- Такер! - позвала она нарочито детским голоском, которым пользовалась иногда как приманкой. - Извини, что опоздала, миленький...
      Глаза у Эдлы Лу были зоркие, словно у кошки, но тем не менее она не увидела ничего, кроме воды, камней и густых зарослей. Губы у нее сжались в тонкую линию, лицо сразу стало некрасивым. А ведь она специально задержалась, чтобы он поволновался минут десять-пятнадцать!
      Начиная понемногу сердиться, Эдда Лу села на поваленный ствол, на котором за несколько часов до нее сидел Такер. Но она не ощущала его присутствия. Только раздражение от того, что стоило ему лишь поманить ее пальцем, как она тут же прибежала. И он даже не поманил лично, а отделался коротенькой запиской!
      "Жди меня у макнейровского пруда в полночь. Мы все решим. Только давай побудем немного вдвоем..."
      Ну кто другой мог бы так поступить на его месте?! Сначала умаслить ее, написав, что хочет побыть с ней в одиночестве, а потом приложить мордой об стол...
      "Жду только пять минут, - решила Эдда Лу. - И ни одной минуты дольше". А потом она сядет в машину и подъедет прямо к Большому Дому через их заковыристые железные ворота. И покажет Такеру Лонгстриту, как играть ее чувствами!
      За спиной что-то тихо прошелестело, и она уже собралась обернуться, приготовившись обиженно захлопать ресницами. Но удар по голове свалил ее на землю вниз лицом.
      ***
      Кэролайн испуганно села в постели. Сердце в груди стучало, как молоток. Она вцепилась обеими руками в ночную рубашку на груди, едва не порвав тонкую ткань.
      "Кричат, - подумала она, громко и тяжело дыша. - Кто это так кричал?"
      Кэролайн хотела уже вскочить с постели, чтобы ощупью зажечь лампу, но тут вспомнила, где она, и устало откинулась на подушки. Это не Филадельфия. Не Балтимор. Не Нью-Йорк и не Париж. Она в деревенской глуши штата Миссисипи и спит в постели, в которой спали ее дедушка с бабушкой.
      Спальню наполняли ночные звуки. Сверчки, кузнечики, цикады... И совы. Она снова услышала крик, очень похожий на женский, и вспомнила: этих сов называют "скрипучками". Так сказала бабушка, успокаивая ее, когда как-то ночью, в тот давний свой приезд, она услышала точно такой же душераздирающий крик.
      "Это просто скрипучка, пышечка моя. Не бойся. Ты в безопасности, как клоп в щели".
      Тогда Кэролайн засмеялась, да и теперь улыбнулась, прислушалась к протяжному уханью другой, лучше воспитанной совы. "Это все деревенские ночные звуки", - заверила она себя, стараясь не обращать внимания на скрип и вздохи старого дома. Скоро-скоро они станут ей казаться такими же привычными, как шум уличного движения или далекие автомобильные гудки.
      Все именно так, как говорила бабушка. Ей ничего не угрожает, как клопу в щели...
      Глава 3
      Такер сидел на боковой террасе, белую деревянную решетку которой обвивал пурпурный клематис. В саду деловито и тихо что-то щебетала колибри. Вот одна сверкнула радужным оперением, метнувшись яркой молнией к раскрывшемуся нежному цветку, чтобы напиться.
      Под столом со стеклянным верхом растянулась старая гончая Бастер: одна обвисшая складками кожа да ревматические кости. Время от времени пес собирался с силами и начинал бить хвостом по полу, с надеждой взирая через стекло на завтракающего Такера.
      Такер сознательно не прислушивался к утренним звукам и совершенно машинально поглощал охлажденный сок, черный кофе и тосты.
      Он совершал один из своих любимых ритуалов: просматривал почту.
      Как всегда, пришла пачка модных каталогов и журналов для Джози. Из Нэшвилла пришло письмо для Дуэйна. Такер узнал по-детски старательный почерк Сисси, на мгновение нахмурился, посмотрел конверт на свет и отложил письмо в сторону. Нет, это не просьба денег для детей. Как семейный бухгалтер и делопроизводитель, он только две недели назад собственноручно подписал и выслал ей ежемесячные чеки.
      В соответствии со своей манерой вести дела он сбрасывал счета на другой стул, личную корреспонденцию складывал около кофейника, а письма, явно пришедшие из благотворительных и тому подобных организаций, пихал в большой бумажный пакет, лежащий рядом с ним на столе.
      С этими письмами Такер поступал всегда одинаково: раз в месяц он наудачу запускал руку в пакет и вынимал два конверта, какие подвернутся. В результате какие-то две организации получали щедрую дотацию независимо от того, был ли это фонд "За возвращение к первобытному образу жизни", "Американский Красный Крест" или "Общество борьбы с заусенцами". Таким образом, по мнению Такера, семейство Лонгстрит выполняло свои благотворительные обязанности.
      У него у самого было полно разных проблем, и это простое дело сортировка корреспонденции - временно оттесняла все проблемы на задний план.
      Впрочем, к главной проблеме его мысли возвращались постоянно: Эдда Лу не желала разговаривать с ним. Прошло уже два дня после устроенного ею публичного скандала, но она никак не проявлялась - наверное, заняла глухую оборону, а может, притворилась больной. Однако она не только не делала никаких попыток связаться с ним, но и не отвечала на телефонные звонки.
      И это Такера беспокоило - тем более что он был знаком с ее дурным нравом и понимал, что она может внезапно наброситься на него из засады с ловкостью гадюки. И Такер периодически нервно вздрагивал в ожидании ядовитого укуса.
      Неожиданно Такер выудил из пачки сиреневый ароматизированный конверт, который мог быть послан только одним человеком на свете.
      - Кузина Лулу!
      Такер ослепительно улыбнулся, и его тревоги растаяли в голубой дали.
      Лулу Лонгстрит Бойстен принадлежала к джорджианской ветви семьи и приходилась двоюродной сестрой дедушке Такера. По зрелом размышлении можно было заключить, что ей примерно семьдесят пять, но уже несколько лет она питала неизменную привязанность к цифре "шестьдесят три". Она была богата до неприличия и безумна, как июньская жужелица.
      Такер ее просто обожал. Хотя письмо было адресовано "Моим кузенам Лонгстритам", он решительно его вскрыл. Такер был не намерен ждать, пока Дуэйну и Джози вздумается вернуться оттуда, где они сейчас пребывают.
      Он прочел первый абзац, написанный красным фломастером, и издал радостный вопль: кузина Лулу собиралась нанести им визит. Надо сказать, она всегда выражала свои намерения таким образом, что оставалось неизвестным, то ли она приедет к обеду, то ли останется на месяц. И Такер искренне надеялся, что она предпочтет последнее: ему требовалось какое-то отвлечение.
      В прошлый свой приезд кузина Лулу явилась с целым ящиком пирожных из мороженого, упакованных в пластины сухого льда, и в бумажной шапочке со страусиным пером. Шапочку она не снимала целую неделю, в ней спала и ела, утверждая, что таким образом празднует дни рождения всех людей вообще.
      Оставив разборку почты на потом, Такер стремительно направился к двери: надо сказать Делле, чтобы она сейчас же убрала комнату кузины Лулу и держала ее в полной готовности. Но стоило Такеру распахнуть дверь, он услышал характерное хриплое тарахтение пикапа Остина Хэттингера. В Инносенсе только эта машина издавала столь своеобразные звуки.
      Мгновение поколебавшись, не лучше ли укрыться в доме, забаррикадировав все двери, Такер повернулся и вышел на крыльцо, готовый с честью выдержать поединок. Теперь он мог не только слышать, что приехал Остин Хэттингер, но и видеть это по облаку черного дыма, клубившемуся на аллее между магнолиями.
      Невольно вздохнув, Такер вынул из кармана сигарету и отломил крошечный кусочек с конца. Он как раз с приятностью затянулся в первый раз, когда к крыльцу подъехал пикап и из него выбрался Остин Хэттингер.
      Он казался таким же потрепанным временем и неуклюжим, как его старый "Форд", однако весь был словно прошит прочными сухожилиями и крепкими мускулами. Поля грязной соломенной шляпы отбрасывали тень на темное, словно вырезанное из древесины лицо. Глубокие морщины сбегали вниз от уголков его глаз, прочерчивали борозды на обветренных щеках и брали в скобки жесткий, неулыбчивый рот.
      Из-под шляпы не выбивалось ни единого волоска. Нет, Остин не облысел просто он каждый месяц ездил в парикмахерскую и сбривал седоватую поросль, возможно, в память о четырех годах, проведенных на военной службе в морской пехоте. "Semреr Fi" <Сокр, от Semper Fidelis - "Всегда верен" - девиз морских пехотинцев США.> - гласила татуировка на одном из его мощных квадратных кулаков. Там же бугрилась наколка, изображающая американский флаг.
      Подойдя к крыльцу, он смачно сплюнул, и на чистом гравии образовалась неопрятная желтоватая лужица. Под запыленным комбинезоном и пропотевшей рабочей рубахой, которую даже в жару Остин застегивал до самого горла, скрывалась сильная, широкая, как у быка, грудь.
      Такер отметил про себя, что он не взял из машины ружья, лежавшего у заднего окна, и решил, что это, пожалуй, доброе предзнаменование.
      - Привет, Остин.
      - Привет, Лонгстрит.
      Голос Остина был такой, как если бы ржавый гвоздь забивали в железобетонный блок.
      - Где, черт возьми, моя девчонка? Какая девчонка? Такер понятия не имел о девчонках Остина, поэтому вежливо заморгал и переспросил:
      - Извини, не понял?
      - Безбожный, похотливый козел! Где, черт тебя побери, моя Эдда Лу?
      Вот это уже было ближе к делу.
      - Я не видел Эдду Лу с позавчерашнего дня, когда она наехала на меня в кафе. - Прежде чем Остин успел ответить, Такер повелительно взмахнул рукой. Он все-таки был членом самой могущественной семьи графства и не желал выступать в роли мальчика для битья. - Можешь сколько угодно кипятиться, Остин, но факт остается фактом: да, я спал с твоей дочерью. - Он глубоко и продолжительно затянулся. - Ты, наверное, хорошо представляешь, как это бывает, и мне плевать, если эта картинка тебе не очень нравится.
      Остин ощерил пожелтевшие, неровные зубы.
      - Я спущу шкуру с твоей чертовой задницы, если ты опять станешь принюхиваться к девчонке!
      - Ну, положим, Эдда Лу уже довольно давно стала совершеннолетней. Я думаю, она сама решит, что делать. - Такер опять затянулся, затем внимательно оглядел кончик сигареты и отшвырнул ее. - И вообще, Остин, что сделано, то сделано.
      - Легко тебе говорить, когда ты уже сделал моей дочери ублюдка.
      - При ее активном сотрудничестве. - Такер сунул руки в карманы. - Я собираюсь позаботиться, чтобы она ни в чем не нуждалась во время беременности. И не поскуплюсь на содержание ребенка.
      - Одни разговоры! - Остин опять сплюнул себе под ноги. - Красивая болтовня. Ты всегда хорошо умел работать языком, Такер. А теперь послушай, что я тебе скажу. Я сам могу позаботиться о своей дочери и хочу, чтобы ты отпустил ее. Прямо сейчас.
      Такер только приподнял бровь:
      - Ты думаешь, что Эдда Лу у меня? Но ее здесь нет.
      - Лжец! Прелюбодей! - голос Остина заскрипел, как у осипшего евангелиста. - Душа твоя черным-черна от грехов!
      - Ну, на сей счет я с тобой спорить не стану, - ответил Такер со всевозможной любезностью, - но только Эдды Лу здесь нет. Зачем мне лгать? Если хочешь, можешь сам пойти взглянуть. Но говорю тебе, что я ее не видел и не говорил с ней с того самого дня, когда она сделала свое грандиозное заявление.
      Остин прикинул в уме, стоит ли врываться в дом. Ему очень не хотелось оказаться дураком в глазах Лонгстрита.
      - Если ее здесь нет, значит, нет нигде в городе. И вот что я думаю, сукин ты сын. Ты, наверное, уговорил ее лечь в какую-нибудь больницу, чтобы избавиться от беременности.
      - Мы с Эддой Лу ни о чем таком не договаривались. И если ее угораздило это сделать, то исключительно по собственной воле.
      Такер потерял бдительность и совсем забыл, как проворен этот массивный человек. Он еще не успел досказать последнее слово, как Остин прыгнул вперед, сгреб его за рубашку и приподнял над землей.
      - Не смей так говорить о моей дочери! Она была богобоязненной христианкой до того, как связалась с тобой. Ты только взгляни на себя! Ленивая похотливая свинья, живущая в своем большом красивом доме с пьяницей-братом и сестрой-шлюхой. - Лицо Остина покрылось от гнева красными пятнами, он брызгал слюной. - Ты сгниешь в аду, как все тебе подобные, как горит твой собственный папаша, отпетый грешник!
      Вообще-то Такер предпочитал разрешать конфликты с помощью красноречия. Но, несмотря на все старания избежать драки, возникали моменты, когда заявляли о себе гордость и характер. И Такер двинул-таки кулаком в живот Остину, чем так удивил его, что он ослабил хватку.
      - А теперь послушай меня, святоша-ублюдок! Ты говоришь со мной и обо мне, так что будь добр не касаться моей семьи. Я уже тебе сказал, что поступлю с Эддой Лу по справедливости, и больше повторять не стану. А если ты считаешь, что я был первый, кто опрокинул ее на спину, то ты еще глупее, чем я думал.
      Он уже разозлился и чувствовал, что надо бы взять себя в руки. Но обида в сочетании с ощущением вины переборола осторожность.
      - И не думай, что если я ленивый, то я глуп. Я прекрасно понимаю, чего она хочет добиться! И если вы двое полагаете, что криками и угрозами заставите меня пройтись к алтарю, то жестоко ошибаетесь.
      У Остина вздрогнул подбородок.
      - Так, значит, она хороша, чтобы спать с ней, но не подходит тебе, чтобы жениться?
      - Совершенно верно. Лучше не скажешь.
      У Такера хватило быстроты реакции, чтобы отразить первый свинг, но не второй. Железный кулак Остина угодил ему в низ живота, отчего он сложился пополам и чуть не задохнулся. И прежде чем Такер собрался с силами, на лицо его посыпался град ударов.
      Он почувствовал запах и вкус крови. И то, что эта кровь была его собственная, ввело его в слепую, безрассудную ярость. Костяшками пальцев он двинул Остина в челюсть, при этом почувствовав не боль, а восторженное ощущение силы удара.
      Чертовски хороший удар!
      Какая-то часть его сознания работала с незамутненной ясностью. Такер понимал, что во что бы то ни стало должен устоять на ногах. Он не может тягаться с Остином ни ростом, ни силой; надо полагаться только на свою ловкость и быстроту реакции. Если он упадет, то поднимется в лучшем случае с переломами и кровавым месивом вместо лица.
      Самые худшие опасения подтвердились, когда Остин, издав торжествующий вопль, мощным ударом сбил его с ног. Такер отлетел и упал с размаху прямо на клумбу с пионами.
      Силы Такера иссякли. Он слышал свое тяжелое, свистящее дыхание, воздух с трудом прорывался в легкие. Однако ярость еще не исчезла и страх тоже. Но когда он попытался встать на четвереньки, Остин грузно упал на него, одной мясистой рукой вцепившись ему в горло, а другой колотя по почкам.
      Такеру удалось упереться рукой Остину в подбородок, он отчаянно вертел головой, чтобы ослабить хватку, но внезапно замер, увидев перед собой белые от безумия глаза. В этих глазах была жажда убийства и радость убивать.
      - Сейчас я тебя отправлю к дьяволу, - хрипел Остин, - прямиком к самому Сатане. Но вообще-то, Бо, я должен был убить тебя раньше. Гораздо раньше!
      Чувствуя, что сейчас распростится с жизнью, Такер вцепился в эти страшные глаза. Остин откинулся назад, завыл, словно раненый пес, и разжал руку. Она соскользнула с шеи Такера, и тот с жадностью всосал в себя воздух двумя жадными глотками. Они обожгли горло, но придали сил.
      - Ты, сумасшедший сукин сын, не путай меня с отцом! - Такер поперхнулся, закашлялся, но все-таки ухитрился снова стать на четвереньки. - Убирайся к черту с моей земли!
      Повернувшись, он с удовлетворением отметил, что лицо Остина залито кровью. Да, он выдал ему все, на что способен. А это немало. Такер уже начал мечтать о прохладном душе и таблетке аспирина, когда Остин вдруг молниеносно схватил камень из бордюра, окружавшего клумбу.
      - Господь милосердный! - это все, что Такер сумел выдавить из себя, когда Остин занес камень над его головой. И тут грянул выстрел, заставивший обоих отшатнуться.
      - Ты, гадина! У меня еще один заряженный ствол, - сказала Делла с порога. - И я целю прямо в твои бесполезные причиндалы. Клади камень, откуда взял, и побыстрее! А то у меня даже палец вспотел, так хочется спустить курок.
      Безумие медленно утекало. Такер просто видел, как оно таяло в глазах Остина, уступая место не менее сильной, но более осмысленной злобе.
      Делла стояла на крыльце, "тридцатка" уютно уткнулась ей в плечо, а она смотрела в прорезь, мрачно улыбаясь. И Остин отбросил камень. Тот упал на гравий со зловещим стуком, от которого у Такера свело судорогой желудок.
      - "Дабы судить я сюда явился!" - процитировал Остин. - Он еще заплатит за то, что сделал с моей дочерью!
      - Заплатит, это уж точно, - проворчала Делла. - Если девушка понесла от него, то Такер обо всем позаботится. Но я не такая доверчивая, как мальчик. И мы, Остин, еще разберемся, что тут к чему, прежде чем он подпишет какие-нибудь бумаги или чеки.
      Остин сжал кулаки.
      - Ты хочешь сказать, что моя дочь лжет? Делла все еще держала его под прицелом.
      - Я хочу сказать, что Эдда Лу не лучше, чем она есть. Впрочем, ее сделали такой, и я ее за это не осуждаю. Ну а ты убирайся отсюда, да поскорее отвези дочь к доктору Шейсу: пусть осмотрит ее и подтвердит, что она беременна. И тогда мы сядем и обговорим все, как полагается, спокойно. Но если ты хоть шаг сделаешь к мальчику, я разнесу тебя в клочья!
      Остин беспомощно сжимал и разжимал кулаки. Кровь стекала по его щекам, как слезы.
      - Я еще вернусь! - пробормотал он и, повернувшись к Такеру, сплюнул. И тогда ни одна женщина в мире тебя не спасет.
      Он забрался в пикап и затарахтел по подъездной аллее, изрыгая черный дым.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.