— Будь моим гостем. Это самое меньшее, что я могу сделать. Пошли в мой кабинет.

Она взяла его за руку и по дороге рассказала о ходе следствия.

— Насколько широко ты намерена использовать эту Селину Санчес?

— Мне бы хотелось свести ее участие к минимуму. — Ева села и по привычке закинула ноги на стол. — Правда, Луиза Диматто за нее ручается, и она, в общем-то, внушает доверие. Я бы даже сказала, на нее можно положиться. Но все равно, я убеждена, что мне это на пользу не пойдет. А с другой стороны, она уже с этим связана и я не могу игнорировать то, что она мне дает.

— Я знал человека, который держал экстрасенса в штате и никаких решений не принимал без него. И, надо сказать, ему это пошло на пользу.

— А у тебя в штате есть экстрасенсы?

— Между прочим, на некоторых предприятиях есть. Прорицатели, ясновидящие, телепаты. Я не могу отмахнуться от их дара, от того, что они предлагают. Но в конечном счете предпочитаю принимать решения сам. Ты поступишь точно так же.

— До сих пор ее… гм… сведения ничего существенного не добавили к данным, которые я и без нее добыла при помощи своих тупых полицейских методов. Хотя, надо признаться, они этим данным не противоречат. — Ева нахмурилась. — Мы сумели обнаружить следы, ведущие от места убийства к месту оставления тела. Башмак пятнадцатого размера. Возможно, нам удастся хотя бы частично восстановить отпечаток, если Дикхед совершит чудо в лаборатории. Земля и трава были сухие, но там, где к его весу добавился ее вес, он оставил следы.

— Что ж, нога большая, но не все мужчины с большими ногами — непременно большие мужчины.

— Он такой большой, что оставил следы на сухой траве! И такой сильный, что перенес сто тридцать фунтов мертвого груза. Тут надо подумать, прокачать вероятности. А когда все взвесишь, получается мужчина весом в двести семьдесят или даже восемьдесят фунтов. По моим прикидкам, его рост — шесть футов и от четырех до восьми дюймов.

Рорк кивнул, пытаясь представить себе фигуру великана-людоеда.

— Логические рассуждения приводят меня к выводу, что такое сложение и такая сила без дисциплины и целеустремленности не даются.

— Вот именно! Конечно, сложение можно приобрести, прибегнув к услугам пластического хирурга. Но он не может накачать человека силой.

— Стало быть, ты сделала вылазку в стан мускулистых мужчин?

— Мне это напомнило, что я предпочитаю более стройных.

— Как мне повезло!

— Не могу обнаружить никакой связи между жертвой и пропавшими без вести женщинами, кроме склонности к рукоделию, — пожаловалась Ева. — Единственная зацепка: по крайней мере, часть материалов они покупали в одних и тех же магазинах.

— Могу сэкономить тебе время и покопаться в этом.

— Я так и думала.

— Ботинки пятнадцатого номера не купишь на любом углу, — продолжал Рорк. — Их надо либо заказывать, либо покупать в специальном магазине больших размеров. Идем дальше. Если твой парень действительно такой, как ты говоришь, он вообще ничего не может приобрести в магазине готового платья.

— Верно. Ему понадобится что-то вроде «Мы Большие Люди» или типа того.

— Отличное название, — задумчиво кивнул Рорк. — Возьму на вооружение. Вдруг я когда-нибудь открою розничный магазин такого рода?

— Я собираюсь провести поиск магазинов такого рода, — сказала Ева, подражая его интонациям, и Рорк засмеялся. — Сегодня вечером.

— Ну что ж, значит, у нас обоих есть чем заняться, чтобы не думать о том, чего лучше не вспоминать. Но, пока мы не разошлись по своим углам, ответь мне на один вопрос: зачем он это делает?

— Ради власти. — Ева пожала плечами. — Любое преступление против личности всегда связано с властью, с подавлением чужой воли и навязыванием своей. Это стремление лежит в основе изнасилования, да и убийства тоже. Даже если мотивом убийства является корысть, ревность, самосохранение, злоба или желание позабавиться, все равно все сводится к власти.

— По-моему, вообще все преступления сводятся к этому. «Я отниму у тебя кошелек, потому что могу отнять».

— А ты почему воровал?

Его губы дрогнули в еле заметной улыбке.

— Мною двигали разного рода эгоистические соображения, лейтенант. Ну, например, мне хотелось присвоить то, чего у меня раньше не было. И я получал удовольствие, когда мне это удавалось.

— Что удавалось? Наказать того, у кого это было раньше?

— Наказать? — Он наклонил голову, обдумывая ее слова. — Нет, в большинстве случаев это имело лишь косвенное отношение к делу.

— Вот тут-то и кроется вся разница! Воров я, конечно, тоже не оправдываю, но убийство, в отличие от воровства, очень часто связано именно со стремлением наказать. И я думаю, что тут как раз такой случай. Кто-то имел над ним власть, кто-то наказывал его. Это была женщина. И теперь он демонстрирует ей, кто тут главный. Вот почему он оставил ее голой. Скорее всего, она не была голой, когда он насиловал ее. Он порвал на ней одежду: на это указывают волокна, оставшиеся на теле. Но в тот момент он не потрудился ее раздеть. Об этом он позаботился позже, потому что это дополнительное унижение. — Ева задумалась. — Он не изуродовал гениталии, значит, ему была нужна не сексуальная власть. Эта смерть для него связана не с сексом, а с чем-то более личным. Он душит не руками, хотя я готова спорить, он мог бы переломить ей шею, как прутик. Но нет, он использует ленту. Для него это что-то значит. Красная репсовая лента — это тоже личный момент. Он аккуратно вырезает глаза, чтобы ее ослепить. Голая и слепая — вот оно, унижение! Но глаза он забирает с собой, хочет оставить у себя часть ее. Чтобы она следила за ним?.. Мне кажется, да. Он хочет, чтобы она смотрела на него. Потому что теперь он главный.

— Захватывающий процесс, — заметил Рорк.

—Что?

— Наблюдать, как ты работаешь. — Он обогнул стол, обхватил ее подбородок и поцеловал в щеку. — Я только соображу нам чего-нибудь поесть, прежде чем мы приступим.

— Было бы неплохо.

Пока он возился на кухне, примыкавшей к ее кабинету, Ева установила еще одну доску, повесив на нее фотографии Марджори Кейтс и Брин Мерриуэзер. Она изучала их, когда Рорк вернулся и поставил тарелку на ее стол.

— Они теперь тоже твои?

— Боюсь, что да.

— Привлекательные женщины. Не сногсшибательные, но приятные на вид. Тут все дело в волосах, не так ли? Основной момент сходства.

— Общее телосложение тоже совпадает. Белые женщины около тридцати, довольно приятны; среднее телосложение и длинные светло-каштановые волосы. У него весьма обширный выбор.

— Не такой уж обширный с учетом всех факторов, — возразил Рорк.

— Да, круг сужается. Они должны посещать ремесленные магазинчики, и еще они в какой-то момент должны оказаться на улице в одиночку в ночное время. Он нападает ночью. И все равно, даже с учетом всех ограничений, выбор у него богатый. — Ева отступила на шаг, разглядывая доску. — Пора мне заняться делом, пока он не выбрал следующую.

Подойдя к столу, она с радостью обнаружила, что Рорк потрафил ее вкусам: принес ей гамбургер с жареной картошкой. Правда, на тарелку в качестве гарнира были выложены кусочки капусты брокколи. Она, конечно, могла бы выбросить брокколи — откуда бы он узнал? Но потом ей стало бы стыдно. А поскольку к стыду у нее было более однозначное отношение, чем к брокколи, Ева первым долгом съела ненавистную капусту, а потом уж принялась за гамбургер, одновременно включив поиск розничных магазинов, специализирующихся на больших размерах.

Их оказалось больше, чем она ожидала. «Удивительно, как много в городе дорогих магазинов для великанов, — заметила Ева, наливая в кружку кофе из принесенного Рорком кофейника. — Хотя… чему удивляться? Где же еще должны отовариваться игроки в американский футбол, баскетболисты, высокие или толстые богачи?»

Затем шли магазины среднего класса и комиссионки, торговавшие со скидкой. Кроме того, имелись ателье индивидуального пошива, а самые крупные специализированные магазины и модные салоны предлагали подгонку по фигуре.

Не сказать, что это сильно сужало поле поиска.

Когда Ева перешла к поиску обуви, добавилось еще несколько дополнительных возможностей. «Он мог бы заказывать себе одежду и обувь главным образом или даже исключительно в Интернете, — подумала она, вгрызаясь в гамбургер. — Многие люди именно так и поступают. Но разве такому парню, упорно работающему над усовершенствованием собственного тела и гордому достигнутыми результатами, не захочется выбирать одежду в реальном магазине? Полюбоваться на себя в зеркало, выслушать восторженные комплименты какого-нибудь услужливого продавца?»

Проведя исследование по местоположению, Ева обнаружила магазин «Колосс» в двух кварталах от «Всех ремесел».

— А вот это уже любопытно, — пробормотала она и приказала компьютеру перечислить все указанные в деле спортклубы, расположенные в периметре шести кварталов от «Всех ремесел». Их оказалось всего два: «Жим Джима» и «Строители тела».

Ева вывела на настенной экран карту района, подсветила магазины и спортзалы и, держа в руке гамбургер, подошла поближе к экрану. Иногда видишь закономерность, потому что хочешь ее увидеть, но бывает и по-другому: иногда она действительно там есть.

Он ходил по этим улицам — в этом у нее сомнений не было. Заходил из спортклуба в магазин, потом в другой магазин… Он жил или работал где-то поблизости, а может, и то и другое. Это его район! Люди его видели, кто-то его знал.

Вот и она узнает.

Ева прошла в кабинет Рорка, где он работал за столом, одновременно наслаждаясь спагетти с дарами моря. Его лазерный факс непрерывно гудел, компьютер сигнализировал о приеме почты.

— Тебе что-то поступает?

— Обещанные отчеты о проектах, — сказал он, не отрываясь от экрана. — Но они могут подождать. А вот для тебя у меня пока ничего нет.

— Приостанови все это на минутку, я хочу кое-что тебе показать.

Рорк захватил с собой кофе и прошел за нею следом в ее кабинет. Ева указала на настенной экран.

— Что ты видишь?

— Район Гринвич-Виллидж. И некую схему, которую ты выстроила.

— Ведь, правда, получилась схема? Я хочу начать с жилых домов в этом секторе. Пока ты еще ничего не сказал, отвечу сразу: нет, я представления не имею, сколько их там. Это выстрел наугад, причем на очень далекое расстояние, но…

— Но не исключено, что он там живет. Значит, действительно надо начать с жилых домов — добыть имена домовладельцев, списки жильцов, исключить семейные пары, одиноких женщин и настроиться на одиноких мужчин.

— Тебе бы работать полицейским!

Рорк перевел взгляд с экрана на ее лицо.

— Мало мне кошмарной перспективы с исполнением роли повитухи, ты хочешь свалить мне на голову еще и это?

— Извини, не хотела тебя обидеть. Как бы то ни было, это займет много времени. Может, он живет за полквартала от очерченного периметра. Черт, может, он живет на пять кварталов дальше, а работает все-таки внутри! А может, он только делает покупки и качает мышцы в этом районе, а живет в каком-нибудь гребаном Нью-Джерси!

— Но ты исходишь из процентной вероятности, а процентная вероятность подсказывает тебе, что это здесь.

— Мы быстрее добьемся результата, если ты поможешь мне провести проверку.

Рорк кивнул, не отрывая взгляда от экрана.

— У тебя или у меня?

Когда Ева дотащилась до постели во втором часу ночи, она уже знала, что взяла след. Оставалось лишь молить бога, что убийца выйдет на охоту не раньше, чем она отследит его.

— Двухмесячный интервал между Кейтс, Мерриуэзер и Мейплвуд. Если он будет придерживаться этого расписания, я возьму его раньше, чем он убьет еще кого-нибудь.

— По тормозам, лейтенант! — скомандовал Рорк. Он обнял Еву и уложил ее голову к себе на плечо, зная, что ей редко снятся кошмары, когда он рядом. — Пора шабашить и спать.

— Я подбираюсь к нему. Знаю, я уже близко, — пробормотала она и заснула.

Он ждал ее.

Она придет. Она всегда ходит этим путем. Наклонив голову, торопливыми, почти бесшумными шагами в кроссовках на гелевой подошве. Она надевала их после смены, когда снимала шлюховатые туфли на высоких каблуках, в которых обслуживала клиентов, пялившихся на нее поверх стаканов и кружек.

Что бы она ни носила, все равно останется шлюхой!

Она торопливо пройдет мимо, наклонив голову, и уличные фонари бросят отблеск на ее волосы. Они заблестят, почти как золотые. Почти.

Люди подумают: «Какая красивая женщина. Какая милая, тихая, красивая женщина, спешащая по своим делам». Они же не знают! Только он один знает, что там внутри, за этой красивой скорлупкой. Тьма и черная злоба.

Он чувствовал, как в нем поднимаются бешенство и предвкушение, страх и радость. Сейчас ты на меня поглядишь, сука! И мы посмотрим, как тебе это понравится. Посмотрим, посмотрим…

Думает, она такая красивая. Любит расхаживать голышом, ломаться перед зеркалом. Любит расхаживать перед мужчинами, позволяет им к себе прикасаться. Посмотрим, какая ты будешь красивая, когда я с тобой покончу!

Он сунул руку в карман, нащупал длинный отрезок ленты.

Красный — ее любимый цвет. Она всегда любила носить красное.

Он увидел ее такой, как раньше. Она орала, оглушительно орала, и она была голой, совершенно голой. Только красная ленточка на шее. Красная, как его кровь, когда она его избивала. Избивала, пока он не терял сознания. А придя в себя, оказывался в темноте. В черной комнате, запертой на замок.

И вот теперь пришел ее черед очнуться в темноте! В слепой тьме ада.

Вот она… вот она идет своей торопливой походкой, наклонив голову.

Громоподобные удары сердца отдавались у него в груди, пока она подходила ближе и сворачивала, как всегда, в решетчатые железные ворота уютного маленького парка.

На один миг, равный биению сердца, ее голова вскинулась — и страх, шок, растерянность отразились в ее глазах, когда он бросился на нее из тени. Она открыла рот, чтобы закричать, и он ударом кулака сломал ей челюсть. Глаза у нее закатились, только слепые белки таращились, пока он тащил ее в тень, подальше от фонарей.

Ему пришлось шлепнуть ее несколько раз по щекам, чтобы она очнулась. Она должна очнуться, прийти в себя, должна знать, что ее ждет.

Он говорил тихо — он же не дурак! — но он сказал все, что нужно, пока обрабатывал ее кулаками.

— Ну, как тебе это понравится, сука? Кто тут теперь главный, шлюха?

Он испытывал и стыд, и невыразимое наслаждение, вонзаясь в нее всем телом. Она не сопротивлялась, лежала, как тряпичная кукла. Какая жалость! Раньше она боролась, а иногда умоляла. Это было гораздо лучше. И все-таки, когда он накинул ленту ей на шею, когда дернул за концы и увидел, как выпучились у нее глаза, наслаждение стало таким острым, что он чуть было сам не умер.

Она забарабанила пятками по земле: мягкие гелевые подошвы выбивали тихую дробь, заглушаемую травой. Ее тело задергалось в конвульсиях, и он наконец-то обрел облегчение.

— Убирайся прямо в ад, — пробормотал он, срывая с нее одежду. — Тебе там самое место.

Он запихал ее одежду в сумку, которую принес с собой, и перебросил ремень наискось через свою массивную грудь. Потом он подхватил ее на руки, словно она ничего не весила. Он упивался своей силой и тем ощущением власти, которое она ему дарила.

Он отнес ее к заранее выбранной скамейке — такой красивой, стоящей в тени большого дерева, неподалеку от фонтана. Там он уложил ее и аккуратно свел ее руки ладонями вместе на груди.

— Ну вот… Ну вот, мамочка, разве ты не чудесно выглядишь? Разве ты не хочешь посмотреть? — Он улыбался, улыбался во весь рот. От этой безумной улыбки едва не растрескался толстый слой изолирующего спрея, которым он себя покрыл. — Что ж, давай я тебе помогу.

С этими словами он вынул из кармана скальпель и принялся за работу.