Миссис Фрисби и крысы НИПЗ

Роберт С. О’Брайен

Миссис Фрисби и крысы НИПЗ

Болезнь Тимоти Фрисби

Миссис Фрисби, мать семейства полевых мышей, жила в подземном доме в огороде фермера по имени мистер Фитцгиббон. Это был зимний дом, в который полевки перебираются, когда еды становится мало, а жить в лесах и на лугах слишком трудно. В щедрой земле на грядках фасоли, гороха и спаржи остается полно еды для мышей, после того как люди собирут очередной урожай.

Миссис Фрисби с семьей особенно повезло с домом. Это был слегка поврежденный кирпич с пустотами и двумя большими сквозными дырами; его как-то летом оставили в огороде, он лежал практически полностью закопанный, и лишь один уголок торчал над землей, именно так его и нашла миссис Фрисби. Он лежал таким образом, что целые части кирпича образовывали водонепроницаемую крышу и пол, а дырки служили двумя просторными комнатами. Из-за проложенных пучков листьев, травы, кусочков ткани, шариков хлопка, перьев и других мягких вещей, которые собрали миссис Фрисби и ее дети, в доме всю зиму было тепло, сухо и уютно. Благодаря туннелю, ведущему на поверхность сада, выкопанному так, что он был несколько больше, чем мышь, и несколько меньше, чем лапа кошки, в доме был вход, воздух, а в гостиной даже свет. В спальне, расположенной во второй дырке, было тепло, но темно, даже в середине дня. Короткий туннель в земле за кирпичом соединял обе комнаты.

Несмотря на вдовство (ее муж умер прошлым летом), миссис Фрисби благодаря удаче и упорному труду могла содержать семью, у нее было четверо детей, счастливой и сытой. В январе и феврале приходилось труднее всего; пронизывающий мороз, начинался в декабре и продолжался до марта, к февралю заканчивался горох и фасоль (не без помощи птиц), корни спаржи становились твердыми, как камни, а картофель размораживался и замораживался столько раз, что приобретал вязкость и мерзкий вкус. Однако семейство Фрисби жило тем, что было, и кое-как им удавалось не голодать.

А потом однажды в конце февраля младший сын миссис Фрисби, Тимоти, заболел.

В тот день утро было сухим морозным и солнечным. Миссис Фрисби, как всегда, рано встала. Она спала с детьми на кровати из собранного пуха, шерсти и кусочков тряпья, теплой как мех.

Аккуратно поднявшись, чтобы не разбудить детей, на тихо прошла по короткому туннелю в гостиную. Там было не тепло, но и не холодно. Она осмотрела запасы еды в кладовой, которая представляла собой углублении в земле, выложенное маленькими камнями, за гостиной. Еды хватало, но все же ее вид угнетал миссис Фрисби, потому что каждый день, каждый раз на протяжении последнего месяца они ели одно и то же. Жаль, что она не знала, где раздобыть немного салата или маленькое яйцо, или кусочек сыра или булочки. Недалеко в курятнике яиц было предостаточно. Но с курицами и их яйцами полевке не справиться, слишком уж большими они были; и кроме того, между огородом и курятником был большой участок кустов и травы, местами довольно высокой. Территория кошек.

Она поднялась по туннелю, усами вперед, и осторожно огляделась. Воздух был холодным, на земле и мертвых листьях на краю леса у грядки лежал толстый слой наста.

Миссис Фрисби отправилась по аккуратно изборожденной земле, а как только дошла до забора, повернула направо, и пошла по границе леса, ища яркими круглыми глазами кусочек моркови, замерзший пастернак или хоть что-то зеленое. Но в это время года не было ничего зеленого, кроме еловых иголок и листьев падуба – ни то, ни другое ни мышь, ни кто-либо из животных, если на то пошло, не ели.

А потом прямо перед собой она и вправду увидела что-то зеленое. Она дошла до дальнего угла сада и там, где лес доходил до самого забора, был пенек. В пне было дупло, из которого торчало что-то, походившее на лист.

Миссис Фрисби без труда преодолела проволочную изгородь для скота, но с осторожностью подошла к дуплу. Если пень был жилищем, каким он казался, то невозможно было сказать, кто или что там живет.

Примерно в полуметре от дупла она замерла, присмотрелась и прислушалась. Она ничего не слышала, но отсюда смогла разглядеть, что было таким зеленым. На самом деле оно было желто-коричнево-зеленым; это был кусочек кукурузной шелухи. Но что он там делал? Кукурузные поля были в другой стороне фермы, далеко от пастбища. Миссис Фрисби аккуратно подкрадывалась все ближе и ближе, а потом забралась на пенек и вгляделась в дупло. Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела, что нашла сокровище: запас еды на зиму, старательно собранный, а затем по каким-то причинам забытый или оставленный.

Но кто его собрал? Может енот? Не похоже, слишком далеко от ручья. Скорее похоже на запас белки или сурка. Она знала, что и те, и другие спокойно угощались кукурузой каждый год, они были достаточно сильными, чтобы донести и сделать запасы.

Но кто бы их ни сделал, почему они оставили хранилище? А потом она вспомнила. В ноябре с окраины леса доносился звук, заставлявший лесных животных трястись от страха в своих убежищах – звук выстрелов охотничьих ружей, звук, сопровождавшийся для кого-то огненно-жгучей болью. Некоторым животным уже не понадобятся их запасы.

Однако, так как миссис Фрисби даже не знала, что это было за животное, а тем более его имени, она не могла пролить много слез над ним – и еда была едой. Это был и не зеленый салат, но она и ее дети обожали кукурузу, а в пне лежало восемь больших початков, значительный запас для мышиной семьи. Под кукурузой она увидела горстку свежих горошин (опять-таки с другого конца фермы), несколько орехов гикори и кучу сухих, сладко пахнущих грибов.

Передними лапами и острыми зубами она вытащила часть кукурузной шелухи и сложила ее вдвое, чтобы она послужила сумкой. Потом она набрала столько желтых зерен, сколько могла легко унести и, положив их в сумку, поспешила домой. Она сможет вернуться за остальным после завтрака вместе с детьми.

Она залезла в дом, таща за собой кукурузу. Войдя, она радостно позвала:

– Дети! Просыпайтесь! Посмотрите, что я принесла на завтрак. Сюрприз!

Они, торопясь, прибежали, в восторге протирая глаза, потому что любой съедобный сюрприз был редкостью и роскошью в ужасно холодную зиму. Тереза, старшая, прибежала первой; сразу за ней был Мартин, самый большой, сильный и быстрый мышонок, темноволосый и красивый, как его бедный отец. Потом появилась Синтия, младшая, стройная симпатичная мышка со светлой шерстью, которая на самом деле была слегка ветрена и чересчур любила танцы.

– Где? – спросила она. – Что? Где сюрприз?

– Где Тимоти? – спросила миссис Фрисби.

– Мам, – ответила все знающая Тереза. – Он сказал, что болен и не может встать.

– Быть такого не может. Мартин, скажи своему брату, чтоб вылезал из кровати, иначе он не получит завтрака.

Мартин послушно помчался в спальню, но через мгновение вернулся один.

– Он говорит, что слишком болен, он не хочет завтракать, его не привлек даже сюрприз. Я потрогал его лоб, он просто горит.

– О Боже, – сказала миссис Фрисби. – Кажется, он и вправду болен. – Тимоти был известен тем, что время от времени притворялся больным, когда на самом деле был здоров. – Вот, можете завтракать, оставьте для Тимоти, а я пойду и посмотрю, что случилось.

Она открыла зеленую сумку и положила кукурузу на стол, разделив на пять равных частей. Обеденный стол был кусочком забора, поддерживаемый с обеих сторон камнями.

– Кукуруза! – прокричал Мартин. – О, мама! Где же ты ее нашла?

– Ешьте, – сказала миссис Фрисби. – Чуть позже я покажу вам, потому что там, где она лежит, ее еще больше. И она исчезла в маленьком коридоре, который вел в спальню.

– Ее еще больше, – повторил Мартин, сев рядом с сестрами. – Звучит так, что нам хватит до дня переезда.

– Надеюсь, – ответила Синтия. – А когда мы переезжаем?

– Через две недели, – знающе произнес Мартин. – Может, через три.

– О, Мартин, ты так уверен? – запротестовала Тереза. – Что если будет холодно? А может Тимоти не выздоровеет?

От этой ужасной мысли, внезапно возникшей, они все разволновались и затихли. А потом Синтия сказала:

– Тереза, не будь пессимисткой. Конечно, с ним все будет в порядке. У него всего лишь простуда. Вот и все.

Она доела кукурузу, как и остальные.

В спальне миссис Фрисби потрогала лоб Тимоти. Он и в самом деле был горячим, усеянным капельками пота. Она пощупала его пульс и в ужасе отпустила его руку.

– У тебя болит живот?

– Нет, мам. Я чувствую себя хорошо, только холодно, и когда встаю, голова кружится. И еще мне трудно дышать.

Миссис Фрисби беспокойно вгляделась в его лицо, она бы посмотрела и язык Тимоти, но в темной комнате она видела лишь размытые очертания его головы. Он был самым худым из ее детей, с темной шерстью, как у отца и брата. У него была узкая мордочка, глаза были необычно большими и блестящими, когда он говорил, они словно светились мыслью. Миссис Фрисби знала, что он был самым умным и рассудительным среди ее детишек, хоть никогда и не произнесла бы этого вслух. Но Тимоти также был и самым слабым: когда приходила пора простуд, гриппа и вирусных инфекций, он первым их подхватывал и последним выздоравливал. Он также, – возможно, в результате этого, был склонен к ипохондрии. Но на этот раз не было сомнений, что он действительно болен. У него была высокая температура, а пульс сильно учащен.

– Бедный Тимоти. Укройся и лежи.

Она накрыла его несколькими кусочками тряпья, которые они использовали как одеяла.

– Скоро мы сделаем тебе постель в гостиной, чтобы ты мог лежать там, где светло. Я нашла большой запас кукурузы этим утром, больше, чем мы сможем съесть до конца зимы. Хочешь?

– Нет, спасибо. Я не голоден. Не сейчас.

Он закрыл глаза и через несколько минут заснул. Но спал он беспокойно, постоянно ворочаясь и постанывая.

Позже утром миссис Фрисби, Мартин и Синтия отправились к пеньку, чтобы принести домой еще немного кукурузы, горошка и грибов (орехи гикори они не взяли, потому что мышиным зубам их не расколоть, а грызть их слишком утомительно). Они оставили Терезу дома, чтобы она присмотрела за Тимоти, которого перенесли в гостиную на импровизированную кровать. Вернувшись к обеду с тяжелыми запасами еды, они обнаружили ее в слезах от беспокойства.

Тимоти стало еще хуже. Его глаза от жара выглядели странно, с каждым вздохом, он все время дрожал, будто хватаясь за жизнь.

– О, мам, хорошо, что ты вернулась, – сказала Тереза. У него были кошмары, он кричал о монстрах и кошках, а когда я с ним разговариваю, он совсем меня не слушает.

Но Тимоти не только ничего не слышал, его глаза, несмотря на то, что были широко раскрыты, ничего не видели, а даже если и видели, то ничего не узнавали. Когда мама попыталась заговорить с ним, взять его за руку и спросить, как он себя чувствует, Тимоти смотрел сквозь нее так, будто ее не существовало. Потом он протяжно низко застонал и, кажется, попытался что-то сказать, но его речь была бессвязна.

Остальные дети смотрели на это в пугающей тишине. Наконец, Мартин спросил:

– Мама, что случилось? Что с ним?

– Он ужасно болен. У него такая высокая температура, он бредит. От нее ничего не поможет – мне нужно пойти к мистеру Эйджису. Тимоти нужно лекарство.

Мистер Эйджис

Мистер Эйджис был белой мышью, жившей на другом конце фермы в доме, который был частью кирпичной стены. Стена принадлежала подвалу, который раньше был частью большого фермерского дома. Сам дом так много лет назад сгорел, что никто не мог вспомнить, ни как он выглядит, ни кто там жил. Остался подвал, большая квадратная дыра в земле; в его растрескавшихся стенах, защищавших от ветра и снега, жили многочисленные создания. Летом там обитали змеи, представлявшие опасность для миссис Фрисби, но зимой о них можно было не беспокоиться.

Как и в прошлый раз, путешествие было долгим, трудным и могло быть рискованным, если бы она не была предельно внимательна. В действительности идти было так далеко, что в другом случае миссис Фрисби не оправилась бы туда днем, она боялась, что стемнее до того, как она вернется. Но Тимоти очевидно не мог ждать до следующего дня. Поэтому пять минут спустя, она сказала, что уходит и была такова.

Если бы она могла следовать за своим обонянием, а это значило бы, что ее путь к мистеру Эйджису был бы короче, ее путешествие было бы достаточно легким. Но это также означало бы, что ей придется пройти мимо фермерского дома и амбара, а так как там беспрестанно дежурила кошка, ей пришлось проложить окружной путь, петляя по всему двору фермы и придерживаясь границы леса.

Она быстро бежала, двигаясь в легкой, похожей на лошадиную рысь манере, той, которой мыши пользуются, когда пытаются замести следы. Ее перемещения были практически бесшумными; она выбирала путь, где земля была голой или росла трава, избегая сухих листьев, которые могли хрустнуть или сломаться под ее маленьким весом. Она всегда краем глаза следила за тем, где могла спрятаться, – бревна, корни, камни, то, где она может укрыться, если встретит большее недружелюбное животное. Несмотря на то, что кошка была врагом номер один, в лесу встречаются и другие хищники, которые могут преследовать мышей.

Пока она все это проделывала, она волновалась о Тимоти и надеялась, что мистер Эйджис знает, как ему помочь.

Два часа спустя она увидела, что приближается к кирпичной стене, где он жил. Несмотря на то, что ее муж был хорошим другом мистера Эйджиса и часто навещал его, сама миссис Фрисби была у него всего один раз, летом. Однако она хорошо помнила место. В лесу была странная опушка. Давно, когда в доме еще жили, до того, как он сгорел, там должно быть была большая лужайка. За годы эта опушка заросла странной смесью высокой буйной травы, густых сорняков, ягод и диких цветов. Летом это было прекрасное заброшенное место, усеянное яркими цветами и пахнущее цветущей черникой и лиловым клевером. Там росли и грубые травы – колючий дурман и ядовитый темный лаконис, повсюду гудели пчелы.

Но зимой оно смотрелось угнетающе и страшно, потому что цветов и зеленых листьев не было и лишь сухие стебли сорняков, с которых свисали семена, торчали из земли, а из цветов и их корней мистер Эйджис делал лекарства и порошки, способные иногда спасти больных от смерти.

Прошлый визит к мистеру Эйджису тоже был из-за Тимоти, когда тот был еще малышом, не больше маленького шарика. Играя с другими детьми, он отошел от них и его укусило или ужалило что-то ядовитое. Они не знали, что или кто именно. Когда остальные нашли его лежащим свернувшимся клубочком, он был парализован и едва дышал.

Тогда мистер Фрисби, еще был жив и им удалось донести Тимоти к дому мистера Эйджиса. Это было грустное и ужасающее путешествие, когда они прибежали, то боялись, что он уже мертв. Мистер Эйджис посмотрел на него, осмотрел язык, пощупал пульс и нашел маленький красный бугорок на его шее. «Паук, – сказал он. – Не черная вдова, но все достаточно плохо». Он с усилием влил несколько капель жидкости молочного цвета в рот Тимоти и подержал его голову, чтобы лекарство попало в глотку, так как Тимоти не мог глотать. Через несколько минут его маленькие мышцы расслабились, он смог двигать руками и ногами. «Он будет в порядке, – сказал мистер Эйджис. – Но слабым в течение нескольких часов».

Дорога домой была радостной, остальные дети весело встретили живого Тимоти. Хотя миссис Фрисби подумала, что именно тогда началась его слабость. С того момента он начал немного хромать при ходьбе, особенно когда уставал; Тимоти так и не вырос таким же большим и сильным, как его брат Мартин. Но он был очень умным, и в этом походил на отца.

Теперь она дошла до дома мистера Эйджиса – дыры в кирпичной стене, прикрытой тяжелым куском доски. Его дом был в метре от верха стены, попасть к нему можно было, спустившись по плохоньким ступенькам, сделанным из обломков кирпича. Она постучала в дверь кусочком древесины. «Ну же, пусть он будет дома, пожалуйста», – подумала она, но его не было. Ответа не было, поэтому она села на узком выступе кирпича перед его дверью.

Прошло полчаса, солнце опускалось все ниже на западе, прежде чем она услышала приглушенный царапающий звук наверху, потом появился он, неся тряпичный рюкзак, вздувшийся от какого-то мешковатого материала. Его шерсть была мягкой, серо-белой и такой блестящей, что казалось, будто он весь светится. Миссис Фрисби слышала, что мистер Эйджис не был белой мышью от природы; то есть, он родился не белым, его шерсть побелела от старости. Было это на самом деле так или нет, она не знала. Конечно, он казался очень старым и мудрым, однако передвигался достаточно быстро.

– О, мистер Эйджис, я так рада, что вы пришли, – сказала она. – Не уверена, что вы меня помните, я миссис Фрисби.

– Конечно, я помню тебя. Мне было горестно узнать о бедном мистере Фрисби. Как твой младший сын – Тимоти, не так ли?

– Я как раз из-за него пришла к вам. Он ужасно болен.

– Правда? Я боялся, что он может оказаться не таким сильным, как остальные.

– Я надеюсь, что вы сможете мне помочь.

– Может быть. Входи, пожалуйста, я положу свой рюкзак.

Дом мистера Эйджиса, немногим больше обувной коробки, но примерно такой же формы, напоминал жилище отшельника. В нем почти не было мебели, кроме постели в углу, стула из куска кирпича и еще одного куска, стертого от частого использования в качестве ступки, где он делал свои лекарства. Вдоль одной из стен аккуратными кучками лежали исходные материалы, которые он собирал: корни, семена, сухие листья, стручки, полоски коры и сушеные грибы.

Ко всему этому он добавил и содержимое своего рюкзака. В нем было несколько маленьких растений, все одного вида, с тонкими корнями и темными, испещрёнными жилками листьями, похожими на мяту.

– Зимолюбка, – сказал мистер Эйджис. – Ботаническое название Chima-phila umbellata. Она остается зеленой всю зиму, из нее получается полезный тоник. Большинство используют только листья, но я обнаружил, что корни еще эффективнее.

Он сложил растения правильной стопкой.

– Но ты не ради этого пришла. Что с Тимоти?

– У него жар. Он бредит. Я не знаю, что делать.

– Насколько высокая температура?

– Такая, что на ощупь он горячий, истекает потом и в то же время трясется от холода.

– Закутай его в одеяло.

– Я так и сделала.

– Что с пульсом?

– Такой быстрый, что невозможно отделить один удар от другого.

– А язык?

– Весь обложен, что кажется фиолетовым.

– Как он дышит?

– Очень часто, воздух свистит в груди. Сначала он сказал, что не может ровно дышать.

– Но он не кашляет.

– Нет.

– У него воспаление легких, – сказал мистер Эйджис. – У меня есть лекарство, которое ему поможет. Но самое важное – это не давать ему замерзнуть. И он должен оставаться в постели.

Он пошел в другую часть дома и достал с полки из кирпича три пакетика порошка, аккуратно завернутых в белую бумагу.

– Один дай ему сегодня. Размешай в воде и заставь выпить. Если он будет продолжать бредить, зажми ему нос, пусть проглотит. Второй дашь завтра утром, а третий – на следующее утро.

Миссис Фрисби взяла пакетики.

– Ему станет лучше? – спросила она, боясь услышать ответ.

– На этот раз ему станет лучше. Температура снизится на второй день, пройдет на третий, после того, как он выпьет все лекарство. Это не будет значить, что он выздоровел; его легкие все еще будут ужасно слабыми и чувствительными. Если он хоть чуть-чуть замерзнет или вдохнет холодного воздуха, даже одного или двух вдохов будет достаточно, болезнь может приобрести тяжелую форму. Во второй раз он может и не выздороветь. Нужно быть осторожным как минимум три недели, а еще лучше месяц.

– А после этого?

– Даже после этого он должен быть аккуратен, мы можем только надеяться, что погода улучшится.

Теперь солнце было уже низко на западе, и опускалось за высокие горы за лесом. Миссис Фрисби поблагодарила мистера Эйджиса и как можно скорее побежала домой.

Ворона и кот

Миссис Фрисби вновь поглядела на солнце и поняла, что перед ней стоит неприятный выбор. Она могла пойти домой тем же окружным путем, что и пришла, но в этом случае ей точно придется идти одной по лесу в темноте – пугающая перспектива, так как ночь в лесу полна опасностей. Совы выходят на охоту, а лисы, ласки и странные дикие кошки таятся среди стволов деревьев.

Второй вариант был тоже опасен, но при удачном стечении обстоятельств она доберется домой до наступления темноты. Маршрут будет более простым, через ферму между амбаром и курятником, не слишком близко к дому фермера, но расстояние до ее дома уменьшится вдвое. Где-то там бродит кот, но если она будет на солнце, на открытой местности, не приближаясь к зарослям, то, возможно, сумеет заметить его раньше, чем он ее.

Кота звали Дракон. Жена фермера Фитцгиббона дала ему эту кличку в шутку, когда он был маленьким котенком и старался казаться злым. Но когда он вырос, имя оказалось подходящим. Он был огромным, с гигантской, широкой головой и большим ртом, полным загнутых клыков, острых, как иголки. У него было по семь когтей на каждой лапе и толстый, пушистый хвост, злобно метавшийся из стороны в сторону. Дракон был оранжево-белым, со светящимися желтыми глазами; когда он прыгал, чтобы убить, он издавал высокий сдавленный крик, который буквально заживо замораживал жертв.

Но миссис Фрисби предпочитала не думать об этом. Вместо этого, когда она вышла из леса из дома мистера Эйджиса и дошла до забора фермы, она думала о Тимоти. Думала о том, как его глаза светились весельем, когда он придумывал маленькие шутки, что он часто делал, и как бесконечно добр он был к своей маленькой легкомысленной сестренке Синтии. Остальные дети смеялись над ней, когда она делала ошибки или были нетерпеливы с ней, потому что она постоянно теряла вещи, но Тимоти никогда так не делал. А когда Синтия сама лежала в постели с простудой, он часами сидел рядом с ней и развлекал ее историями. Он сам их выдумывал и казалось, что у него их бесконечное множество.

Крепко держа пакетики с лекарствами, миссис Фрисби прошла под забором и направилась ко двору фермы. Первая пробежка предстояла по длинному пастбищу; сам амбар, квадратный, красный и большой, показался в отдалении справа от нее; слева, чуть подальше, были курятники.

Когда через некоторое время она подошла к амбару, она увидела проволочную изгородь для скота, которая отделяла одно пастбище от другого; когда она подбежала к ней, она вдруг замерла от внезапного шума. Сначала она подумала, что это была курица, ушедшая со двора – вдруг ее поймала лиса? Она посмотрела вдоль забора, никакой курицы не было, лишь молодая ворона хлопала крыльями в траве, ведя себя очень странно. Пока она смотрела, ворона подлетела к верху проволочной изгороди и на мгновение замерла там. Потом она расправила крылья, сильно ими захлопала и взлетела, но, пролетев метра два, внезапно остановилась и вновь рухнула на землю, оставив в воздухе пучок черных перьев и громко каркнув.

Она была привязана к забору. Что-то серебряное, похожее на проволоку, свисало с одной из ее лап, другой конец был привязан к забору. Миссис Фрисби подошла ближе и тогда она увидела, что это была не проволока, а моток веревки серебряного цвета, возможно, оставшийся от упаковки рождественских подарков.

Ворона сидела на заборе, беспомощно клюя веревку, тихо каркая себе под нос. Через мгновение она расправила крылья, и миссис Фрисби поняла, что ворона вновь собирается попробовать взлететь.

– Подожди, – сказала миссис Фрисби.

Ворона посмотрела вниз и увидела ее в траве.

– Зачем мне ждать? Не видишь, что я поймана? Мне нужно освободиться.

– Но если ты опять будешь шуметь, кот точно услышит. Если уже не услышал.

– Ты бы тоже шумела, если бы оказалась привязанной к забору мотком веревки на ночь глядя.

– Я не стала бы, – ответила миссис Фрисби. – Если бы у меня была хоть капля здравого смысла и я знала, что рядом кот. Кто привязал тебя?

Она пыталась успокоить ворону, которая явно была в ужасе.

Ворона выглядела озадаченной, она посмотрела на свои лапы.

– Я подняла веревку. Она запуталась на моей лапе. Я сидела на заборе и пыталась ее снять, но она запуталась и в заборе.

– Почему ты подняла веревку?

Ворона, которая и вправду была очень молодой, на самом деле ей был всего лишь год, устало ответила:

– Потому что она блестящая.

– Тебе виднее.

– Мне говорили.

«Птичьи мозги», – подумала миссис Фрисби, а потом она вспомнила, что ее муж раньше говорил о том, что размер мозга не влияет на его способности. Она хорошо это помнила, так как воронья голова была в два раза больше ее собственной.

– Сиди тихо, – сказала она. – Смотри за домом и следи, не видно ли кота.

– Я не вижу его. Но я не вижу за кустами. Ох, если бы я могла взлететь повыше…

– Не надо, – сказала миссис Фрисби. Она посмотрела на солнце, она заходило за деревья. Она подумала о Тимоти и о лекарствах, которые несла. Но все же она понимала, что не может оставить эту глупую ворону здесь умирать, а ее точно убьют до восхода солнца, дело-то было всего лишь нескольких минут. Она все еще может успеть до заката, если поспешит.

– Спускайся сюда, – сказала она. – Я сниму веревку.

– Как? – озадаченно спросила ворона.

– Не спорь. У меня есть всего лишь несколько минут.

Она сказала это так властно, что ворона тут же спустилась.

– Но если придет кот…

– Если придет кот, он одним прыжком собьет тебя с забора, а вторым поймает. Стой смирно.

Она уже вовсю работала своими острыми зубами, перегрызая веревку. Она несколько раз обвилась вокруг правой лапы вороны, и миссис Фрисби поняла, что ей придется грызть ее в трех местах, прежде чем они ее снимут.

Когда она закончила со вторым витком, ворона, смотревшая в сторону дома, вдруг закричала:

– Я вижу кота!

– Тихо! – прошептала миссис Фрисби. – Он нас видит?

– Не знаю. Да. Он смотрит на меня. Но не думаю, что он видит тебя.

– Стой очень тихо. Не паникуй.

Она не подняла глаз, а лишь принялась за третий виток.

– Он идет к нам.

– Быстро или медленно?

– Средне. Думаю, он пытается понять, что я делаю.

Он перегрызла последний виток, налегла, и веревка упала.

– Вот, ты свободна. Улетай и быстро.

– А как же ты?

– Может, он меня не видел.

– Но он увидит. Он приближается.

Миссис Фрисби огляделась. Рядом не было никаких укрытий, ни камня, ни норки, ни бревнышка – ничего вплоть до самого курятника, а оттуда пришел кот, и бежать туда было далеко.

– Смотри, – сказала ворона. – Залезай мне на спину. Быстро. И держись.

Миссис Фрисби так и сделала, но сначала сильно зажала ценные пакетики с лекарством в зубах.

– Залезла?

– Да.

Она взялась за перья на спине вороны, почувствовала размах сильных черных крыльев, головокружение оттого, что поднялась в воздух и закрыла глаза.

– Как раз вовремя, – сказала ворона, когда услышала злобный крик кота, прыгающего туда, где они только что были.

– Хорошо, что ты такая легкая. Я тебя даже и не чувствую.

«И вправду хорошо, – подумала миссис Фрисби, – если бы не твоя глупость, я бы не попала в такой переплет». Однако в данных обстоятельствах она решила не говорить это вслух.

– Где ты живешь? – спросила ворона.

– На овощной грядке. Рядом с большим камнем.

– Я подброшу тебя туда.

Она вдруг начал снижаться, и на мгновение миссис Фрисби подумала, что ворона буквально выбросит ее. Но через несколько секунд, так быстро летают вороны, они приземлились в полуметре от дверей ее дома.

– Большое спасибо, – сказала миссис Фрисби, спрыгивая на землю.

– Это мне стоит тебя благодарить, – ответила ворона. – Ты спасла мне жизнь.

– А ты мне.

– О, но это не одно и то же. Ты бы не рисковала своей, если бы не я… я и мой моток веревки.

А так как именно об этом она и думала, миссис Фрисби не стала спорить.

– Мы все помогаем друг другу против кота, – сказала она.

– Да. Но все же я в долгу перед тобой. Если мне представится шанс помочь тебе, надеюсь, что ты меня позовешь. Меня зовут Джереми. Спроси у любой вороны в лесу, и они найдут меня.

– Спасибо, – сказала миссис Фрисби. – Я запомню.

Джереми улетел в лес, а она вошла в дом, неся с собой три порции лекарства.

Плуг мистера Фитцгиббона

Когда миссис Фрисби зашла в дом, она обнаружила, что Тимоти спит, а остальные дети ждут ее, испуганные, грустные и подавленные.

– Он уснул сразу после того, как ты ушла, – сказала Тереза. – Дважды просыпался, второй раз не бредил. Он сказал, что у него болит в груди и голова. Но, мама, Тимоти казался таким слабым – он едва мог говорить. Он спросил, где ты, я сказала ему. А потом он опять уснул.

Миссис Фрисби отправилась туда, где лежал Тимоти, маленький комочек мокрого меха, свернувшийся под тряпичным одеялом. Он едва ли выглядел больше, чем был, когда они с мистером Фрисби несли его к мистеру Эйджису ребенком, она подумала, что хотела бы, чтобы мистер Фрисби был жив и успокоил детей. Но его не было, и теперь она должна это сделать.

– Не волнуйтесь, – произнесла она. – Мистер Эйджис дал мне лекарство и говорит, что Тимоти выздоровеет.

Она размешала содержимое одного из пакетиков, серо-зеленый порошок, в воде, а потом аккуратно попыталась разбудить Тимоти.

Он улыбнулся.

– Ты вернулась, – сказал он еле слышно.

– Я вернулась и принесла тебе лекарство. Мистер Эйджис говорит, что от него ты поправишься.

Она положила его голову себе на руку, и он проглотил лекартсво.

– Я думала, оно будет более горьким, – сказала она.

– Не такое, но и невкусное, – сказал он. – На вкус как перец.

И Тимоти тут же заснул.

На следующее утро, как и предполагалось, температура упала, дышать ему стало легче, сердцебиение нормализовалось; однако в тот день он практически не просыпался. На следующий день он бодрствовал дольше, а на третий день у него вовсе не было температуры, как и говорил мистер Эйджис. Однако если мистер Эйджис оказался прав во всем, миссис Фрисби знала, что прав он и в остальном сказанном: Тимоти все еще был слаб. Он должен оставаться в постели, в тепле и дышать только теплым воздухом.

На протяжении этих трех дней она была рядом с ним, но на четвертый она решилась пойти на прогулку и принести немного кукурузы из пенька на ужин.

Она вышла из дома на солнышко и с удивлением обнаружила, что снаружи ее ждал весенний день. Пока она оставалась дома стало теплее; февраль закончился и наступил март, внезапно, говорят, как ягненок. В воздухе пахло сыростью, потому что оттаивала замороженная земля, витал запах готовых к росту растений. Она обрадовалась еще больше и весело прошлась по саду.

И все же тепло этого дня не помогало миссис Фрисби полностью избавиться от беспокойной мысли, которая вертелась у нее в голове. Это была мысль о Дне переезда.

Все знают, что из глубокой норы выходит сурок, где он спал всю зиму, оглядывается и, если решает, что еще холодно, уходит опять спать еще на шесть недель. Полевым мышам, как миссис Фрисби не повезло. Когда заканчивается зима, они должны перебраться обратно на луг или пастбище. Как только позволит погода, появляется трактор фермера Фитцгиббона, вонзаясь острым плугом в землю, вспахивая каждый ее метр. Ни одному животному, застигнутому в огороде в тот день, невозможно выжить, поэтому все дома, все туннели, норы, гнезда и коконы покинуты. После плуга оставалась борона от тяжелых скрипучих дисков, а следом шли люди с мотыгами и семенами.

Конечно не все полевки перебираются в сад на зиму. Некоторые находят пристанище наверху в амбаре; кто-то пробирается в дома людей и живет под плинтусами или на чердаках, рискуя попасть в мышеловку. Но Фрисби всегда перебирались в сад, предпочитая относительную безопасность и свободу перемещения.

Следовательно, День переезда зависит от погоды, и вот почему погожий день заставил миссис Фрисби забеспокоиться; даже если ей он и нравился. Как только земля оттает, появится плуг, а это может случиться на целый месяц раньше (или позже) в зависимости от года.

А проблема была вот в чем: если день придет раньше обычного, Тимоти нельзя будет перевезти. Ему нужно оставаться в постели, а переезд означал долгую дорогу через поле с озимой пшеницей, вверх и вниз с холма к самому ручью, где у Фрисби был летний дом. К тому же в самом доме первые недели будет сыро и прохладно (как и всегда в летних домах), пока ранняя весна не станет поздней и ночи не будут по-настоящему теплыми. На это обычно миссис Фрисби и дети не обращали внимания; День переезда на самом деле был радостным, потому что означал конец плохой погоды и морозов. Это было начало летних каникул.

Но в этом году? Теперь, когда миссис Фрисби столкнулась с проблемой, она не видела ни одного решения, кроме как надеяться, что этот день настанет не скоро. Только через месяц (по словам мистера Эйджиса) Тимоти будет достаточно силен. Возможно, она просто сгущает краски. Один теплый день, сказала она себе, это еще не лето. Нет, и даже не весна.

Она прошлась по саду и увидела впереди себя маленькую знакомую фигурку. Это была землеройка, крохотное создание, едва ли больше горошины, но с, как ее зубы, острым умом. Она жила в обычной норе в земле в нескольких сантиметрах от нее; миссис Фрисби часто ее встречала и ей симпатизировала, хотя землероек не очень любят за их вспыльчивый характер и крайнюю прожорливость.

– Доброе утро, – сказала миссис Фрисби.

– А, миссис Фрисби. Утро и вправду доброе. Я думаю, даже слишком.

Землеройка держала в руках соломинку, которую она воткнула в землю. Она легко ушла на пять сантиметров в землю, прежде чем согнулась в ее руках.

– Смотри-ка. Земля практически оттаяла. Еще несколько таких дней и все. А потом мы опять увидим здесь трактор, который все разломает.

– Так скоро? Ты правда так думаешь? – спросила миссис Фрисби, ее снова охватило беспокойство.

– Он пашет, когда земля тает. Помнишь зиму шестьдесят пятого? В тот год он пахал на одиннадцатый день марта, в воскресенье. В ту ночь я убежала в лес и чуть не замерзла в жалком пустом бревне. А тот день настал спустя неделю после таких же солнечных дней.

Миссис Фрисби помнила; ее семья тоже дрожала от холода теми ночами. В действительности, чем раньше наступал День переезда, тем холоднее были ночи.

– О Боже, – сказала она. – Надеюсь, этого не произойдет в этом году. Бедный Тимоти слишком болен для переезда.

– Болен, да? Отведи его к мистеру Эйджи су.

– Я сама была. Он был слишком слаб, чтобы подняться с постели, да и сейчас не лучше.

– Печально это слышать. Тогда нужно надеяться на заморозки или на то, что трактор сломается. Хотелось бы мне, чтобы кто-нибудь проехался трактором по его дому, посмотрела бы я, как ему это понравится.

Ворча, землеройка отошла, а миссис Фрисби пошла дальше по саду. Предложения были, конечно, безумны, так как обе они знали, что без плуга мистера Фитцгиббона им и вовсе негде было бы жить, никак нельзя было вспахать землю, не разрушив при этом их домов.

Или все-таки можно? То, что сказала землеройка, означало, что она сочувствует, но ничем не может помочь. Миссис Фрисби понимала, что это означало, что и она не видит выхода. Но это не значило, что его нет. Она вспомнила, как говорил ее муж, мистер Фрисби: любые двери трудно открыть, если у тебя нет ключа. Хорошо. Она должна постараться и найти ключ. Но где? Кого попросить?

А потом, как назло, она услышала звук, наполнивший ее тревогой. Он раздавался со стороны забора со двора фермы, громкий, раскатистый рокот. Мистер Фитцгиббон запустил свой трактор.

Пять дней

Звук трактора не обязательно означал, что мистер Фитцгиббон готовится пахать. Он использовал его и для других целей – перевозить сено и дрова, например, для жатвы летом или для расчистки снега зимой. Миссис Фрисби напомнила себе об этом и поспешила к угловому столбу.

На ближайшем углу к ферме и сараю с трактором был толстый столб изгороди. Она обнаружила его давно, в нем в нескольких сантиметрах над землей была удобная дырка, в которой миссис Фрисби могла, когда ей нужно спрятаться и посмотреть, что происходит во дворе. Кот, Дракон, также знал о ее существовании, поэтому ей нужно быть начеку, когда она будет выходить.

Осторожно зайдя за столб, оббежала там и тут, а потом залезла на него и запрыгнула в дыру. Все чисто.

Мистер Фитцгиббон выгнал трактор из большого загроможденного сарая, где он его хранил. Не глуша мотор, он вылез из него и крикнул. Через мгновение появился его старший сын Пол, аккуратно закрывая за собой дверь. Пятнадцатилетний Пол был тихим, трудолюбивым парнем, довольно неуклюжим, но сильным и исправно выполняющим домашние дела. Через несколько секунд к нему присоединился младший брат Билли, который в свои двенадцать был намного шумнее и имел противную привычку бросать камни в траву заметив любое движение. Миссис Фрисби Билли не очень нравился.

– Хорошо, мальчики, – сказала мистер Фитцгиббон. – Давайте вытащим и посмотрим плуг.

– Прошлой осенью он практически износился, я помню, – сказал Пол.

Мальчики исчезли в сарае, а мистер Фитцгиббон снова сел в трактор; он развернул его и медленно подъехал к сараю, так, что задняя часть не была видна миссис Фрисби.

В сарае раздавался треск и стук, пока мистер Фитцгиббон, глядя через плечо, переключал некоторые рычаги.

– Все готово?

Он переключил передачу, и трактор вновь поехал вперед. Позади него, очищенный от земли, был плуг.

Сердце миссис Фрисби ушло в пятки. Он ведь не решит пахать сейчас?

Но как только плуг показался на солнце, мистер Фитцгиббон заглушил мотор. Он с фырканьем затих, и все они собрались у пристегнутого плуга.

– Понятно, – сказал мистер Фитцгиббон. – Практически раскололся. Пол, рад, что ты вспомнил об этом. Если я закажу новый сегодня, Хендерсон привезет его через три или четыре дня.

– В прошлый раз на это ушло пять дней, – отозвался Пол.

– Пять, хорошо. Все равно вовремя. Сейчас слишком сыро для пахоты, но еще пять таких дней просушат землю.

Давайте смажем его, пока он на улице. Билли, принеси масленку.

В своем укрытии миссис Фрисби вздохнула с облегчением, а потом тут же заволновалась вновь. Пять дней, были спасением, но недолгим. Минимум через три недели, как сказал мистер Эйджис, Тимоти сможет подняться, только тогда он сможет пережить прохладную ночь без воспаления легких. Она вздохнула и готова была расплакаться. Если бы летний дом был таким же теплым, как и дом из кирпича. Но он таковым не был, да и все равно, он не мог идти далеко. Они могли попытаться перенести его, но какой в этом толк? Он вновь заболеет, проспав там одну ночь.

Она подумала, что могла бы опять сходить к мистеру Эйджису и спросить совета. Есть ли какое-нибудь лекарство, чтобы Тимоти окреп раньше? Она сомневалась, наверняка, если бы такое лекарство было, он дал бы ей его с самого начала. Она размышляла об этом, когда спускалась на землю из смотровой дыры – в полуметре от кота.

Дракон развалился на солнце, но не спал. Его голова была поднята, а желтые глаза открыты, он смотрел в ее сторону. В ужасе затаив дыхание, миссис Фрисби метнулась вокруг столба, чтобы он отделил ее от кота. А потом без промедления она побежала по саду так быстро, как только могла, ожидая, что в любой момент услышит кошачий крик и ощутит его огромные когти на своей спине. Она добежала до норы землеройки и подумала, что в случае опасности может в нее спрятаться, но та была слишком маленькой.

Миссис Фрисби оглянулась через плечо и ее виду открылась удивительная картина. Кот даже не поднялся! Он лежал точно так же, как и раньше, за исключением того, что теперь один его глаз был закрыт. Другой, однако, все еще смотрел прямо на нее, поэтому она не стала ждать и побежала дальше.

Наконец, когда она была на безопасном расстоянии – пробежав две трети сада, она была почти дома – она остановилась и вновь осторожно огляделась. Кот все еще смирно лежал там, казалось, он заснул. Это было странно, такого раньше не бывало, она с трудом в это верила. Чувствуя себя в безопасности, но будучи озадаченной, она поискала выгодную позицию, с которой могла бы лучше все рассмотреть. По всем правилам она должна была быть уже мертва и, хотя ей удалось сбежать, что казалось чудом, она ругала себя за беспечность. Если бы кот убил ее, кто бы позаботился о детях?

Она увидела засохшую спаржу, плотную, высокую, с веточками, похожими на маленькое дерево. Она залезла на нее и начала наблюдать за фермерским двором. Мистер Фитцгиббон с сыновьями закончили смазывать трактор, и они ушли куда-то еще. Но кот все еще лежал на траве, очевидно уснув. Почему он ее не преследовал? Может быть, несмотря на близость, он не увидел ее? Она не верила в это. Единственным объяснением, которое она могла придумать, было то, что он только что плотно поел и был настолько сыт и ленив, что не стал утруждать себя подъемом. Но это было практически нереально; определенно, такого раньше не случалось. Может, он заболел?

А потом, в продолжение дня странностей и тревог, она заметила еще кое-что странное. За котом, довольно далеко, между амбаром и домом, она увидела нечто похожее на отряд серых фигур, марширующих колонной. Марширующих? Не совсем, но двигались они медленно и рядами.

Это были крысы.

Целая дюжина, сначала она не поняла, чем они были заняты. А потом разглядела, что они что-то передают друг другу. Похоже было на толстую веревку, длинную, около двух метров. Нет. Что-то более жесткое, чем веревка. Это был электрический кабель, тяжелый, черный, который используется для наружных работ и телефонных проводов. Крысы с усердием тащили его в траве в направлении большого дикого розового куста в дальнем углу двора. Миссис Фрисби на мгновение задумалась, зачем он им, но так и не смогла придумать. В том розовом кусте, спрятанный и защищенный плотными спутанными ужасно острыми шипами, был вход в крысиную нору. Все животные знали об этом и предпочитали держаться от него подальше.

Но зачем крысам понадобился такой длинный провод? Миссис Фрисби не знала. Что еще казалось более странным, как они осмелились тянуть его по двору при свете дня и на виду у кота?

Крысы были больше миссис Фрисби и могли, при необходимости, быть опасными соперниками, но они и в подметки не годились Дракону.

Она наблюдала за ними довольно долго. Было понятно, что они точно знали, что делают, крысы выглядели как хорошо натренированные солдаты. Им оставалось около двадцати метров до розового куста; как по сигналу (который, однако, было невозможно услышать), они все вместе брались за него и передвигали его примерно на полметра. Потом они останавливались, отдыхали и тянули снова. Примерно через двадцать минут первая крыса исчезла в кусте. Чуть позже последний кусочек провода оказался внутри, тянувшись, как тонкая черная змейка, и миссис Фрисби спустилась со спаржи.

Все это время кот спал.

Помощь Джереми

В своих заботах о Дне переезда, в наблюдении за трактором, котом и, наконец, крысами, миссис Фрисби забыла, что изначально отправилась за кукурузой на ужин. Теперь она об этом вспомнила, поэтому вместо того, чтобы пойти домой, направилась в дальний угол сада к пню на краю леса. Она немного устала, убегая от кота, поэтому пошла медленно, наслаждаясь теплом солнышка и свежим ветром.

От этого легкого ветерка, несущего свежесть ранней весны, сухие листья там и тут шуршали, а вдоль забора двигалось что-то сиявшее на солнце. Это привлекло внимание миссис Фрисби; взглянув на предмет, увидела, что это всего лишь кусочек жести (или алюминиевой фольги), принесенный откуда-то, она вновь отвела глаза. Когда она оглянулась, именно в тот момент что-то черное камнем упало с неба, миссис Фрисби узнала своего друга – ворону Джереми.

В голове у миссис Фрисби появилась идея. Она вновь развернулась и быстрее по направлению к Джереми. Он прыгал за блестящим кусочком фольги, смотря на него то одним, то другим глазом.

Миссис Фрисби поняла, что хотя Джереми был не самым умным из ее знакомых и еще очень молод, он знал вещи и места, о которых она не имела понятия. Когда она подошла к нему, он уже взял кусочек фольги в клюв и расправил крылья, чтобы улететь.

– Пожалуйста, подожди, – прокричала она.

Он обернулся, сложил крылья и аккуратно положил фольгу на землю.

– Здравствуй, – сказал он.

– Помнишь меня?

– Конечно. Ты спасла меня от кота.

Потом он добавил:

– Как тебе этот кусочек фольги?

Миссис Фрисби посмотрела на него без энтузиазма.

– Это просто кусок фольги, – сказала она. – Не слишком большой.

– Да. Но он блестит, особенно, когда на него вот так светит солнце.

– Почему тебя так интересуют блестящие вещи?

– Ну, на самом деле меня не очень. Ну не слишком. Но у меня есть друг, которому они нравятся, поэтому когда я вижу что-то эдакое, то беру для него.

– Понятно. Это очень умно. И друг, конечно же, женского пола?

– Как ни странно, да. Это она. Как ты узнала?

– Просто предположила, – ответила миссис Фрисби. – Помнишь, ты однажды сказал, что если мне понадобится помощь, я могу к тебе обратиться?

– Да. В любое время. Просто спроси Джереми. Любая ворона найдет меня. А теперь, если позволишь…

Он наклонился, чтобы вновь поднять фольгу.

– Пожалуйста, не улетай, – сказала миссис Фрисби. – Думаю, что теперь мне нужна твоя помощь.

– А, – ответил Джереми. – Какая помощь тебе необходима? Ты голодна? Я принесу тебе зерна с чердака амбара. Я знаю, где оно хранится.

– Нет, спасибо, – сказала миссис Фрисби. – У нас достаточно еды.

И она рассказала ему, как можно короче, о Тимоти, его болезни и приближении Дня переезда. Джереми знал о Дне переезда; воронам не нужно переезжать, но они пристально следят за такими работами, как пахота и сев; своим острым зрением они видят, как маленькие животные разбегаются от плуга.

Он с сожалением кудахтнул, когда услышал историю миссис Фрисби, наклонил голову на одну сторону и задумался секунд на тридцать. От усердия его глаза закрылись.

– Не знаю, что тебе делать, – наконец сказал он. – Мне жаль. Но, может, я все-таки смогу тебе помочь. По крайней мере, я могу сказать тебе, что мы делаем, когда не знаем, что делать.

– Мы?

– Вороны. Большинство птиц.

– И что вы делаете?

– Вон там, – Джереми кивнул в сторону лесной чащи и дальних гор, поднимавшихся за забором, – в полутора километрах отсюда растет огромный бук, самый большой в лесу. Рядом с верхушкой дерева в стволе есть дупло. В дупле живет филин, самое старое животное в лесу, а некоторые говорят и в мире. Когда мы не знаем, что делать, мы спрашиваем его. Иногда он отвечает на наши вопросы, иногда нет. Все зависит от его самочувствия. Или, как раньше говорил мой отец, – от того, в каком он настроении.

Или возможно, подумала миссис Фрисби, знает он ответ или нет. Но она сказала:

– Тогда ты можешь спросить его, знает ли он, как мне помочь?

Она думала, что это маловероятно.

– О нет, – сказал Джереми. – Так не пойдет. То есть, я могу спросить его, но не думаю, что филин будет слушать. Ворона прилетает, чтобы попросить о помощи мышке с больным ребенком. Он не поверит мне.

– Что же тогда делать?

– Что делать? Ты должна сама пойти и спросить его.

– Но я никогда не найду то дерево. И даже если отыщу, то не думаю, что смогу забраться так высоко.

– Ах, вот что. Вот тогда я и могу помочь, как я и говорил. Я привезу тебя туда на своей спине, как мы делали раньше. И обратно домой, конечно.

Миссис Фрисби сомневалась. Одно дело прыгнуть на спину вороне, когда кот в трех прыжках от тебя и быстро приближается, а другое – делать это намеренно и лететь по темному и незнакомому лесу. В общем, миссис Фрисби было страшно.

Но потом она подумала о Тимоти и большом стальном плуге. Она сказала себе: «У меня нет выбора. Если есть вероятность того, что филин поможет мне, даст совет, то я должна попробовать». Она сказала Джереми:

– Большое спасибо. Я поговорю с филином, если ты отвезешь меня. Ты очень сильно мне поможешь.

– Да пустяки, – ответил Джереми. – Не за что. Но мы не можем лететь прямо сейчас.

– Почему?

– Днем, когда светит солнце, филин уходит в дупло и спит. То есть, говорят, что он спит, но я не верю этому. Как можно столько спать? Я думаю, что он сидит там, по крайней мере, какое-то время, и думает. Вот почему он так много знает. Но в любом случае, он не будет ни с кем разговаривать днем. А ночью он летает, летает и охотится…

– Я знаю, – сказала миссис Фрисби – и это была еще одна причина для беспокойства.

– Нужно идти к нему на закате. А потом, когда наступают сумерки, он выбирается к входу в дупло и ждет, пока наступит темнота. Вот тогда ему можно задавать вопросы.

– Понимаю, – сказала миссис Фрисби. – Полетим сегодня вечером?

– В пять часов, – ответил Джереми, – я буду у твоего дома.

Он взял в клюв кусочек фольги, помахал крылом на прощание и улетел.

Филин

Джереми появился, как и обещал, когда последний лучик солнца скрылся за горами за лугом. Миссис Фрисби ждала, кровь приливала к голове, а трое ее детей наблюдали за ней – Тереза и Марин стояли рядом, а Синтия, которая боялась вороны, просто смотрела с порога дома, сверкая парой маленьких круглых глаз. Тимоти был внизу, спал, ему ничего не сказали о путешествии, чтобы он не беспокоился и не винил себя за то, что маме приходится так рисковать. (На самом деле в его присутствии о Дне переезда даже и слова не произносилось). Да и остальным детям миссис Фрисби рассказала не все; то есть она не сказала им о том, что осталось всего пять дней, о мистере Фитцгиббоне и тракторе. Она также не хотела, чтобы они беспокоились.

Джереми приземлился со свистом, возможно, несколько картинно, и кивнул детям и миссис Фрисби.

– Привет, – сказал он. – А вот и я.

Миссис Фрисби представила Мартину и Терезу (и глаза Синтии). Мартин, который сам хотел полететь, в восторге спросил Джереми:

– Как высоко ты можешь взлететь?

– О, я точно не знаю, – ответил Джереми. – Думаю, километра на три.

– Мам, ты слышала? Ты будешь в трех километрах над землей.

– Мартин, нам не обязательно подниматься так высоко, чтобы долететь.

Джереми радостно сказал:

– Нет, но я могу, если хочешь.

– Нет, спасибо. Не стоит напрягаться.

Она пыталась скрыть ужас, а Мартин этому вовсе не способствовал. Но Джереми вдруг увидел, что она трясется, и понял, что ей должно быть страшно.

– Все хорошо, – ласково сказал он. – Не надо нервничать. Я летаю по лесу по двадцать раз на дню.

«Да, – подумала миссис Фрисби, – но не ты летишь у себя на спине, и не ты можешь упасть.

– Хорошо, – как можно более храбро сказала она. – Я готова. Тереза и Мартин, присмотрите за Тимоти, пока я не вернусь, будьте осторожны и не говорите ему, куда я уехала.

Одним прыжком она оказалась на спине Джереми, распластавшись, как можно сильнее, крепко взялась за перья между крыльями, как жокей хватается за лошадиную гриву перед прыжком. Мартин и Тереза помахали ей на прощанье, но она этого не видела, так как уткнула лицо в перья, а глаза крепко зажмурила.

И вновь она почувствовала прилив силы, когда широкие крылья вороны хлопали в воздухе; на этот раз подъем был чуть дольше, потому что они летели дальше, чем в прошлый раз. Потом хлопанье крыльев стало аккуратнее, они выровнялись, а потом к ее тревоге все и вовсе прекратилось. Что случилось? Ворона наверняка почувствовала, что она напряглась, потому что вдруг спереди она услышала его голос:

– Воздушный поток, – сказал он. – Мы парим. Обычно он всегда проходит здесь, над лесом вечером.

Поток теплого воздуха, поднимавшийся со стороны леса, нес их. Движение было таким плавным, что, казалось, они не двигаются, и миссис Фрисби осмелилась открыть глаза и слегка поднять голову. Она не могла посмотреть прямо вниз, там была спина Джереми, лишь направо и слегка назад, но она увидела серо-коричневый квадрат размером с почтовую марку. Ахнув, она поняла, что это грядка, а Мартин и Тереза, если они все еще там, были слишком маленькими, чтобы их увидеть.

– Посмотри налево, – сказал Джереми, который смотрел на нее через плечо. Сделав так, она увидела нечто похожее на широкую, страшную змею, голубовато-зеленого цвета, петлявшую по лесу.

– Что это? – удивленно спросила она.

– Ты правда не знаешь? Это река.

– О, – сказала миссис Фрисби, устыдившись своего незнания. Она слышала о реке, но не знала, что она похожа на змею. Она никогда не была там, потому что для того, чтобы туда добраться, нужно было пересечь весь лес. В том, чтобы быть птицей, есть свои преимущества.

Через минуту с небольшим они ушли с потока, и крылья Джереми вновь начали подниматься вверх и вниз. Они поднялись выше, и миссис Фрисби опять закрыла глаза. Когда она открыла их, грядка растворилась вдалеке, и Джереми, смотря на деревья внизу, начал долгое снижение. Постепенно, когда он резко спланировал вниз, миссис Фрисби из-за его крыла увидела серо-коричневое пятно среди высоких зеленых елей; с высоты было похоже на сучковатый серый куст, но пока они снижались, она разглядела, что на самом деле это большое дерево, без листьев, похожее на скелет и отчасти высохшее. Одна огромная ветка сломалась и упала, а три еловых ствола согнулись под ее тяжестью. Место было темным и нетронутым, надежно скрытым в сером тумане. Джереми облетел дерево еще раз, ища определенную метку на основном стволе в трех четвертях от земли. Прямо под меткой была огромная ветка, такая же большая, как и обычное дерево, выступающая над верхушками елей, именно на нее наконец и приземлился Джереми, чтобы отдохнуть. Они были метрах в трех от основного ствола, и миссис Фрисби смогла увидеть, что прямо над местом, где ветка соединяется с деревом, было большое, как тарелка, дупло.

– Мы прилетели, – тихо произнес Джереми. – Вот где он живет.

– Мне спускаться? – миссис Фрисби инстинктивно перешла на шепот.

– Там. Нам нужно подойти. Но тихо. Он не любит громких звуков.

– Так высоко.

Она все еще держалась за спину вороны.

– Но ветка широкая. Ты будешь в безопасности.

И в самом деле ветка была широкой, как дорожка. Миссис Фрисби собралась с силами, спустилась и ощутила лапами дерево; однако она не могла отвлечься от той мысли, как далеко было до земли.

– Вон он, – сказал Джереми, смотря на дупло. – Как раз вовремя.

Они пошли по ветке, миссис Фрисби крепко хваталась за жесткую кору, стараясь не споткнуться; и когда они подошли ближе, она сумела рассмотреть что-то похожее на приземистую вазу, сидящую в дупле дерева. На верхушке вазы, довольно далеко друг от друга, в темноте горели два круглых желтых глаза.

– Он нас не видит, – прошептал Джереми. – Все еще слишком светло.

Может, нет, но он мог слышать, потому что вдруг в дупле раздался глубокий, раскатистый голос, как орган:

– Кто стоит у моего дома?

Джереми ответил:

– Сэр, я ворона. Меня зовут Джереми. Я привел к вам друга. Надеюсь, что мы вас не потревожили. Моему другу нужен ваш совет.

– Понятно. А разве твой друг не может сам говорить?

– Сэр, мой друг женского пола. Она – мышь.

– Мышь? – Казалось, что внушительный голос не верит. – С чего бы вороне дружить с мышью?

– Я был в ловушке, сэр, а она меня освободила. Она спасла меня от кота.

– Это возможно, – сказал филин. – Хоть и необычно. Я слышал о таком раньше. Мы все едины в борьбе против кота.

– Да. А теперь, сэр, моей подруге и самой понадобилась помощь.

– Понимаю, – сказал филин, придвигаясь ближе к выходу из дупла. – Миссис Мышь, я не вижу вас, потому что солнечный свет слишком ярок. Но если вы войдете ко мне в дом, я выслушаю все, о чем вы хотите рассказать.

Миссис Фрисби колебалась. Она кое-что знала о рационе филинов, и ей не очень нравилась перспектива быть запертой в его доме. Наконец она робко произнесла:

– Сэр, я не хочу вас беспокоить. Я хорошо слышу вас отсюда.

– Миссис Мышь, поймите, пожалуйста, как правило, у меня нет вовсе никакого интереса помогать мышам решать их проблемы. Но если вы действительно спасли птицу от кота, я уделю вам несколько минут. Но я не обсуждаю проблемы с теми, кого не вижу. Или входите, или попросите своего друга отвезти вас обратно домой.

За собой миссис Фрисби услышала шепот Джереми, очень ласковый:

– Все хорошо. Он не навредит тебе в собственном доме.

Она прошептала в ответ:

– Надеюсь, нет.

Она подошла по ветке к дуплу, перелезла через порог и вошла внутрь.

Вблизи филин выглядел очень большим. На каждой его мохнатой лапе было по пять блестящий когтей длиной в несколько сантиметров. Его клюв был загнутым, острым и зловещим. Он моргнул желтыми глазами и сказал:

– Пожалуйста, пройдите в комнату не на свет.

Миссис Фрисби сделала то, что ей сказали. Привыкнув к темноте, она осмотрелась. Комната, в которую она вошла, была просторной – на этом уровне почти половина огромного ствола была пустой – и чистой, но пол был очень грубым. Это был и не пол вовсе, а просто зазубренные кусочки древесины, торчавшие снизу вверх, как сталагмиты в пещере, так, что миссис Фрисби приходилось скорее карабкаться, нежели идти по комнате. У задней стены, образующей угол она увидела, гнездо, которое себе соорудил филин, огромное, как ведро для воды, из веточек и листьев; сверху она видела пробивающиеся перья – ими филин выложил его изнутри.

Когда она подошла к гнезду, то остановилась и повернулась к филину, отвернувшемуся от света из двери и смотревшему на нее большими желтыми глазами. Джереми нигде не было видно. Она могла лишь надеяться, что он все еще ждет ее снаружи на ветке.

– Теперь, – сказал филин. – Вы можете рассказать о своей проблеме.

«Иди к крысам»

Миссис Фрисби, волнуясь, начала рассказывать, пытаясь привести мысли в порядок:

– Это касается моего младшего сына, Тимоти. Он болен, слишком болен, чтобы подняться с постели. А День переезда наступит уже через пять дней.

– Подождите, – сказал филин. – Переезда откуда? Переезда куда?

– С овощной грядки, где мы живем, на другой конец пастбища к ручью.

– Какой грядки?

Миссис Фрисби только сейчас поняла, что птица, спокойно пролетающая километры, наверняка видела много грядок.

– Она принадлежит мистеру Фитцгиббону.

– Та, что с большим камнем?

– Да. Мой дом рядом с ним.

– С чего вы взяли, что День переезда наступит через пять дней?

Миссис Фрисби рассказала ему о тракторе и о том, что сказал мистер Фитцгиббон: пять дней до пахоты.

– Конечно, – добавила она. – Может снова стать холодно или подморозить или даже пойти снег…

– Нет, – довольно осведомленно проговорил филин. – Не будет. Дикий лук уже взошел на пастбищах.

Он расспросил о том, в каком доме она живет, а именно, где он находится относительно большого камня; очевидно, он хорошо знал место.

Но чем больше она с ним говорила, тем больше миссис Фрисби убеждалась в том, что он ничем не сможет ей помочь. Глупо было думать, что он сможет, глупо было вообще приходить. Потому что, думала она, решения ее проблемы нет. Наконец она замолкла, а филин больше не задавал вопросов. В конце концов, он проговорил:

– При данном расположении ваш дом неизбежно будет разрушен во время пахоты и наверняка разбит на кусочки. Это невозможно предотвратить. Единственный мой совет: оставаться в доме вам нельзя. Следовательно, лучше рискнуть и попробовать переехать. Заверните своего сына Тимоти как можно плотнее, как можно больше помогайте ему во время дороги и молитесь о хорошей погоде в День переезда. Тогда вы как минимум спасете себя и остальных детей.

Филин замолчал, отвернулся и вновь посмотрел на вход в дупло; свет солнца постепенно тускнел.

– А теперь, если вы позволите – наступает ночь, и у меня больше нет времени. Сожалею, что у меня нет более удовлетворительного решения вашей проблемы. Доброй ночи, миссис… – он сделал паузу. – Не помню, чтобы вы говорили мне свое имя.

– Миссис Фрисби.

Бедная мышка говорила со слезами в голосе, потому что филин сказал именно то, что она боялась услышать. Надежды для Тимоти у нее не было. Буквально филин сказал: или Тимоти должен умереть, или они умрут все. Даже если в День переезда будет необычно тепло, ночи уж точно будут морозные, а для него это будет конец. Однако она должна быть вежливой и проговорила:

– Спасибо, сэр, за то, что выслушали меня…

Но в тот момент, когда она упомянула свое имя, с филином произошло нечто странное. Он вновь повернулся к ней и пристально на нее посмотрел. На самом деле он взволнованно захлопал крыльями и то ли подлетел, то ли подпрыгнул к ней, наклоняясь до тех пор, пока его клюв не был всего лишь в нескольких сантиметрах от нее. Миссис Фрисби в страхе отпрянула. Что она сделала не так?

– Вы сказали миссис Фрисби?

– Да. Вы спросили мое имя.

– Как-то связано с Джонатаном Фрисби?

– Да. Он был моим мужем и отцом Тимоти. Джонатан умер прошлым летом. Но откуда вы о нем знаете?

– Не важно, – сказал филин, несколько отстраняясь и смотря на нее по-новому, как-то по-другому. – Скажу одно: его имя было небезызвестным в этих лесах. И если вы его вдова, это совсем другое дело.

Что-то в том, как он это сказал, вселило в миссис Фрисби надежду.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею ввиду, мадам, что, возможно, жизнь вашего сына будет спасена. Я не говорил об этом, потому что не видел решения этой проблемы и не хотел подавать бесплотных надежд. Но если вы вдова Джонатана Фрисби – тогда, возможно, стоит попробовать.

– Я не очень вас понимаю, – сказала миссис Фрисби. – Что нужно сделать?

– Я не могу сделать это сам. Вы должны пойти к крысам.

– К крысам? Но я не знаю крыс. У нас с ними ничего общего.

– Не сомневаюсь в этом. У них ни с кем нет ничего общего, кроме как друг с другом. Тем не менее, думаю они вам помогут, а если помогут, то они сумеют.

– Но что они сумеют?

– Они должны перенести ваш дом в место, подальше от плуга.

Теперь миссис Фрисби опять пала духом и с горечью произнесла:

– Вы шутите, сэр, вы несерьезно. Ни одной крысе не под силу перенести мой дом. Он и тяжелый, и большой.

– У крыс на ферме мистера Фитцгиббона есть свои способы, вы ничего об этом не знаете. Они не такие, как мы. Думаю, они не такие, как большинство других крыс. Они тайно работают по ночам. Миссис Фрисби, вы знаете, где их главный вход?

– Внутри розового куста? Да.

– Идите туда. На входе стоит караульный. Его зовут Джастин. Скажите ему, кто вы и что вы пришли от меня. Скажите, что хотите увидеть крысу по имени Никодимус. Думаю, они вас впустят, хотя могут попросить соблюдать секретность. Если они этого попросят, то вы, конечно, вправе поступать по-своему, но мой вам совет: сделайте, как они просят.

Миссис Фрисби была в полном недоумении:

– Секретность? – спросила она. – Секретность чего?

– Я не могу вам сказать, я тоже храню тайну. А также есть много чего я не знаю, хотя я дал им советы по поводу нескольких их проектов.

– Ну, – сказала миссис Фрисби. – Я вообще ничего не понимаю. Но если это поможет спасти Тимоти, то я постараюсь сделать то, о чем они просят.

– Скажи им, – добавил филин, – что я советую перенести дом на подветренную сторону камня. Помни это: на подветренную сторону камня. А также не забудь их имена: Джастин и Никодимус.

– Джастин. Никодимус. На подветренную сторону камня, – повторила миссис Фрисби.

Теперь она настолько запуталась, что даже не подумала спросить, что значила фраза: Скорее всего, крысы знают.

– И, миссис Фрисби, – сказал филин, двигаясь к выходу из дупла, – пожалуйста, поймите, я восхищался вашим супругом, хоть никогда и не встречал его лично. Желаю вам всего хорошего. Надеюсь, что жизнь вашего сына можно спасти. Видите ли, я понимаю вашу нужду, потому что сам столкнулся с похожей проблемой.

– Вы? – удивилась миссис Фрисби, – но у вас нет Дня переезда.

– Я жил в этом дереве, в этом дупле, – сказал филин, – столько, что и не упомнить. Но теперь, когда ветер дует сильнее и раскачивает лес, я сижу здесь в темноте и снизу из ствола, практически у самых корней, я слышу новый звук. Пучки древесины скрипят и один за одним ломаются на холоде. Ветки падают; дерево старое и оно умирает. И все же я не могу после стольких лет уйти, найти новый дом переехать туда, а, возможно, и сражаться за него. Я тоже состарился. В один из дней, в какой-то год дерево упадет, а когда это случится, если я буду жив, то упаду вместе с ним.

После этого грустного предположения филин переступил через порог, расправил огромные крылья и улетел, тихо планируя вниз, в тенистый лес.

Миссис Фрисби последовала за ним по ветке. К ее счастью, Джереми все еще ждал ее там, где она его оставила, хоть и не очень терпеливо.

– Нужно торопиться, – сказал он. – Почти стемнело. Мне не стоит находиться в лесу так поздно.

Миссис Фрисби, которая была абсолютно с ним согласна, забралась на его спину, теперь уже меньше боясь по двум причинам: первая – она начала привыкать к путешествиям по воздуху, а вторая – поскольку в лесу становилось темно, она уже не видела, как далеко была земля.

– Он долго с тобой разговаривал, – сказал Джереми, когда они летели. – Он посоветовал тебе что-нибудь полезное?

– Не знаю, – сказала миссис Фрисби.

Когда филин рассказал о секретности и, в частности, что сам хранил тайну, она не была уверена, что может рассказать Джереми.

– Почему ты не знаешь?

– То есть, он сказал мне кое-что, но не знаю, поможет мне это или нет.

Она решила ответить вопросом:

– Что значит «подветренный»?

Джереми, который, как и все птицы знал о ветре все, знал ответ на этот вопрос.

– Это значит спокойная сторона, сторона, где не дует ветер. Когда дует сильный ветер, ты слетаешь с амбара с подветренной стороны, чтобы не врезаться в стену. Мой отец научил меня этому.

– Понятно, – сказала миссис Фрисби, озадачившись еще больше. Как ветер связан с ее домом?

– Он сказал мне, – наконец проговорила она, решив, что это не навредит, – Пойти к крысам.

– К крысам? – Джереми был озадачен. – Но у нас с ними нет ничего общего.

– Я знаю. Но он думает, что они смогут помочь.

– Но что они могут сделать?

– Он думает, что они смогут перевезти мой дом целиком. Но как они это сделают, я не представляю.

– О, я не сомневаюсь, что они смогут, – сказал Джереми. – Все знают, по крайней мере, птицы, что крысы умеют многое. Они чем-то заняты; никто точно не знает, чем именно. Но точно известно, что они строят себе дом в лесу, у подножья гор. Они уже все расчистили около него. Я бы показал тебе, но сейчас слишком темно.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.