... Только звериное неприятие смерти еще какой-то миг удерживало гандера на ногах. Потом он свалился, как подрубленное дерево. Конан и сам дышал точно загнанный конь. Оторвав клочок ткани от одежды одного из убитых, он принялся тщательно чистить меч. Первые четверо были мертвы, тот, которому он отрубил ногу, истек кровью во время его поединка с северянином. Конан вновь подошел к гандеру. Северянин, как ни странно, еще продолжал слабо дышать.
      - Кто нанял вас? - спросил его киммериец
      - С какой... стати... я буду тебе отвечать? - прошелестел тот одними губами. - Я никогда... не предавал... тех... кто меня нанимал.
      - Ладно, - сказал Конан. - Как хоть тебя зовут?
      - Тебе... мало, что ты... меня убил? Ты хочешь... еще и захватить в плен... мою душу?
      - Не мели чепухи! - огрызнулся варвар. - Ты же отлично знаешь нас, киммерийцев! Мы убиваем своих врагов в честном бою, а посмертной враждой пусть занимаются демоны в Преисподней! Твое имя мне нужно только для песни, которую я сложу в конце своих странствий. Это была славная битва! Пусть женщины упомянут о ней в торжественном плаче, который будет звучать над моим погребальным костром!
      - Я - Хаген, - просипел умирающий. - А теперь... отвяжись. Ты мешаешь мне тебя проклинать...
      Конан не стал лишать его этого последнего удовольствия. Осмотрев свой меч, он с радостью убедился, что на лезвии не появилось ни малейших зазубрин. Более того: оно нисколько не затупилось. Им по-прежнему можно было бриться. Убрав меч в ножны, Конан переловил всех пятерых лошадей, потом стянул тряпкой кинжальную рану в плече. Обшарив мертвые тела, он обнаружил при каждом по три увесистые прямоугольные золотые монеты с отчеканенными на них странными письменами. Конану уже приходилось видеть такие монеты. Их доставляли из Вендии. Конан хмыкнул про себя, подумав: то, что должно было стать платой за его смерть, вместо этого пополнит его кошелек.
      Пятерых лошадей он забрал с собой, решив продать их в Бельверусе. Больше ничего у мертвых он брать не стал. Коней, в конце концов, мог продавать кто угодно, не вызывая при этом никаких подозрений. А вот личное имущество пятерых отсутствующих мужчин непременно привлечет к нему весьма нежелательное внимание местных властей.
      За спиной у киммерийца остался залитый кровью пригорок. Пройдет год, и кости, изглоданные дикими зверями, перемешаются с землей, сгниет кожа и ткань одежд. На холмике не останется никаких следов битвы, кроме, может быть, нескольких обломков ржавого железа, да трава на этом месте будет расти гуще и зеленее, чем всюду вокруг. А потом время сотрет и эти следы. Останется лишь безбрежная степь, впитавшая кровь никем не считанных тысяч людей...
      Когда впереди замаячили стены Бельверуса, Конан пошатывался в седле, мучимый лихорадкой. Он испытал огромное облегчение, не обнаружив вокруг города палаток осаждающей армии. Только этого ему сейчас и не хватало.
      Стоял полдень; городские ворота были распахнуты настежь. Когда киммериец въехал под арку, путь ему преградил бдительный стражник. Стражник держал в руке навощенную дощечку, за ухом у него красовалось бронзовое стило.
      - Как твое имя, чужеземец, и по какому ты делу? - спросил он новоприбывшего.
      - Я - Конан из Киммерии, и нужен мне ночлег, да еще торг - продать лошадей...
      Конан говорил неверным голосом, на лице горели красные пятна.
      - Да ты, кажется, болен! - насторожился привратник. - Если это что-то заразное, мы не можем пропустить тебя в город!
      Конан молча откинул плащ, демонстрируя воспалившуюся рану в плече. Из нее сочился гной, во все стороны уже распространялись багрово-черные полосы...
      - Митра!.. - ахнул стражник. - Тебе, парень, нужен лекарь, да побыстрее, не то останешься без руки... или, того гляди, совсем копыта откинешь. Вот что, оставь-ка ты здесь свою живность, я тебе расписку на нее напишу. И топай прямо к лекарю Ромалло: он через две улицы отсюда живет!
      Конану тошно было даже думать о том, чтобы обращаться за помощью к лекарю. При обычных обстоятельствах он предоставлял своему телу самому справляться с хворями. В тех немногих случаях, когда он все-таки прибегал к вмешательству лекаря, речь шла о зашивании действительно тяжелых ран. Конан про себя подозревал, что вреда от врачей было куда больше, чем толку. Но на сей раз выбора у него не оставалось, и он сам это понимал.
      Над дверью в доме Ромалло висел очень примечательный знак: здоровенный окровавленный нож. Конан шарахнул в дверь кулаком, и ему открыл пожилой бородатый мужчина.
      - Тебе, - спросил он, - нужна помощь?
      - Во имя Крома! - сказал Конан. - Нужна!
      И вновь обнажил рану.
      - М-м-м... Очень интересный случай... Входи, юноша, посмотрим, что тут можно сделать...
      В доме лекаря, как и следовало ожидать, оказалось полным-полно всяких странных предметов. С потолка свисали чучела разных животных, в прозрачных склянках покоились заспиртованные морские твари, причем некоторые - откровенно непристойного вида. Повсюду лежали удивительные инструменты и стеклянные приспособления, пахло душистыми травами. Что говорить, странное место, но, насколько понимал Конан, колдовства здесь не водилось. Он бы его шкурой почувствовал.
      Лекарь усадил киммерийца на скамейку под окном и принялся ощупывать и надавливать в разных местах. Конан стоически терпел зверскую боль.
      - Я могу вскрыть и вычистить рану, - объявил наконец врач. - Зашить, приложить целительную мазь, ну и так далее... Боюсь только, этого может оказаться недостаточно!
      - Почему? - буркнул Конан. - Разве моя рана не по твоей части?
      - По моей. Однако зараза в ней, как бы это сказать, не вполне естественного происхождения. Ты человек исключительно крепкий; небольшой порез вроде этого не должен был бы так тебя мучить...
      - Верно, - согласился Конан. - Бывало, доставалось и хуже, и все заживало как на собаке. Меня что, отравленным ножом резанули?
      - Нет, - покачал головой Ромалло. - Яд вызвал бы воспаление совершенно другого свойства. Увы, здесь, похоже, не обошлось без губительного заклинания. Остается только дивиться, как оно до сих пор тебя не прикончило...
      При этих словах врача Кована пробрал озноб, происходивший отнюдь не от лихорадки. Заклятие! Кто мог его наложить?.. И что тогда защитило от смерти?.. Внезапно Конан все понял. И несмотря на боль, начал смеяться.
      - Странное время ты выбрал для веселья, - нахмурился Ромалло.
      - До меня только сейчас дошло, что я пал жертвой собственной жадности, пояснил киммериец. - Давай делай что можешь, а прочее оставь на мое усмотрение. Да, и когда кончишь, мне потребуется меняла...
      Вконец озадаченный лекарь взялся за дело. Конан терпел, мрачно улыбаясь сквозь боль. Кем бы ни был его враг, в хитрости ему не откажешь. Не просто отправил по следу Конана пятерых наемных убийц, но еще и заплатил им проклятыми деньгами. Он отлично знал, что, случись Конану отбиться, он заберет золото и тем подпишет сам себе приговор.
      Хорошо, с этим ясно; но что же выручило его?.. Конан выудил из-под рубашки талисман, врученный ему старым кхитайцем. Он не мог бы поручиться, но ему показалось, будто цвет камешка слегка изменился. Лекарь продолжал возиться с его плечом, причиняя жгучую боль. Конан не проронил ни звука. Он все больше чувствовал себя той самой фигуркой на игральной доске Богов, о которой рассказывал старикан.
      Пока он обменивал колдовское золото на нормальные деньги и продавал пятерых коней, день склонился к вечеру. Конан поставил коня в стойло и, совершенно лишившись сил, рухнул на постель в гостиничной комнатке. Рана вроде притихла, но слабость была мучительна. Он понимал, что придется проторчать в Бельверусе несколько дней, пока не восстановятся силы. Задержка не слишком его расстроила. Он всяко успевал прибыть на Бен Мор ко дню осеннего равноденствия. Он ведь подрядился выполнить поручение, а не выиграть гонку.
      В таверне у набережной звучали громкие голоса, бойко болтавшие на множестве разных языков. Большую часть одной из стен занимало широкое окно. Сквозь него виднелся сплошной лес мачт, теснившихся в великой гавани Мессантии. Внутрь таверны, заставляя мерцать факелы, задувал солоноватый морской бриз.
      Мессантия раскинулась в устье реки Хорот при ее впадении в Море Запада. Город лежал на зингарском берегу Хорота, но, как все портовые города, принадлежал, в сущности, всему миру. То обстоятельство, что на этот клочок суши серьезно претендовал Аргос, ни в малейшей степени не волновало его обитателей. Город, ограниченный с севера громадами Рабирийских гор, а с юга рекой, располагался на пойменной низменности и был сам по себе государством хоть куда. При этом половина его обычного населения не жила здесь постоянно: это была разноплеменная моряцкая братия, кормившаяся по преимуществу морем.
      Вот и люди, сидевшие в упомянутой нами таверне, представляли собой как бы срез разных слоев приморского населения. Помимо местных зингарцев с аргосийцами, здесь можно было видеть крючконосых, курчавобородых шемитов, тихих стигийцев, облаченных в черные шелка, и даже зловещих бараханцев, чьи кушаки топорщились кинжалами и короткими саблями, пригодными для абордажного боя. За одним из столиков расположилась компания кушитов. В их сложные прически были вплетены перья, черные тела лоснились от душистого пальмового масла, которым они так любили умащиваться. Двое рыжеволосых мореплавателей-ванов уже упились до свинского состояния и мирно спали в углу. Факельный свет играл на кольцах в ушах и в носах и на иных украшениях, любимых морскими волками...
      На небольшом возвышении посередине комнаты танцевала заморийская девушка. Под аккомпанемент флейты и небольшого барабана она исполняла сладострастный танец своей родины. Вся ее одежда состояла из великого множества украшений и одной-единственной небольшой вуали. Большинство моряков, кто еще был достаточно трезв, хлопали в такт музыке и громкими криками выражали свой восторг танцовщице.
      - Я думал, - сказал Гопал, - что в Хоршемише мы видели худшее, до чего способна докатиться цивилизация. Но по сравнению со здешними местами Хоршемиш - просто олицетворение культуры!..
      Молодой человек и его дядя сидели за крохотным столиком, устроившись как можно ближе к окну.
      - Радуйся, племянник, пока есть возможность, свободному духу этого открытого города, - с обычной своей самодовольной улыбкой ответил Джаганат. Там, куда мы с тобой собираемся, цивилизации нет вообще. Там даже слова такого не слышали. В этом городе хоть книготорговцы имеются. Здесь есть какие-никакие ученые и даже несколько плохоньких, но все же волшебников. Зато впереди нас ждет сущая дикарская глушь, населенная варварами еще покруче вон тех первобытных кушитов...
      - Самая мысль об этом внушает мне отвращение, - проговорил Гопал. И отхлебнул сильно разбавленного вина. Перед ними стояло блюдо пряного мяса, приготовленного в виноградных листьях. Однако малоподвижная жизнь на барже во время скучного плавания вниз по реке лишила обоих путешественников аппетита.
      - Если ты всерьез собираешься быть магом, - сказал Джаганат, - привыкай к тому, что порою приходится странствовать воистину неведомыми путями. Тому, кто отступает перед лицом трудностей и опасностей, не стоит даже мечтать о тайных познаниях и о власти, ими даруемой!
      Как большинство вендийцев из высших каст, Джаганат с Гопалом редко вкушали мясо, да и то - понемногу, сильно сдобрив его пряностями.
      Новый посетитель, вошедший в таверну, обвел присутствующих внимательным взглядом. Заметив двоих вендийцев, он прошел прямо к их столику. Сапоги и просмоленные штаны выдавали в нем моряка, а развязная походка говорила о том, что этот человек наделен некоторой властью. Изъеденное оспой лицо покрывали шрамы, но черты его казались определенно аристократичными. Джаганат сразу опознал в нем отпрыска зингарской знати, пришедшей ныне в упадок.
      - Это вы двое спрашивали насчет проезда на север? - осведомился моряк.
      - Ты не ошибся, - ответил Джаганат. - Садись с нами к столу.
      Мужчина сел и налил вина из кувшина, стоявшего на столе. На кувшин с водой для разбавления он даже не посмотрел. Вылив себе в глотку содержимое кружки, он заново наполнил ее и сгреб с блюда виноградных "голубцов", сколько захватила рука. Отправив их в рот, моряк выговорил, жуя:
      - Меня зовут Касаво, я с Барахского архипелага. Я капитан "Певчей птички". Нынче на причале я услыхал, будто двоим вендийцам надо бы проехать в северные края, а найти их можно здесь, в "Моряцком восторге"...
      - Нам необходимо попасть в Ванахейм, и притом как можно быстрее, - сказал Джаганат. - Ты забираешься так далеко на север?
      Касаво расхохотался:
      - В Ванахейм?.. Отсюда туда никто нормальный не плавает. К тому же сейчас осень, поздновато для путешествий на север. Но в Кордаву, последний цивилизованный порт перед Пиктскими Дебрями, я вас доставить возьмусь. Там, если вам повезет, вы отыщете какого-нибудь отчаянного ванского купца, еще не убравшегося домой. Они, бывает, засиживаются до самого сезона штормов, только бы прикупить чего-нибудь по дешевке. Должен, однако, тебя предупредить, что в это время года путешествовать на север весьма опасно! Лучше перезимовать в Кордаве. Вот уж местечко... право же, не соскучишься!
      Он усмехнулся, нервно теребя пальцами крупную, огнистую рубиновую "слезку", свисавшую с мочки уха на короткой цепочке.
      - Штормов я не боюсь, - сказал Джаганат. - Когда ты отплываешь?
      - Завтра утром, во время отлива, примерно через час после восхода, чтобы воспользоваться береговым бризом. Так что с рассветом можете грузиться на борт. У меня как раз есть свободная каюта, в которой вы сможете поселиться... Осталось только, хе-хе, обсудить вопрос о цене!
      Джаганат небрежно взмахнул пухлой рукой:
      - Мы можем прийти к соглашению непосредственно во время плавания... Денег у меня - хоть отбавляй.
      Глаза капитана на мгновение вспыхнули жадностью, но он тут же скрыл ее под личиной наигранного любопытства.
      - А что вы потеряли в этой дыре? В Ванахейме, я имею в виду? Как-то не скажешь по вашему виду, чтобы вам нравились холода...
      - Мы ученые, - пояснил ему Джаганат. - Я пишу для вендийского Государя книгу о народах и странах.
      - Ну что ж, в Ванахейме тебе определенно понравится, - заверил его Касаво. - Трудно найти страну удаленней. Так вы, значит, связаны с вендийским двором?
      - О да. То есть я не отважился бы назвать себя в полном смысле слова посланником, но кое-какими полномочиями я облечен. Я везу подарки от моего Государя, предназначенные великим мужам той страны. Его Величество намерен установить сердечные, дружественные отношения со всеми народами, даже с теми, что живут на другом конце света.
      При упоминании о подарках глаза Касаво вновь алчно сверкнули. Гопал, как всегда при общении с чужаками, помалкивал, но держал ухо востро, готовый чуть что подтвердить россказни ученого дяди.
      - Значит, договорились, - подытожил Касаво. - Завтра с рассветом жду вас на борту. А сейчас мне пора на корабль: надо распорядиться, чтобы команда как следует приготовила вашу каюту. "Певчая птичка" пришвартована у Малого причала. Корпус у нее красный, у форштевня, над ватерлинией, нарисованы зеленые глаза...
      Он допил из кружки вино и удалился. Выхлестав в один присест порядочное количество крепкого неразбавленного вина, он тем не менее не шатался, шаг его был тверд.
      - Если я что-нибудь понимаю, дядя, - проводив его глазами, сказал Гопал, этот малый - редкостный негодяй и самый обычный пират. Ты заметил? Он прямо-таки в лице менялся при каждом упоминании о деньгах!
      - Совершенно верно. Еще я слышал, что эти Барахские острова, о которых он упомянул, есть не что иное, как сущий рассадник головорезов. Вот потому-то я и напирал на то, сколь мы богаты и какие ценные дары везем с собой. Если ты помнишь, честные капитаны уже отказались везти нас на север. Однако пират непременно возьмет богатых пассажиров, чтобы ограбить дорогой либо пленить и потребовать выкупа...
      - Значит, дядя, они наверняка попытаются нас зарезать и подарить наши тела морским Божествам?
      Джаганат широко улыбнулся и взял с блюда свернутый виноградный листок.
      - Чем ты недоволен, Гопал? Неужели тем, что морская прогулка обещает быть чуточку живее и разнообразнее путешествия на барже?..
      Несмотря на невинное веселенькое название, "Певчая птичка" даже обводами своими напоминала акулу. Хищная, узкая, она была выстроена в расчете на наибольшую скорость. Она имела небольшую осадку, а борта в средней части судна поднимались над водой не более чем на два локтя. У нее не было обширного трюма для перевозки объемистых грузов, а на палубе работало и просто так сидело куда больше народу, чем требовалось мирному кораблю. При этом моряки были скудно одеты, но зато богато и разнообразно вооружены. На единственной мачте красовался длинный косой рей, способный нести огромный треугольный парус. Под этим парусом да с попутным ветром "Птичка" наверняка способна была легко догнать, скажем, купеческое судно, пузатое и нерасторопное. По бортам виднелись уключины для дюжины длинных весел. Весла, наверное, помогали подобраться к искалеченной жертве, а также входить в мелководные заливы и устья речушек для неожиданного налета или выгрузки контрабанды...
      Джаганату все это весьма даже понравилось. На подобном корабле они смогут путешествовать действительно быстро. Вдохнув полной грудью, вендиец попробовал разобраться в многочисленных запахах гавани. Из трюма одного корабля исходил аромат пряностей, из другого тошнотворно воняло: там перевозили рабов. И надо всем этим властвовали запахи просмоленного такелажа и моря. Доски под ногами поскрипывали. Отступающая вода заметно колебала причал.
      Джаганат повернулся к носильщикам, стоявшим у него за спиной.
      - Несите наши пожитки на борт, - велел он им, указывая на "Певчую птичку". Носильщики посмотрели, куда он указывал, потом опять на него, и в глазах у них отразилось изумление. Однако затем, передернув плечами, они взвалили на спины немногочисленные сундуки и тюки и стали осторожно спускаться на палубу по крутым узким мосткам.
      Из-под навеса, натянутого на юте, появился Касаво и с улыбкой посмотрел на пассажиров:
      - Смелее, друзья мои! Ваша каюта готова, отлив в разгаре!
      В его тоне сквозила едва уловимая насмешка. Другие пираты подняли головы от работы, и на разбойничьих рожах появились точно такие же ухмылки, как у капитана. Гопал сбежал по сходням грациозным шагом канатоходца. Толстяк Джаганат спустился с царственным величием и изумительным чувством равновесия, неожиданным в человеке столь тучном.
      - Сходни на борт! Отдать концы! - взревел Касаво. - Отплываем!
      Носильщики живо выкатились наверх и сняли с кнехтов швартовы. Течение понесло корабль прочь от причала. Команда бросилась по местам. Моряки полезли на мачту и принялись распускать большой парус.
      Проследив за ними довольным взглядом, Касаво обернулся к пассажирам.
      - Пойдемте, - сказал он, - я вам покажу, где вы будете жить. Я переселил двоих своих помощников, чтобы освободить для вас место. Не беда, пускай поспят немного на палубе вместе со всеми! Тем более что погода в плавании ожидается благоприятная...
      - Твоя доброта поистине беспредельна, - сказал Джаганат.
      Так называемая каюта оказалась крохотной пристройкой на самой корме. Крыша у нее была соломенная, стены - и вовсе парусиновые. Двое мужчин и их пожитки едва-едва поместились внутри.
      - Тесновато, конечно, - все с той же насмешкой извинился Касаво. - Если хотите, мы положим часть вашего имущества в трюм. Чтобы не путалось под ногами...
      - Ничего, ничего, пускай все останется тут, - сказал Джаганат. - Как я понял, у вас и так в обрез места для груза...
      - Да уж, у меня тут не какой-нибудь грузовоз. Вы, наверное, сами уже поняли, что "Певчая птичка", хм, предназначена для перевозки предметов роскоши, а они обычно невелики по объему. Пряности, например... Когда везешь пряности, главное, знаете ли, скорость. Они ведь, как только их соберут и упакуют, сразу начинают сохнуть и портиться. Быстрый корабль вроде моего первым привозит их к рынку, а значит, и цену удается взять неплохую...
      - Вот как? - вежливо ответил Джаганат, изображая удивление и интерес. Взялись, понимаешь, всякие там бледнолицые дети Запада учить его, вендийца, что такое пряности и как ими торгуют! - Вот как? - повторил он. - Значит, качество в данном случае важнее объема?
      - Причем намного! - обрадовался Касаво. Ему доставляло несказанное удовольствие вешать лапшу на уши чужеземному недоумку. - Северные перекупщики пряностей гораздо больше платят за один сундук, доставленный в свежем состоянии, чем за несколько, испорченных после долгих недель в море!
      Джаганат изобразил удивление:
      - Что-то, по-моему, на борту пряностями не пахнет...
      - А сейчас не сезон, - нисколько не смутился Касаво. - Мы идем в Кордаву порожняком. Там я хочу взять груз хрусталя и отправиться с ним на юг. Вот тебе еще один пример груза, который много места не занимает, а выгода!.. Черные вельможи южного побережья готовы полной мерой заплатить за него слоновой костью, выделанными шкурами и драгоценными перьями...
      - Твой рассказ прямо завораживает, - проговорил Джаганат. - Он наверняка премного заинтересует моего Государя. Мы обязательно обсудим это и еще многое во время плавания. Государь особо велел отмечать все, что касается торговли и путешествий!
      - Я всегда к твоим услугам, - доброжелательно улыбнулся Касаво. - А сейчас я должен приступить к своим обязанностям капитана. Да, очень советовал бы вам хорошенько принайтовить сундуки. Когда выберемся за брекватер, наверняка начнет сильно качать. Если вас укачает... что ж, свеситесь через леер. Только смотрите мне, не через наветренный!
      И, нахально улыбаясь, Касаво вышел наружу.
      - Пряности! - сказал Гопал на языке, понятном только им с дядей. - Ведь врет, подлец, прямо в глаза! Каждый, у кого еще не заложило нос, без труда определит, что на этой посудине пряности если вообще бывали, так только у кока на камбузе! Ну до чего охота заткнуть вонючую пасть негодяю...
      - Успокойся, племянник, - утешил его Джаганат. - Что значат ничтожные грубости каких-то невежественных чужестранцев, пытающихся нас оскорбить? Пусть на здоровье считают нас учеными не от мира сего, верящими любой болтовне. Улыбайся им, родственник, смейся, когда они шутят. Пускай позабавятся... Джаганат безмятежно улыбнулся. - Скоро придет наш черед сыграть с ними шутку.
      На следующее утро Гопал жестоко мучился морской болезнью - к вящему удовольствию мореплавателей. Джаганат позаимствовал у кока крохотную жаровню и приготовил на ней травяной отвар, быстро вернувший его племянника к жизни. Развлечение, таким образом, довольно скоро кончилось, и моряки были отчасти разочарованы. Все последующие дни они продолжали понемногу дразнить пассажиров Сперва это были довольно безобидные шутки, без которых редко обходится дело, когда в компанию опытных моряков попадают "сухопутные крысы". Постепенно выходки стали грубее. И злее. Капитан Касаво вскоре расстался с личиной снисходительной доброжелательности и общался с пассажирами, еле сдерживая презрение. Было ясно: вскоре корсарам надоест издеваться над вендийцами, они перейдут от слов к делу и скормят акулам два тела, а сами примутся делить барахло. Ко всему прочему, путешествие затягивалось - приходилось лавировать против встречного ветра. Это, понятно, не улучшало настроения команды. Вендийцы, однако, продолжали подобострастно улыбаться в ответ на подначки и, казалось, отнюдь не возражали против недобрых выходок моряков.
      И вот наконец "Певчая птичка" миновала опасный Барахский пролив, отделявший от материка одноименные острова. Стояла хорошая погода, ветер держался попутный. Еще пара дней, и они прибудут в Кордаву. Солнце потихоньку клонилось над реем: еще один день спокойного плавания перевалил полуденную черту.
      - Гопал, - обратился к племяннику Джаганат. - Нет больше необходимости терпеть мерзкие штучки этих недочеловеков. Отныне поступай с ними как душа пожелает.
      Произнеся эти простые слова, великий маг будто бы освободил своего молодого родственника от обета великого воздержания.
      - Как скажешь, дядюшка! - с кровожадной улыбкой ответствовал Гопал. Потом, внутренне успокоившись, вышел из маленькой каюты.
      Несмотря на близость осени, погода стояла прекрасная, прямо-таки бархатная. Поэтому Гопал был облачен в одну набедренную повязку из чистой льняной ткани, да еще тюрбан. В складках набедренной повязки скрывался короткий кривой кинжал с рукоятью, отделанной самоцветами. Гопал подошел к фальшборту, туда, где лежало кожаное ведро, привязанное длинным концом к деревянному шпеньку. Юноша забросил ведерко и вытащил его до краев полным морской воды. Усевшись на корточки, Гопал принялся мыться. Он черпал воду горстями и плескал себе в лицо, под мышки, на плечи и грудь.
      Поблизости на палубе торчало без дела несколько моряков. Это были типичные представители того разноязыкого сброда, который стекается в экипажи пиратских судов: если и было в них нечто общее, так только жестокость. Бритоголовый верзила, происходивший из какого-то кушитского племени, стоял рядом с крючконосым шемитом. У их ног расположился тихий, смертельно опасный стигиец и подле него - желтоволосый гандер, неведомо какими ветрами занесенный сюда из своей сухопутной страны. Живописную группу дополняло еще несколько весьма колоритных молодцов. Среди них особенно выделялся высокий худой пуантенец в красных шелковых штанах по колено, перехваченных широким кушаком золотой кофийской парчи. Все они с довольными ухмылками поглядывали на Гопала. Потом из своей каюты вышел Касаво; глаза капитана поблескивали хищным огнем. Пуантенец встретился с ним глазами, и Касаво кивнул, ткнув подбородком в сторону умывавшегося вендийца. Ухмылка пуантенца сделалась плотоядной. Мягко ступая босыми ногами, он направился к Гопалу...
      Тот, сидя по-прежнему на корточках, вытирал руки куском полотна. Неожиданно прямо у него перед глазами возникла пара коленей, обтянутых алым шелком. Прежде чем юноша успел встать, босая пятка пнула ведерко, облив набедренную повязку и ноги.
      Гопал медленно выпрямился, улыбаясь так же подобострастно, как и всегда, когда с ним подобным образом "шутили". Он сказал:
      - Наверное, мое ведерко тебе помешало? Прости, дружище, я, видно, не там поставил его. На будущее постараюсь учесть...
      Пуантенец неприятно осклабился и ткнул Гопала грязным пальцем в гладкую безволосую грудь.
      - "Прости", говоришь? Ну нет, этим ты от меня не отделаешься. Давай-ка мы с тобой, вендиец, сыграем в игру!
      Повернувшись к дружкам, он расплылся до ушей. Он оказался в центре внимания и был донельзя счастлив.
      - В игру, господин?.. - показывая все зубы, с готовностью заулыбался Гопал. - А какая игра? "Побей короля"? Я знаю ее. Давай расчертим доску прямо на палубе, а грузила для рыбной ловли пусть будут вместо фигурок...
      - Ну уж нет, - отказался пуантенец, напуская на себя насмешливую серьезность. - Я хочу тебе предложить... нечто, так сказать, более подвижное!
      - Подвижное, господин? - Гопал притворился озадаченным.
      - Вот именно. Ты, чужеземная морда, плясать умеешь?
      - Плясать, господин?..
      - Да, недоумок! Плясать! - раздраженно выкрикнул пуантенец и выхватил из-за кушака широкий кинжал заморийской работы. На лезвии были отчеканены молитвы к Митре, Богу Солнца, но отточен кинжал до остроты совершенно безбожной. Пуантенец играючи направил его в незащищенный живот Гопала.
      - О чем ты, господин?.. - произнес тот умоляюще.
      - О том, что давай-ка пляши! - Пуантенец ткнул кинжалом уже всерьез, и Гопал спасся только тем, что проворно отскочил назад. Джаганат вышел на палубу из каюты и принялся безмятежно наблюдать за происходящим. К этому времени на главной палубе успела полностью собраться команда: все, за исключением рулевого, искали случая позабавиться.
      - Я понял! - заявил Гопал. - Ты имеешь в виду пляску с оружием?
      Он вытащил свой кинжальчик и держал его так, словно собирался вручить пуантенцу. Узкий клинок был слегка изогнут и отточен с обеих сторон.
      - Что-что?.. - слегка насторожился пират. Он никак не ожидал, что у вендийца окажется при себе оружие. Однако потом, увидев, насколько мал кинжальчик Гопала, успокоился. - Что ж, сухопутная крыса, тем лучше! Давай потанцуем!..
      Слегка пригнувшись и втянув живот, он выставил перед собой кинжал и уложил большой палец на крестовину вдоль плоскости лезвия. Это была защитная позиция, принятая у пуантенских мастеров фехтования на ножах. Левую руку пират держал чуть выше правой, готовясь перехватить правое запястье противника. И это тоже полностью отвечало канонам, принятым на его родине.
      Гопал, по-прежнему улыбаясь, тоже вытянул перед собой руку с кинжалом, но до того робко, что, казалось, вот-вот его выронит.
      - Я ничего не понимаю в ваших танцах, господин, - проговорил вендиец. Пожалуйста, будь так добр, преподай мне урок...
      До пуантенца вдруг дошло, что он подвергался опасности, нешуточной, смертельной опасности. Он ощутил немалое замешательство, но дружки смотрели на него со всех сторон, и он не собирался садиться в лужу, выказывая страх перед маленьким, жалким с виду чужеземным ученым.
      - Правило первое: защищай горло! - рявкнул он и тотчас сделал неожиданный выпад. Лезвие метнулось к шее Гопала... Но там, где оно просвистело, вендийца уже не было.
      Он аккуратненько шагнул вперед, под руку пуантенца. С точки зрения всех остальных, выпад пирата был неуловимо стремителен. Таков, что неизбежно положил бы конец обычному матросскому поединку. Но для Гопала, которого учили лучшие убийцы-ассасины родной Вендии, движение моряка было до невозможности медленным и неуклюжим. Гопал увернулся столь легко, что ощутил даже некоторое разочарование. Так и сноровку утратить недолго, подумалось юноше. Скользнув совсем близко, он чиркнул своим ножичком по беззащитному животу противника. И отступил назад.