ГЛАВА 4

По предложению Рорка, они поужинали в столовой: он сказал, что им следует вести себя как людям, живущим не только своей профессией. Это замечание заставило Еву отказаться от своего первоначального намерения перехватить гамбургер, сидя за компьютером в своем домашнем кабинете. Но долго наслаждаться салатом из крабов он ей не дал, напомнив, что у них есть планы на следующий вечер.

– Благотворительный ужин с танцами, – пояснил Рорк, встретив ее недоумевающий взгляд. – В Филадельфии. Мы обязательно должны там появиться. – Он отпил вина и улыбнулся ей. – Не беспокойся, дорогая. Будет не очень страшно, и выехать из дому мы сможем после семи. Если будешь опаздывать, сможешь переодеться в самолете. Она хмуро ковыряла вилкой холодное крабовое мясо.

– Я об этом знала?

– Знала. Если бы ты почаще заглядывала в свой ежедневник, тебе не пришлось бы так часто удивляться и приходить в ужас всякий раз, как у нас намечается светское мероприятие.

Ужин с танцами. Шикарный туалет, шикарная публика. Кошмар!

– И вовсе я не прихожу в ужас. Просто если что-то случится на работе…

– Я понимаю.

Ева подавила вздох, потому что это было правдой. Он понимал. Слишком часто ей приходилось слышать жалобы других полицейских на своих жен и мужей, которые не хотели, не желали или были не в состоянии понять. Кроме того, она сознавала, что сама держится далеко не на высоте, когда речь заходит об исполнении обязанностей жены одного из богатейших мужчин на этой планете.

С яростью атакуя ни в чем не повинного краба, она попыталась примириться с тяготами брака.

– Думаю, это будет не слишком трудно.

– Не исключено, что это будет даже приятно. Как и воскресное мероприятие.

– Воскресное мероприятие?

– Угу. – Рорк наполнил ее бокал вином, понимая, что добрый глоток ей не помешает. – Пикник у доктора Миры. Давненько я не бывал на семейных пикниках. Надеюсь, в меню фигурирует картофельный салат.

Ева схватила бокал и жадно выпила.

– Она говорила с тобой! И ты согласился!

– Конечно, согласился! Надо захватить вино. А может, в таких случаях полагается пиво? – Наслаждаясь ситуацией, он поднял бровь. – Как ты думаешь?

– Я вообще ничего не думаю. Понятия не имею, о чем речь. В жизни не была на пикнике с готовкой. Просто не понимаю, что люди в этом находят. Если мы оба свободны в воскресенье, могли бы провести время дома, в постели. Целый день активного секса!

– Гм… Секс или картофельный салат? Ты добралась до основных инстинктов. – Он засмеялся и передал ей половину булочки, уже намазанную маслом. – Ева, это всего лишь семейное сборище. Она хочет, чтобы ты пришла, потому что она любит тебя. Посидим, поговорим. Ну, не знаю, о бейсболе, о какой-нибудь другой чепухе. Мы будем объедаться и весело проводить время. А у тебя появится шанс познакомиться с ее семьей. А потом вернемся домой и займемся активным сексом.

Ева хмурилась, разглядывая булочку.

– Ты же знаешь, как меня это раздражает. Ты любишь общаться с незнакомыми людьми. А я не понимаю, что ты в этом находишь.

– Тебе постоянно приходится общаться с незнакомыми людьми, – напомнил он. – Просто ты называешь их подозреваемыми.

Еве больше нечего было возразить, и она впилась зубами в хлеб.

– А почему бы нам не поговорить о чем-нибудь, что не будет тебя раздражать? Расскажи мне о деле.

За окнами сгущались красивые синие сумерки, на обеденном столе горели романтические свечи. Вино искрилось в хрустале, на скатерти поблескивали серебряные приборы. А ее мысли, вдруг поняла Ева, поминутно возвращались к изувеченному телу в холодильной секции морга.

– Это не застольный разговор.

– Возможно, если бы речь шла об обычных людях. Но мы-то с тобой с этим справимся. Сведения в прессе показались мне несколько отрывочными.

– Это ненадолго. Мне не удержать все это в секрете, если убийца нанесет новый удар. Вернее, не если, а когда. Сегодня я весь день пряталась от репортеров, но завтра мне придется что-то им скормить. Жертва была проституткой с лицензией: попала в облаву из-за наркотиков и опустилась на уличный уровень. Сейчас она вроде бы чиста, но мне все-таки хотелось бы найти ее поставщика, просто чтобы закрыть эту тему.

– Вряд ли пресса с пеной у рта накинется на смерть невезучей уличной проститутки.

– Еще как накинется! Тут главный вопрос не кто, а как. Он убил ее в переулке. Судя по всему, она вошла в переулок, ни о чем не подозревая: думала, речь идет о работе. Он повернул ее лицом к стене, перерезал горло. Даже из-за спины его наверняка окатило кровью с головы до ног. – Ева взяла бокал и задумчиво заглянула в него, но пить не стала. – Потом он уложил ее поперек мостовой. Морс говорит, что он использовал лазерный скальпель. Он вырезал паховую область – всю целиком. В крови можно было устроить заплыв. – Теперь она выпила, перевела дух. «В крови есть что-то такое, – подумала она. – Когда крови много, когда она означает смерть… у нее есть свой запах. Забыть его невозможно. Раз почуешь, всю жизнь помнить будешь». – Но это была чистая работа, чуть ли не хирургическая. Работать ему приходилось быстро, и у него наверняка была с собой сумка, чтобы все унести. Кроме того, ему надо было почиститься или переодеться. Даже в китайском квартале в этот час ночи кто-то непременно заметил бы мужчину, с головы до ног залитого кровью.

– Но его никто не видел.

– Нет. – «Надо будет еще раз проверить, – подумала Ева, – хотя, скорее всего, результат будет нулевым». – Там никто ничего не видит, не слышит, не знает, пока сам не окажется замешанным. Он ее не знал, я почти уверена. В противном случае изуродовал бы лицо. Они всегда так делают. Убийство ради острых ощущений на сексуальной почве. Настоящий женоненавистник. Пибоди вывернуло наизнанку, потом она весь день пинала себя из-за этого.

Рорк представил себе, как выглядел переулок, и накрыл ладонью руку Евы.

– А тебя когда-нибудь выворачивало наизнанку?

– Только не на месте преступления. Это все равно что признать: ты сделал больше, чем я могу вынести, мне с этим не справиться, я не могу стоять над этим телом и видеть, что ты с ним сотворил. Но потом это иногда возвращается. Чаще всего среди ночи. Вот тогда и становится дурно. – Ева отхлебнула вина. – В общем… он оставил записку, адресованную мне. Не психуй! – предупредила она, ощутив, как его пальцы сжались на ее руке. – Это не личное, а скорее профессиональное. Он восхищается моей работой, приглашает меня полюбоваться на свою. Он хотел, чтобы за дело взялась именно я. Для него это вопрос самолюбия. Этим летом у меня было два горячих дела, большое внимание прессы. Ему нужна шумиха.

Он так и не разжал пальцы.

– Что было в записке?

– Да так… наглость. Подпись – Джек.

– Значит, он имитировал Потрошителя.

– Быстро схватываешь. Выбор жертвы, местоположение, способ, даже записка в полицию. Слишком многое уже просочилось в прессу, и если они вцепятся – с ума сойдут. Я хочу закрыть дело побыстрее, пока не началась паника. Я работала с запиской… с бумагой.

– Что в ней особенного?

– Первичный продукт, очень дорогой, английского производства, продается только в Европе. Ты производишь первичный бумажный продукт?

– «Рорк индастриз» работает в «зеленой» зоне. Наш маленький вклад в сохранение природной среды, кстати, дающий неплохую налоговую льготу на многих рынках. И куда тебя привела эта бумага?

– Я решила для начала сосредоточиться на лондонских пунктах продажи, надо до конца исследовать версию Потрошителя. Есть парочка знаменитостей, политик, финансист на покое и один урод – любовник актрисы по имени Пеппер.

– Пеппер Франклин?

– Да. Она подозрений не вызывает, но вот ее дружок… – Ева замолчала и прищурилась. Рорк зачерпнул ложечкой многослойное мороженое. – Ты ее знаешь?

– М-м-м, как вкусно! Освежает.

– Ты ее трахал?

Хотя его губы дрогнули, он сумел сохранить серьезное выражение и с увлечением продолжал есть мороженое.

– Фи, какое грубое выражение! Предпочитаю сказать, что у нас были краткие, ни к чему не обязывающие отношения двух взрослых людей.

– Мне бы следовало догадаться. Она как раз в твоем вкусе.

– Да ну? – удивился он.

– Роскошный, элегантный, изысканный секс.

– Дорогая, – Рорк откинулся на стуле и отпил кофе, – с твоей стороны это нескромно. Ты сама всем этим наделена в избытке, не говоря уж о других достоинствах.

– Речь не обо мне. – Ева нахмурилась и принялась за мороженое. – Я должна была догадаться, что она одна из твоих бывших, как только увидела ее портрет.

– А он все еще у нее? Портрет в костюме Титании?

Она сунула в рот ложечку мороженого.

– Сейчас ты мне скажешь, что это ты ей его подарил.

– Это был, что называется, утешительный приз.

– Как в телевикторине?

Он рассмеялся – весело и беспечно.

– Можно и так сказать. Как она? Я ее не видел – дай бог памяти! – лет семь-восемь.

– Выглядит она классно. – Не сводя с него глаз, Ева облизнула ложечку. – Но вот мужчин выбирать совершенно разучилась.

– Спасибо на добром слове. – Рорк схватил ее руку, поднес к губам и поцеловал. – У меня все наоборот. В выборе женщин мой вкус заметно улучшился.

Ева была бы не прочь довести себя до приступа бешеной ревности: просто чтобы проверить, как ей это понравится. Но у нее ничего не вышло.

– Она связалась с парнем по имени Лео Фортни. Проходимец. Это у него на лбу написано. Плюс пара приводов, включая сексуальные домогательства и насильственные действия.

– Действительно, странный выбор для Пеппер. Он твой главный подозреваемый?

– Пока идет под номером первым, хотя в час убийства был дома в постели. Она подтвердила его алиби, но, так как сама она спала, можно считать, что алиби хлипкое. Да к тому же он солгал: сказал, что легли вместе, а она все рассказала по-другому, только потом сообразила, что подставляет его. И все-таки, мне кажется, ей можно верить. Ева помолчала, выжидая.

– О да, безусловно.

– Был он там или не был, она верит, что был. Посмотрим, куда нас это приведет. А пока что на завтра у меня назначены встречи, первая – с Кармайклом Смитом.

– Король поп-музыки. Сахарин-ландрин. Тошнотворно сладенькие стишки, паточные мелодии.

– Да, мне говорили.

– Вряд ли тебе говорили, что Смит любит молодых женщин, причем желательно больше одной за раз, чтобы расслабиться между записями и выступлениями. Профессионалками не брезгует, но активно прибегает к помощи своих фанаток.

– Несовершеннолетних?

– Ходили такие слухи, но обычно он бывает осторожен. О насилии я ничего не слышал. Правда, он любит наручники, но предпочитает носить их сам.

– У тебя выпускается?

– Нет, у него пока свой логотип. Я мог бы его перекупить, но мне просто не нравится его музыка.

– Ладно, едем дальше. Некий Найлз Ренквист. Работает в ООН в аппарате британского представителя Маршалла Эванса.

– Я немного знаком с Ренквистом. И ты тоже.

– Я тоже?

– Ты с ним встречалась, дай бог памяти, прошлой весной на одном из этих ужасных светских мероприятий. – Рорк заметил, как сдвинулись ее брови: она пыталась вспомнить место, обстоятельства, человека. – Вас просто представили друг другу на благотворительном аукционе в пользу… Извини, для этого мне понадобится записная книжка. Но это было несколько месяцев назад, здесь, в Нью-Йорке. Тебя представили ему и его жене. Она решила не спорить.

– Он произвел на меня впечатление?

– Очевидно, нет. Он… скажем так, консервативен, его даже можно назвать чопорным. Лет под сорок, хорошо образован, блестяще владеет речью. Несколько педантичен. Жена – довольно хорошенькая, если тебе по вкусу холодная английская леди, устраивающая официальное чаепитие в парадной гостиной. У них есть дома и здесь, и в Лондоне. Я точно помню, как его жена сказала мне, что ей очень нравится жить в Нью-Йорке, но она все же предпочитает свой дом в окрестностях Лондона, где она может работать в своем саду.

– Твои впечатления?

– Не могу сказать, что я в восторге от них обоих. – Рорк неопределенно пожал плечами. – Они довольно напыщенные люди, очень чувствительные к сословным различиям. Я нахожу таких людей скучными, а их общество в больших дозах кажется мне просто невыносимым.

– У тебя полно знакомых, отвечающих этому описанию. Его губы дрогнули в улыбке. – Да, это верно.

– Эллиот П. Готорн?

– Да, я имел с ним дело. Ему за семьдесят, но он вполне резвый, живет ради игры в гольф. Похоже, обожает свою третью жену, годящуюся ему во внучки. Теперь, когда он отошел от дел, они много путешествуют. Симпатичный старикан, мне он нравится. Ну как, я сумел тебе помочь?

– Скажи, есть на свете кто-нибудь, кого ты не знаешь?

– Если и есть, значит, они не стоят упоминания.

Вечер, проведенный дома с Рорком, помог ей прояснить мысли, решила Ева, поднимаясь в переполненном лифте в отдел убийств. Она не только чувствовала себя отдохнувшей и натренированной, его непринужденный рассказ о персонажах, попавших в поле ее зрения, дал ей возможность взглянуть на них под другим углом. Полезно было увидеть за сухими фактами компьютерной идентификации живых людей.

Она могла перебирать полученные сведения в уме и при встречах с ними использовать более личный подход. Но сначала надо проверить, нет ли чего-нибудь новенького из лаборатории и от патологоанатома, отыскать Пибоди и разделаться с прессой. Прокладывая себе путь локтями, Ева выбралась из лифта и направилась в свой сектор. И вплотную столкнулась с Надин Ферст.

Репортерша сменила прическу: теперь у нее была короткая, гладкая стрижка. «Что это все разом решили сменить прически?» – удивилась Ева. Волосы стали светлее, казались более густыми и красиво обрамляли безупречное, несколько резковатое лицо Надин.

На ней был короткий приталенный жакет, узкие обтягивающие брюки насыщенно-красного цвета. Ева сразу поняла, что она готова к эфиру.

А в руках у Надин была огромная коробка из кондитерской, от которой исходил соблазнительный аромат.

– Пончики. – Этот запах ни с чем нельзя было спутать, и Ева кинулась на него, как гончая на лисицу. – У тебя там пончики. – Она постучала пальцем по коробке. – Вот как ты прошла через «загон», избежала комнат ожидания для штатских и прессы и оказалась в моем отделе. Ты подкупаешь моих людей!

Надин похлопала ресницами.

– К чему ты клонишь?

– А вот к чему: как это получилось, что мне ни разу не досталось ни одного хренова пончика?

– А вот как: обычно я точнее рассчитываю время, сгружаю пончики в «загоне», правда, иногда это бывают шоколадные пирожные с орешками, и пока все копы из отдела убийств слетаются на них как мухи на мед, я устраиваюсь в твоем кабинете и жду твоего прихода. Ева выждала паузу.

– Заноси пончики, а камеру оставь.

– Но мне необходима камера, – возразила Надин, указывая на стоявшую рядом с ней женщину.

– А мне необходим воскресный день на пляже, где я могла бы бегать голышом по берегу, но в ближайшем будущем он мне не светит. Пончики туда, камеру вон.

Чтобы обеспечить повиновение и удержать своих людей от бунта, Ева перехватила коробку и первой вошла в «загон». Сразу несколько голов повернулись в ее сторону, носы начали принюхиваться.

– Даже не мечтайте, – на ходу бросила Ева и направилась в свой кабинет, не обращая внимания на хор обиженных голосов.

– Там три дюжины, – запротестовала Надин, следуя за ней. – Тебе физически не съесть все одной.

– Да я бы съела, чтобы хоть разок проучить этих жадных свиней. Но сейчас будет урок порядка и дисциплины. – Ева открыла коробку и глубоко вздохнула, выбирая самый аппетитный из лоснящихся маслом пончиков. – Оставлю коробку у себя, наемся от пуза, а что останется, отдам им. Пусть плачут от благодарности. – Она выбрала один, включила кофеварку и вонзила зубы в пончик. – Вкусно! Класс!

Жуя пончик, Ева взглянула на наручные часы и начала обратный отсчет от десяти. При этом она направилась к двери. Дверь распахнулась, и Пибоди возникла на пороге в тот самый момент, когда Ева досчитала до одного.

– Лейтенант Даллас! Я как раз…

Откусив еще один кусок, Ева захлопнула дверь, прямо перед носом своей обескураженной помощницы.

– Это было жестоко, – заметила Надин, давясь от смеха.

– Зато весело.

– Ну теперь, когда мы повеселились, мне нужны последние данные об убийстве Вутон и эксклюзивное интервью. Нам было бы проще договориться, если бы ты ответила хоть на один из моих звонков.

Ева присела на уголок стола.

– Я не могу, Надин.

– Мне нужно проверить, было ли оставлено на месте преступления некое послание, о котором ходят слухи, а если да, каково его содержание. И еще, как продвигается дело, если оно продвигается…

– Надин, я не могу.

Ничуть не смутившись, Надин взяла чашку кофе, села на шаткий, разбитый стул для посетителей и закинула ногу на ногу.

– Общество имеет право знать, а я, как представитель СМИ, несу ответственность…

– Побереги горло. Мы могли бы исполнить этот танец до конца, но ты принесла мне эти чудные пончики, и я не хочу заставлять тебя терять время понапрасну. – Ева слизнула с пальцев сахарную пудру, чтобы дать Надин минутку повариться в собственном соку. – Я сделаю заявление. Ты получишь пресс-релиз меньше чем через час вместе с другими репортерами. Но я не могу дать тебе фору в ущерб другим и не могу согласиться на эксклюзив. Мне надо немного притормозить…

Надин уже дошла до точки кипения.

– А что в этом деле такого особенного? Если дело будет закрыто для прессы…

– Стоп! Выйди из роли репортера хоть на минутку, черт побери. Я считаю тебя своей подругой. Ты мне нравишься, но дело не только в этом. Я считаю, что ты отлично делаешь свою работу. Ты подходишь к ней со всей ответственностью.

– Прекрасно, отлично, могу сказать все то же самое о тебе. Но…

– Я не утаиваю от тебя информацию. По правде говоря, я отношусь к тебе, как к любому другому представителю прессы. – «Если не считать поедания пончиков и разговора с глазу на глаз», – добавила она мысленно. – Ты даже ходишь у меня в любимчиках, и лучшее тому доказательство – твое участие в деле Стивенсона в прошлом месяце.

– Это было…

– Надин! – Кроткое терпение, прозвучавшее в голосе Евы – вещь довольно редкая и нетипичная, – заставило Надин замолчать. – Были жалобы. Ходят разного рода сплетни, которые могут принести неприятности нам обеим, если я и дальше буду тебя баловать. Поэтому сейчас я ничего не могу тебе дать. Пускай сперва шум утихнет. Не хочу, чтобы любую из нас называли «прикормленной». Если соберутся хотя бы несколько репортеров и подадут коллективную жалобу, обвиняя нас в сговоре и нечестной игре, ни одной из нас это не пойдет на пользу.

Надин с шипением втянула воздух сквозь зубы. Ей тоже приходилось слышать жалобы и обвинения, она уже успела отразить несколько ударов своих собратьев по профессии.

– Ты права, как ни прискорбно это признавать. Но это не значит, что я перестану за тобой охотиться, Даллас.

– Ну, ясное дело.

В глазах Надин вновь зажегся боевой огонек под стать злорадной улыбочке.

– Или подкупать твоих людей.

– Ничего не имею против пирожных с орешками, особенно если там еще есть шоколадная крошка.

Надин поставила чашку и встала.

– Слушай, если тебе понадобится организовать утечку информации, дай шанс Куинтону Посту. Он молодой, но способный, а работа значит для него даже больше, чем рейтинг. Это, конечно, ненадолго, – добавила она с усмешкой, – но тебе стоит заполучить его, пока он еще неиспорчен.

– Я это учту.

Оставшись одна, Ева составила заявление для прессы и отправила его по каналам. Потом она вынесла коробку из кондитерской обратно в «загон» и опустила ее на крышку общей кофеварки. В комнате воцарилось молчание.

– Пибоди, – скомандовала Ева в напряженной тишине, – за мной!

Не успела она дойти до порога, как у нее за спиной послышался гул отодвигаемых стульев, шаркающих ног и возбужденных голосов. «Копы и пончики, – подумала она. – Освященная временем традиция. Прослезиться можно».

– Держу пари, там были пончики с джемом, – чуть не плача, заявила Пибоди, пока они проталкивались в лифт. – Я точно знаю, что они там были! Я видела, некоторые были посыпаны разноцветным марципаном! А у меня с утра только и хватило времени, что на черствый бублик с вяленым бананом!

– Ты разбиваешь мне сердце. – Лифт достиг подземного уровня, и они вышли. – Первая остановка – Кармайкл. Мы его застанем между водными процедурами и косметической маской, – сказала Ева, направляясь к своему месту в гараже полицейского управления.

– Могли бы оставить мне хоть один. Один крошечный пончик, – продолжала бубнить Пибоди.

– Могла бы, – согласилась Ева, пока они забирались в ее машину. – Конечно, могла бы. Собственно говоря… – Она порылась в кармане, вытащила стерильный пластиковый пакет для вещественных улик с пончиком внутри. – Похоже, я это сделала.

– Для меня? – Оживившись, Пибоди выхватила у нее пакет, понюхала сквозь пластик. – Вы приберегли для меня пончик! Вы так добры ко мне. Беру все свои слова обратно. Знаете, я называла вас бессердечной, злобной, пожирающей пончики стервой. Вижу, я в вас ошибалась. Спасибо, лейтенант!

– Не за что.

– Вообще-то мне не стоит его есть. – Пибоди закусила нижнюю губу, поглаживая пакетик с пончиком, пока Ева выезжала со стоянки. – Честное слово, не стоит. Я на диете. Мне надо сбросить пару центнеров с задницы, а то я…

– Какие проблемы, Пибоди! Не хочешь есть – отдай обратно.

Но когда Ева протянула руку, Пибоди отшатнулась, прижимая пакет с пончиком к груди:

– Это мое!

– Пибоди, ты не перестаешь меня поражать.

– Спасибо. – Медленно, чтобы продлить удовольствие, Пибоди распечатала пакет. – Я его заслужила. Я готовлюсь к экзамену на детектива и трачу кучу калорий из-за стресса. Стресс высасывает калории, как пылесос. Вот почему вы такая тощая.

– Я не тощая. И стрессы мне не грозят.

– Если у вас найдется хоть унция жира, я обязуюсь ее съесть. Со всем уважением, лейтенант, – добавила Пибоди с полным ртом. – Но я и вправду тренируюсь, как ненормальная. Макнаб моделирует для меня программы. Он даже перестал изображать из себя придурка.

– Чудо из чудес!

– Экзамен уже скоро. Не знаю, могу ли я вас спросить… Может, скажете, где мои слабые места, чтобы я могла над ними поработать.

– Тебе не хватает уверенности в себе. Даже когда чутье подсказывает тебе, что ты права, ты себе не доверяешь. У тебя верные инстинкты, но ты боишься им последовать, пока не получишь одобрения от начальства. Сомневаясь в собственной компетентности, ты тем самым ставишь под вопрос и мою. – Ева бросила взгляд на Пибоди и ничуть не удивилась, заметив, что та печатает ее замечания в электронной записной книжке, успевая одновременно поглощать пончик. – Ты это записываешь? Зачем?

– Потом буду заниматься аутотренингом перед зеркалом. Ну, вы же знаете. Буду внушать себе: «Я компетентный, уверенный в себе полицейский офицер». – Пибоди порозовела, смутившись. – Это просто метод.

– Как скажешь. – Ева сумела втиснуться в узкое свободное пространство у тротуара. – А теперь давай грамотно проверим, где Кармайкл Смит провел позапрошлую ночь.

– Да, лейтенант. Но я должна попереживать и поругать себя за съеденный пончик. Это поможет сжечь калории, нейтрализовать вредный эффект. Как будто я вовсе его не ела. – Тогда для начала тебе следовало бы стереть джем с губы.

Ева вышла из машины и осмотрела дом. Когда-то, подумала она, это был небольшой, трехуровневый, многоквартирный дом. Теперь он превратился в роскошный особняк. И опять частная охранная система, два подъезда только с фасадной стороны здания. Наверняка сзади имеется по крайней мере один черный ход. И географически не так уж далеко от переулка в китайском квартале, хотя во всех остальных отношениях эти районы были далеки, как небо и земля. Тут уличные проститутки не фланируют, разносчики с тележками на углах не стоят. Высокие стандарты обслуживания и низкий уровень преступности.

Она прошла по изогнутому пандусу к парадному подъезду, расположенному на втором уровне. Панель охраны, сканер для руки, сканер для сетчатки глаза. Очень осторожный человек. Ева включила панель и нахмурилась, услыхав полившуюся из динамика музыку. Целый оркестр струнных и клавишных сопровождал густой и сладкий, как сбитые сливки, мужской голос.

– «Любовь освещает мир», – определила Пибоди. – Это его фирменная песня.

– Сладости в ней больше, чем в твоем пончике.

– Добро пожаловать, – произнесло компьютерное устройство вежливым женским голосом. – Мы надеемся, что день у вас складывается удачно. Пожалуйста, назовите ваше имя и скажите, по какому вы делу.

– Лейтенант Ева Даллас. – Она поднесла жетон к сканеру. – Полицейское расследование. У меня назначена встреча с мистером Смитом на это утро.

– Одну минутку. Пожалуйста, лейтенант. Мистер Смит ждет вас. Вы прошли проверку.

Почти мгновенно дверь распахнула темнокожая женщина в белоснежных одеяниях. Опять зазвучала тихая музыка, заполнявшая своей сладостью воздух.

– Доброе утро. Спасибо, что пришли вовремя. Прошу вас, входите, располагайтесь в гостиной. Кармайкл сейчас присоединится к вам.

Ева отметила, что женщина скорее не идет, а плывет, словно на роликовых коньках, пока она вела их в просторную гостиную со светлыми стенами. Одну из стен занимал проекционный экран с изображением белой яхты на сапфировых водах, неподвижных как зеркало. Мебель заменяли пухлые, наполненные гелем подушки, разбросанные по всему полу. Все они были пастельных тонов. Между ними стояли низкие длинные столики из светлой древесины. На одном из этих столов дремал, свернувшись клубком, пушистый белый котенок.

– Располагайтесь, прошу вас. Я дам знать мистеру Смиту, что вы здесь.

Пибоди подошла к одной из подушек на полу и потыкала ее пальцем.

– Кажется, эти штуки, когда на них садишься, принимают форму тела. – В виде эксперимента она похлопала себя по заду. – Может выйти очень неловко.

– У меня от этой музыки зубы болят.

Ева поморщилась и оглянулась: в эту минуту в комнату вошел Кармайкл Смит.

Он был высок ростом и хорошо тренирован, судя по рельефным мускулам груди и живота, мелькавшим под распахнутым длинным белым жилетом. Костюм довершали черные брюки, до того обтягивающие, что все прочие его достоинства тоже были как на ладони. Его волосы были броско выкрашены черными и белыми прядями и сплетены в косичку, оставляя лицо – с широкими скулами и заостренным подбородком – открытым.

Глаза карие, как шоколад, кожа цвета кофе, сильно разбавленного молоком.

– О, лейтенант Даллас! А может быть, мне стоит называть вас миссис Рорк?

До Евы донесся сдавленный смешок Пибоди.

– Называйте меня лейтенант Даллас.

– Конечно-конечно. – Полы жилета развевались, пока он пересекал комнату. Он обеими руками схватил и сжал руку Евы, которую она ему не протягивала. Затем он направил свои чары на Пибоди: