28

От рунических уз шло тошнотворное желто-зеленое сияние. Я лежал в полутьме и думал можно ли проверить узлы на крепость и при этом не задушить себя. Умир Безжалостный знал, что делал: обвязав магической веревкой мои лодыжки и запястья, он накинул одну петлю на горло, чтобы каждое движение рук или ног туже затягивало ее.

Да поглотят его аиды. Хотя, он, кажется, и сам говорил, что рискует душой, владея Книгой Удре-Ната или как там в аиды он еще ее называл. Я мрачно уставился в темноту. Всю мою жизнь стараясь держаться подальше от магии, я видимо отказывался от очень полезных для жизни знаний. Оказалось, что весь Юг был просто усеян всякими магическими вещичками, грим-чем-то, колдунами с больным самолюбием, афритами… Аиды, пусть люди говорят что хотят, я-то знаю, что все это ловкие трюки и чушь.

Только «чушь» Умира хорошо выполняла свою работу, не позволяя мне даже пошевелиться.

Я лежал очень спокойно и внимательно изучал последствия своей невнимательности. Почки болели по-прежнему и я уже не сомневался, что еще пару дней они не позволят мне о себе забыть; несколько синяков, ссадин; пара больших и очень чувствительных кровоподтеков; болезненная припухлость на голове.

И еще что-то неприятно давило на спину. Я задумался и понял: они оставили мне меч. За спиной, в ножнах и перевязи.

Сначала я даже удивился такому промаху, а потом спросил сам себя: а почему бы нет? Со связанными руками добраться до меча я не мог, а, насколько мне было известно, Сабра интересовалась яватмой не меньше чем мной.

А может кто-то пытался отобрать у меня Самиэля, но меч оттолкнул его?

Если коснуться яватмы не зная ее имени, она может повести себя довольно вспыльчиво. Яватма умеет себя защитить. И еще она может призывать на помощь магию.

Магия.

Я задумчиво облизнул губы. Разве я не воспользовался силой магии всего несколько часов назад, чтобы вылечить колено и восстановить изуродованные руки?

Разве я не подчинил Чоса Деи – ну ладно, часть его – своей воле?

Я поежился. Веревка больно врезалась в горло, запястья, лодыжки.

Я лежал в пыльной полутемной комнате и покрывался потом при каждой попытке сглотнуть так, что петля не затянулась туже. Мне нужно было найти способ уничтожить магическую стражу Умира.

Только перед глазами все время стояла Дел, которая выпила слишком много акиви – неважно опьянела она после этого или нет – а потом получила удар в челюсть совсем не мягким кулаком, и одна никак не могла справиться со всеми людьми Умира.

Я заснул, а проснувшись в неудобном положении от неожиданности дернулся и веревка тут же затянулась еще сильнее. Теперь она действительно врезалась в горло. Я откинул голову назад, пытаясь добиться хоть немного слабины, ударился макушкой о рукоять меча и выругался, шипя от отвращения, отчаяния, ярости.

– Тупица, – хрипло прошептал я. – Твоему шодо не следовало бы давать тебе и…

Но я не закончил. Именно сейчас мне совсем не хотелось думать о своем шодо. Он умер двенадцать лет назад, но до сих пор я по привычке отдавал на его суд каждый свой поступок, стараясь сам себе в этом не признаваться. Как и в том, что я стал танцевать неряшливо, решая исход каждого танца своими врожденными преимуществами – физическим превосходством и быстротой

– а не тонкой техникой, которой шодо семь лет старался обучить меня.

А ведь Умир был прав.

Аиды. Надо попробовать.

Закрыть глаза. Подумать о магии. О силе. О том, что мне сейчас нужнее всего.

Подумать о Дел, о том, что если я не освобожусь, Умир может связать ее руническими веревками и затащить в логово, такое же неприступное как Гора Дракона, и скрыть ее за охраной, через которую я не прорвусь, какую бы силу я не призывал, потому что у него есть грим-что-то.

Я представил себя со стороны – оставленного лежать в вонючей комнате, деревянные перегородки который были изъедены крысами, с удавкой на горле, едва позволявшей дышать, без еды и воды и даже возможности облегчиться…

(…чего мне делать совсем не хотелось. Я заранее представлял, какая это будет боль. А все из-за того, что кто-то из людей Умира – а скорее всего этих кто-то было несколько – врезал мне ногой в неприятной близости от почек…) …пока мстительная дочь Аладара не приедет в Кууми, возвращаясь в свой домейн из Искандара через Харкихал, и не затащит меня в логово такое же неприступное как…

Аиды.

– Тебе поможет только магия, – мрачно прошептал я. – И давай поторопись.

Но с магией торопиться нельзя. Особенно если где-то внутри вас скрывается злобный волшебник – или хотя бы часть его.

Недостающая часть оставалась в мече.

Я подумал о рунах, об их тошнотворном сиянии, о том, как их развязать.

Часть рунической веревки Умир унес с собой под бурнусом. Она была обыкновенным шнурком, темной ленточкой. До тех пор, пока он не произнес одно слово.

Что, в аиды, он сказал?

Я задумался. Старался вспомнить, пока не заболела голова и пот не залил глаза. Вот тогда судороги начали сводить шею, руки и ноги и я понял, что, невзирая на петлю сжимающую горло, двигаться мне придется, потому что иначе очень скоро боль станет невыносимой.

Умир Безжалостный. Который сказал, что Сабра может приехать через пару ДНЕЙ.

Который говорил, что не хочет меня убивать. И который не мог не знать, что за два дня я в любом случае умру, дернусь я во сне или судороги сведут мышцы, и тогда петля затянется.

И я задохнусь.

А значит если я сам что-то не придумаю – и как можно быстрее – я буду мертв по «естественным причинам» задолго до приезда Сабры.

Магия. Я зарыл глаза и подумал о ней, стараясь расслабиться.

И уснул.

Я проснулся как от толчка, задохнулся и выплюнул слово. Сам не понимая что говорю, просто повторив услышанные один раз от Умира звуки. Странное слово, похожее на постоянно ускользающую спину жеребца, когда он козлит и брыкается. Но я вспомнил его и я его произнес…

И ничего не случилось.

И…

Нет. Кое-что случилось. Сияние усилилось.

А я добивался совсем не этого.

Я попытался снова, меняя интонацию.

Ничего.

Еще раз. И узлы сжалась.

– Нет… – в отчаянии я еще сильнее прижал голову к мечу, пытаясь вырвать из горла впившуюся веревку. Спина болела, ноги сводило, почки полыхали огнем.

– Развязать… – прохрипел я, – не завязать… развязать…

Я снова вспомнил слово, оно засветилось у меня в голове, и попытался еще раз.

Но теперь я произнес его наоборот.

Свет померк. Давление не уменьшилось, но и не усилилось.

Пока и этого было достаточно.

Я снова сказал слово – наоборот.

Ничего.

– Развязать… – пробормотал я. И представил, как развязываются узлы.

Ничего.

Я от души выругался и сосредоточился. Представил рунические веревки, которые не мог видеть и никогда не видел, не считая короткого взгляда, брошенного на обрывок в руке Умира.

Он свисал с тонких пальцев: путаница сияющих рун, переплетенных как нити в поводах Салсет.

Я уже видел его перед собой.

– Думай…

Есть. Перед моими глазами застыли линии, узоры, узлы. Я подумал о своих собственных линиях и узорах, вырезанных на коже и заметных даже сквозь двухдневную щетину; потом об узорах, которые я рисовал в песке и пыли перед старым хустафой – переплетение узлов, линии скручиваются по две, по три, по четыре, потом расходятся, снова переплетаются и завязываются, потом к ним присоединяются другие…

Я дышал так тяжело, что с пола поднялось облако пыли и глаза начали слезиться. Соленые капли стекали по щекам, рисуя узоры на грязной коже и я вспомнил первую встречу с Мехметом – пыль на его лице, запекшийся песок, жажда, истощение. Мехмет, в чьем акетни жил хустафа, бросающий песок, который однажды бросил его для меня и назвал меня джихади.

Или не назвал?

Дрожь сотрясла все тело. Я понял, что сейчас задохнусь, но веревка не затянулась. Хотя и легче еще не стало.

Кожа чесалась и ныла, а я ничего не мог поделать.

– …не думай… об этом…

Но я думал. Потому что руки и ноги заледенели и от холода заболели суставы. Мне даже показалось, что это Северные морозы забрались на Юг и накрыли меня своим дыханием.

Желудок сжался, кислый комок медленно пополз к горлу.

Аиды, только не сейчас!

Я выругался в пыльное облако. Меня бросало то в жар, то в холод, как при лихорадке.

Аиды, сейчас не время…

Комок уже подбирался к горлу.

Сейчас мне нужна магия, а это…

Магия.

От которой всегда болят кости, чешется кожа, выворачивается желудок.

Аиды, может она работает!

С новыми силами – забыв обо всех болячках – я снова вернулся к попытке снять заклятие уз Умира.

Я задыхался, покрывался потом, скрипел зубами, думал о рунах: они были на Севере, на Юге, на Границе. Я представлял себе как развязываются узлы, рассыпаются, расползаются…

Все происходит наоборот.

Я полностью расслабился.

Когда мои глаза открылись, дыхание громом отдавалось в ушах. Я заставил себя выпрямиться. Пепел слетел с моей шеи, с запястий, с лодыжек. Я хрипло расхохотался, но задохнулся, скорчился и упал на бок, жадно вдыхая и выдыхая воздух вместе с грязью и кровью.

Аиды, ненавижу магию. Мне от нее всегда плохо.

Когда спазмы перестали корчить тело, я постарался выровнять дыхание. Я долго лежал в полной темноте, чувствуя как высыхает мокрая от пота кожа, потом, пошатываясь, поднялся.

Дел.

Баска, подожди еще немного, я уже иду.

Я поднялся, сделал два неверных шага к двери, налег на нее всем телом и вырвал из стены высохшие под солнцем кожаные петли.

И вырвался в рассвет.

29

Спотыкаясь на каждом шагу, я добрался до кантины, больно ударился о дверной проем, не сумев вовремя остановиться, и тряхнул за плечо мирно спящего племянника Акбара.

– Где она? Куда они ее повезли? Когда они уехали?

Племянник только открыл рот от изумления.

Одной рукой – в другой был меч – я скрутил его рубашку узлом под подбородком и оторвал его от подушки.

– Я сказал, ГДЕ ОНА?

– Женщина? – уточнил он.

– Нет, кобыла, – я выпустил его. – До меня сюда приходили люди…

Он расправил одежду.

– Да, но…

– Куда они поехали?

– К Северным воротам, но…

– Она не ранена?

– Нет. Но…

– Харкихал, – сразу понял я. – Они увезли ее в Харкихал – если конечно нет другого…

– Где, в аиды, ты был? – спросил знакомый голос.

Я даже подпрыгнул, торопливо обернулся и не поверил своим глазам.

– А что ты делаешь ЗДЕСЬ?

Это был тупик. Дел нахмурилась. Светлые брови удивленно взлетели и на лбу появилась морщинка – похоже что единственной ее проблемой было плохое настроение.

Но это уже мелочи.

– Я хочу сказать… – я замолчал, представляя, каким дураком должен выглядеть. – Они приходили за тобой?

Клинок Бореал в ее руках сверкнул.

– Эти люди? Да.

– Но… – я сел – точнее рухнул – на край постели племянника Акбара.

– Я ничего не понимаю.

– Они приходили, – объяснила Дел, – но к счастью меня не было в комнате. Я искала тебя на конюшне.

Хвала валхайлу.

– Меня?

– Да. Ты же перед уходом сказал, что идешь проверить лошадей, – она нахмурилась сильнее и посмотрела на меня с укором. – Я подождала, ты не вернулся и я пошла тебя искать, – Дел пожала плечами. – Потом я услышала как они пришли. И затихла. Я стояла в конюшне, с жеребцом, – она осмотрела меня с ног до головы. – Знаешь, Тигр, сейчас ты выглядишь еще хуже чем два дня назад.

Чувствовал я себя так же. Тогда болели голова и колено, теперь я затруднился бы сказать, к какой части моего тела люди Умира не приложили свои кулаки и сандалии.

– Я был уверен, что придется тебя спасать, – неохотно признал я.

– Со мной все нормально, – сразу ответила она и потише добавила: – Но спасибо за намерение.

Племянник Акбара наконец-то решился вмешаться в нашу беседу.

– Могу я снова лечь спать? – поинтересовался он.

– А-а, – я поднялся с его кровати и потер грязную щеку, двигаясь медленно, чтобы не болели почки – или хотя бы болели не так сильно. – Лучше нам отсюда убраться и побыстрее.

Дел шагнула в сторону, пропуская меня в дверь и пошла за мной по общей комнате.

– Почему ты уверен, что они вернутся? Они приходили сюда и не нашли то, что искали. Иногда уже обысканная комната лучшее укрытие.

– Они вернутся, – я прошел мимо столов, сердито отпихивая стулья, и направился в нашу комнату. – У меня предчувствие, что Умир не сдастся.

– Кто?

– Умир. Безжалостный. Тот, который хотел купить тебя.

– Он?

– Теперь он хочет украсть тебя, – я откинул полог с нашей дороги и прислонился к дверному косяку. – Как на твой взгляд, я реален?

Светлые брови взлетели куда-то вверх.

– Что?

– Ладно, забудь, – я слабо махнул рукой. – Просто… собирай вещи. А я займусь лошадьми.

– Наши вещи уже на конюшне, – остановила меня Дел. – Когда эти люди ушли, я собралась и подготовила лошадей.

– Подготовила?..

– Оседлала… и сумки собраны, они у седел, – она объясняла очень терпеливо и вежливо, словно не хотела обидеть меня, но знала, что этого не избежать. – И фляги полны.

Наверное я действительно плохо выглядел.

– Ну значит… – я выпрямился и тут же сморщился от боли. – Думаю, пора уезжать.

Дел посмотрела на меня и не выдержала:

– Судя по твоему виду, ты не в состоянии куда-то ехать.

– Раньше меня это не останавливало, – скрипнув зубами, я прижал ладонь к пояснице. – Поехали, баска. Сабра уже в пути и Умир скоро вернется.

Спеша как могли, мы с Дел пошли на конюшню, вывели кобылу и жеребца, и гнедой тут же начал хлестать воздух хвостом и оттопыривать губу. Покрасовавшись, он решил для кобылы этого недостаточно и тихий рассвет огласился оглушительным визгливым ржанием. Мое правое ухо было как раз около морды жеребца. Можно только удивляться, какой громкий у лошадей голос.

Я шлепнул гнедого по носу.

– Не сейчас, безмозг…

Дел вскочила на кобылу и расправила складки широкого бурнуса. Рукоять Бореал над ее левым плечом сверкнула в лучах восходящего солнца.

– Если ты так торопишься..

– Я иду. Я ид… аиды, лошадь, это делать обязательно? – я стер кусок слюнявой слизи с грязной левой щеки. – Кобыла идет до ближайшего поселения, – объявил я, – где мы обменяем ее на мерина, – я вставил левую ногу в стремя, левой рукой ухватился за короткую гриву жеребца – я всегда подрезаю ее – и подтянул себя наверх. Не доставив удовольствия моим почкам, о чем они не преминули мне сообщить. – Они выехали из главных ворот, значит нам лучше ехать другой дорогой, – я повернул жеребца и повел его за угол кантины. – Умир не знает, куда мы направляемся, а поскольку я знаю, что он знает, что мы знаем, что Сабра идет за нами, Джула это последнее место, где нас будут искать.

– А он не мог отправить людей и к другим воротам?

– Стены рушатся, на случай если ты этого не заметила. Мы найдем какой-нибудь пролом, – мы обогнули кантину и выехали на улицу. – Я не думаю…

Но что я не думал, Дел так и не узнала. Из полутьмы, еще сражавшейся с лучами восходящего солнца, вышел мужчина и ухватил повод жеребца, заставив гнедого остановиться.

– Я бросаю тебе вызов, – объявил он, – на формальную схватку в круге.

– Незбет, – оскалился я. – У нас на это нет времени.

– Вызов Шодо, – отрезал он. – Или ты снова отговоришься раной, надеясь скрыть свою трусость?

Дел почувствовала себя задетой.

– Просто убей его, Тигр, – посоветовала она.

– Вызов Шодо, – повторил Незбет, на всякий случай покрепче сжимая повод.

– Давай встретимся позже, – предложил я. – Сейчас мы несколько заняты…

– Тигр, – позвала Дел и я уловил в ее голосе беспокойство. – Идут остальные.

– Люди Умира? Нет, – тут же ответил я сам на свой вопрос, потому что увидел «остальных».

– Они танцоры мечей, – сообщил Незбет. – Осман, Маудин, Хасан. Второй и третий ранги. Все достойные люди, – он улыбнулся. – Посмеешь ли ты отвергнуть мой вызов и перед ними, Песчаный Тигр-трус?

Я слез с жеребца и передал конец повода Дел.

– Подержи его, – попросил я. – Много времени это не займет.

Я наблюдал как меняется взгляд Незбета: сначала удивление, потом гордость и неожиданное удовольствие, и только после этого пропали последние сомнения: он наконец-то получил танец мечей с величайшим мастером Юга.

Если, как Умир, он не считал таковым Аббу.

Я выскользнул из бурнуса, стараясь не застонать из-за почек, и перекинул бурнус через седло.

– Тогда давай начнем, – предложил я. – Мы зря прожигаем здесь день.

Незбет наконец-то отпустил повод.

– Ты серьезно?

Я оскалил ровные зубы.

– Вызов Шодо, разве не так? Чтобы указать мне мое место? – я показал пальцем на улицу. – Мне некогда, рисуй круг побыстрее.

– Но вызов брошен ТЕБЕ, – нерешительно напомнил он. – Ты имеешь право…

Я приложил разведенные пальцы к сердцу и склонил голову.

– Я доверяю эту честь тебе. Рисуй быстрее, Незбет!

– …не правильно, – пробормотал он, но отошел от меня на улицу и начал рисовать круг.

Я посмотрел на трех приближавшихся танцоров мечей, потом в другую сторону улицы, беспокойно потеребил пряжку перевязи, снова взглянул на трио и, в конце концов, повернулся к Дел.

– Может тебе лучше поехать, а я догоню.

– Нет.

– Я Умиру не нужен, он охотится за тобой. Если ты задержишься только из-за этого…

– Я остаюсь, – улыбнулась Дел. – Должен же кто-то подержать твою лошадь.

Я вздохнул, наклонился, чтобы развязать и расшнуровать сандалии.

– Снова теряем время… – побормотал я. – А все из-за глупого выскочки, возжелавшего стать шишкой… – я скинул сандалии. – Ему следовало хорошенько подумать, прежде чем бросать этот вызов… глупому клещу Пенджи давно нужно было внушить, что нельзя быть таким навязчивым…

– я вынул руку из перевязи, освобождаясь от ремней. – Трижды проклятое козье отродье. Кем он себя воображает?

Дел с высоты своей кобылы поинтересовалась с веселым любопытством:

– Ты когда-нибудь себя слушаешь?

– Слушаю себя? Конечно я слушаю себя. Я не глухой. Как я могу не слушать то, что говорю?

Дел заулыбалась широко и искренне.

– Ну тогда попробуй прислушаться.

– У меня на это нет времени, – прорычал я и снова посмотрел на улицу.

– Ты наконец-то закончил с этой штукой?

Незбет выпрямился. Белые зубы сверкнули на смуглом Южном лице.

– Войди в круг, – предложил он.

– Сейчас, – я вынул из ножен меч, бросил перевязь на сандалии и шагнул на улицу. Краем глаза я видел, как три свидетеля Незбета выстраиваются вдоль стены кантины. МОЙ свидетель, на лошади, шлепнул сандалией по носу жеребца, чтобы напомнить ему о хороших манерах. Я запоздало подумал, что мог бы отвести гнедого в сторону. Все-таки жеребец, а кобыла есть кобыла.

– Ну хорошо, Незбет, – я остановился у круга. – Вызов Шодо говоришь…

– Да, – он продолжал улыбаться.

– Танец до смерти, – объявил я и шагнул в круг.

Незбет перестал улыбаться.

– До смерти!

Я стоял в самом центре круга. Клинок, приютивший Чоса, черной линией пересекал мою грудь от плеча до бедра.

– Ты рисовал круг, значит я выбираю танец.

– Но… – он замолчал, поняв свой промах.

– Сообразил? – я улыбнулся, невинно поднимая брови. – Если ты действительно учился у шодо, тебе бы следовало подумать и не попадаться на такую простую уловку.

– Танец не должен быть до смерти, – заупрямился он. Смуглое лицо медленно начинало сереть. – Меня наняли найти тебя, победить тебя – привезти тебя Сабре!

– Эти планы рухнули, – я поманил его пальцем. – Войди в круг.

– Но так не должно быть! – не сдался он.

Я пожал плечами.

– Жизнь часто непредсказуема, Незбет. Танцору третьего ранга пора бы это знать.

Изящные ноздри раздувались. Он кинул дикий взгляд на Османа, Маудина и Хасана, ссутулившихся у кантины, потом снова посмотрел на меня.

– Ты говорил… – его лицо пошло пятнами. – Ты сам говорил, что каждый может отказаться от танца.

– Говорил. Правильно. Но обычно отказывается тот, кому бросают вызов, а не тот, кто вызывает; было бы странно – и даже глупо – если бы вызывающий сам отказался после просьбы о танце, – я снова пожал плечами. – А от Вызова Шодо, принятого противником, отказаться нельзя, иначе ты теряешь ранг и бесчестишь себя, – я сверкнул клинком в слабом свете нового дня. – Танцор вроде тебя – достигший третьего ранга! – на такое не пошел бы. Его опорочили бы даже мысли об этом.

Незбет совсем посерел.

– Я могу отказаться от условий.

– Не можешь, – вздохнул я и посмотрел мимо него на трио у кантины. – Но если хочешь, можешь поговорить со своими друзьями. Вдруг ради тебя они согласятся пойти на ложь.

– Ложь!

– Кодекс круга, – напомнил я, – при разборе дела о танцоре, отступившем от должного вызова, предусматривает выступления свидетелей.

– Но… – Незбет скрипнул зубами. – Ты просто надеешься вынудить меня отказаться!

– Мне все равно, что ты сделаешь, – я немного опустил кончик клинка.

– У меня очень мало времени, Незбет. Ты не мог бы решать побыстрее?

Он сжал губы. Потом сорвал бурнус, рванул завязки сандалий, вырвался из перевязи. И вошел в круг.

– Это уже лучше, – прокомментировал я и положил меч в середину.

Незбет удивился и в его темных глазах снова появилась надежда.

– Я думал… – не закончив, он натянуто улыбнулся и положил свой меч рядом с моим.

– Кто судья? – спросил я. – Кто из трех твоих друзей?

Он неожиданно проявил великодушие.

– Пусть судьей будет женщина.

– Дел, – позвал я.

Незбет и я встали напротив у периметра круга. Вскоре мы сорвемся с мест, побежим, схватим свои мечи и начнем танцевать. Настоящий Южный вызов с пробежкой перед танцем.

– Подготовьтесь, – предложила Дел.

Незбет посмотрел на меня. Он был быстр, молод и ловок. Жизнь била в нем ключом, он готов был броситься и подхватить оружие. Незбет знал, что мог победить меня. Он был уверен в своей победе. Перед ним стоял старый, неповоротливый, медлительный человек.

И он помнил о моем больном колене. Вылечить его за те несколько дней, что мы не виделись, я не мог.

Глупый клещ Пенджи.

Незбет улыбнулся.

– Танцуйте, – сказала Дел.

30

Давно уже мне ничего так не хотелось, как преподать мальчику долгий, неторопливый урок, начиная с демонстрации физического превосходства и кончая выносливостью. Но у меня не было времени.

Так что вместо этого я продемонстрировал ему скорость.

У него просто отвалилась челюсть, когда я, подхватив Самиэля, подсунул черный кончик под клинок Незбета и выбросил его из круга прежде чем Незбет успел дотянуться до рукояти. Пальцы сомкнулись на песке. Левую руку я прижал острием Самиэля ровно настолько, чтобы уколоть кожу.

Я наклонился к мальчику, который стоял на коленях, подчиняясь стали.

– Женщина победила тебя, – прошипел я. – Что заставило тебя думать, что я не могу?

Незбет в грубой форме сообщил, кем он меня считает.

Меч проколол глубже.

– Это не очень приятное слово. Где ты его слышал?

Незбет, разумеется, это слово повторил.

Я оторвал кончик меча от его руки, слегка касаясь кожи, провел сталью по голому предплечью, плечу, довел до подбородка и четко выговорил: