– Что? – грозно спросил Ати, поворачиваясь к Тигхи. – Он умрет.
– Пройдет день-другой, и он начнет поправляться, – не сдавался Тигхи. – А когда ему станет лучше, мы поможем ему подняться вверх по стене.
– А катерпилы с когтями?!
– Думаю, все же мы находимся на такой высоте, куда катерпилы с когтями не забираются, – объяснил Тигхи. – Помните, что сказал Уолдо? Тогда они шли по Сетчатому Лесу гораздо ниже. Вот почему Папы повели нас через лес так высоко.
– Папы, – фыркнула Пелис.
Ати повернулся к ней.
– Не насмехайся над Папами! – пропищал он. – Не смей!
Они долго еще грызлись между собой, и Тигхи не стал вмешиваться и мирить их. Он закрыл глаза и ушел в себя. Боль в паху теперь ослабла до такой степени, что давала о себе знать, только если он делал резкие движения тазом или бедрами. Когда Ати и Пелис надоело препираться и они умолкли, Тигхи снова открыл глаза.
– Мы останемся с Мулваине. А вы, Равилре и Пелис, должны опять идти искать пищу. Если мысль о катерпилах с когтями не дает вам покоя, можете подняться повыше и вести свои поиски там. А мы с Ати пойдем к роднику, который нашли вчера, и принесем Мулваине воды.
Тигхи возвратился с водой во рту и попытался разъединить зубы Мулваине. Ему пришлось запустить пальцы в рот юноши, который вот уже второй день находился без чувств. Ощутив под пальцами зубы, Тигхи с силой дернул вниз нижнюю челюсть, и из уголков рта стала сочиться темно-коричневая кровь, разукрасившая темными линиями щеки.
Это зрелище внушало отвращение. Тигхи потребовалось собрать всю волю в кулак, чтобы коснуться своим ртом потрескавшихся, черных, кровоточащих губ Мулваине. Он выпустил воду из своего рта и быстро отстранился назад, чтобы увидеть, проглотил ее Мулваине или нет, однако так ничего и не понял.
– Теперь ты, Ати. Твоя очередь, – сказал он, однако Ати сам проглотил свою воду и стал фыркать, выражая этим свое отвращение.
– У него безобразные, отталкивающие губы, – произнес он. – Ты говоришь, он проснется. Если так, то может попить и сам, когда проснется.
Возмущение и отчаяние Тигхи были столь велики, что он не мог даже подыскать подходящий способ для их выражения.
Ати и Тигхи не разговаривали между собой целый час, пока не вернулись Равилре и Пелис. У первого в левой руке была пара жилистых, в палец толщиной червей, а под мышкой правой торчал жук, в лазуритовом панцире размером с кулак. На брюхе у насекомого шевелилось множество ножек, похожих на ресницы. Пелис принесла в подоле рубашки кучу насекомых меньшего размера.
Маленькие насекомые не представляли особой ценности, потому что едоку приходилось выбрасывать большую часть – оболочку, ноги. Оставался лишь крошечный кусочек мяса. Четверка бывших флатаров разбитой Имперской армии приступила к трапезе, однако праздник желудка был недолгим, и у каждого осталось чувство неудовлетворенности и пустоты. Жук в лазуритовом панцире оказался на вкус очень противным, хотя Равилре, более голодный, чем другие – во всяком случае, он постоянно твердил об этом, – долго возился с ним. Черви оказались вполне съедобными, однако их было слишком мало.
После такого завтрака на всех напала апатия. Равилре и Пелис уже не скрывали взаимных симпатий и не выпускали друг друга из объятий.
– Мы и в самом деле пойдем домой? – спросила Пелис.
– Мы все пойдем домой, – ответил Тигхи. Сказанные слова взволновали его самого. – Каждый из нас. Включая Мулваине. Я обещаю.
– Значит, ты придешь в мой дом, – сказала Пелис, протянув руку вверх и нежно взяв Равилре за подбородок. – Ты придешь к нам и познакомишься с моей матерью и ее супругом, и с моей бабушкой тоже. Как они будут восхищаться тобой!
Однако Равилре никак не отреагировал. Тигхи вдруг заметил, что в глазах юноши стоят слезы. Впрочем, это почти не удивило Тигхи. Все понимали, что он переживает смерть Бел.
Наступила неловкая тишина. Ничего не сказав, Равилре повернулся лицом к стене и уткнулся в нее лбом.
Настроение у всех окончательно испортилось.
Позднее вся четверка отправилась на поиски съестного. Тигхи уже достаточно оправился, чтобы проявлять на охоте большую ловкость, и неплохо перепрыгивал с ветки на ветку. Он вернулся с пригоршней муравьев, зажатых в кулаке, и невероятно длинным червяком, длиною с двух взрослых мужчин, однако толщиною меньше самого маленького пальца. Червяк извивался, и его было неудобно нести, поэтому Тигхи оторвал ему голову. И все равно тварь продолжала извиваться, тогда юноша оторвал червяку хвост. Но даже после этого его непросто было удержать. Тигхи все же нашел выход: он обвязался червяком вокруг талии, как веревкой или канатом, и в таком виде стал пробираться через заросли к телу спящего Мулваине.
Остальные вернулись с подобными же трофеями. Исключение составила Пелис, которая поймала еще одного жирного серого червяка. Теперь все наелись досыта. Они ели и ели, пока животы не раздулись от пищи. Настроение поднялось. Вялость и апатичность уступили место шуткам и смеху.
В ту ночь Тигхи впервые за долгое время спал хорошо. Ему не снились никакие странные сны; он не просыпался от острых приступов боли. Единственным посторонним ощущением, которое регистрировало сознание юноши, был холод, и поэтому его состояние было сном лишь наполовину, другая половина сознания бодрствовала. В темноте, перед тем как начался рассветный шторм, Тигхи почувствовал себя особенно неуютно. Когда завыл ветер, юноша покрепче прижался к Ати, и у него появилось странное ощущение уюта и безопасности. Он чувствовал рядом теплое тело Ати; гнев и хаос рассветных ветров были где-то там, за пределами леса, и ему ничего не угрожало.
Утром ветры были особенно влажными, и к Тигхи под одежду начала проникать сырость. Он убрал руку с тела Ати и провел ладонью по своему боку и ноге, а затем по лбу. Ладонь стала мокрой, и Тигхи прижал ее к своим губам. Влага приятно освежала прохладой. Он вспомнил о почерневших, распухших губах Мулваине, но тут же успокоил себя мыслью о том, что рассветный шторм наверное смочит влагой и спящие губы Мулваине и наполнит его живот водой. Драгоценная вода. Даже думать о ней было почти так же приятно, как пить ее.
Тигхи лежал с закрытыми глазами и слушал удалявшийся гул рассветного шторма. Наконец беснование стихии прекратилось, и Тигхи услышал шорохи листвы, скрипы сучьев и стук капель влаги. Приятные, музыкальные звуки.
Тигхи открыл глаза. Звуки, которые он сейчас слышал, наводили на размышления. Было странно думать, что такие простые вещи, как стук капелек влаги и шорох листвы, могли звучать настолько по-человечески. Их можно было сравнить со звуками, которые производит младенец, сосущий материнскую грудь. Они навевали Тигхи воспоминания о жизни в деревне; он вспомнил, что когда девушка по имени Инти родила ребенка, то часто кормила его грудью, и он издавал такое же чмоканье и бульканье. Еще звуки напомнили ему козлят, сосавших материнские соски. Тигхи подумал о своей ма. В памяти возник ее яркий образ; ее лицо, которое вдруг высветилось до мельчайших подробностей; улыбка, полная тепла и любви.
Дед Джаффи убил ее. Столкнул с мира. Тигхи забыл об этом; ужасное событие просто выпало из его памяти. Он выдавил его из памяти, как выдавливают молоко из вымени козы. И к юноше вернулся старый рефрен; незначительность всего происходящего. Люди – муравьи, стена – муравейник. После всего, что он видел: великое столкновение двух империй, война, которая потрясла всю стену, – идея, что дед убьет свою собственную дочь ради нескольких коз, ради того, чтобы еще более укрепить свое положение самого влиятельного человека в деревне, показалась юноше абсурдной и мелочной. Она не имела масштаба. И это, в свою очередь, заставило Тигхи вернуться к своему восприятию всего окружающего. Наверное, эта мысль была как нельзя кстати, потому что все огромное, возвышавшееся над ним бескрайнее пространство мировой стены являлось просто-напросто миниатюрным сооружением, экспериментом маленького бога с ограниченными возможностями.
Настроение Тигхи испортилось. Выпутавшись из объятий Ати, он сел и попытался сосредоточиться на боли в паху. Однако ничего не получилось, потому что боль уже почти не ощущалась.
Он протер глаза и посмотрел туда, где лежал Мулваине.
Происхождение чавкающего, хлюпающего звука стало очевидным.
Какая-то тварь – очевидно, катерпил с когтями, хотя по величине она была куда меньше, чем те, о которых рассказывал Уолдо, – вгрызлась в ногу Мулваине. Она уже полностью прогрызла колено, и теперь вся нижняя часть ноги – голень и ступня – отделилась от тела Мулваине и не отваливалась только потому, что ее удерживала штанина. После этого катерпил с когтями принялся обгладывать бедро Мулваине, точно так же, как маленькая гусеница обгладывает зеленый лист.
– Нет! – вскрикнул Тигхи. – Нет!
Он вскочил и бросился к телу Мулваине.
Катерпил с когтями имел серо-зеленую окраску и в окружности был такой же величины, как и сам Тигхи, хотя, если бы его поставили вертикально, он был бы пониже юноши. На разделенной кольцами на части спине росли густые светло-коричневые волосы, а из-под пластин выбивалась щетина потемнее и покороче. Когда тварь глотала мясо, которое ее черные, дергавшиеся челюсти откусывали от бедра Мулваине, видневшегося из разорванной штанины, ее бок, покрытый плотной, гладкой кожей, пульсировал и перекатывался. Чавканье перемежалось хрустом, когда челюсти катерпила вместе с мясом перемалывали кости.
Тигхи ухватился за сук и принялся ожесточенно дергать его. Ему пришлось заломить его пару раз, прежде чем он оторвался. Он бросился вперед и начал хлестать суком гусеницу-катерпила. Листья, оставшиеся на суку, смягчали удары. Кроме того, они не давали размахнуться как следует. Катерпил не реагировал на нападение Тигхи, словно ничего и не происходило.
К тому времени проснулись и повскакали со своих мест остальные. Охваченные ужасом при виде отвратительного зрелища, они плакали и оглашали воздух истошными криками. Какая-то часть разума Тигхи, несмотря ни на что, продолжала функционировать с предельной четкостью и ясностью. Юноша принялся лихорадочно обрывать с сука ветки с листьями. Через несколько секунд сук превратился в дубинку, пусть и не слишком большую.
Тигхи подступил к гигантскому насекомому и начал лупить его дубинкой по спине, покрытой панцирем. Впервые катерпил с когтями перестал делать то, что он делал. Чавканье и хлюпанье прекратились. Тварь повернула голову и смерила Тигхи каменным взглядом. Ее глаза представляли собой скопища крошечных шариков, миллионы малюсеньких яиц насекомых, находившихся по обе стороны головы. Под глазами был рот, весь в крови и волокнах мяса. Он безостановочно открывался и закрывался.
Тигхи испытал прилив страха. Один вид этого чудовища внушал страх. Взгляд его отвратительных глаз не оставлял сомнений относительно его намерений. У Тигхи возникло непреодолимое желание бросить дубинку и бежать как можно дальше и быстрее. Это было невыносимо. Взгляд монстра заставлял отводить глаза. Однако руки Тигхи действовали почти механически, не подчиняясь мозгу.
Используя дубинку в качестве рычага, они просунули ее под сравнительно мягкое брюхо катерпила с когтями и перевернули его. Катерпил отреагировал с ужасающей быстротой, свернувшись и защелкав челюстями; однако угол наклона дубинки был уже слишком высоким, и челюсти сомкнулись в воздухе, а не на бедре Мулваине. Еще пара секунд – и тварь уже кувыркалась в воздухе.
Раздался громкий треск сучьев и веток, и монстр, проламывая себе дорогу в зарослях, покатился вниз и исчез из поля зрения Тигхи и остальных.
Тигхи часто дышал. В глазах его стояли слезы. Затем он почувствовал их и на своих щеках. Ноги под ним подкашивались, и юноша присел на ствол дерева. Сердце было готово выскочить из груди.
Взволнованные друзья сгрудились вокруг.
– Тигхи! – повторял Ати снова и снова. – Тигхи! Тигхи!
– Я знала, что видела катерпила с когтями, – жалобно проскулила Пелис. – Я так и знала, что они водятся здесь.
Дыхание Тигхи стало чуть более размеренным, хотя слезы по-прежнему струились из глаз. Он вытер их дрожащими пальцами и, опираясь на плечо Ати, с усилием встал на ноги и выпрямился.
– Что мы будем делать? – спросил Равилре. – Что мы будем делать?
Тигхи подошел к телу Мулваине. Раненый выглядел гротескно и почти неузнаваемо. Его лицо было так искажено, что он совершенно не напоминал прежнего Мулваине, каким его привыкли видеть друзья. Теперь он едва ли походил на человеческое существо. Щеки и рот вздулись, а кожа потрескалась и лопнула. Плотно закрытые глаза были окружены россыпью фурункулов. Волосы спутались и слиплись в плотную массу. Как ни странно, но укороченная нога выглядела более или менее естественно. Мулваине лежал так, что казалось, будто он поджал ногу под себя.
Тигхи наклонился над ним и поразился: Мулваине все еще дышал, его грудь до сих пор едва заметно поднималась и опускалась.
– Он все еще жив! – объявил Тигхи. – Он все еще жив!
Друзья сгрудились вокруг.
– Рана. Его нога, – сказал Равилре. – Из нее не идет кровь. Как это может быть? Почему она не течет?
– Не знаю, – ответил Тигхи.
Пелис стала озираться во все стороны, очевидно, опасаясь, как бы из листвы не выползли другие катерпилы.
– Нам нельзя здесь оставаться, – произнесла девушка.
– Да, – подтвердил Тигхи. – Оставаться нельзя.
– Какое ужасное зрелище! – сказал Ати, обхватив голову руками. – Как страшно! Непостижимо, как Бог мог создать таких чудовищ!
– Мировая стена кишит чудесами, – сухо произнес Тигхи. – Мулваине все еще жив. Мы обязаны перенести его вверх.
Раздались дружные возгласы негодования.
– Нет, нет, – возразил Равилре. – Он слишком плох. Он уже умер.
– Нет, не умер, – сказал Тигхи.
Он почувствовал прилив сил. Первоначальные страхи и растерянность прошли. Происшествие прочистило его мозги, внесло ясность в мысли. Страх всегда обладает очищающими свойствами – особенно задним числом.
– Мы не можем нести его!
– Он наполовину съеден.
– Он будет приманкой для других катерпилов с когтями, – сказала Пелис.
– Мы понесем его, – твердо произнес Тигхи.
– У него только одна нога, – прогнусавил Ати.
– Значит, он весит меньше и нам будет легче его нести! – Голос Тигхи прозвучал резко. – Ладно, пойдем. Ати, сначала его понесем мы с тобой. Когда устанем, вы, Равилре и Пелис, смените нас.
Глава 4
Путь наверх был медленным и тяжелым.
Мулваине, который находился в бессознательном состоянии все время, пока катерпил пожирал его плоть, начал стонать и дергаться, едва его подняли на руки. Он то и дело пытался перевернуться и что-то бормотал. Тигхи осмотрел рану на его бедре. Она была затянута какой-то липкой, похожей на слюну пленкой, которая и остановила кровотечение. Наверное, эти твари наслаждаются вкусом крови, подумал Тигхи, и их слюна не дает жертвам истечь кровью заживо и лишить их удовольствия.
Затем Тигхи вынул отъеденную часть ноги Мулваине из штанины. Ему стоило огромного труда побороть в себе позывы тошноты. Он держал ее обеими руками, обнаженную человеческую ногу, один конец которой был окровавлен. От ноги пахло чем-то странным, не просто кровью. Рана источала какой-то едкий, острый запах. Кожа у краев раны позеленела и начала разлагаться, хотя внешне нога выглядела так, будто еще являлась частью человеческого тела, вплоть до больших ногтей на пальцах и коротких волос на икре. И это удручало еще больше. Тигхи взял ногу за лодыжку и постарался зашвырнуть ее как можно дальше. Шум сбитых листьев, долетевший издали, возвестил о ее падении.
Они отнесли Мулваине к роднику, из которого все напились. На переход к роднику ушло почти все утро, и каждый шорох в листве вызывал у беглецов панический страх.
Когда добрались до родника, Тигхи в голову пришла идея положить Мулваине в воду лицом вверх. Проточная вода омоет и охладит его распухшие щеки и рот. Поместив раненого в воду, Тигхи раздвинул пальцами его губы. Он хотел удостовериться, что вода попадает в рот Мулваине. Раненый дернулся и закашлял. Его тут же вытащили из ручья. Он задрожал и стал метаться.
Товарищи усадили Мулваине, прислонив спиной к стене. Он пробурчал что-то, но слова затерялись в обезображенных губах, которые слиплись и распухли, потеряв свой первоначальный вид. Затем раненый снова погрузился в сон, и его никак не могли разбудить.
– Давайте промоем его рану, – предложила Пелис. – В роднике.
– Думаю, что слюна катерпила надежно закупорила рану и потеря крови сейчас ему не грозит, но если вода размоет пленку, мы не сможем остановить кровотечение, – задумчиво произнес Тигхи. – Лучше сейчас не тревожить рану.
– Это чудовище, монстр, – сказал Равилре голосом, в котором сквозило отвращение. – Его слюна – яд. Нам следует смыть ее.
– Если это яд, – терпеливо втолковывал своим товарищам Тигхи, – то он уже у Мулваине в крови и промывка не поможет. Если это не яд, а полезная вещь, мы должны оставить ее на месте. Мы понесем его вверх.
– Он умирает, – сказал Ати. – Лучше оставить его и убираться отсюда побыстрее.
– Он не умирает, – стоял на своем Тигхи. – Мы понесем его.
– У него только одна нога.
– Он не умирает. Мы понесем его.
Ати заворчал, да и Пелис с Равилре злобно взглянули на Тигхи, но никто не стал перечить. У родника они провели целый час. Это время они потратили на поиски насекомых, которых можно было бы употребить в пищу. На сей раз добычу составили довольно мелкие экземпляры. После не слишком сытного обеда Равилре и Пелис подняли Мулваине и понесли, сменив Тигхи и Ати.
Они продвигались очень медленно. Часто приходилось перебираться с дерева на сук или наоборот, и требовалась немалая сила и ловкость, чтобы удержать раненого. Порой казалось, что Мулваине вот-вот выскользнет из их рук и покатится вниз, к краю уступа. В одном месте они наткнулись на большую расщелину в мировой стене, которая была усеяна большими валунами. Эта расщелина поднималась наискосок вверх. Заросли очень мешали дальнейшему продвижению, и потому первыми по расщелине стали подниматься Ати и Тигхи, которые расчищали путь, насколько это было возможно. По проложенной ими тропинке Равилре и Пелис понесли Мулваине.
Ночлег решили устроить на этом уступе и посвятили остаток светового дня сбору насекомых. Тигхи сидел рядом с Мулваине и ждал, надеясь, что тот проснется в полном сознании, однако Мулваине по-прежнему пребывал в забытьи. Он часто дергался во сне и стонал.
Утром им повезло. Они наткнулись на жирного серого червяка, который полз по мху в низком кустарнике. Завтрак получился сытным. Набив желудки, бывшие флатары немного повеселели.
– Нужно как-то покормить Мулваине, – сказал Тигхи.
– По-моему, он стал для тебя просто наваждением, – кисло произнес Ати.
Однако все принялись помогать ему. Равилре и Ати раздвинули челюсти Мулваине, а Тигхи стал запихивать ему в рот маленькие кусочки мяса, которые ему подавала Пелис.
– Он не глотает, – заметил Равилре.
– Может быть, мясо развалится или растает у него во рту, – предположил Тигхи, – и тогда оно пройдет ему в горло, как вода. Ну! – требовательно повысил голос юноша, видя, что Пелис опустила руки и перестала отрывать крошки мяса от оставшегося куска хвоста.
– Хватит нукать! Меня уже тошнит от твоего нуканья, – прорычал Равилре. – Мы тебе не малыши. Ты всего-навсего варвар, в конце концов, и вместо мозгов у тебя дерьмо, а я родился в Имперском Городе.
Тигхи устремил на него пристальный взгляд.
– Значит, ты не думаешь, что нам пора двигаться дальше? – спросил он. – Или мы должны оставаться тут весь день?
Некоторое время Равилре молчал, с явной неприязнью глядя на Тигхи.
– Наверное, нам и в самом деле нужно отправляться в путь, – нехотя буркнул он, отведя глаза в сторону.
– Если Равилре говорит, что пора идти, – громко объявил Тигхи, – значит, нечего рассиживаться. Вперед!
Флатары протащили Мулваине по пологой расщелине и опять углубились в лес. Вскоре они вышли на довольно широкий уступ, совершенно открытый сверху. Трава на нем была изрядно утоптана, но путь этот не вел ни на восток, ни на запад.
– Я не помню, чтобы мы проходили по этому уступу, – удивилась Пелис.
– Лучше идти здесь, чем продираться через Сетчатый Лес, – проговорил Равилре. – Если пойдем по этой тропе, то, наверное, выйдем к той стороне Сетчатого Леса. По крайней мере мы не встретим на своем пути этих проклятых катерпилов с когтями.
– А пока, – сказал Тигхи, – мы можем отдохнуть.
Они посадили Мулваине на уступ спиной к стене и сами растянулись на траве. Равилре и Пелис несли раненого большую часть дня и совсем выбились из сил.
Ати полежал немного на животе, но вскоре его начало снедать беспокойство, и, вскочив на ноги, юноша начал ходить по выступу взад-вперед. При этом он ни на секунду не покидал поле зрения своих товарищей и в то же время старался осмотреть как можно большую часть уступа.
– Мне кажется, – начал Ати, возвратившись к товарищам, – что мы могли бы попасть на запад, двигаясь по этому уступу. То есть вернуться в Империю.
– Мы на восточной стороне Сетчатого Леса, – сказала Пелис. – Совсем недалеко от его восточной опушки.
– Но восточная сторона теперь в руках Отре.
– Кто знает, может, они уже вышли и на западную сторону леса.
Ати напыжился:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Возможно, – принялась терпеливо объяснять Пелис, – возможно, Отре к этому времени разбили нашу армию и завоевали всю Империю.
– Не говори это! Не говори так!
– Я всего-навсего хотела сказать, что было бы лучше как можно быстрее пройти Сетчатый Лес. И было бы совсем хорошо, если бы мы не встретили больше никаких катерпилов на своем пути… Вот и все, что я хотела сказать.
– Ты только девушка, и ты напугана, – возразил Ати, горделиво выпятив грудь. – Я воин, и я не боюсь. Кроме того, – добавил он, опускаясь на землю и подбирая под себя ноги, – я хочу домой, и мой дом на западе, а не на востоке.
– Я подыхаю от голода, – сказал Равилре.
– А что, если этот уступ проходит через весь Сетчатый Лес и, двигаясь по нему, мы легко и просто выйдем на западную опушку? – продолжал Ати.
– Скорее всего этот путь заведет нас в тупик, – сказала Пелис, показав на запад. – И нам снова придется продираться через чащу.
– Так что же нам делать, Тигхи? – спросил Ати, дернув Тигхи за истрепанный рукав. – Куда пойдем, на восток или на запад?
– Пока давайте отдохнем, – ответил юноша, глядя на запад.
Там, вдали, джунгли вторгались на уступ, нависая над ним и отбрасывая на стену причудливые тени.
– Смотрите! – воскликнула Пелис, выбросив руку на восток.
Все послушно повернули головы. Вдали показались фигуры в сером. Их было с полдюжины. Они шли, рассыпавшись цепью поперек уступа, и держали в руках ружья. У некоторых ружья были почему-то с короткими стволами.
Это были солдаты Отре, и они явно направлялись сюда, к четверке бывших флатаров, которые замерли на месте от изумления и испуга.
– Отре, – прошептала Пелис.
Первым встрепенулся Ати.
– Бежим! – воскликнул он и, мгновенно вскочив на ноги, побежал по уступу в западном направлении.
За ним тут же последовали Равилре, Пелис и Тигхи.
– Эй, вы, там! – крикнул ближайший солдат Отре голосом, который был отлично слышен даже издалека. – Остановитесь и сдавайтесь! Сдавайтесь, иначе мы будем стрелять!
Он говорил по-имперски с сильным акцентом. Боль в паху была вполне терпимой, и если бы не искалеченная левая нога, Тигхи не отстал бы так быстро. Он отчаянно хромал, тяжело топая правой ногой и стараясь не ступать до конца на левую стопу. В этот момент раздался первый выстрел. Пелис бежала прямо перед Тигхи. Прогремел второй выстрел, и на плече девушки появилась мокрая красная отметина величиной с ладонь. Пелис споткнулась и рухнула на землю как подкошенная.
Оттолкнувшись изо всех сил правой ногой, Тигхи неловко подпрыгнул и перескочил через Пелис. Лишь чудом он не зацепился за нее и не упал. Резко остановившись, юноша повернулся и увидел, что девушка лежит ничком и не двигается. Однако в следующий миг мощный, непреодолимый инстинкт самосохранения, не давая ему ни секунды на размышления, бросил Тигхи вперед. Он побежал еще быстрее, чем прежде.
– Вниз! – крикнул он Ати и Равилре, бежавшим впереди. – Вниз, в Сетчатый Лес!
Ати оглянулся через плечо, и Тигхи сделал ему знак рукой. Вниз! Они смогут затеряться в Сетчатом Лесу и ускользнуть от солдат Отре.
Не сбавляя скорости, Ати нырнул влево и, соскочив с уступа, очень удачно приземлился на широкий ствол платана. Проделав этот маневр, он крикнул Равилре, чтобы тот последовал его примеру. Равилре остановился. Раздался еще один выстрел, и пуля прожужжала совсем рядом с Тигхи.
Равилре уже спускался вниз, вслед за Ати. Теперь выстрелы гремели один за другим. Тигхи принялся петлять из стороны в сторону. Откуда-то спереди долетел вопль. Очевидно, пуля все же задела кого-то. Тигхи не разобрал, кто кричал, Равилре или Ати.
Ухватившись руками за большой сук дерева, росшего на краю уступа, Тигхи подтянулся и, раскачавшись, спрыгнул на просторную площадку, которую образовали переплетенные между собой корни платанов, вышедшие из стены на поверхность. Оттуда он без труда спустился еще ниже, прыгая с дерева на дерево, и скрылся в листве. Посмотрев вверх, юноша не увидел преследователей. Впрочем, если они там и стояли, он все равно не смог бы заметить их, так как плотные кроны платанов надежно скрывали уступ от глаз Тигхи. Стрельба прекратилась.
Немного успокоившись, юноша продолжил спуск. Теперь он двигался с гораздо большей осмотрительностью, сначала пробуя ногой сук на крепость и лишь потом ступая на него. Через некоторое время он решил окликнуть товарищей. Конечно, в этом был определенный риск, однако медлить уже было нельзя. В этой чаще они могли легко потерять друг друга.
– Ати! Равилре!
Впереди раздался стон. Тигхи сделал несколько шагов и, раздвинув ветки, увидел Равилре, который сидел на стволе дерева и держался за голову. У Тигхи екнуло сердце. Между пальцами Равилре сочилась кровь.
– Что у тебя с головой? – вскричал Тигхи.
Равилре опять застонал.
– У меня задето ухо, – сказал он. – Они прострелили мое ухо! Я почувствовал, как что-то обожгло мочку уха, и теперь оттуда течет кровь. Дерьмоеды!
– Дай-ка посмотреть, – произнес Тигхи. Он отвел руку Равилре в сторону и осмотрел липкую рану. – Большая часть уха на месте, – сообщил он товарищу.
– Сильно болит, – мрачно произнес Равилре. – Просто жуть, как больно, и я хочу жрать.
– А где Ати?
– Не знаю.
Тигхи встал и позвал:
– Ати!
– Тсс, – зашипел Равилре. – Ты накликаешь на нас Отре.
– Думаю, мы уже далеко от уступа, – сказал Тигхи, – а они наверняка пойдут дальше и не будут спускаться сюда.
– Они подстрелили меня, – с надрывом произнес Равилре. Он весь дрожал от возбуждения. – Они попали мне в ухо. Пелис убита. Мы с Пелис были вместе. О, мое ухо! Как больно! Оно все горит!
– Успокойся, – сказал ему Тигхи. – Мы забинтуем твое ухо тряпкой. Оторви кусок от своей рубашки.
– Рви свою рубашку.
– Но ведь ухо-то твое. Мои уши целы. Ати! – крикнул Тигхи. – Ати!
– Я здесь, – послышался ответ из зарослей.
– Иди к нам, – позвал Тигхи.
Наклонившись, он взялся за подол рубахи Равилре, намереваясь оторвать от него полоску ткани. Равилре недовольно проворчал, что теперь его живот будет мерзнуть ночью. Не обращая внимания на брюзжание, Тигхи надорвал рубаху по шву и затем оторвал длинную полоску, которой перевязал кровоточащее ухо, обмотав заодно лоб и затылок, как лентой.
Снизу высунулась голова Ати. У него был серьезный, озабоченный вид.
– Что случилось? – спросил он. – Что случилось с Пелис?
Равилре скорчил гримасу:
– Я до смерти хочу жрать.
Тигхи незаметно от Равилре мотнул головой, давая Ати понять, что лучше не задевать эту тему. Ати уселся на землю и подтянул колени к груди.
– А Мулваине, – спросил он. – Что с Мулваине?
– Равилре ранен в ухо, но я уже перевязал рану.
– Моей же рубашкой, – пробурчал Равилре, – и мне сейчас так хочется жрать, что я слопал бы кого угодно, даже человека.
В зарослях что-то зашуршало. Это было похоже на капли росы, падающие с листьев на землю ранним утром. Трое юношей замолчали и принялись испуганно озираться.
– Солдаты Отре? – прошептал Ати.
– Или еще хуже, – сказал Равилре, – катерпилы с когтями?
Тигхи огляделся.
– Ладно. Пора двигаться. Пошли, раз уж мы побежали на запад, значит, туда нам и дорога.
Глава 5
Они двинулись на запад. Путь был нелегким, и все трое юношей одинаково страдали от голода. Через час с небольшим им посчастливилось встретить жирного серого червяка. Под монотонные причитания Равилре насчет его неминуемой смерти от голода они начали преследовать эту тварь, однако она ускользнула от них и упала с обрыва. Однако, падая, извивавшийся всем телом червь зацепился за сук и, раскачиваясь, висел на нем. Юношам пришлось лезть вниз, цепляясь за ветки и сучья, потому что от червя их отделяло порядочное расстояние. Наконец Равилре и Ати поймали его за хвост, стащили с сука и растянули между собой, как веревку. Затем все трое стали зубами отрывать от червя куски мяса, а он, еще живой, дрожал и извивался.
– Нужно найти родник, – произнес Равилре не совсем внятно, потому что его рот был все еще набит мясом. Тогда он с досадой выплюнул наполовину прожеванные куски червя и добавил: – Я хочу промыть свою рану – ухо.
Тигхи внимательно посмотрел на него, стараясь понять, то ли Равилре нарочно заставил себя забыть о Пелис, то ли страх и голод принудили его разум функционировать в обход этой темы. Точно так же вел себя Равилре и в случае с Бел: он почти ни словом не обмолвился о ней после ее смерти. Его глаза смотрели тупо и безучастно. В них сквозила какая-то отрешенная пустота.