— Я и чувствую себя примерно так же, — призналась она.
— Я говорил с мэром. Через полчаса у нас назначена встреча с ним и с шефом Тибблом. Они потребовали вашего присутствия.
— В кабинете мэра. Но я уведомлю мэра и шефа Тиббла, что вы заняты полевой работой и не можете присутствовать.
Ева промолчала, но, видимо, что-то отразилось на ее лице. И это «что-то» заставило его улыбнуться.
— Скажите мне, о чем вы сейчас подумали. Только честно. Это приказ.
— Да я ни о чем таком не думала. Но мысленно я целовала ваши ноги, сэр.
Уитни рассмеялся, взял половинку бублика, разломил ее надвое и откусил.
— Вам придется пропустить грандиозный фейерверк. Закрыть общественный парк — это не шутка.
— Мне надо сохранить место преступления в неприкосновенности. Пусть «чистильщики» его обработают.
— А мэр в ответ на это разведет политическую демагогию. Скажет, что, по его сведениям, данный конкретный преступник обрабатывает себя изолирующим составом и не оставляет следов. А вы, стало быть, впустую тратите общественные фонды и силы полиции, а также лишаете граждан Нью-Йорка законного права доступа к общественной собственности, пока гоняетесь за химерами.
Политика не была сильным местом Евы, но этот выпад она вычислила и сама.
— Фактор времени, сэр! Скорее всего, он был еще в парке, когда прибыл первый наряд полиции. И он наверняка был весь в ее крови. Они приехали так быстро, что он не успел умыться или переодеться. Я точно это знаю. Мы уже нашли кровавые следы. От места убийства к тому месту, где он ее оставил, — и еще одну цепочку, ведущую на восток. Если я смогу определить его след, направление движения…
— Думаете, если я сижу за столом, я уже забыл, как работать в полевых условиях? Любой материальный след, который вы найдете, станет уликой, помогающей его изобличить. Мэр этого не поймет, но Тиббл поймет. Мы с этим справимся.
— Спасибо, сэр.
— Хочу подключить электронный отдел. Я составила список обитателей района вокруг ремесленного магазинчика, который посещали все жертвы. И еще мне надо проверить пару спортзалов. Мы можем найти совпадения: жильцы, члены клубов, клиенты магазина. Будем сравнивать, отсеивать лишних и в конце концов найдем его. Фини справится с этим быстрее меня. От меня больше толку в поле, а не за компьютером.
— Начинайте.
Ева вышла из совещательной комнаты вместе с ним, но по дороге свернула в свой кабинет и позвонила Фини по служебному телефону. Он все понял с полуслова — они всегда понимали друг друга.
— Скорого результата не жди, — предупредил он. — Но мы займемся этим, как только получим от тебя исходные данные.
— Я выжму из магазина список клиентов. Собственно, из двух магазинов. Один расположен вне периметра, но довольно близко. То же самое — со списками посетителей спортзалов. Результаты буду пересылать тебе по мере поступления. И переброшу на твой рабочий компьютер все, что мы нарыли вчера.
— Идет.
— Я проверяла банки глаз. Доноров и получателей. Думаю, это пустая трата времени, но все-таки проверить стоило. Перешлю тебе результаты. Добавь их в общий котел.
— Давай все, что есть. А тебе бы неплохо отдохнуть, Даллас. Голос у тебя какой-то… дохлый.
Ева переслала Фини все досье, списки, даже свои рабочие заметки. Пусть отпускает замечания про ее «дохлый голос», все-таки мыслит он как коп. Может, он увидит что-то, что она пропустила. Захватив забытый жакет, она вышла в «загон» и сделала знак Пибоди.
12
— Я попросила Фини провести перекрестную проверку жителей района, — сказала Ева, затормозив на перекрестке. — Посмотреть, кто из них покупает в том магазине и ходит в спортзалы. Нам надо добыть списки этих покупателей и посетителей.
— Финн проведет проверку быстрее нас обеих, хотя это все-таки займет какое-то время: район довольно велик, и имен будет много. Но люди обычно делают большую часть покупок поблизости от дома. Не говоря уж про посещение спортзалов.
— Посмотрим, кто из них подойдет под психологический портрет. Начнем с неженатых.
— Это правильно, — кивнула Пибоди. — Он, скорее всего, живет один, возраст от тридцати до пятидесяти.
— Ближе к тридцати, — уточнила Ева. — Я думаю, ближе к возрасту его жертв.
— Почему?
— Не знаю, но что-то мне подсказывает: возраст — это пусковой механизм. Его собственный возраст, ее возраст — той, которую он убивает. Он отыскивает женщин определенного возраста; значит, в этом возрасте он ее и видит. Он вырос, и теперь он с ней на равных. Он может ее наказать. — Ева с досадой передернула плечами, — Я рассуждаю прямо как Мира.
— Есть немного. Но, как и Мира, вы делаете это чертовски убедительно. Значит, берем за рабочую гипотезу, что ему около тридцати. Мы знаем, что он силен, у него большой размер ноги — это подтверждается вещественными доказательствами. Ну, а по утверждению нашего… гражданского консультанта, у него и руки большие, и рост много больше шести футов.
С трудом лавируя в густом движении, Ева тем не менее покосилась на свою напарницу.
— Похоже, тебя не очень убеждают утверждения нашего гражданского консультанта.
— Нет, я ей верю, но видения к делу не пришьешь. Мы должны работать с фактами, а остальное только принимать к сведению.
— Мне нравится этот здоровый скептицизм.
— Она ничего не придумывает, и ее реакция на орудие убийства не была симуляцией. В туалете ее буквально выворачивало наизнанку. Еще минута — и я бы вызвала медиков. Но сами видения могут быть обманчивы.
— Да ну?
— В сарказме вам нет равных, сами знаете. Но тем не менее это правда: видения часто искажают действительность.
Ева взглянула на нее с неподдельным интересом.
— Например?
— Например, Селина воспринимает убийцу как великана — высоченного, с огромными руками и так далее — потому, что он обладает могуществом. Дело не в физической силе, это мы и сами можем определить по почерку, а в том, что он убивает, и это приводит ее в ужас. Пугало всегда кажется огромным.
— Ладно, — кивнула Ева, начиная искать место для парковки, — продолжай.
— Мы знаем размер его ноги: значительно больше среднего. Отсюда мы можем заключить, что он сам значительно выше среднего роста. Мы знаем, что ему хватило сил перенести мертвое тело женщины на расстояние свыше пятидесяти ярдов и спуститься по невысокому, но довольно крутому утесу. Так что можно сказать, что его физический тип мы устанавливаем не с помощью видений, а обычными полицейскими методами.
— Обычные полицейские методы подтверждают правдивость ее видений — или, наоборот, видения подтверждают действенность обычных полицейских методов?
— И то и другое. Разве нет? — Пибоди затаила дыхание, пока Ева ловким маневром, практически на двух колесах, втискивала машину в узкое пространство у тротуара. И перевела дух, только когда маневр успешно сработал. — Гражданские консультанты — это всего лишь инструменты, но надо уметь ими пользоваться.
Ева понаблюдала за движением, прикидывая свои шансы вылезти из машины и не быть вдавленной в мостовую.
— Я с тобой согласна. Жаль только, что она не видит его лица. Вот уж этим я бы с удовольствием воспользовалась.
— А может, он носит маску. Или просто ей так страшно его увидеть, что она блокирует лицо.
Ева все-таки рискнула выйти из машины.
— Разве она может это сделать?
— Если она достаточно сильна как экстрасенс и достаточно напугана. А она таки сильно напугана. Она же не коп, Даллас, — на ходу объяснила Пибоди. — Она видит убийство не по своей воле. Для нее это не профессия, как для нас. Если кто-то не хочет видеть смерть, он не идет служить в полицию. И уж точно — не в отдел убийств. Я это выбрала, потому что хотела жить и работать в Нью-Йорке. Я всегда этого хотела. Я хотела быть полицейским, да не простым, а таким, который находит ответы на большие вопросы. Таким, который выступает на стороне людей, ставших жертвами, и против тех, кто сделал их жертвами. А вы?
— Аналогично.
— Ясно. А вот Селина не выбирала. Она не говорила: «Эй, я хочу быть экстрасенсом, это так клево!» Но она взяла то, что ей было дано, и превратила это в дело своей жизни.
— Это вызывает уважение. — Ева бросила косой взгляд на чумазого, как трубочист, нищего с лицензией, болтающейся на шнурке вокруг шеи. Он с довольным видом позировал туристам.
— А теперь еще и эти видения, — добавила Пибоди. — Мне кажется, больше всего она боится, что одним маньяком дело не ограничится. Что она увидит кого-то еще, когда мы поймаем этого и закроем дело. Ее это гнетет. Она, безусловно, старается нам помочь, но это дорого ей обходится. Ведь, в конечном счете, это же наше дело, а не ее — преступников ловить.
— Согласна. — Ева остановилась у входа в магазин, торговавший разного рода принадлежностями для ремесел. — Использование экстрасенсов проблематично даже при самых благоприятных условиях. А благоприятные условия, по-моему, это когда экстрасенс прошел полицейскую подготовку и решил работать в команде. У нас ничего подобного нет. Но она связана с нашим делом. Неразрывно связана. Стало быть, выбора нет ни у кого из нас. Мы ее используем, задаем вопросы, проводим следственные действия по результатам ее видений. А ты кладешь ей руку на лоб, когда ее рвет. — Она нахмурилась. — Ладно, пойдем применять наши «обычные полицейские методы».
— Ну и ну! Весьма необычное требование, — опешила управляющая магазином.
Это была женщина лет сорока, с румяными щечками и постоянной улыбкой, не сошедшей с ее лица даже в минуту растерянности. В ее крошечном кабинетике помещалось одно-единственное кресло в чехле из множества пестрых кусочков; Еве показалось, что они соединены по велению некоего мстительного и, возможно, страдающего психопатией бога цвета.
— Но вы же держите список клиентов, мисс Чанси?
— Да, разумеется. Большинство наших клиентов приходят к нам постоянно, и они ценят, когда их извещают о новинках, распродажах, выставках. Например, не далее как на прошлой неделе у нас была…
— Мисс Чанси, нам нужен этот список.
— Да, но… Видите ли, мне никогда раньше не приходилось сталкиваться с подобными требованиями, и я просто не знаю, как это делается.
— Позвольте мне вам помочь. — Ева начала терять терпение. — Вы дайте нам список, а мы поблагодарим вас за сотрудничество.
— Но наши клиенты! Они будут возражать. Если им покажется, что я каким-то образом нарушила их частную сферу, они будут возражать, понимаете? И уйдут делать покупки в другом месте.
В тесном помещении Пибоди нетрудно было незаметно толкнуть Еву локтем.
— Мы можем вас заверить, что сохраним конфиденциальность, мисс Чанси, — сказала она. — Мы расследуем очень серьезное дело, и нам нужна ваша помощь. Но нам нет нужды открывать вашим клиентам, откуда мы узнали их фамилии.
— Да, я понимаю. Понимаю.
Но она продолжала стоять на месте, беспомощно покусывая губы.
— Какой прелестный лоскутный чехол! — Пибоди провела по нему рукой. — Это ваша работа?
— Да, моя. Этим креслом я особенно горжусь.
— Прекрасно понимаю, почему. Исключительная работа.
— Спасибо! Вы тоже занимаетесь плетением?
— Немного. Я всем занимаюсь понемногу. Надеюсь выкроить время для рукоделия в ближайшем будущем. Видите ли, я скоро переезжаю на новую квартиру. Мне бы хотелось, чтобы обстановка отражала мои увлечения.
— О да, конечно! — с энтузиазмом воскликнула мисс Чанси.
— Я заметила, какой богатый выбор в вашем магазине, как он прекрасно организован. Я обязательно вернусь сюда в неофициальном качестве, как только освоюсь на новом месте.
— Замечательно! Знаете, лейтенант, рукоделие не только позволяет создавать прекрасные вещи в вашем собственном неповторимом стиле, отдавая в то же время дань уважения вековым традициям, но и оказывает терапевтическое действие. Я полагаю, любой, кто занимается вашей работой, должен уметь расслабляться и очищать душу.
— Верно. — Пибоди едва не поперхнулась смехом: управляющая произвела ее в лейтенанты прямо из детективов третьего класса. — Целиком с вами согласна. У меня есть друзья и коллеги по работе, которые тоже нуждаются в этом.
— Правда?
— Если бы мы могли получить список ваших покупателей, мисс Чанси, — Пибоди одарила ее задушевной улыбкой, — мы были бы вам очень благодарны за поддержку Нью-йоркского департамента полиции.
— Гм… Ну, если вы так ставите вопрос… — Она откашлялась. — Но вы обещаете сохранить конфиденциальность?
Улыбка Пибоди не дрогнула.
— Безусловно.
— Минутку, я сделаю вам копию.
На улице улыбка Пибоди приобрела самодовольный оттенок. Она даже стала слегка подпрыгивать на ходу.
— Ну?
— Что «ну»?
— Да ну вас! — Пибоди ткнула Еву локтем в бок. — Скажите, что я молодец.
Ева остановилась у тележки разносчика и купила две банки пепси. Ей был необходим кофеин. Она чувствовала, что без него просто не продержаться.
— Ты неплохо потрудилась. Конечно, мне было бы легче размазать Чанси лицом по ее столу, но это была бы грязная работа. С твоими реверансами все получилось чище.
— Вот видите, теперь, когда мы партнеры, я тоже могу выступать как голос разума!
— Угу. А что это чушь с креслом?
— Плетеное кресло. Может стать доминирующей точкой в обстановке — внести нотку уюта, или добавить юмора, или драматизма. И это прекрасный способ утилизировать обрезки от других изделий. Мне не понравился ее выбор тканей, но работа отличная.
— Надо же, сколько бесполезных вещей существует на белом свете, — заметила Ева. — Абсолютно бесполезных! Чем накачиваться диетической пепси, прибавь лучше шагу, Пибоди. Так ты быстрее сбросишь вес.
— Я пью диетическую пепси и одновременно иду спортивным шагом. А это значит, что сегодня вечером в гостях я имею право съесть десерт. А вы что наденете?
— Что я… о черт!
— Мне кажется, это не самый подходящий наряд для званого ужина. Надеюсь, вы не собираетесь его проигнорировать, — продолжала Пибоди, не давая Еве возразить. — Дружеское общение и отдых… это не помешает расследованию, Даллас.
— Господи боже! — Ева глотнула пепси, продолжая энергично шагать в направлении спортзала. — Мне вообще не по душе затея с этой дурацкой вечеринкой, а теперь еще придется торчать там после бессонной ночи, пока трупы продолжают накапливаться. А ведь когда-то моя жизнь была такой простой!
— Как же, как же.
— Да, была! А теперь в ней появилось слишком много… лишних людей.
— Ну, если вам нужно кого-нибудь выкинуть, чтобы ее упростить, может, начнете сразу с Рорка? Понимаете, у нас с Макнабом есть уговор: если Рорк будет свободен, я попробую его заарканить. А Макнаб попытает счастья с вами.
Ева поперхнулась последним глотком пепси, и Пибоди услужливо похлопала ее по спине.
— Шучу. Вы что, шуток не понимаете?
— У вас с Макнабом совершенно нездоровые отношения.
— Верно, — просияла Пибоди. — Мы с ним очень, очень счастливы!
Спортзал «Жим Джима» располагался в полуподвале. На неосвещенной лестнице можно было переломать ноги, а чтобы открыть железную дверь, требовалась недюжинная сила. Ева предположила, что это своего рода предупреждение неперспективным клиентам: не можешь совладать с дверью — катись отсюда подобру-поздорову со своими жидкими бицепсами.
Запах в помещении стоял мужской, но неприятный: он бил прямо в лицо, как потный, обсыпанный спортивным тальком кулак. На стенах, выкрашенных в фабричный серый цвет, вероятно, в год ее рождения, облупилась краска; на потолке образовались ржавые разводы — следы многочисленных протечек. Покрытый унылым бежевым линолеумом пол так пропитался потом, что его испарения висели в воздухе подобно гнилостному туману.
Ева предположила, что посещающие заведение мужчины вдыхают его как благовоние — иначе каждый из них выбрал бы другой спортзал.
Оборудование было самое элементарное: гантели, штанги, брусья, перекладина, боксерские груши, скакалки и тому подобное. Было несколько допотопных тренажеров, судя по виду, изготовленных в середине прошлого века. На стене помещалось одно-единственное захватанное зеркало. Рядом с ним какой-то мужчина, сложением напоминавший грузовой космический корабль, накачивал бицепсы, поочередно поднимая гантели согнутыми в локте руками.
Другой мужчина, с торсом, похожим на мамонтовое дерево, качал пресс со штангой из положения лежа. Третий молотил боксерскую грушу с таким ожесточением, словно это была его неверная жена.
Все были в мешковатых серых трикотажных штанах и таких же фуфайках с обрезанными рукавами. «Как униформа, — подумал Ева. — Не хватает только эмблемы „Скверная задница“ на груди».
Как только присутствующие заметили появление Евы и Пибоди, всякое движение прекратилось. Большой Бицепс так и застыл с пятидесятифунтовой гантелью в руке, Большой Пресс с грохотом обрушил штангу на держатель, Боксерская Груша, обливаясь потом, замер в бойцовской стойке.
В наступившей тишине до Евы из соседнего помещения донеслись глухие удары, а затем подбадривающее: «Бей левой, тупой хрен!»
Она обвела глазами присутствующих и направилась к Боксерской Груше, потому что он был ближе всех.
— В заведении есть менеджер?
К ее изумлению, он побагровел всей своей двухсотфунтовой тушей.
— Э-э-э… только Джим. Он тут… э-э-э… хозяин. В смысле, это место принадлежит ему. Только он… э-э-э… сейчас занят на ринге. Тренирует Бинера в спарринге. Мэм.
Ева двинулась через комнату. Большой Пресс, приняв сидячее положение на скамье, окинул ее взглядом, полным нескрываемой враждебности.
— Джим тут баб не обслуживает!
— Джим, должно быть, не в курсе, что дискриминация по половому признаку запрещена.
Он разразился лающим хохотом.
— Дискриминация! Никого он не дискриминирует. Просто не принимает баб.
— Какое тонкое различие! Что там у тебя на штанге? Двести семьдесят пять фунтов? Это примерно твой вес?
Громила стер пот с широкого лица цвета какао с молоком.
— Если парень не может поднять свой вес, значит, он не парень, а девка.
Ева кивнула, подошла к штанге и сняла несколько колец.
— А вот это мой вес.
Она поманила его пальцем, предлагая встать. Большой Пресс освободил место, и Ева легла на скамью. Боксерская Груша, явно встревожившись, подошел к скамье, пока она устраивалась поудобнее.
— Мэм? Вы же не хотите себе что-нибудь повредить?
— Нет, не хочу. Следи, Пибоди!
— Ясное дело.
Ева обхватила руками перекладину и выполнила десять медленных и четких отжиманий. Водрузив штангу на держатель, она соскользнула со скамьи.
— Ну что, видели? Я тоже не девка!
Она кивнула Боксерской Груше, который вновь залился краской, и направилась в соседнюю комнату.
— А я еще не умею выжимать свой вес, — вполголоса призналась Пибоди. — Должно быть, я девка.
— Тренируйся.
Ева остановилась в дверях, чтобы полюбоваться на спарринг-матч.
На ринге бился профессионал-тяжеловес, обтянутый лоснящейся черной кожей, до того блестящей, что казалось — его облили с головы до ног сырой нефтью. Его ноги были подобны бревнам, брюшные мышцы напоминали стальные поковки, Ева отметила, что у него мощный удар правой, но левое плечо провисает.
Его оппонентом был златокудрый нордический бог, весьма резвый и проворный, судя по всему, приглашенный со стороны.
А вокруг ринга носился тренер в серой трикотажной униформе, с одинаковым жаром выкрикивая указания и оскорбления. «За пятьдесят, — прикинула Ева, — рост — пять футов восемь дюймов». Расплющенный нос, видимо, достаточно часто и регулярно встречался с чьим-то кулаком. Когда он оскалил зубы, чтобы изрыгнуть очередную порцию проклятий, она заметила у него во рту старомодную металлическую «фиксу».
Она дождалась конца раунда и подошла к канатам, когда черный тяжеловес, повесив голову, слушал, как его поносит тренер в весе мухи.
— Извините, что помешала… — начала Ева. Голова Джима дернулась и повернулась, как на шарнире.
— Эй, я не потерплю женщин в моем заведении! — Он бросил своему боксеру полотенце, а сам покатился на Еву, как маленький танк. — Вон отсюда!
Ева извлекла свой жетон.
— Почему бы нам не начать сначала?
— Женщины-копы? Еще хуже, чем просто женщины. Это мое заведение! Мужчина имеет право делать, что ему вздумается, в своем собственном заведении! А женщинам-копам нечего совать сюда свой нос и указывать ему, что он обязан обслуживать женщин! — Он здорово распалился: шея у него раздувалась, как у бойцового голубя, глаза вылезали из орбит. Было ясно, что он уже имел по этому поводу столкновения с правоохранительными органами. — Да я скорее закроюсь, чем допущу сюда баб, чтоб они тут прыгали и требовали у меня этот чертов лимонад!
— В таком случае считайте, что нам обоим повезло. Я не за тем пришла, чтобы капать вам на мозги из-за открытого нарушения закона о дискриминации.
— Дискриминация? Черта с два! Просто это серьезный спортзал, а не заведение для кисейных барышень.
— Я так и поняла. Я лейтенант Даллас, а это детектив Пибоди. Мы из отдела убийств.
— Ну, я-то точно никого не убивал. В последнее время.
— Как я рада это слышать, Джим! У меня камень с души свалился. У вас есть кабинет?
— А что?
— Ну, мы могли бы пойти туда и поговорить, тогда мне не пришлось бы надевать на вас наручники и тащить вашу упрямую задницу в Центральное управление на допрос. Я не собираюсь вас сажать. Мне плевать, блокируете вы доступ женщинам в ваш спортзал или привозите их сюда грузовиками, чтобы они плясали в голом виде в ваших душевых. Если, конечно, у вас есть душевые. Судя по запаху — вряд ли.
— У меня есть душевые! У меня есть кабинет! Это мое заведение, и я им управляю, как хочу!
— Прекрасно. Отлично. Ну и как? У вас в кабинете или у меня, Джим?
— Чертовы бабы… — пробормотал он и ткнул пальцем в своего боксера, все еще стоявшего на ринге с опущенной головой. — Час будешь прыгать через скакалку. Пока не поймешь, что тебе делать с твоими косолапыми ногами. А мне надо пойти поговорить.
И он направился к выходу из зала.
— Дела пошли наперекосяк с тех самых пор, как нам, женщинам, дали право голоса, — заметила Пибоди, пока они шли за ним. — Держу пари, этот злосчастный день помечен трауром в его вечном календаре.
Им пришлось взобраться следом за Джимом по ржавой железной лестнице на второй этаж. Неописуемый запах пота, плесени и дезинфекции, от которого слезились глаза, возвестил о приближении к душевым. Даже Ева, не считавшая себя слишком разборчивой, была вынуждена согласиться с оценкой Пибоди.
Джим свернул в кабинет. Здесь стоял стол, заваленный боксерскими перчатками, загубниками, бумагами и побывавшими в употреблении полотенцами. Стены были увешаны фотографиями молодого Джима в боксерских трусах. На одной из них он держал на вытянутых руках призовой пояс. Поскольку правый глаз у него совершенно заплыл, из носа текла кровь, а весь корпус был изукрашен синяками, Ева решила, что победа досталась ему в честном бою.
— В каком году вы взяли этот приз? — спросила она.
— В восьмидесятом. Двенадцать раундов. Вогнал Харди в кому. Он только через три дня оклемался.
— Что ж, вам есть чем гордиться. Так вот, Джим, мы проводим расследование по делу об изнасиловании и удушении двух женщин.
— Ничего про это не знаю! — Он сбросил кучу грязного тряпья со стула и сел. — Я дважды был женат. И после второй поставил крест на женщинах.
— Мудрое решение. Мы полагаем, что убийца либо живет, либо работает, либо часто бывает в этом районе.
— Живет, работает или бывает? Как это похоже на женщин! Никогда не знаете толком, что вам нужно.
— Я понимаю, откуда взялись две жены, Джим. Ваше обаяние просто неотразимо! Как бы то ни было — две женщины убиты. Их избили, изнасиловали, задушили и изуродовали по одной простой причине: они были женщинами.
Нахальная усмешка сползла с его лица.
— Вот почему я смотрю только спортивные каналы. Думаете, мне больше делать нечего, как избивать, насиловать и убивать женщин? Может, мне теперь адвоката пригласить?
— Это вам решать. Вы не подозреваемый, но мы полагаем, что мужчина, убивший этих женщин, а возможно, и многих других, очень серьезно относится к поддержанию физической формы. Он высокий и очень сильный. У вас тут такие есть.
— Господи ты боже мой! Что ж мне теперь делать? Спрашивать каждого, кто сюда приходит покачать мышцы, не собирается ли он, выйдя отсюда, придушить пару баб?
— Я объясню, что вам теперь делать. Оказать содействие полиции и передать мне список членов вашего клуба.
— Вы меня на понт не берите, я законы знаю! Ничего я вам не должен, пока не предъявите ордер!
— Давайте лучше попробуем вот это. — Ева сунула руку в сумку Пибоди и извлекла оттуда идентификационное фото Элизы Мейплвуд. — Вот так выглядела одна из его жертв до встречи с ним. Что с ней стало после, я вам не покажу. Вы бы ее все равно не узнали после того, что он с ней сделал. У нее осталась четырехлетняя дочка.
— Господи ты боже мой! — повторил Джим, отворачиваясь от снимка и уставившись в стену. — Я знаю всех парней, которые сюда приходят. Думаете, я пущу сюда какого-то ненормального убийцу? Да я скорее женщин пущу!
— Мне нужен список членов клуба.
Джим надул щеки.
— Я насильников не признаю. Руки-то у каждого есть, верно? Стало быть, каждый может сам себя обслужить. А если уж кому приспичило непременно втыкать свой член во что-то, кругом полно проституток. Нет, я насильников не признаю. Хуже убийц, если хотите знать мое мнение.
Он разгреб беспорядок на своем столе, и из-под мусора показался древний портативный компьютер.
Пибоди с шумом перевела дух, когда они вышли на улицу.
— Вот это да! Мое обоняние все еще в шоке. Мне потребуется неделя, чтобы оправиться. Вчера мы посетили несколько колоритных мест, и там тоже попахивало. Но это абсолютный чемпион!
— Надо навестить еще один. Второй ремесленный магазин в двух кварталах к востоку. Пойдем сначала туда, а потом заглянем во второй спортзал.
Пибоди прикинула уже пройденное и еще предстоящее расстояние.
— Сегодня вечером я заслужила двойную порцию десерта.
На все про все у них ушло два часа. Ушло бы и больше, но в магазине ремесел они наткнулись на помощницу менеджера, которую так взволновала перспектива принять хотя бы косвенное участие в расследовании убийства, что она беспрекословно выложила им все данные, какими располагала.
Второй спортзал оказался чище, народу в нем было больше и не так воняло. Но менеджер настоял на разговоре с владельцем, а тот категорически отказался от сотрудничества в какой бы то ни было форме, пока сам не приедет и не разберется в ситуации.
Владелец оказался атлетического вида азиатом ростом шесть футов три дюйма со светлой кожей и коротким ежиком черных с проседью волос на макушке. Он пожал Еве руку со всей бережностью большого человека, помнящего о своих размерах и силе.
— Я слыхал об этих убийствах. Это ужасно.
— Да, сэр, ужасно.
— Почему бы нам не сесть?
Его кабинет оказался таким же тесным, как у Джима, но его явно убирали ежедневно, а не раз в четверть века.
— Как я понимаю, вам нужен список наших членов?
— Совершенно верно. В ходе расследования мы установили, что убийца мог пользоваться услугами заведения, подобного вашему.
— Мне не хотелось бы думать, что у меня может быть что-то общее с подобным субъектом. Я не отказываюсь сотрудничать, лейтенант, но мне следует прежде всего посоветоваться с моим адвокатом. Списки членов клуба — это конфиденциальная информация.
— Это ваше право, мистер Линг. Можете не сомневаться, мы получим ордер. Для этого потребуется время, но мы его получим.
— А за это время он убьет еще кого-нибудь? Я понял ваш намек. Хорошо, я дам вам список, но если понадобится что-нибудь еще, прошу вас обращаться прямо ко мне, а не к моему менеджеру. Мужчины сплетничают не меньше, чем женщины, лейтенант. Я не хочу терять клиентов. Им может не понравиться мысль о том, что они, возможно, выжимали гири или принимали душ рядом с серийным убийцей.
— Никаких проблем. — Ева подождала, пока он отдавал приказ компьютеру вызвать из памяти список членов клуба и скопировать его на гибкий диск. — Вы не обслуживаете женщин?
— Отчего же? Мы приветствуем участие женщин, — ответил мистер Линг с легкой улыбкой. — В противном случае я нарушил бы федеральные законы и законы штата в отношении дискриминации. Но, как ни странно, вы увидите, что в списках наших клиентов в настоящий момент женщин не числится.
— Надо же, какой сюрприз!
— Мы отдадим это Фини, пусть пока поиграет. А сами поспим пару часиков, — сказала Ева Пибоди по дороге в управление. — Нам нужны последние отчеты от Морса и Миры, и если к пятнадцати ноль-ноль у меня не будет отчета из лаборатории, придется дать пинка Дикхеду.
— Хотите, я переброшу данные Фини?
— Нет, я… — Ева запнулась, увидев великана, поднявшегося со скамьи у входа в ее отдел. — Да, давай. А потом возьми два часа личного времени.
Только после того, как скрылась в «загоне», Ева двинулась вперед, глубоко спрятав руки в карманы.
— Привет, Крэк.
— Даллас! Вовремя ты появилась. Копы начинают нервничать, когда на горизонте появляется большой красивый черный парень.
Большим он, безусловно, был. Черным — тоже. Но красивым? Ни с какого боку. Его лицом вряд ли стала бы восхищаться даже одержимая любовью мамаша — и это еще до того, как он разукрасил себя татуировками.
На нем была обтягивающая серебристая футболка, а поверх нее длинный черный кожаный жилет. Черные эластичные брюки плотно облегали ноги толщиной с мачту и длиной в морскую милю. Черные сапоги на толстой подошве добавляли лишний дюйм к его и без того внушительному росту.
Крэк владел секс-клубом «Даун энд Дерти», где музыка была оглушительной, напитки — почти смертельно ядовитыми, а посетители по полжизни проводили в тюрьме.