Глава 1

Лучи белого январского солнца падали на соляную равнину, превращая ее в поле сверкающих алмазов, которые ослепили бы нас, если бы не затемненные стекла защитных шлемов. До нас доносились лишь вой турбины, свист ветра да шорох шин по идеально гладкой поверхности. Я крепко сжимал руль, нацеливая машину на горизонт, где белая соль встречалась с синим небом.

Голос Синди раздался в моих наушниках, ровный и спокойный, словно мы ехали по городскому бульвару.

— Предельный уровень — шестьдесят восемь тысяч оборотов в минуту, скорость триста одиннадцать миль в час, температура камеры сгорания турбины постоянна, тысяча двести градусов по Цельсию.

Ее прервал вышедший на связь Дункан. Голос его вибрировал от возбуждения.

— Предельный уровень — шестьдесят восемь тысяч оборотов.

— Мы уже вышли на него.

— Все системы работают нормально, — добавил он. — Выходи на семьдесят тысяч и продержи ее на таком режиме минуту. Приготовились. Синди, ты бери время по своему секундомеру на случай, если радио выйдет из строя.

— Мы готовы, — рука Синди с хронометром появилась передо мной.

Я начал приоткрывать дроссель. Мгновение спустя Дункан повел отсчет секунд.

— Минута пошла. Предельный уровень семьдесят тысяч.

Палец Синди надавил на кнопку хронометра. Краем глаза я уловил, как секундная стрелка двинулась в круговое путешествие. И рука Синди исчезла. Остался лишь голос.

— Предельный уровень — семьдесят; скорость — триста двадцать пять; температура — тысяча двести градусов; время — пятнадцать секунд, — последовала короткая пауза. — Предельный уровень — семьдесят; скорость — триста сорок пять; температура — тысяча двести градусов; время — сорок пять секунд, — и тут же:

— Шестьдесят секунд.

И одновременно радиоголос Дункана:

— Шестьдесят секунд! Снижай обороты, парень.

Плавно.

Я уже прикрывал дроссель.

— Понято.

Повернуть голову и посмотреть на Синди я решился, лишь когда скорость упала до семидесяти миль. Несмотря на систему кондиционирования в кабине, лицо ее раскраснелось, а на верхней губе выступили капельки пота.

Дышала она как после спринтерской дистанции.

— Ты знаешь, с какой скоростью мы ехали?

Я покачал головой.

— Нет.

— Триста девяносто одна миля. Я кончила дважды.

Я усмехнулся.

— Я бы тоже кончил, да был слишком занят.

— Помните, что вы в прямом эфире, — ворвался в кабину сухой голос Дункана. — Прекратите говорить гадости.

Мы рассмеялись. Ее рука нашла мою на рулевом колесе.

— Блеск, а не машина.

Я посмотрел на Синди.

— Представляешь, что бы мы творили на ней в гонке?

До конца трассы оставалась миля. Я коснулся ногой тормозной педали. Большего от меня и не требовалось.

Автоматическая электронная система управления тормозами брала на себя все остальное.

— К тому времени, как я вышел из душа и переоделся, механики уже закатили прототип «бетси формула-1» в грузовой отсек трейлера, также снабженный системой кондиционирования, чтобы отвезти машину на наш испытательный полигон.

Дункан повернулся ко мне, едва я вышел из здания.

Его глаза щурились от яркого солнца.

— Машину ты вел отлично, парень.

— Благодарю. Все системы отработали как надо?

— Просто идеально. И режиссер сказал, что снимки будут очень четкими. К камерам у него претензий нет.

— Это хорошо. С погодой нам повезло.

Он кивнул.

— Да, наши рекламщики довольны, как никогда. Они получат все, что просили. Ролик будет что надо.

Я посмотрел на него.

— До появления телевидения было куда проще, не правда ли? Выставил новую машину в автосалоне, и все дела.

Дункан улыбнулся.

— Во всяком случае мы не тратили столько времени на такую ерунду. Знаешь, до чего дошел этот режиссер?

Потребовал, чтобы мой голос звучал более драматично, когда я говорил с тобой по радио.

Я рассмеялся.

— Теперь я понимаю причину вашей нервозности.

Появилась Синди. Направилась к нам, ее распущенные волосы блестели на солнце.

— Номер Один звонит тебе из Палм-Бич.

Я прошел в здание, взял телефонную трубку.

— Как раз собирался позвонить вам. «Формула-1» показала триста девяносто одну милю.

— Кто вел машину? — голос звучал раздраженно.

Он молчал. Чувствовалось, что сейчас последует взрыв. Я отставил трубку от уха.

— Сукин ты сын! — проорал он. — Вице-президенты не испытывают экспериментальные автомобили. Когда же ты перестанешь играть в игрушки?

— Я имею право и поразвлечься.

— Но не на мои деньги. Зачем я дал тебе двести тысяч моих акций? Будь уверен, не для того, чтобы ты сломал себе шею и вывел нас из игры.

Я не ответил. Акции он отдал мне лишь потому, что не хотел возвращать миллион долларов, которые несколько лет назад я заплатил за наш новый завод.

— Держись подальше от этих гребаных автомобилей, ясно?

— Да, сэр, — спорить я не стал. — Но думаю, рекламный ролик вам понравится. Как только его закончат, я сразу переправлю его вам.

— Я могу подождать, пока его покажут по телевизору.

Сейчас у нас другие проблемы.

Этого он мог бы и не говорить. Проблем в новом году у нас хватало.

— О какой идет речь?

— Мой внук, — коротко ответил он. — Наконец-то он дал о себе знать.

— Понятно, — несколько месяцев Лорен Третий вел себя на удивление спокойно. И я уже начал задумываться, во что это выльется.

— Я не хочу говорить об этом по телефону, — продолжил Номер Один. — Немедленно приезжай ко мне.

— Но я должен быть и Детройте, чтобы одобрить схему конвейеров. Иначе работа станет.

— Поручи это Дункану, — бросил Номер Один. — А я жду тебя здесь, — и в трубке запикали гудки отбоя.

В комнату вошли Дункан и Синди.

— Номер Один всем доволен? — поинтересовался Дункан.

— К сожалению, нет. Он хочет, чтобы я незамедлительно приехал к нему.

Дункан посмотрел на меня.

— Что случилось?

— Не знаю. Он не захотел говорить по телефону.

Шотландец помолчал.

— Ты думаешь, он пронюхал?

— О чем?

— Проект «сандансер».

— Едва ли. Про это он не упоминал. Что-то связанное с Лореном Третьим, — я повернулся к Синди. — Позвони, пожалуйста, в аэропорт и узнай, как мне побыстрее добраться до Палм-Бич.

Она кивнула, взялась за телефонную трубку, а я посмотрел на Дункана.

— Вы полетите в Детройт и одобрите окончательную схему сборочных конвейеров. Я хочу, чтобы к двадцатому все было готово.

Синди прикрыла микрофон рукой.

— На прямые рейсы ты опоздал. Лучше всего вылететь из Солт-Лейк-Сити в шесть вечера. В Чикаго пересядешь в самолет до Форт-Лодердейла, а оттуда — на автомобиле.

— Годится. Заказывай билеты.

— В планах никаких изменений? — спросил Дункан. — Нитки один и два — «сандансер стандарт», три и четыре — «джетстар»? — Как мы и договаривались. Свяжитесь с Тони, удостоверьтесь, что у них все готово. Я хочу, чтобы конвейер работал как часы.

— Так оно и будет, — ответил шотландец. — Но…

— Что еще? — спросил я.

— Номер Один не обрадуется, когда узнает, что ты сделал.

Я посмотрел на Дункана.

— Когда ему останется лишь нажать кнопку «пуск», он уже ничего не сможет изменить.

Мы все подготовили. Одиннадцать часов утра во Флориде соответствовали десяти в Детройте и восьми в Вашингтоне. Золотой телеграфный ключ стоял в библиотеке дома в Палм-Бич. Ровно в одиннадцать Номер Один должен был замкнуть золотой ключ на своем столе, одновременно приводя в действие конвейерные нитки в Детройте и Вашингтоне. Мы уже оповестили газеты, радио и телевидение, так что репортеры, фотографы и операторы также готовились к церемонии. Ожидалось, что ровно через сорок пять минут с каждой из ниток сойдет первый автомобиль, а затем машины будут собираться с периодичностью в три минуты. И в день рождения Линкольна каждый салон, торгующий автомобилями «Вифлеем моторс», выставит на продажу новую модель.

Синди положила трубку.

— Билеты заказаны, путь свободен.

— Хорошо, — кивнул я. — Благодарю.

Она посмотрела на меня.

— А что делать мне? Возвращаться на испытательный полигон?

Я покачал головой.

— Нет, ты полетишь в Детройт. И возглавишь группу водителей, проверяющих сходящие с конвейера машины.

— А как же Стэнфорт? — Стэнфорт был старшим водителем-испытателем.

— Он останется на Западном побережье и будет заниматься тем же самым.

— Мне прибавят жалованье? — с улыбкой спросила она.

— Сколько получает Стэнфорт?

— Тридцать тысяч в год.

— У тебя будет столько же.

— Ему это не понравится. Чтобы женщина получала такие же деньги, как и он.

— Тяжелое дело, — я широко улыбнулся. — Неужели он никогда не слышал о борьбе женщин за равноправие?

Она возилась с магнитофоном, когда я вышел из спальни.

— Я собрался.

Она глянула на меня.

— Хочешь трахнуться перед отъездом? Будешь лучше спать в самолете.

Я рассмеялся.

— С каких это пор ты начала заботиться о моем сне в самолетах?

— Послушай-ка вот это, — и она нажала кнопку «пуск».

Рев накатывающего на машину ветра смешивался с удивительно высоким воем турбины и, вылетая из нескольких динамиков, наполнял комнату. Внезапно прорезался ее голос: «Температура камеры сгорания турбины восемьсот градусов Цельсия».

Тут же заговорил Дункан:

— Старт по сигналу. Десять секунд… девять… восемь…

Она выключила магнитофон.

— Как тебе это нравится?

Я уставился на нее. Вот уж кто не переставал изумлять меня. Я мог поклясться, что у нее не было ни минуты свободного времени.

— Когда ты успела?

Она улыбнулась.

— Попросила сделать дубликаты записей компьютера и микрофонов, а потом смонтировала их.

Я молчал.

— Ну?

Мне ничего не оставалось, как улыбнуться.

— Пошли в спальню.

— Нет, — возразила она. — Сейчас ничего не выйдет.

Если я буду устанавливать динамики, ты опоздаешь на самолет. Устроимся на полу.

Вновь ее палец нажал на кнопку «пуск», и не поднимаясь с колен, она поползла ко мне. А из динамиков несся вой турбины вперемежку с голосом Дункана: «…ять… шесть… пять… четыре…»

Когда он произнес: «Один и старт», она уже расстегнула мне ширинку и всунула мой член себе в рот.

Глава 2

Громадные сторожевые псы узнали меня, но не машину и бежали следом, пока я не остановился на подъездной дорожке и не вышел из кабины. Тут уж они завиляли хвостами, требуя, чтобы их поласкали.

Я потрепал их по головам.

— Привет, Доннер, привет, Блитзен.

Сигнал ультразвукового свистка отогнал их прочь. Из дома показался Дональд.

— Доброе утро, мистер Перино.

— Доброе утро, Дональд.

— Вы позволите взять из машины багаж?

— У меня его нет. Я налегке, с одной этой сумкой.

Он взял у меня сумку, и мы прошли в холл.

— Мистер Хардеман уже встал?

— Он завтракает с мистером Робертсом, — последовал ответ.

Из холла мы вышли на террасу, откуда открывался прекрасный вид на океан. Номер Один и Арти сидели за столом, подняли головы, услышав мои шаги.

— Доброе утро, Номер Один. Доброе утро, Арти.

Арти встал и крепко, как принято у адвокатов, показал мне руку.

— Доброе утро, Анджело.

— Долго же ты добирался сюда, — пробурчал вместо приветствия Номер Один.

— Я был в Форт-Лодердейле в половине второго, но почему-то не подумал, что должен спозаранку переполошить весь дом, — я сел и налил себе кофе. — Чудесное утро.

— Оно сразу помрачнеет, едва ты прочтешь вот это, — и Номер Один протянул мне утренний выпуск «Майами геральд».

Я взял газету, открытую на второй странице. Жирная красная черта окружала два абзаца в углу, предваряемые небольшим заголовком:

«ЛОРЕН ХАРДЕМАН I СУДИТСЯ С ВНУКАМИ ИЗ-ЗА КОНТРОЛЯ НАД ФОНДОМ

Лорен Хардеман Третий и его сестра, Энн Элизабет Алехина, попечители «Фонда Хардемана», обратились в суд штата Мичиган с иском, в котором просят признать недействительным пункт устава, согласно которому фонд дает право их деду голосовать по акциям «Вифлеем моторс компания, принадлежащим фонду.

Указывая, что такой пункт является незаконным, несправедливым и противоречащим интересам общественности, ради которых, собственно, и создавался фонд, они подчеркивают, что такое право позволяет мистеру Хардеману контролировать «Вифлеем моторс компании», являющуюся единственным достоянием фонда. Подобный контроль ставит под угрозу это достояние и, следовательно, может привести к прекращению деятельности фонда. Иск подан ими совместно с генеральным прокурором штата Мичиган, выступающим от имени народа штата, поскольку потеря или обесценивание имущества фонда отрицательно скажется на реализации проектов, осуществляемых фондом и правительством штата. Судья Пол Джитлин принял дело к рассмотрению и назначил слушание на 17 января, о чем уведомил фонд и мистера Хардемана».

Я опустил газету и посмотрел на Номера Один.

— А теперь объясните мне, что все это означает?

Он зло глянул на меня.

— Это означает, что нам дали по мозгам.

— Что-то я вас не понимаю. Вы же говорили мне, что попечителей пять. То есть еще двое помимо вас и ваших внуков.

— И что? — фыркнул он. — Я уже много лет не имел с ними никаких дел. Как, впрочем, и Энн. А вот Лорен поддерживал с ними тесный контакт, так что теперь они готовы есть у него из рук.

— Вы не говорили с ними?

— Я не могу связаться с ними по телефону! Они загадочно исчезли. Лорен провел соответствующую подготовку.

Я повернулся к Арти.

— И каковы наши шансы?

— Тебя интересует юридическое толкование ситуации или только вывод?

— Только вывод.

— Мы проиграли.

— Почему?

— Это условный дар. Когда мистер Хардеман передавал акции фонду, он или удержал, или потребовал оставить ему право голоса по этим акциям как условие их передачи. Суд должен постановить, что это был неполный дар и, так как законность фонда не ставится под сомнение, потребовать от мистера Хардемана передать право голоса по этим акциям фонду.

— А если будет поставлена под сомнение законность фонда?

— Тогда акции вновь станут собственностью мистера Хардемана. И, разумеется, он станет получателем дивидендов с этих акций. По самому грубому подсчету их сумма с 1937 года составляет примерно сто миллионов долларов. Из них мистер Хардеман должен выплатить по федеральным налогам и налогам штата шестьдесят пять миллионов долларов, а с учетом процентов — шесть в год — на личный доход общая сумма налоговых выплат составит сто тридцать миллионов долларов.

Я повернулся к Номеру Один.

— Вы правы. Вам дали по мозгам.

Старик мрачно кивнул.

— Именно это я и сказал.

Мы помолчали. Я пил кофе. Уже не такой вкусный, как обычно. И утро не казалось столь ясным и солнечным.

Взгляд мой упал на газету. Выхватил несколько строк. Я не поленился прочесть их вслух.

— «…такое право позволяет мистеру Хардеману контролировать „Вифлеем моторс компани“, являющуюся единственным достоянием фонда. Подобный контроль ставит под угрозу это достояние…» — тут я посмотрел на Арти. — Они должны это доказывать, чтобы победить?

— Да нет, — ответил тот. — Им достаточно показать, что компания рискует всем капиталом ради запуска в производство и последующей продажи нового автомобиля. Суду этого хватит с лихвой. Обычно здравый предпринимательский смысл такого не допускает. Частью капитала рискнуть можно. Всем — никогда.

— Но если автомобиль завоюет рынок, компания получит прибыль, какой не видывала раньше.

Арти чуть оживился.

— И когда мы будем об этом знать?

— Через шесть месяцев после начала продажи.

— Слишком поздно, — он покачал головой. — Так долго оттягивать начало слушания я не смогу.

— Если Лорен захватит контроль над компанией, «бетси» обречена, — напомнил я. — И компания потеряет сто миллионов долларов.

— Но они не потеряют все, — возразил Арти. — Насколько я помню, эти убытки в два раза меньше тех, что может понести компания, если не будет продано двести тысяч новых автомобилей.

— Вот оно что! — мы даже вздрогнули от восклицания Номера Один.

Уставились на него.

— Этот подонок Симпсон, — пояснил он. — Мы все знаем, — что у него нет денег на столь активную борьбу с нами. Кто-то должен его поддерживать.

— Мы пытались выяснить, — напомнил я. — Но ничего не нашли.

— Кто занимался проверкой? — спросил Номер Один.

— Дэн Уэйман, разумеется, — ответил я. — Это по его ведомству.

— Дэн Уэйман, — голос Номера Один сочился сарказмом. — И ты ему поверил?

Я промолчал.

— Дэн Уэйман заодно с Лореном.

— Вы хотите сказать, что за всей этой возней стоит ваш внук? — изумился Арти. — Невероятно. Зачем ему уничтожать компанию, президентом которой он является?

— Я этого не утверждаю, — ответил Номер Один. — Но и не отрицаю. Мой внук все больше становится похожим на меня. И будь я на его месте, то скорее всего пошел бы на такой шаг, чтобы напугать руководство компании.

Ошибся он в одном: нас-то ему не запугать.

— Если мы свяжем Симпсона и Лорена, поможет ли нам это на суде? — спросил Арти.

Старик задумался.

— Думаю, что нет. Суд, конечно, выведет Лорена из попечителей фонда за нарушение обязательств перед последним, но будет настаивать на передаче фонду права голоса по акциям.

— Но если мы схватим Лорена за руку, попечители отдадут голоса Номеру Один, — резонно заметил я.

— Если мы схватим Лорена за руку, — процедил Номер Один, — нам не понадобятся голоса фонда.

— Что-то я вас не понял, — в моем голосе слышалось недоумение.

— У меня сорок один процент акций, так?

— Сорок, — поправил я его. — Я решил воспользоваться предоставленными мне полномочиями.

Номер Один усмехнулся.

— Почему именно сейчас?

Я улыбнулся в ответ.

— Пришел к выводу, что лишний миллион наличными вам не повредит.

Он рассмеялся.

— Ладно. Сорок процентов. Один процент у тебя. Еще десять принадлежат моей внучке Энн. В сумме пятьдесят Один. Больше мне и не нужно.

— Но откуда вы знаете, что она будет на вашей стороне?

— В своей внучке я уверен. Если она потеряет веру в брата, то повернется ко мне. Ее муж проследит за этим.

Он будет там, где сила.

— Значит, проблема в одном, — подвел я черту. — Связать Симпсона и Лорена.

— Это твои трудности, — отрезал Номер Один. — Ты должен это сделать, и отпущено тебе на это восемь дней.

— Но как? — осведомился я.

— Меня это не касается, — последовал ответ. — Тем более что есть один верный способ. Симпсон работает за деньги. Следовательно, его можно перекупить.

— А если ничего из этого не выйдет? — предположил я. — Если Лорен окажется чист?

Старик злобно глянул на меня.

— Тогда подставь его! Мы не в игрушки играем!

Глава 3

По возвращении в Детройт меня ждала записка, которую я достал из ячейки для почты:

«Пожалуйста, позвоните миссис Хардеман».

И нью-йоркский номер. Стояло на записке и время:

7.10. Я посмотрел на часы. Почти девять. Оставалось только гадать, каким ветром занесло Бобби в Нью-Йорк.

Когда я вошел в номер, через потолок в гостиной слышалась музыка из кабаре, расположенного этажом выше.

Я снял трубку и смотрел в окно, пока телефонистка соединяла меня с Нью-Йорком. Рекламный щит сообщал, что на этот раз на конгресс съезжались мастера похоронных дел. Наверное, и их ждало немало забавного, хотя у специалистов по бюстгальтерам темы для обсуждения были повеселее.

— Соединяю вас с миссис Хардеман, — пропела телефонистка.

— Привет, Анджело, — голос не Бобби, а Алисии.

Мне удалось скрыть удивление.

— Эй, ты, — поздоровался я.

Она рассмеялась.

— «Эй, ты, — на мгновение она замялась. — Полагаю, ты не ожидал моего звонка?

— Нет, — честно признался я.

— Я понимаю, ты занят, но много времени я у тебя не отниму.

— К чему все эти формальности, Алисия? Мы знакомы достаточно давно, чтобы обойтись без них.

Вновь она рассмеялась. И напряженность исчезла из ее голоса.

— Извини. После развода я уже и не знаю, как относятся ко мне люди, с которыми я общалась, будучи замужем.

— Но мы-то познакомились задолго до твоей свадьбы.

— Ладно, перейдем к делу. По нашему соглашению с Лореном, при разводе я получила половину его акций в «Вифлееме».

— Я этого не знал.

— Не только ты. Лорен предпочитал об этом не распространяться. Тем более что за ним оставалось право голосовать по этим акциям.

— Ясно.

Слова Алисии означали, что Лорену принадлежит пять процентов акций компании, а не десять, как мы думали.

— Я прочитала в газетах о судебном иске, — продолжила Алисия. — Лорен и Дэн Уэйман часто говорили при мне об этом, но я не думала, что они решатся на такое, — в ее голосе появились жесткие нотки. — Я не хочу, чтобы они захватили контроль над компанией.

— Значит, мы с тобой в одной лодке.

— Я переговорила с моим адвокатом и попросила написать новую доверенность в пользу Номера Один. Я хочу, чтобы ты дал ему знать об этом.

— А почему бы тебе не позвонить самой? Я уверен, он оценит твою решительность.

— Нет, — возразила Алисия. — Его секретарь-домоправительница миссис Крэддок обо всем докладывает Лорену. А я не хочу, чтобы он прознал об этом.

Я оказался прав и одновременно ошибся. Мне-то казалось, что информацию поставляет Дональд.

— Не беспокойся, я введу Номера Один в курс дела.

— Доверенность я посылаю тебе в отель. Скажи Номеру Один, что он имеет право голосовать, как сочтет нужным.

— Будет сделано, — во мне разыгралось любопытство. — Так ты говоришь, Лорен И Дэн часто обсуждали такой вариант?

— Да. Так что для меня этот иск — не сюрприз. Вопрос о нем возникал всякий раз, когда Лорен злился на деда. Особенно после того, как они узнали о «бетси».

И тут я выстрелил наугад.

— Ты не слышала, не упоминался ли в их разговорах некий Симпсон?

— Марк Симпсон?

— Совершенно верно.

— Он — приятель Дэна Уэймана. Дэн несколько раз приводил его к нам в дом. Они уединялись в кабинете и о чем-то долго беседовали. Насколько я понимаю, о безопасности автомобилей.

Я попал в десятку! Но попытался скрыть охватившее меня волнение.

— Я хочу попросить тебя об одной услуге. Набросай на бумажке, сколько раз и приблизительно в какие дни ты видела, как они совещались у вас дома.

— Хорошо, — теперь и она заинтересовалась этой темой. — Тебе это поможет?

— По всей видимости, да, — осторожно ответил я. Посмотрел на листок, что держал в руке. — Если мне понадобится найти тебя, звонить по этому же номеру?

— Нет. Завтра я улетаю в Гетад.

— Я не знал, что ты поклонница горных лыж.

Она засмеялась.

— Я не собираюсь кататься на лыжах. Бетси вот-вот должна родить, и я хочу быть рядом с ней.

— Как она?

Вновь смех.

— Сохраняет олимпийское спокойствие. Ее муж, Макс, волнуется куда больше. А я все еще не могу поверить, что скоро стану бабушкой.

— Бабушки нынче молодеют год от года. Юное поколение заботится об этом. Передай Бетси мои наилучшие пожелания.

— Обязательно. До свидания, Анджело.

— До свидания, Алисия, — я положил трубку и прошел к бару.

Бросил в бокал несколько кубиков, откупорил бутылку «Кроун Ройал», плеснул виски, воду добавлять не стал.

Номер Один предположил правильно: Уэйман прикрывал своего дружка. Оставалось только удивляться прозорливости старика.

Музыка в кабаре гремела все сильнее. Я рассердился.

Вновь взялся за телефонную трубку, позвонил заместителю управляющего отелем.

— Вам нужно что-то сделать с усилителями звука в кабаре. От этого шума у меня пухнет голова.

— Вы, должно быть, ошиблись, мистер Перино, — проворковал заместитель шелковым голосом. — Кабаре сегодня закрыто. Наверное, кто-то из наших гостей включил радио на полную громкость. Мы незамедлительно с этим разберемся.

— Пожалуйста, разберитесь, — и я бросил трубку на рычаг.

Направился к спальне, музыка звучала все громче.

Распахнул дверь и едва не оглох.

Синди сидела на кровати. Длинные волосы рассыпались по обнаженным плечам и груди. Она повернулась ко мне, голова ее дергалась в такт ритму. Губы разошлись в счастливой улыбке.

— Добро пожаловать, Анджело. Прелесть, а не мелодия, правда?

— Приглуши звук! — проревел я в ответ. — Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы меня выставили из отеля?

Синди подняла с покрывала блок дистанционного управления, направила его на магнитофон, стоящий в углу.

Громкость уменьшилась до приемлемого уровня.

— Последний писк моды. Я не могла устоять.

Я лишь смотрел на нее.

— Как ты сюда попала?

Ее глаза округлились.

— Поверишь ли, когда вчера я приехала в этот паршивый город, ни в одном отеле не нашлось свободного номера.

— Это не ответ на мой вопрос.

На коленях она добралась до края кровати.

— Подойди сюда.

Я повиновался, и она обняла меня за шею. Губы ее были мягкие и теплые.

Я оторвался от нее.

— Ты все еще не ответила на мой вопрос.

— Без особого труда, дорогой, — ее глаза смеялись. — Просто сказала, что по твоему распоряжению должна установить в спальне новую стереосистему.

— Но это было вчера. Почему они разрешили тебе остаться здесь?

— Всем известно, что на монтаж таких систем одного дня недостаточно. Кроме того, я сидела очень тихо, пока не услышала, что ты пришел и первым делом позвонил другой женщине, — Синди сунула руку под подушку и подала мне точно такую же записку, как та, что я уже получил у портье. — Особенно ей.

И лицо ее стало таким злым, что я поневоле рассмеялся.

— Да ты ревнуешь. На тебя это не похоже. Я-то думал, ты слишком холодна для таких чувств.

— Я не ревную! — с жаром воскликнула Синди. — Но как бы вел себя ты сам, если б прождал меня в постели два дня, а я, придя, первым делом начала бы названивать другому парню?

— Но я не знал, что ты меня ждешь! — я все еще смеялся.

— Неважно! — фыркнула Синди. — Не думаю, что ты поступил как джентльмен. Мог бы сначала заглянуть в спальню.

— Но я звонил по делу.

— Естественно, — саркастически бросила она.

— Можешь не сомневаться, — заверил я ее. — Ты подумала о второй миссис Хардеман. А я звонил первой.

— О боже! — в ужасе ахнула Синди. — Только не говори мне, что ты трахал и ее.

Утром, придя на завод, я нашел в своем кабинете Дункана. С ним сидели Кэррадайн из конструкторского отдела и Хафф из отдела дизайна.

С первого взгляда мне стало ясно, что они не принесли мне добрую весть.

Я прошел за стол, сел.

— Итак, господа, чем вы решили меня порадовать?

— Выложить тебе все сразу, парень? — пробурчал Дункан. — Или по очереди?

— По очереди. Сегодня понедельник, и с утра я не в очень хорошей форме.

— Ладно. С пятницы все работы на сборочном конвейере остановлены. Распоряжение президента.

— Он не может этого сделать. Нет у него такого права.

Номер Один все еще председатель совета директоров и высший руководитель компании.

— Он это сделал, — сухо ответил Дункан.

— Мы можем пойти туда и возобновить работу.

— Не можем. На завод нас не пускают. Мы даже не можем попасть в свои кабинеты. Нас пустили только сюда.

Я промолчал. Лорен перешел в решительную атаку.

Не слишком заботясь о тылах.

— Что еще?

— Профсоюз. ПАР заявил, что не допустит пуска конвейера, пока не будут пересмотрены все ставки. Они полагают, что для многих рабочих мест они занижены.

— Я думал, мы уже все согласовали.

— То есть ты согласовал. Но Уэйман затормозил все бумаги. Так что в профсоюзе их и не видели.

Опять Уэйман. Не слишком много от него пользы. Я уже начал ненавидеть его.