И застыл, тупо глядя на свои руки: руки с широкими ладонями, покрытые шрамами по которым можно было прочитать всю историю жизни чулы, ставшего танцором меча. Я смотрел на руки, а шрамы на глазах пропадали. Ладони сужались, кожа темнела, пальцы вытягивались, приобретая аристократическую форму…
– Тигр?
Я поднял голову. Я знал, что рядом стояла Дел, но не видел ее. Передо мной раскинулась страна, волнистая от холмов, на которых под ветром клонились густые травы.
– Я переделаю все, что ты сделал, и докажу, что я сильнее тебя…
– Тигр, – Дел набросила повод кобылы на ближайший куст и подошла ко мне, – с тобой все в порядке?
– Я уничтожу зеленое плодородие этого мира и превращу его в аиды, чтобы доказать, что я могу это сделать…
Рука Дел опустилась на мое плечо.
– Ти…
– Я превращу траву в песок…
Я дернулся, ощутив ее прикосновение, непроизвольно сделал шаг в сторону, потряс головой и потер место, которого она коснулась. Мои руки снова стали грубыми и знакомыми.
Совсем не похожими на те, что я видел.
С темного лица на меня внимательно смотрели голубые глаза Дел.
– Где искать Шака Обре? – спросила она.
Даже не задумавшись, я уверенно показал.
Она повернулась, посмотрела и снова взглянула на меня.
– Ты уверен?
– Да… нет, – я нахмурился и медленно опустил руку. – Когда ты спросила, я знал, но сейчас… – я покачал головой, отгоняя растерянность.
– Все прошло. Я не знаю, почему я это сделал.
– Ты показал туда, на горы за Джулой.
Я пожал плечами.
– Не знаю, баска. Все прошло.
Она пожевала губу.
– Возможно… – начала она, но не стала заканчивать и только вздохнула. – Может ты попробуешь спросить Чоса Деи?
– Чоса Деи и без моих просьб стал слишком разговорчив, спасибо. Пусть лучше помолчит.
– Но он должен знать, где его брат. Он сам выбрал для него тюрьму, – Дел замолчала и тревожно посмотрела на меня. – Так ты от него узнал, что мы должны ехать в Джулу? Он сказал?
Я только пожал плечами.
– Не знаю. Я это просто почувствовал.
Дел мрачно кивнула.
– Значит это часть его в тебе…
Я повернулся к жеребцу и снова занялся пряжками.
– Пока он затих.
– Ты уверен?
– Он не пытается переделать меня, если ты об этом. Я бы об этом знал,
– я снял сумки, седло, разложил на земле мокрый потник. – Послушай, баска, я обещаю: если у него снова кончится терпение, я тебе об этом скажу.
– Обязательно скажи, – кивнула Дел и повернулась к своей кобыле.
В середине ночи я резко сел, потом вскочил и сделал два неверных шага, прежде чем понял, где нахожусь и остановился, ругаясь и стирая по со лба. Дел спит чутко, и когда я повернулся к одеялам, она уже сидела, ожидая объяснений.
Презирая себя за страх, я тяжело вздохнул, подошел к Дел и несколько секунд бесцельно стоял, чувствуя под ногами прохладу песка. Потом в полутьме сверкнула яватма: три фута отточенной стали.
Я махнул рукой.
– Нет.
Секунду помедлив, она убрала меч в ножны и снова выжидательно посмотрела на меня.
Я присел на корточки, подобрал кусок дымного камня, бросил его в темноту и потянулся за следующим.
– Мне было холодно, – сказал я, – и я снова оказался в замкнутом пространстве.
– Это воспоминания Чоса?
– И мои. Они путаются, накладываются друг на друга. Я видел шахту Аладара и Гору Дракона. И странную холодную пещеру. Я уверен, что должен знать, что это за место.
– Это Чоса, – мрачно пробормотала она.
Я поежился, опустился на одеяло, прикрыл бурнусом голые ноги.
– Ты знаешь, что со мной было. Ты видела. После того, как я выбрался из шахты Аладара.
– Я помню.
– И этот кошмар меня преследует.
– Пройдет время и тебе станет легче.
– Мне было очень плохо, когда приходилось забираться в жилища Кантеада, в их каньоне… – я поежился. – Потом была Гора Дракона, но там было легче, я не думал о себе. В любую минуту Чоса мог отдать тебя на растерзание гончим и я заставил себя забыть о страхе. Я должен был спасти тебя любой ценой.
Ее рука опустилась на мою правую ногу. Сквозь тонкую ткань бурнуса я ощущал нежные прикосновения.
– Что было сегодня?
– Холодная маленькая пещера. Стены в трещинах, узкие проходы… – я поморщился. – Я был в ней.
– Может это просто сон. Ночной кошмар.
– Мне больше не снятся сны.
– Что? – испуганно переспросила она.
– Мне не снятся сны. Уже несколько недель.
– Как это? Всем снятся сны. И тебе раньше снились.
Я пожал плечами.
– Теперь все по-другому. Когда я сплю, я вижу не сны, а воспоминания. Шака и Чоса, но Шака я вижу четко, а Чоса всегда неясен, как будто… – так и не закончив, я махнул рукой.
– Как будто ты это он?
Я поморщился.
– Не совсем. Чоса это Чоса, а я это я, но воспоминания путаются. Я вижу мои, и вижу его – и иногда не вижу разницу.
Пальцы Дел на моей ноге сжались.
– Ничего, скоро все закончится. Мы найдем Шака и освободим и меч, и твои воспоминания.
– Может быть. Но если мы счистим с моей души Чоса, какая часть меня уйдет вместе с ним?
36
Перед нами поднимались горы цвета изюма и индиго с редкими вкраплениями дымного камня. У подножия гор приютилась Джула, жалкое скопище кривобоких лачуг…
Нет.
Джула?
Я хорошо знал, что Джула – центр домейна, город, богатевший от золотых шахт и торговли рабами.
Я прищурился, нахмурился, потер глаза, снова посмотрел и воспоминания Чоса растворились. Передо мной раскинулся огромный город.
– Я надеялась, что возвращаться сюда не придется никогда, – мрачно заметила Дел.
– Аналогично, – согласился я, вспоминая наш прошлый въезд в Джулу: Дел, как рабыня с ошейником и на цепи, идущая позади жеребца.
Тогда наш план казался отлично продуманным. Я отвел Дел к известному работорговцу, объяснив ему, что ищу для нее подходящую пару: похожего на нее Северянина. Работорговец посоветовал мне обратиться к агенту танзира, который, в свою очередь, согласился, что она заслуживала достойного партнера. Таким образом мы надеялись разыскать брата Дел, похищенного пять лет назад и проданного в рабство. Но в конце концов весь наш хитроумный план успешно провалился и Дел оказалась в гареме Аладара, а меня отправили в его шахту добывать золото.
Потом нам удалось сбежать. Дел при этом убила танзира, и теперь дочь правила домейном отца, мечтая о мести.
Джула была лабиринтом узких улочек, соседние дома на которых удерживались от падения прижимаясь друг к другу. В аллеях и переулках можно было задохнуться от избытка ларьков, товаров, животных, мусора, превращавших даже самые узкие проходы в базары. Сам Рынок располагался в центре города, но на прохладных улочках, в тени стен и подальше от правил Рынка, торговля шла лучше. Джула источала аромат богатства, замешанный на вони человеческих смертей. Город стал самым большим рынком рабов на Юге, благодаря умершему Аладару, чьи шахты заглатывали людей и извергали тела.
Меня ждала такая же участь.
Мы проезжали по улицам в пестроте полудня. Пятна теней и света рисовали причудливые узоры на глиняных стенах зданий. С окон и дверей, прорезанных в толстых стенах, свисали навесы. По ним и по цвету глины легко можно было определить положение дел живущих в доме людей. Яркие, новые навесы и чистая, покрытая светлой краской глина хвастали удачей и богатством. Там, где денег было поменьше, меняли быстро сгоравшую под солнцем материю реже. А если удача от людей отвернулась, не было и навесов.
Мы миновали окраины города и направились в путаницу улочек, бессистемно пересекавших Джулу во всех направлениях. Наклоняясь, чтобы пробраться под шеями жеребца и кобылы, с визгами и выкриками, вокруг нас носились темноглазые дети; попадавшиеся им под ноги козы, птицы, кошки и собаки тоже не желали молчать.
– Что будем делать дальше? – заорала Дел, стараясь перекричать шум на улице.
– Что всегда делали. Найдем кантину с комнатами, займем одну, выпьем пару чашек, сидя в тени, – я улыбнулся. – Я бы еще не отказался помыться, но боюсь, что тебе это противопоказано – сразу смоет всю твою кровь жителя Границы.
Дел пожала плечами.
– Я захватила с собой краску.
Жеребец подобрался к кобыле, хвост с шипением рассек воздух, верхняя губа приподнялась и гнедой приготовился вцепиться, но я успел напомнить ему, кто у нас за главного, и отвел его в сторону.
– Мы забыли обменять кобылу на мерина в Русали, – вспомнил я.
– Мне она нравится.
– Мы можем избавиться от нее здесь.
– А почему бы не избавиться от твоего жеребца.
Я даже отвечать не стал.
– Там мы можем свернуть на аллею и доехать до кантины Фоуада, – предложил я, показывая дорогу. – Это чистое, приличное место, как раз для тебя… – я усмехнулся и добавил: – И Фоуад меня знает.
Дел выгнула темную бровь.
– В нашем положении я бы не назвала это мудрым решением.
– Фоуад мой друг, баска, с незапамятных времен… И кроме того, вряд ли здесь кто-то слышал о наших неприятностях. Слишком далеко от Искандара.
– Услышат, когда Сабра вернется.
– Мы ее опередили.
– Но насколько? По словам Незбета, она отставала от нас на день…
– А по словам Умира на два.
Дел пожала плечами.
– Я не знаю кто из них врет, но в любом случае у нас мало времени. Лучше побыстрее закончить наше дело… – Дел покосилась на меня, когда мы повернули лошадей на улицу, переходящую в узкую аллею, о которой я и говорил. – Если ты знаешь, как его заканчивать.
– Чоса знает, – мрачно сказал я. – Он знает очень хорошо.
– Хотела бы я, чтобы и мы знали, что делать, – вздохнула Дел. – Как освободить меч.
– И меня.
– И тебя, – она заставила кобылу обойти пирамиду грубо сотканных ковров, сложенных у стены. – Твой меч сделан на Севере с помощью Северных ритуалов. Его благословили Северные боги. Надеюсь Шака Обре понимает, что у нас и в мыслях нет оскорбить его.
– Мы даже не знаем, жив ли он еще.
– Тогда можешь спросить об этом Чоса, – раздраженно предложила она, – заодно, когда будешь спрашивать его куда идти.
Я усмехнулся.
– Очень много людей в этом мире могут сообщить мне, куда я должен идти. Но это не к Шака Обре.
– Где кантина? – устало спросила Дел.
– Впереди. Видишь пурпурный навес?
Дел посмотрела.
– Он действительно пурпурный. А почему стены ярко-желтые?
– Фоуад любит яркие цвета.
Дел выразительно помолчала.
– Ты просто не умеешь радоваться жизни, баска. Вот. У кантины Фоуада всегда много мальчишек. Они и позаботятся о лошадях. Можешь передать им кобылу.
Я остановил жеребца, спрыгнул, и меня тут же окружил рой черноглазых Южных мальчишек, шумно предлагавших отвести лошадей к стойлам. Улицы в Джуле были слишком узкими и многолюдными, чтобы можно было поставить лошадей рядом с кантиной, поэтому Фоуад набирал мальчишек, чтобы отводить лошадей в конец квартала.
Смуглые черноволосые мальчишки в тонких туниках и набедренных повязках наперебой упрашивали меня передать им лошадь. Каждый уверял, что в его руках жеребцу будет обеспечен лучший уход.
Я выбрал руку посимпатичнее и вложил в нее повод.
– Принесешь в кантину сумки, – сказал я. – Мы возьмем комнату.
– Да, господин, – кивнул мальчик. Я попытался запомнить его лицо, но оказалось, что он ничем не отличается от толпы своих ровесников.
– У него вздорный характер, – предупредил я.
– Да, господин.
Дел рассеянно выбрала мальчика, вручила ему кобылу и, выбравшись из круга мальчишек, посмотрела на мою широкую ухмылку.
– Так приятно видеть готовых помочь, честолюбивых детей?
Дел хмыкнула.
– А разве нет?
– Это работа спасает их от беды.
Под мышкой Дел зажала завернутый в одеяло меч, с которым не пожелала расстаться.
– Твоему другу можно доверять?
– Фоуада знает каждый и он знает все обо всех. Если бы он хоть раз продал своих друзей, он был бы уже мертв, – широким жестом я показал на дверь. – Комната нам обеспечена. Если хочешь сначала поспать – иди вперед. Я посижу немного в тени, расслаблюсь за чашкой акиви и миской тушеного мяса.
Дел пожала плечами, проходя мимо меня.
– Я тоже проголодалась, – отрезала она.
В кантине было прохладно, глухо, сумрачно. Я вздохнул, пошел к подходящему столу около двери, по пути избавляясь от перевязи, и вытащил ногой табуретку.
– Фоуад! – заорал я. – Акиви, мясо, сыр!
Как я и ожидал, Фоуад выскочил из задней комнаты и приветственно развел руки.
– Песчаный Тигр! – закричал он. – А я совсем недавно услышал, что ты мертв!
Дел многозначительно посмотрела на меня.
Я сделал вид, что не заметил ее взгляда.
– А я похож на мертвого?
Южанин засмеялся.
– Я в это и не поверил. Всегда кто-нибудь говорит, что ты мертв.
Я пожал плечами, усаживаясь спиной к стене, пока Дел искала табуретку.
– Риск профессии. Несколько раз тебя почти не обманули, но все обошлось.
Фоуад остановился у стола. Он был низеньким, худощавым и дружелюбным. В темных волосах уже появилась проседь. О его большой любви к ярким цветам напоминали ярко-желтый бурнус и ярко-красный хитон. Темные глаза жадно блеснули, когда он улыбнулся Дел.
– А это Северная баска?
Дел понадобилась вся ее выдержка, чтобы не выдать игру. Но Фоуад не купился. Он усмехнулся, выслушав ее рассказ о Границе, необходимости поездки в Джулу и случайной встрече с Песчаным Тигром, которого она наняла для сопровождения. Полный веселья и понимания Фоуад кивнул, вежливо согласился, потом сверкнул глазами на меня и поспешил выполнять заказ.
– Не сработало, – заметил я. – Наверное и тебе лучше об этом знать.
Ее губы слабо изогнулись.
– Может стоило выбрать кантину, владелец которой тебя не знал бы, – она помолчала и добавила. – Если такое место существует.
Я шумно вздохнул.
– На данный момент я полностью удовлетворен. Ты можешь тоже расслабиться. К утру я пойму, что делать, так что спокойно наслаждайся дневным отдыхом.
Она поставила локти на стол, но сидела очень прямо.
– К утру?
Я осмотрел комнату отмечая немногочисленных посетителей. Они ели, пили, разговаривали. Не обнаружив ничего подозрительного, я угрюмо пробормотал:
– Может быть твоя идея совсем неплоха. Спросить Чоса. Я ведь даю ему шанс наказать брата.
– Это ты ему и скажешь?
Я фыркнул.
– Ну, предположим, я просто объясню, что не буду ему противиться. Вряд ли Чоса откажется от возможности рассчитаться с братом, так что ему придется объяснить мне, где он его запер.
– Вот просто так спросить? – удивилась Дел.
Я представил и мне стало гораздо тоскливее.
– Выражение «просто так» к Чоса никакого отношения не имеет. Будь у меня выбор, я бы с ним никогда не говорил – но чтобы получить такой выбор, мне придется с ним пообщаться, – я мрачно посмотрел на нее и предложил: – Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Фоуад вернулся с акиви, мясом и сыром и поставил все на стол.
– Баска, – уважительно сказал он, – да озарит солнце твою голову.
Дел слабо улыбнулась.
– И твою, Фоуад.
Удовлетворенный ответом, он ушел. Я налил две полные чашки – не слушая протесты Дел – и одну чашку передал ей через стол.
– Следи за акцентом, – посоветовал я.
– Но я с Границы, – пробормотала она. – У них есть акцент.
– Да, Пограничный. А у тебя Высокогорный.
– Здесь не поймут разницу.
– Фоуад поймет. Но он не выдаст, – я поднял чашку. – За конец миссии и за будущее приключения.
Дел недовольно сжала губы, но ударила своей чашкой по моей.
– Миссии до конца еще очень далеко, а приключение уже наскучило.
– Слушай, откуда такое уныние. Посмотри, чего мы достигли.
Дел выпила, охотно кивая.
– Конечно посмотри. Оба мы теперь шишки, только от этого у нас одни неприятности.
Я выпил полчашки, потом усмехнулся.
– Ни ты, ни я ничего не можем сделать, не привлекая к себе внимания. Такие уж мы люди.
Дел выпила еще акиви и поставила чашку на стол.
– А может попробуем изменить привычки после того, как освободим меч от его обитателя?
– Не знаю. А стоит ли?
Она наклонилась вперед, оперлась на локоть и положила подбородок на ладонь.
– Исключая превращение песка в траву, ты ничем не сможешь убедить людей что ты джихади. Если конечно это правда, – она снова откинулась назад, вздохнула и убрала с глаз черные пряди. – Неужели мы всегда будем убегать?
– Не всегда, – сказал я. – Ты достигла своей цели. Аджани мертв. Теперь у тебя другое будущее. А мне еще нужно достичь моей цели, и тогда я определю мое будущее.
– «Тройственное будущее», – вспомнила она.
Я беспокойно поерзал на табуретке.
– Давай обсудим позже. Сейчас я хочу немного поесть, много выпить и поспать в приличной кровати, – я поднял голову, когда заметил, что за спиной Дел застыл мужчина. Я привык, что на Дел смотрят многозначительно и спешат пихнуть локтями товарищей или останавливаются, чтобы рассмотреть ее поближе. Но этот человек смотрел на меня.
Он сказал что-то. Я перебрал в уме все известные мне языки и не нашел ничего похожего. Незнакомец тоже совсем не напоминал Южанина. Он был крупным, светлоглазым, с густыми каштановыми волосами, очень похожими на мои. Я пожал плечами, показывая, что не понимаю его язык, а Дел заинтересованно обернулась. Ее ленивый взгляд тут же стал внимательным.
Заметив мою растерянность, чужеземец замолчал. Удивленно рассматривая меня, он перешел на Южный с сильным акцентом.
– Прости, – сказал он. – Я принял тебя за Скандийца, – он развел руками, виновато улыбнулся и вышел из кантины.
– Кем бы он ни был, – пробормотал я, поднимая свою чашку.
Дел долго задумчиво смотрела вслед чужеземцу, а потом решительно повернулась ко мне.
– Ты его знаешь?
– Нет. Ни его, ни Скандийца, кем бы он там ни был.
Дел сделала глоток акиви.
– Мне показалось, что вы с ним похожи.
– Кто? Я и он? – я посмотрел на дверь, в которую вышел незнакомец. – Мне так не кажется.
Дел пожала плечами.
– Немного. Тот же рост, такое же сложение, цвет кожи, волос…
Я снова уставился на дверь, чувствуя вялый интерес.
– Тебе действительно кажется, что он похож на меня?
– Может дело в том, что он, как и ты, не похож на Южан, – она слабо улыбнулась. – Или я просто привыкла видеть тебя.
Я хмыкнул, но неожиданная мысль не давала мне покоя и заставила снова посмотреть на дверь.
Дел улыбнулась, заметив мою нерешительность и подняла чашку.
– Иди и спроси, – посоветовала она. – Найди его и спроси. Ты же ничего о нем не знаешь. Я не утверждаю, что он твой родственник, но если ты так похож на этого Скандийца, может он тебе что-то расскажет о своем народе.
Я привстал, но снова сел.
– Нет. Это бесполезно.
Дел посмотрела на меня поверх чашки.
– Ты ничего не знаешь о себе, – сказала она. – Сула мертва. Может у тебя никогда уже не будет другого шанса. Он похож на тебя так же, как Алрик на меня.
Меня как будто ударило в живот. В ее словах был смысл, но…
– Это глупо, – отрезал я.
Дел пожала плечами.
– Лучше сразу спросить, чем потом мучиться.
Я снова в нерешительности пожевал губу.
– Иди, – твердо сказала она. – А я подожду здесь наши вещи.
– Это глупо, – пробормотал я, быстро отпихивая табуретку и направляясь к двери. Я шел и думал: а вдруг Дел права.
Я только не знал, хотел ли я, чтобы она была права.
37
На пороге кантины я остановился и поискал глазами чужеземца, но он уже растворился среди Южан, толпившихся на узких улочках. Я высказал все, что думаю об этом городе, развернулся, чтобы вернуться в кантину и увидел мальчишек, сидевших у входа в ожидании клиентов с лошадьми.
Я вытащил монету из кошелька и четыре маленьких Южанина сорвались с места.
– Очень крупный мужчина, – объяснил я. – Похож на меня. Вышел отсюда минуту назад.
Один мальчик тут же показал: направо. Трое остальных разочарованно вздохнули. Быстро поблагодарив, я кинул мальчику монету и пошел за чужеземцем, который по мнению Дел был похож на меня.
Чувствовал я себя странно. Я провел большую часть своей жизни отчаясь узнать что-то о себе. Я хорошо помнил юность, а от детства остались одни сны. Две или три недели назад у меня появился шанс, очень слабый шанс, докопаться до истины, но и он умер с Сулой, когда она сказала, что ничего обо мне не знает. Я бранил себя за то, что осмелился надеяться и отгонял любые мысли на эту тему.
Но взрослые тоже не могут жить без надежд.
Теперь появился другой шанс. Он был совсем слабым, но почему не задать человеку два или три ничего для него не значащих вопроса. Джула была первым домейном и первым поселением за Южными горами если идти от океана, и я вполне допускал, что незнакомец, похожий на меня, пришел в Джулу из океанского порта Хазиз.
Сам не знаю, почему я так сорвался. На Границе между Югом и Севером проживало множество полукровок, такого же роста и сложения. Такие люди появлялись от связи крупных, светлокожих и беловолосых Северян и маленьких, смуглых, темноволосых Южан.
Но все же.
– Это глупо, – бормотал я, пробиваясь сквозь толпу. – Ты никогда не найдешь его в этом городе и даже если найдешь, скорее всего ничего нового о себе ты от него не узнаешь. Только из-за того, что он принял тебя за кого-то другого…
Надежда умерла так же быстро, как вспыхнула. Осторожность и презрение к собственной слабости взяли верх.
– Глупо, – повторил я и налетел на торговца, охранявшего корзину с дынями.
Я извинился за свою неловкость, хлопнул торговца по плечу, повернулся, чтобы продолжить поиск, и только в тот момент понял, что руки и ноги стали холодными и подчиняться мне не желали.
Я остановился, на лбу тотчас выступила испарина, я задрожал и прищурился, потому что мир расплылся.
Чоса?
Нет. На него это не похоже, он действует грубее. Кроме того, я уже привык противостоять его попыткам собрать все силы, чтобы сломать стены ловушки. Сейчас Чоса молчал.
Тогда что же это?
Аиды, акиви – я пил сам и заставил выпить Дел.
Я выругался, развернулся, шатаясь сделал шага три и упал на одно колено, когда онемевшая нога подогнулась. Я заставил себя подняться и снова сделать шаг, но споткнулся о кошку, заблудившуюся среди дюжины ослиных ног. Ближайший ко мне осел проснулся, когда я привалился к его боку, цепляясь пальцами за редкую гриву, чтобы удержаться на ногах.
Не осел. Ослица. Она переступила, повернула голову и выплюнула кусок едкой жвачки. Слизистая масса попала мне на бедро, но к тому времени отвлечься на такой пустяк я уже не мог. Мне нужно было вытащить меч и даже воспоминания о Чоса Деи не могли меня остановить.
Я слабо шлепнул ослицу по морде, увидев оскаленные зубы, потянувшиеся ко мне, а другой рукой, с почти омертвевшей кистью, попытался обхватить рукоять. Пока я боролся, раздраженная ослица торопливо отошла в сторону, но я устоял, широко расставив ноги, и сумел вынуть меч.
– Баска… – пробормотал я. – Аиды, Дел, это ловушка…
Глаза. Они смотрели на меня отовсюду, изумленные, испуганные и настороженные: на узкой улочке, шатаясь и почти падая, стоял странный человек и держал наготове обнаженный меч, острие которого так и норовило свалиться в какую-нибудь сторону. Вообще-то я этих людей не винил. Независимо от того, насколько мастерски я владел мечом, в тот момент я был реальной опасностью для каждого, кто попытался бы приблизиться. Даже если сам этого не хотел.
– …баска… – хотел я сказать, но губы тоже онемели.
Мир закружился. Улица взлетела куда-то к небу, а я упал на бок в грязь. В последний момент я умудрился максимально вытянуть руку с мечом, чтобы самому не лечь на острие.
Наверх. Клинок тускло светился, пока я подтаскивал его к себе по земле, пытаясь подняться хотя бы на колени, которые предательски подгибались. Люди испуганно жались к стенам, торопливо уходили или скрывались в домах.
И улица опустела. Пока из переулков, из тени под солнечный свет, не вышли вооруженные охранники, закутанные в темные бурнусы, струившиеся за их спинами.
Вот. Теперь я все понял.
Я уже много лет не расстаюсь с мечом и всегда использовал его по прямому назначению, но теперь он должен был помочь мне в другом деле. Я воткнул кончик в землю, навалился на него всем весом и поднял себя на ноги.
Охранники остановились.
Я улыбнулся. Даже засмеялся. Поднял меч вверх и тщательно встал в привычную позицию, только пошире расставил ноги. Если бы кто-то плюнул, я бы наверняка упал.
Но иногда и от репутации есть польза.
И у меня был Самиэль.
Ослица, стоявшая недалеко от меня, недовольно переступила, и из-под ее живота выскользнула черная, быстро двигающаяся фигурка с ножом в руке. Этот нож легко и ровно начертил кровавую линию на внутренней части моего предплечья. Разумеется, я уронил меч. Чего нападавший и добивался. И следом за мечом уронил меня, подсечкой под мои шаткие ноги. Я упал неудачно, так что голова ударилась о плотно утрамбованную землю, и перекатился на спину. Прикусив губу, я сглотнул кровь, приподнял голову и увидел красную струю, стекавшую по моей руке.
Это было моим последним сознательным движением. Все тело омертвело.
Человек в черном сделал знак остальным. Они торопливо приблизились, убирая оружие. Один из них подошел совсем близко и наклонился, чтобы рассмотреть мое лицо. Перед глазами стоял серый туман, но я разглядел знакомую зарубку, испортившую Южный нос. Сквозь грохот в ушах ко мне пробился ломаный голос.
– Ну почему, – заговорил Аббу, – каждый раз когда я вижу тебя, ты валяешься в грязи?
Я слабо сплюнул кровь.
– Вот чего стоят твои уверения.
Темные брови приподнялись.
– Но я выполнил свою клятву. И Сабра тому свидетель.
Сабра. Я посмотрел и не увидел ни одной женщины. Меня окружали мужчины в Южных шелках и тюрбанах.
А потом я понял. Маленькая быстрая фигурка, которая проскользнула под животом ослицы и разрезала мне руку. Которую я принял за мужчину.
Она сорвала платок, открывая нижнюю часть лица, и ткань складками повисла у тюрбана. Я увидел маленькое, смуглое лицо, явно Южное; черные, выразительные глаза, бесконечно счастливые; смуглый румянец щек и разомкнутую линию чувственного рта. Она была бесконечно возбуждающей.
Сабра опустилась на колени: маленькая, гибкая, с глазами как терн – сама Южная красота. Не говоря ни слова, она протянула руку к моей ране и прижала к ней пальцы. Кровь потекла еще сильнее, запачкав изящную ладонь. Сабра поднесла свою ладонь к глазам, внимательно посмотрела на кровь, потом взглянула на меня.
Голос у нее был мягким и нежным.
– Я отдала женщину Умиру, – сказала она.
Я дернулся. На это ушли все мои силы.
– Пропади ты в аидах, – прохрипел я, – ты и твой прислужник в постели с перебитым носом.
Окровавленная рука размахнулась и ударила меня по лицу, оставляя липкие следы. Туман сгустился.
И все утонуло во мраке.
…трещина в земле… неровная щель, прорезавшая почерневшую землю, была похожа на рот, искривившийся в безумном крике. В глубине, в полумраке, что-то сверкало блеском кристаллов Пенджи, только это были не кристаллы, а что-то совсем другое. Что-то белое, яркое и холодное.
Глубоко внутри меня зашелестел Чоса.
Война длилась долго и за это время даже горы были разрушены почти до основания; брат шел на брата, в надежде вымотать противника, заставить его сдаться. Шака Обре – чтобы защитить, Чоса Деи – чтобы все уничтожить.
Война нарастала пока не устала сама земля и не поднялась, чтобы воспротивиться разрушению. Война разоряла мир и плоть высыхала и чахла – плотью этой была сама земля. Зеленая трава сходила с нее пластами и оставались голые камни и песок.
Внутри меня Чоса засмеялся.
– Я могу переделать все это, а потом создать заново…
Скалы дрожат и рушатся, создаются новые горные цепи и пики.
Чоса поднимает руки. Слова, которые он поет, непривычные уху, неизвестные даже Шака. Луга превращаются в пустыню, ожерелье озер становится океаном песка.
Шака Обре кричит, глядя как уничтожается его творение.
Его брат только смеется.
– Я говорил тебе, что могу сделать это!
– Тогда я расправлюсь с тобой! – кричит Шака.
В глубине гор скрывается последний бастион творения Шака. Только это место еще недоступно вечному лету и безжалостному солнцу.
– Я покажу тебе! – шепчет Шака.
Но понимает, что опоздал. Чоса уже создал тюрьму.
– Убирайся! – кричит Чоса и повелительно указывает на полую гору.
На склоне появляется трещина: открытый рот кривится. В глубине трещины что-то сверкает.
– Иди туда, – приказывает Чоса. – Иди туда и живи своей жизнью, без солнца, песка и звезд.
– Иди ТУДА! – приказывает Шака и показывает на Север, подальше от себя. Прозрачная рубиновая дымка выходит из его пальцев и окутывает Чоса Деи. – Туда! – повторяет Шака. – Внутрь тобой же созданной горы.
И Шака Обре нет, его засасывает жадный рот горы. Он заперт в крепости в горе, полной пещер и тоннелей.
– Ты видишь? – хохочет Чоса. – Куда тебе до меня?
Но и его уже нет. Сверкающая охрана сопровождает его весь путь до места заточения на новом Севере, так отличающемся от Юга.