На следующее утро Оуэн отправился обратно в Кенилуорт. Гонт приехал в замок на Рождество и намеревался остаться там со своей свитой, пока не просохнут дороги, чтобы прошли доверху груженные домашней утварью повозки. Оуэн надеялся, что кто-то из его прежних товарищей по оружию, оставшихся на службе у Гонта, знал Фицуильяма. Он не был в этом уверен, так как, став шпионом, отдалился от старых друзей из желания поскорее забыть о прошлом.
      Он приехал в замок ближе к вечеру, когда его товарищи отдыхали после нелегкого дня, посвященного муштре молодых рекрутов. Бертольд, сменивший его на посту капитана лучников, тепло приветствовал бывшего соратника. С ним были Лиф, Гаспар и Нед. Все пятеро вместе сражались во Франции. Именно Бертольд и Лиф обнаружили Оуэна, когда тот истекал кровью и бредил от боли рядом с трупами менестреля и его подружки.
      Четверо лучников сидели вокруг дымящей жаровни в комнатушке Бертольда, маленькой, зато отдельной (одна из привилегий капитана отряда), и с удовольствием отдавали должное небольшой фляге с элем.
      — Капитанское звание ничуть тебя не изменило.
      Оуэн дернул Бертольда за косматый хвост черных волос, перевязанный грязным кожаным ремешком. Вылезшие пряди непокорными локонами вились вокруг изрезанного шрамами лица.
      — Нет смысла важничать, если обучаешь лучников, — ответил Бертольд. — Аристократов среди них нет.
      — Верно подмечено, — кивнул Оуэн.
      Нед поднял кружку, салютуя Оуэну.
      — Ты никогда не сойдешь за аристократа с этой повязкой на лице.
      — Да, зато дамам она нравится.
      Рассмеявшись, Гаспар подвинулся, освобождая место на скамье рядом с собой. Ему-то хорошо было известно, какую слабость питают женщины к шрамам. Высокий, красивый, широкоплечий, он соблазнил не одну красотку, попросив поцеловать его шрам от вражеского ножа, проходивший от уха до рта. После этого он интересовался, не захочет ли красавица увидеть, где продолжается шрам на его груди.
      — С дамами, которые сидят за господскими столами, у тебя почти нет шансов. Этим особам подавай титул.
      — За титулованных они выходят замуж. А я ни слова не говорю о замужестве.
      Компания расхохоталась.
      — Значит, не соскучился по солдатской жизни? — поинтересовался Гаспар.
      Вопрос больно ударил Оуэна, но он предпочел сделать вид, что пропустил его мимо ушей.
      — Как новое пополнение?
      — Опять слабаки, — прорычал Бертольд.
      Лиф, здоровый детина с севера, хмуро уставился на тростинку, из которой пытался вырезать дудочку. Оуэн взглянул на большие, толстые пальцы Лифа и подивился, как ловко он справляется с тонкой работой.
      — Когда ты командовал, тебе быстрее удавалось обтесать новичков. Теперь же некому рассказывать валлийские байки, чтобы вдохновить молокососов. — Лиф не сводил глаз с работы, но Оуэн разглядел скрытую за рыжей бородой улыбку.
      Бертольд передал агенту архиепископа кружку.
      — Похоже, тебе нужно подкрепиться.
      Оуэн, терзаемый жаждой, принял её с благодарностью и осушил залпом под громкие одобрительные крики друзей.
      — Хоть говорить ты стал чудно, но пьешь по-прежнему, как один из нас. Надеюсь, ты принес хорошую новость? — поинтересовался Бертольд, став серьезнее. — Было бы здорово, если бы ты снял с меня это ярмо. Я никогда не стремился стать командиром.
      — Прости, старина, мне предстоит отправиться на север. Перед дорогой захотелось повидаться со старыми приятелями.
      Лиф продул тростинку, поднес ее к огню, прищурившись, заглянул внутрь, потом придвинулся поближе к Оуэну и, понизив голос, спросил:
      — Так что понадобилось Гонту на севере? Неужто шотландцы?
      — Поручение не от него, — ответил Оуэн. — Я работаю на лорд-канцлера и архиепископа Йоркского.
      — Торсби? — удивился Гаспар.
      — Ну да.
      Бертольд в изумлении покачал головой.
      — Странный народ эти церковники. Как получилось, что ты работаешь на него?
      — Его светлости меня рекомендовал старый герцог.
      Нед задумчиво на него посмотрел.
      — С глазом не лучше?
      Оуэн покачал головой.
      — И вряд ли когда будет лучше.
      — Все равно ты мог бы остаться капитаном лучников, — быстро вставил Бертольд.
      — Насчет этого я не передумал. И не передумаю.
      Бертольд лишь пожал плечами.
      — А еще у меня есть новость для старых дружков сэра Освальда Фицуильяма, — продолжал Оуэн. — Случайно, не знаете таких?
      Бертольд нахмурился.
      — Новость насчет Фицуильяма?
      — Да.
      — Во что теперь вляпался ублюдок? — прорычал Лиф.
      — Он умер.
      Нед подался вперед.
      — Неужели? И кого нам благодарить за это?
      — Не могу сказать. Тиф — извечная солдатская болезнь. Сильный приступ свалил его в аббатстве Святой Марии в Йорке.
      — Тьфу. — Лиф сплюнул в тростник, устилавший пол. — И когда это он побывал хотя бы поблизости от солдатского лагеря, интересно знать?
      — Значит, он никогда не воевал?
      Нед рассмеялся.
      — Зависит от того, что ты имеешь в виду. В свое время ему не раз приходилось сражаться врукопашную из-за того, что он совал нос куда не следует.
      — Шпионил, что ли?
      Компания притихла.
      — Да я не обижусь. Сам не очень жаловал шпионов, когда был одним из вас.
      Бертольд хлопнул его по колену.
      — Ты всегда останешься одним из нас.
      Оуэн протянул свою кружку.
      — Тогда налей мне еще.
      Беседа продолжалась, а ее участники постепенно хмелели.
      — Значит, Фицуильям мертв? — снова спросил недоверчивый Нед.
      — Так я слышал.
      Лиф снова сплюнул в тростник.
      — Туда ему и дорога.
      — У тебя с ним личные счеты?
      — Да плевал я на него! Кто он такой, чтобы я вообще думал о нем!
      Нед пнул Лифа в ногу.
      — Все еще переживаешь из-за красотки Элис?
      — Очень надо переживать из-за этой шлюхи. Мне еще повезло, что я от нее отделался. Как-нибудь ночью она меня обязательно прирезала бы. С нее станется.
      Гаспар доверительно придвинулся к Оуэну.
      — Видишь ли, одно время он собирался на ней жениться. Пока не почуял, что в ее кровати спит не он один, а еще тот сукин сын.
      Лиф с ревом вскочил, собираясь размозжить голову Гаспара кулаком, но Бертольд успел толкнуть его обратно на скамью.
      — Глупая девчонка. С Лифом ей было бы гораздо лучше.
      — Так что, на ней женился Фицуильям?
      — С какой стати? — хмыкнул Бертольд. — Он ведь подопечный твоего нового хозяина. Впрочем, ты сам это знаешь. С какой стати ему было жениться на такой, как Элис, обычной судомойке?
      — А-а.
      — Знавал я подлецов и почище. — Гаспар пожал плечами. — Но откуда ты его знаешь, капитан? Он ведь появился здесь после того, как ты ушел в верха.
      — Я услышал о нем, сидя за столом у Торсби. Его светлость так и сказал, что это был его ставленник.
      — А что он делал в аббатстве? — поинтересовался Лиф.
      — Поговаривают, будто он совершил паломничество в Йорк.
      — Да, — подтвердил Гаспар. — Он ушел еще до Святок. Мы тогда жили в «Савойе».
      — Так давно? А пришел он в Йорк гораздо позже.
      Нед покачал головой.
      — Только такой глупец, как он, мог отправиться на север посреди зимы.
      — Ага, — подхватил Бертольд. — Герцогиня назвала лорда Марча безумцем за то, что тот поехал тем же маршрутом за своей женой.
      — Вот здесь, возможно, и зарыта собака, — высказал догадку Нед. — Фицуильям отлично знал супругу лорда Марча. Он отправляется на север, чтобы повидаться с ней, а за ним гонится муж. Ты уверен, что его доконал именно тиф?
      — Так, по крайней мере, я слышал. Но мне ничего не известно об этой даме. Он должен был встретиться с ней в дороге?
      Нед пожал плечами.
      — Кто знает? Лорд Марч владеет участком земли к югу от Йорка. На Святках герцогиня назначила его супругу, леди Джоселин, одной из своих фрейлин. Вот муж и помчался на север, чтобы немедленно ее привезти, хотя герцогиня сказала, что жестоко заставлять молодую жену отправляться в дорогу в такой холод и что она могла бы приехать к Пасхе. Но этот жадный ублюдок все равно поехал. Видите ли, жалованье фрейлине начинают платить, только когда она прибывает на место. Ему до смерти не хотелось терять денежки, пока она будет мести хвостом на севере до самой Пасхи.
      Гаспар хмыкнул.
      — Именно мести хвостом. Точная формулировка, судя по тому, что я о ней слышал.
      У Оуэна затеплилась надежда. Если окажется, что все и впрямь так просто, что Фицуильям отправился на север, встретился с этой леди Джоселин и заработал серьезную рану от ревнивца-мужа, тогда его расследованию конец и не придется провести февраль на северных дорогах.
      — Значит, эта самая леди Джоселин находится сейчас в Кенилуорте?
      — Точно, — ответил Гаспар. — Ты увидишь ее сегодня вечером за господским столом среди других фрейлин. А поблизости обязательно будет крутиться лорд Марч.

* * *

      Леди Джоселин уставилась в небо скучающим взором, пока ее компаньонка продолжала болтать о погоде. Эта милашка больше пришлась по вкусу Оуэну, чем любовница Фицуильяма. У леди Джоселин была очаровательная детская мордашка — кругленькая, с ямочками и розовым ротиком, — но глаза недобрые. Пока он подходил к ней, она оценивающе его разглядывала, прикидывая, чем он может быть ей полезен. Крошечные губки растянулись в улыбке.
      — Миледи Джоселин. — Он отвесил ей поклон.
      Она прижала ладошку к груди, почти полностью видной в вырезе модного платья, и на мгновение отвела глаза, но тут же снова принялась рассматривать его с внимательностью хищника.
      — Вы гость герцога?
      — Я служил старому герцогу, а сюда заехал забрать свои вещи. Теперь я нахожусь на службе у лорд-канцлера.
      В ее глазах вспыхнула маленькая искорка. Значит, он вхож во влиятельные круги.
      — Ваше имя, сэр?
      — Оуэн Арчер, миледи.
      — Вы хотели со мной поговорить?
      — У меня к вам поручение от… — Оуэн взглянул на компаньонку миледи, а потом снова на Джоселин, — одного вашего старого знакомого.
      Дама слегка раскраснелась.
      — К сожалению, мои обязанности занимают почти все время. Я слежу за гардеробом миледи, прогуливаю ее собачку в розарии. На это уходит почти все утро до полудня.
      — Значит, благодаря этим делам я имею счастье лицезреть очаровательный цвет вашего лица. Что ж, возможно, мне повезет встретить вас во время одной из прогулок. Я тоже часто прогуливаюсь, чтобы побыть наедине со своими мыслями. — Оуэн отвесил поклон обеим дамам и удалился.
      Бертольд зашел к нему, когда он собирался пройтись перед сном.
      — Пропусти с нами кружечку.
      Оуэн покачал головой. Он предвидел, что все напьются до бесчувствия, вспоминая былые дни, и едва сумеют расползтись по своим койкам. На следующее утро он проснется от дьявольского стука в голове, и во рту будет сухо, как в пустыне. Он не желал разговаривать с леди Джоселин в таком состоянии.
      — Не могу я больше бражничать, друг мой. Я должен обязательно пройтись перед сном, чтобы спокойно провести ночь.
      — Тогда один дружеский совет. Поосторожнее с леди Джоселин. Лорд Марч честолюбив. Он отойдет в сторону, если его дама станет заигрывать с кем-нибудь из всесильных, но только не со слугой, пусть даже тот и ведет себя как лорд.
      Бертольд забросил верную наживку. Когда Оуэн оказался за столом рядом с другом, то поклялся про себя выудить из Бертольда то, что нужно, и успеть убраться, прежде чем прошлое нахлынет на него огромной пивной волной. Голова уже и так трещала от выпитого ранее.
      — Я бы сказал, что на твой вкус эта дамочка чересчур круглолица и глуповата, — заметил Бертольд.
      — А где же лорд Марч, которого следует опасаться?
      Бертольд кивнул в сторону стола, стоявшего по левую руку от хозяйского.
      — Вон тот лысый и губастый.
      Лорд Марч находился в центре внимания всех сотрапезников. Он перегнулся через стол и вопил, раскрасневшись, на какого-то глупо ухмылявшегося лорда. Это был высокий тощий человек, одетый по последней моде: широченные рукава, обтягивающие рейтузы, не скрывавшие, что спор не только поглотил его, но и возбудил.
      — Похоже, еще тот тип.
      — Сейчас он в фаворе у нужных людей, поэтому лично я не стал бы переходить ему дорогу.
      — Гонт покровительствует ему?
      — Этот хитрюга знает, с кем водиться.
      — Я буду осторожен.

* * *

      Утреннее солнце приятно грело Оуэну лицо, хотя воздух был прохладен и резкий ветер продувал насквозь. На ветру шрам на лице горел и кожу стягивало, а необходимость щуриться на ярком солнце только все усугубляла. Агенту архиепископа хотелось вернуться на соломенный тюфяк в комнату Бертольда и отсыпаться весь день, но у него было дело, не терпевшее отлагательства. Проходя вдоль огородных грядок, Оуэн почувствовал на себе чей-то взгляд, но поблизости маячил лишь старый слуга, ровнявший тропинку граблями. Несколько раз бывший стрелок останавливался, чтобы отломать отросток и понюхать знакомую травку. Он любил острые, пряные ароматы. В детстве мать поила его зимой отваром из смеси розмарина и шалфея, чтобы согреть кровь. Напиток она готовила в деревянной миске, которая спустя год еще пахла душистыми травами.
      Давненько он это не вспоминал. Странно, что какой-то запах мог родить ощущение, будто стоит только протянуть руку, как он дотронется до материнского лица, почувствует под пальцами гладкую, мягкую кожу. Он не видел мать лет десять или больше. Наверное, она совсем поседела и выглядит старой и усталой. Но он был уверен, что мать все еще жива. Он бы знал, если бы она умерла, если бы ее сильный дух покинул этот мир. Или не знал бы? Лучше об этом не думать.
      Тропинки в розарии были шире, чем на огороде, и обложены речным камнем. Здесь погожими весенними днями любила прогуливаться герцогиня со своими фрейлинами. Тропинки переплетались между собой, сходясь возле каменной чаши, теперь пустовавшей, если не считать нескольких сухих листьев, скользивших кругами по дну. Клумбы с коричневыми побегами, которые нальются соками и расцветут летом, сейчас были прикрыты соломой. В воздухе стоял запах гниения, приводящий в уныние. Оуэн поспешил дальше.
      Живая изгородь из остролиста смотрелась куда приятнее розария, темно-зеленые листья глянцевито поблескивали и топорщились, напоминая воинов в ожидании битвы. А что же тогда ярко-красные ягоды — капли крови? Воины стояли по стойке «смирно» после побоища в надежде, что лорд заметит их многочисленные раны и позволит уйти, чтобы сесть на корабль? Оуэн отогнал от себя эту мысль. Какое мрачное настроение навеял на него этот уснувший зимний сад! Или виновата вчерашняя попойка?
      Проходя под аркой из остролиста, он снова почувствовал спиной чей-то взгляд. И опять, обернувшись, никого не увидел. Далеко впереди на тропинке между подстриженными фруктовыми деревьями прогуливалась леди Джоселин. Она вела на поводке изнеженную собачку, которая, смешно ковыляя, мела животом землю. С первого взгляда было ясно, что собака предпочла бы прогуливаться гораздо медленнее, чем позволяла ей дама, которой через каждые несколько шагов приходилось дергать изукрашенный каменьями поводок. Леди Джоселин направлялась к лабиринту. Оуэн заторопился, не желая потерять ее из виду. Он побывал в лабиринте только один раз, но успел убедиться, что в нем разумнее всего прогуливаться в сопровождении того, кто хорошо знает маршрут. Его приближение насторожило собачку, песик навострил уши и залился лаем, разрывая лапами землю. Леди Джоселин бросила взгляд назад, слегка махнула рукой, заметив Оуэна, а затем, непонятно почему, подхватила тявкающую собачонку и торопливо скрылась в лабиринте.
      Оуэн замер как громом пораженный. Неужели она по какой-то причине раздумала беседовать с ним? Может быть, он что-то не понял? Или это она не поняла? Шрам дергал, холод пробирал до костей, делая неподвижное стояние неприятным. Он опять подумал, что лучше бы ему все-таки отоспаться после вчерашнего. Но неужели он так просто сдастся? Что, если подойти к входу в лабиринт и позвать леди по имени? Если дама не откликнется, он развернется и пойдет досыпать дальше.
      Когда он приблизился к лабиринту, пес снова затявкал, удаляясь куда-то в глубину. Леди Джоселин вовсе не ждала его у входа. Он было повернул обратно. Какой смысл звать ее? Вряд ли она услышит его голос из-за собачьего лая. Придется расспросить ее как-нибудь в другой раз.
      Оуэн прошел мимо тисовых часовых и столкнулся лицом к лицу с разъяренным лордом Марчем. Тот казался гораздо крупнее и величественнее в накидке, подбитой мехом, и меховом головном уборе.
      — Вы что, преследуете леди Марч? — гневно спросил он зычным голосом, разлетевшимся по всему саду.
      — Преследую? Я вовсе не собирался этого делать, лорд Марч, но, увидев, как она тянет на поводке маленького зверька, подумал, что мог бы предложить ей помощь.
      Сердитая физиономия придвинулась еще ближе. Оуэну не понравился ее цвет. Чересчур багровый — значит, о самообладании уже речь не идет.
      — И вы собрались последовать за молодой женщиной в глухой лабиринт, когда она осталась без присмотра?
      Оуэн чуть не рассмеялся. Вряд ли этот пес позволил бы какие-то забавы. Но сдержавшись, он начал подыскивать успокоительный аргумент. Именно в такие минуты он проклинал себя за то, что отказался от первоначального плана и не нанялся на службу к какому-нибудь итальянскому вельможе. Тогда ему не пришлось бы вести словесную дуэль. Возможно, лорд Марч стремился его унизить. Оуэн отвесил легкий поклон.
      — Прошу простить меня. Теперь я понимаю, в каком свете вам предстал мой поступок. Я вовсе не собирался каким-либо образом оскорбить добродетель леди Джоселин.
      Лорд Марч побагровел еще сильнее. Глазки-бусинки оказались на столь близком расстоянии от лица Оуэна, что он разглядел красные прожилки — свидетельство вчерашней попойки.
      — Вчера вечером за столом вы разговаривали с ней.
      Боже мой, началось. Он мог бы выпутаться, сказав правду, если бы дело не касалось умершего любовника леди Джоселин. Оуэн лихорадочно соображал на ходу.
      — Вчера вечером. Да. Честно говоря, я хотел извиниться перед ней. Видите ли, мои приятели подначили меня заговорить первым с прелестной новой фрейлиной. Они предварительно накачали меня пивом и послали действовать, солгав, что она не замужем. Дама тут же просветила меня на сей счет. Сегодня утром я почувствовал себя глупцом.
      — Значит, вы задумали пофлиртовать с миледи, вот как?
      В лицо Оуэна въехал кулак. Агент едва мог поверить в случившееся. Неужто лорд Марч явился сюда, чтобы затеять драку? Удар был скользящий, по челюсти, но теперь лорд, видимо, нацелился в повязку на глазу. Оуэн перехватил занесенную руку и ткнул лорда Марча кулаком в подбородок. Это отбросило противника назад и дало Оуэну возможность пощупать челюсть и убедиться, что если синяк и появится, то его скроет борода. Ему не улыбалась перспектива отправиться в дорогу со следами недавней потасовки. С синяками и повязкой на глазу можно было попрощаться со всякой надеждой на хорошее обслуживание в тавернах. Лорд Марч собрался продолжить драку. Тогда Оуэн схватил руки противника и сам пришел в смущение от того, с какой легкостью ему удалось сдержать лорда.
      — Я не желаю продолжать, милорд. Уверяю, у вас нет причин драться со мной. Я никоим образом не запятнал ваше имя.
      Глазки-бусинки горели презрительным огнем. Что за проклятое невезение. Оуэн надеялся разузнать среди этих людей о Фицуильяме все, что могло удовлетворить любопытство Торсби, и не ехать при этом на север. Теперь же придется немедленно отправиться в дорогу. Он и без того достаточно оскорбил лорда Марча, продемонстрировав свою силу, так что тому остается только одно — нанять людей и расправиться с наглецом. Или по меньшей мере сделать его калекой.
      — Я слышал, вы человек Торсби, — заявил лорд Марч. — Возвращайтесь в Лондон и держитесь подальше от моей жены, иначе я разорву вас на части.
      Оуэн ловко отпустил руки лорда и, отступив на несколько шагов, поклонился. Он попытался еще раз что-то объяснить, но это вызвало яростный вой у в конец обезумевшего ревнивца.
      И что теперь? Если повернуться и уйти прочь, то этот смехотворный рыцарь может напасть на него сзади. Лорду Марчу, видимо, теперь все равно, откуда нападать — спереди или сзади. Но оставаться на месте — тоже не лучший выход. А пятиться всю дорогу до розария совсем неразумно.
      Оуэн только зря ломал себе голову. Лорд Марч первым предпринял следующий шаг, набросившись на агента с ножом. К тому же он удачно прицелился, в самое уязвимое место. В левое плечо.
      — Проклятье! — вскричал Оуэн, ногой выбил нож из руки Марча и нанес удар ниже пояса со всей яростью к этому сумасшедшему ублюдку: из-за него вновь открылась рана, а ведь было предпринято столько стараний, чтобы ее залечить.
      Когда лорд Марч согнулся пополам от боли, Оуэн нанес следующий удар, в челюсть. Лорд упал на спину прямо на тропу, изо рта у него полилась кровь. Скорее всего, он просто прикусил язык.
      Оуэн зашвырнул нож в тисовую ограду и быстро направился прочь, изо всех сил сжимая раненое плечо, чтобы остановить кровотечение.

      Когда Оуэн добрался до оружейной комнаты, он с трудом сбросил накидку и кожаный жилет и не без удовольствия убедился, что рана пустяковая, гораздо незначительнее, чем он себе вообразил. Такая быстро затянется. Зашедший к нему Гаспар помог промыть и перевязать рану, а затем налил стакан вина.
      — За непопранную честь.
      — Ему досталось больше, чем мне, будь уверен. Глупо было связываться со мной. Он слабак.
      — Мы предупреждали тебя, чтобы ты держался подальше от прелестной Джоселин. Этот человек сходит от нее с ума. Поговаривают, будто Гонт нарочно пригласил его жену в дом, чтобы лорд Марч занимался своим делом, а то он вечно сбегал на север, проверял, как она там.
      — Честно говоря, мне она не кажется столь лакомым кусочком, чтобы вызвать такую страсть.
      — Рад это слышать, капитан. А то я было подумал, что, потеряв один глаз, ты лишился своего знаменитого чутья насчет дамочек.
      Оуэн выплеснул остатки вина в лицо Гаспару и со смехом направился в комнату Бертольда, где достал мазь для смягчения шрама. Густо смазав рубец, он прилег на тюфяк и, должно быть, задремал, ибо очнулся, когда его голову кто-то нежно приподнял и опустил на колени, затянутые шелком.
      Розовые губы леди Джоселин скорбно сжались, а затем растянулись в улыбке. Взгляд был не таким холодным, как еще недавно.
      — Капитан Арчер, как я рада, что вы очнулись. Куда он вас ранил?
      Дама, несомненно, следила за модой: декольте ее платья было опасно глубоким, и Оуэн видел, как с каждым вздохом вздымается пышная грудь. Леди Джоселин явно волновалась. Внезапно он ясно представил всю эту семейную игру. Она затеяла интригу, Марч спас ее, она чмокнула его и, подоткнув одеяльце, направилась тихонечко к раненой наживке. Пропади все пропадом! Оуэну захотелось в эту самую минуту оказаться где угодно, лишь бы не здесь, в комнате Бертольда (когда точно известно, что хозяин не вернется), наедине с этой женщиной, которая наверняка выпустит коготки, убедившись, что он вовсе не пленен ее чарами. Но все пойдет прахом, если он не расспросит ее о Фицуильяме.
      — Рана у меня не серьезная, хотя не поручусь, что ваш муж тоже пострадал не сильно.
      — Несколько дней ему будет трудно есть, но потом все пройдет.
      — Не знаю, почему он так оскорбился; впрочем, я не смог объяснить ему, почему желаю поговорить с вами наедине, и это лишь испортило дело.
      — Да, об одном старом друге…
      — Сэре Освальде Фицуильяме.
      — Оззи? — Она прижала ладошку к белоснежной груди. — У вас есть от него известия?
      — Скорее о нем, миледи. Фицуильям мертв. — Глаза дамы расширились. Оуэн сел и взял леди за руки. — Простите, что огорошил вас такой новостью, но я не мог придумать, как сообщить об этом помягче.
      — Оззи. — Она покачала головой. — Но мы ведь виделись всего… Кто его убил?
      И снова предположение, что Фицуильяма убили, что юношу настиг один из его многочисленных врагов. Оуэн уже начал терять веру в то, что ему удастся когда-нибудь размотать спутанный клубок и найти убийцу.
      — Вы начали говорить, что виделись с ним. Когда это было в последний раз? На Рождество? Или он заехал к вам по пути в Йорк?
      Она отвела взгляд.
      — Он был давним другом.
      — Другом семьи? Возможно, лорд Марч поручил ему доставить вам письмо?
      — Именно так. А вы что подумали?
      — В таком случае, я мог бы обойтись без синяка и раны, рассказав вашему мужу о Фицуильяме?
      Она подняла на него перепуганный взгляд.
      — О нет. Я вам весьма признательна, что вы ничего не сказали мужу. Это… — Она зажала рот пухленьким кулачком, глаза ее сверкали в тусклом свете, проникавшем из высокого окна. — Весьма признательна. — Она протянула к нему руки.
      — Леди Джоселин, я бы предпочел другую компенсацию.
      Она убрала руки, словно обожглась, и покорно взглянула на него.
      — Мне нужна правда. Фицуильям приезжал повидаться с вами на Рождество. О чем он рассказывал? Какие грехи собирался отмаливать в аббатстве Святой Марии?
      Дама молчала.
      — Я знаю, что вы были любовниками.
      Она охнула и собралась встать, но он положил ей руки на плечи и дал ясно понять, что намерен удержать ее на месте. Грудь ее вздымалась. Его отчасти забавляло, что он теряет попусту такую идеальную возможность предаться удовольствию. Но все это дело вызывало у него такое отвращение, что хотелось покончить с ним как можно быстрее.
      — Я не причиню вам зла, леди Джоселин. Мне просто нужно выяснить, что затеял Фицуильям незадолго до смерти. С кем он мог встретиться в Йорке? Расскажите мне все, что знаете, и я беспрепятственно отпущу вас.
      — А если не расскажу? — кокетливо поинтересовалась она, по-прежнему принимая происходящее за игру, флирт.
      Он предположил, что для нее вся жизнь — это беспрерывный флирт. Он не любил таких женщин. Пустых. Глупых. Ни на что не годных.
      — Я бы предпочел обойтись без угроз, прекрасная леди.
      Он понял по ее раскрасневшемуся личику, что прав: она воспринимает всю эту ситуацию как приключение и будет разочарована, если он отошлет ее прочь, хотя бы не поцеловав. А еще он понимал, что разочаровывать эту женщину будет неразумно, поэтому наклонился и запечатлел легкий поцелуй на розовых губках.
      — Вы прелестны, но я не хочу вас компрометировать.
      Она скромно опустила голову.
      — Капитан Арчер.
      — Все восторги Фицуильяма по вашему поводу не отражают и толики правды.
      Ее смех удивил его.
      — Восторги? Фицуильяма? Вы никудышный лжец, хотя и очаровательный. Просто очаровательный.
      А она не так глупа.
      — Я…
      — Очевидно, Оззи подставился под чей-то нож, а его опекун, этот стервятник, послал вас выяснить, кто осмелился пролить кровь Торсби, хоть и сильно разбавленную кровью простолюдина.
      Оуэн почувствовал себя полным идиотом. Не зря его с первой минуты насторожил этот холодный взгляд.
      — Вы правы во всем, миледи. Я лишился дара речи от такой проницательности.
      — Я расскажу вам, что знаю, но только с одним условием.
      — Каким?
      — Вы уедете завтра же и не будете больше расспрашивать никого другого.
      — И как вы заставите меня сдержать слово?
      — Мой муж может сделать так, что вы серьезно пострадаете.
      — Ясно. Вы приметесь кричать о насилии, а он натравит на меня своих костоломов.
      — Именно так.
      Как он мог настолько ошибиться на ее счет? Вот тебе и глупенькая, вот тебе и пустышка. Лучше бы ей оказаться дурой.
      — Почему вас так это заботит?
      — Я не должна допустить ни малейшего скандала теперь, когда принята в свиту герцогини Ланкастер. Для меня честь находиться в этом доме. Для Джейми… лорда Марча это очень важно.
      — Но если вы исполните угрозу, то поднимется скандал.
      — Я буду потерпевшей стороной, капитан Арчер. Вполне заурядная история — на женщину набросился солдат. Мне поверят.
      — Только не лорд-канцлер.
      — Уверена, Джон Торсби выбрал вас не благодаря вашей добродетели. С чего бы ему сомневаться, если я заявлю, что вы решили воспользоваться случаем, когда я заглянула в вашу комнату, чтобы узнать, не нужен ли вам лекарь?
      — Глупый поступок.
      Она пожала плечами.
      — Люди считают меня глупой. Я не возражаю. Меня это устраивает. Дает возможность иногда удивлять.
      — В этом вы правы. Что ж, я ничего не выиграю скандалом, поэтому можете на мой счет не беспокоиться.
      Дама разгладила юбку.
      — Я забеременела. Джейми пришел в ярость. После двух лет брака беременность случилась в самый неподходящий момент. Герцогиня наверняка настаивала бы, чтобы я осталась на севере. Выплачивать жалованье мне начали бы только после родов. Джейми отправился к Оззи, сказал ему, что это, скорее всего, его ребенок. Оззи приехал на север и отвел меня к повитухе, которая за плату избавила меня от необходимости прибегать к ее услугам в ближайшем будущем.
      — Это был ребенок Фицуильяма?
      — Точно не знаю.
      — Чем лорд Марч пригрозил ему?
      Леди Джоселин оскорбилась.
      — Ему не пришлось прибегать к угрозам. Оззи любил меня и сделал бы для меня все, что угодно. Он поверил, что это его ребенок, и, если я не пожелала выносить плод, он был готов помочь мне избавиться от него.