— Вы имеете в виду смерть пилигрима, не назвавшегося по имени?
Дигби ему подмигнул.
— Пораскиньте мозгами. Честный человек не станет скрывать свое имя. Подозреваю, тот тип был замешан в грязных делишках Фицуильяма.
— Интересная мысль. Но почему я должен думать, что это убийство? Что вам известно?
Дигби допил эль до конца.
— Этот разговор только распалил жажду.
Оуэн перехватил взгляд Бесс. Она наполнила кружку пристава.
— Запиши на мой счет, Бесс.
Хозяйка улыбнулась.
— Пристава одной выпивкой не подкупить, мастер Арчер.
Дигби бросил на нее полный ярости взгляд.
— Просто я хочу с ним еще немного поболтать, — поспешил разрядить ситуацию Оуэн.
Бесс пожала плечами и пошла обходить столики.
— А я думал, у вас толстая шкура, — вскользь заметил Оуэн.
— Мне все равно, когда они презирают меня за то, что я сую нос в чужие дела. Это естественно. Но обвинить в продажности! Будь я таким, архидиакон не стал бы держать меня на этой должности.
— Вы хорошо о нем отзываетесь и в то же время считаете, что он покрывает убийцу. Решите же что-нибудь одно.
— У каждого есть какая-то слабость, ради которой он готов рискнуть чем угодно.
— И какова же его слабость?
Дигби оглянулся и наклонился поближе к собеседнику.
— Николас Уилтон.
Ответ Оуэну не понравился.
— Что вы имеете в виду?
— Старые приятели. Учились вместе.
— В школе при аббатстве?
— Ага. Знаете, этакие закадычные друзья. Вместе бедокурили, всегда выручали друг друга. Но десять лет тому назад они из-за чего-то поссорились. И все это время не разговаривали друг с другом. А потом, на следующий день после того, как Уилтона свалил паралич, архидиакон явился в лавку. Теперь он регулярно туда наведывается. Вы будете часто его видеть, раз служите там. — В глазах Дигби промелькнул огонек.
Оуэн предпочел не обращать на это внимания.
— А когда архидиакон не может навестить друга, то посылает вас вместо себя?
Дигби покачал головой.
— Он ничего не знает о моих визитах. И не должен знать. Я с вами честен.
Взгляды их встретились. Оуэн кивнул.
— Верю. Интересно, что за игру вы затеяли. Зачем вы ходите в лавку?
— Чтобы наблюдать, как нервничает при виде меня миссис Уилтон, — с усмешкой произнес Дигби.
— На ее месте каждый нервничал бы.
— Я имею в виду, больше чем обычно.
— А разве она волнуется больше обычного?
— Можно сказать, я доставляю прелестной миссис Уилтон неприятные минуты.
Оуэну захотелось стереть хитрую улыбочку с физиономии Дигби, пустив в ход кулаки, но он сдержался.
— Вы сказали, что архидиакон кого-то защищает, имея в виду Николаса Уилтона. И его жене тоже кое-что известно. Значит, вы считаете, что Николас Уилтон убил обоих?
Дигби недоуменно пожал плечами.
— Все к тому ведет, хотя верится с трудом. Видите ли, я ведь был там в тот вечер, когда Николас Уилтон принес в аббатство снадобье.
Оуэн встрепенулся.
— Он принес снадобье?
— Для первого пилигрима, — продолжал Дигби, воодушевившись вниманием собеседника. — У того был тиф. Всем известно, что Николас Уилтон знает секрет лекарства, которое особенно хорошо помогает при этой болезни. Брат Вульфстан отправился за снадобьем. Я встретил его по дороге. Но вернулся он ни с чем. По его словам, Уилтон обещал принести лекарство позже. Аптекарь должен был его специально приготовить.
— Вы думаете, он отравил пилигрима?
— Именно это я и пытаюсь до вас донести.
— Но зачем он это сделал?
Дигби вздохнул.
— Не знаю. Уилтон не из тех, кто доставляет мне хлопоты. Поэтому я так мыслю — мы чего-то не знаем, чего-то того, что связывает его с тем незнакомцем. А не зная имени человека, я даже не могу строить предположения. — Он придвинулся еще ближе. — Но вот что я скажу. Я видел в тот вечер, каким Уилтон вышел из аббатства. На нем лица не было. Потом он задергался и повалился без сознания.
— А вы что сделали?
— Побежал в лазарет к брату Вульфстану, но он не мог отойти от пилигрима: больной метался и кричал. Поэтому я вернулся обратно к Уилтону. Мне никак не удавалось поднять его с земли, ведь в тот день валил снег. Тогда я свистнул фермеру, проезжавшему мимо на повозке, запряженной ослом, и мы отвезли на ней Уилтона домой.
Оуэн смерил пристава долгим взглядом.
— А какая слабость у вас?
Дигби хмыкнул.
— Я не такой дурак, чтобы докладывать вам об этом, сэр Арчер. — Он сделал глоток из кружки и откинулся на спинку стула. — Я и так рассказал вам больше, чем вы надеялись услышать, разве нет? Похоже, теперь вы у меня в долгу.
Ну вот, началось.
— Так чего вы хотите?
— Как я уже сказал, я хочу убедиться, что виновный признается в грехе и понесет наказание.
Оуэн никак не мог понять, почему так трудно было поверить, что этот человек серьезно относится к своему делу. Он ведь гордится, что выслеживает оступившихся. Наверняка все дело в том, что внешность у него… не убедительная. Впрочем, как и у самого Оуэна. Странно, но после того как Оуэн познакомился с матерью пристава, ему хотелось верить Поттеру Дигби. Возможно, пришла пора довериться своей интуиции. Все равно раздумья ни к чему его не привели.
— А что, если я назову вам имя первого пилигрима? Вы расскажете мне то, что сможете узнать?
Дигби засиял.
— Клянусь.
Они оба склонили головы над столом.
— Его звали сэр Джеффри Монтейн.
— Монтейн, — прошептал Дигби. — Джеффри Монтейн. Где-то я уже слышал это имя.
— Я на это и надеялся.
А еще Оуэн надеялся, что Дигби его сразу покинет, но тот продолжал сидеть, хмуро уставившись в кружку с элем…
Ну и ладно. Арчер тоже откинулся на спинку стула и принялся размышлять над рассказом Дигби. Значит, Николас Уилтон приготовил снадобье для Монтейна, а потом сразу сам заболел. Дигби тому свидетель. Оуэн чуть привстал.
— А с какой стати вы оказались в аббатстве в тот вечер? Что за дело у вас было?
Дигби зыркнул на него, но тут же опустил глаза.
— Я судебный пристав. Мне везде найдется дело.
Оуэн сразу понял, что Дигби лжет, и это его приободрило. Значит, все остальное, возможно, правда.
— Хитрый ответ. Что вы пытаетесь скрыть?
— Я ведь предложил вам свою помощь.
— Тогда расскажите все, что знаете.
— Не хочу, чтобы у вас сложилось неверное впечатление.
— Вы что-то заподозрили и потому там оказались?
— Я ждал архидиакона. Мне нужно было с ним поговорить.
— Он был в тот день в аббатстве?
— Да, ужинал вместе с аббатом.
— В тот самый вечер, когда Николас Уилтон, старинный друг архидиакона, упал, сраженный болезнью, прямо у стен аббатства? А на следующий день архидиакон возобновил дружбу с Николасом Уилтоном?
Дигби разволновался.
— Это так, но только на первый взгляд. Я уверен. — Он покачал головой. — Монтейн. Джеффри Монтейн. — Он снова затих.
Если поверить Дигби, тогда понятно, почему Оуэн почти не продвинулся в деле. Он искал не там, сконцентрировав все внимание на Фицуильяме и его делишках. Но если все началось со смерти Монтейна, а не Фицуильяма… Возможно, за кончиной архиепископского подопечного скрывается нечто гораздо более интригующее. И ключ к разгадке кроется в прошлом пилигрима Монтейна, а вовсе не в личности Фицуильяма. Неужели?
Что вообще ему известно об этом человеке? Монтейн, о котором все, кто его знал, отзывались как о добродетельном рыцаре, явился в Йорк, чтобы загладить какой-то прошлый грех, и тут к нему вернулся тиф. Эта болезнь способна убить, тем более что во время длинной дороги открылась плохо зажившая рана, рыцарь совсем ослабел, так что болезнь наверняка его прикончила бы. А лекарь считал, что Монтейн предвидел свою смерть в аббатстве.
И все равно брат Вульфстан не знал покоя. Возможно, он чувствовал ответственность за смерть Монтейна в его лазарете, хотя Оуэн в этом сомневался. Монах недолго бы проходил в лекарях, если бы винил себя в каждой смерти, случившейся в аббатстве, точно так ни один капитан не смог бы выполнять своих обязанностей, если бы терзался из-за потери людей во время боя. Сначала учишь их всему тому, что знаешь, а потом их жизнь зависит только от них самих и Бога. Вульфстан сделал все, что мог.
И все же монаха мучили сомнения. Если верить Дигби, исчерпав все известные ему средства, Вульфстан направился за помощью к Николасу Уилтону. А тот рухнул за порогом лазарета, после того как доставил лекарство, специально приготовленное для Монтейна. Как раз в то время, когда архидиакон ужинал с аббатом, а Дигби отирался поблизости. Уж слишком все притянуто.
Отравление может выглядеть как приступ лихорадки. Но если больной и без того был при смерти, то зачем хлопотать?
А затем, что ожидание было невыносимо. Особенно когда почва уходила из-под ног. «Будьте терпеливы». Эту мысль Оуэн вколачивал в голову своим новым рекрутам. «Не спешите. Улучите момент, когда выпустить стрелу. Не позволяйте страху или отчаянию торопить вас. Паникой ничего не добьешься, только потеряешь способность разумно мыслить». Но некоторые забывали этот урок, оказываясь на поле брани.
Если Монтейна отравили, значит, кто-то запаниковал. Пилигрим все равно бы умер, только процесс мог затянуться. Оуэн ясно представил, как все произошло. Если брат Вульфстан не почуял беды, то не стал исследовать лекарство. Поэтому подозрения Дигби вполне правдоподобны. Монах ни за что бы не обратился к Николасу Уилтону за помощью, если бы заподозрил, что тот хочет отравить больного. Поэтому, когда снадобье не помогло, Вульфстан принял это как знак того, что Господь захотел призвать к себе Монтейна. Монах смирился с этим — такова церковная доктрина.
Возможно, так все и было.
Но в чем причина? Оуэн уставился на Дигби, который кивал явно в ответ своим мыслям, и выражение лица при этом у него было довольное.
— Ну что?
— Вспомнил! Этот Монтейн был любовником леди Д'Арби. Люди поговаривали, как раз из-за ребенка, прижитого с ним, она и умерла.
Имя вроде бы было знакомое, но Оуэн никак не мог сообразить, где слышал его.
— Леди Д'Арби?
— Мать вашей хозяйки, миссис Уилтон. Вы можете поговорить с леди Филиппой и сэром Робертом, владельцем Фрейторп Хадден.
— Так он был любовником матери миссис Уилтон?
Дигби кивнул.
— Красавица Амели. Военный трофей сэра Роберта.
— Она понесла от Монтейна и умерла при родах? Был скандал?
— Было много разговоров, но и только. Она умерла. Монтейн исчез. Ну а лорд Д'Арби совершил паломничество в Святую землю.
— А кто такая леди Филиппа?
— Сестра сэра Роберта. Она за ним присматривает.
— И еще вопрос: где находится Фрейторп Хадден?
— К югу отсюда. Порасспросите свою новую хозяйку.
Дигби осушил кружку, поднялся и протянул Оуэну руку.
Но тот вцепился обеими руками в кружку.
— Нечего выставлять напоказ, что мы подружились.
Дигби пожал плечами и ушел.
Оуэн помрачнел еще больше, чем до разговора с приставом. Значит, Монтейн был любовником матери Люси. Оуэну это не понравилось.
12
ПОДОЗРЕНИЯ
Оуэн не мог заснуть: из головы не выходил разговор с Дигби.
Монтейн и Амели, леди Д'Арби. Наверняка был скандал. Николас Уилтон вполне мог пожелать отмстить за позор, который Монтейн навлек на семью Люси. Хотя, конечно, история давнишняя. С другой стороны, из-за приезда Монтейна в Йорк могли вскрыться старые раны.
Оуэн подумал об усохшем старике, прикованном к постели. Николас совсем не походил на человека, который был бы в силах выносить такой план и осуществить его.
А потом Оуэна осенила ужасная мысль. Он попытался отогнать ее, но не смог. Снадобье вполне могла приготовить Люси Уилтон. Ей хватило бы знаний. Она, как и ее муж, сумела бы смешать яд. Дигби сказал, что лекарство в аббатство принес Уилтон, но пристав не мог знать, кто приготовил снадобье.
Возможно, Люси. У нее могли быть причины ненавидеть Монтейна. Во всяком случае, глубокую антипатию к солдатам она не скрывала. Оуэн тогда решил, что все дело в отце, который отослал ее в монастырь, а сам уехал после смерти жены. Но может быть, виноват Монтейн. И хотя пилигрим не назвал своего имени, вероятно, это и не имело значения. Как верно подметил Дигби, Люси могла увидеть его и вспомнить. Нужно будет обязательно выяснить, не побывала ли она в аббатстве, пока там жил Монтейн. При этой мысли боль снова пронзила слепой глаз. Арчер принялся растирать шрам под повязкой.
Да, от этого никуда не деться. Люси Уилтон может оказаться виновной. И то, что она красивая молодая женщина, не должно затуманивать его сознание. Уж кто-кто, а он знал, что женщины бывают такими же безжалостными, как и мужчины. Он ведь потерял глаз не из-за менестреля.
От возникшего подозрения ему стало тошно. Только уродливый греховный мир мог вынудить Люси Уилтон предать свое призвание — исцелять людей — и использовать данное ей Богом умение для убийства.
Странно, но, подозревая Николаса Уилтона, Оуэн не испытывал такой душевной боли, как теперь. Он ненавидел сам себя: все-таки попался на крючок Люси Уилтон, потеряв способность здраво рассуждать на ее счет. Вполне возможно, что эта женщина таким образом захотела отомстить за постыдную смерть матери. С хорошей выучкой в аптекарском деле, ей проще всего было нанести именно такой удар.
Разумеется, все это верно только в том случае, если Дигби не ошибся в своем подозрении, если Монтейна действительно отравили. Но тогда при чем здесь Фицуильям?
Нельзя отвергать и другой возможности. Все-таки Дигби мог ошибиться. Все доказательства похоронены вместе с Монтейном — в могиле безымянного пилигрима. Интересно, как помечают такие могилы? Какие слова обычно произносят монахи аббатства Святой Марии? Что высекают на плитах? Благородный пилигрим, почивший в такой-то день, на тридцать шестой год правления короля Эдуарда Третьего?
Да, разгадка находится в могиле. Оуэн резко перевернулся на левый бок, и плечо тут же заныло. Ругнувшись, он перевернулся обратно на правый.
Сколько неприятностей влекло за собой его расследование — сначала скандал с лордом Марчем, потом вскрытие могилы. А ведь нарушать покой священной земли — святотатство. Неужели Господь поставит это ему в вину? Впрочем, пока беспокоиться рано: скорее всего, ему не дадут возможности что-то выяснить. Аббат Кампиан, вероятно, откажет. Да и Торсби, скорее всего, отвергнет улики, добытые таким способом. Оуэну не нравилось, что приходится вмешиваться в жизнь людей. Это делало его похожим на судебного пристава.
* * *
На следующее утро Оуэн отыскал Дигби возле рынка, где тот прятался в тени, наблюдая за одной парочкой: солдат и девушка стояли в конце ряда и, сблизив головы, о чем-то тихо беседовали.
— Выслеживаете греховодников? — поинтересовался Оуэн у Дигби.
Солдат бросил на них взгляд и прошептал что-то своей девушке. Дигби отошел в тень поглубже и поднес палец к губам. Парочка разошлась — девушка не спеша побрела обратно к прилавку, а солдат окликнул проходившего мимо товарища.
— У меня к вам дело, друг мой, — сказал Оуэн с улыбкой.
Дигби возмущенно посмотрел на него.
— Выходит, теперь мы друзья?
— Вы ясно дали это понять во время разговора в таверне.
— У вас из-за меня неприятности?
— Надеюсь, нет. Но время покажет.
— Что ж, вы уже испортили мне утро. Так чего вы хотите?
* * *
Вульфстан улыбался, глядя на попытки Генри обвязать голову монаха тряпицей. У Микаэло этим утром в очередной раз разболелась голова, и Вульфстан решил воспользоваться случаем и научить Генри тем процедурам, которые лучше всего помогали монаху. Ромашка, настоянная в чашке теплого вина, чтобы отбить горечь, и компресс из мятной воды на голову. Вульфстан подозревал, что Микаэло особенно радуется лишней порции вина и возможности посидеть и помечтать в ожидании, пока подействует лекарство, но этот грех казался ему безобидным. Ведь не каждую неделю юноша является сюда с одной и той же жалобой. Дважды в месяц, да и то не через равные промежутки, так что это вполне допустимо. В общем, грех средней тяжести при самом строгом подходе.
Генри хорошо справился, готовя смесь из ромашки с вином и мятный раствор для компресса. Но пальцы у него были неловки.
— Я вижу, в твоей семье никто не ловил рыбу, — сказал Вульфстан.
— Мне ни разу в жизни не довелось выйти в море, брат Вульфстан. Я даже не умею завязывать узел. Я что, очень глуп?
— Не думаю, что умение завязывать узлы прибавляет ума, Генри. Ты научишься. — Вульфстан еще раз показал помощнику, как это делается. Генри снова попытался завязать компресс. — Лучше. Гораздо лучше, хвала Господу. — Лекарь развязал расхлябанный, неаккуратный узел и отдал тряпицу послушнику. — Намочи еще раз и попробуй снова завязать.
Брат Микаэло проявил чудеса терпения во время всей процедуры, он тихонько потягивал винцо, что-то напевая себе под нос. Вино явно шло ему на пользу. «В этом все и дело», — подумал Вульфстан, Микаэло любит выпить. Лекарь воздал хвалу Господу, что этого монаха не назначили к нему в помощники.
Следующая попытка Генри справиться с узлом была прервана неожиданным появлением брата Себастьяна, который, задыхаясь, проговорил:
— Судебный пристав Дигби хочет видеть вас, брат Вульфстан.
Услышав имя пристава, лекарь почувствовал жгучую боль в животе.
— Аббат велел проводить его прямо сюда. Здесь безопасно? — Для Себастьяна, здоровяка, лазарет ассоциировался с кровопусканием и смертью.
— Совершенно безопасно, — заверил его Вульфстан, жалея, что не может ответить иначе и не допустить сюда пристава. Пресвятая Дева, лишь бы только Дигби на этот раз не принес дурную весть. — Впустите его.
Вульфстан рассмотрел работу Генри.
— Ну вот, этот компресс будет хорошо держаться.
— Если привязать лодку таким узлом, то первая же волна снесет ее по течению.
Лекарь узнал голос Дигби.
— Это не грозит голове брата Микаэло, она крепко сидит на плечах. — Вульфстан разозлился, что пристав подмешал дегтю к его похвале.
Брат Микаэло потянул носом и открыл глаза.
— Почему так запахло речной тиной? Неужели компресс?
Вульфстан потащил Дигби в сторону, а Генри принялся уверять брата Микаэло, что обмакнул тряпицу в колодезную воду. Судебный пристав последовал за Вульфстаном к небольшому очагу в другом конце комнаты.
— Простите, что прервал вас.
Вульфстан прикрыл веки, готовясь услышать дурные вести.
— Какие новости, пристав?
— Никаких. Один только вопрос, если позволите. Это нужно для епархиальных записей.
— Тогда было бы правильней задать его нашему аббату.
— Простите, но я подумал, что следует обратиться именно к вам. Видите ли, это насчет пилигрима, умершего в вашем лазарете, в этой самой комнате, тем вечером, когда в первый раз пошел снег.
«Deus juva me».
У старика чуть не подкосились ноги.
— Я забыл все правила приличий. Присядьте у огня и отдохните. — Монах тоже сел и обхватил колени сквозь грубую ткань рясы, чтобы они не стучали друг о друга. — Пилигрим. Да. Так какой у вас вопрос?
— Вы похоронили его на кладбище аббатства?
Вульфстан задумался над вопросом. Вернее, над тем, что за ним скрывалось. С какой стати архидиакону интересоваться, где похоронен какой-то безымянный пилигрим? Хочет удостовериться, что похороны состоялись? Вульфстан знал об оживленной торговле телами, которые выдавались за мощи, но у архидиакона не было причин подозревать монахов аббатства Святой Марии в бесчестной торговле фальшивыми мощами. Нет. Скорее всего, кого-то заинтересовала причина смерти пилигрима. Наверное, после того как тело выкопают здесь, в Йорке, его исследует мастер Сориан. Вульфстан был наслышан о таких вещах — о выкапывании мертвых. Но не может быть, чтобы архиепископ дал согласие осквернить подобным образом священную землю. Милосердная Мадонна! Вульфстан не был уверен, можно ли что-то определить спустя три месяца. Но если яд не разлагается… То обвинят во всем его. Господи. И тогда у него не будет выхода, как только указать на Николаса Уилтона. И Люси лишится куска хлеба. А он лишится своего лазарета, ибо — как мудро заметила Люси — разве сможет аббат Кампиан доверять ему после такой ошибки? Его объявят слишком старым, чтобы и дальше выполнять обязанности лекаря.
— Брат Вульфстан. — Дигби, нахмурившись, наклонился вперед. — От вас требуется простой ответ — «да» или «нет».
И то правда. К тому же он не мог придумать ни одной причины, чтобы не ответить.
— Простите, пристав, все мои мысли этим утром о брате Микаэло. Да. Мы похоронили благородного рыцаря в земле аббатства, как он и просил.
— Так. Значит, он завещал аббатству какую-то сумму?
Вульфстан кивнул.
— Аббат сможет назвать вам точную цифру.
— А какое имя высекли на камне?
Вопрос изумил Вульфстана.
— Никакого, просто «пилигрим», согласно воле покойного.
— А как же тогда наследство? У кого его можно получить?
— Деньги он привез с собой. Военный трофей, как он объяснил. Право, пристав, это вопросы не для лекаря.
Дигби поднялся.
— Вы очень мне помогли.
Вульфстан проводил его до дверей и передал Себастьяну, который поджидал, чтобы вывести гостя за ворота.
В последнюю секунду пристав придержал дверь, когда она была готова за ним закрыться.
— Но ведь он наверняка назвал вам свое имя. Или что-то в его вещах подсказало, кто он такой?
Вульфстан покачал головой.
— Насчет этого я сам готов поручиться. Он ни разу не называл своего имени и при нем не было ничего, что могло бы его открыть.
— А к нему кто-нибудь наведывался, пока он здесь жил?
— Никто.
— Ни один горожанин?
— Вообще никто.
Пристав пожал плечами и ушел.
Вульфстан вернулся к своим делам, но в мыслях его царило смятение. Должно быть, пристава прислал архидиакон. Но зачем? Что он пытался выяснить? Возможно, собор забирал себе часть из отписанных аббатству денег. Эти вопросы лекаря не касались. И все же он просветил пристава на сей счет. Но не мог же Дигби явиться в лазарет специально, чтобы раздобыть эти сведения. Если только аббат не скрыл получение денег, чтобы сохранить всю сумму здесь, где всегда больше трат, чем прибыли. Садовая стена нуждалась в ремонте, риза чудной работы разрушена и восстановлению не подлежит, несколько столов в трапезной испорчены сухой гнилью. Но разве аббат стал бы лгать? Вульфстан очень в этом сомневался: аббат, как ему казалось, до сих пор никогда не прибегал ко лжи. Старый монах искренне надеялся, что не ошибается насчет своего начальства: Кампиан всегда служил для него образцом.
Пристава интересовало, был ли похоронен пилигрим в аббатстве и как его звали. Вульфстан призадумался. Имя пилигрима. Нашелся тот, кто его разыскивает? Вполне возможно. Но если путник отправляется в дорогу под чужим именем, то настоящее ни за что не станет раскрывать. И Дигби не расспрашивал, как выглядел пилигрим. В любом случае, паломник казался лекарю честным человеком.
— Брат Вульфстан, вы порезались. — Генри забрал нож у Вульфстана и промокнул кровь, капавшую из пореза на руке.
Несколько секунд Вульфстан невидящими глазами смотрел на рану.
— Надо же.
Он мелко рубил петрушку, готовя утренний укрепляющий напиток. Резанул прямо по руке и не заметил, как не замечал другую боль и недомогание, ставшие привычными. Перекрестившись, монах произнес слова благодарственной молитвы. Могло быть гораздо хуже.
— Задумался — вот видишь, как это опасно при работе с острыми инструментами. — Он говорил так, словно ничего особенного не случилось, чтобы Генри не разволновался.
— Позвольте мне промыть рану, — предложил послушник.
Вульфстан принял его помощь, а потом отправился к аббату за разрешением выйти в город.
— Это имеет отношение к визиту пристава? — поинтересовался аббат Кампиан.
Вульфстан мог скрыть какие-то факты, но не мог солгать.
— Да. Я хочу знать, почему архидиакон Ансельм прислал его ко мне. Пристав ведь спрашивал меня?
Аббат кивнул.
— Меня тоже это удивило. Что он хотел?
Вульфстан рассказал.
— Весьма прискорбно, — вздохнул аббат. — Если бы он спросил меня, я назвал бы ему имя пилигрима. Монтейн. Сэр Джеффри Монтейн. Подозреваю, архидиакон хочет вычеркнуть его из своего списка грешников, виновных в прелюбодеянии, теперь, когда и с той, и с другой стороны никого не осталось в живых.
Вульфстан недоуменно посмотрел на него.
— Не понимаю.
— Просто сообщите архидиакону имя и покончите с этим делом.
Лекарь повернулся к двери.
— Надеюсь, вы не собираетесь идти в сандалиях, брат Вульфстан.
Монах опустил взгляд вниз и увидел, что, надев накидку, позабыл о башмаках.
— Нет, конечно. Просто я очень торопился.
Аббат Кампиан опустил руку ему на плечо и заглянул в глаза.
— Вы себя хорошо чувствуете, мой друг? Справитесь с поручением?
— Все хорошо, я справлюсь. Просто я очень торопился, — повторил Вульфстан и поспешил в свою келью. Возможно, Господь подал ему знак, что он действительно слишком стар, чтобы доверять ему жизни монахов аббатства Святой Марии.
Но память у него по-прежнему хорошая. Сэр Джеффри Монтейн. Он запомнит.
Теплое солнышко уже превратило выпавший снег в кашицу, а ведь до полудня было еще далеко. Ледяная сырость тут же проникла в старые башмаки Вульфстана, ноги совершенно окоченели еще до того, как он попал в приемную архидиакона, где пришлось ожидать довольно долго.
— Брат Вульфстан. — Архидиакон улыбнулся, когда лекаря провели в его апартаменты. — Чем могу помочь?
Как же начать? Вульфстан пожалел, что не подготовил речь заранее. Вместо этого он всю дорогу сетовал на промокшие ноги и повторял имя пилигрима, чтобы не забыть.
— Я… — Когда сомневаешься, не отклоняйся далеко от правды. — Это насчет сегодняшнего визита пристава. Я… В общем, вы можете себе представить, в каком смятении пребывает душа после визита судебного пристава. Да еще с такими вопросами. Очень странные вопросы. Я не понял, да и аббат тоже, с какой целью они были заданы именно мне. — Ну вот. Он все и выложил.
Архидиакон Ансельм взял в руки лист пергамента, потом отложил его, передвинул чернильницу чуть дальше влево, дотронулся до лба и затем наконец произнес:
— Впервые слышу о визите моего пристава к вам, брат Вульфстан. Но, вероятно, я просто не связывал вас с какими-либо его расследованиями. Если вы бы мне сказали, о чем он вас расспрашивал…
— О пилигриме, который умер в аббатстве незадолго до Рождества. Его интересовало, был ли этот пилигрим похоронен в стенах аббатства и как его звали.
Ансельм подался вперед с гораздо большим интересом, чем в начале разговора. Вульфстан не знал, радоваться этому или огорчаться.
— И что же вы ответили?
— А он вам еще не рассказывал?
— Пока нет. Как я уже говорил, я не знал о его посещении.
— Ах да.
— Так что же вы ответили, брат Вульфстан?
— Пилигрим был похоронен в аббатстве во исполнение предсмертной воли. Но имя пилигрима я не смог ему назвать.
— А он объяснил, почему его это интересует?
Вульфстан покачал головой. Он отметил про себя, что у архидиакона такая же привычка, как у брата Микаэло, — в задумчивости раздувать ноздри. По-лошадиному. Странная привычка.
— Значит, вы не посылали его ко мне с расспросами?
— Уверяю вас, брат Вульфстан, не посылал и прошу прощения за неудобство, доставленное вам его визитом.
— Странно.
Теперь Вульфстан терзался сомнением, следует ли ему назвать имя пилигрима. В конце концов, архидиакон сказал, что не посылал Дигби, значит, это имя понадобилось приставу, а не самому Ансельму. В сердце Вульфстана что-то кольнуло. Захотелось защитить умершего друга. Джеффри. Друг пожелал остаться безымянным, но аббат Кампиан велел раскрыть архидиакону его имя.
Ансельм поднялся, вслед за ним и Вульфстан.
— Вы сказали, что не смогли назвать ему имя пилигрима, — произнес архидиакон, провожая Вульфстана к двери. — Вы имели в виду, что не знали его?
О Господи. Неужели он посмеет ослушаться?
— Да, архидиакон, я не знал имя пилигрима.
И это была правда. В то время он действительно его не знал.
— Безымянная могила.
Вульфстан кивнул, чувствуя, что сердце вот-вот вырвется из груди.
Оказавшись на улице, он ощутил слабость и головокружение. Его сковал холод, болели все суставы. Он подумал об уютном кресле возле очага в доме Люси Уилтон. Отсюда до аптеки было ближе, чем до аббатства. И он действительно продрог. Лекарь решил зайти к Люси, узнать о здоровье Николаса.
Он упустил из виду, что за прилавком может оказаться новый ученик.
— Я… Я пришел повидать миссис Уилтон. Хочу справиться о здоровье Николаса. Проходил тут мимо и…
Оуэн кивнул.
— Миссис Уилтон на кухне. Уверен, она будет рада вас видеть.
Брат Вульфстан прошел в заднюю половину дома.
Люси занималась штопкой, сидя у огня.
— Какая приятная неожиданность. — Но ее улыбка тут же угасла. — Что случилось, брат Вульфстан? На вас лица нет.
Он не собирался ни о чем рассказывать, но ее заботливость заставила его во всем признаться. В конце концов в каком-то смысле они оба замешаны в этом деле.
— Сегодня ко мне приходил судебный пристав Дигби. Расспрашивал о пилигриме, который умер в тот вечер, когда заболел Николас.
Люси усадила старика, налила кружку вина, добавив туда специй.
— Ну вот, — сказала она, вручая ему кружку и садясь на место. — Расскажите, чего он хотел.
— Он хотел знать, известно ли мне имя умершего пилигрима, навещал ли его кто-нибудь и где он похоронен. Это может означать только одно — он подозревает, что совершен грех. Приставы только этим и занимаются.
