Покойники – ее профессия. Она с ними ра­ботает, изучает их, думает о них. Они часто приходят к ней во сне. Но мало этого – оказывает­ся, в каких-то потаенных, ей самой не вполне известных закоулках души она до сих пор жале­ет их.
      Десять лет службы в полиции закалили ее, научили здравому взгляду на смерть и на все то, что так или иначе к ней приводит. Очевидно, не­которые даже назвали бы этот взгляд циничным. Да и зрелище, представшее ее взору той дождли­вой ночью на до омерзения замусоренной улице, не было чем-то из ряда вон выходящим. Но оно тем не менее взволновало ее.
      Та женщина была хороша. Волосы ее золотой волной струились по грязному тротуару. Широ­ко раскрытые глаза казались ярко-лиловыми на омытом холодным дождем бескровно-бледном лице. В них застыло выражение горького недо­умения, столь частое у нежданно встретивших смерть.
      Дорогой костюм женщины был того же цвета, что и ее глаза. Пиджак оставался застегнутым на все пуговицы, но юбка задралась, оголив строй­ные бедра. На пальцах, в ушах, на лацкане пид­жака – везде сияли драгоценности. Кожаная су­мочка с золотой застежкой валялась в грязи рядом с рукой женщины.
      Горло ее пересекал отвратительный кровавый шрам.
      Присев на корточки, лейтенант Ева Даллас внимательно осмотрела тело. Картина была хо­рошо ей знакома – чего-чего, а этого она успела навидаться, – но, как и всегда, что-то в ней было свое, неповторимое. Ведь у каждой жертвы осо­бый стиль, у каждого убийцы особый почерк, и потому всякое убийство в своем роде уникально.
      Прибывший по вызову наряд знал свое дело, – поперек улицы уже были расставлены полицей­ские маяки, а щиты заграждения надежно укры­вали место происшествия от взоров зевак; благо­даря этим щитам оно странным образом выглядело почти уютным. Дорожное движение, и без того не слишком интенсивное в этом районе, перекры­ли. Из соседнего борделя неслась разудалая му­зыка, время от времени слышались вопли и гогот посетителей. Разноцветная вращающаяся вывес­ка заведения то и дело озаряла сцену вспышками неона, отчего по телу женщины пробегали фан­тастические блики.
      Ева подумала было прикрыть бордель на сегодня, но решила не связываться – себе дороже. В здешних местах убийства совершались настоль­ко часто, что никто из посетителей заведения на­против не понял бы, с какой это стати из-за не­знакомой мертвой бабы им всем ломают кайф.
      Один полицейский все продолжал расхажи­вать туда-сюда, снимая место происшествия на видеокамеру. Чуть поодаль двое репортеров, съе­жившись от сырости и холода, ждали своей оче­реди, лениво обсуждая спортивные новости. Они пока не удосужились даже взглянуть на убитую и поэтому еще не знали, кто она.
      «Интересно, лучше это или хуже – быть зна­комой с жертвой?» – размышляла Ева, немига­ющим взором уставившись на лужу крови, смешавшейся с дождевой водой.
      С прокурором Сесили Тауэрс она общалась только по службе. Но и этого Еве было достаточно, чтобы составить о ней четкое представление как о женщине сильной и целеустремленной. Состояв­шаяся личность, думала Ева, настоящий боец, твердо стоявший на страже правосудия.
      Уж не по делам ли правосудия занесло ее в это ужасное место?
      Со вздохом Ева нагнулась, достала из доро­гой изящной сумочки удостоверение личности убитой и, глядя на него, начала наговаривать в диктофон:
      – Сесили Тауэрс, сорок пять лет, разведена. Адрес: 83-я улица, 2132, квартира 61Б. Не ограблена. Ювелирные украшения на месте. При ней… – Ева быстро проверила содержимое бу­мажника, – двадцать долларов банкнотами и пять кредитных карточек. Явных следов борьбы или попытки изнасилования нет.
      Закончив диктовать, она снова посмотрела на распростертую на тротуаре женщину. И что ты, Тауэрс, здесь забыла? Какого черта тебя зане­сло так далеко от мест, где бывают люди твоего класса?
      Одета как на работу, пришло в голову Еве. Она хорошо знала манеру одеваться Сесили Тау­эрс и всегда искренне восхищалась ею: неизмен­но насыщенные цвета, хорошо выглядящие на экране телевизора, и точно подобранные аксес­суары, придающие облику прокурора женствен­ность.
      Ева выпрямилась, рассеянно отряхнула ко­ленки.
      – Убийство, – бросила она полицейским. – Упакуйте тело.
 
      Ева ничуть не удивилась, увидев на тротуаре у дома Сесили Тауэрс стайку вооруженных теле­камерами журналистов. Они уже пронюхали про убийство и теперь шли по следу. В их лицах Еве всегда чудилось что-то волчье. Это была стая хищников, не намеренных возвращаться в логово без добычи – сенсационной информации. На то, что уже три часа ночи и льет как из ведра, этим тварям было глубоко плевать.
      Игнорировать камеры и не обращать внима­ния на градом обрушивающиеся вопросы Ева на­училась сравнительно недавно. Масс-медиа впе­рвые обратила на нее пристальное внимание из-за громкого дела, которое она расследовала минув­шей зимой. Но не только из-за того дела, добави­ла Ева мысленно, ледяным взглядом изничтожив репортера, набравшегося было наглости прегра­дить ей дорогу. Еще из-за ее отношений с Рорком.
      Зимой она расследовала несколько убийств, совершенных с особой жестокостью. Но о любом убийстве, сколь угодно зверском, публика вскоре забыла бы. Рорк же не позволял забыть о себе хотя бы на день.
      – У вас уже что-нибудь есть, лейтенант? Кого вы подозреваете? Каков мотив преступления? Правда ли, что тело прокурора Тауэрс найдено обезглавленным?
      Чуть замедлив шаг, Ева окинула взглядом кучку мокрых насупленных репортеров. Она сама промокла, устала и была на взводе, но об осто­рожности не забывала. Она хорошо усвоила, что с людьми из масс-медиа надо держать ухо вос­тро: стоит хоть в чем-то подставиться – и они уже своего не упустят, сожрут со всеми потрохами.
      – В настоящий момент от имени Управления полиции я могу заявить только, что расследование обстоятельств гибели прокурора Тауэрс на­чато.
      – Дело поручено вам?
      – Да, мне, – ответила Ева и, миновав двух полицейских охранников, вошла в подъезд.
      Просторный холл многоэтажного здания был полон цветов. Благоухающие пышные букеты за­ставили Еву вспомнить об утопающем в ароматах весны экзотическом острове, на котором они с Рорком провели три незабываемых дня, – ей тогда надо было восстановить силы после пуле­вого ранения и общего нервного истощения.
      В других обстоятельствах она бы не премину­ла предаться волшебным воспоминаниям, но те­перь, продемонстрировав охране удостоверение, Ева решительно направилась к лифту.
      По холлу сновали полицейские. Двое вози­лись с компьютерной системой безопасности, другие наблюдали за входными дверями, у лиф­тов тоже была выставлена охрана. Народу сюда явно нагнали больше, чем это необходимо, поду­мала Ева. Но, в конце концов, при жизни проку­рор Тауэрс была их коллегой.
      – Квартира охраняется? – спросила она у ближайшего полицейского.
      – Да, мэм, – ответил тот. – После вашего звонка в 2.10 никто не входил в квартиру прокурора и не выходил из нее.
      – Мне понадобятся записи системы безопас­ности. Для начала, за последние 24 часа, – сказала Ева, заходя в лифт, и нажала на кнопку нужного этажа.
      Двери закрылись, и кабина плавно пошла вверх.
      На тридцать первом этаже царила музейная тишина; холл, в отличие от нижнего, был узким и тесным, как и в большинстве жилых небоскре­бов, понастроенных за последние полвека. Пол устилал пушистый ковер, в стены через равные интервалы были вделаны зеркала, призванные создавать иллюзию пространства.
      Зато в квартирах, очевидно, с пространством все нормально: на каждом этаже их только три, пришло в голову Еве. Специальной полицейской отмычкой она отперла дверь и вступила в апарта­менты Сесили Тауэрс.
      С первого взгляда было видно, что покойница очень неплохо зарабатывала и на обустройство жилища денег не жалела. Еве сразу бросились в глаза две картины знаменитого художника нача­ла века, украшавшие бледно-розовую стену над элегантным диваном в розовую и зеленую полоску. Фамилию художника Еве вспомнить не удалось: ее познания в живописи были весьма скромны­ми, да и теми она была обязана Рорку, равно как и умением за неброской простотой разглядеть не­дюжинное богатство.
      «Все-таки интересно, сколько у мадам проку­рора выходило в год?» – думала она, професси­ональным взглядом окидывая обстановку.
      В квартире было очень чисто, порядок здесь явно поддерживался неукоснительно. Вообще, насколько Ева могла судить, Тауэрс была педан­тична во всем – в том, как она одевалась, в том, как относилась к работе, даже в том, как тщатель­но скрывала от любопытной публики свою частную жизнь.
      Но что же, скажите на милость, занесло эту элегантную, умную, педантичную даму в тот по­дозрительный квартал, да еще посреди ночи?
      Ступая по белоснежному деревянному полу, местами покрытому половичками под цвет мебе­ли и обоев, Ева подошла к столику у стены. Он весь был уставлен фотографиями в изящных рамках. На фотографиях были дети – мальчик и девочка. Жизнь обоих прослеживалась на всем ее недолгом пока протяжении – от пеленок до колледжа.
      Фотографии несколько озадачили Еву. Уже несколько лет она по разным делам сталкивалась с Тауэрс, но о том, что у нее были дети, даже не подозревала.
      Некоторое время постояв в задумчивости, Ева тряхнула головой и направилась к небольшому компьютеру, стоявшему на письменном столе. Она включила машину и затребовала расписание Сесили Тауэрс на 2 мая.
      – Так… – шевеля губами, Ева читала вы­данный компьютером текст: – С утра час в феше­небельном частном клубе здоровья, потом целый день в суде, в шесть часов встреча с известным адвокатом… – А это уже интереснее, – пробор­мотала Ева, и брови ее приподнялись. – Вече­ром – ужин с Джорджем Хэмметом.
      Ева пару раз видела этого Хэммета, – Рорк вел с ним какие-то дела. На нее Хэммет произвел впечатление человека вполне симпатичного. На­сколько она знала, он был предприимчив и в то же время осторожен, что позволяло ему получать от своего бизнеса очень и очень солидный доход.
      Так, значит, Хэммет был последним, с кем Сесили Тауэрс встречалась в день смерти.
      Нажав на нужные кнопки на клавиатуре ком­пьютера, Ева подождала, когда из принтера вы­лезла страничка с расписанием, сложила ее и за­сунула в сумочку.
      Потом Ева вызвала программу «теле-линк» и запросила запись всех входящих и исходящих звонков за последние двадцать четыре часа. По-хорошему, стоило бы копнуть глубже, но на это время еще будет, рассудила она. Когда информа­ция появилась на экране, Ева переписала нуж­ный файл на дискету, затем вытащила ее и при­ступила к тщательнейшему обыску квартиры. Он занял у нее кучу времени.
      К пяти утра голова у Евы буквально раскалы­валась: вызов на задание застал ее в постели Рорка, спала она всего какой-нибудь час, и это теперь начинало сказываться.
      – По имеющейся информации, – устало наговаривала она в диктофон, – жертва прожива­ла одна. Не обнаружено никаких признаков того, что жертва покинула квартиру вынужденно или второпях. Не обнаружено также ничего, что объ­ясняло бы, как и почему жертва оказалась на месте преступления. Информация с компьютера записана следователем на дискету с целью дальнейшего изучения. Кассеты с видеозаписями сис­темы безопасности изъяты полицией. В настоящий момент следователь покидает квартиру жертвы и направляется в муниципальное управление. Лей­тенант Ева Даллас. Пять ноль восемь утра.
      Ева выключила диктофон, уложила его в су­мочку и вышла.
 
      До Центрального участка она добралась толь­ко в одиннадцатом часу. Живот сводило от голо­да, и ей пришлось завернуть в буфет. Она совсем не удивилась, что все мало-мальски съедобное уже подмели коллеги, оглядела убогие остатки и взяла шоколадный кекс с теплым пойлом, кото­рое здесь выдавали за кофе. Сдерживая отвраще­ние, Ева проглотила все это и только потом под­нялась в свой кабинет.
      Но тут ее встретил писк сотового телефона.
      – Лейтенант, – услышала она знакомый голос майора Уитни.
      – Да, шеф, – ответила Ева, вздохнув с плохо скрытой досадой.
      – Зайдите ко мне. Прямо сейчас.
      Прежде чем она успела открыть рот, Уитни положил трубку.
      – Черт возьми! – пробормотала Ева.
      Она устало потерла лицо и обхватила голову руками, запустив обе пятерни в короткие, не слиш­ком аккуратно подстриженные волосы. Вызов шефа камня на камне не оставил от ее самых что ни на есть скромных планов: проверить сообще­ния на автоответчике, позвонить Рорку и, нако­нец, минут десять вздремнуть.
      Она встала, потянулась, сняла кожаную курт­ку. Рубашка под курткой осталась сухой, но джин­сы были мокрыми насквозь. Рассудив, что пере­одеться все равно не во что, Ева смирилась с этим неудобством, взяла свои записи и вышла в кори­дор.
      Если очень повезет, подумала она, у шефа удастся выпить еще чашку полицейского кофе. Но едва переступив порог кабинета Уитни, Ева поняла, что о кофе не может быть и речи.
      Против обыкновения, майор Уитни не сидел за столом, а стоял спиной к двери, глядя в боль­шое, во всю стену, окно. Из него открывался ве­ликолепный вид на город, на страже порядка в котором Уитни стоял вот уже тридцать лет. Весь его вид мог бы говорить о спокойной задумчивос­ти, если бы не побелевшие костяшки пальцев, сцепленных за спиной рук.
      Ева внимательно смотрела на широкие плечи, черные с проседью волосы и мощную спину этого человека, который пару месяцев назад отказался от поста начальника полиции, чтобы продолжать делать свое дело здесь.
      – Шеф, – произнесла она.
      – Дождь перестал.
      Ева никак не ожидала подобного приема и по­тому несколько смутилась, но спустя мгновение ответила:
      – Да, сэр.
      – Послушайте, Даллас, это же, в общем, хо­роший город! Легко забываешь об этом, глядя на него отсюда. Но город, в общем-то, хороший. Хотя сейчас мне трудно себя в этом убедить.
      Ева не знала, что ответить, и молча ждала.
      – Я поручил это дело вам, хотя формально должен был бы поручить его Деблински.
      – Деблински – хороший полицейский.
      – Да, хороший. Но вы лучше.
      Ева не могла сдержать довольную улыбку, она и в самом деле была крайне польщена. К счас­тью, Уитни по-прежнему стоял к ней спиной.
      – Я ценю ваше доверие, майор.
      – Вы заслужили его. Поверьте, у меня были довольно веские причины нарушить субордина­цию и выбрать вас. Мне нужен лучший из лучших. Чтоб в лепешку разбился, но убийцу нашел.
      – Майор, все мы тут знали прокурора Тау­эрс. Во всем Нью-Йорке нет полицейского, кото­рый не был бы готов разбиться в лепешку, лишь бы найти ее убийцу.
      Уитни глубоко вздохнул и повернулся к Еве. Несколько мгновений он молча смотрел на жен­щину, которой поручил расследование. Она была стройна и на первый взгляд даже могла показать­ся хрупкой. Но он знал, что это не так – у него были случаи убедиться, сколько силы и энергии заключено в этом изящном теле. Глубокие тени под ее глазами цвета неразбавленного виски и бледность скуластого лица выдавали крайнюю усталость. Но сейчас он не мог позволить себе беспокоиться об усталости подчиненных.
      – Сесили Тауэрс была моим другом – близ­ким другом.
      – Понимаю, – кивнула Ева, стараясь скрыть удивление. – Мне очень жаль, шеф.
      – Я знал ее много лет. Мы ведь вместе начи­нали – амбициозный работяга полицейский и юрист-трудоголик. А потом мы с женой крестили ее сына. – Уитни умолк, но почти сразу же взял себя в руки и продолжил: – Да, кстати о ее детях. Жена как раз поехала встретить их. До похорон они будут жить у нас. – Прокашлявшись, он за­говорил сквозь зубы, почти не раскрывая рта: – Сесили была одним из самых старых моих дру­зей. Я не только восхищался ею как профессио­налом – я очень любил ее. Моя жена совершен­но убита случившимся, а дети Сесили просто вне себя. Единственное, чем я мог хоть как-то уте­шить их, это обещать сделать все возможное, чтобы разыскать убийцу их матери. Чтобы восторжествовало то, чему она отдавала все свои силы, – справедливость.
      Уитни тяжело опустился в кресло. Сейчас он совсем не походил на начальника – перед Евой был просто безумно усталый человек.
      – Я говорю вам все это, Даллас, чтобы вы по­няли: в этом деле от меня не приходится ждать объективности… Я буду сама предвзятость. И поэ­тому я всецело завишу от вас.
      – Очень благодарна вам за откровенность, шеф, – сказала Ева и на мгновение замолчала, взгляд ее стал острее и жестче. – Я считаю, что как близкого друга жертвы вас следует допро­сить как можно скорее. И вашу жену тоже. Если вам обоим это удобнее, допросы я могу прово­дить у вас дома, а не здесь.
      – Прекрасно, Даллас, – вздохнул Уитни. – Потому-то я и назначил вас следователем по этому делу. Немногие из вашей братии способны вот так прямо переходить к делу, невзирая на лица. У меня к вам только одна просьба. Вы сделали бы мне большое одолжение, согласившись пару дней подождать с допросом моей жены. И лучше будет не вызывать ее сюда, а допросить дома.
      – Хорошо, сэр.
      – Ну а теперь расскажите, что у вас уже есть.
      – Я обследовала квартиру жертвы и ее рабо­чий кабинет. Из кабинета я взяла документы по делам, которые она вела за последние пять лет. Их надо внимательно изучить. Возможно, кто-то, кого она в свое время упрятала за решетку, уже вышел на свободу. Среди ее клиентов было довольно много обвиняемых в убийствах с осо­бой жестокостью. И все они сели.
      – Да, в суде Сесили была сущим тигром. Ни­когда не упускала ни малейшей детали, никогда не ошибалась. До сегодняшней ночи.
      – Майор, скажите, как она могла очутиться там ночью? Вскрытие показало, что смерть на­ступила в час шестнадцать. Тот район не из при­ятных: грабежи, проституция; в паре кварталов от того места, где ее нашли, – известная точка торговцев наркотиками.
      – Я сам себя все время спрашиваю об этом. И не могу найти ответа. Сесили была женщиной осторожной, но в то же время… как бы это лучше сказать… самонадеянной. – Уитни чуть заметно улыбнулся. – Как ни странно звучит, но это так. Она не сомневалась, что справится с любым подонком. Но чтобы сознательно подвергать себя серьезному риску… Не знаю, не знаю…
      – В последний раз она выступала против не­коего Флуэнтеса, обвиняемого в убийстве второй степени – задушил любовницу. Его адвокат настроен решительно, но Тауэрс все равно наверня­ка бы его посадила.
      – Этот Флуэнтес – под стражей или на сво­боде?
      – На свободе. До того не привлекался, так что его выпустили под смехотворный залог. Как вы думаете, могла Тауэрс пойти на встречу с ним?
      – Совершенно исключено. Встретиться с обвиняемым вне зала суда значило бы заведомо проиграть дело. – Уитни задумался, вспомнил, очевидно, живую Сесили, и по его липу пробежа­ла судорога. – Этого бы она себе ни за что не по­зволила. С другой стороны, он мог обманом до­биться встречи с ней.
      – Я подумала об этом. Кстати, вчера вечером она собиралась поужинать с Джорджем Хэмметом. Вы знаете этого человека?
      – Да, немного знаком. Сесили встречалась с ним время от времени. Но там не было ничего се­рьезного – во всяком случае, так утверждает моя жена. Она давно пыталась подыскать для Сесили «идеального мужчину».
      – Майор, сейчас, пожалуй, самое время за­дать вам этот вопрос. Без протокола. Вы состоя­ли с жертвой в интимных отношениях?
      У Уитни дернулась щека, но выражение глаз осталось прежним.
      – Нет, не состоял. Мы дружили, и я безумно дорожил нашей дружбой. По сути, она была чле­ном семьи. Вы ведь понимаете, что такое семья, Даллас?
      – Нет, – произнесла Ева без всякого выра­жения. – Боюсь, что не понимаю.
      – Простите меня, – Уитни спрятал лицо в ладони и пальцами сильно надавил на веки. – Я не должен был спрашивать вас об этом. Впро­чем, и ваш вопрос был не лучше. – Он отнял руки от лица и посмотрел на Еву. – Вам ведь не случалось переживать потерю очень близкого че­ловека, Даллас?
      – Не припомню ничего подобного.
      – Это надолго выбивает из колеи, – пробор­мотал он почти про себя.
      Его слова прозвучали более чем убедительно. За те десять лет, что Ева знала Уитни, она успела повидать его в самых разных состояниях. Он бывал раздраженным, нервно-нетерпеливым и хладнокровно-жестоким. Но никогда еще она не видела шефа совершенно раздавленным.
      «Если терять близких так ужасно, можно счи­тать, что мне сильно повезло», – мелькнуло у Евы в голове. У нее не было семьи, а от детства остались только смутные обрывки малоприятных воспоминаний. Более или менее отчетливо свою жизнь она помнила с восьми лет, когда ее, обо­рванную и всеми брошенную, добрые люди подо­брали в техасской глуши. А что с ней происходило до того, не имеет никакого значения – по край­ней мере, Ева всегда упрямо убеждала себя в этом. Она стала тем, кем была сейчас, благодаря лишь собственным усилиям. Конечно, у нее были друзья – люди, которым она могла полностью доверять. Но друзья – это все-таки не родные. Самые близкие отношения связывали Еву с Рорком. Этому человеку она отдавала все, что только могла отдать. Интересно, если бы ей вдруг пришлось потерять его – ввергло бы ее это в ту же пучину отчаяния, в какой оказался Уитни из-за смерти Тауэрс?
      Возвратясь в свой кабинет, Ева не стала раз­мышлять над этим отвлеченным вопросом, а на­бросилась на кофе с конфетами, которые ей уда­лось раскопать в завалах одного из ящиков стола. В теперешних обстоятельствах нормальный за­втрак представлялся ей такой же несбыточной меч­той, как, к примеру, недельный отпуск на остро­вах Индийского океана. Глотая остывший кофе и заедая его конфетами, Ева прямо на мониторе читала отчет о результатах вскрытия.
      Время смерти то же, что было названо врача­ми с самого начала. Причина смерти – потеря крови и кислородное голодание, наступившие вследствие рассечения яремной вены. Приблизи­тельно за пять часов до смерти жертва пообеда­ла. Меню ее последнего обеда: морские гребешки с зеленью, вино, кофе, свежие фрукты со взби­тыми сливками.
      Сообщение о преступлении поступило в поли­цию очень быстро. Сесили Тауэрс была мертва от силы десять минут, когда ее тело заметил таксист, у которого хватило безрассудства заехать в тот район. Первая патрульная машина прибыла на место преступления через три минуты после его звонка.
      Убийца к этому времени благополучно скрылся. Впрочем, в том квартале это не проблема. С одинаковым успехом он мог незамеченным уехать на машине, убежать подворотнями или просто зайти в один из ближайших кабаков. Правда, он должен был перепачкаться кровью, – из перерезанной яремной вены кровь бьет фонта­ном. Но тут убийце, видимо, помог дождь, смывший кровь с его рук.
      Деваться некуда – придется прочесать весь квартал, опросить десятки человек, отнюдь не склонных к сотрудничеству с полицией, но обыч­но соглашающихся говорить за определенную мзду.
      Ева с головой погрузилась в изучение фото­графий места происшествия, но тут, как назло, запищал сотовый телефон.
      – Отдел убийств, лейтенант Даллас слушает.
      – Что скажете, лейтенант? – раздался зна­комый голос, бодрый и напористый.
      Ева едва сдержалась. Она была очень невысо­кого мнения обо всех репортерах вообще, но Си Джея Морса считала последним подонком.
      – Вам повезло, Морс. То, что я хотела бы вам сказать, я на сей раз говорить не стану.
      – Бросьте, лейтенант! – Голос Морса звучал уверенно. – Вы же знаете: публика имеет право знать то, что ей знать хочется.
      – Ну а я имею право решать, чего ей знать не надо. Мне нечего вам сказать.
      – Мило. Неужели мне придется сообщить, что Ева Даллас, лучшая из лучших нью-йорк­ских сыщиков, ровным счетом ничего не накопа­ла по делу об убийстве одной из самых уважаемых, самых выдающихся и самых популярных пред­ставительниц власти? Что ж, я легко это сделаю. Не знаю только, насколько такая подача инфор­мации понравится вам.
      – Морс, если вы думаете, что мне до всего этого есть хоть какое-нибудь дело, – вы глубоко заблуждаетесь. – Ева криво улыбнулась и уже занесла палец над кнопкой отключения.
      – Вам, возможно, и все равно, но как это скажется на репутации отдела? – поспешно про­изнес Морс. – В частности, на репутации майо­ра Уитни, который назначил вас на это дело в обход субординации. Ну и про Рорка, конечно, вспомнят.
      Ева убрала палец от кнопки.
      – Расследование убийства Сесили Тауэрс – первоочередная задача нашего отдела, майора Уитни и моя. Можете опубликовать это заявле­ние. И запомните: Рорк не имеет никакого отно­шения к моей работе в отделе.
      – Да что вы говорите? А я-то полагал, что все, что касается вас, касается и Рорка. И наобо­рот. Кстати, тут выяснилось еще одно небезынте­ресное обстоятельство: да будет вам известно, что Рорк вел дела с покойницей, с ее бывшим мужем и с ее нынешним любовником.
      Руки Евы непроизвольно сжались в кулаки.
      – Рорк – бизнесмен. Он ведет много разных дел с большим количеством разных людей. И во­обще, я не знала, что вы снова взялись за светскую хронику, Си Джей.
      Последние слова задели Морса за живое. Больше всего на свете он не любил напоминаний о том, что в начале своей карьеры подвизался на ниве скандальных слухов и светских сплетен. Те­перь, когда он сумел занять прочное положение в судебной журналистике, подобные напоминания стали ему особенно неприятны.
      – У меня с тех пор остались кое-какие связи.
      – А еще с тех пор у вас остались угри по всей физиономии. Попробуйте, что ли, их чем-нибудь мазать, – не слишком остроумно огрызнулась Ева и отключила телефон.
      Она вскочила на ноги и принялась нервно мерить шагами тесное пространство своего кабине­та. Ну какого черта в связи с убийством всплыло имя Рорка?! И что за дела у него были с Тауэрс, с ее любовником и бывшим мужем?
      Ева снова рухнула в кресло и сердито устави­лась на разбросанную по столу кипу бумаг. Ладно, о связях Рорка с покойным прокурором она ра­зузнает все очень быстро. Хорошо хоть то, что она была абсолютно уверена в его алиби. В тот день и час, когда неизвестный злоумышленник перерезал горло Сесили Тауэрс, Рорк самозаб­венно и неистово занимался любовью со следова­телем отдела убийств.

      С большим удовольствием Ева поехала бы сейчас к себе домой – в квартиру, которую она продолжала снимать, несмотря на то, что почти все ночи проводила у Рорка. Там она могла бы немного привести себя в порядок, спокойно по­думать, поспать, наконец, И попытаться восста­новить события последнего дня жизни Сесили Тауэрс. Но вместо этого она поехала к Рорку.
      Ева смертельно устала и вела машину совер­шенно автоматически: благо она хорошо знала дорогу и легко маневрировала на запруженных машинами улицах. Ей выпала возможность минут на десять расслабиться. Весна в тот день наконец-то вступила в свои права. Ева опустила стекла, и в машину тут же вторглись звуки оживленной улицы: автомобильные сигналы, шуршание покрышек, гудение автобусов, болтовня пешеходов.
      Чтобы не слышать навязчивых туристских громкоговорителей, она повернула на Десятую улицу. Можно было бы выиграть время, проехав мимо Центрального парка, но Еве уж больно не хотелось в тысячный раз слушать о нью-йоркских достопримечательностях, истории и традициях Бродвея, великолепии музейных собраний и ас­сортименте товаров, предлагаемых шикарными магазинами, протянувшимися от Пятой до Мэди­сон-авеню.
      Ненадолго застряв в пробке на Пятьдесят шес­той, Ева оказалась прямо напротив огромного рекламного щита, на котором потрясающий кра­савец целовался с не менее потрясающей краса­вицей. Надпись гласила, что изрядной долей вос­торга оба они были обязаны освежителю дыхания «Горный источник».
      Неподалеку от Евы две машины оцарапали друг другу борта; из обеих выскочили водители и принялись обмениваться изощреннейшими про­клятиями. К сцене не остались безучастными ни пассажиры оказавшегося рядом автобуса, ни пе­шеходы, моментально столпившиеся на тротуаре. Вскоре на место происшествия прибыла патруль­ная машина. Дорожный полицейский в мегафон убеждал эмоциональных водителей не мешать движению, обещая в противном случае наложить штраф.
      Мало-помалу пробка рассосалась. По мере того как Ева пробиралась от центра к окраинам, жи­тели которых принадлежали к богатым привилегированным слоям, облик улиц менялся – они становились шире и чище, все больше вдоль них была деревьев, вскоре начали появляться целые скверы и небольшие парки. Проезжавшие мимо машины были по большей части совсем новыми и исключительно дорогими, пешеходы – все, как один – облачены в костюмы от лучших портных.
      Наконец ее машина подъехала к владениям Рорка. Деревья парка стояли в цвету, и на фоне по-весеннему свежей, сочной листвы удивительно ярко смотрелись белые, розовые, красные и голубые грозди.
      Дом из серого гранита и стекла сверкал в лучах предзакатного солнца. В первый раз Ева увидела его несколько месяцев назад, но все равно каж­дый раз по-прежнему поражалась этому чистому воплощению откровенно беспредельного богат­ства. И каждый раз невольно спрашивала себя, что может быть общего у нее с владельцем всего этого…
      Ева остановила машину у гранитного подъез­да и взбежала вверх по ступенькам. У нее был свой ключ, но пользоваться им она считала ниже своего достоинства. Дворецкий Рорка, Соммерсет, в свою очередь, глубоко ее презирал и не давал себе труда пытаться свое презрение скрыть.
      Вот и теперь он открыл ей дверь с уже готовым недовольным выражением на лице. Оглядев Еву с головы до ног, дворецкий дал понять, что от его внимания не укрылось, в каком плачевном состоянии пребывает ее одежда – та же самая, что в прошлый раз.
      – Мы не ждали вас так скоро, лейтенант.
      – Кто это – мы? – язвительно хмыкнула Ева. Зная, как это злит Соммерсета, она стянула грязную и мокрую кожаную куртку и вручила ее достойному старцу. – Рорк дома?
      – Он занят делами строительства.
      – Курорт «Олимпус»?
      Соммерсет брезгливо скривил рот.
      – Как вам, должно быть, известно, я не имею привычки совать нос в дела Рорка.
      «Да ты всегда прекрасно знаешь, где он и чем занят!» – подумала Ева, но промолчала и через просторный холл направилась к мраморной лест­нице.
      – Я поднимусь наверх и приму ванну, – за­явила она, а потом, уже с середины лестницы с некоторым высокомерием бросила: – Доложите ему о моем приходе, когда он разделается со сво­ими делами.
      Едва перешагнув порог спальни, Ева приня­лась раздеваться. Ее путь к ванной обозначила цепочка брошенных на пол вещей – сначала бо­тинки, потом рубашка, джинсы, белье.
      Она включила горячую воду и насыпала в ванну ароматической соли, привезенной Рорком из каких-то экзотических мест. Эта соль прида­вала воде цвет морской лазури и запах сказочно­го леса.
      Вода была такой горячей, что Ева сначала никак не могла собраться с духом и опуститься в огромную ванну. Наконец она решилась, набра­ла в легкие побольше воздуха и с головой окуну­лась в благословенный жар. Досчитав до тридцати, она вынырнула и с закрытыми глазами застыла в полном блаженстве.
      В этом состоянии ее и застал Рорк.
      Другой бы на его месте решил, что она пол­ностью расслабилась. Но это означало бы, подумал Рорк, что этот другой совсем не знает и не понимает Еву Даллас. Сам же он был так близок с ней – и сердцем, и умом, – как не бывал близок ни с кем прежде. Но и для него в дебрях ее души и сознания оставалось множество неизведанных уголков.
      Ева не переставала удивлять его; каждый раз, когда он был с ней, ему открывалось что-то новое.
      Из ароматной пены виднелось только ее лицо, – щеки раскраснелись от жара, глаза за­крыты. Но Рорк видел, что полностью Ева не рас­слабилась. О внутреннем напряжении говорила едва заметная складка между бровями.
      Нет, Ева погружена в какие-то мысли, она чем-то обеспокоена и что-то задумывает, решил Рорк. Он подошел к ванне бесшумной походкой, которую усвоил в детстве, проведенном в дублин­ских трущобах. Когда он уселся на край ванны, Ева не пошевелилась, но Рорк знал, что она на­верняка почувствовала его присутствие.
      Через некоторое время Ева открыла свои зо­лотисто-карие глаза и пристально посмотрела в его – голубые. Как всегда, от одного вида Рорка она испытала тревожное волнение. Его безупреч­но красивое лицо, обрамленное густыми черны­ми волосами, не переставало удивлять ее – это было сошедшее с живописного полотна лицо пад­шего ангела.
      – Извращенец, – произнесла Ева, нахмурив брови.
      – Но это же моя ванна! – ответил Рорк и, погрузив в пену руку, провел ею по груди Евы. – Ты сваришься живьем.
      – Я люблю, когда горячо. А сейчас мне нужно как можно горячее.
      – Нелегкий выдался день?
      «Будто ты не знаешь! – мелькнуло в голове у Евы, и она немножко обиделась. – Ты ведь всегда все знаешь…» Вслух она ничего не сказала и только пожала плечами. Рорк встал, подошел к встроенному в стену бару и наполнил вином два хрустальных бокала. Вернувшись, он снова сел на край ванны и протянул один бокал Еве.
      – Ты совсем не спала и наверняка почти ни­чего не ела.
      – Обычное дело.
      – Все равно это беспокоит меня, лейтенант.
      – Легко же тебя обеспокоить!
      – Это потому, что я тебя люблю.
      Эти слова, произнесенные его неповторимым голосом, в котором ей всегда чудилось дыхание туманных вересковых пустошей Ирландии, сму­тили Еву. Она знала, что, как это ни невероятно, Рорк говорит правду, но сама не могла ответить ему тем же. Поэтому она молча пригубила вино.
      Не услышав ничего в ответ, Рорк растерянно помолчал, а потом спросил:
      – Что там произошло с Сесили Тауэрс?
      – Ты ее знал?
      – Не то чтобы хорошо. Так, встречал в обществе, имел кое-какие деловые отношения – в ос­новном через ее бывшего мужа… Она была восхитительна, умна и опасна.
      Ева даже приподнялась из воды.
      – Опасна? Для тебя?
      – Не для меня конкретно, – Рорк глотнул вина и слегка скривил губы. – Она была грозой для не вполне честных предпринимателей, любых нарушителей закона. Я бы сказал – преступного сознания как такового. Кстати, в этом смысле она была очень похожа на тебя. К счастью, я уже давно ничем подобным не занимаюсь.
      Последнее заявление Ева в душе подвергла сомнению, но не стала говорить об этом.
      – Раз ты знал ее хотя бы поверхностно, может быть, рискнешь предположить, кому была нужна ее смерть?
      Рорк опять глотнул из бокала, на этот раз по­больше.
      – Это допрос, лейтенант?
      Шутливость тона, каким был задан этот во­прос, не понравилась Еве.
      – Считай, что допрос, – ответила она.
      – Как вам будет угодно, – Рорк встал и начал расстегивать рубашку.
      – Эй, что это ты делаешь?!
      – А ты как думаешь? – Рорк сбросил ру­башку и принялся за брюки. – Коль скоро меня собирается допрашивать голый следователь, рас­положившийся в моей собственной ванне, с моей стороны логично составить ему компанию.
      – Пошел к черту! Человека убили…
      – Можно подумать, что когда-нибудь дела обстояли иначе! – Погрузившись в воду, Рорк решил, что еще чуть погорячее – и от них обоих осталось бы два обваренных трупа. – Вспомни, когда мы познакомились, тоже убили человека. Не могу понять, почему меня так тянет к тебе – даже сейчас, когда ты сидишь здесь с невидимым полицейским значком, приколотым к твоей не­сравненной груди. – Рорк провел рукой от ступ­ни Евы вверх, к ямке под коленкой – ее слабому месту. – Я хочу тебя, – пробормотал он. – Прямо сейчас.
      Бокал задрожал в руке Евы. С огромным трудом овладев собой, она отстранилась и сказала деловым тоном:
      – Расскажи мне сначала о Сесили Тауэрс.
      Рорку ничего не оставалось, как смириться с ее настроем и отступить. Но про себя он решил, что все равно не выпустит ее из ванны, не добив­шись своего, – нужно только проявить терпение.
      – Сесили Тауэрс, ее бывший муж и Джордж Хэммет входили в совет директоров одной из моих компаний. Она называется «Меркурий» – в честь быстроногого посланца богов. Занимает­ся в основном импортом и экспортом. Быстрые перевозки, доставка на места…
      – Про «Меркурий» я знаю, – перебила его Ева. – Хотя, признаться, не подозревала, что он принадлежит тебе.
      – Я приобрел эту компанию лет десять назад. Из-за неумелой организации дела в ней тогда шли из рук вон плохо. Сесили Тауэрс и Марко Анжелини, ее бывший муж, тоже вложили день­ги. Они, кажется, еще были женаты или только-только развелись. Разошлись они, кстати, тихо и мирно, без проблем и скандалов. Джордж Хэммет тоже был одним из инвесторов. Тогда между ним и Сесили скорее всего ничего не было. Они сошлись только через несколько лет.
      – А в треугольнике Анжелини – Тауэрс – Хэммет тоже все было тихо и мирно?
      – Вроде бы да, – ответил Рорк и, нащупав скрытый в стене пульт, включил музыку: что-то протяжное и заунывное. – Если тебя интересует моя роль, то для меня это был только многообе­щающий бизнес. Бизнес – и все.
      – Насколько противозаконна деятельность «Меркурия»?
      – Шутишь, лейтенант? – ухмыльнулся Рорк.
      Стиснув зубы, Ева решительно оттолкнула его руку, скользившую все выше по ее ноге.
      – Сесили Тауэрс была непримирима к любым нарушениям закона и искореняла их, невзирая на лица. Если бы она вдруг обнаружила, что с «Меркурием» не все чисто, она бы не посмотре­ла, что в компанию вложены ее деньги, и возбу­дила бы дело.
      – О да! Она уличила меня в грязных играх, и мне не оставалось ничего, кроме как заманить Сесили в подозрительный район, где ее уже под­жидал нанятый мной головорез. Такова ваша версия, лейтенант?
      – Да нет, ничего подобного я не думаю, но…
      – Зато другие могут подумать, – докончил он за нее. – И тогда ты окажешься в весьма пи­кантном положении.
      – Мне на это наплевать! – Сейчас она бес­покоилась только о положении самого Рорка. – Но ты должен рассказать мне обо всем. Если в ходе следствия всплывут какие-то обстоятельст­ва, которые свяжут твое имя с делом об убийстве Сесили Тауэрс, мне нужно быть к этому готовой.
      – А ты уверена, что такие обстоятельства и вправду существуют?
      – Нет, но если что-то такое есть, мне придет­ся передать дело другому следователю.
      – Тебе не кажется, что мы с тобой это уже проходили?
      – Если ты имеешь в виду дело Дебдасс, то теперь все обстоит иначе. Ты не подозреваемый, Рорк! – Увидев, что он нахмурился, Ева поста­ралась говорить так, чтобы в ее словах звучало не раздражение, а здравомыслие. Ну почему с Рорком всегда все так сложно? – Я совершенно уверена, что ты не имеешь никакого отношения к убийству Сесили Тауэрс. Я выражаюсь достаточно ясно?
      – И тем не менее ты устроила мне настоящий допрос.
      – Popк, я – полицейский. Я должна допросить всех, кто был хоть сколько-нибудь знаком с жертвой. И с этим я ничего не могу поделать.
      – Ну конечно. И начать решила с меня… Скажи, Ева, ты мне вполне доверяешь?
      – Дело не в том, доверяю я тебе или нет.
      – Это не ответ! – Его взгляд стал каким-то металлическим, отчужденным, и Ева решила, что повела себя неправильно. – Пойми, если ты не доверяешь мне, значит, все наши отношения сводятся только к обоюдоприятному сексу.
      – Ладно, я постараюсь говорить по-друго­му, – она с трудом сохраняла спокойствие: ре­акция Рорка напугала ее. – Я ни в чем тебя не обвиняю. Даже если бы мы были с тобой незна­комы, я все равно допросила бы тебя одним из первых. Но вышло так, что я тебя хорошо знаю. Вот. – Она закрыла лицо руками. С них стекала пена. Ева всегда чувствовала себя несчастной, когда ей приходилось объяснять свои чувства. – Мне бы очень хотелось держать тебя в стороне от этого дела. И я надеюсь, что твои ответы дадут мне такую возможность. Но в то же время я не могу не думать о том, как можно использовать твои отношения с Сесили Тауэрс в интересах рас­крытия убийства. Все. И то, и другое мне дается нелегко.
      – Ну, так бы с самого начала! – Рорк на­брал в легкие побольше воздуха и начал: – В де­ятельности «Меркурия» абсолютно все законно. По крайней мере – в последнее время, когда от­пала нужда кое-что предпринимать в обход за­конов. Компания работает, приносит неплохую прибыль. И вообще, какой идиот, имея непод­купного прокурора в совете директоров, стал бы проворачивать нелегальные сделки?
      Он сказал это так, что Ева сразу поверила ему. У нее как будто камень с души свалился, и она наконец смогла говорить просто и спокойно.
      – Отлично. Но у меня будут еще вопросы. И журналисты уже напали на твой след.
      – Я знаю. Это очень неприятно. Сильно они мешают тебе?
      – Пока нет.
      Ева позволила себе одно из нечастых прояв­лений нежности – крепко сжала руку Рорка. Он подался вперед и дотянулся до ее руки губами. Увидев, что Ева улыбается, он понял, что нако­нец-то она начала расслабляться, сбросила вла­девшее ею неимоверное напряжение.
      – Не трать слишком много сил, чтобы дер­жать меня в тени, – сказал он. – Я могу сам со всеми разобраться. И не стесняйся задавать мне вопросы – вполне естественно, что мои ответы помогут тебе в расследовании.
      – Когда будет нужно, я обязательно обра­щусь к тебе, – на этот раз, почувствовав его руку на своем бедре, Ева улыбнулась и изобразила крайнее удивление: – Что, прямо здесь? И без акваланга?
      Рорк ринулся к ней так, что вода перелилась через край ванны.
      – Да. И нам будет очень хорошо, – в каче­стве доказательства он запечатлел поцелуй на ее расплывшихся в улыбке губах.
 
      Ночью, когда Ева уже мирно спала, Рорк лежал рядом с ней и смотрел на звезды, загляды­вающие в спальню через стеклянный потолок. На лице его отражалось беспокойство, которого он сумел не показать Еве. А беспокоиться было о чем. Они познакомились благодаря делу об убий­стве, и вот теперь снова в их жизнь и их отношения вторглось убийство. Женщина, лежащая рядом с ним, сражалась с преступниками – точно так же, как делала это Сесили Тауэрс. «Что, если ей стоила жизни защита закона?» – подумал Рорк.
      Он уже давно взял себе за правило не раз­мышлять слишком много о тех опасностях, кото­рым подвергается Ева на службе. Все равно тут ничего не поделаешь – она не мыслит себя без своей работы. Рорк хорошо это понимал, посколь­ку сам был таким же. Он тоже начинал с нуля и лишь благодаря собственным силам стал тем, кем был сейчас. Но его дело – покупать и продавать. Оно дает ему все преимущества власти и боль­ших денег.
      Рорк пытался понять, не кроется ли причина смерти Сесили Тауэрс в каких-то хитросплетениях его бизнеса. Он ничуть не солгал Еве, когда сказал, что с «Меркурием» все чисто. Теперь… Но это не всегда было так. С другой стороны, по­мимо «Меркурия» ему принадлежит еще великое множество компаний, и некоторые из них про­кручивают дела в известной мере сомнительные. В конце концов, именно сомнительными опера­циями он составил себе состояние, которое те­перь позволяло ему заниматься преимуществен­но легальным бизнесом.
      Например, контрабанда всегда была делом прибыльным и увлекательным. Вспомнить хотя бы изысканные вина из Франции, бесподобные голубые алмазы, добываемые в Индии, тончай­ший китайский фарфор…
      Ему уже давно не приходилось действовать в обход закона, чтобы заработать себе на хлеб, – но, как известно, на свете нет ничего сильнее привычки.
      А главное – Рорк не мог быть до конца уве­рен, что ему удалось превратить «Меркурий» в абсолютно легальную компанию. Ведь то, что сам он рассматривал как деловую хитрость, с точки зрения Евы, могло быть серьезным правонару­шением…
      А Рорку очень хотелось, чтобы она абсолютно доверяла ему.
      Ева что-то пробормотала во сне и повернулась на другой бок. «Ну вот, – подумал Рорк, – даже во сне она отворачивается от меня… Так не должно продолжаться, многое нужно менять – и как можно скорее».
      Рорк попытался представить, что в его силах сделать прямо сейчас. Обзвонить несколько че­ловек и задать им кое-какие вопросы, касаю­щиеся Сесили Тауэрс, нетрудно. Намного слож­нее будет – и займет к тому же гораздо больше времени – прекратить все мало-мальски сомни­тельные операции в его многочисленных компа­ниях.
      Он снова посмотрел на Еву. Она мирно спала. Он знал, что ей часто снятся дурные сны, но сейчас у нее на душе был мир. Порадовавшись этому, Рорк встал и принялся за дело.
 
      Утром Еву разбудил аромат кофе. Настояще­го отборного кофе с южноафриканских планта­ций Рорка. К этому роскошному напитку Ева, надо признаться, очень быстро привыкла, а живя у Рорка, даже ловила себя иногда на болезнен­ном пристрастии к нему.
      Еще не открыв глаза, Ева улыбнулась.
      – Такое могут подавать только на небесах!
      – Я рад, что тебе нравится, – отозвался Рорк.
      Мутным спросонья взором Ева обвела комна­ту. Рорк уже был одет в один из своих черных костюмов, всегда каким-то образом подчеркивав­ших его волю и решимость добиться своего любой ценой. Сидя у небольшого письменного стола в углу спальни, он с очевидным удовольствием завтракал и одновременно просматривал на мони­торе сводки новостей.
      Серый кот по имени Галахад, похожий на ог­ромного слизняка, лежал на ручке кресла, раз­ноцветными глазами алчного призрака уставив­шись на хозяйскую тарелку.
      – О Господи! Неужели всего шесть часов?! Ты давно встал?
      – Не очень. Ты вчера не сказала, когда тебя разбудить.
      – У меня есть еще пара часов, – Ева выбра­лась из постели и, потягиваясь, оглядывалась во­круг в поисках какой-нибудь одежды.
      Рорк очень любил смотреть, как Ева по утрам сидит на его кровати – совершенно обнаженная, еще не совсем проснувшаяся. Он показал на спин­ку стула, куда заботливо повесил все подобран­ные им с полу детали туалета, но Ева предпочла халат и с трогательной утренней неуклюжестью скользнула в него.
      Рорк налил кофе и, когда Ева плюхнулась в кресло напротив, протянул ей чашку. Кот решил сменить дислокацию и вспрыгнул ей на колени. Он был так тяжел, что Ева невольно ойкнула.
      – Как спалось?
      – Замечательно! – ответила Ева и одним духом выпила всю чашку. – Вот теперь я немно­го похожа на человека.
      – Есть хочешь?
      Ева утвердительно хмыкнула и взяла с серебряного подноса пирожное в форме лебедя. Отку­сив от него изрядный кусок, она налила себе еще кофе и сделала несколько глотков. Глаза ее нако­нец полностью раскрылись. В приливе щедрости она отломила лебедю голову и протянула ее Галахаду.
      – Страшно люблю смотреть на тебя по утрам. Но только иногда мне кажется, что, если бы не кофе, ноги бы твоей здесь не было.
      – Угадал! – Она с аппетитом жевала пирож­ное, запивая его ароматным налитком. – Впро­чем, против секса я тоже не возражаю… иногда.
      – То-то я заметил, что вчера ты не особенно сопротивлялась. Сегодня я должен лететь в Ав­стралию. Вернусь только завтра, а может, и после­завтра.
      – А-а… – Ева даже не пыталась скрыть ра­зочарования.
      – Сделай мне приятное – пока меня не будет, поживи здесь!
      – Я же уже говорила. Одна я себя здесь чув­ствую неуютно.
      – А ты попробуй наконец привыкнуть к мысли, что этот дом не только мой, но и твой. Ева… – он накрыл ее руку своей. – Ты когда-нибудь начнешь всерьез воспринимать меня и мои чувства?
      – Просто у себя дома мне лучше, чем здесь без тебя. И к тому же у меня куча работы.
      – Ты не ответила на мой вопрос, – заметил Рорк. – Ну да ладно. Я позвоню тебе, когда вернусь. – И добавил уже другим, спокойным и де­ловым, тоном, поворачивая к Еве монитор: – Кстати, о твоей работе. Погляди, что пишут в га­зетах.
      Ева была готова к чему угодно. Поэтому за­мелькавшие на экране однообразные заголовки вызвали у нее только усталую, слегка брезгли­вую улыбку. «Убийство видного нью-йоркского прокурора». «Полиция сбита с толку». Часто по­падались фотографии Сесили Тауэрс – в зале суда и за его стенами, – а также фотографии ее детей, комментарии экспертов, всякие цитаты.
      На какой-то момент внимание Евы задержал ее собственный портрет с подписью, гласящей, что она – лучший в городе следователь по делам об убийстве.
      – По этому поводу мне можно только посо­чувствовать, – мрачно прокомментировала она эту рекомендацию.
      Однако это было еще не все. Некоторые газе­ты напоминали читателям о деле, которое она расследовала зимой, – его пикантность заклю­чалась в том, что там фигурировал сенатор Со­единенных Штатов и три мертвые шлюхи. И каж­дый писака считал своим долгом упомянуть о связи Евы с Рорком!
      – Да какое этим шакалам дело до того, кто я такая и с кем я сплю!
      – Вы оказались в центре общественного внимания, лейтенант. Подробности вашей жизни поднимают тиражи.
      – Я – полицейский, а не персонаж светской хроники, – раздраженно бросила Ева. – Давай-ка включим телевизор. Мне нужен «Канал 75».
      Рорк нажал на кнопку дистанционного управ­ления. Засветился большой экран, послышалась торопливая репортерская речь, и Ева нахмури­лась.
      – Полюбуйся на него! Это самая ядовитая безмозглая гадина во всем Нью-Йорке!
      Рорк попивал кофе и с любопытством смотрел репортаж Си Джея Морса. Он уже понял, что всегдашнее Евино презрение к прессе за послед­ние месяцы переросло в отвращение. И произо­шло это из-за скандального дела Дебласс: Ева те­перь не могла и шагу ступить, чтобы не наткнуться на очередного журналиста. Но ее ненависть к Морсу он разделял вполне.
      – Итак, трагически оборвалась жизнь знаме­нитой и замечательной женщины. Женщины твер­дых принципов, женщины, посвятившей себя служению обществу. Она была убита на улице, на улице нашего с вами города. Сесили Тауэрс и ее дела не будут забыты! Но понесет ли заслуженное наказание убийца? Пока что полиция Нью-Йорка не может ответить на этот вопрос. Лейтенант Ева Даллас, которой поручено расследование, не сооб­щила ничего утешительного.
      На экране появилась фотография Евы, и голос Морса за кадром продолжал:
      – Мы связались с ней, но Ева Даллас отказа­лась давать комментарии по делу. В результате город наполнился слухами. Говорят, что подроб­ности дела не случайно тщательно скрываются…
      – Ну какой сукин сын! Какие подробности?! Что скрывается? – Ева стукнула кулаком по под­локотнику кресла, и Галахад благоразумно пере­брался на ковер, очевидно, решив, что там без­опаснее. – Расследование ведется чуть больше суток.
      – Угомонись, – сказал Рорк миролюбиво, но Ева вскочила и как разъяренная тигрица заме­талась по комнате.
      – …Многие наши известные сограждане были связаны с прокурором Тауэрс. Среди них и непо­средственный начальник Даллас, майор Уитни. Недавно майор отказался от должности началь­ника полиции, так и не дав вразумительного объ­яснения своему поступку. Старинный и весьма близкий друг погибшей…
      – Все! – заорала Ева. – Я этого слизняка по стенке размажу. Где, черт подери, Надин Ферст? Уж лучше она, чем этот мерзавец! У нее хотя бы есть представление о порядочности.
      – А может, тебе устроить пресс-конференцию, Ева? И выдать им информацию, которую ты со­чтешь нужной.
      – Да пошли они все… Слушай, это был ре­портаж или мнение редакции?
      – По-моему, разница невелика. Репортер имеет право высказывать собственное мнение.
      – Да знаю я! – Она продолжала ходить по комнате, и полы ее халата развевались, как пару­са. – Ему не сойдет с рук намек на то, что мы что-то скрываем! Уитни гордится тем, что в его отделе дела ведутся честно. И твое имя трепать никто не позволит. А все-таки какой мерзавец этот Морс!
      – Меня лично он не волнует, Ева. И тебя не должен.
      – Он меня не волнует, он меня бесит! – Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. И вдруг губы ее расплылись в зло­радной улыбке. – Я знаю, как я ему отплачу! – Ева снова открыла глаза. – Интересно, что ска­жет этот ублюдок, если я свяжусь с Надин Ферст и пообещаю ей эксклюзивное интервью?
      – Иди сюда, – сказал Рорк, отставляя чашку.
      – Зачем?
      – Не спрашивай. –Он сам встал, подошел к ней и, взяв ее лицо в ладони, крепко поцеловал. – Ты сводишь меня с ума.
      – То есть ты хочешь сказать, что мой план тебе нравится?
      – Мой покойный папаша иногда принимался учить меня жить. «Парень, – говорил он запле­тающимся от выпитого языком, – хочешь драться – дерись без правил. И бей всегда ниже пояса». У меня есть предчувствие, что еще до за­ката ты уделаешь Морса так, что у него яйца будут всмятку.
      – Не всмятку, – гордо улыбнулась Ева. – Я их ему напрочь оторву!
      Рорк притворно вздрогнул.
      – Женщины-злодейки такие сексапильные. Ты, кажется, говорила, что пара часов у тебя есть?
      – Уже нет.
      – Увы! Проверку придется отложить. – Он достал из кармана дискету. – Возможно, это тебе пригодится.
      – А что это?
      – Кое-какая информация. О Сесили Тауэрс, о ее бывшем муже, о Хэммете, о «Меркурии».
      Ева вцепилась в дискету обеими руками.
      – Но я же не просила тебя об этом.
      – Не просила. Ты бы, несомненно, и сама по­лучила эту информацию, но я решил сэкономить твое время. Кстати, если тебе нужно мое обору­дование – оно к твоим услугам.
      Ева поняла, что он говорит о незарегистриро­ванном оборудовании, о существовании которого не подозревало даже ведомство компьютерной охраны.
      – Пока что я предпочла бы действовать по официальным каналам.
      – Как тебе будет угодно. Но если передумаешь, когда меня не будет, знай, что Соммерсет уже предупрежден о том, что у тебя есть доступ.
      – Соммерсет был бы счастлив узнать, что у меня имеется доступ в ад, – буркнула Ева.
      – Извини?
      – Ничего, это я так. Мне надо переодеться. – Она пошла к двери, потом вдруг обернулась. – Рорк, ты не думай, я много размышляю об этом.
      – О чем?
      – О том, как ты ко мне относишься.
      – Тут и размышлять нечего, – усмехнулся он.

      Ева даром времени не теряла. Оказавшись в кабинете, она первым делом разыскала Надин Ферст. В студии ей сообщили, что Надин объез­жает исправительные колонии – делает репор­таж о пенитенциарных реформах. Услышав по телефону заспанный голос Надин, Ева сообрази­ла, что не учла разницы во времени.
      – Даллас! – сказала Надин хрипло. – Гос­поди, да здесь же сейчас глубокая ночь.
      – Извините. Но вы, надеюсь, уже просну­лись?
      – Проснулась, исполненная ненависти к вам!
      – Вы там получаете новости?
      – Вообще-то да, но я была немного занята, – насмешливо улыбнулась Надин. – Подождите секунду, я возьму сигарету.
      – И давно вы стали курить?
      – Здесь любой закурит, – сказала Надин, затягиваясь. – Это крысиная нора! Но купить можно все, что угодно: сигареты, химию… А какая здесь медицина! Просто девятнадцатый век какой-то. К тому же ни малейших развлечений…
      – А к убийцам относятся как к преступни­кам, – продолжила Ева. – У меня просто серд­це разрывается от жалости.
      – Да вы не можете себе представить, что здесь творится! Во всей колонии нет места, где можно прилично поесть, – пожаловалась Надин. – Ладно, что вам надо?
      – Хочу вас порадовать, Надин. Вы когда воз­вращаетесь?
      – Это зависит от разных причин. – Надин наконец проснулась окончательно. – У вас есть что-то для меня?
      – Чуть больше суток назад была убита про­курор Сесили Тауэрс. Ей перерезали горло. Тело было обнаружено на тротуаре на Сто сорок чет­вертой улице, между Девятой и Десятой авеню.
      – Тауэрс?! Боже милостивый! Она давала мне интервью несколько месяцев назад, после дела Дебласс. Ограбление?
      – Нет. Драгоценности и бумажник с деньга­ми остались при ней. А там такой райончик, что грабитель с нее даже туфли бы снял.
      – Черт! – Надин на секунду прикрыла глаза. – Потрясающая была женщина. Расследова­ние поручено вам?
      – Угадали.
      – Понятно. – Надин задумалась. – Так по­чему же следователь, ведущий столь важное дело, обращается ко мне?
      – Потому что ваш знаменитый коллега Морс уже все жилы из меня вытянул.
      – Вот гад! – Надин нервно затянулась. – Теперь ясно, почему я ничего не знаю. Он утаи­вает от меня информацию.
      – Вы со мной всегда играли честно, Надин. Я с вами – тоже.
      Надин несколько секунд молчала.
      – Постойте, постойте… Эксклюзивное ин­тервью?!
      – Это мы обсудим, когда вы вернетесь.
      – Считайте, что я уже там!
      Ева с улыбкой положила трубку. «Это заткнет тебе пасть, Си Джей!» – подумала она. И, напе­вая что-то себе под нос, встала из-за стола. Ей надо было кое с кем повидаться.
 
      В девять утра Ева уже стояла посреди роскошно обставленной гостиной Джорджа Хэммета. Пол был выложен бордовыми и белыми мра­морными плитами. На одной из стен красовался огромный тропический пейзаж. На широком низ­ком диване были разбросаны серебристые по­душки. Но Ева решила пока не садиться.
      Хэммет вышел из соседней комнаты, и вид у него был ужасный.
      Бледный, глаза опухли, щеки запали. Про­седь в пышных волосах стала еще заметнее.
      Серые глаза казались тусклыми – по-види­мому, от усталости и горя.
      – Ева! – Он подошел к ней, взял руку в свои ладони и коснулся губами щеки, явно показывая, что считает эту встречу неофициальной.
      – Я не хочу вас задерживать, Джордж… – сказала она, чуть отступая назад.
      – Пустяки! Извините, что не сразу вышел. Говорил по телефону. – Он указал на диван, и Еве пришлось сесть. – Могу я вам что-нибудь предложить?
      – Благодарю, не надо.
      – Может быть, кофе? – улыбнулся он. – Насколько я помню, вы большая любительница кофе. У меня есть тот самый сорт, который предпочитает Рорк. – Хэммет вышел на кухню и бы­стро вернулся с кофейником и двумя чашками. Продолжая улыбаться, он повернулся к Еве. – Надеюсь, это поможет мне успокоиться. Я ждал вашего визита, Ева. Или мне теперь следует на­зывать вас «лейтенант Даллас»?
      – Значит, вы понимаете, зачем я пришла?
      – Конечно. Сесили… Никак не могу в это по­верить! – его голос дрогнул. – Столько раз слы­шал в новостях, разговаривал с ее детьми и с Марко… И все равно не могу поверить в то, что ее больше нет.
      – Вы видели Сесили Тауэрс вечером того дня, когда ее убили?
      Хэммет чуть заметно вздрогнул.
      – Да. Мы ужинали вместе. Мы часто ужина­ли вдвоем – мы ведь были очень близки… Вы, наверное, спросите, насколько близки? Скажу сразу: у нас были интимные отношения. На про­тяжении нескольких лет мы были любовниками. Я очень ее любил.
      – Но вместе вы не жили, – заметила Ева.
      – Дело в том, что она… В общем, нас это уст­раивало. У нас, скажем так, были разные вкусы, кроме того, мы оба ценили свою независимость. По-моему, это даже укрепляло наши отноше­ния. – Он тяжело вздохнул. – Мы не делали из них тайны, наши друзья и родственники – все знали. Но на публике мы наши отношения не афишировали. Боюсь, теперь этого скрыть не удастся.
      – По-видимому.
      – А впрочем, это уже не важно, – признал он. – Важно только одно: найти того, кто это сделал. Ах, Ева, если бы вы только знали! Сеси­ли была… Она была самой замечательной жен­щиной в мире!
      Интуиция подсказывала Еве, что пережива­ния Хэммета искренние, но она отлично знала, что и убийцы могут переживать.
      – Вы должны мне сказать, когда видели ее в последний раз, Джордж. И ваш ответ мне при­дется записать на диктофон.
      – Да, конечно. Это было в десять часов. Мы поужинали «У Робертса» на Двенадцатой. Потом взяли такси. Сначала я отвез ее. Да, около деся­ти, – повторил он. – Я приехал домой через четверть часа – ждал кое-каких сообщений.
      – Как обычно проходили ваши встречи? То есть… Я хотела сказать – где?
      – Где? – переспросил он задумчиво. – По-разному… Часто приезжали сюда, иногда – к ней. Время от времени хотелось чего-то необыч­ного, и мы снимали на ночь номер в «Паласе». – Он внезапно замолчал и уставился в пустоту. – Боже мой! Боже мой!
      – Простите, – пробормотала Ева, понимая, что никакие слова не помогут его горю. – Я ис­кренне вам сочувствую.
      – Кажется, я начинаю все осознавать, – через силу проговорил Хэммет. – И, когда по­нимаешь наконец, что случилось, становится еще тяжелее. Она вышла из такси, рассмеялась, по­слала мне воздушный поцелуй. У нее были такие красивые руки… А я поехал домой – и забыл о ней! Стал заниматься делами. В двенадцать при­нял снотворное и лег: утром у меня было назна­чено заседание. Я спокойно спал, а она в это время лежала под дождем, мертвая… Не знаю, как смогу это вынести.
      – Я бы, конечно, предпочла побеседовать с вами позже, но, увы, должна была прийти сегодня. Кажется, вы последний человек, который видел ее живой.
      – Кроме убийцы. – Он вдруг напрягся. – Если, конечно, не я ее убил.
      – Чем скорее я это выясню, тем будет лучше. Для всех.
      – Да, конечно… лейтенант.
      Она услышала горькие нотки в его голосе.
      – Вы не помните, какой компании принадле­жало такси? Мне надо проверить ваши передви­жения.
      – Такси вызывали из ресторана… Кажется, это был «Рапид».
      – Разговаривали ли вы с кем-нибудь между полуночью и двумя часами ночи?
      – Я уже говорил, что принял лекарство и лег спать около полуночи. Один.
      Это можно было проверить, просмотрев за­пись охранной видеосистемы у входа в здание, но Ева отлично знала, что при желании запись можно и уничтожить.
      – А в каком настроении она была в тот вечер?
      – Пожалуй, слегка рассеянная – очевидно, думала о деле, над которым работала. Мы побол­тали о ее детях, главным образом о дочери. Мирина собирается осенью замуж. Сесили очень радовалась тому, что дочь решила устроить настоящую свадьбу – с белым платьем, фатой, по­дружками невесты.
      – Она не говорила о чем-нибудь, что ее бес­покоило?
      – Кажется, нет. С делом, которое она вела, было все в порядке. Сесили надеялась, что ей удастся добиться максимального наказания.
      – Ей никто не угрожал? Она не получала не­обычных посланий?
      – Нет. – Хзммет прикрыл глаза ладонью. – Неужели вы думаете, что если бы я знал что-то важное, то скрыл бы это от вас?
      На этот вопрос Ева предпочла не отвечать.
      – Как вы полагаете, зачем ей понадобилось отправиться в Вест-Сайд, да еще в такое время?
      – Представления не имею.
      – Могла ли она встречаться, например, с ин­форматорами?
      Хэммет явно хотел что-то сказать, но переду­мал.
      – Я… я не знаю, – пробормотал он. – Мне это в голову не приходило. Она была такая упря­мая и всегда полагалась на собственные силы.
      – А какие, на ваш взгляд, у нее были отно­шения с бывшим мужем?
      – Дружеские. Немного прохладные, но тем не менее дружеские. Они оба были очень привя­заны к детям. Когда мы с Сесили стали близки, он был немного… обижен. – Хэммет замолчал и внимательно посмотрел на Еву. – Не думаете же вы, что… – он криво усмехнулся. – Марко Анжелини, подстерегающий с ножом в руках быв­шую жену? Нет, лейтенант. У Марко есть недо­статки, но Сесили он никогда не обижал. Да и вообще он слишком холоден и консервативен. Насилие – не его стиль. Кроме того, у него не было мотивов для убийства.
      «А вот это нам предстоит выяснить», – поду­мала Ева.
 
      Отправившись из квартиры Хэммета в Вест-Энд, Ева словно совершила путешествие в дру­гой мир. Здесь не было ни мраморных полов, ни серебристых подушек. А были потрескавшиеся тротуары, стены, расписанные граффити, при­зывавшими посылать куда подальше все живое.
      И люди здесь были под стать окружающему. Какой-то наркоман посмотрел на Еву и так пло­тоядно усмехнулся, что ей стало не по себе. Уличный торговец, сразу распознавший в ней поли­цейского, тут же покатил со своей тележкой в более безопасное место. Он явно торговал не только безделушками и дешевыми украшениями. И знал, что встречаются еще такие полицейские, которые относятся к запрету на наркотики все­рьез.
      Но наркотики сейчас Еву совершенно не вол­новали. Ей надо было просто получить ответы на некоторые вопросы.
      Дождь смыл кровь. Команда полицейских, обыскавших место преступления, собрала все, что могло оказаться уликами. Ева стояла на тротуаре, где погибла Тауэрс, и пыталась предста­вить себе, как все происходило.
      Повернулась ли она к убийце лицом? Скорее всего. Успела ли увидеть нож? Возможно. Но среагировать не успела.
      Ева огляделась по сторонам. Из окон, из-за заржавленных машин, притулившихся вдоль обо­чины, на нее смотрели недоброжелательные глаза здешних обитателей.
      Сесили Тауэрс приехала не на такси: ни в одной из компаний нет записей о том, что сюда кого-нибудь доставляли. Ее собственная машина стояла в гараже, а на частнике Тауэрс не поехала бы…
      Подземка! – решила Ева. Быстро и безопас­но – во всяком случае, пока не выйдешь на улицу. Выход из подземки был метрах в двухстах отсюда.
      И все-таки для прокурора Тауэрс было более естественно взять такси. Может быть, она торо­пилась? Или не хотела, чтобы кто бы то ни было видел, что она приехала сюда? Так или иначе, Се­сили Тауэрс полагалась на свои силы, – так ведь Хэммет про нее говорил? И она ничего не боя­лась…
      Ева представила себе, как Сесили поднялась по лестнице подземки, вышла на улицу. Дождь лил как из ведра, и она наверняка раскрыла зон­тик… И тут Еву осенило. Зонтик! Куда подевался зонтик? Такая рассудительная и практичная женщина не выйдет под дождь без зонта. Ева вытащила диктофон, повторила рассуждения вслух. Надо будет обязательно это проверить.
      Интересно, где ее поджидал убийца? На улице? Или в одном из близлежащих домов? А может, в баре или в клубе?
      – Привет, беляночка!
      Ева, нахмурившись, обернулась. Перед ней стоял огромный негр. Волосы его, как и у мно­гих в этом районе, были украшены перьями. На щеке – ярко-зеленая татуировка: ухмыляющий­ся череп. На нем был алый жилет, надетый на голое тело, и обтягивающие алые же штаны.
      – Привет, черненький, – ответила Ева в тон ему.
      Негр ухмыльнулся.
      – Ищешь работу? – он кивнул на здание нудистского клуба на другой стороне улицы. – Тощая ты больно, но, может, они тебя и возьмут. Белых у них мало. Все больше мулатки. Могу за­молвить за тебя словечко.
      – С чего это?
      – По доброте душевной и за пять процентов, лапочка. Такая белая красотка может неплохо заработать.
      – Я обдумаю это предложение, но пока что работа у меня есть, – усмехнулась Ева и выта­щила свой значок.
      Негр тихонько присвистнул.
      – Как это я не просек? Ну, ты даешь, беля­ночка! От тебя копом и не пахнет.
      – Хорошим мылом пользуюсь. Как зовут-то?
      – Называй меня Крэком. Когда головы тре­щат от моих ударов, они издают такой звук. – Он показал ей свои ручищи. – Крэк! Усекла?
      – Я понятливая. Позапрошлой ночью ты был здесь, Крэк?
      – Увы. В тот вечер у меня был выгодной, и я посещал культурное мероприятие, так что вся за­бава прошла мимо.
      – И что это было за мероприятие?
      – Фестиваль вампиров в Граммерси, я туда отправился со своей новой подружкой. Обожаю смотреть на этих кровососущих! Но, говорят, здесь было шоу не хуже. Прокуроршу пришили. Важ­ную тетку, да к тому же красавицу. И тоже кро­вищи было полно.
      – Все точно. А что ты еще слышал?
      – Я? – Он провел рукой по груди. Ноготь на указательном пальце был остро заточен и вы­крашен в черный цвет. – Ниже моего достоин­ства слушать уличные сплетни!
      – Ну, это-то видно. – Ева, отлично знаю­щая правила игры, достала из кармана пятьдесят долларов. – А нельзя ли купить немного твоего достоинства?
      – Что ж, цена подходящая. – Купюра ис­чезла в его огромной ладони. – Говорят, около полуночи она ошивалась в «Пяти лунах». Вроде как ждала кого-то, но не дождалась. И смылась. – Он взглянул на тротуар. – Только далеко не ушла, да?
      – Не ушла. Она о ком-нибудь спрашивала?
      – Ничего такого не слышал.
      – Кого-нибудь видели с ней вместе?
      – Плохая была ночка. Все по домам сидели. Может, какой кретин под кайфом и шлялся по улицам, но его еще найти надо.
      – Мне нужен такой, кто любит с ножичком играть.
      – Здесь, беляночка, ножи имеются у многих. А чего их так-то с собой таскать?
      «Логично», – подумала Ева.
      – Знаешь кого-нибудь, кто недавно вышел из тюрьмы?
      Он расхохотался.
      – Лучше спроси, знаю ли я кого другого.
      – Понятно. – Она полезла в карман и выта­щила еще одну купюру. – Дай знать, если услы­шишь что-нибудь интересное.
      – Ладно. А ты дай знать Крэку, если захо­чешь работенку сменить.
      Он пошел к клубу, а Ева направилась в «Пять лун».
      Может, когда-то это заведение и знавало луч­шие дни, но сейчас оно представляло собой про­сто забегаловку. И посетители здесь явно были не из разговорчивых.
      До вечера было далеко, но сюда, очевидно, многие приходили с утра – залить пожар в груди. В крохотном зале толпился народ: кто-то стоял у игральных автоматов, кто-то – у стойки, побли­же к бутылкам. Несколько человек взглянули на Еву и равнодушно отвернулись.
      Бармен, как и в большинстве подобных мест, был, судя по всему, не из тех, кто склонен выслу­шивать рассказы посетителей о своей тяжелой жизни. Скорее, он исполнял функции вышиба­лы. В отличие от сидевших в зале, он не носил ни перьев, ни бус, а был одет в строгий белый пид­жак.
      – Будете пить? – спросил бармен.
      Голос у него был напряженный и сдавлен­ный. Ева поняла, что ей едва ли удастся добить­ся многого.
      – Нет. – Она показала ему свой значок, и несколько посетителей тут же отодвинулись по­дальше. – Позапрошлой ночью произошло убий­ство.
      – Не здесь.
      – Но жертва была здесь?
      – Тогда она была жива.
      Кто-то подал ему знак, бармен достал стакан и налил туда какую-то мутную жидкость.
      – Вы дежурили?
      – Я работаю каждый день.
      – Вы видели жертву раньше? Здесь или где-то поблизости?
      – Нет.
      – Она с кем-то встретилась здесь?
      – Нет.
      Ева задумчиво барабанила пальцами по стойке.
      – Хорошо, давайте конкретно. Скажите мне, во сколько она пришла, что делала и когда ушла.
      – В мои обязанности не входит наблюдение за посетителями.
      – Так… – Ева угрожающе подняла указа­тельный палец. – Я из отдела расследования убийств, и в мои обязанности не входит охрана здоровья граждан. Но если я вызову санкоманду и они обследуют помещение, то наверняка лишат бар лицензии.
      Угрозы так угрозы! – решила она.
      Бармен на мгновение замер, но довольно бы­стро оценил ситуацию.
      – Эта женщина пришла в начале первого. Ничего не пила. Ушла приблизительно через час. Одна.
      – Она с кем-нибудь разговаривала?
      – Не произнесла ни слова.
      – Она кого-то искала?
      – Я не спрашивал.
      – Но вы же за ней наблюдали! Видно было, что она кого-то ищет?
      – Да. Но она никого не встретила.
      – Она провела здесь около часа. Что делала?
      – Ничего. Стояла и смотрела по сторонам. Иногда глядела на часы. Потом ушла.
      – Кто-нибудь вышел за ней следом?
      – Нет.
      Ева рассеянно вытерла руку о джинсы.
      – У нее был зонтик?
      Бармен удивленно – насколько удивление доступно барменам – посмотрел на Еву.
      – Да. Лиловый. Такого же цвета, как ее кос­тюм.
      – Она забрала его с собой?
      – Конечно. В ту ночь шел сильный дождь.
      Ева кивнула и отошла от стойки – расспро­сить посетителей.
 
      Когда Ева вернулась наконец в Центральный участок, больше всего ей хотелось принять душ. После часа, проведенного в «Пяти лунах», ей ка­залось, что она покрылась слоем копоти и грязи.
      Но сначала надо было написать отчет. Она вошла в свой кабинет и уставилась на кудрявого человека, сидящего за ее столом.
      – Какая встреча!
      Фини развалился в кресле, удобно устроив ноги на Евином столе.
      – Рад тебя видеть, Даллас. Жду уже полча­са. Ты у нас такая занятая дама…
      – Некоторые полицейские вынуждены рабо­тать – в то время как другие предпочитают иг­рать в компьютер.
      – Давно бы вняла моим советам и перешла в наш отдел!
      Ева сбросила его ноги со стола и присела на краешек.
      – Просто так заглянул?
      – Хочу предложить свои услуги, подруга, – и он протянул ей пакетик с засахаренными ореш­ками.
      Она жевала орехи и рассматривала Фини. Лицо длинное, с отвисшими щеками. Уши вели­коваты, под глазами мешки. Пожалуй, внешность не самая привлекательная, но Ева привыкла. И к Фини относилась с искренней теплотой.
      – С чего это вдруг?
      – На то у меня есть три причины. Первая – неофициальная просьба майора Уитни. Вто­рая – я очень ценил прокурора Тауэрс.
      – Тебя вызвал Уитни?
      – Это была личная просьба, – повторил Фини. – Он решил, что мои уникальные спо­собности пригодятся. И расследование пойдет быстрее.
      Ева сама ценила Фини и одобрила решение шефа.
      – Так ты включишься в работу официально или нет?
      – Тебе решать.
      – Тогда давай официально, Фини.
      – Я так и знал, что ты это скажешь, – ус­мехнулся он.
      – Прежде всего я хочу, чтобы ты проверил телефон погибшей. Нет никаких свидетельств о том, что в ночь, когда ее убили, у нее были посе­тители. И сама она не звонила никуда. Значит, кто-то позвонил ей и назначил встречу.
      – Понял.
      – И еще мне нужно проверить всех, против кого она выступала в суде обвинителем.
      – Всех?!
      – Всех, – она расплылась в улыбке. – Ду­маю, тебе на это понадобится раза в два меньше времени, чем мне. Еще мне нужны родственники, возлюбленные, друзья. И особенно подробно – информация о ее последнем деле.
      – Господи, Даллас! – воскликнул Фини. – Жена вообще забудет, как я выгляжу.
      – Таков удел жены полицейского, – фило­софически произнесла Ева и потрепала его по плечу.
      – Рорк тоже так считает?
      – Мы не женаты, – Ева тут же нахмурилась и убрала руку.
      Фини тихо усмехнулся.
      – Кстати, что он поделывает?
      – С ним все в порядке. Он в Австралии.
      – Ясно. Несколько недель назад видел вас обоих в «Новостях». Какой-то прием в «Палас-отеле». Ты классно выглядишь в платье, Даллас.
      Ева нервно передернула плечами.
      – Не знала, что ты смотришь светскую хро­нику.
      – Обожаю! – весело признался он. – На­верное, интересно вести такую шикарную жизнь?
      – Временами, – буркнула она. – Фини, мы будем обсуждать светские развлечения или рас­следовать убийство?
      – Надо стараться, чтобы времени хватало и на то, и на другое. – Он встал и с удовольствием потянулся. – Сначала я займусь ее телефоном, а потом уж – несчастными, которых она упекла за решетку. Буду держать связь.
      – Фини! – окликнула его Ева, когда он уже стоял у двери. – Ты сказал, что у тебя были три причины. А назвал только две.
      – Третья – я скучал без тебя, Даллас, – он расплылся в улыбке. – Чертовски скучал!
      Усевшись за стол, Ева тоже улыбнулась. По­жалуй, она соскучилась не меньше.

      «Голубая белка» находилась неподалеку от «Пяти лун» и пользовалась соответствующей ре­путацией. Но к этому заведению Ева питала сла­бость: певицей там была женщина, которую она считала своей единственной подругой. Познако­милась Ева с Мевис Фристоун несколько лет назад, когда вынуждена была ее арестовать. Но с тех пор много воды утекло, а дружба осталась.
      Сегодня вечером Мевис пела не под фоно­грамму, а под аккомпанемент каких-то трех да­мочек. Под воздействием пения и вина – единственного, которое она решалась здесь пробовать, – Ева расчувствовалась.
      На этот раз Мевис выкрасила волосы в изум­рудно-зеленый цвет. Ее сапфировая туника при­крывала только одну грудь, другая была увита бусами, а на соске красовалась серебряная звезда.
      Владельцы «Голубой белки» старались не до­пускать в своем заведении откровенной непри­стойности – иначе они бы запросто лишились лицензии. Но Мевис всегда балансировала на грани допустимого.
      Впрочем, публика ее обожала. Со сцены она обычно сходила под шквал аплодисментов.
      – Как ты можешь существовать в таком шу­ме? – спросила Ева, когда Мевис подошла к ее столику.
      – Приходится терпеть, – вздохнула Ме­вис. – Тебе понравилась последняя песня?
      – Настоящий хит!
      – Я ее сама написала.
      – Серьезно? – Ева не смогла разобрать ни слова, но тем не менее была горда за подругу. – Классно! Мевис, я потрясена!
      – Может, удастся заключить контракт на за­пись. – Даже под слоем пудры было заметно, что Мевис зарделась от удовольствия. – Во вся­ком случае, я уже получила прибавку.
      – Выпьем за это! – подняла свой бокал Ева.
      – Я не знала, что ты зайдешь сегодня.
      Мевис подозвала официанта и заказала минералку: надо было поберечь горло перед следую­щим номером.
      – У меня здесь встреча.
      – С Рорком? – У Мевис загорелись глаза. – Он придет? Тогда я повторю последнюю песню!
      – Он в Австралии. Я встречаюсь с Надин Ферст.
      Мевис, расстроившаяся было, что не увидит Рорка, снова воодушевилась.
      – С журналисткой? Ты?! Ни за что бы не по­верила.
      – Ей я доверяю, – пожала плечами Ева. – И она может мне помочь.
      – Ну, раз ты так уверена… Слушай, а она не может сделать сюжет про меня?
      – Я спрошу, – ответила Ева уклончиво.
      – Классно! Слушай, завтра у меня выход­ной. Может, поужинаем вместе?
      – Если смогу. А ты что, больше не встреча­ешься с тем артистом? Ну, у которого обезьянка ручная.
      – Я его отшила, – пренебрежительно мах­нула рукой Мевис. – Он был какой-то… одно­мерный. Мне пора!
      Позвякивая украшениями, Мевис выскольз­нула из кабинки. Ее изумрудные волосы сверка­ли в свете прожекторов.
      Ева решила, что ей ни к чему знать, что под­разумевает Мевис под словом «одномерный».
      Загудел сотовый телефон. Ева нажала на кнопку и не смогла сдержать улыбки, услышав голос Рорка.
      – Я вас засек, лейтенант! Судя по шуму, ты в «Голубой белке»?
      – У меня здесь встреча. Как дела в Австра­лии?
      – Полно народу. Если повезет, вернусь через полтора дня. Я тебя найду.
      – Найти меня нетрудно, – она улыбнулась и повернула трубку в сторону Мевис. – Послу­шай. Нравится?
      – Она неповторима, – сказал Рорк, прослу­шав несколько тактов. – Передай ей мои вос­торги.
      – Хорошо. Я… увидимся, когда вернешься.
      – Непременно. Думай обо мне.
      – Хорошо. Удачи, Рорк!
      – Я люблю тебя, Ева.
      У нее перехватило дыхание, но Рорк уже по­ложил трубку.
      – Так-так… – Надин Ферст, стоявшая за Евиной спиной, обошла столик и села напротив. – Очень мило!
      Ева, не зная, сердиться или смущаться, суну­ла телефон в карман.
      – Я думала, вы не опускаетесь до подслуши­вания.
      – Иначе репортеру трудно заработать на хлеб, лейтенант. Полицейскому, кстати, тоже. – Надин устроилась поудобнее. – Интересно, что испытывает женщина, в которую влюблен такой чело­век, как Рорк?
      Даже если бы Ева могла выразить свои чувст­ва словами, она все равно не стала бы этого де­лать.
      – Хотите сменить отдел новостей на отдел светской хроники, Надин?
      Надин расхохоталась и подняла руки вверх.
      – Сдаюсь! Слушайте, почему вы опять на­значили мне встречу в этом месте? – спросила она, оглядывая зал. – Кормят здесь отвратитель­но…
      – Но какая атмосфера, Надин!
      Мевис выдала очередной пронзительный крик, переходящий в ультразвук, и Надин вздрогнула.
      – Ну, если вам так нравится…
      – Вы быстро возвратились.
      – Прилетела первым же рейсом. Кстати, само­лет принадлежит компании вашего бой-френда.
      – Рорк мне не бой-френд.
      – Неужели? Ну ладно… – Надин не стала развивать эту тему: она явно слишком устала и еще не успела прийти в себя после перелета. – Мне надо поесть, пусть потом я и буду в этом раскаиваться. – Она проглядела меню и остано­вила выбор на лапше с креветками. – Что вы пьете?
      – Номер пятьдесят четыре. Считается, что это шардоне. – Ева сделала глоток. – Во всяком случае, раза в три лучше конской мочи. Ре­комендую.
      – Отлично. – Надин сделала заказ. – На обратном пути я просмотрела всю доступную ин­формацию по убийству Тауэрс. Все, что появи­лось в средствах массовой информации.
      – Морс знает, что вы вернулись?
      Надин злорадно усмехнулась.
      – Знает! Криминальные новости всегда ос­тавляют за мной: как только я появляюсь, его убирают. Он готов лопнуть от злости.
      – Значит, мой план сработал.
      – Но, надеюсь, это еще не все? Вы мне обе­щали эксклюзивное интервью.
      – И я его дам. – Ева стала разглядывать блюдо с лапшой, появившееся на столе. Выгля­дело оно почти аппетитно. – Но на моих услови­ях, Надин. Вы дадите его в эфир только тогда, когда я вам скажу.
      – Согласна. – Надин подцепила креветку, попробовала ее и решила, что есть можно.
      – Я постараюсь, чтобы большая часть ин­формации попадала к вам.
      – А когда появится подозреваемый?
      – Вы первая узнаете его имя.
      Глаза у Надин разгорелись.
      – Плюс интервью с подозреваемым и еще одно с вами.
      – Подозреваемого обещать не могу. Действи­тельно не могу, – повторила Ева, не давая Надин себя перебить. – Он имеет право сам выбирать журналистов или вообще может отказаться с ними общаться. Я могу только предложить вас.
      – Мне нужны фотографии. Только не гово­рите, что вы и этого не можете обещать. Сделайте так, чтобы видеозапись ареста попала ко мне. Лучше было бы, конечно, мне присутствовать при этом лично.
      – Об этом еще рано думать. Но в обмен я хочу знать все, что узнает пресса. Только, чур, никаких сюрпризов мне не устраивайте.
      Надин поддела вилкой лапшу.
      – Этого я обещать не могу, – ответила она с милой улыбкой. – У моих коллег свои источни­ки и свои методы работы.
      – Но как только что-нибудь узнаете, сооб­щайте мне, – сказала Ева. – И все, что прохо­дит по вашим шпионским сетям! – Надин посмот­рела на нее взглядом невинного младенца. – Я же знаю: студии следят за другими студиями, репортеры за репортерами. Главное – добыть информацию первым. У вас хороший рейтинг, Надин, иначе я не стала бы с вами связываться.
      – То же самое могу сказать про вас. – Надин пригубила вино. – В большинстве случаев я вам доверяю – хотя в вине вы совершенно не разбираетесь. Это лучше конской мочи только в полто­ра раза.
      Ева расхохоталась. Ей было легко с Надин.
      – Ну, говорите, что у вас есть, – Надин устроилась поудобнее и приготовилась слушать. – А я скажу, что есть у меня.
      – Пока самое главное, – начала Ева, – это пропавший зонтик…
 
      На следующий день в десять утра Ева встре­тилась с Фини у квартиры Сесили Тауэрс. Едва взглянув на него, она поняла, что хороших но­востей ждать нечего.
      – Ну, во что уперся?
      – В телефонные разговоры. – Он подождал, пока Ева откроет дверь, и прошел за ней сле­дом. – У нее было много разговоров, и все запи­саны. Но…
      – Ты хочешь сказать, что никто не договаривался встретиться с ней в «Пяти лунах»?
      – Хочу сказать, что не могу сказать, – Фини поморщился. – Последний разговор она вела с одиннадцати тридцати до одиннадцати сорока трех.
      – И?..
      – Стерла запись. Я знаю только время.
      – Она стерла запись… – пробормотала Ева и принялась ходить взад-вперед по комнате. – Зачем? Запись у нее работала автоматически, это обязательно для людей ее профессии. Но именно эту она стерла, потому что не хотела, чтобы стало известно, кто звонил и почему… – Она оберну­лась к Фини. – Ты уверен, что это было сделано до того, как кассета попала к нам в руки?
      Фини обиженно посмотрел на нее.
      – Даллас! – сказал он с укоризной. – Не­ужели ты думаешь, что я не способен различать такие вещи?
      – Ну извини. Итак, перед выходом она стерла запись. Значит, она лично ничего не боялась, ско­рее всего, хотела защитить кого-то еще. Если бы это было связано с делом, которое она вела, то запись осталась бы. Наверняка.
      – Я тоже так думаю.
      – Но дела ее мы все-таки проверим. – Даже не глядя на Фини, она знала, что он в ужасе за­катил глаза. – Дай-ка сообразить. Из ратуши она ушла в девятнадцать двадцать шесть. Это от­мечено камерами слежения, а кроме того, ее ви­дели несколько человек. Перед уходом она за­глянула в дамскую комнату, привела себя в порядок, поболтала с коллегой. Коллега сказала, что настроение у нее было спокойное: в тот день в суде все складывалось удачно.
      – Да, по делу Флуэнтеса она все подготови­ла. Ее смерть ничего не могла изменить.
      – Не исключено, что он считал иначе. Надо будет проверить. Сюда Тауэрс не возвращалась. У нее было мало времени, и она сразу отправи­лась в ресторан, где ее ждал Хэммет. Я там была. Его показания совпадают с показаниями метрдо­теля и официантов.
      – Ты трудолюбива как пчелка.
      – Время дорого. Метрдотель вызвал им такси, «Рапид». Они сели в него в двадцать один сорок восемь. Начинался дождь.
      Ева мысленно представила себе, как эта милая пара едет в такси, они о чем-то болтают, может быть, держатся за руки. На Сесили, по показани­ям официанта, было красное платье и такой же пиджак. Еще одно доказательство того, что домой она не возвращалась, поскольку не переоделась после суда.
      – Сначала такси заехало к ней, – продол­жила Ева. – Сесили сказала Хэммету, чтобы он не выходил, а то вымокнет. Она, смеясь, добежа­ла до дома, послала ему воздушный поцелуй.
      – В отчете написано, что они были близки.
      – Он любил ее. Это не значит, что он ее не убивал, но он ее любил. Они не жили вместе, но Хэммет сказал мне, что такое положение вещей устраивало их обоих. – Ева пожала плечами, – В любом случае, если он решил обеспечить себе алиби, то атмосферу создал весьма романтичес­кую. Мне это, правда, кажется маловероятным, но рано делать выводы. Итак, она поднялась к себе и, наверное, сразу прошла в спальню – пере­одеться: платье ее намокло от дождя.
      Ева повела Фини тем же маршрутом. Про­сторная спальня была выдержана в пастельных тонах. Жалюзи на окнах гардеробной не пропус­кали солнечного света. Ева зажгла люстру, нажа­ла на кнопку, и панель в стене отъехала в сто­рону.
      – Здесь она повесила костюм, – Ева показа­ла на красное платье и пиджак, – сняла туфли и, очевидно, надела халат.
      Ева подошла к кровати. Покрывало на ней было смято.
      – Думаю, легла она не сразу: в гостиной на столике стоит пустая чашка; может быть, она ре­шила посмотреть «Новости» и выпить чаю перед сном. Потом ей захотелось отдохнуть. Было еще не поздно, и она прилегла поверх покрывала. Может быть, вспоминала, что произошло за день, думала о завтрашнем выступлении в суде или о свадьбе дочери… И тут раздался звонок. Кто это был и что ей сказали, мы не знаем. Но она сразу начинает собираться. Стирает запись разговора, одевается. Она хочет выглядеть уверенной в себе женщиной и костюм подбирает соответствую­щий. Такси не вызывает, чтобы не оставлять следов, решает воспользоваться подземкой.
      Ева прошла в холл, открыла встроенный шкаф. Там висели куртки, плащи – один из них муж­ской, скорее всего принадлежал Хэммету – и множество зонтиков разных цветов.
      – Идет дождь, и она выбирает зонтик под цвет костюма, продолжая думать о предстоящей встрече. Денег с собой не берет, значит, это не вымогательство. Она никому не звонит, потому что хочет разобраться сама. Но когда она приходит в «Пять лун», оказывается, что никто ее не ждет. Она проводит там около часа и в начале второго выходит на улицу, под дождь. Открывает зонтик, направляется к подземке. Наверняка злая, как черт.
      – Да уж, прождать час впустую. – Фини за­сунул в рот орешек. – Думаю, она была зла как сто чертей!
      – Тем более что дождь льет как из ведра. Но пройти ей удалось всего несколько метров: кто-то поджидал ее.
      – Он не хотел заходить в бар, – добавил Фини. – Не хотел, чтобы их видели вместе.
      – Точно. Наверное, они пару минут разгова­ривали. Может, ссорились, но все это длилось недолго. На улице никого, во всяком случае, никого, кто обратил бы на них внимание. Через пару минут с перерезанным горлом она упала на тротуар. Интересно, он спланировал это зара­нее?
      – В этом районе куча парней с ножами. – Фини задумчиво потер подбородок. – Но это едва ли был случайный прохожий: ведь кто-то звонил ей. Нет, похоже на план.
      – Мне тоже так кажется. Она не оборонялась, значит, угрозы не чувствовала. Убийца не снял с нее драгоценности, не взял сумочку. Взял только зонтик. И ушел.
      – А почему зонтик? – удивился Фини.
      – Так дождь же шел. Может, у него не было своего зонта. Или взял как сувенир. Во всяком случае, пока что это единственная ошибка, которую он допустил. Мне надо проверить десяток кварталов вокруг, вдруг он его выбросил по до­роге.
      – Если он его выбросил, значит, какой-ни­будь местный наркоман разгуливает сейчас под лиловым зонтиком.
      – Ага. – Ева представила себе эту картину и улыбнулась. – Но почему он был уверен, что она стерла запись с разговором? А он должен был быть в этом уверен.
      – Может, он ей угрожал?
      – Прокурору к угрозам не привыкать.
      – Если угрожали именно ей, – заметил Фини. – Но у нее есть дети. Сесили Тауэрс была не только прокурором, но еще и матерью.
      Они вернулись в гостиную, и Ева подошла к столику с фотографиями. На одной из них улы­бались мальчик и девочка, подростки. На обрат­ной стороне была надпись:
      «Привет! Поздравляем с Днем матери. Цветы завянут, а снимок – останется. Мы тебя лю­бим!»
      Еве стало не по себе, и она поспешно отошла.
      – Они уже не дети, Фини.
      – Для родителей они всегда дети. Этой рабо­те конца нет.
      Ева подумала вдруг, что ее родитель не слиш­ком обременял себя подобной работой…
      – Ладно, по-видимому, следующим номером программы будет Марко Анжелини.
 
      Офис компании Анжелини находился в не­боскребе Рорка на Пятой авеню. Ева вошла в уже знакомый ей холл, взглянула на схему на стене и отправилась в южное крыло, к лифтам.
      Лифт доставил ее на пятьдесят восьмой этаж, и Ева оказалась в холле со строгим серым ковром и белоснежными стенами.
      «Анжелини экспортс» располагалась всего в пяти кабинетах, и Ева сразу поняла, что эта ком­пания –не чета гиганту «Рорк индастриз».
      «А что ему чета?» – подумала она с улыбкой.
      Секретарша отнеслась к Еве приветливо, но, увидев полицейский значок, страшно занервни­чала. Можно было подумать, что у нее ящики стола забиты наркотиками. Не прошло и мину­ты, как Ева оказалась в кабинете Анжелини.
      – Мистер Анжелини, я постараюсь не отры­вать вас надолго. Примите мои соболезнования.
      – Благодарю вас, лейтенант Даллас. Прошу, садитесь.
      Он казался не таким элегантным, как Хэммет, но в нем чувствовалась внутренняя сила. Марк Анжелини был невысоким коренастым челове­ком с густыми волосами, обрамлявшими боль­шой лоб. Лицо бледное, под густыми бровями – пронзительно-голубые глаза. На руке – перс­тень с крупным бриллиантом.
      Если он и страдал, то скрывал это лучше, чем возлюбленный погибшей.
      Приветствуя Еву, он поднялся из-за огромного полированного стола. За его спиной было за­темненное окно, не пропускавшее ультрафиоле­товых лучей.
      – Вы, очевидно, пришли по поводу Сесили?
      – Да. Вы можете уделить мне немного време­ни? Я хотела бы задать вам несколько вопросов.
      – Буду счастлив помочь вам, лейтенант. Мы с Сесили были в разводе, но остались партнера­ми в бизнесе. И родителями двоих детей. Я всег­да восхищался ею и уважал ее.
      Он говорил с чуть заметным итальянским ак­центом, и Ева вспомнила, что большую часть времени Марко Анжелини проводит в Италии. Она включила диктофон и начала:
      – Мистер Анжелини, скажите, пожалуйста, когда вы в последний раз видели прокурора Тауэрс или разговаривали с ней?
      – Видел я ее восемнадцатого марта в своем доме на Лонг-Айленде.
      – Она приезжала к вам?
      – Да, на день рождения сына. Ему исполни­лось двадцать пять, и мы вместе устраивали прием в его честь. Дэвид, когда бывает на восточном побережье, часто останавливается у меня.
      – И после этого вы не встречались?
      – Нет, мы оба были заняты, но собирались увидеться недели через две, обсудить предстоя­щую свадьбу Мирины. Это наша дочь, – пояс­нил он. – Большую часть апреля я провел в Ев­ропе.
      – Вы звонили прокурору Тауэрс вечером перед убийством?
      – Да, но не застал ее и оставил сообщение. Предложил пообедать вместе, когда ей будет удобно.
      – Хотели обсудить свадьбу?
      – Да, свадьбу Мирины.
      – Вы говорили по телефону с прокурором Тауэрс после восемнадцатого марта?
      – Несколько раз. – Анжелини нервно сжал руки. – Как я уже говорил, мы были партнера­ми. У нас общие дети и общие деловые интересы.
      – В том числе и «Меркурий»?
      – Да, – криво усмехнулся он. – А вы… вы, кажется, знакомая Рорка?
      – Да. Были ли у вас с вашей бывшей женой разногласия – семейные или деловые?
      – Естественно. Но после развода мы научи­лись находить компромиссы.
      – Мистер Анжелини, кто наследует долю прокурора Тауэрс в «Меркурии»?
      Он удивленно взглянул на нее.
      – Я, и это оговорено в контракте. Часть акций и недвижимости также отходит ко мне. Этот пункт был включен в договор о разводе: в случае смерти одного из нас его доля переходит к остав­шемуся в живых. Мы оба считали, что в конце концов все достанется детям.
      – А все остальное? Квартира, драгоценнос­ти, прочее имущество?
      – Это, по-видимому, переходит к детям. На­верное, что-то она завещала друзьям и благотво­рительным фондам.