Нора РОБЕРТС
      ПОРОЧНАЯ НЕВИННОСТЬ
      ТОМ 1
      Анонс
      Юная Кэролайн приезжает в родной южный городок отдохнуть в его тиши после тяжелого нервного срыва и в первый же день встречается с местным сердцеедом, обаятельным и грешным Такером Лонгетритом. Но слишком глубоки ее душевные раны, слишком не уверена она в себе и еще не готова к новой любви. И лишь когда непонятные, необъяснимые преступления неожиданно взбудоражат тихую жизнь городка, Кэролайн, оказавшись в смертельной опасности, найдет в себе силы не только противостоять убийце, но и с открытым сердцем принять любовь самого лучшего и преданного человека.
      ПРОЛОГ
      Сырым февральским утром Бобби Ли Фуллер нашел мертвое тело. Впрочем, это только говорится - "нашел"; на самом деле он просто споткнулся о то, что осталось от Арнетты Гэнтри. Но, как бы то ни было, Бобби Ли еще долго видел в кошмарных снах распухшее белое лицо.
      Если бы Бобби Ли не поссорился накануне с Марвеллой Трусдэйл, он в это самое утро корпел бы на уроке английской литературы. Последняя стычка с Марвеллой - а их роман продолжался уже полтора года - совсем его доконала, и Бобби Ли решил поудить рыбку в Гусином ручье, чтобы отдохнуть и подумать на свободе.
      В свои девятнадцать лет Бобби Ли уже здорово вымахал: шесть футов один дюйм. Руки у него были большие, рабочие, как у отца, а от матери он унаследовал густые черные волосы и пушистые длинные ресницы. Волосы он носил гладко зализанными назад в стиле своего кумира Джеймса Дина.
      Бобби Ли считал Джеймса Дина настоящим мужчиной, который наверняка тоже презирал зубрежку и книжную премудрость. Была бы его воля, Бобби Ли уже давно работал бы полный день на автозаправочной станции Санни Тэлбота вместо того, чтобы грызть гранит науки в двенадцатом классе. Однако у его мамочки были другие представления о том, что ему нужно, а в городке Инносенс <"Innocence" - "невинность", "наивность" (англ.).>, штат Миссисипи, никто не решался оспаривать мнения Хэппи Фуллер.
      Веселое имя Хэппи <"Happy" - "веселый", "счастливый" (англ.).> ей вполне подходило, потому что она могла чудесно улыбаться, одновременно вышибая почву у вас из-под ног. Хэппи Фуллер еще не простила своему младшему сыну того, что он два года просидел в одном классе. И если бы настроение у Бобби Ли не было такое паршивое, он вряд ли бы осмелился прогулять целый день - тем более при его менее чем удовлетворительных отметках. Однако Марвелла была из тех девушек, которые толкают мужчин даже настоящих - на опрометчивые и безрассудные поступки.
      Вот поэтому-то Бобби Ли забросил удочку в бурные воды Гусиного ручья. Папа всегда говорил, что, когда мужчину что-то грызет, ему лучше всего уйти куда-нибудь поближе к воде и смотреть, как она мерцает.
      И главное не в том, что поймаешь, а в том, что ты у воды и смотришь на волны.
      Бобби Ли поудобнее устроился в траве на берегу ручья, питаемого мощной Миссисипи. До него донесся гудок поезда, спешащего к Гринвиллу. Он слышал шепот ветра во влажных зарослях. И единственное, что его тревожило этим утром, так это его собственное настроение.
      А может, ему стоит рвануть в Джексон, отряхнуть прах Инносенса со своих ног и зажить городской жизнью? Ведь он хороший механик - даже чертовски хороший! - и, наверное, найдет неплохую работу без всякого аттестата зрелости. А пока ом будет заниматься настоящим мужским делом, эта самая Марвелла Трусдэйл выплачет в Инносенсе свои большие голубые глаза.
      Леска натянулась. Моргая, Бобби Ли торопливо вскинул удилище. На крючке серебристо сверкнула большая рыба. Неуклюже, рывком он вытащил ее из воды, но впопыхах, все еще думая о Марвелле, недосмотрел, и леска запуталась в водорослях. Бобби Ли встал, ругая себя за то, что промахнулся. А так как хорошая леска стоила не меньше пойманной рыбы, он шагнул в заросли и начал распутывать леску.
      Это оказалось не таким уж простым делом. Чертыхнувшись, Бобби Ли отшвырнул ногой ржавую банку из-под пива, поскользнулся на чем-то мокром, упал на четвереньки и очутился лицом к лицу с Арнеттой Гэнтри.
      Вид у нее был удивленный - точь-в-точь как у него: вытаращенные глаза, открытый рот и белые-белые щеки. Бобби Ли понял, что она мертва - мертва, как камень. Влажные, обесцвеченные перекисью волосы Арнетты потемнели от запекшейся крови, а на горле виднелся багровый разрез, охватившей шею, как ожерелье.
      Бобби Ли закричал - дико, словно раненое животное, - но даже не понял, что это кричит он. Зато довольно скоро осознал, что стоит на четвереньках в воде, окрашенной кровью.
      Бобби Ли с трудом поднялся - как раз Вовремя, чтобы его не вырвало прямо на новые джинсы. Оставив на берегу рыбу, леску и большую часть своей юношеской безмятежности, он стремглав побежал в Инносенс.
      Глава 1
      Лето, как роскошная, но злобная куртизанка, набросилось на городок Инносенс, штат Миссисипи, и распластало его в жаре и пыли. Городок никогда особенно не процветал, хотя земля здесь была плодородной, а люди привыкли выносить влажную жару, наводнения и капризы ветра.
      Здесь поблизости не было никаких природных чудес и достопримечательностей, чтобы привлечь туристов с видеокамерами и тугими кошельками. Поэтому не было и приличной гостиницы с современными удобствами. Существовала, правда, старинная усадьба с плантацией "Сладкие Воды", которой уже двести лет владели Лонгстриты, но доступ в усадьбу для посторонней публики был закрыт, да и нельзя сказать, что посторонние очень стремились туда попасть.
      "Сладкие Воды" однажды были описаны в журнале "Дома Юга", Но это произошло в восьмидесятые годы, когда еще была жива Мэдилайн Лонгстрит. Теперь, когда она и ее пройдоха-муж покинули сей мир, усадьба стала собственностью их троих детей, до сих пор там и проживавших. Эти трое, по сути дела, являлись хозяевами городка, хотя нельзя сказать, что они очень из-за этого важничали.
      Можно было с уверенностью утверждать, что все трое отпрысков унаследовали фамильную красоту Лонгстритов, но отнюдь не их амбиции, и жители городка их за последнее нисколько не порицали. Помимо черных волос, золотистых глаз и прекрасного телосложения, Лонгстриты еще обладали неотразимым обаянием, перед которым невозможно было устоять. И поэтому никто, например, особенно не осуждал Дуэйна за то, что он пошел по стопам пьяницы-отца. И если Дуэйн время от времени вдребезги разбивал свой очередной автомобиль или ломал столики в "Таверне Макгриди", то ведь он всегда щедро возмещал убытки, когда бывал трезв. Правда, с течением времени трезвость посещала Дуэйна все реже и реже.
      Когда в 84-м Дуэйн поставил Сисси Куне в затруднительное положение, то женился на ней без разговоров. А когда, родив двух сыновей, Сисси не выдержала его пагубного пристрастия к алкоголю и потребовала развод, то он так же любезно согласился и на это. И никаких недобрых чувств! Впрочем, там, кажется, и не было никаких чувств... А Сисси уехала с мальчиками в Нэшвилл и начала новую жизнь с торговцем обувью, который в свободное время играл на гитаре в соседнем ресторанчике.
      Джози Лонгстрит, единственная дочь и младшая в семье, за свои тридцать один год успела дважды побывать замужем. Оба брака оказались недолговечными, но обеспечили население Инносенса неистощимым материалом для сплетен. Джози огорчалась по поводу своих двух замужеств не больше, чем огорчается женщина, заметившая у себя первые седые волосы. Она немного посердилась, немного погрустила, испытала некоторый страх перед будущим... А затем раны зажили. С глаз долой - из сердца вон!
      Разумеется, ни одна женщина не хочет седеть. Точно так же ей, поклявшейся любить, "пока смерть не разлучит нас", вовсе не хочется разводиться. "Но в жизни все бывает", - философски рассуждала Джози, болтая с Кристел, своей наперсницей и хозяйкой салона красоты. Она любила обсуждать с Кристел сравнительные достоинства всех перепробованных ею мужчин от Инносенса до границы штата Теннесси. И всякий раз добавляла, что должна же как-то компенсировать допущенные две ошибки.
      Такер Лонгстрит тоже наслаждался женщинами - хотя, может, и не столь самозабвенно, как его сестра мужским полом. Не прочь он был и опрокинуть стаканчик, не проявляя, впрочем, такой неутолимой жажды, как старший брат.
      Жизнь Такеру представлялась длинной аллеей для прогулок. Он не возражал против того, чтобы шествовать по ней, но в своем собственном темпе. Он мог свернуть с прямого пути при условии, что снова возвратится на проторенную дорогу, ведущую к избранной им цели. До сих пор ему удавалось избежать прогулки к алтарю - так как его любовные опыты, не оставив в душе глубокого следа, внушили ему легкое отвращение к прочим узам. Он предпочитал следовать своим путем в спокойном одиночестве.
      Такер легко сходился с людьми и нравился большинству окружающих. Факт, что он родился богатым, иногда мешал ему, но не слишком. Он обладал даром безграничной щедрости, и его за это обожали. Каждый мужчина в городке знал, что если потребуются деньжата, то всегда можно одолжить у старины Тэка. Он тут же их выложит без всяких неприятных для самолюбия проволочек. Конечно, всегда находились недоброжелатели, бормотавшие себе под нос, что легко давать деньги, если их у тебя больше чем достаточно. Но от этого цвет купюр не менялся.
      В отличие от своего отца Бо, Такер не подсчитывал ежедневно проценты и не хранил в столе под замком небольшую кожаную записную книжку с фамилиями должников. Он не брал больше разумных десяти процентов, а фамилии и цифры держал в своем остром, хотя часто и недооцениваемом, уме.
      Во всяком случае, он старался не ради денег. Такер вообще редко что-нибудь делал ради них. Он был снисходителен - и не только потому, что ленив. Просто в его вальяжном теле билось щедрое сердце, которое к тому же иногда испытывало чувство вины.
      Такер прекрасно сознавал, что палец о палец не ударил, чтобы заработать свое состояние, и потому ему казалось самым естественным развеять его по ветру. Он принимал собственное благополучие как нечто должное, зевая от скуки, но иногда его посещали мысли о социальной ответственности.
      Ну а когда эти мысли досаждали ему чересчур, он ложился в веревочный гамак под вечнозеленым дубом, надвигал соломенную шляпу на глаза и потягивал холодный лимонад, пока неприятное чувство не проходило.
      Это самое он и делал, когда Делла Дункан, экономка Лонгстритов вот уже тридцать с лишним лет, высунула голову из окна второго этажа.
      - Такер Лонгстрит!
      Надеясь, что пронесет нелегкая, Такер все так же покачивался в гамаке, закрыв глаза. На его плоском голом животе балансировала бутылка пива "Дикси", а в руке он небрежно держал стакан.
      - Такер Лонгстрит!
      Громовой голос Деллы вспугнул птиц с деревьев. "Безобразие!" - подумал Такер. Так приятно было подремывать под их протяжные трели и контрапунктное жужжание пчел в зарослях гардений.
      - Я с тобой говорю, мальчик!
      Такер вздохнул и открыл глаза, в которые сквозь нечастую сетку шляпы тут же ударило белое раскаленное солнце. Да, он, конечно, платит Делле жалованье. Но когда женщине приходилось в свое время менять твои мокрые пеленки и шлепать тебя по заднице, авторитетом в ее глазах пользоваться невозможно.
      Делла высунулась из окна почти до пояса, ее пламенеющие рыжие волосы выбились из-под шарфа. Широкоскулое, сильно нарумяненное лицо выражало неодобрение, чего Такер с детства побаивался. Три нитки блестящих бус стукнулись о подоконник.
      Такер улыбнулся невинной и фальшивой улыбкой мальчишки, застигнутого в тот самый момент, когда он сунет палец в банку с вареньем.
      - Да, мэм?
      - Ты обещал съездить в город, привезти мешок риса и ящик колы, - Да, но... - Такер потер еще прохладную бутылку о живот, поднес к губам и сделал большой глоток. - Да, кажется, обещал. Но я думал съездить, когда немного спадет жара.
      - Нет, уж будь любезен оторвать свою ленивую задницу от гамака и поезжай прямо сейчас. Иначе подам тебе на обед пустую тарелку.
      - Да кто в такую жару ест! - пробурчал он себе под нос, но у Деллы слух был острый, как у кролика.
      - Что такое, мальчик?
      - Я сказал, что уже еду.
      С изяществом танцовщика Такер выскользнул из гамака, на ходу опорожняя бутылку. И когда он улыбнулся Делле, сбив шляпу набок, и чертики заплясали в его золотистых глазах, ее сердце растаяло. Только усилием воли Делла заставила себя не улыбнуться в ответ и все так же сурово взирала на него сверху вниз.
      - Ты когда-нибудь прорастешь сквозь гамак в землю, если будешь так подолгу валяться. Можно подумать, что ты больной.
      В первый раз вижу мужчину, который предпочитает лежать, а не стоять.
      - Ну, надо сказать, мужчина и лежа может кое-что создавать, Делла...
      Наконец она не удержалась и разразилась густым, игривым смехом.
      - Только не очень-то старайся! А то кончишь тем, что какая-нибудь шлюшка притащит тебя к алтарю - как эта сучка Сисси поступила с бедняжкой Дуэйном.
      Такер снова ухмыльнулся.
      - Нет, мэм, со мной это не пройдет.
      - Да, чуть не забыла! Привези моей любимой туалетной воды. У Ларссона продается.
      - Тогда кинь мне мой бумажник и ключи от машины. Голова Деллы исчезла, но через минуту снова высунулась, экономка швырнула вниз бумажник и ключи. Молниеносным движением Такер поймал в воздухе и то, и другое, а Делла подумала, что, пожалуй, мальчик не так уж ленив и неповоротлив, как притворяется.
      - Надень рубаху - и заправь ее в штаны! - приказала Делла, словно ему было по-прежнему десять лет.
      Такер достал рубашку из гамака и набросил ее на ходу. Пока он огибал главный подъезд с десятью дорическими колоннами, которые поддерживали террасу на втором этаже, хлопковая рубашка уже прилипла к вспотевшей спине.
      Сложившись пополам, Такер влез в свой "Порше", который совершенно импульсивно купил полгода назад и который пока ему не надоел. Взвесив в уме преимущества езды с кондиционером или с откинутым верхом, когда ветер бьет в лицо, он принял решение в пользу последнего.
      Такер мало что делал быстро, но одним из исключений была автомобильная езда. Гравий так и брызнул из-под колес, когда он ударил по сцеплению и рванул по длинной, закругляющейся подъездной аллее. Он объехал клумбу, на которой мать всегда сажала пионы, гибискус и ярко-красную герань. По обе стороны аллеи росли старые магнолии, и сейчас от них шел густой и сладкий аромат.
      Такер потянулся за темными очками, ловко надел их, наугад выхватил кассету и сунул в щель магнитофона. Он был большим поклонником музыки пятидесятых, поэтому все его записи кончались 1962 годом. Оказалось, это Джерри Ли Льюис: насквозь пропитанный виски голос и отчаянная фортепианная дробь возвестили, что весь мир сотрясается в шейке.
      Когда спидометр показал восемьдесят, Такер присоединил к Льюису свой собственный великолепный тенор, а пальцами стал отбивать дробь по рулю, словно по клавишам рояля.
      На взгорке ему пришлось резко подать влево, чтобы не врезаться в зад чистенькому "БМВ". Он приветственно погудел, проскользнув чуть не впритирку мимо серебристого фендера. Скорости Такер не сбавил, но отметил про себя, что "бимер" явно собирается поворачивать к дому Эдит Макнейр.
      Джерри Ли начал своим хриплым голосом "Не дышу", и Такер подумал о Мисс Эдит, которая скончалась примерно два месяца назад. Это было как раз в то время, когда у Призрачной лощины, в воде, было найдено изувеченное мертвое тело...
      Он тогда в составе поисковой группы разыскивал Фрэнси Элис Логэн, пропавшую два дня назад. Такер плотно сжал челюсти, вспоминая, каково это было - брести по заводи с "риджером" в руках, надеясь не наткнуться на тело.
      Но они наткнулись... Это выпало на долю им с Берком Трусдэйлом.
      Тяжело было вспоминать, что вода и рыбы сделали с хохотушкой Фрэнси, хорошенькой рыжей девушкой, с которой он немного флиртовал, раза два встречался и даже подумывал, не переспать ли с ней.
      Такер почувствовал, что у него свело желудок, и запустил Джерри Ли на полную мощность. Он не станет думать о Фрэнси. Он будет вспоминать о Мисс Эдит, это приятнее. Она дожила почти до девяноста и спокойно умерла во сне.
      Такер не мог вспомнить, почему эту старую женщину все называли Мисс Эдит: ведь она была замужем и имела детей. Правда, в последние годы никто из них не жил с ней. Свой дом, опрятный двухэтажный особнячок, она оставила какому-то родственнику-янки.
      А так как Такер не знал никого на пятьдесят миль вокруг, кто владел бы "БМВ", он заключил, что это тот самый янки приехал взглянуть на свое наследство.
      Он решительно отбросил мысль о северном вторжении на территорию Юга, вынул сигарету, отломил кончик длиной с ноготь большого пальца и закурил.
      ***
      А в это время у поворота к дому Эдит Макнейр Кэролайн Уэверли сидела, вцепившись в руль, и ждала, пока сердце перестанет бешено стучать в груди.
      "Идиот! Сумасшедший ублюдок! Безмозглый выскочка!"
      Она заставила себя снять дрожащую ногу с тормоза и дала газ. Автомобиль свернул на узкую, заросшую травой дорогу.
      "Всего каких-то несколько дюймов", - подумала она. Еще бы чуть-чуть и он бы врезался в нее. И он еще имел наглость ей просигналить! Да, жаль, что он не остановился. Она бы высказала полоумному самоубийце все, что о нем думает! И, дав выход негодованию, наверняка почувствовала бы себя лучше. С некоторых пор Кэролайн чертовски хорошо научилась выражать свои чувства: доктор Паламо сказал, что это совершенно необходимо. Он считал, что и ее язва, и головные боли - прямое следствие того, что она всегда свои чувства подавляла. И, конечно, хронического переутомления.
      Ну, да ладно, она кое-что предпримет на этот счет. Она устроит себе приятные, спокойные каникулы в этом маленьком городишке штата Миссисипи. И через несколько месяцев - если, конечно, не умрет от зверской жары, - будет полностью готова к осеннему турне!
      А что касается подавления чувств, она с этим завязала. Ее последняя, безобразная стычка с Луисом, не сдерживаемая никакими рамками, принесла такое освобождение, что ей почти захотелось вернуться в Балтимор и повторить эту сцену.
      Но Луис - со всем своим остроумием и блестящим талантом - решительно принадлежал прошлому. Он остался позади. А будущее, по крайней мере, пока она не успокоила нервы и не укрепила здоровье, не представляло для Кэролайн особого интереса. Впервые в жизни Кэролайн Уэверли, беззаветно преданная своему делу скрипачка и эмоционально зависимый человек, собиралась жить только милым, славным настоящим!
      Здесь, в Инносенсе, после долгих странствий она хочет устроить себе дом. По собственному вкусу.
      Теперь она возьмет все в собственные руки. Потому что она твердо решила к концу лета узнать наконец, что же представляет собой на самом деле Кэролайн Уэверли.
      Немного ободренная этой радужной перспективой, она снова взялась за руль и повела машину по дорожке.
      У Кэролайн сохранялось смутное воспоминание, как она бегала по этой дорожке в детстве, когда гостила у дедушки с бабушкой. Конечно, недолго: мать прилагала все усилия, чтобы оборвать корни, связывавшие дочь с провинцией.
      Когда впереди показался дом, Кэролайн улыбнулась. Краска на ставнях кое-где пооблетела, трава газона доросла ей до щиколотки, но все же это был по-прежнему элегантный двухэтажный особняк с козырьком над крыльцом, на ступеньках которого она когда-то любила сидеть, и каменной трубой, слегка клонившейся влево.
      Кэролайн почувствовала, как у нее защипало глаза, и сморгнула слезы. Глупо грустить! Бабушка и дедушка жили долго и радовались жизни. И еще глупее - чувствовать себя виноватой. Когда два года назад умер дед, Кэролайн была на гастролях в Мадриде, концертное турне только началось, и она погибала под бременем обстоятельств. У нее не было никакой возможности успеть к похоронам.
      И потом она пыталась, искренно пыталась переманить бабушку в город, куда Кэролайн могла бы прилетать на несколько дней между двумя турне, чтобы повидаться.
      Но Эдит не согласилась. Она просто рассмеялась в ответ на предложение оставить дом, в который вошла юной новобрачной семьдесят с лишним лет назад, где родила и вырастила детей; дом, в котором она прожила всю жизнь.
      А когда бабушка умерла, Кэролайн лежала в госпитале в Торонто, выздоравливая от крайнего нервного истощения. Она узнала о смерти бабушки только через неделю после похорон. Так что глупо было испытывать чувство вины! И все-таки, сидя в машине с включенным кондиционером, благодаря чему лицо овевал нежный прохладный ветерок, она словно растворилась в наплыве чувств.
      - Простите, - громко сказала Кэролайн, обращаясь к духам. - Я так жалею, что меня здесь тогда не было. Что меня здесь не было никогда...
      Она вздохнула и провела ладонью по стриженым волосам цвета светлого меда. Не годится вот так сидеть в машине и сетовать. Надо внести в дом вещи, осмотреть его и вообще начать осваивать свое новое жилье. Теперь этот дом принадлежит ей, и она собирается остаться здесь надолго!
      Кэролайн открыла дверцу машины, и знойный воздух сразу ворвался в легкие, вышибая из них кислород. Задыхаясь, она взяла с заднего сиденья футляр со скрипкой, тяжелую коробку с нотами и, пока донесла все это до порога, совсем выбилась из сил.
      Выстроив на крыльце все свое имущество, Кэролайн достала ключи. На каждом висела бирка с указателем: "входная дверь", "черный ход", "подвал", "сейф", "автомобиль "Форд" - пикап". Связка мелодично зазвенела, пока Кэролайн разыскивала ключ от входа.
      Дверь скрипнула, как скрипят все старые двери, и Кэролайн увидела тонкий покров пыли, осевшей на предметах, которыми давно не пользовались.
      Внезапно ощутив одиночество, слегка растерянная, она вошла в дом.
      Коридор вел прямо к задней двери, где, как она помнила, должна быть кухня. Слева уходила наверх лестница, круто поворачивая вправо на третьей площадке. Перила из темного прочного дуба были покрыты тончайшим слоем пыли.
      Ей сообщили, что после похорон бабушки какая-то женщина приходила сюда наводить порядок, и Кэролайн убедилась, что на дружескую помощь соседей можно положиться. Несмотря на двухмесячный слой пыли и паутину в углах, в воздухе еще витал слабый запах лизоля.
      Кэролайн медленно вернулась в холл, стуча каблуками по прочному деревянному паркету, заглянула в гостиную с ромбовидными диванными подушками и большим телевизором на вертящейся подставке в углу. Смутные очертания сборной мебели вырисовывались под пыльными чехлами. Потом Кэролайн проследовала в небольшой кабинет - "берлогу" дедушки со стойкой для ружей, ящичками для пистолетов и массивным креслом с вытертыми подлокотниками.
      Кэролайн могла бы стоять здесь очень долго, вспоминая, как дедушка позволял ей иногда разглядывать эти ружья, но нужно было подниматься наверх, чтобы выбрать себе комнату.
      Кэролайн остановила свой выбор на спальне бабушки и дедушки не столько из сентиментальных, сколько из практических соображений. Тяжелая, с четырьмя столбиками, резная кровать и тончайшее кружевное покрывало, которое можно протянуть через обручальное кольцо, казалось, обещали безмятежный сон. Комод из кедрового дерева у изножья кровати мог стать прекрасным вместилищем ее маленьких тайн. Веночки из крошечных фиалок и розочек на обоях действовали успокоительно.
      Кэролайн занесла в спальню чемоданы, снова спустилась вниз и через узкую стеклянную дверь вышла на высокое заднее крыльцо. Отсюда видны были розы, посаженные бабушкой, и многолетние цветы, отважно сражающиеся с сорняками. Из-за стены вечнозеленых дубов, поросших исландским мохом, доносился плеск воды о камни, а в отдалении, сквозь знойное марево, она видела широкую коричневую ленту. Это была могучая Миссисипи.
      Перекликались птицы - дрозды и воробьи, вороны и жаворонки; их голоса сливались в радостную симфонию.
      Кэролайн обернулась и в стеклянной двери, как в зеркале, увидела свое отражение. Хорошо сложенная женщина, пожалуй, чуть более худая, чем следует, с утонченными, изящными кистями рук и тенью под глазами...
      На мгновение все исчезло: прекрасный вид, ароматы, звуки. Она снова очутилась в комнате матери, где едва слышно тикали позолоченные часы и пахло духами "Шанель". Очень скоро они с матерью отбудут в ее первое турне.
      - Мы рассчитываем, Кэролайн, что ты сыграешь лучше всех.
      Голос матери - тихий, четкий и не допускающий возражений.
      - Ты ведь понимаешь, что ни к чему другому не стоит и стремиться?
      Кэролайн нервно поджимает большие пальцы в модных лакированных туфельках. Ей всего пять.
      - Да, мэм.
      Теперь она в гостиной. Руки у Кэролайн болят после двухчасовой практики, а за окном так ярко сияет золотое солнце! Она видит на ветке дерущихся воробьев, хихикает и перестает играть.
      - Кэролайн! - доносится с лестницы властный голос матери. - Тебе еще целый час заниматься. Каким образом ты думаешь подготовиться к турне при такой недисциплинированности? Начни сначала.
      - Извини.
      Вздыхая, Кэролайн снова поднимает скрипку к плечу. Двенадцатилетней девочке инструмент кажется тяжелым, как свинец.
      Вот она за сценой, старается успокоиться, но нервы ее на пределе. Сейчас начнется концерт. А она уже так устала от бесконечных репетиций, подготовок, поездок! Сколько лет уже она ворочает эти жернова? Да и было ли ей когда-нибудь восемнадцать, двадцать лет?..
      - Кэролайн, ради бога, наложи побольше румян. Ты бледна как смерть.
      Снова этот нетерпеливый, словно забивающий гвозди голос. Жесткие, твердые пальцы берут ее за подбородок.
      - Ну почему ты не можешь хотя бы сделать вид, что заинтересована в этом концерте? Разве ты не знаешь, как много мы с твоим отцом работали, чтобы ты достигла своего теперешнего уровня? Сколь многим мы пожертвовали ради этого? А у тебя за десять минут до выступления такой отсутствующий, вялый вид!
      - Извини.
      Она всегда и постоянно извинялась.
      Даже в госпитале - больная, измученная, пристыженная, распростертая на кровати...
      - Как ты могла так расклеиться? Как ты посмела отменить концерт?
      Над Кэролайн нависает разъяренное лицо матери.
      - Я не могу сейчас играть. Извини...
      - "Извини"! Что толку от твоих извинений? Ты губишь свою карьеру, ты ставишь Луиса в неудобное положение, ведешь себя непростительно! Не удивлюсь, если он разорвет вашу помолвку, а не только твой ангажемент. Что ты будешь делать, если он прекратит с тобой все профессиональные отношения?
      - Как же ты не понимаешь, мама? - слабо возражает Кэролайн. - Он был с другой! Как раз перед тем, как подняли занавес, я видела его - в гардеробной. Он был там с другой...
      - Глупости! А если это и так, то тебе некого винить, кроме себя самой. Как ты ведешь себя последнее время? Ходишь бледная, словно привидение, отменяешь интервью, отказываешься от приемов и вечеринок... И это после всего, что я для тебя сделала! Вот как ты платишь свои долги? И в какое ужасное положение ты меня поставила! Уже поползли разные слухи: ведь людям только дай повод посплетничать. Что я скажу журналистам?
      - Не знаю...
      Ей становится легче, когда она закрывает глаза, чтобы ничего не видеть и обо всем забыть.
      - Извини. Я просто не могу больше так жить. "Действительно, не могу", - подумала Кэролайн, открывая глаза. Она не может и не хочет жить так, как от нее требуется. И никогда не будет! Может быть, она в самом деле эгоистична, неблагодарна, избалована - все эти злобные эпитеты мать швырнула ей в лицо. Но какое это имеет значение теперь? Важно только одно: она приехала сюда. К себе домой!
      А за десять миль от ее дома Такер Лонгстрит ворвался на машине в самое сердце Инносенса, взметая пыль и едва не доведя до инфаркта Зануду толстого пса Джеда Ларссона. Собака мирно дремала под полосатой маркизой бакалейного магазина. Приоткрыв один глаз, она вдруг увидела летящий прямо на нее блестящий красный автомобиль, который внезапно остановился за несколько дюймов от собачьего носа.
      Взвизгнув, Зануда отпрыгнул на безопасное расстояние. Такер усмехнулся и свистнул псу, подзывая его к себе, но тот и не подумал остановиться.
      Такер сунул ключи в карман. Он был полон решимости как можно скорее купить рис, кока-колу и туалетную воду. А потом рвануть обратно и снова залечь в гамаке, где и должен находиться знающий себе цену мужчина в такое жаркое послеполуденное время. Но тут он усмотрел перед кафе "Болтай, но жуй" автомобиль сестры, и ему сразу показалось, что от быстрой езды у ; него пересохло в горле и недурно бы опрокинуть стаканчик холодного лимонада. А может, и проглотить кусок пирога с черникой или мороженое.
      Позднее он будет долго сожалеть, что позволил себе это маленькое отклонение от прямой дороги...
      Кафе "Болтай, но жуй" принадлежало Лонгстритам - точно так же, как прачечная-автомат "Стирай и суши", магазинчик "Корма и зерно", оружейный клуб "Друг охотника" и еще с десяток заведений, сдаваемых в аренду. Лонгстриты были достаточно умны, а может, причиной тому была их лень, чтобы не нанимать менеджеров для управления этим видом собственности. Хотя Дуэйн и не питал большого интереса к домам, сдаваемым в аренду, первого числа каждого месяца он исправно собирал ; арендную плату, выслушивал просьбы об отсрочке и составлял список необходимых ремонтных работ.
      Ну а бухгалтерские книги вел Такер, нравилось ему это или нет.
      Вообще-то, он не слишком возражал против этой обузы. Бухгалтерский учет - довольно удобное занятие, к которому всегда можно обратиться в вечерней прохладе с бокалом охлажденного напитка под рукой. У него была хорошая память на цифры, так что этот вид деятельности не составлял для него труда.
      Кафе "Болтай, но жуй" пользовалось особой благосклонностью Такера: здесь всегда царила непринужденная, домашняя атмосфера. Зал украшали большие окна-витрины, сплошь залепленные объявлениями о распродажах, аукционах и школьных спектаклях. Отсеки со столиками были отделаны красным винилом, которым Такс? всего полгода назад заменил прежнюю коричневую, потертую и замызганную обивку.
      В каждом отсеке был свой музыкальный автомат-проигрыватель. Достаточно опустить в щель монету, нажать кнопку и выбрать нужную запись. Эйолин Ренфрю, хозяйка заведения, любила музыку в стиле кантри, и поэтому музыкальные машины ее тоже предпочитали. Но Такер ухитрился контрабандой протащить несколько записей рока пятидесятых годов.
      У большой стойки расположилась дюжина высоких стульев, обитых тем же выцветающим красным винилом. Под стеклом в фигурной рамке висел прейскурант с перечислением сегодняшней выпечки, и взгляд Такера по-детски восторженно выхватил из списка черничный пирог.
      Обмениваясь на ходу приветствиями с немногочисленными посетителями, Такер пробрался сквозь сигаретный дым к стойке, возле которой восседала его сестра. Поглощенная разговором с Эйрлин, Джози рассеянно потрепала брата по щеке и продолжала свой рассказ:
      - И я ей сказала: "Джастин, если ты собираешься замуж за человека вроде Уилла Шайвера, тебе в интересах семейного счастья необходимо купить замок на его ширинку и быть уверенной, что у тебя в руках единственный ключ. Он, конечно, раз-другой обмочится, но больше ничего не сумеет!"
      Эйрлин одобрительно хихикнула и вытерла со стойки несколько влажных кругов.
      - Но почему она обязательно хочет выйти замуж за этого бездельника Уилла - не понимаю.
      - Детка, да он в постели настоящий тигр! - Джози хитро подмигнула. Ну, во всяком случае, так говорят... Рада тебя видеть, Такер.
      Джози повернулась к брату, смачно поцеловала в щеку и замахала перед его лицом растопыренными пальцами.
      - А я только что сделала маникюр. Цвет называется "убийственный красный". Как тебе нравится?
      Такер с чувством долга внимательно оглядел ее пурпурные ногти:
      - Такое впечатление, словно ты только что выцарапала кому-то глаза. Эйрлин, дай-ка мне лимонаду и кусок черничного пирога со взбитыми ванильными сливками.
      По-видимому, вполне довольная оценкой ее ногтей, Джози пробежала пальцами по своей искусно уложенной копне черных волос.
      - А мои, наверное, с удовольствием бы выцарапала Джастин. Усмехнувшись, Джози взяла стаканчик диетической колы и прильнула к соломинке. - Она тоже была в салоне красоты: закрашивала перекисью корни. И совала всем под нос руку, чтобы каждый мог полюбоваться стекляшкой, которую она называет бриллиантом. Уилл, наверное, выиграл его на ярмарке в тире, стреляя по бутылкам.
      В золотистых глазах Такера промелькнула насмешливая искорка.
      - Ревнуешь, Джози?
      Джози на секунду напряглась, выпятив нижнюю губу, но затем, просветлев лицом, закинула голову и рассмеялась:
      - Ну, если бы я захотела, он был бы мой. Да только, когда он не в постели, с ним можно от скуки умереть.
      Она помешала остаток колы соломинкой и бросила быстрый игривый взгляд на двух юнцов, расположившихся в одном из отсеков. Они сразу запыхтели и встрепенулись над своими банками пива.
      - Что и говорить, мы оба с тобой несем это бремя, Тэк. Перед нами не может устоять никто из противоположного пола! Улыбнувшись Эйрлин, Такер набросился на пирог:
      - Да, Джози, это наш крест.
      Джози забарабанила свеженакрашенными ногтями по стойке, с удовольствием прислушиваясь к постукиванию. Она чувствовала, что беспокойство, которое заставило ее дважды за пять лет выйти замуж и развестись, снова нарастает, и это продолжается уже несколько недель. "Пора в путь", - подумала Джози. Несколько месяцев жизни в Инносенсе всякий раз вызывало у нее непреодолимую жажду развлечений и охоту к перемене мест. Впрочем, те месяцы, которые она проводила где-нибудь еще, заставляли ее тосковать по бесцельному умиротворенному существованию в родном городке.
      Кто-то сунул четвертак в автомат, и Рэнди Трэвис заныл о превратностях несчастной любви. Джози забарабанила в такт, глядя исподлобья, как Такер налегает на черничный пирог и мороженое.
      - Не представляю, как ты можешь есть такие вещи в середине дня!
      Такер пожал плечами.
      - Очень просто: разеваю рот и глотаю. Джози засунула палец в сливки на пироге Такера и облизала его.
      - А что ты вообще делаешь в городе в такое время?
      - Исполняю поручения Деллы. Кстати, по дороге видел автомобиль, свернувший к дому Макнейров.
      - Гмм-м.
      Джози, возможно, обратила бы больше внимания на эту новость, но в кафе вошел Берк Трусдэйл. Джози моментально выпрямилась, скрестила длинные гладкие ноги и приветствовала его медовой улыбкой:
      - Привет, Берк.
      - Привет, Джози.
      Берк подошел и ткнул Такера в спину.
      - Что это вы здесь поделываете?
      - Да просто время убиваем, - ответила Джози. Берк был ростом не меньше шести футов, мускулистый и мощный, как "Студебекер", с квадратной челюстью и добрыми щенячьими глазами, что несколько смягчало общее впечатление. Хотя по возрасту он был ровесником Дуэйна, но дружил больше с Такером. А кроме того, Берк был одним из тех немногих мужчин, без которых Джози вынуждена была обходиться.
      Берк присел на высокий стул, позвякивая тяжелым кольцом с ключами. Повязка шерифа на его руке выцвела от солнечных лучей.
      - Слишком жарко сейчас вообще чем-то заниматься, - Берк благодарно улыбнулся Эйрлин, поставившей перед ним чай со льдом, и опорожнил стакан единым духом. - Родственница Мисс Эдит въехала в ее дом, - объяснил он, поставив стакан. - Это мисс Кэролайн Уэверли, известная музыкантша из Филадельфии. - Эйрлин снова наполнила стакан, и на этот раз Берк выпил охлажденный чай медленно, смакуя. - Она звонила, просила включить телефон и электричество.
      - А надолго она приехала? - спросила Эйрлин, у которой всегда были ушки на макушке от неистребимого любопытства. Между прочим, она считала, что хозяйка "Болтай, но жуй" не только имеет право, но просто обязана все знать.
      - Этого я не знаю. Мисс Эдит не очень-то много рассказывала о своей родне, но я слышал, что у нее есть родственница, которая разъезжает с оркестром по всему миру.
      - Наверное, ей хорошо за это платят, - заметил Такер. - Я видел полчаса назад, как она поворачивала к дому. У нее новенький, с иголочки, "БМВ".
      Берк подождал, пока Эйрлин не отойдет.
      - Тэк, мне нужно переговорить с тобой насчет Дуэйна. Такер немедленно напрягся, хотя выражение лица оставалось лениво-дружелюбным.
      - А в чем дело?
      - Вчера вечером он снова напился и устроил у Макгриди небольшой погром. Я засадил его на ночь в каталажку.
      Теперь выражение лица Такера изменилось: глаза потемнели, губы сурово сжались.
      - Ты его в чем-нибудь обвиняешь?
      - Да ладно тебе, Тэк, - Берк обиженно нахмурился. - Он учинил дикий скандал и был слишком пьян, чтобы сесть за руль. Я решил, что ему надо где-нибудь проспаться. Вспомни: когда неделю назад я его, мертвецки пьяного, отвез домой, мисс Делла чуть не спятила.
      - Пожалуй, ты прав. - Такер немного успокоился: все-таки Берк был настоящим другом. - А где сейчас Дуэйн?
      - В тюрьме, приходит в себя с похмелья. Я подумал, что раз уж ты здесь, то сам сможешь отвезти его домой. А его машину мы перешлем позднее.
      - Буду тебе обязан.
      Под внешним спокойствием Такер скрывал серьезную озабоченность. Дуэйн пьянствовал и дебоширил уже две недели подряд, а выход из этого состояния у него всегда бывал долгим и мучительным.
      Такер встал и вынул бумажник. В этот момент дверь распахнулась и так громко стукнула, что стаканы на полках задребезжали. Он оглянулся и увидел Эдду Лу Хэттингер. И понял, что бури не миновать.
      - Ах ты, ползучий гад, ублюдок! - заорала она с порога и двинулась прямо на Такера. Если бы Трусдэйл не сохранил быстроту реакции, которая принесла ему славу "звезды" в средней школе, то Такеру свернули бы нос набок.
      - Эй, эй... - растерянно бормотал Берк, потому что Эдда Лу царапалась, как дикая кошка.
      - Ты что же, решил отделаться от меня?
      - Эдда Лу... - Такер по опыту знал, что надо говорить тихо и проникновенно. - Успокойся. Дыши глубже. Ты только себе же и навредишь.
      Эдда Лу оскалила мелкие зубы.
      - Я сейчас тебе врежу, развратный хорек!
      Берк решил, что пора напомнить ей, кто здесь шериф.
      - Девушка, возьми себя в руки, или мне придется отправить тебя в тюрьму. И, думаю, твоему папаше это очень не понравится. Эдда Лу бросила на него злобный взгляд и прошипела:
      - Отпусти меня, я пальцем не трону этого сукина сына. Берк ослабил объятие, она вырвалась и встряхнулась.
      - Если ты хочешь поговорить со мной... - начал Такер.
      - Да, мы поговорим, будь спокоен! Здесь и сейчас. Эдда Лу заняла выигрышную позицию: встала так, чтобы посетителям, пялившим на нее глаза или, наоборот, притворно отводившим их, было все видно и слышно. Цветные пластмассовые браслеты пощелкивали у нее на руках, лицо и шея блестели от пота.
      - Вы все слышите, да? Я имею кое-что сказать этому мистеру-ходоку Лонгстриту!
      - Эдда Лу... - Такер улучил момент и тронул ее за руку, но она резко отбросила его руку.
      - Да-да, я все тебе выложу сполна. Ты говорил, что любишь меня, а сам...
      - Никогда я тебе такого не говорил! И в этом Такер мог быть совершенно уверен: даже сгорая в пламени страсти, он всегда был очень осторожен в словах.
      - Но ты давал мне это понять! - Эдда Лу неожиданно заплакала, слезы смешались с потом на ее лице, и тушь расползлась синими разводами под глазами. - Ты влез в мою постель. Ты говорил, что я такая женщина, которую ты всегда хотел. Ты говорил... Ты говорил, что мы поженимся!
      - О, нет! - Такер редко раздражался, но ей все-таки удалось задеть его за живое. - Ты все это выдумала, Эдда Лу. У тебя, оказывается, слишком богатое воображение.
      - А что должна думать девушка, когда ее обхаживают, носят цветы и разное иностранное вино? Ты говорил, что никто еще тебе так не нравился.
      - И ты действительно мне нравилась. Такер говорил правду, хотя сейчас ему самому было трудно в это поверить.
      - Да тебе сроду никто не нравился, кроме самого себя, Такер Лонгстрит! Но напрасно ты думаешь, что тебе удастся так легко от меня отделаться.
      Эдда Лу не собиралась отступать - особенно теперь, когда она уже успела намекнуть всем подругам, что дело идет к свадьбе. Она даже ездила в Гринвилл и присматривала себе свадебное платье. Она знала - знала наверняка, - что полгорода перешептывается о приближающемся событии.
      - Я беременна! - выкрикнула она в последней отчаянной надежде и с удовлетворением отметила, как зашептались посетители, а Такер побледнел.
      - Что ты сказала?!
      На губах ее зазмеилась жестокая, беспощадная улыбка.
      - Ты меня прекрасно слышал, Тэк. И лучше пораскинь мозгами, что тебе теперь надо делать.
      Вздернув подбородок, она круто повернулась на каблуках и вышла, громко хлопнув дверью. Такер застыл на месте, лишившись дара речи.
      - У-упс... - Джози ухмыльнулась при виде потрясенных завсегдатаев, но рука ее скользнула вниз, нашла руку брата и крепко сжала. - Ставлю десять баксов на то, что она врет.
      - Что?
      Все еще ошеломленный, Такер уставился на сестру.
      - Да я уверена, что она беременна не больше, чем ты сам! Разве ты не знаешь, что это старая, как мир, женская уловка, Такер? Не дай ей схватить тебя за хвост.
      Ему требовалось все обдумать, а для этого надо было остаться одному.
      - Послушай, ты не могла бы забрать Дуэйна из тюрьмы? И захвати припасы для Деллы.
      - А почему бы нам вместе... Но он уже уходил прочь.
      "Ну и дела! - подумала Джози. - Он ведь даже не сказал, что Делла велела купить".
      Глава 2
      Дуэйн Лонгстрит сидел на жесткой, как камень, железной койке в камере одной из двух городских тюрем и стонал, словно раненый пес. Он проглотил уже три таблетки аспирина, однако они пока не подействовали, и ему казалось, что тысяча пил, жужжа, вгрызается ему в мозг.
      Как всегда, только проснувшись после загула, Дуэйн презирал себя. Ему противно было думать, что он снова случайно угодил в ту же самую отвратительную западню.
      Он жалел не о том, что пьет. Нет, Дуэйну нравилось пить. Он любил вкус первого жгучего глотка виски на языке, любил бодрящую горячую волну, бьющую в голову после второй порции. А после того, как опрокинешь пятый-шестой стаканчик, время течет широким потоком и уносит тебя вдаль. Все вокруг кажется таким чудесным и смешным! В эти минуты забываешь, что жизнь дала тебе под дых, что ты навсегда потерял жену и двух ребятишек, которых, правда, не очень-то хотел заполучить с самого начала.
      Да, он очень любил легкое, прекрасное время забвения, и ему было все равно, что за этим последует. А следует всегда одно и то же: рука сама собой тянется к бутылке, теряешь способность чувствовать вкус и только способен глотать и глотать, пока виски перед тобой на столе...
      Вот это Дуэйну уже не нравилось. А еще ему не нравилось, что питье делает его агрессивным и он начинает нарываться на драку, на любую драку. Бог свидетель, он не такой плохой и злой человек, каким был его отец. Но иногда виски превращало его в Бо, и Дуэйн очень об этом сожалел.
      Самое паршивое - временами он не мог припомнить, устроил дебош после выпивки или тихо-мирно отключился. Когда же он дурил, то, как правило, просыпался утром в тюремной камере в сильном похмелье.
      Медленно, опасаясь, что неосторожное движение сразу превратит гудение в голове в злобное жужжание раздраженных пчел, Дуэйн поднялся. Солнечные лучи, вливаясь в зарешеченное окно, едва его не ослепили. Он тихо застонал, когда в коридоре громко хлопнула дверь, и раздался жизнерадостный голос Джози:
      - Дуэйн! Ты здесь? Это твоя любимая сестренка явилась забрать тебя отсюда.
      Когда он показался на пороге, держась за дверь и проседая в коленках, Джози вздернула свои аккуратно выщипанные брови.
      - Ничего себе! Ты выглядишь, словно три драные кошки, вместе взятые. Интересно, как ты ухитряешься что-нибудь видеть сквозь такие налитые кровью призмы?
      - Послушай, я... - Дуэйн кашлянул, чтобы прочистить горло. - Я опять разбил машину?
      - Об этом мне ничего не известно. Ну а теперь ты поедешь с малюткой Джози.
      Она подошла, взяла его за руку, но, когда Дуэйн повернулся к ней, стремительно отступила.
      - Боже милосердный! Скольких ты уже убил таким перегаром? - Поцокав языком, Джози вытащила из сумочки коробку леденцов "Тик-так". - Вот, детка, пожуй. Иначе я упаду в обморок, если ты опять дохнешь на меня.
      - Делла меня убьет, - мрачно промолвил Дуэйн, когда Джози повела его к двери.
      - Надеюсь. Но, боюсь, когда она узнает, что случилось с Такером, она о тебе позабудет.
      - С Такером? А что такое с Такером? Вот чертовня! - Дуэйн отшатнулся, когда солнце ударило ему в глаза.
      Покачав головой, Джози вытащила из сумки свои темные очки с маленькими искусственными бриллиантиками вокруг линз и подала их брату.
      - Такер в затруднительном положении, потому что Эдда Лу утверждает, будто ждет от него ребенка. Ну, мы еще посмотрим, так это или нет!
      - Христос всемогущий! - На краткое мгновенье собственные невзгоды показались Дуэйну не стоящими внимания. - Тэк обрюхатил Эдду Лу?
      Джози открыла дверцу салона своей машины и помогла Дуэйну втиснуться.
      - Да, и она объявила об этом во всеуслышание в "Болтай, но жуй". Так что теперь все жители города будут с интересом ждать, когда у нее вырастет брюхо.
      - Только этого нам не хватало...
      - Вот что я тебе скажу, - Джози завела машину и аккуратно тронулась с места. - Обрюхатил он ее или нет, но пусть дважды подумает, прежде чем введет эту кобылу в наш дом!
      ***
      Такер предусмотрительно решил не возвращаться сразу домой: Делла незамедлительно устроит ему выволочку. Ему нужно было немного побыть одному, а как только въедешь в ворота усадьбы, об одиночестве нечего и мечтать.
      Повинуясь внезапному порыву, Такер резко свернул на боковую дорогу, не доехав до дома почти целую милю. Оставив машину на поросшей травой обочине, он пошел к деревьям. Под зеленой листвой, рядом с влажным мхом парализующая все члены жара не так свирепствовала. Но ему надо было охладить не столько тело, сколько пылающую голову.
      Там, в кафе, было мгновение, когда его охватила бешеная кровожадная злоба, когда ему захотелось схватить Эдду Лу за горло и задушить, чтобы она заткнулась навсегда.
      Но сейчас его пугало даже не то, что он ощутил минутное удовлетворение от самой мысли об убийстве. Половина ею сказанного было ложью. Но это означало, что вторая половина - правда!
      Такер оттолкнул низко нависшую ветку, нагнулся и стал пробираться к воде через густые заросли. Испуганная его вторжением цапля сложила длинные изящные ноги и скользнула в глубь заводи. Сев на бревно, Такер огляделся, нет ли поблизости змей.
      Очень медленно вынув сигарету и отщипнув мизерный кончик, он зажег ее.
      Такер всегда любил воду. Не светлые озера и не океан, но темноводные пруды, журчание ручьев, постоянный четкий плеск речной волны. Его с детства тянуло к воде. Под предлогом рыбной ловли он любил просто посидеть и подумать, слушая неумолчный стрекот цикад.
      Но тогда его проблемы были детскими, мальчишескими: например, высекут ли его за плохую отметку по географии или как выпросить новый велосипед на Рождество. Но по мере того, как взрослеешь, проблемы усложняются. Он вспомнил, как горевал, когда отец поехал в Джексон на своей машине и разбился насмерть. Однако та горесть не могла идти ни в какое сравнение с тем, что он испытал, когда нашел лежащую в саду на дорожке мать, почти бездыханную. И ни один врач уже не смог починить ее бедное сердце.
      Такер часто приходил тогда к воде в поисках хоть небольшого облегчения. И постепенно, как всегда в этом мире, боль притупилась, чувство утраты поблекло. Только иногда его вдруг неудержимо тянуло выглянуть из окна, и он был почти уверен, что снова увидит, как мама в широкополой соломенной шляпе, перевязанной прозрачным шифоном, срезает увядающие розы...
      Мэдилайн Лонгстрит наверняка не понравилась бы Эдда Лу. Она нашла бы ее грубой, вульгарной и хитрой. И, несомненно, выразила бы свое неодобрение с той утонченно беспощадной вежливостью, которую любая южная леди способна отточить до остроты бритвы.
      А его мать была именно такой, истинно южной, леди.
      Надо сказать, Такер вовсе не собирался бросать Эдду Лу: он не относился к числу мужчин, которые сразу же перестают ухаживать после того, как задрали женщине юбку. Но как только она намекнула насчет свадьбы, он сразу отступил назад. Сначала он устроил ей охлаждающий чувства тайм-аут, приглашая повеселиться только раз в неделю, и выложил начистоту, что у него совершенно нет намерения связывать себя брачными узами. Но он видел по ее хитроватому взгляду, что Эдда Лу ему не поверила. Вот тогда он разорвал отношения. Она плакала, но вела себя прилично. Теперь Такер понимал, что она не рассталась с надеждой привязать его к себе окончательно.
      Такер также не сомневался, что до нее дошли слухи о его свиданиях с другой. Впрочем, все это уже не имело значения. Если Эдда Лу беременна, он был совершенно уверен, что виноват, несмотря на все меры предосторожности. Именно он. И теперь надо придумать, что в связи с этим предпринять.
      Такер удивлялся, что к нему до сих пор не нагрянул отец Эдды Лу, Остин Хэттингер, с заряженным ружьем. Остин не отличался умением входить в обстоятельства и к тому же никогда не любил Лонгстритов. Вернее сказать, он их ненавидел - с тех самых пор, как Мэдилайн Ларю предпочла Бо Лонгстрита, навсегда положив конец мечтам Остина Хэттингера самому на ней жениться.
      Говорили, что именно тогда Остин и превратился в подлого, жестокого сукиного сына. Все вокруг знали, что он то и дело дубасит жену, а своих пятерых детей воспитывает исключительно подзатыльниками. Самый старший из них, Джей, уже мотал срок в тюрьме Джексона за крупную автомобильную кражу.
      Остин и сам провел немало ночей за решеткой: "рукоприкладство", "рукоприкладство и насилие", "неподобающее поведение, выразившееся в неуважении к Священному писанию и богохульстве". Такер понимал, что это лишь вопрос времени:
      Остин обязательно явится к нему с заряженным ружьем и своими огромными, как окорока, кулаками. И ему придется с ним встретиться отвертеться не удастся.
      Точно так же придется взять на себя ответственность по отношению к Эдде Лу. Однако ответственность ответственностью, но черта с два он женится на ней! Она может быть как угодно искусна в постели, но не в состоянии поддерживать мало-мальски спокойный разговор. А кроме того, она неумна, зато хитра и коварна, как лисица. И хотя бы только поэтому он не желает каждое утро лицезреть ее за завтраком всю оставшуюся жизнь.
      Он, конечно, сделает, что возможно и что считает правильным. У него есть деньги, и он этим воспользуется. Это все, что она от него получит.
      Впрочем, может быть, когда первая злость пройдет, он даже полюбит этого ребенка - если не его мать... Всегда лучше ощущать к кому-то приязнь и симпатию, чем испытывать отвратительное чувство ненависти.
      Такер потер лицо руками и от души пожелал, чтобы Эдда Лу исчезла куда-нибудь насовсем. Что за безобразную сцену она устроила в кафе! Выставила его в таком свете, что хуже не бывает. Хуже, чем он есть на самом деле. И если бы только можно было придумать, каким образом, он бы...
      Такер услышал шорох позади и резко обернулся. Если его выследила Эдда Лу, то он готов задать ей как следует!
      ***
      Кэролайн свернула с просеки - и подавила крик. В тенистом полумраке у воды, там, где она когда-то удила рыбу с дедушкой, спиной к ней стоял мужчина. Услышав ее шаги, он обернулся, грозно сжал кулаки, и на лице его показалась насмешливая ухмылка, больше похожая на злобный оскал.
      Кэролайн беспомощно оглянулась вокруг в поисках какого-нибудь средства защиты и поняла, что все теперь зависит только от нее самой.
      - Что вы тут делаете?!
      Мужчина в одно мгновение разоружился, словно сбросил с себя рубашку.
      - Просто смотрю на воду. - Он виновато улыбнулся, как бы давая понять, что не опасен. - Я не рассчитывал наткнуться здесь на кого-нибудь.
      Напряженная готовность к нападению сменилась ленивой беспечностью, однако Кэролайн уже успела убедиться, что он может быть опасен. Голос у него был ровный, но какой-то тягуче-небрежный, поддразнивающий. И хотя глаза теперь улыбались, выражение их было таким сладострастным, что она бы наверняка кинулась бежать прочь, сделай он хоть одно движение в ее сторону.
      - Кто вы?
      - Такер Лонгстрит к вашим услугам, мэм. Я живу недалеко отсюда и, каюсь, нарушил границы частного владения - И опять эта улыбка, как бы говорящая: "Нет причины беспокоиться". - Извините, если напугал вас. Мисс Эдит не возражала, когда я сюда забредал, чтобы посидеть и поразмышлять. Поэтому я не зашел в дом и не попросил вашего разрешения. Вы, очевидно, Кэролайн Уэверли?
      - Да.
      Кэролайн подумала, что ее напряженный ответ прозвучал грубо по сравнению с его провинциальной обходительностью. И, чтобы смягчить грубость, она улыбнулась, однако улыбка все равно получилась напряженной.
      - Вы меня испугали, мистер Лонгстрит...
      - О, пожалуйста, просто Такер.
      Слегка прищурившись, он смерил ее взглядом. На его вкус - слишком худа. Зато бледное лицо с тонкими изысканными чертами похоже на камею, которую его мама всегда носила на черном бархатном банте. Обычно он предпочитал женщин с длинными волосами, но этой шла короткая стрижка: подчеркивала изящество шеи и делала огромные глаза еще больше. Такер сунул большие пальцы в карманы.
      - Мы, в конце концов, соседи. А у нас в Инносенсе принято относиться к соседям дружески.
      "Да, он, пожалуй, мог бы очаровать даже бесчувственное бревно", подумала Кэролайн. Она знала еще одного такого человека. Правда, у этого был акцент уроженца американского Юга, а у того - испанский, но оба были совершенно неотразимы...
      Кэролайн кивнула, и Такер отметил, что она держится по-королевски.
      - Я как раз осматриваю свои владения - и никак не ожидала кого-нибудь встретить.
      - Красивое место. Вы уже устроились? Если вам что-то понадобится, достаточно крикнуть.
      - Ценю вашу готовность помочь, но думаю, что сама справлюсь. Я ведь здесь всего час или около того.
      - Да, знаю. Я ехал в город и видел, как вы поворачиваете к себе.
      Кэролайн собиралась что-то ответить, но вдруг прищурилась.
      - В красном "Порше"?
      На этот раз он улыбнулся совершенно ослепительно - и, как ей показалось, издевательски.
      - Правда не машина, а красотка?
      Но теперь Кэролайн перешла в наступление, гневно сверкая глазами:
      - Так это вы тот самый безответственный идиот? Вы же мчались со скоростью девяносто миль в час!
      Всего несколько минут назад она была просто хрупкая и миловидная, но сейчас, с пылающими щеками, Кэролайн показалась Такеру прекрасной. Он всегда считал, что если нельзя помешать женщине выказывать свой нрав, то можно хотя бы любоваться яркостью вспышки.
      - Нет. Насколько я припоминаю, было не больше восьмидесяти. Конечно, она может дать на хорошем шоссе все сто двадцать, но...
      - Вы же едва не врезались в меня! Он, по-видимому, взвесил про себя такую возможность, затем решительно покачал головой.
      - Нет, у меня было достаточно времени, чтобы успеть уклониться. Это вам так казалось с вашего места. Я, честное слово, сожалею, что дважды за один день напугал вас. - Однако веселые искорки в глазах никак не соответствовали его покаянным словам. - Вообще-то я предпочитаю производить на хорошеньких женщин другое впечатление.
      Если матери Кэролайн удалось что-нибудь вбить в голову дочери, то это мысль о необходимости всегда и повсюду вести себя с достоинством. Она быстро сумела овладеть собой и уже спокойно произнесла:
      - Вам вообще нечего было делать на этой дороге. Я непременно сообщу о вас полиции.
      Такера забавляло негодование этой янки.
      - Можете это сделать прямо сейчас, мэм. Позвоните в город и попросите соединить вас с Берком. Берк Трусдэйл - наш шериф.
      - И, несомненно, ваш двоюродный брат? - процедила Кэролайн сквозь зубы.
      - Нет, мэм, хотя его младшая сестра действительно замужем за моим братом. Но троюродным.
      Такер подумал, что она, очевидно, считает его неотесанным болваном южанином, и решил, что сейчас доставит ей полное удовольствие.
      - Они переехали на тот берег, в Арканзас. А кузена зовут Билли Эрл Ларю. Он мой родственник по материнской линии. У них с Мегги - сестренкой Берка - там склад Ну, знаете, когда люди отдают на хранение мебель, автомашины или еще что-нибудь такое. И дела у них идут очень неплохо.
      - Я в восторге от этого сообщения.
      - Вот и прекрасно. - Он опять продемонстрировал свою медлительную, насмешливую улыбку. - И вы уж передайте старине Берку приветик, когда будете с ним беседовать.
      Хотя Такер был выше ее на несколько дюймов, Кэролайн каким-то образом ухитрялась посмотреть на него свысока.
      - Наверное, мы оба хорошо понимаем, что от такого разговора большой пользы нет. А теперь, мистер Лонгстрит, я буду вам очень признательна, если вы уберетесь с моей земли. А когда вам снова захочется посидеть и поглядеть на воду, то, пожалуйста, выберите для этого место где-нибудь подальше.
      Кэролайн отвернулась и уже сделала два шага прочь, как ее настиг голос Такера. И, черт возьми, этот голос был определенно издевательским!
      - Мисс Уэверли, добро пожаловать в Инносенс. Надеюсь, вы не пожалеете, что приехали к нам.
      Кэролайн не обернулась. А Такер, будучи хорошо воспитанным человеком, подождал, пока она не скроется из виду, и только тогда рассмеялся.
      Если бы он сейчас не увяз по уши в дерьме, то с удовольствием еще подразнил бы эту хорошенькую янки. Черт возьми, у него даже настроение улучшилось!
      ***
      Эдда Лу долго наводила перед зеркалом лоск, чтобы выглядеть на этом свидании наилучшим образом. Сначала она боялась, что все испортила, устроив скандал в кафе. А устроила она его, узнав, что Такер возил эту сучку Крисси Фуллер в Гринвилл - обедать и в кино, но, кажется, на этот раз ее дурной характер сослужил ей хорошую службу. Такер не выдержал публичного унижения и вернулся, как миленький! А ей именно это и было нужно.
      О, конечно, он попытается умаслить ее, надеясь сорваться с крючка. У Такера Лонгстрита лучше подвешен язык, чем у кого-либо другого во всем графстве. Но на этот раз ему отвертеться не удастся! Не успеет он и глазом моргнуть, а она уже получит кольцо на палец. И когда будет переезжать в Большой Дом, то вряд ли кто посмеет усмехнуться ей вслед.
      Она станет миссис Лонгстрит...
      Упиваясь радужными мечтами, Эдда Лу остановила свою дребезжащую "Импалу-75" на обочине. Ее нисколько не удивило, что Такер попросил встретиться с ним у пруда. Напротив, это было очень на него похоже. Эдда Лу и влюбилась-то в него именно потому, что он такой потрясающий романтик. Такер не скупился и не жмотничал, как другие, кто подкатывался к ней у Макгриди. Он не норовил сразу залезть ей под юбку, как те, с кем она встречалась раньше...
      Нет, Такер любил поговорить! И хотя в пяти случаях из десяти она не могла даже в толк взять, о чем это он болтает, Эдди Лу нравилась такая обходительность.
      И еще он был щедр на подарки. Флаконами духов просто завалил, цветы дарил охапками. Однажды они из-за чего-то поцапались, так после он подарил ей ночную рубашку из настоящего шелка.
      Как только они поженятся, она забьет такими весь комод! И у нее появится кредитная карточка, чтобы можно было самой покупать барахло...
      Луна светила довольно ярко, и Эдда Лу не стала зажигать фонарик. Не надо портить романтическое настроение. Она взбила пушистые светлые волосы, спустила пониже вырез и без того очень открытой и плотно облегающей кофточки, так что спелые груди едва не перевалились через край. Ярко-розовые шорты были немного тесноваты, зато вид у нее в них потрясающий, а ради этого стоит и потерпеть.
      Все равно Такер не даст ей долго в них покрасоваться! От одной только мысли об этом у нее повлажнело между ног. Никто это не делает лучше Такера. Да что там, иногда он только дотронется - и она совсем забывает и о его деньгах, и о Большом Доме... Эдда Лу хотела, чтобы сегодня он вошел в нее поглубже: время как раз самое подходящее. Если повезет, то к утру она действительно забеременеет.
      Она шла сквозь густую листву, через заросли дикого винограда, овеваемая одуряющим запахом влажной травы, жимолости и своих собственных духов. Когда она вышла на открытое место, ее залил лунный свет, и Эдда Лу улыбнулась, предвкушая победу, уверенная в своей неотразимой красоте.
      - Такер! - позвала она нарочито детским голоском, которым пользовалась иногда как приманкой. - Извини, что опоздала, миленький...
      Глаза у Эдлы Лу были зоркие, словно у кошки, но тем не менее она не увидела ничего, кроме воды, камней и густых зарослей. Губы у нее сжались в тонкую линию, лицо сразу стало некрасивым. А ведь она специально задержалась, чтобы он поволновался минут десять-пятнадцать!
      Начиная понемногу сердиться, Эдда Лу села на поваленный ствол, на котором за несколько часов до нее сидел Такер. Но она не ощущала его присутствия. Только раздражение от того, что стоило ему лишь поманить ее пальцем, как она тут же прибежала. И он даже не поманил лично, а отделался коротенькой запиской!
      "Жди меня у макнейровского пруда в полночь. Мы все решим. Только давай побудем немного вдвоем..."
      Ну кто другой мог бы так поступить на его месте?! Сначала умаслить ее, написав, что хочет побыть с ней в одиночестве, а потом приложить мордой об стол...
      "Жду только пять минут, - решила Эдда Лу. - И ни одной минуты дольше". А потом она сядет в машину и подъедет прямо к Большому Дому через их заковыристые железные ворота. И покажет Такеру Лонгстриту, как играть ее чувствами!
      За спиной что-то тихо прошелестело, и она уже собралась обернуться, приготовившись обиженно захлопать ресницами. Но удар по голове свалил ее на землю вниз лицом.
      ***
      Кэролайн испуганно села в постели. Сердце в груди стучало, как молоток. Она вцепилась обеими руками в ночную рубашку на груди, едва не порвав тонкую ткань.
      "Кричат, - подумала она, громко и тяжело дыша. - Кто это так кричал?"
      Кэролайн хотела уже вскочить с постели, чтобы ощупью зажечь лампу, но тут вспомнила, где она, и устало откинулась на подушки. Это не Филадельфия. Не Балтимор. Не Нью-Йорк и не Париж. Она в деревенской глуши штата Миссисипи и спит в постели, в которой спали ее дедушка с бабушкой.
      Спальню наполняли ночные звуки. Сверчки, кузнечики, цикады... И совы. Она снова услышала крик, очень похожий на женский, и вспомнила: этих сов называют "скрипучками". Так сказала бабушка, успокаивая ее, когда как-то ночью, в тот давний свой приезд, она услышала точно такой же душераздирающий крик.
      "Это просто скрипучка, пышечка моя. Не бойся. Ты в безопасности, как клоп в щели".
      Тогда Кэролайн засмеялась, да и теперь улыбнулась, прислушалась к протяжному уханью другой, лучше воспитанной совы. "Это все деревенские ночные звуки", - заверила она себя, стараясь не обращать внимания на скрип и вздохи старого дома. Скоро-скоро они станут ей казаться такими же привычными, как шум уличного движения или далекие автомобильные гудки.
      Все именно так, как говорила бабушка. Ей ничего не угрожает, как клопу в щели...
      Глава 3
      Такер сидел на боковой террасе, белую деревянную решетку которой обвивал пурпурный клематис. В саду деловито и тихо что-то щебетала колибри. Вот одна сверкнула радужным оперением, метнувшись яркой молнией к раскрывшемуся нежному цветку, чтобы напиться.
      Под столом со стеклянным верхом растянулась старая гончая Бастер: одна обвисшая складками кожа да ревматические кости. Время от времени пес собирался с силами и начинал бить хвостом по полу, с надеждой взирая через стекло на завтракающего Такера.
      Такер сознательно не прислушивался к утренним звукам и совершенно машинально поглощал охлажденный сок, черный кофе и тосты.
      Он совершал один из своих любимых ритуалов: просматривал почту.
      Как всегда, пришла пачка модных каталогов и журналов для Джози. Из Нэшвилла пришло письмо для Дуэйна. Такер узнал по-детски старательный почерк Сисси, на мгновение нахмурился, посмотрел конверт на свет и отложил письмо в сторону. Нет, это не просьба денег для детей. Как семейный бухгалтер и делопроизводитель, он только две недели назад собственноручно подписал и выслал ей ежемесячные чеки.
      В соответствии со своей манерой вести дела он сбрасывал счета на другой стул, личную корреспонденцию складывал около кофейника, а письма, явно пришедшие из благотворительных и тому подобных организаций, пихал в большой бумажный пакет, лежащий рядом с ним на столе.
      С этими письмами Такер поступал всегда одинаково: раз в месяц он наудачу запускал руку в пакет и вынимал два конверта, какие подвернутся. В результате какие-то две организации получали щедрую дотацию независимо от того, был ли это фонд "За возвращение к первобытному образу жизни", "Американский Красный Крест" или "Общество борьбы с заусенцами". Таким образом, по мнению Такера, семейство Лонгстрит выполняло свои благотворительные обязанности.
      У него у самого было полно разных проблем, и это простое дело сортировка корреспонденции - временно оттесняла все проблемы на задний план.
      Впрочем, к главной проблеме его мысли возвращались постоянно: Эдда Лу не желала разговаривать с ним. Прошло уже два дня после устроенного ею публичного скандала, но она никак не проявлялась - наверное, заняла глухую оборону, а может, притворилась больной. Однако она не только не делала никаких попыток связаться с ним, но и не отвечала на телефонные звонки.
      И это Такера беспокоило - тем более что он был знаком с ее дурным нравом и понимал, что она может внезапно наброситься на него из засады с ловкостью гадюки. И Такер периодически нервно вздрагивал в ожидании ядовитого укуса.
      Неожиданно Такер выудил из пачки сиреневый ароматизированный конверт, который мог быть послан только одним человеком на свете.
      - Кузина Лулу!
      Такер ослепительно улыбнулся, и его тревоги растаяли в голубой дали.
      Лулу Лонгстрит Бойстен принадлежала к джорджианской ветви семьи и приходилась двоюродной сестрой дедушке Такера. По зрелом размышлении можно было заключить, что ей примерно семьдесят пять, но уже несколько лет она питала неизменную привязанность к цифре "шестьдесят три". Она была богата до неприличия и безумна, как июньская жужелица.
      Такер ее просто обожал. Хотя письмо было адресовано "Моим кузенам Лонгстритам", он решительно его вскрыл. Такер был не намерен ждать, пока Дуэйну и Джози вздумается вернуться оттуда, где они сейчас пребывают.
      Он прочел первый абзац, написанный красным фломастером, и издал радостный вопль: кузина Лулу собиралась нанести им визит. Надо сказать, она всегда выражала свои намерения таким образом, что оставалось неизвестным, то ли она приедет к обеду, то ли останется на месяц. И Такер искренне надеялся, что она предпочтет последнее: ему требовалось какое-то отвлечение.
      В прошлый свой приезд кузина Лулу явилась с целым ящиком пирожных из мороженого, упакованных в пластины сухого льда, и в бумажной шапочке со страусиным пером. Шапочку она не снимала целую неделю, в ней спала и ела, утверждая, что таким образом празднует дни рождения всех людей вообще.
      Оставив разборку почты на потом, Такер стремительно направился к двери: надо сказать Делле, чтобы она сейчас же убрала комнату кузины Лулу и держала ее в полной готовности. Но стоило Такеру распахнуть дверь, он услышал характерное хриплое тарахтение пикапа Остина Хэттингера. В Инносенсе только эта машина издавала столь своеобразные звуки.
      Мгновение поколебавшись, не лучше ли укрыться в доме, забаррикадировав все двери, Такер повернулся и вышел на крыльцо, готовый с честью выдержать поединок. Теперь он мог не только слышать, что приехал Остин Хэттингер, но и видеть это по облаку черного дыма, клубившемуся на аллее между магнолиями.
      Невольно вздохнув, Такер вынул из кармана сигарету и отломил крошечный кусочек с конца. Он как раз с приятностью затянулся в первый раз, когда к крыльцу подъехал пикап и из него выбрался Остин Хэттингер.
      Он казался таким же потрепанным временем и неуклюжим, как его старый "Форд", однако весь был словно прошит прочными сухожилиями и крепкими мускулами. Поля грязной соломенной шляпы отбрасывали тень на темное, словно вырезанное из древесины лицо. Глубокие морщины сбегали вниз от уголков его глаз, прочерчивали борозды на обветренных щеках и брали в скобки жесткий, неулыбчивый рот.
      Из-под шляпы не выбивалось ни единого волоска. Нет, Остин не облысел просто он каждый месяц ездил в парикмахерскую и сбривал седоватую поросль, возможно, в память о четырех годах, проведенных на военной службе в морской пехоте. "Semреr Fi" <Сокр, от Semper Fidelis - "Всегда верен" - девиз морских пехотинцев США.> - гласила татуировка на одном из его мощных квадратных кулаков. Там же бугрилась наколка, изображающая американский флаг.
      Подойдя к крыльцу, он смачно сплюнул, и на чистом гравии образовалась неопрятная желтоватая лужица. Под запыленным комбинезоном и пропотевшей рабочей рубахой, которую даже в жару Остин застегивал до самого горла, скрывалась сильная, широкая, как у быка, грудь.
      Такер отметил про себя, что он не взял из машины ружья, лежавшего у заднего окна, и решил, что это, пожалуй, доброе предзнаменование.
      - Привет, Остин.
      - Привет, Лонгстрит.
      Голос Остина был такой, как если бы ржавый гвоздь забивали в железобетонный блок.
      - Где, черт возьми, моя девчонка? Какая девчонка? Такер понятия не имел о девчонках Остина, поэтому вежливо заморгал и переспросил:
      - Извини, не понял?
      - Безбожный, похотливый козел! Где, черт тебя побери, моя Эдда Лу?
      Вот это уже было ближе к делу.
      - Я не видел Эдду Лу с позавчерашнего дня, когда она наехала на меня в кафе. - Прежде чем Остин успел ответить, Такер повелительно взмахнул рукой. Он все-таки был членом самой могущественной семьи графства и не желал выступать в роли мальчика для битья. - Можешь сколько угодно кипятиться, Остин, но факт остается фактом: да, я спал с твоей дочерью. - Он глубоко и продолжительно затянулся. - Ты, наверное, хорошо представляешь, как это бывает, и мне плевать, если эта картинка тебе не очень нравится.
      Остин ощерил пожелтевшие, неровные зубы.
      - Я спущу шкуру с твоей чертовой задницы, если ты опять станешь принюхиваться к девчонке!
      - Ну, положим, Эдда Лу уже довольно давно стала совершеннолетней. Я думаю, она сама решит, что делать. - Такер опять затянулся, затем внимательно оглядел кончик сигареты и отшвырнул ее. - И вообще, Остин, что сделано, то сделано.
      - Легко тебе говорить, когда ты уже сделал моей дочери ублюдка.
      - При ее активном сотрудничестве. - Такер сунул руки в карманы. - Я собираюсь позаботиться, чтобы она ни в чем не нуждалась во время беременности. И не поскуплюсь на содержание ребенка.
      - Одни разговоры! - Остин опять сплюнул себе под ноги. - Красивая болтовня. Ты всегда хорошо умел работать языком, Такер. А теперь послушай, что я тебе скажу. Я сам могу позаботиться о своей дочери и хочу, чтобы ты отпустил ее. Прямо сейчас.
      Такер только приподнял бровь:
      - Ты думаешь, что Эдда Лу у меня? Но ее здесь нет.
      - Лжец! Прелюбодей! - голос Остина заскрипел, как у осипшего евангелиста. - Душа твоя черным-черна от грехов!
      - Ну, на сей счет я с тобой спорить не стану, - ответил Такер со всевозможной любезностью, - но только Эдды Лу здесь нет. Зачем мне лгать? Если хочешь, можешь сам пойти взглянуть. Но говорю тебе, что я ее не видел и не говорил с ней с того самого дня, когда она сделала свое грандиозное заявление.
      Остин прикинул в уме, стоит ли врываться в дом. Ему очень не хотелось оказаться дураком в глазах Лонгстрита.
      - Если ее здесь нет, значит, нет нигде в городе. И вот что я думаю, сукин ты сын. Ты, наверное, уговорил ее лечь в какую-нибудь больницу, чтобы избавиться от беременности.
      - Мы с Эддой Лу ни о чем таком не договаривались. И если ее угораздило это сделать, то исключительно по собственной воле.
      Такер потерял бдительность и совсем забыл, как проворен этот массивный человек. Он еще не успел досказать последнее слово, как Остин прыгнул вперед, сгреб его за рубашку и приподнял над землей.
      - Не смей так говорить о моей дочери! Она была богобоязненной христианкой до того, как связалась с тобой. Ты только взгляни на себя! Ленивая похотливая свинья, живущая в своем большом красивом доме с пьяницей-братом и сестрой-шлюхой. - Лицо Остина покрылось от гнева красными пятнами, он брызгал слюной. - Ты сгниешь в аду, как все тебе подобные, как горит твой собственный папаша, отпетый грешник!
      Вообще-то Такер предпочитал разрешать конфликты с помощью красноречия. Но, несмотря на все старания избежать драки, возникали моменты, когда заявляли о себе гордость и характер. И Такер двинул-таки кулаком в живот Остину, чем так удивил его, что он ослабил хватку.
      - А теперь послушай меня, святоша-ублюдок! Ты говоришь со мной и обо мне, так что будь добр не касаться моей семьи. Я уже тебе сказал, что поступлю с Эддой Лу по справедливости, и больше повторять не стану. А если ты считаешь, что я был первый, кто опрокинул ее на спину, то ты еще глупее, чем я думал.
      Он уже разозлился и чувствовал, что надо бы взять себя в руки. Но обида в сочетании с ощущением вины переборола осторожность.
      - И не думай, что если я ленивый, то я глуп. Я прекрасно понимаю, чего она хочет добиться! И если вы двое полагаете, что криками и угрозами заставите меня пройтись к алтарю, то жестоко ошибаетесь.
      У Остина вздрогнул подбородок.
      - Так, значит, она хороша, чтобы спать с ней, но не подходит тебе, чтобы жениться?
      - Совершенно верно. Лучше не скажешь.
      У Такера хватило быстроты реакции, чтобы отразить первый свинг, но не второй. Железный кулак Остина угодил ему в низ живота, отчего он сложился пополам и чуть не задохнулся. И прежде чем Такер собрался с силами, на лицо его посыпался град ударов.
      Он почувствовал запах и вкус крови. И то, что эта кровь была его собственная, ввело его в слепую, безрассудную ярость. Костяшками пальцев он двинул Остина в челюсть, при этом почувствовав не боль, а восторженное ощущение силы удара.
      Чертовски хороший удар!
      Какая-то часть его сознания работала с незамутненной ясностью. Такер понимал, что во что бы то ни стало должен устоять на ногах. Он не может тягаться с Остином ни ростом, ни силой; надо полагаться только на свою ловкость и быстроту реакции. Если он упадет, то поднимется в лучшем случае с переломами и кровавым месивом вместо лица.
      Самые худшие опасения подтвердились, когда Остин, издав торжествующий вопль, мощным ударом сбил его с ног. Такер отлетел и упал с размаху прямо на клумбу с пионами.
      Силы Такера иссякли. Он слышал свое тяжелое, свистящее дыхание, воздух с трудом прорывался в легкие. Однако ярость еще не исчезла и страх тоже. Но когда он попытался встать на четвереньки, Остин грузно упал на него, одной мясистой рукой вцепившись ему в горло, а другой колотя по почкам.
      Такеру удалось упереться рукой Остину в подбородок, он отчаянно вертел головой, чтобы ослабить хватку, но внезапно замер, увидев перед собой белые от безумия глаза. В этих глазах была жажда убийства и радость убивать.
      - Сейчас я тебя отправлю к дьяволу, - хрипел Остин, - прямиком к самому Сатане. Но вообще-то, Бо, я должен был убить тебя раньше. Гораздо раньше!
      Чувствуя, что сейчас распростится с жизнью, Такер вцепился в эти страшные глаза. Остин откинулся назад, завыл, словно раненый пес, и разжал руку. Она соскользнула с шеи Такера, и тот с жадностью всосал в себя воздух двумя жадными глотками. Они обожгли горло, но придали сил.
      - Ты, сумасшедший сукин сын, не путай меня с отцом! - Такер поперхнулся, закашлялся, но все-таки ухитрился снова стать на четвереньки. - Убирайся к черту с моей земли!
      Повернувшись, он с удовлетворением отметил, что лицо Остина залито кровью. Да, он выдал ему все, на что способен. А это немало. Такер уже начал мечтать о прохладном душе и таблетке аспирина, когда Остин вдруг молниеносно схватил камень из бордюра, окружавшего клумбу.
      - Господь милосердный! - это все, что Такер сумел выдавить из себя, когда Остин занес камень над его головой. И тут грянул выстрел, заставивший обоих отшатнуться.
      - Ты, гадина! У меня еще один заряженный ствол, - сказала Делла с порога. - И я целю прямо в твои бесполезные причиндалы. Клади камень, откуда взял, и побыстрее! А то у меня даже палец вспотел, так хочется спустить курок.
      Безумие медленно утекало. Такер просто видел, как оно таяло в глазах Остина, уступая место не менее сильной, но более осмысленной злобе.
      Делла стояла на крыльце, "тридцатка" уютно уткнулась ей в плечо, а она смотрела в прорезь, мрачно улыбаясь. И Остин отбросил камень. Тот упал на гравий со зловещим стуком, от которого у Такера свело судорогой желудок.
      - "Дабы судить я сюда явился!" - процитировал Остин. - Он еще заплатит за то, что сделал с моей дочерью!
      - Заплатит, это уж точно, - проворчала Делла. - Если девушка понесла от него, то Такер обо всем позаботится. Но я не такая доверчивая, как мальчик. И мы, Остин, еще разберемся, что тут к чему, прежде чем он подпишет какие-нибудь бумаги или чеки.
      Остин сжал кулаки.
      - Ты хочешь сказать, что моя дочь лжет? Делла все еще держала его под прицелом.
      - Я хочу сказать, что Эдда Лу не лучше, чем она есть. Впрочем, ее сделали такой, и я ее за это не осуждаю. Ну а ты убирайся отсюда, да поскорее отвези дочь к доктору Шейсу: пусть осмотрит ее и подтвердит, что она беременна. И тогда мы сядем и обговорим все, как полагается, спокойно. Но если ты хоть шаг сделаешь к мальчику, я разнесу тебя в клочья!
      Остин беспомощно сжимал и разжимал кулаки. Кровь стекала по его щекам, как слезы.
      - Я еще вернусь! - пробормотал он и, повернувшись к Такеру, сплюнул. И тогда ни одна женщина в мире тебя не спасет.
      Он забрался в пикап и затарахтел по подъездной аллее, изрыгая черный дым.