Я стоял как настоящий завоеватель, как варвар с мечом, празднующий победу или воспевающий свои подвиги так, что поза говорила больше чем слова: «Я повелитель. Я властелин. И вы, желающие занять мое место, попытайтесь вначале заставить меня подвинуться.»
Я подумал, что в моей ситуации это то, что нужно.
– Мое, – громко объявил я.
Буря не унималась.
– Мое, – сказал я увереннее.
Самум продолжал петь, хватая меня за голые руки и ноги. А потом он взялся за одежду; он стащил с меня бурнус и хитон, разорвав их как гнилой шелк, и оставил меня в одной набедренной повязке. Когти песчаного тигра на груди тихо постукивали, ремешки Южных сандалий, перевязанные до колен, впивались в ноги, Северная перевязь сжимала ребра, спину и плечи.
Конечно варвар.
– МОЕ, – проревел я и песня в моей голове поднялась до таких высот, что едва не оглушила меня.
Самиэлю ответил самум. Я почувствовал ответ прежде чем услышал: дрожь возникла в животе, прошла по костям и обрела такую силу, что едва не сломала мне запястья, но напряжением мускулов я подавил ее. Сила, которую я почувствовал, была сладкой, соблазнительной и такой влекущей. Она знала меня. Она понимала мою песню. Однажды я напоил ее, потом позволил ей напиться повторно. Мы были вдвойне связаны, Самиэль и я.
А потом песня изменилась. Душа Самиэля скрылась как искра захваченная вихрем, и я почувствовал, как что-то другое поднимается во мне, чтобы занять ее место. Что-то очень сильное, Что-то очень злое.
Оно шло от меча, усиливаясь как жар, опалявший горизонт Пенджи. Черный свет. ЧЕРНЫЙ свет. Не настоящее сияние, вроде света солнца, луны или огня. Он был совершенно черным. И все же светился.
По телу заструились ручейки пота, к ним сразу прилип песок, все складки кожи, все шрамы тут же начали чесаться.
Аиды, опять за старое.
Черный свет, сияние. Оно стекало по клинку, для пробы легонько хлопая меня по рукам, сжимавшим клинок, потом спустилось пониже, наполняя пальцы, ладони, запястья.
Я выругался. Я сказал что-то очень грубое. Потому что в этот момент я испугался больше чем когда-либо в жизни.
Свет КАСАЛСЯ меня…
Черный, сияющий свет покрывал плоть темным слоем.
– Аиды, – выдавил я.
Это была не магия. Точно не магия, я бы ее узнал. Что-то хуже. Что-то гораздо сильнее и гораздо опаснее.
Часть меча была черной. Чернота то увеличивалась, то уменьшалась, подчиняясь Чоса Деи, реагируя на мои попытки собрать все силы тела и души, чтобы загнать волшебника обратно.
Потом почернел весь клинок. Потом рукоять. Потом пальцы, сжимавшие ее.
Черные кандалы обхватили запястья.
Он так долго ждал этого.
Я закричал. Попытался разжать пальцы, чтобы избавиться от почерневшего меча, забросить его в ветер, где он растворится в самуме. Но я не мог отпустить оружие, в котором томился в плену Чоса Деи.
Который теперь пленил меня.
И тогда я впервые почувствовал это. Нежное касание. Поглаживание. Легчайший шепот дыхания в моей душе. Чернота пошла дальше.
– Дел, – прохрипел я. – Дел, ну давай, сделай что должна СЕЙЧАС…
Но Дел не слушала – или не слышала – меня.
Я подумал, а что если повернуть острие на себя – уничтожит ли моя смерть Чоса Деи; но лишив себя жизни, я отдам ему тело. Чоса уже доказал, что он может переделать все, что подходит ему для исполнения его целей. Вряд ли умирающее тело его остановит. Даже мое.
Самум взвыл. Он забивал глаза и уши, забирался мне в душу. Я почувствовал, как палец Чоса – или не знаю, что уж там – коснулся моего правого предплечья. Потом левого. Чернота поднималась застенчиво, словно заигрывала, а потом заглатывала все больше и больше плоти.
Все волоски на теле встали дыбом. Желудок сжимался и переворачивался. Мне хотелось выплюнуть все, что наполняло его.
Аиды, что же я наделал?
Чернота.
Так много черноты.
Пожирающей меня дюйм за дюймом.
Заболели кости рук.
Может он начал переделывать их?
От страха и песка во рту стало сухо. Я болезненно сглотнул комок, мечтая о глотке воды, вина. О силе и мужестве, которых мне так отчаянно не хватало.
Я сжал меч сильнее, сдавив кожаную ленту на рукояти так, что заныли суставы. Пальцы ног с треском подогнулись. Заболело даже здоровое колено. Я весь собрался, силы у меня еще оставались.
Последняя попытка.
– Мое, – беззвучно произнес я. – Этот меч, это тело, эта душа…
И внезапно мои глаза открылись. Тупо глядя в бурю, не замечая песка, пыли и ветра, я понял. Я ЗНАЛ.
Чоса многого не понимал. О духе. Он был хорошо знаком с магией, плотью и костями. Он НИЧЕГО не знал о духе.
Ничего об одержимости молодого Южного чулы, приговоренного к жизни животного… и однажды получившего то, о чем не знал никто. Что-то тайное. Что-то, что он мог хранить, чего он мог касаться, ласкать, с чем он мог разговаривать о своих мечтах; и что уничтожало пытавшихся одолеть его демонов.
У него появилось что-то его собственное.
Я усмехнулся самуму.
– Мое, – торжествующе прошептал я с той особой, могущественной злобой, которую породило детство чулы; мальчика, размером с мужчину, объявленного чужаком и недоумком.
Который верил всему, что ему говорили.
– Мое, – снова сказал я.
На этот раз Чоса меня услышал.
И возникла боль.
Она заставила меня упасть на колени.
Опуститься на песок.
Обрывки воспоминаний и осознание происходящего заставили меня забыть обо всем, кроме страха и ужасного предчувствия.
Чоса Деи был не легендой. История о его пленении братом – чародеем Шака Обре – была правдой, а не выдумкой, не страшной сказкой на ночь. Каждое слово о Чоса Деи было правдой.
Но рассказы о нем не отражали всей его злобной сути.
Меч в моих руках изменялся. Почерневший кончик – нет, он уже не был черным. Кончик стал серебристым, как сталь. Чистая, нетронутая Северная сталь, раскаленная в Северном огне, охлажденная в Северной воде и благословенная Северными богами.
Самиэль?
Черный свет распространялся. Чоса Деи рвался на свободу, он поглощал меня, карабкаясь все выше по предплечьям, он уже почти добрался до локтей.
Кончик меча опустился. Еще несколько дюймов клинка Самиэля превратилось в чистую сталь.
И тогда я понял.
Чоса Деи выходил. Чоса оставлял меч. Он менял созданную на Севере яватму на Южного танцора меча.
Освобожденный Самиэль.
Если меч опустеет, избавившись от Чоса…
Если.
Но Чоса из опустевшего меча перейдет в меня.
Если.
Если я приму его.
Если я позволю ему войти. Если я позволю ему получить тело, покинув меч, сможет ли меч тогда уничтожить его?
Наверное сможет. Вот только некому будет нанести удар.
Аиды.
Внутренности сжимались. Зубы скрипели. Глаза расширились и отказывались закрываться.
Чернота дошла до локтей.
Мускулы сжались. Вниз через бурю, разрезая стенающий ветер. Черный свет вспыхнул. Чистая сталь сверкнула. Всем своим весом я надавил на меч, загоняя его в песок. Глубже. Чтобы клинок ушел как можно ниже. Царапая сталь.
Стоя на коленях, я сжимал меч. Я висел на нем, не в силах двигаться. Бессильный перед мечом. Перед волшебником. Я превратился в оболочку, которую он хотел заполнить.
– Нет, – прошептал я.
Зрение померкло. Совсем ушло. Я слепо смотрел в воющий ветер.
– Тигр… – произнесли одни губы. – Деревянный тигр волшебника.
Воспоминания растворялись. Маленький деревянный песчаный тигр, грубое подобие. Он был моим, только моим. И я молил его, рассказывая, как мне нужны силы, чтобы я мог спастись.
Я называл его песчаным тигром. Я сделал его песчаным тигром.
Благодаря мне он обрел жизнь: я создал его.
Дети и взрослые, съеденные. Еще несколько человек убиты при попытке покончить со зверем. И тогда я пошел к нему. Я нашел его логово, приставил пику к его животу и нажал.
И закричал от шока и боли, когда когти вонзились в щеку. И яд начал наполнять тело.
Я убил песчаного тигра. Он чуть не убил меня.
Чоса убивал меня.
Тело будет жить и дальше, но дух, душа – нет.
Видение поблекло. Исчезло.
Внутри меня что-то засмеялось.
Открылось внутренне зрение. И я Увидел.
Дел! – закричал я. – Дел… Делила… Дел… Сделай это! Сделай! Не позволяй… не позволяй… Дел… Ты знаешь, что ты должна…
Внутреннее зрение Видело.
– Дел… – простонал я.
Ноги в сандалиях. Ветер рвет бурнус. Сияет Северная сталь.
Я не мог разглядеть выражение ее лица, может оно и к лучшему.
– Сделай это, Дел… быстрее!
Ветер откинул волосы с ее лица, оно было жестким, белым и яростным. Яватма в ее руках дрожала.
– …должна… – выдавил я. – Ты говорила, что сможешь… ты говорила… как с Аджани…
Дел вздрогнула. Ветер взвыл и снова скрыл ее лицо.
Аиды, баска, да не тяни же.
Глубоко внутри меня что-то засмеялось.
Чоса все это казалось забавным.
– Как Аджани, – простонал я, – быстро, одним ударом. Не рискуя собой… Дел…
Почему она тянет?
Северный меч сверкнул. Он прорезал вой самума и запел свою собственную песню; о цвете Северного ночного неба; об оттенках баньши-бури, кричащей в Северных горах.
Она была слишком холодной для меня.
Я родился на Юге.
Моей бурей был самиэль.
Я вырвал меч из песка. Чернота блестела.
– Слишком поздно… – прошептал я, – …это зашло слишком далеко…
Ветер отбросил светлые волосы и я снова увидел ее лицо: плоть, наложенная на кости гениальным мастером; тонкие контуры носа, щек, изящный подбородок.
Искривленная линия рта, чуть приоткрытого.
Делила начала петь. Песню смерти. Песню жизни. Песню о танцоре меча. О Южном чуле, уходящем из мира свободных людей, который он хотел сделать своим.
Не жди, баска.
Новая решимость появилась в выражении лица Дел. Она оборвала свою песню на полуноте и подняла смертоносную яватму, чье имя было Бореал.
А я поднял свою.
Потому что Чоса заставил меня сделать это.
– Самиэль, – сказала она.
Но слово затерялось в вое ветра.
14
Рядом с ним на небольшой площадке, венчающей высокую башню, стоит его брат и, так же как он, разглядывая зеленые просторы земли, которую они создали, удивляется, что им это удалось, ведь они волшебники, а не боги… Он хмурится.
– Или может боги это просто воплощения магии, думает он? Магии настолько тайной, сильной и опасной, что до сих пор никто не осмеливался прикоснуться к ней; вызвать ее, собрать ее, работать с нею, создавая что-то из ничего – и переделывая то, что было, чтобы получилось то, что существует сейчас.
Он улыбается.
– Я сделал это…
Он задумывается и изменяет фразу.
МЫ сделали это. Шака и я.
Он поворачивается к своему брату. Чоса Деи и Шака Обре, близнецы, неразделимые, неразличимые друг от друга. Обладающие равными силами и одинаковыми способностями. Почти во всем составляющие две половины целого, баланс света и тьмы.
Разница только в амбициях.
– То, что мы сделали… – начинает Чоса.
Шака улыбается, заканчивая фразу.
– …поистине прекрасно. Это дар людям.
Чоса, отвлеченный от собственного триумфа, хмурится.
– Дар?
– Ну ты же не ждешь от них платы, – говорит Шака, смеясь. – Они нас не просили…
– …они только донимали молитвами своих богов.
Смех замолкает. Шака пожимает плечами.
– Но вместо богов ответили МЫ. Мы дали им то, о чем они мечтали.
– И теперь ты хочешь, чтобы они за это заплатили? – Шака качает головой. – Почему же мы так похожи, но так различны? Разве сила, которой мы овладели, не достаточная компенсация? – в доказательство Шака обводит рукой зелень полей и лесов. – Посмотри, мы оживили землю, мы сделали ее плодородной. Еще недавно здесь был только песок, а сейчас растет трава.
Чоса мрачнеет.
– Мы ответили на их никчемные мольбы. Теперь мы вправе требовать от них платы за труды.
Шака тяжело вздыхает.
– И чем они могут тебе заплатить? Деньгами? Козами? Дочерьми? Бесполезными драгоценностями или домейнами? – он кладет руку на напрягшееся плечо своего брата. – Осмотрись еще раз, Чоса. Приглядись к тому, что мы с тобой сработали. Мы переделали мир.
Лицо Чоса кривится.
– Я не такой великодушный.
Шака убирает свою руку с плеча брата.
– Да. Ты всегда был нетерпеливым. Ты всегда хотел больше.
Чоса смотрит вниз, на уходящие за горизонт зеленые холмы, которые когда-то были песчаными дюнами. Он произносит вслух правду, о которой раньше они не говорили, но которая давно беспокоила Чоса.
– Ты и я, мы совсем разные.
Глаза Шака расширяются.
– Но мы стремимся к одной цели!
– Нет, – с горечью отвечает Чоса. – Нет. Ты хочешь ЭТО, – он показывает на на траву.
– Чоса… а ты нет?
Чоса пожимает плечами.
– Я не знаю, чего я хочу. Просто чего-то большего. БОЛЬШЕГО. Мне скучно… Посмотри, что мы сделали, Шака. Ты сам сказал: приглядись к тому, что мы с тобой сработали. А чем нам теперь заняться?
Шака смеется.
– Мы что-нибудь придумаем.
Его брат по-прежнему хмурится.
– Мы очень молоды, Шака. У нас еще так много времени, так МНОГО времени…
– И мы обязательно придумаем, чем себя занять, – Шака разглядывает зеленый ковер, окружавший башню, и удовлетворенно кивает. – Мы преподнесли умирающим людям дар жизни, Чоса… Теперь надо бы посмотреть, как они воспользуются им.
Чоса отмахивается, безнадежно, пренебрежительно.
– Можешь смотреть на что пожелаешь. У меня есть занятие поинтереснее.
– Да? И какое?
Чоса Деи улыбается.
– Я приобрел вкус к магии.
Выражение лица Шака меняется: пропадает потакание капризному ребенку, появляется тревожное внимание.
– Мы всегда владели магией, Чоса. Так что ты хочешь?
– Собирать ее, – отвечает Чоса. – Находить ее все больше и собирать. Ведь если оказалось так легко СДЕЛАТЬ это, почему не попробовать все разрушить? – Шака потрясен и, заметив это, Чоса небрежно пожимает плечами.
– Ну, ее волнуйся так. Не сразу. Я дам тебе время наиграться. Если захочешь, если тебе этот мир так нравится, оставишь себе какую-то часть. Тебе ведь полагается половина, – Чоса смеется. – Помнишь, все, что мы имели, мы всегда делили пополам. Так почему не разделить землю, которую мы только что создали?
– Нет, – решительно отказывается Шака.
Глаза Чоса простодушно расширяются.
– Но мы ВСЕГДА так делали. Половина тебе, половина мне.
– Нет, – повторяет Шака. – Сейчас дело касается людей.
Чоса наклоняется поближе к брату и доверительным шепотом напоминает:
– Даже если кто-то из них и погибнет, мы просто сделаем их БОЛЬШЕ.
Шака Обре отшатывается.
– Мы не можем. Они ЛЮДИ, Чоса – они живые. Ты должен оставить их в покое.
– Половина их принадлежит мне.
– Чоса…
– Но мы же всегда так делали, Шака! Всегда пополам. Ты что, забыл?
Но Шака непреклонен.
– Только через мой труп.
Чоса заинтересованно смотрит на брата.
– А знаешь, это интересно, – охотно соглашается он. – До сих пор ничего подобного нам в головы не приходило.
Шака полон подозрений.
– Ты о чем?
– Мы никогда не пытались убить друг друга. Как ты думаешь, что-нибудь получилось бы? Я говорю о настоящей смерти? – от волнения лицо Чоса краснеет. – У каждого из нас есть охрана, мы знаем заклинания… Думаешь мы действительно могли бы преодолеть их? Попробуем, просто чтобы посмотреть, что получится?
– Уходи, – говорит Шака. – Мне это не нравится.
Но Чоса настаивает.
– Подожди, подумай. Представляешь, как это интересно?
Шака качает головой.
В глазах Чоса появляется разочарование.
– Ну почему ты так любишь портить другим удовольствие, Шака?
– Потому что у меня больше здравого смысла. Я понимаю, что такое ответственность, – Шака кивает на зеленые поля. – Мы создали этот мир для бедствующих людей, Чоса. Мы засеяли поле. Теперь нужно заботиться об урожае.
Чоса издает ироничный смешок.
– Вот ТЫ и заботься об урожае. А я пойду собирать.
Шака смотрит как брат поворачивается, чтобы уйти.
– НЕ смей вмешиваться! Ты не причинишь зла этим людям, Чоса!
Чоса выдерживает паузу.
– Пока нет. Я позволю тебе наиграться новой игрушкой. Я подожду, пока мне есть чем заняться. Потом пройдут века и тебе тоже все это надоест. Тебе захочется чего-то нового, – он улыбается. – Так?
Только звук. Ничего не видно: я не мог открыть глаза. Я мог только лежать и слушать; мое тело не подчинялось мне.
– Будь ты проклят, – прошептала она. – Я ненавижу тебя за это.
Таких слов я от Дел не ожидал.
– Я НЕНАВИЖУ тебя за это! – голос странный, как будто ее держат за горло, она задыхается и не может говорить. – Я ненавижу тебя за то, что ты сделал; за то, каким ты стал после того, как в твой меч вселился этот волшебник и ты начал бороться с ним… – неожиданно она замолчала, несколько секунд я слышал только тяжелое дыхание, потом она продолжила поспокойнее, но все еще с надрывом. – Что мне делать? Позволить ему захватить тебя? Повернуться спиной и уйти? Притвориться, что не стоило бороться, что этот человек не был мне дорог, просто потому что такое решение было бы самым простым?
У меня не был готов ответ ни на один из ее вопросов, но она и не ждала, что я отвечу. Знай Дел, что я мог ее слышать, ничего этого она бы не сказала… Она говорила для себя, потому что не могла молча бороться с такой болью.
– Если бы ты видел, что он сделал… – она уже не скрывала отчаяние.
– Если бы я могла убить его, я бы убила. Если бы я могла отрубить ему голову, как отрубила голову Аджани, я бы сделала это. Если бы я могла использовать магию или что угодно, чтобы освободить тебя, я бы использовала… – потом она заговорила торопливо, стремясь поскорее избавиться от переполнявших ее переживаний. – Мне многое нужно было сказать тебе, но я никак не могла… такие люди как мы с тобой бояться признаться в собственной слабости или согласиться с поражением, потому что для нас это может стать началом конца. Я знаю это. Я это понимаю. А сейчас, когда мне так нужно знать кто и что ты… ты ничего мне не предлагаешь, а я не могу спросить. У меня на это не хватает мужества.
Я собрал все силы и начал бороться, но слова не получались. Веки не поднимались.
– Что мне делать? – повторила она. – Я слаба. Я БОЮСЬ. Такой враг мне не по силам. Я не Песчаный Тигр.
А потом зашелестел поток высокогорных свистящих звуков, соединенных в причудливые чужие слова. Молебствие, которое должно было защитить от страха.
Тишина. Больно бьющая, суровая тишина. Как же мне хотелось заполнить ее.
– Ты исказил мою песню, – наконец объявила она. – Ты переделал все слова и изменил музыку.
Баска, прости.
– Пожалуйста, – сказала Дел. – У меня в жизни было много бед, я спела много песен, я закалила себя. Я такая, какая есть. Я… не похожа на остальных. Я не могу быть как остальные, потому что в этом есть слабость. Но ты дал мне что-то… большее. Ты сделал из меня что-то большее. Ты не сделал меня меньше чем я была – меньше чем мне приходилось быть и все еще приходится… ты сделал меня больше.
Мне так хотелось ей ответить. Сказать, что я ничего из нее не делал, что это она сделала из меня что-то; что благодаря ей я стал лучше; больше…
– Так что мне делать? – холодно спросила она. – Убить тебя для твоего же блага?
Вот этого мне не хотелось.
Как и Чоса.
Который снова стоял на площадке рядом с Шака Обре.
Снова звук. Шипение отточенной стали, вынимаемой из проложенных мягкой кожей ножен. Шелест Южных сандалий. Приглушенные удары копыт – лошадь мягко ставила ноги на песок.
– Значит он нас все-таки нашел, – пробормотала она.
Позвякивание металла: украшения уздечки и трензель; скрип Южного седла. Я почувствовал, что лошадь заупрямилась, но остановилась.
– Слезай, – пригласила она. – Я окажу тебе честь: ты можешь нарисовать круг.
Ответил мужчина. Голос был странный, ломающий гласные.
– А зачем мне круг?
– Разве ты приехал не для того, чтобы бросить ему вызов?
Он молчал несколько секунд, потом ответил.
– По-моему сейчас он немного не в форме.
– Сейчас – да, – согласилась она. – Но я могу его заменить.
– Я пришел не к тебе. По крайней мере… я не собираюсь встречаться с тобой в круге. Постель гораздо мягче.
– Ты можешь рассчитывать только на встречу в круге.
– А вдруг я у тебя выиграю? А призом будет ночь с тобой? – снова скрип седла. – Но я приехал по другой причине.
– Она послала тебя.
Он не сумел скрыть своего удивления.
– Ты знаешь о ней?
– Наверное больше, чем ей бы хотелось.
– Хорошо, – он прочистил горло, но хрипота осталась. – Что с ним приключилось? Конечно не Незбет… если Песчаный Тигр не постарел настолько и не стал таким беспечным, что даже мальчишка может справиться с ним.
Презрение Дел к Незбету было очевидным.
– Незбет не танцевал с ним. Это… – она остановилась. – Ты все равно не поймешь.
Украшения уздечки зазвенели, когда лошадь мотнула головой.
– Зато я уже давно понял, что Песчаный Тигр изменился и не в лучшую сторону. По Искандару ходят слухи, их подхватили уже и в Харкихале… Люди любят слушать разные истории, когда собираются выпить и поиграть в кости.
– И ТЫ, конечно, в этих историях главный герой. И часто они бывают правдивы?
Он хрипло засмеялся.
– Даже я заметил, что Тигр не такой, как прежде. Ты же не будешь мне возражать, Дел… хотя ты не видела его в расцвете.
– В его расцвете, – она разозлилась. – В его расцвете он был… он и сейчас… трижды мужчина, чем ты.
– Трижды, – заявление Дел его развеселило. – Да, что касается мужчины
– тех требований, которые женщина предъявляет к мужчине – только ты можешь судить. Я с ним никогда не спал.
– Трижды мужчина, – повторила она, – и в постели, и в круге.
Дребезжащий голос стал опасно мягким.
– Откуда ты знаешь? Я ведь никогда не спал с тобой.
– Только не с тобой, – отрезала она.
– Только если я не выиграю у тебя это право.
Ее голос стал не менее опасным.
– Это по-мужски, – сказала она, – в первую очередь думать о женском теле и забывать о женском мастерстве.
Он слез с коня, снова зазвенели украшения уздечки.
– Я знаю, что мастерство у тебя есть. Мы танцевали вместе, помнишь? Путь недолго, но я был шодо для… – он помолчал, – ан-истойя?
– Ты преследовал свою цель, – ответила она, избегая ответа на вопрос.
– Это все, Аббу.
Шаги прошелестели по песку. Он остановился около моей головы.
– Он мертв?
– Конечно нет. Ты думаешь, я охраняю тело?
Голос звучал очень близко.
– Кто тебя знает. Я привык к Югу, а ты Северянка. И ты женщина. А они порой делают странные вещи.
– Он просто измучен. Он отдыхает.
– Он без сознания, баска. Думаешь я не вижу? – он помолчал. – Что с ним случилось?
– Ничего.
– Поэтому он выглядит полумертвым?
– Не выглядит.
Судя по его тону, он рассуждал вслух.
– Я был в Искандаре, помнишь? Я оказался в самом центре неразберихи, как и сотни других людей, только меня не охватил религиозный экстаз, – он помолчал. – Его теперешнее состояние как-то связано с магией?
– Да, – неохотно выдавила она.
– Я это подозревал, – сказал он. – И я начинаю задумываться.
– Задумываться о чем? – спросила она.
– Племена думают, что Аджани был джихади.
– Да, Потому что Аджани постарался убедить их в этом.
– Но Песчаный Тигр совсем не старался, потому что это не в его стиле. Он привык просто ДЕЛАТЬ, – короткий шаг ближе, человек опустился около меня на колени. – Вот я и думаю, а на что еще он способен?
– Тигр есть Тигр, – сказала она. – Они не джихади, хотя он это и утверждает.
– Он говорит, что он джихади?
Тишина.
Потом сухо:
– Конечно, он мог придумать это в надежде произвести на тебя впечатление.
– Нет, – отрезала Дел и неохотно добавила: – Он говорит, что мой брат показал на него.
– Твой брат? А какое отношение твой брат имеет ко всему этому делу?
– Он Оракул.
Снова тишина. Потом в голосе Аббу появилась ирония:
– Я тебе не кажусь легковерным? Или это игра, которую придумали вы с Песчаным Тигром? – он фыркнул. – Если так, то вряд ли это сработает. Сейчас десятки ОЧЕНЬ злых воинов идут по вашему следу, не говоря уже о дюжине – или около того – танцоров мечей, нанятых дочерью Аладара.
– Верь во что хочешь верить, – песок зашелестел, когда она встала поудобнее. – Ты будешь рисовать круг?
– Не сейчас, – ответил он и издал хриплый смешок. – Ты меня очень напугала, баска. Я не осмелюсь танцевать с тобой.
Она бросила выразительную фразу на высокогорном. Я открыл рот, чтобы ответить.
15
Чоса Деи кивает.
– Пройдут годы и ты устанешь. Тебе все надоест, как и мне. Ты
пресытишься этим миром, и в конце концов согласишься, что надо изменить его, начать все сначала.
Шака не согласен, он качает головой.
– Я не позволю тебе причинить вред людям.
– Они жалкие, смешные игрушки.
Шака в ярости разражается бранью.
– Ну тогда займись чем-нибудь! Если ты такой мастер, создай что-нибудь. Что-нибудь ДРУГОЕ, Чоса. Оставь мой мир в покое.
– Твой мир! ТВОЙ мир? Мы создавали его вместе, Шака.
– Теперь это не имеет значения. Тебе он больше не нужен. А мне нужен.
Чоса полон презрения и лицо его кривится.
– Ты сам не знаешь, что тебе нужно.
– Ты тоже, Чоса. И это одна из твоих проблем.
– У меня НЕТ проблем. А если и есть одна, единственная, то это ты.
Шака Обре вздыхает.
– Просто уходи. Ты вносишь беспорядок в мой мир.
– Тебе будет недоставать меня, если я уйду.
Шака пожимает плечами.
– Я знаю чем себя занять.
Снова Аббу:
– Так что ты сделала с ним, Дел?
– Ты не поймешь.
– Все равно расскажи.
– Это долгая история.
– Расскажи. У нас есть время.
– Придут другие и что тогда с нами будет? Я не могу танцевать против всех, а ты мне не поможешь.
Он удивился.
– Конечно нет. К тому же, ты ведь уверена, что я тоже за вами охочусь.
– А разве нет? Тогда зачем ты нас искал?
– Из любопытства.
– Скорее из жадности. Много она тебе предложила?
– Очень много. В конце концов, меня считают живой легендой.
– Шишка, – пробормотала она.
– И шишкой тоже, – согласился он. – Так вот, что касается Песчаного Тигра…
В голосе Дел тут же зазвенел лед.
– Сначала тебе придется танцевать со мной.
– Я знаю, баска. Ты мне это очень понятно объяснила, – поспешил он ее успокоить и тут же вернулся к вопросу, с которого все началось. – Так что ты с ним сделала? И что сделал он, что ты рискуешь ради него жизнью?
Я постарался открыть глаза. Я пытался заговорить. Пытался сделать хоть что-то, чтобы они поняли, что я жив, слышу их, понимаю.
Ничего не получилось.
Чоса Деи стоит на вершине башни, оглядывая травянистые долины и возвышающиеся над ними заросшие лесами холмы; солнце отражалось в озерах…
– Я сделал это, – говорит он. – Я мог бы это ПЕРЕДЕЛАТЬ..
Снова переход.
– Аиды, – высказывается Аббу. – И ты довела его до такого состояния просто выбив у него меч?
– Нет… не совсем, – в голосе Дел была и усталость, и тревога, и настороженность. – Я уже говорила тебе, все гораздо сложнее. Это долгая история.
– И я тоже уже говорил тебе, баска, у нас есть время.
Дел тяжело вздохнула.
– Я не понимаю, зачем тебе это надо.
– Помогать, а не мешать? – он засмеялся своим хриплым, дребезжащим смехом; это я сделал его таким. – Потому что не исключено, что я не согласился охотиться на вас. Тебе такое в голову не приходило? И даже если согласился, чего стоит захватить человека, когда он в таком состоянии? Я забочусь о своей репутации, а это все-таки Песчаный Тигр… – Аббу помолчал. – По крайней мере этот человек был им когда-то.
– И будет снова, – я почувствовал прикосновение прохладной ладони, она откинула полные песка волосы с моего лба и стерла капли пота. – Все дело в мече, – наконец решилась Дел. – В Северном мече. В яватме.
Аббу хмыкнул.
– Я о них знаю. Я видел твою, помнишь? Когда мы танцевали.
Ладонь, лежавшая у меня на лбу, напряглась, и я понял, что между рукой Дел и моей кожей что-то есть – повязка из влажной ткани.
– Это еще не все, – тихо сказала Дел. – Есть такой волшебник. Чоса Деи.
– Чоса Деи? – недоверчиво переспросил Аббу. – Но он же сказка.
– Охрана! – визжит Чоса. – Ты поставил охрану по всей стране!
– Конечно поставил, – спокойно признает Шака. – Я не хочу, чтобы однажды, устав от скуки до смерти, ты пришел и от злобы уничтожил все, что я создал.
– ТЫ создал! – Чоса скалит зубы. – МЫ создали, ты хочешь сказать. Мы оба, Шака – ты и я – и ты об этом знаешь не хуже меня!