Глава 8

Только в два часа ночи Сузанна смогла уехать с фермы Куперов. Старую миссис Купер обмыли, одели в лучшее платье и уложили в зале. Ее дочери, Ханна Найсбитт и Мириал Скэггс, остались ночевать в родительском доме, чтобы поддержать старика отца, которого наконец уговорили лечь спать. Преподобный отец Редмон молился вместе с рыдающим вдовцом, а вся работа по подготовке похорон легла на плечи двух ее уже пожилых дочерей и Сузанны. Вся семья оплакивала умершую. Правда, миссис Купер была старой и немощной и ее смерть не была ударом грома среди ясного неба, поэтому все горевали спокойно и тихо, без истерик.

Сузанна забралась в повозку вместе с отцом, радуясь, что на этот раз ей не придется ехать домой одной. Распрямив затекшую спину, она ощутила тупую боль в плече. Эта боль, возникающая при любом неловком движении, и огромный синяк упрямо напоминали ей о проблеме, которую она на эти несколько часов старалась забыть, – о Коннелли. Она еще не рассказала отцу о том, что купила работника.

Сузанна посмотрела на сидящего рядом отца – хрупкого в своем черном костюме, совершенно седого, держащегося неестественно прямо, хотя, конечно, он устал не меньше, чем она, – и решила признаться.

Но отец опередил ее.

– Уолтер Купер попросил, чтобы ты завтра вовремя службы сыграла “Гимн Создателю”.

Сузанна кивнула.

– Миссис Купер любила этот гимн. Она попросила меня спеть ей его вчера вечером.

– Она была хорошей женщиной. Мы потеряли, небеса приобрели.

– Да.

Разговор смолк. Глухой стук копыт Дарси по грунтовой дороге перекликался со стуком копыт Мики, лошади отца, привязанной сзади. Кругом царила тишина, нарушаемая лишь шумом листвы деревьев да нечастыми вскриками какой-нибудь одинокой птицы. Сузанну мучила необходимость рассказать о содеянном, поэтому она не могла от всей души насладиться этими мгновениями покоя. Причин молчать не было. Как ни откладывай, легче не станет.

Сузанна собралась с мыслями. Если уж надо признаваться, то лучше сделать это побыстрее, как часто говаривала ее мать. И все же она колебалась. Как хорошо было рядом с отцом. Она подождет еще минуту, только одну минуту и еще немного подышит ночной прохладой. Ночью температура упала на несколько градусов по сравнению с дневной, воздух наполняла пряная смесь запахов трав, животных и соленой воды. Над сосновым лесом темно-синий атлас неба разрывали десятки мерцающих звезд. Окрестности освещала половинка луны холодного белого цвета, так что Дарси самостоятельно резво бежала домой.

И это было неплохо, потому что отец вяло держал вожжи, а глаза его, как и у Сузанны, были подняты к небу. Но если она сражалась с очень земным нежеланием начать разговор на неприятную тему, его голова наверняка была заполнена богоугодными размышлениями о потустороннем мире. Окладистая белая борода и развевающиеся седые волосы, посеребренные лунным светом, делали священника похожим на ожившего библейского пророка. Неожиданно он повернул голову, ласково улыбнулся дочери, но, ничего не сказав, снова вернулся к созерцанию небес. Сузанна, на сердце которой тяжким грузом лежал грех непослушания, чувствовала себя последним червяком.

– Па, я сегодня купила работника. Мужчину, – коротко сообщила она.

Сначала ей показалось, что отец либо не понял сразу, либо не расслышал. Но вдруг он оторвался от бесконечных чудес Господних и взглянул на нее.

– Что ты сделала, дочь моя?

– Купила раба.

– Раба? – Вопрос прозвучал так, будто преподобный отец Редмон никогда ни о чем подобном не слыхивал.

Сузанна решила продолжить разговор, хотя внутри у нее все сжималось при мысли, что она огорчает отца.

– Да. Крэддок – пьяница, а Бен всего лишь мальчишка. Сара Джейн в сентябре выходит замуж, и в доме слишком много работы для троих. Во всяком случае, тяжелой, мужской работы. Вот я и купила раба.

– Разве ты забыла все мои поучения о том, какое зло – рабство? Моисей был рабом и…

– Я все знаю про Моисея, папа, и я так же, как и ты, ненавижу рабство. Но этот человек раб не навсегда. Он будет служить у нас семь лет, чтобы искупить свои грехи. Такой приговор он получил в суде. – Руки у Сузанны замерзли, она спрятала их в складках юбки, чтобы согреть. Больше всего на свете она не любила спорить с отцом, и не потому, что боялась его гнева или наказания – он был не способен ни на то, ни на другое, – но он чересчур глубоко печалился, когда дети расстраивали его. Начиная этот разговор, она заранее знала, что отец загрустит. Теперь Сузанна злилась на себя за это. Но что делать? Ведь им обязательно нужен помощник на ферме. И к такому решению она пришла после долгих раздумий. Кто-то должен заботиться о хлебе насущном и о крыше над головой, и эта задача выпала на ее долю. Отец был слеп как крот во всех практических делах. Но все эти соображения не подняли ей настроения, чувство вины усилилось. Укоризненный взгляд отца заставил ее съежиться. Он молчал. – Разве в Священном писании не сказано, что наказанием для заблудших должен быть праведный труд? – Сузанна судорожно искала довод, который бы доказал, что ничего особо ужасного она не совершила. Цитата неожиданно пришла ей на ум, и она с радостью ею воспользовалась. Преподобный отец Редмон отреагировал на сказанное как на спасительную ниточку и задумчиво кивнул головой. Сузанна знала, что он ненавидел ссоры. Они нарушали мирный настрой его жизни, выводили из равновесия. Уже давно она поняла, что если ей нужно чего-то добиться от отца, то следует лишь твердо стоять на своем. Она обладала более сильной волей и была гораздо решительнее. Сузанна иногда даже стыдилась, насколько легко ей удается заставить отца соглашаться с ней. И все же, несмотря на ее упрямство, он, самый святой из живущих, считал Сузанну своей лучшей дочерью. Но только она знала, насколько не соответствует действительности его представление о ней. Лоб отца Редмона разгладился.

– Да, разумеется, – наконец отозвался отец. – Наверное, ты права.

– С ним плохо обращались, он весь избит. Мы можем не только вернуть ему здоровье, но и наставить на путь истинный.

– Конечно, можем. – Он уже улыбался, явно радуясь не только тому, что сомнительная проблема была благополучно решена, но и тому, что они уже добрались до дома. – Не сомневаюсь, ты поступила правильно. Вполне вероятно, это Божий промысел.

Божий промысел. Ну что еще он может сказать? Сузанна горько усмехнулась и пошла сменить Бена, которому велела дежурить около Коннелли. В зале было темно, на прикроватном столике горела единственная свеча. Коннелли лежал в постели на животе в рубашке пастора, которую Сузанна приказала Бену натянуть на него. Рубашка была короткая и тесная и едва сходилась на тощей груди спящего, но все-таки она была свободного покроя и хоть отчасти прикрывала его.

– Уже утро, мисс Сузанна? – Бен зевнул, очнувшись от дремы. Он прилег в кресле-качалке рядом с кроватью.

– Нет, еще середина ночи. Он просыпался?

Бен отрицательно покачал головой.

– Нет, за все это время он не шелохнулся. Спал, даже когда я напяливал на него рубашку, а уж тут пришлось повозиться, скажу я вам.

– Могу себе представить. Ты хорошо потрудился, Бен. Иди теперь в сарай и помоги отцу с Мики. Потом можешь ложиться спать.

– Слушаюсь, мэм. – Бен встал, потянулся и взглянул на неподвижную фигуру на кровати. – А он как?

– Я посижу здесь немного. Иди же. Бен…

– Да, мэм?

– Не забудь выполнить всю свою работу утром, а уж потом беги к Марии, ты меня понял?

У Бена хватило совести покраснеть.

– Да, мэм.

– Забудем об этом, ладно? Но чтобы такое не повторялось.

– Не повторится, мисс Сузанна, я обещаю, – промямлил Бен и вышел.

Парень искренне раскаивался, но Сузанна была уверена, что пройдет пара дней и обещание будет забыто. Она наклонилась над кроватью и чисто машинально положила ладонь на лоб своего пациента.

Лоб оказался немного горячее, чем нужно. Но это был пустяк. По опыту она знала, что, если бы он схватил лихорадку, болезнь бушевала бы уже вовсю. У Коннелли наверняка лошадиное здоровье, и он справится с заразой, которая гнездилась в гноящихся ранах на спине.

– Это тот человек? – шепотом спросил отец, входя в комнату и глядя на Коннелли.

– Да.

– Бедолага. Ты правильно сказала, мы излечим не только его тело, но и душу. Милосердный Господь привел его на наш порог.

– Да. – В любом деле отец мог отыскать светлую сторону. Сузанна ласково улыбнулась ему: – Иди отдыхай. Завтра много дел.

– Ты права, разумеется. – Он похлопал ее по руке. – И должен признаться, я вконец вымотался. Сама-то скоро ляжешь?

– Мне еще кое-что надо сделать. Но я быстро.

– Что бы мы без тебя делали, Сузанна! – Отец Редмон вздохнул и вышел.

Сузанна прислушалась к его шагам на лестнице. Он ходил легко, даже легче Мэнди, которая практически ничего не весила. Сердце Сузанны сжалось. За последний год отец очень похудел – кожа да кости. Она должна проследить, чтобы он хорошо ел и чаще отдыхал. Больше ничего и не требуется, уверила она себя. Наверняка с ним ничего серьезного. Думать о плохом – значит накликать беду, ничего нельзя знать заранее.

Когда отец ушел, комната погрузилась в тишину, нарушаемую тяжелым дыханием Коннелли. Сузанна машинально дотронулась до его щеки над бородой, но она была не горячее лба. Наверняка снотворное заставит больного проспать спокойно весь остаток ночи. Сузанне безумно хотелось спать. Она так устала, что глаза ее закрывались сами собой, к тому же уже скоро утро, а с ним – обычные дела. Она закроет дверь, отделяющую зал от остальной части дома, и Коннелли не сможет выйти, если неожиданно проснется. Его жизни ничто не угрожает. Нет никакой причины сидеть здесь всю ночь. Надо поспать хотя бы несколько часов.

Чувство долга боролось с усталостью, и усталость победила. Все равно она встает очень рано, так что Коннелли недолго быть здесь одному. Еще раз пощупав его лоб и убедившись, что температура не поднялась, Сузанна сладко зевнула и сдалась. Если она не поспит, завтра от нее будет мало толку.

Задув свечу у кровати, Сузанна заперла дверь в зал и поднялась в свою комнату. Там она разделась, облачилась в ночную рубашку, умылась и почистила зубы. Распустив волосы, долго расчесывала их, пока пушистая волна не закрыла ей плечи. Снизу раздался тихий звук. Прислушиваясь, Сузанна замерла со щеткой в руках. Что это было? Звук повторился – как будто кто-то царапался, стараясь выбраться,

Откуда? Единственная запертая дверь в доме вела в зал. Может, проснулся Коннелли? Вряд ли, но что это тогда за звук?

Она положила щетку на умывальник, взяла розовое покрывало, накинула на плечи и пошла вниз, высоко держа свечу. Волосы, которые Сузанна обычно заплетала перед сном в косу, рассыпались по спине.

Внизу было темно и тихо, как в могиле. Только ее свеча тревожно мерцала во мраке. Дверь в зал была по-прежнему заперта. В замочной скважине все так же торчал ключ. Неужели ей послышалось? Наверняка нет.

Но стоило ей так подумать, как звук повторился опять, причем настолько неожиданно, что Сузанна подскочила. Пламя свечи заметалось из стороны в сторону. Тут за закрытой дверью раздалось мяуканье, и все встало на свои места.

– Клара! – воскликнула Сузанна, отпирая дверь и выпуская кошку. – Как ты сюда попала? Ты же должна быть во дворе.

Клара громко замурлыкала и потерлась о ноги хозяйки. Сузанна поставила свечу на последнюю ступеньку лестницы, взяла киску на руки, почесала ей за ухом и направилась к входной двери. Клара была беспородной кошкой, но пушистой, белой с рыжими и черными пятнами. Крупная, весом около двадцати фунтов, она была бы красоткой, если бы не потеряла один глаз и пол-уха в очередной кошачьей разборке. Этот несчастный случай и привел ее, истекающую кровью, в сарай Редмонов. Там раненое животное нашла Сузанна и выходила, чем заслужила безмерную преданность Клары. Ухо все еще выглядело рваным, но глаз зажил, а темный шрам на его месте, расположенный в полукруге черной шерсти, делал кошку похожей на пирата.

– Иди и поймай мышь, – пробормотала Сузанна, выставляя Клару на улицу.

Как будто в ответ на ее слова, киска тихо мяукнула, задрала хвост, вышла на крыльцо и, спустившись по ступенькам, исчезла в темноте. Закрыв дверь, Сузанна заглянула в зал. Ей хотелось убедиться, что кошка не потревожила больного. Там было все так же тихо, ни шороха. Свеча в холле освещала лишь маленький кусочек пространства, и кровать находилась в полной темноте. Надо зайти и взглянуть на Коннелли, прежде чем подняться наверх.

Слабый свет дал ей возможность разглядеть, что он за это время сменил позу. Дышал больной легче и спал уже не так глубоко. Наверное, Клара все-таки помешала ему.

Нахмурившись, Сузанна наклонилась над постелью, положила ладонь на лоб спящего и немного подержала. Внезапно, так что она не успела отскочить,

Коннелли схватил ее за руку железной хваткой. Покрывало соскользнуло с ее плеч, рывок – и Сузанна потеряла равновесие. Колени ее подогнулись, она вскрикнула и упала на постель.

Глава 9

Сузанна не успела ощутить мягкость матраса: Коннелли уже был на ней. Падение снова растревожило плечо, и она хотела вскрикнуть, но тяжесть мужского тела лишила ее такой возможности. Сузанна пыталась вздохнуть, заговорить, но была придавлена его тяжестью. Да и видеть тоже не могла. Ее лицо уткнулось в мягкую, слегка волосатую кожу в вырезе рубашки. Ноздри наполнил запах мыла. Она недавно сама варила его и еще вечером терла им этого негодяя. Теперь Сузанна чувствовала на губах вкус мыла. Коннелли что-то хрипло пробормотал ей в ухо, но слов она не разобрала.

Коннелли слегка шевельнулся. Теперь он не так сильно давил на нее, и она смогла повернуть лицо и набрать полную грудь воздуха. Сузанна даже обрадовалась, что может дышать и что ее мозг снова начал соображать. Шок от неожиданного нападения начал проходить. Вместо него возник страх. Он хочет ее убить или…

Его губы, касающиеся ее шеи, подтвердили второе предположение. Сузанна замерла, чувствуя, как царапает ее нежную кожу его борода. Страх сковал ее волю. Губы Коннелли оказались мягкими и влажными, она ощущала покусывания на своей шее, которую она открыла ему, повернув голову.

Его язык коснулся ее уха, обвел его контуры, проник вовнутрь, как в раковину. Сузанна лежала неподвижно, боясь малейшим движением спровоцировать его на еще более смелые поступки.

Он легонько прикусил зубами нежную мочку уха. К своему ужасу, Сузанна почувствовала, что при других обстоятельствах это было бы очень приятно. Но сейчас паника парализовала ее. Хотя ей самой никогда не приходилось испытывать плотскую любовь, которую мужчины ждут от своих жен, она понаслышке знала, как это происходит. Не было сомнений, что именно к плотской любви стремился Коннелли. Правда, двигался он в этом направлении не быстрее, чем движется свинья по скользкому склону.

Ей надо остановить его. Но как? Правая рука Сузанны была зажата весом его тела, а левую он крепко держит. Что она способна сделать? Его бедро давило на ее ноги. Он был таким огромным и сильным, что мог просто переломить ее пополам.

Коннелли провел языком по ее подбородку, заставив Сузанну покрыться мурашками. Потом принялся губами ласкать шею прямо под подбородком. Сузанна осознала, что ее тело отвечает на страстные ласки его горячих губ. Она дернула головой, пытаясь высвободиться. Не обращая на нее внимания, Коннелли начал покрывать легкими поцелуями ее шею.

– Прекрати! – прошипела Сузанна ему в плечо, куда прижималась лицом. – Ты меня слышишь? Немедленно прекрати, и мы все забудем. Тебя не накажут, даю слово. Слышишь?

Конечно, он слышал, но никак не отреагировал на эту комбинацию из угрозы и обещания. Он поцеловал щеку Сузанны, угол глаза, висок, продолжая лежать на ней, вдавливая ее в матрас, но слегка сдвинувшись в сторону, чтобы она могла дышать. На Коннелли была короткая рубашка, и он терся голым бедром о ее бедро. Сузанна с ужасом обнаружила, что в результате падения ее ночная рубашка задралась почти до талии, обнажив и ее бедра, и теперь она ясно ощущала жар его кожи.

Ей снова пришла в голову мысль закричать, хотя минуту назад она от нее отказалась – какой позор, если ее застанут в такой ситуации члены семьи. Нет, она не будет кричать. Кроме чувства стыда, ее остановила реальная опасность, грозящая сестрам и отцу, если им придется бороться с Коннелли. Сузанна с отчаянием поняла, что все пять Редмонов не выстоят против одного Коннелли, человека, которого она сама привела в дом. Разве что, заслышав ее вопли, отец сообразит схватить охотничье ружье, хранящееся за кухонной дверью, хотя эта идея вряд ли придет ему в голову. У отца с практической сметкой всегда было туго.

Если она немедленно не остановит Коннелли, то очень скоро будет знать о плотской любви куда больше, чем когда-либо собиралась узнать. Ее изнасилуют и разрушат ее жизнь, и никто, кроме нее, не будет виноват в этом. Последнее соображение придало ей силы.

– Коннелли, немедленно отпусти меня! Если ты меня не отпустишь, тебя повесят!

Но и эта угроза на него не подействовала. Вместо ответа он очень нежно поцеловал уголок ее рта. Тут Сузанну осенило, что, возможно, из-за снотворного он еще не вполне проснулся и пребывает в сомнамбулическом состоянии, вызванном ее появлением у постели. Возможно, ему снится эротический сон, и он проигрывает его на ней!

– Коннелли! Проснись!

Единственным ответом были губы, скользнувшие по щеке к подбородку. Собрав последние силы, Сузанна выгнула спину, пытаясь сбросить его, но шансов у нее было столько же, сколько у ягненка, очутившегося в пасти волка. Зато он слегка отстранился, и Сузанна решила, что ее сопротивление принесло результат. Однако она ошибалась. Его колено очутилось между ее ног.

На одно мгновение, не больше, когда Сузанна ощутила мускулистость его бедра, шероховатость и напор покрытой волосами ноги, ее тело пронзило незнакомое острое желание. Но страх, гнев и с детства вбитые моральные принципы тут же погасили эту искру. И она сделала еще одну попытку освободиться. А Коннелли все сильнее раздвигал ей ноги. Ее сопротивление не шло ни в какое сравнение с его силой, так что рано или поздно он добьется того, к чему стремится. Сузанна почувствовала, как его бедро касается самой сокровенной части ее тела. Ощущение оказалось внезапным и странным, как будто ее сбросила с себя лошадь.

Он еще сильнее прижался к ней, и во рту у нее пересохло.

Как бы ни было стыдно перед семьей за то, что она попала в такой переплет, как бы это ни было опасно, но ей надо позвать на помощь. Сузанна уже хотела было закричать, но тут Коннелли прижался губами к ее рту, языком скользнув глубоко внутрь. У Сузанны перехватило дыхание. Запах мыла смешался с запахом куриного бульона. Казалось, он хотел полностью завладеть ее ртом. Его губы были жаркими, влажными и жадными. Его бедро двигалось вверх и вниз прижимаясь к тому месту, на котором, как она ни боролась с этим, сосредоточились все ее мысли. Сузанна пыталась увильнуть от настойчивого постыдного прикосновения, но тут же бросила эти бесполезные попытки. Неведомые мощные волны уже подхватили ее тело.

Значит, вот как мужчины соблазняют женщин на плотскую любовь? Конечно, Сузанна иногда задумывалась об этом. Но и только. У нее никогда не было поклонника. Саре Джейн и в голову не могло прийти обсуждать такие неприличные вещи со своей старшей сестрой. Хотя Сузанна однажды случайно слышала, как она нерешительно призналась Мэнди, что ее пугает первая брачная ночь. Если плотская любовь именно такова, то Саре Джейн нечего бояться. Наоборот, надо ждать с нетерпением, но, конечно, это должно случиться лишь после свадьбы.

Но сама-то она вовсе не на брачном ложе, и Коннелли ей не муж. Наслаждение, пронизывающее ее тело, греховно. Сузанна не позволит себе испытывать это чувство. Не позволит!

Губы Коннелли снова скользнули ей на шею. Внезапно он отодвинулся, освободив ее руки, и начал изучать ее тело. Мужские пальцы нащупали грудь и сомкнулись вокруг нее, касаясь соска. Сузанна напряглась, не желая поддаваться нахлынувшему страстному желанию. Она давно привыкла к мысли, что ей самой суждено остаться старой девой. Помолвка Сары Джейн только подтвердила правильность ее рассуждений. Ей не дано мечтать о том будущем, которое сестры считали само собой разумеющимся – брак, дети, муж, который научит их плотской любви. Все это не для нее. Ее судьба – быть с отцом и сестрами. А когда она будет им больше не нужна, то к тому времени слишком состарится, чтобы начать собственную жизнь. Но все же волновало и другое… Пусть она дурнушка, пусть излишне практична, ей тоже хотелось, как и всем женщинам, познать искусство любви. И вот ей дан шанс. Надо лишь спокойно лежать и позволить ему…

В это время к первому присоединилось и второе колено. Сузанна даже опомниться не успела, как ее ноги оказались широко раздвинутыми.

– Нет! – Паника взяла верх над всеми остальными чувствами. Сузанна изо всех сил ударила Коннелли кулаком в висок.

– Какого черта?

Она и удивилась, и обрадовалась, когда он с громким воплем скатился с нее. Сузанна внезапно почувствовала, что свободна. Она отползла к краю постели, но здесь ее остановила рука, вцепившаяся в гриву ее волос.

– Пусти меня! Пусти меня, слышишь?

– Черт возьми, женщина, за что ты меня ударила? – Он был искренне удивлен.

Сузанна взглянула на темную фигуру, едва различимую во мраке, и поразилась, заметив, что дрожит. Это она-то, Сузанна, которую никто не мог испугать.

– За что я тебя ударила? – переспросила она.

Может, он и в самом деле не знал за что? Если предположить, что Коннелли только теперь по-настоящему проснулся, то, конечно, он и представления не имеет о своих безумных действиях. Она умоляла Бога, чтобы это было так. Какой стыд, если он помнит все, что случилось. Он трогал ее в таких местах, до которых она сама стеснялась дотрагиваться, он почти раздел ее и… Если он помнит, она никогда не сможет снова взглянуть ему в лицо. Коннелли молчал. Сузанна не имела представления, о чем он думает, но в темноте чувствовала его взгляд. Внезапно он сильно потянул ее за волосы. Сузанна ужасно испугалась. Что, если он снова захочет затащить ее под себя и закончит то, что начал? Вдруг он вовсе и не спал, а с самого начала хотел ее изнасиловать? От ярости и страха она тряслась так, что зуб на зуб не попадал, и ей пришлось плотно сжать челюсти.

Она не могла видеть, скорее, почувствовала, что Коннелли сел, потому что он дернул ее за волосы. Потом дернул еще сильнее, и Сузанна вынуждена была лечь на бок. Он перегнулся через нее и достал что-то с противоположной стороны кровати. Сузанна услышала удар о металл, увидела высеченную искру, потом загорелась свеча. Конечно, Коннелли еще раньше заметил свечу и то место, где она держит кремень. Пока свеча разгоралась, хватка ослабла, и Сузанна смогла сесть. Она постаралась отодвинуться подальше, но мешала рука, вцепившаяся ей в волосы. Сузанна больше ничего не могла предпринять, поэтому с упавшим сердцем повернулась к Коннелли.

Тот, не торопясь, разглядывал ее – от спутанной копны русых волос, закрывающих всю спину, до неприлично задранной рубашки. Он на мгновение задержал взгляд на ее высокой груди, туго обтянутой тонкой материей. Глаза его сверкнули, когда Сузанна попыталась закрыть себя руками. Потом его взгляд опустился ниже, по обнаженным бедрам и ногам, не упуская ничего – ни их изящной формы, ни маленьких ступней. Сузанна быстро подобрала ноги под себя и натянула на них рубашку. Она так покраснела, что, казалось, вот-вот вспыхнет. Она понимала, что он все замечает.

Подняв глаза, Сузанна увидела, что Коннелли смотрит на нее со странной усмешкой, будто это она сделала что-то не так. Ночная рубашка отца, с трудом натянутая на широкие плечи, скомкалась на его груди. Ниже Сузанна смотреть не осмелилась. Черные волосы взлохмачены, губы сжаты. Ехидная улыбка вкупе с бандитской бородой делали Коннелли похожим на дикаря.

При воспоминании, как ее тело реагировало на ласки этого грубияна, ей захотелось исчезнуть. Она отвела взгляд. Неужели она дошла до такой жизни, что ей сойдет любой мужчина?

– Какого черта ты делаешь в моей постели? – Коннелли обвинял ее, тут не могло быть сомнений.

Она зло посмотрела ему в лицо.

– Что я делаю?.. – Голос отказал ей. Что ему ответить? Если он и в самом деле не помнит, что тут творилось минуту назад, то она не собирается рассказывать ему пикантные подробности. Пусть неприятный эпизод сохранится лишь в ее памяти, тогда это будет не так унизительно. Хотя, даже если он и не спал, он же не может знать, как ожило все ее существо при его прикосновениях, так ведь? Он же не ясновидящий! Только она знала, как бурно отозвалось ее тело, а она унесет свою постыдную тайну в могилу.

– Если ты купила меня в качестве жеребца, леди, то ты просчиталась. Я сплю, с кем хочу и когда хочу, а не по приказу.

– Что? – Сузанна онемела. Оскорбительное обвинение заставило ее сжать кулаки. Смешанные чувства, вызывавшие дрожь, стремительно перешли в яростный гнев, ей казалось, она сейчас взорвется. – Ах ты неблагодарный, невежественный чурбан! – прошипела она. – А я еще спасала тебя от Хайрама Грира. И от Джорджа Ренарда! Подумать только, я отнеслась к тебе по-доброму! Ты заслуживаешь порки! Тебя повесить мало! Тебя стоит разрезать на куски тупым ножом и бросить свиньям! Как ты смеешь так со мной разговаривать! Ты… ты дубина стоеросовая!

Она перевела дух, а Коннелли снова оглядел ее, и в его серых глазах мелькнула искорка, значения которой она не поняла.

– Я не сплю с женщинами из чувства благодарности.

Глаза Сузанны сверкали, а в голове вертелись такие дурные слова, которых она вроде бы и не знала. Она не дала волю языку и дернула головой, пытаясь вырвать волосы из крепко сжатого кулака. Но напрасно, ей лишь стало больнее.

– Отпусти меня немедленно, понял?

– Или?.. – Он насмехался, лениво наматывая ее волосы на руку.

– Или я продам тебя Хайраму Гриру завтра же, еще солнце не встанет! Я расскажу ему, как ты меня оскорбил, он запорет тебя до полусмерти.