Пираньи

– Который из них? – спросил судья.

Генерал указал на парня, одетого в специальный летный комбинезон. Он был небольшого роста, не больше метра семидесяти, и очень щупленький.

– Он похож на подростка, – заметил судья, – ему вряд ли больше двадцати.

– Двадцать один, – уточнил генерал. – Для этого самолета мы подбирали ребят именно такого возраста, не старше. Их психика должна быть достаточно гибкой и соответствовать возможностям самолета. Когда пилотам исполняется двадцать четыре года, мы пересаживаем их на другие самолеты.

– Тогда почему вы садитесь в кабину? – сухо спросил судья. – Помнится, я был на ваших крестинах, и, если мне не изменяет память, вам не меньше пятидесяти.

– Я думаю, что, если в Пентагоне пронюхают, что я сейчас делаю, меня вышибут со службы. Так хоть повеселюсь немного.

– Л вы когда-нибудь летали на нем? – поинтересовался судья.

– Пять раз, судья. Не беспокойтесь, я знаю, как управлять этой машиной, на тот случай, конечно, если мне придется это делать.

– Мне семьдесят три года, – сказал судья, – вы уверены, что мне стоит лететь?

Генерал заулыбался.

– Лучше поздно, чем никогда, судья. Идемте. Пилот уже сидел на своем месте и обернулся, чтобы пожать им руки.

– Судья Джитлин, мистер Смит.

Они по очереди поздоровались с подполковником Шарки. Один из техников тоже забрался в кабину и пристегнул всем ремни. Потом он снял с головы судьи фетровую шляпу и водрузил на него летный шлем, потом проделал то же самое с Маком. Генерал занял свое место.

– Не волнуйтесь насчет шлемов. Просто иногда эта машина слишком резко взлетает и садится. Мне не хотелось бы, чтобы вы ударились головой.

– Меня сейчас беспокоит не моя голова, – сардонически заметил судья, когда захлопнулись дверцы. – Сколько мы будем лететь?

– Примерно час пятнадцать – час тридцать, – ответил пилот. – Все зависит от погодных условий в точке приземления.

– Сколько это в милях? – задал еще один вопрос судья.

– Тысяча сто семьдесят миль.

– Господи! Получается почти тысяча миль в час.

– Да, примерно, – откликнулся пилот.

Он начал включать приборы. Кабина наполнилась шумом и потрескиванием. Самолет медленно поехал по взлетной полосе к ее началу, потом развернулся. Впереди мягко светилась дорожка из голубоватых огоньков, очерчивающая взлетную полосу. Самолет замер и ждал, как птица, готовая взлететь.

Из динамика, расположенного над головой, раздался глухой голос:

– «Ф-0-60». Оставайтесь на месте пять минут. На вашем траверсе сейчас два коммерческих самолета.

– Вас понял, диспетчерская, слышу хорошо, – ответил пилот.

– Как вы следите за направлением полета? – спросил судья, его голос раздавался в наушниках шлема.

– Я должен только взлететь и лечь на курс, и больше ничего делать не придется, – ответил летчик. – Как только мы наберем необходимую для полета высоту, самолет перейдет на автоматический режим управления. А когда мы будем примерно в ста милях от Лос-Анджелеса, управление снова перейдет ко мне, и я посажу его.

– Господи! – воскликнул судья. – Людям остается только придумать, как засунуть себе ракету в задницу и лететь туда, куда им нужно.

Глухой голос диспетчера на башне проговорил:

– Курс свободен, «Ф-0-60». Удачного полета.

Когда самолет оторвался от земли, у них за спиной раздался оглушительный хлопок, они взлетели и уже в следующее мгновение круто взмыли в ночное небо.

Глава 3

Под залом, где проходил прием, находился гигантский игровой зал. Огромные стеклянные раздвижные двери открывали доступ в помещение, заполненное последними новинками фирмы «Наутилус». Здесь была зеркальная стена, отражавшая все достижения и промахи тех, кто занимался аэробикой. В окно была видна широкая дорожка, ведущая к плавательному бассейну, такому же большому, как игровой зал. Холл был заполнен артистами, которых Шепарды наняли, чтобы развлекать гостей. В помещении сильно пахло марихуаной, которую докуривали до последней крошки. Большинство музыкантов не только кайфовали от травки, но и хлестали шампанское, как воду из-под крана, некоторые нюхали снежно-белый перуанский кокаин, от которого щипало в носу.

Рэйнбо сидел в углу, охраняемом двумя телохранителями-гигантами, как его частное владение. Рядом с ним сидела красивая негритянка в огромном белокуром парике, почти полностью закрывавшем ее лицо. Она аккомпанировала Рэйнбо на электромандолине. Ее сестра, почти точная ее копия, только еще темнее, играла на бас-гитаре.

С ними сидел ударник Джексон, его бледное, почти белое лицо застыло в кокаиновом экстазе, и пианист Блу Бой, как будто сошедший с полотен Гейнсборо, только черный. Эта компания сидела отдельно от остальных, они ни с кем не разговаривали, ни на кого не смотрели. Три их видеоклипа входили в первую десятку, и они могли позволить себе не суетиться. Кроме того, Рэйнбо злился, что его наняли развлекать публику, а не пригласили в качестве гостя. Масла в огонь подливал тот факт, что в этой ситуации у него не было выбора. Договор, заключенный о Даниэлем Пичтри, давал ему право выбрать ту песню, которую он захочет, они полностью оплатили стоимость видеоклипа, а это стоит больших денег. Почти столько же стоит художественный фильм.

Еще не видя ее, он узнал голос. Ни у кого больше не было такого голоса. Рэйнбо поднял глаза. Она стояла невдалеке.

– Тайм! – воскликнул он, – иди сюда. Телохранители подвинулись, чтобы она смогла подойти ближе.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Создаю веселую атмосферу. Ты тоже? Она была озадачена.

– В общем-то, нет. Я прилетела с Пичтри на его личном самолете.

– Так ТЫ гость? – спросил Рейнбо.

– Наверно, – ответила девушка. – Я не очень-то понимаю. Я видела Микаэла и Брука Шилдсов там, наверху.

– Микаэл не работает на Пичтри, – он взглянул на Тайм.

– И ты тоже, ведь правда?

– Проверь.

– Он выложил нам сто тысяч за это развлечение.

– И все равно это неправильно, – заметила она. – Может быть, ты сделал бы все это бесплатно, если бы он попросил тебя как джентльмен.

Рэйнбо кивнул.

– Некоторые люди еще не доросли до понимания таких вещей, – изрек он и сменил тему. – Что вашей душе угодно? У нас все есть.

– Я хочу спеть вместе с тобой, – сказала она, глядя ему прямо в глаза.

– Но мы никогда не пели вместе и даже не репетировали. Кроме того, ты здесь гость, а я обслуга.

– Ерунда, – возразила она. – Мы за пять минут придумаем что-нибудь для нас двоих.

– И ты сделаешь это для меня? – В его голосе слышалось удивление.

– Мы одного рода-племени, разве не так? Неважно, что я негритянка, а ты пуэрториканец, – мы выросли на одной и той же улице, в одной и той же округе.

Он молча смотрел на нее некоторое время, потом спросил:

– Как ты нас здесь разыскала?

– Один из придурков-охранников решил, что я из тех, кого наняли развлекать публику, и запихнул меня сюда.

– Ну и дела, – заметил он. – А где же был Пичтри?

– Наверно, тискал где-нибудь своего приятеля, склоняя его к любви.

Он внимательно посмотрел ей в глаза.

– Ты действительно хочешь этого? Я о том, чтобы спеть вместе.

– В любое время, в любом месте. У нас вместе отлично получится.

– У меня идея.

– Давай расскажи.

– Ты помнишь мою песню, ну ту, первую, которая мне удалась: «Я просто парень».

– Помню от начала до конца.

– Хорошо. Ты ее споешь, только вместо слова «парень», ты будешь петь «девчонка». А я спою твою песню «Парень, которого я люблю». И тоже изменю слова. Музыку я помню, а аранжировка будет – просто пальчики оближешь.

Она крепко обняла его.

– Малыш, я тебя люблю. Правда.

Он поцеловал ее в щеку.

– А теперь давай займемся делом.

Ровно в полночь под рокот барабана на середину сцены вышли Брэдли и Чарлина. Зал притих. Шепард взял микрофон.

– Друзья, уважаемые гости, – начал он. Микрофон подчеркивал медлительность и легкую тягучесть говора, свойственную жителям Среднего Запада.

– На протяжении многих лет в Оклахоме мы с Чарлиной ежегодно устраивали праздник в честь нашего первенца. В этот день в 1955 году мы стояли у подножия буровой вышки на нефтяной скважине Шепарда номер один – нашем первенце. В небо ударил фонтан, и потекла нефть, обдавшая нас с ног до головы черным золотом. Мы обнимались, что-то кричали друг другу. Но из всего того, что мне тогда говорила Чарлина, я запомнил только одно: «Теперь, Брэдли, ты сможешь купить себе костюм в магазине».

Волна смеха и аплодисментов прокатилась по залу, гости встали со своих мест. Брэдли поднял руки, прося тишины. Все снова уселись.

В знак признательности Брэдли взял Чарлину за руку и улыбнулся.

– Заканчивая историю, скажу вам, что через два года я наконец-то купил себе костюм в магазине. После того как на свет появилась скважина номер 100 нефтяной компании Шепарда, мне понадобился костюм, чтобы поехать в банк, так как теперь у меня были деньги и мне нужно было занимать еще деньги, чтобы заплатить налоги.

Все снова засмеялись и захлопали.

– Большое спасибо всем за то, что пришли, чувствуйте себя свободно и проводите время в свое удовольствие, наслаждайтесь представлением и ужином.

Чарлина и Брэд подняли руки и помахали на прощание гостям.

Заиграла музыка, сцена начала поворачиваться, как на шарнирах, и Чарлина с Брэдли вместе с оркестром, который сидел на сцене, постепенно уплывали из поля зрения; свет начал меркнуть, и наконец наступила полная темнота.

Когда снова зажегся свет, на сцене стояли другие музыканты, зазвучала мелодия рок-н-ролла. Затем свет прожектора высветил молодого человека на площадке перед оркестром. Его полуобнаженное тело было раскрашено и переливалось блестками. В руках он держал микрофон. Когда публика узнала неповторимый облик Рэйнбо, она разразилась громом аплодисментов. А через мгновение на сцене появилась еще одна фигура. Публика заволновалась. Рядом с Рэйнбо стояла Тайм в воздушном белом платье, под которым угадывалось ее обнаженное черное тело. Когда они запели и начали танцевать, Рид Джарвис, стоявший у мраморной колонны, прошептал что-то себе под нос. Он почувствовал неловкость и желание.

– Это почти порнография. Не могу поверить, что это происходит на таком вечере.

У него за спиной появился Даниэль Пичтри.

– Рид, – сказал он, – это тебе не Виннипег, штат Онтарио, это Голливуд.

Рид оглянулся.

– Ты что-то не очень хорошо выглядишь. Что произошло, с лестницы ты что ли свалился?

Даниэль отрицательно покачал головой.

– Я случайно споткнулся о кипарисовую изгородь в саду, пока искал твою девицу. Он взглянул на Рида.

– Кто такой Джед Стивенс? Он говорит, что вложил в твое дело двести миллионов долларов.

– Ну, может быть, он и вложил какие-то деньги, – ответил Рид, – но не свои собственные, а дядины.

– Так он не твой партнер?

– Вот еще! Нет, конечно, – ответил Рид, не отрывая глаз от Тайм, которая исполняла сольный номер. – У меня нет партнеров, и этот тоже не будет иметь к нам никакого отношения через день.

– Даже так? – спросил Даниэль саркастически. – А я слышал, что Брэдли не намерен так просто сдаваться завтра. По крайней мере, мне так не показалось.

Рид пожал плечами, продолжая смотреть на сцену, потом обернулся к Пичтри.

– Я все еще хочу, чтобы эта красотка оказалась у меня в постели. Ты с ней уже поговорил?

– Я ее искал, но споткнулся о живую изгородь. А сейчас она поет.

Рид окинул его взглядом.

– Все, что меня интересует, можешь ты организовать это для меня или нет?

Даниэль перестал улыбаться.

– Я не знаю. Цена договора – деньги. И если деньги ее не заинтересуют, то сделка не состоится.

– Я заплачу, сколько бы это ни стоило. Ты только договорись.

Наверху, в библиотеке, судья Джитлин устало расположился в кресле и взглянул на Брэдли.

– Для вac здесь, в Калифорнии, всего два часа ночи, а для меня уже пять часов утра.

Брэдли дал ему стакан виски, наполненный на четыре пальца.

– Это тебя взбодрит.

Судья согласно кивнул и выпил до дна.

– Налей еще.

Брэдли кивнул и наполнил его стакан. На этот раз судья смаковал напиток. Он посмотрел на Брэдли.

– У тебя здесь большое веселье, большие дела.

– Обычное голливудское дерьмо. Кое-что необходимо сделать.

– Да это, наверно, стоит больших денег? У тебя есть деньги, чтобы заплатить?

– Это зависит от тебя. – Брэдли налил себе виски. – У меня не только неважные дела с нефтью, местные пираньи рвут меня на части.

– Ну а как же те деньги, которые ты уже должен банку? Двенадцать миллионов? И еще мои личные двадцать пять миллионов долларов?

– Не осталось ни гроша, – криво усмехнулся Брэд. Судья долго смотрел на него.

– Я хорошо знаю тебя. Ты ведь спекулянт. Как же я могу достать тебе деньги, если ревизоры штата уже подбираются ко мне?

– «Страна Грез». Помнишь те восемь акров земли, которую я купил на противоположной стороне залива и права на которую доверил тебе? Эти права так и не перешли к студии. Между прочим, мы с Джарвисом никогда не затрагивали вопрос о «Стране Грез», обсуждая соглашение по студии и телевидению. В то время его это не интересовало. Он заговорил со мной об этом, только когда Дисней заявил, что они открывают увеселительный комплекс во Франции.

Судья бросил на Брэда проницательный взгляд.

– И ты никогда не использовал деньги студии, чтобы привести в порядок территорию?

– Нет. Я вообще ничего с ней не делал, оставил все как есть.

Судья на минуту задумался.

– Таким образом, теперь она стоит миллионов пятьдесят – шестьдесят. И, как мне представляются твои дела, у тебя нет выбора. Так что бери у него четыреста миллионов и брось все это. Возьми опционы, которые он тебе предлагает, это тебе ничего не будет стоить. Если все пойдет гладко – хорошо, нет – пусть заткнет их себе в задницу.

– Меня как будто вывозили в дерьме, – признался Брэдли. – А я-то собирался показать всем, как надо вести дела в кинобизнесе.

– Ну, с другими бывало и похуже. У тебя хоть остается четыреста миллионов. А ведь могло так случиться, что ты потерял бы все. Так что сиди и не дергайся. Рано или поздно дела с нефтью пойдут на лад, а цена на землю в районе залива, ту, что для «Страны Грез», только вырастет. Так что пострадает только твоя гордость.

Брэдли посмотрел на судью.

– Так ты говоришь, что пострадает только гордость?

– В нашей семье еще никто не оказывался посрамленным, – улыбнулся судья. – Так что просто скажи этому Джарвису, что ты возьмешь его деньги, и пожелай ему удачи. А сам занимайся тем, в чем ты лучше всего разбираешься – нефтью и землей.

– Наверно, ты прав, – согласился Брэдли, – но, Господи, как же интересно всем этим заниматься!

– Потом еще раз попробуешь, – рассудительно заметил судья. – Кто тебе сказал, что у этого Джарвиса получится лучше, чем у тебя? Он тоже может запросто сесть в лужу. Возможно, тогда ты вернешь все.

– Хорошо. – Брэдли кивнул головой. – Я свяжусь с Джарвисом и скажу ему о своем решении.

– Ни черта ты ему не говори, – раздраженно буркнул судья. – Пусть подождет до совета директоров завтра. А пока налей-ка мне еще виски.

Глава 4

Госпиталь Столетия города стоял в глубине, среди других строений комплекса, на тихом углу бульвара Звезд и бульвара Пико. Собственно, госпиталь занимал только восемь этажей, а на остальной площади находились кабинеты частнопрактикующих врачей и всяческие медицинские лаборатории.

Доктор Фергюс Мобюссон, один из самых преуспевающих и известных специалистов в области пластической хирургии, работал в этом же здании. Помещение, где он работал, имело внушительный вид и состояло из двух современных операционных, одной послеоперационной палаты и двух кабинетов для приема пациентов; один – его собственный, другой – его помощника и коллеги, доктора Джона Такашима. Еще в одном кабинете сидели бухгалтер и медсестра, которая производила запись, и одна из трех сестер, которые по очереди круглосуточно дежурили в этой мини-клинике. Дальше за дверью находился маленький, тихий, неярко освещенный холл. Время визитов назначалось таким образом, чтобы пациенты никогда не сталкивались друг с другом.

Но в этот день все было по-иному. Все утренние визиты передвинули, потому что в пять часов утра мистер Рид Джарвис попросил срочно принять его. Когда сестра, дежурившая ночью, попросив Джарвиса подождать, разбудили доктора, тот ответил не раздумывая: «Что бы мистеру Джарвису ни понадобилось, он получит это незамедлительно».

Доктора Фергюса Мобюссона раньше звали Фред Марковиц, и родился он в нижнем Ист-Сайде, в Нью-Йорке. Он давно понял, что, если хочет добиться успеха в Беверли-Хиллз, его имя должно стать ключом к успеху в этом городе, состоящем из смеси громких имен и дерьма. Доктор точно подобрал себе имя и фамилию. Имя Фергюс было шотландским, а шотландцы известны своим консерватизмом. Фамилия Мобюссон была французской и предполагала французскую изысканность и утонченность в вопросах косметики и красоты. Он также подкрепил свою квалификацию многочисленными свидетельствами и дипломами, а также двумя годами стажировки в Лионе, в известнейшей клинике, специализирующейся в пластической хирургии. Единственной и очень важной фотографией в его кабинете был снимок, на котором был изображен он сам и доктор Айвис Питандви, который считался ведущим специалистом в мире в области пластической хирургии.

В эту минуту Мобюссон сидел на высоком стуле рядом с операционным столом особой конструкции и осматривал пациента. Колени человека поддерживались особыми подпорками, почти такими же, какими пользуются гинекологи для осмотра пациенток. Доктор говорил бесцветным голосом:

– Я никогда не думал, что девушка может сделать обрезание так безупречно с точки зрения хирургии. Наверняка она была еврейкой.

Рид посмотрел на врача, прищурившись на голубой свет лампы, горевшей у него за спиной. Он был в ярости.

– Здесь не над чем смеяться, доктор. Что там можно сделать?

Доктор Мобюссон перешел к делу.

– Во-первых, мы вам сделаем противостолбнячный укол, чтобы избежать заражения. Во-вторых, я бы хотел, чтобы вы доставили сюда ту девушку, которая это сделала, я хочу проверить ее на всякий случай. Мы должны точно все знать на случай каких-нибудь осложнений.

– К черту, доктор, – выпалил Джарвис, – хватит с меня того, что вместо девки, которую можно трахать по-всякому, я нарвался на вампиршу.

– Всякое может случиться, – продолжал уговаривать доктор, – например, СПИД. Было много случаев, когда следы вели к проституткам.

Рид почувствовал, как по его спине побежали мурашки.

– Это возможно? Доктор развел руками.

– Кто знает? Мы ведь даже не знаем точно, как эта болезнь передается, но проститутки вполне могут быть переносчиками, сами не догадываясь о том, что они инфицированы.

– Не знаю, смогу ли я сделать так, чтобы она пришла сюда. Она очень известная персона.

– Скажите ей, что визит будет сугубо конфиденциальным, – предложил доктор.

– Она не пойдет, – сказал Рид.

– Может быть, вы посоветуете ей обратиться к своему врачу?

– Думаю, что она и на это не согласится. Мы расстались вовсе не по-дружески.

– Скажите ей, что вы сегодня сделали анализ, и он показал возможную инфекцию. Пусть она проверится для собственной же пользы.

Рид молча кивнул, потом посмотрел на врача.

– Ладно, что можно сделать с моей раной?

– На данный момент нужно сделать три вещи, – ответил врач, – мы сделаем вам укол пенициллина, почистим рану и сделаем перевязку. Потом сделаем вам серию противостолбнячных уколов. Это примерно шесть уколов. Они довольно болезненны, и от них может повыситься температура.

– Плевать мне на все это, – резко бросил Рид. – Что будет с моим членом?

– Он будет выглядеть немного по-другому, – объяснил доктор. – Но работать будет нормально.

– Что значит – по-другому будет выглядеть? – заволновался Рид.

– Ну, вы видели когда-нибудь пенис японца? – продолжал объяснять доктор Мобюссон. – У него такая немного скошенная с одного бока головка, и он покороче.

– Господи! – воскликнул Джарвис. – У меня он и так маленький. А можно сделать так, чтобы он не стал короче?

– Конечно, – с улыбкой проговорил доктор Мобюссон, – я могу сделать его таким, каким вы захотите. Но сначала нужно проделать все процедуры.

Рид откинулся на подушку.

– Хорошо, тогда начинайте. Сколько времени вам понадобится?

– Эти процедуры не займут много времени. Но вам необходимо пробыть у нас еще по крайней мере три часа, на тот случай, если у вас появится реакция на противостолбнячную вакцину.

– Я обязательно должен остаться? – забеспокоился Джарвис. – У меня сегодня на утро назначено одно очень важное совещание.

– Если вы не будете соблюдать все правила, ваша рана может иметь весьма неприятные последствия. Возможна даже ампутация.

Рид на секунду задумался.

– Я постараюсь договориться, чтобы совещание перенесли на более позднее время.

– Это благоразумно, мистер Джарвис.

– Мне понадобится телефон, необходимо связаться с некоторыми людьми.

– Вы можете располагать моим личным кабинетом. Там вас никто не побеспокоит.

Было шесть часов утра, и Даниэль пил свой утренний кофе, собираясь, как обычно, позвонить на Восточное побережье, как вдруг зазвонил телефон. Он поднял трубку.

– Пичтри слушает.

Голос Джарвиса прозвучал резко. Он даже не поздоровался и сразу перешел к делу:

– Я сегодня немного задержусь, освобожусь не раньше полудня.

– Что-нибудь случилось? – забеспокоился Даниэль.

– С делами все в порядке. У меня проблемы личного характера, которые нельзя отложить.

– Могу ли я чем-нибудь помочь?

– Нет, – отрезал Джарвис, но вдруг передумал. – Ты можешь связаться с этой негритоской?

– С Тайм?

– С какой же еще? Именно о ней мы с тобой говорили вчера на вечере! – раздраженно ответил Джарвис. – Мне надо с ней поговорить.

– Я передам ей, чтобы она вам перезвонила.

– Нет. Дай мне ее телефон, я сам ей позвоню.

– Подождите, не вешайте трубку, – сказал Даниэль, отложил трубку и начал искать номер телефона на компьютере. Через минуту он снова взял трубку. – Записывайте. Если она не возьмет трубку, перезвоните мне, я сам ей дозвонюсь.

– Хорошо, – коротко бросил Рид.

Пичтри помолчал немного, потом заботливо предложил:

– И все-таки если у вас возникла серьезная проблема, может быть, я смогу помочь?

– Это моя забота.

– А если Шепард улизнет, когда увидит, что вас нет? Он ведь будет на этом совете сегодня утром.

– А ты ему ничего не говори. Ничего, подождет немного, – огрызнулся Джарвис. – Я ему сделал выгодное предложение. Но, если он начнет ерепениться, я ему яйца поотрываю. У него нет денег и не к кому обратиться за ними, кроме меня.

– Я буду в офисе к восьми часам на тот случай, если вы захотите со мной связаться.

– Хорошо, – сказал Джарвис и повесил трубку, даже не попрощавшись.

После разговора с Джарвисом Даниэль еще долго сидел с трубкой в руке, раздумывая. Все будет непросто. Он набрал номер Тайм.

В трубке раздался ее хриплый голос.

– Алло.

– Это Даниэль. Тебе Джарвис звонил?

– Только что с ним разговаривала, – сердито проговорила она. – Придурок.

– Что случилось?

– Он начал меня лупить, когда я не захотела с ним трахаться.

– И что ты сделала?

– А ты как думаешь, что я сделала? – спросила она и расхохоталась. – Ты бы видел его рожу, когда я укусила его за член.

– Господи! – воскликнул Даниэль. – Ты его укусила?

– Ну, не очень сильно, – она продолжала хохотать, – я, кажется, откусила ему крайнюю плоть. Из него кровь хлестала, как из недорезанного поросенка, когда он ползал.

– Ну, теперь нам обоим достанется, – проговорил Даниэль, – он расторгнет твой контракт.

– У меня никаких неприятностей не будет, – заявила Тайм. – Я уже позвонила Джимми Синие Глаза. Он сказал, что если этот идиот будет мне досаждать, то он сам им займется.

– Ты только остынь немножко, – умиротворяюще сказал Даниэль. – Я все улажу.

– Да уж постарайся, – холодно ответила Тайм и повесила трубку.

Глава 5

Был час дня. Дождь с мокрым снегом стучал в особое термоизолирующее стекло окон апартаментов, находящихся на крыше одного из казино Атлантик-Сити. В огромной гостиной, удобно устроившись в специально сконструированном для него кресле, укутанный в одеяла, сидел старик. Вокруг него стояли несколько помощников. Старик посмотрел сперва на часы, потом на них.

– Позвоните моему племяннику в Калифорнию.

– Да, дон Рокко, – ответил его секретарь, сидевший за столом.

Не прошло и десяти минут, как Джед был у телефона.

– Они должны были уже заключить сделку. Разве не так? – недовольно пробурчал Рокко, поглядывая на часы у себя на руке. – Там у вас уже больше десяти часов утра.

– Пока ничего не слышно, – ответил Джед.

– Чертов канадец хочет провести нас, – в голосе старика звучало раздражение.

– Разве он осмелится, дядя Рокко? Без наших денег он ото дело не провернет.

– Я слышал, что Милкен устроил ему четыреста миллионов черев японцев.

– Ты хочешь, чтобы я поговорил с Джарвисом?

– Нет. Если он пытается надуть нас, то мы должны сделать только одно. Надуть его первыми.

Джед слушал и молчал.

– Я всегда знал, что за этим сукиным сыном нужен глаз да глаз. Он так повел дело, что мы даже не знаем, какие шаги он там предпринимал, и можем потерять все четыреста миллионов, прежде чем поймем, что произошло.

– С кем мне переговорить?

– У них на студии в полдень должен состояться совет директоров. Я хочу, чтобы ты поговорил с Шепардом, и при этом избегай Джарвиса. Шепард должен сегодня внести в фонд восемьдесят пять миллионов. Если он этого не сделает, то Джарвис имеет право выкупить его долю полностью. Скажи Шепарду, что ты ему поможешь.

– Почему ты думаешь, что он мне поверит? – задал вопрос Джед. – Он ничего обо мне не знает, чтобы вдруг поверить моему слову.

– Он поверит деньгам, – ответил дядя Рокко. – Принеси ему банковский чек на восемьдесят миллионов, и он в них поверит.

– Что мы будем делать потом?

– Обведем вокруг пальца Джарвиса. Поговори с Милкеном. Он прислушается к твоим словам. В конце концов, ты ведь его постоянный клиент. Ты приобрел с его помощью акций на четыре миллиарда долларов.

– А что ты предпримешь? – поинтересовался Джед.

– Я потребую у него свои деньги назад. Ведь он брал деньги в моем банке, – сказал дядя Рокко.

– Но ты же дал деньги канадской компании.

– Он взял деньги в канадском банке, – парировал дядюшка Рокко. – Или мы их получим назад, или я с него шкуру спущу.

– Хорошо. Я поеду на это совещание. Что-нибудь еще? – спросил Джед.

– Да. Скажи Шепарду, чтобы в будущем ни при каких обстоятельствах не имел дела с Джарвисом. Теперь мы будем его поддерживать во всем.

– Хорошо, дядя Рокко. Внезапно старик сменил тему.

– Как у вас там погода? – поинтересовался он.

– Чудесная. Тепло, солнышко.

– Черт подери!

Дядя Рокко вылез из кресла, подошел к окну и посмотрел на набережную и океан. Он продолжал сжимать в руке телефонную трубку.

– Всегда мне не везет, – продолжал он, – сижу здесь, мерзну на Востоке, а ты там, на Западе, купаешься в солнечных лучах среди апельсиновых деревьев, наслаждаешься жизнью и толстеешь. Как же нам, сицилийцам, не везет.

– Ты можешь переехать сюда, дядя Рокко, – заметил Джед, – и жить, как король.

– Нет уж. Я заключил договор и согласился остаться здесь. Попробуй я уехать куда-нибудь, и со мной будет то же самое, что и с Бонанно. Все вроде бы согласились с тем, что он переедет в другое место и его бизнес при этом не пострадает, у него не будет никаких проблем. А потом, через несколько лет, он только подъехал к дому и… Бабах! На своей территории надежнее. По крайней мере здесь я знаю что к чему.

Четырнадцатый этаж небоскреба, стоявшего прямо за воротами студии, был известен всем под названием «Ворота в рай». Последний этаж принадлежал Брэдли Шепарду. Остальные высокопоставленные должностные лица располагались ниже, в соответствии с занимаемым ими положением – чем выше пост, тем выше этаж. Но все на студии знали, что ниже девятого этажа располагались неудачники, у которых были титулы, но не было денег и власти, несмотря на то что огромные окна их кабинетов выходили прямо на павильоны звукозаписи и другие службы студии «Милленниум Филмз».

Была уже половина двенадцатого утра. Джед поставил свой сделанный на заказ «Шевроле Блайзер» там, где указал ему охранник. Он вполне вписался в великолепие длинных лимузинов: «роллс-ройсов», «мерседесов», европейских спортивных машин и их американских сородичей, «кадиллаков» и «линкольнов».

Охранник, важно восседавший за массивным столом в большом холле, отделанном розовым мрамором, сурово посмотрел на него. Он спросил Джеда о цели его визита, потом прошептал что-то в телефон и наконец указал на первый ряд лифтов.

– Первая дверь, мистер Стивенс. Это специальный лифт, прямо в офис к мистеру Шепарду.

Джед шагнул в лифт. В нем не было никаких кнопок. Дверь автоматически закрылась. Тяжесть его тела, давившая на пол кабины, послала лифт на четырнадцатый этаж. Двери открылись, и он вышел из лифта. Секретарша, как дне капли воды похожая на Мэрил Стрип, сдержанно кивнула ему.