Глава 1

Когда медицинская сестра, пышногрудая англичанка, вошла в палату, я сидел на кровати и маленькими глотками пил горячий кофе. Она сразу же занялась шторами, раздвинув их пошире, чтобы еще больше света влилось в мою палату.

— Доброе утро, мистер Перино.

— Доброе утро, сестра.

— Сегодня у нас праздник, не так ли? — улыбнулась она.

— Да.

— Доктор Ганс будет с минуты на минуту.

Внезапно мне захотелось облегчиться. Я опустил ноги на пол. Она взяла у меня кофейную чашечку, я же прошагал в туалет. Дверь закрывать за собой не стал. В клинике я находился уже второй месяц, так что давно позабыл о праве на уединение.

Сильная струя звонко ударила о фаянс унитаза. Потом я повернулся к раковине, чтобы помыть руки. На меня глянуло затянутое белыми повязками лицо, и я мог лишь гадать, что скрывается под ними. Впрочем, ждать осталось совсем недолго.

Когда я вернулся, сестра уже приготовила шприц.

— А это еще зачем?

— Распоряжение доктора Ганса. Легкий транквилизатор. Он любит, чтобы пациенты расслаблялись перед тем, как будут повязки.

— Я и так спокоен.

— Я знаю, — улыбнулась медицинская сестра. — Но укол нам не помешает. А ему будет приятно. Вытяните руку.

Дело свое она знала. Комар и тот кусает больнее. Она отвела меня к креслу у окна.

— А теперь садитесь, я устрою вас поудобнее.

Я сел, она завернула мне ноги в легкое одеяло, положила под голову подушку.

— Пока отдыхайте, — она направилась к двери. — Мы скоро придем.

Я кивнул, и она ушла. Я повернулся к окну. Под ярким солнцем сияли снежные вершины Альп. Мимо прошел мужчина в тирольских шортах. Безумная мысль сверкнула в мозгу.

— Ты поешь йодлем[1], Анджело?

— Разумеется, пою, Анджело, — ответил я сам себе. — Все итальянцы поют йодлем.

Я задремал.

Впервые я встретился с ним в восьмилетнем возрасте, в маленьком парке, где мы часто гуляли с няней. Я ехал на педальном гоночном автомобиле, подаренном мне дедушкой на день рождения. Машину изготовили в Италии по индивидуальному заказу. Отделанная кожей, с работающими от батареек фарами, она представляла собой миниатюрную копию «бугатти-59», показавшей рекордную скорость на трассе Бруклендса в 1936 году, и ее радиатор украшал фирменный знак «Бугатти».

Я мчался по дорожке, когда увидел их впереди. Статная сиделка толкала перед собой инвалидную коляску, в которой сидел мужчина. Я сбавил скорость и загудел в рожок. Сиделка оглянулась и вместе с креслом взяла вправо. Я же прижался к левому бордюру и пошел на обгон. Но дорожка начала подниматься в гору, и хотя я нажимал на педали изо всех сил, тем не менее едва держался вровень с ними.

Мужчина в инвалидной коляске заговорил первым.

— У тебя превосходная машина, сынок.

Я посмотрел на него, не забывая давить на педали.

Мне строго-настрого запретили разговаривать с незнакомцами, но этот производил самое благоприятное впечатление.

— Это «бугатти».

— Я вижу.

— Самый быстрый автомобиль.

— Вот тут ты, пожалуй, не прав.

Я старался изо всех сил, но уже начал выдыхаться.

— Мы на холме.

— Именно это я и имел в виду. На равнине они ведут себя отлично, но как только попадается на пути небольшая горка, сразу выясняется, что запаса мощности у них нет.

Я не ответил. Все силы уходили на то, чтобы жать на педали.

— Здесь есть скамейка, — продолжил мужчина в инвалидной коляске. — Сворачивай с дорожки, и мы глянем на твою машину. Может, нам удастся что-нибудь поправить.

Я с радостью согласился. Еще несколько ярдов, и я бы безнадежно отстал. А так сумел подкатить к скамье первым. Сиделка с креслом отстала разве что на три-четыре секунды. Тут же подбежал Джанно, всегда сопровождавший нас с няней, когда мы приходили в парк.

— Все нормально, Анджело?

Я кивнул.

Джанно посмотрел на мужчину в инвалидной коляске. Не было произнесено ни слова, но они друг друга поняли. Джанно улыбнулся.

— Ну и ладно.

Мужчина перегнулся через подлокотник. Вытянув руку, взялся за сиденье, снял его, изучающе вгляделся в цепь и рычаги.

— Вы хотите, чтобы я открыл капот? — спросил я.

— Пожалуй, что нет, — он установил сиденье на место.

— Вы инженер?

— В некотором роде. Во всяком случае, был до недавнего времени.

— И вы можете усовершенствовать мой автомобиль?

— Попробуем, — он повернулся к сиделке. — Вас не затруднит передать мне мой блокнот, мисс Гамильтон?

Молча она дала ему блокнот в простом картонном переплете. Точно с такими же я ходил в школу. Он достал из кармана ручку и, глядя на «бугатти», начал что-то чертить.

Я обошел кресло и заглянул через его плечо. На желтом листе появились какие-то колесики и линии.

— Что это? — спросил я.

— Переменная передача, — ответил он, но мне это ничего не говорило. — Впрочем, это неважно. Главное, эта механика заработает.

Закончив чертеж, он захлопнул блокнот и вернул его мисс Гамильтон.

— Как тебя зовут?

— Анджело — Так вот, Анджело, если мы сможем встретиться с тобой через день, в это же время, я приготовлю тебе сюрприз.

Я обернулся к Джанно. Тот молча кивнул.

— Смогу, сэр.

— Отлично, — он посмотрел на сиделку. — А теперь — домой, мисс Гамильтон. У нас впереди большая работа.

Я примчался раньше. Но он уже сидел у скамьи в своем инвалидном кресле. Улыбнулся, увидев меня.

— Доброе утро, Анджело.

— Доброе утро, сэр. Доброе утро, мисс Гамильтон.

— Доброе утро, — по тону мне показалось, что она меня невзлюбила.

Я повернулся к мужчине.

— Вы говорили, что меня будет ждать сюрприз.

— Терпение, юноша. Он уже в пути.

Я проследил за его взглядом.

Двое мужчин в белых комбинезонах несли по дорожке большой деревянный короб, за ними следовал третий с ящиком для инструментов.

— Сюда, — показал мой новый друг в инвалидной коляске. Короб поставили перед ним. — Все готово? — спросил он мужчину с ящиком для инструментов.

— Как вы и заказывали, сэр, — ответил тот. — Я лишь взял на себя смелость оставить люфт в треть дюйма в месте крепления оси, на случай, если понадобится подгонка.

Мой друг рассмеялся.

— Все еще не доверяешь моему глазомеру, Дункан?

— Зачем ненужный риск, мистер Хардеман? — ответствовал Дункан. — Выбрать люфт после установки гораздо проще. А где автомобиль, с которым мы будем работать?

— Здесь, — я подрулил к ним.

Дункан глянул вниз.

— Прекрасная машина.

— Это «бугатти», — похвалился я. — Мой дедушка заказывал ее в Италии специально для меня.

— Итальянцы — мастера по отделке, но ничего не понимают в двигателях, — он повернулся к двум мужчинам в белых комбинезонах. — Ладно, парни, за работу.

Впервые я заметил надписи на их комбинезонах: «ВИФЛЕЕМ МОТОРС». Они споро взялись за дело. Отвернули два болта, отсоединив боковины и крышку от дна короба, и он на глазах превратился в верстак, на который и водрузили мой автомобиль.

Я тем временем разглядывал странный механизм, извлеченный ими из короба. Стальной каркас со звездочками, цепями, тягами.

— Что это? — спросил я.

— Новый каркас, — ответил мой приятель. — Куда легче сделать все заново, чем менять что-то в старом.

Я молча смотрел, как механики сняли кузов моего автомобиля и теперь отсоединяли колеса. Несколько минут спустя колеса укрепили на новом каркасе, смонтировали на нем и кузов. На этом работа кончилась. Трудились механики от силы четверть часа.

Подошел Дункан, заглянул внутрь. Наклонился, за что-то подергал, выпрямился.

— Похоже, все нормально, сэр.

Мой друг улыбнулся.

— Понадобилась тебе треть дюйма?

— Нет, сэр, — и Дункан кивнул механикам.

Те опустили машину на землю. Я посмотрел на нее, потом на моего друга.

— Давай, Анджело. Испытай ее.

Я уселся в машину, а он подъехал в инвалидном кресле.

— Прежде чем ты тронешься с места, я хочу тебе кое-что показать. Видишь рычаг под правой рукой?

— Да, сэр.

— Положи на него руку.

Я выполнил указание.

— Он двигается вперед и назад. А если находится посередине, то и вбок. Попробуй.

Я двинул рычаг вперед, назад, установил вертикально, потянул на себя, подал вперед. Посмотрел на моего друга, уже начиная догадываться, что к чему. По моим глазам он все понял.

— Ты знаешь, зачем это нужно, Анджело?

— Да, сэр. Высокая передача, низкая и задний ход.

— Молодец. Далее. Я установил на задних колесах точно такие же тормоза, как на велосипеде. И теперь, чтобы затормозить, тебе надо крутануть педали в обратную сторону. Ясно?

Я кивнул.

— Отлично. Тогда — в путь. Но будь осторожен. Машина у тебя куда более скоростная, чем раньше.

Я медленно съехал с холма, приноравливаясь к новшествам, пробуя тормоза. Едва я отпускал их, «бугатти» быстро набирал скорость, но легким движением педалей я тут же уменьшал ее. Внизу я развернулся, пользуясь задним ходом, и легко поднялся к скамье. Затормозил у кресла-каталки.

— Великолепно!

Я вылез из автомобиля и подошел к моему другу.

— Огромное вам спасибо, — и протянул руку.

Он взял ее, и мы обменялись крепким рукопожатием.

— Еще раз напоминаю, будь осторожнее, — он улыбнулся. — Машина у тебя теперь очень быстрая.

— Не волнуйтесь, — ответил я. — Я собираюсь стать автогонщиком, когда вырасту.

Механики тем временем упаковали старый каркас в короб и двинулись вниз по дорожке. Мистер Дункан подошел к нам. Протянул листок бумаги моему другу.

— Извините, что беспокою вас, сэр, но здесь нужно расписаться.

Мой друг взял у него листок.

— Что это?

— Эл Ха Второй вводит новую систему учета. Это заказ-наряд. И он просил узнать, куда отнести расходы.

Губы моего друга разошлись в улыбке.

— Экспериментальный автомобиль.

Дункан рассмеялся.

— Хорошо, сэр.

Мой друг расписался, Дункан уже тронулся в обратный путь, но я остановил его.

— Благодарю вас, мистер Дункан.

Он сурово глянул на меня.

— Всегда рады помочь, молодой человек. Но попрошу вас не забывать, что на вашем «бугатти» заботами мистера Хардемана установлен двигатель «Вифлеем моторс».

— Не забуду, — пообещал я, проводил его взглядом, а затем повернулся к моему другу.

— Ваша фамилия — Хардеман, сэр?

Тот кивнул.

— Вы очень хороший человек.

Он засмеялся.

— Далеко не все придерживаются того же мнения.

— Я бы не обращал на них внимания. Многие точно так же недолюбливают моего дедушку, а он тоже очень хороший, и я его люблю.

— Нам пора, мистер Хардеман, — вмешалась сиделка.

— Одну минуту, мисс Гамильтон, — он посмотрел на меня. — Сколько тебе лет, Анджело?

— Восемь.

— Мой внук на два года старше тебя. Ему десять.

— Может, я смогу поиграть с ним. Дам поездить на моей машине.

— Едва ли, — усомнился мистер Хардеман. — Он учится в школе в другом городе.

— Уже поздно, мистер Хардеман, — вновь встряла сиделка.

Он скорчил гримасу.

— Сиделки и няни всегда такие, — посочувствовал я. — И моя постоянно от меня чего-то требует.

— Наверное, ты прав.

— Мне пообещали, что на следующий год няни у меня уже не будет. А зачем вам сиделка?

— Я не могу ходить, и мне нужен человек, чтобы ухаживать за мной.

— Вы попали в аварию?

Он покачал головой.

— Заболел.

— А когда вы поправитесь?

— Ходить я уже не смогу, — ответил он.

Я помолчал, думая, как ему помочь.

— Откуда вы знаете? Мой папа говорит, что такие чудеса случаются каждый день. Он — доктор.

Тут меня осенило:

— А может, вам показаться ему? Он очень хороший доктор.

— Я в этом не сомневаюсь, Анджело, — мягко ответил мистер Хардеман. — Но к докторам я уже находился. Кроме того, в субботу я уезжаю во Флориду и вернусь ой как нескоро, — он протянул руку. — До свидания, Анджело.

Я взялся за нее. Не хотелось, чтобы он уезжал. Почему-то уезжали все дорогие мне люди. Сначала дедушка, теперь — мистер Хардеман.

— Мы увидимся, когда вы вернетесь?

Он кивнул.

Я все еще держался за его руку.

— Я буду приходить в парк каждое воскресенье в это время и ждать вас.

— Я приеду сюда в первое же воскресенье после возвращения, — пообещал он.

Я отпустил его руку.

— Я запомню.

Сиделка покатила инвалидную коляску вниз по холму. Я следил за ними взглядом, пока они не скрылись из виду, а потом сел в машину. И лишь через двадцать лет узнал, во сколько обошелся Эл Ха Первому этот сюрприз.

Мы сидели с Дунканом в его кабинете, обсуждая характеристики автомобиля, который мне предстояло испытывать на следующий день. Внезапно старый инженер повернулся ко мне.

— Помнишь тот «бугатти», что мы переделывали для тебя по указанию Эл Ха Первого?

— Как я могу забыть?

Действительно, с того дня я бредил автомобилями.

Ничего другого для меня не существовало.

— А ты прикидывал, во что это обошлось?

— В общем-то, нет.

— У меня сохранился подписанный им заказ-наряд, — он выдвинул ящик стола, достал пожелтевший листок бумаги и протянул мне. — Ты знаешь, конструкторский и производственный отделы стояли на ушах, чтобы уложиться в поставленный им срок.

— Откуда мне знать?

Я разглядывал бумагу. «Экспериментальный автомобиль. Одиннадцать тысяч триста сорок семь долларов и пятьдесят один цент».

Я почувствовал легкое прикосновение к плечу и открыл глаза. Медицинская сестра-англичанка.

— Пришел доктор Ганс.

Я развернул кресло. Как обычно, он стоял, поблескивая очками.

— Доброе утро, мистер Перино. Как вы себя чувствуете сегодня утром? Ничего не болит?

— Нет, доктор. Неприятные ощущения возникают, лишь когда я смеюсь.

Он даже не улыбнулся. Дал знак сестре, и та подкатила столик со сверкающими стальными инструментами.

Я смотрел на них, зачарованный металлическим блеском. Он поднял кюретку с коротким лезвием. Пришел желанный миг.

Скольким людям выпадал шанс получить новое лицо?

Глава 2

Все началось в мае, после гонки «Индианаполис-500». На сорок втором круге забарахлил мотор, и я свернул в боксы. Несколько мгновений спустя по лицу старшего механика понял, что для меня гонка окончена. И уехал в мотель, не дождавшись финиша.

Лишь поворачивая ключ в двери номера, я вспомнил, что Синди осталась на трассе. Я совершенно забыл про нее.

Я открыл маленький холодильник, отломил несколько кубиков льда, бросил в стакан, плеснул канадского виски. Потягивая виски маленькими глоточками, прошел в ванную, пустил горячую воду, вернулся в гостиную, включил радио. Поймал репортаж с гонок.

— Андретти и Гурни пошли на восемьдесят четвертый круг. Номер один и номер два, — вещал комментатор. — Настоящая борьба гигантов…

Я выключил радио. Они возглавляли гонку с самого начала.

Я допил виски, поставил стакан на холодильник, направился в ванную. Добавил холодной воды и вставил в розетку штепсель портативного сатуратора[2] «джакацци». Раздеваясь, наблюдал, как над бурлящей водой поднимаются клубы пара. Ванная уже наполнилась белым туманом, когда я улегся в горячую воду.

Я облокотился головой о край ванны, чувствуя, как расслабляются мышцы, закрыл глаза, внутренне приготовившись к тому, что происходило в последние пять лет, стоило мне смежить веки.

Из-под капота показались языки пламени. Машина как раз вошла в поворот. Я отчаянно боролся с рулем, пытаясь подчинить себе теряющее управление чудовище. Внезапно перед глазами возникла высокая стена, с которой я и столкнулся на скорости сто тридцать семь миль в час. Машина встала «на попа», а затем, вся в огне, перевалилась через стену. В нос ударил запах моей горящей плоти. Я услышал собственный крик.

Открыл глаза. Видение исчезло. Я вернулся в ванну с горячей водой и мерно гудящим «джакузи». Медленно, очень медленно опять закрыл глаза.

На этот раз все обошлось. Я остался в воде.

Зазвонил телефон. В современных мотелях предусмотрено все, что только можно. Я протянул руку и снял трубку со стены за унитазом.

— Мистер Перино? — пропел мелодичный голос телефонистки.

— Да.

— Звонит мистер Лорен Хардеман. Соединяю.

В трубке что-то щелкнуло, и я услышал знакомый голос.

— Анджело, с тобой все в порядке? — чувствовалось, что он действительно обеспокоен.

— Полный порядок. Номер Один. Как вы?

— Нормально, — он рассмеялся. — Бодр» как мальчишка лет восьмидесяти пяти.

Рассмеялся и я. Ему недавно исполнился девяносто один год.

— Что это за шум? — спросил он. — Такое впечатление, будто ты говоришь из бочки, в которой переплываешь Ниагарский водопад. Я едва разбираю твои слова.

Я выключил «джакузи».

— Так лучше?

— Гораздо. Я смотрел телевизор и видел, как ты заехал в боксы. Что случилось?

— Подгорели клапана.

— Где ты выступаешь в следующий раз?

— Точно не знаю. Пока я дал твердое согласие на участие в гонке в Уоткинс-Глен. Но это осенью, — я услышал, как открылась дверь номера, к ванной приблизились шаги Синди. Я поднял голову. Она стояла на пороге.

— Может, на лето уеду в Европу и погоняюсь там.

Ее лицо осталось бесстрастным. Она повернулась и ушла в гостиную.

— Не делай этого. Нет никакого смысла. Еще разобьешься.

Хлопнула дверь холодильника. Звякнули о стекло кубики льда. Синди вернулась с двумя стаканами канадского виски со льдом. Я взял один. Она опустила крышку на унитаз и села. Пригубила виски.

— Я не разобьюсь.

Он, однако, гнул свое.

— Заканчивай с гонками. Ты уже не тот, что раньше.

— Просто неудачная полоса.

— Как бы не так. Я видел, как ты ехал. В прежние времена ты не позволил бы и Господу Богу обойти себя на повороте. А на последнем круге мимо тебя могла бы прорваться целая армия.

Вместо ответа я глотнул виски. Голос его помягчел.

— Послушай, в этом нет ничего плохого. У тебя была звездная пора. В 1963-м ты по праву считался вторым гонщиком в мире. И стал бы первым в шестьдесят четвертом, если б не вскарабкался на стену в Себринге и на год не выбыл из игры.

Я знал, о чем речь. Подтверждением тому служили ночные кошмары.

— Пяти лет вполне достаточно, чтобы доказать самому себе, что весь пар уже вышел.

— И чем же мне, по-вашему, заняться? — саркастически спросил я. — Переходить в спортивные комментаторы?

В его голосе появились резкие нотки.

— Не нахальничай со мной, юноша. Твоя беда в том, что ты никак не можешь повзрослеть. Не следовало мне возиться с той игрушечной машиной. Такое впечатление, будто ты никак не можешь с ней расстаться.

— Извините.

Действительно, я злился на себя самого и не имел никакого права выплескивать эту злость на него.

— Я в Палм-Бич. И хочу, чтобы ты заглянул ко мне на пару дней.

— Зачем?

— Не знаю, — он и не старался скрыть, что лжет. — Номы найдем, о чем поговорить.

Задумался я лишь на» мгновение.

— Хорошо.

— Вот и договорились. Ты приедешь один? Я должен предупредить экономку.

Я глянул на Синди.

— Пока сказать не могу.

Он хохотнул.

— Если она — милашка, возьми ее с собой. Здесь смотреть не на что, только море да песок.

В трубке раздались гудки отбоя. Синди взяла ее у меня, повесила на стену. Я встал, и она подала мне полотенце. Затем с моим стаканом вышла из ванной.

Я вытерся, повязал полотенце вокруг бедер и последовал за ней. Стакан мой стоял на столе, а она, сидя на полу, возилась со своим четырехдорожечным магнитофоном. Я глотнул виски, наблюдая за ней.

Она укладывала маленькие бобины в коробочки и что-то писала на них. Рев моторов возбуждал ее, как ничто другое. Кому-то требовался вибратор, ей же хватало работающего двигателя. Посади ее на переднее сиденье рядом с собой, газани, сунь руку ей между ног, и она наполнится «медом».

— Сегодня что-нибудь записала? — спросил я.

— Есть немного, — она не подняла головы. — Все кончено?

— С чего ты так решила? Только потому, что я забыл привезти тебя сюда?

Синди посмотрела на меня.

— Я не об этом. Пирлесс утверждает, что прошел слух, будто ты завязываешь с гонками.

Пирлесс входил во второй состав команды «Джи Си».

Выступал только в кроссах, но очень хотел поучаствовать в настоящих гонках. Я постарался изгнать из голоса нотки ревности.

— Тебя подвез Пирлесс?

— Да.

— Он тебе приглянулся?

— Скорее, я — ему, — тут она попала в точку. И ему, и многим другим, я это прекрасно знал. Что-то в ней было особенное.

Я почувствовал прилив желания.

— Включи магнитофон.

Синди коротко глянула на меня, затем молча поставила магнитофон на столик у кровати, установила четыре динамика, по два с каждой стороны, подсоединила провода. Повернулась ко мне.

— Поставь длинную запись. Ту, что ты сделала в Дентрне в прошлом году.

Она вытащила нужную бобину, поставила на магнитофон.

— Раздевайся.

Она разделась, вытянулась на кровати, не спуская с меня глаз. Без единого слова.

Я наклонился и нажал клавишу «пуск». Зашуршала перематывающаяся лента, послышались выкрики зрителей. И тут же взревели двигатели. Гонка началась.

Я ступил на кровать, встал над Синди. Губы ее чуть разошлись, меж белоснежных зубок виднелся кончик розового язычка. Вся она была золотисто-коричневая, за исключением узкой белой полоски на груди и треугольника на бедрах. Коралловые соски набухли, на вьющихся волосах между ног заблестели крохотные алмазики.

Я шагнул вперед, так, чтобы мои ступни оказались у нее под мышками. И сдернул полотенце.

Давно уже вставший член звонко шлепнул о живот. Я стоял над ее лицом, а она смотрела на меня снизу вверх.

Мгновение, не больше, потом пискнула, схватилась за моего молодца и потащила себе в рот. Я опустился на колени.

Ее язычок вылизал мне мошонку, затем двинулся дальше, вызнавая секреты анального отверстия. И все это время одной рукой она держалась за основание члена, управляя им, как ручкой переключения скоростей.

— Позволь мне лечь на тебя, — донесся до меня ее сдавленный шепот.

Я перекатился на бок, потом на спину. Она оседлала меня, медленно опускаясь на моего молодца. Он словно попал в кипящее масло.

— О, о, о, — постанывала она, качаясь взад-вперед, натирая клитор о мой лобок.

А рев двигателей гулял от динамика к динамику, наполняя комнату неистовостью звука, и она двигалась в том же ритме, поднимаясь на вершину блаженства на каждом круге.

Стоны стали громче, перешли в крики. Ее мотало из стороны в сторону. Ритм ее движений убыстрялся.

Вверх-вниз, вверх-вниз. Глубже, глубже, еще глубже.

Как мог, я помогал ей.

— Хорошо, — шептала Синди. — Как хорошо.

И вот уже вопли экстаза огласили комнату. И двигатели заревели громче: машины накатывали на финишяую полосу.

И наконец Карл Ярборо первым закончил гонку, его «марк-68» проскочил белую поперечную линию на скорости 143, 251 мили в час. А Синди получила последний оргазм, без сил упав на меня.

Потом соскользнула и улеглась рядом, казалось, вымотанная до предела. Скоро, однако, дыхание ее выровнялось, она открыла глаза.

— Ну и гонка, — прошептала Синди.

Я лишь смотрел на нее. Она же положила руку мне на член, и глаза ее округлились от изумления. Она начала нежно поглаживать его.

— Он еще стоит. Ты — потрясающий мужчина.

Я по-прежнему молчал. Не стоило говорить ей, что я так и не кончил.

Синди наклонилась, поцеловала головку члена, прижала ее к щеке.

— Где я найду такого, как ты?

Я погладил ее по волосам.

— Ты уходишь с Пирлессом?

— Ответь сначала на мой вопрос. Ты завязал?

— Да, — я не колебался ни секунды.

Она же замялась, решая, что ей дороже, я или рев моторов.

— Тогда я ухожу с Пирлессом.

На этом все и закончилось.

Глава 3

Влажная жара аэропорта Уэст Палм-Бич проникла мне под рубашку, накрепко слепив ее с кожей, прежде чем я добрался до стойки агентства «Хертц». Я достал кредитную карточку, положил ее перед девушкой.

Она посмотрела на карточку, потом на меня, и выражение ее лица изменилось.

— Тот самый Анджело Перино? — уважительно спросила она.

Я кивнул.

— Вчера я смотрела телевизор. Так жалела, что из-за поломки вам пришлось сойти с трассы.

— Такое случается.

— Я была еще ребенком, когда отец взял брата и меня на гонку в Себринг, где вы перелетели через стену. Я плакала. А потом неделю молилась за вас, пока не прочла в газете, что ваша жизнь вне опасности.

Внешностью ее бог не обидел. Иначе она не работала бы у «Хертца».

— И сколько вам тогда было лет?

— Шестнадцать.

Я вновь оглядел ее. На этот раз отметил ровный загар, свойственный жителям апельсинового штата.

— Так я у вас в долгу за те молитвы. Может, пообедаем сегодня?

— Вообще-то у меня свидание. Но я могу его перенести.

— Не стоит, — я покачал головой. — Мне не хотелось бы нарушать ваши планы. Мы сможем пообедать и завтра.

— Хорошо, — она что-то написала на листке и протянула мне. — Мое имя и телефоны. До пяти вечера вы найдете меня на работе, позднее — дома.

Я посмотрел на листок. Даже имя как нельзя лучше подходило к Флориде.

— Спасибо, Мелисса. Я позвоню. Как насчет машины?

— У нас есть «шелби джи-ти мустанг» и «мач-1»[3].

Я рассмеялся.

— Яне собираюсь на гонки. Найдите мне что-нибудь с открытым верхом. Хочу погреться на солнце.

— Как насчет «эл-ти-ди»?

— Отлично.

Она начала заполнять бланк.

— Где вы остановились?

— В поместье Хардемана.

— Машина нужна вам надолго?

— На несколько дней. Точно не знаю.

— Тогда я не буду указывать срок, — она смутилась. — У вас есть водительское удостоверение? Я должна записать его номер.

Я рассмеялся и подал ей удостоверение. Она заполнила соответствующую графу и вернула его мне. Сняла телефонную трубку.

— «Эл-ти-ди» с откидывающимся верхом, Джек. И в лучшем виде. Для VIP, — она положила трубку на рычаг. — Машина будет у вас через десять минут.

— Можете не спешить, Мелисса, — успокоил я ее.

Подошел новый клиент, я же шагнул к краю тротуара и закурил. Снял пиджак, перебросил через руку.

Жарковато.

Я повернулся и посмотрел на девушку. Мне нравилось, как она двигалась. Как перекатывались груди под облегающей униформой. Похоже, старик ошибся, говоря, что смотреть тут не на что, кроме как на воду да песок.

Просто он пребывал не в том месте.

В конце концов, как указывалось в рекламе, обращаясь к «Хертцу», клиент получал напрокат не только машину, но и всю компанию.

Я остановился перед железными воротами и нажал кнопку переговорного устройства. Ожидая ответа, присмотрелся к надписям на воротах.

ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ

ВХОД ВОСПРЕЩЕН

ОСТОРОЖНО! ТЕРРИТОРИЯ ОХРАНЯЕТСЯ!

СОБАКИ!

ВЫЖИВШИХ ОТДАДУТ ПОД СУД

Я рассмеялся, подумав: не убедительно. Но быстро признал ошибочность первого впечатления. Ибо, едва я прочитал последнее слово, к воротам подбежали две огромные бельгийские сторожевые.

— Кто говорит? — прозвучало из динамика над кнопкой.

— Мистер Перино.

Последовала короткая пауза.

— Вас ждут, мистер Перино. Проезжайте через ворота. Не выходите из машины, чтобы закрыть их. Они захлопнутся автоматически. Повторяю, не выходите из машины, пока не подъедете к дому. И не высовывайте руку в окно.

Голос смолк, и ворота заскользили в сторону. Собаки остались на месте, дожидаясь меня. Машина медленно покатилась вперед, и они освободили мне дорогу, а затем побежали рядом.

Каждый раз, поглядывая на них, я видел обращенные ко мне морды. После очередного поворота я выехал из-за деревьев, за которыми показался особняк. На ступенях стояли мужчина и женщина. Я нажал на педаль тормоза.

Мужчина поднес к губам ультразвуковой свисток, дунул в него. Я ничего не услышал, в отличие от собак. Те застыли, наблюдая, как я выхожу из машины.

— Пожалуйста, дайте им обнюхать вас, мистер Перино, — попросил мужчина. — Они признают вас за своего и больше не будут беспокоить.

Я вытянулся по стойке смирно, и он вновь поднес ко рту свисток. Собаки подбежали ко мне, дружелюбно помахивая хвостами. Обнюхали мои ботинки, затем — руки. После чего принялись за мою машину. Приложились носом к каждому колесу и радостно умчались в лес.

Мужчина направился ко мне.

— Я — Дональд. Позвольте мне взять ваши чемоданы, сэр.

— У меня только один, на заднем сиденье, — и я зашагал к дому.

Женщина улыбнулась мне. Лет пятидесяти, с черными волосами, скрученными сзади в узел, с минимумом косметики. В простом, но хорошо сшитом черном платье.

— Я — миссис Крэддок. Секретарь мистера Хардемана.

— Добрый день, — поздоровался я.

— Мистер Хардеман просит извинить за то, что не встречает вас лично, но в этот час он всегда отдыхает. И спрашивает, не смогли бы вы спуститься в библиотеку к пяти часам? Обед в половине седьмого. Мы обедаем рано, потому что мистер Хардеман ложится спать в девять.

— Нет возражений.

— Дональд покажет вам вашу комнату, — мы поднялись по лестнице к дверям. — А вы пока отдохните. Если вам захочется поплавать, с другой стороны дома бассейн.

Плавки возьмете в одной из кабинок. Они там на любой размер.

— Благодарю, но, пожалуй, я последую примеру Номера Один. Немного устал.

Она кивнула и ушла, а я вслед за Дональдом поднялся по лестнице. Умылся в ванной, а вернувшись в комнату, увидел, что чемодан уже распакован, постель разобрана, шторы опущены.

Я скоренько разделся и через десять минут уже спал.

Он поджидал меня в библиотеке, когда я спустился со второго этажа. Протянул руку.

— Анджело.

Я пожал ее. Крепка, как и прежде.

— Номер Один.

Он улыбнулся.

— Даже не знаю, нравится ли мне такое обращение.

Звучит как «главарь мафии».

— Ничего подобного, — я рассмеялся. — Если те истории о дедушке, которые я слышал, правдивы хотя бы наполовину, он был главарем мафии, но никто не называл его Номером Один.

— Подойди к окну. Я хочу посмотреть на тебя.

Я последовал за креслом-каталкой к большой стеклянной двери, ведущей на террасу, откуда открывался вид на океан, повернулся к нему. Он всмотрелся в мое лицо.

— Красивым тебя не назовешь, это уж точно.

— Я на это и не претендую.

— Придется что-то сделать со шрамами от ожогов, если ты будешь работать на меня. Нельзя допустить, чтобы тобой пугали детей.

— Одну минуту, — остановил я его дальнейшие рассуждения. — А кто сказал, что я собираюсь работать на вас?

Он прищурился.

— Ты же здесь, не так ли? Или ты думал, что я приглашаю тебя от скуки?

Я не ответил.

— Я очень стар, — продолжил он, — но у меня есть планы на будущее. А вот времени совсем мало, — он развернул кресло и покатил в глубь библиотеки. — Налей себе что-нибудь, а потом сядь. У меня болит шея, если я все время смотрю вверх.

Я подошел к комоду, плеснул в бокал «Кроун Ройал», добавил льда. Он с завистью смотрел, как я, усевшись на диван, пробую виски.

— Черт! Как бы я хотел выпить вместе с тобой, — тут старик рассмеялся. — В 1903 или 1904 году Чарли Соренсен только взял меня на работу в «Форд компани», они тогда разрабатывали модель «К», и мистер Форд подошел ко мне, потому что считал необходимым лично знакомиться с каждым новым сотрудником.

— Вы пьете? — спросил он.

— Да, — чистосердечно признался я.

— Курите?

И тут я ответил утвердительно. Мистер Форд молча смотрел на меня. Так что мне не оставалось ничего другого, как добавить: «Но я не бегаю за женщинами, мистер форд. Я женат».

Он еще несколько секунд постоял, не сводя с меня глаз, затем повернулся на каблуках и ушел, более не произнеся ни слова. А десять минут спустя Соренсен меня уволил. В то самое утро, когда принял на работу.

Я, конечно, очень расстроился. Жена ждала ребенка, а жалованье мне положили приличное. И Соренсен, похоже, сожалел о случившемся. «Идите к братьям Додж и скажите, что вы от меня. Вам дадут работу, — а помолчав, добавил:

— Знаете, Хардеман, у мистера Форда нет грехов. Он — абсолютно безгрешный человек».

Но Соренсен ошибся. У мистера Форда был один непростительный грех — нетерпимость к слабостям других.

Я молча пил виски. Наши взгляды встретились.

— Я хочу, чтобы ты поработал на меня.

— И что я буду делать? Испытывать машины мне уже не в радость.

— Об этом нет и речи. У меня иные планы. Большие планы, — он заговорщически понизил голос. — Я хочу построить новый автомобиль.

Признаюсь, у меня отвисла челюсть.

— Вы… что?

— Ты меня слышал! — рявкнул он. — Новый автомобиль. От радиатора до заднего бампера. Какие еще не строились.

— Вы с кем-нибудь говорили об этом? — поинтересовался я. — С Эл Ха Третьим, например?

— Мне нет нужды с кем-то говорить, — пренебрежительно ответил Номер Один. — Мне принадлежит восемьдесят процентов акций нашей компании, — он подкатился поближе. — Тем более с собственным внуком.

— И чего вы ждете от меня?

— Вытащи меня из этого чертова кресла! Я хочу, чтобы ты стал моими ногами!

Глава 4

Он все еще говорил, когда мы перебрались в столовую. Обед нам подали на маленький столик. Салат, бараньи ребрышки с картофелем, вино для меня, стакан молока — ему. Вино принесли хорошее, «Мутон Ротшильд» урожая 1951 года.

— Наша цель — автомобильный салон в Нью-Йорке весной 1973-го. То есть у нас есть три года.

Я посмотрел на него.

Он рассмеялся.

— Знаю, о чем ты думаешь. Мне девяносто один. Не волнуйся, я намерен дожить до ста лет.

— Это будет непросто.

— Ничего, прорвемся. За девяносто я уже перевалил.

Рассмеялся и я.

— Я не об этом. У меня нет сомнений, что вы доживете и до ста пятидесяти. Я говорю о новом автомобиле. :

— Я давно думал о нем. Тридцать лет назад я позволил им приковать меня к этому креслу. И напрасно. Не следовало мне идти у них на поводу. Перед войной нам принадлежало почти пятнадцать процентов рынка. Теперь — только два. Даже паршивых «фольксвагенов» продается больше. И это еще не все. Наступают японцы. Они вышвырнут нас всех. Маленькие мерзавцы захватят весь мир. Такие низкие цены, как у них, никому не по зубам. В этом и следующем году американские автостроительные компании выбросят на рынок свои малолитражки. Толку от этого не будет. Разумеется, эти модели будут продаваться. Но отнимать покупателей они будут не у иностранных компаний, а друг у друга, и суммарный объем продаж американских машин не возрастет, а, скорее всего, упадет еще больше.

Единственный выход — совершенно новый автомобиль. Сконструированный на основе новых принципов.

Собранный на полностью автоматизированном, управляемом электроникой конвейере. Я помню, как Форд вышел с моделью «Т». И покорил весь мир. Только по одной причине: он предложил новую идею. И единственную, которую все обсасывают до сих пор. И «Дженерал моторс», и прочие автомобильные фирмы, в том числе и наша.

— Задача уж больно сложная.

— Ее можно решить. Я по натуре победитель. Во всяком случае, еще ни разу не проигрывал.

— Я читал ежегодные отчеты. «Вифлеем» работает с прибылью.

— Но не за счет автомобилей, — возразил Номер Один. — Они составляют лишь тридцать процентов нашего валового продукта. Еще пятьдесят семь дает отделение электрической бытовой техники, а остальное — изготовление узлов и агрегатов для других автостроительных фирм. Они выбрали этот путь, чтобы остаться при деле. Они, видите ли, боятся антитрестовских законов и обвинений в монополизме. И теперь семьдесят процентов наших производственных площадей используется не для изготовления автомобилей, а черт знает на что.

— Я этого не знал.

— Об этом вообще мало кто знает. Все началось во время войны. «Форд», «Дженерал моторс» и «Крайслер» поделили все крупные контракты. Эл Ха Второй сосредоточил свое внимание на другом. Когда же война закончилась, они без труда возобновили массовый выпуск автомобилей. У нас такой возможности не было. Зато мы могли выйти на рынок электрической бытовой техники. И Эл Ха Второй своего шанса не упустил. Это направление приносит нам до сорока миллионов в год. Но мне плевать.

Пылесос — не автомобиль.

Я откинулся на спинку стула.

— А как насчет Номера Три?

— Он — хороший мальчик, — ответил Эл Ха Первый, — но заинтересован лишь в прибыли. И ему без разницы, что ее приносит — телевизоры, холодильники или автомобили. Деньги для него лишь деньги. Иной раз мне кажется, что он давно остановил бы наши сборочные конвейеры, но не хочет расстраивать меня.

— И что вы намерены ему сказать?

— Ничего. До тех пор, пока мы не определимся.

— Вы не сможете сохранить ваши замыслы в секрете.

В автомобильном бизнесе это невозможно. Они все поймут, едва я переступлю порог своего кабинета.

Он улыбнулся.

— Не поймут, если мы пустим их по ложному следу.

— Какому же?

— Всем известно, что ты — автогонщик. Но мало кто помнит о том, что ты — выпускник МТИ[4] с дипломом специалиста по конструированию автомобилей. Как и о том, что Джон Дункан, уходя на пенсию, прочил тебя на свое место. Мы дадим тебе должность, скажем, вице-президента по специальным проектам. И ты будешь готовить команду и автомобили для гонок. Я думаю, такого прикрытия хватит с лихвой.

Вошел Дональд.

— Время, мистер Хардеман.

Номер Один посмотрел на часы, потом на меня.

— Договорим за завтраком.

Я встал.

— Хорошо, Номер Один.

— Спокойной ночи.

Я подождал, пока Дональд выкатит инвалидное кресло из столовой, затем снова сел, закурил, глянул на часы.

Половина девятого. Спать не хотелось. И я набрал номер девчушки из агентства «Хертц».

Ответил мужской голос.

— Мелисса дома? — спросил я.

— Кто говорит? — сурово осведомился ее отец.

— Анджело Перино.

— Сейчас позову ее, мистер Перино, — голос разом смягчился. — Мелисса! Звонит мистер Перино, — донеслось приглушенно, затем он заговорил в трубку. — Мелисса говорила, что вы в городе, мистер Перино. Я надеюсь, что нам удастся встретиться. Я с давних пор восхищаюсь вами.

— Благодарю, — ответил я. — Если удастся, обязательно встретимся.

Трубка перешла от отца к дочери.

— Мистер Перино, какой сюрприз!

Кого она хотела обмануть?!

— Я позвонил на всякий случай. А что с вашим свиданием?

— Я отменила его.

— Не хотите куда-нибудь поехать?

— С удовольствием.

Я понимал, что папаша трется поблизости.

— Где мы можем встретиться?

— Вы знаете Палм-Бич?

— В общем-то, нет. Лишь дорогу из аэропорта до поместья Хардемана.

— Тогда, может, мне заехать за вами?

— Отличная мысль. Сколько вам понадобится времени?

— Полчаса, не более.

— Я жду.

Когда я положил трубку, Дональд уже вернулся в столовую.

— Вы что-нибудь хотите, сэр?

— У вас есть бренди?

— Разумеется, сэр, — в голосе слышался упрек. — Вы будете пить в библиотеке?

Я кивнул, и он последовал за мной в библиотеку. Налил бренди в широкий бокал и подал мне.

— Благодарю вас, Дональд, — тут я вспомнил про собак. — За мной приедут через полчаса. Вы сможете увести собак?

— Конечно, сэр. Не беспокойтесь. Вам понадобится машина?

— Думаю, что нет.

Он достал из кармана ключ и протянул мне.

— От ворот и от входной двери. Потом положите его на столик в холле.

— Спасибо, Дональд.

— Пустяки, сэр, — и он ушел.

Я уселся в одно из старомодных кожаных кресел и потягивал бренди, пока не услышал шум подъезжающей машины. Вышел из дома, когда она остановилась у ступеней. Естественно, приехала Мелисса на «мач-1».

Я сбежал по лестнице.

— Быстро вы.

— Старалась, — она улыбнулась. — Хотите сесть за руль?

Я покачал головой, открыл дверцу и плюхнулся на сиденье рядом с ней.

— Нет. Поеду пассажиром, — наклонился к ней, поцеловал в щечку, затем пристегнулся ремнем безопасности.

— Нервничаете?

— Нет. Привычка.

— Какие будут указания?

Я посмотрел на нее.

— Поедем куда-нибудь и потрахаемся.

— Мистер Перино!

— Ладно, если вы так неприступны, давайте выслушаем ваши предложения.

— Я знаю одно отличное местечко в» берегу, где мы можем выпить, поболтать, потанцевать.

— Меня это устраивает.

— Так-то лучше, Анджело, — она улыбнулась.

Улыбнулся и я.

— А потом мы поедем куда-нибудь и потрахаемся.

С места она рванула, словно стартовала на гонке «Гран-при». Ну почему всякий раз, когда я сажусь к кому-то в машину, водитель пытается показать, какой он удалец? Я закрыл глаза, молясь о благополучном исходе нашей поездки.

Глава 5

Разбудил меня телефонный звонок.

Голова буквально разламывалась от боли. Местечко, куда она отвезла меня прошлым вечером, оказалось далеко не романтичным. Спиртное безбожно разбавляли, гремящая музыка не позволяла говорить, а танцующие из-за тесноты наступали друг другу на ноги.

— Мистер Хардеман хотел бы поговорить с вами, сэр, — голос Дональда.

— Я сейчас спущусь.

— Молодой мистер Хардеман, — торопливо пояснил Дональд. — Он звонит из Детройта.

Тут я окончательно проснулся. И Номер Один еще что-то говорил о секретах. Интересно, кто доложил о моем приезде. Дональд или секретарь?

— Соедините меня с ним.

— Мистер Перино? — осведомился женский голос.

— Да.

— Один момент.

Я посмотрел на часы. Половина девятого. В Детройте половина восьмого, а он уже на работе.

— Анджело, — сплошное дружелюбие. — Давненько мы не разговаривали.

— Это точно.

— Я так рад, что ты заехал к деду. Номер Один всегда любил тебя.

— А я — его.

— Иной раз мне кажется, что он проводит в одиночестве слишком много времени, — в голос проникла озабоченность. — Как, по-твоему, он выглядит?

— Как всегда. За тридцать лет, что я его знаю, он ничуть не изменился.

— Хорошо. А то до нас доходят всякие слухи.

— Какие же?

— Ты понимаешь. Обычное дело. — Стариковские причуды.

— Ничего такого нет и в помине, — отрезал я. — Он вполне здоров.

— И слава богу. Я собирался заскочить к нему, но ты же знаешь, какая у нас жизнь. Одно налезает на другое.

Головы не поднимешь.

— Я понимаю.

— Тут поговаривают, что ты завязываешь с гонками.

— Номер Один как раз пытается убедить меня, что пора.

— Прислушайся к нему. А если решишь, подъезжай ко мне. Здесь для тебя всегда найдется местечко.

Я улыбнулся. Номер Три давал понять, кто у нас хозяин.

— Благодарю.

— Пустяки. До свидания.

— До свидания.

Я положил трубку. Закурил. В дверь постучали.

— Войдите, — крикнул я.

Дверь отворилась, вкатился Номер Один на своем кресле, за ним Дональд внес поднос с завтраком. Поставил его на кровать, снял салфетку.

Апельсиновый сок, гренки, кофе.

— Как сварить яйца, сэр? — спросил он.

— Больше ничего не надо. Благодарю. Достаточно и этого.

Дональд вышел, а Номер Один подъехал к кровати.

Я налил себе кофе, отпил, голове сразу полегчало.

— Ну? — не выдержал он.

— Хороший кофе.

— Знаю, что хороший. Что изволил сказать мой внук?

Я вновь отпил кофе.

— Порадовался, что я заехал к вам, и предложил заглянуть к нему насчет работы, если я действительно решу бросить гонки.

— Что еще?

— Погоревал, что вы слишком много времени проводите в одиночестве, и пожелал узнать, каково, по моему мнению, ваше самочувствие.

— И что ты ответил?

— Пришлось сказать правду. Что вы рехнулись и у вас навязчивая идея. Насчет нового автомобиля.

Он начал было сердиться, но потом все понял и рассмеялся. Я последовал его примеру, и мы более всего напоминали двух школьников, разыгравших своего учителя.

— А может, стоило ему все и сказать. Хотел бы я посмотреть в этот момент на его физиономию.

— Он бы нецензурно выругался.

Номер Один перестал смеяться.

— А что ты в действительности думаешь?

— Насчет чего?

— Меня, — и с неохотой продолжил, словно страшась моего ответа:

— Неужели моя идея — мечта выжившего из ума старика?

Я глянул на него.

— Если это так, то и весь мир сбрендил. И в особенности автоконструкторы. Тут уж у каждого одна мечта — создать самый лучший автомобиль.

— Этой ночью я долго обдумывал твои слова. Нас и впрямь ждут немалые трудности.

Я молча пил кофе.

— Потребуются значительные средства. «Джи эм»[5] вкладывает в новую малолитражку по меньшей мере триста миллионов долларов. У «Форда» затраты будут существенно меньше, потому что они лишь приспосабливают к американскому рынку модель, выпускаемую в Англии, а двигатели будут ввозить из Европы. И все равно им придется потратить чуть ли не двести миллионов, — он посмотрел на меня. — Полагаю, примерно такая же сумма нужна и нам.

— Есть у «Вифлеема» такие деньги? — задал я встречный вопрос.

— Даже если б и были, я не смог бы уговорить внука вложить их в новый автомобиль. А совет директоров у него ручной.

Повисла тяжелая тишина. Я налил себе вторую чашку кофе.

Номер Один обреченно вздохнул.

— Может, забыть нам об этом? Мечта безумца.

Он словно ссохся, признавая свое поражение. И только тут я понял, сколь захватила меня его идея.

— Есть один вариант.

Он вскинул голову.

— Не слишком простой, и на каждом шагу нам будут ставить палки в колеса.

— Я к этому привык.

— Но придется покинуть Детройт.

— Не понял.

— Перебраться в другой штат. Продать отделение бытовой техники. Вы говорили, оно приносит сорок миллионов в год. Следовательно, за него можно выручить как минимум в десять раз больше. Четыреста миллионов. Восемьдесят процентов акций — ваши, это триста двадцать миллионов.

— Я контролирую восемьдесят процентов, — поправил меня Номер Один. — Но принадлежит мне сорок один процент, остальное — собственность «Фонда Хардемана».

— Сорок один процент — это сто шестьдесят четыре миллиона. Остальное мы достанем без особых хлопот. А потом вы переведете автостроительное производство.

— Куда?

— В Калифорнию. В штат Вашингтон. Там большие аэрокосмические заводы, которые будут остановлены в ближайшие несколько лет из-за неизбежного уменьшения ассигнований. В корпусах можно достаточно быстро смонтировать сборочные конвейеры. Места хватит, технический персонал высокой квалификации. Западное побережье этим славится.

Он смотрел на меня.

— Может получиться.

— Я знаю, что получится, — заверил его я.

— Кто купит отделение бытовой техники?

— Желающие найдутся, но в итоге вы получите очень мало наличных и много бумаг. Следует поступить иначе.

Преобразовать отделение в акционерное общество. Продать акции всем желающим, и, возможно, одновременно с этим часть акций автостроительного отделения, чтобы получить недостающие средства.

— То есть идти на Уолл-стрит, — пробурчал старик.

Я кивнул.

— Никогда им не доверял, — все еще упирался он. — Они слишком много говорят.

— Однако у них есть деньги.

— Я не знаю, как вести с ними дела. Мы говорим на разных языках.

— За этим я вам и нужен. Буду вашим переводчиком.

Он погрузился в раздумья, затем улыбнулся.

— Сам не пойму, чего я так заволновался. Начинал я бедняком, и если наша затея лопнет, бедняком мне придется стать на куда более короткий срок, чем в молодости, — он развернул кресло и покатил к двери. Я выбрался из кровати, открыл ему дверь.

Он поднял голову.

— Интересно, каким образом мой внук узнал, что ты здесь?

— Понятия не имею. В вашем поместье народу много.

— Та девушка, с которой ты уехал вчера вечером, откуда она?

— Из бюро проката «Хертц».

— Ума у тебя еще меньше, чем у меня, — и он покатил по коридору.

Глава 6

Самолет приземлился в Детройте в шесть вечера, еще через час я был дома. Джанно открыл дверь и мгновение спустя заключил меня в медвежьи объятья.

— Синьора! Синьора! — закричал он по-итальянски, забыв про английский. — Дотторе! Приехал Анджело!

На лестнице появилась мама. Слезы хлынули у нее из глаз уже на второй ступеньке. Я бросился ей навстречу.

Обнял.

— Мама.

— Анджело! Анджело! У тебя все в порядке? — озабоченно спросила она.

— Конечно, мама. Все хорошо.

— Я видела дым, поднимающийся из твоего автомобиля.

— Пустяковая поломка.

— Ты уверен?

— Уверен, — я поцеловал ее. — Ты, как всегда, прекрасна.

— Анджело, не болтай глупостей. Как может быть прекрасной шестидесятилетняя женщина? — но она заулыбалась.

Я рассмеялся.

— Ты прекрасна и в шестьдесят один. В конце концов, кому знать, как не мне. Лучшая подруга мужчины — его мать.

— Перестань подшучивать надо мной, Анджело. Придет день, когда ты встретишь действительно прекрасную девушку.

— Никогда. Таких девушек, как ты, больше нет.

— Анджело, — из коридорчика, ведущего к кабинету, послышался голос отца.

Я повернулся. Он совсем не изменился, разве что добавилось седых волос. Я сбежал по ступеням.

Он ждал, вытянув руку. Я отвел ее в сторону, обнял отца.

— Папа!

Он прижал меня к груди, мы расцеловались.

— Как ты, Анджело?

Я заглянул ему в глаза. Вид у него был усталый.

— Отлично, папа, отлично. А вот ты слишком много работаешь.

— Да нет. Я сбавил темп после сердечного приступа.

— Так и надо. Да есть ли другой доктор, живущий в Грос-Пойнт, выезжающий к пациентам в любое время суток?

— Это уже позади. У меня теперь молодой помощник, который ходит по ночным вызовам.

Мы помолчали. Я знал, о чем он думает.

Этим помощником должен был стать я. Отец мечтал, что я пойду по его стопам и унаследую пациентов, которых он пользовал многие годы. Но получилось иначе. Мои устремления не имели ничего общего с медициной. Отец ничем не выказывал своего разочарования, но оно не составляло для меня тайны.

— Тебе следовало предупредить нас о приезде, Анджело, — упрекнула меня мама. — Мы бы приготовили обед.

— Ты хочешь сказать, что в доме нечего есть? — я рассмеялся.

— Чего-нибудь да найдем, — ответила она.

За обеденным столом я сообщил им о грядущих изменениях в моей жизни. Джанно как раз подавал кофе. Горячий, крепкий, густой. Я добавил две ложки сахара, пригубил, посмотрел на них.

— Я завязываю с гонками.

На мгновение они застыли, потом мама заплакала.

— Почему ты плачешь? — удивился я. — Я думал, ты будешь счастлива. Вы с самого начала не хотели, чтобы я садился за руль гоночного автомобиля.

— Поэтому я и плачу.

Отца больше интересовала практическая сторона.

— Что же ты собираешься делать?

— Начну работать в «Вифлеем моторс». Номер Один хочет, чтобы я стал вице-президентом и вел специальные проекты.

— И что это означает? — спросила мама.

— Обычная работа. Утрясать неувязки. Принимать решения. Давать указания.

— То есть ты будешь жить в Детройте? — уточнила она.

— Какое-то время. Мне придется много ездить.

— Тогда мне надо отремонтировать твою комнату.

— Не торопись, мама, — вмешался отец. — Может, Анджело хочет жить отдельно. Он уже не мальчик.

— Ты хочешь жить отдельно, Анджело?

Под ее умоляющим взглядом ответить иначе я не мог.

— Зачем мне жить где-то еще, если здесь мой дом.

Мама просияла.

— Завтра же вызову маляра. Только скажи, какой цвет тебе больше нравится, Анджело.

— Цвет выбери сама, мама, — я повернулся к отцу. — Я должен сделать пластическую операцию. Мне предстоит постоянно встречаться с людьми, и я не хочу, чтобы они всякий раз отводили взгляд, посмотрев на мои ожоги. Помнится, ты говорил, что знаешь отличного специалиста.

Отец кивнул.

— Эрнест Ганс. Из Швейцарии.

— Вот-вот. Ты думаешь, он сможет мне помочь?

Отец пристально всмотрелся в меня.

— Это будет непросто. Но он сделает все, что возможно.

Я понимал, что он имеет в виду. Сломанный в нескольких местах нос, расплющенная левая скула, белые пятна ожогов на щеках и лбу.

— Ты сможешь обо всем договориться?

— Когда ты хочешь поехать?

— Как можно скорее.

Два дня спустя я уже летел в Женеву.

Доктор Ганс снял последнюю накладку со щеки и положил ее на поднос. Наклонился и начал внимательно разглядывать мое лицо.

— Поверните голову направо» налево.

Я выполнял указания.

— Улыбнитесь.

Я улыбнулся. Почувствовал, как натянулась кожа.

— Неплохо. В конце концов все получилось совсем неплохо.

— Поздравляю.

— Благодарю, — без тени иронии ответил он. Поднялся со стула, на котором сидел напротив меня.

— Вы задержитесь здесь еще на неделю, пока не исчезнет краснота. Беспокоиться тут не о чем. Это нормально. Мне пришлось растянуть оставшуюся кожу лица, чтобы она лучше срослась с пересаженной.

Я кивнул. После четырех операций в течение десяти недель еще семь — десять дней не имели никакого значения.

Он двинулся к двери, затем обернулся.

— Между прочим, если хотите, можете посмотреться в зеркало.

— Обязательно, благодарю вас, — но я не шевельнулся. Странно, конечно, но смотреть на себя я не спешил.

Он еще постоял, а потом, увидев, что я и не думаю подниматься, вышел из палаты в сопровождении шестерых то ли студентов, то ли ординаторов.

А я наблюдал, как медицинская сестра-англичанка перекладывает с подноса в контейнер для мусора использованные бинты, тампоны, прокладки. Она ни разу не повернулась ко мне, но я замечал бросаемые на меня короткие взгляды.

— Что скажете, сестра? Ужасно?

— Отнюдь, мистер Перино. Просто я не видела вас до той аварии. А вот по сравнению с тем, что было до операции, изменения разительные. Теперь у вас интересное лицо, даже красивое.

Я рассмеялся.

— Меня никогда не считали красивым.

— Да вы посмотрите сами.

Я оторвался от кресла и прошел в ванную. Встал перед зеркалом над раковиной.

И в то же мгновение понял, каково быть никогда не стареющим Дорианом Греем. Такое лицо было у меня в двадцать пять лет. Почти такое, с незначительными отличиями.

Нос стал тоньше, скулы — более выступающими, отчего овал лица удлинился. Белые следы ожогов исчезли, кожа розовела, как у младенца. И лишь глаза ни в коей мере не подходили к этому лицу.

Глаза тридцативосьмилетнего мужчины. Они не помолодели, они по-прежнему помнили боль и славу гоночных трасс.

В зеркале я увидел и медсестру, остановившуюся на пороге. Повернулся и протянул к ней руку.

— Сестра.

Она поспешила ко мне.

— Вам нехорошо, мистер Перино?

— Будьте так любезны, поцелуйте меня.

Она заглянула мне в глаза, кивнула. Положила руки мне на плечи. Наклонила к себе. Поцеловала.

В лоб, в обе скулы, в щеки и, наконец, в губы. Я почувствовал струящуюся из нее доброту и нежность. Поднял голову.

В уголках ее глаз сверкали слезинки, губы дрожали.

— Вам стало легче, мистер Перино?

— Да, сестра, благодарю.

С моих плеч словно свалилась гора.

Глава 7

— Обойдется недешево, — тяжело вздохнул Лорен Хардеман Третий.

Я сидел напротив него, через стол. Он родился на два года раньше меня, но выглядел куда старше. А может, кабинет создавал такое впечатление. Со стенами, отделанными панелями темного дерева, с креслами и диванами, обитыми черной кожей, с выцветшими фотографиями гоночных и легковых автомобилей на стенах. Кабинет с большой буквы. Тут сидел его дед, потом — отец, теперь — он сам. Кабинет руководителя «Вифлеем моторс».

Ответственность тяжелым грузом легла на него в раннем возрасте. Ни в глазах, ни в улыбке не чувствовалось веселья. Да и была ли у него возможность как следует повеселиться?

В двадцать один год назначенный исполнительным вице-президентом «Вифлеем моторс», он женился на Алисии Гринуолд, дочери мистера и миссис Гринуолд из Грос-Пойнт, Саутгемптона и Палм-Бич. В то время мистер Гринуолд был вице-президентом «Дженерал моторс» и возглавлял отдел снабжения.

И далее все шло как по-писаному. Алисия родила дочь, Номер Два умер, Лорена Третьего избрали президентом, «Вифлеем моторс» получила от «Джи эм» самый большой в истории корпорации контракт на поставку комплектующих.

То было семнадцать лет назад, и газеты Детройта гордились третьим поколением своих кумиров, Генри Фордом Вторым и Лореном Хардеманом Третьим. Они, словно рыцари в доспехах из сверкающей хромом автомобильной стали, сражались за своих четырехколесных вассалов.

— Весьма недешево, — добавил он, разорвав тяжелую тишину кабинета.

Я не ответил. Достал сигарету, закурил. Дым поплыл к потолку.

Он нажал клавишу на аппарате внутренней связи.

— Пригласите ко мне Бэнкрофта и Уэймана, если они не заняты.

Он не собирался облегчать мне жизнь. Джон Бэнкрофт меня не пугал. Он ведал сбытом автомобилей, и мой план не сулил ему ничего, кроме выгоды. Но Дэн Уэйман… Для руководителя финансового отдела лишние затраты — сущее горе, и не имело значения, обернутся они новыми доходами или уйдут в песок. С деньгами он расставался лишь под сильнейшим нажимом.

Они вошли в кабинет, и несколько минут мы обменивались взаимными приветствиями и вопросами о здоровье и самочувствии. Затем они расселись по креслам и уставились на босса, желая узнать, ради чего их оторвали от дела.

Лорен сразу взял быка за рога.

— Дед хочет, чтобы мы включились в автогонки. Он предлагает, чтобы этот проект возглавил Анджело.

Они ждали расшифровки, и Лорен их не разочаровал.

— Есть основания полагать, что сейчас это не ко времени. Ключевыми в настоящее время становятся проблемы безопасности и охраны окружающей среды, а энерговооруженность автомобиля отходит на второй план. И еще стоимостный фактор. Расходы на автогонки растут.

«Форд» объявил о выходе из игры. «Шеви» сокращает свое участие. «Додж» лишь обещает выполнить уже взятые на себя обязательства, а затем подвести черту. Вот я и решил пригласить вас и все обсудить.

Первым взял слово Бэнкрофт.

— Нам такой проект ничем не повредит. Наоборот, подогреет интерес к нашей продукции. Владельцы автосалонов, продающих наши машины, постоянно твердят о том, что им нечем привлечь покупателей, — тут он увял, словно понял, что попал не в струю.

Дискуссию продолжил Дэн Уэйман.

— Предложенная идея обладает как плюсами, так и минусами. Нет сомнений, что успех в автогонках увеличит объем продаж. Но в какую сумму он нам обойдется? — он повернулся ко мне. — Вы прикидывали?

— Мы должны выставить не менее трех машин. В соревнованиях «Формулы-3». «Формулу-1» или «2» нам не потянуть. Серийного автомобиля, который мы могли бы использовать, у нас нет. Следовательно, придется начинать с прототипа. Конструировать практически новую машину с модернизацией готовых агрегатов. Полагаю, конструкторские проработки, изготовление и обслуживание каждой из первых трех машин обойдутся в сто тысяч долларов. Затем расходы начнут уменьшаться.

Уэйман кивнул, — Сейчас мы продаем чуть больше двухсот тысяч автомобилей, теряя на каждом сто сорок долларов. Вашими стараниями эти потери возрастут на полтора доллара на автомобиль, — он посмотрел на Бэнкрофта. — Тебе придется продавать на тридцать тысяч больше, чтобы наши потери остались на прежнем уровне. Это возможно?

— Полагаю, что да, — уверенно ответил тот, но тут же ввернул любимую присказку Детройта:

— Если, конечно, экономика не развалится ко всем чертям.

— Сколько нужно продавать машин, чтобы полностью компенсировать затраты на их производство? — спросил я Уэймана.

— Триста тысяч. То есть увеличить нынешний уровень на пятьдесят процентов. При большем количестве продаж мы начнем получать прибыль.

— Так в чем же дело? — решил я подколоть его. — «Фольксваген» продает больше.

— «Фольксваген» — еще не весь рынок. Мы конкурируем со многими компаниями.

Я не стал ввязываться в спор. Мы все и так знали, что конкуренция здесь ни при чем. Ему не хотелось отрывать ресурсы и производственные мощности от других отделений компании, дающих всю прибыль.

Пока мы обменивались мнениями, Лорен молчал. Теперь он заговорил, и по его тону я понял, что решение принято.

— Я думаю, надо попробовать. Хотя бы из уважения к деду. В конце концов, не будет особой беды, если мы потеряем на каждом автомобиле долларом больше. И кто знает, не выиграем ли мы пару-тройку призов, раз «форд» и «Джи эм» снимают свои команды.

Он встал.

— Дэн, позаботься обо всем остальном. Определи Анджело кабинет и распорядись, чтобы ему оказали необходимую помощь, — он посмотрел на меня. — Анджело, все финансовые вопросы будешь решать с Дэном. Технические и организационные — со мной.

На этом совещание окончилось.

В коридор мы вышли втроем.

— Как Номер Один? — полюбопытствовал Бэнкрофт.

— В отличной форме.

— Ходят слухи, что он сдает. Возрастное, знаете ли.

— Если б он сдавал, нам всем грозили бы крупные не» приятности. С головой у него, как и прежде, полный порядок.

— Рад это слышать, — чувствовалось, что говорит Бэнкрофт искренне. — Вот уж кто был патриотом автомобиля.

— Таким он и остался.

— Вот мой кабинет, — вмешался Дэн Уэйман. — Давайте зайдем и обсудим детали.

С Бэнкрофтом мы договорились встретиться за ленчем на следующей неделе, и вслед за Уэйманом я прошел в его кабинет. Скромный, без излишеств, с современной мебелью, как и приличествовало вице-президенту, ведающему финансами.

Дэн обошел стол и сел. Я устроился напротив него.

— Если память мне не изменяет, вы уже работали у нас.

Я кивнул.

Уэйман снял трубку и попросил принести мое личное дело. Сотрудников своих он вышколил. Папка легла на стол через две минуты, хотя уволился я одиннадцать лет назад. Он быстренько пролистал ее.

— А вы знаете, что у вас сохранился счет в нашем пенсионном фонде? — в голосе его звучало удивление.

Я этого не знал, но тем не менее кивнул.

— Деньги мне тогда не требовались. А у вас они хранятся не хуже, чем в банке.

— Вы обсуждали размер вашего жалованья?

— Вроде бы нет.

— Я переговорю с Лореном. У вас есть какие-то предложения?

— Никаких. Как он скажет, так и будет.

— А должность?

— Номер Один предложил: вице-президент, специальные проекты.

— Я должен согласовать это с Лореном.

Я кивнул.

Он еще раз заглянул в мое личное дело, закрыл его, посмотрел на меня.

— Пожалуй, теперь все ясно, — он встал. — Пойдемте в инженерный корпус и подберем вам роскошный кабинет.

— Особо об этом можно не беспокоиться, — ответил я. — Сидеть в нем подолгу я не намерен.

Глава 8

Раздражение копилось и копилось.

Довольно быстро выяснилось, что я — меченый. Мне оказывалось всемерное содействие, но на каждый чих уходило больше времени, чем требовал здравый смысл.

Шесть недель спустя я все еще сидел в своем кабинете, пытаясь заполучить три серийных двигателя для «сандансера», их лучшего на тот день автомобиля.

Наконец я снял трубку и позвонил Номеру Один.

— Меня обложили со всех сторон.

Он хохотнул.

— Ты схлестнулся с настоящими профессионалами, По сравнению с ними водители детских автомобильчиков, с которыми ты имел дело, жалкие дилетанты.

Я рассмеялся. Он говорил чистую правду.

— Я просто хотел получить ваше разрешение на ответные действия.

— Валяй. Для этого ты мне и нужен.

Я тут же перезвонил Уэйману.

— Завтра я лечу на Западное побережье.

Он удивился.

— Но двигатели еще не поступили.

— Некогда мне их ждать. Если я не начну формировать команду техников и водителей для гонок следующего года, у нас не будет ничего, кроме машин.

— А как же модернизация?

— Кэррадайн из конструкторского отдела подготовил всю документацию. Он приступит к работе, как только получит двигатели.

— А корпус?

— Дизайнеры уже занялись им. Я одобрил их эскизы, и теперь они ждут визы финансового отдела, — это был камушек в его огород.

— Они еще не попали ко мне на стол, — попытался оправдаться Уэйман.

— Скоро попадут.

— Как долго вас не будет?

— Две или три недели. Я позвоню, как только вернусь.

Положив трубку на рычаг, я стал ждать. Звонок раздался через две минуты. Лорен Третий. Он звонил мне впервые после того, как я переступил порог «Вифлеем моторс». Когда же я пытался связаться с ним, у него в кабинете непременно проводилось важное совещание. Мне он не перезванивал.

— Все собирался позвонить тебе, да текучка заела.

Как идут дела?

— Не могу пожаловаться. При удаче мы выйдем на старт уже весной.

— Это хорошо, — последовала пауза. — Между прочим, сегодня я пригласил кое-кого на обед, и Алисия велела мне спросить у тебя, не сможешь ли ты присоединиться к нам.

— С удовольствием. В какое время?

— Коктейли в семь, обед в половине девятого. Смокинг.

— У меня его нет.

— Тогда темный костюм. Алисия почитает свои обеды торжественными событиями.

Следующим позвонил Кэррадайн. Его голос вибрировал от радости.

— Что вы с ними сделали? Мне только что сообщили, что двигатели поступят завтра. Их снимут прямо с конвейера.

— Как только они придут, приступай к делу. Я улетаю в Калифорнию. В конце недели позвоню.

Только я положил трубку, позвонили дизайнеры.

— Финансовый отдел одобрил наши проработки, но срезал общую сумму на двадцать процентов.

— Будем следовать намеченному плану.

В голосе Джо Хаффа послышалось недоумение.

— Но что у нас получится, Анджело? Вы-то знаете, что отпущенных средств нам не хватит.

— А вы знакомы с таким понятием, как перерасход?

Давайте мне железо. А ответственность я возьму на себя.

С работы я ушел раньше, чем обычно, в превосходном настроении. Дымовая завеса дала отличные результаты, Теперь я мог переходить к главному.

Я прибыл первым. Дом Хардеманов находился лишь в четырех кварталах от нашего. Дворецкий ввел меня в гостиную, справился, что я буду пить, подал мне полный бокал. И только я сел на диван, как в дверях появилась высокая женщина.

— Привет, — поздоровалась она. — Я, похоже, заявилась слишком рано.

Я уже вскочил.

— Только не для меня.

Она рассмеялась и прошла в комнату.

— Я — Роберта Эйрес, гощу у Алисии.

— Анджело Перино.

Ее рука задержалась в моей.

— Автогонщик?

— Теперь уже нет.

— Но… — тут она вспомнила про свою руку, отдернула ее.

Я улыбнулся, потому что уже начал привыкать к подобной реакции.

— Мне сделали пластическую операцию и вернули прежнее лицо.

— Извините, я не хотела показаться бестактной. Но я видела вас в гонках. Много раз.

— Ничего страшного.

В гостиную вернулся дворецкий.

— Что будете пить, леди Эйрес?

Вот тут я вспомнил эту фамилию. Ее муж, отличный автогонщик-любитель, несколько лет назад погиб, выходя из крутого поворота на Нюобюргринге.

— Очень сухой «мартини», пожалуйста.

— Извините, мне следовало узнать фамилию. Ваш муж был прекрасным водителем, леди Эйрес.

— Спасибо за доброе слово. Но беда Джона заключалась в том, что он считал себя куда лучшим автогонщиком, чем был на самом деле.

— Все мы такие.

Она рассмеялась, дворецкий принес ей полный бокал.

Она подняла его.

— За быстрые машины.

— Нет возражений.

Мы выпили.

— Чем вы теперь занимаетесь?

— Готовлю команду «Вифлеема» к соревнованиям.

Она с любопытством глянула на меня.

— Вы, похоже, не очень разговорчивы.

Я улыбнулся.

— Зависит от обстоятельств.

— Об этом и речь, — она рассмеялась. — На мои вопросы вы отвечаете двумя словами.

— Я этого не заметил, — тут рассмеялся и я. — Вот уже и три слова.

Мы еще смеялись, когда вошел Лорен.

— Вижу, вы уже познакомились.

— Даже стали давними друзьями, — добавила леди Эйрес.

Странное выражение промелькнуло в его глазах. И исчезло, прежде чем я успел истолковать его. Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Сегодня вы очаровательны, Бобби.

— Спасибо, Лорен, — ее рука чуть коснулась его. — Должна отметить, что и у вас превосходный костюм.

— Вам нравится? — он радостно улыбнулся. — Я заказывал его у лондонского портного, о котором вы мне говорили.

— И правильно сделали.

Тут все стало на свои места. Может, решил я, для Лорена еще не все потеряно. По крайней мере, он выказывал признаки того, что в его голове находилось место не только для бизнеса.

Появилась Алисия. Я подошел к ней, поцеловал в щечку.

— Эй, ты, — приветствовал я ее.

— Эй, ты, — откликнулась она, и мы оба рассмеялись.

Лорен и леди Эйрес вытаращились на нас.

— Шутка, — пояснил я.

— Анджело и я вместе учились в средней школе, — добавила Алисия. — Так он здоровался со всеми. Я же сказала ему, что не буду отвечать, если он обратится ко мне не по имени.

— И как же он обращался к тебе после этого? — полюбопытствовала леди Эйрес.

— Эй, Алисия, — тут рассмеялись мы все. — Как же давно все это было.

— С той поры ты совсем не изменилась, Алисия, — возразил я.

Она улыбнулась.

— Не надо мне льстить, Анджело. Моей дочери уже семнадцать.

Начали прибывать другие гости. Всего нас за столом собралось десятеро. Молодые лидеры светского общества Детройта.

Разговор вертелся вокруг привычных тем. Налоги.

Вмешательство государства в производственную деятельность. Новые требования по безопасности и охране окружающей среды, вкупе с их проповедником Ральфом Надером[6]. Все получили свою долю проклятий.

— Мы же не отрицаем необходимости этих требований, — вещал Лорен. — Но не можем согласиться с тем, что нас выставляют сущими злодеями! А общественность как-то сразу запамятовала, что на нас все время давили: давайте машины помощнее да побыстрее. Мы соответственно и реагировали. Даже теперь, при всех этих воплях о загрязнении воды, земли, воздуха, предложи покупателю на выбор за одинаковую цену быстроходный, но экологически менее чистый автомобиль и тихоходный, но удовлетворяющий требованиям защитников окружающей среды, в девяти случаях из десяти он предпочтет первый.

— И что нас ждет? — спросил кто-то из гостей.

— Новые государственные стандарты. Новые проблемы. Значительный рост затрат. А если мы не сумеем переложить их на покупателя, нас вышибут с автомобильного рынка.

Такая мрачная перспектива Лорена, однако, особо не беспокоила, и за столом заговорили о пропасти между поколениями и распространении наркотиков в школе. А потом начались истории о том, чем увлекаются их дети.

Я главным образом молчал, кивал и слушал. Однажды, искоса глянув на леди Эйрес, поймал ее изучающий взгляд. Но не придал этому особого значения.

И вроде бы удивился, когда на следующий день она остановилась у моего кресла в самолете. Я разместился в салоне первого класса, чтобы иметь возможность разложить бумаги на столе и поработать в пути.

— Леди Эйрес, — я вскочил. — Какой приятный сюрприз.

— Неужели, мистер Перино? — она села в кресло напротив, лучезарно улыбнувшись. — Тогда почему вчера вы назвали мне номер вашего рейса?

Я рассмеялся.

— На большее я просто не решился, — я наклонился вперед, снял карточку со спинки кресла леди Эйрес и протянул ей.

Она прочитала свою фамилию, посмотрела на меня снизу вверх.

— Вы очень уверены в себе, не так ли, мистер Перино?

— Пора уже звать меня Анджело.

— Анджело, — она словно попробовала имя на вкус. — Анджело. Прекрасное имя.

Я взял ее за руку. Люки захлопнулись. Самолет отбуксировали к взлетной полосе. Несколько минут спустя мы оторвались от земли.

Она посмотрела в иллюминатор на проплывающий внизу Детройт, повернулась ко мне.

— Словно вырвалась из тюрьмы. Как они могут жить в этом паршивом, занудном городе?

Глава 9

На регистрационной стойке отеля «Фэамонт» меня ждал телекс, подписанный Лореном.

«Леди Эйрес вылетела в Сан-Франциско тем же рейсом. Буду признателен, если ты окажешь ей всемерную помощь и поддержку. С наилучшими пожеланиями.

Л. X. III.».

Я сухо улыбнулся и передал ей бланк. Затем повернулся к стойке, расписался в регистрационной книге.

— Мы уже подготовили ваш номер, мистер Перико, — порадовал меня портье. — Он в новом корпусе.

— Благодарю.

Он кликнул коридорного.

— Проводите мистера и миссис Перино в номер 2112, — и улыбнулся мне. — Желаю вам приятного отдыха.

Коридорный вывел нас к лифтам. Лишь в кабине она вернула мне телекс.

Молча. И заговорила, когда мы остались в номере вдвоем.

— Как, по-твоему, откуда он узнал?

— Детройтское гестапо. Служба безопасности. Есть у каждой автостроительной компании. Они не любят секретов.

— Противно все это. Какое им дело, куда я поехала и что делаю?

— Для вас это большая честь. Такого внимания удостаиваются лишь те, кто играет важную роль в их бизнесе.

— А я тут при чем?

— Перестаньте, Бобби. Я видел, как смотрел на вас Лорен. Вы его заинтересовали.

— Как и многих других американских мужчин. Молодая вдова, блондинка и все такое. Почему он должен отличаться от них?

— Потому что он — Лорен Хардеман Третий, вот почему. А короли должны быть выше страстей человеческих.

— Только американские короли, — возразила она. — Уж мы-то, англичане, знаем, что это не так.

Я сел за стол и начал заполнять телеграфный бланк.

И еще писал, когда коридорный принес чемоданы. Знаком я попросил его подождать, пока не закончу.

— Взгляните, — я протянул ей телеграмму.

Она прочитала:

«Хардеману III, Вифмо, Детройт.

Инструкции получены. Ситуация контролируется. Наилучшие пожелания.

Перино».

Она улыбнулась, возвращая ее мне. Я отдал телеграмму коридорному вместе с чаевыми, и он вышел, затворив за собой дверь.

Тут же зазвонил телефон. Со мной хотел поговорить Арнольд Зикер, едва ли не самый крупный специалист по слиянию компаний. Во всяком случае, в Соединенных Штатах.

— Тони Руарк готов пообедать с нами сегодня. Половина девятого подойдет?

— Подойдет, — ответил я. — Где?

— Думаю, в отеле. Так будет проще.

Арнольд славился своей прижимистостью. Обед в отеле означал, что его стоимость автоматически будет внесена в мой счет.

Я положил трубку и повернулся к леди Эйрес.

— Будем обедать в половине девятого Вы не против?

Она покачала головой.

— Отлично. А до этого у нас есть какие-нибудь важные дела?

— Нет.

— Тогда ложимся в постель и потрахаемся. Или ты думаешь, что я прилетела сюда лишь для того, чтобы пообедать?

Это было прекрасно. Действительно прекрасно. Кажется, мы сами удивились, испытав столь сильное эмоциональное потрясение.

Мы лежали, прильнув друг к другу и после того, как страсть иссякла. Мне не хотелось отпускать ее. Я чувствовал, как она дрожит. Ее плоть стала моей.

— Эй, — я все пытался понять, что с нами. — Что произошло?

Ее руки крепко обняли меня за шею.

— Упали звезды, — прошептала она.

Я промолчал.

— Как я хотела тебя. Ты даже не представляешь, как я тебя хотела.

Я прижал палец к ее губам.

— Ты слишком много говоришь.

Она куснула меня за палец.

— Женщины все такие. Потому что не знают точно, какие слова нужны после этого.

Я прижался щекой к ее плечу.

Она повернула голову так, чтобы смотреть на меня.

— Я предчувствовала, что у нас будет именно так.

— Что за сентиментальность. Это не по-британски.

— А что мне сказать, чтобы ты понял: такое случается далеко не всегда, — сердито бросила она.

Я улыбнулся.

— Почему ты думаешь, что я этого не знаю? Мой молодец по-прежнему в тебе, не так ли? А обычно я уже мою его в ванной.

— Я сама помою его. Своим соком. И он снова вырастет.

И тут зазвонил телефон.

Я протянул руку, взял трубку. Лорен.

— Я только что получил твою телеграмму.

— Хорошо.

— Все в порядке? Где она?

— Рядом. Можешь с ней поговорить, — и вложил трубку в ее руку.

— Все отлично, Лорен, — проворковала она. — Нет, нет, не волнуйся… У вас было чудесно, но не могла же я оставаться до бесконечности… Да, благодарю. Я задержусь в Калифорнии на несколько недель, а потом, вероятно, вернусь в Лондон… Перед отъездом позвоню… Мы как раз собираемся на обед… Поцелуйте за меня Алисию™ До свидания.

Она положила трубку на рычаг, затем скинула меня с себя. Я перекатился на спину, она села, зыркнула на меня сверху вниз.

— Да ты просто мерзавец.

И мы оба захохотали.

Они сидели у стойки, когда мы вошли в коктейль-холл. При виде леди Эйрес глаза их широко раскрылись.

Никто не носит мини-юбки лучше англичанок. Кажется, их ноги находятся в непрерывном плавном движении, от которого нельзя отвести взгляда.

Арнольд соскользнул с высокого стула.

— Тони Руарк, Анджело Перино, — представил он нас.

Руарк, крупный черноволосый ирландец, сразу же мне понравился. Мы обменялись крепким рукопожатием.

Я познакомил их со своей дамой, и они раздвинулись, освобождая ей проход к стойке. Начавшийся было разговор оборвался, едва она стала садиться на стул. Там было на что посмотреть. Потом мы заказали коктейли.

Пять минут я мирился со светской болтовней, затем перешел к делу.

— Арнольд говорил, что у вас есть подходящие для меня производственные площади.

— Вполне возможно, — осторожно ответил Руарк.

— Там есть все, что нужно, — вмешался Арнольд Зикер. — Восемнадцать тысяч акров. Из них две тысячи — ангар, который можно использовать хоть сейчас. Кроме того, пристань и железнодорожная ветка.

Я словно и не слышал Арнольда. Ему лишь бы получить комиссионные.

— Я не понимаю, почему вы решили продать завод? — обратился я к Руарку.

— Честно?

Я кивнул.

— Никакой перспективы.

Я молчал, предлагая ему продолжать.

— Все написано черным по белому. Уменьшение расходов на оборону прежде всего ударит по нам.

— Почему вы так думаете? — спросил я. — Куда они денутся без вертолетов?

Компания Руарка выпускала в основном винтокрылые машины.

— Они потребуются, — согласился он, — но не в таком количестве. У нас все ладилось, пока титаны занимались своими дорогостоящими проектами. «Боинг» строил «747-й», «Локхид» — «1011»[7] и сверхзвуковой бомбардировщик, серийное производство которого никак не утвердит Конгресс. А теперь все, что останется, отдадут им.

И это естественно. У них больше работников, больше наличных средств.

— А как насчет коммерческого использования ваших вертолетов?

— Исключено. Рынок заполнен. А потом, наши вертолеты не приспособить для мирных целей. Они проектировались как боевые машины, — он отпил из бокала. — Мы уже получили извещение, что на следующий год заказов не будет.

— Я это ценю, — я смотрел ему прямо в глаза. — Вашу честность и откровенность.

Он улыбнулся.

— Вы спрашиваете, я отвечаю. Да я ничего и не сказал вам такого, чего вы не узнали бы сами, если б навели справки.

— Все равно спасибо. Вы сберегли мне немало времени. Вся необходимая документация по заводу у вас с собой?

— Да, — он указал на «дипломат», стоящий на полу у его ног.

— Хорошо, — кивнул я. — Тогда давайте пообедаем, а потом поднимемся ко мне и все обстоятельно посмотрим.

Из нашего номера они ушли в четвертом часу утра.

— Как надумаете осмотреть завод, сообщите. Я пришлю за вами самолет.

— Благодарю. Я свяжусь с вами завтра.

Джон Дункан прилетал утренним рейсом. Из «Вифлеем моторс» он уволился четыре года назад, когда ему стукнуло шестьдесят. В наши планы Номер Один посвятил только его.

— Джон Дункан для меня что Чарли Соренсен для Генри Форда. В автомобилях для него нет тайн, — сказал мне как-то старик.

— Но он на пенсии, — возразил я.

— Он вернется, — заверил меня Номер Один. — Насколько я его знаю, ему уже до смерти надоело корпеть в гараже над газотурбинным двигателем собственной конструкции.

Номер Один не ошибся. Джон Дункан задал мне лишь один вопрос: когда мы намерены начать?

Закрыв за ними дверь, я вернулся в гостиную, налил себе виски, сложил бумаги в стопку, сел на диван.

— Они ушли? — донесся с порога спальни ее голос.

Я поднял голову. Ночная рубашка из тончайшего батиста не скрывала таящихся под ней сокровищ. Я кивнул.

— Я заснула, но сквозь сон слышала ваши голоса.

Сколько времени?

Я посмотрел на часы.

— Двадцать минут четвертого.

— Ты, должно быть, совсем вымотался.

Она налила себе джина с тоником. Села в кресло. Пригубила бокал.

— Может, я чего-то не понимаю, но мне кажется, всего этого не нужно для изготовления нескольких гоночных автомобилей, не так ли?

Я не стал с ней спорить.

— То есть ты задумал что-то еще?

— Да.

Она замялась.

— Лорен знает об этом?

— Нет.

Она помолчала, выпила джин.

— А ты не волнуешься?

— На счет чего?

— Насчет меня. Что я могу ему рассказать.

— Нет.

— Почему? Ты же ничего обо мне не знаешь.

— Знаю, и предостаточно, — я поднялся, добавил в бокал канадского виски, повернулся к ней. — Помимо того, что в постели с тобой едва ли кто потягается, мне думается, что ты очень честная и порядочная женщина.

Она замерла, облизала губы розовым язычком.

— Я тебя люблю.

— И это мне известно, — ухмыльнулся я.

Она швырнула в меня бокал, и мы отправились в спальню.

Глава 10

Она подошла ко мне, когда я брился.

— Ночью ты кричал во сне, — расслышал я сквозь жужжание электробритвы. — Сел, закрыл лицо руками и начал кричать.

Я смотрел на ее отображение в зеркале.

— Извини.

— Сначала я не знала, что и делать. Потом обняла тебя, уложила, и ты успокоился.

— Ничего не помню, — я выключил электробритву.

Конечно, я обманывал ее. Этот кошмар никогда не покидал меня. Ни во сне, ни наяву. Я протер лицо лосьоном.

— Скажи, Анджело, почему твои глаза не улыбаются?

— Я побывал на том свете… Счастливчики остаются там. Мне же не повезло.

Ее отображение исчезло. Слишком поздно я вспомнил об участи, постигшей ее мужа, и последовал за ней в спальню. Она стояла у окна, глядя на Сан-Франциско. Я обнял ее, повернул к себе.

— Я говорил только про себя.

Она прижалась лицом к моей груди. По щекам ее катились слезы.

— Я понимаю, что ты хотел сказать, но ничего не могу с собой поделать.

— Все нормально. Ты такая красивая.

Внезапно она разозлилась. Отпрянула от меня.

— Да что же это с вами такое? Джон ничем не отличался от тебя. Почему вы никого не подпускаете к себе?

Почему в ваших душах нет ничего, кроме безумного желания разбиться о какую-нибудь стену?

— Ладно.

— Что «ладно»? — фыркнула она.

— С этим я уже покончил. Придумай что-нибудь поновей.

Еще мгновение она смотрела на меня, сверкая глазами, затем злость ее исчезла, она вернулась в мои объятья.

— Извини, Анджело, — прошептала она. — Я не имела права…

Я приложил палец к ее губам.

— У тебя есть все права. Пока я не безразличен тебе.

«Фалькон» стоял среди «Боингов-707» и «747», ожидавших разрешения на взлет, словно воробей, затесавшийся в орлиную стаю. Пилот повернулся к нам.

— Ждать осталось недолго. По очереди мы четвертые.

Я посмотрел на сидящего в кресле напротив Джона Дункана. Лицо напряженное, словно маска. Он не любил летать и, увидев самолет, едва не выскочил из такси, чтобы вернуться в отель.

Я подмигнул Бобби.

— Вам удобно, Джон?

Он не улыбнулся. Легкая беседа не отвлекла его, и он молчал, пока мы не вырулили на взлетную полосу.

— Если ты не возражаешь, Анджело, обратно я вернусь поездом.

Я рассмеялся. Годы не изменили его. Возможно, волосы и поредели, но руки и глаза остались такими же быстрыми и уверенными. Я видел перед собой прежнего Джона Дункана, который тридцать лет назад собирал в парке мою педальную машину.

Самолет приземлился на заводском аэродроме. Тони Руарк встретил нас у трапа. Я представил его Дункану.

— Я взял на себя смелость снять вам номера в местном отеле, — сказал Тони. — Полагаю, вам понадобится не меньше двух дней, чтобы осмотреть завод.

С двумя днями он сильно просчитался. Мы провели на заводе всю неделю. И без Джона Дункана я бы просто захлебнулся в потоке информации. Тут я начал понимать, почему Номер Один полностью доверялся ему. Он не упускал ни единой мелочи. Даже глубину канала, ведущего к нашим причалам, на случай, если придется принимать тяжелые баржи.

В конце недели мы сидели над планом завода в моем номере. Бобби налила нам по бокалу и удалилась в спальню.

— Каково ваше мнение? — осведомился я.

— Может получиться. Главный сборочный корпус придется удлинить, чтобы добиться максимальной эффективности конвейера, но с этим проблем не будет. Места предостаточно. Удачно расположены подготовительные цеха. Кое-что придется пристроить, но не очень много. Беспокоит меня другое.

— Что именно?

— Сталь. Я не знаю металлургических заводов Западного побережья. Если они не смогут насытить наши потребности, лист придется возить с Востока, и мы разоримся до того, как с конвейера сойдет первый автомобиль. Я бы предпочел, чтобы у нас был собственный металлургический завод. Как раз этим «Форд» и «Джи эм» всегда били нас. Они выпускали автомобили, а мы ждали, когда подвезут стальной лист.

— Мы этим займемся. Что еще?

Он покачал головой.

— В остальном полный порядок.

— Вы можете сказать, какая сумма потребуется на реконструкцию завода?

— Не зная, какой автомобиль будет выпускаться?

Нет.

— «Форд» строит новый завод для выпуска малолитражек. Во сколько он обойдется?

— Я слышал, в сто миллионов.

— Нам потребуется столько же?

— Возможно. Я бы хотел привлечь к этому делу специалистов. Не люблю догадок.

— Много у них уйдет на это времени?

— Три-четыре недели.

— Слишком долго, — я покачал головой. — С покупкой завода решать надо незамедлительно. Мы не можем не говорить ни да, ни нет.

— Решать-то будешь ты, — он заулыбался. — Ты напоминаешь мне Номера Один. Тот тоже никогда не ждал точных расчетов.

— Вы думаете, завод стоит шесть миллионов, которые просит за него Руарк?

— А вы делали оценку?

— Да, — кивнул я. — Дважды. В одном случае его оценили в десять миллионов, в другом — в девять и шесть десятых.

— И что Руарк намерен делать с заводом по истечении контракта с министерством обороны?

— Продать его.

— Он никогда не найдет покупателя на весь завод.

Придется продавать по частям. На это у него уйдет полжизни, — Дункан задумался. — Интересно, жаден ли он до работы?

— Не знаю. Уходить от дел ему вроде бы рановато.

Человек он энергичный.

— Походив по заводу, я проникся к нему уважением.

В автостроении он добился бы блестящих успехов. Если, конечно, его это заинтересует.

— К чему вы клоните? — я действительно не понял, о чем ведет речь Дункан.

— Почему бы не использовать его опыт? — продолжил тот. — Поработав со мной пару лет, он станет едва ли не лучшим специалистом в нашей области. А я ведь не молодею.

Мы с Руарком договорились встретиться в три. Я вошел в кабинет. Огляделся. Никаких излишеств. Тут только работали.

Он предложил сесть в кресло.

— Хотите чего-нибудь выпить?

— Нет, благодарю.

Руарк закурил.

— Так что вы надумали?

— Полагаю, я могу назвать вам длинный перечень причин, побудивших меня отказаться от покупки. Но, наверное, для вас это не важно.

Он кивнул.

— Согласен с вами. Причины не важны, — он глубоко затянулся, выпустил струю дыма. — Знаете, я даже рад.

Завод этот я, можно сказать, построил собственными руками. Капитан должен идти на дно со своим кораблем.

— Нет, это романтическая глупость. Умный капитан подбирает себе другой корабль.

— Куда я пойду? — спросил он. — Обратно к «Беллу»? «Сикорскид?[8] Нет уж. Я слишком долго был вольным стрелком. А где еще я смогу приложить свои знания? У вертолетов своя специфика.

— А вы не думали об автомобилях? Их строят по всей стране.

— Вы, должно быть, шутите! — воскликнул он. — Что я понимаю в автомобилях?

— В производстве летательных аппаратов и автомобилей принципиальной разницы нет. Только в последнем случае количество изготавливаемых изделий несравненно больше.

Он молчал.

— Джон Дункан говорит, что за два года сделает из вас лучшего специалиста в отрасли. А этот хитрый шотландец зря слова не скажет. Уж можете мне поверить.

Если он уверен, что у вас талант, значит, так оно и есть.

Остается лишь реализовать его.

— А что прикажете делать со всем этим? — он обвел рукой окна, из которых открывался вид на заводские корпуса.

— Продайте.

— Кому? Мне потребуется пять лет, чтобы распродать все по частям.

— Я не о заводе. Продайте вашу компанию.

— Кто ее купит? Компания почти на мели. После ликвидации имущества мне едва ли удастся выручить за нее больше миллиона.

— Именно эту цифру я и имел в виду. При условии, что вы согласитесь подписать с нами семилетний контракт.

Руарк рассмеялся, протянул руку.

— Знаете, мне, похоже, понравится работать с вами.

Я пожал ему руку.

— А почему вы так думаете?

— Мне импонирует ваша самоуверенность.

— А на что вы, собственно, жалуетесь? — рассмеялся я. — Благодаря мне вы только что стали миллионером.

— Кто спорит, — он достал из ящика стола бутылку. — Что будет дальше?

Я наблюдал, как он разливает шотландское.

— Джон Дункан уже уехал в Детройт. Нужно оценить, в какую сумму обойдется реконструкция завода. Он вернется через неделю с командой специалистов.

— Логично, — Руарк передал мне полный стакан. — А теперь, раз уж вы владелец компании, как насчет текущих расходов? В конце месяца вы должны заплатить банку двести тысяч долларов.

— Я уже распорядился, чтобы наши финансисты со всем разобрались.

— Вы, кажется, подумали обо всем, кроме одного. Чем в это время заниматься мне?

— А на вас ляжет покупка металлургического завода.

С объемом производства, достаточным для выпуска двухсот пятидесяти тысяч автомобилей в год. Мы не можем возить сталь через всю страну, не рискуя обанкротиться, — я пригубил виски. — И еще. Переходите на канадское виски. Вы теперь строите автомобили, а не вертолеты.

Глава 11

Арнольд влетел в мой номер в «Фэамонте» с налитыми кровью глазами.

— Ты лишил меня девятисот тысяч комиссионных!

Оставил на бобах! Обвел вокруг пальца!

Я широко улыбнулся.

— Остынь, а не то тебя хватит удар.

— Я отволоку тебя в суд! — бушевал он. — Получу с тебя каждый полагающийся мне цент!

— Давай, давай, — покивал я. — Я получу немало удовольствия, когда тебя вызовут свидетелем и ты расскажешь судье, как пытался всучить мне за шесть миллионов долларов компанию, находящуюся на грани банкротства. О чем ты, разумеется, знал заранее.

Он вытаращился на меня.

— Ты этого не сделаешь.

— Почему же? Ты обтяпывал свои делишки, потому что тебя не трогали. И мне кажется, не придется долго упрашивать Конгресс или налоговое управление создать специальную комиссию, которая выяснит, сколько денежек ты высосал у владельцев акций таких вот компаний и корпораций.

Зикер долго молчал, а заговорив, сбавил обороты.

— И что мне теперь делать? Соглашаться на пятнадцать процентов от миллиона?

— Нет.

— Я знал, что ты можешь войти в мое положение, — просиял Арнольд. — Нельзя попирать справедливость.

— Совершенно верно.

— И сколько, по-твоему, должно мне причитаться?

— Пять процентов.

Он побагровел. Даже лишился дара речи. А придя в себя, завопил:

— Черта с два! Да за такие деньги я и улицу не перейду. Лучше не брать ничего!

— Меня и ото устроит.

— Так дела не делаются. Я должен заботиться о собственной репутации.

Я рассмеялся.

— Это точно. Но учти, я только начинаю. Я полагал, ты поможешь мне и в другом деле, но раз ты так ставишь вопрос…

Закончить он мне не дал.

— Я не говорил, что не возьму их. В конце концов, нельзя замыкаться на деньгах. Личные взаимоотношения куда важнее.

— Ты абсолютно прав, Арнольд.

— Я рад, что мы все утрясли. Счет я посылаю Уэйману в «Вифлеем»?

— Нет, пошли его мне. В Детройтский национальный банк.

— Почему? — удивился он. — Разве ты работаешь не на «Вифлеем моторс»?

— С чего ты взял? Это моя личная инициатива. Им я должен лишь одно — подготовить команду для гонок.

Он обдумал мои слова. Чувствовалось, что он мне не верит.

— Ладно. Как скажешь, так и сделаем. Что еще тебе нужно?

— Металлургический завод на Западном побережье.

Свяжись с Тони Руарком. Теперь он работает на меня и скажет, что нам требуется.

Номеру Один я позвонил сразу же после ухода Арнольда.

— Где ты был? — в голосе слышалось недовольство. — Ты не давал о себе знать целую неделю.

Я ввел его в курс дела.

— Ты не теряешь времени даром, — прокомментировал он результаты моих трудов.

— Мне есть с кого брать пример.

— А что слышно из Детройта? — продолжил он допрос.

— Ни слова. Но едва ли такое продлится долго. Только что ушел Арнольд Зикер. Он-то думал, что я действую от лица «Вифлеем моторс». Я его просветил. Сказал, что работаю на себя.

— Ты думаешь, он поверил?

— Нет. Поэтому я и жду, что пойдут разговоры. Он обязательно начнет выяснять в Детройте, что к чему. Неведение для него хуже смерти.

— А как ты решаешь финансовые вопросы?

— Пользуюсь моим фондом. Вы не единственный богатый дедушка в Грос-Пойнт.

Он рассмеялся.

— Едва ли это мудрое решение. А если я не поддержу тебя деньгами?

— Я готов рискнуть. Мой дед говорил, что в Детройте вы пользовались у него наибольшим доверием. Только вы расплачивались со своим бутлегером[9], словно с официальным поставщиком.

— Ты меня пристыдил. Сколько ты уже потратил?

— Около двух миллионов. Миллион на приобретение компании и примерно столько же на текущие расходы ближайших месяцев.

— Возьмешь миллион наличными и миллион облигациями военно-морского займа?

— Заметано.

— Они будут в банке утром. Куда ты теперь?

— В Риверсайд, это здесь, в Калифорнии, переговорю с несколькими гонщиками, потом в Нью-Йорк. У меня встреча с Леном Форманом. Он специалист по размещению ценных бумаг.

Номер Один помолчал.

— В Риверсайд не езди. Ты зашел слишком далеко, прикрытия больше не нужно. Отправляйся прямо в Нью-Йорк. Я хочу, чтобы ты успел как можно больше до того, как они очухаются.

— Как вам будет угодно. Но, полагаю, мне нужно позвонить Лорену и сказать, что я увольняюсь. Я не против того, чтобы вести тонкую игру, но прямой обман не по мне. Я же обещал ему собрать команду автогонщиков.

— Незачем тебе звонить, — отрезал Номер Один. — Лорена оставь мне. Неужели ты думаешь, что он хоть на минуту поверил твоей сказочке?

Что я мог сказать?

— Держи рот на замке и поезжай в Нью-Йорк, — заключил Номер Один.

— Хорошо. Пусть он вам и внук, но мне это не нравится.

— А я и не требую от тебя одобрения моих действий.

Занимайся своим делом, — и в трубке раздались гудки отбоя.

Я положил ее на рычаг, налил себе виски и прошел в спальню.

Бобби лежала на кровати, пролистывая журнал. Подняла голову.

— Совещание окончено?

Я кивнул.

— Все нормально?

— Да, — я отпил из бокала. — Но планы переменились.

— О?

— Мы не едем в Риверсайд.

— Я сожалеть не буду. Менее всего мне хотелось вновь увидеть гоночную трассу.

— Мы летим в Нью-Йорк.

— Когда?

— Если собраться сейчас, то успеем на самолет, вылетающий без четверти одиннадцать, и прибудем в Нью-Йорк утром.

— А если не успеем?

— Полетим утром. Но я потеряю целый день.

— Для тебя это важно?

— Пожалуй.

— Тогда поторопимся, — она вылезла из постели. Под моим взглядом сбросила халатик, голой подошла к стенному шкафу, достала платье.

— А, к черту все ото. Возвращайся в постель.

Едва ли я мог придумать что-либо более глупое, чем провести ночь с такой женщиной в самолете.

Глава 12

Не могу не отметить одну ее особенность. Леди или нет, но ела она, как ломовой извозчик.

Каждый раз я с изумлением наблюдал, как она поглощает завтрак: сок, блины, яйца, сосиски, гренки, мармелад, чай. Я-то лишь пил кофе.

— В Америке принято подавать на завтрак много еды, — поделилась она со мной своими наблюдениями, прежде чем вновь набить рот. — Это прекрасно.

— Я кивнул, наливая себе четвертую чашку. Зазвонил телефон, и я взял трубку.

— Мистер Кэрролл, портье, — назвался говоривший. — Извините, что беспокою вас, мистер Перино.

— Пустяки, мистер Кэрролл.

— Леди Эйрес звонят из Детройта. Но я решил справиться у вас, прежде чем звать ее.

Я закрыл микрофон ладонью.

— Кто в Детройте знает, что ты здесь?

— Я говорила только Лорену.

Ее фамилия не значилась в списке проживающих, то есть звонок мистера Кэрролла означал, что персонал отеля чтит покой его постояльцев.

Я убрал руку с микрофона.

— Мистер Кэрролл, мы по достоинству оценили вашу предусмотрительность. Давайте Детройт.

— Благодарю вас, мистер Перино, — чувствовалось, что он доволен, вступая со мной в этакий мужской сговор. — Как только вы положите трубку, я дам соответствующие инструкции нашей телефонистке.

Я положил трубку и пододвинул телефон к Бобби. Он тут же зазвонил.

— Привет, — поздоровалась она. — О, Лорен, как хорошо, что вы позвонили. Нет, совсем не рано. Я как раз завтракаю.

Из трубки донеслось слабое верещание. Она прикрыла микрофон рукой.

— Он говорит, что приезжает в Палм-Бич на уик-энд позагорать, поиграть в гольф, и хочет, чтобы я присоединилась к нему.

Я улыбнулся. Все-таки Лорен остался мужчиной. Интересно, подумал я, помогла ли ему в этом леди Эйрес.

— Скажи ему, что улетаешь сегодня на Гавайи.

Она кивнула.

— Видите ли, Лорен, я бы с радостью встретилась с вами, но должна лететь на Гавайи. Я уже обо всем договорилась. Я никогда там не бывала, а меня очень интересуют эти острова.

Вновь заверещал его голос.

— Он говорит, что так даже лучше. Он знает чудесное местечко на дальних островах. Что мне теперь делать?

Я быстро прикинул, что к чему. Вариант подходящий.

Совсем не худо держать его подальше от Детройта, да еще как можно дольше. За это время мы могли многое успеть.

— Полагаю, лететь на Гавайи.

Разговор продолжался еще несколько минут, потом она положила трубку, потянулась к сигарете. Я щелкнул зажигалкой. Она прикурила, глубоко затянулась, ее глаза буквально впились в мои.

— Не нравится мне все это.

— Почему? — удивился я. — Не каждый день девушке выпадает шанс побывать на Гавайях.

— Я не об этом, и ты все прекрасно понимаешь, — фыркнула она. — Дело в твоем отношении. Ты отделался от меня, как от какой-то шлюхи, подцепленной на улице.

Я улыбнулся.

— Кажется, я читал у одного англичанина, что только так и надо вести себя с дамой.

— Я действительно тебе безразлична?

— Не надо так говорить. Просто я жертвую собой ради друга. Все-таки я у него в долгу. Если б не он, мы никогда бы не встретились.

Вновь наши взгляды скрестились.

— Ты хочешь, чтобы я на время нейтрализовала его?

— Да, — честно признался я.

— А если он влюбится в меня?

— Это его трудности.

— А если я влюблюсь в него?

— Это твои трудности.

— Ты просто дерьмо.

Я начал подниматься.

— Постой, куда ты собрался?

— Пора одеваться. В десять утра у меня самолет.

— Никуда ты не поедешь, — твердо заявила она. — По крайней мере, сейчас. Я встречаюсь с ним в аэропорту в семь вечера. И теперь, зная, что он выбыл из игры, ты можешь позволить себе еще один свободный день.

— Ради чего?

Она смерила меня взглядом.

— Чтобы как следует потрахаться. Я заезжу тебя так, что ты еще месяц не будешь смотреть на женщин.

Я рассмеялся, сел и взялся за телефонную трубку.

— Куда ты звонишь? — подозрительно спросила она.

— В бюро обслуживания. Я пришел к выводу, что мне не повредит плотный завтрак.

В аэропорт я поехал вместе с ней, хотя мой самолет вылетал на два часа позже. Сдал чемоданы, а потом мы прошли в зал для встречающих рейс «Юнайтед» из Детройта. Оказалось, что у нас в запасе четверть часа.

— Успеем пропустить по рюмочке, — и я увлек ее в ближайший бар.

Официантка поставила перед нами полные бокалы и отошла.

— Твое здоровье, — поднял я свой.

Она едва пригубила «мартини».

Я пристально посмотрел на нее. Она молчала всю дорогу.

— Приободрись. Все не так плохо.

В полумраке бара я едва различал лицо Бобби, прячущееся под широкими полями шляпки из мягкого фетра.

— Я боюсь за тебя.

— Все обойдется.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

Она подняла бокал, но до рта не донесла, вновь поставила на столик.

— Я еще увижу тебя?

Я кивнул.

— Когда?

— После твоего возвращения.

— Где я тебя найду?

— Едва ли я буду сидеть на одном месте. Я сам свяжусь с тобой.

— «Юнайтед эйр лайнс», рейс 271 из Детройта, выход пассажиров через зал 72, — прогремел под потолком металлический голос.

— Тебе пора, — я допил виски и встал. Ее бокал остался нетронутым.

Из темноты бара мы вышли под яркий свет аэропорта.

— Желаю веселого отдыха.

Она всматривалась в мое лицо.

— Будь осторожен. Есть много способов отправиться на тот свет, помимо смерти на трассе.

— Все будет в порядке, — я легонько поцеловал ее в губы. — До свидания.

— До свидания.

Она отошла на три шага, а затем бросилась ко мне в объятья. Ее губы сомкнулись с моими.

— Не отпускай меня, Анджело! Я люблю тебя!

— Я тебя и не отпускаю, — осторожно и нежно я расцепил ее руки, опустил их вниз.

Более она не произнесла ни слова. Я наблюдал, как она прошла в зал 72. Туда уже начали прибывать пассажиры. Лорен был среди первых. Высокий, широкоплечий, в сером костюме и шляпе.

Увидев ее, он расплылся в улыбке. Поспешил к ней, одной рукой снимая шляпу, протягивая вторую. Они обменялись рукопожатием, затем он неуклюже наклонился, поцеловал ее в щеку.

Я повернулся и пошел прочь. Оглянулся я лишь однажды. Они направлялись в бар, в котором мы сидели несколько минут назад. Он поддерживал ее под руку, словно хрупкую статуэтку, заглядывал в лицо и говорил, говорил, говорил.

Яркий свет жег мне глаза, и я тоже нашел спасение в сумраке бара. Разумеется, другого, благо в аэропорту их хватало.

За два оставшихся до вылета часа я надрался, как сапожник. С трудом доплелся до самолета, плюхнулся в кресло, защелкнул ремень безопасности, закрыл глаза.

— Вам удобно, сэр? — вежливо спросила стюардесса. — Могу я вам чем-нибудь помочь?

Я посмотрел на ее профессионально улыбающееся лицо.

— Да. Принесите мне двойное канадское виски со льдом, как только мы поднимемся в воздух, и черные очки. А потом прошу меня не беспокоить. Никаких закусок, обедов, кино. Я хочу спать до Нью-Йорка.

— Да, сэр, — кивнула она.

Но ни виски, ни очки не помогли. Я не открывал глаз до самой посадки, но так и не заснул.

В ушах звенели ее прощальные слова, мысленным взором я видел ее лицо в миг расставания.

Я облегченно вздохнул, когда самолет коснулся бетона и я смог открыть глаза. Очень уж тяжело далось мне расставание с Бобби.

Глава 13

Тремя днями позже мы сидели на лужайке, сбегающей к бассейну и далее к частному пляжу с белым песком. Легкий сентябрьский ветерок шевелил кроны пальм над нашими головами. Я закрыл глаза и повернулся лицом к солнцу.

— Идет зима, — нарушил молчание Номер Один.

— Еще тепло.

— Не для меня. Каждый год я думаю о том, чтобы переехать куда-нибудь южнее. Может, в Нассау или на Виргинские острова. С возрастом мои кости становятся все чувствительнее к холоду.

Я глянул на него. Инвалидное кресло. Ноги, укутанные пледом, глаза, обращенные к океану.

— Номер Один, какая она, старость?

Он не оторвал глаз от мерно накатывающихся на берег волн.

— Как же я ненавижу ее, — ровный, лишенный эмоций голос. — Главным образом из-за скуки. Кажется, все проходит мимо. Становится ясно, что ты не такой уж важный, как думалось. Мир движется, ты стоишь на месте и постепенно втягиваешься в единственную оставшуюся тебе утеху. В мыслях только ноль часов, одна минута.

— Ноль часов, одна минута? — переспросил я. — Что это значит?

— Начало следующего дня, — тут он повернулся ко мне. — Игра в выживание. Непонятно лишь, зачем в нее играть. Завтра ничем не отличается от сегодня. Пусть и прибавляет еще один день к уже прожитым.

— Зачем тогда вы все это затеяли?

— Потому что хочется еще раз перед смертью пережить нечто большее, чем приход нового дня, — он опять смотрел на волны. — Наверное, я не придавал особого значения тому, что происходило со мной. До прошлого года, когда приехала Элизабет и провела здесь несколько дней. Ты ее знаешь?

Речь шла о дочери Лорена.

— Никогда ее не видел.

— Бетси только исполнилось шестнадцать. Как и ее прабабушке, когда я впервые встретил ее. И внезапно она пробудила во мне интерес к жизни. Время забавляется с людьми, оно перепрыгивает через поколения. Те считанные дни я снова чувствовал себя молодым.

Комментировать я не стал.

— Я просыпался рано и из окна смотрел, как она плавает в бассейне. А однажды, утро выдалось изумительным, она скинула купальник и прыгнула в воду нагишом»

Я наблюдал за ней, пока на глазах не выступили слезы. И тут я осознал, что так жить дальше нельзя. Мой мир сузился до размеров тела. Тела, оболочки, тюрьмы, в которой я отсиживал отведенный мне срок. И я уже с этим смирился. А тюрьма для того и служит, чтобы пытаться вырваться из нее. Я же вел себя иначе. Заботило меня одно — найти пути и средства провести в ней как можно больше времени. И именно в то мгновение, глядя на плывущую Бетси, я понял, что нужно делать. Раздеться и вновь прыгнуть в бассейн. Тридцать лет я просидел в этом кресле, думая, что живу. Но более оставаться в таком положении я не хотел. Вот и принял решение построить для Бетси автомобиль, как построил его для ее прабабушки… Она вернулась в дом после купания, мы сели завтракать, и я поделился с ней своими планами. Она вскочила, бросилась мне на шею. И знаешь, что она мне сказала?

Я покачал головой.

— Прадедушка, я и представить себе не могла, что кто-то может сделать такое для меня.

Номер Один помолчал.

— После ее отъезда я позвонил Лорену. Он решил, что в моем предложении много сентиментальности, но недостает практицизма. Структура прибылей нашей компании стабилизировалась. Создание нового автомобиля могло нарушить ее. Кроме того, нет свободных производственных площадей. Более семидесяти процентов занято для других целей. Но я добился от него обещания вникнуть поглубже.

— Вник?

— Не знаю. Если и да, мне он об этом ничего не говорил. И какое-то время спустя я понял, что должен искать другого помощника. Поэтому и обратился к тебе.

— Почему именно ко мне?

— Потому что автомобили занимают в твоей жизни такое же место, что и в моей. Еще тогда, в парке, я знал, что придет день, когда ты повзрослеешь и перестанешь баловаться игрушками. А услышав твой голос после гонок в Инди, сразу понял, что этот час настал.

— Ладно, со мной все ясно, — кивнул я. — Но остается Лорен.

На лице старика отразилось недоумение.

— Ничего-то я не понимаю. Лорен же далеко не глуп.

Он давно уже должен был прознать про наши замыслы.

И тем не менее мне он не звонит.

— У Лорена на уме другое, — пояснил я.

— Что же? Он ведь думает только о бизнесе.

— Бизнесу пришлось потесниться. Лорен сейчас на Гавайях.

— Откуда ты знаешь? — резко спросил Номер Один. — Я звонил ему домой и в контору. Никто понятия не имеет, где он находится.

Я рассмеялся.

— Я только что не посадил девушку в его самолет, — и рассказал обо всем.

Он заулыбался.

— Хорошо. А то я уже начал задумываться, осталось ли в нем что-нибудь человеческое. Может, для него еще не все потеряно?

Я встал.

— Пожалуй, пойду в дом. Посмотрю, как у парней дела. Сходятся ли цифры.

Я оставил его на лужайке, а сам прошел в библиотеку.

Несмотря на широко открытые окна, клубы дыма висели над столом, за которым сидели Лен Форман, старший партнер консультативной фирмы «Дэнвилл, Рейнолдс и Файрстоун», знающий толк в выпуске и размещении ценных бумаг и акций, и Артур Роберте, юрист, специализирующийся на большом бизнесе, представляющий наши интересы. Особенно Арти нравился мне тем, что не боялся жесткой борьбы, а все мы знали, что нас ждет отнюдь не легкая прогулка.

— Как наши успехи? — поинтересовался я.

— Заканчиваем, — ответил Арти. — Кое о чем уже можно поговорить.

— Я приведу Номера Один.

— Не надо, — возразил Арги. — Лучше мы пойдем с тобой. После трех дней в этой душегубке свежий воздух нам не повредит.

— Я задержусь на пару минут, — добавил Лен. — Вы идите, я скоро буду.

Мы вернулись к бассейну. Номер Один все еще смотрел на океан. Он повернул голову, услышав наши шаги.

— Каково ваше мнение, мистер Роберте? Сможем мы это сделать?

— Шансы есть, мистер Хардеман. Но я думаю, мы должны обсудить различные варианты достижения конечной цели.

— Я рас слушаю. Но прошу, как можно проще. Я — инженер, а не юрист или бухгалтер.

— Попробую, — Арти улыбнулся. Как и я, он знал, что Номер Один все продумал до того, как обратиться к нам. — Итак, что же мы можем? Вариант первый: преобразовать всю компанию в акционерное общество открытого типа. При этом мы сможем избежать значительных налоговых выплат. Вариант второй: выделить отделения бытовой электротехники и автомобильных узлов и то ли продать их, то ли преобразовать в открытые акционерные общества. Третий вариант — перевернутый второй.

Мы выделяем отделение автомобилей и преобразуем его в акционерное общество. Но, учитывая, что автомобили не приносят прибыли, последний вариант наименее привлекателен.

— Вы думаете, мы сможем получить необходимую нам сумму? — спросил Номер Один.

— Несомненно. Она гарантирована нам, какой бы путь мы ни избрали, — он повернулся к Форману, подошедшему чуть раньше и слышавшему вопрос. — Как по-твоему, Лен?

Форман кивнул.

— Нет проблем. Это будет событие, сравнимое с поступлением в открытую продажу акций «Форда».

— Какой вариант вы рекомендуете?

— Первый, — незамедлительно ответил Арти. — Преобразовать всю компанию в открытое акционерное общество.

— Вы согласны? — Номер Один посмотрел на Формана.

— Полностью, — подтвердил тот. — Тут выгода наибольшая.

— Вы руководствуетесь тем же мотивом? — спросил Номер Один у Арти.

— Не совсем. Я не понимаю, почему вы должны жертвовать своей долей в наиболее прибыльных отделениях вашей компании, чтобы добиться желаемого. Думаю, если мы последуем схеме «Форда», то сможем не только испечь пирог, но и съесть его.

Номер Один повернулся к океану. Долго молчал, затем глубоко вздохнул, посмотрел на меня.

— Когда, по-твоему, мой внук вернется в Детройт?

— На следующей неделе.

— Думаю, нам надо перебраться туда и встретиться с ним. Возможно, я составил о нем ошибочное мнение. Надо дать ему шанс решить самому, на чьей он стороне.

— Это справедливо, — признал я.

— Я попрошу миссис Крэддок позвонить в контору.

Совещание проведем в моем доме в Грос-Пойнт. В среду вечером, — он покатил к дому, но тут, словно из-под земли, возник Дональд, и Номер Один сложил руки на коленях, предоставив физическую работу более молодому и здоровому. Потом обернулся к нам:

— Пойдемте, господа. Я хочу предложить вам что-нибудь выпить.

Мы пристроились у кресла.

— Какой автомобиль вы собираетесь строить, мистер Хардеман? — спросил Форман.

Номер Один рассмеялся.

— Тот, что будет ездить.

— Я имел в виду общую концепцию, — вежливо пояснил Форман.

— Мы еще в начале пути. Проектирование автомобиля — тонкое искусство. Да, да, искусство. Современное многофункциональное искусство. Отражение нашей технократической цивилизации. Поэтому, господа, модель «Т» Генри Форда не на своем месте в Смитсоновском музее техники. Это достойный экспонат Метрополитен[10].

— Вы уже выбрали название автомобиля, мистер Хардеман? — поинтересовался Арти. — Как я понимаю, название — не последнее дело в нашем бизнесе.

— Вы правы. Название уже есть, — он посмотрел на меня и коротко улыбнулся. — «Бетси». Так мы его и назовем — «бетси».

Глава 14

Я подвез Арти и Лена в аэропорт, чтобы они успели на вечерний самолет в Нью-Йорк, а потом заглянул в прокатный пункт «Хертца».

— Мне следовало бы разочароваться в вас, Анджело, — медовым голосом пропела Мелисса. — Вы в городе три дня и ни разу мне не позвонили.

— Извините, Мелисса. Замучили дела. Головы не мог поднять.

Она надула губки.

— А я думала, что заинтересовала вас.

— Заинтересовала, Мелисса. Еще как заинтересовала.

— Так, может, встретимся вечером? Если вы не заняты.

— Я свободен. Но в такое заведение, как в прошлый раз, не поеду. У меня потом три дня восстанавливался слух. Нет ли поблизости уютного мотеля, где мы сможем побыть вдвоем?

Она вновь помянула мою фамилию.

— Городок у нас маленький, мистер Перино, и девушка должна заботиться о своей репутации. Может, мы просто покатаемся в автомобиле?

Я вспомнил, как она водит машину, и покачал головой.

— Нет, благодарю. Я уже слишком стар, чтобы трахаться на заднем сиденье, — я обошел мой автомобиль, сел за руль, вставил ключ в замок зажигания. — До свидания, Мелисса.

— Нет, Анджело. Подождите, — голос ее упал до шепота, она шагнула к краю тротуара, наклонилась, чтобы я мог лицезреть ее красивые груди. — Я все устрою. Скажу родителям, что проведу ночь у подруги. У нее есть небольшой коттедж к северу от города. Она сейчас в отъезде, а ключ оставила мне.

— Вот это мне нравится больше, — улыбнулся я.

Она вновь приехала на «мач-1». Вышла из машины, когда я спустился по лестнице.

— Садитесь за руль.

— Идет, — я сел. Пристегнул ремень безопасности.

Посмотрел на Мелиссу. Она последовала моему примеру — и мы покатили по подъездной дорожке.

— Поверните направо. В полумиле отсюда винный магазин.

Я вырулил на шоссе и, оставаясь на низкой передаче, раскрутил двигатель чуть ли не до красной черты на тахометре. Затем резко затормозил у магазина. Искоса глянул на нее.

Веки опущены, рот раскрыт, ноги раздвинуты. Я сунул руку ей под юбку. Трусики мокрые насквозь. Значит, и ее возбуждал рев мотора. Совсем как Синди. По телу Мелиссы пробежала дрожь. — Что дальше? — спросил я.

Ее ноги стиснули мою руку.

— Шампанское. Французское шампанское. Много холодного шампанского.

— Хорошо. Отпустите мою руку, и я схожу за ним.

Из магазина я вернулся с тремя бутылками «Кордой Руж». Показал их ей.

— Сгодится?

Она кивнула, я сел рядом с ней, и мы рванули с места.

— Вы умеете водить машину, не так ли? — просипела она.

— Умею, — и я еще сильнее вдавил в пол педаль газа.

Я знал, чего она хотела. К счастью, по пути нам не встретилась полиция. Семь миль до коттеджа мы промчались менее чем за шесть минут.

Свернули на боковую дорогу, вдоль которой выстроились аккуратные стандартные домики, через полмили остановились у нашего.

Глаза Мелиссы сверкали.

— Я чуть с ума не сошла.

Я промолчал.

— Помните, как вы обгоняли три машины, а впереди показалась встречная?

Я кивнул.

— Я посмотрела на спидометр. Мы шли на ста двадцати милях. А когда резко ушли на нашу полосу, я так кончила, что чуть не описалась. И продолжала кончать еще с минуту.

— Надеюсь, желание потрахаться у вас после этого не пропало?

Она рассмеялась.

— Думаю, что нет, — подхватила дорожную сумку и выпрыгнула из машины.

Я взял пакет с бутылками и последовал за ней в коттедж.

Она обошла все комнаты, закрывая жалюзи и опуская шторы, и лишь после этого позволила мне зажечь свет.

— Моя подруга предупредила, что у нее склочные соседи, — объяснила она.

— Действительно, зачем причинять ей лишние хлопоты, — согласился я.

Мелисса расстегнула молнию сумки.

— Надо повесить платье, чтобы оно не помялось. Завтра все-таки на работу, — она прогулялась к шкафу и обратно. — Ты куришь?

И то, сколько можно обращаться друг к другу на «вы».

— Иногда.

— У меня с собой отличная «травка», — она достала целлофановый пакетик. — А как насчет «колес»[11]?

— Не откажусь.

— Оптовый торговец медикаментами оставляет мне флакон, когда приезжает к нам в город, — из сумки появился флакон с красными таблетками. — Свеженькие.

Получила их только сегодня.

— Значит, мне повезло, — я потянулся к Мелиссе, но она ускользнула.

— Куда нам спешить. Ты открывай шампанское, а я пока приму душ. Вся вспотела, пока ехала.

— Хорошо.

Она вытащила из сумки бумажный пакет и протянула мне. Холодный, как лед. Я вопросительно посмотрел на нее.

— Бифштексы. Если мы потом проголодаемся.

Я рассмеялся и пошлепал ее по попке.

— Иди в душ.

Она подумала обо всем.

Девчушка из агентства «Хертц» лезла на стенку.

Две сигареты с «травкой», одна маленькая красная таблетка — и она ступила на дорогу, ведущую лишь в одном направлении. Моя голова была у нее между ног, и она тянула за волосы так, словно хотела засунуть ее внутрь.

Внезапно она оттолкнула меня.

— Ты не думаешь, что я вконец испорчена?

Я покачал головой.

— Я хочу, чтобы ты кончил мне в рот.

— Но сначала мы потрахаемся? — осведомился я.

— Да, но я хочу, чтобы ты кончил мне в рот.

Она улеглась на живот, я — на нее. Руку она подсунула под себя, схватила меня за яйца, сжала.

— О боже! Какие они полные и тяжелые!

Я почувствовал, что вот-вот кончу. Она — тоже. Выскользнула из-под меня, извернулась и заглотила мой член. Сперма устремилась вперед, а она сосала и сосала, стискивая и отпуская мошонку, пока не выдоила меня до конца. Я лежал без сил, удовлетворенный. А она улыбалась.

— Это было чудесно. Вкус, как у густого сладкого крема.

Она все еще играла моим членом.

— Хочешь отлить?

— Раз уж ты упомянула об этом, пожалуй, — я начал подниматься.

Мелисса последовала за мной в ванную.

— Позволь мне подержать его.

Я посмотрел на нее.

— Будь так любезна.

Она встала сзади и попыталась направить струю в унитаз, но лишь залила сиденье.

— Так я и думал, — прокомментировал я. — Женщины не имеют ни малейшего понятия, как это делается.

— Попробуем еще, — она забралась в ванну. И на этот раз струя угодила в цель.

Я смотрел на ее лицо. И видел сосредоточенность, какое-то детское изумление. Она подняла голову, а затем, словно зачарованная, подставила ладонь под струю. И направила ее на себя.

Крантик мой инстинктивно закрылся.

Она сердито дернула меня за член.

— Ну что же ты! Это прекрасно! Искупай меня в ней!

— Каждому нравится что-то свое, — отреагировал я.

Если она этого хотела, чего отказывать.

Это была дикая, безумная ночь. В довершение всего она оказалась крикуньей. Да и с соседями вышла неувязочка. Будь они сварливыми, наверняка вызвали бы полицию.

В семь утра она высадила меня у дома Номера Один.

Протянула руку. Попрощалась сухо, почти формально.

— Благодарю, Анджело. Это был самый романтический вечер в моей жизни.

Я не мог не согласиться с ней. Она уехала. Я поднялся по ступеням. У двери меня встретил Дональд.

— Несколько раз звонила некая леди Эйрес. Она оставила свой номер. Сказала, что дело срочное.

— Откуда она звонила?

— Из Нью-Йорка. Соединить вас с ней?

— Пожалуйста, — я последовал за ним в библиотеку.

На столе стоял полный кофейник. Я налил себе чашку.

Дональд махнул мне рукой. Я взял трубку параллельного аппарата.

— Слушаю.

— Анджело, — голос ее вибрировал от напряжения. — Я должна увидеться с тобой. Немедленно.

— А что ты делаешь в Нью-Йорке? Я думал…

— Алисия знает, что мы с Лореном были на Гавайях.

В конторе пытались найти его и допустили ошибку, позвонив ему домой.

— Зачем его искали?

— Что-то связанное с тобой. Точно не знаю. Но он очень рассердился и заявил, что за свои проделки ты можешь оказаться за решеткой. Потом позвонила Алисия, и он рассказал ей обо всем.

— Чертов болван.

— Да, в подобных делах он не искушен. Для него это вопрос чести. Теперь он хочет жениться на мне.

— Где он?

— В Детройте. Я должна повидаться с тобой. Могу я прилететь к тебе?

— Нет. Я приеду в Нью-Йорк. Где ты остановилась?

— В «Уолдорфе».

— Жди меня во второй половине дня.

— Я люблю тебя, Анджело, — по голосу чувствовалось, что у нее отлегло от сердца.

— До свидания, дорогая, — попрощался я, и тут же в библиотеку вкатился Номер Один.

— Кто тебе звонил?

— Женщина, о которой я вам говорил. Игры кончились. Лорен в курсе событий.

— Знаю, — фыркнул Номер Один. — Мы разговаривали вчера вечером. Но случилось что-то еще.

— Да, — кивнул я. — Алисия накрыла его с этой женщиной. Он хочет разводиться.

— О господи! — простонал Номер Один. — Наверное, он никогда не вырастет из коротких штанишек.

Глава 15

— Просто не пойму, какого черта я здесь, — она мерила шагами гостиную номера «Вифлеем моторс» в «Уолдорф Тауэрс». — Все произошло так стремительно.

Я сидел в кресле, поглядывая на нее, и молча пил виски.

— «Остановись в номере компании в „Уолдорфе“, — сказал он, — и жди моего звонка», — она перестала ходить и досмотрела на меня. — Только выходя из самолета в Нью-Йорке, я задумалась о том, что могут означать его слова. Я ничего не ждала от поездки на Гавайи. Между нами ничего не было.

Я по-прежнему молчал.

— Ты что, мне не веришь?

— Разумеется, верю.

— По твоему тону этого не скажешь.

Она пересекла комнату и остановилась передо мной.

Я наклонился, поцеловал ее в пупок, затем поднял голову.

— Теперь ты веришь, что я тебе верю?

Ее губы изогнулись в улыбке.

— Это очень сложный вопрос. Ты сумасшедший.

— Вот-вот. А теперь успокойся и расскажи мне в точности, что произошло. То, что для тебя кажется пустяком, для меня может иметь совсем иное значение. Помни, мы говорим об очень добропорядочном человеке.

— Это точно. Он так наивен. Поначалу мне казалось, что это напускное. Потом я поняла, что таков он на самом деле.

— Вы жили в одном номере?

— Нет. Наши номера примыкали друг к другу.

— И их соединяла дверь?

— Да. Но он никогда не входил ко мне, предварительно не постучав, хотя я ни разу не запирала дверь на ключ.

Он не целовал меня, желая спокойной ночи, не испросив на то моего разрешения. И не упомянул, что влюблен в меня, пока не переговорил с Алисией.

— Но в чем-то его интерес к тебе проявлялся?

— Конечно. Проявлений хватало. Свежесрезанные цветы каждый день. Он постоянно смотрел на меня большими круглыми глазами, то и дело касался моей руки, ты знаешь, о чем я говорю. Меня это забавляло, но я не воспринимала его всерьез. Просто мне казалось, что я перенеслась в эпоху королевы Виктории.

— Если сохранялись все рамки приличия, как Алисия засекла тебя?

— Именно из-за этих чертовых приличий. Так глупо все получилось. Алисия позвонила, когда мы сидели у меня. Будь у нас номер на двоих, я бы никогда не взяла трубку. Но тут-то я была у себя. Она сразу же узнала мой голос.

— Это случилось до или после того, как он переговорил с конторой?

— До. Собственно, поэтому она и звонила. Интересовалась, хочет ли он, чтобы она сообщила на работу, как его найти.

— О боже, — простонал я. — Какая уж тут добропорядочность. Это же откровенная глупость. Говорить жене, куда едешь, если берешь с собой другую женщину. Похоже, он хотел, чтобы его поймали.

— Ты действительно так думаешь?

— А как же еще можно думать? — я посмотрел на Бобби. — Я понял, что ты ему небезразлична при первой же нашей встрече у них дома. Алисия тоже не слепая. Я уверен, она многое подметила.

Бобби на мгновение задумалась.

— Конечно. Другого и быть не могло. Ну почему я так сглупила?

Я улыбнулся.

— Просто ты принимаешь как должное, что мужчины падают у твоих ног.

— Но почему он не мог мне сказать?

— Может, боялся, что ты отвергнешь его. Кто знает?

— Что же мне делать? Не нужно мне все это merde[12].

В голове у меня звякнул тревожный колокольчик. С чего это она перешла на французский? Ранее ей вполне хватало английского.

— Какое дерьмо?

— Ты знаешь, — впервые она ушла от прямого ответа. — Все это. Его развод в следующем году.

— В следующем году?

— Да. Он не хочет разводиться до выхода Элизабет в свет в сентябре, через год. Не хочет омрачать ее дебют.

— Похоже, он все тщательно продумал. А ты должна его ждать?

Она кивнула.

Тут прояснилась вся картина.

— Ладно, Бобби, хватит крутить. Подходим к сути проблемы. Сколько ты за ним охотилась?

Она коротко глянула на меня.

— С чего ты взял?

— Догадался. Так что признавайся. Сколько?

Она помялась.

— Два года.

— Почему так долго? Не могла сразу ухватить его за хобот?

— Он бы испугался. Пришлось изображать благородную даму.

— Пожалуй, ты нашла правильный подход.

— Ты не сердишься на меня?

— С какой стати? Мы знакомы с тобой лишь несколько недель, — я вытащил сигарету. — Не понимаю, что тебя мучает. Ты получила то, к чему стремилась.

Она заглянула мне в глаза.

— Я не собиралась влюбляться в тебя.

— Что это изменило?

— Не хочу тебя терять.

— И не надо, — я улыбнулся. — Я готов спать и с чужой женой. Это даже пикантно.

— Ты мог бы предложить выйти за тебя замуж, мерзавец ты этакий. Хотя бы из вежливости.

— Никогда, — я покачал головой. — Да и зачем? Где мы тогда окажемся? Во всяком случае, не там, куда хотели бы попасть.

— Что «же мне теперь делать? Ждать его здесь?

— Ни в коем случае. Пусть он все время гоняется за тобой. Не дай ему почувствовать, что ради него ты готова на добровольное заключение. Сегодня же улетай в Лондон.

— Наверное, ты прав, — раздумчиво протянула она. — Что я ему скажу?

— Будь честной. Скажи, что покидаешь страну, чтобы не компрометировать его. Ты, мол, слишком уважаешь его, чтобы допустить такое. Тем самым ты пробудишь в нем чувство вины.

Она смотрела на меня.

— Последний шанс. Раз ты не просишь меня, попрошу я. Ты женишься на мне?

— Нет.

Из ее глаз брызнули слезы. Я протянул к ней руки, и она упала в мои объятья.

— Я предчувствовала, что так и случится. Пыталась сказать тебе это в аэропорту Сан-Франциско. Почему ты меня отпустил?

— У меня не было выхода. Мы уже выбрали свой путь.

Она прижалась к моей груди.

— Отнеси меня в постель.

Я ничего не понимал. Все изменилось, но осталось прежним. В постели. Прекрасным и удивительным.

А потом мы поехали в аэропорт. Я посадил ее на самолет, вылетающий в Лондон, а сам успел на последний рейс в Детройт.

Мы сидели в кабинете особняка Хардеманов в Грос-Пойнт вокруг небольшого старинного столика. Лорен, Дэн Уэйман, Номер Один и я.

Все молчали, пока Номер Один подробно излагал наши планы Лорену и Уэйману. Когда же он закончил, ответная реакция последовала незамедлительно.

— Извини, дед, но мы не можем на это пойти, — изрек Лорен. — Слишком велик риск. Нельзя ставить на кон будущее компании ради одного автомобиля.

Номер Один хмыкнул.

— А как, по-твоему, образовалась эта компания?

Именно под такую идею. Ради одного автомобиля.

— Времена изменились, — возразил Лорен. — Экономика сегодня совсем другая. Многообразие сфер деятельности — основа успеха нашей компании.

— Я не ставлю под сомнение важность других отделений. Но не могу согласиться с тем, что они — основа успеха. Наоборот, они практически проглотили нашу компанию. Автостроение у нас в загоне. Хвост вертит собакой.

— За тридцать лет, прошедших с момента твоего ухода с поста президента, изменились условия, в которых мы работаем, — гнул свое Лорен. — Новейшие американские модели на рынке — «генри джи» и «эдзель». И посмотри, каков результат. «Крайслер» сошел с рельс, а «эдзель» едва не разорил «Форд».

— Крайслер добился бы успеха, если б не отступил, но он не автостроитель. А «эдзель» не остановил «Форд».

Они развиваются куда динамичнее, чем прежде, и в следующем году начинают выпуск малолитражек. Неужели ты думаешь, что они пошли бы на такое, если б думали, что потеряют на этом деньги?

— Они не могут иначе, — упорствовал Лорен. — Потому что должны чем-то ответить иностранным конкурентам. Мы — нет. Мы удовлетворены той нишей, каковую занимаем в настоящее время.

— Вы — возможно, а я — нет, — отрезал Номер Один. — Я не хочу быть сбоку припеку в бизнесе, основателем которого считаю и себя, — он взглянул на меня, вновь на Лорена. — Если таково твое отношение, я не вижу основании для того, чтобы продолжать строить автомобили.

— Вполне возможно, что в следующем году так и будет, — кивнул Лорен. — Мы не можем работать себе в убыток.

— Из автостроения мы можем уйти лишь одним путем — через мой труп, — холодно процедил Номер Один.

Лорен промолчал. Выглядел он плохо. Черные мешки под глазами, осунувшееся лицо. На мгновение я даже пожалел его. Ему доставалось со всех сторон. И дома, и на работе. Но после его следующих слов жалость моя испарилась бесследно.

Заговорил он тем же ледяным тоном, что и дед. Казалось, в комнате они остались вдвоем.

— Вчера прошло срочное заседание совета директоров. Приняты три решения. Первое — уволить Анджело Перино с поста вице-президента. Второе — возбудить уголовное дело против Анджело Перино за самовольные действия, нанесшие урон компании. Третье — обратиться в суд штата Мичиган с просьбой назначить управляющего твоими акциями нашей компании до того, как медицинская комиссия подтвердит, что ты в здравом уме и можешь нести полную ответственность за свои действия.

Номер Один вздохнул.

— Вот, значит, какую ты выбрал игру?

Лорен кивнул. Поднялся.

— Пошли, Дэн. Совещание окончено.

— Не совсем, — Номер Один пододвинул к Лорену лист бумаги. — Прочти.

Лорен глянул на лист. Лицо его побледнело, вытянулось еще больше.

— Ты этого не сделаешь!

— Уже сделал. В полном соответствии с законом.

Смотри сам. Печать суда по делам корпораций штата Мичиган. Как владелец контрольного пакета акций я вправе уволить одного или всех директоров компании, имея на то причину или без оной. Так что ваше вчерашнее заседание не имеет юридической силы. Вы все уволены с понедельника.

Лорен так и застыл.

— Ты лучше сядь, — предложил Номер Один.

Лорен не шелохнулся.

— У тебя есть выбор. Можешь уйти, но можешь и остаться. Твой отец и я не всегда жили душа в душу, но умели находить общий язык.

Лорен сел.

Номер Один кивнул.

— Вот и хорошо. А засим перейдем к делу, ради которого мы и собрались. Я обещал твоей дочери построить новый автомобиль и, клянусь Богом, слово свое сдержу.

Я искоса глянул на Лорена. Наверное, было бы лучше, если б он заговорил, подумал я. Потом наши взгляды встретились, и я понял, что не ошибся.

Что бы там ни думал Номер Один, война только началась.

Глава 1

Как обычно, он проснулся за несколько минут до звонка будильника. Полежал в постели, наблюдая, как меняются цифры на электронных часах и приближается момент, когда зазвучит музыка. Кнопку отключения звонка он нажал за секунду до шести часов.

Перекинул ноги через край кровати, попал в шлепанцы, по пути в ванную подхватил халат. Закрыл за собой дверь, прежде чем зажечь свет, чтобы не разбудить жену. Потянулся к пачке сигарет, лежавшей на полочке под зеркалом. Достал одну, закурил, опустился на сиденье унитаза. Выкурил подряд три сигареты и уже подумывал о четвертой, когда из-за двери донесся голос жены.

— Дэн?

— Да.

— Как у тебя?

— Ничего, — пробурчал он, поднялся, натянул пижамные штаны. Распахнул дверь. — Этот доктор ни черта не понимает в том, о чем говорит.

— Понимает, — она нажала на телефонном аппарате кнопку внутренней связи. — Мейми, мы проснулись, — сказала она и повернулась к мужу. — Ты весь как натянутая струна. Тебе надо расслабиться.

— Ни черта мне не надо. У меня лишь запор, ничего более. Запоры у меня с детства. Но тогда не было придурков-докторов, лечащих психоанализом. Таким, как я, давали экс-лаке[13] и указывали, где расположен ближайший туалет.

— Как ты вульгарен.

— При чем тут вульгарность? Мне просто надо просраться. Где у нас слабительное?

— Я его выбросила. Ты сам себе вредишь, изо дня в день принимая экс-лаке. Твой организм разучился функционировать естественным образом.

— Значит, купи его снова, — рявкнул он. — Я не могу функционировать естественным образом после двадцати одного года семейной жизни, так что прошу тебя признать это как факт, — и он вернулся в ванную, громко хлопнув дверью.

Мейми вошла в спальню с полным подносом. Осторожно опустила его на кровать рядом с Джейн Уэйман.

— Доброе утро, миз Уэйман, — широкая улыбка осветила чернокожее лицо. Она бросила короткий взгляд на дверь ванной. — Как сегодня миста Уэйман?

Джейн пожала плечами. Взяла гренок.

— Как всегда.

— Бедный, — сочувственно покивала Мейми. — Если б он разрешал мне готовить ему на завтрак овсянку. Лучшего средства от запоров не найти.

— Ты его знаешь, — она густо намазала гренок джемом. — Он лишь пьет кофе.

— Потому-то у него такой крепкий желудок, — Мейми направилась к двери. — Скажите ему, что он должен есть на завтрак овсянку.

Едва служанка закрыла за собой дверь, зазвонил телефон. Джейн сняла трубку.

— Слушаю, — раздраженно бросила она, но тон ее сразу же переменился. — Нет, Лорен, все нормально. Я проснулась и завтракаю. Сейчас позову Дэна.

Звать ей не пришлось. Он уже выглядывал из ванной, с еще оставшейся на одной щеке мыльной пеной. Электрических бритв он не признавал.

— Лорен, — она закрыла рукой микрофон. — Почему он звонит так рано?

Уэйман не ответил. Пересек спальню, взял трубку, поднес ее к уху, выпачкав в пене.

— Доброе утро, Лорен, — он вытер пену с трубки свободной рукой. — Как долетел?

— Нормально. Но рейс задержали на два с половиной часа. Не смог бы ты позавтракать со мной и заодно ввести в курс дел, чтобы я мог подготовиться к сегодняшнему заседанию?

— Буду у тебя через двадцать минут, — и Дэн положил трубку на рычаг. — Лорен хочет, чтобы я позавтракал с ним, — пояснил он жене. — Сегодня заседание совета директоров, и ему нужно знать, как идут дела.

— Если б он уделял им побольше времени, а не шастал по всей Европе за своей английской шлюхой, ему не пришлось бы беспокоить тебя в шесть утра.

— Не стоит так говорить. В скором будущем нам всем придется принять ее как миссис Хардеман. Что ты тогда будешь делать?

— То же, что и теперь. Игнорировать ее. Бедная Алисия. Сколько она пережила.

— Бедная Алисия, — передразнил жену Уэйман. — За свои переживания бедная Алисия получит при разводе шесть миллионов долларов. Так что я ее ничуть не жалею.

— А я жалею. Всех денег мира не хватит, чтобы компенсировать ее страдания.

— По крайней мере мне больше не придется надевать к обеду смокинг, — он прошел в ванную, быстро добрился, вернулся в спальню, начал одеваться. — Включи радио и послушай транспортный прогноз на утро.

Джейн нажала нужную клавишу. Тяжелый рок заполнил комнату. Она уменьшила громкость.

— Я думаю, тебе не следовало уходить от «Форда».

Там во всяком случае тебе не звонили в шесть утра, да и запоры мучили меньше.

Он не ответил, засовывая рубашку в брюки. Подол попал в молнию.

— Черт, — выругался Уэйман, пытаясь расстегнуть ее.

— Кто знает, — продолжала Джейн, — быть может, ты уже стал бы там президентом.

— Никогда. Я не был у них в фаворе. Меня держали на мелочевке.

— Здесь тебе тоже не быть президентом. Несмотря на все обещания Лорена. Особенно сейчас, когда в компанию влезла мафия.

— Джейн, ты слишком много говоришь. Сколько раз я должен повторять, что Перино не имеет ни малейшего отношения к мафии.

— Все знают, что его дед был крупным мафиози. Мой-то продавал ему грузовики, на которых привозили из Канады виски.

— К тому же твой дед был его постоянным клиентом.

И столько пил, что старику Перино скорее всего не пришлось заплатить за эти грузовики ни цента. Но Анджело тут ни при чем.

— Ты его защищаешь. А он стал исполнительным вице-президентом, заняв твое место.

— Я не защищаю его, Джейн, — возразил Уэйман. — И он исполнительный вице-президент автостроительного отделения. Я же по-прежнему первый вице-президент всей компании.

— Он не отчитывается перед тобой, как другие, так?

— Нет. Он подчиняется непосредственно совету директоров. И не отчитывается даже перед Лореном.

— Этот ужасный старик, — не унималась Джейн. — Это все его проделки. Ну почему он не остался во Флориде?

Ответить Дэн не успел, потому что музыка сменилась голосом диктора.

— Шесть тридцать утра. Передаем транспортный прогноз. Все автострады свободны, за исключением Индастриэл экспрессуэй. Пробка у Ривер-Руж. Пользуйтесь Автострадой 10, Вудвард-авеню. — Выключи.

Джейн вновь нажала клавишу, и голоса как не бывало.

— А что за заседание у вас сегодня? Ходят слухи, что старик хочет назначить Перино президентом компании.

— Это возможно. Но не сейчас. Перино еще должен показать, на что он способен. Особенно теперь, когда мы готовимся преобразоваться в открытое акционерное общество. Даже старик это понимает. А пока Лорен и я руководим теми отделениями, что приносят прибыль, и дела наши идут все лучше и лучше.

Покончив с галстуком, он надел пиджак.

— Я ухожу. Увидимся вечером, — он наклонился над кроватью и поцеловал Джейн в щечку.

— Постарайся прийти к восьми часам. На обед у нас ростбиф, и я не хочу, чтобы он пережарился.

Дэн кивнул и направился к двери. На пороге оглянулся.

— Не забудь купить экс-лаке. Трех дней вполне достаточно, чтобы понять, на что годен этот психоаналитик.

Джейн подождала, пока отъедет машина, переставила поднос с завтраком с кровати на пол, сняла трубку и нажала кнопку внутренней связи.

— Да, мэм, — ответила Мейми.

— Я немного посплю. Разбуди меня в девять. Я не хочу опаздывать на урок тенниса.

Она положила трубку на рычаг и погасила свет.

Улыбнулась, улегшись на подушку. Новый тренер по теннису просто душка. Когда его мускулистое тело прижималось к ней сзади (он старался улучшить технику удара справа), по ее коже бежали мурашки.

Мерное гудение мощного, в двести семьдесят пять лошадиных сил, двигателя под капотом черного «сандансера» успокоило Уэймана. По узкой боковой дороге он доехал до Автострады 10. Посмотрел налево, направо. Машин нет. И свернул в сторону Детройта, справедливо полагая, что довольно быстро доберется до Грос-Пойнт по Вудвард-авеню и далее по Эдзель Форд фриуэй.

«Сандансер» чутко реагировал на самое легкое нажатие на педаль газа, прибавляя или уменьшая скорость в полном соответствии с желанием водителя.

Лорен ждал его в столовой.

— Извини, что припоздал.

— Пустяки. Лучше помоги мне войти в курс дел, — он указал на стопку номеров «Аутомобил ньюс», лежащих на полу.

— Ничего особенного. Все только и говорят о малолитражках, что поступят на рынок осенью. Упоминают о «гремлине», но в основном речь идет о «пинто» и «веге», которые сойдут с конвейера первыми.

Уэйман изучающе смотрел на Лорена. Тот выглядел посвежевшим, отдохнувшим. А несколько месяцев назад казалось, что он при последнем издыхании. Но тот период остался в прошлом. И теперь Лорен, похоже, терпеливо ждал тех событий, которые не могли не произойти.

— У меня хорошие новости, — Лорен сел за стол. — Я заключил ту сделку в Западной Германии.

— Поздравляю! — Дэн улыбнулся.

— Они готовы приступить к производству незамедлительно. Всего набора. Холодильники, кухонные плиты, телевизоры. То есть мы выходим на все страны Общего рынка с широким спектром товаров.

— Значит, наша прибыль за этот год возрастет более чем на два миллиона! — с энтузиазмом воскликнул Уэйман. — А за три года мы получим не меньше пятнадцати миллионов.

Лорен кивнул.

— В следующем месяце тебе придется слетать туда и окончательно отшлифовать все документы. Я также обещал прислать бригаду технических специалистов, чтобы обучить их персонал.

— Нет проблем, — Уэйман потер руки. — Хорошая новость для сегодняшнего заседания совета директоров.

Деньги начинают литься, как дождь.

— Совет волнует совсем иное.

Уэйман кивнул. Он знал, о чем говорит Лорен. Новых директоров, представляющих банки и страховые компании, финансирующие их новый проект, интересовали лишь предложения Номера Один.

— Странно, — продолжал Лорен. — Мы делаем деньги, а их помыслы связаны с новым автомобилем, создание которого — немалый риск. Ты знаешь, даже в Европе меня спрашивали только о нем. Складывается такое впечатление, что они все хотят поучаствовать в этом деле.

— И что же ты им говорил? — поинтересовался Дэн.

— Напускал тумана и обещал, что в свое время мы все обсудим. Каким бы я выглядел дураком, если б сказал правду: что я знаю о новом автомобиле ничуть не больше, чем они, — он помолчал. — Между прочим, а как там у них?

— Они закончили модернизацию трех спортивных машин. Но это было не одну неделю назад. С тех пор ничего не слышно.

— А о новом автомобиле?

— Ни звука. Может, мы что-то узнаем на сегодняшнем заседании. Нас попросили одобрить перевод отдела дизайна и проектирования автомобилей на Западное побережье.

— И когда он собирается это сделать?

— Через несколько недель. Говорит, что к тому времени закончится реконструкция завода.

— Мой дед будет на заседании?

— Его ждут. Он всегда появляется, если обсуждается что-либо, связанное с новым автомобилем.

— Можно мне войти, папа? — их беседу прервал мелодичный голосок.

Лорен поднял голову. Его лицо, до этого серьезное, расплылось в улыбке.

— Конечно, Бетси.

Она подошла к отцу, поцеловала его в щеку.

— Ты съездил удачно?

Лорен кивнул. Она посмотрела на Дэна.

— Доброе утро, мистер Уэйман.

И повернулась к отцу, не дожидаясь ответа. В голосе ее послышался упрек.

— Ты не говорил мне, что мы собираемся выпускать «сандансер супер спорт».

На лице Лорена отразилось недоумение.

— Мы что?

— Спортивную модель, — пояснила Бетси.

Мужчины переглянулись.

— К чему такая таинственность? — наскакивала на Лорена дочь. — Я в конце концов член семьи. И никому ничего не скажу.

Мужчины по-прежнему молчали.

Бетси потянулась через стол к кофейнику. Налила себе чашку и с ней направилась к двери.

— Ладно, не говорите, если нет желания. Но я видела ее на Вудвард-авеню прошлой ночью. А знаешь, что я тебе скажу, папа?

Лорен покачал головой.

Бетси гордо улыбнулась.

— Ни одна машина не мчалась так быстро!

Глава 2

Лорен оторвался от отчета.

— Ты уверен в этих цифрах?

Бэнкрофт энергично закивал.

— Финансовый отдел их проверил. Дэн говорит, что проиграть мы не можем. У меня есть твердые заказы на три тысячи автомобилей. То есть два миллиона чистой прибыли. Владельцы автосалонов ждут не дождутся этой модели.

— Новости распространяются быстро, — пробурчал Дорен.

— В последние три недели машина еженощно появляется на Вудвард-авеню. И теперь каждый любитель быстрой езды мечтает заполучить такую же.

— А что говорит Анджело?

— Утверждает, что разработал ее не для продажи.

Это испытательные экземпляры, ничего более, — Бэнкрофт глубоко вздохнул. — О боже, впервые за десять лет торговцы автомобилями звонят мне, а не наоборот. Даже мистер Спаркс из чикагского «Супер кар март». Представляете теперь, какой спрос на эту машину?

— Я хотел бы взглянуть на нее, — Лорен отодвинул отчет. — Пока я видел только чертежи.

— Нет ничего проще, — ответил Бэнкрофт. — Одна из них на испытательном кольце. Накручивает пятьдесят тысяч миль.

Лорен поднялся.

— Пошли, — он нажал кнопку внутренней связи. — Позвоните Дэну Уэйману, — попросил он секретаря. — Скажите ему, что мы все едем на полигон.

Небо затянули облака. Дул порывистый ветер. То и дело принимался дождь. Полигон находился за аэропортом Уиллоу-Ран к юго-западу от города, и им понадобилось сорок пять минут, чтобы добраться туда по Индастриэл экспрессуэй. Еще пять минут по боковой петляющей меж деревьев дороге, и они остановились перед воротами в заграждении из колючей проволоки. Росшая вдоль него аккуратно подстриженная живая изгородь надежно укрывала полигон от посторонних глаз.

Из будочки у ворот вышел охранник. Второй с любопытством наблюдал за ними из окна.

Первый охранник неторопливо зашагал к их машине.

Он был не в привычной серой униформе службы безопасности компании, а в темно-синей, указывающей на принадлежность к агентству Барнса.

— Что вам угодно, господа? — осведомился он приятным баритоном.

Бэнкрофт, сидевший за рулем, опустил стекло и высунулся из окна.

— Я — мистер Бэнкрофт. Это мистер Хардеман и мистер Уэйман.

Охранник вежливо кивнул.

— Добрый день, господа, — но не двинулся с места, загораживая дорогу.

Бэнкрофт раздраженно глянул на него.

— Ну что вы стоите? Дайте нам проехать.

Охранник невозмутимо посмотрел на него.

— У вас есть пропуск?

Бэнкрофт чуть не выпрыгнул из штанов.

— Какой, к черту, пропуск? — заорал он. — Мистер Хардеман — президент компании, а мы — вице-президенты.

— Извините, господа, — титулы не произвели на охранника ни малейшего впечатления. — Будь вы Господом Богом, Иисусом Христом и Моисеем, я не пропущу вас без пропуска, подписанного мистером Перино или мистером Дунканом. Таковы полученные мною указания, — и он направился к будочке.

Лорен вылез из машины.

— Охранник, — позвал он.

Тот обернулся.

— Да, сэр?

— Здесь ли мистер Перино или мистер Дункан?

Охранник кивнул.

— Мистер Дункан здесь.

— Вас не затруднит позвонить ему и сказать, что мы приехали и хотели бы попасть на полигон.

По тону чувствовалось, что говорит человек, имеющий право командовать, и охранник после недолгого колебания скрылся в будочке и взялся за телефонную трубку.

Сказав несколько слов, он положил ее на рычаг и остался в будочке, наблюдая за незваными гостями через окно.

Лорен достал сигарету, закурил. Бэнкрофт и Уэйман вылезли из машины, подошли к нему.

— Почему он использует агентство Барнса, а не наших людей? — спросил Лорен Уэймана.

— Анджело им не доверяет. Он вспомнил, что при испытаниях модели с шестицилиндровым двигателем воздушного охлаждения его чертежи попали к «Шеви» чуть ли не раньше, чем легли на ваш стол.

— Анджело не доверяет никому, кроме инженеров, механиков и водителей-испытателей, — добавил Бэнкрофт. — Где же этот чертов Дункан?

Он подошел к будке.

— Вы говорили с ним? — спросил он охранника.

— Нет, сэр. Он на трассе с водителем. Но ему все передадут.

— О господи! — Бэнкрофт выудил из кармана сигару, сунул в рот, но раскуривать не стал и вернулся к Лорену и Уэйману.

Зарядил мелкий дождь, и они залезли в машину. Прошло десять минут, прежде чем к воротам подъехал автомобиль. Из него вылез Дункан, дал знак охраннику, и ворота раскрылись. Он направился к их машине.

— Извините за задержку, но мы вас не ждали.

— Все нормально, Джон, — успокоил его Лорен. — Я столько слышал о вашем детище, что разом собрался, решив посмотреть на него.

Дункан улыбнулся.

— Я рад, что вы приехали. Езжайте за мной.

Следом за ним они добрались до испытательного кольца. Поставили машины на стоянку. Вылезли.

— Пройдем в гараж, — предложил Дункан. — Там сухо.

Под дождем они зашагали к гаражу, расположенному внутри кольца. Несколько мужчин играли за столом в карты. Девушка, свернувшись калачиком на диване, читала книгу в мягкой обложке.

— Мужчины — механики, — пояснил Дункан. — Девушка — из команды испытателей.

Бэнкрофт оценивающе оглядел ее.

— Анджело и тут не прогадал.

— Среди водителей женщины составляют пятьдесят процентов, и очень редко автомобили покупаются без их одобрения. Анджело пришел к выводу, что при разработке новой модели необходимо учитывать их точку зрения.

— У этой дамы есть и другие достоинства, — гнул свое Бэнкрофт.

— Она — первоклассный испытатель.

— Где машина? — спросил Лорен.

Дункан подошел к электронному пульту и нажал кнопку. Замигали разноцветные лампочки.

— Проходит мимо контрольного пункта три в дальнем конце испытательного кольца, — нажатие другой кнопки, и по дисплею побежали цифры. — Входит в крутой поворот на скорости семьдесят одна и шестьсот двадцать семь тысячных мили в час, — высвеченное число начало уменьшаться. — Пятьдесят две мили, сорок семь и шесть десятых. Это на серпантине.

Дункан повернулся к ним.

— Смотрите на дисплей. На прямой скорость будет возрастать, и мимо нас она промчится, делая сто шестьдесят миль в час.

Они и так не отрывали глаз от экрана. Цифры начали быстро меняться. За считанные секунды скорость перевалила за сто сорок миль и продолжала расти. Издалека До них донесся рев двигателя.

Он ревел все громче, и они двинулись к двери гаража.

Сквозь пелену дождя просвечивали две белые точки. И чуть ли не мгновенно они превратились в слепящие шары, машина молнией пролетела мимо и растворилась в сером дожде.

— Сто шестьдесят восемь, семьсот пятнадцать тысячных, — услышали они голос Дункана, оставшегося у пульта.

— Какова максимальная скорость? — Лорен вернулся к пульту.

— Пока мы зафиксировали сто девяносто одну милю.

Но сейчас дождь, и я запретил разгоняться больше ста шестидесяти пяти.

— Сколько миль прошла машина?

— Тридцать восемь тысяч. Еще через две тысячи мы проведем полное техническое обслуживание и снова отправим ее на испытательное кольцо.

— Двигатель работает нормально?

— Просто отлично. Я ожидал худшего. Мы же его лишь форсировали. Показания всех датчиков стабильны.

— Я бы хотел взглянуть на машину, — сказал Лорен.

— Сейчас мы ее остановим, — и Дункан нажал другую кнопку на пульте.

Над гаражом зажглась и начала вращаться желтая мигалка. Дункан склонился над микрофоном.

— Дункан Пирлессу. Дункан Пирлессу. Прием.

В динамике затрещало. Затем раздался мужской голос.

— Пирлесс Дункану. Я вас слышу. Прием.

— Сбрось скорость и остановись у гаража. Прием.

— Что-нибудь не так? — в голосе испытателя слышалось раздражение. — По-моему, все в полном порядке.

Прием.

— Все нормально. Просто нужно, чтобы ты остановился. Прием.

— Все понял. Конец связи.

Нажатие еще одной кнопки, и дисплей погас. Дункан направился к воротам.

Они последовали за ним и успели заметить промчавшуюся мимо машину. Скорость, «однако, заметно упала.

— Он остановится на следующем круге, — объяснил Дункан.

Лорен махнул рукой в сторону пульта управления.

— Я и не знал, что у нас есть такие.

— Идея Анджело. Многоканальные пульты в ходу при испытаниях космической техники, и нам его изготовили инженеры Руарка на Западном побережье, конструкция оказалась столь удачной, что теперь мы поставляем их «Джи эм», «Форду» и «Крайслеру», а новые заказы поступают из многих стран.

Машина остановилась, дождь кончился. Они вышли из гаража.

Лорен внимательно осмотрел автомобиль. Стандартный двухдверный «сандансер», в этом сомнений нет. Но налицо незначительные изменения. Другой наклон капота. Более плавный переход от заднего стекла к багажнику. Обводы, свойственные скорее европейским моделям.

Водитель вылез из кабины. В огнезащитном костюме, шлеме. Шагнул к Дункану.

— Ну? — настроен он был воинственно. — В чем моя ошибка?

— Ни в чем. Мистер Хардеман хочет взглянуть на машину.

Водитель облегченно выдохнул. Достал из кармана пачку сигарет.

— Так я могу выпить чашечку кофе?

Дункан кивнул, и тот скрылся в гараже.

Лорен заглянул в кабину. На приборном щитке не было живого места. Он посмотрел на старого инженера.

— Что это вы сделали с машиной?

— Оснастили ее дополнительной измерительной аппаратурой. Все приборы, которые вы видите перед собой, снабжены датчиками, встроенными в различные узлы автомобиля. Информация поступает на электронный пульт, который установлен в гараже. Мы установили два карбюратора Вебера, новый топливопровод повысил коэффициент сжатия горючей смеси до одиннадцати, и получили мощность в триста сорок лошадиных сил. Корпус сделан из фибергласса с матрицей из предварительно растянутой стальной проволоки. Последняя соединена с трубчатым каркасом. При ударе обеспечивается поглощение энергии.

— Как это? — не понял Лорен.

— Чем сильнее удар, тем больше сопротивление. Тот же принцип, что и в подвесных мостах. Чем больше вес, тем прочнее мост. Эта машина весит на шестьсот семьдесят фунтов меньше серийного «сандансера», а изготовление корпуса обходится на сорок процентов дешевле, — Дункан достал сигарету, закурил. — Конечно, мы могли еще более облегчить ее, но пришлось усилить ось и ведущий вал, чтобы передать возросшую мощность.

— И как она на ходу? — не унимался Лореш Дункан улыбнулся.

— Почему бы вам не сесть за руль? Сделайте круг, и все оцените сами.

Лорен оглядел стол. Заседание заканчивалось и прошло удивительно мирно, даже буднично. Сделка, заключенная им в Западной Германии, вызвала восторженную реакцию и принесла ему немало похвал. Она произвела впечатление даже на Номера Один, сидящего в инвалидном кресле у дальнего торца.

Последним пунктом повестки дня значилось «Одобрение перевода отдела конструирования и дизайна на Западное побережье». Лорен перевернул страничку лежащей перед ним программы заседания.

— Господа, прежде чем мы перейдем к пункту двадцать один повестки дня, я хотел бы сказать несколько слов.

Он выдержал короткую паузу, дожидаясь, пока все взгляды сосредоточатся на нем.

— Во-первых, директора должны знать о тех потрясающих успехах, которых добился мистер Перино с экспериментальными автомобилями. Как вам наверняка известно, он переделал три серийных «сандансера» в более мощные, скоростные машины. Но он вам не говорил, скорее всего, из скромности, что ничего лучше их еще не сходило с конвейеров «Вифлеем моторс». И я полностью отвечаю за свои слова, господа, ибо сегодня утром имел честь проехаться за рулем одной из этих машин. Поздравляю вас, мистер Перино.

— Благодарю, мистер Хардеман, — сухо ответил Анджело.

Лорен подождал, пока смолкнет пробежавший над столом шепот.

— Скорее всего, никто из нас не осознавал потенциальных возможностей этого автомобиля. Как это ни странно, но мне указала на них моя дочь, сказав сегодня утром, что как-то ночью она видела его на Вудвард-авеню и ни одна машина не может сравниться с ним в скорости.

Вновь зашелестел одобрительный шепот.

— Не менее интересные новости сообщил мне мистер Бэнкрофт. Оказывается, торговцы автомобилями осаждают его просьбами прислать им новую модель, он получил уже три тысячи твердых заказов, которые, к слову, дадут нам два миллиона чистой прибыли, и полагает, что уже в текущем году без труда реализует десять тысяч таких машин.

Директора, улыбаясь, переглядывались друг с другом.

— Вот я и предлагаю добавить в повестку дня еще один пункт и одобрить незамедлительное начало производства «сандансера эс эс», учитывая ажиотажный спрос на эту модель.

Директора согласно закивали.

— Одну минуту, господа, — вмешался Анджело. — Мне кажется, нам не стоит пускать в продажу эти машины.

Сидевшие за столом изумились.

— Почему нет, мистер Перино? — выразил общее мнение президент одного из детройтских банков. — Насколько мне известно, производство такого класса автомобилей весьма прибыльно для «Доджа», «Шеви», «Америкэн моторс».

Анджело повернулся к нему.

— На то есть несколько причин. Первая — машина экспериментальная и в чистом виде продавать ее нельзя, так как у нее превышены нормы выброса вредных веществ. Обеспечение этих норм приведет к значительному снижению мощности. Но главное не в этом. Мы поставили перед собой задачу — построить новый автомобиль.

Автомобиль, который позволит нам вернуться в автоиндустрию. Более скоростная, форсированная модель этой задачи не решает. Рынок для таких машин невелик и, по моему глубокому убеждению, будет все более сокращаться из-за ограничений, накладываемых необходимостью защиты окружающей среды. И я не думаю, господа, что из-за нескольких долларов прибыли мы должны рисковать будущим нашего нового автомобиля, который, кивая на эту модель, будут незаслуженно обвинять в чрезмерном загрязнении воды, земли, воздуха.

Я, наверное, больше всех люблю быструю езду, но цель-то у нас совсем иная. Мы готовим машину для массового покупателя, а не для считанных лихачей. Я думаю, сейчас не время создавать впечатление, будто мы более всего печемся о мощности мотора и рекордах скорости. На такое следовало идти семь лет назад. Сейчас уже поздно.

Банкир повернулся к Номеру Один.

— Не могли бы вы высказаться по этому вопросу, мистер Хардеман?

Лицо Номера Один напоминало маску. Пока Лорен и Анджело говорили, он что-то рисовал в блокноте. Теперь же он поднял голову.

— Я думаю, следует начать производство этого автомобиля, — ровным голосом ответил он.

Шестнадцать директоров проголосовали «за», один — «против». Спустя еще несколько минут заседание закончилось и присутствующие потекли к дверям. Анджело только отдал бумаги секретарю, когда его подозвал Номер Один.

— Задержись на минутку.

Анджело кивнул.

Наконец они остались в зале вдвоем. Номер Один подкатился к Анджело.

— Ты знал, что я согласен с тобой, не так ли?

— Мне казалось, что да.

— Тогда я должен объяснить, почему я не поддержал тебя.

— Ничего вы мне не должны. Вы — босс.

— Было время, — Номер Один словно и не слышал его, — когда люди говорили, что я раздавил отца Лорена, выступая против любого его решения. И именно я был причиной его самоубийства.

Анджело промолчал. Он действительно слышал все эти истории.

Старик всмотрелся в глаза Анджело.

— Я не могу допустить, чтобы вновь пошли такие разговоры, не так ли?

Анджело шумно вздохнул.

— Наверное, нет.

Но потом, вернувшись в кабинет, задумался, — а правду ли сказал ему Номер Один?

Глава 3

Он проснулся, как от толчка. Легкий июньский ветерок доносил через открытое окно звуки музыки из бального зала; там играл оркестр. Он сел и тут же острая боль пронзила голову.

— О господи! — простонал он. — Не в виски же дело, да и пил я не так много. И Перино уверял меня, что товар первоклассный.

Он выбрался из постели и босиком прошлепал в ванную, но холодный мраморный пол вернул его обратно, за тапочками. Он пустил холодную воду, умылся. Головная боль начала стихать, и постепенно он вспомнил все, что произошло днем.

В полдень церемония бракосочетания в церкви святого Стефана, с двух до пяти прием на лужайке перед особняком. Затем гости разъехались, чтобы отдохнуть и переодеться перед вечерним балом, начинавшимся в восемь часов. Он помнил, как поднялся в спальню и снял пиджак. И все. Кто его раздел, кто выложил из шкафа чистую рубашку, смокинг и все прочее для вечернего бала, осталось для него тайной. Он потер подбородок. Пожалуй, можно и побриться.

Он снял с полочки кружку для бритья с выгравированным на ней золотом изображением первого «сандансера», который он построил в 1911 году, взбил помазком пену. Затем намазал пеной лицо и втер ее в кожу сильными, крепкими пальцами. Еще один слой пены, и он взялся за бритву с рукояткой из слоновой кости. Заточил ее о полосу толстой кожи, висевшую у зеркала, и начал бриться.

Сначала шея. Он улыбнулся себе, довольный остротой лезвия. Теперь подбородок и, наконец, щеки вниз от бакенбард. Пробежался пальцами по лицу. Гладкая, упругая кожа.

Он тщательно промыл бритву, высушил и убрал в футляр. Затем встал под душ. Струя горячей воды, потом холодной, и так раз за разом, пока от сонливости не осталось и следа. Выключив воду, он сдернул с вешалки махровое полотенце и энергично растерся. Тепло от кожи пошло внутрь, наполняя его энергией.

Мысли вернулись к Лорену Второму и его молодой жене. Он вспомнил, что они тоже поднялись наверх, чтобы отдохнуть и переодеться. Интересно, перепихнулись они или решили подождать до ночи? Он подумал о сыне, старательном, тихом, мягком юноше, столь не похожем на него самого, что иногда он начинал думать, а его ли это сын. Разумеется, Лорен Второй мог и подождать до ночи.

Но его невеста? Пожалуй, она предпочла бы не откладывать на вечер то, что можно сделать и днем.

Она же принадлежала к семье мормонов. А уж он знал, кто такие мормоны. Несколько женщин могли делать между собой одного мужчину и ссорились только тогда, когда кто-либо из них желал прыгнуть в его постель без очереди. Они не зарились на чужое, но и не отказывались от своего.

Он их не осуждал, ибо тоже любил получать то, что ему причиталось. Тем более что Элизабет была женщиной хрупкой и предпочитала уклоняться от исполнения супружеских обязанностей, особенно после рождения Лорена Второго. Он, конечно, знал, что половой член у него о-го-го, и овладевал ею как мог нежно, но видел, что глаза ее наполнялись болью и она кусала губы, чтобы не закричать.

Хорошо, конечно, что Младший не такой крупный мужчина, как он; впрочем, Салли не стала бы жаловаться, будь у ее мужа член подлинней и потолще. Сложения она была крепкого, с большим бюстом и широкими бедрами, несмотря на диету. Она взяла бы все, что мог дать ей Лорен Второй, еще и добавки бы попросила. Впрочем, он надеялся, что его сын сможет удовлетворить жену. И тут же почувствовал, как его молодец шевельнулся. Негромко засмеялся. Грязный старикашка, что это за мысли о жене сына. Но ведь он не считал себя стариком. Двенадцатого июня 1925 года ему исполнилось лишь сорок семь.

Полотенце он небрежно бросил на пол и вернулся в спальню. Вынул из шкафа нательный комбинезон, надел, застегнул пуговицы снизу доверху. Затем натянул черные шелковые носки, подвязки, потянулся за рубашкой, висевшей на плечиках на спинке стула.

Накрахмаленное полотно зашуршало под его рукой.

Он прошел к комоду, достал из ящика бриллиантовые запонки, начал одну за другой вставлять их в петли рубашки. Проделал то же самое с рукавами и взялся за золотую заколку для воротника. Тут он потерпел неудачу. Заколка не желала вставляться, куда ей полагалось, и он лишь измял воротник, сердито отбросил его, вытащил из ящика другой и, держа его в руке, прошествовал в спальню Элизабет.

И замер на пороге, увидев, что жены нет. Лишь молодая портниха, приглашенная из Парижа, чтобы сшить платья для свадебных церемоний, склонилась над юбкой, втыкая в нее булавки. Работая, она тихонько напевала себе под нос, внезапно поняла, что не одна в комнате, и пение оборвалось. Она отложила юбку, поднялась и повернулась к нему.

Темно-синие, почти фиолетовые глаза, белоснежная кожа лица, обрамленного черными стянутыми в пучок на затылке волосами. Он уставился на портниху, словно увидел ее впервые. В глубинах ее глаз поблескивали искорки.

Мгновение спустя он обрел дар речи, но не узнал собственного голоса.

— Где миссис Хардеман?

Взгляд ее упал на пол.

— На первом этаже, мсье, — говорила она практически без акцента. — Встречает гостей.

— Который теперь час?

— Почти девять вечера, мсье.

— Черт! — выругался он. — Почему меня не разбудили?

— Мадам пыталась, — она вновь подняла глаза. — Но вы никак не просыпались.

Он повернулся, чтобы вернуться в свою спальню.

Пальцы его все еще сжимали заколку для воротника. Неожиданно он вновь посмотрел на портниху.

— Не могу застегнуть эту штуковину.

— Позвольте помочь вам, мсье, — она двинулась к нему.

Он сунул заколку в ее руку. Она потянулась к его воротнику.

— Вы очень высокого роста, мсье. Наклонитесь, пожалуйста.

Он наклонился. На мгновение их взгляды встретились, потом она отвела глаза. Ее легкие пальчики быстро вставили заколку в петлю воротника, но затем дело застопорилось.

Она пригляделась, чтобы понять, в чем причина, и рассмеялась.

— Вы не правильно соединили петли рубашки.

Он глянул вниз. Так оно и есть. Одна пола ниже другой.

— Извините, — пробормотал он, начал вынимать запонки.

— Позвольте мне, мсье, — слабый запах ее духов окутал его, пока она вынимала запонки.

Прилив желания поднимался все выше по мере того, как ее руки спускались вниз по рубашке. Он почувствовал, что краснеет. Ибо она видела, что с ним происходит, хотя и никак этого не показывала. Дальше молчать он не мог.

— Как вас зовут?

— Роксана, мсье, — ответила она, не поднимая головы.

Она покончила с третьей снизу петлей и перешла ко второй.

А давление на комбинезон между ног усилилось. Брошенный вниз взгляд подтвердил обоснованность его страхов. Он попытался повернуться боком, чтобы она не видела встающего члена. Напрасные надежды. Когда Роксана добралась до нижней петли, член его едва не рвал комбинезон.

Внезапно она застыла и подняла голову, глаза ее широко раскрылись. Приоткрылся и рот, но она не произнесла ни слова.

Первым вновь заговорил он.

— Сколько?

Она не отвела взгляда.

— Я бы хотела остаться здесь и открыть маленькое ателье. В Париже мне делать нечего.

— Оно у вас будет.

Она чуть кивнула и опустилась перед ним на колени.

Нежные ее пальчики расстегнули пуговицы комбинезона, и член выскочил из него, как разъяренный лев из клетки. Осторожно она оттянула крайнюю плоть, освободив красную головку, затем ухватилась за член обеими руками, словно за бейсбольную биту. В изумлении она не могла оторвать от него глаз.

— C'est formidable. Un vrai canon[14].

Он глухо рассмеялся. Значения слов он не понял, но узнал интонацию. Не впервые улавливал он ее в голосе женщины, видящей его сокровище.

— Вы француженка, не правда ли?

Она кивнула.

— Ну и давайте, по-французски.

Она широко раскрыла рот и обхватила губами головку члена. Он почувствовал остроту ее зубок и в возбуждении схватился руками за шиньон, пригнув ее голову к себе.

Задыхаясь, она начала кашлять. Мгновение спустя он отпустил ее. Она подняла на него глаза, тяжело дыша.

— Снимите платье!

Взгляд ее перешел на его подрагивающий фаллос, но она не пошевелилась.

— Снимите платье! — повторил он. — А не то я разорву его.

Двигалась она как в замедленной съемке, словно зачарованная, не в силах оторвать глаз от огромного члена.

Платье упало на пол, обнажив полные груди с набухшими сосками. Она начала подниматься.

Он сорвал с себя рубашку. Запонки разлетелись по комнате За рубашкой последовал и нательный комбинезон. Голый, он еще более напоминал обезьяну. Плечи, грудь, живот покрывали волосы, из которых торчала громадина полового органа.

Когда она начала снимать чулки, у нее подогнулись колени, и она упала бы, не поддержи он ее. От этого прикосновения ее словно ожгло огнем желания.

Хардеман-старший подхватил ее под мышки, поднял, подержал в воздухе над собой. Торжествующе рассмеялся.

Она же едва не лишилась чувств, глядя на него сверху вниз. А затем он медленно опустил ее на свой член.

Ноги ее обвили его талию. Ей казалось, будто раскаленный добела металлический прут пронзает внутренности, поднимаясь к животу, сердцу, горлу. Она едва могла дышать и прижималась к нему, вся в поту.

Словно пушинку, он понес ее через спальню к кровати жены. Наклонился, одной рукой сбросил покрывало на пол. Постоял, а затем кинул ее на постель.

Она упала, раскинув ноги, и осталась так, не сводя с него глаз.

Он же нагнулся над ней, руки его опустились на ее груди, сжали их, она застонала от боли и страсти, тело ее извивалось, она с нетерпением ждала, когда он вновь овладеет ею.

— Mon Dieu! — воскликнула она, едва головка члена коснулась ее. — Mon Dieu! — и начала получать оргазм за оргазмом. А он раз за разом вбивал в нее этот раскаленный прут с гигантской силой пресса, который она видела днем раньше во время экскурсии по заводу. И наконец, совсем обессилев, она закричала по-французски: «Кончай же! Кончай, а не то я умру!»

Звериный рев вырвался из его горла. Руки еще сильнее сжали ее груди. Она вцепилась в волосы на его плечах. Мгновение спустя он рухнул на нее всем телом, а она почувствовала, как струя спермы устремилась в нее. И в какой уж раз поднялась на вершину блаженства.

— C'est pas possible![15] — прошептала она ему в ухо. Он все еще лежал на ней, но член его уже уменьшился в размерах. Француженка улыбнулась. Да, в конце концов женщина всегда побеждает. А мужская сила приходит и уходит.

Он встал.

— Мне надо одеться, пока кто-нибудь не пришел сюда и не увидел нас.

— Да, — кивнула Роксана. — Я вам помогу.

Но они не знали, что их уже видели. Новобрачная решила удивить всех тем, что именно ей удалось разбудить свекра и вывести его к гостям.

Глава 4

Салли неслышно закрыла за собой дверь. Внезапно ноги отказались ей служить, и чтобы не упасть, она прислонилась спиной к двери, пытаясь совладать с дрожью, сотрясающей ее тело. Она глубоко вздохнула, полезла в сумочку за сигаретой. Закурила, затянулась раз, другой. Ну увидят ее курящей, что из того? Теперь это уже не имело никакого значения, — после того, что она лицезрела.

Значит, все правда. Все истории, которые доводилось ей слышать. Даже ее ближайшая подруга поделилась с ней впечатлениями от званого обеда в особняке Хардеманов. Сидя за столом, она почувствовала под блузкой чью-то руку. Не успела и ойкнуть, как рука эта расстегнула ей бюстгальтер, обхватила сбоку и начала ласкать и поглаживать ее голую грудь.

Она чуть не закричала и возмущенно повернулась к мужчине, сидевшему рядом, прежде чем вспомнила, кто он такой. А Лорен Хардеман даже не смотрел на нее, разговаривая с женщиной, сидевшей слева.

С ней общалась лишь его правая рука, забравшаяся сзади под блузку. Подруга огляделась. Все вроде бы увлеклись разговорами. Даже миссис Хардеман, сидевшая на другой стороне по диагонали от нее, и та о чем-то оживленно беседовала с соседом. И в ужасе она поняла: никто не подаст и виду, что заметил легкое шевеление под ее блузкой, там, где рука Хардемана елозила по ее груди.

— И что ты сделала? — спросила тогда Салли.

— Ничего, — сухо ответила подруга. — Раз никто ничего не видел или притворялся, что не видит, кто, спрашивается, я такая, чтобы поднимать шум? В конце концов он — Лорен Хардеман, — тут она хихикнула. — А потом я поняла, что мне это нравится.

— Не может быть! — ахнула Салли.

— Ну почему же. Его ласки очень возбуждали.

— И что было дальше?

Подруга улыбнулась.

— После обеда я прошла в ванную и застегнула бюстгальтер.

Кроме этой истории было много других. Теперь Салли верила им всем. Она вновь затянулась, но дрожь в ногах не проходила. Оставалось лишь надеяться, что никто не увидит ее в таком состоянии.

Поднявшись наверх, она тихонько постучала в дверь.

— Папа Хардеман.

Ответа не последовало.

Она постучала и позвала снова, затем, полагая, что он все еще спит, толкнула дверь. Та легко распахнулась, и она вошла в спальню.

— Папа Хардеман!

Лишь тут заметила, что постель пуста, а из ванной на пол падает свет.

Салли уже собралась уходить, когда боковым зрением поймала изображение в зеркале большого шкафа у дальней стены. В нем отражалась комната жены Лорена Хардемана, а в ней — две обнаженные фигуры.

Ее свекор держал в воздухе над собой женщину. Потом громко засмеялся и начал опускать ее на свой половой орган. Женщина вскрикнула, затем начала постанывать.

А Лорен Хардеман двинулся через комнату с женщиной, обвившей ногами его талию, и исчез из зеркала. Тут же послышался протестующий скрип пружин кровати, еще один женский вскрик, и Салли пулей вылетела из спальни свекра.

Лишь выкурив полсигареты, она вновь обрела контроль над собственным телом. И сразу же в ней закипела злость. Словно она подверглась насилию. Внизу, между ног, запульсировала сладкая боль. Он же не мужчина, думала она, а животное. Не только внешне, весь заросший волосами, но и по грубости манер, нечувствительный ни к чему человеческому.

Ей стало лучше. Злость помогла прийти в себя. Как же ей повезло, что Лорен ничем не похож на своего отца.

Добрый, заботливый, мягкий. Вот и сегодня, когда они впервые вместе поднялись в спальню, он вел себя как истинный джентльмен.

Она не знала, чего и ждать. Он же нежно поцеловал ее и предложил лечь и отдохнуть перед вечерним балом.

Сам лег рядом, закрыл глаза, и скоро по его ровному дыханию она поняла, что он уже спит. Салли заснула не сразу. Долго смотрела на его спокойное лицо, но затем сон сморил и ее.

Она бросила окурок в высокую урну, стоящую в углу, и уже двинулась к лестнице, когда открылась дверь спальни и из нее появился Лорен Хардеман-старший.

— Салли? — голос ровный, словно ничего и не произошло. — Почему ты не на балу? Все-таки его дают в твою честь.

Она почувствовала, что краснеет.

— Честно говоря, я шла за вами. Гости уже начали гадать, куда это вы запропастились.

Он ответил долгим взглядом, улыбнулся.

— И правильно сделала. Так давай не будем испытывать их терпение? — и он взял ее под руку.

От его прикосновения по телу Салли вновь пробежала дрожь. Ноги подогнулись, не желая слушаться. Он пристально посмотрел на нее.

— Ты вся дрожишь. Тебе нехорошо?

И вновь сладкая, тянущая боль между ног. Она не решалась встретиться с ним взглядом.

— Все нормально, — ей удалось рассмеяться. — В конце концов не каждый день девушка выходит замуж.

Элизабет, подняв голову, увидела, как они спускаются по парадной лестнице. Рыжие волосы Лорена уже начали седеть, но лицо осталось таким же мужественным и юным, как в день их первой встречи. И у нее защемило сердце, когда белокурая головка Салли повернулась к Лорену. Вот так и она всегда смотрела на него. И они все время смеялись, радуясь друг другу.

Но все изменилось, едва они переехали в Детройт. В Вифлееме Лорен слыл весельчаком, для каждого находил шутку и доброе слово. А потом стал строить автомобили, и шутки куда-то исчезли.

Он работал у Пирлесса и Максвелла, затем у Форда, правда, меньше одного дня, и наконец поступил к братьям Додж. Было это в 1901 году, когда родился Лорен-младший. У Доджей он проработал девять лет, пока они окончательно не разругались. Причина ссоры заключалась в том, что Лорен предлагал выпускать машины с улучшенными параметрами и продавать их по чуть более высокой цене, но братьев Додж его идея не вдохновила. Они все еще злились на Форда и пытались конкурировать с ним.

Напрасно Лорен спорил с ними. Модель «Т» превзойти нельзя. В своем классе ей нет равных. Он предсказывал, что эта машина, выйдя на рынок, затмит собой все остальные, и оказался прав. Первые экземпляры модели «Т» сошли с конвейера в 1908 году, а еще через два года Форд продавал чуть ли не пятьдесят процентов всех легковушек, и Лорен ушел от Доджей.

А вот рынок более дорогих, улучшенного качества машин оставался незаполненным, и уже в 1911 году на улицах Детройта появился первый «сандансер». И с тех пор ни одна однотипная с «сандансером» машина не могла сравниться с ним по популярности. Ни «бьюик», ни «леланд», ни «олдсмобил». Все они не годились «сандансеру» в подметки. Вот так, буквально за одну ночь, «Вифлеем моторс» вошла в высшую лигу автомобилестроения, а Лорен перестал смеяться.

Но сегодня он улыбался, как в далеком прошлом. Оркестр заиграл вальс, и Лорен пригласил Салли на танец.

Глаза Элизабет наполнились слезами. Он выглядел таким молодым, сильным, энергичным, словно женился не его сын, а он сам. Лорен-младший подошел к танцующей паре, и с поклоном отец уступил Салли сыну, повернулся и направился к ней.

Поцеловал ее в щеку.

— Превосходный бал, мама.

Она всмотрелась в его лицо.

— Как ты себя чувствуешь?

Он виновато улыбнулся.

— Похоже, легкое похмелье. Контрабандное виски оказалось слишком крепким.

К ним подошел дворецкий. Понизил голос до шепота.

— Все готово, сэр.

Лорен наклонил голову. Посмотрел на жену.

— Как ты думаешь, пора?

Элизабет кивнула. Он взял ее за руку и вывел на середину бального зала. Поднял руки, и музыка смолкла.

— Дамы и господа, — его мощный голос заполнил огромный зал. — Как вы все знаете, сегодня у нас с мамой большой праздник. Не каждый день сын приводит в дом невесту, да еще такую красавицу.

Смех, аплодисменты пронеслись по залу.

— Салли и Лорен, подойдите к нам, чтобы наши гости могли хорошенько вас разглядеть.

Лорен-младший улыбался, Салли покраснела, когда они подходили к родителям. Сын и отец оказались рядом, одинаково высокие, но Лорену-младшему, стройному, как тростинка, недоставало широты плеч и массивности фигуры отца.

— Это Детройт, — гремел Лорен-старший, — и едва ли кто может представить себе лучший подарок молодоженам, чем новый автомобиль. Так принято в Детройте, не правда ли?

Ему ответил одобрительный рев гостей. Лорен улыбнулся и поднял руку, призывая к тишине. Повернулся к сыну.

— А теперь, Лорен, сюрприз для тебя и новобрачной — новый автомобиль, новый от переднего до заднего бампера, от крыши до шин. Твой автомобиль. Мы назовем его «лорен-2», и в следующем году он будет продаваться во всех автосалонах, торгующих продукцией «Вифлеем моторс».

Оркестр заиграл марш, большие стеклянные двери, ведущие на веранду, распахнулись, и в мерном гудении мощного мотора в зал въехал автомобиль. Гости раздались в стороны, и шофер на малой скорости подъехал К Хардеманам, остановив автомобиль перед Лореном-младшим.

Толпа придвинулась, все хотели получше рассмотреть новую модель, ибо для детройтцев не было ничего важнее машин. А автомобиль производил впечатление.

Темно-вишневый «седан», каких еще не видели в этом помешанном на машинах городе.

И тут все заметили, что заднее сиденье забито тысячами золотисто-зеленых листков. Лорен-старший поднял руку, и все внимание сосредоточилось на нем.

— Полагаю, вы сейчас гадаете, а что это лежит на заднем сиденье? — он подошел к машине и распахнул дверцу. Несколько листков соскользнуло на пол. Лорен поднял один и показал толпе.

— Каждый такой листок — акция «Вифлеем моторс компани», а всего их в машине — сто тысяч. И все выписаны на моего сына, Лорена Хардемана-младшего. Эти сто тысяч акций составляют десять процентов активов моей компании, и в финансовом отделе мне сказали, что стоят они от двадцати пяти до тридцати миллионов долларов.

Он повернулся к сыну.

— Лорен, это лишь малый знак той любви и привязанности, которые мама и я испытываем к тебе.

Лорен-младший, побледнев, пытался что-то сказать, но у него перехватило дыхание и ни слова не могло сорваться с губ. Он молча крепко пожал руку отцу, потом поцеловал мать.

И в то же самое мгновение Лорен-старший поцеловал Салли. Испуг мелькнул в ее глазах, ноги вновь подогнулись, и ей пришлось опереться на руку свекра. Затем она повернулась к Элизабет, поцеловала ее.

Гости разразились бурными аплодисментами, сгрудились вокруг, поздравляя новобрачных.

А в дальнем углу репортер «Детройт фри пресс» торопливо заполнял одну страницу блокнота за другой. На следующий день заголовок гласил:

«И КОГДА ГЕНРИ ДАРИЛ ЭДЗЕЛЮ НА СВАДЬБУ МИЛЛИОН ЗОЛОТОМ, ОН ДУМАЛ: ЭТО ЧТО-ТО ДА ЗНАЧИТ».

Глава 5

Звуки музыки едва долетали из бального зала в библиотеку особняка Хардеманов, куда вынесли бар для тех, кто хотел как следует выпить в тишине и покое. В бальном зале подавали лишь шампанское.

Лорен стоял спиной к стойке, с бокалом виски в руке, с раскрасневшимся, потным лицом. Мужчины, расположившись полукругом, внимательно его слушали.

— «Седан» — машина будущего, — вещал Хардеман. — Вы еще вспомните мои слова. Через десять или пятнадцать лет автомобили с открытым верхом, к которым мы привыкли, исчезнут без следа. Людям надоест мерзнуть зимой, мокнуть под дождем весной и осенью, жариться на солнце летом. А со временем в кабинах будут устанавливать кондиционеры, как сейчас начинают ставить обогреватели.

— Исчезнут все ощущения, которыми наслаждаешься, когда едешь в автомобиле, — пробурчал кто-то из мужчин.

— И что? — хмыкнул Хардеман. — Ехать надо с комфортом. Вот что должно стать главным. Чем удобнее машина, тем лучше она должна раскупаться. Подождите, пока «лорен-2» появится на рынке в следующем году.

Тогда вы поймете, о чем я толкую.

— Тысяча семьсот долларов — большие деньги, — с сомнением заметил тот же мужчина.

— Они их заплатят, — уверенно сказал Хардеман. — Американская публика знает, чего она хочет. За качество она всегда готова заплатить чуть больше.

— Ты не собираешься покупать «Братьев Додж»? — спросил другой мужчина.

Хардеман покачал головой.

— Это не для меня. Мне нет нужды конкурировать с «Фордом» или «Шеви». Мои машины другого класса.

— Я слышал, «Джи эм» предложила сто сорок шесть миллионов, — вставил первый мужчина.

— Идиоты, — прокомментировал Лорен Хардеман.

— Ты думаешь, они предложили слишком много?

— Мало, — Лорен хохотнул. — Ничего-то у них не выйдет. Я знаю, что одна фирма с Уолл-стрит предложила большую сумму, — он повернулся к двум мужчинам, стоящим у стойки. — Эй, Уолтер. По-моему, именно ты должен купить «Братьев Додж». Тогда ты будешь выпускать весь спектр легковых автомобилей.

Уолтер Крайслер улыбнулся.

— Я думал об этом. Но, полагаю, еще не готов. Мне бы расхлебаться с «Максвеллом». Может, через несколько лет.

— Если Уолл-стрит куда-то влезает, их оттуда уже не выкуришь. Ты же знаешь, как орудуют эти парни.

Крайслер улыбнулся вновь.

— Я могу подождать, Лорен. На Уолл-стрит, несомненно, знают, как продавать акции и боны, но руководить автостроительной компанией — совсем другое дело. Они это поймут. А к тому времени я уже созрею для покупки «Братьев Додж».

Дворецкий распахнул массивные двери библиотеки, и по шуму они поняли, что бал подошел к концу. Мужчины быстро допили бокалы и отправились к женам. Скоро Лорен остался наедине с барменом. Он наливал себе очередную порцию виски, когда в библиотеку вошли Салли и его сын. Он поднял бокал.

— За жениха и невесту, — и осушил бокал. — Отличный вечер. Отличный.

Лорен-младший рассмеялся.

— Ты абсолютно прав, папа.

— А где мама? — спросил Лорен-старший.

— Поднялась наверх. Она попросила нас найти тебя и сказать об этом. Она очень устала.

Лорен-старший знаком велел бармену наполнить бокал.

— Выпей со мной, — предложил он сыну.

— Спасибо, папа, но не хочется. Пожалуй, мы тоже пойдем. Уж больно длинным выдался денек.

Лорен хохотнул, показывая, что понимает желания сына.

— Не терпится, значит? А я-то думал, что вы уже перепихнулись днем.

Перед мысленном взором Салли возникло обнаженное заросшее волосами тело, увиденное ею в зеркале.

— Папа Хардеман! — негодующе воскликнула она. — Как вы можете так говорить!

Лорен-старший рассмеялся во весь голос.

— Я еще не так стар, чтобы не знать, о чем думает молодежь, — он положил руки ей на плечи, развернул и шлепком послал к дверям. — Иди наверх и готовься к приходу мужа. Я хочу ему кое-что сказать. Не волнуйся, долго я его не задержу.

Салли с недовольным видом покинула библиотеку, а Лорен-старший, проводив ее оценивающим взглядом, повернулся к сыну.

— Тебе досталась роскошная женщина. Надеюсь, ты это понимаешь.

— Понимаю, папа, — кивнул тот.

А Лорен хлопнул сына по плечу.

— Так давай же выпьем.

Тот помялся, потом посмотрел на бармена.

— Налейте мне бренди.

— Бренди! — взревел Лорен-старший. — Что это еще за женский напиток? Пить так пить. Налей ему виски.

Бармен тут же поставил перед Лореном-младшим полный бокал.

— О чем ты хотел поговорить со мной, папа?

— Мама сказала мне, что вы с Салли собираетесь купить дом в Эн-Эрбор.

Лорен-младший кивнул.

— Нам там нравится.

— А что плохого в Грос-Пойнт? — спросил отец. — Я могу купить дом Сандерсов. Пли, если он вам не подойдет, любой другой по вашему выбору.

— Салли и я предпочитаем деревню, папа, — стоял на своем Лорен-младший. — Мы думали о поместье, где можно кататься на лошадях.

— Лошадях! — взорвался его отец. — Какие, черт побери, лошади! Мы же строим автомобили!

— Салли и я любим ездить верхом, — отбивался Лорен-младший. — И мне кажется, в этом нет ничего плохого.

— Разумеется, нет, — согласился старший Хардеман. — Но Эн-Эрбор у черта на куличках. Тебе не с кем будет общаться по уик-эндам. Автостроители там не живут. А как насчет Блумфилд-хиллз? Там хоть есть люди, которых ты знаешь.

— В этом-то все и дело, папа, — сын не сдавался. — Мы хотим быть вдвоем.

Лорен-старший допил виски и тут же получил новую порцию.

— Послушай меня, сынок. С первого января этого года ты — исполнительный вице-президент компании. Еще через пару-тройку лет станешь президентом. Я не хочу работать до гробовой доски и полагаю, что твоя мать и я заслужили право на отдых. Неся на себе такую ответственность, ты должен находиться там, где тебя всегда можно найти, и найти быстро. А ты намереваешься уехать в глушь, где до тебя не доберешься.

— Эн-Эрбор совсем не глушь, — возразил Лорен-младший. — Чуть больше часа езды.

Лорен-старший помолчал. Огляделся.

— Знаешь, сынок, если б не твоя мать, я бы тут жить не стал. Поставил бы административный корпус на территории завода, а верхний этаж занял бы под квартиру.

Лорен-младший улыбнулся.

— И правильно, сверху лучше видно.

Его отец рассмеялся.

— Ладно, сын, делай, как хочешь. Но я не сомневаюсь, что со временем ты вернешься в Грос-Пойнт.

— Возможно, папа. Посмотрим.

Отец похлопал его по плечу.

— Ладно, Лорен, иди наверх. Нехорошо заставлять новобрачную ждать в свадебную ночь.

Лорен-младший двинулся к двери, остановился, повернулся к отцу.

— Папа.

— Да, Лорен.

От улыбки сына у Лорена-старшего защемило сердце: точно так же улыбалась и Элизабет.

— Спасибо тебе, папа. За все.

— Иди, иди, — пробурчал отец. — Новобрачная ждет, — и отвернулся, чтобы сын не увидел, как повлажнели его глаза.

— Спокойной ночи, папа.

— Спокойной ночи, сынок.

Лорен-старший подождал, пока стихнет шум шагов, затем допил виски. Бокал сына так и остался на стойке нетронутым. Лорен мельком глянул на него, потом достал из кармана массивные золотые часы, открыл крышку. С тыльной стороны на него смотрела фотография Элизабет с сыном, сделанная много лет назад. Четыре утра. Лорен вздохнул.

Захлопнул крышку, убрал часы в карман. Прошел из библиотеки в бальный зал. Тихо и пусто. Лишь несколько слуг заняты уборкой. Он вышел на веранду, где застыл «лорен-2», красуясь в лунном свете. Медленно обошел автомобиль. Красавец, с какого бока ни посмотреть.

Лорен-старший открыл дверцу водителя, сел за руль. Расположился поудобнее, положил руки на рулевое колесо. Даже при неработающем двигателе в автомобиле чувствовалась сила и мощь. Интересно, подумал он, относится ли Младший к автомобилям точно так же, как ион?

Но, задавая себе этот вопрос, он уже знал ответ. К сожалению, нет. Для Младшего важен только бизнес, будь то автомобиль или радиоприемник. Может, когда-нибудь и Младший ощутит то же самое, что и он. Младший ведь не построил ни одного автомобиля собственными руками.

В этом, наверное, все и дело.

Лорен наклонился вперед, опустил голову на руки, лежащие на руле, и закрыл глаза. Накатила сонливость.

— Лорен, — прошептал си, — разве ты не понимаешь?

Дело же не в акциях, не в деньгах. Это автомобиль. Его я хотел тебе подарить. Потому-то и назвал его «лорен-2».

Он заснул.

Когда он вышел из ванной в темную спальню, Салли голая лежала под простыней. Он постоял у кровати, глядя на жену сверху вниз, застегивая последние пуговицы пижамы.

— Салли, — прошептал он.

— Да, Лорен.

Он опустился на колени, его лицо оказалось вровень с ее.

— Я люблю тебя, Салли.

Она протянула руки и обняла его за шею.

— И я люблю тебя.

Он нежно поцеловал ее.

— Я буду любить тебя всегда.

Она закрыла глаза, притянула его к себе. Они снова поцеловались.

Он поднял голову.

— Ты, должно быть, очень устала…

Она приложила палец к его губам, затем положила голову к себе на грудь, чтобы он понял, что под простыней лишь ее тело. Он шумно задышал, губы его сомкнулись на соске. Она почувствовала, как закипает в ней страсть.

Видение огромного волосатого тела пронеслось под ее сомкнутыми веками, и она получила оргазм еще до того, как Лорен-младший овладел ею.

В тот момент она осознала, что тело ее принадлежит свекру, и именно он прошел между ней и мужем в первую брачную ночь.

Глава 6

Ей удалось пробиться сквозь стену боли и открыть глаза. Как в тумане она увидела склонившегося над ней доктора, потом медицинскую сестру и Лорена за ее спиной.

Туман постепенно рассеялся. Лорен выглядел уставшим, как после бессонной ночи. Доктор отступил, и Лорен занял его место у кровати. Такой высокий, сильный.

Она попыталась улыбнуться.

— Лорен.

— Да, Элизабет, — мягкий, заботливый голос.

— Не слишком удачным выдался отпуск, не так ли?

— Пустяки, Элизабет. Мы еще успеем отдохнуть.

Когда ты поправишься.

Она не ответила. Ничего-то они больше не успеют. Во всяком случае, она. Но говорить об этом не стала. Он и так все знал.

— Как дети?

— Я разговаривал по телефону с Лореном. Он хотел приехать сюда; но я ему отсоветовал. Салли вот-вот должна родить.

— Хорошо, — прошептала она. — Он должен быть рядом с женой. Особенно теперь, когда они так долго ждали своего первенца.

— Не так уж они и ждали.

— Они женаты уже четыре года. Я начала думать, что никогда не стану бабушкой.

— А что в этом такого? — спросил он. — Я вот не ощущаю себя дедушкой.

Она улыбнулась. Он и не выглядел дедушкой. В пятьдесят один он все еще оставался молодым. Высоким, широкоплечим, энергичным. Жизнь так и кипела в нем.

Она повернула голову к окну. Жаркое флоридское солнце светило с безоблачного синего неба. Легкий ветерок шевелил кроны пальм.

— На улице хорошо? — спросила она.

— Да, — кивнул Лорен. — Чудесный день.

Ее глаза не отрывались от окна.

— Мне тут нравится, Лорен. Я не хочу возвращаться в Детройт.

— Никакой спешки и нет. Сначала тебе нужно поправиться…

Теперь она смотрела ему в глаза.

— Ты знаешь, о чем речь, Лорен. Потом. Я хочу остаться здесь.

Он молчал.

Элизабет сжала ему руку.

— Извини, Лорен.

— Извиняться тебе не за что, — он разом осип.

— Есть за что, — так много хотела она ему сказать, а времени совсем не оставалось. Теперь все стало ясным и понятным. Триумфы, неудачи, смех, боль. Столько они пережили вместе, но могли бы пережить гораздо больше. — Я не стала той женщиной, которая требовалась тебе. Не то чтобы я не хотела. Просто не смогла. Ты это знаешь, не так ли? Я пыталась.

— Ты говоришь, как ребенок, — пробурчал он. — Ты всегда была мне хорошей женой, а другого мне и не требовалось.

— Лорен, я знаю, что была хорошей женой, — в ее улыбке виделся упрек. — Но я-то говорю о другом.

Он молчал.

— Я хочу, чтобы ты знал: я никогда не сердилась на тебя из-за женщин. Понимала, тебе это необходимо, и даже радовалась, что ты можешь получить это на стороне.

Сожалела я лишь о том, что при всем моем желании не могу дать тебе этого сама.

— Ты дала мне больше того, что любая женщина когда-либо давала мужчине, — страстно возразил он. — Ты ни разу не подвела меня. Не то что я. Но я тебя люблю. И любил всегда. Ты веришь мне, Элизабет?

Она заглянула ему в глаза, затем кивнула.

— И я всегда любила тебя, Лорен, — прошептала она. — С того мгновения, как вошла в твою маленькую велосипедную мастерскую в Вифлееме.

Руки их соединились в пожатии, прошлое ожило перед их мысленным взором.

Теплое летнее воскресенье Вифлеема. В субботнюю ночь сталеплавильные заводы притушили домны, и лишь легкий дымок поднимался из труб. Солнце уже стояло довольно высоко, когда Элизабет выкатила из двери велосипед, собираясь на встречу с подругой.

В корзинке, привязанной к рулю, лежала еда, приготовленная для пикника. Она не сказала матери, что кроме нее и подруги на пикник собрались еще двое молодых людей. Мать ее, женщина строгих правил, не разрешала Элизабет встречаться с мужчиной, пока сама не переговорит с ним. Такие беседы обычно приводили к тому, что кавалер бесследно исчезал. И теперь Элизабет приходилось прибегать к различным уловкам. Вот и на этот раз они назначили местом встречи окраину городка, где их не могли увидеть родители.

Подруга уже ждала ее с точно такой же плотно набитой корзинкой. Они тронулись в путь; их широкополые шляпки хлопали на ветру, и наверняка девушки остались бы без головных уборов, если б не завязки под шеей.

Подруги весело щебетали, катя по тихим улочкам, в это время еще совсем безлюдным. Кареты появлялись позже, ближе к началу церковной службы. Вот тогда-то велосипедистам приходилось держать ухо востро, чтобы не угодить под колесо или копыта.

Беда случилась в двух кварталах от дома, когда они свернули с булыжной мостовой на грунтовую дорогу.

Элизабет не заметила глубокой рытвины, угодила в нее передним колесом и перелетела через руль. Рассыпалось и содержимое корзинки.

— Ты не ушиблась? — озабоченно спросила подруга, соскочив с велосипеда.

Элизабет покачала головой.

— Нет, — она поднялась и начала отряхивать пыль с платья, одновременно убеждаясь, что пуговицы на месте и ничего не порвалось. — Помоги мне собрать еду.

Они уже укладывали многочисленные свертки в проволочную корзину, когда Элизабет обратила внимание на переднее колесо. — О, нет! — простонала она.

Колесо полностью потеряло форму.

— Что же нам теперь делать? — обреченно спросила она. — Сегодня воскресенье, и все мастерские закрыты.

Не остается ничего другого, как возвращаться домой. Для меня пикник закончился.

— Я знаю, где мы починим твой велосипед, — успокоила ее подруга, поднимая с земли последние свертки. — Мой кузен сдал в аренду старый сарай во дворе одному молодому человеку, который ремонтирует велосипеды.

Он всегда в этом сарае. Даже по воскресеньям. Работает над каким-то изобретением.

Двадцать минут спустя они уже были у сарая. Подошли к открытой двери. Их встретил мужской голос, поющий какую-то песню. Слова перемежались ударами молотка по металлу. Они постучали в дверь, но их, похоже, не услышали, потому что пение и удары продолжались.

— Эй, — крикнула Элизабет. — Есть тут кто-нибудь?

Пение и удары смолкли.

— Нет, только одна полевая мышка, — донеслось из глубины сарая.

— А может полевая мышка починить велосипед? — поинтересовалась Элизабет.

Последовало долгое молчание, потом к двери подошел молодой парень. Высокий, широкоплечий, голый до пояса, с торсом, заросшим золотистым волосами. Он широко улыбнулся.

— Чем я могу вам помочь, уважаемые дамы?

— Первым делом вы можете надеть рубашку, — ответила Элизабет. — А потом, приведя себя в порядок, можете починить мне велосипед.

Лорен бросил взгляд на велосипед, потом посмотрел на нее. Да так и застыл, не сводя с нее глаз.

Элизабет почувствовала, как зарделось ее лицо.

— Что ж, мы так и будем стоять? — фыркнула она. — Разве вы не видите, что мы собрались на пикник?

Парень кивнул то ли ей, то ли себе, и скрылся в глубине сарая. Мгновение спустя оттуда донеслось пение и удары молотка.

Прождав пять минут в тщетной надежде на новое появление этого рыжего нахала, Элизабет вошла в сарай. У дальней стены увидела пылающий горн. А хозяин сарая бил молотком по куску металла, лежащему на наковальне.

— Молодой человек! — позвала она.

Молоток застыл в воздухе. Мужчина повернулся.

— Да, мадам?

— Вы намерены починить мой велосипед?

— Нет, мадам, — последовал немедленный ответ.

— Но почему?

— Потому что вы не сказали мне, с кем собираетесь на пикник.

— Ну и наглец же вы, — бросила Элизабет. — Да какое вам дело, с кем я еду на пикник?

Он аккуратно положил молоток на верстак и шагнул к ней.

— Я думаю, что мужчина, который женится на вас, имеет полное право знать, с кем вы собрались на пикник.

Она подняла на него глаза и прочла на его лице что-то такое, от чего у нее подогнулись колени. Ей пришлось опереться о косяк, чтобы не упасть.

— Вы? — у нее перехватило дыхание. — Да я даже не знаю вашего имени.

— Лорен Хардеман, мадам, — он улыбнулся. — А как зовут вас?

— Элизабет Фрейзер, — почему-то, произнеся вслух свои имя и фамилию, она сразу успокоилась. — А теперь вы почините мне велосипед?

— Нет, Элизабет, — он покачал головой. — Что же я за мужчина, если буду чинить велосипед моей девушке, чтобы она поехала на пикник с другим?

— Но я не ваша девушка! — запротестовала она.

— Так скоро станете ею, — он взял ее за руку.

— Но… мои родители, — промямлила Элизабет. — Вы не… они не знают вас.

Он не ответил. Лишь стоял и смотрел на нее. Она отвела взгляд.

— Мистер Хардеман, — она смотрела в пол, — вас не затруднит починить мне велосипед?

Он молчал, а она не решалась поднять глаза.

— Извините, что нагрубила вам, когда вы вышли из сарая, мистер Хардеман.

— Лорен, — поправил он ее. — Пора привыкать к моему имени. Я не старомоден и не вижу необходимости в том, чтобы жены обращались к своим мужьям «мистер».

Она подняла голову и улыбнулась.

— Лорен, — произнесла она, словно пробуя имя на вкус.

— Так-то лучше, — он отпустил ее руку. — Подождите здесь, — и направился в глубь сарая.

— Куда вы? — спросила она вслед.

— Умыться и надеть чистую рубашку. В конце концов перед будущими тестем и тещей мужчина должен предстать в лучшем виде.

— Сейчас? — она не могла поверить своим ушам. — Прямо сейчас?

— Конечно, — он обернулся. — Я не из тех, кто тянет со свадьбой.

Но ему пришлось ждать два года, прежде чем они поженились. Произошло это торжественное событие лишь в мае 1900 года, ибо родители Элизабет поставили условие: замуж лишь по исполнении восемнадцати лет. А за это время Лорен построил свой первый автомобиль.

Скорее, не автомобиль, а четырехколесный велосипед, с велосипедными шинами и ободами, с трубчатым каркасом. Ездил он настолько быстро, что Лорену запретили кататься на нем по главным магистралям Вифлеема, чтобы не мешать нормальному движению.

Первая удачная конструкция лишь разожгла его аппетит. Он понимал, что ему еще многому надо научиться, а, знания эти он мог получить лишь в одном месте. В Детройте. Автостроителей там было больше, чем во всех Соединенных Штатах. Генри Форд. Рэнсом Э. Олдс. Билли Дурант. Чарльз Нэш. Уолтер Крайслер. Братья Додж. Генри Леланд. Его герои и боги. И чтобы сидеть у их ног и внимать изрекаемым ими истинам, через неделю после свадьбы Лорен увез свою уже беременную, хотя и не подозревавшую об этом жену в Детройт.

Память прожитых лет согревала его. Он глянул в окно.

— Мы встретились в такой же день. Чудесное воскресенье.

— Да, — прошептала Элизабет. — И я так рада, что это случилось. То было первое из череды наших чудесных воскресений…

— А до последнего еще очень далеко, — он повернулся к жене. — Ты поправишься и… — голос его сломался. — Элизабет!

Для нее чудесные воскресенья кончились.

Глава 7

Лорен-младший сыпал цифрами, словно арифмометр.

— Итоги 1928 года обнадеживают. Легковых маший «сандансер» всех моделей продано четыреста двадцать тысяч, это восемьдесят процентов от полной загрузки производственных мощностей. Большая часть автомобилей — седаны. Шестьдесят процентов покупателей просили оснастить автомобили дополнительным оборудованием. Значительно больше, на двадцать один процент по сравнению с прошлым годом, продано грузовиков. Сорок одна тысяча. Единственная модель, число продаж которой не увеличилось, — «лорен-2». А если бы мы не уменьшили ставку кредита, не удалось бы продать и такого количества. Сейчас же мы остались на уровне тридцати четырех тысяч. Это также единственная модель, на которой мы теряем деньги. К тому времени, как машина доходит до покупателя, мы недосчитываемся четырехсот десяти долларов на каждом экземпляре.

Лорен-старший выбрал из коробки, стоявшей на столе, толстую гаванскую сигару, неторопливо обрезал ее, понюхал. Пахло хорошо. Он чиркнул спичкой, чуть опалил кончик сигары, после чего вставил ее в рот и раскурил. Выдохнул облачко синеватого дыма, вспорхнувшее к потолку.

Двинул коробку к сыну.

— Возьми сигару.

Тот покачал головой.

Лорен-старший вновь глубоко затянулся.

— Есть только две причины, заставляющие мужчину пользоваться духами. Первая — если он хочет, чтобы от него пахло гаванскими сигарами. Вторая — если ему хочется пахнуть, как женщина.

Лорен-младший даже не улыбнулся.

— И продавцы машин недовольны «лореном-2». Их главная жалоба — нет нужды в техническом обслуживании после продажи.

Лорен-старший прищурился.

— То есть они жалуются на то, что автомобиль слишком хорош?

— Я этого не говорил, но, возможно, ты прав. В большинстве моделей масло надо менять через каждую тысячу миль, в «лорене-2» — через четыре тысячи. То же самое с регулировкой тормозов, «лорен-2» — единственная модель с саморегулирующимися тормозами.

— И ты предлагаешь снизить качественные характеристики? — спросил Лорен-старший.

— Я ничего не предлагаю, — ответил Младший. — Я лишь хочу привлечь к этому вопросу твое внимание, потому что надо что-то делать. За прошлый год мы потеряли на «лорене-2» чуть ли не четырнадцать миллионов.

Лорен-старший разглядывал пепельную шапку на кончике сигары.

— Это лучший из построенных мною автомобилей.

Готов поспорить, на сегодняшний день лучше «лорена-2» в Америке машины нет.

— С этим никто и не спорит, — спокойно ответил Младший. — Но мы говорим о деньгах. Люди смотрят на цену, а не на качество. Предложи им большой среднего уровня автомобиль за среднюю цену и за те же деньги автомобиль поменьше, но с отличными характеристиками, в девяти случаях из десяти они остановятся на первом.

Бьюик, Олдс, Крайслер и Хадсон доказывают это каждодневно. И уходят от нас.

Лорен-старший вновь смотрел на сигару.

— Так что ты предлагаешь?

— Спрос на электрические холодильники и плиты постоянно растет. У меня есть возможность купить небольшую компанию, которая разработала очень неплохие модели, но испытывает финансовые трудности. Им нужен капитал для расширения производства, а получить его они не могут. Я полагаю, что, начав выпуск этих изделий на нашем заводе, мы получим значительную прибыль.

— Ничто и никогда не заменит ледник, — твердо заявил Лорен-старший. — Ты когда-нибудь нюхал продукты, полежавшие в электрическом холодильнике?

— Это было давно, — возразил сын. — Времена изменились. «Дженерал электрик», «Нэш», «Дженерал моторс» — все делают холодильники и электроплиты. За ними будущее.

— А как же «лорен-2»?

Сын взглянул на отца.

— Мы должны снять эту модель с производства. Мы проиграли, деваться тут некуда.

Лорен аккуратно положил сигару в пепельницу, поднялся, прошел к окну. Завод жил полной жизнью.

Вдали паровоз тащил платформы, уставленные автомобилями. У пристани с баржи сгружали уголь для сталеплавильного производства. В сборочные цеха то и дело въезжали грузовики, груженные узлами и агрегатами, из цехов же выкатывались собранные автомобили. Тяжелое серое облако дыма висело над заводом. Промышленный пейзаж.

— Нет, — принял он решение, не отворачиваясь от окна. — Мы будем продолжать выпуск «лорена-2». Надо найти способ сделать эту модель прибыльной. Я не могу поверить, что сейчас, когда страна процветает, как никогда раньше, нет спроса на высококачественный автомобиль. Вспомни, что говорил президент: две машины в каждый гараж, две курицы в каждую кастрюлю. А мистер Гувер не бросает слов на ветер. И наша забота заключается в том, чтобы в следующем, 1929 году одна из этих двух машин покупалась у нас.

Лорен-младший помолчал.

— Тогда нам необходимо снизить себестоимость. Сейчас же с ростом продаж растут и наши потери.

Отец повернулся к нему.

— Вот этим нужно заняться незамедлительно. Скажи тому парню из производственного отдела, чтобы зашел ко мне. Мне нравится его подход к делу.

— Ты имеешь в виду Джона Дункана?

— Вот-вот. Я переманил его у Чарли Соренсена.

Пусть он разберется с «лореном-2». И посмотрим, что он нам предложит.

— Баннигэн рассердится.

Баннигэн, главный инженер компании, возглавлял производственный отдел.

— Это плохо, — покачал головой Лорен-старший. — Мы платим ему за работу, а не за эмоции.

— Он может уволиться. Я знаю, что ему предложили перейти к Крайслеру.

— Отлично, — кивнул Лорен-старший. — В этом случае не оставляй ему свободы выбора. Скажи, пусть принимает предложение.

— А если он не захочет?

— Теперь ты президент компании, так что уволь его сам. Меня тошнит от его доводов, почему нельзя сделать то, почему — это. Мне нужен человек, который не будет мне перечить, а наоборот, постарается изыскать возможность решить поставленную задачу.

— Хорошо, — Младший сделал пометку в блокноте. — Что-нибудь еще?

— Да, — ответил Лорея. Тон его изменился. — Как мой внук?

Впервые его сын улыбнулся.

— Растет. Тебе надо взглянуть на него. Два с половиной месяца, а он весит уже одиннадцать фунтов. Мы думаем, он будет таким же большим, как ты.

Улыбнулся и Лорен-старший.

— Вот и славно. Пожалуй, заеду к вам как-нибудь утром.

— Обязательно заезжай. Салли будет рада тебя видеть.

— Как она?

— Нормально. Похудела до прежних размеров, хотя и жалуется на лишний вес.

— Только не останавливайтесь на достигнутом, — Лорен-старший рассмеялся. — И на этот раз порадуйте меня внучкой. Было б хорошо назвать ее в честь твоей матери.

— Даже не знаю. Салли помучилась с вашим первенцем.

— Но сейчас-то все в порядке? — быстро спросил Лорен. — Она ничем не болеет?

— Она в полном здравии, — ответил его сын.

— Тогда не обращай внимания на ее возражения.

Женщины всегда чем-то недовольны. Делай свое дело, и ты скоро убедишься, что жаловаться она не будет.

— Мы посмотрим, — Лорен-младший встал и двинулся к двери, но отец остановил его.

— Та холодильная компания, о которой ты говоришь.

Полагаешь, стоящее дело?

— Да.

— Тогда купи ее.

Сын посмотрел на него.

— А где же мы их разместим? Я-то рассчитывал на сборочный корпус «лорена-2».

— Подойди сюда, — Лорен-старший шагнул к окну, открыл его, и тут же в кабинет ворвался заводской шум.

Лорен высунулся из окна, указал на приземистое здание.

— Вон там, к примеру.

Его сын наклонился вперед, чтобы посмотреть, о чем идет речь.

— Но это же старый склад.

Отец кивнул.

— Это также сто десять тысяч квадратных футов производственных площадей, но собираются там только пыль и ржавчина.

— Но мы храним там запчасти, — напомнил Младший.

— Избавься от них. Какого черта мы создаем региональные склады по всей стране, если храним этот хлам на своем заводе? — он вернулся к столу, взял сигару. С удовольствием понюхал ее. — Развези все по региональным складам и растолкуй им, какое мы делаем для них одолжение. Они будут расплачиваться с нами не через десять дней, как обычно, и не десятого числа каждого месяца, но раз в девяносто дней.

— Это же несправедливо, отец, и ты это знаешь. Они никогда не распродадут и половины этого добра.

Лорен-старший вновь раскурил сигару.

— О какой справедливости может идти речь? Сбрось на них этот мусор, как они, будь у них такая возможность, подбросили бы его тебе. И пора тебе зарубить на носу: такого понятия, как честный продавец машин, не существует. Все они прямые потомки конокрадов и украдут у всякого, кто подставится. У тебя, меня, покупателей, даже у своих матерей. Что-то я не слышу, чтоб они плакали, беря с нас лишних две сотни за каждого «лорена-2» и зная, что мы теряем на каждом экземпляре еще столько же. О нет, они обещают, что переложат эти двести долларов на покупателя. Но мы-то знаем, что они забирают их себе. Так что нечего жалеть их, сынок. Если кому и надо сочувствовать, так это нам.

Лорен-младший ответил не сразу.

— Как-то не могу в это поверить. Не все же они такие плохие.

Его отец рассмеялся.

— Ты встречал хоть одного бедного продавца автомобилей?

Сын не ответил.

— Вот что я тебе скажу, — продолжил Лорен-старший. — Ты берешь лампу и, как Диоген, идешь искать честного продавца автомобилей. Только одного, не больше.

А найдя, приводишь его сюда, и я тут же передаю тебе все свои акции и удаляюсь от дел!

— Что-нибудь еще, мистер Хардеман? — спросила секретарша.

Младший устало покачал головой.

— Думаю, на сегодня все, мисс Фишер.

Он наблюдал, как она собирает бумаги и неслышно идет к двери. Дверь захлопнулась так же беззвучно. Лорен откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Текучка никогда не кончалась. Просто удивительно, как много знал отец о всех нюансах автомобильного бизнеса, вроде бы не прилагая никаких усилий. Ему же приходилось надрываться, чтобы не упустить каждодневных мелочей.

Где уж тут думать о долгосрочной стратегии.

И сейчас очень бы не помешал административный вице-президент, на которого он свалил бы всю текучку. Да отец категорически против.

— Руководить можно только самому, — твердо заявил он, когда Младший попросил разрешения нанять помощника. — Тогда все знают, кто здесь хозяин. Я придерживался этого принципа всю жизнь и не могу на него пожаловаться.

Ссылки Младшего на новые времена и возросший объем работы не помогли. Отец заявил, что назначил его президентом компании не для того, чтобы он манкировал своими обязанностями, и не желает передавать дело всей своей жизни в чужие руки. А в Европу, в первый за долгие годы отпуск, он едет лишь потому, что за старшего остается сын.

Лорен-младший скептически улыбнулся. Отец не раз говорил об отпуске. Но он поверит в его отъезд лишь после того, как пароход отчалит от пристани. Он вытащил часы, открыл.

Без четверти десять. Лорен-младший потянулся к телефону.

Трубку взяла секретарша.

— Вас не затруднит соединить меня с миссис Хардеман?

В трубке раздался длинный гудок, потом голос Салли:

«Слушаю».

— Добрый вечер, дорогая. Извини, но я и понятия не имел, что ужо так поздно. Надеюсь, ты не стала дожидаться меня с обедом?

— Когда ты не позвонил в восемь, — холодно ответила она, — я поняла, что ты задерживаешься.

— Хорошо. Как бэби?

— В полном порядке.

— Знаешь, мне так не хочется ехать домой. Чертовски устал. Тем более что завтра в семь утра у меня важная встреча. Ты не будешь возражать, если я останусь в клубе?

Она чуть замялась.

— Нет. Выспись как следует.

— И ты тоже. Спокойной ночи, дорогая.

В трубке раздались гудки отбоя. Медленно он опустил ее на рычаг. Она разозлилась. Так, наверное; и должно быть. Второй раз на неделе он остается в городе.

Отец был прав. Он допустил ошибку, перебравшись в Эн-Эрбор. В субботу или воскресенье надо переговорить с Салли насчет возвращения в Грос-Пойнт.

Он вновь взялся за телефонную трубку.

— Позвоните в клуб, — попросил он секретаршу. — Скажите, что я приеду, и пусть Самюэль дождется меня.

Перед сном мне потребуется массаж.

Когда он клал трубку, настроение у него улучшилось.

Сначала легкий обед, потом горячая ванна. Голый он ляжет на кровать. Придет Самюэль с растиркой из смеси масел и спирта. И напряжение покинет его, едва крепкие руки начнут массировать плечи. А уснет он еще до ухода массажиста. Крепким сном, без кошмаров и сновидений.

Салли положила трубку и вернулась в гостиную. Лорен-старший поднял голову. Он сидел на диване.

— Что-нибудь случилось?

Она покачала головой.

— Звонил Младший. Он остается на ночь в клубе.

Слишком устал, чтобы ехать домой.

— Ты сказала ему, что я здесь?

— Нет. Да это ничего бы не изменило, — она взяла чистый бокал со столика для коктейлей, поставила его перед Лореном. — Виски с содовой?

— Налей заодно и себе, — предложил Лорен. — Мне кажется, капля спиртного тебе не повредит.

— Не могу, — покачала головой Салли. — Я еще кормлю грудью, — она протянула свекру полный бокал. — А теперь усаживайтесь поудобнее и ждите, пока ваш внук поужинает. Я быстро.

Но Лорен встал.

— Я пойду с тобой.

Она изумленно взглянула на него, но возражать не стала. Вслед за ней Лорен поднялся в детскую. Крошечный ночник горел в дальнем углу комнаты, отбрасывая желтоватый свет на детскую кроватку.

Малыш спал, плотно закрыв глазки. Салли наклонилась, достала его из кроватки. Он сразу же недовольно заорал.

— Он голоден, — пояснила Салли, прошла с младенцем к стулу, села спиной к свету.

Зашуршало платье, крики сменились почмокиванием.

Обернувшись, Салли посмотрела на Лорена. Его глаза горели, лицо напряглось.

— Я ничего не вижу.

Медленно она повернулась на стуле, и теперь слабый свет ночника освещал ее и младенца. Лорен шагнул к ней.

— Мой бог, — прошептал он. — Это прекрасно.

Ее же охватила злость.

— Вам бы это внушить вашему сыну.

Он ничего не сказал. Лишь положил руку на ее обнаженное плечо.

Вздрогнув, она посмотрела ему в глаза, потом повернула голову и поцеловала его руку. Слезы брызнули у нее из глаз, потекли по щекам. Она прижалась лицом к его руке.

— Извините, папа Хардеман, — прошептала Салли.

Свободной рукой Лорен погладил ее по волосам.

— Все нормально, девочка. Я понимаю тебя.

— Правда? Он не такой, как вы. Холодный, замкнувшийся в себе, никого не подпускающий. Я… Мне так трудно…

Он прижал палец к ее губам.

— Я же сказал, что все понимаю.

Она помолчала, потом решилась.

— Я видела вас с женщиной в день нашей свадьбы.

— Я знал об этом. Прочитал по твоим глазам, когда вышел из спальни.

Салли всхлипнула.

— Наверное, я дура, круглая дура.

— Нет, — улыбнулся Лорен. — Ты — нормальная молодая женщина со здоровыми инстинктами, а вот твой муж заслуживает хорошего пинка за то, что пренебрегает домашними обязанностями, — и Лорен направился к двери. — Пожалуй, пинок этот он получит от меня.

— Нет. Вы в это не вмешивайтесь. От вас я хочу только одного.

— Чего же?

Она встала, прошла к кроватке, уложила уже спящего младенца, поправила одеяльце, выпрямилась, шагнула к Лорену, застегивая пуговицы на груди.

— Чтобы вы сделали то, на что не способен ваш сын.

Лицо его напряглось. На виске запульсировала жилка. Внезапно руки его поднялись, сжали ей груди.

— Сучка! — сердито бросил он. — Так тебе не терпится?

— Да, — спокойно ответила она, припала к его груди. — Моя спальня за дверью.

Он поднял ее на руки, открыл дверь, переступил порог, осторожно, чтобы не разбудить младенца, притворил ее за собой. Положил Салли на кровать. Начал раздеваться. Она протянула руку, зажгла маленькую лампочку на ночном столике.

Он уже сбросил костюм, рубашку.

— Чего же ты ждешь? — прохрипел он. — Снимай платье.

Она покачала головой, наблюдая, как падает на пол нательный комбинезон. Голый, Лорен шагнул к ней. Салли глянула ему в лицо.

— Сорви с меня платье. Как с той женщины.

Мгновение спустя платье превратилось в лохмотья.

Он наклонился над ней, широко развел ноги, вогнал в нее член.

Она едва удержалась от крика.

— О боже, боже! — прошептала она, а первый накативший оргазм сменялся вторым, третьим, четвертым…

Наконец-то она стала женщиной, когда-то увиденной ею в зеркале.

Глава 8

Она проснулась за несколько минут до ночного, в два часа после полуночи, кормления. Лорен спал на животе, вытянувшись во всю длину кровати.

Вблизи он не казался таким волосатым, как она себе представляла. Защищаясь от света маленькой лампочки на ночном столике, он положил руку так, чтобы прикрыть глаза, его тело покрывал золотисто-рыжий пушок, сквозь который проглядывала белая кожа.

Осторожно, чтобы не разбудить его, она соскользнула с кровати, и тут вспомнила о своем теле. Каждая клеточка ощущала безмерную, абсолютную удовлетворенность.

— Так вот что это такое, — улыбнулась сама себе Салли, накинула халатик и прошла в детскую, закрыв за собой дверь. Постояла у кроватки, глядя на спящего малыша. Теперь он был для нее не просто младенцем, а мужчиной, который со временем станет большим и сильным и сможет удовлетворить женщину, как только что удовлетворили ее.

У нее заболели груди, она потрогала их, потом достала из термоса теплую бутылочку с детской смесью, вынула ребенка из кроватки, села на стул, дала ему резиновый сосок.

Он взял его в рот и тут же выплюнул. Протестующе завопил.

— Ш-ш-ш, — успокаивала она его, заталкивая соску в маленький ротик. — Надо привыкать.

Он, казалось, понял, потому что жадно засосал. Она наклонилась и поцеловала вспотевшее личико.

— Будущий мужчина, — прошептала она, переполненная любовью к своему первенцу.

Она услышала, как за спиной открылась дверь, а когда оглянулась, Лорен уже возвышался над ними. Голый, громадный, источавший мужской дух.

— Почему ты кормишь его из бутылочки? — спросил он.

— Потому что ты ему ничего не оставил, — честно ответила Салли.

Он промолчал.

— Ничего страшного, — продолжила она. — Я уже перевожу его на искусственное кормление.

Он кивнул и вернулся в ее спальню. Покормив малыша, она перепеленала его, уложила, укрыла одеяльцем.

Когда она пришла в спальню, Лорен сидел на краю кровати и курил. Вопросительно посмотрел на нее.

— Он уже спит, — ответила она на его немой вопрос.

— Роскошная жизнь, — он улыбнулся. — Только ешь да спишь, — он поднялся. — Мне, пожалуй, пора.

— Нет.

Он повернулся к ней.

— Мы и так наделали немало глупостей. И теперь мне надо убраться отсюда и позаботиться о том, чтобы этого больше не повторилось.

— Я хочу, чтобы ты остался.

— Салли, да ты просто сумасшедшая.

— Нет, — твердо ответила она. — Ты думаешь, я могу позволить тебе уйти после того, как ты показал мне, что это такое — быть женщиной? Что значит чувствовать себя любимой?

— Выдранной, как полагается, — поправил он ее. — Это не одно и то же.

— Может, и так, — ответила она. — Но я различий не нахожу. Я тебя люблю.

— Достаточно хорошенько влындить тебе, и ты уже влюблена? — с сарказмом спросил Лорен.

— Разве этого мало? — ответила она вопросом. — Я могла прожить всю жизнь и не узнать, как много мне дано почувствовать.

Он молчал.

— Послушай, — заговорила она быстро, слова налезали одно на другое. — Я знаю, что после этой ночи все будет кончено. Такое больше не повторится. Но утро еще не наступило, и я не хочу терять ни секунды.

Он почувствовал шевеление между ног, по выражению ее глаз понял, что и она этого не упустила. Рассердился: тело предало его.

— Мы не можем оставаться в этой комнате, — схватился он за соломинку. — Слуги…

— Ты останешься в комнате Лорена. Она через дверь.

Он начал собирать одежду.

— А что ты ему скажешь?

— Правду, — она улыбнулась. — Что тебе не хотелось ехать домой в столь поздний час. В конце концов, что в этом такого? Ты же мой свекор, не правда ли? — Салли посмотрела на него. — Одно меня мучает. Как мне обращаться к тебе? «Папа Хардеман» звучит довольно нелепо.

— Попробуй «Лорен», — предложил он и последовал за ней в комнату сына. — И давно у вас отдельные спальни?

— С самого начала, — она взяла у него одежду. — Давай я все развешу, чтобы утром ты мог это надеть.

Он наблюдал, как она вешает костюм.

— Я думал, вы спите вместе.

— Никогда такого не было. Лорен сразу заявил, что спит он плохо и только будет мне мешать. Кроме того, у тебя и мамы Хардеман тоже были отдельные спальни.

— Лишь когда она заболела. А до того мы двадцать лет спали бок о бок.

— Я этого не знала, — за костюмом последовала рубашка.

— Вы слишком молоды для отдельных спален, — он пристально посмотрел на Салли. — Теперь я убедился, что с тобой все в порядке. А вот что с Лореном?

— Не знаю, — их взгляды встретились. — Он другой.

Не похожий на тебя.

— Что значит — другой?

— Ему ничего от меня не надо, — она помялась. — У меня такое ощущение, что он приходил ко мне, лишь когда я просила его. Даже в нашу брачную ночь, когда я так хотела его, что легла в постель голой, он спросил, не слишком ли я устала.

— Он никогда не был крепким парнем. Скорее, изнеженным. Мать слишком уж опекала его. Единственный ребенок, и она знала, что другого не будет.

— Я с радостью подарила бы тебе ребенка.

— Ты это уже сделала. Благодаря тебе у меня есть внук.

Она покачала головой.

— Нет, я бы хотела родить тебе мальчика или девочку. У такого мужчины, как ты, должно быть много детей.

— Теперь-то поздновато думать об этом.

— Неужели, Лорен? — она подошла вплотную. — Так уж и поздновато?

Он смотрел на нее, не отвечая.

— Ты ни разу не поцеловал меня, Лорен.

Он подхватил ее, прижал к себе, его сильные пальцы впились ей в спину, губы их сомкнулись.

Наконец она отвернула голову, прижалась щекой к его плечу. И он едва расслышал ее шепот: «О господи, как же я хочу, чтобы эта ночь никогда не кончилась».

Он все еще прижимал Салли к груди, потому что оба они понимали, что до утра оставалось лишь несколько часов.

— Еще кофе, мистер Хардеман?

Лорен кивнул. Посмотрел на Салли, сидящую напротив, дождался, пока невозмутимый дворецкий выйдет из комнаты.

— Ты ничего не ела.

— Я не голодна. И потом мне еще нужно сбросить десять фунтов, чтобы стать такой, какой была до рождения сына.

Он взял чашку, пригубил крепкий черный кофе. Подумал о том, как она выглядела в шесть утра.

Он проснулся, когда она выскользнула из постели, чтобы покормить сына, но не открывал глаз, притворяясь, будто спит. Она постояла у кровати, он чувствовал на себе ее взгляд, потом отошла, и он чуть приоткрыл глаза.

В сером свете зари он видел синяки, проступившие на ее обнаженном теле, — последствия их ночной страсти.

Бесцельно побродив по комнате, она остановилась перед туалетным столиком, и внезапно их стало две, одна стояла к нему спиной, другая, в зеркале, — лицом. Но смотрела Салли не на себя. Взяла в руки тяжелые карманные часы, мельком глянула на них, положила на место. Подняла со столика золотые запонки, сделанные в виде первого построенного им «сандансера». Их она рассматривала долго, потом положила и повернулась к кровати. Он плотно смежил веки, вновь услышал ее шаги по комнате, потом закрылась дверь, и вскоре из ванной донесся звук бегущей воды. Лорен перевернулся на спину и открыл глаза.

Он лежал в кровати своего сына, в его комнате, а подушка еще сохранила запах волос его жены. Он огляделся. Обстановка отражала любовь Младшего к старинной мебели. Туалетный столик с зеркалом, стулья, стол в нише у окна. Все принадлежало его сыну.

Печаль охватила Лорена. Элизабет не раз говорила ему, что в отношении сына он ведет себя не правильно, пытаясь воспитывать Младшего по своему образу и подобию, не допуская никаких различий, не учитывая особенностей характера.

Лорен устало закрыл глаза. И тут неудача. Или предательство? А может, хуже, захват того последнего, что осталось у сына? Он заснул.

Вновь он открыл глаза уже в девятом часу. Салли стояла у кровати, в простеньком платье, без косметики, с ясными глазами, волосы она забрала в аккуратный пучок на затылке.

— Младший звонит из конторы, — лаконично сообщила она.

Лорен перекинул ноги через край кровати.

— Который час?

— Без двадцати девять.

— Как он узнал, что я здесь?

— Когда ты не пришел на совещание, они позвонили тебе домой. Кто-то из слуг сказал, что ты вроде бы собирался сюда. Тебя поискали в других местах, а потом все-таки позвонили мне.

— И что ты ему сказала?

— Что ты приехал очень поздно и я предложила тебе остаться, вместо того чтобы ночью возвращаться домой.

— Годится, — он встал, и тут же острая боль пронзила виски. — Принеси мне, пожалуйста, аспирин, — он прошел к столику и взял телефонную трубку.

— Папа? — сроду у Младшего не было такого тонкого голоса. — Извини, я не знал, что ты заедешь, а не то приехал бы сам.

— Все нормально, — ответил Лорен. — Я и не думал ехать, а в последнюю минуту сел в автомобиль и добрался сюда довольно-таки поздно.

Салли принесла две таблетки аспирина и стакан воды. Он положил их в рот, проглотил, запил водой.

— Дункан закончил программу модернизации сборочного конвейера для «лорена-2». Мы хотим, чтобы ты одобрил ее.

— Как она тебе?

— По-моему, все нормально. Мы сможем сэкономить по двести десять долларов на каждом экземпляре.

— Так подпиши ее сам, — резко бросил Лорен.

— Ты даже не посмотришь ее? — изумился его сын.

— Нет. Тебе пора брать ответственность на себя. Ты президент компании, тебе и принимать решения.

— Но… а что собираешься делать ты? — Лорен-младший, похоже, никак не мог прийти в себя.

— Уеду в отпуск, как и намечал, — услышал Лорен-старший собственный голос. — Проведу год в Европе.

Завтра меня уже не будет в Детройте.

— Я думал, ты уедешь в следующем месяце.

Лорен глянул на Салли.

— У меня изменились планы.

Их взгляды встретились, затем она молча вышла из спальни Младшего. Лорен-старший продолжил:

— Я заскочу домой и переоденусь. Днем загляну к тебе, — он положил трубку и тяжело опустился на стул, ожидая, пока аспирин снимет головную боль, мучившую его по утрам».

Когда он поставил чашку на стол, Салли смотрела на него.

— Ты убегаешь? — ровным голосом спросила она.

— Да.

— Ты думаешь, это что-нибудь изменит?

— Может, и нет. Но пять тысяч миль помогут нам избежать многих неприятностей.

Она промолчала.

— Я не сожалею о том, что произошло, — добавил Лорен. — К тому же мы никому не причинили боли. В этом нам повезло. Но я знаю себя. Если я останусь, то не смогу держаться от тебя подальше. И это приведет к тому, что мы уничтожим тех, кому не хотели бы навредить.

Салли словно застыла на стуле.

— Я тебя люблю.

Он долго молчал.

— Я, судя по всему, тоже люблю тебя, — в голосе его слышалась боль, — но это ничего не меняет. Слишком поздно. Для нас обоих.

Глава 9

— Тварь! Шлюха! — Младший сорвался на визг. — Говори, кто он?

Салли изумленно взирала на столь резкую перемену в муже. Казалось, в него вселилась женская душа. Впервые она заметила в нем скрытые черты женственности. И страх ее испарился, как дым.

— Ты разбудишь ребенка.

Он влепил ей пощечину открытой ладонью, и она перевернулась вместе со стулом, на котором сидела. Боль на мгновение ослепила ее, а когда красный туман в глазах рассеялся, она увидела стоящего над ней Лорена-младшего, готового ударить снова.

— Говори, кто?

Застыв на мгновение, она оттолкнула стул ногами, медленно поднялась, отпечаток его ладони белел на ее покрасневшей щеке. Она попятилась, пока не уперлась спиной в туалетный столик. Он последовал за ней, угрожающе подняв руку.

Не отрывая глаз от его лица, Салли убрала руки за спину. Рука Лорена пошла вниз, но Салли оказалась шустрее. Он почувствовал резкий укол в грудь.

— Не смей! — вымолвила Салли.

Рука Лорена застыла в воздухе, он опустил глаза.

Салли сжимала в кулаке длинную пилку для ногтей. Их взгляды встретились.

— Если ты еще раз прикоснешься ко мне, я тебя убью, — предупредила Салли.

И Лорен-младший сразу сломался, сник, рука бессильно упала, на глазах выступили слезы.

— Сядь, а потом мы поговорим.

Он вернулся к креслу, в котором сидел, рухнул в него, закрыл лицо руками и зарыдал.

Злость, охватившая ее, иссякла. Осталась только жалость. Она положила пилку для ногтей на туалетный столик и подошла к нему.

— Я уеду. Ты можешь получить развод.

Он посмотрел на нее сквозь растопыренные пальцы.

— Тебе-то легко, — между всхлипываниями выговорил он. — А каково будет мне? Все узнают, что произошло, и будут смеяться за моей спиной.

— Никто не узнает, — возразила Салли. — Я уеду туда, где и не слышали о Детройте.

— Меня сейчас вырвет! — он вскочил и бросился в ванную.

Через открытую дверь она услышала, как его выворачивает над унитазом. Последовала за ним. Он стоял согнувшись, тело его дрожало, казалось, он вот-вот упадет.

Салли приблизилась, поддержала его голову ладонью.

Он привалился к ней, дрожь постепенно стихла. Свободной рукой Салли включила холодную воду, смочила полотенце, приложила к его лбу. Лорен начал распрямляться. Мокрым полотенцем она стерла остатки блевотины с его губ и подбородка.

— Как я тут напакостил, — сказал он. Блевотина попала и на тыльную сторону крышки, и на края унитаза.

— Ничего страшного, я все уберу. Иди в комнату и ляг.

Когда через несколько минут она вышла из ванной, в ее спальне никого не было. По открытой двери она догадалась, что он у себя.

Лорен-младший лежал на покрывале, прикрыв рукой глаза.

Она шагнула к нему.

— С тобой все в порядке?

Не получив ответа, повернулась, чтобы уйти.

— Не уходи, — прошептал он. — У меня такая слабость. Перед глазами все кружится.

Салли вернулась к кровати, посмотрела на него.

Бледное, потное лицо.

— Тебе нужно чем-то наполнить желудок. Я попрошу принести чай с молоком.

Она дернула за кисть сигнального Шнура. Минуту спустя в дверях возник дворецкий.

— Принесите чай с молоком для мистера Хардемана.

— Да, миссис.

Когда за ним закрылась дверь, она повернулась к мужу.

— Давай я помогу тебе раздеться. Ты сразу почувствуешь себя лучше.

Как ребенок, он позволил ей раздеть себя и помочь натянуть пижаму. Постоял, пока она разбирала постель.

Улегся и укрылся до подбородка.

Дворецкий принес чай и молоко, поставил поднос в ногах Лорена. Тот сел. Салли налила ему полчашки чая, добавила столько же молока.

— Выпей. Тебе полегчает.

Пил он маленькими глотками, на щеках затеплился румянец. Когда чашка опустела, она вновь наполнила ее.

— Ты не будешь возражать, если я закурю?

Он покачал головой. Салли сходила в свою спальню, вернулась с сигаретой.

— Тебе лучше?

Он кивнул.

Салли глубоко затянулась, едкий дым неприятно щекотал ноздри.

— Извини, я не хотела причинять тебе боль.

Он не ответил.

— Честно говоря, я намеревалась просто уехать и оставить тебе записку. Я не хотела, чтобы ты об этом узнал.

И доктор обещал никому ничего не говорить.

— Ты забыла предупредить его, что и мне тоже ничего говорить не следует. Я никак не мог взять в толк, о чем идет речь, когда, встретившись со мной в клубе, он стал поздравлять меня.

— Так или иначе, я завтра уезжаю. Разводом займешься сам. Я подпишу любые бумаги. Мне ничего не нужно.

— Нет!

Салли изумленно уставилась на него.

— Никуда ты не поедешь.

— Но…

— Ты останешься и родишь ребенка. Как будто ничего и не случилось.

Салли предпочла промолчать.

— Скандал может повредить компании. Мы сейчас пытаемся получить в банке пятьдесят миллионов для подготовки производства модели 1930 года. Ты думаешь, кто-нибудь ссудит нам такие деньги, если эта история выплывет наружу? Все банки отвернутся от нас, будь уверена. А отец убьет меня, если своими действиями я лишу компанию столь важного займа.

Потом они долго сидели в тишине. Салли докурила одну сигарету, взяла вторую.

— Почему ты ничего не делала? — наконец спросил он. — Почему так долго тянула?

— Когда я узнала, что беременна, было уже поздно.

Ни один доктор не взялся бы за это. После рождения ребенка у меня сбился цикл.

— Ты не собираешься сказать мне, кто отец?

Она покачала головой.

— Нет.

— И не надо, — он усмехнулся. — Я и так знаю.

Салли молчала.

— Это он.

Лорен не назвал отца по имени, но Салли и так все поняла.

— Ты сошел с ума? — ей оставалось лишь надеяться, что голос ее не дрожит, как рука, державшая сигарету.

— Я не так глуп, как ты думаешь, — внезапно на его лице отразилось женское коварство. — Он провел здесь ночь и на следующее утро решил уехать в Европу, на месяц раньше, чем намечал.

Салли выдавила из себя смешок.

— Это ничего не значит.

— А что ты скажешь насчет этого! — он выбрался из постели, подошел к комоду, где лежали его носки и белье, выдвинул нижний ящик, что-то достал и направился к ней. Разжал руку, и на пол упала простыня.

— Узнаешь?

Она покачала головой.

— А могла бы. В ту ночь этой простыней была застелена моя кровать. В ночь, которую он провел здесь. Ты знаешь, что это за желтоватые пятна?

Салли молчала.

— Такие пятна оставляет сперма. Это знает любой подросток. И он, я думаю, не из тех, у кого бывают поллюции.

— Все равно это ничего не доказывает, — выдохнула Салли.

— А вот это?

И он швырнул ей на колени то, что держал в другой руке. Бюстгальтер для кормящих, который она носила в ту ночь. Разорванный на части. Она даже не вспомнила о нем.

— Где ты его взял?

— В ящике для грязного белья в моей спальне. Я бросил туда рубашку с запонками, и когда полез за ними, наткнулся на скомканную простыню, из которой вывалился бюстгальтер.

Салли вновь промолчала.

— Он изнасиловал тебя, не так ли? — фраза эта прозвучала скорее как утверждение, чем как вопрос.

Она не ответила.

— Мерзкий, психически больной старик! — он выругался. — Не понимаю, как моя мать могла терпеть его все эти годы. Его давно следовало отправить в закрытую клинику. Такое он проделывает не в первый раз. Он сорвал с тебя одежду, не так ли?

Она посмотрела на бюстгальтер, что держала в руке.

— Да, — едва слышно слетело с ее губ.

— Так почему ты ничего не сделала? Почему не закричала?

Она глубоко вздохнула, подняла голову. На этот раз голос ее звучал спокойно и уверенно.

— Потому что хотела, чтобы он это сделал.

Плечи его разом поникли, он как-то ссохся, словно постарел лет на двадцать. Лицо посерело, он плюхнулся на кровать.

— Он ненавидел меня, — Младший говорил словно сам с собой. — Всегда ненавидел. С самого моего рождения. Потому что я прошел между ним и мамой. Даже когда я был ребенком, он все отбирал у меня. Однажды у меня была кукла. Он взял ее, дав взамен игрушечный автомобиль. А когда я не стал им играть, забрал и его.

Он вытянулся на кровати, уткнулся лицом в подушку и вновь заплакал. У Салли разболелась голова. Она тяжело поднялась и направилась к двери.

— Салли!

Она повернулась, посмотрела на него. Он уже сидел, слезы текли по щекам.

— Ты не позволишь ему забрать у меня и тебя?

Она не ответила.

— Мы забудем о том, что произошло. Я никогда ничем тебя не попрекну.

Он сполз с кровати, упал на колени, обхватил руками ее ноги, уткнулся головой в бедра.

— Пожалуйста, Салли, — молил он, — не оставляй меня. Я этого не переживу.

Она положила руку ему на голову. На мгновение ей показалось, что и он ее ребенок. А может, так и следовало с ним обращаться.

— Иди в постель. Младший. Я не покину тебя, — она повернулась, переступила порог и закрыла за собой дверь.

А потом пришел день, названный Черной Пятницей в экономической истории мира, когда нью-йоркская биржа рухнула с небес, ввергнув нацию и весь мир в глубочайшую, невиданную ранее депрессию.

Четыре месяца спустя, в середине января 1930 года, в дверь отеля «Георг V» в Париже, где остановился Лорен, позвонили.

— Роксана, — крикнул он из ванной. — Посмотри, кто там.

Пару минут спустя она появилась на пороге.

— Тебе телеграмма из Америки.

— Распечатай и прочти ее. У меня мокрые руки.

Она разорвала светло-синий конверт. Прочла бесстрастным голосом, с некоторым усилием разбирая английские слова:

«Лорену Хардеману отель „Георг V“

Париж, Франция.

Распорядился остановить производство «лорена-2» по требованию банка для снижения потерь и вследствие значительного уменьшения числа продаж точка принимаются и другие меры экономического характера точка о принятых решениях буду сообщать дополнительно точка также извещаю, что моя жена родила девочку Энн Элизабет вчера утром в восемь часов точка Лорен Хардеман II».

Глава 10

Анджело смотрел в иллюминатор самолета. Заходя на посадку, лайнер делал широкий круг над фордовским заводом Ривер-Руж. Гигантский индустриальный комплекс расползся внизу, как многоголовая гидра, смрадное дыхание облаками поднималось к небесам, отходы сливались в и без того грязные воды реки Детройт. Громадные автостоянки между корпусами заполняло многоцветье крохотных автомобильчиков. Табло «Не курить» зажглось в тот самый момент, когда послеполуденное солнце осветило стеклянный фасад длинного Главного административного корпуса компании.

Анджело затушил окурок и начал собирать бумаги, разложенные на столике. Покончив с этим, убрал столик, а брифкейс поставил между ног.

Идущая по проходу стюардесса остановилась рядом.

— Вы пристегнули ремень?

Он кивнул и поднял руки, чтобы она убедилась, что ее не обманывают. Стюардесса улыбнулась и шагнула к следующему ряду. Анджело посмотрел на часы. Половина пятого. Точно по расписанию. Он вновь повернулся к окну.

Ривер-Руж остался позади. Впервые он начал проникаться глубоким уважением к людям, создавшим это техническое чудо. Теперь-то он понимал, через что им пришлось пройти. Реконструкция завода на Западном побережье продолжалась уже год, а одна проблема нагромождалась на другую, и иногда ему казалось, что он просто сойдет с ума. А тот завод был раз в десять меньше Ривер-Руж.

Но и там нашлись люди, которые взяли на себя основную нагрузку. Джон Дункан с его знаниями, опытом, мудрыми советами и Тони Руарк с неиссякаемыми энтузиазмом и энергией. Тони уже полностью освоился в автомобильном бизнесе, а его знание новейших технологий, используемых в аэрокосмической технике, помогло им преодолеть первые и, возможно, самые значительные преграды.

Переезд конструкторов и дизайнеров из Детройта прошел успешно, и уже шесть месяцев они работали на новом месте. На сталеплавильном заводе, купленном в Фонтане, полным ходом шла перестройка производства под нужды автостроителей. Листопрокатный стан строился прямо на заводе, и его обещали ввести в строй к лету следующего года. К августу ожидался пуск литейного производства, так что в сентябре 1971 года с конвейера мог сойти первый автомобиль. Разумеется, перед этим предстояло решить еще тысячу и одну проблему, но главная заковыка состояла в другом — какой автомобиль они собирались выпускать. И вот тут они никак не могли прийти к согласию.

Возможно, причиной тому было общее состояние автостроения. Шторм бушевал уже несколько лет, и все автостроительные фирмы лихорадочно искали тихой гавани, но тщетно. Местные и федеральные власти под давлением общественности вводили все новые ограничения, оказывающие негативное влияние на характеристики автомобилей. Забота об охране окружающей среды приводила к появлению все более строгих стандартов. За пять лет автостроителям предстояло значительно уменьшить расход топлива на сто миль пробега. Правила безопасности требовали обеспечивать защиту водителя и пассажира, даже если они являлись виновниками того или иного нарушения. Происходила коренная ломка политики, к которой за долгие десятилетия привыкли автостроители. Теперь уже не они принимали решения, касающиеся безопасности водителей и пешеходов или защиты окружающей среды. И никто не желал слушать их криков об экономической катастрофе и расходах, которые придется перекладывать на покупателя. Новые стандарты вступили в действие, и модели, их нарушающие, не допускались на дороги.

Автостроителей поджидала и еще одна неприятность.

Стали меняться вкусы американского покупателя. Казалось, лишь недавно «жучок» — «фольксваген» был любимой темой карикатуристов и сатириков. Но с той поры прошло двадцать лет, и Детройт неожиданно для себя обнаружил, что в 1969 году по числу проданных экземпляров «жучок» занял прочное четвертое место, а в 1970-м, судя по всему, вытеснял с третьего «плимут» «Крайслер моторс». В довершение их бед в 1967 году началось вторжение с другой стороны океана. Япония проникла в Соединенные Штаты и за четыре года отхватила немалый кусок американского рынка. «Датсун», «тойота» и другие теперь постоянно мелькали на дорогах. А наступление их развивалось, не сбавляя темпа. Забеспокоились не только детройтские фирмы, но и «Фольксваген», увидевший в японцах немалую угрозу собственному процветанию на американском рынке. Чувствуя, что их вот-вот обойдут, немцы также начали готовить замену знаменитому «жучку». Но новая модель еще не покинула конструкторских кульманов.

Американские фирмы разработали собственные варианты малолитражек: «вегу», «пинто», «гремлин».

Лишь «Крайслер» продолжал цепляться за большие автомобили, но и они ввозили в Штаты модели, изготавливаемые за рубежом: «додж кольт» и «плимут крикет». Но все понимали, что это не выход.

Едва первые американские малолитражки поступили в продажу, стало ясно, что они отнимают покупателей у своих же более крупных моделей, а число продаваемых импортных машин как росло, так и растет.

Стечение всех этих факторов плюс новые государственные законы поставили автостроителей на уши. И пока они не могли найти выхода из создавшегося критического положения.

Собственно, выход был один — создание нового автомобиля на качественно новых технических принципах, учитывающих требования и государства, и покупателя.

Пойти на это Детройт пока не мог. Ибо это означало, что со старой игрой надо кончать и пора начинать новую. Но на прежнем стадионе оставалось еще много болельщиков.

Колеса самолета коснулись земли, оторвав Анджело от его размышлений. Он спокойно сидел, пока самолет буксировали к переходному коридору. Они должны стать первыми. Ничего другого не оставалось. И на завтрашнем заседании совета директоров надо принимать такое решение. «Сандансер» — автомобиль вчерашнего дня. Он должен уйти. Если они хотят построить действительно новый автомобиль, надо забыть о том, что делалось раньше. Любая модернизация «сандансера» прямиком вела в тупик.

Самолет замер, и Анджело встал, подхватив брифкейс. Заседание будет завтра, а сегодня должно состояться другое событие, не менее важное для Детройта.

Событие, о котором неоднократно писали все местные газеты, подготовка которого велась не менее тщательно, чем подготовка инаугурации президента Соединенных Штатов.

Выход в свет Элизабет Хардеман. Ей исполнялось восемнадцать лет, и она готовилась занять подобающее ей место под солнцем.

— Ты прекрасно выглядишь, дедушка, — улыбнулась Энн.

Номер Один рассмеялся.

— Я хорошо себя чувствую, Энн. Лучше, чем раньше.

— Я рада, — она подошла к инвалидному креслу, поцеловала деда в щеку. — Ты это знаешь, не так ли?

Слабый запах ее духов достиг его ноздрей. Он похлопал внучку по руке.

— Знаю. Как ты? Счастлива?

Она кивнула.

— Счастлива, насколько это возможно. Я давно забыла детские грезы о том, каким должно быть счастье. Теперь я просто всем довольна. Игорь очень добр ко мне.

Предугадывает все мои желания. Большего, пожалуй, и не требуется.

Номер Один кивнул. Быть богатой невестой не так-то легко. Тут можно попасть в передрягу. Но Энн повезло с мужем. И все-таки он никак не мог привыкнуть к тому, что его внучке уже почти сорок. Для него она оставалась ребенком.

— Где Игорь? Я еще не видел его.

— В библиотеке, с Лореном. Ты же его знаешь. Любит поговорить о делах, как мужчина с мужчиной. Тем более если компанию им составит бутылка хорошего виски.

Номер Один хохотнул.

— А как идут дела в Европе?

— Игоря очень интересует то, что у вас делается, — ответила Энн.

Когда они поженились, Игорь возглавил французское отделение «Вифлеем моторс» и, к всеобщему удивлению, добился немалых успехов.

— Ты же знаешь, как он любит машины. И ему неприятно, когда число проданных экземпляров уменьшается, даже если с остальным все идет неплохо. В самолете он весь сгорал от нетерпения. Прямо-таки рвался встретиться с Лореном и поговорить о новом автомобиле.

— Я приглашу его на завтрашнее заседание совета директоров, — пообещал Номер Один. — Думаю, ему это понравится.

— Ты шутишь? — рассмеялась Энн. — Он будет в восторге. Он только и мечтает об этом. Оказаться там, где принимаются решения. Да он словно побывает в раю.

— Так и сделаем.

— Сколько сейчас времени? — спросила Энн.

Номер Один посмотрел на наручные часы.

— Половина восьмого.

— Мне пора начинать одеваться.

— Почему такая спешка? Гости соберутся к десяти.

Энн улыбнулась.

— Я не так молода, как раньше, и теперь мне требуется чуть больше времени, чтобы выглядеть принцессой.

— Для меня ты всегда прекрасна, как принцесса.

— Ты помнишь, дедушка? Именно так ты и звал меня в детстве. Принцесса. А папа всегда сердился. Говорил, что это не по-американски.

— Иной раз у твоего отца возникали довольно-таки странные идеи.

— Да, — она задумалась. — У меня всегда было такое ощущение, что он не любит ни тебя, ни меня. И я никак не могла понять, почему.

— Так ли это важно?

— Теперь уже нет, — она посмотрела на деда, улыбнулась. — Знаешь, я рада, что приехала домой. Что ты даешь бал в особняке Хардеманов. Мне рассказывали, какие здесь закатывали пиры.

— Да, некоторые запоминались надолго.

— И когда прошел последний, дедушка?

Он задумался, прикрыл глаза. Время словно сжалось, на мгновение он прыгнул в прошлое.

— Сорок лет назад. Мы праздновали свадьбу твоих родителей.

Глава 11

По существу, приемов было два. Первый, в соответствии с этикетом, в бальном зале, где играл один из оркестров общества Мейера Дэвиса. По мнению друзей Элизабет, там звучала музыка для среднего поколения.

Второй проходил в игровом зале, находившемся в том же здании, что и бассейн. По случаю торжества зал превратили в дискотеку, и две рок-группы, сменяя друг друга, оглушали слушателей мощью усилителей.

И там, и там толпился народ. Такого Детройт не видел уже много лет. В этот теплый сентябрьский вечер немало людей гуляло и в саду Хардемана. Многим хотелось посмотреть и на молодежь, и на стариков, так что они курсировали между бальным залом и дискотекой.

Анджело прибыл около полуночи. Машину ему пришлось оставить далеко от особняка, ибо все подъезды к нему заняли те, кто приехал раньше. У парадной лестницы его никто не встретил. Лорен набрался еще до начала приема, Элизабет давно упорхнула на дискотеку. Только Алисия осталась в бальном зале.

У высоких деревянных дверей Анджело в третий раз попросили предъявить приглашение. Ранее его пришлось показывать у ворот в стене, окружавшей особняк, и в дверях дома. Теперь его попросил дворецкий.

Благообразный седовласый мужчина повернулся лицом к залу.

— Мистер Анджело Перино.

Но в общем шуме его едва ли кто услышал.

Анджело заметил Алисию и поспешил к ней. Поцеловал в щечку.

— Ты прекрасно выглядишь.

— Выгляжу я ужасно, и ты это знаешь.

В целом она была недалека от истины.

Анджело оглядел бальный зал.

— Прием что надо.

— Да, но лучше бы мы его не давали. Все это впустую.

Но Лорен настоял.

— По-моему, всем нравится.

— Надеюсь, ему тоже, — фыркнула Алисия.

— А где дебютантка? — осведомился Анджело. — Я, наверное, должен ее поздравить. Честно говоря, понятия не имею, что полагается делать в подобных случаях.

Впервые за вечер Алисия рассмеялась.

— Анджело, ты прелесть. Должно быть, ты единственный порядочный человек, оставшийся в Детройте, — она посмотрела по сторонам. — Что-то я ее не вижу. Наверное, убежала в игровой зал к своим друзьям.

— Я ее найду.

— Пойдем, — она взяла его под руку. — Я подыщу тебе молодую симпатичную даму, чтобы ты потанцевал с ней.

— А почему не с тобой?

— Со мной? — она удивилась. Замялась. — Даже не знаю. Кто-то же должен встречать гостей.

— Ради чего?

Она уставилась на него, потом кивнула.

— Пожалуй, ты абсолютно прав. С какой стати я должна здесь болтаться?

Он вывел ее на танцевальную площадку. Поначалу она нервничала, но Анджело прижал ее ближе.

— Расслабься. Ты имеешь полное право поразвлечься на собственном балу.

Алисия рассмеялась, и они поплыли в такт музыке.

Голова ее легла на плечо партнера.

— Спасибо тебе, Анджело.

— За что?

— Ты убедил меня, что я действительно здесь хозяйка. Весь вечер меня преследовало странное чувство, что я тут посторонняя.

— Не понимаю.

— Ты же знаешь, что происходит. Все знают. Ни для кого не секрет, что эта женщина живет в квартире Лорена на крыше административного корпуса, а я послезавтра уезжаю в Рено. Люди смотрят сквозь меня. «Королева умерла, да здравствует королева» — таким вот взглядом. Они никак не могут решить, как же теперь ко мне относиться.

— У тебя разыгралось воображение. Ты выросла здесь. Пришедшие сюда — твои друзья. И им нет разницы, замужем ты за Лореном или нет.

Ее глаза наполнились грустью.

— Одно время я тоже так думала. Теперь полной уверенности у меня нет.

Танец кончился, они остановились. И тут же позади них раздался женский голос: «Алисия, дорогая, где ты прятала такого великолепного мужчину?»

Они обернулись, и Анджело увидел одетых с иголочки мужчину и женщину. Лицо последней показалось ему знакомым.

Алисия улыбнулась.

— Анджело Перино, сестра моего мужа и ее супруг, князь и княгиня Алехины.

Княгиня протянула руку. Анджело взял ее.

— Пожать или поцеловать? — с улыбкой поинтересовался он.

— Можете сделать и то, и другое, — рассмеялась она. — И зовут меня Энн. Вы учились в школе с моим братом, но мы так ни разу и не встретились.

— Мне ужасно не повезло, — он поцеловал ей руку и повернулся к князю. Они обменялись рукопожатием.

Князь был выше Анджело, с густыми черными тронутыми сединой волосами. Черные глаза блестели на волевом загорелом лице.

— Для вас я — Игорь, — густой, дружелюбный баритон. — Я давно мечтал встретиться с вами. Нам о стольком надо поговорить. Я хочу, чтобы вы рассказали мне о новом автомобиле.

— С этим можно и подождать, — вмешалась Энн. — Делами займетесь завтра.

Вновь заиграла музыка.

— Игорь, ты танцуешь с Алисией, — скомандовала Энн и взяла Анджело под руку. — Я хочу поближе познакомиться с новым человеком в Детройте.

— Вы слишком много времени уделяете журналам, — улыбнулся Анджело.

— Разумеется, — кивнула Энн. — А чем еще американцы могут занять свое время в Европе? Они читают журналы, тем самым поддерживая связь с Америкой.

— Они могут вернуться домой.

— Какой вы, однако, ловкий, — улыбнулась Энн. — Так быстро сменили тему нашего разговора. Но от меня вы легко не уйдете. Я видела статью в «Лайфе». О Делориане из «Шеви», Якокке из «Форда» и о вас. Они написали правду о вашем дедушке? Он действительно был торговцем спиртным и поставил свой товар на свадьбу моих родителей в этом самом доме?

— Это ложь, — ответил Анджело. — Он был вовсе не торговцем спиртным, а бутлегером.

Энн рассмеялась.

— Вы мне нравитесь, Анджело. Теперь я вижу, почему вы так дороги дедушке.

В час ночи раздвинулись гигантские портьеры, открывая роскошный буфет и обеденные столики. Еще через полчаса начался концерт.

Дирижер оркестра что-то сказал в микрофон, но даже мощные динамики не смогли перекрыть шума за столами. Он повернулся к одной из кулис временной сцены.

Женщину, вышедшую на сцену, узнали все присутствующие. Не один год каждую неделю они видели ее лицо на экране телевизоров, и она даже рекламировала продукцию одной из крупнейших автостроительных фирм. Она запела, но никто не слушал ее, да и не хотел слушать, все были поглощены своими разговорами и едой.

Лорен, покачиваясь, стоял у края сцены. Он видел, что женщина поет, но при всем желании не мог разобрать ни слова. Он подошел ближе, чуть ли не к микрофону, но по-прежнему ничего не слышал. Тут он разозлился.

Быстро залез на сцену, шагнул к певице. Та смотрела на него, не понимая, в чем дело. Он поднял руку, и музыка смолкла. Повернулся и посмотрел на своих гостей.

Никто не обращал внимания на происходящее на сцене. Лорен наклонился, взял ложку с ближайшего столика и забарабанил ею по микрофону. Постепенно шум стих.

Он оглядел зал, лицо его пылало от злости.

— А теперь слушайте, обжоры вы этакие! Я заплатил пятнадцать тысяч долларов, чтобы эта милая дама приехала из Голливуда и спела для вас. Так что теперь заткнитесь и слушайте!

Мертвая тишина упала на зал. Нигде не звякала даже вилка или нож. Лорен повернулся к певице, поклонился.

— Теперь все в порядке, мадам. Вы можете петь.

Вновь заиграл оркестр, и ее мягкий голос наполнил зал. Лорен сошел со сцены, споткнулся на последней ступеньке, едва не упал, но устоял на ногах и направился в бар. Его шатало из стороны в сторону.

Анджело, оказавшийся в баре, протянул руку, чтобы поддержать его.

Лорен дернул плечом.

— Все нормально, — и, бросив бармену: «Шотландское со льдом», уставился на Анджело, словно увидел его впервые. — Неблагодарные мерзавцы, — пробормотал он. — Никогда не ценят того, что для них делаешь.

Анджело промолчал.

Лорен взял бокал, пригубил.

— Хорошее шотландское. От него по утрам не бывает похмелья, не то что от канадского виски. Тебе стоит попробовать.

— У меня похмелье от всего, — отшутился Анджело. — Даже от «кока-колы».

— Неблагодарные мерзавцы, — повторил Лорен, оглянувшись на гостей. Затем вновь посмотрел на Анджело. — Когда ты появился в городе?

— Около пяти вечера.

— Почему не позвонил?

— Я звонил. Секретарша ответила, что ты уже ушел.

— Я хотел бы увидеться с тобой до завтрашнего заседания. Надо кое о чем переговорить.

— Я в твоем распоряжении.

— Я тебе позвоню, — он поставил пустой бокал на стойку. Отошел на пару шагов, резко обернулся. — Завтра утром времени не будет. Давай встретимся здесь, в баре, после окончания бала. Думаю, к трем часам все разойдутся.

Анджело посмотрел на него.

— Сегодня был длинный день. Может, подождем до завтра?

— Думаешь, я не понимаю, что делаю? — завелся Лорен.

— Знаю, что нет, — улыбнулся Анджело.

Глаза Лорена превратились в щелочки, он побагровел еще больше. Угрожающе шагнул к Анджело.

— Не надо, — остановил его тот. — Не порти дочери праздник.

Лорен на мгновение застыл, затем напряжение покинуло его. Он даже улыбнулся.

— Ты прав. Спасибо тебе, что не позволил мне показать себя круглым идиотом.

Анджело улыбнулся в ответ.

— Для того и нужны друзья.

— Могу я попросить тебя об одной услуге?

— Конечно.

— Найди меня в четверть четвертого и отвези на завод. Чувствую, что в таком состоянии мне не следует садиться за руль.

— Я тебя найду, — пообещал Анджело.

Через высокие стеклянные двери он вышел в сад. Весело раскрашенные фонари, висевшие вдоль дорожек, покачивались от ночного ветерка. Анджело закурил и направился к зданию, в котором находился бассейн.

С каждым шагом тяжелый рок звучал все громче.

Молодежь веселилась. Танцы не прекращались ни на секунду.

В зале он первым делом нашел бар. Попросил налить канадского виски со льдом, что и было исполнено незамедлительно. Он взял бокал, пригубил. В воздухе отчетливо пахло дымком марихуаны. В темноте тут и там светились огоньки сигарет. Кто-то курил табак, кто-то — «травку».

— Я с вами знакома? — раздался рядом мелодичный голосок.

Он повернулся. Девушка, молодая, как и все остальные в этом зале. Светло-голубые глаза, длинные белокурые волосы, ниспадающие на плечи. И что-то неуловимо знакомое в очертаниях рта и подбородка.

— Думаю, что нет, — он улыбнулся. — Но и я не имею чести вас знать, так что мы квиты.

— Я — Элизабет Хардеман, — высокомерно заявила она.

— Ну разумеется.

— Что вы хотите этим сказать?

— Кем же еще вы могли быть? — Анджело вновь улыбнулся. — Вы позволите поздравить вас, мисс Хардеман?

Она надула губки.

— Вы смеетесь надо мной.

— Отнюдь. Я просто не знаю, удобно ли это в такой вот обстановке.

— Вы не разыгрываете меня?

— Клянусь мамой, — на полном серьезе ответил он.

Элизабет улыбнулась.

— Могу я сказать вам правду?

Он кивнул.

— Честно говоря, я тоже не знаю, — и она рассмеялась.

— Тогда будем считать, что я вас поздравил.

— Благодарю, — она щелкнула пальцами. — У меня исключительная память на лица. Вы сидели за рулем «сандансера эс эс», который я видела как-то ночью прошлой зимой на Вудвард-авеню. С вами еще ехала женщина с большой… В общем, бюст у нее был что надо.

Анджело хохотнул.

— Виновен.

— Вы работаете у моего отца? — спросила она. — Один из испытателей?

— В некотором роде, — признал он. — Пожалуй, можно сказать и так.

На ее лице отразилась обида.

— Вы все-таки разыгрываете меня. Я вас знаю. Видела вашу фотографию в «Лайфе». Вы — Анджело Перина — Совершенно верно, — кивнул он. — Но мне хотелось бы проходить у вас как неизвестный вам поклонник.

— Извините, мистер Перино. Кажется, я слишком много наболтала.

— Я вас прощу, если вы потанцуете со мной.

Она посмотрела на дергающуюся толпу, потом на него.

— Здесь? Или в бальном зале?

— Здесь, — и со смехом он увлек Элизабет на танцплощадку. — Я не так стар, как может показаться с первого взгляда.

Глава 12

Оркестр Мейера Дэвиса заиграл «Три часа утра», и звуки музыки проникли в легкий сон Номера Один. Он сел, нажал кнопку на столике у кровати.

Мгновение спустя в спальню вошел Дональд. Одетый как обычно, слоено и не ложился спать.

— Скажи Роксане, что я хочу ее видеть.

— Роксане? — удивился Дональд.

Номер Один посмотрел на него. Вспомнил, где он находится. Музыка разбудила в нем давние воспоминания.

Роксана-то ушла. Много лет назад. Беда с этой памятью.

Людей пережить можно, а вот ее — нет.

— Помоги мне одеться. Я хочу спуститься вниз.

— Но бал почти закончился, сэр, — попытался остановить его Дональд.

— Плевать, — отмахнулся Номер Один. — Помоги мне одеться.

Двадцать минут спустя Дональд выкатил кресло из спальни. Первую остановку они сделали на балконе, выходящем на парадную лестницу.

Гости все еще толпились в дверях, ожидая, пока подадут их машины. Они весело болтали, и, похоже, не хотели расходиться.

— Знатный, видимо, был бал, — бросил Номер Один.

— Да, сэр, — согласился Дональд.

— Как думаешь, сколько пришло народу?

— Четыреста пятьдесят или пятьсот человек.

Номер Один посмотрел на толпу внизу. Люди не меняются. Они почти ничем не отличаются от тех, что приходили сюда сорок лет назад. Он повернулся к Дональду.

— Не хочу лезть в эту толпу. Давай спустимся на лифте в библиотеку.

Дональд кивнул и покатил инвалидное кресло обратно по коридору, в конце повернул в другой коридор и остановил кресло перед дверью лифта. Нажал кнопку вызова. Часы на стене сказали им, что до четырех утра осталось десять минут.

Дискотека опустела, лишь музыканты собирали аппаратуру и скручивали провода. В тишине, без гремящей музыки они чувствовали себя потерянными.

Анджело поставил бокал на стойку и посмотрел на Элизабет. Та, казалось, ушла в себя.

— По-видимому, мы последние, — прервал затянувшееся молчание Анджело.

— Кажется, да, — эхом отозвалась Элизабет, оглядев темный зал.

— Похоже, вы в миноре.

Она подумала, потом кивнула.

— Так всегда бывает после большого праздника, — добавил Анджело. — Ждешь его, ждешь, вот он приходит, все рады и довольны, а потом кончается — и все! Одна пустота.

— Я выпила бы чего-нибудь.

Анджело дал знак бармену.

— Нет, — Элизабет посмотрела на него. — Спиртное мне не помогает. Не нравится его вкус. Лучше бы покурить.

— У меня только сигареты.

— А у меня «травка», — она раскрыла сумочку, достала вроде бы обычную пачку, вынула сигарету с фильтром, сунула в рот.

Анджело щелкнул зажигалкой.

— А выглядят совсем как настоящие.

— Один деятель привозит их из Канады. В любой упаковке. «Кент», «Уинстон», «Мальборо», только заказывай, — она глубоко затянулась и хихикнула. — Надо лишь соблюдать осторожность и не угощать ими кого попало.

Он улыбнулся.

— А вы курите «травку»? — спросила Элизабет.

— Иногда. Но не смешиваю со спиртным. Они несовместимы.

Она вновь затянулась и долго не выдыхала дым. Наконец выпустила струйку к потолку.

— Мне уже лучше.

— Хорошо.

Она рассмеялась.

— Кажется, я уже начала подниматься на седьмое небо. Но я же имею на это право. За весь вечер ни одной затяжки, хотя вокруг все балдели.

— Я это заметил, — сухо согласился Анджело.

Затянувшись в последний раз, она затушила окурок в пепельнице на стойке и слезла с высокого стула. Ее глаза снова засияли.

— Мистер Перино, я готова вернуться в особняк и встретиться с моими ближайшими родственниками, — она невесело засмеялась.

Анджело взял ее под руку, и они вышли в сад. Фонарики уже погасили, дорожки прятались в темноте. Внезапно она остановилась, повернулась к нему.

— Это был фарс, не так ли?

Он не ответил.

— Вы знаете, что завтра мама уезжает в Рено, чтобы получить развод?

Он кивнул.

— Тогда какого черта они все это затеяли? — И внезапно Элизабет расплакалась, как маленькая обиженная девочка.

Анджело достал из кармана носовой платок, дал ей.

Она вытерла глаза, шагнула к нему, прижалась лицом к груди.

— Что они пытались доказать? — она всхлипнула.

Он погладил ее по плечу.

— Может, они не хотели лишать вас того, что вам причиталось.

— Они могли бы спросить меня.

— По собственному опыту общения с родителями, мисс Элизабет, могу сказать, что они лезут с вопросами, когда делать этого не следует, но никогда ни о чем не спросят, когда это действительно нужно.

Всхлипывания прекратились. Она подняла голову.

— Почему вы зовете меня мисс Элизабет?

В темноте блеснули его белые зубы.

— Потому что вас так зовут. И мне нравится это имя.

— Но для всех я Бетси.

— Я знаю.

Она вновь промокнула глаза платком.

— Как я выгляжу?

— По-моему, нормально.

— Надеюсь, тушь не потекла. Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь догадался, что я плакала.

— Тушь на месте, — заверил ее Анджело.

— Хорошо, — Элизабет вернула платок. — Спасибо.

— Пустяки, — он сунул платок в карман.

Бок о бок они зашагали по дорожке. Вдруг она резко остановилась.

— Вы верите в астрологию?

— С этим я еще не определился, — ответил Анджело.

— А я верю, — твердо заявила Элизабет. — Мне только что составили гороскоп. Вы — Телец, не так ли?

— Как вы узнали? — он улыбнулся, ибо родился под знаком Льва.

— Вы должны быть Тельцом! В моем гороскопе все расписано. Мне суждено встретить мужчину старше меня по возрасту, он будет Тельцом, и я им увлекусь.

Анджело расхохотался.

— И как, увлеклись?

Она рассердилась.

— Неужели вы думаете, что я вру вам насчет гороскопа?

— Мисс Элизабет, — улыбнулся он, — у меня и мысли не было посчитать вас лгуньей.

Она положила ему руки на плечи, поднялась на цыпочки и поцеловала его в губы. Рот ее приоткрылся, тело приникло к нему. Анджело крепко сжал девушку, так крепко, что у той перехватило дыхание, затем отпустил.

Посмотрел на нее сверху вниз, изумленный собственной реакцией.

— Зачем вы это сделали?

Она чуть улыбнулась, и он увидел в ней женщину, а не ребенка.

— Теперь вы уже не будете называть меня мисс Элизабет.

Дональд вкатил Номера Один в библиотеку. Одинокий бармен убирал остатки пиршества. Он поднял голову, увидев их.

— Виски оставь, — распорядился Номер Один.

— Хорошо, мистер Хардеман, — и бармен поставил на стойку бутылку канадского виски.

Номер Один повернулся к Дональду.

— Найди моих внуков и приведи сюда. Всех. Включая Бетси.

Дональд переминался с ноги на ногу.

— Иди, чего ты ждешь! — рявкнул Номер Один.

Дональд все еще мялся.

— Вы не собираетесь пить, не так ли, сэр?

— Нет, черт побери! — проревел Номер Один. — Или ты принимаешь меня за идиота? Приведи их!

— Да, сэр.

Алисия вошла в библиотеку первой.

— Я не знала, что вы еще не спите, дедушка.

— Да, не мог заснуть. Кроме того, хоть раз за вечер нам нужно собраться всем вместе. А где Лорен?

— Не знаю. Уже давно его не видела.

— Дональд его разыщет.

Следующими появились Игорь и Энн.

— Дедушка, — поспешила к нему Энн.

Он поднял руку, предугадывая ее слова.

— Я знаю. Ты и не подозревала, что я все еще бодрствую.

— А как ты себя чувствуешь?

— Лучше и не придумаешь, — старик поднял голову.

В дверном проеме стояли Элизабет и Анджело. Он помахал ей рукой. — Иди сюда, детка.

Бетси бросилась к нему.

— Прадедушка, вот уж не думала, что увижу тебя сегодня, — в ее голосе слышалась искренняя радость.

Он улыбнулся.

— Ну как же я мог пропустить случай увидеть тебя, особенно в такой день.

— Прадедушка, ты прелесть! — и Элизабет чмокнула его в щеку.

Номер Один заметил, что Анджело повернулся, чтобы уйти.

— Анджело! — позвал он. — Пожалуйста, присоединяйся к нам.

Анджело замялся.

— Пожалуйста, Анджело! — пришла на помощь Бетси. — Я знаю, что прадедушка относится к вам, как к члену семьи.

Номер Один глянул на нее, потом на Анджело. Улыбнулся.

— Считай, что это официальное приглашение.

Анджело прошел в библиотеку. Тут же на пороге возник Дональд.

— Нигде не могу найти мистера Хардемана, сэр.

— Он где-нибудь здесь, — подал голос Анджело. — Мы договорились встретиться после бала. Я помогу найти его.

— Можешь не беспокоиться, — донесся голос Лорена через открытую дверь веранды. Он вошел в библиотеку. — Ты опоздал на полчаса, Анджело. Мы договорились встретиться в четверть четвертого.

— Извини. Я потерял счет времени.

Лорен ответил суровым взглядом, затем повернулся к деду.

— Раз уж мы все собрались, дедушка, что ты хотел нам сказать?

Номер Один посмотрел на него.

— Я думаю, что в этом доме мы все собрались в последний раз, и будет неплохо, если мы выпьем на прощание.

Лорен кивнул.

— Так трогательно и сентиментально, — он повернулся к Алисии. — Держу пари, ты и подумать не могла, что мой дед так благоволит к тебе и даже предложит прощальный бокал.

Голос Номера Один обратился в лед.

— Ты мой внук, но это не значит, что ты можешь грубить. Я думаю, ты должен извиниться перед Алисией.

— Я ничего ей не должен! — Лорен побагровел. — Она уже взяла у меня все, что могла.

— Я не потерплю, чтобы в нашей семье подобным образом говорили с женщинами, — отчеканил старик.

— Через несколько недель она уйдет из семьи, — ответил Лорен.

— Но пока она твоя жена, — напомнил Номер Один. — И, клянусь Богом, я жду от тебя подобающего к ней отношения, или…

— Что «или», дедушка? — с сарказмом спросил Лорен. — Ты вычеркнешь меня из завещания?

— Нет, — ровным голосом ответил старик. — У меня есть лучший вариант. Я вычеркну тебя из своей жизни.

Долго они смотрели друг другу в глаза. Наконец Лорен отвел взгляд.

— Я извиняюсь, — пробормотал он.

— Бармен, — Номер Один развернул кресло. — Налейте всем по бокалу.

В молчании бармен наполнял и разносил бокалы. Потом все повернулись к Номеру Один. Тот поднял бокал.

— Во-первых, за дебютантку. Пусть она живет долго и счастливо.

Он лишь коснулся губами виски, пока они пили, и вновь поднял бокал.

— Но я хочу сказать вам кое-что еще. Это последний бал в особняке Хардеманов. Когда мы с бабушкой строили его, то мечтали, что наш дом наполнится смехом нашей многочисленной семьи. Надежды наши не сбылись.

Наверное, никто из нас не думал, что наши дети и внуки пойдут своим путем и будут жить по-своему. Может, и мечтать об этом не следовало, но теперь, раз все поразъехались, особняк мне ни к чему.

Завтра его закроют. В две-три последующие недели некоторые дорогие мне вещи перевезут в Палм-Бич, а в начале октября особняк перейдет штату Мичиган, и пусть они делают с ним все, что заблагорассудится. Вот почему я хотел, чтобы этот бал состоялся здесь. Чтобы напоследок люди еще раз оживили мой дом.

Номер Один оглядел всех. Еще выше поднял бокал.

— За особняк Хардеманов, за мою жену, за всех моих детей.

Поднес бокал к губам, а затем, после короткого колебания, выпил залпом. Закашлялся, на глазах у него выступили слезы, потом улыбнулся.

— Ну, что вы такие грустные, дети мои? Теперь вы видите, сколько предлогов требуется старику, чтобы выпить капельку виски.

Глава 13

Дэн Уэйман не одобрил его предложения.

— Знаете, Анджело; вы просите нас вылить из ванной воду до того, как мы успели смыть мыло. Мне кажется, так дела не делаются.

— Лучше остаться в мыле, но получить требуемое.

— А мы его получим? — в голосе Уэймана слышалось недоверие. — Завод на Западном побережье и исследовательские работы уже обошлись нам более чем в шестьдесят миллионов, а мы так и не знаем, каким же будет новый автомобиль.

— Возможно, — кивнул Анджело. — Но мы знаем, каким он не будет. И это шаг в правильном направлении.

— Но шаг безрезультатный, — отметил Дэн. — А совет директоров интересует то, что можно пощупать руками, — он посмотрел через стол на Лорена, до того молчавшего. — Лично мне не нравится идея Анджело отказаться от «сандансера» ради автомобиля, которого еще нет.

Лучше пол-ломтя, чем ничего, и мы можем не вернуться на рынок, если в следующем году останемся без новой модели «сандансера».

— Согласно полученным от вас цифрам, — Анджело смотрел на Дэна, — эти пол-ломтя в прошлом году стоили нам почти сорок один миллион убытка. Если это правда, отказ от изготовления «сандансера» на один год позволит нам окупить наш новый завод.

— Я указал, что это экстраординарные убытки, — отбивался Дэн. — И половина приходится на неудачу с «сандансер супер спорт», который не стали покупать.

Анджело не стал напоминать, что лишь он один голосовал на совете директоров против запуска этой спортивной модели в производство, ибо правильно предугадал поворот в настроении покупателя.

— Позволь мне самому сформулировать твои рекомендации, чтобы убедиться, что я правильно все понял, — подал голос Лорен. — Ты хочешь переоборудовать сборочный конвейер «сандансера» в цех по производству двигателей и трансмиссий нового автомобиля, чтобы высвободить площади под сборку последнего на Западном побережье. Так?

Анджело кивнул.

— А ты учитываешь, во что обойдется перевозка этих узлов на Западное побережье и последующая их доставка в Детройт в составе собранных автомобилей? Стоит ли идти на столь значительные дополнительные расходы?

Анджело вновь кивнул.

— Возможно, и не стоит. Может, будет лучше привозить корпуса в Детройт и целиком собирать машины здесь, если мы найдем для этого место. Я этого не знаю и не буду знать до окончательного одобрения конструкции нового автомобиля. Вот тогда мы и выберем самый выгодный вариант.

— Я все-таки не понимаю, почему мы должны в такой спешке расставаться с «сандансером», — Лорен покачал головой.

Анджело посмотрел на него.

— Потому что это автомобиль вчерашнего дня, а я хочу, чтобы наша машина воспринималась как нечто абсолютно новое, а не продолжение старого.

— Ты уже переговорил с Номером Один? — спросил Лорен.

— Еще нет.

— И ты думаешь, ему понравится твоя идея прекращения производства «сандансера»? В конце концов, именно на этой машине и создавалась компания.

— Скорее всего он это не одобрит.

— Так почему бы не попытаться найти компромисс, что-то среднее, с чем ему будет легче согласиться?

Анджело вздохнул.

— Потому что он просил меня о другом. Он хотел, чтобы я построил совершенно новый автомобиль, с которым компания могла бы занять прежнее место в автостроении. Он поставил передо мной такую задачу, и ее я стараюсь решить. И не моя забота, что ему могут не нравиться мои действия.

— Я знаю деда. И полагаю, что все это тебе следует обсудить с ним до заседания совета директоров.

— Так я и сделаю, — Анджело поднялся. — Благодарю вас, господа. Увидимся во второй половине дня.

Они подождали, пока за ним закроется дверь, переглянулись.

— И что ты думаешь? — первым заговорил Уэйман. — Мне кажется, он что-то от нас скрывает. Возможно, чертежи нового автомобиля.

— Не знаю, — ответил Лорен. — Честное слово, не знаю. Он держится слишком уверенно для человека, который не ведает, что творит.

Лорен посмотрел на своего друга.

— Ты только не повторяй моей ошибки.

— О чем ты? — не понял Уэйман.

— Когда-то я тоже думал, что он не знает, что делает, и видишь, что из этого вышло. Он едва не раздавил нас, — Лорен взял со стола сигарету, закурил. — И мне не хочется давать ему шанс на еще один выстрел в нашу сторону.

— Так что же нам тогда делать? — спросил Дэн.

— Затаиться и ждать. Он — человек действия, ему нужно доказывать свою правоту. Нам доказывать ничего не надо. Наши отделения дают прибыль, которая поддерживает всю компанию.

На столе Анджело ждала записка с просьбой позвонить Дункану на Западное побережье. Он снял трубку и подождал, пока телефонистка соединит его.

— Как прошел бал, парень? — поинтересовался шотландец.

— Отлично, — ответил Анджело. — Но вы, полагаю, звонили по другому поводу.

Дункан рассмеялся.

— Где твое чувство юмора, Анджело?

— Куда-то подевалось. Тем более что поспать в эту ночь мне не удалось. Что-то случилось?

— Я хочу, чтобы ты разрешил провести кое-какие работы с моим газотурбинным двигателем.

— Вы закончили испытания японского «ванкеля»?[16].

— Еще нет. Но уже ясно, что двигатель хороший.

Очень хороший.

— Так, может, возьмем его?

— Ни единого шанса, парень. Во-первых, они собираются выйти с ним в Штаты в следующем году. Во-вторых, им уже вплотную занимается «Форд». А «Джи эм» работает в том же направлении с немцами. Так что нам нечего и соваться. С нас запросят такие выплаты, что будет дешевле не выходить на рынок.

Анджело промолчал.

— Я показал свою турбину Руарку, — продолжил Дункан. — И мы хотим поэкспериментировать с титановым и стальным литьем. У нас есть ощущение, что они выдержат температуру и напряжение, как и никелевые сплавы. Если это удастся, мы сможем существенно снизить стоимость турбинных двигателей.

— Хорошо, попробуйте, — Анджело потянулся за сигаретой. — Вы получили данные аэродинамических испытаний моделей?

— Нет, — ответил Дункан. — Мы установили модели в аэродинамической трубе, продувки начались, но результаты нам еще не сообщили.

— Держите меня в курсе.

— Обязательно, — пообещал Дункан. — А теперь скажи мне, как там Номер Один?

— Нормально.

— Ты уже поговорил с ним насчет «сандансера»?

— Нет, но я попытаюсь встретиться с ним до заседания.

— Удачи тебе, Анджело.

— Благодарю. И вам тоже, — Анджело положил трубку, но телефон зазвонил вновь.

— С вами хочет поговорить леди Эйрес, — сказала секретарша.

Он переключился на другой канал.

— Привет, Бобби.

— Ты мог бы и позвонить мне, Анджело, — упрекнула она его.

Он рассмеялся.

— Не издевайся надо мной. Простые вице-президенты не звонят суженой босса.

Засмеялась и леди Эйрес.

— Если кто издевается, так это ты. Я-то думала, что ты пригласишь меня на ленч.

— Я бы с удовольствием, но у меня сегодня безумный день. Придется ограничиться сэндвичем в кабинете.

— Смех, да и только. То же самое заявил мне и Лорен.

Или так принято среди американских чиновников? Символ прилежания или что-то в этом роде.

— Я не в курсе, — честно ответил ой.

— Тогда поднимись наверх. Я обещаю, что не съем тебя.

— Ой, не зарекайся, — засмеялся Анджело.

— Если ты поднимешься ко мне, я обещаю поделиться с тобой лучшим блюдом американского ленча.

— Что же это за блюдо?

— Сэндвич на двоих.

Он захохотал.

— Уже иду. Ты знаешь, как найти путь к сердцу итальянского мальчишки.

— Воспользуйся последним лифтом. Я сниму блокировку, и он поднимет тебя на крышу.

Она ждала его, когда он вышел из кабины лифта. Двери за его спиной мягко закрылись, и они еще несколько секунд постояли, глядя друг на друга.

— Я лишь птичка в золоченой клетке, — голос у нее дрогнул. Она попыталась улыбнуться, но без особого успеха, и приникла к его груди. Анджело обнял ее, и они застыли.

Потом она подняла голову, отступила назад.

— Ты похудел.

— Есть немного.

— Мне недоставало тебя.

Он промолчал.

— Мне действительно недоставало тебя.

Никакого ответа.

— Ты просто не представляешь себе, каково здесь сидеть. Иной раз мне кажется, что я вот-вот сойду с ума.

Он повернулся и нажал кнопку вызова лифта.

— Куда ты?

— Вниз. Не следовало мне приезжать сюда, — он вошел в кабину.

Бобби положила руку на дверь, не давая ей закрыться.

— Останься.

Он покачал головой.

— Если я останусь, то могу все тебе испортить. Ты и впрямь этого хочешь?

Она лишь смотрела на него.

— Хочешь?

Ее рука бессильно упала вниз. Она повернулась и пошла прочь еще до того, как закрылись двери. Кабина медленно поползла вниз.

Номер Один, как обычно, сидел у дальнего торца длинного стола, за которым заседали директора.

— Как я понимаю, мы пришли к единому мнению, господа. Мы одобряем продолжение производства «сандансера» до первого апреля 1971 года. Если к этому сроку мистер Перино предложит нам достойный вариант нового автомобиля, мы проголосуем за остановку производства и переоборудование сборочных конвейеров.

Он посмотрел на Анджело.

— Тебя это устроит?

— Нет, сэр, — твердо заявил Анджело — Но разве у меня есть варианты?

— Нет, — отрезал Номер Один.

— В таком случае хочу обратить внимание совета директоров на следующее. Я поставил перед собой цель довести изготовление и продажу нового автомобиля до пятисот тысяч экземпляров в первый же год. Ваше решение ополовинит эту цифру, потому что нам просто не хватит времени на демонтаж старого оборудования и установку нового.

— Мы отметим это в протоколе, — пообещал Номер Один. — Поскольку все вопросы рассмотрены, объявляю заседание закрытым.

Трель дверного звонка все-таки проникла в его сон, и ему потребовалось добрых полминуты, чтобы вспомнить, что он в номере отеля «Понтчартрейн». Он выбрался из кровати, пересек гостиную, открыл дверь.

На пороге стояла Бетси. Трудно сказать, кто из них удивился больше.

— Извините, — пролепетала Бетси. — Я и подумать не могла, что вы так рано ляжете спать.

— Я совершенно вымотался, — пробурчал он. — За последние трое суток не спал и четырех часов.

— Извините.

— Довольно извинений. От них я чувствую себя виноватым. Заходите.

Она вошла в гостиную.

— Сколько времени?

— Половина одиннадцатого.

Он указал на бар:

— Налейте себе что-нибудь, а я накину халат, — и в пижамных штанах скрылся в спальне.

Когда он вернулся, она пила «кока-колу». Анджело налил себе канадского виски, разбавил водой, отпил полбокала.

— А теперь, мисс Элизабет, чем я могу вам помочь?

Она посмотрела на него, потом отвела глаза.

— Я хочу попросить вас об одной услуге. Важной для меня.

Он выпил еще виски.

— Какой же?

— Анджело.

— Да? — в нем начало подниматься раздражение.

Она замялась.

— Так я слушаю.

— Мой гороскоп говорит, что все получится.

— Что получится?

— Вы знаете. Вы, я. Телец и Дева.

— О, конечно, — он уже отказывался что-либо понимать.

— Тогда все решено, — она заулыбалась, поставила бокал. — Мы можем лечь в постель, — она обняла его за шею.

— Подождите, подождите, — запротестовал он. — Разве мое мнение не в счет?

— Разумеется, нет. Все решили звезды.

— Но я не Телец, а Лев.

В глазах ее он прочитал укор.

— Разве это имеет значение, Анджело? Ты не хочешь жениться на мне?

Глава 1

Маленький зал судебных заседаний в старом бревенчатом доме в городке на полпути от Сиэтла до Спокана, где размещался окружной суд, затих. Присяжные жюри коронера[17] вошли по одному и заняли места на деревянных стульях с высокими спинками рядом со столом, за которым восседал сам коронер, высокий мужчина с загорелым лицом. Коронер кивнул судебному приставу. Тот повернулся к залу.

— Заседание суда коронера, вызванное разбором причины смерти Сильвестера Пирлесса, последовавшей во время испытаний экспериментального автомобиля компании «Вифлеем моторс», объявляю открытым, — пристав глянул на листок, который держал в руке. — Суд вызывает свидетельницу Синди Моррис.

Синди повернулась к Анджело.

— Я нервничаю. Что мне им сказать?

— Правду, — посоветовал Анджело. — Тут ты никогда не ошибешься.

Она поднялась — в облегающем комбинезоне, подчеркивающем достоинства ее фигуры, с надписью «ВИФЛЕЕМ МОТОРС» на спине. Подошла к стулу, предназначенному для свидетелей, поклялась говорить только правду. Судебный пристав спросил, как ее зовут.

— Синди Моррис.

— Пожалуйста, садитесь, — и он отошел к своему стулу.

Едва она села, поднялся окружной прокурор. Высокий мужчина, как и большинство проживающих в этой частя округа, с таким же загорелым, обветренным лицом, что и у коронера. В его серых глазах светился ум.

Он остановился перед ней.

— Сколько вам лет, мисс Моррис?

— Двадцать четыре.

— Двадцать четыре, — повторил он, покивал.

— Да.

— Вы — сотрудница «Вифлеем моторс»?

— Да.

— В какой должности?

— Водитель-испытатель и консультант отдела дизайна.

— Пожалуйста, разъясните нам ваши обязанности.

— Я испытываю экспериментальные автомобили и докладываю главному конструктору, каковы мои впечатления как женщины.

— Как давно вы работаете в «Вифлеем моторс»?

— Полтора года.

— Сколько машин вы испытали за это время?

— Девятнадцать.

— Вы расцениваете вашу работу как опасную?

— В общем-то нет.

Окружной прокурор посмотрел на Синди.

— Любопытный ответ. Что вы хотели этим сказать?

— На испытательном кольце полигона, оборудованном всевозможными средствами безопасности, я чувствую себя гораздо спокойнее, чем в обычном потоке городского транспорта.

Прокурор помолчал, потом кивнул:

— Понятно, — прошел к своему столику, взял лист бумаги, вернулся к свидетельнице. — Вы были знакомы с погибшим водителем Сильвестером Пирлессом?

— Да.

— Насколько хорошо?

— Мы были давними друзьями.

Прокурор взглянул на листок, что держал в руке.

— Я вот смотрю на копию регистрационной карточки мотеля «Звездный свет». Тут написано, я цитирую: «Мистер и миссис Сильвестер Пирлесс, Тарзана, Калифорния». И в скобках: «Синди Моррис». Вы были замужем за мистером Пирлессом?

— Нет.

— Тогда как вы можете объяснить эту регистрационную карточку?

— Я же сказала, мы были давними друзьями. Жили в одном номере. А как Пирлесс регистрировал нас, меня не интересовало.

Адвокат улыбнулся.

— То есть вы просто делили один номер, и все?

Синди улыбнулась в ответ. От ее нервозности не осталось и следа. В таких разговорах она была докой.

— Я этого не говорила, не так ли? А если вы желаете знать, вступала ли я с Пирлессом в сексуальные отношения, почему же не спросить об этом прямо?

— Вступали? — незамедлительно отреагировал прокурор.

— Время от времени. Когда нам этого хотелось.

Прокурор постоял, не произнося ни слова, пожал плечами, вновь прогулялся к столику, положил на него листок и повернулся к Синди.

— Вы были на полигоне в день гибели мистера Пирлесса?

— Да.

— Отличался ли тот день от других?

— Да.

— Чем именно?

— Пирлесс убился.

В зале засмеялись. Прокурор дождался тишины.

— Чем-нибудь еще?

— Синди на мгновение задумалась.

— Кажется, нет. Куда уж больше.

Снова смех в зале. И опять прокурор подождал, пока» установится тишина.

— Я имел в виду, не отметили ли вы чего-нибудь необычного в работе автомобиля, который вы испытывали?

— Нет, — она покачала головой. — Я передала ему машину, отъездив два часа, и все системы функционировав ли нормально.

— Сказал ли он что-нибудь насчет своей озабоченности работой автомобиля?

— Нет.

— Но что-то он сказал?

— Да.

— Что же?

— Пошутил. Вы понимаете.

— Отнюдь, — возразил прокурор.

Синди заерзала, оглядела зал.

— Такие шутки не принято произносить на людях.

— Так что он сказал? — настаивал прокурор.

Синди покраснела, уставилась в пол.

— Он сказал, что ему ужас как хочется трахнуться, — пробормотала она, — и он боится, что его хобот зацепится за рулевое колесо.

Тут уж покраснел и прокурор.

— А что вы ему ответили?

— Как обычно.

— Поконкретнее, пожалуйста.

— Езжай осторожнее.

— А что это означает? — полюбопытствовал прокурор.

— Ничего. Я говорю это каждому, кто садится за руль после меня.

— То есть вы не имели в виду, что в машине, которую вы передали Пирлессу, может что-то барахлить?

— Нет. Я говорю это всегда.

— Вы видели, как произошла авария?

— Нет. Я вернулась в мотель и легла спать.

Прокурор пристально посмотрел на Синди, обошел свой столик, сел.

— Вопросов у меня больше нет.

Коронер наклонился вперед.

— Нет ли у вас предположений, что могло послужить причиной аварии, в результате которой погиб мистер Пирлесс?

— Нет, сэр, — твердо ответила Синди.

— Насколько мне известно, этот автомобиль был снабжен новым типом двигателя — газовой турбиной. Я также знаю, что такие двигатели иногда взрываются при определенных условиях. Не думаете ли вы, что подобный взрыв и послужил причиной аварии?

Синди ответила не сразу.

— Возможно, и послужил, но я так не думаю. Автомобиль с этим двигателем откатал уже тридцать тысяч миль, и будь в нем дефект, взорвался бы гораздо раньше.

— Но он мог взорваться?

— Я этого не знаю. И разве не цель сегодняшнего заседания — определить причину аварии?

— Именно это мы и намерены сделать, — холодно ответил коронер. Оглядел присяжных. — Есть у кого-нибудь вопросы?

Один за другим присяжные покачали головами или ответили отрицательно. Коронер вновь посмотрел на Синди.

— Это все, мисс Моррис. Благодарю вас. Вы можете вернуться на свое место.

В наступившей тишине Синди пересекла зал, села рядом с Анджело. Тот похлопал ее по руке.

— Молодец.

— Каков сукин сын, — прошептала она. — Он мог бы и не задавать мне все эти вопросы.

— Ты же сказала правду. Не волнуйся.

— Для дачи показаний вызывается мистер Джон Дункан, — возвестил судебный пристав.

Дункан встал. Он выглядел куда моложе своих шестидесяти пяти лет, когда шел по проходу между рядами и давал клятву.

— Ваше имя, пожалуйста, — задал стандартный вопрос судебный пристав.

— Джон Энгус Дункан, — ответил шотландец и сел.

Окружной прокурор подошел к нему и начал допрос.

— Вас не затруднит назвать вашу должность в «Вифлеем моторс»?

— Вице-президент по конструированию автомобилей.

— Как давно вы работаете в этой должности?

— Полтора года.

— А ранее?

— Я двадцать лет был вице-президентом этой компании, занимаясь производством автомобилей. В шестьдесят лет вышел на пенсию. Через два года вновь начал работать в нынешней должности.

— Не могли бы вы определить ваши обязанности?

— Я руковожу инженерными проработками проекта «Бетси».

— А что такое проект «Бетси»?

— Разработка и изготовление опытных образцов нового автомобиля, возможность массового производства которого рассматривается советом директоров компании.

— Не могли бы вы рассказать нам, что это за автомобиль?

— Нет, — твердо ответил Дункан. — Я не имею права раскрывать конфиденциальные сведения, принадлежащие моему работодателю.

Окружной прокурор сверился со своими записями.

— Как я понимаю, вы — владелец нескольких патентов на конструкцию газотурбинного двигателя для автомобилей. Это правда?

— Да, — кивнул Дункан. — Обращаю лишь ваше внимание, что патентовладельцем является и фирма, в которой я работаю.

— Этот двигатель был установлен на автомобиле, в котором разбился мистер Пирлесс?

— Вариант этого двигателя.

— В чем же заключались отличия?

— Сказать этого я вам не могу по причине, упомянутой ранее, а также в связи с тем, что эти изменения составляют суть рассматриваемых сейчас патентов, и их могут использовать наши конкуренты.

Прокурор вернулся к своему столику.

— Вы находились на полигоне, когда погиб мистер Пирлесс?

— Да.

— Вы можете рассказать, как это произошло?

— Мистер Пирлесс несмотря на наши предупреждения вошел в поворот номер четыре на скорости сто семьдесят одна миля в час, вылетел с трассы и врезался в стену.

— Вы говорите, что предупреждали его. Каким образом?

— Мы поддерживаем постоянный радиоконтакт с исполнителем, сидящим за рулем.

— И вы могли определить скорость автомобиля?

— Да. Испытательные экземпляры снабжены радиодатчиками, которые непрерывно передают информацию в компьютер, регистрирующий работу всех основных элементов автомобиля.

— Можем ли мы посмотреть распечатки?

— Нет. По тем же причинам, о которых я уже говорил.

— Но ваши датчики показывали, что в автомобиле не было неполадок?

— Все системы работали как часы.

— Вы можете подтвердить, что предупреждали мистера Пирлесса?

— Да. Имеется запись нашего разговора.

— Могли бы мы ее прослушать прямо здесь?

Дункан взглянул на Анджело. Тот повернулся к Робертсу. Последний кивнул.

— Да. Портативный магнитофон с записью я оставил в брифкейсе на сиденье моего автомобиля. Ее можно прокрутить вам прямо сейчас.

Коронер наклонился вперед.

— Не следует ли нам попросить судебного пристава принести брифкейс мистеру Дункану?

Судебный пристав так и сделал. Шотландец открыл брифкейс и достал кассетный магнитофон. Вопросительно посмотрел на коронера.

— Вы можете поставить его на стол передо мной, мистер Дункан.

Дункан поднялся, прошел к столу, поставил магнитофон перед коронером и нажал кнопку «пуск». Слабый гул наполнил зал заседаний. Дункан повернул регулятор звука. Гул стал громче.

— Я не слышу шума работающего двигателя» — заметил коронер.

— Это особенность газотурбинного двигателя. Его уровень шума значительно ниже по сравнению с обычным двигателем внутреннего сгорания. Из посторонних звуков вы услышите лишь ветер да визг или шуршание шин.

Из динамика раздался мужской голос.

— На спидометре сто семьдесят пять миль. Подтвердите. Конец связи.

Тут же послышался голос Дункана.

— Сто семьдесят четыре девятьсот девяносто семь тысячных, подтверждаю. Начинай снижать скорость Ты входишь в поворот номер четыре. Конец связи.

Пауза, легкий фоновый шум, вновь голос Дункана.

— Твоя скорость сто семьдесят три сто двадцать пять тысячных. Притормаживай. Времени у тебя почти не осталось. Конец связи.

Новая пауза. Опять Дункан, голос звучит тревожно.

— Дункан — Пирлессу. Твоя скорость сто семьдесят одна миля пятьдесят тысячных. Немедленно тормози!

Это приказ! Конец связи.

Молчание. Голос Дункана, сердитый и раздраженный.

— Ты сошел с ума, Пирлесе? Тормози, а не то убьешься. Конец связи.

И смех Пирлесса.

— Чего вы так засуетились? Проедем как надо.

Голос Дункана.

— Слишком крутой поворот. Приказываю тебе, тормози.

— Как вы можете не верить в собственное детище, — рассмеялся Пирлесс. — Оставьте все заботы старине Пирлессу. Я знаю, что делаю. Со мной едут ангелы.

Фоновый шум, звук удара и тишина. Полная тишина.

Дункан протянул руку и выключил магнитофон. Посмотрел на коронера.

Тот откашлялся.

— Вы все слышали? — спросил он присяжных.

Поднявшийся старшина присяжных ответил за всех.

— Да.

Коронер повернулся к Дункану.

— Какова безопасная скорость на том повороте? Разумеется, максимальная.

— Сто десять миль.

— И на трассе установлены предупреждающие знаки?

— Да, сэр. Через каждые двести ярдов, начиная с отметки за две мили до поворота.

— То есть мистер Пирлесс вошел в поворот со скоростью, на шестьдесят миль в час превышающей максимально допустимую?

— Да, сэр.

— Вы можете сказать мне, когда взорвался двигатель?

— Двигатель не взрывался, сэр, — возразил Дункан.

— Но предыдущие свидетели показали, что был взрыв, за которым последовал пожар, — вмешался окружной прокурор. — Как вы можете это объяснить, мистер Дункан?

Шотландец повернулся к нему.

— Взрыв произошел не в двигателе, а в топливном баке от электростатической искры, возникшей при разрушении бака.

— Значит, дефект был в баке?

— Дефекта не было. Он сконструирован и изготовлен со всеми мыслимыми мерами предосторожности. Но современная технология не позволяет создать бак, который останется целым при столкновений со стеной на скорости сто семьдесят миль в час.

— А почему вы так уверены, что взорвался бак, а не двигатель?

— Потому что двигатель у нас. Он смят в лепешку, но не разлетелся на части, что неминуемо произошло бы при взрыве.

Окружной прокурор кивнул и сел. Коронер посмотрел на присяжных.

— Есть ли еще вопросы?

Поднялся старшина.

— Мистер Дункан, я вожу машину и полагаю, что из-за большой мощности вашего двигателя вам приходится использовать бензин с высоким октановым числом. Это так?

— Нет, сэр, — ответил Дункан. — В этом одно из преимуществ турбинного двигателя. Он не требует высоких октановых чисел или добавок свинца для обеспечения максимальной эффективности.

— Какую марку бензина вы используете? — спросил старшина присяжных.

— Мы вообще не используем бензин.

— А на чем же работает двигатель?

— На керосине, — ответил Дункан.

— Благодарю, — старшина кивнул и сел.

Коронер наклонился над столом.

— Как вы думаете, мистер Дункан, предотвратило бы взрыв и пожар после столкновения использование бензина вместо керосина?

— В данной ситуации — нет, — уверенно ответил Дункан. — Кстати сказать, бензин куда более склонен к взрыву и возгоранию. Октановое число бензина — показатель его воспламеняемости. Чем оно выше, тем лучше горит бензин.

Коронер оглядел зал, затем повернулся к шотландцу.

— Кажется, больше вопросов нет. Благодарю вас, мистер Дункан. Вы можете пройти на свое место.

В полной тишине шотландец уселся на стул рядом с Синди. Она поцеловала его, Анджело пожал ему руку.

— Вы были великолепны, — прошептала Синди.

Дункан покраснел от удовольствия.

— Но я все еще зол, — шепнул он в ответ. — Хотел бы я знать, кто навел их на это дело?

— Это мы выясним, — пообещал Анджело. — Но сначала давайте посмотрим, чем все закончится.

Коронер и окружной прокурор шептались между собой. Затем прокурор вернулся на свое место, а коронер оглядел присутствующих.

— Свидетелей больше нет, — он повернулся к присяжным. — Вы слышали показания врачей, производивших вскрытие тела мистера Пирлесса и установивших, что смерть наступила в результате столкновения, а обугливание кожи и тканей произошло уже после его гибели.

Вы также выслушали показания свидетелей касательно обстоятельств аварии. Есть ли у вас еще вопросы?

Старшина присяжных покачал головой.

— Нет.

Коронер кивнул и продолжил:

— В таком случае вы должны определить, что послужило причиной смерти мистера Пирлесса и кто несет за это ответственность. Возможны несколько вариантов вашего решения. Позвольте назвать два из них.

Первый: если вы полагаете, что в смерти мистера Пирлесса виноват кто-то еще помимо него самого, вы должны заявить об этом. Если вы полагаете, что виной послужило преступное пренебрежение кого-либо своими обязанностями, вы должны заявить об этом. В любом случае вам не следует называть конкретные имена, даже если вы уверены, что можете это сделать.

Второй: если вы полагаете, что мистер Пирлесс умер по собственной вине, вы должны заявить об этом. Достаточно сказать, что причиной смерти стала водительская ошибка.

Коронер выдержал паузу и оглядел присяжных.

— Желаете ли вы покинуть зал суда и обсудить ваше решение?

Старшина пошептался с присяжными, встал.

— Нет, сэр.

Коронер посмотрел на него.

— Дамы и господа, члены жюри, вы желаете сообщить нам свое решение?

— Да, сэр, — кивнул старшина присяжных.

— И каково же оно?

Зал замер.

— Члены жюри пришли к единодушному выводу: смерть мистера Сильвестера Пирлесса — результат его водительской ошибки, и винить в этом он может лишь собственную глупость.

Репортеры потянулись к двери. Молоток коронера опустился на стол, призывая к тишине.

— Решение присяжных вынесено, и расследование коронером причины смерти мистера Сильвестера Пирлесса закончено.

Глава 2

В углу слабо освещенного коктейль-холла мотеля «Звездный свет» на черном обшарпанном рояле пианист наигрывал какую-то незатейливую мелодию, ничуть не мешающую разговору.

Арти Роберте посмотрел на Анджело.

— Как мне лучше всего добраться до Нью-Йорка завтра утром? Через Спокан или Сиэтл?

Анджело пожал плечами.

— Из Сиэтла рейсов больше, но Спокан на шестьдесят миль ближе. Узнай у портье, так будет вернее.

Арти поднялся.

— Так я и сделаю. И тут же вернусь.

Синди подняла свой бокал, всмотрелась в него.

— Он хотел умереть, поэтому и разбился.

— С чего ты взяла? — спросил Анджело.

Она не отрывала глаз от бокала.

— Это сидит во всех вас. Вы все мечтаете влезть на стену, да?

Анджело не ответил.

— Я чувствовала, что он собирается расшибиться в лепешку, когда садился в машину. Поэтому и уехала в мотель, а не стала, как обычно, дожидаться его на полигоне. Я не хотела находиться там, когда это произойдет.

— Если ты это предчувствовала, почему не попыталась остановить его? — глухо спросил Анджело.

— Ради чего? Не в этот день, так в другой. Я бы не смогла вечно останавливать его.

Анджело попросил повторить заказ. Когда принесли полные бокалы, Синди пригубила свой, потом поставила его на стол.

— Пожалуй, я завтра уеду.

— Куда? Или нашла себе занятие поинтереснее?

Синди покачала головой.

— Нет. Но эти машины не для меня. Ты знаешь. От них нет шума.

— Скоро все автомобили станут такими, — пообещал он. — Что ты тогда будешь делать?

— К тому времени я уже превращусь в древнюю старуху, — улыбнулась Синди. — Мне будет все равно.

— Ты — хороший водитель. Дункану будет недоставать тебя. Он ценит твое мнение.

— Старичок мне нравится. Но я согласилась на эту работу лишь из-за Пирлесса. Он думал, что ты действительно намерен участвовать в гонках.

— Мы тоже. Но теперь дело приняло другой оборот.

Во всяком случае, сейчас гонки не главное.

— Я знаю, — она подняла бокал, всмотрелась в него. — Когда же кончится твое безумие?

— О чем ты?

Она глянула на Анджело.

— Ты же ничем не отличался от остальных. Готовый поразвлечься в любом месте, в любое время, на любом углу. А потом за несколько часов все изменилось, в полдень ты стал совсем не таким, каким был утром. Я поняла это, когда, придя в номер, нашла тебя в ванной.

— Все мы должны когда-то повзрослеть. В тот день пришло мое время.

Она помолчала. Поставила бокал на стол.

— Возможно. А я не хочу взрослеть. Взрослым я не нужна. Они управляются и без меня. А вот таким, как Пирлесс, как ты в прошлом, необходим человек, чтобы поддержать их, когда они не за рулем. Человек, который поможет им почувствовать себя живыми и за пределами гоночной трассы.

Она встала.

— Я попросила переселить меня в другой номер.

— Дельная мысль, — кивнул Анджело.

— У меня есть пленки, которых ты еще не слышал.

Приходи после обеда, я тебе их прокручу.

— Хорошо. Я позвоню тебе около восьми, перед самым обедом.

— Лучше в семь, если ты хочешь и съесть что-нибудь.

Тут закрывают рано.

— Значит, в семь.

Он наблюдал за ее ладной фигуркой, когда подошел официант.

— Вас просят к телефону, мистер Перино.

Следом за официантом он прошел в дальний угол к телефонной будке, затворил за собой дверь, в наступившей тишине взял трубку.

— Мистер Перино? — пропел голос телефонистки.

— Я слушаю.

И тут же заговорил Номер Один.

— Тебя трудно найти, — в голосе слышалось раздражение.

— Отнюдь. В городе только один бар.

— Я только что услышал по радио о решении коронера и думал, что ты позвонишь мне.

— У вас уже слишком поздно, и я не стал беспокоить.

Тем более что все обошлось.

— Да, нам повезло. А ведь могла подняться жуткая вонь.

— Хотелось бы узнать, кто натравил их на нас. Я уверен, что ни коронер, ни окружной прокурор никогда не додумались бы до этого сами.

— Ты становишься все более похож на своего деда, — заметил Номер Один. — Тот во всем видел заговор. Полагал, что само по себе ничего случиться не может.

— Может, он был прав. Но вам известно не хуже меня, что подобная реклама могла поставить крест на нашем проекте. И не кажется ли вам странным, что средства массовой информации узнали о готовящемся процессе до того, как нам прислали повестку?

— Мы строим новый автомобиль, — напомнил ему Номер Один. — По их меркам это сенсационная новость. Так что привыкай. Они ни на минуту не спустят с тебя глаз.

— Я знаю. Вокруг так и кишат фотографы, пытаясь сделать снимок нового автомобиля. Они даже летают над полигоном на вертолетах, оснащенных камерами с телескопическим объективом.

— И что им удалось урвать?

— Нашего — ничего. Но они в достатке сфотографировали «вег», «пинто», «гремлинов». Может, даже «маверик» и «нову».

Номер Один хохотнул.

— Это их раздражает. Сколько машин проходит полевые испытания?

— Тридцать одна на дорогах Запада и Юго-Запада.

Восемь на полигоне плюс шесть без камуфляжа. Но на последних мы ездим только ночью.

— Похоже, все идет нормально. Когда ты намерен определиться с конструкцией?

— Через семь-восемь месяцев, — ответил Анджело. — В сентябре или октябре.

— То есть на осенние выставки мы не попадаем.

— Это точно. Но я думаю, мы успеем к весеннему нью-йоркскому автосалону. Тут мы можем даже выгадать. Остальные покажут модели семьдесят второго года, уже запущенные в производство, мы же выйдем с первой моделью семьдесят третьего года.

— Мне это нравится, — тон Номера Один изменился. — Тут с тобой хотят поговорить.

Трубка перешла из рук в руки.

— Когда вы позволите мне приехать и сесть за руль вашего нового автомобиля? — спросила Бетси.

— Когда мы закончим испытания, мисс Элизабет.

— К чему такая официальность, Анджело. Я рассказала прадедушке о той ночи, когда я пришла к вам в отель.

Анджело рассмеялся.

— Надеюсь, вы рассказали ему и о том, что я отвез вас домой.

— Да, и он пожелал узнать, почему.

— К примеру, потому, что вам только исполнилось восемнадцать.

— Именно в таком возрасте моя прабабушка вышла замуж. Подумайте об этом. Такие девушки, как я, недолго остаются на свободе.

— Может, дело в том, что я не из тех, кого легко обженить, — вновь рассмеялся Анджело.

— После свадьбы моего отца я уеду к тете в Европу. Вы знаете, какие там мужчины.

— Знаю, — улыбнулся он. — Надеюсь, вы тоже.

— Вы все еще принимаете меня за ребенка. Даже если вы ходили в школу с моей мамой, это не означает, что я слишком молода для вас.

— У меня и мыслей таких нет. Просто я очень старомоден. И по-прежнему считаю, что предложение должен делать мужчина.

— Хорошо. Так попросите меня.

— Сейчас не могу, — Анджело опять рассмеялся. — Мне надо строить автомобиль.

В дверь телефонной будки постучали.

— Одну минуту, — сказал он Элизабет и приоткрыл дверь.

— Мистер Перино? — осведомился помощник шерифа.

— Да.

— Это вам, — и передал Анджело конверт, из которого тот извлек какой-то документ, адресованный ему, Дункану и «Вифлеем моторс».

Из этой бумаги, подписанной судьей, следовало, что им запрещено выпускать на дороги штата Вашингтон экспериментальные автомобили, оснащенные газотурбинным двигателем. Анджело поднял голову, но помощник шерифа уже ушел.

— Передайте трубку Номеру Один, — попросил он Бетси.

— Что-нибудь случилось? — озабоченно спросила она.

— Да, — резко ответил он. — Передайте трубку.

— В чем дело? — эхом отозвался Номер Один.

— Я только что получил решение судьи, запрещающее нам использовать автомобили с газовой турбиной на дорогах штата Вашингтон.

— Что? — изумился Номер Один. — Да как они могли это сделать?

— Как — не знаю, но они это сделали, — свободной рукой Анджело выудил из кармана сигарету. — И вы все еще думаете, что за этим никто не стоит?

Номер Один промолчал.

— Нам мешают те, кто обладает немалой властью, — добавил Анджело.

— Что ты собираешься делать?

— Арти Роберте еще здесь, — ответил Анджело. — О» хотел первым же рейсом улететь в Нью-Йорк, но придется менять планы. Обратимся в суд, чтобы признать этот запрет незаконным.

— На это уйдет много времени, — обеспокоился Номер Один.

— Время меня не волнует. Если не снять запрет, «бетси» не появится на дорогах.

Глава 3

— Еще тридцать дней, и развод вступит в силу, — твердо заявил Лорен Третий.

Бобби поставила бокал из-под «мартини» на стол.

— Слишком долго. Еще один месяц здесь, и я сойду с ума. Я не привыкла сидеть в тюрьме.

— Ты не в тюрьме, дорогая, — в который уж раз повторил он. — Ты тут всех знаешь. Как только мы поженимся, все переменится. Мы переедем в наш дом, и жизнь сразу войдет в нормальное русло.

— С чего это ты так решил? — с сарказмом спросила она. — Мы несколько раз появлялись на людях, но детройтский свет старался изо всех сил, показывая, что меня не существует.

— Глупые женщины, — пожал плечами Лорен. — Не обращай внимания. Поверь мне, они остынут.

— Да пусть они катятся ко всем чертям! — сердито воскликнула Бобби. — Плевать я хотела и на них самих, и на их взгляды, — она встала. — Я должна ненадолго уехать отсюда.

Лорен посмотрел на нее.

— Куда ты хочешь поехать?

— Не знаю. Куда угодно. Подальше от Детройта, — она прошла к бару, налила из шейкера «мартини». Повернулась к Лорену. — Клянусь Богом, я становлюсь алкоголичкой.

— Сейчас я уехать не могу.

— Я знаю, — она шагнула к окну. Во мраке ночи светились оконные проемы цехов. Трубы выплевывали розоватый дым. — Уже год я смотрю из этого окна и не вижу ни дерева, ни клочка травы. Я начинаю забывать, как они выглядят.

Лорен поднялся, подошел к ней. Обнял. Она положила голову ему на плечо.

— Я понимаю, как тебе тяжело. Но другого мы и не ожидали.

— Извини. Я знаю, что и тебе не легче. Но тебя по крайней мере отвлекает от этих мыслей работа, я же лишь хожу из угла в угол.

— Послушай, дай мне несколько дней — подчистить хвосты, а потом мы поедем на Запад, посмотрим, как у них дела с экспериментальными автомобилями. Мне все равно надо туда съездить.

— Я с удовольствием. У меня такое чувство, что новая машина будет очень удачной.

— И я на это надеюсь, — в голосе его не слышалось энтузиазма.

Бобби пристально посмотрела на него.

— Тебя беспокоит этот проект?

Лорен кивнул.

— Но почему? Все вокруг только и говорят о новом автомобиле.

— Они могут себе это позволить, — он усмехнулся. — Денежки-то не их. Если автомобиль не станут покупать, он может разорить всю компанию, — он вернулся к бару, взял свой бокал. — Если же его примут, мы останемся на плаву, но через пару лет «Джи эм» и «Форд» вернут себе контроль над рынком, так что по существу мы прокладываем им путь, рискуя своим капиталом.

Лорен пересек комнату, вновь встал рядом с Бобби.

— Я хорошо запомнил год, когда стал президентом компании. Тысяча девятьсот пятьдесят третий. В тот год разорился «Кайзер-Фрейзер». Они выпустили хороший автомобиль, но не смогли победить систему. Их подкосили конкуренция и Корейская война, из-за которых они лишились поставок комплектующих. Вот тогда я и решил, что не буду бороться с гигантами. Что мы оставим себе тот кусок автомобильного рынка, который сможем проглотить, а прибыль будем искать в другом месте. И я не ошибся. С тех пор не было и года, чтобы прибыль компании после выплаты налогов падала ниже шести миллионов долларов. А теперь призрак прошлого грозит взорвать наше благополучие.

Впервые она слышала от него столь длинную речь.

— А ты не пытался сказать все это Номеру Один?

Он горько улыбнулся.

— Живых дед не слушает. Может, только Анджело. И лишь потому, что Анджело говорит именно то, чего хочется деду.

— А как же ты? Неужели тебе не хочется построить новый автомобиль? Автомобиль, который шел бы нарасхват.

— Разумеется, хочется. Это мечта каждого, кто работает в нашем бизнесе. Но еще мальчиком я хотел стать первым человеком, который ступит на Луну. Из этого тоже ничего не вышло.

— Тогда почему ты совсем не ушел из автостроения?

— Наверное, так и следовало сделать. Теперь-то я это знаю наверняка, — он уставился в бокал. — Но если б мы прекратили выпускать автомобили, дед бы умер. Наши автомобили — единственное, что удерживает его на этом свете.

Бобби помолчала, затем взяла у него из руки бокал, поставила вместе со своим на стол.

— Пойдем в спальню, — и увлекла его за собой.

— Главные недостатки турбинного двигателя — быстрая раскрутка и невозможность торможения двигателем. Но мы, похоже, сумели от них избавиться, — Тони Руарк показал на чертежи, лежащие на столе Лорена Третьего, — Установив дополнительный ротор, на который поступает газ, отраженный от лопаток статора при открытии дросселя, мы создали аналог торможения двигателем. Кроме того, этот ротор не позволяет автомобилю Катиться на холостых оборотах, а при движении он лишь вращается, никому не мешая.

Лорен глянул на чертежи.

— Его испытывали?

— Еще как. Двигатели такой конструкции ставят на все экспериментальные машины с декабря прошлого года. Каждая из них наездила в среднем по двадцать тысяч миль.

— Дорогая штучка, — Лорен повернулся к Уэйману. — Цифры у тебя есть?

Уэйман кивнул.

— Стоимость каждого двигателя возрастет на сто тридцать долларов при изготовлении двухсот или более тысяч автомобилей в год.

Руарк посмотрел на него.

— А вы учли, что нам не понадобится дополнительная силовая установка для питания различных систем автомобиля на холостом ходу?

Уэйман вновь кивнул.

— Это мы тоже приняли во внимание. Главный фактор — стоимость рабочей силы в Детройте. Для изготовления таких роторов потребуются высококвалифицированные рабочие.

— А как же японцы? — не сдавался Руарк. — Они-то ставят роторы и на дешевые автомобили. Неужели они столько же платят рабочим?

— Нет, конечно, — ответил финансист. — Поэтому и бьют нас по всем статьям.

— На Западном побережье они обойдутся нам дешевле, я в этом уверен, — продолжил Руарк. — Но нет смысла везти их сюда для установки в двигатель, а потом тащить весь двигатель обратно на сборочный конвейер.

— Да, на этом можно потерять всю выгоду, — согласился Уэйман.

— Во сколько оценивается сейчас изготовление одного автомобиля? — спросил Лорен.

— Без нового ротора — тысяча девятьсот пятьдесят один доллар. С ним — практически две тысячи сто.

— Слишком дорого, — покачал головой Руарк. — Насколько я понимаю, «гремлин» обходится «Америкэн моторс» в тысячу семьсот.

— Дешевле, — возразил Уэйман. — Столько они получают от продажи, включая федеральный налог. Но это стоимость самого автомобиля, без дополнительных устройств вроде системы кондиционирования, питающихся от двигателя. На нашей же машине они установлены. В сумме они обходятся в семьсот долларов.

— То есть «бетси» должна продаваться по цене порядка двух с половиной тысяч? — спросил Руарк.

— Две тысячи четыреста девяносто девять долларов — такую цифру назвал отдел продаж, — ответил Лорен.

— Высоковато по сравнению с другими. «Пинто» идет за тысячу девятьсот, «вега» — за две сто, не говоря уж об импортных моделях. Они вышибают у нас почву из-под йог.

— Теперь вы понимаете, с чем нам придется столкнуться, — покивал Уэйман.

— Итог в общем-то не так уж и плох, — Лорен Третий, похоже, размышлял вслух. — За дополнительные удобства можно и заплатить четыре сотни. Все-таки мы не так далеко ушли от средней цифры.

Руарк повернулся к нему.

— Так вы думаете, у нас есть шанс?

— Не более, чем у снежка в аду, — незамедлительно ответил Лорен. — Во всяком случае не с нынешним ростом цен. Потребуется чудо-автомобиль, чтобы убедить среднего покупателя заплатить дороже за то, что в итоге обойдется ему дешевле. Мы встанем в ряд дешевых автомобилей с самого края, где, собственно, и были до сих пор.

Разница лишь в том, что мы выбросим в трубу триста миллионов долларов, — он взял со стола сигарету, закурил. — Боюсь, мой дед живет в прошлом, когда Генри Форд доказал всем, что конвейер может значительно снизить себестоимость автомобиля. Но мир уже освоился с этой идеей, а Япония и Германия даже обогнали нас по уровню автоматизации и качеству оборудования. И они обладают фантастическим преимуществом перед нами: немецкий рабочий получает шестьдесят процентов зарплаты американского, а японский — не более сорока, — он выдохнул струю дыма и положил сигарету на пепельницу. — Мне представляется, что Анджело допустил одну серьезную ошибку. Ему следовало построить завод в Японии, а не на Западном побережье. Тогда его автомобиль по себестоимости мог бы конкурировать с другими моделями.

— Ваш дед хотел, чтобы автомобиль строили в Америке, — напомнил Руарк.

— Я знаю, — кивнул Лорен. — Но это не означает, что его желание — истина в последней инстанции. Сейчас людям все равно, где изготовлен товар. Главное, чтоб он был качественный и стоил недорого.

— Я хотел бы взглянуть на стоимостные расчеты, — сказал Руарк. — Может, я что-нибудь и придумаю.

— Надеюсь на это, — ответил Лорен. — Мы воспользуемся любым дельным предложением.

— Я ничего не обещаю, — предупредил Руарк. — У вас тоже сидят не дилетанты.

— Как там идут дела? — спросил Лорен.

— Сейчас нормально. Судейский запрет затормозил нас на неделю. Но когда мы показали, что «Крайслер» использует газовые турбины с шестьдесят третьего года, а «Форд» и «Джи эм» ставят их на грузовиках, запрет сняли. Анджело, однако, полагает, что кто-то сознательно ставит нам палки в колеса.

Лорен улыбнулся.

— В этом же нет никакого смысла. Другие компании знают, что мы оказываем им услугу, забегая вперед. Они не рискуют ни центом, спокойно ожидая исхода. То ли мы добьемся успеха, то ли проиграем.

— Но вы должны признать, что на простое совпадение очень уж не похоже. Это судебное разбирательство и сразу же запрет.

— Может, кто-то из местных политиков хочет сделать себе имя, — предположил Уэйман.

— Если так, почему он до сих пор не объявился? — спросил Руарк. — Я в тех краях уже десять лет, у меня много друзей, но никто не знает, откуда это исходит.

— Вы сегодня будете говорить с Анджело? — Лорен изменил тему.

— Да.

— Вас не затруднит попросить его забронировать номер-люкс плюс два обычных номера со следующей пятницы до вторника? Я приеду к вам с дочерью и невестой.

Руарк посмотрел на него. Хотел было сказать, что уже встречался с леди Эйрес, но передумал.

— Я ему все передам. Но около полигона лишь мотель «Звездный свет», а люксов в нем, кажется, нет.

— Тогда пусть бронирует три номера.

— Будет исполнено, — Руарк встал, протянул руку. — Благодарю, что вы смогли уделить мне столько времени, мистер Хардеман.

Лорен пожал протянутую руку.

— Вам нет нужды благодарить меня. Возможно, иногда и кажется, что это не так, но я прошу вас запомнить: мы все в одной лодке.

Их взгляды встретились.

— Я никогда в этом не сомневался, мистер Хардеман, — и Руарк повернулся к Уэйману. — Если я понадоблюсь вам, Дэн, вы найдете меня в отделе расчета себестоимости.

— Хорошо, — кивнул Уэйман, а после ухода Руарка добавил:

— И что ты думаешь, Лорен?

— Я думаю, что Анджело не ошибся в выборе. Руарк — хороший человек.

— Но я имел в виду другое. Как по-твоему, найдут они, кто стоит за всеми их неприятностями?

Лорен задумчиво посмотрел на него.

— Все будет зависеть от того, насколько умело заметет следы твой человек.

— Вроде бы он в этом мастер. По крайней мере за такие деньги, что он получает от нас, мы вправе этого ожидать.

— Тогда нечего и волноваться, — Лорен встал. — Полагаю, мы сделали все, что в наших силах. Остается лишь ждать, пока «бетси» привезет нас к банкротству.

— Ты все еще президент компании. И ты можешь кое-что сделать, если захочешь.

— Оставим это, — отрезал Лорен. Чем-то в этот момент он напоминал деда.

Поднялся и Уэйман.

— Как скажешь. Ты — босс. Но наше время на исходе.

Менее чем через шестьдесят дней придется решать, отдавать конвейеры «сандансера» Анджело или нет.

Лорен смотрел на своего вице-президента.

— Ты ничего не путаешь, Дэн? Вопрос не в том, передавать завод Анджело или нет. Он ставится иначе: отказываемся ли мы от «сандансера» ради «бетси».

— Это одно и то же, — отмахнулся Уэйман. — Я никак не могу заставить тебя понять, что в глазах наших коллег и общественности компанией руководит тот, кто строит автомобиль, — он направился к двери, остановился на пороге, обернулся. — Но ответственность за убытки они возложат на президента компании. То есть на тебя.

Глава 4

В гигантском гараже-ангаре жизнь била ключом. Механики в белых комбинезонах с красной надписью «ВИФЛЕЕМ МОТОРС» на спине роились у автомобилей, каждый из которых стоял на отдельной смотровой яме с поднятым на домкратах корпусом, так что они могли работать с мотором и силовым каркасом.

— Это хамелеоны, — пояснил Анджело, ведя их вглубь гаража.

— Хамелеоны? — переспросила Бобби.

— Маскировочные машины. Мы берем корпуса моделей других компаний, чтобы конкуренты не могли прознать о наших конструкциях. Тем самым мы получаем возможность испытывать автомобили на дорогах, не привлекая к ним внимание.

Он остановился перед высокими воротами в дальней стене ангара. Большая надпись гласила:

ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН.

Анджело отцепил пластину-пропуск от лацкана пиджака и сунул ее в щель электронного замка. Ворота начали расходиться, и он быстро вытащил пластину. Едва они успели переступить порог, как ворота захлопнулись. За ними возвышалась стена, так что и при открытых воротах никто не видел, что же находится в этой строго охраняемой части ангара. Вслед за Анджело они обогнули стену и оказались на просторной площадке. Машины же стояли в закрытых боксах, выстроившихся вдоль стен.

Изредка из одного бокса выходил механик, чтобы тут же скрыться в другом.

К ним направился охранник. Кивнул, узнав Анджело.

— Добрый день, мистер Перино.

Анджело протянул ему пропуск. Повернулся к остальным.

— Отдайте ему ваши пропуска. Он их вернет при уходе.

Лорен отцепил от лацкана пропуск, передал охраннику. Тот пристально взглянул на фотографию, потом на Лорена. Кивнул и забрал пропуска у Бобби и Элизабет, после чего отошел.

— Дополнительные меры безопасности обусловлены тем, что здесь у нас прототипы будущих моделей.

Из одного из боксов появился Дункан, улыбаясь, направился к ним.

— Лорен! — воскликнул он, явно обрадовавшись гостю.

— Джон! — Они обменялись крепким рукопожатием. — Вы выглядите на пятнадцать лет моложе.

— Я действительно словно помолодел, — ответил шотландец. — Мы опять в деле. Занимаемся, чем и должны.

— Позвольте представить вам мою невесту, Роберту Эйрес. Бобби, это Джон Дункан, о котором я тебе столько говорил.

Шотландец не подал и виду, что уже встречался с леди Эйрес. Почтительно пожал ей руку.

— Рад познакомиться с вами, миссис Эйрес.

— Я тоже, мистер Дункан, — вежливо ответила она.

— Ас моей дочерью вы знакомы, не так ли? — добавил Лорен.

Дункан улыбнулся.

— Она немного выросла с тех пор, как я видел ее в последний раз. Как поживаете, мисс Хардеман?

— Хорошо, благодарю вас, — она повернулась к Анджело. — Когда же мы сможем увидеть машину? Я сгораю от нетерпения.

Анджело посмотрел на Дункана.

— Мы сможем выкатить сюда «серебряную фею»?

Шотландец кивнул.

— Думаю, что да, — и зашагал к боксам.

— «Серебряная фея» — прототип спортивной модели.

Мы не собираемся выпускать ее серийно, пока не утвердимся на рынке, но будем показывать на автосалонах и, возможно, заявим для участия в двух-трех гонках, если пройдем квалификационные испытания, — Анджело повернул голову. Ворота одного бокса раскрылись.

Четверо механиков катили к ним автомобиль, Дункан сидел за рулем. «Серебряная фея» замерла в центре ангара, свет флюоресцирующих ламп отражался от ее блестящего алюминиевого корпуса.

— Он прекрасен! — ахнула Бетси. — Анджело, какая же это красота!

— А чего вы ожидали? Маленького уродца?

— Даже не знаю, чего я ожидала. Но после всех этих разговоров об автомобиле для каждого я думала, что увижу что-то вроде «фолькса».

— С названием «бетси»? Вы думаете, что ваш отец или прадед допустили бы такое?

Она повернулась к отцу.

— Ты уже видел это чудо?

Лорен покачал головой.

— Только эскизы и модели. А саму машину — впервые, — он посмотрел на Анджело. — Дизайн исключительный.

— Спасибо, Лорен. Я надеялся, что «фея» тебе понравится.

Они обошли машину спереди. Капот покато спускался к овальному профилированному воздухозаборнику, наверху более широкому, чем внизу, похожему на воздухозаборник двигателя «Боинга-707». По бокам расположились еще два воздухозаборника поменьше. Даже когда машина стояла на месте, создавалось впечатление, что она вот-вот рванется вперед.

— Воздухозаборники имеют и функциональное назначение, — объяснил Анджело. — Центральный подает воздух в главную камеру сгорания, боковые — в дожигатель и полость между горячей стенкой и передней панелью кабины, обеспечивая дополнительный комфорт пассажирам.

Дункан вылез из кабины, оставив дверцу открытой.

— Хотите сесть за руль?

Элизабет не заставила просить себя дважды. Она уже сидела за рулем, прежде чем остальные сдвинулись с места.

— Когда я смогу поездить на ней?

— Вы не будете возражать, если сначала я прокачу вас всех? — спросил Анджело. — Заодно объясню вам, как управляться с этой крошкой. Турбина несколько отличается от обычного двигателя внутреннего сгорания.

— Я готова, — воскликнула Бетси.

— Вам придется подождать до наступления темноты, — ответил Анджело. — Днем мы не выкатываем эти машины из ангара.

— Мистер Перино, к телефону, — раздалось из динамика громкой связи под потолком. — Мистер Перино, к телефону.

5. — Прошу меня извинить, — Анджело повернулся к Дункану. — Джон, возьмите на себя роль экскурсовода. Я приду, как только освобожусь.

Уходя, он слышал голос шотландца:

— Первое, что вы должны запомнить, детка, — нельзя просто повернуть ключ в замке зажигания и завести мотор. Турбина раскручивается иначе. Тут два зажигателя и стартер-генератор, которые включаются автоматически, когда вы поворачиваете ключ в положение 1. Одновременно на приборном щитке загорится красная лампочка. Примерно через десять секунд она погаснет и зажжется желтая. Это означает, что ключ можно повернуть в положение 2. При этом запускается турбина. Через пять секунд желтая лампочка должна смениться зеленой, то есть двигатель вышел на режим холостого хода, и вы можете трогаться с места. При запуске возможен перегрев турбины, тогда вместо зеленой загорится красная лампочка и начнет мигать. В этом случае надо повторить все сначала. И еще, двигатель не заработает, если автомобиль не поставлен на ручной тормоз и… — тут Анджело захлопнул за собой дверь маленькой будки со стеклянными стенами, и голос Дункана смолк.

Охранник посмотрел на него, не поднимаясь из-за стола.

— Могу я воспользоваться вашим телефоном?

Тот кивнул, и Анджело снял трубку.

— Мистер Перино слушает.

— Одну секунду, мистер Перино, — проворковала телефонистка. — Я думала, что вы будете говорить с мистером Руарком из своего кабинета. Сейчас я переключу его на вашу линию.

— Стоит платить тысячу долларов за то, чтобы узнать фамилию человека, который натравил на нас окружного прокурора? — спросил Руарк. — У меня есть приятель в Олимпии. Он говорит, что сможет это сделать.

— Заплати, — коротко ответил Анджело.

— Где ты будешь сегодня вечером? Я тебе перезвоню.

— В «Звездном свете», — Анджело положил трубку и поднял голову.

Лорен сидел за рулем, Дункан что-то говорил ему, Бобби и Элизабет стояли рядом. Издалека они казались сестрами.

Открылась дверь. Вошла Синди, встала у него за спиной. Взяла из его пальцев дымящуюся сигарету, затянулась, отдала обратно.

— Он моложе, чем я думала. Фотоснимки в газетах очень старят его.

— Это точно.

— Которая его дочь?

— Та, что справа.

Она вновь взяла у него сигарету.

— Она любит машины. Больше, чем ее отец;

Анджело покосился на нее.

— С чего ты взяла?

— Я видела ее реакцию, когда «серебряную фею» выкатили из бокса. Она прямо-таки завибрировала от возбуждения.

Анджело закурил новую сигарету. Отвернулся. Дункан поднял капот и показывал гостям турбинный двигатель.

— Собираешься жениться на девочке? — неожиданно спросила Синди.

— Да, свадьба на следующей неделе, — автоматически ответил он, прежде чем до него дошло, что спрашивает она не о Лорене и Бобби. — Ты обо мне?

Синди улыбнулась.

— Ходят такие разговоры.

— Ты-то уж меня знаешь. Я не из тех, кто женится.

— Зато она хочет замуж. И в ней явственно проглядывают гены Номера Один, так что обычно она получает то, чего хочет. Я в этом не сомневаюсь.

— Она совсем ребенок.

— В ее возрасте я впервые пришла на гоночную трассу. И она не такой уж ребенок, это все напускное.

Анджело не ответил.

— А как насчет второй? — спросила Синди.

— Второй?

— Она тоже положила на тебя глаз. И отнюдь не как будущая теща.

— О ней можешь не беспокоиться, — быстро ответил Анджело. — Она охотится за деньгами и только что подстрелила крупного зверя.

— Из-за этого она не станет пренебрегать мелкой дичью. На машину она даже не посмотрела. А вот на тебя поглядывала постоянно.

Анджело обернулся. Бобби стояла одна, Лорен и Бетси склонились над двигателем. Она терпеливо ждала, когда же отец и дочь удовлетворят свое любопытство.

— Да ты же трахал ее! — воскликнула Синди и, не дожидаясь ответа, добавила:

— Вот, значит, в чем дело. Как же я сразу не догадалась.

Анджело не повернул головы.

— Ты совсем чокнулась.

— Черта с два! — огрызнулась Синди. — Не забудь, я тоже побывала в твоей постели, и могу отличить тех, кто подлезал под тебя.

Глава 5

Яркая лампа освещала чертеж на его столе. Анджело пристально смотрел на него. Место, вечная проблема места. На этот раз речь шла о багажнике. Большая выхлопная труба, обусловленная самой конструкцией турбинного двигателя, уменьшала свободный объем чуть ли не вдвое по сравнению с общепринятым в Америке. А запаска сводила на нет место для багажа.

Он двинул габаритку по чертежу. Вроде бы единственный выход — перенести двигатель назад, а багажник — под капот. Тем более что из-за малых размеров двигателя там и так хватало свободного объема.

Жаль, конечно, что запаски перестали устанавливать на крыльях автомобиля. Это решило бы все проблемы.

Ему вспомнились «олдс викинг» выпуска 1929 года, на котором отец возил его ребенком, дедов «дузенберг» 1931 года. Запаски на крыльях придавали автомобилю спортивный облик. Но экономика и дизайн решили их судьбу.

Одна запаска стоила меньше, чем две.

А тем временем палец его передвинул габаритку под капот, к правому крылу. Пожалуй, места хватало. Но возникала другая проблема.

Турбина работала при очень высокой, порядка тысячи градусов Цельсия, температуре. Сильно разогревался и сам двигатель. Ни одно колесо не выдержало бы такого нагрева в течение длительного времени. Следовательно, требовались изоляция, вентилирование, а может, и принудительное охлаждение. Анджело сделал пометку в блокноте. Пусть конструкторы обсосут его идею, как технически, так и по затратам.

Зазвонил телефон.

— Слушаю.

— Анджело? — знакомый голос Бобби.

— Да, Бобби?

— Что ты делаешь?

— Работаю, — ответил он.

— Не хочешь ли выпить?

Он удивился.

— А где ты находишься? Я думал, ты на испытательном кольце, вместе с остальными.

— Яне пошла с ними.

— Что-нибудь случилось? У тебя странный голос.

— Нет. Не знаю. Это и неважно. Извини, что побеспокоила тебя.

В трубке раздались гудки отбоя. Анджело подержал ее в руке, потом положил на рычаг. Хотел было перезвонить, но передумал и вместо этого плеснул в бокал виски, добавил воды, льда.

Телефон зазвонил вновь.

— Да, Боб..

Но его прервал голос Руарка.

— Анджело, я выяснил, кто это. Марк Симпсон. Из «Независимого агентства безопасности автомобилей».

НАБА. Находится оно в Детройте. Ты что-нибудь знаешь о них?

— Об организации — нет, — ответил Анджело. — Но вот Симпсон…

Звякнул дверной звонок.

— Подожди минуту. Мне надо открыть дверь.

Анджело пересек комнату. Опять звякнул звонок. Он открыл дверь. На пороге стояла Бобби.

Она посмотрела на него.

— Я помешала?

— Нет, — он покачал головой. — Заходи. Я говорю по телефону.

Он вернулся к столу и взял трубку, она же закрыла за собой дверь.

— Парень этот скользкий. Мнит себя вторым Ральфом Надером, но все это чушь. Издает еженедельную газетенку, в которой вроде бы дается информация для узкого круга о новых автомобилях. В Детройте ходят разговоры, что кто-то ему платит, но конкретных фамилий не называют.

— Почему он прицепился к нам? — спросил Руарк.

— Это хороший вопрос. Раньше, насколько мне известно, он и близко не подходил к «Вифлеем моторс». Значит, кто-то направляет его.

— Ну, я сделал все, что мог. Детройт — твой город.

— Я с этим разберусь, — пообещал Анджело. — Благодарю за помощь.

Он положил трубку и посмотрел на Бобби. Она так и стояла у двери.

— Раз уж ты добралась до моего номера, можешь и войти.

Она шагнула к нему, взгляд ее пробежался по заваленному бумагами столу, по шкафам у стены, ломящимся от папок с чертежами.

— Ты действительно работаешь.

— А что, ты думала, я делаю?

Она не ответила. Прошествовала к маленькому столику с бутылкой виски и льдом. Наполнила бокал.

— Я не знала, что ты превратил одну комнату в кабинет.

— Пришлось, — ответил Анджело. — Дня не хватает.

— Я не хотела беспокоить тебя.

— Я это уже слышал, — напомнил он.

— Знаю, — она поставила бокал на стол, даже не пригубив. — Извини. Я ухожу.

— А зачем ты приходила?

Бобби повернулась к нему.

— Заревновала. Думала, что ты с этой девчонкой.

Глупо, не правда ли?

Он не ответил.

— Я тебя люблю, — продолжила Бобби. — Я думала…

— Не думай, — он внезапно охрип. — Мы это уже проходили.

— Я допустила ошибку. Казалось, я знала, чего хочу.

Но еще не поздно.

— Слишком поздно. Ты выходишь замуж на следующей неделе, не забывай об этом.

— Я помню, — она подошла вплотную, заглянула ему В глаза. — Но ведь мы найдем время. Сможем изредка видеться.

Он не шевельнулся. Лишь на виске запульсировала жилка.

— Сейчас ты думаешь тем, что у тебя между ног.

Мне бы хотелось, чтобы ты использовала для этого голову.

Бобби положила руки ему на плечи, прижалась к нему.

— А ты скажи, что не хочешь меня, — прошептала она.

Анджело, не мигая, смотрел ей в глаза.

— Скажи мне! — повторила она с ноткой триумфа в голосе. Она опустила руку, быстро расстегнула молнию, сунула руку в ширинку. — Скажи мне, когда я держу твоего молодца, твердого и горячего, в своей руке!

Бобби начала опускаться на колени, когда раздался стук в дверь и мгновением позже она распахнулась.

— Анджело! Это фантастическая машина! — тут Бетси увидела их.

На мгновение все остолбенели. Потом Бобби едва не упала, поднимаясь на ноги. Анджело отвернулся, поправляя брюки. Бетси побледнела как полотно.

— Я знаю, это трудно осознать, — пролепетал он.

— Ничего не говорите. Пожалуйста, — голос ее звенел, как натянутая струна. Она посмотрела на Бобби. — Папа пошел к вам в номер. Вы лучше отправляйтесь в бар, а потом скажете, что ждали его там, потому что туда он собирается вас привести, чтобы выпить за новый автомобиль.

Бобби глянула на нее, потом на Анджело. Тот кивнул.

Мимо Бетси она выскользнула из номера. Ее шаги эхом отозвались в коридоре.

Молча они смотрели друг на друга, пока шаги не стихли. Потом он взял со стола бокал.

— Полагаю, все истории, которые я слышала о вас, — правда. Вы нехороший человек, мистер Перино.

Он держал бокал в руке, не поднося ко рту. Глаза его не покидали ее лица. Он молчал.

— Не думайте, что я делаю это ради вас. Только ради отца. Он так любит ее. Если он узнает, у него разорвется сердце. Он совсем не такой, как вы. Очень наивный. Далекий от жизни.

Анджело по-прежнему ничего не говорил.

— Вы могли бы быть честным со мной. И не нести этой чуши насчет того, что мы должны лучше узнать друг друга.

— Это правда.

— Нет! — с горечью воскликнула Бетси. — И я никогда не поверю вам! Почему вы не трахнули меня, когда я так этого хотела?

Анджело не ответил.

— Потому что думали, что я недостаточно искушена для великого мистера Перино?

— А вот теперь вы говорите, как маленький ребенок.

Она шагнула к нему, забарабанила кулачками по груди.

— Я ненавижу вас, мистер Перино! Ненавижу!

Он поймал ее руки, сжал в своих. Она подняла голову, посмотрела ему в глаза, затем припала к груди и заплакала.

— Я сожалею о случившемся, мисс Элизабет. Искренне сожалею.

— Я чувствую себя такой дурой, — всхлипнула она.

— И напрасно.

— Оставьте меня! — она отпрянула. — Не нужна мне ваша опека.

— У меня и в мыслях такого не было.

— Прощайте, мистер Перино, — холодно бросила она.

Он ответил после короткой паузы.

— До свидания, мисс Элизабет.

Она подняла голову — по ее щекам вновь покатились слезы, потом повернулась и вылетела в коридор, едва не натолкнувшись на инвалидное кресло Номера Один.

— Бетси! — воскликнул тот.

Она не остановилась.

— Не сейчас, прадедушка, — и помчалась дальше.

Номер Один вкатился в номер, пристально посмотрел на Анджело.

— Что тут, черт побери, происходит? — раздраженно осведомился он. — Подъезжаю к лифту, из кабины выскакивает невеста Лорена, вся расстроенная. Поднимаюсь сюда — из твоего номера вылетает заплаканная Бетси.

— О господи! — выдохнул Анджело.

А Номер Один заулыбался. Подкатил кресло к двери, закрыл ее.

— Такое впечатление, что тебя застукали со спущенными штанами.

Анджело отхлебнул виски.

— Ах-х! Дерьмо!

Номер Один громко расхохотался. Времена меняются, но все остается прежним. Он хорошо помнил, как такое случилось с ним в последний раз.

Более тридцати лет назад.

Глава 6

Мерно урчал мощный двигатель большого черного «сандансера» выпуска 1933 года с номерным знаком «ЛХ I», когда автомобиль повернул с Вудвард-авеню на Фэктори Роуд в трех с половиной кварталах от заводских ворот. На тротуарах с обеих сторон мостовой под нудным мартовским дождем мокли люди.

— Что происходит? — спросил шофера Лорен, сидевший на заднем сиденье.

— Не знаю, сэр, — ответил тот. — Я никогда не видел ничего подобного, — он начал притормаживать. У заводских ворот толпа стала гуще, места на тротуарах ей уже не хватало, так что стоявшие прихватили и часть мостовой.

— Включи радио, — попросил Лорен. — Может, узнаем что из выпуска новостей…

Знакомый голос Колтерборна наполнил кабину.

— В заключение я хотел бы повторить всем американцам слова президента Рузвельта, произнесенные им вчера на церемонии инаугурации в Вашингтоне: «Единственное, чего мы должны бояться, так это самого страха». Их действительно стоит запомнить. Вы слушали Ха Ви Колтерборна из Нью-Йорка.

Из динамика послышался другой голос.

— На этом мы заканчиваем выпуск новостей. Следующий слушайте в двенадцать часов дня.

До ворот оставалось совсем немного.

— Выключи, — махнул рукой Лорен.

Шоферу пришлось подать сигнал, так как проехать уже не было никакой возможности. Люди раздались в стороны, пропуская автомобиль. Два охранника открыли ворота и тут же закрыли, едва их миновал задний бампер.

Лорен опустил стекло.

— Что случилось, Фред?

Старший из охранников подошел ближе.

— Мы дали объявление, что нам требуются шесть токарей, мистер Хардеман.

— Шесть токарей? — Лорен оглянулся на закрытые ворота. — Но там по меньшей мере двести человек.

— По-моему, никак не меньше тысячи, мистер Хардеман.

— Мы уже наняли их?

— Нет, сэр. Отдел кадров начинает работу с девяти.

Лорен взглянул на часы. Самое начало восьмого.

— То есть им стоять еще два часа под дождем?

— Да, сэр, — кивнул охранник. — А многие провели здесь всю ночь. Пришли, как только прочитали наше объявление в вечернем выпуске газет.

Лорен посмотрел на охранника.

— Позвони в столовую и распорядись, чтобы прислали фургон с горячим кофе и пирожками.

— Не могу этого сделать, сэр, — замялся охранник — Это против правил.

— Каких правил? — от изумления Лорен даже не рассердился.

— Отдела кадров. Они говорят, если мы начнем их кормить, то очереди будут собираться каждое утро, независимо от того, есть у нас свободные места или нет.

Лишь бы получить бесплатный завтрак.

Лорен молча смотрел на него.

— Кто дал такое распоряжение отделу кадров?

— Говорят, оно поступило из секретариата президента, — охранник тактично не упомянул имени его сына.

— Ясно, — Лорен поднял стекло. — Поехали, — приказал он шоферу.

Они обогнули административный корпус, и шофер притормозил у подъезда, предназначенного только для президента компании. Лорен выскочил из машины, не дожидаясь, пока шофер откроет ему дверцу. По лестнице поднялся на второй этаж, прошел длинным коридором. Распахнул дверь и мимо остолбеневших секретарей ворвался в кабинет Лорена-младшего.

Младший как раз опускал на рычаг телефонную трубку. Голос его вибрировал от волнения.

— Я только что говорил с Вашингтоном. Президент собирается незамедлительно объявить о закрытии банков.

Лорен-старший хмуро смотрел на него.

— Ты сегодня завтракал?

Брови его сына изумленно поползли вверх.

— Разве ты не слышал, что я сказал? Президент намерен закрыть банки! Ты понимаешь, что это для нас означает?

— Ты сегодня завтракал? — повторил Лорен.

— Разумеется, завтракал, — раздраженно ответил Младший. — И какое это имеет отношение к тому, что я тебе только что сказал? Если он закроет банки, мы станем на грань анархии, на следующий день разразится революция и коммунисты захватят страну!

— Дерьмо собачье? — взорвался Лорен. — Лучше подойди к окну.

Младший встал, шагнул к окну. Лорен указал на толпу за воротами.

— Видишь их?

Младший кивнул.

— Ты подписал приказ, запрещающий столовой давать им кофе и пирожки?

— Нет. Это приказ Уоррена.

— Это означает, что ты его одобрил. Уоррен — твой человек.

— Отец, — голос Младшего звучал успокаивающе, — сколько раз я говорил тебе, что Джо более всего заботится о наших интересах. Если б не он, эти мерзкие похитители схватили бы Энн и Лорена Третьего. И ты должен признать, что с его появлением у нас нет больше проблем с наемными рабочими. Разумеется, я утвердил его приказ, но не только мы ввели это правило. Половина компаний Детройта поступает точно так же. Беннетт, исполнительный вице-президент «Форда», говорит, что они сметут нас, если мы не проявим твердость.

— Кто сметет? — саркастически усмехнулся Лорен. — И с каких это пор Беннетт стал крупным специалистом в таких делах? Он всего лишь бывший моряк.

— Джо говорит, что в Ривер-Руж он играет первую скрипку. Мистер Форд полностью доверяет ему, а Эдзеля держит как ширму.

— Значит, старику пора в дом престарелых. У Эдзеля больше мозгов, чем у десятка Беннеттов. Я хочу, чтобы эти люди получили кофе и пирожки.

— Нет, отец, — заупрямился Младший. — Сожалею, но твое желание выполнено не будет. Поверь мне, я знаю, что делаю.

— Ах ты засранец! — взревел Лорен. — Если ты хочешь оставаться президентом этой компании, немедленно вызови сюда этого прохвоста Уоррена, и пусть тот лично проследит, чтобы все те, кто стоит за воротами, получили кофе и пирожки.

Младший побледнел.

— Нет, отец.

Лицо Лорена окаменело.

— Тогда через десять минут я жду от тебя заявление об отставке, — и он направился к двери.

Голос Лорена вернул его обратно.

— Я не собираюсь писать его, отец.

— Тогда ты уволен! — рявкнул Лорен.

— Ты не можешь этого сделать, отец, — в голосе Младшего слышались нотки триумфа. — В тех бумагах, что ты подписал, чтобы мы получили банковские кредиты, есть пункт, согласно которому ты передаешь право голоса тресту, образованному банками, до тех пор, пока деньги не будут выплачены. А банки вполне устраивает моя работа.

Лорен молча смотрел на сына.

— И если у тебя нет тридцати миллионов наличными, чтобы разом расплатиться за кредиты, отец, то тебе придется свыкнуться с мыслью, что компанией руковожу я.

Лорен по-прежнему молчал.

— А если тебе это не по нраву, я могу предложить лишь новый вояж в Европу с твоей французской шлюхой.

— Это все, что ты хотел сказать? — промолвил наконец Лорен.

— Не совсем, — чувствовалось, что Младший очень уверен в себе. — Я не собирался затрагивать этой темы, но раз уж мы говорим откровенно, коснемся и ее. За те три года, что ты отсутствовал, мы управлялись очень неплохо. А теперь, когда ты вернулся с идеей приступить к производству дешевого автомобиля, хочу уведомить тебя, что этот вопрос тщательно изучался как советом директоров, так и банками, И мы пришли к общему мнению, что делать этого не следует. Ни у кого нет желания вкладывать двадцать миллионов долларов в сомнительный эксперимент в то время, когда по всей стране продается лишь полтора миллиона машин в год. Наоборот, мы нашли более целесообразным переключиться на изготовление отдельных узлов и агрегатов для других фирм, в частности, для «Форда». Беннетт дал нам крупный контракт, так как у него возникли трения с Бриггсом.

Впервые за два года отделение автостроения даст прибыль, и всех это очень радует.

— Ты не изменился, так? — прорычал Лорен. — Маленьким мальчиком ты прятался за мамины юбки, теперь — за Гарри Беннетта?

— Просто это хороший бизнес. Мы гарантируем прибыль, не рискуя ни центом, — возразил Младший.

— Ты также отдаешь свою компанию в руки Беннетта.

Скоро он будет диктовать тебе, что делать, а потом и вовсе сможет закрыть нас, не давая заказов, — голос Лорена выровнялся. — Даже ты должен это понимать. Для нас единственный шанс выжить — оставаться независимыми.

Младший рассмеялся.

— Боюсь, что ты потерял связь с реалиями, отец. Видишь эти очереди? Я наблюдаю за ними уже три года. Ты думаешь, кто-то из них может купить себе наш автомобиль?

Лорен хмуро смотрел на сына.

— Извини, Младший, — и с видимой неохотой он начал расстегивать кожаный брючный ремень. — Я вижу, ты еще ребенок, и буду относиться к тебе соответственно.

Вытащив ремень, Лорен сложил его вдвое и шагнул к Младшему.

Тот в ужасе отпрянул.

— Ты не посмеешь!

Лорен улыбнулся.

— Смотри внимательно, — и взмахнул рукой.

— Нет, — выкрикнул Младший, шмыгнул за стол, нажал кнопку. — Ты не посмеешь ударить меня! Я — президент компании! — он все жал и жал на кнопку.

— Ты еще и мой сын, — холодно напомнил Лорен, следуя за ним.

Дверь в соседний кабинет отворилась, вошел Джо Уоррен.

— Да, Мла…

Младший юркнул за него, Уоррен оказался лицом к лицу с Лореном.

— Джо! Не позволяй ему бить меня, Джо! — Младший сорвался на визг. — Он сошел с ума!

— Давайте все успокоимся, мистер Хардеман, — научал переговоры Уоррен. — Я не знаю, в чем причина ссоры, но мы можем найти решение, как цивилизованные люди.

Что-то в его голосе подсказало Лорену, что Уоррен как раз все и знает. Он глянул на аппарат внутренней связи на столе сына: клавиша над фамилией Уоррен вдавлена. Тот слышал каждое слово, произнесенное в кабинете. Лорен повернулся к Уоррену.

— Не встревайте, Уоррен. Это семейное дело.

Он шагнул вперед и остановился, ибо в руке Уоррена неожиданно появился револьвер.

— Может, теперь-то вы успокоитесь, мистер Хардеман?

Лорен заглянул в глаза Уоррена. В них проблескивали искры победы.

— Вы не посмеете нажать на спусковой крючок. Не захотите провести остаток жизни в тюрьме, — и он приблизился к Уоррену.

Тот злобно сверкнул глазами.

— Не провоцируйте меня, мистер Хардеман. Оставайтесь, где стоите.

Рука Лорена двинулась неуловимо быстро. Ремень поймал запястье Уоррена, вырвал револьвер из пальцев.

С грохотом он упал на пол. Уоррен нырнул за оружием, Младший с криком метнулся в соседний кабинет.

Пальцы Уоррена уже сомкнулись на рукояти револьвера, когда нога Лорена тяжело опустилась на его руку между кистью и локтем. Кость треснула, как спичка. В ужасе Уоррен уставился на Лорена.

— Это научит вас не лезть в семейные дела, — пояснил тот.

Уоррен увидел, как нога Лорена летит к его голове, но поделать ничего не мог. Мир взорвался белыми звездами.

И наступила темнота.

Лорен взглянул на мужчину, лежащего у его ног. Головой Уоррен уткнулся в стол Младшего. Изо рта и носа текла кровь. Лорен повернулся и направился к двери в соседний кабинет.

Она была закрыта на ключ и засов. Отойдя на полшага, Лорен ударом ноги сшиб дверь с петель. Его встретила пустая комната. Распахнутая дверь в дальней стене подсказала ему, что Младший давно удрал. Лорен вернулся в кабинет.

Уоррен, постанывая, пытался сесть. Лорен пересек комнату, открыл дверь в приемную. Обе секретарши, прижавшиеся к ней ушами, чуть не ввалились в кабинет.

— Уберите всю грязь, — распорядился Лорен, проходя мимо них.

Глава 7

Поднявшись на третий этаж, он прошел в свой кабинет через отдельный вход. Серый свет дождливого утра лишь разгонял мрак. Первым делом Лорен щелкнул настенным выключателем, затем направился к столу, нажал клавишу аппарата внутренней связи.

— Слушаю, мистер Хардеман, — ответил ему голос секретаря.

— Я хочу, чтобы столовая направила два фургона с кофе и пирожками к воротам номер три.

— Хорошо, мистер Хардеман.

— Потом пригласите ко мне Кобурна и Эджертона.

— Да, мистер Хардеман.

Лорен прошел к окну. У ворот все так же теснились люди, прижимаясь друг к другу, словно овцы в загоне. Он вернулся к столу и сел.

Боль запульсировала в висках. Он чуть не застонал.

Только этого сейчас и не хватало. Очередного приступа мигрени. Как же бестолковы эти доктора. Ничего, мол, сделать не можем. Избегайте волнений и пейте аспирин.

Он вновь нажал клавишу интеркома.

— Принесите мне три таблетки аспирина и чашку черного кофе.

— Сию минуту, мистер Хардеман.

Он откинулся на спинку стула. Аспирин снимет боль, а доктор из Швейцарии говорил ему, что кофеин ускоряет действие аспирина.

Открылась дверь, и в кабинет вошла девушка с серебряным подносом. Поставила его на стол. Чашка и блюдце, кофейник, серебряные вазочки с сахаром и сливками Рядом флакон с аспирином и стакан воды. Высыпала ему на ладонь три таблетки.

Проглотив их и запив водой, Лорен посмотрел на нее.

— Вы здесь новенькая, не так ли?

— Да, мистер Хардеман.

Он отдал ей пустой стакан.

— Как вас зовут?

— Мелани Уолкер, — она взялась за кофейник. — Вам черный?

— Да. Ни сахара, ни сливок.

Он пригубил кофе.

— Вам по вкусу?

— Да, благодарю. А что случилось с девушкой, что была здесь на прошлой неделе?

— Мисс Гарриман?

— Так и не смог запомнить ее фамилию.

— Она вернулась к обычной работе в отделе кадров.

— Ясно, — он вновь отпил кофе. — А вы из какого отдела?

— Отдела кадров.

Он помолчал.

— Там вы обычно и работаете?

— Да. В бюро стенографисток. Мы заменяем отсутствующих секретарей.

— И сколько вам за это платят? — из любопытства спросил Лорен.

— Двадцать два с половиной доллара в неделю.

Он отдал Мелани пустую чашку.

— Благодарю.

— Рада вам услужить, мистер Хардеман, — она подхватила поднос и направилась к двери.

— И пригласите ко мне мистера Дункана, — бросил он ей вслед.

— Хорошо, мистер Хардеман.

Дверь захлопнулась. Да, Уоррен хорошо все организовал. Бюро стенографисток — вот центр повального шпионажа, позволяющий следить за всеми и за каждым в отдельности.

Дункан пришел первым.

— Присядь, Скотти. Я жду Кобурна и Эджертона.

Едва Дункан опустился на стул, как прибыли и остальные. Лорен указал им на стулья, сел сам, пристально оглядел всю троицу. Затем открыл сигаретницу, взял сигарету, закурил. Снаружи донесся слабый вой сирены «скорой помощи».

Молчание начало тяготить пришедших. Они то переглядывались между собой, то смотрели на Лорена. Лорен спокойно курил.

Сирена ревела все громче, потом стихла. Лорен подошел к окну. «Скорая помощь» стояла у центрального подъезда административного корпуса, два санитара уже вытаскивали носилки.

Лорен вернулся к столу, сел.

— А теперь расскажите мне, что тут происходит, черт побери?

— Не понимаю, что вы имеете в виду, — быстро ответил Кобурн.

— Не нужен мне твой адвокатский треп! Тебе абсолютно ясно, о чем я говорю, Тед!

Они молчали.

— Чего вы, парни, боитесь? — спросил Лорен. — Вы знаете меня много лет и раньше никогда не стеснялись открывать рот. Тут не тюрьма.

— Вы многого не понимаете, мистер Хардеман, — разлепил губы Эджертон, крупный мужчина почти такого же роста, как Лорен, менее всего похожий на бухгалтера.

— Естественно, Уолт, — кивнул Лорен. — Поэтому я и пригласил вас сюда.

В молчании они вновь переглянулись. Наконец Кобурн встал, обошел стол Лорена, склонился над аппаратом внутренней связи.

Пальцы его прошлись по клавишам, убеждаясь, что включенных нет.

— Чего ты так волнуешься? — Лорен повернулся к нему. — Нас никто не слышит.

Кобурн не ответил. Присел и выдернул штекер интеркома из розетки в полу.

— Береженого Бог бережет, — поднявшись, он посмотрел на Лорена. — А теперь отправьте вашу секретаршу куда-нибудь подальше.

— Мне показалось, что она — милая девушка.

— Милая, — кивнул Кобурн. — Слишком милая. Но она служит Уоррену.

Лорен пристально посмотрел на него, затем молча встал, прошел к двери в приемную, приоткрыл ее.

Секретарша подняла голову.

— Да, мистер Хардеман?

— Идите в столовую и выпейте кофе. Я позову вас, когда вы мне понадобитесь.

Она встретилась с ним взглядом.

— Не могу этого сделать, мистер Хардеман. Инструкция запрещает покидать рабочее место без замены.

— Я только что изменил инструкцию.

— Но телефоны? Кто будет отвечать на звонки?

— Я и отвечу.

Она сидела не шевелясь.

— Меня уволят.

— Вас уже уволили. И единственный шанс вновь получить работу зависит от того, сколь быстро вы покинете это помещение.

В глазах ее мелькнул испуг, но она подхватила сумочку и направилась к двери.

А из-за спины Лорена донесся голос Кобурна:

— Закройте эту дверь, а я запру ту, что ведет непосредственно в кабинет.

Лорен повернул ключ в замке двери из приемной в коридор и, вернувшись в кабинет, сел за стол.

— А теперь я готов выслушать ваши ответы и, пожалуйста, не тяните с ними.

— А чего тянуть, мистер Хардеман, — подал голос Кобурн. — На все ваши вопросы ответ один. Джо Уоррен.

Лорен поднялся, шагнул к окну. «Скорая помощь» стояла на прежнем месте. Санитары выносили из административного корпуса носилки, на которых лежал Уоррен.

Лорен жестом предложил мужчинам присоединиться к нему. Они подошли, выглянули из окна. Носилки как раз загружали в «скорую помощь».

— Вон ваш Джо Уоррен.

Один из санитаров остался с пострадавшим, второй обежал машину и сел за руль. Взвыла сирена, «скорая помощь» покатила к воротам.

— А теперь, надеюсь, мы можем заняться привычным делом — строить автомобили? — спросил Лорен, когда все вновь расселись.

— Это будет нелегко, — заметил Эджертон. — Ваш сын и Уоррен вкупе с советом директоров и банками полагают, что делать этого не следует.

— Об этом я позабочусь сам, — ответил Лорен. — А мы поговорим о дешевом автомобиле, который позволит нам конкурировать с «Фордом», «Шеви» и новым «плимутом»

Уолтера Крайслера.

— У нас нет денег для переоснащения производства, — быстро вставил Эджертон. — Нам потребуется пятнадцать миллионов, а банк их нам не даст.

— Сколько денег в нашем распоряжении?

— Примерно полтора миллиона наличными и еще три, подлежащие получению.

— Сколько под них дадут наличными?

— На двадцать процентов меньше.

Лорен повернулся к до того молчавшему Дункану.

— Ты можешь построить новую машину, имея в своем распоряжении четыре миллиона?

Дункан покачал головой.

— Это исключено.

— Черта с два, — хмыкнул Лорен. — У нас осталась оснастка сборочной линии «лорена-2»?

Дункан кивнул.

— Допустим, мы уменьшим длину автомобиля на два фута, ограничившись двумя дверьми вместо четырех. На переоснащение понадобится много денег?

Дункан задумался.

— Пожалуй, нет. Но возникает другая проблема. Нам придется разработать новый двигатель.

— Зачем? — удивился Лорен. — Разве девяностосильный мотор маленького «сандансера» не подойдет?

Дункан внезапно улыбнулся.

— Конечно, подойдет. К тому же мы освободим наши склады. За прошлый год у нас скопилось пятьдесят тысяч этих моторов.

— Вот это похоже на дело, — кивнул Лорен. — Возвращайся к себе и немедленно принимайся за работу. Все вопросы по себестоимости утрясай с Уолтом. Через два дня цифры должны лежать у меня на столе, — он повернулся к адвокату. — А теперь я хочу проконсультироваться с тобой, Тед. Есть ли закон, запрещающий мне проделать все это?

Кобурн думал недолго.

— Нет, если только ваше решение не оспорят.

— А если оспорят?

— Сделать это могут только ваш сын и, возможно, Уоррен. Он — исполнительный вице-президент, так что эти вопросы могут входить в его компетенцию.

— А как насчет совета директоров и банков?

— До следующего заседания они ни во что не будут вмешиваться. До него еще месяц. Разумеется, ваш сын может созвать экстренное заседание.

— Это ясно, — кивнул Лорен.

— И еще, — добавил Кобурн. — Не диктуйте никаких памятных записок, касающихся ваших планов. Секретари теперь печатают дополнительный экземпляр всех документов. Таким образом Уоррен узнает, где что делается.

Лорен посмотрел на него.

— А моему сыну это известно?

— Трудно сказать, — уклончиво ответил Кобурн. — Никто из нас не может попасть к нему, предварительно не согласовав встречу с Уорреном. Я уже больше года вижу его только на заседаниях совета директоров.

Лорен повернулся к Эджертону.

— А ты?

— Та же история.

— А как насчет тебя, Скотти? — спросил Лорен инженера.

— Последний раз я виделся с ним, когда он приказал остановить производство «лорена-2». Было это три года назад.

Лорен помолчал, поднялся.

— Ладно. Идите работать.

Встали и они, направились к двери. Их остановил голос Лорена. Он улыбался.

— Не мог бы кто-нибудь подсоединить эту штуковину? Возможно, мне придется воспользоваться ею по прямому назначению.

Глава 8

Телефон зазвонил, едва она вернулась из кухни, отдав распоряжение кухарке насчет ленча для детей. Она сняла трубку с аппарата в гостиной.

— Слушаю.

— Салли? — ворвался в ухо знакомый голос.

Она упала в кресло.

— Да.

— Это Лорен.

— Я узнала. Как ты?

— Все отлично, — последовала неловкая пауза. — Хотел вот забежать, чтобы повидать тебя и детей, но я вернулся лишь несколько дней назад и совсем замотался.

— Я понимаю.

— Младший дома?

— Нет. Разве он не на работе?

— Нет.

— Он уехал, как обычно. Может, транспортная пробка.

— Нет. На работе он был, — Лорен замялся. — Мы поспорили, и он ушел. Мне он нужен. Как ты думаешь, где его можно найти?

— Иногда он ходит в Атлетический клуб. Там парилка и массажная.

— Благодарю. Поищу его там. До свидания.

— Лорен! — воскликнула она.

— Да?

— Разве ты не собираешься заглянуть к нам? Лорен Третий уже большой мальчик, а свою внучку ты вообще никогда не видал, — она едва удержалась, чтобы не сказать — «дочку».

— Постараюсь зайти в конце недели, — пообещал Лорен. — У тебя все в порядке?

— Да.

— Если появится Младший, пусть он мне позвонит.

— Я ему скажу.

— До свидания.

— Лорен, я все еще люблю тебя, — быстро добавила Салли, но гудки отбоя подсказали ей, что он ее не услышал. Медленно, с гулко бьющимся сердцем она положила трубку на рычаг.

Входная дверь распахнулась, вбежал Лорен-младший. Увидев сидящую в кресле жену, направился к ней.

— Звонил твой отец, — сказала она, занятая своими мыслями. — Просил, чтобы ты перезвонил ему.

— Он сумасшедший!

Только тут она заметила, как он бледен и напуган.

— Что случилось?

— Он пытался убить меня! Джо Уоррен в больнице со сломанной рукой, разбитой головой. Говорю тебе, он сошел с ума.

— Почему?

— Я лишь сказал ему, что мы не можем строить новый автомобиль, и он просто озверел. Бросился на меня.

Если б не бедняга Джо, в больницу угодил бы я.

— Что-то здесь не так, — покачала головой Салли. — Не мог он беспричинно ударить человека. Со мной он сейчас разговаривал совершенно спокойно.

Лорен-младший посмотрел на жену. Тон его изменился.

— Иди наверх и собери вещи. На некоторое время мы уедем вместе с детьми.

— Успокойся, — Салли встала. — Давай-ка я налью тебе виски.

— Не нужно мне виски, — отрезал он. — Делай, что я тебе говорю. Мы поедем в наш летний коттедж в Онтарио. В Канаде он нас не достанет.

Она посмотрела на мужа.

— Детей я никуда не повезу. По крайней мере пока не узнаю, от чего мы бежим.

— Ты на его стороне! — воскликнул Младший.

— Я ни на чьей стороне. Но у меня двое маленьких детей, и я не намерена тащить их за тридевять земель, словно чемоданы, вот и все.

— Я уже обращался к адвокатам. Они посоветовали мне ненадолго уехать. Он не имеет права отбирать у меня компанию!

— Но как такое возможно? — удивилась Салли. — Это его компания, не твоя.

— Только не надо меня учить, чья это компания! — взвизгнул Лорен-младший. — Я — ее президент!

Салли предпочла промолчать.

— Он сядет за решетку! — продолжал ее муж. — Джо написал жалобу, и полиция уже отправилась за ним. А я дал свидетельские показания, подтверждая, что он напал на Джо.

— Джо наверняка чем-то спровоцировал его. Я не верю, чтобы твой отец…

— Ты не веришь! — он уже кричал. — Да ты влюблена в него!

Салли не ответила.

— Послушай, Джо ничего не делал, лишь встал между нами. Даже пистолет Джо не остановил его!

— У Джо был пистолет? — в изумлении спросила она.

Лорен-младший сразу осекся, чувствуя, что сболтнул лишнее.

— А если и был? Он лишь пытался защитить меня.

— Ты написал о пистолете в своих показаниях?

Он промолчал.

— Вот, значит, почему адвокаты советуют тебе ненадолго уехать? Чтобы ты не мог ответить на вопросы полиции?

— Да какая, собственно, разница? — спросил он. — Пришло время показать отцу, что он уже не властелин мира.

— И ты позволил этому подонку наставить пистолет на своего отца? — голос Салли переполняло презрение. — Ты болен, Лорен.

— Это ты от ревности! — заверещал он. — Ты сразу заревновала к моей дружбе с Джо, с того самого дня, как мы встретились! И все потому, что он отличный парень!

— Он — мелкий гангстер, привыкший терроризировать и угрожать тем, кто слабее его. И если бы ты сам был настоящим парнем, то не нуждался бы в подобных друзьях.

Он шагнул к ней, поднимая руку.

— Не смей! — резко бросила она, снимая телефонную трубку. — Если ты хочешь уехать, быстро собирай вещи, потому что я звоню твоему отцу, чтобы сказать, что ты здесь.

Молча он смотрел, как она набирает номер, затем направился к двери, но внезапно согнулся пополам, схватившись за живот.

— Меня сейчас вырвет!

Салли положила трубку, поднялась, подошла к нему, отвела к туалету для гостей, дверь которого выходила в холл. Блевотина фонтаном брызнула из его рта, едва ом склонился над унитазом.

— Ты должна мне помочь, — просипел он между приступами рвоты.

— Я помогаю тебе, — ровным голосом ответила она. — Именно тем, что не даю причинить вред отцу. Если бы ты не был его сыном, будь уверен, плевать бы я хотела, жив ты или мертв.

— Я должен уехать, — он начал заламывать руки. — Не знаю, как мне жить, если что-то случится с Джо.

— Если хочешь, уезжай. Но без меня и детей. А когда ты вернешься, нас здесь уже не будет.

Ни единого окошка не светилось в особняке Хардеманов, когда она остановила машину перед парадным входом. Выключила двигатель, вышла из кабины.

Сопровождаемая серой тенью, отбрасываемой ее фигурой в лунном свете, поднялась по ступеням. Нажала кнопку звонка. Из глубины дома донеслась переливчатая трель.

Она подождала, но дверь не открылась. Вновь позвонила. С тем же результатом.

Салли вытащила из сумочки сигарету, закурила.

Спустилась по лестнице, оглянулась на дом.

Тишина и покой, ни огонька. Она направилась к двери черного хода, ее высокие каблуки утопали в гравии подъездной дорожки.

Зашла за угол и увидела свет в комнате на втором этаже. Она знала, что это окно маленькой гостиной, примыкающей к спальне Лорена, где по утрам он пил кофе и просматривал газеты.

Наклонившись, Салли подобрала несколько камешков и бросила их в окно. В тишине ночи они забарабанили по стеклу.

Мгновением позже окно распахнулось, из него выглянул Лорен, всматриваясь в темноту.

Снизу он казался еще выше и массивнее. Она не сразу поняла, что Лорен не видит ее, стоящую в тени. Сердце учащенно забилось. «О боже! — пронеслось в голове. — Что я ему скажу!» — она с трудом подавила желание убежать прочь.

— Кто тут? — громыхнул его голос.

И тут же она выступила под бледный свет луны, неожиданно хихикнула, ей стало очень весело.

— Ромео, о, Ромео, — процитировала она. — Где ты, Ромео?

Мгновение он молча смотрел на нее, потом расхохотался.

— Жди меня, сейчас я буду с тобой.

И, перемахнув через низкий подоконник, спрыгнул вниз.

— Лорен! — в испуге вскрикнула она.

Но он уже приземлился на четвереньки и поднимался, когда она подбежала к нему.

Он улыбнулся, вытер руки о брюки, словно мальчишка.

— Совсем как Дуглас Фэрбенкс, не так ли?

— Ты сумасшедший! — выдохнула Салли. — Ты же мог разбиться!

Он глянул на окно, снова на Салли.

— Пожалуй, ты права, — он снова рассмеялся. — Но мне хотелось выпрыгнуть из окна с тех пор, как я построил этот дом, да вот не находилось подходящего предлога, — он потер руки.

— Дай-ка мне взглянуть, — она взяла его руки, поцарапанные, грязные, в свои. — Тебе больно?

— Пустяки, — он взял ее за руку и зашагал к парадному подъезду. — Пошли в дом.

— Как же мы войдем? Я звонила дважды, но никто не открыл дверь.

— Слуги еще не вернулись, а дворецкий ушел после обеда.

Они поднялись по ступеням.

— Так как же мы войдем?

— Просто, — он повернул ручку, и дверь открылась. — Тут не заперто, — он включил свет в холле.

— Дай я еще раз взгляну на твои руки.

Лорен протянул к ней руки, ладонями вверх. На царапинках появилась кровь.

— Надо их промыть. И продезинфицировать, чтобы не началось нагноение.

— Хорошо, — кивнул он. — В ванной у меня есть перекись водорода.

По лестнице она последовала за ним на второй этаж, в ванную. Открыла воду, взяла кусок мыла. Он подставил руки под струю, а она осторожно смыла грязь. Потом промокнула ладони полотенцем.

— Где у тебя перекись?

Он указал на аптечку. Салли достала пузырек с перекисью водорода.

— Вытяни руки над раковиной.

Она залила царапины пенящейся жидкостью. Он отдернул руки.

— Щиплет.

— Ничего, ты не ребенок. Не убирай руки.

Потом она насухо вытерла его руки полотенцем.

— Ну как, лучше?

Лорен посмотрел на нее.

— Да.

Она почувствовала, как на щеках выступают пятна румянца. Отвела глаза.

— Мне нужно было повидаться с тобой.

— И хорошо. Пойдем-ка выпьем.

Они спустились в библиотеку. Лорен достал из шкафчика бутылку канадского виски.

— Если хочешь, я принесу лед.

Она покачала головой. Лорен разлил виски в два маленьких стаканчика, один протянул Салли.

— За твое здоровье.

Она отпила виски. Горло ожгло, как огнем. Он же одним глотком опорожнил стаканчик и наполнил его вновь.

— Присядь.

Салли опустилась на диван, расправила юбку на коленях. Он пододвинул стул, сел напротив.

— Младший уехал в наш летний коттедж в Онтарио.

Лорен промолчал.

— Я отказалась ехать с ним.

Снова он ничего не сказал.

— Я ухожу от него.

Тут Лорен заговорил, после короткой паузы.

— А как же дети?

— Я возьму их с собой.

— И куда ты поедешь?

Салли уставилась на него.

— Я как-то не думала об этом. Где-нибудь приткнусь.

Лорен опрокинул второй стаканчик, прошел к бару, наполнил его. Повернулся к Салли.

— Жаль, конечно.

— Рано или поздно это должно было произойти.

Лорен направился к ней.

— Наверное, да. Я лишь не хотел, чтобы случилось это из-за меня.

— Я знаю. Но причина в другом. Хотя ваша сегодняшняя ссора и стала последней каплей. С того момента, как он встретился с Джо Уорреном, наши отношения меняются от плохого к худшему.

Лорен покачал головой.

— Джо Уоррен. Куда ни повернись, везде он.

— Младший сказал мне, что Уоррен написал жалобу, будто ты пытался убить его, и шериф собирается арестовать тебя.

— Это мне известно. Но в муниципалитете у меня очень хорошие друзья. Они все уладят.

— Я рада, — чуть улыбнулась Салли. — Но не думай, что на этом все закончится. Джо — настоящий подонок и не забудет обиды. А Младший у него под каблуком.

Лорен посмотрел на нее.

— Вот этого я как раз и не могу понять. Что заставляет Младшего плясать под его дудку?

— А ты не знаешь? — Салли встретилась с ним взглядом.

— Нет.

— Джо Уоррен — дружок Младшего, — буднично пояснила она.

На лице Лорена отразилось недоумение.

— Дружок?

Наивность этого великана, его слепота во всем, что касалось сына, тронули Салли. Голос ее помягчел.

— Я думала, ты знаешь. В Детройте об этом известно всем. С того дня, как они встретились в парной Атлетического клуба.

Боль захлестнула Лорена. Рука задрожала, расплескивая виски. Медленно он опустил стаканчик на стол.

Разом состарился на десяток лет. Закрыл посеревшее лицо руками. Тело его сотрясли рыдания.

Салли встала, шагнула к Лорену, опустилась у стула на колени. Притянула его голову к своему плечу, прижала к себе.

— Извини, — прошептала она. — Извини.

Глава 9

В начале восьмого Мелани Уолкер сошла с троллейбуса в четырех кварталах от дома. После утреннего дождя резко похолодало, и теперь пронизывающий ветер продувал насквозь ее тоненькое пальто. Она подняла воротник, повернула за угол и быстро-быстро Застучала каблучками по тротуару.

— Ты припозднилась, — проворчала мать, когда она вошла в дом. — Мы уже поели. Тебе придется перекусить тем, что осталось.

— Мне все равно, — ответила Мелани. — Я не голодна.

— Мы думали… — продолжила мать.

— Заткнитесь! — рявкнул отец, сидевший в углу кухни перед радиоприемником. — Разве вы не видите, что я слушаю «Амоса и Энди».

Мелани сняла пальто и прошла в комнату. Аккуратно повесила его на вешалку с тыльной стороны двери. Сняла платье и комбинацию, положила их на кровать. Решила, что прогладит их после обеда. Накинула халатик из хлопчатобумажной ткани, подвязалась пояском и вернулась на кухню.

Мать поставила на стол тарелку с ломтиками колбасы, уже подвядшим салатом и помидорами, хлеб и масленку.

Мелани посмотрела на тарелку.

— Опять ливерная?

Мать скорчила гримасу.

— А чего ты ждала? Надо возвращаться домой к обеду.

— Пришлось задержаться на работе. Сегодня меня направили к мистеру Хардеману.

— Ты могла бы и позвонить.

— У меня не было времени. И потом ты знаешь, что мистеру Макманусу не нравится, если его часто беспокоят.

Макманус жил этажом ниже. В подъезде телефон был только у него. Он служил в городской полиции.

— Не так уж часто мы обращаемся к нему.

Отец громко расхохотался. Еще посмеиваясь, встал, подошел к леднику, достал бутылку домашнего пива, привычным движением сбил крышку и поднес горлышко ко рту до того, как из бутылки хлынула пена. Одним глотком отпил полбутылки, похлопал себя по толстому животу.

— Ну и шутники эти ниггеры. Особенно Кингфиш. Он уговорил Амоса купить новый автомобиль, а теперь Амос не может внести первый взнос и просит продавца взять его назад и вернуть ему старую дешевенькую машину , — гон вновь начал смеяться. — Энди попытался все уладить, и в итоге обе машины оказались у продавца, а они остались ни с чем.

Обе женщины даже не улыбнулись. Он недоуменно смотрел на них.

— Это же смешно, — он вновь пустился в объяснения. — Амос купил новый автомобиль и…

— Если ты полагаешь, что ниггеры такие шутники, чего ты так рассвирепел, когда они поселились в нескольких кварталах от нас? — спросила мать.

— Тут другое. Амос и Энди — хорошие ниггеры. Они знают свое место. Они не пытаются поселиться там, где живут белые. Они, как и должно, держатся своих.

Женщины промолчали. Отец посмотрел на Мелани.

Она как раз намазывала масло на кусок хлеба.

— Чего ты так поздно?

— Сегодня я работала у мистера Хардемана, — она взяла ломтик ливерной колбасы.

Ее отец усмехнулся.

— По крайней мере, тебе не придется беспокоиться, что он ухватит тебя за задницу, когда ты будешь проходить мимо его стола.

— Меня послали не к нему, а к его отцу, — Мелани откусила от бутерброда.

— Ты имеешь в виду Номера Один? — удивился отец. — Он вернулся?

Мелани кивнула.

— Твоему ухажеру это не понравится.

Мелани посмотрела на отца.

— Сколько раз я должна повторять, что мистер Уоррен мне не ухажер. То, что я иногда с ним обедаю, ничего не значит.

— Ладно, ладно, — покивал отец. — Пусть будет по-твоему. Но все равно ему это не понравится. Номером Два он вертит, как хочет. Старик из другого теста. Он никому не позволит помыкать собой.

Мелани положила недоеденный бутерброд на тарелку, отодвинула ее.

— Я не голодна, — она посмотрела на мать. — Нальешь мне чашечку кофе?

— Может, сварить тебе яйца? — спросила та.

Она покачала головой.

— Нет, только кофе, — Мелани посмотрела на отца. — Сегодня ты не искал работу?

— А зачем? Все равно свободных мест нет.

— Нам требовались шесть токарей. Пришло чуть ли не восемьсот человек.

— Что ж я, по-твоему, должен стоять в одной очереди с красными, ниггерами и поляками? Не забывай, у Крайслера я был десятником.

— Но сейчас-то ты никто, — напомнила мать. — Ты не работаешь уже три года. Если б не жалованье Мелани, нас бы выкинули на улицу.

— Тебе бы лучше помолчать! — рявкнул отец. Вновь повернулся к Мелани. — Кроме того, разве твой приятель не обещал, что я получу первое же освободившееся место?

Мелани кивнула.

— Но ты ждешь место десятника, — напомнила мать. — Ни одному заводу десятники не требуются. И ждать тебе до скончания веков.

— Сказал же тебе, помолчи! — проревел отец. — Чего ты от меня хочешь? Чтобы я просил милостыню?

— Я хочу, чтобы ты нашел работу, — стояла на своем мать.

— Я получу работу, — пробурчал отец. — Как только мы сможем избавиться от всех этих иностранцев и ниггеров, что повалили к нам после войны за легкими деньгами.

— Никуда они не денутся, — возразила мать. — Война закончилась больше пятнадцати лет назад, а они по-прежнему здесь.

— Мы от них избавимся, — пообещал отец. — Вот увидишь. Мы покажем им, что никто не смеет отталкивать в сторону настоящих американцев, — тут его ухо уловило музыкальные позывные. — Начинается «Час юмора Флейшмана», — и он вернулся к радио. — Вы, женщины, говорите потише. Я не хочу пропустить ни слова.

— Хватит горячей воды для ванны? — спросила Мелани. — Я так устала, что она мне не помешает.

— Подожди, я посмотрю, — ее мать подошла к водяному баку в углу кухни и приложила к нему ладонь. — Нет.

Она опустилась на корточки, открыла газ, чиркнула спичкой. Но огонек не вспыхнул.

— Должно быть, опять испортился счетчик. У тебя есть четверть доллара?

— Сейчас принесу, — Мелани прошла в комнату, достала монетку из кошелька и вернулась на кухню. — Держи.

Ее мать подвинула стул, встала на него, бросила монетку в щель газового счетчика и дважды дернула рукоятку, пока монетка летела вниз.

— Ты всегда так делаешь, — заметила Мелани.

— Конечно. Так счетчик отпускает газ лишних два часа, — мать слезла со стула, зажгла горелку.

Мелани уже собиралась лечь в ванну, когда мать постучала в дверь.

— Тебя просит к телефону мистер Уоррен.

— Сейчас иду, — Мелани накинула халатик, спустилась этажом ниже. Дверь в квартиру Макманусов была приоткрыта, но она постучала, прежде чем войти. Мистер Макманус прилип к радио точно так же, как ее отец.

К двери подошла его жена.

— Извините, что беспокою вас.

— Пустяки, — ответила миссис Макманус.

Мелани прошла в маленький коридорчик между кухней и спальнями. Телефонный аппарат стоял на столике.

Она взяла трубку.

— Слушаю.

— Мелани? — знакомый голос.

— Да.

— Я хочу, чтобы ты немедленно приехала ко мне. Я в больнице святого Иосифа.

— Я знаю. На заводе ходят разные слухи. С вами все в порядке?

— Да. Но эти глупые доктора не отпускают меня. Хотят понаблюдать за моим самочувствием.

— Может, вам лучше отдохнуть?

— Я хочу тебя видеть.

— Я как раз собиралась принять ванну, — отнекивалась Мелани. — Кроме того, мне потребуется не меньше двух часов, чтобы добраться до больницы на троллейбусе.

— Я пошлю за тобой машину. Спускайся вниз через полчаса, — и в трубке раздались гудки отбоя.

Мелани заглянула на кухню.

— Благодарю вас, — улыбнулась она невысокой ирландке.

Макманус повернулся к ней. Что-то в глазах полицейского подсказало Мелани, что ее нагота под халатиком для него не секрет. Инстинктивно она запахнула халатик поплотнее.

— Твой отец все еще не работает? — спросил он.

— Нет, мистер Макманус, — вежливо ответила она, двинувшись к двери.

— Тяжелые времена, — вздохнул он. — Не знаешь, что будет завтра.

— Благодарю, что разрешили воспользоваться вашим телефоном, мистер Макманус.

— Пустяки, — пробурчал он. — Ты не из тех, кто этим злоупотребляет.

— Спокойной ночи, — и она вышла т лестничную площадку, прикрыв за собой дверь.

Через полчаса она появилась из своей комнаты, полностью одетая.

Мать изумленно уставилась на нее.

— Куда это ты на ночь глядя? Почти девять часов.

— Я еду к мистеру Уоррену. Он в больнице святого Иосифа.

Отец оторвался от радио.

— А что с ним такое?

— Несчастный случай. Но он говорит, что ничего серьезного.

— Тебе же понадобится два часа, чтобы добраться туда. Да и опасно девушке одной ходить по улицам, когда в нескольких кварталах живут негры.

— Он посылает за мной машину.

Отец поднялся.

— Должно быть, ты действительно ему нужна.

— Для чего?

— Не знаю. Он мой босс. Наверное, по делу.

Ее отец понимающе покивал.

— Известно, какие ночью дела. Чувствуется, мистер Уоррен кое-что приготовил для нашей маленькой девочки.

Мать скорчила гримасу.

— Вечно ты со своими грязными мыслишками. Наша Мелани порядочная девушка.

— Я приеду, как только освобожусь, — и Мелани выскользнула за дверь.

— Не забудь напомнить ему об обещании, которое он дал твоему папаше, — крикнул вслед отец.

Он сидел на кровати с рукой на перевязи, с забинтованной головой, с четырьмя нашлепками пластыря на правой щеке. И заговорил, едва она вошла в палату.

— Из отдела кадров по телефону мне сообщили, что от тебя не получено обычной порции вторых экземпляров.

— Их не было, — ответила Мелани. — Мистер Хардеман не продиктовал мне ни одной бумаги.

— Странно. Предыдущие три дня он только и делал, что рассылал служебные записки.

— А сегодня — нет. На заводе говорят, что мистер Хардеман избил вас. Что случилось?

— Я зацепился ногой за ковер и при падении ударился об угол стола. Только и всего.

Она молча смотрела на него. Если это произошло, как утверждали, в кабинете Номера Два, Уоррен мог придумать что-нибудь и получше. Все знали, что мистер Хардеман-младший не стелил у себя ковров.

— Они не получили и списка телефонных разговоров.

— Мистер Хардеман вечером зашел в приемную и забрал его у меня. Кроме того, в город он звонил по личной линии, в обвод интеркома.

— Ас кем он сегодня встречался?

— Утром он вызвал к себе мистера Кобурна, мистера Эджертона и мистера Дункана.

— О чем они говорили?

— Я не знаю. Он отослал меня в столовую, а когда позвал назад, они уже ушли.

— Кто еще приходил к нему?

Она задумалась.

— Утром мистер Уильямс из отдела сбыта и мистер Конрад из отдела закупок.

— О чем они говорили?

— Не знаю.

— Тебе же велели включать аппарат внутренней связи, когда в кабинет кто-то приходит, и стенографировать все разговоры.

— Так я и сделала. Но ничего не услышала. Каждый раз он вытаскивал штекер интеркома из розетки.

Уоррен помолчал.

— Еще кто-нибудь приходил?

— С завода — нет.

— А из города?

— Да. Некий мистер Фрэнк Перино.

— Я и так знаю, о чем они говорили, — отмахнулся Уоррен. — Перино — его бутлегер. А Номер Один — большой любитель виски.

— Нет, — покачала головой Мелани. — Сын мистера Перино — врач, и он хотел, чтобы мистер Хардеман устроил его на работу в одну из больниц Детройта. У младшего Перино возникли трудности из-за его итальянского происхождения. Мистер Хардеман все уладил.

Уоррен удивился.

— А как ты это узнала?

— Мистер Хардеман попросил принести кофе и аспирин. Как раз в это время он и разговаривал с мистером Перино, — Мелани помялась. — Мистер Хардеман пьет много аспирина. Не меньше двенадцати таблеток в день.

— Ладно, — Уоррен кивнул. — Держи ушки на макушке, лови каждое слово.

— Можете не волноваться. Как долго вы пробудете здесь?

— Врачи обещают, что через пару дней отпустят меня.

— Мне очень жаль, что с вами такое приключилось.

Уоррен посмотрел на нее.

— Ты знаешь, почему я посадил тебя в приемную Номера Один?

Она покачала головой.

— Потому что ты — девушка крупная, как раз в его вкусе.

— Я вас не поняла, — промямлила Мелани.

— Не болтай глупостей. Ты знаешь его репутацию.

Рано или поздно он начнет к тебе приставать.

— И что мне тогда делать?

— Ни в чем не отказывай ему. Завоюй его доверие. А уж потом мы возьмем его тепленьким.

— А если я откажу?

Взгляд Уоррена стал жестким.

— На такую работу есть много желающих.

Мелани опустила глаза.

А Уоррен рассмеялся. Тон его изменился.

— Ты сказала, что собиралась принять ванну. Ты что, говорила по телефону голой?

Мелани не отрывала взгляда от пола. Она вспомнила, как смотрел на нее Макманус.

— В домашнем халате.

— А под халатом ничего не было? — он даже осип.

— Нет.

— Подойди к кровати.

Тут Мелани подняла голову. Посмотрела на Уоррена, потом на мужчину, который привез ее в больницу. Тот стоял, привалившись спиной к двери, бесстрастно наблюдая за ними.

Уоррен перехватил ее взгляд.

— На Майка не обращай внимания. Он — мой телохранитель. Считай, что он ничего не видит.

Мелани не шевельнулась.

— Сказано тебе, подойди!

Неохотно она приблизилась. Уоррен схватил ее руку и положил на простыню, себе между ног.

— От одной мысли об этом у меня все встало.

Мелани промолчала.

— Убери простыню.

Мелани начала сдергивать простыню. Уоррен скривился от боли.

— Осторожнее, черт побери!

Он лежал в больничном халате, из-под которого торчали костлявые волосатые ноги. Перед халата поднимался, словно шатер, над его вставшим членом.

— Давай-ка подрочи. Только осторожно, чтобы не тряслась кровать, а то у меня болит рука.

Она раздвинула полы халата и взялась за член.

— О, как хорошо, — Уоррен откинулся на подушку, закрыл глаза. — А другую руку положи мне под яйца и начинай легонько сжимать их.

Его яички напоминали два твердых камушка.

— Быстрее, быстрее, — дыхание его участилось, рот приоткрылся. — Вот теперь ты все делаешь, как надо, — а еще через пару мгновений:

— Возьми в рот. Я сейчас кончу.

Мелани замялась, глянула на охранника, все так же безучастно подпирающего дверь. А затем почувствовала, как рука Уоррена схватила ее за волосы и потащила вниз. Рот ее автоматически открылся.

Он уже начал получать оргазм, и первые капельки горячей спермы оросили ей щеки. Но она успела взять член в рот и судорожно проглотила основную порцию, чтобы не задохнуться. На том все и закончилось.

Уоррен все еще лежал на подушке с закрытыми глазами.

— Ты сосешь так же хорошо, как некоторые из моих знакомых педиков.

Мелани не ответила.

Он открыл глаза, посмотрел на нее, потом на телохранителя.

— Как ты думаешь, Майк? Она ничуть не хуже нашего маленького приятеля, не правда ли?

— Но ей это не нравится, босс, — прогудел телохранитель. — Не то что ему.

Уоррен рассмеялся.

— Может, когда я выберусь отсюда, ты дашь ей несколько уроков.

Майка перекосило от возмущения.

— Вы же знаете, я не люблю девушек!

Уоррен вновь рассмеялся.

— Я не про то. Хочу, чтобы ты показал ей, как это надо делать, — он повернулся к Мелани. — Возьми губку и полотенце и оботри меня Мелани прошла в ванную. Увидела в зеркале капельки белой жидкости на щеках. Первым делом умылась, затем вернулась в палату. Через минуту-другую простыня лежала на прежнем месте.

— Так-то лучше. Незачем медсестре знать, чем мы тут занимались.

Мелани по-прежнему молчала. Такое повторялось при каждой их встрече. Нормальных половых отношений Уоррен не признавал. Будь Мелани девушкой, ее плева так и осталась бы нетронутой.

— Дай ей пять долларов, пусть едет домой на такси, — приказал Уоррен телохранителю.

Майк шагнул к Мелани, дал ей пятидолларовый банкнот, возвратился к двери. Мелани повернулась к Уоррену.

— Позвони мне завтра после работы, — распорядился он.

— Хорошо. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Майк отступил в сторону и открыл ей дверь. Мелани вышла в коридор, и дверь тут же захлопнулась.

На улице она глянула на пятидолларовый банкнот.

Такси или троллейбус? Колебалась она недолго.

Путь домой занял у нее больше двух часов. Но пяти долларов она не получала за целый рабочий день.

Глава 10

Эджертон шагал по кабинету.

— Я очень тревожусь, мистер Хардеман. Уже второй раз в день выдачи заработной платы банки закрыты, и мы получаем массу жалоб от наших работников. Магазины не принимают наши чеки.

— Мы же не банкроты.

— Дело не в нас, — покачал головой Эджертон. — В банках. Многие из них закрылись навсегда. И теперь ходят разговоры, что люди не будут выходить на работу, если им не заплатят наличными.

— Так заплатите наличными.

— У нас их нет. Общая сумма выплаты нашей компании составляет сто сорок тысяч. Таких денег ни у кого нет.

— Достаньте.

— Где? Банки не выдают наличных и нам.

Лорен задумался.

— А что предлагает отдел кадров?

— Уоррен все скинул на меня. Вы, мол, ведаете финансами, вам и доставать деньги для выдачи заработной платы.

— Он объяснял ситуацию нашим сотрудникам?

— Говорит, что объяснял.

— А на самом деле?

— Не знаю. Я слышал, группа рабочих заходила к нему, чтобы поговорить об этом, так он уволил их всех.

— Почему?

— Утверждает, что они сплошь смутьяны и решили воспользоваться нашими трудностями, чтобы организовать профсоюз.

— А что ты об этом думаешь?

— Некоторых из них я знаю. Они работают у вас много лет. И никакие они не смутьяны.

— А если и смутьяны, какая разница? Они все равно имеют право получать деньги за свою работу.

— Конечно, — кивнул Эджертон.

Лорен нажал клавишу интеркома.

— Да, мистер Хардеман, — мгновение спустя ответила Мелани.

— Попросите мистера Уоррена немедленно зайти ко мне.

Несколько минут спустя Джо Уоррен вошел в кабинет.

— Уоррен, я слышал, у нас возникли трудности в связи с тем, что наши работники не могут получить деньги по нашим чекам.

Уоррен начал крутить.

— Вы не можете не признать, мистер Хардеман, что в последние годы в рабочую среду просочились уоббли[18], коммунисты, активисты других профсоюзов. Смуту сеют не наши люди, а эти проходимцы.

— Вы хотите сказать, что наши люди могут получить деньги по чекам?

— Нет. Но наши люди не жалуются.

— Откуда вам это известно?

— Я могу отличить зерна от плевел, — улыбнулся Уоррен.

— И жалуются только последние? — с сарказмом спросил Лорен.

— Да, мистер Хардеман.

— Вы объясняли им сложившуюся ситуацию? — продолжил Лорен.

— Нечего тут объяснять, — отрезал Уоррен. — Все компании в этом городе в одной упряжке. Положение у всех одинаково.

— Но если наши работники не могут получить по чекам деньги и их не принимают в магазинах, на что они будут покупать еду?

— Это не наша проблема. Мы не распоряжаемся деньгами наших работников. Если им не дают кредита, что ж, тем хуже для них.

— Если магазины не принимают их чеков, то кредита нет нашей компании, не так ли? — возразил Лорен.

Уоррен не ответил.

— Предпринимались ли вами какие-либо шаги, чтобы убедить местных торговцев, что «Вифлеем моторс» выступит гарантом чеков, каким бы банком они ни выдавались?

— Я не считал это необходимым.

Лорен молча смотрел на сидящего перед ним мужчину. Приятная внешность не могла скрыть его жесткость и безжалостность.

— Я не понимаю, почему вас должны волновать подобные мелочи, мистер Хардеман, — добавил Уоррен. — Положение полностью контролируется. А тем временем мы можем выявить всех смутьянов и избавиться от них.

Лорен по-прежнему молчал.

Уоррен поднялся.

— Положитесь на меня, мистер Хардеман. Я все улажу, — и он направился к двери.

— Сядьте, Уоррен! — рявкнул Лорен. — Я не разрешал вам уйти!

Поколебавшись, Уоррен вернулся к стулу, сел.

— Я хочу, чтобы вы послали письмо владельцу каждого магазина в округе, в котором укажете, что «Вифлеем моторс» гарантирует оплату каждого чека, на какой бы банк он ни выписывался.

Уоррен покачал головой.

— Не могу этого сделать, мистер Хардеман. Для такого письма необходимо одобрение президента или совета директоров.

— Так дайте его на подпись президенту.

— Я не знаю, где он, — ответил Уоррен. — Не видел его две последние недели. А вы?

Лорен бросил на него сердитый взгляд. Уоррен прекрасно знал, что со дня ссоры он с сыном не виделся.

— Подготовьте письмо, я его подпишу.

— У вас нет такого права, — спокойно заявил Уоррен. — Компания может понести большие убытки, если банки лопнут.

— Но я полагаю, нет закона, запрещающего мне гарантировать оплату этих чеков персонально?

— Ваши личные дела, разумеется, не имеют никакого отношения к компании.

— Вот и подготовьте мне на подпись соответствующее письмо.

— Как вам будет угодно. Что-нибудь еще?

— Да. Сообщите нашим работникам, что в следующий платежный день они получат зарплату наличными.

— Я это сделаю. Но могу представить себе, что произойдет, если денег не будет.

— Это уже мои трудности, — ответил Лорен. — Можете идти.

Они молчали, пока за Уорреном не закрылась дверь.

Потом Эджертон повернулся к Лорену.

— Где вы достанете денег?

— Что-нибудь придумаю, — он глянул на закрытую дверь. — Какие последние известия от Дункана?

— Работы идут полным ходом. Не далее чем через месяц новые машины сойдут с конвейера.

— Хорошо. То есть мы вдвое сократили срок, запланированный Чарли Соренсеном у «Форда» на запуск новой модели. Шесть недель вместо девяноста дней, — он взял сигарету. — Как ты думаешь, он что-то знает?

— С его шпионской системой? — и Эджертон сам ответил на свой вопрос:

— Наверняка.

— Но они ничего не предпринимают. Чего они, по-твоему, ждут?

— Видите ли, сейчас они мало что могут сделать. Закрытие банков сыграло нам на руку. Банкиры заняты собственными проблемами, им сейчас не до нас. И до заседания совета директоров еще больше недели.

Лорен на мгновение задумался.

— Найдите Дункана и скажите ему: я хочу, чтобы первая машина сошла с конвейера через неделю, и мне все равно, как он этого добьется. Первая машина должна сойти с конвейера до заседания совета директоров.

— Нам придется приостановить работы по изготовлению автомобильных корпусов для «Форда», — заметил Эджертон.

— Так приостановите.

— Беннетт разозлится. Он может подать на нас в суд.

— Не подаст, — покачал головой Лорен. — Я все улажу с Эдзелем и Чарли Соренсеном, — он помолчал. — Слушай, а нет ли связи между Беннеттом и Уорреном?

— Я знаю, что они добрые друзья. Уоррен только что построил дом в Грос-Пойнт по соседству с Беннеттом.

Лорен посмотрел на него.

— Как я понимаю, все закупки идут теперь через Уоррена?

— Идея эта неплохая. Централизованный контроль.

Мы теперь покупаем дешевле, чем раньше, когда этим занималось каждое отделение в отдельности.

— Идею я не оспариваю. Лишь полагаю, что есть смысл повнимательнее присмотреться к этим закупкам.

Эджертон улыбнулся.

— Нет возражений.

— А ты можешь сделать это так, чтобы он ничего не заподозрил?

— Пожалуй, да. В этот месяц мы обычно проводим годовую ревизию. Я лишь попрошу парней уделить несколько лишних минут закупочным контрактам.

— И держи меня в курсе, — Лорен встал.

Поднялся и Эджертон. Посмотрел на Лорена.

— Мистер Хардеман…

— Да, Уолт?

— Я рад, что вы вернулись.

— Дедушка! Дедушка! — приветствовали его голоса детей, едва он переступил порог.

Лорен широко раскинул руки, привлек к себе подбежавших Энн и Лорена Третьего. Чмокнул в щечку сначала девочку, потом мальчика.

— Как ты себя вел сегодня? — спросил он внука.

— Сегодня он вел себя хорошо, — ответила трехлетняя Энн. — За весь день он ударил меня только один раз.

— Один раз? — Лорен притворно ужаснулся. — Почему ты это сделал?

— Я заслужила, — пришла на помощь Энн. — Я ударила его первой.

— Помните установленные мною правила, — сурово продолжил Лорен. — Никаких драк.

— Мы стараемся, дедушка, — ответил маленький мальчик. — Но иногда забываем.

— Не забывайте.

— Поиграем в лошадку! Поиграем в лошадку! — закричала Энн.

— Да! В лошадку! — вторил ей Лорен Третий.

Лорен отпустил детей, опустился на руки и колени.

Мальчик и девочка взобрались ему на спину. Энн — впереди, вцепившись руками в волосы, Лорен Третий — сзади, ухватившись за ремень.

— Поехали! Поехали! — завопил мальчишка, хлопая Лорена по заду.

— Быстрее! Быстрее! — подгоняла его Энн.

И Лорен повез их в библиотеку. Остановила его пара ног в шелковых чулках и в туфельках на высоком каблуке. Лорен поднял голову.

— Чем вы тут занимаетесь? — строго спросила Салли.

— Разве ты не видишь? Экспресс тронулся в путь, — и Лорен быстро-быстро вбежал комнату, вновь остановившись перед Салли.

— Ладно, дети. На сегодня достаточно. Вы утомили дедушку. И вам пора обедать.

— Мы хотим играть! — завопил Лорен Третий.

— Ваш дедушка устал. Он работал целый день, — Салли сняла сына со спины деда. Энн сама соскользнула на пол. — А теперь поцелуйте дедушку и идите обедать.

— А мы сможем поиграть после обеда? — спросила Энн.

— Нет, после обеда вы пойдете спать. Но если вы будете хорошо кушать, дедушка поднимется к вам и расскажет на ночь сказку.

— Расскажешь, дедушка? — спросил Лорен Третий.

— Обязательно, — Лорен поднялся.

Дети побежали в столовую, а взрослые подошли к бару.

— Тебе виски со льдом? — спросила Салли.

Лорен кивнул.

Она дала ему бокал с позвякивающими о стекло кубиками.

Лорен не отрывал взгляда от ее лица.

— Я всегда говорил, что этому дому необходима женская рука.

Салли молча взглянула на него, повернулась к бару, налила виски и себе.

— Сегодня мне звонил Младший.

— И что? — безучастно спросил он.

— Он хочет, чтобы я вернулась домой. Обещает приехать, как только я это сделаю.

Лорен пригубил виски.

— Я ответила, что никогда не вернусь, — добавила Салли.

— И что за этим последовало?

— Он наговорил мне кучу гадостей.

— Каких же?

— Что он, мол, знает, чем мы тут занимаемся, и нам никого не удастся обмануть. У него есть доказательства того, что мы спим вместе, и он без колебаний представит их суду, чтобы отнять у меня детей.

Лорен покачал головой.

— Ненависть совершенно ослепила его, — продолжила Салли.

Лорен посмотрел на нее.

— И что ты намерена предпринять?

— Я не могу оставаться здесь. Незачем втягивать тебя в эту грязь. Я собираюсь переехать в Англию.

— Получив развод?

— Да. Если он согласится, я смогу поехать в Рено.

— А потом?

— Переберусь в Англию с детьми. Школы там хорошие. А люди говорят на том же языке.

Помолчав, Лорен опустил бокал.

— Младший говорил, когда вернется?

— На следующей неделе. Он собирается присутствовать на заседании совета директоров.

Одно к одному. Вот и причина того, что Уоррен затаился. Они не мешают ему рыть собственную могилу. Лорен встал.

— Тебе нет нужды уезжать, и ты это знаешь. Ты можешь остаться в особняке Хардеманов. Дети тут счастливы, а на него мне плевать.

Салли заглянула ему в глаза.

— Дети счастливы, как никогда. За эти две недели ты провел с ними больше времени, чем их отец — с рожденья. Но по отношению к тебе это будет несправедливо.

У тебя и так хватает забот.

— Подумай об этом. Не торопись принимать окончательное решение.

Салли кивнула.

— Поднимусь наверх и полежу перед обедом. Позови меня, когда он будет готов, — сказал Лорен.

— Опять болит голова?

Лорен кивнул.

— Принести тебе аспирин?

— Нет. На сегодня таблеток хватит. Попробую обойтись без них. После отдыха мне полегчает.

Под ее взглядом он вышел из библиотеки. Она услышала, как заскрипели ступени под его ногами. Упала в кресло. На глазах выступили слезы. Это несправедливо.

Несправедливо.

Неожиданная мысль пронзила ее. Она взбежала по лестнице, без стука вошла в его спальню. Лорен как раз выходил из ванной в расстегнутой рубашке. Недоуменно посмотрел на Салли.

— Я не подумала о тебе. И о том, что ты хочешь.

Лорен промолчал.

— Я вернусь к нему, если ты полагаешь, что так для тебя будет легче.

Он глубоко вздохнул, протянул к ней руки. Она упала к нему в объятья, прижалась щекой к его широкой груди.

— Я хочу, чтобы ты навсегда осталась здесь.

Глава 11

— Мистер Хардеман, звонят из Белого дома, — Мелани внезапно осипла.

Лорен нажал клавишу аппарата внутренней связи.

— Мистер Хардеман? — спросил мужской голос.

— Слушаю.

— С вами будет говорить президент Соединенных Штатов. Одну секунду, — в трубке что-то щелкнуло.

— Мистер Хардеман? — ошибиться невозможно. Он много раз слышал этот голос по радио.

— Да, мистер президент.

— Я очень сожалею, что нам не доводилось встречаться, но хочу, чтобы вы знали, что я очень благодарен вам за щедрый взнос в фонд предвыборной кампании демократической партии.

— Благодарю вас, мистер президент.

— А теперь я хочу попросить вас о важной услуге, мистер Хардеман, и умоляю вас обдумать мое предложение, — президент перешел к делу. — Как вы знаете, наисложнейшей проблемой, стоящей перед страной, я считаю депрессию и сопутствующую ей безработицу. Поэтому я направил в Конгресс законопроект, назвав его «Билль возрождения нации». По существу, это программа возрождения и перестройки промышленности с изменением государственных функций.

— Я читал об этом, — ответил Лорен. Действительно, детройтские газеты наперебой ругали законопроект, утверждая, что государство намерено забрать автостроительные предприятия под свой контроль и чуть ли не ликвидировать частную собственность.

— Я в этом не сомневался, мистер Хардеман, — президент помолчал. — И я уверен, что вы не читали ничего хорошего.

— Не могу этого сказать, мистер президент. Некоторые практические предложения заслуживают самого тщательного рассмотрения.

— Тогда вам тем более понятна цель моего звонка.

Я хочу, чтобы вы приехали в Вашингтон и помогли более детально проработать ту часть «БВН», что касается вашей отрасли промышленности. Вы, разумеется, будете работать под руководством генерала Хью Джонсона, который согласился взять на себя доработку законопроекта в целом. А так как мы считаем автостроение ключевой отраслью промышленности, вы понимаете, сколь важную услугу вы можете оказать стране.

— Я польщен, мистер президент, — ответил Лорен, — но, полагаю, есть более достойные люди.

— Вы скромны, мистер Хардеман. И это не противоречит тому, что я уже слышал о вас. Но мы обращаемся к вам первому, и я надеюсь, что не услышу отказа.

— Я обдумаю ваше предложение, мистер президент, но моя компания испытывает серьезные трудности, и я не знаю, смогу ли покинуть ее в такое время.

— Мистер Хардеман, вся страна испытывает серьезные трудности, — напомнил Рузвельт. — Я уверен, что гражданин с развитым чувством ответственности не может не понимать, что пока не поправится страна, не будет улучшения и в делах вашей компании, — он выдержал паузу. — Я хотел бы услышать о вашем решении в течение недели и надеюсь, что оно будет положительным.

— Я дам вам знать, мистер президент.

— До свидания, мистер Хардеман.

— До свидания, мистер президент.

Лорен положил трубку. Потянулся за сигаретой, закурил. Президент Рузвельт не теряет времени. Он обещал оживить страну и, похоже, не отказывается от своих слов.

Вновь загудел интерком. Он нажал клавишу.

— Скоро начинается заседание совета директоров, мистер Хардеман.

— Благодарю, мисс Уолкер. Вас не затруднит принести мою папку?

— Сию минуту, сэр.

Мгновение спустя она зашла в кабинет, положила папку на стол. Обычно она сразу же уходила, но тут задержалась.

Лорен поднял голову.

— Слушаю вас, мисс Уолкер.

Она зарделась.

— С вами действительно говорил президент Рузвельт?

— Да, — он кивнул и раскрыл папку, но вновь поднял голову, не услышав ее шагов.

— Я голосовала за него, — добавила Мелани. — Первый раз в жизни.

— Я тоже голосовал за него, — Лорен улыбнулся.

Улыбнулась и Мелани.

— А голос его звучал точно так же, как и по радио. Такой же теплый и дружелюбный. Кажется, что он говорит только с тобой.

Впервые Лорен увидел ее улыбку.

— Знаете, мисс Уолкер, вы очень симпатичная девушка. Вот только улыбаться вам надо почаще.

Мелани снова покраснела.

— Благодарю вас, мистер Хардеман.

Он смотрел, как она идет к двери. Странно, что раньше он не обращал на нее внимания. Посмотреть-то было на что. Дверь закрылась, и Лорен склонился над папкой.

Он специально опоздал на несколько минут. Остальные члены совета уже собрались и разбились на группки, о чем-то оживленно беседуя. С его появлением в зале заседаний повисла тишина. Не тратя времени на обычные приветствия, Лорен постучал по столу костяшками пальцев.

— Не затруднит ли членов совета занять свои места?

Молча они расселись вдоль стола. Младший — в торце, напротив него. Уоррен — справа от Младшего. Остальные одиннадцать — между ними. Лишь Кобурн и Эджертон работали в «Вифлеем моторс». Остальные представляли банки и страховые компании, у которых они занимали деньги. Входили в их число и несколько символических членов, высших чиновников из неконкурирующих фирм.

— Председательствующий считает заседание открытым и вносит предложение отложить чтение протокола предыдущего заседания, копия которого имеется у каждого из вас.

Он подождал. Кобурн поддержал предложение. Потом — Эджертон. Возражавших не оказалось. После этого кто-то должен был внести на рассмотрение программу текущего заседания.

— Мистер председатель! — подал голос Младший.

— Да, мистер президент! — последовал формальный ответ.

— Я вношу предложение отложить рассмотрение намеченной программы ради более важного и неотложного дела.

— Председательствующий не возражает, мистер президент. Кто-нибудь поддерживает предложение?

— Я поддерживаю, — отозвался Уоррен.

— Ставлю на голосование предложение президента.

Кто за, прошу сказать «да».

Последовало одиннадцать «да» и два «нет». Кобурн и Эджертон. Лорен улыбнулся.

— Предложение принято, — он откинулся на спинку стула, взял сигарету, закурил.

Младший вскочил еще до того, как изо рта Лорена вырвалась первая струйка дыма.

— Я обвиняю председательствующего в превышении его полномочий и других нарушениях, нанесших ущерб благополучию компании, и требую его отставки!

Все замерли. Лорен же улыбнулся. Положил сигарету в пепельницу.

— Председательствующий с удовольствием рассмотрит требование мистера президента, если тот внесет его, как и положено, в форме предложения, — он смолк, но лишь на секунду, и продолжил, не давая Младшему открыть рта. — А тем временем председательствующий предлагает совету директоров посетить сборочный конвейер номер три, а уж потом переходить к другим делам.

Кобурн поддержал предложение председателя. Его примеру последовал Эджертон. Любопытство склонило чашу весов в их пользу. Против проголосовали лишь Младший и Уоррен.

— Предложение принято, — Лорен поднялся. — Заседание будет продолжено после посещения сборочного конвейера номер три. Следуйте за мной, господа.

Дункан пристроился рядом с ним, как только они вышли из административного корпуса.

— Шагайте медленно, — процедил он, едва шевеля губами. — Первый автомобиль должен сойти с конвейера лишь через десять минут.

Лорен кивнул. И повел директоров кружным путем. К конвейеру номер три они подошли ровно через девять минут.

Лорен повернулся к директорам.

— Полагаю, господа, все вы умеете водить машину?

Те покивали.

— Хорошо, — улыбнулся Лорен и повернулся к сборочной линии. По ней к ним медленно приближался автомобиль. — А теперь я хочу объяснить, чем обусловлено мое приглашение прогуляться сюда.

Автомобиль прошел последний участок контроля и подкатил к ним, темно-синий, блестящий.

— Это первый «бэби сандансер», сошедший с конвейера. Он будет продаваться менее чем за пятьсот долларов и составит серьезную конкуренцию дешевым моделям «Форда», «Крайслера», «Шевроле».

Тут Лорен выдержал паузу.

— Мистер Джон Дункан, наш главный конструктор, отгонит первый автомобиль, его погрузят на железнодорожную платформу и отправят в один из автосалонов, торгующих нашей продукцией. Если каждый из вас будет садиться за руль сходящего с конвейера автомобиля, вы все сможете оценить, сколь хорошо он работает и как послушен в управлении. На территории склада вас будет ждать автобус, чтобы доставить к административному корпусу.

Дункан сел за руль, включил двигатель. Автомобиль плавно тронулся с места, и тут же с конвейера скатился второй. На этот раз темно-вишневый.

Лорен тронул за руку кого-то из директоров.

— Давайте, отгоните его на склад.

Тот влез в кабину, повернул ключ зажигания. Далее все пошло как по маслу. Директора не могли дождаться своей очереди. Они напоминали детей, получивших новую игрушку. Машины одна за другой выезжали из цеха. Скоро у конвейера остались лишь Лорен, его сын и Уоррен.

— Все равно тебе не вывернуться! — бросил Младший.

Лорен улыбнулся.

— Я уже вывернулся, сынок, — он достал из кармана пачку сигарет. — Давай взглянем правде в глаза. Ты проиграл. В тот момент, когда они начали садиться в машину, — Лорен закурил. — Мой тебе совет — отгони следующий автомобиль на склад и прими поздравления директоров. Другого ты там не услышишь.

Младший колебался. Посмотрел на Уоррена.

— Решай, да побыстрее. С конвейера сходит очередная машина. Или на ней поеду я.

Ярко-желтый «бэби сандансер» остановился рядом с ними. Лорен-младший молча сел за руль и уехал.

Прибыл следующий автомобиль, черный. Уоррен вопросительно посмотрел на Лорена. Тот на секунду замялся.

— Это тринадцатый по счету, — наконец сказал он.

— Я не суеверен, — ответил Уоррен.

Лорен пожал плечами. Под его взглядом Уоррен выехал из ворот. А в пятистах ярдах от цеха автомобиль взорвался.

Грохот взрыва пролетел над заводом. В воздухе повисло облако пыли. Когда оно рассеялось, стало ясно, что от новенькой машины осталась груда искореженного металла.

Лорен повернулся и зашагал к административному корпусу. Перед ним к заводским воротам шли трое механиков в белых комбинезонах с большими синими буквами «В. М. К.» на спине.

Самый низкорослый из них отстал, подождал Лорена.

Вместе они молча дошли до административного корпуса.

Тут Лорен повернулся к своему спутнику.

— Я предупредил его, что автомобиль по счету тринадцатый. Он ответил, что не суеверен.

Карие глаза невысокого мужчины всматривались в лицо Лорена из-под кустистых бровей.

— Человек без веры все равно что без души.

Лорен ответил не сразу.

— Я вот думаю, что бы произошло, сядь в машину я.

В голосе его собеседника послышался упрек.

— Мои парни — профессионалы. Вам бы не позволили завести мотор.

Лорен кивнул. Улыбнулся.

— Приношу свои извинения. Как я мог даже подумать об этом?! До свидания, мистер Перино.

— До свидания, мистер Хардеман.

И невысокий мужчина заспешил вслед за двумя идущими к воротам механиками. Охранник заранее отвернулся, чтобы не видеть, как они выходят с территории завода.

В холле административного корпуса к Лорену подбежала одна из секретарш.

— Мистер Хардеман! — воскликнула она. — У сборочного конвейера номер три взорвалась машина.

— Я знаю, — он подошел к лифту и нажал на кнопку вызова кабины.

— Интересно, кто в ней был? — спросила она, когда двери раскрылись.

Лорен вошел в кабину, нажал кнопку второго этажа.

— Один несчастный подонок.

Глава 12

Снег, падающий мягкими хлопьями, уже залепил огромный ярко освещенный купол Капитолия, когда она выглянула из окна маленького домика в Вашингтоне, в котором они прожили полтора последних года. Был уже десятый час. Вновь он задерживается допоздна.

Она вернулась к софе перед горящим камином. Пламя согревало ее, успокаивало. Сколько вечеров она ждала его на этой софе или в кресле. В Вашингтоне всегда возникало что-то срочное.

— В государстве кризис, — сказал он как-то раз, придя домой особенно поздно. — Для тебя тут веселья мало.

— Я не жалуюсь, — и она говорила искренне. Детройт казался другим миром. Вернее, мирком, начинающимся передним и заканчивающимся задним бампером. — Я даже не хочу возвращаться.

Лорен посмотрел на нее, но промолчал.

— И детям здесь нравится, — добавила она. — Няня каждый день водит их в новое место, дышащее историей;

Представляешь себе, сколько они здесь узнали? Они растут вместе с взрослеющей на их глазах страной.

— А тебе не одиноко? — спросил он. — Вдали от друзей?

— Каких друзей? В Детройте я общалась лишь с женами тех, кто работал в «Вифлеем моторс» или в таких же компаниях. Там мне было куда более одиноко. В Вашингтоне, если мы идем на вечеринку, говорят не только об автомобилях.

Хлопнувшая входная дверь прервала ее размышления. Она поднялась и пошла в холл. Дворецкий уже взял у Лорена засыпанные снегом шляпу и пальто и вешал их в шкаф.

— Извини, что задержался, — Лорен поцеловал ее в щеку.

Губы его совсем заледенели.

— Пустяки. Пойдем к камину, ты быстро согреешься.

Он тяжело рухнул на софу, вытянул руки к огню. Никогда она не видела его таким уставшим. Брови его изогнулись от головной боли, не покидавшей его ни на минуту.

— Позволь налить тебе виски.

Она прошла к комоду, плеснула в бокал виски, добавила льда, содовой. Вернулась, села рядом. Он протянул руку, взял у нее бокал, пригубил. Салли молчала, и Лорен повернулся к ней.

— Все кончено, — выдохнул он.

Она недоуменно взглянула на Лорена.

— В каком смысле?

— Ты не слушала выпуск новостей?

Салли покачала головой.

— Я читала книгу. И не включала радио.

— Верховный суд признал неконституционным «Билль возрождения нации».

— И что это означает?

На его губах заиграла улыбка.

— Во-первых, я теперь безработный. Так же, как многие другие, — он вновь отпил виски и улыбнулся. — Интересно, какое пособие полагается человеку, получающему доллар в год?

— Может, два доллара? — предположила она.

Лорен рассмеялся.

— Во всяком случае, президент и не обещал мне постоянной работы.

— Ты с ним виделся?

— Нет. Но я говорил с Хью Джонсоном. Генерал вне себя от ярости, клянет всех и вся в полной уверенности, что теперь, когда его отстранили от руля, страна обречена на катастрофу.

— Что же будет? — спросила Салли.

— Не знаю, — Лорен пожал плечами. — Насколько я уяснил себе, в мире политики побежденный свертывает свой шатер и молча исчезает под покровом ночи.

— Все так неожиданно, что я не могу в это поверить.

— Ты бы поверила, увидев клерков и секретарей, собирающих свои пожитки.

— Когда ты узнал?

— Утром, сразу после заседания Верховного суда.

Что тут началось. Все ходили кругами, только усиливая всеобщую сумятицу, — неожиданно он рассердился. — А самые плохие новости из Детройта. Они там посходили с ума. Разве что не объявили сегодняшний день праздником. Чертовы дураки!

Он допил виски.

— И никто, похоже, не понимает, что без «БВН» они отдадут всю отрасль в руки Большой тройки[19]. «Нэш», «Студебекер», «Уиллис», «Гудзон», «Паккард» — все они обречены. И лишь вопрос времени, когда останется не у дел каждый из самостоятельных автостроителей.

— Они не могут этого не понимать, — возразила она.

— Они не способны видеть дальше собственного носа, — с горечью ответил Лорен. — Думают, что смогут и теперь, после снятия жесткого контроля, конкурировать с «Фордом», «Дженерал моторс» и «Крайслером». У них нет ни единого шанса. Большие компании будут производить быстрее, а соответственно дешевле и продавать.

— А как насчет «бэби сандансера»? — спросила она.

— Он выполнил свою роль. Помог нам продержаться, пока покупались только дешевые автомобили. Но теперь цены растут, и мы не можем конкурировать с другими. Я полагаю, уже в следующем году ситуация настолько улучшится, что нам придется остановить его производство.

Салли задумалась.

— Жаль. Мне нравился этот малыш.

— Маленький гибрид, — улыбнулся Лорен. — Слепленный из ошметков других автомобилей, он получился непохожим на своих родителей.

Дворецкий постучал, прежде чем войти в гостиную.

— Обед подан, миссис.

Уже за полночь он оторвался от стола в своем маленьком кабинете. Собрал бумаги, сложил их в брифкейс. Закрыл его. Работа закончена. Ушла в прошлое. И осталось лишь отнести утром брифкейс с документами.

Лорен встал, выключил свет, поднялся по темной лестнице в спальню. Уже собирался включить свет, когда ее голос, донесшийся с кровати, остановил его.

— Лорен! Не зажигай свет!

Он осторожно закрыл за собой дверь.

— Почему?

— Я плакала. И теперь ужасно выгляжу.

Он пересек спальню, глаза его привыкали к темноте.

Она сидела, подложив подушки под спину.

— Слезами тут не поможешь. Толку от них мало.

— Я знаю. Но здесь мы были счастливы.

Он затянулся сигаретой. Салли протянула руку.

— Можно мне?

Молча он протянул ей сигарету. Красный кончик разгорелся, освещая ее лицо.

— Лорен?

— Да?

— Назад я не вернусь. Ты это знаешь, не так ли?

— Да.

— Но я хочу быть с тобой.

— Тогда поедем в Детройт. В особняке Хардеманов места хватит. Мы сможем…

— Нет, Лорен, — прервала его Салли. — Там все будет не так. Детройт — не Вашингтон. Здесь меня принимают.

Я — твоя невестка, выполняющая роль хозяйки в доме свекра. Там я по-прежнему жена твоего сына, живущая с тобой, когда его дом в нескольких милях. Ничего не получится.

— Так разведись с ним, — предложил Лорен. — И мы сможем пожениться.

— Нет. В Детройте я уяснила одно — там могут принять убийство, но не развод. Ты все еще должен банкам двадцать миллионов долларов. Один открытый скандал, и ты потеряешь все, на что положил жизнь.

Он молчал.

— Ты знаешь, что я права, Лорен. Я могла бы попросить тебя уехать со мной, но знаю, что ты должен следовать своему призванию. Строить автомобили. И если тебя оторвать от этого, ты скорее всего умрешь.

Лорен отошел к окну. Снег прекратился, небо очистилось, высыпали звезды.

— Что ты собираешься делать?

— Пока побуду здесь. Потом, наверное, перееду в Нью-Йорк. Детям скоро в школу. В Нью-Йорке широкий выбор хороших школ.

— Мне будет их недоставать.

— Им тоже. Они очень привязались к тебе.

На глазах у него выступили слезы, звезды затуманились.

— Смогу я приезжать к ним?

— Конечно. И я надеюсь, что вы будете видеться часто.

Он начал раздеваться. Аккуратно сложил одежду на стул и направился в ванную. Она позвала его, и он остановился.

— Лорен, пожалуйста, обойдемся сегодня без пижамы. Я хочу, чтобы мы спали голыми.

— Могу я почистить зубы? — улыбнулся Лорен.

— Да, но поспеши. Я хочу, чтобы ты был со мной.

— Тогда чего ждать? — он шагнул к кровати.

Ее ноги поднялись, чтобы обхватить его за талию, сильные руки Лорена схватили ее за ягодицы, когда он овладел ею.

— О боже! — в отчаянии выкрикнула она. — Как же я смогу прожить без тебя?

Глава 13

Когда пришел отец, Мелани сидела за кухонным столом и читала вечернюю газету. Заглянув через ее плечо, он посмотрел на заголовки.

«ОТКРЫТАЯ ПРОБА СИЛ НА „ФОРДЕ“.

ДИАБОРН РАЗРЕШАЕТ ПАР[20]

РАСПРОСТРАНЯТЬ ЛИСТОВКИ ВНЕ РИВЕР-РУЖ».

Расстегивая серый форменный китель службы безопасности «Форда», он направился к леднику. Достал бутылку пива, открыл, одним глотком ополовинил ее. Поставил на стол, рыгнул.

Мелани не подняла головы, перелистывая газету.

— Можешь сказать своему боссу, души не чающему в комми, что завтра он увидит, как настоящая компания ведет дело с профсоюзом, — отец снял китель, развязал галстук, вновь взялся за бутылку.

— О чем ты говоришь? — Мелани глянула на него.

— Завтра узнаешь, — он заговорщически улыбнулся. — Можешь лишь сказать ему, что мы готовы встретить этих комми. Они еще пожалеют, что получили «добро» от суда Диаборна.

— Вы ничего не сможете сделать, — она вновь уткнулась в газету. — На их стороне закон.

— «Форд» имеет право защищать свою собственность. И то, что твой босс сдался и позволил организовать у себя профсоюз, не означает, что все последуют его примеру.

— Мистер Хардеман полагает, что рано или поздно вся отрасль будет охвачена профсоюзным движением.

— Это он так думает, — хмыкнул отец. — Завтра он поймет, что это не так, — отец допил пиво. — Почему ты в городской одежде?

— Я работаю вечером. После обеда мистер Хардеман проводит у себя заседание исполнительного комитета компании. Я буду вести протокол.

Отец усмехнулся.

— Неудивительно, что ты пользуешься теперь служебным автомобилем. В последнее время тебе часто приходится работать ночью.

Мелани не ответила.

— А где мать?

— Придет через пару минут. Спустилась к миссис Макманус.

Отец взял новую бутылку пива и уселся на стул напротив Мелани. В голосе появились доверительные нотки.

— Ты можешь сказать своему старику. Он в этом разбирается. Что там происходит между тобой и Номером Один?

— Ничего.

Отец открыл бутылку.

— Ничего. Ты слишком умная девушка, чтобы твой папочка в это поверил, — он глотнул пива. — Как и в то, что у тебя ничего не было и с Джо Уорреном.

Мелани не ответила.

— Я все об этом знаю, — продолжал он. — И не виню тебя. Если б не ты, сотня девиц с удовольствием ухватились бы за этот шанс.

Мелани почувствовала, что краснеет. Встала.

— Откуда у тебя такие грязные мысли?

Отец расплылся в ухмылке.

— У «Форда» со мной работает один парень. Раньше он был телохранителем у Джо Уоррена. Его зовут Майк.

Помнишь его?

Лицо Мелани уже горело, она обмерла.

— Он не знает, что ты — моя дочь. Имена ничего для него не значат, он их пропускает мимо ушей. Но он помнит, как однажды привозил девушку в больницу к Джо Уоррену. Он также помнит, что она там делала, — отец опять выпил пива. — Так что не след тебе изображать со мной мисс Невинность, не ожидай, что я тебе поверю. Такие девушки, как ты, не получают служебных машин и пятьдесят долларов в неделю только за то, что печатают распоряжения босса.

Она попыталась ответить, но слова застряли у нее в горле.

Отец расхохотался.

— Я просто думаю, что ты продаешь себя слишком дешево. Номер Один известен тем, что не экономит на своих бабах. Майк говорит, что он трахал собственную невестку, а потом дал ей миллион долларов, чтобы та спокойненько разошлась с мужем в прошлом году и не слишком разевала рот.

Мелани резко развернулась и убежала в свою комнату. Захлопнула за собой дверь и расплакалась. А сквозь тонкую стену до нее долетал смех отца.

Вернувшись домой, Лорен нашел на столе в библиотеке письмо. Он узнал почерк на конверте, волнистую линию под словом «Лично». Взял его. Отправили письмо из Нью-Йорка, двадцать третьего мая.

Серебряным ножичком Лорен вскрыл конверт. Последний раз он получил от нее весточку более года назад.

С той поры они договорились более не видеться. У него возникло предчувствие, что он знает содержание письма.

И он не ошибся.

«Дорогой Лорен!

Давным-давно ты сказал мне, что я не из тех женщин, которые могут жить в одиночестве, и придет день, когда я встречу мужчину, которого полюблю, но я тебе не поверила. Если помнишь, я ответила, что тебе легко говорить. Ты — мужчина и знал много женщин, возможно, по-своему любил их. Я также сказала, что со мной все будет иначе, и я скорее всего уже не полюблю другого мужчину.

Я ошибалась, и ты знал это с самого начала. В следующий вторник я выхожу замуж за капитана ВМС Хью Скотта. Он командует авианосцем, базирующимся в Пенсаколе, штат Флорида, где мы и будем жить.

Письмо это я пишу лишь потому, что хочу, чтобы ты узнал о нашем бракосочетании от меня, а не из газет.

Дети здоровы и счастливы, как и я. Если ты хочешь что-нибудь пожелать мне — пожелай…

С любовью. Салки».

Лорен сложил письмо и засунул в конверт. Мелькнула мысль, а не позвонить ли в Нью-Йорк. Но звонок ничего бы не изменил. Страница перевернута. Медленно он порвал письмо на мелкие клочки и бросил их в корзинку для мусора.

Мелани приехала, когда он заканчивал обед. Он поднял голову, когда дворецкий ввел ее в столовую.

— А вы пообедали?

— Да, — ответила Мелани. — Я приехала из дома.

— Тогда присядьте и выпейте со мной кофе.

Дворецкий усадил ее, принес и поставил перед ней чашечку кофе и вышел из столовой. Мелани пригубила кофе.

Молчание длилось недолго. Лорен улыбнулся.

— Ты сегодня какая-то смурная, Мелани.

— Я думаю, мой отец знает о наших отношениях.

Лорен посмотрел на нее.

— Знает или догадывается? Это большая разница.

— Для моего отца это одно и то же.

— А если и знает? — спросил Лорен. — Что он может сделать?

— Вам — ничего. А меня он замордует.

— Так почему бы тебе не переехать в отдельную квартиру? Он теперь работает, так что ты можешь тратить свои деньги на себя.

— Я не могу сделать этого из-за матери. Вы не знаете моего отца. Его волнует только он сам. Если б не я, он бы свел ее с ума.

— Я прибавлю тебе зарплату. Тогда ты сможешь давать им деньги.

— Дело не только в деньгах, а в нем. Он — низкий человек. И особенно это проявилось после того, как он начал работать у Беннетта на «Форде».

— А при чем тут его работа? — удивился Лорен.

— Вы знаете, что там делается. Беннетт и его банда терроризируют целый завод Ривер-Руж, и моему отцу нравится состоять в штурмовых отрядах Беннетта, как они себя называют.

— Что-то я тебя не понял. Эдзель не такой человек.

Он бы этого не потерпел.

— Эдзель не имеет к этому никакого отношения, — ответила Мелани. — Отец говорил мне, что старик Форд прислушивается только к Беннетту, а мнение Эдзеля игнорирует.

— Генри еще пожалеет об этом. Он дождется взрыва.

— Он может произойти завтра.

Лорен посмотрел на нее.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вы видели вечерние газеты?

Лорен кивнул.

— Мой отец говорит, что Беннетт готовит профсоюзу сюрприз. Громилы Беннетта только и ждут появления профсоюзных активистов.

— Но они ничего не смогут сделать, если те не ступят на территорию завода, то есть на землю, принадлежащую Форду.

— А если они появятся на мосту над Миллер Роуд перед воротами номер четыре?

— И что? Это общественный пешеходный мост. На нем всегда толпятся мелкие торговцы и продавцы мороженого, особенно между сменами.

— Беннетт, по словам отца, утверждает, что мост — собственность Форда, потому что его построила компания.

Лорен задумался, потом кивнул.

— Да, может выйти неувязочка. Соедини меня с Ричардом Франкенстином или с одним из братьев Рейтер. Я не хочу, чтобы там началась драка. Это будет черным пятном на всей отрасли. Я попрошу их держаться подальше от моста.

Она прошла к телефону на маленьком столике, набрала номер. Коротко переговорила, повернулась к нему, зажав микрофон рукой.

— Они все на митингах. И никто не знает, когда они вернутся.

— Попроси, чтобы они перезвонили мне. Это очень важно.

Мелани передала просьбу Лорена и положила трубку.

Вернулась к столу, но вместо того, чтобы сесть, наклонилась к Лорену и поцеловала его.

— Это не входит в секретарские обязанности, — улыбнулся он.

— Мне все равно. Вы мне нравитесь.

Он поднял руку и коснулся пальцем кончика ее носа.

— Я дам тебе возможность доказать это, как только закончится заседание.

Мелани взяла его руку, поцеловала.

— Скорее бы.

— Младший, садись рядом со мной, — распорядился Лорен. — Ты, Уолт, Тед и Скотти — напротив.

Молча они заняли свои места. Мелани пристроилась за маленьким столиком. Раскрыла блокнот.

Лорен посмотрел на нее.

— Вести протокол не обязательно, мисс Уолкер. Это неофициальное заседание.

Мелани закрыла блокнот.

— Вы хотите, чтобы я присутствовала на заседании, мистер Хардеман?

— Разумеется.

И повернулся к остальным.

— Ну что вы такие серьезные? Ничего ужасного не произойдет.

Напряжение чуть спало. Все наклонились вперед, приготовились слушать.

— Я буду краток. Я намерен изложить вам свои мысли касательно будущего управления и операций нашей компании, — он помолчал. — Я начну с того, что вам, несомненно, известно и так. С сегодняшней выплатой последнего взноса нашему банку, двух миллионов и ста тысяч долларов, я вновь получил право распоряжаться принадлежащими мне акциями компании.

— Слышали, слышали! — покивал Дункан.

Лорен улыбнулся шотландцу.

— Я тебя понимаю, потому что люблю банкиров никак не больше, чем ты. Одновременно я получил письма об отставке от четырех директоров, представлявших их интересы.

— Слышали и об этом, — тут Дункан не сдержал эмоций и захлопал в ладоши.

Мгновение спустя к нему присоединились и остальные.

Лорен поднял руку, и аплодисменты смолкли.

— Теперь о моем плане, — чуть заскрипели стулья.

Мужчины откинулись на спинки. — Мне принадлежит девяносто процентов акций. Моему сыну — десять. К тому же мне пятьдесят девять лет и в следующем году стукнет шестьдесят, после чего я намерен отказаться от активного участия в делах компании.

Он замолчал, и над столом сгустилась тишина.

— Поэтому я решил заранее перераспределить принадлежащие мне акции. Мои внуки, Лорен Третий и Энн Элизабет, получат по пять процентов каждый. Голоса по этим акциям до их совершеннолетия будут принадлежать их отцу. Будут отданы соответствующие распоряжения на случай безвременной смерти кого-либо из них, чтобы защитить интересы оставшихся в живых и компании.

Лорен повернулся к Мелани.

— Мисс Уолкер, вас не затруднит принести мне стакан воды и две таблетки аспирина?

Молча она прошла к бару и вернулась с водой и аспирином. Мужчины не разговаривали, пока он пил таблетки. Эту процедуру они видели неоднократно.

Лорен поставил стакан на стол.

— Одновременно я решил учредить благотворительный фонд, он будет называться «Фонд Хардемана», с передачей ему тридцати девяти процентов акций. Цель фонда — использование накапливаемых в нем средств на благо общественности. Право голоса по этим акциям я оставляю за собой. После моей смерти это право перейдет к попечителям фонда, которые будут отобраны с особой тщательностью среди самых образованных и движимых заботой о благе общества наших сограждан. Мой сын и я автоматически становимся пожизненными попечителями фонда.

На лице Младшего отразилось удивление.

— Яне…

Лорен остановил его взмахом руки.

— Прежде чем ты что-нибудь скажешь, дай мне закончить.

Младший согласно кивнул и вновь откинулся на спинку стула.

— У меня все еще останется сорок один процент акций. В завещании я укажу, как их следует поделить после моей смерти между родственниками, фондом, другими людьми и некоторыми социально значимыми проектами.

Он отпил воды из стакана.

— На следующем заседании совета директоров я внесу предложение передать контроль над компанией от одного человека, меня или моего сына, исполнительному комитету из пяти членов, возглавляемому мною, а после моего ухода на пенсию — моим сыном. Председатель комитета не будет голосовать по решаемым комитетом вопросам, за исключением тех случаев, когда голоса его членов будут делиться поровну. В таких ситуациях ему будет принадлежать право решающего голоса.

Лорен вновь поднес стакан ко рту.

— До моего ухода на пенсию я оставлю за собой посты директора и председателя совета директоров, в то время как мой сын будет исполнять обязанности президента компании, призванного проводить в жизнь курс, определенный исполнительным комитетом и советом директоров. После того, как я удалюсь от дел, пост председателя совета также перейдет к моему сыну.

Он помолчал, разглядывая свои руки, затем вновь поднял голову.

— Мои предложения по реорганизации компании этим не ограничиваются, но сейчас я бы не хотел вдаваться в подробности. Скажу лишь, что мы должны организовать пенсионный фонд, обеспечить участие работников в прибылях компании, в общем, повысить заинтересованность работающих у нас в благополучии компании.

Прежде чем вы уйдете, мисс Уолкер даст каждому из вас папку, в которой вы найдете исчерпывающую информацию по всем этим вопросам.

Он встал.

— Пожалуй, это все, что я хотел вам сказать. Благодарю вас, господа.

Поднялись и остальные. Мелани раздала папки. И все, за исключением Младшего, быстренько откланялись.

— Могу я поговорить с тобой? — спросил он отца.

Мелани тут же скрылась за дверью.

— Давай выпьем, — Лорен направился к бару. — Коньяк?

— Лучше виски, — отозвался Младший.

Лорен одобрительно кивнул.

— Со льдом?

— Да.

Лорен разлил виски, добавил льда из ведерка. Поднял бокал.

— За твое здоровье.

Залпом выпил виски и вновь потянулся к бутылке.

Младший же пил маленькими глоточками.

Наполнив бокал, Лорен выжидающе посмотрел на сына. Лицо бледное, под глазами мешки от недосыпания.

Наконец Младший решился. Сунул руку в карман, достал конверт и положил его на стойку бара.

— Что это? — спросил Лорен.

— Открой и посмотри. Конверт не заклеен.

Лорен быстро достал лист бумаги. Развернул.

Председателю совета директоров и совету директоров «Вифлеем моторс компани. Инк».

Господа!

Прошу принять мою отставку с поста президента «Вифлеем моторс компани». Прошу также освободить меня от исполнения обязанностей члена совета директоров компании и руководителя или директора ее отделений.

Искренне ваш,

Лорен Хардеман II.

— Зачем тебе это понадобилось? — спросил Лорен.

— Знаешь, отец, когда ты созвал это вечернее заседание, я подумал, что его цель — уволить меня.

Лорен ответил долгим взглядом.

— С чего ты это взял?

— Причин две. Bo-первых, расплатившись с банком, ты вернул контроль над компанией. Во-вторых, я это заслужил. И не стал бы винить тебя, если б ты это сделал.

— Рассуждения твои логичны, если б не одно обстоятельство, — медленно ответил Лорен. — Достаточно легко уволить работника, но как человеку уволить сына только потому, что такой уж у него сын?

Младший пристально смотрел на отца.

— Я пошел на тебя войной, хотя повода для войны не было.

— Мы причинили друг другу немало вреда, — Лорен начал разрывать письмо. — Давно уже я говорил тебе, что когда-нибудь все это будет твоим. Мнение мое не изменилось. Ты по-прежнему мой сын, — разорванный лист ой сунул в конверт и вернул его Младшему.

Тот взял конверт, молча глянул на него, убрал в карман. Посмотрел на Лорена, глотая слезы.

— Спасибо, отец.

Лорен кивнул. Говорить не стал, не доверяя своему голосу.

— Я сделаю все, чтобы больше не подводить тебя.

Приложу все силы.

— Другого и не требуется, — ответил Лорен.

В молчании Лорен обнял сына. Они постояли, потом Лорен отступил на шаг.

— Иди домой и отоспись, сынок. Отдых тебе не повредит.

Младший кивнул и двинулся к двери. Обернулся.

— Все будет как прежде, да, отец?

Лорен улыбнулся.

— Как прежде, — повторил он.

Младший улыбнулся в ответ.

— Спокойной ночи, отец.

— Спокойной ночи, сын, — Лорен подождал, пока за Младшим закрылась дверь, затем налил себе виски.

Вошла Мелани.

— Позвольте мне помочь вам, — она взяла из его рук бокал, положила в него кубики льда, вернула бокал Лорену. — Все нормально?

Лорен устало кивнул, пригубил виски. Посмотрел на нее.

— Длинный выдался день.

— Я поднимусь наверх и налью вам горячую ванну.

Вам сразу станет лучше, — и она направилась к двери.

— Только не сыпь в воду эти ароматические соли, — крикнул он вслед. — После них я пахну, словно французская проститутка.

Она улыбнулась с порога.

— Перестаньте жаловаться. Я знаю, вам это нравится.

Он вышел из ванной в полотенце, обернутом вокруг бедер. Его волосатые грудь и плечи темнели на фоне белоснежной материи.

— Я отдохнул.

— Вот и дальше делайте то, что я вам говорю. Я знаю, как много вы работали сегодня.

Послушно он подошел к кровати и лег на живот. Ее сильные пальцы начали массировать шею, плечи, мускулы. Мышцы потихоньку размякали.

— Как вы себя чувствуете?

— Отлично, — он повернулся на бок. — Но у меня встал член.

— Я знаю, — улыбнулась Мелани. — Такое повторяется каждый раз, — И что ты собираешься с этим делать? — рассмеялся Лорен.

— Это такая же мышца. Ее надо помассировать, — она взяла член в руки, оттянула крайнюю плоть. От ее прикосновения он затвердел еще больше, встав столбом.

Держа его одной рукой, Мелани поглаживала мошонку второй, затем начала водить рукой вверх-вниз по члену.

— У вас замечательный конец, — промурлыкала она, зачарованная размерами полового органа. Наклонилась к нему, лизнула. Прижала член к животу, взяла в рот одно яичко, потом другое. Наконец прошлась ртом по всей длине, обхватила губами головку.

Лорен схватил ее за волосы, поднял голову.

— Я хочу потрахаться.

— Да, да, — она встала, начала раздеваться. Освободила груди от бюстгальтера, стянула пояс, открывая пышные бедра с черным треугольником волос под животом.

Лорен потянул ее на кровать, навалился на нее.

— Нет, — остановила его Мелани. — Вы расслабьтесь.

Позвольте мне самой.

Лорен перекатился на спину. Она встала на колени.

Взялась за его конец одной рукой, а второй оперлась о грудь и начала медленно опускаться на член.

Тут же Лорен ухватил ее за ягодицы и притянул к себе. Мелани ахнула.

— О боже! Дошло до горла!

Заерзала взад-вперед. Поначалу медленно, потом все быстрее. Лорен сжал руками ее груди, потянул ко рту.

Поймал ртом соски и сосал их, пока они не набухли и не раскраснелись.

Мелани оторвалась от него и откинулась назад, за спиной нащупала рукой мошонку. Сжала пальцами яички. И тут накатил первый оргазм, второй, третий. Тело ее извивалось от наслаждения. Она почувствовала, как яички набухли и начали испускать сперму. Жаркая жидкость сильной струей вырвалась из члена.

— Лорен! Лорен! — она упала ему на грудь, и они вместе достигли вершины блаженства.

Совершенно обессиленная, Мелани застыла, приникнув к нему. Почувствовала, как его член уменьшается в размерах, а сперма вытекает ему на ноги и лобок. Скатилась с Лорена и, держа между ног руку, чтобы не испачкать ковер, двинулась к ванной.

— Вы лежите. Я вернусь и обмою вас. Вам надо отдыхать.

— Принеси, пожалуйста, аспирин. А то голова гудит-, как барабан.

— Хорошо.

Когда Мелани вернулась через несколько минут, он, казалось, мирно спал, отвернувшись от нее. Она опустилась на колени у кровати, омыла его губкой, смоченной в теплой воде, затем вытерла полотенцем.

Его рука потянулась к ней, когда она начала подниматься.

— Спите, — тихонько прошептала Мелани. — Вам нужно отдохнуть.

Она шагнула к стулу, взяла бюстгальтер.

— Мелани! — прохрипел Лорен.

— Попытайтесь уснуть, Лорен, — она застегнула бюстгальтер и подняла со стула пояс.

— Нет, Мелани! — интонации его голоса заставили Мелани замереть.

Лорен повернулся. Чувствовалось, что каждое движение дается ему с громадным трудом. Наконец ему удалось сесть. Глаза его широко раскрылись от боли.

— Мелани! Мне плохо. Позвони доктору!

И, словно эти несколько слов отняли у него последние .силы, повалился вперед. Она попыталась поймать его, но Лорен оказался слишком тяжелым. Он выскользнул из ее рук и скатился на пол.

— Лорен! — закричала она.

Следующим вечером детройтские газеты вышли с аршинными заголовками и фотоснимками побоища, вошедшего в историю под названием «Битва у Ривер-Руж».

Штурмовики Беннетта набросились на ничего не подозревавших профсоюзных активистов. Франкенстин и Уолтер Рейтер оказались в больнице, последний с переломом позвоночника в трех местах: его проволокли вниз по тридцати шести ступенькам. Еще несколько человек также госпитализировали, в том числе беременную женщину, которую пнули в живот. Но еще больше разъярило прессу другое: покончив с профсоюзными активистами, громилы Беннетта набросились на репортеров и фотографов, избивая их, отнимая и разбивая фотокамеры.

В отместку газеты подняли жуткий крик, кляня Беннетта и его команду на все лады.

Материалы по Ривер-Руж оттеснили все остальное на второй план. Поэтому сообщение о Лорене Хардемане попало лишь на внутренние полосы газет. Вот и «Нью-Йорк тайме» 27 мая 1937 года поместила в четвертой колонке на второй полосе маленькую заметку:

«БОЛЕЗНЬ ЛОРЕНА ХАРДЕМАНА.

Детройт, 26 мая. Лорен Хардеман Первый, председатель совета директоров и основатель «Вифлеем моторс», находится в детройтской больнице. По сообщению врачей, мистеру Хардеману сделана операция по удалению доброкачественной опухоли мозга, которая беспокоила его несколько последних лет. Состояние мистера Хардемана удовлетворительное».

Глава 14

Джон Бэнкрофт, вице-президент «Вифлеем моторс», курирующий продажу автомобилей, повернулся на вращающемся стуле, когда Анджело вошел в кабинет. Встал, широко улыбаясь, протянул руку.

— Анджело! Рад вас видеть!

Крепко пожал ему руку. Анджело улыбнулся в ответ.

— И я рад видеть вас, Джон.

— Садитесь, — и Бэнкрофт опустился на стул.

Анджело сел, закурил.

— Я получил вашу служебную записку. И пришел.

Бэнкрофт переложил на столе несколько бумажек.

— Вот и хорошо. У нас возникли трудности.

— У кого их нет, — пожал плечами Анджело. — Что особенного в ваших?

— Я начал терять продавцов.

— Как так? — в голосе Анджело звучало удивление. — Я полагал, у вас больше предложений о сотрудничестве, чем когда-либо раньше.

— Мы получаем новые предложения, — признал Бэнкрофт. — Но все они идут от мелкой рыбешки — торговцев подержанными автомобилями, которые хотят продавать новые машины, импортные модели, недовольных тем, что они получают, и ищущих что-то новое. Проблема в том, что в девяти случаях из десяти у них нет достаточных средств, чтобы после продажи обеспечить соответствующий уровень технического обслуживания. С теми, что остаются, можно иметь дело, но их салоны расположены в тех регионах, где мы и так хорошо представлены.

— Но все это не подтверждает ваших слов о том, что мы теряем продавцов, — заметил Анджело.

Бэнкрофт тяжело вздохнул.

— Два последних месяца я постоянно получаю письма от наших давних клиентов. Некоторые из них работают с нами со дня основания компании. Они высказывают тревогу в связи с тем, что мы отказываемся от «сандансера».

Опасаются, что «бетси» не сможет его заменить. Таких писем пришло не меньше четырехсот, — вновь тяжелый вздох. — Хуже того, девяносто салонов отказались продавать наши машины. Дело свое они знали, а вот смогут ли их заменить новички?

Анджело глубоко затянулся.

— Чего-то я не понимаю. «Мазда ротари» с двигателем Ванкеля пользуется все возрастающим спросом от побережья до побережья, а у нас возникают проблемы.

Почему?

— Я думаю, «мазду» продает та же мелочевка, что обращается к нам. Они вечно гоняются за новизной. Кроме того, «Мазда» пытается ворваться на американский рынок. Они финансируют послепродажное техническое обслуживание своих моделей, — Бэнкрофт посмотрел на Анджело. — Если б мы пошли тем же путем, нам потребовалось бы пятьдесят миллионов, чтобы обеспечить то же самое по всей стране. Вот почему «Мазда» сконцентрировалась лишь на Флориде и Калифорнии. Если они закрепятся там, а спрос на их автомобили будет расти, им уже не придется вкладывать деньги в станции техобслуживания в других регионах.

Анджело кивнул.

— А мы загнаны в угол. И должны продавать автомобили по всей стране, ибо так было до сих пор.

— Вижу, вы начинаете прозревать, — покивал Бэнкрофт.

Анджело затушил окурок.

— И что же нам делать?

— Я могу давать советы лишь с точки зрения продавца. Не вдаваясь в производственные проблемы.

— Я слушаю.

— Прежде всего, не отказывайтесь от «сандансера».

Именно это более всего тревожит торговцев. Второе, последуйте схеме японцев и начните продажу новой модели на ограниченной территории, формируя повышенный спрос в других местах. Если все пойдет как надо, через два-три года мы без ущерба для себя сможем прекратить производство «сандансера».

— А если мы сделаем ото сейчас?

— В лучшем случае мы потеряем шестьсот продавцов даже с учетом того, что заключим договоры с новичками.

Анджело поднялся, прошел к окну.

— Мне нужен сборочный цех «сандансера» для производства моторов «бетси».

— Я знаю, — кивнул Бэнкрофт. — Но с оставшимися семью сотнями продавцов мы выйдем из игры до того, как «бетси» появится на рынке.

Анджело понимал, что Бэнкрофт абсолютно прав.

Они рассчитывали, что каждый их торговец, а всего их было порядка полутора тысяч, продаст в неделю четыре автомобиля. Шесть тысяч в неделю, примерно триста тысяч в год. С «бетси» они выходили на прибыль, продавая в год не меньше двухсот двадцати тысяч экземпляров.

Семьсот торговцев могли обеспечить продажу лишь ста сорока тысяч, что означало катастрофу. Убытки в сто шестьдесят миллионов только за первый год.

Анджело подошел к столу Бэнкрофта.

— Вы кому-нибудь говорили об этом?

— Нет, — тот покачал головой. — Я только что закончил расчеты и сразу же пригласил вас. Но завтра Лорен Третий возвращается из свадебного путешествия, и я обязан обо всем доложить ему перед заседанием совета директоров в пятницу.

Анджело кивнул. В пятницу предстояло принять окончательное решение по «сандансеру».

— Я очень признателен вам, Джон, что вы поставили меня в известность.

Тот улыбнулся.

— Я верю в «бетси» не меньше вашего. Но должен уважать арифметику.

— Я понимаю, — Анджело шагнул к двери — Надо подумать. Еще раз спасибо, Джон.

Уже на полпути к своему кабинету его осенило. Он развернулся и вновь направился к Бэнкрофту.

Вице-президент разговаривал по телефону. Изумленно изогнул бровь, увидев Анджело, закончил разговор, положил трубку.

— Не показалось ли вам странным, что на вас вот так Внезапно обрушился поток писем владельцев автосалонов?

— Я как-то не задумывался об этом. Такое обычно случается каждый год при переходе к новой модели.

— И вы всегда получаете так много писем?

— Да нет. Обычно от двадцати до сорока или пятидесяти. Примерно столько же, сколько и другие компании, — Вы прочитываете все письма?

Бэнкрофт кивнул.

— Конечно. Это моя работа.

— А не было ли в них чего-нибудь общего? В стиле, фразах, в причине отказа от сотрудничества?

Бэнкрофт задумался. Нажал клавишу аппарата внутренней связи.

— Принесите мне папку с последними письмами владельцев автосалонов.

Мгновение спустя секретарша вошла в кабинет и положила ему на стол три папки. Джон начал просматривать письма.

Анджело терпеливо ждал. Десять минут спустя Бэнкрофт поднял голову. На его лице появилось странное выражение. Он вновь вернулся к письмам, на этот раз с красным карандашом. Подчеркнул несколько строк в трех-четырех письмах, передал их Анджело.

— Прочтите подчеркнутое.

В каждом письме, пусть разными словами, выражалась одна и та же мысль. Торговцы опасались, что турбинный двигатель окажется опасным и будет взрываться на больших скоростях.

Джон продолжал делать пометки в других письмах, когда Анджело заговорил.

— Вот теперь многое проясняется.

Бэнкрофт отложил карандаш и посмотрел на него.

— О чем вы?

— Вам известна некая организация, называющаяся «Независимым агентством безопасности автомобилей»?

— Да. Руководит ею один скользкий тип, зовут его Марк Симпсон. Я выгонял его из этого кабинета с полдюжины раз, но он продолжает приходить каждый год.

— А что ему нужно?

— Он — мелкий вымогатель, — Бэнкрофт потянулся за сигаретой, закурил. — Но со своим подходом. Издает газетенку, которая упомянута в национальном подписном каталоге. Там он дает в основном лживые оценки автомобилей, но претендует на объективность, поскольку не помещает рекламу.

— А чем он еще занимается?

— Точно не знаю. Особо я им не интересовался. Кажется, торгует подержанными машинами. Вернее, новыми, прошедшими от пятидесяти до сотни миль, что позволяет перевести их в разряд подержанных. Намекал мне, что сотня переданных ему «сандансеров» обеспечит этой модели высокий рейтинг в его газете. Тогда-то я и выбросил его из кабинета.

— А вы не знаете, ведут с ним дела другие компании?

— Никто. Его там любят не больше, чем здесь.

— Как же он остается на плаву?

— С помощью того же вымогательства, но на уровне владельцев автосалонов. Те всего боятся. И полагают, что дешевле отдать ему пару-тройку автомобилей. Тем более что они-то на этом практически ничего не теряют.

— Я чувствую, что именно он стоит за всеми этими письмами, — пояснил Анджело. — Во всяком случае он немало насолил нам на Западном побережье.

— Не может быть, — покачал головой Бэнкрофт. — Симпсон палец о палец не ударит, если ему не обломится жирный куш. Так ради чего ему выживать «бетси» с рынка?

— Именно это я и хотел бы выяснить, — ответил Анджело. — Такая кампания стоит немалых денег. Ведет-то он ее, похоже, по всей стране.

— И к чему же он, по-вашему, стремится? — спросил Бэнкрофт. — Он не из тех, кто действует наудачу.

Анджело посмотрел на него.

— Не знаю. Но тот, кто платит ему, не хочет, чтобы «бетси» попала на дороги страны.

— Другие компании тут ни при чем, — твердо заявил Бэнкрофт. — Они лишь радуются, что мы выступили первыми. Вы думаете, это бензиновые короли?

Анджело покачал головой.

— Нет. Мы уже провели переговоры с этими фирмами. Они готовы установить на бензозаправках керосиновые колонки, как только мы начнем продавать «бетси».

Они замолчали. Анджело снова отошел к окну. Товарный поезд выезжал из ворот. Платформы сверкали разноцветьем автомобилей.

— Джон, сядьте-ка на телефон и обзвоните всех владельцев автосалонов. Выясните, говорил ли с ними Симпсон или кто-то из его подручных.

— А какая от этого будет польза?

— В том, что он делает, наверняка есть что-то незаконное, и, возможно, мы сможем это доказать. Тогда подадим на них в суд, может, сделаем что-то еще. Я подключу адвокатов, пусть подумают, что мы можем предпринять, — Анджело шагнул к столу, взял сигарету из лежащей там пачки. — А пока убедите торговцев, что в машине нет абсолютно никаких дефектов. Скажите им о проведенных нами испытаниях.

— Они подумают, что я дурю им голову, — усмехнулся Бэнкрофт. — Утверждения Симпсона как бы подтверждаются смертью Пирлесса, о которой все они читали в газетах.

— Так пригласите их всех на полигон за наш счет, и пусть они посмотрят, как ведет себя наша машина, — предложил Анджело. — Это их убедит.

— Убедит их это или нет, я не знаю, но они приедут, будьте уверены. Я еще не встречал торговца автомобилями, который отказался бы поехать куда-либо за бесплатно, даже на соседнюю улицу.

Анджело рассмеялся.

— Оставляю это на вас. А сам попробую зайти с другого конца. Мы еще не проиграли.

— И у меня настроение улучшилось. По крайней мере мы будем что-то делать, а не сидеть болванами, — он поднялся из-за стола. — Но полностью игнорировать эту проблему нельзя.

— Я и не собираюсь, — Анджело посмотрел на Бэнкрофта. — Я взялся за эту работу не для того, чтобы уничтожить компанию, и всегда буду стремиться к поиску наилучшего решения, независимо от собственных симпатий или антипатий.

Глава 15

Князь Игорь Алехин проснулся от ярких лучей солнца, заполнивших его комнату, окна которой выходили на голубые воды Средиземного моря. Выпрыгнув из кровати, он улыбнулся, подошел к окну, распахнул его, полной грудью вдохнул сладкий утренний воздух. Дернул за сигнальный шнур, давая дворецкому понять, что пора нести кофе, начал делать зарядку.

Двадцать приседаний с разведением рук в стороны.

Потом двадцать отжиманий от пола. А тут и дворецкий подоспел с кофе и утренними газетами, местной и парижской «Геральд трибюн».

— Вам принести что-нибудь еще, сэр? — спросил он, поставив поднос на маленький столик у окна. Вопрос этот задавался ежедневно.

— Двадцать, — отсчитал Игорь, поднялся, дыхание его чуть участилось от физических упражнений. Глянул на свой живот. Плоский и твердый. Неплохо для пятидесятилетнего мужчины. Улыбнулся дворецкому. — Полагаю, что нет, Джеймс.

И не имело ни малейшего значения, что звали его Франкос. Поступая на службу к князю, все дворецкие становились Джеймсами.

— Благодарю вас, сэр, — и дворецкий повернулся, чтобы уйти.

— Мадам уже проснулась? — остановил его вопрос Игоря.

— Думаю, что нет, сэр. Во всяком случае, на кухню она еще не звонила.

— Дайте мне знать, как только она попросит принести кофе.

— Разумеется, сэр, — и дворецкий вышел из спальни.

Игорь подошел к столику, стоя налил чашечку кофе.

Поднес ее к губам, одновременно раскрывая «Геральд трибюн» на биржевой странице. Опытным взглядом пробежался по колонкам цифр. Автомобили — без изменений. Металл — то же самое. «АТТ», «Истмэн Кодак» — колебания минимальные. Он положил газету на столик, с чашкой в руке повернулся к окну. Ну до чего же хорошее утро.

Яхта плыла к Монте-Карло, ветер надувал белые паруса. Вторая, не меньших размеров, двигалась в противоположном направлении. В такой день куда как неплохо выйти в море. Пожалуй, решил Игорь, надо спросить Энн, когда она проснется, не приказать ли подать ленч на яхте. А пока можно искупаться и позагорать. Она редко поднималась раньше половины двенадцатого.

На лифте Игорь спустился к частному пляжу. Вышел из здания, щурясь от яркого солнца. Оглянулся на виллу.

Она поднималась на пять этажей. Построенная из белого камня, она представляла собой комплекс из нескольких башенок, прилепившихся к обрыву. Внутри комнаты находились на разных уровнях, башенки соединялись между собой сводчатыми переходами. Архитектор стремился уподобить виллу средневековому замку, Игорь подошел к краю маленькой пристани и нырнул.

От холода у него перехватило дыхание. Он вылетел на поверхность. Черт, уже июнь, а вода все еще ледяная. Оставалось только плыть, не жалея сил. И двадцать минут спустя, вылезая из воды, он уже согрелся.

По лестнице князь поднялся на террасу у бассейна, энергично растерся махровым полотенцем, которое взял в кабинке. Зашел за стойку бара, нажал клавишу аппарата внутренней связи.

— Да, сэр, — раздался в динамике голос дворецкого.

— Принесите кофе к бассейну, Джеймс, — приказал он, вернулся к бассейну и только тогда увидел ее. Губы его разошлись в Широкой улыбке. Племянница очень ему нравилась.

— Доброе утро, Бетси. Ты, оказывается, рано встаешь.

— Доброе утро, дядя Игорь, — улыбнулась в ответ Бетси.

Он повернулся к морю.

— Еще один прекрасный день на Ривьере, — Игорь взмахнул руками. — Когда так светит солнце, трудно представить, что где-то идут войны, гибнут люди.

Бетси промолчала.

Игорь посмотрел на нее. С чего это она такая тихая?

На нее это не похоже. Тут он вспомнил.

— Разве ты не собиралась этим утром выйти в море под парусом?

— Я передумала.

— Почему?

Она скорчила гримаску.

— Потому что блюю все утро.

— Так я позвоню доктору Жельмину, — он встревожился. — Я думаю, рыба в белом вине, что подавали вчера, оказалась слишком острой.

— Рыба тут ни при чем.

— Тогда в чем же дело?

— Я беременна, — буднично ответила она.

На его загорелом лице отразился испуг.

— Как это могло случиться?

Бетси рассмеялась.

— Дядя Игорь, ну откуда такая наивность? Причина проста. Я привезла на Ривьеру все, кроме противозачаточных таблеток. Забыла их дома.

— Франция — цивилизованная страна, — сухо заметил князь. — Ты могла бы выписать их здесь.

— Я этого не сделала. А после драки кулаками не машут.

— А ты уверена, что беременна?

— У меня дважды не было месячных. Раньше такого никогда не случалось.

— Лучше убедиться наверняка. Я договорюсь, чтобы тебя сегодня принял доктор Жельмин в Кане.

— В этом нет нужды. Вечером я улетаю в Штаты.

Аборты там официально разрешены, и Макс уже обо всем договорился. Он нашел лучших докторов.

— Макс ван Людвиг? — изумился Игорь. — Так это он? Но у него крепкая семья. И старшая дочь твоего возраста.

— Семья у него крепкая. Но иногда возможны и срывы. Мы вдвоем провели на яхте три дня, когда плыли за его женой и дочерьми.

— А что будет, если окажется, что аборт делать поздно?

— Тогда Макс разведется и женится на мне, — ответила Бетси без малейшей запинки. — А после того, как я рожу, мы разведемся, и он вновь женится на своей жене.

— Вижу, ты очень уверена в себе.

— Конечно. Мы втроем все это уже обговорили.

— Втроем? — воскликнул Игорь. — Кто же был третьим?

— Рита, — имелась в виду жена Макса. — Мы не могли не рассказать ей обо всем. Не хотели причинять ей боль. И она поняла, что происшедшее не более чем случайность. Что Макс искренне любит ее.

Появился дворецкий с серебряным кофейным сервизом на подносе.

— Где вы будете пить кофе, сэр?

Игорь молча уставился на него. Указал на столик.

Дворецкий поставил на него поднос. Тут к Игорю вернулся дар речи.

— Принесите мне коньяк, Джеймс. В большом бокале.

Лорен Третий смотрел на высокого симпатичного голландца. Одного возраста с ним, Макс ван Людвиг выглядел значительно моложе благодаря светлым волосам и синим глазам на загорелом лице.

— В таких ситуациях чувствуешь себя не в своей тарелке, — говорил голландец на безупречном английском. — Не знаешь, что и сказать.

— Я-то точно не знаю, — сдержанно ответил Лорен. — Поскольку со мной такое случается впервые.

— Мы оба сожалеем о случившемся, — продолжил ван Людвиг.

— Где Бетси? — спросил Лорен.

— Сейчас спустится, — Макс взглянул на дворецкого, вошедшего в гостиную особняка на Саттон-Плейс в Нью-Йорке, принадлежавшего его семье уже много лет. — Что вы будете пить?

— Виски с содовой, — автоматически ответил Лорен.

— Сухой «мартини», — подала голос Бобби.

— Шотландское, — добавил Макс.

Дворецкий кивнул и вышел. В комнате повисла тишина. Первым ее нарушил Макс.

— Когда я видел вас в последний раз, Бобби? Кажется, в Ле-Мансе в 1967 году?

Бобби кивнула.

— Да. Если не ошибаюсь, вы выставляли на гонку два «порше».

— Совершенно верно, — Макс рассмеялся. — Но тогда мне не повезло. Ни один не добрался до финиша, — дворецкий принес и раздал бокалы. После его ухода Макс продолжил. — Я очень сожалею о том, что произошло с лордом Эйресом, но рад, что вы вновь обрели счастье, — он поднял бокал. — Надеюсь, еще не поздно поздравить вас?

— Благодарю, — она посмотрела на Лорена. — Сегодня у нас памятная дата.

— Правда? — удивился Лорен.

— Мы поженились три месяца назад.

— Так давайте за это выпьем, — предложил Макс. — За эту и многие последующие памятные даты.

Они пригубили напитки, и разговор вновь прервался.

Макс и на этот раз взял инициативу на себя.

— В Европе много говорят о вашем новом автомобиле.

С турбинным двигателем, не так ли?

— Да, — кивнул Лорен.

— Вы собираетесь выйти с ним на рынок уже в этом году?

— Еще не знаю, — ответил Лорен. — Последние два месяца мы были в свадебном путешествии. По-хорошему мне вчера следовало быть в Детройте на совете директоров, где намечалось принять окончательное решение по дате выпуска нового автомобиля. Но пришлось лететь сюда.

Макс поднялся, когда в гостиную вошла Бетси. Та на мгновение застыла у двери, затем направилась к ним.

— Добрый день, Бобби.

Бобби посмотрела на нее. Черные круги под глазами от недосыпания, осунувшееся лицо. Импульсивно она вскочила и поцеловала девушку.

— Добрый день, Бетси.

Та улыбнулась быстрой, короткой улыбкой и повернулась к отцу. Он уже стоял, наблюдая за ними.

— Добрый день, папа.

Он раскинул руки, и она приникла к его груди.

— О, папа, папа, я надеюсь, ты не сердишься на меня!

Он покачал головой, целуя дочь.

— Не сержусь, детка.

— Я такого натворила.

— Ничего. Все образуется.

Она глубоко вздохнула, беря себя в руки.

— Сначала я разозлилась на него. Но теперь даже рада, что дядя Игорь позвонил тебе.

— Он поступил правильно. Он очень встревожился.

— Я знаю, — она повернулась к Максу. — Видишь, я говорила тебе, что папа все поймет.

Голландец чуть поклонился.

— Я очень рад за вас.

Лорен повернулся к нему.

— Раз моя дочь здесь, мы можем обсудить дальнейшие планы.

— Разумеется, — Макс подошел к двери и закрыл ее. — У слуг длинные уши.

Лорен кивнул. Вновь сел на большой диван. Бетси примостилась рядом. Лорен взял со столика бокал и вопросительно посмотрел на Макса.

— На следующей неделе мы с Бетси летим в Нассау.

Там уже оформлены все бумаги для немедленного развода. И мы сразу же поженимся. Я полагаю, это снимет все вопросы.

Лорен повернулся к дочери.

— Тебя это устроит?

Бетси взглянула на отца, потом на Макса, снова на отца.

— Нет, — твердо ответила она.

На мгновение все оцепенели.

— Я думал… — первым пришел в себя Макс.

— Объясни, в чем дело? — холодно спросил Лорен.

Прежде чем ответить, Бетси переглянулась с Бобби, найдя в ее глазах понимание и поддержку.

— Это фарс. И я не понимаю, почему должна в нем участвовать. Макс не хочет жениться на мне, точно так же как у меня нет желания выходить за него замуж. Он лишь ведет себя как джентльмен. И незачем разводить его и Риту лишь потому, что у меня хватило дурости забеременеть.

— Так что же ты собираешься делать? — спросил Лорен.

— Почему бы мне просто не родить?

Тут Лорен рассердился.

— В моей семье незаконнорожденных не будет!

Бетси сверкнула глазами.

— Ты слишком старомоден, папа. Очень многие рожают детей, не выходя замуж. Это же глупо. Расписаться перед рождением ребенка и развестись, едва он появится на свет. Почему я не могу уехать в какое-то тихое местечко и там спокойно родить?

— Потому что в газетах и так полно слухов и домыслов о твоей беременности, — ответил Лорен. — Так что места, где спрятаться, тебе не найти.

— Тогда давай скажем газетам правду. Мне без разницы.

— Бетси, послушай меня, — подал голое Макс.

Она повернулась к нему.

— Нет. Я не собираюсь втягивать тебя в эту заваруху.

— Бетси, я хочу жениться на тебе!

— С какой стати? — удивилась та. — Ты же не любишь меня.

— А если ты родишь сына?

— И что?

— Разве ты не понимаешь, что это означает для моей семьи? У меня три дочери и нет сына, продолжателя рода. Да мой отец будет на седьмом небе.

— Архиважная причина, — фыркнула Бетси. — А если я рожу девочку или выкину, то получу второй шанс?

— Не говори глупостей, — вмешалась Бобби. Мужчины изумленно уставились на нее. Она же словно и не замечала их взглядов, обращаясь только к Бетси. — Ты права, и в обычной ситуации я бы согласилась с тобой и помогла сделать так, как ты хочешь. Но сейчас ты поступаешь не по справедливости.

— Именно по справедливости, — горячо возразила Бетси. — По отношению к Максу и Рите. К себе.

— Но не к своему ребенку. Мне нет нужды говорить тебе, что Макс — прекрасный человек, ты и сама это знаешь. Твой ребенок должен знать, кто его отец. И ты не должна лишать его права на наследство.

Бетси помолчала.

— По крайней мере, вы со мной откровенны.

— Во всяком случае пытаюсь говорить правду. Ты допустила ошибку.

И Бетси тут же поняла, что Бобби знала, почему она ведет себя так, а не иначе. Анджело. Она пыталась доказать ему, что уже стала взрослой. И так наглупила.

— Еще одна ошибка тебе ни к чему.

— Хорошо, мы полетим в Нассау, — на глазах Бетси выступили слезы.

Все выходило совсем не так, как ей того хотелось.

Глава 16

— У нас неприятности, — начал Анджело. — Серьезные неприятности.

— Что теперь? — осведомился Руарк.

А Дункан мрачно улыбнулся.

— Я занимаюсь этим делом сорок пять лет и не помню ни одного спокойного дня.

Анджело прошелся по гостиной своего номера в «Понтчартрейне». Остановился у окна. На другой стороне улицы огромный щит возвещал о приближении знаменательного события — ежегодной конференции фирм-изготовителей бюстгальтеров. Анджело чуть улыбнулся.

Ну и везет же людям. Ни о чем думать не надо, кроме как о женской груди.

Он вернулся к столу.

— Я не вызвал бы вас с Западного побережья из-за пустяка.

Они молча покивали.

— На прошлой неделе Бэнкрофт сказал мне, что мы начали терять продавцов, и предупредил, что большинство владельцев автосалонов откажутся от сотрудничества с нами, если мы прекратим производство «сандансера», — Дункан хотел что-то сказать, но Анджело остановил его взмахом руки. — Мы выяснили, что все это значит. И след привел к нашему другу Симпсону и его НАБА. Против нас развернута целая кампания, и сейчас они так далеко вырвались вперед, что нам их уже не достать.

— Но почему этот парень ополчился на нас? — спросил Дункан. — Мы же не сделали ему ничего плохого.

— Не знаю, — покачал головой Анджело. — Но пытаюсь с этим разобраться. Кто-то ссужает его деньгами.

Своих бы ему явно не хватило.

Он прошел к бару, вновь наполнил бокал. Дункан и Руарк молча ждали продолжения. Анджело посмотрел на них и, после их кивков, наполнил каждому по бокалу.

Раздал и сел в кресло напротив.

— И что теперь будет? — спросил Тони.

— Пока можно лишь догадываться. Но я полагаю, что совет директоров обрежет программу выпуска «бетси» и сохранит «сандансер».

— Но я уже заказал материалов на семьдесят миллионов, — вставил Руарк.

— Это мне известно, — Анджело повернулся к нему. — Но большую часть заказанного тобой можно использовать и для «сандансера». Так что с этим проблем нет. Кроме того, потеря каких-то комплектующих — ничто по сравнению с банкротством компании.

— Ты так говоришь, будто мы уже покойники, — пробурчал Дункан.

— Еще нет, — улыбнулся Анджело. — Кое-какие идеи у меня есть. Остается лишь оценить, насколько они практичны.

— Опробуй их на нас, — предложил Руарк.

Анджело кивнул.

— Как насчет того, чтобы изготавливать двигатели для большой «бетси» в цеху, предназначенном для сборки «бетси-мини»?

— Ни единого шанса, — отрезал Руарк. — Нам потребуется еще год на оснащение производства, и больше пятидесяти тысяч двигателей там не собрать.

— А сколько вы планируете выпускать «мини»?

— Сто тысяч ежегодно.

Анджело задумался. «Бетси-мини», их вариант малолитражки, должен был составить конкуренцию «фольксвагену», «пинто», «веге», «гремлину». Строгие обводы, никаких излишеств. В стиле японской «хонды», но с двигателем большей мощности, позволяющим развивать большую скорость, при практически аналогичной стоимости — тысяча восемьсот девяносто девять долларов.

— А сколько «серебряных фей»?

— От семи до десяти тысяч, — ответил Руарк.

«Серебряная фея», их спортивная модель, точно такая же, как «корветт» у «Шевроле», готовилась для любителей быстрой езды. Усиливались подвеска, корпус, рулевое управление. Последней на спидометре значилась цифра 220, но на полигоне машина без труда разгонялась до двухсот семидесяти миль в час.

Анджело вытащил сигарету.

— Как скоро мы сможем начать серийное производство?

Руарк и Дункан переглянулись.

— Если наши планы одобрят, первые машины сойдут с конвейера в ноябре, — ответил Дункан.

Анджело повернулся к нему.

— Сейчас только начался июль. До ноября почти четыре месяца. Быстрее не получится?

— Мы и так слишком спешим. Нам повезет, если мы уложимся в этот срок.

Анджело промолчал. Не спросил он лишь о «бетси джетстар», автомобиле, составляющем основу их программы. Предполагалось выпускать две модели: поменьше, сравнимую с «новой» и «мавериком», и побольше, превосходящую размерами «шевель» и «торино», но с той же ценой. Именно для этой модели и требовался сборочный цех «сандансера». Только там можно было наладить производство двухсот тысяч двигателей в год.

Анджело поставил бокал на стол.

— Выход у нас только один. Изготавливать двигатели за границей.

Дункан покачал головой.

— Номеру Один это не понравится. Он хочет построить американский автомобиль.

— Он не сможет предложить другого варианта, если хочет, чтобы этот автомобиль вышел на рынок, — возразил Анджело. — Даже он должен осознать, что нельзя продавать машину, не имея разветвленной сети автосалонов.

Э — Уже поздно строить завод заново, — заметил Руарк.

— Это нам и не нужно. Мы можем обратиться к двум корпорациям. «Мацуока» в Японии и «Ваггонер фабрик» в Западной Германии. Обе располагают необходимыми производственными мощностями, и обе выразили желание приобрести у нас лицензию на этот двигатель и использовать его в своих автомобилях.

— Продав лицензию, мы создадим себе конкурентов, — заметил Дункан.

— Если «бетси» будет раскупаться, конкуренции нам не избежать. Посмотрите, что произошло с двигателем Ванкеля. «Джи эм» не пожелала расставаться с правами на этот двигатель, а теперь «Тойо Когьо» выпустила свой, усовершенствованный вариант, — он затушил окурок в пепельнице и зажег новую сигарету. — Мы даже можем получить на этом немалую выгоду. К примеру, создав с ними совместные предприятия по производству наших двигателей.

Руарк кивнул.

— На этом мы можем неплохо заработать.

— Деньги не главное. Мы обяжем их поставить в следующем году сто пятьдесят тысяч двигателей.

— Едва ли это будет легко, — покачал головой Руарк. — Эти ребята знают, что почем. Они учуют, что мы загнаны в угол.

— Ваша задача не допустить этого, — Анджело поднялся. — Тони, ты берешь на себя Японию, а вы, Дункан, отправитесь в Германию.

— Хорошо, — кивнул Руарк. — Когда нам ехать?

— Немедленно.

Встал и Дункан.

— Староват я для таких гонок, — пробурчал он.

Анджело улыбнулся.

— Вам там понравится. Особенно тамошние пышнотелые светловолосые фрейлейн.

— Парень, в моем возрасте я могу лишь смотреть на них, — ответил шотландец. — Да и то в очках, если хочу что-то увидеть.

Анджело рассмеялся.

— Вы преуменьшаете свои возможности.

Дункан посмотрел на него.

— Как насчет «мини» и «серебряной феи»? Запускаем в производство?

— Пока нет, — покачал головой Анджело. — Подождем до заседания совета директоров в пятницу. Решение будет принято там.

Зал заседаний наполняли табачный дым и напряжение. Джон Бэнкрофг сделал доклад ровным голосом, без драматических жестов. Но все директора осознали, что все это значит. Без сети автосалонов «бетси» не могла прорваться на рынок.

Анджело попытался развеять пессимизм.

— Я думаю, что Симпсоном мы займемся позднее.

Проблема сейчас в другом — как одновременно довести «бетси» до покупателя и успокоить торговцев, поставляя им «сандансеры».

Взгляды присутствующих сосредоточились на нем.

— Мы все понимаем, — продолжал Анджело, — что без сборочного цеха «сандансера» мы не сможем изготовить достаточного количества двигателей для «бетси джетстар». Однако есть варианты выхода и из этого положения… Они сейчас прорабатываются. В настоящее время Тони Руарк ведет переговоры с «Мацуока Хивей Индастрис» в Японии, а Джон Дункан — с «Ваггонер фабрик» в Германии о производстве двигателей для «бетси джетстар» на их производственных мощностях. Если мы придем к взаимовыгодному соглашению, то сможем вести сборку «джетстар» на третьем и четвертом конвейерах цеха сборки «сандансера». В этом случае потребуются дополнительные расходы для приведения конвейеров в рабочее состояние, поскольку долгие годы они не использовались. Но я думаю, что эти затраты быстро окупятся.

Он помолчал, ожидая, пока стихнет прошелестевший над столом одобрительный шумок.

— Разумеется, вы понимаете, господа, что у нас нет другого выхода, кроме как приостановить проект «Бетси» и провести дополнительную оценку.

— Нет, черт побери! — Номер Один хватил кулаком по столу. — Я в этом участвовать не желаю! «Бетси» — американский автомобиль, и изготавливаться он будет здесь. Целиком, до последнего винтика. И я не намерен ползти на пузе к иностранцам за помощью.

В отличие от Номера Один Лорен Третий заговорил ровным, даже ледяным голосом.

— Мне кажется, ты не прав, дед. По-моему, Анджело объективно оценил наше положение. Для нас это единственный путь.

— Пока я жив, ни один чертов иностранец не будет принимать участия в изготовлении этого автомобиля! — отрезал Номер Один. — Это моя компания и мои деньги, так что я буду определять, как ими распорядиться.

Лорен Третий ответил долгим взглядом.

— Теперь это недопустимо. Прошли те времена, когда политика компании определялась причудами одного человека. Такие люди, как ты. Генри Форд, Уолтер Крайслер, принадлежат прошлому. Нельзя принимать решения, основываясь лишь на количестве акций и собственном тщеславии. В нашей компании работают тридцать тысяч человек, многие посвятили ей всю жизнь, и мы не имеем права вот так запросто ставить под удар их благосостояние и будущее. Они заслужили того, чтобы при принятии решений учитывалась и их судьба. У нас нет выбора: мы обязаны продолжить производство «сандансера».

— Черт побери! Нет! — проревел Номер Один. Вытянул вперед руки. Быстро расстегнул пуговицы на рукавах пиджака, освобождая манжеты. Вырвал запонки, поднял их на ладони. Они заблестели золотом.

— Посмотрите на эти запонки! — приказал он. — Это мой первый «сандансер», который я построил шестьдесят лет назад. Ты говоришь, что я живу в прошлом, а сам не можешь оторваться от этого старья.

И резким движением отбросил тяжелые запонки. Они ударились о стекло, разбили его и исчезли.

Номер Один сердито оглядел притихших директоров.

— «Сандансер» мертв, господа. Заседание окончено.

Один за другим они покинули зал. Скоро за столом остались лишь Анджело, Лорен и Номер Один. Поднялся и Лорен. Посмотрел на деда.

— Ты знаешь, я не позволю тебе этого сделать. Ты можешь погонять других, но не меня. Я же буду бороться с тобой всеми имеющимися у меня средствами.

Номер Один улыбнулся.

— Давай, давай, — добродушно пробурчал он. — Но не приходи ко мне, размазывая слезы по щекам, когда из тебя вышибут всю дурь.

— Проигрывать я не намерен, — заговорил Лорен тоном деда. — Кто-то должен помнить об ответственности, которую несет компания перед своими работниками.

Кроме того, ты забыл об одной мелочи.

Номер Сдан промолчал.

— По закону мелкие вкладчики имеют определенные привилегии. Мне и сестре принадлежит двадцать процентов акций. Энн написала мне доверенность на право голосовать по ее акциям. Ни она, ни я не намерены дозволять тебе гробить компанию.

— Остальные-то восемьдесят процентов мои, — напомнил Номер Один.

— Нет, — покачал головой Лорен. — Ты голосуешь за восемьдесят процентов, но принадлежит тебе сорок один.

Это большая разница, — он повернулся и вышел из зала заседаний.

Номер Один проводил его взглядом, затем повернулся к Анджело.

— Внук-то у меня сообразительный, — в голосе звучало чуть ли не уважение.

Анджело заговорил после долгой паузы.

— Он, кстати, прав. Вы входите в крутой поворот на скорости триста миль в час.

Номер Один сердито глянул на него.

— На чьей ты стороне, черт возьми?

Ответить Анджело не успел. На столе перед ним зазвонил телефон, и он снял трубку.

— Вам звонят с Багамских островов, мистер Перино.

— Кто? — изумился он.

Что-то щелкнуло, потом телефонистка ответила:

«Мисс Элизабет Хардеман».

Анджело посмотрел на Номера Один.

— Соединяйте.

— Анджело? — послышался голосок Бетси.

— Да, — в трубке стоял какой-то шум, напоминающий далекий прибой.

— Анджело, — голос звучал напряженно, словно она плакала, но не хотела это показать. — Я собираюсь спросить тебя в последний раз. Ты женишься на мне?

Он попытался обратить все в шутку.

— Когда, мисс Элизабет?

— Анджело, мне не до смеха, — резко ответила она. — Отвечай немедленно. Я спрашиваю в последний раз.

— Я уже говорил вам, мисс Элизабет, что жениться пока не собираюсь, — напомнил он ей.

И в трубке раздались гудки отбоя. Ничего не понимая, Анджело медленно положил ее на рычаг. Повернулся к Номеру Один.

— Звонила Бетси. Я думал, она во Франции. Каким ветром ее занесло на Багамы?

Номер Один как-то странно посмотрел на него.

— Разве ты не знаешь? Об этом писали газеты.

— Я уже много недель не раскрываю их.

— Это плохо, — с грустью в голосе заметил Номер Один. — Моя правнучка сегодня выходит замуж.

Номер Один покатил кресло к двери, открыл ее, обернулся. Анджело так и сидел за столом.

— Увидимся утром.

Когда за ним закрылась дверь, Анджело закурил. И сидел до тех пор, пока окурок не начал жечь ему пальцы.

Бросил его в пепельницу, поднялся.

Вышел из здания в багряных лучах заката, с трудом пробивающихся сквозь смог. Поднял голову. Отыскал разбитое окно зала заседаний.

Импульсивно свернул с тропинки на аккуратно подстриженную лужайку. Первую запонку нашел прямо под окном, среди осколков стекла. На поиски второй ушло чуть ли не пятнадцать минут. Она закатилась под куст.

Анджело посмотрел на запонки, лежащие на его ладони. Солнце высвечивало каждую мельчайшую деталь.

Крошечный «сандансер» казался настоящим, готовым взреветь мотором и укатить вдаль.

Кулак его сжался так сильно, что запонки впились в кожу. Медленно он зашагал к своей машине.

Глава 1

Лучи белого январского солнца падали на соляную равнину, превращая ее в поле сверкающих алмазов, которые ослепили бы нас, если бы не затемненные стекла защитных шлемов. До нас доносились лишь вой турбины, свист ветра да шорох шин по идеально гладкой поверхности. Я крепко сжимал руль, нацеливая машину на горизонт, где белая соль встречалась с синим небом.

Голос Синди раздался в моих наушниках, ровный и спокойный, словно мы ехали по городскому бульвару.

— Предельный уровень — шестьдесят восемь тысяч оборотов в минуту, скорость триста одиннадцать миль в час, температура камеры сгорания турбины постоянна, тысяча двести градусов по Цельсию.

Ее прервал вышедший на связь Дункан. Голос его вибрировал от возбуждения.

— Предельный уровень — шестьдесят восемь тысяч оборотов.

— Мы уже вышли на него.

— Все системы работают нормально, — добавил он. — Выходи на семьдесят тысяч и продержи ее на таком режиме минуту. Приготовились. Синди, ты бери время по своему секундомеру на случай, если радио выйдет из строя.

— Мы готовы, — рука Синди с хронометром появилась передо мной.

Я начал приоткрывать дроссель. Мгновение спустя Дункан повел отсчет секунд.

— Минута пошла. Предельный уровень семьдесят тысяч.

Палец Синди надавил на кнопку хронометра. Краем глаза я уловил, как секундная стрелка двинулась в круговое путешествие. И рука Синди исчезла. Остался лишь голос.

— Предельный уровень — семьдесят; скорость — триста двадцать пять; температура — тысяча двести градусов; время — пятнадцать секунд, — последовала короткая пауза. — Предельный уровень — семьдесят; скорость — триста сорок пять; температура — тысяча двести градусов; время — сорок пять секунд, — и тут же:

— Шестьдесят секунд.

И одновременно радиоголос Дункана:

— Шестьдесят секунд! Снижай обороты, парень.

Плавно.

Я уже прикрывал дроссель.

— Понято.

Повернуть голову и посмотреть на Синди я решился, лишь когда скорость упала до семидесяти миль. Несмотря на систему кондиционирования в кабине, лицо ее раскраснелось, а на верхней губе выступили капельки пота.

Дышала она как после спринтерской дистанции.

— Ты знаешь, с какой скоростью мы ехали?

Я покачал головой.

— Нет.

— Триста девяносто одна миля. Я кончила дважды.

Я усмехнулся.

— Я бы тоже кончил, да был слишком занят.

— Помните, что вы в прямом эфире, — ворвался в кабину сухой голос Дункана. — Прекратите говорить гадости.

Мы рассмеялись. Ее рука нашла мою на рулевом колесе.

— Блеск, а не машина.

Я посмотрел на Синди.

— Представляешь, что бы мы творили на ней в гонке?

До конца трассы оставалась миля. Я коснулся ногой тормозной педали. Большего от меня и не требовалось.

Автоматическая электронная система управления тормозами брала на себя все остальное.

— К тому времени, как я вышел из душа и переоделся, механики уже закатили прототип «бетси формула-1» в грузовой отсек трейлера, также снабженный системой кондиционирования, чтобы отвезти машину на наш испытательный полигон.

Дункан повернулся ко мне, едва я вышел из здания.

Его глаза щурились от яркого солнца.

— Машину ты вел отлично, парень.

— Благодарю. Все системы отработали как надо?

— Просто идеально. И режиссер сказал, что снимки будут очень четкими. К камерам у него претензий нет.

— Это хорошо. С погодой нам повезло.

Он кивнул.

— Да, наши рекламщики довольны, как никогда. Они получат все, что просили. Ролик будет что надо.

Я посмотрел на него.

— До появления телевидения было куда проще, не правда ли? Выставил новую машину в автосалоне, и все дела.

Дункан улыбнулся.

— Во всяком случае мы не тратили столько времени на такую ерунду. Знаешь, до чего дошел этот режиссер?

Потребовал, чтобы мой голос звучал более драматично, когда я говорил с тобой по радио.

Я рассмеялся.

— Теперь я понимаю причину вашей нервозности.

Появилась Синди. Направилась к нам, ее распущенные волосы блестели на солнце.

— Номер Один звонит тебе из Палм-Бич.

Я прошел в здание, взял телефонную трубку.

— Как раз собирался позвонить вам. «Формула-1» показала триста девяносто одну милю.

— Кто вел машину? — голос звучал раздраженно.

Он молчал. Чувствовалось, что сейчас последует взрыв. Я отставил трубку от уха.

— Сукин ты сын! — проорал он. — Вице-президенты не испытывают экспериментальные автомобили. Когда же ты перестанешь играть в игрушки?

— Я имею право и поразвлечься.

— Но не на мои деньги. Зачем я дал тебе двести тысяч моих акций? Будь уверен, не для того, чтобы ты сломал себе шею и вывел нас из игры.

Я не ответил. Акции он отдал мне лишь потому, что не хотел возвращать миллион долларов, которые несколько лет назад я заплатил за наш новый завод.

— Держись подальше от этих гребаных автомобилей, ясно?

— Да, сэр, — спорить я не стал. — Но думаю, рекламный ролик вам понравится. Как только его закончат, я сразу переправлю его вам.

— Я могу подождать, пока его покажут по телевизору.

Сейчас у нас другие проблемы.

Этого он мог бы и не говорить. Проблем в новом году у нас хватало.

— О какой идет речь?

— Мой внук, — коротко ответил он. — Наконец-то он дал о себе знать.

— Понятно, — несколько месяцев Лорен Третий вел себя на удивление спокойно. И я уже начал задумываться, во что это выльется.

— Я не хочу говорить об этом по телефону, — продолжил Номер Один. — Немедленно приезжай ко мне.

— Но я должен быть и Детройте, чтобы одобрить схему конвейеров. Иначе работа станет.

— Поручи это Дункану, — бросил Номер Один. — А я жду тебя здесь, — и в трубке запикали гудки отбоя.

В комнату вошли Дункан и Синди.

— Номер Один всем доволен? — поинтересовался Дункан.

— К сожалению, нет. Он хочет, чтобы я незамедлительно приехал к нему.

Дункан посмотрел на меня.

— Что случилось?

— Не знаю. Он не захотел говорить по телефону.

Шотландец помолчал.

— Ты думаешь, он пронюхал?

— О чем?

— Проект «сандансер».

— Едва ли. Про это он не упоминал. Что-то связанное с Лореном Третьим, — я повернулся к Синди. — Позвони, пожалуйста, в аэропорт и узнай, как мне побыстрее добраться до Палм-Бич.

Она кивнула, взялась за телефонную трубку, а я посмотрел на Дункана.

— Вы полетите в Детройт и одобрите окончательную схему сборочных конвейеров. Я хочу, чтобы к двадцатому все было готово.

Синди прикрыла микрофон рукой.

— На прямые рейсы ты опоздал. Лучше всего вылететь из Солт-Лейк-Сити в шесть вечера. В Чикаго пересядешь в самолет до Форт-Лодердейла, а оттуда — на автомобиле.

— Годится. Заказывай билеты.

— В планах никаких изменений? — спросил Дункан. — Нитки один и два — «сандансер стандарт», три и четыре — «джетстар»? — Как мы и договаривались. Свяжитесь с Тони, удостоверьтесь, что у них все готово. Я хочу, чтобы конвейер работал как часы.

— Так оно и будет, — ответил шотландец. — Но…

— Что еще? — спросил я.

— Номер Один не обрадуется, когда узнает, что ты сделал.

Я посмотрел на Дункана.

— Когда ему останется лишь нажать кнопку «пуск», он уже ничего не сможет изменить.

Мы все подготовили. Одиннадцать часов утра во Флориде соответствовали десяти в Детройте и восьми в Вашингтоне. Золотой телеграфный ключ стоял в библиотеке дома в Палм-Бич. Ровно в одиннадцать Номер Один должен был замкнуть золотой ключ на своем столе, одновременно приводя в действие конвейерные нитки в Детройте и Вашингтоне. Мы уже оповестили газеты, радио и телевидение, так что репортеры, фотографы и операторы также готовились к церемонии. Ожидалось, что ровно через сорок пять минут с каждой из ниток сойдет первый автомобиль, а затем машины будут собираться с периодичностью в три минуты. И в день рождения Линкольна каждый салон, торгующий автомобилями «Вифлеем моторс», выставит на продажу новую модель.

Синди положила трубку.

— Билеты заказаны, путь свободен.

— Хорошо, — кивнул я. — Благодарю.

Она посмотрела на меня.

— А что делать мне? Возвращаться на испытательный полигон?

Я покачал головой.

— Нет, ты полетишь в Детройт. И возглавишь группу водителей, проверяющих сходящие с конвейера машины.

— А как же Стэнфорт? — Стэнфорт был старшим водителем-испытателем.

— Он останется на Западном побережье и будет заниматься тем же самым.

— Мне прибавят жалованье? — с улыбкой спросила она.

— Сколько получает Стэнфорт?

— Тридцать тысяч в год.

— У тебя будет столько же.

— Ему это не понравится. Чтобы женщина получала такие же деньги, как и он.

— Тяжелое дело, — я широко улыбнулся. — Неужели он никогда не слышал о борьбе женщин за равноправие?

Она возилась с магнитофоном, когда я вышел из спальни.

— Я собрался.

Она глянула на меня.

— Хочешь трахнуться перед отъездом? Будешь лучше спать в самолете.

Я рассмеялся.

— С каких это пор ты начала заботиться о моем сне в самолетах?

— Послушай-ка вот это, — и она нажала кнопку «пуск».

Рев накатывающего на машину ветра смешивался с удивительно высоким воем турбины и, вылетая из нескольких динамиков, наполнял комнату. Внезапно прорезался ее голос: «Температура камеры сгорания турбины восемьсот градусов Цельсия».

Тут же заговорил Дункан:

— Старт по сигналу. Десять секунд… девять… восемь…

Она выключила магнитофон.

— Как тебе это нравится?

Я уставился на нее. Вот уж кто не переставал изумлять меня. Я мог поклясться, что у нее не было ни минуты свободного времени.

— Когда ты успела?

Она улыбнулась.

— Попросила сделать дубликаты записей компьютера и микрофонов, а потом смонтировала их.

Я молчал.

— Ну?

Мне ничего не оставалось, как улыбнуться.

— Пошли в спальню.

— Нет, — возразила она. — Сейчас ничего не выйдет.

Если я буду устанавливать динамики, ты опоздаешь на самолет. Устроимся на полу.

Вновь ее палец нажал на кнопку «пуск», и не поднимаясь с колен, она поползла ко мне. А из динамиков несся вой турбины вперемежку с голосом Дункана: «…ять… шесть… пять… четыре…»

Когда он произнес: «Один и старт», она уже расстегнула мне ширинку и всунула мой член себе в рот.

Глава 2

Громадные сторожевые псы узнали меня, но не машину и бежали следом, пока я не остановился на подъездной дорожке и не вышел из кабины. Тут уж они завиляли хвостами, требуя, чтобы их поласкали.

Я потрепал их по головам.

— Привет, Доннер, привет, Блитзен.

Сигнал ультразвукового свистка отогнал их прочь. Из дома показался Дональд.

— Доброе утро, мистер Перино.

— Доброе утро, Дональд.

— Вы позволите взять из машины багаж?

— У меня его нет. Я налегке, с одной этой сумкой.

Он взял у меня сумку, и мы прошли в холл.

— Мистер Хардеман уже встал?

— Он завтракает с мистером Робертсом, — последовал ответ.

Из холла мы вышли на террасу, откуда открывался прекрасный вид на океан. Номер Один и Арти сидели за столом, подняли головы, услышав мои шаги.

— Доброе утро, Номер Один. Доброе утро, Арти.

Арти встал и крепко, как принято у адвокатов, показал мне руку.

— Доброе утро, Анджело.

— Долго же ты добирался сюда, — пробурчал вместо приветствия Номер Один.

— Я был в Форт-Лодердейле в половине второго, но почему-то не подумал, что должен спозаранку переполошить весь дом, — я сел и налил себе кофе. — Чудесное утро.

— Оно сразу помрачнеет, едва ты прочтешь вот это, — и Номер Один протянул мне утренний выпуск «Майами геральд».

Я взял газету, открытую на второй странице. Жирная красная черта окружала два абзаца в углу, предваряемые небольшим заголовком:

«ЛОРЕН ХАРДЕМАН I СУДИТСЯ С ВНУКАМИ ИЗ-ЗА КОНТРОЛЯ НАД ФОНДОМ

Лорен Хардеман Третий и его сестра, Энн Элизабет Алехина, попечители «Фонда Хардемана», обратились в суд штата Мичиган с иском, в котором просят признать недействительным пункт устава, согласно которому фонд дает право их деду голосовать по акциям «Вифлеем моторс компания, принадлежащим фонду.

Указывая, что такой пункт является незаконным, несправедливым и противоречащим интересам общественности, ради которых, собственно, и создавался фонд, они подчеркивают, что такое право позволяет мистеру Хардеману контролировать «Вифлеем моторс компании», являющуюся единственным достоянием фонда. Подобный контроль ставит под угрозу это достояние и, следовательно, может привести к прекращению деятельности фонда. Иск подан ими совместно с генеральным прокурором штата Мичиган, выступающим от имени народа штата, поскольку потеря или обесценивание имущества фонда отрицательно скажется на реализации проектов, осуществляемых фондом и правительством штата. Судья Пол Джитлин принял дело к рассмотрению и назначил слушание на 17 января, о чем уведомил фонд и мистера Хардемана».

Я опустил газету и посмотрел на Номера Один.

— А теперь объясните мне, что все это означает?

Он зло глянул на меня.

— Это означает, что нам дали по мозгам.

— Что-то я вас не понимаю. Вы же говорили мне, что попечителей пять. То есть еще двое помимо вас и ваших внуков.

— И что? — фыркнул он. — Я уже много лет не имел с ними никаких дел. Как, впрочем, и Энн. А вот Лорен поддерживал с ними тесный контакт, так что теперь они готовы есть у него из рук.

— Вы не говорили с ними?

— Я не могу связаться с ними по телефону! Они загадочно исчезли. Лорен провел соответствующую подготовку.

Я повернулся к Арти.

— И каковы наши шансы?

— Тебя интересует юридическое толкование ситуации или только вывод?

— Только вывод.

— Мы проиграли.

— Почему?

— Это условный дар. Когда мистер Хардеман передавал акции фонду, он или удержал, или потребовал оставить ему право голоса по этим акциям как условие их передачи. Суд должен постановить, что это был неполный дар и, так как законность фонда не ставится под сомнение, потребовать от мистера Хардемана передать право голоса по этим акциям фонду.

— А если будет поставлена под сомнение законность фонда?

— Тогда акции вновь станут собственностью мистера Хардемана. И, разумеется, он станет получателем дивидендов с этих акций. По самому грубому подсчету их сумма с 1937 года составляет примерно сто миллионов долларов. Из них мистер Хардеман должен выплатить по федеральным налогам и налогам штата шестьдесят пять миллионов долларов, а с учетом процентов — шесть в год — на личный доход общая сумма налоговых выплат составит сто тридцать миллионов долларов.

Я повернулся к Номеру Один.

— Вы правы. Вам дали по мозгам.

Старик мрачно кивнул.

— Именно это я и сказал.

Мы помолчали. Я пил кофе. Уже не такой вкусный, как обычно. И утро не казалось столь ясным и солнечным.

Взгляд мой упал на газету. Выхватил несколько строк. Я не поленился прочесть их вслух.

— «…такое право позволяет мистеру Хардеману контролировать „Вифлеем моторс компани“, являющуюся единственным достоянием фонда. Подобный контроль ставит под угрозу это достояние…» — тут я посмотрел на Арти. — Они должны это доказывать, чтобы победить?

— Да нет, — ответил тот. — Им достаточно показать, что компания рискует всем капиталом ради запуска в производство и последующей продажи нового автомобиля. Суду этого хватит с лихвой. Обычно здравый предпринимательский смысл такого не допускает. Частью капитала рискнуть можно. Всем — никогда.

— Но если автомобиль завоюет рынок, компания получит прибыль, какой не видывала раньше.

Арти чуть оживился.

— И когда мы будем об этом знать?

— Через шесть месяцев после начала продажи.

— Слишком поздно, — он покачал головой. — Так долго оттягивать начало слушания я не смогу.

— Если Лорен захватит контроль над компанией, «бетси» обречена, — напомнил я. — И компания потеряет сто миллионов долларов.

— Но они не потеряют все, — возразил Арти. — Насколько я помню, эти убытки в два раза меньше тех, что может понести компания, если не будет продано двести тысяч новых автомобилей.

— Вот оно что! — мы даже вздрогнули от восклицания Номера Один.

Уставились на него.

— Этот подонок Симпсон, — пояснил он. — Мы все знаем, — что у него нет денег на столь активную борьбу с нами. Кто-то должен его поддерживать.

— Мы пытались выяснить, — напомнил я. — Но ничего не нашли.

— Кто занимался проверкой? — спросил Номер Один.

— Дэн Уэйман, разумеется, — ответил я. — Это по его ведомству.

— Дэн Уэйман, — голос Номера Один сочился сарказмом. — И ты ему поверил?

Я промолчал.

— Дэн Уэйман заодно с Лореном.

— Вы хотите сказать, что за всей этой возней стоит ваш внук? — изумился Арти. — Невероятно. Зачем ему уничтожать компанию, президентом которой он является?

— Я этого не утверждаю, — ответил Номер Один. — Но и не отрицаю. Мой внук все больше становится похожим на меня. И будь я на его месте, то скорее всего пошел бы на такой шаг, чтобы напугать руководство компании.

Ошибся он в одном: нас-то ему не запугать.

— Если мы свяжем Симпсона и Лорена, поможет ли нам это на суде? — спросил Арти.

Старик задумался.

— Думаю, что нет. Суд, конечно, выведет Лорена из попечителей фонда за нарушение обязательств перед последним, но будет настаивать на передаче фонду права голоса по акциям.

— Но если мы схватим Лорена за руку, попечители отдадут голоса Номеру Один, — резонно заметил я.

— Если мы схватим Лорена за руку, — процедил Номер Один, — нам не понадобятся голоса фонда.

— Что-то я вас не понял, — в моем голосе слышалось недоумение.

— У меня сорок один процент акций, так?

— Сорок, — поправил я его. — Я решил воспользоваться предоставленными мне полномочиями.

Номер Один усмехнулся.

— Почему именно сейчас?

Я улыбнулся в ответ.

— Пришел к выводу, что лишний миллион наличными вам не повредит.

Он рассмеялся.

— Ладно. Сорок процентов. Один процент у тебя. Еще десять принадлежат моей внучке Энн. В сумме пятьдесят Один. Больше мне и не нужно.

— Но откуда вы знаете, что она будет на вашей стороне?

— В своей внучке я уверен. Если она потеряет веру в брата, то повернется ко мне. Ее муж проследит за этим.

Он будет там, где сила.

— Значит, проблема в одном, — подвел я черту. — Связать Симпсона и Лорена.

— Это твои трудности, — отрезал Номер Один. — Ты должен это сделать, и отпущено тебе на это восемь дней.

— Но как? — осведомился я.

— Меня это не касается, — последовал ответ. — Тем более что есть один верный способ. Симпсон работает за деньги. Следовательно, его можно перекупить.

— А если ничего из этого не выйдет? — предположил я. — Если Лорен окажется чист?

Старик злобно глянул на меня.

— Тогда подставь его! Мы не в игрушки играем!

Глава 3

По возвращении в Детройт меня ждала записка, которую я достал из ячейки для почты:

«Пожалуйста, позвоните миссис Хардеман».

И нью-йоркский номер. Стояло на записке и время:

7.10. Я посмотрел на часы. Почти девять. Оставалось только гадать, каким ветром занесло Бобби в Нью-Йорк.

Когда я вошел в номер, через потолок в гостиной слышалась музыка из кабаре, расположенного этажом выше.

Я снял трубку и смотрел в окно, пока телефонистка соединяла меня с Нью-Йорком. Рекламный щит сообщал, что на этот раз на конгресс съезжались мастера похоронных дел. Наверное, и их ждало немало забавного, хотя у специалистов по бюстгальтерам темы для обсуждения были повеселее.

— Соединяю вас с миссис Хардеман, — пропела телефонистка.

— Привет, Анджело, — голос не Бобби, а Алисии.

Мне удалось скрыть удивление.

— Эй, ты, — поздоровался я.

Она рассмеялась.

— «Эй, ты, — на мгновение она замялась. — Полагаю, ты не ожидал моего звонка?

— Нет, — честно признался я.

— Я понимаю, ты занят, но много времени я у тебя не отниму.

— К чему все эти формальности, Алисия? Мы знакомы достаточно давно, чтобы обойтись без них.

Вновь она рассмеялась. И напряженность исчезла из ее голоса.

— Извини. После развода я уже и не знаю, как относятся ко мне люди, с которыми я общалась, будучи замужем.

— Но мы-то познакомились задолго до твоей свадьбы.

— Ладно, перейдем к делу. По нашему соглашению с Лореном, при разводе я получила половину его акций в «Вифлееме».

— Я этого не знал.

— Не только ты. Лорен предпочитал об этом не распространяться. Тем более что за ним оставалось право голосовать по этим акциям.

— Ясно.

Слова Алисии означали, что Лорену принадлежит пять процентов акций компании, а не десять, как мы думали.

— Я прочитала в газетах о судебном иске, — продолжила Алисия. — Лорен и Дэн Уэйман часто говорили при мне об этом, но я не думала, что они решатся на такое, — в ее голосе появились жесткие нотки. — Я не хочу, чтобы они захватили контроль над компанией.

— Значит, мы с тобой в одной лодке.

— Я переговорила с моим адвокатом и попросила написать новую доверенность в пользу Номера Один. Я хочу, чтобы ты дал ему знать об этом.

— А почему бы тебе не позвонить самой? Я уверен, он оценит твою решительность.

— Нет, — возразила Алисия. — Его секретарь-домоправительница миссис Крэддок обо всем докладывает Лорену. А я не хочу, чтобы он прознал об этом.

Я оказался прав и одновременно ошибся. Мне-то казалось, что информацию поставляет Дональд.

— Не беспокойся, я введу Номера Один в курс дела.

— Доверенность я посылаю тебе в отель. Скажи Номеру Один, что он имеет право голосовать, как сочтет нужным.

— Будет сделано, — во мне разыгралось любопытство. — Так ты говоришь, Лорен И Дэн часто обсуждали такой вариант?

— Да. Так что для меня этот иск — не сюрприз. Вопрос о нем возникал всякий раз, когда Лорен злился на деда. Особенно после того, как они узнали о «бетси».

И тут я выстрелил наугад.

— Ты не слышала, не упоминался ли в их разговорах некий Симпсон?

— Марк Симпсон?

— Совершенно верно.

— Он — приятель Дэна Уэймана. Дэн несколько раз приводил его к нам в дом. Они уединялись в кабинете и о чем-то долго беседовали. Насколько я понимаю, о безопасности автомобилей.

Я попал в десятку! Но попытался скрыть охватившее меня волнение.

— Я хочу попросить тебя об одной услуге. Набросай на бумажке, сколько раз и приблизительно в какие дни ты видела, как они совещались у вас дома.

— Хорошо, — теперь и она заинтересовалась этой темой. — Тебе это поможет?

— По всей видимости, да, — осторожно ответил я. Посмотрел на листок, что держал в руке. — Если мне понадобится найти тебя, звонить по этому же номеру?

— Нет. Завтра я улетаю в Гетад.

— Я не знал, что ты поклонница горных лыж.

Она засмеялась.

— Я не собираюсь кататься на лыжах. Бетси вот-вот должна родить, и я хочу быть рядом с ней.

— Как она?

Вновь смех.

— Сохраняет олимпийское спокойствие. Ее муж, Макс, волнуется куда больше. А я все еще не могу поверить, что скоро стану бабушкой.

— Бабушки нынче молодеют год от года. Юное поколение заботится об этом. Передай Бетси мои наилучшие пожелания.

— Обязательно. До свидания, Анджело.

— До свидания, Алисия, — я положил трубку и прошел к бару.

Бросил в бокал несколько кубиков, откупорил бутылку «Кроун Ройал», плеснул виски, воду добавлять не стал.

Номер Один предположил правильно: Уэйман прикрывал своего дружка. Оставалось только удивляться прозорливости старика.

Музыка в кабаре гремела все сильнее. Я рассердился.

Вновь взялся за телефонную трубку, позвонил заместителю управляющего отелем.

— Вам нужно что-то сделать с усилителями звука в кабаре. От этого шума у меня пухнет голова.

— Вы, должно быть, ошиблись, мистер Перино, — проворковал заместитель шелковым голосом. — Кабаре сегодня закрыто. Наверное, кто-то из наших гостей включил радио на полную громкость. Мы незамедлительно с этим разберемся.

— Пожалуйста, разберитесь, — и я бросил трубку на рычаг.

Направился к спальне, музыка звучала все громче.

Распахнул дверь и едва не оглох.

Синди сидела на кровати. Длинные волосы рассыпались по обнаженным плечам и груди. Она повернулась ко мне, голова ее дергалась в такт ритму. Губы разошлись в счастливой улыбке.

— Добро пожаловать, Анджело. Прелесть, а не мелодия, правда?

— Приглуши звук! — проревел я в ответ. — Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы меня выставили из отеля?

Синди подняла с покрывала блок дистанционного управления, направила его на магнитофон, стоящий в углу.

Громкость уменьшилась до приемлемого уровня.

— Последний писк моды. Я не могла устоять.

Я лишь смотрел на нее.

— Как ты сюда попала?

Ее глаза округлились.

— Поверишь ли, когда вчера я приехала в этот паршивый город, ни в одном отеле не нашлось свободного номера.

— Это не ответ на мой вопрос.

На коленях она добралась до края кровати.

— Подойди сюда.

Я повиновался, и она обняла меня за шею. Губы ее были мягкие и теплые.

Я оторвался от нее.

— Ты все еще не ответила на мой вопрос.

— Без особого труда, дорогой, — ее глаза смеялись. — Просто сказала, что по твоему распоряжению должна установить в спальне новую стереосистему.

— Но это было вчера. Почему они разрешили тебе остаться здесь?

— Всем известно, что на монтаж таких систем одного дня недостаточно. Кроме того, я сидела очень тихо, пока не услышала, что ты пришел и первым делом позвонил другой женщине, — Синди сунула руку под подушку и подала мне точно такую же записку, как та, что я уже получил у портье. — Особенно ей.

И лицо ее стало таким злым, что я поневоле рассмеялся.

— Да ты ревнуешь. На тебя это не похоже. Я-то думал, ты слишком холодна для таких чувств.

— Я не ревную! — с жаром воскликнула Синди. — Но как бы вел себя ты сам, если б прождал меня в постели два дня, а я, придя, первым делом начала бы названивать другому парню?

— Но я не знал, что ты меня ждешь! — я все еще смеялся.

— Неважно! — фыркнула Синди. — Не думаю, что ты поступил как джентльмен. Мог бы сначала заглянуть в спальню.

— Но я звонил по делу.

— Естественно, — саркастически бросила она.

— Можешь не сомневаться, — заверил я ее. — Ты подумала о второй миссис Хардеман. А я звонил первой.

— О боже! — в ужасе ахнула Синди. — Только не говори мне, что ты трахал и ее.

Утром, придя на завод, я нашел в своем кабинете Дункана. С ним сидели Кэррадайн из конструкторского отдела и Хафф из отдела дизайна.

С первого взгляда мне стало ясно, что они не принесли мне добрую весть.

Я прошел за стол, сел.

— Итак, господа, чем вы решили меня порадовать?

— Выложить тебе все сразу, парень? — пробурчал Дункан. — Или по очереди?

— По очереди. Сегодня понедельник, и с утра я не в очень хорошей форме.

— Ладно. С пятницы все работы на сборочном конвейере остановлены. Распоряжение президента.

— Он не может этого сделать. Нет у него такого права.

Номер Один все еще председатель совета директоров и высший руководитель компании.

— Он это сделал, — сухо ответил Дункан.

— Мы можем пойти туда и возобновить работу.

— Не можем. На завод нас не пускают. Мы даже не можем попасть в свои кабинеты. Нас пустили только сюда.

Я промолчал. Лорен перешел в решительную атаку.

Не слишком заботясь о тылах.

— Что еще?

— Профсоюз. ПАР заявил, что не допустит пуска конвейера, пока не будут пересмотрены все ставки. Они полагают, что для многих рабочих мест они занижены.

— Я думал, мы уже все согласовали.

— То есть ты согласовал. Но Уэйман затормозил все бумаги. Так что в профсоюзе их и не видели.

Опять Уэйман. Не слишком много от него пользы. Я уже начал ненавидеть его.

— Он мог вести переговоры лишь на основе наших цифр. И не имел права менять или задерживать наши предложения.

— Смог, как видишь. Действуя по прямому указанию президента.

Я посмотрел на Дункана.

— Это все?

— Нет. Утром ты не просмотрел «Уолл-стрит джорнэл»?

Я покачал головой.

— Так взгляни.

Статья на первой странице. Две колонки под заголовком:

«СТО ПЯТЬДЕСЯТ МИЛЛИОНОВ ДОЛЛАРОВ, ЗАТРАЧЕННЫЕ „ВИФЛЕЕМ МОТОРС“ НА НОВЫЙ АВТОМОБИЛЬ, ВЫБРОШЕНЫ КОТУ ПОД ХВОСТ?»

Я прочитал статью. Получили ее из Детройта в пятницу.

«Специально для „Уолл-стрит джорнэл“. — Информированные источники сообщают, что в „Вифлеем моторс компания высказывают серьезные опасения относительно успеха их нового автомобиля «бетси“, который должен появиться на рынке в конце текущего года.

Сомнения эти вышли на поверхность в связи с судебным иском Лорена Хардемана Третьего и его сестры, княгини Алехиной, к их деду, Лорену Хардеману Первому и «Фонду Хардемана», которые, по существу, контролируют гигантскую корпорацию.

Хорошо информированные источники также сообщают, что президент компании Лорен Хардеман Третий испытывает все большую тревогу в связи с ростом затрат и недостаточной безопасностью нового автомобиля. Именно эти причины заставили его решиться на крайнюю меру, и он обратился в суд лишь после того, как ему не удалось убедить деда отказаться от этого опасного проекта в интересах общественности…»

Текст на этом не кончался, но я отложил газету. Насчет «хорошо информированных источников» сомнений у меня не возникло. Уэйман. Как исполнительный вице-президент он имел прямой выход на редакцию. И у меня возникло предчувствие, что это лишь начало, и такие же статьи скоро появятся по всей стране. Пожалуй, они нашли лучший способ убить «бетси» до того, как она вышла на рынок. Еще два-три подобных материала, и «бетси» не будут брать даже задаром.

— Подождите меня здесь, — и я направился в кабинет Лорена.

Глава 4

— У мистера Хардемана совещание, — секретарь привстала, пытаясь остановить меня.

— Вот и прекрасно, — я словно и не заметил ее намерения.

Лорен Третий сидел на столом, Уэйман и еще один мужчина, которого я видел впервые, — напротив.

Лишь Лорен не удивился моему приходу.

— Я тебя ждал.

— Еще бы, — буркнул я.

Мужчина и Уэйман тут же встали.

— Мы подождем в моем кабинете, пока ты не освободишься, — и Уэйман первым направился к двери.

— Вы останьтесь, — бросил я Уэйману. — То, что я намерен сказать, касается и вас.

Уэйман стрельнул глазами на Лорена, тот кивнул, — Марк, побудьте в моем кабинете, — обратился Уэйман к мужчине, а сам сел.

— Это Марк Симпсон? — спросил я, прежде чем за мужчиной закрылась дверь.

Уэйман замялся, но Лорен вновь кивнул.

— Да, — с неохотой ответил вице-президент.

— Я так и думал. Дерьмо начинает всплывать на поверхность.

Они промолчали.

— О нем мы еще поговорим, — я встал сбоку от стола, чтобы видеть их обоих. — Ты видел статью в «Уолл-стрит джорнэл»?

— Да, — ответил Лорен.

— Не кажется ли тебе, что с ней ты перегнул палку?

— Нет. Приведенные в ней факты соответствуют действительности.

— Как ты ее себе представляешь.

— Как я ее себе представляю.

— А ты не задумывался, что случится с компанией, если ты проиграешь?

— Такому не бывать, — уверенно заявил он.

— Ты проиграешь, если и победишь. Еще несколько таких статей, и ты будешь руководить компанией-банкротом. Даже круглые дураки перестанут покупать автомобили, изготовленные на наших заводах.

— Что бы ни случилось с компанией, тебе до этого нет дела.

— Вот тут ты ошибаешься. Очень даже есть. Мне принадлежит двести тысяч акций компании, которые я купил у твоего деда за два миллиона долларов.

Впервые на лице Лорена отразилось удивление.

— Я в это не верю. Дед не стал бы продавать акции постороннему.

— Это легко проверить, — усмехнулся я. — Почему бы тебе не снять трубку и не позвонить ему?

Лорен не шевельнулся.

— Как владелец акций я имею определенные права. Если ты читал устав этой компании так же внимательно, как и я, то должен знать, о чем идет речь. Я могу потребовать возмещения убытков от любого сотрудника компании, вмешивающегося в текущую работу, если нанесенный компании ущерб обусловлен именно этим вмешательством.

Лорен потянулся к телефону. Коротко переговорил с Джимом Эллисоном, старшим юристом компании. Положил трубку и посмотрел на меня.

— Это еще надо доказать.

Я улыбнулся.

— Я не адвокат, но едва ли мне придется долго искать доказательства. Ты остановил производство «бетси», и сто пятьдесят миллионов долларов вылетели в трубу.

Лорен промолчал.

— Я попробую облегчить тебе жизнь, — продолжил я. — У тебя будет время на размышление, пока я дойду до своего кабинета. А вот если я сяду за стол и окажется, что работы на конвейере не продолжены, а мои парни не могут заниматься порученным им делом, я подам на тебя и твоего самодовольного дружка в суд, и вам на пару придется уплатить штраф, о котором еще и не слыхивали: сто пятьдесят миллионов долларов.

Я двинулся к двери. На полпути обернулся. Посмотрел на Уэймана.

— А вас с руководством профсоюза я жду в своем кабинете, чтобы подписать все необходимые документы.

Я едва не улыбнулся ему в лицо. На заводе все знали о его пристрастии к экс-лаксу. Но сегодня, судя по физиономии Уэймана, он мог обойтись без слабительного.

Я посмотрел на Лорена.

— На твоем месте я бы нашел способ дать опровержение на сегодняшнюю статью, прежде чем результаты ее публикации начнут отражаться на благополучии компании.

В кабинет я решил вернуться кружным путем, чтобы дать им время подумать. Проходя мимо кабинета Уэймана, заглянул в приемную.

— Марк Симпсон еще здесь? — спросил я секретаршу.

— Только что ушел, мистер Перино, — она лучезарно улыбнулась. — Попросил передать мистеру Уэйману, что у него важная деловая встреча, и обещал перезвонить позже.

Я кивнул и вышел в коридор. Не зря Симпсон и внешне напоминал шакала. Почувствовал, что запахло жареным, и решил отбежать в сторону да посмотреть издали, что из этого выйдет. И я дал себе зарок сегодня же заняться этим подонком, если с остальным все наладится.

У двери в приемную я выкурил целую сигарету. Не хотел, чтобы потом они жаловались на недостаток времени.

Моя секретарша подняла голову, когда я открыл дверь.

— Мистер Перино.

Я остановился у ее стола.

— Я только что получила для вас странное послание из кабинета мистера Хардемана, — на ее лице отразилось недоумение. — Я ничего не поняла, но он сказал, что вам все будет ясно.

— Так что он просил мне передать? — спросил я.

Она заглянула в свой блокнот.

— Он сказал, что все будет, как вы того хотите, но на следующей неделе он зайдет лично, чтобы попрощаться с вами.

Я улыбнулся.

— Действительно, мне все понятно, — и прошел в кабинет. — Приступайте к работе. Мы и так потеряли на этом три дня.

Дункан посмотрел на меня.

— Как тебе удалось так быстро привести их в чувство?

Я широко улыбнулся.

— Все дело в моем итальянском обаянии. Я пригрозил, что спою им «О соле мио».

Совещание с представителями ПАР закончилось в девять вечера, так что заняться Симпсоном в тот день я уже не сумел. С запуском в производство нового автомобиля хватало дел и без этого подонка.

Я впервые участвовал в переговорах с профсоюзами и должен отметить, что я мысленно пожелал себе в будущем держаться от этих дел подальше. А при всей моей нелюбви к Дэну Уэйману мне пришлось признать, что этот сукин сын не давал профсоюзным деятелям спуска.

Я даже представить себе не мог, сколь разных профессий рабочие заняты в автомобильном производстве.

Уэйман же держал все их в голове да еще помнил обязанности каждого специалиста. И когда он взялся за дело, мне оставалось только молчать. Жаль, конечно, что он взял сторону Лорена, а не нашу, но это не мешало ему пахать на благо компании.

В один момент, когда эмоции начали брать вверх, Уэйман не поленился прочитать небольшую лекцию.

— Мы должны стремиться к компромиссу. В чем-то уступаю я, в чем-то — вы, — голос его звучал спокойно, словно выступал он перед студенческой аудиторией. Кстати, перед тем, как поступить к «Форду», он читал лекции в колледже. — Мы выворачиваемся наизнанку, чтобы японцы и немцы окончательно не заполонили наш рынок. И я говорю не только о готовых изделиях, но и о комплектующих. Руководство «Вифлеема» полностью отдает себе отчет в том, что изготовление нового автомобиля за рубежом с последующей доставкой в Штаты обойдется куда дешевле. И вам это известно не хуже нашего. В прошлом году в нашей компании стоимость рабочего часа составила шесть и шестьдесят шесть сотых доллара, существенно выше, чем в среднем по отрасли. И автостроительное отделение закончило год с убытками в двадцать миллионов. У нас есть все основания перенести производство нового автомобиля за рубеж. Но мы этого не делаем, потому что уважаем наших работников и считаем, что несем перед ними определенные обязательства. И просим мы лишь о сотрудничестве. Все мы должны стремиться к повышению производительности труда. Но чрезмерный рост зарплаты может свести на нет все наши усилия. Так что взаимные уступки просто необходимы. И тогда нам не придется обращаться к услугам иностранцев.

Пока он говорил, я наблюдал за лицами профсоюзных деятелей. Не могу сказать, что я многое по ним прочел, но чувствовалось, что и они настоящие профессионалы, понимающие, где нужно надавить, а где стоит и уступить. Однако и достигнув полного взаимопонимания мы убили не один час на окончательную утряску соглашения.

Когда они наконец ушли, я посмотрел на Уэймана, собирающего бумаги в брифкейс.

— Вы потрудились на славу.

Он не ответил.

— Но вы могли бы сберечь нам немало времени, если б сделали все сразу, когда я попросил вас об этом.

Он захлопнул брифкейс. Глянул на меня, словно хотел что-то сказать, но передумал и молча вышел из кабинета.

Синди встретила меня в дверях моего номера, куда я добрался уже в одиннадцатом часу. Сунула мне в руку листок.

— Только не говори мне, что и она пришла по делу.

Я развернул его.

«Я внизу в баре. Нам необходимо увидеться.

Б. X.»

Я посмотрел на Синди.

— Скорее всего так оно и есть.

— Еще бы, — фыркнула Синди. — Она позвонила до того, как принесли записку. Этот английский акцент я узнаю и со сна. Но она повесила трубку, прежде чем я успела спросить, кто говорит. А потом принесли записку.

— Давно?

— С полчаса назад.

Я задумался. В баре встречаться не стоит. Зачем Бобби лишние неприятности.

— Спустись в бар и попроси ее подняться сюда. А сама погуляй с часок.

— И чем же прикажешь мне заняться в это время? — полюбопытствовала Синди.

— Сходи в кино, посиди в том же баре, — посоветовал я.

Ехидная улыбка заиграла на ее губах.

— А может, мне тоже подняться? Я могла бы спрятаться в спальне, чтобы не мешать. Вы даже знать не будете о моем присутствии.

— Этого нам не надо, — я покачал головой.

— По крайней мере позволь мне включить магнитофон. Может, я смогу чему-нибудь научиться. Меня всегда интересовало, как это делают английские леди.

— У меня был трудный день, Синди, — я тяжело вздохнул. — Прекращай препираться и иди вниз, а не то я тебя выпорю.

Она коротко глянула на меня.

— Не теперь. Когда я вернусь, — и направилась к лифту.

Глава 5

Когда она вошла, бокал с ледяным «мартини» уже ждал ее на стойке бара. Я подал ей бокал.

— Ты ничего не забываешь, Анджело, не так ли? — спросила она.

— У всех Анджело, как И у слонов, превосходная память, — ответствовал я. — Мы никогда ничего не забываем.

И я поднял свой бокал. Выпили мы молча. Она осушила бокал до дна. Я тут же наполнил его из шейкера.

Бобби подошла к окну, посмотрела на огни Онтарио.

Повернулась ко мне.

— Неплохой тут вид.

— Когда нет смога — да.

Второй бокал она лишь пригубила и отвернулась к окну.

— Я ухожу от него. Это была ошибка. Теперь у меня нет ни малейших сомнений.

Я промолчал, так что ей не осталось ничего другого, как посмотреть на меня.

— Ты слышал, что я сказала?

— Да.

— Комментариев не будет?

— Нет.

— Никаких?

— Абсолютно, — подтвердил я.

Бобби вновь уставилась в окно.

— Эта девушка, что спускалась за мной. Она — твоя… — фразу Бобби не закончила.

— Мы давние друзья, — пояснил я.

В молчании она допила бокал и сунула его мне. Я налил в бокал «мартини» и вернул его Бобби.

— Благодарю.

Я кивнул.

— Что-то ты сегодня неразговорчив.

— Просто мне нечего сказать.

— Так найди что-нибудь, — выкрикнула она.

Я пристально посмотрел на нее.

— Что произошло?

Она не повернулась ко мне.

— Ничего. Выяснилось, что его заботит только компания. И живет он только ради нее. Есть, правда, еще одна цель — отомстить за смерть отца.

— Отомстить за смерть отца?

— Да, — подтвердила Бобби. — Он разрывается между уважением к деду за все его прошлые заслуги и ненавистью к нему, ибо именно он вынудил отца к самоубийству.

— Он винит в этом Номера Один?

Бобби кивнула.

— Он говорил, что старик постоянно давил на отца, точно так же, как сейчас давит на него.

— Я не могу в это поверить.

Вот тут она повернулась ко мне.

— Я тоже не верила. Пока однажды вечером он не показал мне письмо, которое хранится в стенном сейфе у нас дома. Впервые он показал его постороннему человеку. Даже Алисия письма не видела.

— Какое письмо?

— Которое написал его отец перед тем, как покончить с собой.

— Но письма не было, — я вспомнил газетные статьи. — Полиция его не нашла.

— Его нашел Лорен. Он обнаружил тело отца. Увидел письмо и спрятал его. Даже тогда он опасался, что компании будет нанесен непоправимый урон, если содержимое письма станет достоянием общественности.

— И о чем там идет речь?

— Я видела письмо лишь однажды, но не забуду по гроб жизни. Оно не адресовано кому-либо конкретно.

Просто несколько строк, написанных почерком его отца.

«Терпеть дальше нет мочи. Он не дает мне ни минуты покоя. Терзает непрерывно, и не проходит дня, чтобы я не услышал от него очередного невыполнимого требования. Многие годы я пытался убедить его отстать от меня, но теперь вижу, что ничего из этого не выйдет. И у меня больше нет сил бороться с ним. Иного выхода я не вижу.

Поверьте мне. И простите меня».

И подпись: Эл Ха Второй.

Я молчал, а Бобби, посмотрев на меня, продолжила.

— Лорен говорил, что именно так относится дед и к нему. Но он сильнее отца и не согнется, а ударит в ответ.

Я шагнул к бару, наполнил свой бокал. Пригубил.

— Почему же он не предпринял никаких действий?

— Он назвал мне причину. Боялся, что дед не назначит его президентом компании, если он поднимет шум, — она допила «мартини» и протянула мне пустой бокал.

Я вылил в него остатки из шейкера и вернул бокал Бобби.

— Я чувствую, что пьянею. Наверное, я напилась еще до того, как поднялась к тебе. В баре выпила два двойных «мартини», пока дожидалась твоего возвращения.

Алкоголь, однако, ее не брал. Глаза оставались ясными.

— По-моему, с тобой все в порядке.

— Да нет, — она покачала головой. — Я себя знаю.

Я воздержался от комментариев.

— Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что все его помыслы связаны только с компанией. Не нужны ему ни жена, ни женщина. Никто ему не нужен.

— Тогда почему он женился на тебе? Он мог жить и с тобой, и с Алисией. И этим сэкономил бы себе немало денег.

Бобби рассмеялась.

— Да он просто не подозревал, что такое возможно.

Ты об этом знаешь, я. А он — нет. Для этого он слишком добропорядочен.

Я молча глотнул виски.

— Ты знаешь, каждый раз, когда мы занимаемся любовью, он спрашивает, получила ли я оргазм, прежде чем кончить самому, — Бобби хихикнула. — Иногда я специально тяну с ответом, чтобы свести его с ума. И он-таки сходит с ума.

— Похоже, ты действительно набралась.

— В чем дело, Анджело? — удивилась она. — Тебе не нравится, что я говорю о наших сексуальных отношениях?

Я посмотрел на нее.

— Если по правде, то нет.

— В тебе тоже взыграла добропорядочность, да? В тот раз, на полигоне в штате Вашингтон, ты еще поддавался, а теперь вообще стал ханжой.

Я не стал с ней спорить.

— Я помню, как все было у нас в Сан-Франциско. А ты помнишь, Анджело? Тогда-то мы просто слились воедино.

— Помню, — коротко ответил я. Помнил я и боль, испытанную при разлуке в аэропорту. Странно, но сейчас она не воспринималась столь остро.

Бобби подошла ко мне вплотную.

— И теперь все будет точно так же.

— Нет.

Она поставила бокал на столик, обняла меня за шею.

Губы ее сомкнулись с моими, язык Устремился мне в рот.

Но я ничего не почувствовал.

Осторожно взял ее руки, разнял.

— Нет.

— Дай мне еще шанс, Анджело, — она пыталась встретиться со мной взглядом. — У нас снова все получится.

— Нет, Бобби. Такого больше не будет.

— Почему ты так говоришь, Анджело? — воскликнула она. — Я люблю тебя! И любила всегда, с первой нашей встречи!

На этот раз я притянул ее к себе и поцеловал. Долгим поцелуем, пока руки ее не упали, как плети, а она не отступила назад. Глаза ее наполнились страхом одиночества.

— Ты могла допустить еще одну ошибку. Убежав от него ко мне, своих проблем ты не решишь.

— Откуда ты знаешь? — голос ее звучал отчетливо, словно она и не пила.

Я взял ее за руку.

— Я не слышу музыки.

Она помолчала, глядя на наши руки, потом отдернула свою.

— В шейкере что-нибудь осталось?

Я заглянул в него, покачал головой.

— Мне будет недоставать тебя. Ты смешиваешь хороший «мартини».

— Я дам тебе рецепт. Чистый джин. Побольше льда.

Ни капли вермута.

Она улыбнулась.

— Да ты просто меня спаивал.

— Зато получался отличный «мартини».

— Мои чемоданы внизу. Я еду в аэропорт. К нему я не вернусь.

Я молчал.

— Успею на последний рейс в Чикаго. А утром вылечу в Лондон.

— Он знает о твоем отъезде?

Она покачала головой.

— Я позвоню ему из аэропорта, перед самым вылетом.

— А если он хватится тебя раньше?

Она рассмеялась.

— Он совещается с Дэном, каким-то Марком Симпсоном и несколькими джентльменами, которых я никогда не видела раньше. Довольно суровыми личностями. Не похожими на тех, что появлялись в нашем доме раньше. Едва ли они разойдутся раньше полуночи.

Кстати, проходя мимо двери, я услышала, что говорили они о тебе.

— Неужели? Наверное, расточали мне комплименты.

— Да нет. Похоже, сегодня ты крепко насолил Лорену. Я права?

— Возможно. Но я работаю на его деда, и сейчас действительно нельзя сказать, что мы с Лореном живем душа в душу.

— Уходя, я услышала последнюю фразу Лорена: «Я тоже могу сыграть грязно, как в свое время делал старик, и Анджело скоро в этом убедится».

— Что еще он сказал?

— Больше я ничего не слышала. Говорили они тихо, — в глазах ее появилась тревога. — Мне это не нравится.

— Возможно, слова окажутся куда страшнее дел.

— Ты будешь осторожен? — она всмотрелась мне в глаза.

Я кивнул, и мы направились к двери.

— Где твое пальто?

— Я оставила его внизу.

Я открыл дверь. Она повернулась ко мне. Мы поцеловались.

— До свидания, Бобби. Удачи тебе.

На глазах у нее блестели слезы.

— Мы только и делаем, что прощаемся, не так ли, Анджело?

— Похоже, что да.

Слезы высохли. Она гордо вскинула подбородок.

— Но больше этого не повторится, правда?

— Нет.

Она схватилась за лацканы моего пиджака, прижалась ко мне. Нежно коснулась губами моих губ.

— Прощай, Анджело. Не держи на меня зла. Только помни, как мы любили друг друга. Однажды.

— Я буду помнить, — пообещал я.

Она резко повернулась и пошла к лифту. Я подождал, пока за ней не захлопнулись двери кабины. Она не обернулась. Ни разу.

Глава 6

Когда я вышел из ванной, приняв душ, официант уже прикатил столик с завтраком, и Синди сидела на кровати и ела крекер, роняя крошки на простыню. Стереомагнитофон ревел во всю мощь.

— О господи! — я еще туже завязал полотенце вокруг бедер. — Не слишком ли рано для таких развлечений? — и налил себе кофе.

— Это пятисотмильная гонка в Поконо. Пленки я получила только вчера.

Я глотнул кофе. Черный и безвкусный, как и в любом отеле.

— Тебе уже не терпится? — спросил я, саркастически улыбнувшись.

Синди не отреагировала, жадно вслушиваясь в рев моторов, гуляющий от динамика к динамику.

— Это Марк Донахью. Слышишь, как его пытается достать другая машина?

Не отвечая, я закурил. Прислушался. Она не ошиблась. В динамиках ревели два двигателя. Вот их рев слился.

— Это Джек Леонард! Вот он поравнялся с Марком!

Обходит его! Марк чуть сбавил скорость, входя в поворот, и Джек этим воспользовался. Слушай! Марио также приблизился к ним.

Зазвонил телефон. Я снял трубку.

— Слушаю! — крикнул я в микрофон.

— Что это за шум? — проревел Номер Один. — Что у тебя там делается?

— Убери звук, — я глянул на Синди.

Она подняла с простыни блок дистанционного управления, рев моторов стих.

— Так лучше? — спросил я Номера Один.

— Кто это с тобой?

— Синди. Мой водитель-испытатель.

— Что она там делает? Гоняет в «формуле-1» по твоей спальне?

Я рассмеялся.

— Попали в самую точку.

— Прошло уже три дня, а ты мне не звонишь.

Я вспомнил предупреждение Алисии о миссис Крэддок.

— Мне нечего вам сказать.

— Чем же ты тогда занимаешься? — фыркнул он. — Проверяешь со своим водителем-испытателем прочность кровати?

— Вы не могли бы позвонить мне из города? — осторожно спросил я.

— Это еще зачем? — недовольно пробурчал он. — Ты же знаешь, я терпеть не могу Палм-Бич.

— Так надежнее.

Номер Один засопел в трубку.

— Ты имеешь в виду миссис Крэддок?

— Да.

— Мне известно ее побочное занятие. Кроме того, она сейчас уехала за продуктами. Ты можешь говорить.

— Если вы знаете, что она шпионит за вами, почему не выгоните ее?

— Потому что она — лучшая секретарша и домоправительница из тех, что были у меня. И поверь мне, хорошей домоправительницы нынче не сыскать, — он хохотнул. — А благодаря деньгам, которые платит ей мой внук, она знает, что другой столь же высокооплачиваемой работы ей не найти, и старается изо всех сил.

— Но в результате Лорен в курсе всех ваших дел. Что в этом хорошего?

Он вновь хохотнул.

— Он узнает далеко не все, а лишь то, что я дозволяю ему узнать. Так что в итоге все довольны. К примеру, она уехала до нашего разговора. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Понимаю, — вздохнул я. Действительно, он все рассчитывал на шаг дальше остальных. Говорили, что такое приходит с годами, так что в девяносто четыре он мог дать фору каждому из нас.

Он выслушал все, что мне удалось выяснить за два дня. Не вымолвил и слова после того, как я закончил.

— Вы меня слышите? — спросил я, подумав, не прервалась ли связь.

— Слышу, — эхом отозвался Номер Один. — Мой внук так хочет взять надо мной вверх, что весь горит от нетерпения.

Теперь пришла очередь помолчать и мне.

В голосе его впервые за годы нашего знакомства послышалось смирение.

— Молодым свойственна торопливость. Ему бы немного обождать. До понедельника остается совсем ничего.

— За шесть дней многое может случиться.

— Я попросил Робертса вернуть право голоса фонду.

И даже не пойду на судебное заседание.

— Почему? Уверены в своем поражении?

— Не охальничай со мной, молодой человек, — рявкнул он, голос его вновь наполнился силой. — Не потому, что я обречен на проигрыш. Просто в данной ситуации это самое верное решение. Фонд слишком важен, чтобы использовать его как разменную монету.

Я воздержался от комментариев.

— Кроме того, это всего лишь бой местного значения.

Главное сражение состоится на совещании держателей акций во вторник утром. Там мы или победим или проиграем. Туда я приду обязательно, — он коротко рассмеялся. — Разумеется, мой внук полагает, что победа у него в кармане, иначе не стал бы он собирать держателей акций на следующий день после судебного слушания.

— Он потерял голос Алисии. Возможно, нам удастся перетянуть на свою сторону и других.

— Они не будут руководствоваться теми причинами, что она. Наш единственный шанс — связать его с Симпсоном. Даже попечители фонда не останутся на стороне президента, пытающегося пустить под откос свою компанию.

— Начало уже положено. Мы знаем, что у них есть общие дела.

— Тут все зависит от тебя. Как ты понимаешь, в Палм-Бич я тебе ничем не помогу.

— Постараюсь. Я помню, что вы сказали мне перед отъездом.

— Забудь! — рявкнул он. — Я говорил так только от злости. Я не хочу, чтобы его подставляли, если настоящей вины за ним нет.

— Откуда такие перемены? — удивился я. — Или на старости лет у вас проснулась совесть?

— Нет, черт побери! — проревел Номер Один. — Но не забывай, что он мой внук, и я не намерен обвинять его в том, чего он не совершал.

— Тогда приготовьтесь к поражению, если я не сумею связать его с Симпсоном, — повысил голос и я.

— Этому не бывать! — отрезал он. — Все будет так, как я тебе и говорил с самого начала. Мы собирались построить новый автомобиль и, клянусь Богом, своего добьемся.

— Мистер Хардеман ждет в кабинете, — обрадовала меня секретарша, когда я вошел в приемную.

— Отлично. Принесите две чашки кофе.

Я открыл дверь и переступил порог. Лорен стоял у окна. Повернулся ко мне.

— Доброе утро, Лорен. Кажется, ты пришел на неделю раньше, не так ли?

— Я по другому поводу, — он направился к моему столу. Чувствовалось, что ночь он не спал. Лицо прорезали морщины, глаза покраснели, под ними повисли тяжелые мешки. — Вчера вечером от меня ушла жена.

Секретарь внесла поднос с чашечками кофе. Мы подождали, пока она поставит их на стол и вернется в приемную.

— Выпей, — я пододвинул к нему чашку. — Кофе тебе не повредит.

Он плюхнулся в кресло, потянулся к чашке. Но его руки так дрожали, что кофе выплеснулся через край, и он поставил чашку на стол, даже не пригубив кофе.

— Ты, похоже, не удивлен.

Я посмотрел на него.

— А чему тут удивляться? Или для тебя это сюрприз?

Он отвел глаза.

— Наверное, нет. Я чувствовал, что этого не избежать.

Но ничего не мог сделать. Она не создана для Детройта.

Я молча пил кофе. Такой же плохой, что и в отеле, только растворимый.

Он взглянул на меня.

— Ты виделся с ней вчера?

— Да.

— Что она тебе сказала?

— Не больше, чем ты.

— Черт! — взорвался он. Вскочил, заметался по кабинету, ударяя кулаком правой руки в открытую ладонь левой. — Черт!

Я пил кофе, наблюдая за ним.

Наконец он взял себя в руки. Повернулся ко мне.

— Почему она пришла к тебе? — спросил он ровным голосом.

Наши взгляды встретились.

— Полагаю, потому, что мы были друзьями. Больше ей обратиться было не к кому. Мне кажется, ты уловил суть. Она не создана для Детройта. Да и Детройт не высказал желания встретить ее с распростертыми объятьями.

Лорен вернулся к окну.

— Не знаю, что и думать, — он шагнул к столу. — Я ревновал ее к тебе. Мне известно, что в Сан-Франциско она все время была с тобой.

— Но с той поры прошло два года. И вы не были тогда женаты.

— Я знаю. Но когда мне сказали, что по дороге в аэропорт она заезжала к тебе в отель, я поневоле задумался.

В конце концов ты подходишь ей больше, чем я. Я никогда не пользовался успехом у женщин.

Тут я не смог сдержать улыбки.

— А я пользовался?

Он смутился.

— Перестань, Анджело. Ты знаешь, о чем я говорю.

Истории о твоих похождениях рассказывают по всему миру.

Я рассмеялся.

— Хорошо бы услышать хоть одну. Возможно, я узнаю о себе что-нибудь интересное.

— Анджело, ты можешь дать мне честный ответ на один вопрос? — чувствовалось, что для него это вопрос жизни и смерти.

— Попробую.

— У тебя был роман с моей женой?

— Нет, — ответил я, глядя ему прямо в глаза. И сказал я чистую правду. После замужества Бобби между нами ничего не было.

Он глубоко вздохнул и кивнул.

— Благодарю. Теперь я могу больше не думать об этом.

— Это точно.

Он повернулся и направился к двери.

— Лорен, — позвал я его.

— Да, Анджело? — он остановился на полпути, обернулся.

— А ты можешь дать мне честный ответ на один вопрос?

Он вернулся к моему столу.

— Попробую.

— Если я смогу найти компромисс между тобой и дедом, ты прекратишь эту глупую войну, в результате которой пострадает один из вас, а компании будет нанесен. чувствительный урон?

Его лицо окаменело. В это мгновение как никогда раньше он напомнил мне своего деда.

— Нет.

— Почему?

— Потому что он деспот. И я не позволю ему растоптать меня, как он растоптал моего отца.

— Но это было так давно. Теперь он глубокий старик и не вылезает из инвалидной коляски.

— Он и тогда был стариком и сидел в той же коляске, — последовал ответ. — Но это не остановило его и не остановит теперь! — глаза Лорена превратились в две ледышки. — Кроме того, тебе не доводилось войти в комнату и найти там своего отца с разнесенной выстрелом головой.

Я не отвел глаз.

— И ты уверен, что вина лежит на Номере Один?

— У меня нет ни малейшего сомнения, — твердо заявил он.

Я поднялся.

— Извини, что затронул эту тему. Твой дед сожрал бы меня живьем, если б узнал об этом. Но у меня сложилось о тебе не правильное впечатление.

— В каком смысле?

— Мне казалось, будто в тебе осталось что-то человеческое.

Глава 7

Марион Стивенсон, глава службы безопасности «Вифлеем моторс компания, более всего напоминал безликого агента ФБР, каковым он, собственно, и был до выхода в отставку. Таких никогда не замечаешь в толпе, и выделялся он разве что одним — удивительно светлыми глазами. Иной раз казалось, что сквозь них можно увидеть его затылок.

— Вы хотели поговорить со мной, мистер Перино? — бесцветным голосом спросил он.

— Да, мистер Стивенсон. И очень благодарен вам, что вы смогли заглянуть ко мне, — обычно я не прибегал к столь официальному тону, но в данном случае помнил, как рассердился Стивенсон, узнав, что испытательный полигон охраняют люди Барнса. Воспитанник мистера Гувера, он воспринял мое тогдашнее решение как личное оскорбление. — Садитесь, пожалуйста.

— Благодарю.

Зазвонил телефон. Я снял трубку. Макс Эванс из отдела закупок. У него возникли трудности.

Я прикрыл рукой микрофон, слушая Макса.

— Извините, мистер Стивенсон. Я быстро.

Он кивнул.

— Мы только что получили от нашего подрядчика пересмотренный стоимостный расчет электростатического разъема ремня безопасности водителя. Плюс три доллара и сорок центов.

— Почему?

— Дополнительная изоляция проводов и заземления в соответствии с требованиями противопожарной безопасности и новыми стандартами на электрооборудование.

— Разве это не предусматривалось условиями нашего договора?

— Предусматривалось, но требования противопожарной безопасности изменились две недели назад.

Тут уж мы ничего поделать не могли. Ремень безопасности водителя входил в обязательный комплект поставки. Электрически он связывался с регулятором подачи топлива. При расстегнутом ремне скорость автомобиля не могла превысить десяти миль в час, с застегнутым возрастала до двадцати пяти миль. Блокировка регулятора снималась вторым ремнем, плечевым. Лишь застегнув и его, водитель мог проехаться с ветерком. Но ремни эти стоили немалых денег. Вот и теперь при годовой программе в триста тысяч автомобилей наши расходы возрастали более чем на миллион.

— Вы вели переговоры с другими поставщиками?

— Да, на стадии размещения заказа. Но теперь уже поздно. Любому из них потребуется не меньше восьми месяцев на подготовку производства.

— Тогда у нас нет выбора.

— Да, сэр, — подтвердил Эванс.

— Постойте-ка. Обычно этими вопросами занимается группа проверки цен. И для их решения требуется виза Уэймана.

— Совершенно верно, — в голосе Эванса послышались виноватые нотки. — Но сегодня утром мне сказали, что все изменения по новому автомобилю должны утверждаться вами.

— Понятно, — вздохнул я, ясно представив себе, что за этим последует. Подобные неувязки возникали по сотне на день. Если Уэйману удастся перевалить на меня эту кучу дерьма, она просто погребет меня под собой.

— Так мне соглашаться, мистер Перино?

— Да, Макс. Пришли мне заказ на покупку. Я его подпишу.

Я положил трубку и повернулся к моему гостю. Достал сигарету, предложил пачку Стивенсону.

— Я бросил, благодарю.

Я же закурил и откинулся на спинку стула. Выпустил изо рта струйку дыма, наблюдая за Стивенсоном. Несколько мгновений спустя заметил, что он начинает нервничать.

Вновь зазвонил телефон. Я снял трубку.

— Ни с кем меня не соединяйте, — я вернул трубку на рычаг, продолжая курить.

Минуту спустя он посмотрел на часы. Я словно этого и не заметил и молчал, пока не докурил сигарету и не вдавил окурок в пепельницу.

— Я понимаю, что вы занятой человек, мистер Стивенсон, но уж простите, что сегодня утром я так медлителен. Навалилось столько дел, что и не знаешь, с чего начать.

— Мне это знакомо, мистер Перино.

— Недавно я просматривал штатное расписание. Если я не ошибаюсь, вы подчиняетесь непосредственно президенту и исполнительному вице-президенту компании.

— Совершенно верно, — подтвердил Стивенсон.

— И на вас лежит ответственность за обеспечение безопасности, будь то документы или производственные секреты.

— Да, сэр, — кивнул он.

— Позвольте задать вам гипотетический вопрос. Обнаружив утечку секретной информации из моего кабинета, вы доложите об этом президенту?

— Нет, сэр. Сначала исполнительному вице-президенту.

— А если утечка информации произойдет у кого-то из них?

— Президенту, если информация ушла от вице-президента, и наоборот.

— А если она ушла от них обоих?

Стивенсон на мгновение задумался.

— Тогда мне придется сделать вывод, что эта утечка информации отвечает интересам компании и одобрена ими.

Я пододвинул к нему номер «Уолл-стрит джорнэл».

— Вы видели эту статью?

Он кивнул.

— Не кажется ли вам, что содержащаяся в ней информация строго конфиденциальна и не предназначена для чужих глаз?

— Я этого не знаю, сэр.

— Я также хочу обратить ваше внимание на фразу:

«информированные источники». А ниже — «хорошо информированные источники». Кроме того, в статье приведены цифры, взятые из секретных отчетов. Лишь десяток сотрудников компании имеют право знакомиться с этими отчетами. И вдруг эти материалы появляются в национальном издании да еще в статье, которая может нанести компании серьезный ущерб. Не считаете ли вы, что, мы имеем дело с серьезным проколом в работе службы безопасности компании?

Стивенсон замялся.

— Я бы этого не сказал, сэр.

— Из этого я могу сделать вывод, что случившееся подпадает под ваше определение «одобренной» президентом и исполнительным вице-президентом политики компании?

Чувствовалось, что ему не по душе наш разговор. Адвокаты и полисмены — самые плохие свидетели. Они не любят отвечать на вопросы.

— Я не могу ответить на этот вопрос, мистер Перино.

Я кивнул.

— Статья опубликована без подписи. Вам случайно не известна фамилия автора?

— Известна, сэр.

— Вы можете назвать мне ее?

— Извините, мистер Перино. Донесение по этому вопросу я уже отдал мистеру Уэйману.

Я выдержал короткую паузу.

— Вы знаете некоего Марка Симпсона?

— Да, сэр.

— Что вам о нем известно?

— Он возглавляет организацию, называющуюся НАБА, и издает еженедельную газету, освещающую дела автостроения.

— Что еще вы можете о нем сказать?

— Подготовленное моей службой досье на этого господина находится у мистера Уэймана. Копии мне распространять не разрешено.

— Ясно. А вы можете сказать мне, когда мистер Симпсон бывал на нашей территории и с кем встречался за последние два года?

— Да, сэр, — его явно обрадовало, что хоть чем-то он может мне помочь. — Перечень его посещений завода будет на вашем столе через час.

— Благодарю. Даже не знаю, что бы я без вас делал.

Он покраснел, понимая, что пользы от него в этом деле чуть. Встал.

— Я разрешаю вам доложить о нашем разговоре вашим начальникам.

— Мистер Перино, если б я счел необходимым поставить в известность мое начальство, то сделал бы это независимо от вашего разрешения. И хочу лишь подчеркнуть, что я отвечаю за безопасность компании, а не за ее политику.

Поднялся и я.

— Мистер Стивенсон, приношу свои извинения, — я протянул руку.

Он пожал ее после короткой заминки.

— Благодарю вас, мистер Перино.

Едва он вышел из кабинета, я позвонил Уэйману. Его голос излучал радушие. Он-то полагал, что я обрушусь на него с жалобами по поводу того, что он перекинул на меня все ценовые вопросы. Но я не доставил ему такого удовольствия.

— Номер Один замучил меня, требуя досье на Симпсона, которое мы заказывали. Я только что говорил со Стивенсоном из службы безопасности. Он говорит, что досье находится у вас.

— Кажется, я видел его, — не стал отпираться Уэйман. — Постараюсь найти и переправить вам.

Я положил трубку, зная, что досье мне не видать как своих ушей, но по крайней мере я дал ему понять, что мне известно о существовании такой бумаги.

Не прошло и часа, как от Стивенсона мне принесли перечень посещений завода Симпсоном. В последние два года он бывал тут неоднократно и заходил, за исключением одного раза, когда виделся с Бэнкрофтом, только к Уэйману.

Я решил, что сегодня же загляну к Симпсону, но одно цеплялось за другое, и освободился я лишь в четыре часа. Позвонил Синди в отель.

— Как насчет того, чтобы пообедать в «Диаборн Инн»?

— Фантастика! Я там никогда не была, но много слышала о тамошнем ресторане. В центре царства Форда, так?

— Ты совершенно права. Но главнее, что кормят там отменно. По пути туда мне надо заехать в одно местечко, но это ненадолго. Спускайся вниз через пятнадцать минут. Я заеду за тобой.

— Пятнадцати минут мне хватит. Жду тебя.

Так оно и вышло. Она даже надела платье. Мои глаза округлились, когда швейцар открывал для нее дверцу «мазерати». Впервые за два последних года я видел ее не в джинсах, а в другом наряде.

— Эй Да ты у нас девочка, — я тронул машину с места.

Она застегнула ремень безопасности и с улыбкой повернулась ко мне.

— Мужчина, какой же вы тугодум. Я уж решила, что вы никогда этого не поймете.

Контора НАБА располагалась на Мичиган-авеню по пути в Диаборн, в обшарпанном двухэтажном здании рядом со стоянкой подержанных автомобилей. Первый этаж занимала типография, на стеклах окон второго голубели буквы «НАБА».

Я остановил машину у тротуара перед дверью типографии и вылез из кабины.

— Я быстро, — предупредил я Синди.

Она кивнула, раскрыла сумочку, достала кассету.

— Не будешь возражать, если я воспользуюсь твоим магнитофоном?

Не успел я отойти и на пару шагов, как из всех четырех динамиков загремела музыка, а она откинулась на сиденье, закрыв глаза от удовольствия.

Отдельного входа в НАБА я не обнаружил, поэтому зашел в типографию. Там мне объяснили, что лестница на второй этаж находится в проулке за домом.

Поблагодарив, я вышел на улицу. Увидев меня, Синди улыбнулась, начала опускать стекло. Я покачал головой, показал, что мне надо обойти дом. Она кивнула, и стекло вновь поднялось.

Обогнув два угла, я увидел ржавую наружную лестницу на второй этаж. На маленькой табличке на стене значилось «НАБА». Стрелка указывала наверх. Я поднялся по ступеням и вошел в здание, открыв стальную выкрашенную серой краской дверь.

В приемной не было ни души. Зеленые стены украшали плакаты с надписями типа:

«ПРИСТЕГИВАЙТЕСЬ РАДИ СОБСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СКОРОСТЬ УБИВАЕТ».

Где-то в глубине звякнул звонок, сообщая о моем появлении. Мгновение спустя в приемную вышла полная блондинка в бесформенном черном свитере и мини-юбке.

— Чем я могу вам помочь? — занудным голосом поинтересовалась она. Чувствовалось, что мой визит ей не в радость.

— Мистер Симпсон у себя?

— Вы договаривались о встрече?

— Нет, — я покачал головой.

— Пожалуйста, назовите вашу фамилию.

Я назвал. Ни выражение ее лица, ни голос не изменились.

— Пожалуйста, присядьте. Я посмотрю, сможет ли он вас принять.

Она скрылась за дверью, и я услышал, как в замке повернулся ключ. Я сел на деревянную скамью у стола, на котором лежали последние номера выпускаемого НАБА еженедельника.

Закурив, я начал пролистывать один из номеров. Узнал о всех улучшениях, которыми будет отличаться «вега» выпуска 1972 года от прошлогодней модели, на сколько повысится мощность двигателя «пинто» благодаря использованию новой коробки передач, а также многое-многое другое. Не нашлось места на страницах еженедельника лишь проблемам безопасности.

Я огляделся в поисках пепельницы, не нашел ее, поднялся, прошел к выходной двери, открыл и бросил окурок вниз, в проулок. Тут же звякнул звонок, и словно по сигналу смолкли типографские машины. Я посмотрел на часы. Четыре сорок пять. Я ждал уже больше десяти минут.

В приемной вновь появилась блондинка. Удивление отразилось на ее лице, когда она увидела меня. Она заглянула мне за плечо.

— Пришел кто-то еще?

— Нет, это я открывал дверь, чтобы выбросить окурок.

Она уставилась на меня.

— А вы ждете кого-то еще?

— Да нет. Только мистера Симпсона.

— Разве его секретарша не выходила к вам?

— Нет.

— Черт! — вырвалось у нее. — В этом заведении ни на кого нельзя положиться. Она обещала выйти к вам и сказать, что мистера Симпсона сейчас нет в Детройте.

— А где же он? — полюбопытствовал я.

— Уважаемый, — ответила блондинка, — здесь на этот вопрос вам никто не ответит. Наш босс — вольная птица и никому не докладывается.

Она захлопнула за собой дверь, а мне, не осталось ничего другого, как ретироваться. Пока я ждал, сгустились сумерки. На верхней площадке лестницы я задержался, чтобы прикурить. Наверное, не следовало мне ожидать, что Симпсон захочет повидаться со мной. Не зря же он так скоренько удрал из кабинета Уэймана. Снизу доносились голоса типографских рабочих, расходившихся до домам.

Едва я спустился вниз, сзади раздался голос: «Эй, Приятель, не найдется ли спичек?»

— Конечно, — я начал поворачиваться и боковым зрением уловил движение здоровенного кулака, летящего мне в лицо.

Инстинктивно я попытался увернуться, но недостаточно быстро. Ударом меня отбросило назад, из глаз полетели искры. Грубые руки ухватили меня за плечи и поволокли в темноту. Я все еще полагал, что имею дело с обычными грабителями. Попытался было сказать, что бумажник у меня в заднем кармане, но губы и язык меня не слушались.

Мгновение спустя я оказался прижатым спиной к стене. С трудом разлепил глаза, разглядел, что нападавших трое, хотя лиц в темноте мне рассмотреть не удалось.

И тут же началось избиение. Неторопливое. Методичное. Профессиональное. Били по ребрам, животу, почкам, яйцам. Я осел на землю, и тут уж досталось голове. Кровь хлынула изо рта, когда я свалился у стены.

Но я еще не потерял сознания, когда они дали волю ногам. А в голове слышались чьи-то слова. Кто-то советовал мне быть поосторожнее, но я не мог вспомнить, кто именно.

Из последних сил я попытался оторваться от земли.

Приподнялся на колени, когда увидел приближающийся ко мне башмак.

Поделать я ничего не мог. Удар пришелся под подбородок. Меня подняло в воздух и швырнуло о стену. А потом пришло блаженное забытье.

Глава 8

Вдали плакала женщина.

— Анджело! Анджело!

Теплые слезы закапали мне на лицо. Сознание с трудом возвращалось ко мне.

В темноте я разглядел белое пятно ее лица, но не более того. Заплывшие глаза не желали фиксировать более мелкие детали. Я почувствовал ее руку на спине, она прижала меня к груди. Слезы продолжали щедро орошать мое лицо.

— Синди, — прохрипел я. — Помоги мне подняться.

— Не шевелись, — прошептала она. — Тебя сильно избили. Я вызову «скорую помощь».

— Нет! — я попытался подняться сам. — Отвези меня домой. Мой отец — врач.

— Анджело, пожалуйста!

— Помоги мне встать!

Спорить она не стала, подхватила меня под мышки. Я едва не закричал от боли, когда она чуть нажала на мои ребра. Прошло, наверное, полвечности, прежде чем я выпрямился, привалившись спиной к стене.

— Оставайся на месте. Я подгоню машину.

Я кивнул.

— Ты сможешь стоять?

— Да, — выдохнул я.

Она заглянула мне в глаза. Не знаю, что она там увидела, но повернулась, и мгновение спустя я услышал, как ее каблучки застучали по асфальту. Я не посмотрел ей вслед, слишком сильную боль причиняло малейшее движение.

Время тянулось и тянулось, перед глазами все плыло, но наконец заревел мощный двигатель «мазерати», темноту прорезали яркие лучи фар. Я закрыл глаза, услышал, как открылась дверца. Синди поспешила ко мне.

— Ты можешь положить руку мне на плечо?

Я поднял руку, и она подлезла под нее. Я повис на ней всем весом, и мы преодолели полмили до автомобильной дверцы. Синди развернула меня спиной к машине, помогла усесться на сиденье, затем подняла ноги и поставила их на пол кабины. Застегнула ремень безопасности и наклонила спинку так, что я оказался практически в лежачем положении.

— Тебе удобно? — спросила она.

— Да, — пробормотал я. В отраженном свете я заметил, что платье ее в пятнах крови.

Синди захлопнула дверцу, обошла машину, села за руль. Наклонилась надо мной, чтобы нажать кнопку дверного замка.

— Извини, я испортил тебе платье.

Она не ответила. Задним ходом вырулила из проулка на Мичиган-авеню.

— Куда едем?

Я подробно объяснил ей, как добраться до дома моих родителей. Во рту недоставало многих зубов. Оставалось надеяться, что большая часть выбитых — вставные, а не те несколько настоящих, что еще оставались у меня.

Машина набрала скорость.

— Как ты меня нашла? — спросил я.

Синди не отрывала глаз от дороги.

— Когда ты не появился в половине шестого, я начала беспокоиться. Окна в доме погасли, все разошлись по домам. Поэтому я зашла в проулок, поднялась по лестнице, постучала. Никто, естественно, не отозвался. Но я услышала твой стон. Я сбежала вниз и нашла тебя у стены, — она остановилась на красный сигнал светофора и повернулась ко мне. — А теперь помолчи, пока мы не приедем к тебе домой. Отдыхай.

Я закрыл глаза и провалился в темноту. Открыл я их, лишь когда машина остановилась на подъездной дорожке у нашего дома.

— Я помогу тебе выйти, — она вновь перегнулась через меня и открыла дверцу с моей стороны.

С ее помощью мне удалось спустить ноги на землю, но дальше дело не пошло. Боль не позволяла мне шевельнуться.

— Позвони в дверь, — попросил я. — Джанно мне поможет.

Она взбежала по ступенькам, нажала на кнопку звонка. Зажглись лампы над дверью, на пороге появился Джанно. Не успела она произнести мое имя, как он слетел вниз, подхватил меня на руки, как в детстве.

— Dottore! Dottore! — прокричал он во всю мощь, едва мы вошли в дом. — Анджело, его избили!

Первой выскочила мама. Глянула на меня и прижала руку ко рту.

— Figlio mio! — по ее щекам покатились слезы. — Что они с тобой сделали?

Тут же появился отец.

— Отнеси его в мой кабинет, — распорядился он.

Джанно понес меня в то крыло, где отец оборудовал несколько комнат для приема пациентов на дому. В смотровой осторожно опустил меня на белый стол.

Из шкафчика у стены отец достал ампулу и шприц.

— Позвони в больницу. Пусть немедленно пришлют машину «скорой помощи», — приказал он Джанно.

— Никаких больниц, — прохрипел я.

Джанно заколебался, но взгляд отца послал его к телефонному аппарату.

— Что случилось? — спросил отец, набирая шприц.

— Трое громил поработали надо мной.

Я услышал, как ахнула мама. Отец повернулся к ней.

— Мать! Подожди за дверью.

— Но Анджело… — голос ее дрогнул.

— С Анджело все будет в порядке. Я тебе обещаю. Подожди за дверью, — он посмотрел на Синди, стоявшую за спиной мамы. — И вы тоже.

Мама взяла Синди за руку.

— Вы расскажете мне обо всем, — и они вышли из смотровой.

Я посмотрел на шприц в руке отца.

— Это зачем?

— Снимет боль. Мне нужно продезинфицировать все твои ссадины и царапины, а это очень болезненная процедура.

— Я не могу сейчас заснуть. Мне нужно позвонить.

— Кому? Может, я смогу тебе помочь?

Я едва почувствовал укол. Одним движением отец сдернул с меня брюки и вогнал иглу в бедро.

— В первую очередь дяде Джеку.

— Дяде Джеку, — я успел уловить нотку изумления в его голосе, но в следующее мгновение провалился в небытие: укол, как и хотел отец, подействовал сразу же.

Джанно и я играли в ковбоев, и индейцы прятались в кустах у дома. Я изображал Тома Микса, Джанно — его верного жеребца, и мы преследовали индейцев точно так же, как делал это сам Микс в фильме «Всадники Перпл-Сэйдж», который мы смотрели в субботу. Я радостно палил из шестизарядного револьвера.

— Стой, Тони! — я дернул Джанно за воротник рубашки, направляя его к подъездной дорожке. — Кажется, к нам движется крытый фургон.

Я спрыгнул с его спины и присел в кустах. На подъездную дорожку вкатился длинный черный «дузенберг» деда. Я подождал, пока он проедет мимо меня, затем прыгнул на плечи Джанно.

— За ними! — прокричал я. — Мы должны предупредить их об индейцах!

Джанно галопом помчался вперед, придерживая меня за ноги, чтобы я не свалился с его спины. Я несколько раз выстрелил. Пистоны разрывались со страшным грохотом.

— Будь осторожен, дедушка! Индейцы уже рядом!

Через затемненные стекла я мог различить деда, сидящего на заднем сиденье между двух мужчин. Еще один занимал откидной стульчик перед ними.

Автомобиль затормозил у дома. Джанно и я дожидались их на ступенях. Двое мужчин, что сидели на заднем сиденье, остались у машины, а дед и третий его спутник направились к нам.

Я потряс револьвером.

— На холмах индейцы!

Дедушка остановился перед нами. Невысокого роста, хрупкого телосложения. Джанно с его пятью футами и восемью дюймами возвышался над ним, как гора. Но дело-то было не в росте. Кто бы ни стоял рядом с дедом, сразу чувствовалось, что он — большой человек.

Он протянул руку.

— Дай мне револьвер, Анджело.

Я заглянул ему в глаза, но не прочитал в них неудовольствия. Темно-карие, почти черные, как его волосы, они остались бесстрастными. Молча я подал ему револьвер.

Он взял оружие, с отвращением глянул на него. Повернулся к Джанно.

— Кто дал ему это?

— Padrone, это всего лишь игрушка, — Джанно попытался поклониться, но я сидел у него на плечах, так что ничего не вышло.

— Какая разница. Кажется, я предупреждал, никаких ружей или пистолетов. Даже игрушечных. Детям от них только вред.

На этот раз Джанно удалось поклониться даже с© мной на плечах.

— Si, Padrone.

Дедушка отдал ему револьвер.

— Чтобы я больше этого не видел, — протянул ко мне руки. — Иди сюда, Анджело.

Я соскользнул с плеч Джанно в руки деда, радуясь, что он не сердится на меня. Дедушка поцеловал меня, поднимаясь по ступеням.

— Не следует детям баловаться с оружием, — объяснил он. — Даже с игрушечным.

Мы вошли в гостиную, где ждали мама и папа. Мама заплакала, едва увидела его. Дед усадил меня на одну руку, а другой неловко обнял маму.

— Ну перестань, Дженни. Не плачь. Сицилия — не край земли.

— Но вы будете так далеко от нас, — всхлипнула мама.

Заплакал и я.

— Не хочу, чтобы ты уезжал, дедушка!

— Дженни, видишь, чего ты добилась? — мягко упрекнул ее дедушка. Посмотрел на папу. — Dottore, успокойте жену. Ни к чему так расстраивать Анджело.

Я видел, что и у отца глаза на мокром месте, поэтому завопил что есть мочи.

— Я не хочу, чтобы ты покинул меня, дедушка! — и, рыдая, прижался к нему.

Но, похоже, перестарался, Потому что мама перестала плакать и потянулась ко мне.

— У него истерика.

Но дедушка отвел ее руки.

— Я сам его успокою.

И развернул меня так, чтобы видеть мое лицо.

— Я не покидаю тебя, Angelo mio. Я собираюсь на Сицилию, в Марсалу и Трапани, где прошло мое детство.

Но я завопил еще громче.

— Значит, я больше не увижу тебя!

Тут на его глаза навернулись слезы. Он крепко прижал меня к груди.

— Обязательно увидишь, — сдавленным голосом пообещал он. — Летом ты приедешь ко мне с мамой и папой, и я покажу тебе виноградники и оливковые рощи на склонах Монте-Эрис, где вырос твой дед.

— И мы сможем поиграть там в ковбоев и индейцев? — слезы мои исчезли без следа.

— Нет, это плохая игра, — он покачал головой. — Как и все игры, где убивают людей, пусть и понарошку. Ты, как и твой отец, станешь доктором, чтобы спасать людей, а не убивать, — он посмотрел на меня, не уверенный, что я его понял. — А кроме того, на Сицилии нет индейцев.

— Там только хорошие люди?

— Только хорошие люди, — подтвердил он, понимая, что дальнейшие объяснения только все запутают. И воспользовался беспроигрышным вариантом:

— А приехав туда, дедушка пришлет тебе замечательный подарок.

— Какой же?

— Все, что ты пожелаешь. Только скажи дедушке.

Я задумался. Вспомнил фильм, который мы с Джанно видели на прошлой неделе, с Монте Блу в главной роли.

Об автогонках.

— И настоящий гоночный автомобиль? — в голосе моем слышалось сомнение.

— Если мой Анджело хочет гоночный автомобиль, он его получит. «Бугатти» тебя устроит?

Я крепко обнял его за шею. Поцеловал.

— Спасибо, дедушка.

Он повернулся к моим родителям.

— Видите, — воскликнул торжествующе. — Теперь он в полном порядке.

Все это время мужчина, пришедший вместе с дедушкой, скромно стоял у двери. Теперь дедушка подозвал его.

— Джек, подойдите сюда.

— Мой сын, доктор Джон Перино, — с гордостью представил папу дед. — Его жена, Дженни. А это судья Джекоб Уэйнстейн, о котором я вам говорил.

Судья Уэйнстейн, с каштановыми волосами, примерно того же роста и возраста, что и отец, пожал руки моим родителям.

— Не забудьте про меня, — протянул руку и я.

Он повернулся, улыбаясь, пожал мою руку.

— Я даже подумать об этом не мог.

— С Джеком мы заключили пожизненный контракт.

Пока я в отъезде, он будет приглядывать за семейным бизнесом, — дедушка опустил меня на пол. — А теперь иди поиграй, а я, твой отец и судья немного поговорим о делах.

— Пойдем со мной на кухню, — быстро добавила мама. — Я как раз напекла пирожков. Ты поешь их с молоком.

Она взяла меня за руку и потянула к двери. Но я заставил ее остановиться и обернулся.

— Мы еще увидимся перед твоим отъездом, дедушка?

У него перехватило дыхание. Опять на глазах выступили слезы. Он кивнул.

— Перед отъездом, — с трудом выдавил он.

Час спустя мы стояли на ступенях дома и махали руками дедушке, уезжавшему в «дузенберге». Он посмотрел на меня через заднее стекло, на прощание поднял руку, и длинный автомобиль скрылся за зеленью кустов.

Мы еще постояли, потом я посмотрел на отца.

— У тех двоих, что ждали дедушку, под пиджаками были пистолеты. Интересно, они знают, что дедушка не любит оружие?

Мама и папа переглянулись, затем по маминым щекам покатились слезы. Папа усадил меня на одну руку, другой обнял ее за плечи. Мама спрятала лицо на папиной груди. Я видел, что и у него повлажнели глаза. В моем горле незнамо откуда появился твердый комок. Я еще многого не понимал.

Со временем, разумеется, кое-что прояснилось. К примеру, что ждали дедушку агенты ФБР, чтобы проводить до Нью-Йорка и усадить на корабль, отплывающий в Италию. Или что судья Уэйнстейн оказался не судьей, а адвокатом, ведущим все наши семейные дела.

И потом в течение многих лет, пока я не уехал на учебу в колледж, дядя Джек раз в месяц обязательно приходил к нам на воскресный обед.

Когда же мне исполнился двадцать один год (я уже заканчивал МТИ), неожиданно выяснилось, что дедушка был очень богатым человеком, и моя доля в его состоянии равняется двадцати пяти миллионам. Родительская — в два раза больше.

Помню, как я в полном замешательстве переводил взгляд с отца на дядю Джека. Я, разумеется, знал, что наша семья не нуждается в деньгах. Но и представить себе не мог такого богатства.

— И что же я буду делать со всеми этими деньгами? — растерянно спросил я.

— Получше учись, — строго ответил отец. — Потому что придет день, когда все они будут принадлежать тебе.

— Я бы советовал после окончания МТИ поступить в Гарвард бизнес скул, — добавил дядя Джек.

— Бизнес меня не интересует, — отпарировал я. — Моя любовь — автомобили.

— Автомобили — тоже бизнес, — назидательно заметил дядя Джек.

— Для меня — нет. Я их только покупаю.

— Благо деньги для этого у тебя есть, — улыбнулся дядя Джек.

— Но столько миллионов мне ни к чему.

— Тогда у меня следующее предложение. Ты создаешь в банке инвестиционный фонд и даешь право банкирам вести его дела.

Я посмотрел на дядю Джека.

— А почему они не могут оставаться у вас? Я помню, что вы заключили с дедом пожизненный контракт. То, что хорошо для него, вполне устраивает и меня.

Он переглянулся с отцом.

— Извини, но я не могу этого сделать.

— Почему?

Дядя Джек откашлялся.

— Из-за той сферы моей деятельности, которая, по мнению органов власти, связана с организованной преступностью. И я полагаю, что ни на тебя, ни на твоих родителей не должна падать тень того, к чему вы не имеете ни малейшего отношения.

Я знал, о чем идет речь. Как-никак газеты почитывал.

Стоило начаться очередному расследованию деятельности мафии, как тут же всплывала его фамилия.

— Но мы сможем позвонить вам, если возникнет какая-то проблема? — спросил я. — Разумеется, серьезная.

Он кивнул.

— Безусловно. В конце концов контракт с твоим дедом заключен пожизненный, — дядя Джек поднялся. — Джон, в банке все готово, — обратился он к отцу. — И будет неплохо, если завтра вы с Анджело подъедете туда. Я приглашаю вас на ленч, а потом мы подпишем все бумаги.

Так мы и сделали, а вернувшись в институт, я подписался на «Уолл-стрит джорнэл» и каждый день проглядывал курс акций, указанных в длинном списке, который мне вручили в банке. Потом мне это надоело, и я довольствовался лишь просмотром ежеквартальных отчетов, присылаемых из банка. А в конце концов я перестал вскрывать и эти конверты. И действительно, стоило ли волноваться из-за сотни-другой тысяч долларов, если с самого начала их было двадцать пять миллионов.

Дядя Джек свел свою борьбу с властями вничью. Его не посадили, но годом позже он оставил свою практику и уехал в Лас-Вегас, в отели которого вложил некоторую долю собственных средств. Мы обменивались рождественскими открытками; приезжая в Детройт, он виделся с моими родителями, но я обычно в эти дни пребывал совсем в других краях. Затем я узнал из газет, что он продал свой пай в отелях Лас-Вегаса и переехал в Финикс, штат Аризона, чтобы принять активное участие в большом проекте, предусматривающем создание в чистом поле загородного клуба со спортивными сооружениями, отелем, зоной отдыха, получившего название Парадиз-Спрингс. Помнится, я получил от него приглашение на открытие нового курорта, но как раз начал работать на Номера Один и не смог приехать. Мама и папа откликнулись на его приглашение и передали дяде Джеку мои извинения. Маме там понравилось, и потом они еще несколько раз ездили в Парадиз-Спрингс. А папа как-то сказал мне, что никогда не видел дядю Джека таким умиротворенным и довольным жизнью. Добавив, что тот теперь каждое утро играет в гольф. — А вот дедушку мне больше увидеть не довелось. Ему потребовалось чуть ли не два года, чтобы переправить мне «бугатти», но я-таки его получил. А еще через год в Европе началась война, и он запретил моим родителям ехать к нему. Затем война добралась до нас, и мы ничего не могли узнать о нем, пока американские войска не высадились в Италии.

Но дед умер годом раньше от рака.

Глава 9

Когда я открыл глаза, палату, уставленную цветами, заливал яркий солнечный свет. Чуть шевельнул головой. Никакой боли. Я осмелел. И тут же понял, что торопиться не следует.

— Черт! — поневоле вырвалось у меня.

Медицинская сестра, сидевшая в углу на стуле, вскочила. Подошла ко мне.

— Вы проснулись.

Я догадался об этом и сам.

— Какой сегодня день?

— Четверг.

— А что было в среду?

— Вы спали, — она потянулась к телефону. Набрала номер. В трубке послышался голос. — Пожалуйста, найдите доктора Перино и скажите ему, что пациент в 503-й проснулся. Благодарю, — и добавила, повернувшись ко мне:

— Ваш отец сейчас на обходе, но он хотел, чтобы ему незамедлительно сообщили, когда вы откроете глаза.

— Сколько сейчас времени?

— Десять часов. Как вы себя чувствуете?

— Не знаю. Но боюсь двинуть чем-нибудь.

Открылась дверь и в палату вошел отец. Мы итальянцы, так что англосаксонская сдержанность нам претит.

Он — доктор, но прежде всего мой папа. Поэтому первым делом мы расцеловались.

— Мама и Синди уже идут сюда из кафетерия.

— Пока их нет, скажи, как мои дела?

— Могло быть хуже. Пара сломанных ребер, избыток синяков, но повреждений внутренних органов, насколько мы выяснили, нет. Легкое сотрясение мозга, так что какое-то время у тебя будет болеть голова, — тут он замялся. — А вот лицо тебе отделали крепко. Вся работа доктора Ганса пошла насмарку. Перелом носа в двух местах, трещина в челюстной кости, выбили пять зубов, все протезы, чуть сместили правую скулу, но точно сказать трудно: еще не спала опухоль. И, естественно, множественные ссадины под глазами и вокруг рта. А в общем, не так все и плохо.

— Благодарю, доктор, — я взял его руку, поцеловал.

Повторюсь, мы — итальянцы. А когда посмотрел на папу, увидел, что у него на глазах выступили слезы.

А потом распахнулась дверь, в палату влетели мама и Синди, и следующие десять минут отец удерживал маму от того, чтобы она не залила меня слезами.

Синди же скромно застыла у меня в ногах, наблюдая за нами. Впервые ей довелось лицезреть внутреннюю жизнь итальянской семьи. Уверяю вас, посмотреть было на что.

Наконец мама выпрямилась, предварительно поцеловав, наверное, все части моего тела, включая ступни.

— Синди, подойдите сюда. Анджело хочет вас поблагодарить.

Тут мама повернулась ко мне.

— Она — милая девушка, твой верный друг. Она спасла тебе жизнь и привезла к нам. Я уже тысячу раз благодарила ее. Поблагодари теперь ты.

Синди наклонилась и целомудренно поцеловала меня в щеку. Я ответил ей тем же, чуть коснувшись губами ее щеки.

— Спасибо тебе, — с достоинством произнес я.

— Всегда готова прийти на помощь, — не менее важно изрекла она.

— Молодец, Анджело, — умилилась мама.

Мы с Синди не решались взглянуть друг на друга, боясь, что не выдержим и расхохочемся.

— Откуда эти цветы? — поинтересовался я.

— О твоем ограблении написали все газеты, — ответила Синди. — Цветы начали приносить вчера. От Номера Один, Дункана, Руарка, Бэнкрофта. Букеты прислали даже Номер Три и Уэйман.

— У Анджело много друзей, — с гордостью прокомментировала слова Синди мама.

— Да, — сухо согласился я, глядя на Синди.

— Номер Один звонил из Палм-Бич, — продолжила та. — Просил тебя не волноваться. Обещал заглянуть к тебе в понедельник, когда прилетит в Детройт.

Меня словно окатило ледяной водой. До понедельника всего пять дней. Целые сутки я проспал! И еще ничего не успел сделать. Я вскинул глаза на отца.

— Сколько ты меня тут продержишь?

— По меньшей мере до конца уик-энда. Выпишем тебя в понедельник или во вторник, если обследование покажет, что нет никаких осложнений.

— Я смогу покинуть больницу на один день, а потом вернуться?

Отец изучающе посмотрел на меня.

— Тебе это очень надо?

— Да. Никакое это не ограбление. Никто и не подумал взять мой бумажник или часы.

Он, разумеется, и сам знал, что отделали меня профессионалы. Не зря же он сорок лет проработал в больницах Детройта. Но промолчал.

— У меня очень важное дело, — добавил я. — Это единственный шанс не позволить им перехватить у Номера Один контроль над компанией.

Странное выражение появилось на лице отца.

— Ты говоришь о старом мистере Хардемане?

— Да.

Он задумался.

— Ты хочешь уехать только на один день?

Я кивнул.

— Боль не будет покидать тебя ни на минуту, — предупредил он.

— Снабди меня таблетками.

— Хорошо, — он тяжело вздохнул. — Я даю тебе один день. Полагаюсь на твое слово. Ты обязательно должен вернуться.

— Нет! — заверещала мама. — Нельзя отпускать его!

Он погубит себя! — она метнулась ко мне. — Моя деточка!

Отец протянул руку, останавливая ее.

— Дженни!

Мама в изумлении уставилась на него. Должно быть, раньше таким тоном он с ней не говорил.

— Не вмешивайся в мужские дела!

Сицилийские женщины знали свое место.

— Да, Джон, — смиренно ответила она. И добавила, глядя на меня, но обращаясь к нему:

— Он будет осторожен?

— Можешь в этом не сомневаться, — заверил ее отец.

В следующий раз я проснулся в салоне зафрахтованного «DC-9». Стюардесса смотрела на меня, рядом стоял Джанно.

— Через пятнадцать минут мы приземляемся в Финиксе, — любезно сообщила стюардесса.

— Подними меня, — попросил я Джанно.

Он наклонился, повозился с переносной кроватью, поднимая спинку.

— Так хорошо, Анджело?

— Отлично.

На высоте тридцать тысяч футов солнце светило куда ярче, чем в Детройте. Зажегся экран: «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ». Джанно наклонился надо мной. Проверил, застегнуты ли ремни, хорошо ли закреплены ножки кровати. Потом занял свое место, тоже пристегнул ремень.

Стюардесса направилась к кабине пилотов.

Хорошее настроение не покидало меня с самого утра.

Папа действительно все устроил, как и обещал после того, как я попросил Синди узнать расписание рейсов на Финикс и соединить меня с дядей Джеком.

— Не надо, — остановил ее отец. — Я все устрою.

— Но в Финиксе мне нужно быть сегодня.

— Будешь. А пока отдыхай. Я позвоню Джеку и сегодня же переправлю тебя в Финикс.

— Как же ты собираешься это сделать?

— Перестань волноваться, — ответил он. — Пора бы тебе знать, что с большими деньгами возможно многое.

После его ухода Синди нагнулась ко мне. Мама, сидевшая на стуле, не спускала с нас глаз.

— Пожалуй, я вернусь в отель и немного посплю. Я совсем без сил.

— Я бы не хотел, чтобы ты возвращалась в отель, — возразил я. — Они знают, что ты была со мной. Как бы с тобой чего не случилось.

— Ничего со мной не случится!

— Этого-то я и добиваюсь.

— Синди может остаться у нас, — предложила мама. — В комнате для гостей, в которой она провела и прошлую ночь.

Я посмотрел на Синди. Она кивнула.

— Я не хочу, чтобы кто-либо знал, где ты находишься, — добавил я.

— Хорошо, — согласилась Синди. — Я скажу Дункану, чтобы он помалкивал.

— Нет, ничего ему не говори. Не звони ни ему, ни кому-нибудь другому. Я не доверяю телефонам на заводе.

— Но я обещала сказать ему, как ты себя чувствуешь.

— Всю необходимую информацию он получит в справочной больницы. Ляг на дно, пока я не дам тебе знать.

— Она сделает все, как ты скажешь, — подала голос мама. — Правда, Синди?

— Да, — ответила та.

— Видишь? — возликовала мама. — Я же сказала тебе, что она хорошая девушка. Не волнуйся о ней. Я не отпущу ее от себя. Никто не узнает, где она.

Я кивнул.

— Спасибо, мама.

В палату вернулся отец.

— Все устроено, — объявил он, явно довольный собой. — Я переговорил с Джеком, и он ждет тебя в пять часов.

Он действительно обо всем позаботился. Машина «скорой помощи» доставила меня на летное поле, прямо к зафрахтованному самолету. Меня сопровождал Джанно.

Через пять минут после взлета он наклонился ко мне со шприцем в руке.

— Это еще что? — пробурчал я.

— Снотворное. Dottore хочет, чтобы ты отдыхал до самого Финикса.

— Я и так буду отдыхать.

— Dottore велел мне развернуть самолет, если ты не будешь слушаться.

— Ладно, — не стал я спорить. — Коли.

Отец научил его пользоваться шприцем. Я уснул еще до того, как игла вышла из моей задницы.

«Скорая помощь» поджидала нас у трапа, и тридцать — пять минут спустя мы въехали в Парадиз-Спрингс.

Через отдельный вход мою кровать вкатили в кабинет дяди Джека. Из окон открывался прекрасный вид на изумрудное поле для гольфа.

Дядя Джек смотрел на меня, пока Джанно поднимал спинку. Поднялся из-за стола, направился ко мне.

Я широко улыбнулся.

— Добрый день, дядя Джек, — я протянул руку.

Как обычно, он ее крепко пожал.

— Привет, Анджело, — и повернулся к Джанно. — Рад снова видеть тебя, Джанно.

Тот поклонился.

— И я рад, eccellenza, — он направился к двери и скрылся за ней.

Дядя Джек подождал, пока за ним закроется дверь.

Пододвинул к кровати стул, сел.

— Ты всегда путешествуешь в таком виде? — он улыбнулся.

— Нет, — рассмеялся я. — Лишь когда слишком устаю и не в силах вылезти из постели.

— Отец говорил, что тебе крепко досталось, — он продолжал улыбаться. — Тебе следовало научиться уворачиваться.

— Я попытался. Но напоролся на другой кулак.

Улыбка сползла с его лица. Выражение изменилось, стало суровым, даже хищным.

— Кто это сделал?

— Не знаю, — тут я выдержал паузу. — Но могу догадаться.

— Я тебя слушаю.

Я рассказал обо всем, с самого начала. От первого телефонного звонка Номера Один почти три года назад. Не опуская никаких подробностей, личных или профессиональных, зная, что он все равно спросит о них. Через полчаса я дошел до утреннего разговора с отцом.

Он умел слушать, и если прервал меня, то раз или два, когда возникала какая-то неясность. Когда я замолчал, он встал, потянулся. Выглядел он прекрасно, на сорок с небольшим, хотя до седьмого десятка оставалось совсем немного.

— Я бы чего-нибудь выпил.

— Я тоже.

— Заказывай.

— Канадское виски со льдом.

Дядя Джек рассмеялся.

— Отец так и сказал, но мне разрешено налить тебе две капли коньяка.

— Ему виднее, — согласился я.

Он нажал кнопку на столе, и часть стены сдвинулась, открывая бар. Налил коньяк в два маленьких стаканчика, один передал мне.

— За ваше здоровье, — коньяк обжег мне горло. Я закашлялся и скривился от боли.

— Коньяк надо пить маленькими глотками, а не залпом, — и дядя Джек продемонстрировал, как это делается. — Твою историю я выслушал. Теперь говори, что тебе от меня нужно.

— Помощь, — коротко ответил я.

— В чем именно?

— Во-первых, необходимо выяснить, где Симпсон брал деньги на кампанию, развернутую против нас.

Если он получал их законным путем, вопросов у меня не будет. Если от кого-либо в нашей компании, я должен знать об этом. Во-вторых, мне нужна предсмертная записка, которую Лорен Третий хранит в сейфе у себя дома.

— Какая тебе от нее польза?

— Еще не знаю. Но предчувствую, что она — ключ ко всему, если она действительно существует.

— Ты просишь не так уж и много, — он задумался. — Чтобы я поработал детективом и медвежатником.

Я промолчал.

— Сколько у нас есть времени?

— Вечер понедельника — крайний срок. Вся информация должна быть у меня до заседания держателей акций компании. Оно намечено на утро во вторник. Это наш последний шанс.

— Ты понимаешь, что предлагаешь мне принять участие в противозаконном действе, полностью отдавая себе в этом отчет. Такого со мной еще не случалось. Всю жизнь я был адвокатом и защищал клиентов после того, как они что-то сделали.

— Я это знаю.

— И все равно обращаешься ко мне с этой просьбой?

— Да.

— Почему?

— Вы — адвокат и не должны задавать таких вопросов, — я смотрел ему в глаза. — Вы заключили пожизненный контракт с дедом на ведение всех моих дел. Это одно из них.

Пусть не сразу, но он кивнул.

— Ты прав. Посмотрим, что я смогу сделать. Ничего не обещаю. Мои связи в Детройте, возможно, не так надежны, как прежде.

— Меня это вполне устраивает, дядя Джек, — ответил я. — Благодарю.

Он глянул на часы.

— Пора отправлять тебя обратно на самолет. Уже восьмой час, а я обещал отцу, что в это время ты уедешь.

— Со мной все в порядке, — солгал я. Боль пульсировала во всем теле.

— Где ты будешь в девять вечера в понедельник? — спросил дядя Джек.

— В больнице или дома. В зависимости от того, что скажет отец.

— Ясно. В девять вечера, где бы ты ни был, к тебе придет человек. Или отдаст то, что тебе нужно, или скажет, что дело не выгорело.

Дядя Джек прошел к двери, открыл ее. Джанно стоял в шаге от нее.

— Джанно, можешь везти его домой.

— Si, eccellenza, — Джанно достал металлическую коробочку из нагрудного кармана. Сорвал бумажную оболочку с одноразового шприца, начал наполнять его из ампулы.

— Я понимаю, почему твой отец позволил тебе прилететь сюда в таком состоянии, — промолвил дядя Джек. — Неясно мне другое: зачем ты это делаешь, какой тебе от этого прок?

— Деньги прежде всего. Эти акции будут стоить никак не меньше десяти миллионов долларов.

— Это не ответ, — он покачал головой. — У тебя уже в пять раз больше денег, но ты никогда не обращал на них никакого внимания. Должна быть другая причина.

— Может быть, потому, что я дал старику слово построить новый автомобиль. И не могу считать свою работу законченной, пока он не сойдет с конвейера.

Дядя Джек посмотрел на меня. В его голосе слышалось одобрение.

— Вот это больше похоже на правду.

Тут и я задал ему вопрос.

— Вы сказали, что знаете, почему папа позволил мне приехать сюда. Почему?

— Я думал, ты в курсе, — ответил он. — Старик Хардеман устроил его на работу в больницу после того, как все ему отказали, не желая иметь дело с сыном твоего деда.

— Повернись чуть на бок, — попросил Джанно.

Автоматически я повернулся, не отрывая взгляда от дяди Джека. Почувствовал укол в ягодицу.

— Добро не пропадает, не так ли? — и тут же дядя Джек расплылся у меня перед глазами.

Папа снабдил Джанно прекрасным лекарством. Проснулся я лишь в девять утра следующего дня в своей палате в Детройте.

Глава 10

В субботу днем я уже не находил себе места. Боль стихла настолько, что я вполне обходился аспирином. И кружил по палате, словно посаженный в клетку дикий зверь. Переключал телевизионные программы, без конца крутил диск настройки радиоприемника, пока тот не отвалился. Тут уж медицинская сестра не выдержала и побежала за моим отцом.

Он явился десять минут спустя. Оглядел меня с головы до ног.

— В чем дело?

— Я хочу на волю!

— Хорошо.

— Хватит меня тут держать, — я его не слушал. — Я свое отсидел.

— Если б ты слушал меня, а не себя, то заметил бы, что я сказал «хорошо».

Я вылупился на него.

— Ты серьезно?

— Одевайся. Я зайду за тобой через четверть часа.

— А как же повязки?

— Ребра останутся стянутыми еще несколько недель, а бинты на голове и лице мы заменим пластырем, — он улыбнулся. — Все хорошо. Сегодня утром я посмотрел рентгеновские снимки. Ты идешь на поправку. А мамино чудо-лекарство, макароны, окончательно поставит тебя на ноги.

Разумеется, мама заплакала, когда я вошел в дом Джанно и папа последовали ее примеру. Я посмотрел на Синди, стоявшую за маминой спиной. И у нее на глазах блестели слезы.

Я широко улыбнулся, подмигнул ей.

— Вижу, мама учила тебя, как в подобных ситуациях должно вести себя итальянке.

Синди скорчила гримаску и отвернулась. Когда же она вновь посмотрела на меня, слезы исчезли.

— Она также показала мне, как готовить соус для спагетти. Мы с утра на кухне. После того, как твой отец позвонил и предупредил, что сегодня ты приедешь домой.

Я повернулся к отцу.

— Мог бы сказать и мне, папа.

Он улыбнулся.

— Сначала я хотел убедиться. Что тебя можно отпустить.

— Джанно, помоги ему подняться наверх, — распорядилась мама.

— Si, signora.

— Раздень его и уложи в постель. Пусть он отдыхает до обеда.

— Мама, я же не ребенок, — запротестовал я. — И управлюсь сам.

Мама и слушать не стала.

— Джанно, не обращай внимания на его слова. Иди с ним.

Я двинулся к лестнице, Джанно — за мной.

— И не разрешай ему курить в постели, — добавила мама. — Он спалит весь дом.

Уже на первых ступеньках я понял, что сил у меня не так уж и много. Так что помощь Джанно принял с благодарностью. И заснул, как только оказался в кровати.

Синди заглянула ко мне перед самым обедом, когда мама пыталась влить в меня стаканчик бальзама.

Я проглотил половину, скривился, чуть не подавившись, вкус-то был отвратительный.

— Больше не хочу.

— Надо выпить все, — настаивала она. — Бальзам куда полезней таблеток.

Я все еще держал стаканчик в руке, не желая допивать его содержимое. Мама повернулась к Синди.

— Заставьте его выпить все до дна. А мне пора на кухню, ставить воду для макарон, — она двинулась к двери, на полпути обернулась. — Пусть обязательно выпьет до обеда.

— Хорошо, миссис Перино, — кивнула Синди и повернулась ко мне, едва мама вышла в коридор. — Ты слышал, что сказала мать, — на губах Синди заиграла улыбка. — Пей до дна.

— Она у меня замечательная, не правда ли? Ее беда в том, что она верит мне, когда я говорю, лучшая подруга мужчины — его мать.

— Я не встречала таких, как она, — в голосе Синди слышалась зависть. — Или твой отец. Деньги никоим образом не изменили их. Они волнуются лишь друг о друге.

И о тебе. Настоящие, живые люди.

— Все равно не буду пить это дерьмо.

— Выпьешь как миленький, — она смотрела мне в глаза. — Хотя бы для того, чтобы не огорчать ее.

Я проглотил остатки бальзама. Меня аж перекосило:

— О господи, ну и гадость, — и отдал ей стакан.

Она молчала, не сводя с меня глаз.

Я покачал головой.

— Вижу, мама произвела на тебя впечатление.

— Ты даже не представляешь, какой ты счастливчик, — сказала она серьезно. — У моей семьи больше денег, чем у вашей. Гораздо больше. А мои отец и мать ни разу не дали мне знать, что им известно о моем существовании.

Я удивился. О своих родственниках она никогда не вспоминала. — Ты слышал о «Моррис Майнинг»? — неожиданно спросила Синди.

Я кивнул. Разумеется, слышал. Теперь я понял, почему деньги ничего для нее не значили. «Моррис Майнинг» стояла вровень с «Кеннекотт Коппер» или «Анакондой». Мне даже принадлежала тысяча акций этой корпорации.

— Мой отец — председатель совета директоров.

Брат — президент. Он на пятнадцать лет старше меня. Я появилась нежданно-негаданно, и всю жизнь меня преследовало чувство, что мое рождение их не порадовало.

Во всяком случае меня быстренько спровадили в лучшие частные школы. Дома я не жила с пяти лет.

Я подумал о том, сколь разительно мое детство отличалось от ее. И согласился с ней. Мне действительно повезло. Я поднял руки, признавая свое поражение.

— Хорошо, крошка, тебе я сознаюсь. Я люблю их всем сердцем.

— Ты мог бы этого и не говорить, — ответила Синди. — Все и так видно. Ты пришел домой, когда тебе стало плохо. Я в подобных ситуациях бегу подальше от дома.

В открытую дверь постучали. На пороге возник Джанно.

— La signora послала меня, чтобы я помог тебе одеться и спуститься в столовую.

Я расправил простыню на ногах, улыбнулся Синди.

Она сразу поняла, о чем я думаю. Мама полностью вошла в роль.

До обеда оставался еще час. Одеться я мог и позже. Но благовоспитанным девушкам не следует проводить слишком много времени в спальнях итальянских юношей. Правила приличий этого не дозволяли.

За обедом, к полному моему изумлению, выяснилось, что я голоден, как волк. Я ел все: макароны, щедро политые соусом, сосиски, зеленые перчики, помидоры, нежные мясные тефтели.

— Тебе нравится соус? — спросила мама.

Я кивнул с полным ртом.

— Соус потрясающий.

— Его приготовила она. Все делала сама.

Я посмотрел на Синди. Соус показался мне чересчур сладким, но, к счастью, я не успел произнести эту мысль вслух.

— Твоя мама мне льстит, — потупилась Синди. — Я лишь клала в кастрюльку то, что она мне давала, и помешивала соус, чтобы он не подгорел.

Мне следовало догадаться об этом и самому.

— Соус очень хороший, — похвалил я и маму, и Синди.

— Если она поживет у нас еще несколько недель, — твердо заявила мама, — я научу ее готовить все сицилийские блюда.

Мамины макароны действовали лучше всякого снотворного. Через полчаса после обеда глаза у меня начали слипаться, хотя по телевизору показывали веселенькую комедию. И я отправился наверх, спать.

На следующее утро, в воскресенье, нарушился привычный для нашей семьи распорядок дня. Обычно все, включая Джанно, ходили к десятичасовой мессе. Но в этот раз мама не захотела оставлять меня одного.

Поэтому Джанно ушел в церковь к девяти часам, а по его возвращении туда отправились родители. Однако я не нашел в доме и Синди. А Джанно с веселыми искорками в глазах по секрету сказал мне, что она ушла с ними.

Я поднялся к себе. Теперь-то я точно знал, что выздоравливаю. Жуть как хотелось трахнуться. Но мама твердо стояла на страже нравственности.

Я, должно быть, задремал, потому что, открыв глаза, увидел стоящего у кровати отца.

Он наклонился и поцеловал меня.

— Если ты не возражаешь, мы можем спуститься в мой кабинет, и я сниму повязки.

— С удовольствием.

В смотровой он осторожно размотал бинт на голове, снял пластыревые нашлепки с носа, подбородка, скулы, левого уха.

Взял какую-то бутылочку, смочил ватный тампон.

— Будет немного щипать, но я должен продезинфицировать ранки.

Щипало, конечно, ужасно. Но недолго. Закончив, он пристально осмотрел мое лицо.

— Заживление идет достаточно быстро. Когда у тебя будет свободное время, слетаешь в Швейцарию. Доктор Ганс без хлопот избавит тебя от всех нежелательных последствий.

Я подошел к зеркалу над раковиной. На меня глянуло знакомое лицо.

На душе сразу стало легко. Я узнал себя. А с тем, прежним, лицом мне все время казалось, что я — это не я. И глаза уже не выглядели старыми. Они принадлежали именно этому лицу.

— Привет, Анджело, — прошептал я.

— Привет, Анджело, — эхом отозвалось лицо.

— Что ты сказал? — переспросил отец.

Я повернулся к нему.

— К доктору Гансу я не полечу. Хочу остаться с таким лицом. Оно — мое.

В понедельник утром я проснулся комком нервов. И потом не находил себе места. Особенно прочитав утреннюю газету.

Статью дали на первой полосе. Вместе с фотоснимком. Обгорелые развалины до пожара были домом. Заголовок гласил:

«ЗАГАДОЧНЫЙ ВЗРЫВ И ПОЖАР УНИЧТОЖИЛИ ДОМ И ТИПОГРАФИЮ НА МИЧИГАН-АВЕНЮ».

Еще не прочтя первой строчки, я догадался, о чем пойдет речь в статье. Прошлой ночью после полуночи раздались два мощных взрыва, от которых в домах, расположенных в трех соседних кварталах, вылетели стекла. В последовавшем пожаре полностью сгорели типография «Марк Эс принтинг компания, штаб-квартира НАБА и сорок автомашин, находившихся на примыкающей к зданию стоянке. Все попытки найти Марка Симпсона, президента НАБА, которому принадлежали и типография, и сгоревшие автомашины, не увенчались успехом. Репортер позвонил мистеру Симпсону домой, где его уведомили, что тот в отъезде и в данный момент связаться с ним не представляется возможным. Полиция и пожарная охрана ведут расследование, пытаясь установить, не было ли поджога. К счастью, ни в здании, ни на автостоянке никого в ту ночь не было, так что обошлось без человеческих жертв.

Новость эта не принесла мне успокоения. Я даже подумал, не перестарались ли те, с кем переговорил дядя Джек. Но я отогнал от себя эту мысль. Уж кто-кто, а дядя Джек знал, с какого конца подходить к таким делам.

Однако с каждым часом нервозность моя возрастала.

Я поднялся в свою комнату, попытался уснуть, но не смог даже сомкнуть глаз. Пришлось вернуться вниз.

Включил телевизор. Шла трансляция футбольного матча. Но я не следил за перипетиями игры, лишь тупо смотрел на экран, выкуривая сигарету за сигаретой. Наконец выключил телевизор, вновь поднялся наверх, улегся на кровать и уставился в потолок, положив руки под голову.

Я услышал, как открылась дверь, но не повернул головы. Отец подошел к кровати. Я молчал.

— Тебе нельзя так нервничать.

— Ничего не могу с собой поделать.

— Давай я сделаю тебе укол, и ты поспишь.

— Нет.

— Тогда прими пару таблеток. Они успокоят тебя.

— Я хочу побыть один, папа.

Он повернулся и направился к двери. Я сел, спустил ноги на пол.

— Папа!

Он повернулся.

— Извини, папа.

Он кивнул.

— Я понимаю, Анджело, — и вышел из комнаты.

За обедом я лишь поковырялся в тарелке, а затем поднялся к себе.

В восемь тридцать я спустился вниз, устроился в гостиной. Из библиотеки долетали звуки телешоу. Без четверти девять зазвонил телефон. Я схватил трубку.

Звонил Дональд — слуга, камердинер, помощник Номера Один.

— Мистер Перино?

— Да, — я ожидал услышать не его голос.

— Мистер Хардеман попросил узнать у вас, сможете ли вы присутствовать на совещании держателей акций и заседании совета директоров, намеченных на завтра.

— Смогу, — коротко ответил я.

— Благодарю, я ему передам. Спокойной ночи, — чувствовалось, что он уже собрался положить трубку.

— Одну минуту! — остановил я его. — Могу я поговорить с мистером Хардеманом?

— К сожалению, нет, сэр. Мистер Хардеман уже спит.

Нам пришлось сделать остановку в Пенсаколе, и мы только что прибыли. Мистер Хардеман очень устал и сразу же лег спать.

— Хорошо, Дональд. Благодарю, — я опустил трубку на рычаг, недоумевая, как старику такое удается. Я бы уж точно не заснул.

Но тут я вспомнил где-то прочитанные строки о том, что генерал Грант перед каждой большой битвой обязательно спал часок-другой. Виски и сон, считал он, придавали ему сил.

Спать я не мог, но мысль насчет виски мне понравилась. Я посмотрел на часы — без пяти девять, и двинулся к бару.

Ровно в девять, когда я наливал себе второй стаканчик, в дверь позвонили. Джанно пошел открывать, но я опередил его.

На пороге стоял мужчина в пальто с поднятым воротником, в низко надвинутой на глаза шляпе, так что лица его я разглядеть не мог.

— Мистер Анджело Перино? — спросил незнакомец.

— Да.

— Это вам, — он сунул мне в руки большой конверт из плотной бумаги. — Передайте судье наши наилучшие пожелания.

— Благодарю вас, — но он уже сбегал по ступеням и нырнул в открытую дверцу автомобиля, стоявшего на подъездной дорожке с работающим мотором.

Автомобиль рванул с места до того, как дверца захлопнулась.

Я закрыл дверь, вернулся в гостиную, снял резинку, перетягивающую конверт. В нем оказались две папки.

Я уселся на диван. Раскрыл первую. Письмо, которое я просил добыть из сейфа Лорена. Я быстро прочитал его.

Слово в слово как и говорила Бобби. Закрыл первую папку и перешел ко второй.

В ней было все, о чем я мог только мечтать, и даже больше. Фамилии, даты, места встреч. Даже фотокопии получаемых им чеков. Симпсон, похоже, был фанатиком учета. А может, в будущем намеревался шантажировать Лорена. Последнее, пожалуй, больше соответствовало действительности.

Внезапно я поднял голову. Все стояли в гостиной, озабоченно глядя на меня. Папа, мама, Синди. Даже Джанно, притулившийся у дверного косяка.

— Ты получил то, что хотел? — спросил папа.

Я широко улыбнулся. Тревога разом оставила меня. Я подпрыгнул, поцеловал папу, Синди, закружил маму по комнате.

— Эй, папа! — я повернулся к нему. — Кто говорит, что дедушка не приглядывает за нами?

Мама перекрестилась.

— Он на небесах, среди ангелов, — промолвила она. — И никогда не бросит своих детей.

Глава 11

С перетянутыми ребрами я не мог вести машину, поэтому Синди привезла меня в половине девятого к административному корпусу.

— Мне приехать за тобой? — спросила она.

Морщась, я вылез из кабины. Не так-то легко сгибаться пополам с двумя сломанными ребрами.

— Нет, возвращайся в отель. Я поймаю такси и заеду за тобой перед обедом.

— Отлично, — она улыбнулась, и «мазерати» отвалил от тротуара.

Секретарша еще не пришла, что вполне меня устроило. На ее машинке я отпечатал несколько строк и уже вынимал лист из каретки, когда без десяти девять она открыла дверь приемной.

— Доброе утро, мистер Перино. Как вы себя чувствуете? Лучше?

— Гораздо лучше, — я расписался на листе, сложил его вчетверо, убрал во внутренний карман пиджака.

— Мы все были в ужасе, узнав, что произошло.

— Я тоже не в восторге от случившегося, — я подхватил «дипломат». — Я буду в кабинете Номера Один.

— Не забудьте, что в девять часов совещание держателей акций.

— Не забуду, — пообещал я, хотя напоминаний мне и не требовалось.

Номер Один еще не прибыл.

— Он немного задержится, — сообщила секретарша. — Собирался заехать в одно место.

Я вернулся к себе, выпил чашечку кофе, а ровно в девять вошел в зал заседаний совета директоров. Все в сборе, за исключением Номера Один.

Лорен Третий постучал молоточком по столу. Шум разом стих.

— Мне только что передали, что мой дед задерживается на несколько минут. Пока мы его ждем, я хочу сообщить вам о некоторых процедурных изменениях, связанных только с сегодняшними заседаниями владельцев акций и совета директоров компании. Эти изменения доведены до моего деда, и он не высказал никаких возражений.

Лорен Третий помолчал, оглядывая сидящих за столом. Наверное, меня он узнал не сразу, потому что вновь посмотрел на меня, прежде чем его взгляд перешел к сидящему рядом со мной.

— И держатели акций, и директора приглашаются на оба заседания. На первом — держателей акций — директора, таковыми не являющиеся, пересядут от стола на другие места, приготовленные им в этом зале. У стола останутся только непосредственные держатели акций и попечители «Фонда Хардемана», обладающие правом голоса по акциям, принадлежащим фонду. Я бы хотел представить их руководству компании.

Он выдержал короткую паузу.

— Моя сестра, Энн Элизабет Алехина.

Энн, прекрасно выглядевшая, в отлично сшитом парижском костюме, поднялась, степенно кивнула, а затем вновь села по правую руку брата.

— Я также должен добавить, что моя сестра будет сама голосовать по принадлежащим ей акциям.

Справа от нее доктор Джеймс Рэндолф, исполнительный директор фонда. Рядом с ним профессор Уильям Мюллер, административный директор фонда. Держатели акций, если будет на то их желание, могут пригласить на наше заседание адвоката. Но этот адвокат не имеет права обращаться к кому-либо из держателей акций, за исключением своего клиента или клиентов.

Вновь последовала пауза.

— На заседании совета директоров все будет наоборот. Держатели акций, не являющиеся директорами компании, займут места в зале, а директора подсядут к столу, чтобы незамедлительно перейти к обсуждению вопроса, ради которого мы и собрались. Если директора, не имеющие акций, выйдут из-за стола, мы сможем начать совещание держателей акций, как только прибудет мой дед.

Задвигались стулья, присутствующие в зале заседаний перестраивали ряды. За столом остались пятеро: Лорен Третий, Энн, оба попечителя фонда и я.

Четверо сидели рядом, я — на другом конце стола, превратившегося в разделяющее нас поле битвы. Директора, занявшие места в зале, тихонько переговаривались между собой. Поневоле у меня возникло ощущение, что они — зрители, а мы — гладиаторы Древнего Рима.

Едва начала открываться дверь, как все разговоры стихли. Номер Один вкатился первым, за ним следовали Алисия, высокая, седоволосая, удивительно красивая женщина, которую я видел впервые, и Арти Роберте.

Номер Один на секунду замер, огляделся, а затем направил кресло к столу. Арти убрал стул, чтобы Номер Один мог подъехать вплотную. По знаку старика женщины сели за стол рядом с ним. Арти расположился за его спиной.

Лорен Третий побледнел, сердито посмотрел на деда.

Энн же выпорхнула из-за стола, направилась к нему. С неохотой Лорен Третий последовал за ней.

Энн остановилась около седовласой женщины. Тепло поцеловала ее в щеку.

— Мама! Вот уж не ожидала увидеть тебя здесь. Ты могла бы предупредить нас о приезде.

Теперь я понял, кто эта удивительная женщина. Жена адмирала Хью Скотта. Неудивительно, что Лорен Третий злился на деда. Привести на совещание его бывшую жену и мать!

Энн чмокнула в щечку и Алисию.

— Рада видеть тебя здесь.

Затем молча поцеловала деда и вернулась на свое место. Лорен сухо поцеловал мать в щеку, кивнул Алисии и прошествовал на свое место, даже не поздоровавшись с дедом.

Поднял молоточек и решительно постучал.

— Заседание держателей акций «Вифлеем моторс компани инкорпорейтед» считаю открытым. Но прежде чем мы перейдем к обсуждению повестки дня, председатель хотел бы знать, чем вызвано присутствие за этим столом миссис Скотт и миссис Хардеман. Насколько известно председателю, право голоса по акциям миссис Хардеман принадлежит ему, а миссис Скотт вообще не имеет акций компании.

Арти наклонился вперед, вложил в руку Алисии какую-то бумагу, что-то прошептал ей на ухо. Она кивнула и встала.

— Мистер председатель!

— Да, миссис Хардеман.

И она отчеканила все то, что шептал за ее спиной Арти:

— Прошу председателя принять заявление, в котором указано, что я возвращаю себе право голоса, ранее переданное другому лицу, — выложила на стол бумагу и подтолкнула ее поближе к своему бывшему мужу.

Лорен взял документ, просмотрел и передал Дэну Уэйману, расположившемуся за его спиной, который в свою очередь препроводил заявление адвокату компании. Заговорил он до того, как адвокат ознакомился с содержанием документа.

— Мне представляется, что подобная передача права голоса незаконна, противоречит заключенному ранее соглашению и недействительна на данном заседании Арти что-то быстро зашептал на ухо Алисии. Та, не поднимаясь на этот раз, лишь наклонилась вперед.

— Как держатель акций я согласна на перенос сегодняшнего заседания на более поздний срок, с тем чтобы суд разрешил возникшее противоречие. Полагаю, я имею полное право голосовать по собственным акциям, во всяком случае, прав у меня ничуть не меньше, чем у фонда, который при аналогичных обстоятельствах вернул себе право голоса по принадлежащим ему акциям.

Лорен повернулся, пошептался с адвокатом компании. Мгновением позже посмотрел на нас. Пренебрежительно повел плечами. Всего пять процентов. С акциями фонда перевес оставался на его стороне. Пятьдесят пять процентов.

— Председатель согласен с передачей права голоса по этим акциям. Но по-прежнему возражает против присутствия миссис Скотт.

После этих слов бумагу выложил Номер Один.

— В соответствии с правами, закрепленными за мной уставом «Фонда Хардемана», я могу назвать моего преемника на место попечителя фонда, если я сложу с себя эти полномочия. Что я и сделал. В этом документе все написано. Отныне миссис Скотт — попечитель «Фонда Хардемана».

Лорен взял документ, протянул его исполнительному директору фонда. Тот вернул документ, согласно кивнув.

— Фонд признает права нового попечителя, и председателя радует ее личное присутствие за этим столом.

Миссис Скотт улыбнулась.

— Спасибо, Лорен.

Он кивнул. В конце концов ему от этого ни холодно ни жарко. Четыре голоса попечителей по-прежнему его.

— Надеюсь, теперь мы можем перейти к делу? — язвительно спросил Лорен.

Номер Один согласно кивнул.

— Полагаю, что да, внучек.

Лорен оглядел стол. Кивнули все, кроме меня.

— Мистер председатель, — разлепил я губы.

— Да, мистер Перино.

— Прежде чем мы перейдем к обсуждению намеченных вопросов, я бы попросил провести закрытое совещание тех держателей акций, которые являются или являлись членами семьи Хардеманов.

Даже Номер Один удивленно глянул на меня.

Лорен же просто не понимал, к чему я клоню.

— Это странная просьба, мистер Перино.

— С учетом имеющейся в моем распоряжении конфиденциальной информации просьба эта вполне резонна.

Так как она касается некоторых членов семьи Хардеманов, я полагаю, нет смысла знакомить с ней посторонних.

— Может ли председатель предварительно ознакомиться с этой информацией, чтобы оценить весомость вашей просьбы?

— Естественно, — я открыл «дипломат», достал две папки, отделил оригиналы от ксерокопий, которые снял утром, протянул последние Лорену.

Несколько секунд он смотрел на них. Лицо его поменяло окраску: из пунцово-красного стало мертвенно-белым. Наконец он поднял на меня глаза.

— Шантажом меня не проймешь! Я действовал на благо компании!

— Дай мне взглянуть, — попросил Номер Один.

Лорен сердито швырнул бумаги деду. Тот не спеша ознакомился с их содержимым, посмотрел на меня. В его глазах я прочитал такую душевную боль, что даже пожалел старика. Все-таки внук, своя плоть и кровь.

Номер Один оглядел зал заседаний.

— Полагаю, нам лучше обсудить этот вопрос в кругу семьи. Пройдемте в мой кабинет.

На этом заседание держателей акций и закончилось.

Глава 12

— Я думаю, мы должны знать, каким образом к тебе поступила эта информация, — сказал Номер Один из-за своего стола.

— Вчера вечером, в девять часов, в дверь моего дома позвонил какой-то человек и спросил, я ли Анджело Перино.

Получив утвердительный ответ, он сунул мне в руки эти бумаги со словами: «Это для вас» и растворился в ночи.

Разумеется, я сказал не всю правду, но во всяком случае мне не пришлось лгать.

— Ты знаешь этого человека? Видел его раньше? — продолжил допрос Номер Один.

— Нет, — я покачал головой.

— Ты говоришь, что это письмо — предсмертная записка моего сына? — голос Номера Один дрогнул.

— Черт побери, дед! — неожиданно взорвался Лорен Третий. — Ты и сам это знаешь. Уж его-то почерк тебе знаком. А может, тебе не хочется узнавать его, потому что написано там о тебе? — он глубоко вздохнул. — Я не представляю себе, как это письмо попало к Анджело, но со дня смерти отца я хранил его в домашнем сейфе. Чтобы никто не прознал, как ты довел собственного сына до самоубийства.

И тут Лорен Третий заплакал.

— О боже, если бы кто знал, как я ненавидел тебя за это! И ненависть моя возрастала каждый раз, когда перед моим мысленным взором возникал отец, лежащий на полу в библиотеке со снесенной выстрелом головой. Но тем не менее до конца я поверить в это не мог. Я помнил, как ты играл с нами маленькими. Но когда началась возня с «бетси», все вернулось. Ты обращался со мной так же, как когда-то с отцом. Но я принял решение. Со мной тебе не удастся то, что ты сделал с ним. Скорее я уничтожу тебя! — и он закрыл лицо руками.

— И ты абсолютно уверен, что твой отец застрелился из-за меня? — ровным голосом полюбопытствовал Номер Один.

Лорен Третий уже совладал с нервами. Посмотрел на деда.

— Конечно, уверен. Я знаю, как он кончил. А в письме есть все, кроме имени. И я вижу, как ты ведешь себя по отношению ко мне.

— А у тебя не возникало мысли, что твой отец имел в виду другого человека? — продолжил Номер Один.

— Так он мог писать только о тебе! — отрезал Лорен Третий.

Номер Один взглянул на миссис Скотт.

— Правда всегда выходит наружу. Особенно если живешь слишком долго.

Она посмотрела на него, потом на сына, чувствовалось, что она очень любит их обоих.

— Твой дед говорит правду, Лорен. В этом письме речь идет не о нем.

— Ты просто защищаешь его, — не хотел верить ей Лорен. — Я слышал истории о вашем романе, мама. И знаю, какие чувства ты питала к нему. Воспоминания детства не забываются.

— Лорен, твой отец… — миссис Скотт запнулась.

— Салли! — попытался остановить ее Номер Один. — Позволь мне самому.

Но миссис Скотт словно и не услышала его.

— Лорен, — повторила она, — твой отец был гомосексуалистом. Несколько лет он жил с мужчиной, который работал у него, с Джо Уорреном. Это был отвратительный человек, и мы думали, что с его смертью все кончится. Но ошиблись. Оказалось, что этот Уоррен вел скрупулезный дневник отношений с твоим отцом, в том числе хранил у себя компрометирующие твоего отца фотографии. Все это попало в руки не менее бесчестного человека. Долгие годы он шантажировал твоего отца, получая от него деньги, но в конце концов тот не выдержал и пустил себе пулю в лоб. Его самоубийство потрясло нас не меньше, чем тебя, и мы долго не могли понять причину такого поступка. Но даже смерть твоего отца не остановила шантажиста. Он пришел к твоему деду. Я помню его слова. Он благодарил Бога, что шантажист обратился к нему, а не к тебе. И ты ничего не узнал о прошлом отца. Твой дед позаботился о том, чтобы шантажист сел в тюрьму, а все фотографии и негативы были уничтожены. И пришлось заплатить немало денег, чтобы сведения эти не стали достоянием общественности. Заботился он не столько о себе, сколько о благополучии твоем и твоей сестры. Ибо, несмотря на все разногласия, он любил своего сына и хотел уберечь от позора память о твоем отце.

Лорен Третий посмотрел на нее, потом на деда.

— Это правда?

Номер Один медленно кивнул.

Лорен Третий вновь закрыл лицо руками. Я оглядел кабинет: я был единственным посторонним. Остальные были Хардеманами, нынешними или прежними.

Зазвонил телефон. Номер Один даже не шевельнулся, но телефон не унимался. Наконец он-таки снял трубку.

— Да, — бросил раздраженно. Послушал, повернулся к Алисии. — Это тебя.

Алисия, все еще утирая глаза платком, подошла к столу, остановилась у стула, на котором сидел Лорен Третий, взяла трубку.

— Миссис Алисия Хардеман слушает.

Из трубки послышался чей-то возбужденный голос.

Слов, разумеется, мы не разобрали.

— Да, — промолвила Алисия. — Да, да. Поцелуйте от нас их обоих, — она положила трубку на рычаг. — Лорен.

Он поднял голову.

— Да, Алисия, — безжизненный, мертвый голос. — Все-то я испортил. Где только мог.

— Нет, Лорен. Я не об этом. Звонил Макс.

— Макс? — повторил он, явно не понимая, о ком речь.

— Да! — воскликнула Алисия. — Макс. Муж нашей дочери. Он звонил из Швейцарии. Бетси только что родила сына! Оба чувствуют себя хорошо! Лорен, ты только подумай! — от восторга у нее перехватило дыхание. — Мы — бабушка и дедушка!

И все они вновь стали единой семьей. Поцелуи, слезы, смех, для другого не осталось места.

Я молча встал, вышел из кабинета Номера Один, зашагал к своему. Оказалось, что столь бурно выражают свои чувства не только итальянцы.

Полчаса спустя в мой кабинет вкатился Номер Один.

Захлопнул за собой дверь, уставился на меня.

Я молча наблюдал за ним.

— Ты уволен! — возвестил он после короткой паузы.

— Я знаю. Не сомневался в этом с самого утра, — достал из внутреннего кармана пиджака заявление об отставке, вышел из-за стола, отдал ему.

Он развернул лист, прочитал, пристально всмотрелся в мое лицо.

— Клянусь Богом, ты действительно знал.

Я кивнул.

— Тебе известна и причина?

Снова я кивнул.

— Скажи мне.

— Победы от меня не ждали. Наоборот, расчет был на мое поражение.

— Это точно, — мрачно подтвердил он. — Я потерял сына и не хотел терять внука. Но если ты знал, что победителем должен стать он, почему не уступил?

— Потому что не могу иначе. Сдаваться не в моих правилах.

— Так ты на меня не сердишься?

— Разумеется, нет.

Вновь он всмотрелся в меня.

— Кстати, и ты на этом деле кое-что приобрел. Твои акции будут стоить двенадцать миллионов долларов, когда в следующем году мы станем акционерным обществом.

— Разумеется, — я сунул руку в карман. — У меня есть кое-что для вас, — и положил ему на ладонь золотые запонки-»сандансеры».

Он посмотрел на них.

— С «сандансером» ты тоже провел меня. Почему изменил название нового автомобиля с «бетси джетстар» обратно на «сандансер»?

— Потому что долгие годы это был слишком хороший автомобиль, чтобы разом отказаться от него.

После короткого раздумья Номер Один кивнул.

— Пожалуй, ты прав.

Неторопливо он вынул запонки из рукавов, заменил их золотыми «сандансерами». Прежние сунул в карман.

Вновь посмотрел на меня.

— Пожалуй, ты прав, — повторил он.

Я подержал ему дверь, а когда он выкатился в коридор, вернулся к столу, чтобы собрать свои вещи.

Синди вышла в прихожую, когда я открыл дверь номера.

— Я поставила портативный «джакузи» и налила в воду твой любимый шампунь.

Последовала за мной в ванную, взяла одежду.

— Я все узнала из двенадцатичасового выпуска новостей.

— Еще бы. Автомобильные новости путешествуют быстро.

Я оперся о стену. Не так-то легко залезать в ванну со сломанными ребрами.

— Ты лучше помоги мне.

Она обняла меня за талию, и я начал опускаться в ванну.

— Тебе звонили.

— Интересно, кто? — я коснулся задницей воды.

— Якокка из «Форда», Коул из «Дженерал моторс»…

— К чему эти шутки?

— Я не шучу, — и я шмякнулся в воду, потому что она отняла руку и выскочила из ванной.

— О, черт! — вырвалось у меня, но она уже вернулась с листом бумаги.

— Еще звонили от «Крайслера», «Америкэн моторс».

Даже от «Фиата» из Италии.

Я включил «джакузи». Тут же забурлила вода. Я откинул голову на край ванны и удовлетворенно вздохнул.

Хорошо!

— Что мне с этим делать? — Синди тряхнула листком.

— Положи на стол. Я же не псих, чтобы сразу впрягаться в работу. В конце концов я имею право насладиться своим богатством.

Звякнул дверной звонок.

— Посмотри, кто пришел.

Она вышла и тут же вернулась.

— Номер Один хочет повидаться с тобой.

— Пусть заезжает.

— Сюда? — удивилась Синди.

— Куда же еще? Или ты думаешь, что я выберусь из ванны быстрее чем за полчаса?

На этот раз она вернулась, толкая перед собой его кресло. И тут же ушла, оставив нас наедине.

— О господи, ну и жарища у тебя, — он глянул ей вслед. — Кто эта крошка?

— Синди, — по выражению его лица я понял, что имя ему ничего не говорит. — Вы ее знаете, водитель-испытатель.

— Я ее не узнал. Здесь она совсем другая.

— Она только что открыла для себя платья.

— А нельзя ли выключить эту штуковину. У меня больше нет сил кричать.

Я щелкнул выключателем. Шум стих, вода перестала бурлить.

— Так лучше?

— Гораздо, — он уставился на меня. — И ты выглядишь иначе.

Я улыбнулся.

— Вернул себе прежнее лицо.

— Я уже ехал в аэропорт, когда вспомнил, что у меня осталась одна твоя вещь. И завернул в отель, чтобы отдать ее тебе.

— Да? — я никак не мог припомнить, что же я мог ее оставить у него.

Из кармана он достал маленький футляр, раскрыл его, протянул мне, — На черном бархате лежали платиновые запонки.

«Бетси — серебряная фея». Я не мог отвести от них глаз, такие они были красивые. Но я никогда не носил запонки.

И отвел его руку.

— Они не мои, а ваши.

— Наши, — возразил он. — Причем в большей степени твои, чем мои. Оставь их у себя, — и футляр перекочевал в мою руку.

Он же подкатил кресло к двери.

— Милая девушка, помогите мне выбраться отсюда.

Все еще глядя на запонки, я включил «джакузи».

Произведение искусства, ничего не скажешь. Теперь придется покупать рубашки с манжетами под запонки.

Я вылез из ванны, обернул полотенце вокруг бедер, не выпуская из руки футляр с двумя платиновыми «серебряными феями».

— Синди, посмотри, что у меня.

Она взглянула на запонки.

— Очень красивые, — она подняла на меня глаза. — И ты тоже красавец. Знаешь, мне не нравилось лицо, с которым ты вернулся из Швейцарии.

— Мне тоже.

— Как ты себя чувствуешь? — ее глаза блеснули.

— Ужасно хочется трахнуться. Пойдем в спальню.

— Хорошо, — согласилась она.

В спальне я огляделся.

— Что-то тут изменилось, — Синди тем временем снимала платье. — Где ты спрятала стерео? Под кроватью?

— Я его выбросила, — обнаженная, она приникла ко мне. — Все, даже девушки, когда-то взрослеют.

— Не слишком ли резкий переход? — я пожевал ее мочку.

— Да нет. Мне уже двадцать четыре.

— Да ты у нас старушка, — я перешел к ее шее.

— Во всяком случае, уже не девочка, — она отстранилась, заглянула мне в глаза. — Да тебе и не нужно стерео.

— Ты уверена? — я легонько поцеловал ее в губы.

Она сжала мое лицо в своих ладонях.

— Абсолютно уверена. Я тебя люблю.

На мгновение я застыл, принимая неизбежное.

— И я люблю тебя.

Потом мы поцеловались. Она оказалась права. Мы прекрасно обошлись без стерео.

Музыка звучала в нас самих.