Леди Филиппа уехала к себе накануне с тяжелым сердцем.
      — Не хочется мне оставлять тебя одну так скоро. Ты ведь даже не провела еще ни одной ночи в той комнате, где они умерли. Для многих людей это было бы испытанием. Хотя, Бог свидетель, до Николаса и Ансельма там наверняка тоже кто-то умирал. Просто когда знаешь, то это тяжело. Я до сих пор вижу, как Николас лежит здесь, укутанный в саван…
      — Прошу тебя, тетя. — Болтовня Филиппы буквально сводила Люси с ума. — Ты приехала, когда я нуждалась в тебе. Теперь я вижу, ты волнуешься, как там сэр Роберт, как дела в поместье. Две недели — срок немалый.
      Леди Филиппа вздохнула.
      — Да, ты действительно быстро взяла все в свои руки. — Она с довольным видом оглядела опрятную кухню.
      Люси улыбнулась. Ведь дом тщательно прибрали сама тетушка и Тилди, а не она.
      — Я уверена, что теперь, когда вы обучили Тилди, она сумеет поддерживать здесь чистоту.
      Тетушка передвинула поровнее скамью.
      — Она хорошая девушка. И твой гильдмейстер правильно с тобой поступил.
      — И архиепископ тоже.
      — Хм. Это было в его интересах — не разглашать скандальную историю. Я бы не стала на твоем месте испытывать к нему чересчур большую благодарность, дитя мое.
      — Ты расскажешь сэру Роберту о Николасе и Джеффри?
      — Я спрашивала об этом у Бога в своих молитвах. Боюсь, мой рассказ отправит Роберта в новое паломничество. Но, думаю, нужно ему все рассказать. Кто знает? Возможно, поняв, что круг замкнулся, брат снова откроется для мира. Может быть, даже захочет приехать и повидать свою дочь.
      Еще утром Люси думала об этом и тогда уже не знала, как отнестись к такой перспективе. Она вычеркнула из своей жизни сэра Роберта пятнадцать лет тому назад. А еще раньше он был для нее скорее монстром, чем отцом.
      Но сознание того, что он и тетя Филиппа в своем поместье станут думать о ней, сглаживало ощущение одиночества.
      Никогда до сих пор она не чувствовала себя такой одинокой. В детстве она спала в комнате матери или тети. В монастыре все девочки жили в одной комнате. А после она оказалась в доме Николаса. И вдруг осталась совсем одна. И неизвестно, сколько это продлится.
      Мрачные мысли. Наверное, не стоило отпускать тетушку так рано. Но сегодня из аббатства Святой Марии должен вернуться Оуэн.
      Мысль, что она снова его увидит, взбодрила Люси. Глупо. Вряд ли можно было ожидать, что он и впредь готов прикидываться ее учеником. Скорее всего, какой-нибудь пилигрим в аббатстве уже предложил ему место. Оуэн мог даже не зайти попрощаться.
      Опять мрачные раздумья. Люси подхватила Мелисенди, лежавшую в ногах, и крепко прижала к себе. До той минуты кошка мирно спала. Теперь она открыла один глаз, чтобы посмотреть, зачем ее побеспокоили. Увидев склоненное над ней заплаканное лицо хозяйки, она тут же принялась вылизывать шершавым язычком ее слезы.
      — Мне казалось, что если я сохраню лавку, то большего мне и не надо, — шептала Люси в теплую шкурку Мелисенди, — но я не представляла, каково это — остаться совсем одной. — Она отпустила кошку и выбралась из постели. — Лучшее лекарство от такого настроения — побольше работы.
      Она только-только оживила огонь в очаге и принялась завтракать, когда вошел Оуэн, неся целую охапку дров.
      Сердце в груди у Люси так и подпрыгнуло.
      — Никак не ожидала тебя так рано. — Она отвернулась, чтобы скрыть радость на лице.
      — Уверен, дел накопилось немало.
      — Я справлялась.
      Он сложил дрова у камина, а она тем временем приготовила овсянку.
      Какое-то время они ели молча. Люси пыталась придумать, как ей спросить у Оуэна о его планах и причинах появления здесь.
      Арчер первым нарушил тишину.
      — Йоханнес станет новым архидиаконом Йорка.
      — Это хорошо?
      — Думаю, он отлично справится.
      Люси кивнула, уставившись в миску.
      — А место Йоханнеса займет Микаэло, — продолжил Оуэн.
      — Этот выбор не кажется таким уж удачным.
      — Да, тут я с тобой соглашусь. По словам архиепископа, Микаэло считает, будто ему предоставили второй шанс на небесах, а потому будет служить верно. — По тону Оуэна было понятно, что он не слишком лестного мнения об архиепископе.
      Люси удивилась.
      — Ты не доверяешь его светлости?
      — Не очень. — Вид Оуэна был сердитый. — Семейка Микаэло подкупила его.
      В эту минуту Люси не желала, чтобы кто-то подрывал ее веру в служителей церкви, поэтому она сменила тему.
      — Ты все время, что провел в аббатстве, занимался сплетнями? Разве ты не должен был решить, как жить дальше?
      Оуэн настороженно взглянул на нее.
      — Архиепископ успел с тобой переговорить?
      — Да. В обмен на мое молчание за мной сохраняют лавку. Ну а ты? Ты с ним разговаривал?
      — А больше он тебе ничего не говорил?
      — Что же еще он мог сказать?
      — Насчет меня?
      — Он сказал, что ты хочешь найти настоящую работу.
      — И это все?
      — Да, Оуэн. А ты что думал?
      — Я хочу остаться здесь. В качестве твоего ученика.
      Глаза ее расширились от удивления, на лице заиграла улыбка.
      — Ты шутишь.
      — Нет.
      — Не могу представить, чтобы ты довольствовался такой ролью.
      — Зато я прекрасно себе это представляю.
      — Ты бежишь от жизни.
      — От моей прежней жизни, да.
      — Ты будешь мучиться, оттого что лишен возможности действовать.
      — В таком случае я выйду в сад и буду работать до седьмого пота. Колоть дрова. Рыть ямы. Пересаживать деревья.
      Люси рассмеялась.
      Оуэн почувствовал разочарование. Глупо было на что-то надеяться. Мог бы сразу догадаться, что она не согласится.
      — Ты до сих пор воспринимаешь меня как солдата. Ты навсегда осудила меня за ту прошлую жизнь.
      — Прости.
      — Люди меняются, но ты ведь в это никогда не поверишь. Где бы ты сейчас была, если бы Николас решил, что ты можешь быть счастлива только как хозяйка поместья? Тебе понравилось бы провести всю жизнь в монастыре?
      Люси вспыхнула.
      — Кто-нибудь еще мог попросить моей руки.
      Ну вот, теперь он ее оскорбляет. Господи, до чего же у него паршивый язык.
      — Вопрос не в этом. Я говорил тебе бессчетное количество раз, что с военной службой покончено. Почему ты мне не веришь?
      — А с какой стати мне тебе верить? Ты влез в мой дом с помощью лжи. Вынюхивал вокруг и лгал о том, что делаешь. Ну да, теперь ты говоришь, будто хочешь быть моим учеником, но откуда мне знать, что ты по-прежнему не выполняешь задание архиепископа? Вдруг он поручил тебе присматривать за мной? На тот случай, если вдова Уилтон все-таки окажется отравительницей?
      Она перешла на крик, ее слова хлестали, как кнут. Она стремилась причинить ему такую же боль, какую он причинил ей.
      Оуэн поднялся.
      — Я с самого начала не хотел тебе лгать.
      — Тем не менее лгал.
      — А еще я спас тебе жизнь.
      Люси прикусила язычок.
      — Я дурак, что пытаюсь заставить тебя мне поверить. Ты настроилась против меня с первой же секунды, как увидела. — Оуэн пошел к двери.
      — Пожалуйста, присядь, Оуэн. Мне вовсе не хочется каждый наш разговор переводить в спор.
      Он обернулся.
      — Возможно, это признак того, что мое ученичество не такая уж хорошая идея.
      — А что сказал бы архиепископ насчет этого плана?
      Оуэн понял, что она пошла на попятную. Ей не хотелось, чтобы он ушел. Ладно. Посмотрим, куда это приведет. Он вернулся к столу.
      — Я поделился с ним своими планами. Он не возражал.
      — Мне он ничего не сказал.
      — А я думал, что скажет.
      Люси убрала тарелки, протерла стол и снова уселась напротив Оуэна.
      — Тетя Филиппа вчера уехала. Мне не помешал бы помощник. По крайней мере до тех пор, пока гильдмейстер не найдет мне другого ученика.
      — Испытай меня.
      Она вздохнула.
      — Придется. Другого выхода нет. Я подписала договор. Гильдмейстер его засвидетельствовал.
      — Когда я солгал, я лишился какого-либо права требовать от тебя соблюдения договора.
      — Ты помогал мне гораздо больше, чем обычный ученик.

* * *

      Всю весну он продолжал помогать ей. Поначалу Люси приглядывала за ним, удивляясь, зачем он остался, и пытаясь понять, не поручил ли ему, в самом деле, архиепископ следить за ней. Но Оуэн весь день трудился, по воскресеньям сопровождал ее на мессу и, по словам Бесс, не встречался в таверне ни с какими подозрительными личностями. Если только он не отказался от сна, у Арчера просто не оставалось времени работать на кого-то еще, кроме нее. В конце концов у Люси рассеялись последние сомнения на его счет. Она предоставила ему больше свободы и даже в отдельных случаях соглашалась с его предложениями. Потом, однажды вечером, Люси почувствовала, что ей нужна компания (это был день рождения Николаса), и она пригласила Оуэна остаться после ужина и спеть. Как и прежде, его голос тронул ее душу. Приободрил. Она поняла, как ей полюбилась его кривая усмешка, то, как он по-особому поворачивал голову, чтобы видеть все одним глазом, даже то, как он с ней спорил, когда она начинала упрямиться. Ей нравилось, что в конце дня он сидит рядом с ней перед камином.
      Ни одной из этих мыслей она с Бесс не поделилась.

* * *

      Бретонец-менестрель навязчиво являлся Оуэну во сне. Каждый раз этот парень с диким взглядом подкрадывался к нему из тени, а за ним — его подружка. Раз за разом Оуэн хватал ее руку, которую она тянула к его глазу, и заламывал мерзавке за спину. На рассвете соратники по оружию поздравляли его с удачей. Он оставался цел. И по-прежнему был капитаном лучников. А за проливом его ждала жена. Она мечтала о нем, жаждала его возвращения. Он видел, как она лежит в его постели, такая белая, с шелковистыми волосами, струящимися по обнаженной груди…
      Оуэн проснулся весь в поту, как происходило много ночей всю весну. Потихоньку выскользнул из таверны, чтобы прогуляться. Он шел быстрым шагом, до тех пор пока не улетучились из головы нежность и радость сна. Нет, он не станет мечтать о Люси Уилтон как о жене. Она не проявляла к нему никакой симпатии. Но в этот раз ему не удалось полностью избавиться от наваждения. Он вернулся к дому у Дейвигейт по-прежнему в полном смятении. Открыл калитку и прошел в сад. Нужно было вырыть яму для компоста. Он разделся до пояса и принялся работать при лунном свете.
      Люси проснулась от скрипа калитки и пришла в ужас. Час был слишком поздний, поэтому это не могли быть Оуэн или Бесс. Под окном раздались шаги, а потом все стихло. Люси задержала дыхание. Потом она услышала, что в дальней части сада кто-то копает. Набросив шаль, она схватила трость, которую вырезал и обтесал Оуэн для Николаса.
      Полная луна освещала сад. Люси держалась в тени, высматривая незваного гостя. Но действительность оказалась хуже ожидаемого. Это был Оуэн, раздетый до пояса, с блестящими от пота спиной и руками, с перекатывающимися на спине мускулами. Джефф когда-то раньше говорил ей, что лучники должны быть очень сильными, иначе стрела не долетит до врага. Она вспомнила объятия этих сильных рук. Оуэн совсем не походил на Николаса. Она представила, как, должно быть, разгорячилось его тело от такой работы. «Господи, прости меня за эти мысли». Ей бы следовало вернуться в дом, но она не могла отвести взгляда от Оуэна. Они оба спятили от луны. Он спятил, потому что рыл яму посреди ночи, а она — потому что наблюдала за ним. Ее охватила дрожь, хотя она не замерзла.
      Оуэн почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглянувшись, он увидел Люси. Господи, он так рьяно копал, чтобы выбросить ее из головы, а она тут как тут, стоит в рубашке с распущенными по худеньким плечам волосами.
      — Тебе не надо бы выходить из дома в таком виде.
      — Я думала, в сад забрался чужак.
      — Тем более.
      — Что ты делаешь?
      Она шагнула поближе. Ощутила запах пота и свежей земли. Оуэн всадил лопату в насыпь и с ее помощью выбрался наружу, оставаясь по другую сторону ямы, подальше от Люси.
      — Мне не спалось.
      — Тебя что-то беспокоит?
      Он хотел было солгать, но потом передумал. Она явно понятия не имела о его чувствах, раз стояла сейчас перед ним в таком виде.
      — Люси, из нашего договора ничего не выйдет. Я глупец — подумал, что смогу работать рядом с тобой, не испытывая к тебе желания. — Он вытерся рубахой.
      — Ты мечтал обо мне?
      — Угу. Каков подлец, да? — Если обратить все в шутку, возможно, она и не заметит, что он охвачен дрожью в такую теплую ночь.
      Люси обошла яму и оказалась так близко, что он разглядел луну в ее глазах, почувствовал тепло ее тела.
      — Ты дрожишь, — прошептала она и, распахнув шаль, притянула его к себе, закрыла их обоих, тесно прижавшись к нему. Как приятно ощутить другое тело. А когда он обнял ее, она почувствовала, сколько в нем жизни, тепла, и поцеловала его.
      — Ты… понимаешь, что делаешь, Люси?
      — Ты тоже один раз мне приснился. Это меня напугало.
      — Почему?
      — Не знаю. Я никогда не видела таких снов про Николаса.
      Их тела соприкасались. Он прижимал ее к себе, с восторгом вдыхая аромат ее волос.
      — Я за себя не отвечаю, Люси.
      Она тоже за себя не отвечала. Наверное, она делала что-то не то. Люси хотела было убежать, но пустая комната и холодная постель страшили ее, а он стоял перед ней такой теплый, живой, и он хотел ее.
      — Поцелуй меня.
      Они соскользнули на землю, не разжимая объятий, и предались любви: Люси — со страстью, которой никогда не испытывала прежде с Николасом, Оуэн — с нежностью, которой прежде не знал.
      Проснулись они от холодной росы.
      — Я люблю тебя, Люси, — прошептал Оуэн, целуя ее.
      Она приподнялась на локте и взглянула на него.
      — Ты в самом деле думал, что я могла отравить Джеффа, мстя за поруганную честь семьи?
      — К чему теперь говорить об этом?
      — Я хочу знать.
      — Ты сильная и гордая. Я подумал, что такое не исключено. — Она была такой красивой с влажными прядями, облепившими лицо.
      — А теперь ты уверен, что я невиновна?
      Он улыбнулся.
      — Невиновна в том случае, да. Но ты по-прежнему сильная и гордая. Я пока не знаю, на что ты способна.
      — Воины предпочитают видеть своих женщин кроткими и послушными.
      — В таком случае, хорошо, что я не воин, да?
      Она убрала у него со лба прядь волос и нежно дотронулась до щеки.
      — Думаю, я могла бы тебя полюбить, Оуэн.
      Могла бы. Милосердная Мадонна.
      — А ты не могла бы солгать хотя бы в эту минуту и сказать, что любишь меня?
      Люси взглянула на него чертовски твердым взглядом.
      — Это было бы плохим началом.
      Вместо того чтобы затеять спор, он обнял ее и с силой прижал к себе. Она приникла к нему, и тогда он подумал, что поступил не так глупо, когда спас менестреля. Наверное, лишив одного глаза, Бог привел его к Люси.
      — Мы поженимся, — заявила Люси за завтраком. — И ты останешься в моих учениках.
      — Значит, ты все-таки решила, что любишь меня?
      — Думаю, полюблю.
      — То есть мне придется здорово постараться, чтобы ты поняла: жизнь гораздо слаще, когда я рядом. Понятно.
      Взгляд ее смягчился.
      — А вот это хорошее начало.
      Она наклонилась, чтобы приласкать Мелисенди, а когда выпрямилась, Оуэн потянулся через стол и взял ее руку.
      — Я намерен добиться твоей любви.
      Люси взглянула на Оуэна и поняла, что его испещренное шрамами лицо уже дорого ей.
      — Думаю, ты мог бы попробовать, Оуэн Арчер.

* * *

      Зашедшая в лавку Бесс сразу смекнула, что произошло между этими двоими. И поспешила обратно в таверну Йорка за кувшинчиком бренди от архиепископа.
      — А это еще зачем? — удивился Том, так как была середина дня.
      — Люси и Оуэн. Все случилось так, как я тебе говорила.
      — Что ж, Бесс, значит, ты была права насчет повязки и всего прочего.
      — Эта повязка никогда и ни в чем ему не мешала, Том. Даже не знаю, откуда у тебя такие мысли.