Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Саквояжники (№1) - Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы)

ModernLib.Net / Классическая проза / Роббинс Гарольд / Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы) - Чтение (стр. 32)
Автор: Роббинс Гарольд
Жанр: Классическая проза
Серия: Саквояжники

 

 


Я ушел в ванную и закрыл дверь. Когда через несколько минут я вернулся, изумленная Дженни сказал мне:

— Звонил меховщик. Он хотел знать, какую норку я предпочитаю: светлую или темную. И еще размер.

— И какой размер ты заказала?

— Десятый.

Я покачал головой.

— Думаю, что тебе надо было заказать двенадцатый, никто не покупает норковое манто десятого размера.

— Я же говорила, что ты сумасшедший, — сказала Дженни, кидаясь в мои объятия, — но ты отличный сумасшедший.

Я громко рассмеялся. Норка всегда срабатывала подобным образом.

8

Детектив из агентства пришел, когда мы ужинали. Его звали Сэм Вайтал, и если ему и показалось странным, что Дженни сидит за столом в норковом манто, он не подал виду.

— В Чикаго очень холодно, — объяснила Дженни.

— Да, мадам, — вежливо ответил он.

— У вас были затруднения с розыском этого человека? — спросил я.

— Небольшие. Нам пришлось проверить агентства кредитной информации, он ведь наследил фальшивыми чеками, так что это был просто вопрос времени. Когда поиски сузились до Чикаго, мы обратились в управление социального обеспечения. Люди меняют имена, но обычно не порывают связи с управлением социального обеспечения. Он проживает под именем Эймоса Джордана.

— Где он работает? — озабоченно спросил я.

— Механиком в гараже. Заработка ему вполне хватает на выпивку, он частенько прикладывается к бутылке.

— А где он живет?

— В меблированных комнатах, но приходит туда только переночевать, а все свободное время проводит с девицами в притоне под названием «Париж». Ну, вы знаете подобные притоны: на сцене стриптиз, а остальные девочки выставляют посетителей на выпивку.

Итак, Эймос остался верен себе, он ошивался там, где девочки. Я поставил чашку с кофе на стол.

— Хорошо, поедем туда.

— Я готова, — сказала Дженни.

Вайтал посмотрел на нее.

— Может быть, вам лучше остаться здесь, мадам? Это довольно грязный притон.

— Что? — быстро спросила Дженни, — остаться здесь и упустить шанс продемонстрировать мое новое пальто?

* * *

«Париж» походил на остальные двадцать клубов, расположенных на той же улице. Его окна были заклеены плакатами с полуобнаженными девушками, служившими в клубе танцовщицами. Когда наш большой лимузин остановился перед дверями клуба, рот швейцара расплылся в улыбке до ушей. Он церемонно распахнул дверь.

— Добро пожаловать, в наш «Париж» собираются гости со всего света.

Перед нами, словно из-под земли, возник маленький мужчина в темном костюме; гардеробщица в колготках взяла у нас с Вайталом пальто. Дженни покачала головой и осталась в мехах. Мы прошли за маленьким человеком в темный, узкий, прокуренный зал и уселись за небольшой столик прямо перед сценой. Исполнительница стриптиза работала почти над нашими головами, барабаны звучали в медленном ритме, и она старательно трудилась, демонстрируя свои прелести.

— Две бутылки вашего лучшего шампанского, — сказал я. Это было не то место, где следовало заказывать виски, разве что если у вас был оцинкованный желудок.

При слове «шампанское» танцовщица замедлила свой танец и посмотрела вниз. Я ощутил на себе ее оценивающий взгляд, а затем она одарила меня своей самой соблазнительной улыбкой.

Дженни скинула манто на спинку стула и сняла шляпку. Ее длинные белокурые волосы рассыпались по плечам и засверкали. Улыбка моментально исчезла с лица танцовщицы.

Я посмотрел на Дженни, она улыбалась.

— Ты играешь с огнем, — сказала она. Я рассмеялся.

Официант в белой рубашке принес в ведерке две бутылки шампанского. Он быстро расставил бокалы и откупорил первую бутылку. Вино зашипело и полилось в бокалы. Не дожидаясь, пока я попробую вино, официант удалился.

Шампанское было теплым, но неплохим. Этикетка была помечена тридцать седьмым годом. Даже если это и была бутафория, вино было вполне приличным. Рядом со мной на столе я заметил счет: восемьдесят долларов.

— Если бы вы приехали на такси, — сказал Вайтал, — каждая бутылка стоила бы вам двадцать долларов.

— А если бы пришел пешком?

— Пятнадцать, — улыбнулся он.

— Ваше здоровье, — сказал я, поднимая бокал.

Как только мы поставили бокалы, подскочивший официант снова наполнил их. Он сильно суетился, переливал вино через край, потом опрокинул бутылку и сунул ее в ведерко. Я взял его за руку.

— Не спеши так, приятель. Если я не возражаю по поводу цены, то по крайней мере мы имеем право допить бутылку до конца.

Он посмотрел на меня, кивнул и испарился. Барабаны замолкли, и танцовщица удалилась под жидкие аплодисменты.

— Он здесь, в конце бара, у стойки, — сказал Вайтал.

Я повернулся и посмотрел в указанную сторону. Там было довольно темно, и я смог только различить фигуру со стаканом в руке, облокотившуюся на стойку.

— Пойду к нему.

— Вам понадобится помощь? — спросил Вайтал.

— Нет. Вы останетесь с мисс Дентон.

Свет снова погас, и на сцену вышла очередная танцовщица. Как только я тронулся к бару, передо мной из темноты появилась девица.

— Ищешь кого-нибудь, малыш? — прошептала она. Это была танцовщица, исполнявшая предыдущий номер. Я проигнорировал ее и, пройдя в бар, подошел к Эймосу. Он даже не поднял головы, когда я забрался на соседний с ним стул.

— Бутылку пива, — сказал я бармену.

Передо мной появилась бутылка пива, а мой доллар моментально исчез в кармане бармена, пока я поудобнее устраивался на стуле.

Я повернулся к Эймосу, который смотрел на сцену, и меня буквально потряс его вид. Это был старик, невероятно дряхлый и седой. Редкие волосы, обвисшая на щеках и подбородке кожа. Он поднял стакан к губам, и я заметил, как дрожат его руки в красных прожилках. Я попытался осмыслить увиденное. Ведь ему было самое большее пятьдесят пять. Но увидев его глаза, я понял ответ. Жизнь здорово потрепала его, и у него ничего не оставалось, кроме прошлого. Все мечты его рухнули, потому что его преследовали сплошные неудачи. И ему ничего не оставалось, как опускаться все ниже и ниже, пока не придет смерть.

— Привет, Эймос, — тихо сказал я.

Он поставил стакан и, медленно повернув голову, посмотрел на меня налитыми кровью, влажными глазами.

— Убирайся, — прошептал он хриплым, пьяным голосом, — это моя девушка сейчас танцует.

Я бросил взгляд на сцену. Там танцевала рыжеволосая девушка, еще сохранившая кое-какие остатки былой привлекательности. Они оба составляли хорошую пару, оба прошли долгий путь крушения надежд. Я подождал последних аккордов музыки и снова обратился к нему:

— У меня есть к тебе предложение, Эймос.

Он повернулся ко мне.

— Я уже говорил твоим посланцам, что меня оно не интересует.

Мне захотелось встать и уйти. Уйти на свежий ночной воздух, от этого вонючего кислого пива, от этой тошноты и гнили. Но я не мог этого сделать. И не только потому, что дал слово Форрестеру, а еще потому, что это был отец Моники.

Подошел бармен. Я сделал заказ на двоих, он схватил пятерку и исчез.

— Я сказал Монике о ее новой работе. Она очень обрадовалась, — начал я.

— Моника всегда была дурой, — хрипло сказал он и рассмеялся. — Ты знаешь, ведь она не хотела разводиться с тобой. Она буквально сходила с ума и все-таки не хотела, разводиться с тобой. Говорила, что любит тебя. — Я промолчал, а он снова рассмеялся. — Но я заставил ее, — продолжал Эймос. — Я сказал ей, что ты такой же, как и я, что никто из нас не может устоять, когда почует запах сучки.

— Ну хватит об этом, — сказал я, — это все уже в прошлом. Эймос дрожащей рукой опустил стакан на стойку.

— Нет, не хватит, — закричал он. — Думаешь, я забыл, как ты вышиб меня из моей собственной компании? Думаешь, я забыл, как ты перехватывал у меня все контракты, не давая начать новое дело? — Он хитро засмеялся. — Я не дурак, думаешь, не знаю, что ты приставил ко мне человека, чтобы он следил за мной по всей стране?

Я внимательно посмотрел на него. Он был болен, и гораздо серьезнее, чем я предполагал.

— А сейчас ты приходишь ко мне с каким-то липовым предложением, — продолжал кричать Эймос. — Думаешь, я не раскусил тебя? Думаешь, не понимаю, что ты пытаешься убрать меня с дороги, потому что знаешь, что стоит им только увидеть мой самолет, и тебе тогда конец? — Он сполз со стула и подкатился ко мне, в бешенстве сжав кулаки. — Убирайся, Джонас, — заорал он. — Слышишь? Убирайся!

Я повернулся на стуле и схватил его за руки, за тонкие, хрупкие старческие кости запястий. Так я и держал его некоторое время, но потом он внезапно рухнул на меня, уткнувшись головой в мою грудь. Я взглянул в его глаза, полные слез бессилия.

— Я так устал, Джонас, — прошептал он. — Пожалуйста, оставь меня в покое, мне очень жаль, но я уже ни на что не годен.

Он выскользнул из моих объятий и растянулся на полу. Подошедшая рыжеволосая девушка громко закричала, и музыка внезапно смолкла. Вокруг нас мгновенно собралась толпа. Слезая со стула, я почувствовал, что меня прижимают к стойке бара, и поднял взгляд на здоровяка в синем пиджаке.

— В чем дело? — поинтересовался он.

— Оставь его, Джо, — раздался позади голос Вайтала. Вышибала бросил взгляд через плечо.

— А-а, это ты, Сэм, — давление на мою грудь ослабло.

Я посмотрел на лежащего Эймоса. Дженни опустилась перед ним на колени, расстегивая воротник рубашки и развязывая галстук. Я наклонился.

— Он не умер?

— Нет, но у него сильный жар, думаю, лучше отвезти его домой.

— Хорошо. — Я вынул из кармана бумажку в сто долларов и бросил ее на стойку бара. — Это с меня за угощение. — Я оглянулся и увидел рыжеволосую девицу. Она смотрела на меня, и по ее щекам текла смесь слез и туши. Я достал еще одну стодолларовую бумажку и сунул ей в руку. — Перестань плакать и вытри слезы.

Наклонившись, я, поднял Эймоса на руки и направился к двери. Он был на удивление легким. Вайтал получил у гардеробщицы наши пальто и вышел вслед за мной на улицу.

— Он живет в нескольких кварталах отсюда, — сказал детектив, помогая мне усаживать Эймоса в машину.

Это был грязный серый дом. Перед дверью, возле открытых мусорных ящиков, стояли две кошки и злобно смотрели на нас своими желтыми, глазами. Это место совсем не подходило для больного человека.

Шофер выскочил из автомобиля и открыл заднюю дверцу, я протянул руку и захлопнул ее.

— Назад, в отель, — бросил я водителю.

Обернувшись, я посмотрел на Эймоса, лежащего на заднем сидении. Я никак не мог отделаться от мысли, что если бы все повернулось немного по-другому, там сейчас лежал бы мой отец.

9

Доктор вышел из комнаты, покачивая головой. Следом за ним шла Дженни.

— Завтра утром, когда он проснется, все будет в порядке. Кто-то подсыпал ему в выпивку амитал натрия, — сказал доктор.

— Что?

— Это такой наркотик, который грабители обычно подсыпают в выпивку жертве, — пояснила мне Дженни.

Я улыбнулся, предчувствие не обмануло меня. Вайталу ничего другого не оставалось. Он видел, что мне очень нужен Эймос, и я получил его.

— Он сильно истощен, — добавил доктор. — Слишком много виски и слишком мало еды. У него была температура, но небольшой уход все поправит.

— Спасибо, доктор, — сказал я, поднимаясь.

— Не стоит благодарности, мистер Корд. — Завтра утром я зайду взглянуть на него. Мисс Дентон, давайте ему эти таблетки каждый час.

— Хорошо, доктор.

Доктор откланялся и ушел. Я посмотрел на Дженни.

— Минутку, ты не должна сидеть всю ночь около этого пьяницы.

— Мне это несложно, я не впервые буду ухаживать за пациентом.

— За пациентом?

— Конечно, — Дженни удивленно посмотрела на меня. — Разве я не говорила тебе, что закончила школу медицинских сестер?

Я покачал головой.

— Колледж медицинских сестер Святой Марии в Сан-Франциско, — сказал она, — в тысяча девятьсот тридцать пятом. Год проработала в клинике, потом уволилась.

— А почему уволилась?

— Слишком устала от этой работы, — ответила Дженни с непроницаемым лицом.

Я не стал расспрашивать ее дальше, в конце концов это было ее личное дело.

— Что ты будешь пить? — спросил я, направляясь к бару.

Дженни покачала головой.

— Ничего, спасибо. Послушай, нет смысла нам обоим торчать тут всю ночь. Почему бы тебе не лечь и не отдохнуть немного?

Я в недоумении посмотрел на нее.

— Все будет в порядке, посплю утром. — Она подошла ко мне и поцеловала в щеку. — Спокойной ночи, Джонас. Спасибо тебе, я думаю, что ты очень хороший человек.

Я рассмеялся.

— А ты думала, что я позволю тебе разгуливать по Чикаго в твоем легком пальтишке?

— Я не из-за пальто, хотя и из-за него тоже, — быстро сказала она. — Просто я слышала, что он наговорил тебе, а ты все равно привез его сюда.

— А что мне оставалось делать? Не мог же я оставить его лежать там?

— Конечно, нет, — согласилась она. — А теперь иди спать.

Я повернулся и пошел в спальню. Это была дурная, сумасшедшая ночь. Во сне Эймос вместе с моим отцом бегали за мной по комнате, и каждый требовал, чтобы я сделал именно то, что он хочет. Но я не мог их понять — они несли какую-то тарабарщину. Потом Дженни, а может быть, и Рина, вошла в комнату, одетая в белое форменное платье, и они оба принялись бегать за ней. Я пытался остановить их, и, наконец, мне удалось вытолкнуть ее из комнаты и закрыть дверь. Я поднял ее на руки, но оказалось, что это плачущая Моника. Затем кто-то прижал меня к стене, и я увидел перед собой лицо вышибалы из «Парижа». Он начал светить мне в лицо лампой, и свет становился все ярче, ярче и ярче.

Я открыл глаза и прищурился. В окно вовсю светило солнце, было восемь часов утра.

Дженни сидела в гостиной, перед ней стоял кофейник и тарелка с тостами.

— Доброе утро. Хочешь кофе? — спросила она.

Я кивнул, подошел к комнате Эймоса и заглянул внутрь. Он лежал на спине и спал сном младенца. Я закрыл дверь, вернулся к дивану и сел рядом с Дженни.

— Ты, должно быть, устала? — спросил я, беря чашку с кофе.

— Немного. Но в какой-то момент усталость проходит и силы восстанавливаются. — Она посмотрела на меня. — Он много говорил о тебе.

— Да? Надеюсь, ничего хорошего?

— Он ругал себя за то, что расстроил твою женитьбу.

— Каждый из нас приложил к этому руку, и его вины здесь не больше, чем, скажем, моей или Моники.

— Или Рины Марлоу?

— Ну уж никак не Рины, — быстро возразил я и взял сигарету. — Главным образом, это произошло из-за того, что мы с Моникой были слишком молоды.

Дженни подняла чашку и отхлебнула кофе.

— Может быть, ты пойдешь немного отдохнешь? — спросил я.

— Я, пожалуй, подожду прихода доктора.

— Ложись спать, я тебя разбужу, когда он придет.

— Хорошо, — сказала Дженни и направилась в спальню, но потом вернулась и взяла с дивана норковое манто.

— Оно тебе не понадобится, — сказал я, — я нагрел тебе постель.

Дженни уткнулась лицом в мех.

— Как здорово.

Она ушла в спальню и закрыла за собой дверь. Я налил себе еще чашку кофе и вдруг почувствовал, что голоден. Сняв телефонную трубку, я заказал двойную порцию ветчины с яичницей и кофейник кофе.

Когда я завтракал, в комнату вошел Эймос. На нем было одеяло, в которое он завернулся, словно в тогу. Он подошел к столу и посмотрел на меня.

— Кто украл мою одежду?

При дневном свете он выглядел не так плохо, как вчера вечером.

— Я ее выкинул, — ответил я. — Садись завтракать.

Он продолжал стоять и молчал, потом через некоторое время осмотрелся.

— А где девушка?

— Спит. Она всю ночь просидела возле тебя.

Эймос задумался.

— Я вырубился? — это прозвучало скорее как утверждение, чем вопрос, поэтому я промолчал. — Похоже, что так, — сказал он, кивая головой. Потом тяжело вздохнул и поднял руку к лицу, при этом одеяло почти слетело на пол.

— Кто-то подсыпал мне наркотик, — в его голосе прозвучали обвинительные нотки.

— Поешь немного, в этой пище много полезного.

— Я хочу выпить, — сказал он.

— Наливай, бар вон там.

Эймос прошлепал к бару, налил себе порцию и резко опрокинул ее в горло.

— Ох, — крякнул он и налил себе еще. Его серое лицо слегка порозовело. Он вернулся к столу с бутылкой виски и сел в кресло напротив меня. — Как ты меня разыскал?

— Это было легко, мы просто проследили за фиктивными чеками.

Эймос налил себе очередную порцию виски, но оставил стакан на столе. Внезапно глаза его наполнились слезами.

— Было бы не так страшно, если бы это был кто-нибудь другой, а не ты, — произнес он, беря стакан. Я промолчал, занятый едой. — Ты не знаешь, что такое состариться, теряется чутье.

— Но ты не потерял его, — сказал я, — ты его выбросил, как хлам. Ты даже не поинтересовался моим предложением. Так что можешь и дальше пить.

Эймос посмотрел на меня, потом на стакан, наполненный янтарной жидкостью. Рука его дрожала, и несколько капель виски пролилось на скатерть.

— А с чего это вдруг ты превратился в моего доброжелателя?

— Ошибся, — ответил я, беря чашку с кофе и улыбаясь. — Я совсем не изменился и по-прежнему считаю тебя первым в мире засранцем. Что касается меня, то я и близко бы к тебе не подошел, но Форрестер хочет, чтобы ты управлял нашим канадским заводом. Этот дурень не знает тебя так, как знаю я, и все еще считает тебя величайшим инженером.

— Роджер Форрестер? — спросил Эймос и снова поставил виски на стол. — Он испытывал мой «Либерти-5», который я сконструировал сразу после войны. Он сказал, что это лучший самолет, на котором ему приходилось летать.

Я молча смотрел на Эймоса. С тех пор прошло более двадцати лет и было создано множество отличных самолетов, но он помнил свой «Либерти-5». Это был самолет, с которым он вошел в дело. В лице его появилось что-то от того Эймоса Уинтропа, каким я знал его раньше.

— И каковы условия контракта? — заинтересованно спросил он.

Я пожал плечами.

— Это вы обговорите с Роджером.

— Отлично! — Эймос поднялся. Весь его облик говорил о проснувшемся в нем чувстве собственного достоинства. — Иметь дело с тобой я бы не согласился ни за какие деньги. — Он ушел в спальню, но через минуту вернулся и спросил: — д как насчет одежды?

— Внизу есть мужской магазин, позвони и закажи все что хочешь.

Дверь за Уинтропом закрылась, и я достал сигарету. Слушая, как он воркует по телефону, я откинулся в кресле, глубоко затянулся и выпустил дым через нос. Когда принесли одежду, я велел отнести ее в спальню. Затем снова раздался звонок. Я выругался про себя и направился к двери. Можно было подумать, что я здесь служил дворецким. Я открыл дверь.

— Здравствуйте, мистер Корд, — прозвучал детский голос. Я удивленно опустил голову и увидел Джо-Энн, стоящую рядом с Моникой. В одной руке она держала куклу, которую я ей подарил, а другой вцепилась в материнское пальто.

— Макаллистер прислал мне телеграмму, — объяснила Моника. — Он сообщил, что ты, возможно, здесь. Ты нашел Эймоса?

Я тупо смотрел на нее. Макаллистер, должно быть, выжил из ума. Он ведь знал, что по пути Монике предстоит трехчасовая остановка в Чикаго и она сможет заехать в отель. А что, если мне не хотелось ее видеть?

— Ты нашел Эймоса? — переспросила Моника.

— Да, я нашел его.

— Как здорово, — воскликнула Джо-Энн, увидев накрытый стол. — Я так проголодалась. — Она пробежала мимо меня, уселась в кресло и взяла тост. Я с удивлением проследил за ней взглядом.

Моника с виноватым видом посмотрела на меня.

— Прости, Джонас, но ты же знаешь, как ведут себя дети.

— Мама, но ты ведь сама сказала, что мы будем завтракать с мистером Кордом.

— Джо-Энн! — воскликнула Моника, и краска залила ее лицо.

— Все в порядке, — сказал я. — Почему ты не проходишь? Моника вошла в комнату, и я закрыл дверь.

— Я закажу вам завтрак, — сказал я, направляясь к телефону.

Моника улыбнулась.

— Мне только кофе, — сказала она, снимая пальто.

— Доктор пришел, Джонас? — раздался голос Дженни, и мы с Моникой одновременно повернулись.

Дженни стояла в дверях спальни, ее длинные белокурые волосы спадали на темное норковое манто, которое она надела вместо халата. Обнаженные шея и ноги не оставляли сомнения в том, что под манто у нее не было никакой одежды. Улыбка исчезла с лица Моники. Когда он повернулась ко мне, глаза ее излучали холод.

— Извини, Джонас, — резко сказала она. — Мне бы по собственному опыту надо знать, что перед приходом к тебе следует заранее позвонить. Она подошла к девочке и взяла ее за руку.

— Пошли, Джо-Энн.

Они были уже у дверей, когда у меня прорезался голос.

— Подожди минутку, Моника, — хрипло произнес я.

Меня оборвал Эймос.

— Как раз вовремя, дитя мое. Мы можем уйти отсюда вместе.

Я повернулся и посмотрел на него. Больной, грязный старик, которого мы разыскали вчера вечером в баре, исчез. Передо мной стоял прежний Эймос, в сером с иголочки двубортном костюме, через руку у него было переброшено темное пальто. Он выглядел как руководитель высшего ранга. Когда он подошел к двери, на лице его промелькнула зловещая улыбка:

— Мы с дочерью не желаем никому навязываться, — сказал он, отвесив поклон в сторону Дженни, и вышел. Я в бешенстве шагнул к двери, открыл ее, но услышал звук закрываемого лифта. Потом наступила тишина.

— Прости, Джонас, — сказала Дженни, — мне не хотелось бы, чтобы ты что-то терял из-за меня.

Я посмотрел на нее. Ее большие глаза светились сочувствием.

— Ты тут ни при чем, все потеряно уже много лет назад.

Подойдя к бару, я налил себе виски. Хорошее настроение улетучилось. Это был последний раз, когда я выступал в роли доброго дядюшки. Я отхлебнул виски и, повернувшись к Дженни, сердито спросил:

— Ты когда-нибудь трахалась в норковом пальто?

На ее лице появилось выражение печали и понимания.

— Нет.

Я плеснул себе еще виски и выпил. Мы стояли друг против друга и молчали. Наконец я произнес:

— Ну?

Не спуская с меня глаз, она медленно кивнула, подняла руки и протянула их ко мне. Манто распахнулось, и я увидел ее обнаженное тело. Когда она заговорила, голос ее прозвучал так, словно она всегда знала, что именно так все и должно произойти.

— Иди к маме, малыш, — ласково прошептала она.

Книга восьмая

История Дженни Дентон

1

Дженни вышла из-за занавески, закрывавшей дверь, и прошла перед камерой.

— Стоп! — закричал директор картины. — Снято!

И все закончилось.

Некоторое время она стояла совершенно отрешенная и часто моргала, потому что погасли мощные софиты. Потом ощутила знойную августовскую жару и поняла, что близка к обмороку. Где-то вдалеке Дженни слышала голоса людей, превративших съемочную площадку в сплошной бедлам. Казалось, что все они смеются и разговаривают одновременно.

Кто-то сунул ей в руку стакан с водой, и она с благодарностью жадно отхлебнула из него. Внезапно ее затрясло, как в лихорадке, и костюмерша быстро набросила ей на плечи халат, прикрыв ее прозрачное одеяние.

— Спасибо, — прошептала Дженни.

— Не стоит, мисс Дентон, — ответила костюмерша и внимательно посмотрела на нее. — Как вы себя чувствуете?

— Отлично, — сказала Дженни, ощущая на лбу холодный пот. Костюмерша махнула рукой, и к ним подбежал гример. Он быстро протер Дженни лицо влажной губкой. В ноздри ей ударил легкий запах гамамелиса, и она почувствовала себя лучше.

— Мисс Дентон, — сказал гример, — вам лучше немного полежать, вы слишком возбуждены.

Дженни покорно позволила отвести себя в небольшую костюмерную и уложить на кушетку. Устало закрыла глаза. Три месяца, на которые были рассчитаны съемки фильма, превратились в пять. Пять месяцев дневных и ночных съемок, пять месяцев подниматься в пять утра, а ложиться в полночь, а иногда и позже. Пять месяцев путаницы, пересъемок, переписывания сценария.

Ее снова затрясло, она натянула на себя легкое шерстяное одеяло, но дрожь не проходила. Дженни закрыла глаза, повернулась набок, согнула ноги и сжалась в комочек. Постепенно она согрелась и почувствовала себя лучше.

Когда она открыла глаза, то увидела Элен Гейлард, сидящую в кресле напротив. Дженни не слышала, как Элен вошла в комнату.

— Привет, — сказала Дженни. — Я долго спала?

Элен улыбнулась.

— Около часа, тебе нужен отдых.

— Со мной такого прежде не бывало. Я чувствую жуткую слабость.

— Ты перенапряглась, но это пройдет. Когда картина выйдет на экраны, ты станешь звездой — одной из величайших.

— Надеюсь, — просто ответила Дженни и посмотрела на Элен. — Когда я думаю о всех этих людях, о том, как много они работают и как много вкладывают в картину, то понимаю, что не имею права разочаровать их.

— Ты их не разочаровала. Судя по тому, что я видела, ты просто великолепна. — Элен поднялась с кресла и посмотрела на Дженни. — Я думаю, тебе надо выпить чего-нибудь горячего.

Дженни улыбнулась, увидев, что Элен взяла коробку с порошком какао.

— Шоколад?

— А почему бы и нет? У тебя от него прибавится больше сил, чем от чая. А потом, ты уже можешь больше не беспокоиться о диете, картина закончена.

— Слава Богу, — сказала Дженни, поднимаясь с кушетки. — Еще один завтрак из прессованого творога, и я бы не выдержала. Теперь мне надо снять этот костюм.

Элен кивнула, наблюдая, как Дженни снимает прозрачные широкие шелковые шаровары, прозрачную газовую кофту и расшитый золотом голубой вельветовый жакет — таков был ее костюм в заключительной сцене. Теперь она уже была довольна тем, что Джонас пригласил ее приехать, хотя сначала отнеслась к предложению без восторга. Элен поняла, что Джонас нашел в этой девушке. Она чем-то напоминала Рину и в то же время обладала собственным шармом. Элен не хотела возвращаться в Голливуд к сплетням, обманам, мелочной ревности. Но больше всего ей не хотелось возвращаться к воспоминаниям. Она долго изучала фотографию Дженни, которую прислал Джонас, пока не поняла, в чем дело. С фотографии смотрели ясные невинные глаза ребенка. Это было лицо девушки, которая, несмотря на все перипетии жизни, сохранила в чистоте свою душу.

Дженни застегнула бюстгальтер, натянула толстый черный свитер, села и взяла из рук Элен чашку дымящегося шоколада.

— Я чувствую себя совершенно опустошенной, выжатой как лимон, — сказала она, прихлебывая шоколад.

Элен улыбнулась и поднесла к губам свою чашку.

— Так все себя чувствуют, когда заканчиваются съемки.

— Мне кажется, что я уже больше никогда не смогу играть в кино, — задумчиво продолжила Дженни. — И другая роль не будет иметь для меня никакого смысла. Мне кажется, что я все отдала этому фильму, и у меня уже ничего не осталось.

Элен снова улыбнулась.

— Это пройдет в тот момент, когда к тебе в руки попадет новый сценарий.

— Ты думаешь? — спросила Дженни. — Именно так и бывает?

— Всегда, — кивнула Элен.

Сквозь стенку донесся шум голосов.

— Они там здорово веселятся, — усмехнулась Дженни.

— Корд заказал большой обед и двух барменов. — Элен закончила пить шоколад, поставила чашку и поднялась. — Я ведь зашла попрощаться.

Дженни вопросительно посмотрела на нее.

— Ты уезжаешь?

Элен кивнула.

— Сегодня вечерним поездом я возвращаюсь на Восток.

— Ох! — воскликнула Дженни, поднялась и протянула Элен руки. — Спасибо тебе за все, я многому научилась у тебя.

Элен взяла ее за руку.

— Я не хотела возвращаться сюда, но теперь рада, что вернулась.

Они обменялись рукопожатием.

— Надеюсь, мы еще поработаем вместе? — спросила Дженни.

Элен направилась было к двери, но остановилась и внимательно посмотрела на Дженни.

— Уверена, что поработаем. Если я тебе понадоблюсь, напиши, я всегда буду рада приехать.

Через некоторое время дверь снова открылась, и в нее просунулась голова Эла Петрочелли — начальника отдела рекламы. Одновременно с ним в комнату ворвалась музыка.

— Пошли, — сказал он, — вечеринка в самом разгаре, Корд пригласил оркестр.

— Минутку, — сказала Дженни и, повернувшись к зеркалу, поправила волосы.

Эл посмотрел на нее.

— Ты что, собираешься идти в таком виде? — скептически спросил он.

— А что? Фильм ведь закончен.

Эл вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

— Но Дженни, детка, постарайся понять. Там присутствуют представители журнала «Лайф». Как они оправдаются перед своими читателями, если звезда величайшего фильма, над которым мы работали десять лет, будет одета в поношенный свитер и рейтузы? Мы должны показать им совсем другое.

— Я не собираюсь снова надевать костюм, — заупрямилась Дженни.

— Ну пожалуйста, детка, я им обещал.

— Дай фотографии из архива, пусть любуются, если им так этого хочется.

— Сейчас не время упрямиться, — сказал Эл. — Послушай, будь умницей, последний раз, пожалуйста.

— Все в порядке, Эл, — прозвучал сзади голос Боннера. — Если Дженни не хочет переодеваться, значит, так тому и быть. — Он улыбнулся своей уродливой улыбкой и втиснулся в узкую костюмерную. — А кстати, я думаю, для читателей «Лайфа» это будет приятная неожиданность.

— Хорошо, если вы так считаете, мистер Боннер, — ответил Эл.

Боннер повернулся к Дженни.

— Ну вот ты и сыграла эту роль. — Она молча смотрела на него. — Я думал о тебе все время, — сказал Боннер, не сводя взгляда с ее лица, — ты будешь великой звездой. — Дженни продолжала молчать. — За «Грешницей» последуют другие фильмы.

— Об этом я не думала, — сказала Дженни.

— Конечно, ни ты, ни Джонас об этом не думали, — Боннер рассмеялся, — и почему ты должна думать об этом? Это не твоя работа, а моя. Джонас делает фильм лишь в том случае, если хочет этого, но вдруг подобное желание снова появится у него только через восемь лет.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41