, внося в номер два чемодана и рюкзак с такой легкостью, как если бы они были пустые. Он водрузил их на кровать — матрас под весом прогнулся. — Если понадоблюсь — я внизу. Надо подкрепиться. Я сегодня тут заночую, в Толкитну полечу утром.

Джерк кивнул, прощаясь, и удалился.

— Черт. Погодите! — Нейт порылся в кармане.

— Я ему заплачу, не беспокойся, — остановила его Хопп. — Пока не приступил к обязанностям, ты гость муниципалитета Лунаси.

— Спасибо.

— Рассчитываю, что отработаешь. Посмотрим, как у тебя дела пойдут.

— Обслуживание номеров! — пропела Чарлин, внося в комнату поднос с едой. При каждом шаге бедра у нее покачивались с ритмичностью метронома. — Принесла тебе уху, шеф, и добротный мужской сандвич. Кофе горячий.

— Пахнет восхитительно. Спасибо, мисс Хайдел.

— Вот еще удумал, для тебя я просто Чарлин. — Она взмахнула ресницами. Обработка началась, догадался Нейт. — Мы здесь одна большая семья.

— Тогда с чего бы нам понадобился шеф полиции?

— Не пугай его, Хопп. Номер достаточно просторный, Игнейшус?

— Зовите меня Нейт. Да, спасибо. Все отлично.

— Подкрепись и отдохни как следует, — посоветовала Хопп. — Как придешь в себя — звони. Завтра после обеда мы должны быть на собрании в мэрии, представим тебя общественности. А перед этим неплохо бы взглянуть на участок, познакомиться со своими замами и с Пич. И еще мы тебе звезду должны выдать.

— Звезду?

— Джесси хочет, чтобы у тебя непременно была шерифская звезда. Ступай, Чарлин. Дай человеку отдохнуть.

— Если что-нибудь понадобится — позвони вниз. — Чарлин одарила его многообещающей улыбкой. — Что бы ни было…

У нее за спиной Хопп закатила глаза. Чтобы избавить вновь прибывшего от чрезмерного внимания Чарлин, она взяла ее за локоть и подтолкнула к двери. Обе вышли, закрыв за собой дверь.

До Нейта долетел недовольный голос Чарлин:

— Что на тебя нашло, Хопп? Я всего лишь проявила любезность.

— Любезность хозяйки гостиницы и любезность шлюхи — не одно и то же. Когда-нибудь до тебя это дойдет.

Дождавшись, когда голоса и шаги стихнут, Нейт заперся на ключ. Потом снял куртку, точнее, сбросил ее на пол, стащил вязаную шапочку и швырнул следом. Шарф полетел туда же. Расстегнул утепленный жилет и отправил поверх кучи.

Оставшись в рубашке и штанах (правда, поверх специального термобелья), он принялся за суп, но за стол не сел, а с тарелкой и ложкой в руках расположился у темного окна.

Половина четвертого дня, если верить часам на тумбочке. А уже темно, как ночью. Он хлебал уху и смотрел в окно. На улице горели фонари, высвечивая контуры строений. Повсюду были рождественские гирлянды, на крышах домов — фигуры Санта-Клауса и северных оленей.

А вот людей не было. Жизнь замерла. Движения никакого.

Он машинально жевал еду, от усталости даже не ощущая вкуса.

«Не город, а кинопавильон», — подумалось ему опять. Это не дома, а фальшивые фасады, а люди внизу — не более чем горстка призраков.

Может, это только причудливая галлюцинация? Порождение его депрессии, горя, злобы — гадкого клубка эмоций, толкнувшего его в эту Тмутаракань?

Завтра он проснется у себя в квартире, в Балтиморе, и постарается собраться с силами, чтобы прожить еще один день.

Он взял в руки сандвич и стал жевать, все так же стоя у окна и глядя на безлюдный черно-белый мир с нелепой на этом фоне праздничной иллюминацией.

Может, ему суждено тоже войти в этот мир? И стать персонажем мистической пьесы. А потом его силуэт станет постепенно чернеть и размываться, как заключительные кадры старого кино. И все будет кончено.

Он стоял и думал о том, что все может в любой момент оборваться. Отчасти ему этого даже хотелось.

Но тут в его поле зрения возникла фигура. Она была в красном и от этого выглядела ярко и вызывающе, словно появилась на бесцветном полотне, придав ему некое подобие движения.

Это движение было резким и отчетливым. Жизнь, полная смысла; движения, подчиняющиеся конкретной цели. Быстрые, уверенные шаги на белом фоне, оставляющие на снегу глубокие следы.

Мужчина это или женщина, а может, ребенок, разобрать он не мог, но что-то в этих ярких красках, в этой уверенной походке привлекло его внимание, заинтересовало. Словно почувствовав на себе взгляд, человек остановился и посмотрел на окна.

И снова все стало черно-белым. Белое лицо, черные волосы. Но и эта, весьма приблизительная, картина расплывалась в сумеречной мгле.

И снова безмолвие и неподвижность. Затем фигура возобновила движение, она направлялась в сторону гостиницы и вскоре скрылась из виду.

Нейт задернул шторы и отошел от окна. После минутной борьбы с собой он стащил чемоданы с постели на пол. Разделся, не обращая внимания на холод, и нагишом забился под груды одеял, как медведь забивается в берлогу, чтобы погрузиться в зимнюю спячку.

Он провалился в сон. Тридцатидвухлетний мужчина, с густой порослью на груди, подступающей к подбородку длинного, худого лица, от неимоверной усталости словно лишившегося обычной твердости. Единственным выражением, застывшим в его дымчато-серых глазах, было отчаяние. Щеки, покрытые щетиной, запали. Тошнота прошла, но силы еще не вернулись к нему.

Лучше бы Барби — то есть Чарлин — вместо кофе принесла ему бутылку. Он не был особенно охоч до выпивки, что, как он считал, и спасло его от проблем с алкоголем. Но пара стаканчиков обычно помогала ему забыться тяжелым сном.

Теперь он слышал вой ветра. Днем ветер не был слышен. Сейчас же все окна стонали. Еще он слышал, как потрескивает дом, и в довершение в эту симфонию вплетались звуки его собственного дыхания. Горестные, тоскливые звуки.

«Отключи слух, — приказал он себе. — Отключись ото всего. Надо пару часов поспать, — решил он. — После этого — смыть с себя грязь и накачаться кофе под завязку. А уж потом будем думать, что делать».

Он погасил свет, и комната погрузилась в темноту. А еще через несколько секунд — и его сознание.

ГЛАВА 2

Его окружал глухой мрак. Облепил со всех сторон, как жидкая грязь. Это было его первое ощущение, когда Нейт неожиданно пробудился. Он переходил от сна к бодрствованию и слышал свое дыхание, похожее на протяжный свист. Липкий от пота, он выбрался из-под одеял.

Запах в комнате был непривычный — кедровое дерево, остывший кофе, легкий привкус лимона. Тут он вспомнил, что это не его балтиморская квартира. Господи, конечно же, нет! Он ведь на Аляске!

На часах рядом с кроватью светились цифры: 05:48.

Стало быть, ему удалось поспать, прежде чем сон вытолкал его назад, в реальность.

Во сне тоже все происходило в темноте. Черная ночь, черный дождь. Запах пороха и крови.

«Господи, Нейт. Боже мой… Я ранен!»

По лицу струился холодный дождь, а между пальцами сочилась теплая кровь. Его кровь. И Джека.

Точно так же, как невозможно было остановить дождь, нельзя было унять и это кровотечение. Ни то, ни другое не было в его власти. Этот дождь и эта кровь в том балтиморском переулке смыли с него остатки его «я».

«Это должен был быть я», — подумал он. Не Джек. Джеку полагалось быть дома с женой, с детьми, а ему — лежать и умирать на вонючих задворках под мерзким дождем.

Но ему досталась только пуля в ногу, вторая, в бок, и вовсе прошла навылет чуть выше пояса — ровно настолько, чтобы остановить его, нейтрализовать, вот почему дальше Джек пошел один.

Какие-то доли секунды, незначительная оплошность — и хорошего человека нет.

С этим теперь ему жить. Первое время он даже подумывал о самоубийстве, но что бы это дало? Своего друга и напарника он уже не вернет. Жить с этим куда труднее, чем умереть.

Он встал и прошел в ванную. Какое блаженство — эта скудная струйка теплой воды. Не скоро она смоет с него грязь и пот, но это ничего. Времени у него навалом — может, когда-нибудь он и отмоется…

А сейчас он оденется, спустится и выпьет кофе. Потом позвонит мэру Хопп и отправится в участок оглядеться. Может, удастся произвести более достойное впечатление, а то с дороги, похоже, он показал себя не лучшим образом. После душа и бритья стало как-то повеселее. Он переоделся во все свежее и посмотрелся в зеркало.

— Начальник полиции Игнейшус Бэрк, Лунаси, Аляска. — Нейт помотал головой и усмехнулся. — Ну что же, шеф, давай приступать.

Он спустился вниз и поразился тишине. Насколько он себе представлял, такие заведения здесь выполняют роль клуба для местных жителей. Зимние ночи длинные, темные и тоскливые, и он рассчитывал услышать характерный для бара шум, стук бильярдных шаров, а может, и старинный мотив в стиле кантри-вестерн, льющийся из музыкального автомата.

Но его взору предстала практически та же картина, что и в первый раз: красотка Роза (про себя он окрестил ее Розой Аляски) опять подливала посетителям кофе, похоже даже, что тем же самым. Все так же за столом сидел мальчуган и старательно раскрашивал свою книжку.

Нейт посмотрел на часы. Он перевел их сразу, как приехал. Сейчас стрелки показывали десять минут восьмого.

Роза с улыбкой повернулась к нему:

— Здравствуйте, шеф.

— Тихо у вас сегодня. Даже странно — вечер вроде… Она улыбнулась шире.

— Уже утро.

—Что?

— Семь часов утра. Думаю, завтрак вам не повредит.

—Я…

— К этому не сразу привыкаешь. — Она кивнула на темные окна. — Через несколько часов рассветет, правда, ненадолго. Присядьте, пожалуйста. Для начала принесу вам кофе.

Он проспал больше двенадцати часов и сейчас не знал, смущаться ему или радоваться. Он уже и не помнил, когда в последний раз спал больше четырех или пяти часов, да и то урывками.

Он положил куртку на скамью в ближайшей кабинке, но потом решил, что надо начинать знакомиться с народом. Подошел к столу, где сидел Джесси, и постучал по спинке стула.

— Не занято?

Мальчик медленно, робко поднял глаза и помотал головой. Затем продолжил свое рисование, от усердия высунув язык. Нейт сел.

— Крутая у тебя корова. Фиолетовая. — Нейт смотрел, как он трудится.

— Вообще-то, коровы такие не бывают, но раскрасить как хочешь можно.

— Я в курсе. В школе на уроки рисования небось ходишь?

У мальчика округлились глаза.

— Я еще не хожу в школу, мне только четыре года.

— Смеешься. Четыре? Я думал, тебе все шестнадцать. — Нейт откинулся назад и подмигнул Розе, которая как раз принесла ему кружку и стала наливать кофе.

— У меня был день рождения, был именинный торт и миллион воздушных шаров. Правда, мам?

— Правда, Джесси. — Она положила перед Нейтом меню.

— А скоро у нас будет малыш. А еще у меня две собаки и…

— Джесси, дай шефу Бэрку посмотреть меню.

— Вообще-то, я думал, Джесси мне что-нибудь подскажет. Что на завтрак посоветуешь, Джесси?

— Оладьи.

— Отлично, так и возьмем. — Он вернул меню официантке. — Он мне совсем не мешает.

— Скажите, если он вам станет надоедать. — Она разрумянилась от удовольствия.

— Так что у тебя за собаки? — спросил Нейт, после чего весь завтрак прошел в рассказах.

Начинать день с тарелки оладий в обществе симпатичного мальчугана оказалось куда приятнее бесконечно повторяющегося ночного кошмара. Настроение заметно улучшилось, и Нейт был готов звонить мэру, но в этот момент она сама появилась в дверях.

— Разведка донесла, ты уже на ногах и завтракаешь, — проговорила она, откидывая капюшон. С ее парки сыпался снег. — Сегодня вид у тебя пободрей, чем вчера.

— Простите, что не оправдал ваших ожиданий.

— Ничего страшного. Зато теперь выспался как следует да еще и позавтракал в хорошей компании. — Она улыбнулась мальчику. — Готов на выход?

— Конечно. — Он поднялся и стал одеваться.

— Тощий-то ты какой, я вчера и не заметила.

Он знал, что производит такое впечатление. Какое еще впечатление может производить мужчина, потерявший десять с лишним фунтов из своих ста шестидесяти — при росте пять футов десять дюймов?

— Буду каждый день завтракать оладьями — быстро вес наберу.

— А волосы густые.

Он надел шапочку.

— Ну, это не моя заслуга. Сами растут.

— Люблю мужчин с волосами. — Она распахнула дверь. — А особенно — рыжих.

— Я-то не рыжий, как вы могли заметить, — уточнил Нейт и натянул шапочку до бровей.

— Вижу, вижу. Роза! Мы тебя покинем на какое-то время! — прокричала она официантке и вывела его в пургу.

Сильный мороз оказался для него неожиданностью.

— Господи, даже глазам холодно!

Он быстро сел в припаркованный у обочины «Форд Эксплорер».

— Ничего, кровь же по жилам бегает.

— Все равно — мороз жуткий.

— Неудивительно — декабрь на дворе. — Хопп хохотнула и завела мотор. — Начнем экскурсию на машине. Какой смысл нам тут ноги топтать в темноте?

— И сколько человек у вас ежегодно гибнет от переохлаждения?

— Бывает, несколько человек пропадут в горах, но это, как правило, туристы или просто чокнутые. Три года назад, в январе, некто Тийк напился и замерз насмерть в собственном сортире, зачитавшись «Плейбоем». Но это был форменный идиот. Те, кто здесь живет, прекрасно знают, как о себе позаботиться, а чужакам обычно хватает одной зимы, чтобы поумнеть. Или уехать отсюда. Новичков мы зовем «чичако».

— Поумнеть? Как это?

— С природой шутки плохи, но привыкнуть можно, а если голова на плечах — то еще и заставить ее работать на себя. У нас здесь и развлечений хватает — лыжи, санки, коньки, подледный лов. — Она пожала плечами. — Принимай меры предосторожности — и наслаждайся жизнью.

Хопп уверенно вела машину по заснеженной дороге.

— Вон наша городская больница. У нас тут есть врач и медсестра.

Нейт с сомнением посмотрел на небольшое приземистое здание.

— А если вдруг случай особо сложный?

— Отправляем самолетом в Анкоридж. У нас для этих целей есть опытный летчик, живет за городом. Зовут Мег Гэллоуэй.

— Женщина?

— Не любишь женщин, Игнейшус?

— Да нет, просто спросил, — пожал плечами он.

— Мег — дочка Чарлин. Отличный летчик. Вот только рисковая, но в наших краях без этого нельзя, так я думаю. Это она должна была доставить вас из Анкориджа, но вы на день задержались, а у нее уже был другой заказ, вот мы и вызвали из Талкитны Джерка. Вы наверняка познакомитесь с Мег на сегодняшнем собрании в мэрии.

«Ну что ж, поглядим на отличного летчика», — подумал Нейт.

— Насчет покупок. Все, что нужно, ты найдешь в магазине на углу — мы его так и называем: Угловой. Если чего не окажется — они для тебя закажут. Самая старая постройка в Лунаси. Поставили еще в начале девятнадцатого века, а в восемьдесят третьем, когда лавку купили Гарри и Деб, сделали к ней пристройку.

Магазин оказался вдвое больше больницы, да еще и двухэтажный. В окнах уже горел свет.

— Почта у нас пока работает в здании банка, но летом собираемся построить им отдельный дом. А вот это неприметное заведение по соседству называется «У итальянца». Отличная пицца. И на дом можно заказать, только в черте города.

— Пиццерия, стало быть?

— Хозяин — итальянец из Нью-Йорка, приехал сюда три года назад поохотиться. Влюбился в наши края. Так и не уехал. Джонни Тривани. Сначала назвал свою забегаловку «Тривани», но в народе прижилось другое название, он так и оставил. Собирается пекарню пристроить. Еще, говорит, скоро выпишет себе по Интернету русскую невесту. Не удивлюсь, если взаправду так и сделает.

— Может, тогда русские блины печь начнут?

— Будем надеяться. Вот здесь у нас редакция городской газеты, — кивнула Хопп. — Издает семейная пара. Они сейчас в отъезде — повезли детей на каникулы в Сан-Диего. А там подальше — наша радиостанция, называется «Радио Лунаси». Заправляет там практически один человек, Митч Даубер. Занятная личность, надо признать.

— Обязательно послушаю.

Развернувшись, они двинулись в обратный путь.

— В полумиле от города, на запад — наша школа. От детского сада по двенадцатый класс включительно. В данный момент у нас семьдесят восемь учеников. Курсы для взрослых тоже есть. Спортивные секции, изобразительное искусство — все, что полагается. Пока река не встанет, расписание вечернее, а зимой — дневное.

— Как это — «река встанет»?

— Замерзнет. Зимой река всегда скована льдом. Как лед начнет взламываться — считай, весна пришла.

— Ясно.

— Населения у нас тут пятьсот шесть человек, это в пределах городка. Еще сто десять — плюс-минус — живут за городом, но в нашем округе. Теперь это и твой округ тоже.

Нейта не оставляло ощущение нереальности происходящего, он по-прежнему чувствовал себя как в театральных декорациях. И уж тем более никак не воспринимал все это как «свое».

— А это наша пожарная команда. Работает на добровольной основе. — Хопп остановила машину перед внушительным бревенчатым строением. — Тринадцать лет как построили, еще муж мой организовывал. Он был первым мэром Лунаси, вплоть до самой смерти — в феврале уже четыре года будет.

— А как он умер?

— Сердце. Играл в хоккей на озере. Забил шайбу, упал и умер. Вполне в его духе.

Нейт помолчал.

— И кто выиграл?

Хопп расхохоталась.

— Его бросок был последним. Доигрывать не стали. — Она немного проехала вперед. — А вот и твое владение.

Нейт посмотрел в окно. Было все так же темно, с неба сыпал снег. Аккуратный домик, деревянный, на первый взгляд явно моложе своих соседей. По виду похож на бунгало, с небольшим тамбуром и двумя окнами по обе стороны от двери, окна закрыты темно-зелеными ставнями.

От дороги к крыльцу вела тропинка — то ли расчищенная лопатой, то ли протоптанная, а подъездную дорожку уже успел основательно засыпать снег, хоть ее, похоже, не так давно чистили. На ней стоял синий пикап, от которого к дому вилась еще одна тропинка.

Из-за ставен пробивался свет, а из черной трубы на крыше вился дымок.

— За работу?

— Надеюсь. Все знают, что ты сегодня заступаешь. — Она поставила машину за пикапом. — Готов к знакомству с подчиненными?

— Так точно!

Нейт выбрался из машины и задохнулся на жгучем морозном воздухе. Стараясь не дышать, прошел вслед за мэром Хопп по тропинке, ведущей к дому.

— Эта конструкция входа называется «арктическая». — Она взошла на крыльцо и в тамбур, надежно защищенный от ветра и снега. — Хорошо удерживает тепло в доме. И верхнюю одежду здесь удобно держать.

Она сняла парку и повесила на крючок, рядом с чьей-то еще. Нейт последовал ее примеру, затем убрал перчатки в карман куртки, снял шапочку и шарф. Неужели можно привыкнуть к тому, что всякий раз, выходя на улицу, надо напяливать на себя кучу теплых вещей, как на Северном полюсе?

Хопп открыла вторую дверь. В теплом доме уютно пахло кофе.

Стены внутри были выкрашены в спокойный бежевый цвет, пол застелен немарким линолеумом. Дальний правый угол занимала приземистая дровяная плита. На ней пыхтел большой чугунный чайник. По правую руку стояли два металлических рабочих стола, рядом с ними — несколько пластмассовых стульев, а напротив — журнальный стол с кипой журналов. Вдоль задней стены шла широкая полка — стойка с лампой, компьютером и керамическим настольным украшением в форме рождественской елки неестественно яркого зеленого цвета.

По обе стороны от стойки в глубь дома вели две двери, а на стене между ними размещалась доска с пришпиленными на нее памятками и другими бумагами.

Трое сотрудников старательно избегали смотреть в его сторону.

Так… Двое, надо полагать, — его заместители. Один совсем пацан, небось еще ни разу не голосовал, зато второму столько лет, что он, надо думать, голосовал еще за Кеннеди. На обоих были плотные шерстяные брюки, добротные сапоги и байковые рубашки с именными значками на нагрудных карманах.

Молодой был из аборигенов, с черными прямыми волосами до плеч, глубоко посаженными, черными как смоль миндалевидными глазами. На его красиво вылепленном лице словно застыло по-детски невинное выражение.

У старшего лицо было обветренное, волосы коротко острижены под бобрик, выцветшие голубые глаза окружены сетью морщинок. В противоположность субтильному напарнику, телосложения он был коренастого. «Должно быть, из военных», — решил Нейт.

Третьей была дама, круглая, как ягодка, с пухлыми розовыми щеками и пышным бюстом под розовым свитером с вышитым узором из снежинок. Ее пегие волосы были забраны на макушке в пучок. Из пучка торчал карандаш, а в руке она держала тарелку со сдобными булочками.

— Ну что ж, команда в сборе. Шеф Игнейшус Бэрк, позвольте представить вам ваших людей. Твой заместитель Отто Грубер.

Бобрик выступил вперед и протянул руку.

— Шеф!

— Офицер Грубер!

— Шеф Бэрк!

— Офицер Питер Нотти!

Что-то знакомое промелькнуло в смущенной улыбке юноши.

— Офицер Нотти, вы, случаем, не родня с Розой?

— Так точно, сэр. Она моя сестра.

— А вот последний по списку, но далеко не последний по значимости член твоей команды, диспетчер, секретарь и ответственная за булочки с корицей Мариетта Пич.

— Рада вашему приезду, шеф Бэрк. — Ее голос навевал воспоминания о залитой солнцем веранде, удобном кресле и мятном джулепе. — Надеюсь, вы уже отдохнули с дороги?

— Да, спасибо, мисс Пич.

— Сейчас я покажу шефу другие помещения, а потом оставлю вас знакомиться поближе. Игнейшус, давай-ка еще взглянем на ваши… номера.

Она прошла в правую дверь. За ней оказались две камеры, обе с койками. Стены были свежевыкрашены, пол выскоблен дочиста — еще запах дезинфекции не выветрился.

«Постояльцев» не было.

— И часто сажают? — поинтересовался Нейт.

— В основном тут бывают пьяницы и дебоширы. Надо очень постараться, чтобы провести ночь в участке. Случаются, конечно, драки, иногда вандализм — но это, как правило, молодежь от скуки куролесит. Я скажу, чтобы тебе дали статистику преступности. Адвокатов у нас здесь нет, так что, если кому позарез нужен защитник, вызываем из Анкориджа или из Фэрбанкса, если других пожеланий нет. Есть у нас один отставной судья, но его чаще с удочкой встретишь, нежели за решением правовых вопросов.

— О'кей.

— Ну, ты и многословен…

— С детства страдаю болтливостью.

Она усмехнулась и качнула головой.

— Идем, твой кабинет покажу.

Они прошли через общую комнату, где все делали вид, что усердно трудятся. По ту сторону секретарской стойки, сразу за второй дверью, находился оружейный шкаф. Нейт насчитал шесть дробовиков, пять винтовок, восемь пистолетов и четыре довольно грозных с виду ножа.

Он сунул руки в карманы и презрительно фыркнул:

— Что? Ни одного палаша?

— Скоро будут.

— Отлично. А то, не ровен час, неприятель нагрянет.

Она молча улыбнулась и прошла в следующую дверь.

— А вот и твой кабинет.

Комната была маленькая — серый металлический стол и окно за спиной. На столе — компьютер, телефон и черная лампа на гибкой ножке. Вдоль боковой стены — два шкафчика для бумаг, рядом — узкая стойка, на ней кофеварка, уже полная, две керамические кружки коричневого цвета, плетеная вазочка со сливками и сахаром в порционной расфасовке. Еще была пробковая доска для вывешивания оперативной информации, пока пустая, два складных стула для посетителей и вешалка для пальто.

Лампы отражались в черном окне, делая обстановку еще более безликой и тоскливой.

— Канцтовары тебе Пич положила, если понадобится что-то еще — бери в шкафу в коридоре. Туалет напротив.

— О'кей.

— Вопросов нет?

— Вопросов масса.

— Что ж не спрашиваешь?

— Хорошо. Задам один. Поскольку все остальные вытекают из него. Почему вы меня взяли на работу?

— Довольно откровенно. Не возражаешь? — Она сделала движение в сторону кофе.

— Угощайтесь.

Она налила по кружке, протянула одну Нейту и села на стул.

— Городу понадобился начальник полиции.

— Допустим.

— Городок у нас маленький, от цивилизации далеко, и мы неплохо управляемся сами, но это не значит, что нам не нужны органы правопорядка. Четкое понимание того, что хорошо, а что плохо. И человек, который будет проводить эту линию. Мой муж много лет этим занимался, пока не отошел в мир иной.

— А теперь его дело продолжаете вы.

— Верно. Теперь — я. Кроме того, наличие у нас собственной полиции означает, что мы справляемся без посторонней помощи. И никакие федералы или полиция штата сюда не сунутся. Городишко вроде нашего вполне можно предоставить самому себе в силу его размеров и местоположения. Поэтому теперь у нас есть своя полиция, свои пожарные. У нас хорошая школа, добротное жилье, еженедельная газета, радиостанция. Наступает зима — и мы отрезаны от большого мира, но мы можем управляться без посторонней помощи. Что нам нужно, так это порядок, а это здание и люди в нем как раз его и олицетворяют.

— То есть моя функция чисто символическая.

— В каком-то смысле — да. — Она в упор посмотрела на него. — Люди надежнее себя чувствуют, когда все полагающиеся им символы на месте. С другой стороны, я рассчитываю, что ты будешь добросовестно исполнять свою работу, а она во многом заключается в поддержании не только порядка как такового, но и хорошего климата в нашем скромном обществе. Вот почему я начала с того, что показала тебе, какой у нас тут есть бизнес и кто им заведует. И это еще не все. Есть еще гараж Бинга, он тебе любую машину починит, и крупная техника в его ведении — снегоочиститель, экскаватор. Есть авиакомпания, перевозит грузы и пассажиров, доставляет в город и окрестности продукты и все необходимое. Называется «Лунатик Эйр».

— «Лунатик Эйр».

— Это Мег, — Хопп улыбнулась. — У нас здесь край света, однако нам удалось из прибежища всяких бродяг, хиппи и преступного элемента дорасти до приличного города. Со временем познакомишься с людьми, узнаешь их взаимоотношения, обиды и родственные связи. Станет понятнее, как с ними управляться.

— Мы возвращаемся к тому, с чего начали. Почему вы меня взяли? Меня, а не кого-то другого, кому все это уже знакомо?

— Мне думается, тот, кому все это знакомо, мог явиться с готовым планом действий. У него были бы свои обиды, свои связи. А когда берешь человека со стороны, он смотрит на все свежим взглядом. Ты молод, это тоже плюс. У тебя нет жены и детей, которым могла бы не понравиться здешняя жизнь, и они стали бы тянуть тебя назад. У тебя десятилетний опыт работы в полиции. Служебная характеристика как раз та, что нужно, — и к тому же ты не торговался об окладе.

— Это понятно, но есть один нюанс. Пока что я не имею ни малейшего представления о том, что входит в мои обязанности.

— Хм-мм… — Она допила кофе. — Ты производишь впечатление весьма умного молодого человека. Так что разберешься. Итак, — она поднялась, — оставляю тебя в твоем новом качестве. Не забудь, в два часа городское собрание. Тебе придется произнести несколько слов.

— О господи!

— Еще один момент. — Она порылась в кармане и достала коробочку. — Тебе понадобится вот это. — Она открыла коробку, достала серебряную звезду и приколола ему на рубашку. — Увидимся в два, шеф.

Нейт так и остался стоять посреди кабинета, недоуменно глядя на кружку. Донеслись приглушенные голоса. Он понятия не имел, за что браться, самое большее, на что он сейчас был способен, — это усвоить то, что отсчет новой службе пошел.

Хопп права. Ни жены, ни детей. Его вообще никто и ничто не тянет на Большую землю. Туда, где жизнь. Если уж оставаться, нельзя ударить в грязь лицом. Если он провалит работу здесь, на краю вселенной, куда он тогда пойдет? Больше некуда.

Внутри шевельнулось неприятное чувство нервозности — точь-в-точь как на борту самолета. С чашкой в руке он вышел в общую комнату.

— Могу я вас отвлечь на пару минут?

Он не знал, где лучше встать, потом решил, что стоять вообще ни к чему. Он поставил кофе, взял себе складной стул и улыбнулся секретарше.

— Мисс Пич? Вы не присядете? — Он изобразил лучезарную улыбку. — Может быть, и булочки с собой прихватите? У меня от запаха слюнки текут.

Женщина с нескрываемым удовольствием принесла ему тарелку с выпечкой и пачку салфеток.

— Вы, ребята, тоже угощайтесь, — добавила она.

— Догадываюсь, ситуация для вас не менее неловкая, чем для меня, — начал Нейт и взял себе булочку. — Вы меня не знаете. Что я за полицейский, что я за человек. Я нездешний и о вашей жизни не имею ни малейшего представления. И при всем том вы должны мне подчиняться. И вы будете мне подчиняться, — уточнил он, впиваясь зубами в мягкое тесто. — Мисс Пич, вы меня ввергаете в смертный грех.

— Не я, а сдоба.

— Ну да. — Он представил себе, как закупориваются все артерии в организме. — Я согласен, трудно выполнять приказы человека, которого вы не знаете и кому у вас нет оснований доверять. И все же. Я буду делать ошибки и не стану возражать, если вы станете мне на них указывать — только делайте это не прилюдно. Я рассчитываю на то, что вы — все трое — быстро введете меня в курс дела. Есть вещи и люди, о которых я должен знать. А для начала я вас спрошу: у вас ни у кого нет возражений против моего назначения? Если есть проблемы, лучше прояснить их сразу.

Отто отхлебнул из кружки.

— Возражаю я или нет, я смогу сказать только после того, как увижу, из какого ты сделан теста.

— Что ж, справедливо. Если выяснится, что не из того, из какого вам бы хотелось, — немедленно скажите. Может, я с вами соглашусь, может, пошлю куда подальше — главное, мы будем знать взаимные позиции.

— Шеф Бэрк?

Нейт повернулся к Питеру.

— Зови меня Нейт. Я искренне надеюсь, что вы не станете, как мэр Хопп, без конца называть меня Игнейшусом.

— Понятно. Я думаю, для начала лучше, если мы с Отто будем ездить с вами по вызовам и на патрулирование. Пока вы не сориентируетесь.

— Хорошая мысль. Мы с мисс Пич составим график дежурств на ближайшие недели.

— А меня можешь называть просто Пич. У меня только одно пожелание. Чтобы здесь поддерживалась чистота, а уборка — в том числе и чистка туалета, Отто, была включена в график наряду с другими обязанностями. Швабры и тряпки — не только для женщин.

— Я нанимался на службу, а не в горничные, — буркнул Отто.

Пич была похожа на заботливую наседку. И подобно настоящей наседке, она умела одним взглядом испепелить.

— А мне платят за работу диспетчера и секретаря, а не за уборку туалетов. Но есть вещи, которые не хочется делать, а надо.

— Давайте так поступим, — предложил Нейт, желая поскорее усмирить спорщиков. — Уборку пока будем делать по очереди. А я тем временем поговорю с мэром Хопп, выясню, как у нас с деньгами. Может, наскребем на уборщицу? Чтобы приходила и наводила порядок, скажем, раз в неделю. Следующий вопрос. У кого ключи от оружейного шкафа?

— Заперты в ящике моего стола, — доложила Пич.

— Я бы хотел, чтобы они были у меня. И еще мне надо знать, каким оружием владеет каждый из вас.

— Была бы пушка, выстрелить сумею, — буркнул Отто.

— Пусть так, но мы все же не охотники, а офицеры полиции. — Нейт откинулся на стуле, чтобы разглядеть, какой ствол у Отто в кобуре. — Тридцать восьмой калибр выбрали?

— Это мой личный револьвер, и он меня устраивает.

— Прекрасно. Себе я возьму девятимиллиметровый «ЗИГ-зауэр». Питер, тебя твоя «девятка» устраивает?

— Так точно, сэр.

— Пич, вы стреляете?

— У меня в столе лежит отцовский револьвер-«сорокапятка». С пяти лет умею управляться. А вообще, я владею всем оружием, какое у нас в оружейном ящике. Не хуже нашего бравого солдата.

— Не солдата, а гвардейца, — пробурчал Отто. — Морского пехотинца.

— Ну, хорошо. — Нейт прокашлялся. — Теперь скажите мне, сколько жителей города имеют оружие?

Троица уставилась на него в недоумении, потом Отто усмехнулся и сказал:

— Практически все.

— Отлично. А есть у нас список тех, у кого есть лицензия на ношение?

— Это я вам сделаю, — вызвалась Пич.

— Вот и хорошо. А перечень городских указов достать не трудно будет?

— Будет исполнено.

— И последнее, — добавил Нейт. — Если мы кого-то задерживаем, кто назначает залог, определяет срок, величину штрафа и так далее?

Повисло долгое молчание.

— По-моему, вы, шеф, — наконец изрек Пит. Нейт присвистнул:

— Занятно.

Он вернулся в кабинет, прихватив документы, которые приготовила для него Пич. Много времени они не заняли, но по прочтении на пробковом стенде появилась записка.

Он продолжал перебирать бумаги, когда вошла Пич.

— Вот вам ключи, Нейт. Вот эти — от оружейного шкафа. Эти — от входных дверей — парадной и задней, — от камер и от вашей машины. Все подписано.

— От моей машины? И что же это за машина?

— «Гранд Чероки». Запаркована на улице. — Она вручила ему связку. — Хопп велела научить вас пользоваться обогревателем двигателя.

Об этом он тоже читал. Есть такие специальные обогреватели блока цилиндров, которые включаются, когда мотор заглушён. Необходимая вещь в здешнем климате.

— Потом покажете.

— Солнце встает.

— Что? — Он повернулся к окну.

И замер, уронив руки. Огромный оранжево-розовый шар висел в небе. Под его лучами ожили горы, по бокам белых гигантов побежали золотые лучи.

Эти лучи заполнили собой оконный проем. И лишили новоиспеченного шефа полиции дара речи.

— Первый зимний восход на Аляске — ни с чем не сравнимое зрелище.

— Да уж… — Как завороженный, он шагнул ближе к окну.

Отсюда была видна река, на которую накануне сел самолет. Длинная пристань — вчера он ее не заметил. Сверкающий на солнце лед. Горы снега, кучка строений, группы деревьев — и, как теперь стало заметно, люди. На улице, как ни странно, были люди, все укутанные до такой степени, что походили на разноцветные шары на белом фоне.

Отовсюду вился дымок, а над головой кружил — неужели орел? Ватага ребятишек бежала к реке, на плечах — клюшки и коньки.

И над всем этим, величественные, высились горы.

Глядя на эти горы, он позабыл и про мороз, и про ветер, про оторванность от всего мира и про свое отчаяние.

Глядя на эти горы, он чувствовал, что живет.

ГЛАВА 3

То ли мороз виноват, то ли праздничная неделя между Рождеством и Новым годом настраивала людей на миролюбивый лад, но первый вызов поступил только к полудню.

— Нейт, — обратилась к нему Пич, держа в руках вязание. — Из «Приюта» звонит Чарлин. Насколько я поняла, двое парней повздорили из-за бильярда. Драка.

— Понял. — Он встал и выудил из кармана четвертак. Потом бросил помощникам: — Решайте, кто поедет.

— Орел, — объявил Отто и отложил газету. Нейт подбросил монету.

— Решка. Итак, Питер, со мной. В гостинице небольшая заварушка. — Он взял рацию и пристегнул к поясу.

Вышел в сени и стал одеваться.

— Если к нашему приезду не угомонятся, — сказал он Питеру, — ты мне скажи, что за герои такие. Чтобы я понял — дело серьезное или достаточно сделать внушение.

Они вышли на леденящий холод.

— Это моя? — Нейт кивнул на черный джип на обочине.

— Так точно, сэр.

— А этот провод, насколько я понимаю, подсоединен к обогревателю цилиндров, да?

— Всякий раз, как ставите машину, надо эту штуку включать. Есть еще синтетический теплоизолирующий кожух, если мотор накрыть — тепло целые сутки будет держать. Но его частенько забывают снять, тогда двигатель быстро перегревается. Провода для прикуривания тоже сзади, — продолжал он, одновременно отключая обогреватель. — Там же фонарь, аптечка…

— Потом все посмотрим, — перебил Нейт, а сам подумал: неужели, чтобы проехать несколько сот метров по Центральной улице, могут понадобиться фонарь и аптечка? — А пока давай проверим, найду ли я без подсказок дорогу до «Приюта».

Он сел за руль и вставил ключ в замок зажигания.

— Сиденья с подогревом? — удивился он. — А еще говорят, бога нет.

В дневном свете городок выглядел совсем иначе. Он оказался еще меньше. От выхлопных газов обочины были черные, окна фасадов не так уж и сверкали, да и рождественские гирлянды на солнце имели куда менее привлекательный вид.

Если не считать вид на горы, это совсем не походило на открытку, однако и дырой это место назвать было бы несправедливо.

Суровый — вот как бы он охарактеризовал этот город. Поселение, высеченное из льда, снега и скал, прилепившееся к вьющейся меж гор реке, зажатое между лесами, где так и рыщут волки. Волков он почему-то представлял себе особенно отчетливо.

«Небось и медведи водятся», — подумал Нейт, но решил, что до весны на этот счет можно не беспокоиться. Если только зимняя спячка — не выдумки.

Дорога от полицейского участка до гостиницы заняла меньше двух минут. По пути им встретились десять человек, один коренастый пикап и один громыхающий внедорожник, да еще Нейт насчитал три припаркованных снегохода и пару лыж, прислоненных к стене итальянского ресторана.

«Не знаю насчет медведей, а люди тут явно в спячку не впадают», — подумал он.

Он направился к главному входу в «Приют странника», Питер — следом.

Ссора не утихла. Это можно было понять по возгласам «болельщиков» — «всыпь ему, Мэки», — глухим ударам и ругани. Поглазеть на зрелище собралась, по местным меркам, целая толпа, человек пять в байковых рубашках, среди которых, при ближайшем рассмотрении, оказалась одна женщина.

В центре круга на полу катались двое длинноволосых мужчин, при каждой возможности отвешивая друг другу короткие удары. Из оружия ничего, кроме сломанного кия, он не увидел.

— Братья Мэки, — сообщил Питер.

— Братья?

— Да, близнецы. Они еще в утробе матери друг другу тумаков давали. На чужих и руку никогда не поднимут.

— Ясно.

Нейт протиснулся к драчунам. Он растащил братьев, и голоса «болельщиков» враз стихли.

— Ну, все, все, успокоились, — приказал он, но один из братьев уже был на ногах и рвался продолжать бой. Стремительным и внушительным ударом в челюсть он уложил братца наповал.

— «Красная река», урод! — выкрикнул он вдогонку и, задрав вверх кулаки, исполнил победный танец. Братец рухнул Нейту в объятия.

— Питер, ради бога! — взмолился Нейт, видя, что помощник бездействует.

— Ой, простите, шеф. Джим, уймись!

Вместо этого Джим Мэки продолжал выплясывать в своих сапожищах под восторженные возгласы окружающих.

Кто-то из зрителей осторожно расплачивался, но Нейт сделал вид, что не замечает.

— Давай-ка, этого забери. — Он передал бесчувственное тело Питеру, после чего шагнул к победителю. — Ты ведь только что получил приказ от заместителя начальника полиции, так?

— Да ну? — Джим усмехнулся. На зубах его была кровь, в глазах горел хулиганский огонь. — И что с того? Я должен исполнять приказы этого сопляка?

— Представь себе, должен. Сейчас объясню почему. — Нейт резким движением развернул его, припер к стене и в мгновение ока надел наручники.

— Эй! — только и ахнул победитель.

— Вздумаешь дурить — мигом сядешь за сопротивление при аресте. Это — не считая всего остального. Питер, когда второй очухается, вези его в участок.

Собравшиеся, хоть и были непонятно на чьей стороне, проводили Нейта и задержанного ободряющим свистом и улюлюканьем.

Из кухни показалась Чарлин, и Нейт остановился.

— Иск подавать будешь? — спросил он. Она уставилась непонимающим взором.

— Какой иск? Я… не знаю. Меня никто никогда не спрашивал.

— Ну, они же у тебя разгром учинили.

— А-а! Ну, обычно они потом оплачивают. Правда, пару туристов, заглянувших пообедать, они у меня спугнули.

— Это все Билл начал.

— Слушай, Джим, вы оба начали. И так всякий раз. Тысячу раз говорила, чтобы не являлись сюда со своими разборками и не распугивали мне клиентов. Судиться я, конечно, не стану. Но положить конец этому безобразию надо!

— Ясно. Пойдем, Джим, поговорим.

— Не понял. С чего это я должен…

Нейт не стал препираться, а просто вытолкнул его на мороз.

— Эй, вы что? Мне одеться надо!

— Твою одежду доставит офицер Нотти. Садись в машину. Или стой здесь, жди, пока нос отморозишь. Как хочешь. — Он распахнул дверцу и легонько подтолкнул Джима на сиденье.

В машине к Джиму вернулось чувство собственного достоинства — несмотря на разбитую губу и подбитый глаз.

— Негоже так с людьми обращаться. Это неправильно.

— А я думаю — неправильно сбивать с ног человека, когда его держат за руки.

К чести для Джима, он устыдился и повесил голову.

— Это я в пылу. Не сдержался. Но этот гад меня достал! А вы, значит, наш новый шеф полиции? Который с Большой земли приехал?

— На лету схватываешь, Джим.

Всю дорогу тот сидел насупясь. Потом безмолвно поплелся вслед за Нейтом в участок.

— Что значит чужак, — обратился он к Отто и Пич. — Ни малейшего понятия о том, как у нас в Лунаси заведено.

— Вот сам ему все и объясни. — В глазах у Отто сверкнул злорадный блеск.

— Нам нужна аптечка. Джим, пройди в мой кабинет. Нейт впустил «гостя», подвинул ему стул, открыл один наручник и пристегнул к подлокотнику.

— Эй, вы чего? Если удрать захочу — так с этим вашим стульчиком уйду.

— Не сомневаюсь. И тогда я инкриминирую тебе еще и кражу полицейского имущества..

Джим примолк. Костлявый тридцатилетний мужик, с лохматой каштановой шевелюрой, карими глазами и узким лицом со впалыми щеками. Левый глаз почти заплыл от полученного тычка кулаком. Рассеченная губа кровоточила.

— Не нравится мне все это, — резюмировал он.

— Это закон не запрещает. А вот нарушение порядка, причинение ущерба чужому имуществу, драка — это все запрещено.

— У нас так: если человек решил поучить уму-разуму своего недоумка братца, это его личное дело.

— Теперь будет по-другому. Отныне будет так: человек должен уважительно относиться к частной и общественной собственности. А также к облеченным полномочиями блюстителям порядка.

— Это к Питеру, что ли? Сопляк!

— Теперь этот сопляк — заместитель начальника городской полиции.

Джим вздохнул так выразительно, что брызги крови полетели.

— Черт побери, да я его знаю дольше, чем он на свете живет!

— Когда он при исполнении и велит тебе прекратить буянить, ты должен слушаться, даже если ты его с материнской утробы знал.

Джим взглянул с недоумением и интересом.

— Не возьму в толк, о чем вы.

— Это я уже понял. — Нейт обернулся на показавшуюся в дверях Пич.

— Вот вам аптечка и пузырь со льдом. — Освободив руки, она подбоченилась. — Джим Мэки, годы идут, а ты все не умнеешь.

— Это Билл начал. — Он покраснел и приложил лед к разбитой губе.

— Это ты так говоришь. А где Билл?

— Сейчас Питер доставит, — пояснил Нейт. — Когда тот очухается.

Пич фыркнула.

— Когда матери придется вносить за тебя залог, она тебе и второй глаз оформит, как пить дать. — С этими словами Пич вышла и закрыла за собой дверь.

— Черт! Вы же не станете меня сажать за то, что я надавал тумаков родному брату.

— Ну почему же! Но, учитывая, что это мой первый день в новой должности, сделаю тебе послабление. — Нейт расправил плечи. — Из-за чего дрались-то?

— Сейчас расскажу. — Джим решил защищаться и в сердцах хлопнул себя по коленям. — Этот безмозглый кретин заявил, что «Дилижанс» — самый лучший вестерн. Тогда как даже ребенку ясно, что лучший — это «Красная река».

Нейт помолчал.

— И это все?

— А что вам еще надо?

— Просто уточняю. Вы с братом сцепились из-за того, что не сошлись во вкусах касательно сравнительных достоинств двух опусов Джона Уэйна.

— Чего, чего?

— Вы же из-за фильмов с Джоном Уэйном спорили?

Джим поерзал.

— Выходит, так. С Чарлин мы все уладим. Могу я теперь идти?

— С Чарлин-то вы уладите, а еще заплатите сто долларов штрафа каждый за нарушение общественного порядка.

— О-о! — застонал драчун. — Но нельзя же…

— Можно. — Нейт подался вперед. Под бесстрастным взглядом его серых глаз Джим поежился. — Вот что я тебе скажу, Джим. Больше вы с Биллом драться в «Приюте» не будете. Как, впрочем, и в любом другом месте. Но для начала обозначим «Приют». Один маленький мальчик там проводит большую часть своего времени. Какой вы ему пример подаете?

— Да ладно! Когда какая заварушка, Роза его всегда на кухню уводит. Мы с Биллом этому пацану никогда плохого не сделаем. Просто мы… как сказать… вспыльчивые очень.

— В этом городе вам придется свой пыл поумерить.

— Стольник?

— Заплатить можно Пич в течение ближайших суток. Если не заплатите — я буду удваивать сумму штрафа за каждый просроченный день. А если вообще платить не хотите — можете провести три дня в нашей «гостинице».

— Заплатим, — буркнул он и вздохнул. — Сами подумайте: «Дилижанс»!

— Лично я больше всего «Рио Браво» люблю.

Джим открыл рот и тут же закрыл. По видимому, подумал о последствиях.

— Хороший фильм, ничего не скажешь, — прокомментировал он, — но до «Красной реки» далеко.

«Если бытовые ссоры станут главной моей заботой, можно считать, что переезд в Лунаси себя оправдал», — решил Нейт. Теперь семейные разборки — максимум, на что он способен.

Никакие сложные дела ему не нужны.

Вот братья Мэки это его масштаб. Душеспасительная беседа с Биллом прошла примерно в том же ключе, правда, теперь восторги относились к фильму «Дилижанс». Было такое впечатление, что Билла не так огорчило, что ему набили морду, как то, что он не сумел отстоять любимое кино.

В дверь просунул голову Питер.

— Шеф? Чарлин говорит, чтобы вы пришли пообедать за счет заведения.

— Спасибо ей, конечно, но мне еще к собранию готовиться. — Он видел, с каким плотоядным блеском в глазах смотрела на него Чарлин, когда он выпроваживал Джима и составь опись поврежденного имущества. Пусть Чарлин тебе назовет, сколько это все стоит. Потом ознакомь с итоговой суммой братьев Мэки и дай им сорок восемь часов на компенсацию.

— Дело нехитрое. Должен заметить, шеф, вы с ними лихо разобрались.

— Да и разбираться особенно было не с чем. Сейчас сяду за отчет. Потом тоже посмотришь, может, захочешь что-то добавить.

В кабинете задрожали стекла. Нейт оглянулся.

— Что это? Землетрясение? Вулкан? Ядерная война?

— «Бобер», — пояснил Питер.

— Таких бобров даже на Аляске не бывает, чтобы эдакие звуки издавать.

Питер рассмеялся и показал в окно.

— Самолет Мег Гэллоуэй. Он «Бобром» называется. С чьим-то заказом прилетела.

Нейт повернулся к окну и увидел маленький красный самолетик, почти игрушечный. Он вспомнил, что и сам прилетел сюда на такой же игрушке.

Зазвонил селектор, и Нейт с благодарностью ответил, радуясь возможности отвлечься от страшных мыслей.

— Слушаю, Пич.

— В школе трое мальчишек кидались в окна снежками. Одно разбили. И разбежались.

— Кто — неизвестно?

— Еще как известно. Всех троих знаем.

Он перебрал в уме дела.

— Пусть Отто займется.

Потом обернулся к Питеру.

— Какие-то вопросы?

— Нет, нет, сэр. — Он улыбался. — Просто приятно делать дело.

— Да. Дело делать приятно.

Нейт проработал до самого собрания. Занимался в основном хозяйственными и организационными делами, но зато у него появилось приятное ощущение, что он основательно обустраивает свое место.

Пусть даже это только временно.

Первые два месяца считались испытательным сроком, когда любая из сторон могла его расторгнуть.

Ему было спокойнее знать, что при желании он может в любой момент уволиться. Хоть завтра. Хоть на следующей неделе. Если по истечении двух месяцев он еще будет здесь, то, во всяком случае, сможет решать, как быть дальше.

В мэрию он решил пройтись пешком. Брать машину из-за нескольких сот метров было нелепо.

Небо было густо-синего цвета, и на его фоне, словно высеченные острым ножом, резко обозначились горы. Мороз стоял нечеловеческий, но несколько ребятишек, однако, с горящими от жадности глазами, высыпали из Углового, зажав в кулачках по шоколадному батончику — точно так, как делают дети во всем мире.

Едва за ними закрылась дверь, как чья-то рука изнутри перевернула табличку с «ОТКРЫТО» на «ЗАКРЫТО».

Машин на улицах прибавилось. Одни стояли запаркованные на обочинах, другие резво катили по утрамбованному снегу.

Похоже, на собрание съехался весь город.

У него екнуло в животе, сразу вспомнился институтский курс риторики. Жаль, что посещение было факультативным. Век живи — век учись.

Нет, вообще-то побеседовать он был не прочь — в разумных пределах. Допросить подозреваемого, снять показания со свидетеля — проблем нет. Во всяком случае — раньше не было. Но стоять перед аудиторией и говорить речь? При одной этой мысли по спине побежала струйка пота.

Через это надо пройти, мысленно приказал он себе. Пережить один только час — и больше мучиться не придется. По всей вероятности.

Он вошел в жарко натопленное помещение, в котором стоял гул голосов. Какие-то люди стояли в вестибюле, украшением которого служила гигантская рыба — никогда такой не видел. От одного взгляда на нее — не рыба, а маленький кит! — становилось не по себе, и тем более трудно было представить, как кто-то ее выудил да еще на стену водрузил.

Чучело отвлекло его от устремленных в его сторону любопытных глаз. А в зале людей было еще больше, все стулья были заняты. На сцене возвышалась трибуна.

— Королевский лосось, — проговорила Хопп откуда-то сзади.

Он не мог отвести глаз от серебристого чудища с черными жабрами.

— Это — лосось? Да я ел лососину. В ресторанах. Лосось больше вот такого не бывает. — Он показал руками.

— Это был не аляскинский королевский лосось. Но, по правде говоря, этот экземпляр действительно очень крупный. Мой муж поймал, между прочим. Девяносто два фунта две унции. До рекорда штата не дотянул, но рыбаку — честь и хвала.

— И чем же он его тащил? Автопогрузчиком?

Она рассмеялась своим резким смехом и весело шлепнула его по плечу.

— А ты рыбак?

— Нет.

— Совсем?

— Ничего не имею против, но как-то не доводилось. — Тут он повернулся, и брови поползли вверх. Хопп была одета в элегантный деловой костюм в мелкую черно-белую клетку. В ушах — жемчужные сережки, на губах — алая помада.

— Вы… смотритесь впечатляюще, мэр.

— Так говорят про двухсотлетнюю сосну.

— Я хотел сказать — сногсшибательно, но решил, это будет невежливо.

Она расплылась в улыбке.

— Ты умный мальчик, Нейт.

— Это вряд ли. Разве что чуть-чуть.

— Если уж я нашла возможность вырядиться, то и ты уж постарайся произвести впечатление. Это же рекламное мероприятие. Кстати, не пора ли нам начинать? Давай я тебя представлю членам городского совета. А потом будем речи говорить. — Она взяла его под руку и повела, как ведут кавалера через зал, где собрались гости. — Говорят, уже с братцами Мэки разбираться пришлось?

— Повздорили они из-за кино. Какой вестерн с Джоном Уэйном лучше.

— Лично мне больше нравятся фильмы с Клинтом Иствудом. Ранние. Эд Вулкотт, иди-ка сюда, познакомься с нашим полицмейстером.

Вулкотт, суровый мужчина лет пятидесяти, пожал ему руку как заправский политик. У него были густые седые волосы, зачесанные назад. Лицо — словно высечено из камня. Через левую бровь шел едва заметный белый шрам.

— У меня здесь банк, — сообщил он. Вот и объяснение темно-синему костюму и галстуку в полоску. — Надеюсь, вы у нас тоже скоро счет откроете.

Далее его представили Деб и Гарри Майнер, державшим Угловой магазин, отцу Питера — Уолтеру Нотти, охотнику и заводчику ездовых собак. Все это были члены городского совета.

— Еще подойдет наш доктор, Кен Дарби, — когда освободится.

— Не страшно, если и опоздает, — чувствую, мы тут надолго.

Еще он познакомился с Бесс Мэки, тощей, как жердь, обладательницей выкрашенных хной волос. Она встала перед ним лицом к лицу, скрестила руки на сухонькой груди и повела носом.

— Говорят, вы сегодня моих голодранцев одолели?

— Можно и так сказать, мэм.

Она еще раз резко втянула носом воздух и покивала:

— Вот и хорошо. В другой раз стукните их как следует лбами, избавьте меня от этой заботы.

Она отошла, а Нейт подумал: «Учитывая обстоятельства — вполне теплый прием».

Хопп провела его к сцене, где были приготовлены несколько стульев — для нее, для Нейта и для Эда Вулкотта, который был еще и вице-мэром.

— Начнем с Деб, — объяснила Хопп. — Она сделает кое-какие объявления и расскажет о наших текущих делах. Потом выступит Эд, а передаст слово мне. Я, в свою очередь, — тебе. После тебя закругляемся. Ну, может, еще на вопросы придется ответить.

У Нейта екнуло сердце.

— Хорошо.

Хопп подвела его к стулу, сама тоже села и кивнула Деб Майнер.

Деб, плотная особа с миловидным личиком в обрамлении пышных светлых волос, появилась на сцене и прошла к трибуне.

Она стала поправлять микрофон, который ответил писком и визгом, разнося ее покашливание по всему залу.

— Всем добрый день. Прежде чем мы перейдем к основной повестке, хочу сделать несколько объявлений. Новогодний праздник в «Приюте странника» начнется в девять. Будет живая музыка, группа «Карибу». Пустим для них шапку по кругу, так что не скупитесь. В следующую пятницу, с пяти часов, в школе благотворительный ужин, сборы пойдут на форму для хоккейной команды. У нас хорошие шансы в региональном чемпионате, так пусть у ребят будет приличная форма. Стоимость билета включает оплату салата, хлеба и безалкогольного напитка. Взрослый билет — шесть долларов, детям до двенадцати — четыре. До шести лет — бесплатно.

После этого она стала рассказывать о предстоящем вечере кино. Нейт слушал вполуха, пытаясь справиться с волнением.

И тут вошла она.

Красный цвет аляски и что-то в ее походке не оставляли сомнений: это была та женщина, которую он вчера видел в окно. Капюшон был снят, на голове у нее была черная вязаная шапочка.

Из-под нее на плечи струились прямые черные волосы.

На фоне двух контрастных цветов ее лицо с высокими скулами казалось очень бледным. И через весь зал было видно, какие синие у нее глаза. Ярко-ярко-синие и словно прозрачные.

Холщовая сумка через плечо, мешковатые, мужского покроя брюки и потрепанные черные сапоги.

Эти льдисто-синие глаза были устремлены на него и оставались неподвижны все время, пока она пробиралась по центральному проходу до места рядом с поджарым мужчиной, судя по виду — коренным жителем.

Они не обмолвились ни словом, но Нейт видел, что эти двое хорошо понимают друг друга — хотя и не в интимном смысле. Женщина сбросила парку, а Деб тем временем перешла к теме предстоящего хоккейного матча.

Под паркой у нее был свитер оливково-зеленого цвета. А под свитером, насколько Нейт мог судить, — крепкое, тренированное тело.

Он пытался понять, хорошенькая она или нет. Скорее, нет — брови строгие, прямые, нос чуть длинноват, а рот — великоват.

Мысленно Нейт отмечал про себя ее недостатки, но внутри у него екнуло. «Интересное дело, — подумал он. — Несколько месяцев, как бабу не видел — что в его состоянии было и к лучшему. А вот теперь эта Снежная королева заставила кровь бежать быстрее».

Она открыла рюкзак и достала коричневый бумажный пакет. И, к его изумлению, выудила оттуда горсть попкорна. Принялась с аппетитом жевать, не забыв угостить и соседа. Деб тем временем закончила свои объявления.

На трибуну поднялся Эд и стал рассказывать о результатах деятельности городского совета. Судя по его словам, результаты были впечатляющими. Незнакомка между тем достала термос и налила в крышку черного кофе — так это, во всяком случае, выглядело на расстоянии.

Интересно, кто она такая? Дочь этого аборигена? Судя по возрасту, вполне вероятно. Но внешнего сходства не наблюдается.

Под его пристальным взглядом она нимало не смущалась и, тоже не сводя с него глаз, продолжала как ни в чем не бывало прихлебывать кофе.

Эд передал микрофон Хопп, и публика аплодисментами приветствовала своего мэра. Нейт сделал над собой усилие и опять стал следить за происходящим.

— Не буду тратить время на разглагольствования, — сказала Хопп. — В свое время мы добились городского статуса потому, что хотели сами о себе позаботиться в духе традиций нашего великого штата. Мы проголосовали за создание полицейского участка и формирование хоть и маленького, но отряда полиции. Тут разгорелись жаркие споры, и много было сказано и доброго, и нелицеприятного. Суть спора сводилась к тому, приглашать ли на должность начальника полиции человека со стороны, опытного полицейского, никак не связанного с Лунаси. Справедливого, умного и способного поддерживать правопорядок беспристрастно и честно. И сегодня он это уже доказал, когда взял под арест Джима Мэки за драку с братом в «Приюте».

По залу понеслись смешки, а братья Мэки, оба — с фонарями под глазом — заулыбались.

— Еще и штраф платить заставил! — выкрикнул Джим.

— И принес лишние две сотни городской казне. Если и дальше так будете отличаться, глядишь, на ваши деньги пожарную машину купим. Игнейшус Бэрк прибыл к нам из Балтимора, штат Мэриленд, где на протяжении одиннадцати лет служил в городском департаменте полиции, из них восемь лет — в должности детектива. Нам повезло, что на наше предложение откликнулся профессионал такого уровня. Давайте же поприветствуем нашего нового шефа полиции.

Смутившись от аплодисментов, Нейт поднялся и подошел к трибуне без единой мысли в голове. Из толпы кто-то крикнул:

— Чичако!

На крикуна зашикали, а кое-кто заспорил о справедливости данной оценки. От злости он вмиг позабыл о своем мандраже.

— Да, верно, я чичако. И еще — чужак. Приезжий. Я к вам прямо с Большой земли.

Он оглядел зал, шум утих.

— Мои познания об Аляске ограничиваются тем, что я читал в путеводителях, в Интернете или видел в кино. Об этом городе я знаю не намного больше, если не считать того, что здесь зверски холодно, братья Мэки любят друг дружку мутузить и у вас такие виды, что дух захватывает. Но я знаю, что такое быть полицейским, и поэтому я здесь.

«Точнее — знал раньше», — подумал он, и ладони у него вспотели.

Больше в голову ничего не лезло, и он уже мысленно приготовился к позору, но тут встретился с глазами женщины в красном. С ее льдисто-синими глазами. Губы ее слегка изогнулись, она поднесла ко рту чашку и не сводила с него глаз.

Слова стали произноситься сами собой, возможно, они были обращены к ней одной.

— Я вижу свою работу в том, чтобы защищать этот город и хранить его покой. Именно этим я и стану заниматься. Может, кому-то и не понравится, что какой-то приезжий будет говорить ему, что и как надо делать, но придется нам всем привыкать. Я сделаю все, что будет от меня зависеть. А вам решать — хорошо это или нет. Вот и все.

Раздались неуверенные хлопки, зал подхватил. К своему удивлению, Нейт опять смотрел в глаза той женщины. Ее крупный рот дрогнул в улыбке.

Он слышал, как Хопп объявляет собрание закрытым. К нему стали рваться с вопросами какие-то люди, и он потерял эту женщину в толпе. А когда нашел, красная парка уже двигалась к выходу.

— Кто это был? — Он тронул Хопп за локоть. — Та женщина, что пришла позже? В красной парке, с голубыми глазами, волосы черные?

— Это Мег. Мег Гэллоуэй. Дочка Чарлин.

Ей хотелось как следует его разглядеть. Получше, чем вчера, когда она заметила его фигуру в окне. Вид у него тогда был задумчивый и нерадостный.

И внешне он на эту роль вполне подходил, только при ближайшем рассмотрении взгляд оказался не столько горьким, сколько печальным.

А жаль. Ей больше подошел бы горький.

Он неплохо держался, это факт. Проглотил оскорбление — ох, уж этот Бинг! — произнес речь и почти не запинался.

По ее мнению, если уж соглашаться на то, что по городу будет рыскать полиция, то уж лучше на такой вариант. Впрочем, ее это нисколько не волновало, главное, чтобы ее никто не трогал.

Поскольку она все равно находилась в городе, Мег решила заодно выполнить несколько заказов и затариться продуктами.

На дверях Углового висела табличка «ЗАКРЫТО». Мег вздохнула. Потом выудила из рюкзака связку ключей, нашла нужный и отперла дверь.

Взяла две пустые коробки и принялась деловито их загружать. Крупы, макароны, яйца, консервы, туалетная бумага, мука, сахар. Заполнив одну коробку, Мег взялась за вторую.

Она тащила к кассе пятидесятифунтовый мешок собачьего корма, когда дверь распахнулась и вошел Нейт.

— Закрыто, — задохнулась Мег.

— Вижу.

— Раз видишь — что ты тут делаешь?

— Занятно. Это я у тебя хотел спросить.

— Да так, кое-что понадобилось. — Она зашла за прилавок, достала две коробки патронов и присовокупила к своим покупкам.

— Я догадался, но обычно, когда человеку кое-что понадобилось, а он берет это из запертого магазина, это называется кражей.

— Это я слышала. — Она взяла из-под прилавка амбарную книгу и пролистала до нужной страницы. — Полагаю, на Большой земле за это арестовывают.

— Совершенно верно.

— Ты и в Лунаси собираешься такую политику проводить?

— Собираюсь. А как же!

Она хохотнула, отыскала ручку и стала записывать.

— Ну, вот что, дай мне тут закончить, а потом можешь вести в тюрьму. Итого за сегодняшний день у тебя уже будет три ареста. Рекорд.

Он облокотился на прилавок и отметил про себя, что она аккуратно заносит все свои покупки в книгу.

— Зря только время потрачу.

— Это точно, но у нас тут дефицита времени не наблюдается. Черт, мыло забыла. Не достанешь? Вон на той полке, «Мэрфи».

— Конечно. — Он принес ей бутылку жидкого мыла. — Вчера я тебя видел из окна.

Она записала мыло.

— Я тебя тоже.

— Ты — полярный летчик?

— И не только. — Она подняла на него бесстрашный взор. — Летчик — это только малая часть.

— А чем еще занимаешься?

— Городской легавый должен это сам распознать.

— Кое-что могу прямо сейчас сказать. Ты сама готовишь. Держишь собаку. А может, и двух, и немаленьких. Ты сама себе голова. Честна, во всяком случае — когда это тебе выгодно. Кофе пьешь черный, а попкорн любишь с маслом.

— Ну, это все на поверхности. — Она постучала ручкой по книге. — А что, шеф Бэрк, слабо поглубже копнуть?

«Прямолинейная», — подумал он. И решил подыграть:

— Я подумаю.

Она улыбнулась своей полуулыбкой, правый уголок рта чуть выше левого.

— Чарлин тебя еще не захомутала?

— Не понял?

— Я спрашиваю, Чарлин уже оказала тебе особо теплый прием?

Он и сам не знал, что его разозлило — вопрос или тот холодный тон, каким он был задан.

— Нет.

— Не в твоем вкусе?

— Пожалуй, нет. А еще не в моем вкусе — обсуждать в таком тоне твою маму.

— Да ты у нас чувствительный, да? Не волнуйся. Все знают, что Чарлин ни одного симпатичного мужичка не пропустит. Но дело в том, что я не пользуюсь объедками с ее стола. Но поскольку ты к таковым не относишься, возможно, я и дам тебе шанс копнуть глубже.

Она закрыла амбарную книгу и убрала на место.

— Не поможешь в машину загрузить?

— Конечно. А ты разве не на самолете прилетела?

— На самолете. Но мы с одним другом махнулись транспортными средствами.

— Хорошо. — Он взял мешок с собачьим кормом на плечо.

На улице ее ждал пикап красного цвета. В кузове лежала резина. В кабине в специальной стойке стояли дробовик и винтовка.

— Ты охотишься? — спросил он.

— Смотря на кого. — Она закрыла борт кузова и улыбнулась. — Как тебя сюда занесло, шеф Бэрк?

— Нейт. Зови меня Нейт. Я тебе скажу, когда сам узнаю.

— Что ж, довольно честно. Может, на Новый год увидимся. Посмотрим, как мы умеем общаться с народом.

Она села в машину, включила зажигание. И под знакомую мелодию «Аэросмит» вырулила на дорогу. Она поехала на запад, туда, где солнце уже склонялось за горные вершины. Горы сияли золотом, а в воздухе сгущались сумерки.

Нейт посмотрел на часы — четверть четвертого.

ГЛАВА 4

Запись в дневнике 14 февраля 1988 года

Ну и мороз! Мы об этом не говорим, чтобы не свихнуться, но здесь я напишу. А когда-нибудь потом — скажем, в июле, сидя на веранде с баночкой пива, обмазанный мазью от комаров, которые тучами будут виться вокруг, — я буду смотреть на эту Стерву и вспоминать, как все было.

Я буду знать: я там был, я это сделал. И пиво от этого будет только слаще.

Но пока на дворе февраль, до июля еще дожить надо. А здесь нами правит Стерва.

Из-за ветра мороз ощущается градусов в тридцать пять — сорок.

При таких температурах пара градусов в ту или другую сторону уже не имеют значения. Из-за мороза у нас отказал один фонарь, и у меня сломалась «молния» на парке.

Поскольку ночь длится шестнадцать часов, ставить и снимать палатку нам приходится затемно. Отлить — и то превращается в утомительную и унизительную задачу. Но мы не падаем духом. По большей части.

Такого опыта нигде не купишь. Когда мороз дерет тебе так, как можно жить только в горах. Если набраться смелости и на минутку выйти из укрытия, перед тобой предстанет северное сияние, такое яркое, такое электрическое, что кажется, схвати его — и можно будет от него подзарядиться. И тогда понимаешь, что хочешь жить только здесь.

Мы продвигаемся медленно, но не отказываемся от своей цели — покорить вершину. Нас сильно задержали снежные завалы — какое-то время назад тут прошла лавина. Интересно, сколько ребят здесь стояли лагерем, до того как лавина накрыла их всех и смела с лица земли. И как скоро гора шевельнется, расправит плечи и погребет под снегом пещеру, которую мы так старательно себе копали.

О том, как обойти эти завалы, у нас вышел короткий спор на повышенных тонах. Моя взяла. Сколько времени мы потратили на то, чтобы их обогнуть, а в других местах — через них пробиться. Но быстрее этого сделать было бы нельзя, кто бы что ни говорил. Это опасное место, известное как Зыбучий перевал — ледник тут уходит из-под ног. Ты этого не видишь и не ощущаешь, но лед скользит под тобой и может затянуть, ведь под этой заснеженной страной — расщелины, которые только и ждут, чтобы стать твоей могилой.

Мы пробирались вверх по хребту Одиночества, звенели ледорубы, мороз склеивал ресницы, а обойдя Чертово жерло, пообедали на скатерти из девственно чистого снега.

И солнце было как шар из золотистого льда.

Я щелкнул несколько кадров, но побоялся, что камера на морозе сломается.

После обеда мы двинулись дальше. Не сказать, чтобы условия изменились к лучшему, зато желания было хоть отбавляй. Может, благодаря спиду[3], который мы приняли на сладкое, но мы пинали и поносили эту гору — и друг друга — с такой энергией, что диву даешься. Несколько часов кряду мы врубались подошвами в снег, а золотой шар уже катился вниз и наливался злобным оранжевым цветом, отчего снег на склоне будто заполыхал. А потом нас накрыла непроглядная тьма.

Колышки для палатки мы ставили, светя себя фонарями, прикрепленными на голове. Мы заночевали. Слушали, как ветер ревет в ночи, и расслаблялись посредством простенькой травки. День выдался удачный.

Нам понравилось называть друга друга именами героев «Звездных войн». Мы теперь Хэн, Люк и Дарт. Я — Люк. Для прикола мы изображали, что находимся на ледяной планете Хот и должны уничтожить оплот Империи. Это, конечно, делает Дарта нашим противником, но от этого игра еще прикольнее.

Главное — держаться на плаву, а как — неважно.

Сегодня мы хорошо продвинулись, но я замечаю — мы стали дерганые. Какое удовольствие — вонзать в тело этой Стервы свой ледоруб, продираться вверх по дюйму. Мы много орали и ругались, поначалу — чтобы подстегнуть друг друга, потом — от злости, что на нас посыпались глыбы льда. Дарт схлопотал по роже и потом целый час срывал на мне зло.

Был момент, когда я испугался, что он совсем потеряет над собой контроль и попытается разбить физиономию и мне. Я и сейчас чувствую, как он вынашивает злобный план и периодически бросает мне в затылок дикий взгляд. Хэн же тем временем уже почти заглушает своим храпом рев ветра.

У него это пройдет. Мы одна команда, и у каждого в руках жизни его товарищей. Завтра двинемся дальше, и у него это пройдет.

Пожалуй, нам стоило бы сбавить темп, но пара колес обычно придают тебе сил, и перестаешь замечать и мороз, и усталость.

Это ни с чем нельзя сравнить. Ослепительный снег, звон ледорубов, скрип снега под ногами, скрежет кошек, впивающихся в скалу, свободное падение на веревке и огненно-ледяной закат.

Даже сейчас, когда я, скрючившись в палатке, пишу эти строки и в животе у меня революция от съеденного на ужин сублимированного мяса, все тело болит от непомерных нагрузок, а в мозгу засел страх обморозиться и сдохнуть, — я бы все равно не захотел оказаться ни в каком другом месте.

К семи часам Нейт решил, что на сегодня достаточно. Радиотелефон у него с собой. Если кто вздумает звонить в участок во внеурочное время, звонок будет переведен на его телефон.

Он бы предпочел поужинать в номере, один, в тишине, чтобы разгрузить мозги от всей информации, которая в них сегодня была утрамбована. И вообще — он бы лучше побыл один.

Но в этом городе ничего не достигнешь, если станешь сторониться людей, вот почему он вошел в ресторан и сел в пустую кабинку.

Из соседнего зала доносился стук бильярдных шаров и тоскливое кантри из музыкального автомата. В баре сидели несколько человек и, потягивая пиво, смотрели трансляцию хоккейного матча. Обеденный зал был заполнен наполовину, обслуживала сегодня незнакомая Нейту официантка.

Через зал к нему пробрался человек, представленный Хопп как Профессор.

На нем был все тот же твидовый пиджак, из кармана торчал томик «Улисса», а в руке он нес кружку пива.

— Не помешаю?

— Милости прошу.

— Джон Малмонт. Если зашел выпить — быстрее у стойки получится. Если поесть, то Сисси сейчас тебя обслужит.

— Я — поужинать, спешить некуда. Сегодня тут оживленно. У вас всегда так?

— В городе всего две точки, где накормят горячим, если нет желания готовить самому. А крепкие напитки вообще только здесь подают.

— Тогда все понятно.

— Лунатики — то бишь жители этого города — народ общительный, по крайней мере со своими. В праздники тут вообще яблоку негде упасть. Сегодня палтус особенно удался.

— Да? — Нейт раскрыл меню. — А ты тут давно живешь?

— Да уже шестнадцать лет. Вообще-то, я из Питтсбурга, — добавил он, предупреждая вопрос. — Раньше в Карнеги-Мелоне преподавал.

— Что именно?

— Преподавал английскую литературу честолюбивым юнцам. Из которых многие избрали для себя нахальную роль критиков и безжалостных рецензентов давно почивших белых джентльменов, каковых им приходилось изучать.

— А сейчас?

— А сейчас я преподаю литературу и писательское мастерство скучающим тинейджерам, многие из которых предпочли бы другое занятие, вместо того чтобы постигать тайны словесности.

— Привет, Профессор!

— Сисси! Шеф Бэрк, познакомьтесь, это Сесилия Фишер.

— Рад встрече, Сисси. — Девица была тощая, как швабра, короткие волосы были выкрашены в несколько оттенков красного и торчали во все стороны, а в левую бровь была вдета серьга.

Девушка лучезарно улыбнулась.

— Я тоже. Что вам принести?

— Давай палтус. Говорят, он у вас вкусный.

— Еще бы. — Она черкнула в блокноте. — Как приготовить?

— На гриле можно?

— Отлично! К палтусу подается фирменный салат, заправка — по вашему выбору. Рекомендую тоже фирменную, это что-то необыкновенное. Большой Майк сам колдует. Что на гарнир будете — печеный картофель, пюре, фри или рис?

— Рис.

— Пить что будете?

— Мне только кофе, спасибо.

— Кофе сейчас принесу.

— Симпатичная девчонка, — прокомментировал Джон, протирая очки белоснежным носовым платком. — Приехала сюда года два назад в компании альпинистов-любителей. А парень, с которым она прибыла, возьми да и дай ей отставку. Можно сказать, на улицу выставил с одним рюкзаком. Даже денег на обратную дорогу не дал. Но она решила не уезжать. Чарлин ее приютила и дала работу.

Он отхлебнул пива.

— Через неделю парень за ней вернулся. Но тут он, как на грех, Чарлин на глаза попался.

— Чарлин?

— Да, она у нас никого не пропускает. Мальчишка только взглянул на эти сиськи — и про барышню свою и думать забыл. Так без нее и уехал. — Джон повернулся, в глазах у него застыла тоска и нежность.

Нейт проследил за его взглядом — по залу плыла Чарлин с кофейником в руке.

— Вы только поглядите! — пропела она. — Два самых красивых мужика в Лунаси — и за одним столом! — Чарлин налила Нейту кофе, после чего юркнула в кабинку рядом с ним. — И о чем это вы тут секретничаете?

— Естественно, о красивой женщине. — Джон взял в руки кружку. — Приятного аппетита, шеф.

— Итак… — Чарлин изогнулась так, чтобы ее грудь коснулась руки Нейта. — О какой женщине речь?

— Джон мне рассказывал историю трудоустройства Сисси.

— Да? — Она провела языком по ярко накрашенным губам. — Ты что же, Нейт, глаз на мою официантку положил?

— С единственной надеждой, что она быстро принесет мне ужин. — Удрать он не мог — будет выглядеть да и чувствовать себя круглым идиотом. Вдобавок при малейшем движении он касался той или иной части ее тела. — Братья Мэки уже возместили ущерб?

— Час назад тут были. Не поскупились. Хочу тебя поблагодарить за заботу, Нейт. Теперь, когда ты рядом, мне куда спокойней.

Она подсела еще ближе, так что на него призывно пахнуло духами.

— Трудно женщине в таком месте. Зимой ночи длинные. Замерзаешь. Страдаешь от одиночества. Мне нравится знать, что такой мужчина спит со мной под одной крышей. Может, как-нибудь пообщаемся?

— Чарлин, это… Ладно, будем считать это предложением. — Ее рука скользнула вверх по его ноге. Он решительно переложил ее на стол, хотя и почувствовал возбуждение. — Для начала достаточно будет общения за этим столом.

— А я рассчитываю на большее. А то что это за общение — на ходу?

— Ха-ха. — Если она и дальше будет так жаться к нему, то, учитывая, сколько времени он постился, ему и минуты будет много. — Чарлин, ты мне симпатична, на тебе глаз отдыхает, но не думаю, что нам с тобой пойдет на пользу, если мы станем… общаться. Я пока тут только осматриваюсь.

— Я тоже. — Она накрутила на палец прядь его волос. — Если бессонница одолеет — только звякни. Я покажу тебе, что у меня в заведении называется полным сервисом.

Не спуская с него небесно-голубых глаз, она выбралась из кабинки — успев при этом снова скользнуть рукой по его бедру. Проводив взглядом ее вихляющий зад, он издал протяжный вздох.

Спал он плохо. Из головы никак не шли эти дочки-матери. А темень стояла кромешная. Первобытный мрак, гнавший человека в теплую пещеру — под бок к теплой женщине.

Он долго не гасил свет — сначала читал городские указы и постановления, потом думал и в конце концов так при свете и заснул. Разбудил его будильник.

День он начал так же, как вчера — с завтрака в компании малыша Джесси.

Он жаждал рутины. И чем более нудной и однообразной она будет, тем лучше. Чтобы не надо было ни о чем думать и беспокоиться о том, что находится за пределами накатанной колеи. Здесь можно изображать какую-то деятельность: улаживать мелкие ссоры, видеть изо дня в день одни и те же лица, слышать одни и те же голоса, выполнять одну и ту же работу, как заведенный.

Он станет белкой в колесе. И может статься, этот невероятный холод спасет его от разложения. И никто не узнает, что он давно уже умер.

Ему нравилось часами сидеть в кабинете и раскидывать по всему личному составу, включая себя, поступающие вызовы. Пока еще он выезжал на вызов в сопровождении одного из замов — чтобы быстрей войти в курс дела.

Что до личного состава, то он умело с ним управлялся. Питеру было всего двадцать три года от роду, он прожил в этих краях всю жизнь и знал тут всех и каждого. А кроме того, он был парень симпатичный, и все его любили.

Отто Грубер, отставной сержант морской пехоты, когда-то ездил на Аляску на охоту и рыбалку. А восемнадцать лет назад, после первого развода, решил перебраться сюда жить. На Большой земле у него было трое взрослых детей и четверо внуков.

Он женился снова — на какой-то блондинке, по версии Пич — обладательнице более внушительного бюста, нежели коэффициента интеллектуального развития, — а через два года опять развелся.

Оба они считали, что Нейт занял их место. Но если Питера решение городского совета пригласить человека со стороны не на шутку взбесило, то Отто, привычный исполнять приказы, покорно согласился на роль заместителя.

Что до Пич, служившей для Нейта главным источником информации, то она жила на Аляске уже больше тридцати лет — с тех пор, как она с дружком удрала из Мейкона в Центральной Джорджии. Они поженились и осели в Ситке. Бедный парень, он погиб через полгода — утонул в море на рыболовецком траулере.

Пич вышла замуж во второй раз и с этим вторым мужем — внушительным, медведеподобным мужчиной недурной наружности — много лет прожила в домике в лесу, кормясь с земли, если не считать периодических набегов на тогда еще только зарождающийся городишко Лунаси.

Когда и этот муж умер — попал в пургу на озере и замерз, не добравшись до дома, — Пич собрала вещи и перебралась в город.

Она еще раз вышла замуж, но неудачно, и быстро выставила своего пьянчугу-мужа за дверь, да так убедительно, что он бежал до самой Северной Дакоты, откуда в свое время и приехал.

Появись на горизонте подходящая кандидатура, она бы и от четвертого брака не отказалась.

Пич ввела новое начальство в курс городских интриг и сплетен. Оказалось, что Эд Вулкотт хотел бы занять место мэра, но спихнуть Хопп ему вряд ли удастся, придется ждать, пока ей самой не надоест. Его жена Арлин любит позадирать нос, но она ведь из богатеньких, так что ничего удивительного.

Бинг Карловски, как и Питер, живет тут всю жизнь, отец у него русский, а мать — норвежка. Мать в семьдесят четвертом сбежала с одним пианистом, Бингу тогда было тринадцать. Папаша — а этот мог пинту водки за один присест уговорить — спустя двенадцать лет вернулся в Россию, забрав с собой сестру Бинга — Надю.

Поговаривали, она тогда была беременна, причем от женатого.

Муж Розы Дэвид — гид, причем очень хороший, а в свободное время подрабатывает то тут, то там.

У Гарри и Деб двое детишек, мальчишка задает жару, а вообще-то в семье верховодит Деб.

Этим сплетни не исчерпывались. Пич всегда было что рассказать. Нейт понял, что через неделю-другую будет знать все, что ему нужно, о Лунаси и его жителях. И тогда работа еще больше сделается похожа на движение по наезженной колее.

Но всякий раз, стоя у окна и глядя, как солнце восходит из-за гор, озаряя их золотыми лучами, он чувствовал, что в его душе еще теплится какая-то искра. Маленький огонек, позволяющий чувствовать себя живым.

Боясь, как бы этот огонек не разгорелся во всю силу, Нейт поспешно отворачивался от окна.

На третий день работы Нейту пришлось разбираться с ДТП с участием пикапа, внедорожника и лося. Лосю повезло больше всех, сейчас он стоял метрах в пятидесяти от искореженных автомобилей и с любопытством смотрел на разыгрывающееся представление.

Нейт впервые в жизни видел живого лося — оказавшегося к тому же намного крупнее и страшнее, чем он представлял.

В приемной больницы ждали двое. Молодая женщина со спящим малышом на руках и старик в грязном коричневом комбинезоне, посасывающий трубку.

За стойкой сидела женщина. Она читала любовный роман — судя по изображенной на обложке паре в пылких объятиях. При виде Нейта она подняла голову:

— Шеф Бэрк?

— Так точно.

— Я Джоанна. Доктор сказал, если захотите, можете пройти. Он в первой смотровой обрабатывает Хоули. Во второй занимаются Эдом.

— А Отто где?

— Он в кабинете. Звонит Бингу.

— Пойду к Хоули. Как туда пройти?

— Я вас провожу. — Она заложила страницу и пошла по коридору направо. — Это здесь. — Она постучала в дверь. — Доктор? Пришел шеф Бэрк.

— Пусть войдет.

Обычная смотровая. Стол, умывальник, вращающееся кресло. Врач был в байковой рубахе, в распахнутом вороте просматривалось теплое белье. Он зашивал Хоули порез над глазом. Когда Нейт вошел, доктор на секунду отвлекся от своего занятия.

Молодой, лет тридцати пяти, подтянутый, с белокурой бородой и курчавыми светлыми волосами. Зеленые глаза скрывали очки с небольшими круглыми стеклами.

— Кен Дарби, — представился он. — Я бы подал вам руку, но они у меня заняты.

— Рад познакомиться. Ну как пациент?

— Несколько порезов и ушибов. Повезло тебе, Хоули.

— Ты мою машину еще не видел. Черт бы его побрал. Этот Эд водит, как восьмидесятилетняя старушка, потерявшая очки.

— Придется вам подышать в эту трубку.

Хоули с сомнением посмотрел на алкометр.

— Я не пьян.

— Тогда тем более проблем нет, так ведь?

Хоули поворчал, но подчинился. Кен как раз закончил накладывать швы.

— Ну-ка, посмотрим, — сказал Нейт. — На границе нормы. Стало быть, мне решать, штрафовать вас или нет за вождение в нетрезвом виде.

— Вот же пакость.

— Но поскольку прибор показывает границу нормы, а вы никаких признаков неадекватности не проявляете, то я ограничусь предупреждением. В следующий раз, когда поедете на подледный лов и пропустите пару рюмок, за руль, уж будьте любезны, не садитесь.

— А мне теперь и садиться не за что.

— Поскольку с лося спрос невелик, придется вашей страховой компании разбираться со страховщиком Эда. Хоули, еще у вас два штрафа за превышение скорости.

— А, радары… Это все мерзавцы в Анкоридже придумали.

— Возможно. Как получите машину из ремонта, постарайтесь не нарушать скоростной режим, а если выпить случится — наймите кого-нибудь, чтобы вас отвез. И мы с вами прекрасно поладим. Вас подвезти?

Хоули почесал в затылке. Кен уже обрабатывал ему царапину на лбу.

— Пожалуй. Мне надо бы на пикап свой взглянуть. И с Бингом переговорить.

— Как закончите тут, приходите в участок. Мы вас отвезем домой.

— И это будет справедливо.

Эду решение Нейта понравилось куда меньше. Он сидел на койке в смотровой, на щеках были следы ожогов от подушек безопасности, губа распухла — в момент столкновения он ее прикусил.

— Он же пьяный был!

— В пределах нормы. По сути дела, виновник аварии — лось, а в лес штрафную квитанцию не пошлешь. Не повезло вам, вот и все. Лось помешал двум автомобилям разъехаться. Но вы оба застрахованы, чего, полагаю, не скажешь о лосе. Серьезно никто не пострадал. Я бы сказал, легко отделались.

— Я бы не назвал это везением, шеф. Машина в кювете, лицо разбито.

— Это с какой стороны посмотреть…

Эд встал и вздернул подбородок.

— Так-то вы собираетесь обеспечивать в Лунаси правопорядок?

— В основном.

— Мне казалось, мы вам платим не только за то, чтобы вы просиживали штаны в кабинете.

— В данном случае я их просиживал в автомобиле, когда выезжал на аварию.

— Мне ваш тон не нравится. Можете не сомневаться, я обсужу сегодняшний инцидент и ваше поведение с нашим мэром.

— Очень хорошо. Вас подвезти домой или в банк?

— Как-нибудь сам доберусь.

— Тогда я вас не задерживаю.

В коридоре он столкнулся с Отто. Единственным признаком, по которому можно было понять, что он слышал разговор, были поднятые брови. Но когда они вдвоем вышли на улицу, Отто заговорил:

— Врага себе нажил.

— А мне казалось, я так дружелюбен — больше не бывает. — Нейт пожал плечами. — Вряд ли можно ожидать от человека приветливости, когда машина разбита, а на лицо накладывают швы.

— Это уж точно. Эд у нас любит важничать, да и покомандовать не прочь. Денег у него больше, чем у кого бы то ни было, и он не любит, когда об этом забывают.

— Хорошо, что предупредил.

— Хоули мужик что надо. В лесу ориентируется, как у себя дома, и в горы мастерски ходит. К тому же колоритный. Туристы таких любят. По большей части он никого не трогает. Попивает, но не надирается. Сказать, что я думаю? Ты вынес справедливое решение.

— А это — самое главное. Спасибо. Оформишь? А я пока съезжу посмотрю, как там наш тягач.

Это был лишь предлог, но он об этом умолчал.

Бинга он застал в компании угрюмого невысокого мужика, откапывающего внедорожник из канавы. Положение обязывало остановиться, выйти из машины и спросить, не нужна ли помощь.

— Сами справимся. Не впервой. — Бинг швырнул лопату снега прямо Нейту под ноги.

— Тогда не буду мешать.

— Козел, — прошипел Бинг ему в спину. Нейт обернулся. Подумал.

— Козел — это лучше, чем чичако, или хуже?

Коротышка фыркнул, воткнул лопату в снег и оперся на нее. Бинг смерил Нейта взглядом.

— То же самое.

— А… Я просто уточнил.

Нейт сел в машину, Бинг ухмылялся ему вслед.

Он поехал дальше от города, дорога огибала озеро.

Он заранее удостоверился, что Мег живет именно в этой стороне, и сейчас убедился, увидев на заледеневшей глади озера ее самолет.

Он свернул на боковую дорогу — судя по всему, вырубленную прямо в лесу, — и подъехал к дому.

Он и сам не знал, чего ожидал, но уж точно — не такого. Уединенное место и головокружительные виды, открывающиеся во все стороны, были в порядке вещей. Какое местоположение — такие и виды.

Но дом оказался на удивление милым. Насколько он понял, это был усовершенствованный вариант лесной избушки. Дерево, стекло, крытое крыльцо с двух сторон, на окнах — ярко-красные ставни.

От подъездной дорожки к переднему крыльцу вела вырубленная в снегу тропинка. От дома к другим постройкам были протоптаны тропинки поуже. Одна из этих построек, примерно на полпути к лесу, стояла на сваях.

На крыльце была аккуратно сложена поленница.

Солнце уже величаво вставало из-за гор, заливая землю бледным рассветом. На крыше дома было три трубы, из одной вился дымок.

Нейт поставил машину и заглушил двигатель.

До него донеслись звуки музыки.

Они заполняли весь мир. Над бескрайней белой пустыней вместе с рассветными лучами лился сильный и нежный женский голос в сопровождении струнных и духовых.

Нейт вышел из машины, и этот голос взмыл над ним, как если бы он рождался из самого воздуха, из земли или с небес.

Тут он увидел ее — красная аляска, движущаяся по белому пространству между озером и домом. Рядом с женской фигурой трусили две собаки.

Он не стал ее окликать — не был уверен, что она услышит. Перед глазами словно застыла картина, и шторка воображаемого объектива захлопнулась: темноволосая женщина в красном, шагающая по девственно белой снежной равнине, по бокам — два красивых пса, а за спиной — величественные рассветные горы.

Собаки первыми увидели его, а скорее — учуяли. Воздух прорезал лай, нарушив гармонию природы и музыки. Псы рванули к нему со скоростью пули.

Он хотел было спрятаться в машине, но побоялся, что это лишь укрепит его положение чичако и козла.

Он остался стоять и принялся мысленно уговаривать собак, как заклинание повторяя одни и те же слова: «Хорошие собачки, добрые, умные собачки».

Он приготовился отразить бросок, молясь, чтобы тот пришелся не в горло. Взметнув столб снега, собаки остановились в каком-то футе от его ног. Они нетерпеливо подрагивали боками, обнажив зубы. Боевая стойка.

У обоих псов глаза были льдисто-голубые — точь-в-точь как у хозяйки.

Нейт выдохнул, выпустив клуб пара.

— Господи, — проговорил он. — Какие же вы красавцы!

— Рок! Булл! — позвала собак Мег. — Это свой.

Псы мгновенно расслабились и принялись обнюхивать пришельца.

— Если погладить — руку не откусят? — прокричал он.

— Теперь уже нет.

Поверив на слово, он, не снимая перчатки, погладил и даже потрепал одну собаку, потом другую, а те уже дружелюбно жались к нему.

— А ты не робкого десятка, Бэрк.

— Я рассудил, что в их представлении не являюсь лакомым куском. Это у тебя ездовые собаки?

— Нет. — Она уже подошла. Щеки от мороза порозовели. —Я на собаках не езжу, но предки у них — ездовые. А эти тут со мной наслаждаются жизнью.

— Глаза у них — в точности как у тебя.

— Наверное, в прошлой жизни я была лайкой. А ты тут как оказался?

— Да так… А что это у тебя за музыка?

— Лорина Маккеннит. Нравится?

— Потрясающе! Божественный голос. Она улыбнулась:

— Ты не в честь праздника решил прокатиться?

— Праздника? — Он напрягся.

— Ну, как же, Новый год.

— Ах, да! Нет. У нас на Озерном небольшое ДТП случилось. И я ищу главного свидетеля. Может, ты его видела. Здоровенный тип, на четырех ногах, в смешной шляпе. — Он изобразил руками рога.

«Милашка, — подумала Мег, — что же у тебя глаза такие грустные? Даже когда смеешься».

— Вообще-то, я тут таких даже двух видела.

— В таком случае придется снять с тебя показания.

— Не исключаю, что мне, возможно, понравится давать показания, это я решу позже. А сейчас мне нужно слетать в одно место. Я как раз шла загнать собак и выключить музыку.

— А куда конкретно?

— Да вот, взялась отвезти кое-какой груз в одно местечко. И надо поторапливаться, а то на праздник не успею. — Она вздернула подбородок. — Не хочешь составить компанию?

Нейт глянул на самолет и подумал: «В этой колымаге? Да ни за какие коврижки».

— Я на службе. Может, как-нибудь в другой раз.

— Конечно. Рок, Булл, домой! Я сейчас, — добавила она, повернувшись к Нейту.

Собаки резво побежали к будке — таковой оказалось одно из строений во дворе. Усовершенствованный вариант, украшенный тотемными рисунками в стиле первобытного искусства.

«Наслаждаются жизнью», — мысленно повторил он.

Мег скрылась в доме. В следующий миг музыка смолкла.

Она снова показалась в дверях, но уже с рюкзаком на плече.

— Пока, шеф. Потом решим, когда ты снимешь с меня то, что ты называешь показаниями.

— Буду ждать. Удачного полета.

Она снова тряхнула головой и зашагала к самолету.

Он проводил ее взглядом.

Зашвырнув поклажу внутрь, она залезла в кабину.

Было слышно, как завелся мотор, его оглушительный рев прорезал тишину. Завертелся винт, и самолет двинулся по льду. Лопасти крутились все быстрее, и в конце концов самолет оторвал лыжи ото льда и взмыл в небо.

В окно пилотской кабины он видел ее черные волосы и красную парку, потом осталось лишь смутное пятно.

Задрав голову, он смотрел, как она описывает круги, набирая высоту. Один раз она даже качнула крыльями, — попрощалась, решил он.

А потом растворилась в синеве.

ГЛАВА 5

По шуму можно было догадаться, что подготовка к празднику в разгаре. Лестничный проем и даже вентиляционные шахты сотрясались от танцевальной музыки. Гудели голоса — казалось, звук отлетает от стен и половиц. Раздавался смех. И топот ног — по-видимому, танцы уже начались.

Он сидел один в темноте.

На него накатила депрессия. Неожиданно, без предупреждения. Только что он сидел за столом и разбирал бумаги — и вдруг на него обрушилась черная тяжесть и придавила страшным весом.

Так случалось и раньше, и всякий раз — абсолютно внезапно. Ни малейшего замешательства, никакой тоски, и вдруг — резкий переход от света к тьме.

Это была не безнадежность. Безнадежность — это отсутствие надежды, а для этого надо иметь четкое представление о самой надежде. И это не было горе, отчаяние или гнев. С любой из этих эмоций он бы справился.

Это была пустота. Бездонная, пустая черная дыра, в которой нечем было дышать и которая поглощала его целиком.

Функционировать он мог и в этой пустоте, этому он уже научился. Если ничего не делать, люди не оставят тебя в покое, а их сочувствие и беспокойство будут лишь сильнее заталкивать в пучину.

Он мог ходить, говорить, существовать. Он только не мог жить. Такое у него было ощущение, когда на него накатывала эта пакость. Ходячая смерть — вот как он себя чувствовал.

Такое же ощущение у него было после гибели Джека, когда под действием наркотиков боль пузырилась и отступала, а мысли о случившемся устилали дорогу к забытью.

Но функционировать он мог.

Он закончил работу, запер участок. Приехал назад в «Приют», пошел наверх, к себе в номер. Разговаривал с людьми. Не помнил, с кем и о чем, но помнил, как двигал губами и изо рта вылетали слова.

Он поднялся к себе и запер дверь. И теперь сидел в темноте.

Какого черта он здесь делает, в этом захолустье? Холод, мрак, безлюдье… Неужели он такой прямолинейный, такой предсказуемый, что ничего другого не придумал, как выбрать себе город вечной зимы, в точности отражающий его внутреннее состояние?

И что он хотел доказать своим выбором? Тем, что приехал, нацепил жетон и делает вид, что ему по-прежнему нравится его работа? Прячется — вот что он на самом деле делает. Прячется от себя, от того, кем он был раньше, от того, что потерял. Но это же невозможно — прятаться от того, что сидит в тебе каждый час и каждую минуту и только того и ждет, чтобы выскочить и плюнуть тебе в лицо.

Он запасся таблетками. А как же! Привез с собой немалый запас. Таблетки от депрессии, таблетки от бессонницы, чтобы уснуть глубоко — без ночных кошмаров.

Все это он давно бросил пить, поскольку от депрессии или бессонницы лекарства не спасали, зато он переставал ощущать себя.

Вернуться он не мог, двигаться дальше — тоже, почему бы тогда не осесть тихонько здесь? Погрузиться в этот мрак. Погружаться в него все глубже и глубже, до тех пор, пока не останется никакой возможности выползти на свет из этой пропасти. В глубине души он понимал, что здесь ему самое место — в этой темноте и пустоте, здесь он может упиваться собственным страданием.

А что? В этом состоянии даже хозяйство вести можно. Находятся же чокнутые, которые живут в картонных коробках под каким-нибудь мостом. Простая, незатейливая жизнь в картонной коробке — никому от тебя ничего не нужно.

Ему вспомнилась поговорка: «Как дерево упало, так пусть и лежит». Что зря трепыхаться?

Сама мысль о том, чтобы осесть здесь и хоть как-то наладить свою жизнь, была ему отвратительна.

Так. Если сейчас не спуститься на первый этаж, кто-нибудь явится к нему наверх. А это будет еще хуже. Он поднялся, не сдержав проклятий, — таких усилий от него потребовало это простое перемещение в пространстве. Неужели эти смутные шевеления в душе, похожие на проблески жизни, были не более чем насмешкой? И судьба лишь показывает ему, что значит жить, прежде чем снова спихнуть его в темную дыру, откуда нет выхода?

Что ж, сегодня у него еще достанет сил выползти на свет, хотя бы из злости. И сил пережить эту ночь, последнюю ночь в году. А раз так, то почему бы хоть сегодня не отвлечься?

Но сегодня он на дежурстве. Он накрыл рукой бляху на груди. Надо снять. Смешно, что какая-то железяка помогает ему держаться. Но он уже и с этим смирился. Ничего, продержимся.

Он включил свет и чуть не ослеп. Усилием воли заставил себя отойти от выключателя, так сильно было желание погасить лампу и опять погрузиться в темноту.

Он прошел в ванную, открыл холодную воду. Плеснул в лицо, надеясь обмануть себя — дескать, холодная вода смоет усталость, которая ужом вьется вокруг депрессии.

Долго изучал себя в зеркале, искал признаки, которые бы его выдали. Но нет, обычный мужик, никаких особых знаков не отпечаталось. Немного усталые глаза, немного впалые щеки, но ничего из ряда вон выходящего.

Если и у окружающих будет такое же мнение, что ж, это его устроит.

Едва Нейт открыл дверь, как на него обрушилось веселье. И опять первым желанием было вернуться и забиться в свое логово, но он заставил себя двинуться вперед.

Отто и Питера он сегодня отпустил. Ешьте, пейте, веселитесь. У обоих были друзья и родные — те, с кем можно вспомнить былое. Нейт, наоборот, уже давно пытался стереть прошлое из своей памяти, и сегодняшний день в этом смысле ничем не отличался от всех других.

С тяжелым сердцем он спустился вниз.

Музыка играла на полную громкость. Вполне приличная музыка, лучше, чем он ожидал. В зале было битком. Столы сдвинули к стенам, чтобы освободить место для танцев, на радость посетителям. Потолок украшали гирлянды и шары, да и люди были одеты под стать обстановке.

Некоторые ветераны были в костюмах, которые Пич описала ему как аляскинский смокинг. Крепкие рабочие костюмы, вычищенные и отглаженные по случаю праздника. На некоторых даже были допотопные узкие галстуки с зажимом и, что самое смешное, карнавальные шляпы из бумаги.

Из женщин многие были в блестящих платьях и юбках, с забранными наверх волосами и в туфлях на каблуках. Он увидел Хопп, она нарядилась в фиолетовое вечернее платье и танцевала с Гарри Майнером — фокстрот? тустеп? Нейт в этом не разбирался. Роза сидела у бара на табурете, а рядом стоял какой-то мужчина — по-видимому, ее муж Дэвид. Он нежно гладил ее плечи.

Ей что-то сказала медсестра из приемного покоя, и она засмеялась. Потом подняла глаза на мужа. Встретилась с ним взглядом. Нейт видел, как между ними пульсирует любовь. Тепло, нежность. И почувствовал себя еще более одиноким и застывшим.

Ни одна женщина никогда не смотрела на него такими глазами. Даже в браке женщина, которую он считал своей, ни разу не одарила его этим взглядом, полным беззаветной, обнаженной любви.

Он отвернулся.

Пристальным взором полицейского он обшарил толпу. Оценивающим, все примечающим. Это тоже отдаляет его от людей, Нейт это знал. Но изменить что-либо был не в силах.

Вот Эд, а вот его задавака Арлин. Вон Митч с радиостанции, русые волосы стянуты в хвост, рука обвивает девушку, которая заметно уступает ему по привлекательности. Кен с гавайской гирляндой цветов на шее оживленно беседует с Профессором — тот в своем всегдашнем твидовом пиджаке.

Друзья-товарищи. Отчасти собутыльники, но все равно — они все тут друзья-товарищи. А он — чужак.

На него пахнуло духами Чарлин, но скрыться он не успел — она уже была тут как тут. Он и глазом не успел моргнуть, как его уже обвивали гибкие женские руки, теплые, блестящие губы скользили по его губам, язык поддразнивал. Ее рука поглаживала и легонько сжимала ему ягодицу.

Потом Чарлин скользнула прочь и томно улыбнулась.

— С Новым годом, Нейт! Это — на тот случай, если мне не удастся сегодня тобой завладеть.

Он практически потерял дар речи и с ужасом почувствовал, что краснеет. Неужели его так смутила эта беззастенчивая атака?

— А где ты все время прячешься? — Она обвила его руками за шею. — Мы тут уже больше часа веселимся, а ты до сих пор со мной не танцевал.

— Были… дела.

— Работа, работа и работа. Почему ты не хочешь расслабиться?

— Мне нужно поговорить с мэром.

— Нет, в такое время у нас не занимаются общественными делами. Это же праздник! Давай же, потанцуй со мной. А потом выпьем шампанского.

— Мне правда нужно кое с чем разобраться. — Он зажал ей рот рукой, надеясь сбить с нее раж, и поискал глазами Хопп, свою спасительницу. И замер. На него смотрела Мег.

Она улыбнулась ему своей ленивой, словно замедленной улыбкой и шутливо подняла бокал, приветствуя его.

Перед ней проплыла танцующая пара, и он потерял ее из виду.

— В другой раз — обещаю. Я… — Он увидел знакомое лицо и ухватился, как за соломинку: — Отто, Чарлин хочет танцевать.

Не дав им опомниться, Нейт поспешно ретировался. Он пробрался в другой конец зала и лишь тогда перевел дух.

— Странно, я думала, ты смелый.

Рядом с ним возникла Мег. Теперь у нее в руках было два бокала.

— Внешность обманчива. Я ее до смерти боюсь.

— Не стану врать, что Чарлин безобидная. Чего нет, того нет. Однако, если не хочешь, чтобы она тебя имела, придется ей так и сказать. Прямо, громко и четко. Вот, я тебе выпить принесла.

— Я при исполнении.

Она фыркнула:

— Не думаю, что бокал дешевого шампанского способен повредить. Послушай, Бэрк. Весь город до единого сейчас здесь.

— И правда. — Он взял бокал, но пить не стал. Вместо этого он внимательно ее оглядел. На ней было платье. По-видимому, так это следовало называть, хотя внешне казалось, что она просто намазала тело чем-то красным. Чем-то, что идеально подчеркивало ее спортивную фигуру. У него в голове пронеслось сразу несколько мыслей, которые все подпадали под определение «преступных». Волосы она оставила распущенными. Черным дождем они падали на сливочно-белые плечи. Стройные, мускулистые ноги смотрелись еще более сексуально в красных туфлях на высоченных каблуках.

И запах от нее шел какой-то необыкновенный. Так пахнут прохладные, таинственные сумерки.

— Выглядишь потрясающе.

— Я всегда привожу себя в порядок, если ситуация позволяет. А вот у тебя усталый вид. — «Будто он раненый», — подумала Мег. Она это сразу приметила, когда он только спускался по лестнице. Он шел, как человек, который знает, что у него в теле рана, но не имеет сил ее искать.

— Никак к вашему времени не привыкну. — Он хлебнул шампанского. По вкусу оно напоминало лимонад.

— Ты сюда пришел развлекаться или так и будешь стоять с хмурым видом?

— Второе, пожалуй, ближе к истине.

Мег покачала головой:

— А ты все же попробуй расслабиться. Посмотришь, что из этого выйдет. — Она протянула руку и сняла с него бляху.

— Эй!

— Если понадобится — достанешь. — Она засунула жетон ему в нагрудный карман. — А сейчас давай танцевать.

— То, что они там выделывают, я не умею.

— Не страшно. Я буду вести.

Она так и сделала, чем вызвала его смех. В горле запершило, но тяжесть частично ушла.

— Музыканты местные?

— Здесь все местные. Пианистка — Минди. Она преподает в начальной школе. На гитаре — Парго. Работает в банке. На скрипке — Чак. Рейнджер из Денали. Федерал, но такой милый, что мы все делаем вид, что у него нормальная работа. За ударными — наш Большой Майк. Он тут поваром. Ты это все заносишь в память?

— Не понял?

— У тебя такое лицо, будто ты заносишь все имена и фамилии в специальный файл у себя в голове.

— Память — полезная штука.

— Есть вещи, которые бывает полезно забыть. — Она посмотрела вправо. — Ой, мне там машут. Макс и Кэрри Хоубейкер. Они делают нашу газету, «Лунатик» называется. Их почти всю неделю не было в городе. Жаждут взять интервью у нового шефа полиции.

— А я думал, это вечеринка.

— Как только смолкнет музыка, они тебя все равно поймают.

— Не поймают, если мы с тобой ускользнем и устроим свою вечеринку.

Она подалась чуть назад и взглянула ему прямо в глаза.

— Если ты это серьезно, я не против.

— С чего бы я стал шутить?

— Это вопрос. Как-нибудь заставлю тебя на него ответить.

Не дав ему опомниться, она развернулась, помахала рукой и увлекла Нейта в дальний угол импровизированного танцпола. Представила всех друг другу и ускользнула, оставив его в ловушке.

— Очень рады с вами познакомиться. — Макс энергично пожал Нейту руку. — Мы с Кэрри только что вернулись, так что собрание, где вас представляли, пропустили. Я бы хотел, чтобы вы уделили немного своего времени интервью «Лунатику».

— Что-нибудь придумаем.

— Можно хоть сейчас. Сели бы где-то в сторонке в вестибюле…

— Макс, давай не сейчас. — Кэрри улыбнулась. — Сегодня обойдемся без работы. Но прежде чем веселиться дальше, я бы хотела спросить вас, шеф Бэрк, не возражаете ли вы, если мы откроем в газете полицейскую рубрику. На мой взгляд, это давало бы людям представление о том, что вы делаете, как управляетесь. Раз у нас теперь есть официальное полицейское управление, хотелось бы, чтобы «Лунатик» информировал о его работе.

— Всю информацию вам предоставит Пич.

Мег пробралась к бару, взяла себе шампанского и села на табурет, наблюдая за танцующими. Рядом села Чарлин.

— Я его первая приметила.

— Главное — кого он первым приметил, нет?

— Ты на него смотришь только потому, что я его хочу.

— А тебе, Чарлин, все равно, кого хотеть, главное, чтоб инструмент был. — Мег залпом осушила бокал. — И вообще, я не на него смотрю. — Она улыбнулась своим мыслям. — Вперед, можешь не стесняться. От сердца не отрываю.

— Первый интересный мужчина за последние месяцы. — С вновь обретенной откровенностью Чарлин нагнулась к дочери. — Представляешь, он каждое утро завтракает с Джесси. Ну, чем не прелесть? И ты бы видела, как он с братцами Мэки разобрался! А кроме того, у него есть какая-то тайна. — Она вздохнула. — Мужчины с тайнами — это моя слабость.

— Твоя слабость — любой мужчина, главное, чтобы у него стоял.

Чарлин с негодованием скривила губы.

— Обязательно так грубить?

— Ты специально ко мне подсела, чтобы сообщить, что рассчитываешь залезть в постель к новому шефу полиции. И это, по-твоему, не грубость, хоть ее всю ленточками перевяжи? Я же просто оставляю ленточки в стороне.

— Дочь своего отца.

— Ты это всегда говоришь, — буркнула Мег вслед удаляющейся Чарлин.

Ее место заняла Хопп.

— Вам лишь бы поспорить. Сколько осадков выпало за прошлый раз — тоже спорите?

— Это для нас слишком философский вопрос. Вы что пьете?

— Да хотела взять еще этого мерзкого шампанского.

— Я налью. — Мег прошла за стойку, налила бокал и пополнила свой. — Чарлин претендует на добрый кусок нашего шефа.

Хопп нашла глазами Нейта. Тот сумел вырваться от Хоубейкеров, чтобы тут же угодить в объятия Джо и Лары Уайз.

— Им невтерпеж обсудить свой бизнес.

— А как же, — согласилась Мег и чокнулась с Хопп.

— Он, кажется, решил выбрать из вас одну, а это не улучшит твоих отношений с матерью.

— Это уж точно. — Мег задумалась. — Но на какое-то время может придать азарт. — Она рассмеялась, видя, как Хопп закатила глаза. — Ничего не могу с этим поделать, люблю неприятности.

— Они у тебя точно будут. — Хопп крутанулась на табурете. Чарлин опять утащила Нейта танцевать! — Сама знаешь — в тихом омуте… С такими молчунами сладить нелегко.

— В жизни не видела более печального мужчины. Пару лет назад сюда забредал один бродяга, так и то был не такой грустный. Как его звали? Маккиннон. Помнишь, еще вышиб себе мозги у Хоули на складе?

— Да, было дело… Но у нашего Игнейшуса, думаю, достанет сил не спускать курок, хотя вставить себе дуло в рот он вполне может. А кроме того, он чересчур благовоспитан.

— На это вы и делаете ставку?

— Да. Именно на это я и делаю ставку. Ну, да ладно. Пойду совершу последний в этом году благородный поступок и спасу его от Чарлин.

«Печальные и благовоспитанные мужчины — совершенно не мой вариант», — сказала себе Мег. Ей нравились мужики отчаянные, безрассудные. Которые наутро уходят и ни о чем не задумываются. С такими можно выпить пару бокалов, под настроение завалиться в постель, а потом спокойно жить себе дальше.

Ни ухабов, ни ушибов.

А Игнейшус Бэрк? С этим без ухабов не обойтись, а стало быть — и шишек набьешь. И все же… попробовать стоит.

Как бы то ни было, ей было интересно с ним разговаривать, а это уже само по себе дорогого стоит. Она могла неделями жить, ни с кем не общаясь. От этого каждый интересный разговор приобретал в ее глазах еще большую ценность. И ей нравилось следить, как в его глазах то появляется, то исчезает грусть. Она уже несколько раз видела, как это настроение уходит. Так было, когда он стоял утром перед ее домом и слушал Лорину Маккеннит. Так было, хоть и ненадолго, когда они сейчас танцевали.

Теперь, в атмосфере, пронизанной музыкой и радостью, ей вдруг вновь захотелось это увидеть. И она уже знала, как это сделать.

Мег ушла за стойку, нашла открытую бутылку и два бокала и незаметно выскользнула из зала.

Хопп постучала Чарлин по плечу.

— Прошу прощения, Чарлин, мне нужно переброситься парой слов с шефом Бэрком. По официальному делу.

Чарлин еще крепче приникла к Нейту.

— Хопп, сегодня мэрия закрыта.

— Мэрия никогда не закрывается. Ну-ка, отпусти паренька, а то дохнуть не даешь.

— Хорошо. Но потом, красавчик, мы с тобой дотанцуем.

— Отойдем в сторонку, Игнейшус. — Хопп жестом расчистила дорогу в толпе. Они присели за стол, который был вытащен из обеденного зала в бильярдную. — Выпить хочешь?

— Нет, мне бы вот выход найти…

— Сбежать ты, конечно, можешь, но спрятаться в таком городишке тебе не удастся. Рано или поздно все равно придется выяснить с ней отношения.

— Тогда пусть это случится позже.

Ему хотелось уйти наверх, в темноту. Голова раскалывалась, желудок ныл.

— Я тебя не только затем увела, чтобы от Чарлин избавить. Ты сильно разозлил моего вице-мэра.

— Понимаю. Я рассудил дело, исходя из здравого смысла и буквы закона.

— Я не ставлю под сомнение твою работу, Игнейшус. — Она повела рукой. — Я просто констатирую факт. Эд у нас личность заносчивая, высокомерная и довольно вредная. Но это не мешает ему быть хорошим человеком и трудиться на благо города.

— Это не означает, что ему позволительно нарушать правила движения.

Она улыбнулась:

— Он сроду водить не умел. А кроме того, он влиятелен, богат и злопамятен. Он тебе никогда не простит, что ты его прижал. Он ведь и сам хотел возглавить полицейское управление. Тебе это, возможно, покажется ерундой, но по нашим меркам — дело серьезное.

— Небось не я первый ему дорогу перешел.

— Верно. Мы с Эдом то и дело сталкиваемся лбами. Но мы с ним, в его представлении, равны. А может, я даже чуть повыше. Ты же — чужак, и он ждет от тебя почтения. С другой стороны, если бы ты стал низкопоклонствовать, то сильно бы меня разочаровал. Иными словами, парень, попал ты между двух жерновов.

— Не впервой.

— Ясно. Насколько я понимаю, ты намекаешь, что мне лучше заниматься своим делом. Согласна. Но сначала позволю себе одно маленькое замечание, тоже насчет жерновов. Окажешься между Мег и Чарлин, учти — оба жернова очень опасны.

— Тогда лучше мне туда не попадать.

— Правильное решение. — У Нейта зазвонил мобильный, Хопп удивленно вскинула брови.

— Звонки в участок переводятся на мой номер, — пояснил Нейт и достал телефон. — Бэрк слушает.

— Забирай пальто, — проговорила в трубке Мег. — Встретимся на улице через пять минут. Хочу тебе кое-что показать.

— Конечно. Хорошо. — Он вернул телефон на место под пристальным взглядом Хопп. — Все в порядке. Пожалуй, я отсюда улизну.

— Хм-ммм… Иди в эту дверь. Через кухню.

— Спасибо. С Новым годом!

— И тебя. — Хопп покачала головой ему вслед. — Пошел искать приключений на свою голову.

За пять минут он не управился. Надо было подняться к себе, утеплиться, незаметно выйти наружу через заднюю дверь, а затем обойти здание, чтобы оказаться перед парадным входом. Только на полпути он вдруг осознал, что не испытал ни малейшего желания спрятаться от всего мира в темноте.

Пожалуй, это прогресс. Или же похоть оказалась сильнее депрессии.

Мег дожидалась его, сидя посреди улицы на складном стуле, укутанная в толстый плед.

Из сугроба торчала пробка от шампанского. Она понемногу пила из бокала.

— Разве можно сидеть на морозе в таком платье, хотя бы и в пледе?

— Я переоделась. У меня всегда с собой сменная одежда.

— А жаль. Я уж надеялся еще раз полюбоваться на тебя в праздничном наряде.

— В другой раз и в другом месте. Садись. — Она показала на второй такой же стул.

— Ладно. А что это мы сидим посреди улицы? Ведь уже без десяти двенадцать.

— Я не люблю толкучку. А ты?

— Я тоже.

— В небольших дозах общество развлекает — по праздникам, конечно. Но несколько часов подряд… Это очень утомительно. К тому же, — она протянула ему бокал, — есть варианты получше.

Он подивился, что шампанское не замерзло.

— Все же, мне кажется, лучше бы сесть в помещении, там хоть мороз не такой.

— Сегодня не так и холодно. Ветра нет. Мороз совсем небольшой — всего-то градусов восемнадцать. А кроме того, такого изнутри не увидишь.

— Чего именно?

— А ты подними голову-то, человек с Большой земли.

Он поднял глаза и задохнулся.

— Святый Боже!

— Вот именно. Мне тоже это явление всегда казалось божественным. Природный феномен, обусловленный широтой, пятнами на солнце и так далее. Но научное обоснование не делает его менее прекрасным и не лишает волшебства.

Небо озаряли всполохи зеленого, золотого и алого цвета. Длинные, причудливые полосы света словно пульсировали и дышали, наполняя ночь жизнью.

— Зимой северное сияние видно лучше всего, только мороз обычно мешает насладиться всласть. Но сегодня, судя по всему, счастливое исключение.

— Я о нем слышал. Видел на картинах. Но это ни с какой фотографией не сравнится.

— Жизнь всегда лучше картинки. За городом северное сияние видно еще лучше. А самое лучшее — когда стоишь лагерем на каком-нибудь леднике в горах. Мне было лет семь, когда отец меня взял в поход в горы и мы разбили лагерь с единственной целью — чтобы полюбоваться этой красотой. Мы часами лежали на спине, едва не замерзли, и просто смотрели на небо.

Неземной красоты зеленое сияние продолжало двигаться, излучать свет, увеличиваться в размерах, переливаться. Из него во все стороны распространялись разноцветные струи света.

— А что потом с ним стало?

— Ну, скажем так: в один прекрасный день он отправился в очередной поход и решил из него не возвращаться. А у тебя есть семья?

— В некотором роде.

— Давай не будем портить прекрасную ночь своими грустными историями. Будем просто наслаждаться зрелищем.

Они сидели молча посреди улицы, хлипкие стулья грозили того и гляди рухнуть, а небо все полыхало.

От этого пламени занялись какие-то искорки в недрах его души, головная боль ушла, ему показалось, что он стоит у входа в чудесную страну, где он мог дышать в полную силу.

Шум в гостинице нарастал, слышно было, как все хором стали отсчитывать секунды до Нового года.

— Бэрк, мы с тобой тут совсем одни.

— Год заканчивается лучше, чем я ожидал. Если хочешь, я могу соблюсти традицию и изображу поцелуй?

— К черту традиции! — Обеими руками она притянула его голову к себе.

Губы у Мег были холодные, и, чувствуя, как они теплеют от соприкосновения с его губами, он испытал странный трепет. Этот поцелуй был как удар, сдвинувший с мертвой точки его окаменевшую душу, по жилам побежала кровь, в груди стало горячо.

Он услышал рев многих голосов — но приглушенный и очень далекий. Это пробило полночь. Зазвенели колокольчики, взревели горны, раздались радостные крики. И сквозь этот хор звуков он отчетливо слышал биение собственного сердца.

Он отбросил бокал и распахнул плед, который их разделял. Наткнувшись пальцами на многочисленные одежки, разочарованно заворчал. Он хотел этого сильного, упругого тела, хотел ощущать его формы, его вкус, его запах. Его отрезвили звуки выстрелов.

— Салют, — пояснила Мег. Она попыталась притянуть его к себе, и от усилия дыхание клубами вырывалось из ее губ. Ей понравилось, как он целуется, и захотелось продлить головокружительное ощущение его близости.

— Ты думаешь? Надо бы проверить.

Она хохотнула, потом нагнулась за бокалами.

— Да, сходи проверь.

— Мег…

— Иди, иди, шеф. — Она потрепала его по коленке и улыбнулась, взглянув в его изумительные — и такие тревожные — серые глаза. — Дело есть дело.

— Я быстро.

В этом можно было не сомневаться. Несколько выстрелов в воздух — обычное дело в праздники, на свадьбу, по случаю рождения ребенка — и даже на похоронах.

Но ждать его она не собиралась. Она встала, а стулья и выпивку оставила на крыльце. Плед отнесла в машину.

А потом поехала домой, и зеленые всполохи все заливали небо. Она знала: Хопп права. С Нейтом Бэрком только накличешь на себя неприятностей.

ГЛАВА 6

«Лунатик»

Рубрика «Полицейский протокол»

Понедельник, 3 января

8.03. Поступил сигнал о пропаже снегоступов от дверей дома Ганса Финкла. Вызов принял заместитель шефа полиции Питер Нотти. Заявление Финкла о том, что «это (многочисленные бранные слова опускаем) Трилби опять взялся за свои фокусы», подтвердить не удалось. Снегоступы обнаружены в кузове грузовика Финкла.

9.22. Сигнал о ДТП на Ведьминой дороге. На аварию выехали шеф полиции Бэрк и его второй заместитель, офицер Отто Грубер. ДТП произошло с участием Бретта Трупера и Вирджинии Мэнн. Никто не пострадал, если не считать ушиба пальцев ноги, который Трупер причинил себе сам, когда отчаянно пинал покореженный бампер. Дело не было возбуждено.

11.56. Из «Приюта странника» сообщили о ссоре между Дектером Трилби и Гансом Финклом. Ссора, изобиловавшая бранными выражениями, по-видимому, произошла из-за случившегося ранее инцидента со снегоступами. На вызов выехал шеф полиции Бэрк, после разбирательства стороны договорились решить спор путем игры в шашки. К моменту сдачи номера в печать счет был 12:10 в пользу Трилби. Дело не было возбуждено.

13.45. Жалоба на громкую музыку и автомобильные гонки на улице Карибу. Приняли шеф Бэрк и офицер Нотти. Было установлено, что Джеймс и Уильям Мэки устроили гонки на снегокатах, сопровождаемые громкой музыкой — композицией «Рожденные свободными». После непродолжительной, но, по словам свидетелей, захватывающей погони произошла жаркая перебранка с полицией, диск с возмутительной песней был конфискован, а Джеймс Мэки заявил, что «жизнь в Лунаси превратилась в сплошной отстой». На братьев наложен штраф за превышение скорости.

15.12. Сигнал о криках в окрестностях Ведьминого леса, в 3, 5 км от города. Приняли сообщение шеф Бэрк и офицер Грубер. Установлено, что группа мальчишек играла в войну, вооружившись игрушечными ружьями и кетчупом в пластмассовых бутылках. Шеф Бэрк объявил перемирие и препроводил солдат — живых, убитых и раненых — по домам.

16.58. Сообщение о нарушении порядка на Лосиной. Приняли шеф Бэрк и офицер Нотти. Установлен факт шумной ссоры между шестнадцатилетней девушкой и юношей того же возраста из-за ее флирта с другим шестнадцатилетним юношей. Разногласия урегулированы. Дело не возбуждалось.

17.18. Шестнадцатилетний водитель оштрафован за неосторожное вождение и необоснованное применение звукового сигнала на Лосиной.

19.12. В ответ на многочисленные просьбы жителей шеф Бэрк убрал Майкла Салливана с обочины на пересечении улиц Центральной и Лосиной, где он громко (и фальшиво) распевал песню «Бутылка виски». В целях его собственной безопасности Салливан провел ночь в КПЗ. Дело не возбуждалось.

Начиная с понедельника, 3 января, газета «Лунатик» стала вести рубрику «Полицейский протокол». Нейт прочитал ее от первой до последней строки в первом и последующих номерах и не переставал удивляться, как люди не жалуются на то, что все их проступки и злоключения немедленно становятся достоянием гласности.

«Две недели позади, — подумал Нейт. — И я все еще здесь».

Сэрри Паркер облокотилась на прилавок в Угловом магазине. Сапоги-«луноходы» и пуховик она оставила у входа, после чего взяла себе пачку жвачки со стойки возле кассы.

Она пришла не за покупками, а посплетничать, а жвачка была лишь предлогом. Она потрепала любимца Деб — карликового спаниеля Сесила — по голове. Тот, как всегда, блаженствовал в своей выстланной подушками корзинке на прилавке.

— Что-то я шефа Бэрка в «Приюте» совсем не вижу.

Деб продолжала раскладывать по полкам пачки сигарет и жевательного табака. Ее магазин был местом, куда сходились все городские новости. Если Деб не в курсе какого-то события, значит, оно еще не произошло.

— Он и здесь нечасто показывается. Уединенно живет.

— Он каждое утро завтракает с Розиным мальчишкой, а вечером приходит ужинать. Сказать по правде, аппетиту него никудышный.

Раз уж пачка жвачки все равно была в руке, Сэрри ее открыла.

— Я каждое утро убираюсь у него в номере, но там и убирать-то особо нечего. У этого мужика вещей — только шмотки да бритва. Ни картинки какой, ни книжки.

Будучи в «Приюте» главной по уборке, Сэрри мнила себя большим знатоком человеческих повадок.

— Может, его вещи еще не все доставили.

— Думаешь, я не спрашивала? — Сэрри сложила пластинку жвачки пополам и сунула в рот. — Я у него специально выясняла. Говорю ему: «Шеф Бэрк, остальные ваши вещи с Большой земли скоро прибудут?» А он мне: «Я все с собой привез». И никому не звонит, во всяком случае — из номера. И ему никто не звонит. Насколько я могу судить, он туда только спать приходит.

Хотя в магазине сейчас никого не было, Сэрри понизила голос и нагнулась:

— Хоть Чарлин на него и вешается, спит он один. — Она многозначительно кивнула. — Когда меняешь человеку постель, точно можешь сказать, что было ночью.

— А может, они это делают в душе или на полу. — На лице Сэрри, к вящему удовольствию Деб, отразилось изумление. — Законом не предписано заниматься сексом исключительно в постели.

Профессионал в области распространения сплетен, Сэрри быстро пришла в себя.

— Если бы Чарлин своего добилась, она бы давно перестала за ним бегать, как гончий пес за зайцем.

Почесав Сесила за шелковистыми ушками, Деб неохотно согласилась:

— Пожалуй.

— Представь себе: мужчина приезжает практически с одной сменой одежды, часами сидит у себя в номере, обходит стороной предлагающую себя женщину и почти ничего не говорит, разве что ойкнет, когда случайно на него наткнешься. Согласись, есть в этом что-то странное. Я так считаю.

— Ну, он тут такой не первый.

— Это точно. Но он первый, кого мы поставили командовать нашей полицией. — Она еще не простила Нейту, что тот на прошлой неделе оштрафовал ее сынка. Можно подумать, двадцать пять долларов на деревьях растут. — Этот парень что-то скрывает.

— Ради бога, Сэрри. Ну, кто из нас чего-то не скрывает?

— Мне плевать, кто и что скрывает, но если этот человек, облеченный полномочиями, начнет сажать нас в тюрьму…

Деб потеряла терпение и принялась играть клавишами кассового аппарата.

— Лично ты пока никаких законов не нарушаешь — если только вдруг уйдешь отсюда, не расплатившись за жвачку. Так что тебе волноваться не о чем.

Тот, о ком они говорили, по-прежнему сидел в кабинете за столом. Он был загнан в угол. Две недели ему удавалось всеми правдами и неправдами уклоняться от встречи с Максом Хоубейкером. Уж больно ему не хотелось давать интервью. Нейт скептически относился к прессе, будь то боевой листок крошечного поселка или газета «Балтимор Сан».

Может, жители Лунаси, по неведомой ему причине, и не возражают против оглашения своих геройств в газете, но он еще не избавился от дурного привкуса во рту, оставшегося после массированного общения с прессой в связи с той трагической перестрелкой.

И сейчас, когда Хопп явилась к нему в кабинет вдвоем с Максом, он понял, этой встречи ему не избежать.

— Макс хочет взять у тебя интервью. Город должен хоть что-то знать о человеке, который блюдет у нас закон и порядок. Редакция настроена решительно, и я настаиваю, чтобы интервью состоялось здесь и сейчас. Так что… приступайте.

Она решительно вышла, благоразумно затворив за собой дверь.

Макс бесстрашно улыбнулся.

— Ехал к вам в надежде, что вы выкроите для меня несколько минут, а тут на мэра наткнулся.

— Угу. — Поскольку Нейт как раз раздумывал над тем, скоротать ли время за компьютером или попросить Питера дать ему очередной урок передвижения на снегоступах, сослаться на цейтнот не было никакой возможности.

Мысленно он уже причислил Макса к тугодумам и занудам. Из тех, кто в старших классах становится объектом всеобщих издевательств и насмешек. Круглое приветливое лицо, каштановые волосы. Рост пять футов десять дюймов, фунтов десять лишнего веса, главным образом — на животе.

— Кофе хотите?

— Если можно.

Нейт встал и налил две чашки.

— Вам с чем?

— Два куска сахара, две порции сливок. Хм-мм… Как вам наша новая рубрика — «Полицейский протокол»?

— Для меня это что-то совершенно новое. Голые факты. Производит впечатление.

— Кэрри о ней давно мечтала. Если вы не против, я включу диктофон. Кое-что буду в блокноте записывать, но лучше, когда пленка тоже есть.

— Отлично. Что именно вас интересует?

Макс устроился поудобнее и достал из полотняной сумки диктофон. Установил на столе, заметил время и включил запись. Потом достал из кармана блокнот и карандаш.

— Думаю, нашим читателям интересен человек с полицейской бляхой.

— Звучит как название фильма. Простите, — поспешил добавить он, видя, что Макс насупился. — Особенно и рассказывать-то нечего.

— Давайте по порядку. Сколько вам лет? Если не возражаете, конечно.

— Тридцать два.

— И вы служили в полицейском управлении Балтимора?

— Верно.

— Вы женаты?

— Разведен.

— Дело житейское. Дети?

— Нет.

— Балтимор — ваш родной город?

— Да, я там родился и прожил всю жизнь. Если не считать последних двух недель.

— И как вышло, что детектив из Балтимора оказался шефом полиции Лунаси?

— Меня приняли на эту должность.

Макс сохранял дружелюбное лицо.

— Но чтобы взяли, надо же было заявку подать?

— Мне захотелось перемен. — «А точнее — начать с нуля. Использовать последний шанс». Но этого он не сказал.

— Это очень крутые перемены, вы не находите?

— Если менять привычный ход вещей, зачем мелочиться? Предложение показалось мне интересным, да и место тоже. У меня есть возможность делать свою работу, но совсем в новых для меня условиях и в другом ритме.

— Мы с вами затронули тему полицейской отчетности. Вряд ли это то, к чему вы привыкли. Не боитесь, что быстро наскучит? Поселок с населением меньше семисот человек — после насыщенной событиями жизни большого города?

Осторожнее, сказал себе Нейт. Ведь он и в самом деле только что сидел и умирал от скуки. Или от депрессии? Подчас и не поймешь. И то, и другое оставляет тяжелое, беспокойное чувство.

— Балтиморцы считают, что их город замыкает список крупных мегаполисов. Но в каком городе ни работай — по большей части действовать приходится как бы анонимно. Один полицейский мало чем отличается от другого, да и дела все очень похожи.

«И никогда не удается раскрыть все, — мысленно добавил он. — Сколько ни копай, а всегда остаются нераскрытые дела, которые на тебя давят, и давят, и давят».

— Здесь, если человек приходит в участок, он может быть уверен, что либо я, либо кто-то из моих замов к нему выйдет и займется его проблемой, поможет разобраться с ситуацией. А в скором времени я уже буду со всеми знаком лично, и за каждым обращением для меня будет стоять не просто имя и фамилия, а живой человек, которого я знаю. Думаю, это сделает мою работу еще более значимой.

Он вдруг сам удивился правоте сказанных слов.

— Вы охотник?

— Нет.

— Рыбак?

— Пока тоже нет.

Мак надул губы.

— Хоккей? Лыжи? Альпинизм?

— Нет. Питер учит меня ходить на снегоступах. Говорит, здесь без этого никак.

— Это правда. А как насчет хобби? Какие у вас увлечения, интересы? Как проводите свободное время?

Свободного времени у него отродясь не водилось. Точнее, он его себе не оставлял. Может, поэтому Рейчел и ушла?

— Я еще не решил. Начнем со снегоступов, а дальше видно будет. А как вы тут оказались?

— Я?

— Мне тоже хочется знать что-то о человеке, который берет у меня интервью.

— Справедливо, — сказал Макс после минутного раздумья. — В шестидесятые годы я учился в Беркли. Секс, наркотики, рок-н-ролл. Появилась женщина — как и полагается, — и мы перебрались на север. Какое-то время прожили в Сиэтле. Там я подружился с одним парнем, он увлек меня альпинизмом. И мы подались еще дальше на север. Вместе с подругой. Мы с ней исповедовали нонконформизм, вегетарианство и интеллектуальный образ жизни.

Он улыбнулся. Полноватый, лысеющий мужчина средних лет, вполне довольный своим прошлым и настоящим.

— Она хотела заниматься живописью, я собирался писать романы, раскрывающие глубинную сущность человеческой натуры. Все это — до тех пор, пока мы не решили пожениться. Этой затеей мы все испортили. Она вернулась в Сиэтл. А я остался здесь.

— И стали издавать газету вместо того, чтобы писать романы.

— Ну, от романов я пока тоже не отказался. — Он больше не улыбался, взгляд стал каким-то отстраненным и немного тревожным. — Время от времени достаю из стола. Ничего выдающегося, конечно, но я продолжаю работать. И по-прежнему не ем мяса, по-прежнему причисляю себя к зеленым, чем вызываю раздражение у массы людей. С Кэрри мы познакомились лет пятнадцать назад. Поженились. — На лицо вернулась улыбка. — Похоже, этот брак оказался более удачным.

— А дети?

— Девочка и мальчик. Двенадцать и десять лет. Итак…

Давайте вернемся к вам. Вы одиннадцать лет прослужили в полиции Балтимора. Я разговаривал с лейтенантом Фостером, и он…

— Вы говорили с моим шефом?!

— С вашим бывшим шефом. Я же готовился к интервью. Так вот. Он вас характеризует как дотошного и неутомимого следователя, из тех полицейских, кто доводит дело до конца и не боится трудностей. Мы, конечно, рады, что нашей полицией руководит такой человек, но, на мой взгляд, нынешняя должность — не ваш уровень.

— Это моя проблема, — холодно ответил Нейт. — Извините, больше времени уделить вам не могу.

— Всего пару минут. После прошлогоднего инцидента, когда вы были ранены, а ваш напарник и подозреваемый — убиты, вы два месяца провели на больничном. Потом вы четыре месяца работали, после чего подали рапорт об отставке. Предполагаю, что решение приехать на работу к нам было во многом принято из-за случившегося. Я прав?

— Я уже объяснил, почему я сюда приехал. Гибель моего напарника не имеет никакого отношения к моему переходу на работу в Лунаси.

Макс сохранял бесстрастное выражение, и Нейт понял, что недооценил этого человека. «Журналисты всегда верны себе», — подумал он. А этот уже чуял запах сенсации.

— Но она имеет отношение к вам, шеф. К вашему опыту, вашей мотивации, вашему послужному списку.

— Послужной список — вот ключевое слово.

— Наше издание хоть и маленькое, но, как издатель, я обязан выполнять свою работу добросовестно. Я должен предоставлять своим читателям точный и достоверный материал. Мне известно, что та перестрелка стала потом предметом служебного расследования и ваши действия были признаны правомерными. Но в ту ночь вы все же убили человека, а это не может не висеть на вас тяжким грузом.

— А вы что же думаете, Хоубейкер, что жетон и оружие полицейским дается для забавы? Или как украшение? Каждый полицейский прекрасно осознает, что когда-нибудь ему придется применить оружие. Да, вы правы, это тяжкий груз.

Он разозлился. В голосе появился металл и лед, похожий на тот январский ветер, что бушевал за окном.

— Это не может не висеть тяжким грузом — оружие и то, для чего оно нам дается. Сожалею ли я о том, что пришлось стрелять? Нет, не сожалею. Я жалею о том, что промедлил. Если бы я выстрелил раньше, хороший человек остался бы жив. Не было бы вдовы и осиротевших детей.

Макс откинулся на спинку стула и несколько раз облизал губы. Но не отставал:

— Так вы вините себя?

— Я единственный, кто вышел оттуда живым. — Злость утихла, глаза потускнели, в них появилась усталость. — Больше винить некого. Выключите диктофон. Интервью окончено.

Макс подался вперед и выключил аппаратуру.

— Простите, что нажал на болевую точку. Народу у нас тут немного, но и эти немногие имеют право знать правду.

— Вы так всегда говорите. Я должен вернуться к работе.

Макс убрал диктофон и встал.

— Мне еще потребуется фото. — Под молчаливым взглядом Нейта он прокашлялся. — Может быть, Кэрри потом заедет и щелкнет вас. Она у нас за фотографа. Спасибо, что уделили мне время. И… удачи вам со снегоступами.

Нейт остался один. Он сидел неподвижно, ожидая, что сейчас вернется гнев. Но этого не происходило. Он был бы рад вновь испытать эту безудержную, слепящую ярость. Но оставался спокоен.

Он знал, что будет, если не двигаться. Поэтому встал, не спеша и размеренно. Вышел в общую комнату и взял рацию.

— Мне надо ненадолго отлучиться, — обратился он к Пич. — В случае чего — свяжешься со мной по мобильному или по рации.

— Погода меняется, — предупредила она. — Судя по всему, буран будет нешуточный. Смотри, далеко не забирайся, а то потом не выберешься.

— Я скоро. — Он вышел в сени, надел парку. Стараясь ни о чем не думать, сел в машину и поехал. Подъехал к дому Хопп и постучал в дверь.

Она открыла. Поверх теплой вельветовой рубашки висели на цепочке очки для чтения.

— Игнейшус! Входи.

— Нет, спасибо. Больше никогда не устраивайте мне засады.

Она внимательно посмотрела, поглаживая цепочку от очков.

— Войди, поговорим.

— Больше мне сказать нечего.

Он резко повернулся и вышел, оставив ее в недоумении.

Лишь отъехав от города на приличное расстояние, Нейт вырулил на обочину. По ледяной глади озера несколько человек катались на коньках. Чуть подальше, на берегу, виднелся полуразвалившийся рыбацкий домик.

Самолета Мег нигде не было. Он не видел ее с той ночи, когда они любовались северным сиянием.

Надо возвращаться и делать свою работу. Но неожиданно для самого себя Нейт поехал дальше.

Подъехав к дому Мег, он обнаружил, что оба пса на посту — сторожат жилище. Нейт вышел из машины и решил посмотреть, как они среагируют на непрошеного гостя.

Собаки насторожились, а потом кинулись к нему с дружелюбным лаем. Попрыгав и повиляв вволю хвостом, один пес ринулся в будку и вернулся с огромной костью в зубах.

— Чья же это кость? Мастодонта?

Кость была многократно обгрызена и облизана, но Нейт решил поддержать игру и, как копье, метнул ее что было сил.

Собаки бросились за ней, соревнуясь между собой, как футболисты в борьбе за мяч. Нырнули в снег, вынырнули — все белые. Кость они ухватили оба. После несколько попыток завладеть ею единолично они вместе понесли ее «хозяину».

— В команде работаете, да? — Он взял добычу и снова запустил ее в снег. Все повторилось.

На четвертой попытке псы вдруг позабыли про забаву и кинулись к озеру. Через несколько секунд он понял, что их привлекло. Все громче слышался рокот моторов, и Нейт направился по собачьему следу к «посадочной полосе».

По лобовому стеклу пилотской кабины скользнул красный, а потом тускло-желтый луч заходящего солнца. Как быстро и низко она заходит на посадку! Он уже приготовился к тому, что сейчас лыжи зацепят верхушки деревьев или, того хуже, самолет клюнет носом лед.

Оглушительный рев. Нервничая, Нейт смотрел, как она описывает круг, снижается и касается лыжами льда. А потом наступила тишина, такая полная, что было слышно, как садится потревоженный самолетом воздух.

Рядом с Нейтом, подрагивая боками, ждали собаки. Потом оба пса в нетерпении присели — и в следующий миг уже рванули на лед. Когда дверца кабины распахнулась, они бросились выражать свою радость прыжками, лаем и вилянием хвостов. Мег соскочила на лед. Присев, дала себя облизать, а сама ласково трепала псов по мохнатым спинам. Потом выпрямилась и достала из кабины рюкзак. И только после этого посмотрела на Нейта.

— Опять кто-то крыло помял? — прокричала она.

— На этот счет ничего сказать не могу.

В сопровождении возбужденных от радости собак она вышла на берег.

— Давно ждешь?

— Несколько минут.

— Твой организм еще не приспособлен к нашим морозам. Идем в дом.

— Куда летала?

— Да так, в разные места. Пару дней назад нанялась свозить одну компанию поохотиться на оленей. Не дергайся — только фотоохота. А сегодня отвезла их назад в Анкоридж. И вовремя успела, — добавила она, глядя в небо. — Буря надвигается. В воздухе уже чувствуется.

— А тебе страшно не бывает?

— Нет. Интересно бывает, это точно. — Они уже вошли в сени, Мег сняла пуховик.

— И в аварию никогда не попадала?

— Случалось, скажем так, совершать вынужденную посадку. — Она сбросила сапоги, взяла полотенце и стала вытирать лапы псам. — Проходи дальше. Мне еще тут пару минут нужно, а вчетвером здесь не повернешься.

Он прошел в дом, плотно, как его учили, прикрыв за собой дверь, чтобы не выпускать тепло.

Окна переливались последними отблесками заходящего солнца, комната была наполнена игрой света и тени. Пахло цветами — но не розами, а какими-то более скромными цветами.

Он ожидал увидеть сельский дом, но даже сейчас, в этом сумрачном свете, было понятно, как он ошибся.

В просторной гостиной стены были светло-желтого цвета. «Наверное, чтобы в доме светлее было», — решил он. Камин был сложен из полированного камня золотистых тонов, и тлеющие в нем поленья отбрасывали на его внутренние стенки теплый отблеск. На каминной полке стояли невысокие подсвечники — бежевые и синие. Синей была и обивка дивана, на котором, конечно же, были разложены диванные подушки, без которых женщины, похоже, жить не могут. Спинку дивана покрывал пушистый синий плед.

Еще в комнате были лампы с абажурами, полированные столы, узорчатый ковер и два больших кресла.

Стены украшали картины и акварели с пейзажами Аляски.

В левом углу была лестница на второй этаж. Опорная деревянная колонна была резная, в виде тотемной фигуры.

Дверь распахнулась. Первыми вбежали собаки, каждая тут же заняла свое кресло.

— Я совсем другого ожидал, — признался он.

— Когда все в жизни совпадает с нашими ожиданиями, очень скучно становится.

Мег пересекла комнату, открыла большой резной короб и достала несколько поленьев.

— Давай я.

— Уже все. — Она нагнулась, подбросила поленья в огонь и повернулась к гостю: — Есть будешь?

— Нет, спасибо.

— Выпьешь?

— Да нет, не стоит.

Она зажгла свет.

— Тогда секс.

— Я

— Иди, поднимайся. Вторая дверь налево. Я только собакам поесть-попить дам.

Она вышла, оставив его наедине с собаками, неотрывно следящими за ним своими голубыми глазами. Ишь, усмехаются.

Вернувшись, она застала его в том же положении.

— Лестницу не нашел? А еще детектив!

— Послушай, Мег… Я ведь заехал просто… — Он провел рукой по волосам. Никакого объяснения у него на самом деле не было. Он уехал из города, испугавшись огромной разверзшейся перед ним черной дыры, а здесь, позабавившись с лайками, вдруг понял, что она куда-то исчезла.

— Стало быть, секса не желаешь?

— Провокационный вопрос.

— Ну что ж, ты тут пока думай, как на него отвечать, а я тем временем поднимусь и разденусь. — Она тряхнула головой, черные волосы рассыпались по плечам. — В голом виде я очень хороша, если тебя это интересует.

— Я так и подумал.

— А ты хоть и худой, но вполне в моем вкусе. — Она двинулась к лестнице, не спуская с него глаз. Потом поманила пальцем: — Идем же, красавчик.

— Так просто?

— А что такого? Закон это не запрещает, по крайней мере пока. Секс — это очень просто, Нейт. Сложно — это все остальное. Призываю тебя к простоте.

Она зашагала наверх. Нейт оглянулся на собак и вздохнул.

— Надо еще посмотреть, может, я забыл, что такое эта простота.

Он прошел наверх, задержался у первой комнаты. Стены здесь были огненно-красными, а одна — зеркальная. Напротив зеркала на полке стояли телевизор, проигрыватель DVD-дисков, стереосистема. На полу — новейшие тренажеры.

Маленький холодильник, надо полагать, забитый водой, а может, и так называемыми энергетическими напитками.

Судя по тренажерам, тело, которое ему предстояло увидеть обнаженным, было изрядно тренированным.

Дверь в спальню тоже была открыта. Мег сидела на корточках перед камином и разводила огонь. В комнате стояла необъятных размеров кровать темного дерева с резными стойками. Здесь тоже были картины и светильники, но в зеленых и кремовых тонах.

— Неплохо ты оснащена.

Она улыбнулась, слегка повернув голову.

— Ты же еще ничего не видел!

— Я о тренажерах.

— А ты тренируешься, шеф?

— Раньше тренировался. — «До Джека». — В последнее время забросил.

— А я люблю пропотеть. И прилив эндорфина люблю.

— Я тоже любил.

— Значит, надо возобновить.

— Да. Вообще домик у тебя что надо.

— Четыре года обустраивалась. Мне нужно пространство, в тесноте я делаюсь раздражительной. Со светом или без? — Не дождавшись ответа, она выпрямилась и внимательно на него посмотрела. — Расслабься, шеф. Я не укушу — если сам, конечно, не попросишь.

Мег прошла к туалетному столику, открыла ящик.

— Безопасность превыше всего, — объявила она и бросила ему презерватив в упаковке. — Ты слишком много думаешь, — сказала она, видя его замешательство. И мысленно прибавила: «До чего хорош! Эта лохматая голова и глаза раненого героя!» — Думаю, у нас получится. Пожалуй, немного романтизма тебе не повредит. И мне тоже.

Она зажгла свечу, потом обошла комнату, зажигая все остальные.

— Музычку. — Она включила встроенный в шкаф CD-плеер, убавила звук. На сей раз это была Аланис Морисетте, которая страстным голосом пела о том, как боится счастья.

— Пожалуй, тебя бы следовало подпоить, но сейчас уже поздно об этом.

— А ты оригиналка, — проворчал Нейт.

— Это уж точно. — Она стянула через голову свитер и швырнула на кресло. — Термобелье лишает стриптиз должной сексуальности, зато результат себя оправдывает. Он уже был возбужден донельзя.

— Сам разденешься или хочешь поручить это мне?

— Я волнуюсь. Как идиот.

«Еще какой, — подумала она. — Восхитительный». Честность в мужчине всегда подкупает.

— Ты волнуешься оттого, что слишком много думаешь. — Она шагнула, оставив трусики на полу. Села на кровать и стала стягивать носки. — Если бы в Новый год тебя не отвлекли, мы бы уже тогда завалились в постель.

— Я тогда вернулся, а тебя и след простыл.

— Приступ рефлексии тогда случился у меня. Видишь теперь, как это губительно? — Она откинула покрывало и одеяла.

Он пристроил рубашку рядом с ее свитером. Потом вынул из кармана мобильник и положил на видном месте.

— Я на службе, — пояснил он.

— Будем надеяться, что никто ничего не нарушит. — Мег стянула маечку, обнажив хорошо тренированное тело.

Она была словно фарфоровая — нежная белая кожа. При этом — никакой хрупкости. Напротив — ее тело источало уверенность и силу. Она была как черно-белая фотография, освещенная золотым светом.

Мег повернулась, чтобы выключить верхний свет, и Нейт увидел у нее на пояснице миниатюрную красную татуировку в виде распростертых крыльев, и острое желание пронзило его.

— Половина мыслей у меня из головы уже улетучились.

Она рассмеялась;

— Давай позаботимся и о второй половине. Вылезай из брюк, Бэрк.

— Слушаюсь, мэм.

Нейт расстегнул пряжку и замер: Мег сидела на кровати совершенно голая. Во рту у него пересохло.

— Ты была права. Без одежды отлично смотришься.

— С удовольствием отвечу комплиментом на комплимент, если ты наконец расстанешься с одеждой. — Она вытянулась на постели. — Ну же, красавчик, иди ко мне.

Он стал раздеваться, а она пальцем провела себе по груди сверху вниз.

— Ну что ж, совсем неплохо, торс развит. Отличный мышечный тонус, если учесть, что давно не занимался. И… — Она усмехнулась и оперлась на локоть, наблюдая, как он снимает брюки. — Так, так, вижу, что думать ты уже перестал. Надевай на солдата мундир и марш на войну!

Он повиновался, но когда сел на кровать, то лишь погладил ее по плечу.

— Дай мне минутку, я должен продумать стратегию боевых действий. Никогда такой кожи не видел. Она прямо светится.

— Красивая обертка еще не гарантия качества.

Она привстала, схватила его за прядь волос и притянула к себе.

— Где эти губы? Я в прошлый раз не распробовала.

Неудовлетворенность, отчаяние, безумное желание все для него слилось в одном порыве. Вкус ее поцелуя пронизал все его жилы, жар ее объятий довел кровь до кипения. Он жадно впился в нее губами, и давно забытые желания вновь всколыхнулись.

Он не мог насытиться этим ртом, этой шеей, этой грудью. Ее прерывистые вздохи, стоны и вопли лишь обостряли его желание.

Рука скользнула ниже, туда, где уже было жарко и влажно, и он вмиг довел ее до вершин такого блаженства, что обоих охватил трепет.

Это было все равно что подниматься по пологому зеленому склону и оказаться в жерле вулкана. «Вот он какой, — подумала она. — Ранимый и спокойный — а внутри огонь». Мег с первой минуты почувствовала к нему влечение, ее тянуло к этим печальным глазам, этому тихому голосу. Но такого она не ожидала.

Она выгнулась дугой, и он вошел в нее. Она громко застонала от наслаждения. Не размыкая объятий, они перевернулись на постели, она впивалась в него ногтями, кусала, а ее руки жадно скользили по мокрой от пота коже.

Мег дышала прерывисто и шумно.

Ему хотелось измучить ее, взять силой, подчинить своей воле, пронзить насквозь. С каким наслаждением он зарылся бы в ее волосы! Но она поднесла руку к его лицу и нежно провела пальцем. Она пожирала его взглядом своих синих глаз, а он настойчиво продвигался вперед и целиком растворился в ней. Она так и продолжала неотрывно смотреть на него, когда он в изнеможении, обессиленный, опустился рядом с ней на кровать.