Глава 1

Конструкция лазерной установки представляла собой хаотичное нагромождение всевозможных фильтров, зеркал, трубок и казалась каким-то фантастическим агрегатом непонятного назначения. Но человеку в белом халате все было ясно и понятно, потому что он сам её выносил, родил, сконструировал и воплотил в металле и стекле, а сейчас регулировал и устанавливал отдельные детали конструкции для очередного опыта. Человеку ассистировала молодая красивая женщина, смотревшая на него влюбленными глазами и внимавшая любому его приказу.

— Поверни это зеркало на пару градусов, — говорил он ей.

— Сей момент, — отвечала она ему и сдвигала зеркало чуть-чуть вбок.

Проверив все ещё раз, он с замиранием сердца включил лазер.

Тонкий красный луч ударил в зеркала, прошел через систему фильтров, трубок и отражателей, разделился на несколько лучей и превратился в рассеянный пучок света, нарисовав на экране причудливый рисунок, переливающийся всеми цветами радуги.

Человек включил электронный проектор, установленный на пути красного луча, и на экране зашевелились какие-то тени, смутно напоминающие человеческие фигуры. Фигуры производили движения, похожие на движения человека, они поднимали руки, поворачивали головы, шагали в сторону, приседали. Человек, как завороженный, смотрел на экран, пытаясь увидеть там долгожданный результат своей многолетней работы. Он смотрел долго, не отрываясь и не мигая, пока фигуры не превратились в сплошной белый цвет.

Женщина приблизилась вплотную, заглянула ему в глаза, потом посмотрела на экран, снова ему в глаза, пожала плечами, ничего не поняв, и тронула за плечо. Человек не отреагировал, словно ничего не чувствовал. Все, что он чувствовал, было внутри него — в его голове варилась идея всего этого действа, заставляя содрогаться от радости. Радости от увиденного своими глазами завершения научного эксперимента.

Женщина толкнула его сильнее, так сильно, что он даже покачнулся.

— Долго ты спать будешь, Илья? — спросила она.

Он приоткрыл один глаза, второй почему-то не открылся, перевернулся в кровати, оторвал голову от подушки и посмотрел на нее.

— Я спрашиваю, долго ты спать будешь? — повторила она. — Я ухожу!

Илья тупо смотрел на жену, пытаясь открыть второй глаз, но так и не открыл, а просто спросил:

— Совсем?

Марина была уже одета к выходу, одета по офисному строго: юбка, пиджак, галстук. Хоть сейчас в строй. Такая форма одежды сразу отбивает у мужчин малейшую надежду на взаимность.

— Не дождешься! — оскорбилась она. — До вечера. Завтрак на столе.

Она поправила перед зеркалом волосы, одернула пиджак, мазнула несколько раз губы помадой. Потом опять волосы, пиджак, губы. Все равно осталась недовольной и махнула рукой.

— А, плевать! Пойду непричесанной! Даже некогда в парикмахерскую сходить. Работаю, как вол, а он все валяется! За что мне такое наказание!

Илья вылез из-под одеяла, натянул штаны, звучно зевнул.

— Марин, ты Ленку разбудила?

Она посмотрела на него со злостью. Хотела ругнуться от всего сердца, но сдержалась. Утренняя ссора взбадривает и настраивает на деловой лад, но портит настроение на полдня — потом сорвешь его на ком-нибудь из соседей по вагону или, ещё хуже, на сослуживце. И Марина сдержалась, чтобы не ответить ему так, как он того заслуживал.

— Она давно в школе. Один ты спишь, иждивенец!

— Это почему иждивенец? — обиделся Илья.

— Женщина семью кормит. Позор!

Марина двинулась к двери. Илья пошел за ней, понимая, что она сейчас уйдет и он не успеет высказать ей все наболевшее. А наболело за последнее время многое.

— Характер моей деятельности, Марин, не позволяет мне выкладываться от зари до зари. Бизнес, это такое дело, которое не делается от девяти до пяти. Бизнес делается в одно мгновение или не делается вообще.

Марина вышла в прихожую, всунула ноги в сапоги, надела пальто, застегнула его на все пуговицы, кроме верхней. Хоть уже и холодно, на дворе ноябрь, но так элегантней. Иногда приходится жертвовать своим здоровьем ради имиджа.

— Тоже мне деятельность! — сказала раздраженно. — Порядочные люди этим не занимаются. Порядочные люди предпочитают чистое дело, ходят в белых рубашках и ездят на иномарках.

Илья встал в дверях во всей своей красе — с голым торсом и небритой физиономией.

— Во всяком случае, мой бизнес не дает мне умереть с голоду! — театрально выкрикнул он, выкинув вперед руку, как вождь пролетариата на броневике, ушел в ванную, включил воду и начал бриться.

— И это сомнительно! — крикнула Марина из прихожей. — На одну мою зарплату тянем.

— Ну, я тоже что-то приношу, — неуверенно пробормотал он, высунув из ванной мокрое лицо.

Марина протопала в сапогах по коридору.

— Да ты же перестал себя уважать, Илья! Это не профессия, это существование. Сидел бы себе в офисе, занимался бы серьезным делом. Ведь предлагали.

Илья выскочил из ванной и принял позу возмущенного оракула, закинув полотенце через плечо, как тогу.

— Существование!? Ничего себе существование! Да мой социальный статус выше любого служащего. Я, между прочим, двигатель рыночной экономики. А ты хочешь, чтобы я штаны протирал и заглядывал в глаза начальству.

Высказав все, что он о себе думает, он отправился на кухню, плюхнулся за стол, отхлебнул из чашки глоток кофе.

Марина вернулась в прихожую, схватила сумочку и взялась за ручку двери, собираясь уйти, но снова прошла на кухню, чтобы высказать все до конца.

— Ты не двигатель, ты — пятое колесо! Которое валяется без надобности и мешается у всех под ногами. Ты — чемодан без ручки!

— Без чего? — брезгливо уточнил он.

— Тебя и тащить тяжело, и бросить жалко! — со вздохом сказала она, повернулась и ушла, громко хлопнув дверью.

Илья тупо смотрел на то место, где она стояла. Опять ему с утра испортили настроение и, похоже, на весь день. Конечно, он на ком-нибудь отыграется и немного успокоит нервишки. Но пока найдешь того, на ком можно сорвать злость, будешь копить её в себе. Ладно, для начала надо засветиться на работе, а там кто-нибудь и подвернется.

Вместе со своим компаньоном и другом он держал маленький магазинчик продуктов и всякой мелкой дребедени, который особой прибыли не приносил, но позволял держаться на плаву в непростое время тяжелой поступи рынка.

Это время головокружительных карьерных взлетов и сокрушительных падений, время обогащения кучки приближенных к «пирогу» и катастрофического обнищания тех, кто этот «пирог» печет, время разделения общества на два противостоящих класса — богатых «новых» и соответственно бедных «старых». Способ существования в этом времени каждый выбирает сам в меру своих возможностей, связей и удачи. Человек, который не может купить машину яблок, отогнать её на соседнюю улицу и продать там в два раза дороже, у которого нет нужных связей по причине большого количества знакомых, такими связями также не обладающих, и которому удача последний раз подвернулась на третьем курсе института, когда сдал экзамен без подготовки и без малейшего понятия, о чем, собственно, изучаемый предмет, — обречен на прозябание. Если он сам не возьмет удачу за хвост.

Илья взял трубку телефона, набрал номер магазина. Он знал, что компаньон более ответственно относится к своим обязанностям и наверняка уже торчит на работе.

— Саня, это Илья. Хотел спросить, нам чего-нибудь нужно?

— Не нужно, — ответили ему.

— Совсем? А может привезти? Мне пока все равно делать нечего.

— Ладно, давай чего-нибудь мясного. Вроде пока идет.

— Надо, да! Ну, тогда все, везу! В один момент!

Он швырнул трубку на место, пошел в спальню, схватил рубашку с брюками и стал быстро одеваться.

Совсем другая ситуация была у генерального директора фирмы «Кемикс» Бориса Кизлякова. Он как раз кормил семью, а жена Татьяна сидела дома с маленьким ребенком шести лет. Жена молилась на него, как на бога, заботилась о нем, как о ребенке, исполняла малейшие прихоти, холила и лелеяла. Кизляков был ей, в принципе, доволен, если не считать её мелких капризов и ленивого образа жизни. Но он понимал — если человеку не надо идти на работу, то ему уже ничего не надо.

В это утро Кизляков позавтракал, как обычно, торопясь на свою работу, будь она трижды неладна, надел хороший английский костюм, дорогой галстук, взял кейс и даже не забыл чмокнуть жену перед уходом. Правда, жена пожаловалась на хандру и сказала что-то вроде:

— Мне так не хочется, чтобы ты уходил. Может, не пойдешь сегодня на работу? Оставайся, а! Постелька ещё не остыла.

Кизляков отнес её просьбу к очередному капризу обленившейся женщины, проводящей весь день дома в одиночестве. Она еще, пожалуй, захочет, чтобы он вообще не работал и не приносил денег, а сидел бы с ней и слушал бы её разглагольствования о еде, тряпках и соплях ребенка.

— Ну что ты, Танюш. У меня дел полно. Ну все, до вечера. А вечером устроим маленький бордельчик.

Он оторвал от себя руки приставучей жены и вышел за порог. Впрочем, иногда к мнению женщин все-таки стоит прислушиваться.

Он спустился на лифте вниз, вышел из подъезда и нажал на брелке кнопку сигнализации. Стоящая напротив подъезда новенькая «бээмвуха» приветливо мигнула фарами и разблокировала двери. Кизляков открыл дверцу водителя, кинул кейс на правое сидение, задрал голову, увидел жену в окне восьмого этажа, махнул ей рукой и хотел забраться в машину, но почувствовал, как ему в спину воткнулось что-то очень горячее и острое.

Сильной боли не было, просто невыносимо жгло в том месте, где проткнули тело. Круги пошли у него перед глазами, и он понял, что безвозвратно теряет сознание, хотя так и не может понять, отчего. Он чувствовал, что падает на асфальт, и не просто падает, а проваливается в какую-то черную бездонную пропасть, все летит и летит в нее, и никак не может остановиться и упасть на самое дно. В тумане, стоящем перед глазами, он видел далекое серое небо, в котором вдруг появилась чья-то физиономия. Он её не узнал и подумал, что это ангел спустился с облаков. Однако рожа у этого ангела была такая злобная и к тому же такая небритая, что Кизляков последними остатками уходящего сознания смог понять — это не ангел, а совсем наоборот. Это именно тот, кто воткнул ему под лопатку что-то острое и горячее. Еще он услышал чьи-то приглушенные крики, женские крики, похожие по тембру и высоте на голос его жены. Незнакомец, который не ангел, приставил к его голове какой-то холодный предмет и что-то с ним сделал. Последнее, что услышал Кизляков, был тихий хлопок. Больше он ничего не видел и не осознавал. Он просто перестал жить.

И, конечно, не мог видеть, как длинный худой парень с небритой, совсем не ангельской рожей, в два шага длинных ног покрыл расстояние от его лежащего тела до темной «восьмерки», стоящей через машину от «бээмвухи», плюхнулся на сидение рядом с водилой и захлопнул дверцу.

Зато это видел мужчина в спортивном костюме, который держал на поводке здоровенную немецкую овчарку. Собака рвалась вперед и тащила за собой хозяина. Мужчина не слышал выстрелов, но хорошо видел, как упал Кизляков, как длинный приставил к его голове ствол с глушителем, как затем сел в машину. Машина рявкнула движком, выпустила в его сторону облако противного едкого дыма и рванула к выезду со двора. Еще не улеглась поднятая вихрем грязная листва, а машина уже исчезла за торцом дома.

Мужчина все стоял и смотрел ей вслед, потом перевел взгляд на лежащего Кизлякова, подошел к нему и присел на корточки. Овчарка ткнула носом в красное пятно на голове трупа и аппетитно облизнулась, почуяв запах свежей крови. Хозяин оттянул её за поводок и быстро потащил к подъезду. Но собака упиралась и рвалась обратно к телу, видно, уж очень ей хотелось попробовать кровавого бифштекса. А женщина все продолжала кричать где-то наверху, этаже на восьмом.

К лежащему телу подошла пенсионерка, которая проходила мимо, громко вскрикнула и побежала к подъезду. Наверное, для того чтобы вызвать скорую помощь, хотя от неё уже не было никакого проку.

Темная «восьмерка» летела по улице в среднем ряду, не торопясь и не сбрасывая скорость, спокойно прошла два перекрестка, на третьем свернула направо и сразу заехала в какой-то двор, заставленный машинами. С трудом впихнулась между ними и заглушила движок. Из неё выбрались двое, длинный и его напарник, плотненький крепыш, ростом чуть меньше первого и казавшийся совсем не длинным. Оба в черных кожаных куртках, черных спортивных штанах и надвинутых по самые глаза черных шерстяных шапочках. Если бы не явное различие в росте, то они, пожалуй, сошли бы за близнецов. Парни хлопнули дверцами машины и, не оглядываясь, пошли прочь со двора. Во дворе в этот утренний час никого не было и никто их не видел.

По улице они шли недолго, всего лишь до следующей подворотни. Не мешкая, проскочили во двор и забрались в другую машину — черную «шестерку», стоящую у самого выезда. В ней уже сидел водитель — крепкий мужичок лет под сорок, с легкой сединой в курчавой шевелюре, с суровым и жестким пронизывающим взглядом. Такой знает себе цену и, что намного важнее, знает цену другим.

— Все хоккей? — хрипло спросил он. — Клиента обслужили?

— А как же! Подстригли под бобрик, — бросил длинный, устраиваясь на переднем сиденье. — Лучше не бывает.

— Бывает, — пробормотал сзади крепыш и отвернулся.

— Что бывает? — обернулся к нему водила.

— Ничего. — Крепыш пожал плечами. — Все нормально. Клиент лежит, отдыхает. Ждет похорон. Просто бывает без свидетелей. А бывает со свидетелями.

— А там и не было! — попробовал возразить длинный.

— Это тебе так кажется, Киря! — с нажимом сказал крепыш.

— Так кто там был, Димон? — уточнил водила.

— Мужик какой-то с собакой гулял. Метров двадцать всего. Наверняка, нас видел. И запомнил.

Длинный Киря занервничал, видно, его задело необоснованное обвинение. Хотя он ни за что не в ответе — он свое дело делал, по сторонам некогда было глядеть, так что свидетель на совести Димона. Вернее, ни на чьей совести. Исполнители за это не отвечают. Объект не станет дожидаться, когда во дворе не будет свидетелей его убийства. Он просто выйдет из подъезда и поедет на работу. Ему лично наплевать, видит это кто-то или не видит. В этот момент его волнует только одно — доедет он на работу или не доедет. Правда, сегодняшнего парня это уже не волнует. И никогда больше не будет волновать.

— Ты меня в чем-то упрекаешь? — процедил Киря.

— Даже не думал. — Мотнул головой Димон. — Просто рассказываю, как было.

— Ладно, все! — Водила решил закончить дебаты. — Потом разберемся со свидетелем. Ствол где?

— В тачке бросил. Где же еще!

— Пальцы стерли? На стволе, на руле?

— А там их и не было, — сказал длинный Киря и показал ему кисть руки в тряпочной перчатке телесного цвета. — Мы всегда работаем в перчатках. Я, например, даже в сортире их не снимаю. — И засмеялся.

— Шютнык! — с кавказским акцентом процедил водила, осуждая такой легкомыслен-ный подход к серьезному делу. — В машине тоже все чисто?

— А то как же!

Кире хотелось просто расслабиться, отвлечься, снять нервное напряжение. Сколько не стреляй, а нервишки все равно шалят. Как у артиста перед выходом на сцену. Даже если он на неё сто раз выходил.

— Долго сидеть будем? — рявкнул он.

— Не спеши, — буркнул водила. — Уходить всегда надо, не торопясь. Проверив, не оставил ли ты ничего после себя. Может, придется возвращаться, прибирать за собой. Опять же так незаметней. А то побежишь сломя голову. Ментам в руки.

Он запустил движок, немного погрел его, дернул ручку передач, отжал сцепление. Машина легко скатилась с истоптанного газона, выехала со двора и спокойно пошла по улице. Ей навстречу уже пилила ментовская «синичка», посверкивая тусклой мигалкой и покрикивая хриплой сиреной.

Скорая, вызванная кем-то по недоразумению, торчала во дворе. Врач не долго колдовал над телом, только пощупал артерию на шее, глянул зрачок, констатировал смерть и умыл руки. Молоденькая медсестра, ещё не успев наглядеться на покойников, предпочла из машины вообще не выходить. Они подождали дежурных ментов, передали им тело с рук на руки и уехали, сославшись на огромное количество вызовов.

Менты отогнали любопытных жильцов, тем более что ни один из них не мог опознать убитого. Знали его давно, видели сотни раз, но кто он и чем занимается, так и не смогли сказать. Опознала его только одна женщина — вдова. Но она смогла назвать только его фамилию — Кизляков, потому как находилась в шоке и пока ничего путного рассказать просто не могла. Она сидела прямо на земле рядом с трупом мужа, лежащим между машинами, растирала слезы и качала головой. Менты сообщили по рации в управление и стали ждать оперативную группу.

Только минут через сорок подъехали две машины с оперативниками. Из них высыпало человек десять от мала до велика. Эксперты под руководством капитана Коли Балашова тут же принялись изучать место преступления, вынюхивать следы, искать гильзы и отпечатки ботинок. Следов, конечно, была масса, и отсеять из них те, что оставлены преступниками, оказалось непросто. Проще всего было найти гильзу, отмерить от неё расстояние до пистолета, выщелкнувшего её, и в этом радиусе искать следы ног. Вот этим они и занялись.

Медэксперт Лена Муравьева, вполне молодая и симпатичная девушка, принялась изучать пулевые отверстия на теле несчастного Кизлякова, расстегнув ему пиджак с рубашкой и заголив живот и грудь. В оперативной группе уже никто не удивлялся тому, что молодая девушка исследует трупы. Может быть, она и нашла бы для себя более подходящую профессию и занялась бы чем-нибудь менее кровавым, но Елена считала судмедэкспертизу своим призванием. Неважно, каким дерьмом ты занимаешься, главное, быть в этом деле виртуозом.

Руководитель сего действа полковник Самохин бросил быстрый взгляд на труп Кизлякова, сразу все понял и распорядился препроводить вдову убитого к ней в квартиру для дачи показаний. Сейчас было самое важное — получить свидетельство по свежим впечатлениям, потом они могут потускнеть или даже забыться.

— Приведи её в чувство, — сказал он медэксперту Лене, — чтобы она могла нам хоть два слова сказать — кто и когда. А если повезет, то скажет, за что.

— Мне надо тело как следует осмотреть, Аркадий Михалыч, — попробовала возразить Лена и тут же пожалела о своих словах, увидев строгий взгляд полковника из-под седых пушистых бровей.

— Чего его смотреть? — буркнул Самохин. — И так невооруженным взглядом видно, что одна пуля в легком, другая в голове.

— Да, похоже, других ранений нет, — согласилась с его выводами Лена.

— Ну, вот видишь! Давай, Леночка, действуй. Через пятнадцать минут вдова должна забыть, что у неё был когда-то муж и рассказать нам все объективным взглядом равнодушного свидетеля.

Лена с помощью одного из оперов приподняла жену Кизлякова с земли и поставила на ноги. Галантно поддерживая под руку, мент повел несчастную женщину к подъезду. Лена собрала свой кофр с набором всевозможных препаратов и отправилась вместе с ними выполнять приказание полковника, надеясь с помощью валидола и валерьянки восстановить нормальную деятельность её рассудка.

Капитан Костя Корнюшин и его напарник, старший лейтенант Тарасенко, занялись поиском свидетелей. Свидетелей было хоть отбавляй, поэтому искать долго не пришлось. Целая толпа окружала стоянку машин, разного пола и возраста жильцы, среди них вертелись пацаны, пытаясь подойти поближе к телу, несмотря на выставленный кордон. Правда, количество свидетелей не всегда переходит в качество показаний. Видели-то все, а вот рассказать толково, с подробными деталями, не привирая и не путая, могут немногие.

— Кто из вас чего видел? — задал сакраментальный вопрос Костя, обращаясь ко всем сразу и надеясь, что кто-нибудь на его призыв обязательно откликнется.

Однако присутствующие жильцы качали головами и спешили скрыться в своих квартирах, чтобы не торчать на виду у милиции, а посмотреть на происходящее из окон. Осталось только человек десять самых любопытных, которых не отогнать от места преступления ни за какие коврижки.

— Вот люди! — огорчился Костя. — Как на труп пялиться, так за уши не оттащишь. А как давать свидетельские показания, так нет никого.

Оставшиеся любопытные проявили свой гражданский долг и стали вспоминать, как было дело. Иного хлебом не корми, дай только рассказать то, чего, может быть, он сам и не видел. Поэтому их показания были довольно противоречивы, так что отнести их к достоверным можно только с большой натяжкой.

— Я прекрасно все видела, — заявила сердобольная старушка. — Он стукнулся головой о дверцу, когда залезал в машину. Так сильно стукнулся, что даже упал. Вот от этого у него и кровь на лице.

— А я видела, что он упал до того, как открыл дверцу, — заспорила с ней соседка. — У него, наверное, сердце прихватило. Какой-то молодой человек хотел ему помочь, понял, что не сможет, быстро сел в темную машину, которая стояла рядом, и уехал. Наверное, поехал за доктором.

— Дуры! — сказал седой ветеран в офицерских брюках и драной куртке. — Какое сердце, когда у него дырка в голове! Этот, из темной машины, в него и стрелял. Только я не понял, из чего. Выстрелов-то не было! Может, он ему какой железякой голову пробил?

— А вообще я вам так скажу! — не согласился с ними со всеми местный алкаш. — Он был жмот порядочный! Никогда у него и пятерки не выпросишь.

Корнюшин и Тарасенко уже потеряли всякое терпение, пытаясь хоть как-то согласовать их разноречивые показания и выудить что-либо достойное внимания и похожее на правду, как вдруг сзади раздался спокойный, уверенный мужской голос.

— Я видел все!

Оперативники резко обернулись.

Мужчина средних лет в спортивном костюме стоял в метре от них и спокойно ждал, когда оперативники обратят на него внимания. Он чувствовал важность момента и собирался рассказать все обстоятельно, не торопясь и ничего не путая. А толковый рассказ не терпит суеты.

Костя шагнул к нему. Мужчина вызывал доверие именно своим спокойствием.

— Что вы видели?

— Все! Я с собакой гулял. Все произошло на моих глазах.

— Одну минуточку. — Костя кивнул Тарасенко. Тот побежал к машинам за Самохиным, чтобы сообщить ему радостную весть — отыскался хоть один порядочный свидетель, на показания которого можно положиться. Остальные пока не вызывали доверия, и их показания сгодились бы только разве что участковому для протокола.

Полковник поспешил посмотреть на смельчака, готового добровольно взвалить на себя ношу свидетеля. Довольно тяжелая обязанность, надо заметить, быть свидетелем. Она связана с большой потерей времени на период длительного следствия, лишней нервотрепкой, да ещё и с публичным выступлением на процессе. Если, конечно, свидетель до него доживет. Не каждый отважится на такое.

— Как ваша фамилия? — для начала поинтересовался Самохин.

— Чекмарев, — сказал свидетель. — Я в этом же подъезде живу. Убитого видел много раз. Правда, познакомиться так и не удалось. Вот так, встречаешь человека чуть ли не каждый день на протяжении многих лет, и даже не знаешь ни имени его, ни фамилии.

— Кизляков его фамилия, — подсказал Костя. — Так что вы видели?

— Их было двое, — сообщил Чекмарев. — Один стрелял, другой сидел в машине. Кизляков хотел сесть в свою машину, а этот парень, длинный такой, подошел и выстрелил ему в спину. Кизляков упал, а парень нагнулся и ещё раз выстрелил ему в голову. Затем быстро сел в машину, и они уехали.

— Описать можете? — уточнил Тарасенко.

— Конечно. Я ведь врач. Ко мне масса людей приходит. И каждого запоминаю сразу. Глаз натренирован. Тот, который стрелял, был высокого роста, худой, в черной куртке и черных спортивных брюках. Лицо небритое, вытянутое, с длинным носом. Второго запомнил хуже. Он же в машине сидел. Стекло бликовало. Но голова округлая, видно, плотный человек, если не сказать, толстяк. К сожалению, я его видел со спины и лица не разглядел.

— Скажите, где стоял киллер, когда стрелял первый раз? — уточнил техэксперт Коля Балашов. Ему это нужно было знать позарез. Пока нашли только одну гильзу, которая валялась под машиной Кизлякова. Вторая должна была находиться рядом с тем местом, где стоял киллер при первом выстреле.

Чекмарев прошел за машины на игровую площадку со столиком для доминошников и песочницей, ткнул пальцем в землю.

— Здесь! Я ещё смотрю, чего это парень по площадке прыгает. Я даже не сразу заметил, что у него в руке пистолет. И вдруг, ни с того, ни с сего, Кизляков упал на землю. Парень к нему подбежал и приставил пистолет к голове. Длинный такой пистолет, наверное, с глушителем. Скорее всего, с глушителем, ведь выстрела не было слышно. Кизляков дернулся и затих. Парень прыг в машину, она рядом стояла, вот здесь, и ходу.

Он показал на пустое место, где стояла машина киллеров. На асфальте остались черные полосы от покрышек.

— Видно, так торопились ребята, что улетели отсюда со свистом, — заметил Костя.

— Наверху женщина кричала, — вспомнил Чекмарев. — А у них нервы тоже не железные.

— Какая женщина?

— Не знаю. Открыла окно и кричала. — Чекмарев ткнул пальцем вверх. — Где-то вон там, этаже на седьмом. Или восьмом.

— Проверьте эту квартиру, — бросил Самохин и спросил у врача. — Какая, вы говорите, у них была машина?

— «Восьмерка». Какого-то непонятного темного цвета. То ли темно-серого, то ли темно-коричневого. Она была вся залеплена грязью. И номер тоже.

Полковник обернулся к Корнюшину.

— Костя, дай команду гаишникам, пускай ловят «восьмерку» темного цвета. Или ищут по близлежащим дворам. И проверят, не угоняли ли сегодня такую.

Костя временно отошел, чтобы передать приказ полковника гаишникам, которые торчали на въезде во двор и усиленно перекрывали доступ для машин.

— Это вы скорую вызвали? — уточнил Тарасенко у врача.

— Я. Хотя сразу ясно было, что она не поможет. Но для порядка. Я на Кизлякова посмотрел, вижу — дырка в голове, значит, все, труп. Это ж профессионалы работают. Они стреляют так, чтоб наверняка. Собаку домой затащил и сразу «ноль два» и «ноль три».

— Вы можете нам помочь составить фоторобот этого парня с пистолетом? — спросил полковник Самохин.

Чекмарев кивнул.

— Помочь? Конечно, помогу. Вы скажите, когда и куда подъехать.

— Чем быстрей, тем лучше. Сможете сейчас поехать к нам?

— Если нужно, то смогу, — согласился Чекмарев. — Хотя у меня и приемный день. Больные.

— Это ненадолго.

Его проводили к машинам, посадили в одну из «волг», и он уехал. Самохин со своими ребятами решил подняться наверх побеседовать с вдовой. Лена уже сообщила, что привела её в чувство, и она, пожалуй, сможет что-нибудь поведать о делах мужа. То, что причиной убийства был его бизнес, ни у кого сомнений не вызывало.

Глава 2

Недалеко от подъезда стояла видавшая виды вишневая «четверка» с помятым крылом и проржавленными порогами. Илья выскочил из дверей, торопливо зашагал на стоянку. Открыл переднюю дверцу, уселся за руль, вставил ключ зажигания, повернул. Стартер презрительно пожужжал и замолк. Илья повторил попытку ещё раз. Стартер рявкнул посильней и тут же выдохся окончательно. Видно, такие нагрузки ему были в тягость. Илья вылез, откинул капот, подкачал топливный насос. Опять попробовал завести движок. Тот ответил пренебрежительным молчанием, наверное, оказался ещё вреднее стартера. Илья плюнул с досады, вылез из машины, закрыл дверцу на ключ и пошел к подъезду.

Быстро взбежал на третий этаж, нажал кнопку звонка одной из квартир и не отпускал её, пока дверь с силой не распахнулась. На порог выскочил взлохмаченный малый в кожаном фартуке, перепачканном разноцветными красками, словно это был не фартук, а шедевр абстракционизма. В натруженной руке малый держал десяток разно-калиберных кистей. Из квартиры пахнуло едким запахом краски.

— У тебя, что, живот схватило! — раздраженно выпалил малый. — У меня же творческий процесс! Упустишь вдохновение, потом не поймаешь!

Илья толкнул его в квартиру, захлопнул за собой дверь.

— А у меня процесс накопления капитала! Слушай, Серега, выручай!

— Опять! Ну, сколько можно, Илья! — проворчал художник, повернулся взмокшей спиной и отправился в комнату.

— Моя накрылась! Кажется, серьезно! — говорил Илья, сопровождая его по коридору и стараясь не отстать ни на шаг. — Дай мне свой «мерседес» и можешь творить дальше, пока краски не засохнут. А мне срочно ехать надо! До зарезу!

Серега остановился на пороге комнаты, развернулся и посмотрел Илье в глаза. В них читалась собачья преданность и безграничная благодарность.

— Не дам! — отрезал он. — У меня машина нежная, перегрузок не любит, больше двух пассажиров уже не прет. А ты нагрузишь её, как самосвал, просядет до земли, будет пузом асфальт тереть.

В изрядно захламленной комнате был полный бардак. В одном углу стоял продавленный диван с ширмой для переодевания, в другом старинный шкаф без одной дверцы, в третьем письменный стол со сломанной ножкой, поэтому его пришлось подпереть парой изодранных книг. По всей мастерской кучей валялись подрамники, всюду банки с красками, висящие по стенам эскизы и картины, а в свободных простенках между рамами полки с какими-то скульптурками самой изощренной художественной фантазии. И над всем этим витала жуткая смесь всевозможных лакокрасочных запахов.

У окна же на относительно пустом пятачке стоял мольберт с подрамником. Вокруг него разноцветным веером располагались открытые банки с красками. А на натянутом холсте создавался очередной серегин шедевр.

Серега посмотрел в окно на захламленный двор и ржавые крыши гаражей и сделал несколько мазков по полотну. Отошел, проверил правильность мазка. Подошел снова, подправил ещё раз. Потом еще. Видно, вдохновение его ещё не отпустило, и он старался сесть ему на хвост.

— Ну, Серега, последний раз! — лебезил Илья. — Починю свою, больше просить не буду. Выручай! Ты мне друг или кто?

Серега мазнул последний раз по полотну и посмотрел на Илью.

— Слушай, Илья, вот ты вроде кандидат наук. Кстати, каких, забыл…

— Ну, физико-математических! И что?

Илья заглянул ему через плечо, удивляясь тому, чего это Серега мог увидеть в грязном дворе такого художественного. Но Серега увидел, вернее, полностью отдался полету своей фантазии, оттолкнувшись от суровой действительности. На холсте был нарисован симпатичный солнечный пейзажик с цветистым лужком, искрящейся речкой и живописным леском на заднем плане. Вполне в шишкинской манере, если не придавать значения ярким аляпистым цветам.

— Так ты физик, да ещё в придачу и математик! — наигранно восхитился Серега. — А таким делом занимаешься! Не стыдно?

Илья устало опустился на колченогий стул и тяжело вздохнул. Проблемой стыдливости он перестал мучаться довольно давно, когда бросил науку и занялся бизнесом. Тогда в начале девяностых его тему закрыли навсегда в виду отсутствия финансирования, опытную лазерную установку законсервировали и предложили пойти в отпуск за свой счет. На полгода. Сказав при этом, что года три точно денег не будет, а может и больше, но через шесть месяцев могут заплатить за последний квартал прошлого года, который Илья отработал от звонка до звонка. И тогда он решил податься в бизнес. А куда ещё было податься бедному ученому? Если раньше людей пихали в НИИ, то перед этим долго учили и подробно объясняли, что там нужно делать. А сейчас всех пихнули в бизнес, даже не удосужившись объяснить перед этим, что это такое и с чем его едят. Илья был одним из массы.

— Стыдно, не стыдно… — Он махнул рукой. — Кому сейчас физика нужна? Ты ведь тоже кандидатскую писал.

Серега любовно вырисовывал бликующие переливы водной глади своей картинной речушки, совсем непохожие на желто-серые переливы большой дворовой лужи, по которой то и дело проезжали машины, обдавая грязью спешащих на работу прохожих.

— И хорошо, что бросил это глупое занятие, — пробубнил он, не отрываясь от полотна. — Был бы сейчас химиком недоделанным. А так я Художник! С большой буквы! Нет, даже так: Художник — Химик!

— Это ещё как? — удивленно отреагировал на заявление друга Илья.

Серега помолчал немного, по-актерски держа паузу перед важной репликой, мазнул пару раз по холсту, добавив несколько солнечных бликов, отошел подальше, оценил критически свое творение, вернулся, мазнул ещё раз, наконец, произнес:

— Да вот так! Я картины нитрой пишу, а не маслом. Соображаешь?

— Ясное дело, — кивнул Илья. — У нитры цвета ярче.

— Ну и дурак! — обиделся за друга Художник и принялся старательно выводить кистью солнечный зайчик, прыгающий по легким речным волнам. — Все великие маслом писали. Цвета естественней, тона теплее, оттенков — море. Бесконечная гамма. Только маслом можно написать шедевр.

— А чего ж ты тогда нитрой?

Серега выглянул в окно на пасмурное осеннее небо, сравнил его со своим безоблачно-лазурным и тяжко вздохнул, переживая по поводу того, что вынужден рисовать эту карамель и не может воплотить подлинную красоту серого неба.

— Нитра сохнет быстрее. Утром намазал, вечером продал. Творческий процесс, понял! Никто сейчас твое масло покупать не будет. Все хотят поярче и попроще. Без оттенков и полутонов. Как на рекламной картинке. Такая теперь у нас эстетика, рекламно-компилятивная. А ты говоришь — масло! На хлеб и то какие-то «рамы» мажут!

Илья удивленно заморгал.

— Да я что! Ты сам мне про масло мозги запудрил! Мне хоть чем пиши. Хоть нитрой, хоть водоэмульсионкой.

— Так я и пишу! — отмахнулся Серега и пошел писать дальше. — Хотя и внутренне против. Эта нитра мне, словно вилкой по сердцу. А куда денешься, приходится терпеть. Кушать-то хочется. Но я все же чем-то близким к искусству занимаюсь, а ты чем, тьфу!

Илья обиженно насупился, поднялся со стула, пошел к двери, решив, что лучше поймать частника и отдать ему последний стольник, чем выслушивать необоснованные оскорбления от лучшего друга.

— Я, между прочим, для людей стараюсь. Им тоже кушать хочется. Ни одному тебе. Значит, не дашь?

Серега оторвался от созерцания своего творения, нарочито громко сплюнул, отложил кисть. Затем прошел через всю комнату к письменному столу, выдвинул ящик, пошарил между барахла, нашел связку ключей.

— На! — швырнул ключи Илье. — Знаешь ведь, что дам! Но учти, это последний раз. Хватит на моей япономарке всякую колбасу развозить. И с тебя причитается.

— Ладно, привезу чего-нибудь, вымогатель.

И Илья поспешно покинул квартиру художника, чтобы окончательно не провонять нитрокраской.

Анатолий Тихомиров выучился на врача, недолгое время работал хирургом в клинике, пока это ему смертельно не надоело. Одно дело изучать загадочные тайны человеческого тела, и совсем другое — каждый день общаться с десятками конкретных больных, выслушивать их проблемы и нудные рассказы о болячках. Он возненавидел свою работу, всех больных вместе взятых, а заодно и все человечество в целом. На кровь, боль и страдания он насмотрелся предостаточно, поэтому при виде их не испытывал никаких чувств. Как-то ему пришлось лечить одного криминального авторитета, и он понял, что вот с такими людьми согласен пойти хоть на край света. Он рассказал авторитету о своих проблемах, и тот, не долго думая, предложил ему интересную и хорошо оплачиваемую работу. Так он стал киллером по прозвищу Тихий. Кликуха полностью соответствовала его повадкам и закрепилась за ним сразу. После двух десятков идеально выполненных заказов он понял, что без помощников работать уже трудновато. Возраст.

По своим знакомым из криминальных кругов Тихий отыскал двух парней, ни разу не сидевших и не засветившихся в органах, как и он сам, которые за деньги были готовы на все. Парни плотно сработались в паре, понимали друг друга с полуслова и даже без слов, имели за плечами несколько заказов и высоко ценились на рынке «услуг» за сговорчивость и безотказность. Тихий посмотрел их в деле и понял, что они-то ему и нужны. К тому же сами парни были родом из какого-то провинциального городишки, расположенного за тысячу километров от Белокаменска, так что в случае чего установить их личности не представлялось возможным. Здесь ему нужны были квалифицированные исполнители для серии заказов, которые могли поступить в ближайшее время. Он, конечно, смог бы выполнить заказы и сам, но зачем делать грязную работу своими руками, когда можно сделать её чужими. Меньше риска, а деньги почти те же. В этом рисковом деле непредвиденных случайностей масса, и лучше всего от них застрахован тогда, когда находишься как можно дальше от места исполнения заказа.

Он снял для парней хорошую двухкомнатную квартиру в спальном районе, где толчется масса народа, и затеряться среди него двум обычным с виду парням пару пустяков. После того, как «подстригли» двух первых клиентов, они взяли «творческий» отпуск и торчали на квартире уже полмесяца в ожидании работы, но работы все не было, скука настала неимоверная, тем не менее, Тихий держал их тут обещаниями серьезного заказа. И вот, наконец, подвернулось…

Все прошло гладко, если не считать мужика, на глазах которого пришлось работать. Можно было, конечно, убрать и его, но Димон заметил синий спортивный костюм в зеркале заднего вида только в последний момент, когда Киря уже забрался в машину. Надо было давать по газам, а не разбираться со свидетелем. Прав Тихий, в таком деле торопиться нельзя, чтобы потом не пришлось подтирать за собой оставленные второпях следы. Но что вышло, то вышло. Одна надежда, мужик не сможет достаточно подробно описать Кирю, и вряд ли завтра его будут разыскивать по всему городу.

Взвинченный Кирюха готов был вспыхнуть по малейшему поводу. Он всегда становился нервным и раздражительным после дела, и Димон старался не задевать его по пустякам. Тихий даже не вышел из машины, просто сбросил их у подъезда, пообещав назавтра привезти бабки за работу. Ставка была стандартная, по четыре штуки на брата, независимо от того, кто выполнял основную часть работы. После нескольких серьезных конфликтов, когда чуть не перестреляли друг друга, они поняли, что ссориться из-за того, кто на сколько наработал — только нервы трепать, и так расшатанные тяжелыми условиями труда. Просто решили каждый раз меняться. То Киря садился за руль, а Димон «подстригал клиента», то наоборот. Иногда «подстригали» оба, когда клиента усиленно пасли телохранители, и надо было подходить к нему с двух сторон для подстраховки, а Тихий сам сидел за рулем угнанной тачки. Кстати, он же сам их и угонял. Вот в таких случаях их гонорар увеличивался до десяти штук на брата, в зависимости от рыночной стоимости клиентуры.

— Давай нажремся? — предложил Киря, устало упав на кровать. — Ничего не хочу, только нажраться и заснуть.

— Я не против, — согласился Димон, плюхаясь в единственное кресло. — Но тебе лучше пока на улицу не соваться. Кто его знает, этого мужика. Может, он художник. Так тебя ментам нарисует, лучше фотки!

Киря лениво махнул рукой, бросил её на живот, словно ему было плевать на все. Если бы сейчас ломились в дверь менты, он и то бы не поднялся с койки, чтобы открыть по ним шквальный огонь, до того лень обуяла. Вернее, это была не лень, а прострация, хандра, полное отсутствие каких-либо желаний. Кроме одного.

— Да брось, ты, Димон, травить! Ни хрена он не нарисует. Он меня видел-то со спины.

Но внутри все же давила тупая боль, что не доделал работу до конца, причем так не доделал, что придется переделывать заново. Потому и хотелось напиться. Конечно, от свидетеля никто не застрахован, но оставлять его в живых довольно рискованно, тем более такого.

— Это ты так думаешь, — проворчал Димон. — А я думаю, спереди тоже видел. Когда ты в тачку садился, к нему лицом повернулся.

Киря поднялся с койки, сел и зло уставился на Димона чистыми невинными глазами убийцы.

— Слушай, бля! Если ты так хорошо его разглядел, чего ж тогда не мочканул. И не было бы теперь никаких проблем!

Димон отвернулся. В этом есть и его вина. Но небольшая. Можно сказать, никакой вины. Но отвечать все равно придется, потому что поставят им в вину. Может, не стоило говорить Тихому, может, надо было промолчать? Возможно. Но тогда никто не дал бы гарантии, что в один «прекрасный» момент на твоих руках не окажутся браслеты, и свидетель не будет тыкать в тебя пальцем, говоря при этом: «Вот этот стрелял! Я сам видел!». Следы надо подтирать, как правильно заметил Тихий, так же как и свидетелей.

— Некогда было! — раздраженно сказал он. — Надо было когти рвать. Слышал, баба наверху орала, она нас тоже хорошо разглядела. И на первом этаже в окно какая-то бабка пялилась. Всех не перешлепаешь!

— Можно и всех! — отрезал Киря. — Всех! Всех ненавижу! Все эти людишки вонючие ползают по земле, мешаются под ногами. Лезут друг на друга, дерутся, толкаются локтями, лишь бы себе кусок пожирнее ухватить. И даже не понимают, что сколько не хватай, все равно подохнешь! Перебил бы их всех с удовольствием! Ненавижу! И вообще весь этот сраный мир ненавижу! Понял? Водки хочу!

— Я кино какое-то видел, — вспомнил Димон. — Там один чудик мужика замочил на улице. А потом ходил и всех свидетелей по очереди… Думал, всех подчистил. А в конце оказалось, что не всех. Один остался. Вот он, последний, его ментам и сдал.

— Каким ментам, дурило? — Киря заржал. Не стал сдерживать себя, хотел выплеснуть напряжение. Хоть через смех, хоть через водку, все равно как. — Поли-цей-ским! Это ж в Америке дело было. Ну, ты ваще!

Димон отмахнулся.

— Не в этом суть. Суть в другом. Как не подчищай, всегда следы остаются. И такие, о которых ты даже не подозреваешь. Всегда найдется такая тля, которую ты не заметил. Вот она-то тебя и сдаст. Надо бояться не свидетелей, а тлю.

Киря упал на кровать, подложив огромные ладони под голову, уставился в потолок.

— И свидетеля замочим, если нужно будет, и тлю раздавим, если под ногами путаться будет. Никого не боюсь. Мне на всех плевать!

— Тлю как раз и не видно, — печально проговорил Димон, переживая по поводу маленькой твари, которую даже не видно, но которая может уничтожить любого, укусив в самый неподходящий момент.

— Хорош базарить! — прикрикнул Киря. Его вся эта мутотень со свидетелями и тлями стала раздражать. — Короче, ты идешь за водярой? Или мне самому пойти сходить? Только учти, если ментам на глаза попадусь, я им скажу, что меня друг с водкой ждет.

И он опять заржал.

— Ладно, схожу, — решился Димон. Он вылез из кресла, сунул руку в карман, вынул остатки денег, пересчитал. — Хватит на два пузыря и немного закуси. Блин, Тихий, даже на банкет ничего не оставил!

И ушел в магазин.

Шестилетний мальчишка удивленно смотрел на оперативников, не понимая, что произошло, и кто эти люди, пристающие к его матери, чтобы она рассказала им про папу. Раз она плачет, значит, дядьки плохие, и хотят узнать то, что им не разрешается.

Татьяна Кизлякова, прижимая сына к себе, рассказала им, что проводила мужа до двери и как обычно пошла на кухню, чтобы выглянуть в окно, из которого видна стоянка машин перед подъездом. Она видела, как муж открыл дверцу машины, помахал ей рукой на прощанье, и тут вдруг стал падать навзничь, завалился на спину. К нему подошел длинный парень в черной куртке и что-то сделал, от чего у мужа на лбу растеклось кровавое пятно, и он сразу перестал двигаться. Выстрела она не слышала и не могла понять, почему муж упал и продолжает лежать. Она открыла окно и стала кричать и звать на помощь. Хотя звать было некого. В этот утренний час перед домом не было не души. Парень спокойно сел в машину, поджидавшую его, и она тут же отъехала.

— Вам кто-то угрожал последнее время? — спросил полковник Самохин. — Письма, звонки, подозрительные типы у подъезда. Что-нибудь было необычное?

Кизлякова напрягла память, но так и не смогла вспомнить чего-нибудь существенного, хоть отдаленно напоминающего угрозы. Все последние недели все было прекрасно, муж приходил домой довольный, рассказывал о новых планах развития своего бизнеса, признавался ей в любви (после её просьб) и был очень активен и бодр.

— Нет, никто. Ничего не было. Никто не звонил нам сюда с угрозами. Если бы звонил, муж бы мне сказал. Он посвящает меня во все. Даже по работе…

— Где ваш муж работает? — уточнил Самохин.

— На фирме. — Татьяна всхлипнула и уткнулась в платок. — У него собственная фирма. Называется «Кемикс». Торгует бытовой техникой. Телевизоры, видео, аудио, холодильники, пылесосы и утюги. Неужели, кто-то решил его потеснить с этого рынка? Ну, чего там теснить-то? Что он, нефтью с газом..!

— И давно он бизнесом занимается?

— Давно, с того времени, когда разрешили. Сначала у него был кооператив по ремонту квартир. Постепенно развернулся. Сам горбатился. Кредиты из бюджета не хапал, как некоторые. — Татьяна в очередной раз хлюпнула носом, промокнула платком. — Он вообще старался все делать по честному. Но разве у нас можно? Если все делать по закону, завтра разоришься.

— И что же он делал незаконно, интересно? — поинтересовался Костя. — Теперь-то уже нет смысла скрывать. Не накажут.

— Да то же, что и все! — взвизгнула вдова. — Налоги скрывал. Черный нал пропускал. Прибыль занижал. А как иначе?

Потом она рассказала, что Кизляков торговал всем чем угодно, в основном тем, что продавалось в данный момент развития рыночных отношений лучше всего. Сначала обои и краску, потом сантехнику и плитку, но когда ремонтный бум схлынул, стал продавать мебель. После кризиса, устроенного в виде эксперимента молодым очкастым премьером, народ перестал покупать мебель вообще по причине мгновенного обнищания. Эксперимент не удался, но очкарик почувствовал глубокое моральное удовлетворение от сделанного и занялся политикой. В политике ведь можно экспериментировать с народом сколько угодно и без всякой ответственности за плачевные результаты.

Тем временем Кизляков переключился на электронную бытовую технику, посчитав, что телевизоры нужны народу всегда, как хлеб и масло. Потому как употребляет их на завтрак, обед и ужин в дополнение к столу. А часто и в промежутке между ужином и сном на десерт. Не менее нужными вещами считаются холодильники и стиральные машины, потому как без них тоже никуда. В последнее время дела Кизлякова шли, как нельзя лучше. Торговля телевизорами и пылесосами шла бойко, и он подумывал о расширении своего бизнеса за счет открытия ещё одного-двух магазинов желательно в центре города. Бизнесменскую мечту, как всегда, погубила непредвиденная случайность — Кизляков в неподходящий момент вышел из дома. Тут и поймал свою пулю. Правда, пуля случайной не бывает. Она не такая дура, как об этом говорят. Она всегда знает, куда летит, и всегда найдет того, кому предназначена.

Пока Самохин пытал бедную женщину, Корнюшин и Тарасенко изучали просторную четырехкомнатную квартирку. Все по последнему слову: ремонт под евро, паркет под дуб, двери под вишню, спальня под карельскую березу, люстры под хрусталь, гостиная под антиквариат, ящик под «сони», гармошка под «панасоник», картинки на стенах под Пикассо. Словом, ничего оригинального.

И они вернулись в гостиную.

— А скажите, большая ли сумма храниться в доме? — задал довольно странный вопрос Костя Корнюшин, входя.

Татьяна повернулась к нему, отпустив на время сына. Она не поняла его вопроса. О каких суммах он говорит? У них что тут, банк? Она никогда не видела в доме никаких сумм. Муж освобождал её от необходимости считать какие-то суммы. Просто лежали деньги на насущные траты и все. Косте пришлось повторить вопрос. Она пожала плечами.

— По-моему, нет. Я не знаю. Не считала. Деньги лежат в сейфе у мужа. Он мне выдавал, если надо было что-то купить.

— Может быть, вас хотели ограбить, — сделал странное предположение Костя. — Мы можем посмотреть содержимое сейфа?

Татьяна замялась. Посмотреть-то можно, чего не посмотреть, только вот разрешит ли… Господи, а разрешать-то теперь некому. И она заплакала навзрыд.

Лена, по-женски посочувствовав, обняла её за плечи.

— Аркадий Михалыч, ей в таком состоянии трудно… Может, отложить допрос?

— Может, и отложить, — согласился полковник. — А может, не стоит. Лучше дай ей чего-нибудь успокаивающего.

Лена дала Татьяне стакан воды, предварительно накапав туда валерьянки. Татьяна сделала несколько глотков и немного успокоилась.

— Ничего, я сейчас. Вообще-то, муж не любил, когда к нему…

— Ему теперь все равно. — Пожал плечами Костя.

— Да, конечно, — она промокнула платком глаза. — Только у меня ключа нет. Он был у мужа с собой.

Тарасенко послали вниз за ключами. Балашов нашел их в кармане убитого, все на одной связке: от квартиры, от сейфа, от почтового ящика, от кабинета в офисе, ещё от чего-то. Не прошло и получаса, как Тарасенко вернулся.

— Долго искал? — язвительно поинтересовался Костя.

Тарасенко протянул ему связку.

— На! Не искал я. Там не знают, увозить труп или нет. Сказал, пускай ждут. Да, ещё бабка какая-то прицепилась. Говорит, что видела все своими глазами. Уверяла меня, что убийца — мужчина в спортивном костюме с собакой, который её натравил на Кизлякова. В общем, овчарка перегрызла ему горло. Бабка очень просила меня эту собаку пристрелить.

— Лучше бы ты эту бабку пристрелил, — недовольно проворчал Костя. — Мы тут ключи ждем, а он…

В кабинете бизнесмена оказался массивный письменный стол, на котором торчал компьютер. Хорошая библиотека окружала его со всех сторон. Книги в шкафах стояли ровными, плотными рядами, и, казалось, их никогда не доставали. Они были декоративным элементом. Помогали хозяину ощущать себя культурным человеком. Костя огляделся, открыл один из шкафов, вынул книгу, пролистал, поставил на место.

— А где он, сейф-то?

— В столе.

Костя позвенел ключами.

— Вы позволите?

— Если это чем-то поможет… — вздохнула вдова. Ей уже было все равно.

В одну из тумб письменного стола, действительно, был вделан небольшой сейф. Ко всеобщему разочарованию его дверца закрывалась не только на обычный замок ключом, но и на дублирующий — кодовый. Кода жена Кизлякова не знала. По-видимому, его знал только хозяин сейфа, который унес эту тайну с собой в могилу.

— Может, взломаем, Аркадий Михалыч? — предложил Костя Самохину, пока Татьяна не слышала, удалившись к ребенку.

— Ты что, у нас даже нет разрешения на обыск, — осадил его порыв полковник. — Когда получим, тогда и взломаем.

С разрешения вдовы Костя включил компьютер, покопался в папках и файлах, но ничего интересного не обнаружил. Только перечни товара, счета, прайс-листы, финансовая отчетность и деловые письма. Чтобы во всем этом разобраться, нужен не один день. Самохин распорядился прислать сюда одного из экономистов, чтобы тот проверил документы на возможные нарушения и попробовал бы выудить из базы данных хоть какую-нибудь информацию, способную дать зацепку. Пока ни одной разумной версии так и не выстроилось, а предполагать можно было все, что угодно.

Глава 3

Старенькая потрепанная «тойота» подъехала к громадным стальным воротам, расположенным между проходной и бетонным забором с колючей проволокой. Из дверей проходной вышел охранник в камуфляже, с коротким автоматом наперевес и рацией. Плотный животик перевешивался через ремень. Массивная нижняя челюсть пережевывала что-то очень вкусное, что можно жевать до бесконечности.

Илья опустил боковое стекло и протянул ему листок с подписями и печатями. Охранник принялся его внимательно изучать, словно только недавно научился читать и ещё не совсем хорошо различал буквы. Наконец, нашел, к чему придраться.

— Пропуск недействителен, — сказал он. — Здесь печать старая.

— Как это старая? — искренне удивился Илья. — Неделю назад была новая.

— А с сегодняшнего дня старая! — Охранник вернул пропуск, повернулся спиной и пошел к дверям, потеряв к нему всяческий интерес.

Илья вылез из машины, побежал следом за удаляющейся спиной, чуть ли не цепляя её за рукав, залопотал:

— Но печать-то вашей конторы. Вот смотрите: почтовый ящик номер…вот все реквизиты, вот подпись директора.

Охранник остановился, мрачно посмотрел на него, словно вынес приговор.

— Тебе же говорят: номер поменялся! У нас сверхсекретное предприятие! Мы раньше ракеты делали. Строгий пропускной режим! Ясно?

— Ну, я же не за ракетной установкой еду! — Илья был в отчаянии. — Теперь-то вы чем занимаетесь! Колбасой и пельменями торгуете!

— Это не имеет значения. Режим есть режим. Не мы придумали, не нам отменять.

Илья порылся в карманах, вынул сложенную пополам сотню, сунул купюру охраннику в руку. Тот почувствовал в руке знакомый шелест, обернулся и так осуждающе посмотрел на Илью, словно заменил свой приговор на смертный. Илья виновато опустил глаза, почувствовав, как холодеет спина.

— Нет, ты подумай, какой настырный! Сколько раз тебе объяснять нужно, что у нас режим! Тут секреты государственной важности! Охрана — муха не пролетит! А ты лезешь! А если каждый так лезть будет? Вот от этого и разруха в стране! — Он запустил руку с купюрой себе в карман. — Чтоб последний раз!

Охранник убрался в домик проходной, нажал там какую-то кнопку, и ворота отъехали в сторону. Илья прыгнул в машину, боясь, что ворота закроются раньше, чем он проедет. «Тойота» взвизгнула резиной и пулей пролетела в узкую щель ворот, абсолютно точно отмеренную охранником на ширину машины.

Проплутав между корпусами «сверхсекретного» предприятия, Илья тормознул возле огромного ангара, перед входом в который парковались грузовики. Шустрые молодые люди выносили из ангара коробки, загружали машины, отъезжали, подъезжали новые. Илья вылез из машины, быстро прошел внутрь.

Бывший ангар, в котором спокойно мог бы разместиться самолет, доверху был забит коробками с консервами, связками пластиковых бутылок с газировкой, контейнерами с колбасой, упаковками с пельменями. У стола распорядителя толпилась очередь мелких оптовиков. К ней и подскочил Илья.

— Кто последний за ракетными установками? — весело спросил он.

Загрузив машину по самую крышу коробками с колбасой, ветчиной и грудинкой, Илья помчался в свой магазинчик, надеясь ещё застать утренний наплыв покупателей, спешивших прикупить себе что-нибудь перед работой.

Он подогнал машину к самым дверям в магазинчик и направился внутрь. Прошел через тесный торговый зал, поздоровался с продавщицей Катькой, торчавшей за прилавком, поинтересовался для проформы, как идет торговля, и скрылся в кабинетике директора, располагавшимся рядом с небольшим подсобным помещением. Там за компьютером сидел директор Александр Хворостов, представительный молодой мужчина с умными глазами, компаньон и совладелец этого бунгало. Они вместе с Ильей раньше пахали в одной торговой фирме, которая года четыре назад исчезла в одночасье, как и множество других подобных фирмочек, развалившихся на протяжении последних лет. Илья скооперировался с ним, они собрали последнее, что у каждого было припасено, зарегистрировали фирму под громким названием «Презент», взяли лицензию, арендовали небольшое помещение на первом этаже, завезли товар и открыли торговлю. Поначалу они сами были и продавцами, и грузчиками, и экспедиторами, и директорами. Но потом наняли продавщицу и грузчика, и разделили обязанности: Саня номинально стал директором, а Илья его замом.

Теперь таких магазинчиков расплодилось великое множество, конкуренция возросла неимоверно, покупатели же стали беднее, и прибыль выходила грошовая — её хватало только на аренду, налоги и «крышу», так что мечты о процветании дела остались далеко позади. Проблема была только одна — не прогореть.

— Саня, я все привез, что ты просил. Вот накладные. — Илья протянул ему бумаги.

Саня изучил документы, как-то горько вздохнул.

— Вези обратно, — печально сказал он. — У нас всего этого завал. Холодильник забит до отказа.

— Ты же сказал, все это нужно! Я и везу.

Саня пожал плечами и уставился в свой компьютер.

— Утром было нужно, а сейчас нет. Хорошо, если вечером что-то продадим.

— Ты что, издеваешься? — Илья опустился на стул.

— Сам знаешь, Илья, поток трудящихся схлынул, сейчас только пьянь по улице бродит. А у неё денег — на бутылку не хватает.

Илья с грустью смотрел в окно на свою груженую машину. Тяжко вздохнул, пролистал накладные, свернул и убрал в карман. Немного помолчал.

Саня продолжал беззаботно щелкать на клавиатуре, уставившись в монитор. Ему что, никаких проблем. Принять товар, подсчитать баланс, поговорить с проверяющими. А он, Илья, и водила, и грузчик, да теперь ещё и продавец.

— Слушай, Саня, ты кандидат каких наук?

Саня поморщился, его задели за больное. Неприятно вспоминать о том, что осталось в далеком прошлом. Мечты о карьере ученого давно рассеялись, но не забылись.

— Ну, философских, и что?

Илья вздохнул.

— А я этих, как их… Знаешь, я ведь почти открыл теорию рассеивания лазерного луча. И почти получил движущееся голографическое изображение. Конечно, я его не получил, но мог бы. Я уверен. В теории все было красиво и правильно. Не хватило только нескольких опытов.

— Ну да! — подивился Саня. — Это что, такое голографическое кино?

— Что-то вроде этого. А теперь я решаю задачи пятого класса: сколько кило вареной колбасы сможет продать один магазин, пока она не протухнет.

Саня вылез из-за стола, подошел к нему, похлопал по плечу, заглянул в глаза. Глаза у Ильи были печальные, как у собаки.

— Дорогой мой, ты заразился вредной экзистенциальной болезнью: все время думаешь, как жить человеку, потерявшему иллюзии. А я от неё уже вылечился. Поверь мне, есть хорошее импортное лекарство — думай о хлебе насущном.

— Или о колбасе. — Илья показал ему на свою машину. — Саня, возьми ты её от греха подальше. А то я за себя не ручаюсь.

— Да, пожалуйста! — радостно согласился Саня и, открыв окно, выглянул на улицу. — Вставай, продавай! На улице много народу голодного ходит.

Не прошло и десяти минут, как Илья уже стоял за лотком с весами на улице. Мимо проходили редкие домохозяйки. Одна из них зарулила к столику Ильи, заинтересованно вытягивая нос. Илья прицепился к ней.

— Женщина, возьмите колбасы для голодного мужа. Вкусная, свежая, только что сваренная.

Дотошная хозяйка взяла отрезанный кусок колбасы, повертела, понюхала, посмотрела на цвет.

— Из чего сваренная?

— Из мяса, конечно, из чего же еще!

— А пахнет рыбой, — она положила колбасу на место и ушла.

Чуть ли не до шести вечера Илья торчал на холодном ветру и продрог, как собака с печальными глазами. У него отваливались ноги, ныла застуженная спина и гудела голова от бесконечных пересчетов граммов в рубли. Но зато он продал почти все и добился колоссальной выручки, которую обычно весь магазинчик зашибал за неделю. Директор Саня выдал ему премию в размере пятисот рублей, два пакета с продуктами и отпустил с миром. Илья решил, что лучше всего один из пакетов отвезти матери, которую он забыл уже, когда и навещал. Тем более что сегодня он был на колесах.

Он открыл дверь квартиры матери своим ключом и ввалился в прихожую.

— Привет, ма, это я! — он заглянул в комнату.

Пожилая женщина в цветастом халате сидела в кресле и смотрела очередную серию мыльной истории о неведомых нам заботах бразильской семьи. И получала от этого неимоверное удовольствие. Вообще, бесконечные телесериалы прекрасно отвлекают нашего зрителя от нашей же суровой действительности, наполняют его жизнь новыми ощущениями, которых он никогда не испытывал доселе, и позволяют скоротать время, оставшееся от сна и работы. Если бы не сериалы, на телевидении можно было бы поставить крест. Оно бы просто перестало существовать.

Мать повернула голову, вылезла из кресла, прошлепала в прихожую.

— Илья, это ты! Не ожидала. Хоть бы позвонил, что зайдешь!

— Я на пять минут, — сказал он, прошел на кухню и бухнул на стол пакет с продуктами. — Это тебе.

Мать взглянула на сына, потом на то, что он принес.

— Спасибо. Куда мне столько? Что-то ты одет легко, не простудишься? Шарфик бы повязал.

Но Илья уже повернулся к двери, чтобы уйти.

— Ну, какой шарфик! На улице теплынь!

В это время бразильский муж застукал жену с любовником и теперь мучительно размышлял над проблемой: сразу её застрелить или немного обождать. Любовник лежал в постели и с равнодушным видом слушал пререкания супругов, но скоро ему это надоело, он вылез из постели, оделся, поцеловал жену в щечку на прощанье, пожал руку мужу, бросил что-то вроде «Крепись, старина!» и ушел. Муж принялся за жену с новой энергией.

— Вот подлец! — в сердцах высказалась мать. — Ну, чего он к ней прицепился? Она же ему сказала, что не изменяла. Чего ещё надо? Неужели не может поверить! Вот издевается над бедной женщиной! Чтоб им, проклятым мужикам, пусто было!

— Ну все, я побежал, — сказал Илья. — Не буду тебя отвлекать.

— Уже уходишь, — удивилась мать, продолжая переживать за несчастную женщину. — Посидел бы!

— Некогда, ма. Времени нет. Ты-то как себя чувствуешь?

Жена продолжала оправдываться перед мужем, убеждая его в том, что он ошибается. Муж продолжал делать вид, что ей не верит. Может, он бы ей и поверил, но тогда нечего было бы дальше снимать и пришлось бы закрывать сериал. Поэтому бразильская жена продолжала убедительно врать, а бразильский муж пытался найти новые доказательства её измены, рассыпавшиеся на глазах.

— Вот прицепился, мерзавец! — осудила мать и переключила внимание на Илью. — Да я что! Я все одна сижу. Ходить некуда. Телевизор смотрю. И ты знаешь, много чего интересного показывают. Вот сейчас в «Вестях» показывали, как президент на горных лыжах… И на чем он только не ездит, и куда только не летает. Разве только в космос… Тяжелая все-таки у него работа. Поди попробуй, на лыжах-то, на горных…

Илья окинул взглядом комнату и сказал:

— Да, тяжело одной! Надо к тебе, что ли, отца привезти. Пускай у тебя поживет немного. Все-таки вдвоем веселей. Да и мне спокойней.

— Что ты! Он не поедет, — засомневалась мать.

— Почему не поедет?

— Не поедет и все! Гордый слишком. Не был бы таким гордым, знаешь, кем стал бы!

— Кем?

— У-у! — мать махнула рукой. — По таким бы коридорам ходил! На таких бы совещаниях заседал! Вот как эти, депутаты. Сидят себе, обсуждают что-то непонятное. Зарплата идет, пенсия капает. Чем не жизнь? Сказали: «Покажите нам министра финансов». Раз им, и показали. «Хотим, говорят, теперь поглядеть на министра энергетики». Вот он, пожалуйста! «А министр подземного транспорта кто у нас?» А вот этот, который с лысиной. Не знаю, я бы на их месте лучше артистов каких-нибудь заказывала. Или писателей-сатириков. Все веселее, чем на министра-то плешивого пялиться.

— Ты, мам, поменьше телевизор смотри, — пробормотал Илья. — Вредно для здоровья. Ну, пока!

Он открыл входную дверь и ушел.

Во второй половине дня подъехал Тихий. Парни уже изрядно поддали, и он застал их в совершенно развязном состоянии. Видно, они решили нагваздаться до умопомрачения, чтобы забыть этого мужика, который так и не смог проехаться на машине перед смертью. Киря уже лыка не вязал. Он все пытался забыть его печальные глаза, в которых стоял ужас. Почему-то этот ужас передался и самому Кире, заставляя его содрогаться от предчувствия собственной смерти. Димон же казался ещё крепким. Похоже, у него-то причины для тоски не было.

Весь стол в кухне был завален остатками разнообразной закуски, а пол — пустыми бутылками. Тихий мельком прошелся взглядом по пустой посуде. Водку парни разбавили крепленым вином и отлакировали пивом. Значит, коктейль будет «молотовский», и назавтра они уже не работники. Хотя, как раз завтра и надо будет поднапрячься.

— Хватит пить! — резко сказал он и схватил со стола начатую бутылку водки. — Дело есть! Серьезное.

Но это заявление не родило в душах парней энтузиазма. Трудно представить киллера, который радовался бы, получая заказ.

— Ты бабки привез? — спросил Киря, мутным взглядом уставившись на прораба.

— Нет! — рявкнул Тихий, налил себе в стакашек пятьдесят грамм, выпил, быстро чем-то зажевал. Больше не стал, за рулем все-таки.

— Как это нет! Как это нет! — Киря возмущенно привстал. — Ты че, нас, за лохов держишь? Базар был, бабки сразу, как клиента причешем.

— Не ори!

Тихий сел на табуретку, на всякий случай подальше от пьяного возбужденного парня. Мало ли что. Киря себя уже не контролирует, полезет в драку, придется его утихомиривать. Еще покалечишь, кто тогда работать будет.

— Шеф сказал, что работа не доведена до конца.

— Как это не до конца? — теперь уже возмутился Димон.

— Свидетеля оставили, вот как! Надо было его тоже чпокнуть! Чтоб никого…

Киря вскочил из-за стола, заходил по кухне с желанием чего-нибудь разбить. Или кого-нибудь убить. Из двух охламонов, сидящих за столом, подходящую кандидатуру в покойники выбрать трудно. Один — идейный руководитель, прораб, посредник, добывающий для них заказы. Если его не будет, кто достанет. Второй, вечный напарник, близкий друг и соратник в борьбе с народонаселением, всегда на подхвате и на подстраховке. Без него никуда. Как ни крути, а киллер без напарников — ноль. Хотя он их и ненавидит. Так же как и все остальное человечество.

— Ну вот, начинается! — шумно вздохнул он. — Там этих свидетелей человек двадцать у каждого окна. Давай будем сейчас всех убирать! А чего, я согласен! Только плати. По три штуки за каждого. Приволокем гранатомет и полдома снесем.

Тихий начал терять терпение. Совсем распустились парни — пьют непомерно, приказы не исполняют, в бутылку лезут. Пора приструнивать. Чтобы четко знали, что они исполнители. И только. Что сказали, то и сделали. И без всякой самодельщины. Если оставили след, сами и должны его затирать. И нечего тут разглагольствовать!

— Не всех, а именно этого! Он тебя хорошо запомнил. И значит, ментам может сдать. Тогда тебе четырех штук не хватит! Сотня штук понадобится! На хорошего адвоката! Да и то вряд ли он тебя вытащит!

Димон тоже возмутился.

— Ты предлагаешь нам опять в этом дворе засветиться, Тихий? Соображаешь!

Тот ударил его кулаком по коленке. Больно. Димон вскрикнул, но стерпел. Тихий приблизил к нему лицо, зашептал зловеще:

— А ты что предлагаешь? Чтобы он опознал Кирюху после того, как его загребут менты. Которые потом повесят на него все нераскрытые убийства за двадцать лет.

Киря остановился посреди кухни, вперил тупой взгляд в Тихого.

— Ты чего, в натуре? Я двадцать лет назад в детский сад ходил.

— Не имеет значения. Если почерк совпадет, не отмажешься. А почерк у всех «парикмахеров» одинаковый, можешь быть уверен.

Киря опустился на табуретку и приуныл. Страх, как не хотелось ещё раз появляться в этом дворе, где их уже знает каждая собака. И каждая бабка. Как только его тощая фигура с длинным носом вылезет из машины, весь двор тут же будет показывать на него пальцем. И все тут же побегут за милицией. Хоть менты у нас неповоротливые, но в этом случае примчатся, как на пожар, это точно. Правда, свидетеля можно убрать и на работе. Где-то ведь он работает. Но нужно время, чтобы его выследить и подготовить огневую позицию. А времени нет. Надо доделывать работу и получать бабки. Последние сегодня пропили.

Тихий понял, что перспектива появления в этом злосчастном дворе парней явно не радует.

— Шеф сказал, ещё по штуке накинет, когда свидетеля уберете.

— Вот это дело! — Киря немного успокоился.

Давившая у него внутри тяжесть сразу ушла. Теперь не только следы приберут, да ещё и лишние бабки получат. Проблема разрешилась, как нельзя лучше. Он даже заулыбался. Самое сложное теперь — аккуратно появиться во дворе, чтоб их не заметили раньше времени. Но если Тихий пригонит неприметную тачку, сделать это будет не трудно. Потом встать на стоянке и сидеть в ожидании, когда мужик выйдет из дома. А мужик обязательно утром нарисуется, ведь с собакой нужно гулять каждый день, не так ли? Остальное — дело техники.

— Ложитесь спать, — сказал Тихий. — Утром разбужу в шесть. И вы должны быть, как огурчики. Ясно?

Он собрал все бутылки с недопитым горячительным, засунул их в полиэтиленовую сумку и ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь, чтобы не привлекать внимания соседей. Немного задержался на лестничной площадке и, пока ждал лифта, спустил сумку в мусоропровод.

В фирму «Кемикс» оперативники под руководством полковника Самохина попали только к пяти вечера. Сотрудники все равно весь день не работали, обсуждая известие об убийстве генерального директора, принесенное его помощником. Коммерческий директор Ларионов, не дождавшись Кизлякова на рабочем месте, звякнул ему домой, нарвался на оперативников и узнал страшную новость. Лично Самохин потребовал от него, чтобы никто из сотрудников с работы не уходил и все дожидались приезда опергруппы. Оперативники хотели побеседовать со всеми без исключения.

Ларионов встретил их в крайне испуганном состоянии и дрожащим голосом пригласил в кабинет Кизлякова, который теперь никогда уже не сможет переступить его порога. Самохин отметил это волнение: неужели Ларионову есть, что скрывать? Но не стал делать из этого далеко идущих выводов. Он вообще предпочитал полагаться на факты и проверенную информацию, а не на психическое состояние свидетелей. Отправив Корнюшина и Тарасенко опрашивать сотрудников, он решил поговорить с коммерческим директором наедине. Такая беседа больше способствует откровенности, чем публичное покаяние в присутствии бригады ментов.

— Не понимаю, за что? В голове не укладывается! — бормотал Ларионов. — Даже представить трудно, чтобы Борю просто так ни за что…

— А вы уверены, что не было никаких причин? — уточнил Самохин.

— Абсолютно! Я их не вижу. Их просто нет!

Самохин покачал головой, глядя куда-то мимо расстроенной физиономии Ларионова. Если коммерческий директор и играет искреннее изумление, то он хороший актер. Так и хочется ему поверить. Но верить нельзя никому. Даже своим собственным глазам. Если что-то увидел необычное, надень очки и посмотри повнимательней. Разглядишь темные пятна на самой чистой личности. Таково было правило полковника, и он старался его придерживаться.

— Я работаю в уголовном розыске тридцать восемь лет, — пробормотал он. — И ни разу не сталкивался с беспричинным убийством. Даже если кто-то кого по пьяни… Все равно есть причина, возникшая в глубине подсознания убийцы. Человек со стула просто так без причины не встанет. А тем более…

Ларионов вынужден был с ним согласиться. Хотя и продолжал сомневаться в теории полковника. Конечно, причина должна быть, это очевидно. Только вот какая?

— А если его с кем-то перепутали. Знаете, дали наводку на одного, а киллер шлепнул другого. Так бывает, я слышал.

Полковник бросил хмурый взгляд на коммерческого директора.

— Бывает, но редко. Как правило, киллер не ошибается. Он за это деньги получает, чтобы не ошибаться. Если ошибся, то все, он сам не жилец. Так что киллер ошибается только один раз. Как сапер. Ну да ладно, ближе к делу. Расскажите, как в последнее время шли дела в вашей фирме? Как доход, как прибыль?

Ларионов пожал плечами. В смысле, не то, что он не знает, как, а в смысле, шли себе и шли, как обычно идут.

— Нормально шли дела. Звезд с неба не хватали, но и не бедствовали. У нас налажены хорошие контакты с поставщиками и дилерами. Все наши дилеры исправно платили деньги. Есть, правда, один. Из него всегда выбивать приходится. Но и он тоже платит. С трудом, но платит.

— А вы сами всегда платите поставщикам?

— Платим, конечно? Можете проверить. Ну, может, не всегда вовремя. И у налоговиков к нам претензий нет.

— Проверим, — пообещал полковник. — А с крышей у вас какие отношения?

Ларионов испуганно оглянулся, но посторонних в кабинете не было. Он, вообще, все время чего-то боялся. Нервничал, морщился, суетливо вертел гелевую ручку в руках. Самохину это не понравилось. Чего он нервничает, чего боится? Того, что его будут подозревать в причастности к убийству, или того, что его тоже могут шлепнуть? Впрочем, может, просто человек нервный попался. Разволновался от свалившегося несчастья и вынужденного допроса. Не каждый сможет спокойно беседовать с милицией, когда окажется на зыбкой грани между свидетелем и подозреваемым. В общем, в чужие мысли не залезешь при всем желании.

— В смысле, с нашей охраной? — выдавил Ларионов.

— Ага, с бандитами, — подтвердил полковник.

— Хорошие. Мы с ними давно договорились. Думаете, это они? Но за что? Мы всегда исправно…сколько положено… Мы же понимаем. Зачем нам лишние неприятности?

Самохин поднялся со стула, выглянул в окно, словно проверяя, как работают на улице его архаровцы. Вздохнул. На улице перед подъездом стояли только его «волга» и «девятка» Кости Корнюшина. Остальные машины, принадлежащие сотрудникам фирмы, мирно отдыхали на стоянке. Обычный будний день. Но для одного этот день стал роковым. Почему именно сегодня, почему не вчера или завтра? Чем этот скверный день отличается от других таких же? Случайность? Но завтра или послезавтра тоже кого-нибудь убьют. Того, кто ещё об этом не знает и даже не догадывается. Обязательно убьют. Непременно убьют. Значит, не такая уж это случайность, а скорее закономерность. Каждый день в городе под колесами машин погибает два-три человека. Как закон. Значит, и завтра погибнут двое, и послезавтра, и каждый день на этой длинной неделе. Кто конкретно, не знает никто. Но для тех несчастных, выбранных из числа жителей города неизвестно кем, уже все предрешено. Но почему все-таки кто-то выбрал именно его?

Полковник отвлекся от своих мыслей, повернулся к Ларионову.

— И все-то у вас хорошо. Никаких проблем с налоговыми органами, крышей, дилерами и кем там еще. А директора берут и убивают. Может быть, все-таки он кому-то помешал? Нанять киллера не так просто, заплатить ему приличную сумму накладно, взять на себя грех, в конце концов, тоже тяжело. Стоит ли это делать, если Кизляков хороший парень и со всеми дружит, а?

— Не понимаю… — Ларионов только пожал плечами.

Тут дверь открылась, и в кабинет ввалился Костя Корнюшин с довольной ухмылкой на лице. Он бросил подозрительный взгляд на Ларионова и предложил ему прогуляться по коридору. Немного. Коммерческий директор вылез из кресла и обиженно удалился, прикрыв за собой дверь.

— Нашли машину, Аркадий Михалыч, — доложил Костя. — «Восьмерку» цвета мокрого асфальта. Во дворе дома, расположенного на этой же улице. В машине лежал ствол, из которого и были сделаны выстрелы. «Макаров» с глушаком.

— Уже неплохо, — мрачно сказал Самохин, ничуть не обрадовавшись. — Пальцы есть?

— К сожалению, никаких отпечатков. Ни на оружии, ни на руле. Но пушка с маркировкой. Может, это даст какой-то след.

— Вряд ли. Они тоже соображают, из чего стрелять.

— Значит, остается только свидетель?

Самохин отошел от окна и сел за стол Кизлякова в крутящееся кресло, поелозил в нем немного, словно примеряясь занять надолго, осмотрел кабинет. Представил, как сидел тут сам директор фирмы, какие могли возникнуть у него мысли, желания, настроения. Ничего путного не нарисовалось. Трудно войти в образ другого человека, а тем более понять его мысли и чувства. Но надо. Прошелся взглядом по стенам. Вот календарь с загорелой девицей, вольготно раскинувшей обнаженные телеса на солнечном пляже. Так, дальше! Диплом какой-то? Видно, получил на межрегиональной пьянке молодых предпринимателей. Ага, а это что такое? Загородный особнячок. Двухэтажная вилла с балкончиками и, как раньше говорили, с мезонином. Хороший особнячок, ничего не скажешь. И за каким хреном он эту фотографию повесил? Голую бабу, понятно, диплом тоже. Но на дом-то ему зачем пялиться?

— Два свидетеля, — пробормотал Самохин, — Второй Ларионов. Сдается мне, этот коммерческий директор о чем-то молчит, как поется в одной песне. Пока молчит. Слушай, Костик, глянь-ка на вот эту фотографию.

Костя обернулся, посмотрел на фотографию особнячка. Ну, дом и дом! Чего тут шеф разглядел? Рекламная картинка, не более того. Если бы на ней была физиономия убитого директора в компании каких-нибудь дружбанов, цены бы этой фотографии не было. А так…

— Ну, фотография. И что?

— Можешь узнать, что это за хибара?

— Мигом.

Капитан открыл дверь, выглянул в коридор.

— Ларионов! На минуточку.

Коммерческий директор тут же возник на пороге, видно, был наготове, ждал, когда позовут.

— Что это за вилла такая? — как можно строже спросил Костя. Таким же тоном он всегда спрашивал у подозреваемого в убийстве, где тот был с такого-то по такое-то.

Ларионов испуганно уставился на фотографию особняка, словно увидел её впервые в жизни. Пожал плечами. Занервничал. «Ну все, зацепили, — словно говорил он. — Теперь будут пытать про эту дурацкую картинку».

— Не могу сказать. Обычная рекламная фотография. Красивый домишко в живописном месте. Борису понравилась, вот он её и повесил.

— Понравиться может все что угодно, — задумчиво пробормотал полковник. — Но не всё вешают на стены.

Ларионова этим поставили в тупик. Он даже стал переживать, что не может удовлетворить любопытство оперов. И чего они прицепились к этому дому? Он медленно опустился в кресло, сел на самый уголок, словно был в гостях у большого человека, у которого сидеть развалясь позволит себе не каждый.

— Скажите, у него дача есть? — вдруг спросил полковник.

— Есть, — кивнул коммерческий директор. — Недалеко от города. В Карасево.

— Хорошая?

— Да не то, чтобы… Обычный рубленый дом. От родителей остался.

— А он его перестраивать не собирался?

Ларионов немного подумал и кивнул. Даже как-то радостно кивнул. Наверное, обрадовался, что рубленый дом в деревне это и есть причина убийства Кизлякова. А иначе зачем оперативники про него спрашивают.

— Собирался. Давно собирался. Хотел вообще сломать. А на его месте что-то приличное построить. Типа вот этого с фотографии.

— И что, не собрался? — уточнил Самохин.

Ларионов пожал плечами.

— Денег вечно не хватало.

— Значит, плохо шли у вас дела, если денег не хватало, — усмехнулся Костя.

— Почему плохо? — удивился Ларионов. — Нормально шли. Только не настолько, чтобы загородные особняки покупать. Прибыль была стабильна, но её пускали на расширение бизнеса. Не более того.

— А у вас были какие-нибудь конфликты финансового порядка? — спросил Самохин.

— Какие конфликты? — удивился Ларионов. Вот чего-чего, а конфликтов финансового порядка у них отродясь не было.

— Знаете, в фирмах часто возникают конфликты из-за денег, и даже доходит до того, что бывшие компаньоны разбегаются или… даже устраняют друг друга. Из-за денег. Практически все заказные убийства, так или иначе, совершаются из-за денег. Потому что деньгами оплачиваются.

Ларионов усиленно помотал головой.

— Нет, у нас серьезных конфликтов не было. У нас закрытое акционерное общество. У Бориса шестьдесят процентов акций, у меня сорок. В соответствии с этим соотношением мы и делим прибыль. Какие тут могут быть конфликты?

— Вообще-то, надо будет ещё проверить, как у вас распределялась прибыль, — весомо сказал Самохин. — Наши экономисты покопаются в вашей бухгалтерии, вы не против?

— Нет. Пускай смотрят. Вся прибыль у нас зафиксирована в документах, налоги платим, магазины работают, торговля идет.

— Вот и проверим, — сказал Самохин. — Костя, дай указание ребятам, пускай проверяют всю финансовую документацию.

— Слушаюсь, — Костя кивнул и вышел из кабинета.

Чтобы выполнить приказание полковника. Правда, делать этого не собирался. Потому как пока давать указания шефа некому. «Ребята» из отдела по экономическим преступлениям ещё не подъехали. А когда подъедут, пока не ясно. Как освободятся. Так что проверять бухгалтерию сегодня вряд ли кто будет. Но припугнуть Ларионова не помешает. Всегда полезно нагнать страху на человека, причастного к убитому. Вдруг начнет суетиться и заметать следы. А там, глядишь, как-то проявит себя.

Самохин внимательно следил за Ларионовым, проверяя его реакцию, пока Костя расшаркивался и открывал дверь. Коммерческий директор дернул бровью и сглотнул. У него забегали глаза. Задергались руки. Он не знал, куда их девать. То ли сунуть в карман, то ли на что-нибудь положить. Самохин это отметил и спросил:

— Вас что-то не устраивает?

— Меня? Почему?

— Вы разволновались.

Ларионов встал и заходил по кабинету.

— С чего вы взяли? Это просто нервы. Друга убили. Я переживаю.

— Понятно.

— Вы что, меня подозреваете? — почти выкрикнул Ларионов. — Думаете, это я мог Бориса..?

Самохин пожал плечами.

— Мы так не думаем…

— Именно это вы и думаете! — убежденно сказал Ларионов. — Но учтите, я бы на такое не пошел ни за что!

— А было из-за чего? — подловил его на слове Самохин.

Ларионов просто бегал по кабинету из конца в конец. И что на него нашло? Ему вроде бы не предъявили пока никаких обвинений, ни в чем не упрекнули, не прижали к стенке. Но он весь как-то задергался, занервничал и стал истерично выкрикивать:

— Не было! Никогда не было. Можете подозревать! Это ваше право. Вы всегда всех подозреваете! У наших доблестных органов каждый человек — преступник! Стольких невиновных перестреляли! И никто за это не ответил! Никто! Вам любого посадить пару пустяков! Но против меня вы ничего не докажете, ничего!

Самохин попытался улыбнуться. У него это плохо получилось, вышла какая-то пугающая гримаса. Во всяком случае, Ларионова его улыбка не обманула. И полковник почувствовал себя виноватым.

— Успокойтесь. Мы вас не подозреваем. — И тихо добавил: — Пока…

Глава 4

Илья, голый по пояс, плашмя лежал на диване и тупо смотрел в пол. Ныла спина, болели ноги и, кажется, бил озноб. Он чувствовал бы себя совсем плохо, если бы рядом не расположилась молодая красивая женщина с чудесными вьющимися волосами, уткнув теплый мягкий зад ему в бок. Осторожными, но уверенными движениями она разминала ему спину, мягкими, нежными руками продавливала позвоночник, лопатки, бока и втирала в кожу приятно пахнущую мазь. От её прикосновений становилось тепло и уютно. Необычайная легкость разливалась по всему телу, боль куда-то уходила, и Илья чувствовал прилив новых сил. Женщина сокрушенно качала головой.

— Ты совсем простыл, Илья. У тебя температура. Я чувствую, как у тебя все тело горит.

— Еще бы! — обиженно сказал он. — Весь день на ветру простоял, как пугало на огороде. Разве что ворон не отгонял.

— Тебе надо чаю с медом выпить. Сейчас принесу.

Женщина поднялась с дивана, вышла из комнаты.

Месяца три назад, когда Илью начали мучить боли в спине, он решил сходить в массажный салон. Выбрал в газете рекламных объявлений, какой поближе, и заехал после работы. Массажисткой оказалась молодая женщина лет под тридцать, очень привлекательная и очень сексуальная. Она разложила Илью на столе, промяла ему позвоночник и все косточки, так что после её рук он стал чувствовать себя как новорожденный. Ничего не болело, мир казался большим и добрым, и все время хотелось припасть к сиське. Он и припал. Для начала познакомился с ней и стал захаживать в салон чуть ли не каждый день, пока не напросился к ней домой. Наташка, на удивление, согласилась устроить ему рандеву у себя дома. Она жила одна в двухкомнатной уютной квартирке, объяснив, что муж её бросил давным-давно, якобы найдя себе какую-то состоятельную вдову. Илья почувствовал себя юным влюбленным, после краткой беседы о пустяках невероятно возбудился от её прелестей, положил её на диван и просто-таки потерял голову. Наташка показала ему такой класс сексуальной игры, перед которым не устоял бы ни один отличный семьянин со стойким нордическим характером и лояльным отношением к товарищам по партии.

И вот уже целый месяц Илья был на седьмом небе, с нетерпением дожидаясь каждой новой встречи с Наташкой и всячески скрывая свою маленькую тайну от жены. Хотя, по правде сказать, Марина начала подозревать его в посторонней связи, словно что-то чувствовала неким шестым чувством, присущим только женщинам. Илье приходилось изощряться всякий раз в придумывании оправданий, чтобы её подозрения не перешли в твердую уверенность. Но отказаться от наташкиных прелестей он уже не мог.

Она вернулась с чашкой дымящегося чая на подносе. Опустила поднос на столик, присела на краешек дивана.

— Спасибо, Наташ. — Илья приподнялся на локте и стал пить. — Только ты обо мне и заботишься. Больше никому дела нет.

— А что, жена не заботиться? — улыбнулась она.

Илья вздохнул и поставил пустую чашку на поднос.

— Заботиться, но меньше. В основном, о том, сколько я заработал. Она мою деятельность презирает. Считает её ниже своего достоинства. — Он повернулся на спину, откинулся на подушку и вперил взгляд в потолок. — Она, мол, офисная леди, а я уличный торговец залежалыми продуктами.

— Плохо, когда жена не ценит своего мужа, — заметила Наташа. — Обычно, это кончается разводом.

— По большому счету я и сам эту работу презираю. Ненавижу! Мне вся эта колбаса уже вот где! Меня от неё просто тошнит. Вот как чувствую где-нибудь запах колбасы, так меня сразу выворачивает.

— Понятно. Больше не покупаю. Переходим на рыбу.

— Да не в этом дело, — поморщился Илья. — Я ненавижу свою работу. Она тяготит меня, унижает, не дает никакого удовлетворения. То, что я зарабатываю, не приносит мне никакой радости. От этой работы я просто тупею. Я не хочу делать её лучше, эффективней, мне хочется, чтобы кто-нибудь пришел и развалил все наше дело на корню. Я бы этому только обрадовался.

Наташа сочувственно покачала головой.

— Да, это занятие не для тебя. Тебе больше подошла бы научная лаборатория…

Илья отвернулся, смертельно обиженный на все.

— Наташ, только не напоминай, а! И так уже… Эх, мне бы сейчас настоящее дело! Какой-нибудь толковый бизнес. Связанный с оргтехникой или бытовухой. Вот тогда бы я развернулся! Все-таки компьютеры продавать интересней, чем колбасу и пельмени.

Наташа погладила его по голове, как маленького мальчика, побитого соседскими хулиганами.

— Бедненький, как же тебе приходится тяжело…

Илья прижался к её мягким телесам, и почувствовал исходящие от них тепло и покой. Ее тело манило к себе, как магнит. Ему захотелось уткнуться в него с головой и забыться надолго, пока не станет совсем хорошо.

Она что-то вспомнила, мягко улыбнулась.

— А ведь я могу тебе помочь.

— Да, ладно! — он отмахнулся. — Ты-то чем мне поможешь?

— Поцелуй, тогда скажу. — Она подставила ему губы.

— Не надо, Наташ, я тебя заражу. — Он отвернулся.

— Брось! — Она взяла его за подбородок, повернула к себе. — Простуда не передается половым путем.

Он приподнялся с дивана, поцеловал её. Она обхватила его руками, прижалась, впилась губами в губы. Он откинулся на диван, начал снимать с неё халат, оголив округлые плечи, объемистые груди и мягкий изгиб стана, остановился на полпути.

— Так чем ты мне хотела помочь? Вот этим?

— Нет. И совсем не этим.

Она сорвала с себя халат, под ним ничего не оказалось, даже трусиков, выгнулась кошкой, начала стаскивать с него брюки. Он слабо помогал ей разоблачать себя. Его больше заинтересовало её предложение о помощи. Как утопающий хватается за последнюю соломинку, так Илья готов был ухватиться за любой совет, лишь как-то выплыть на поверхность со дна, где он сейчас барахтался.

— Так чем помочь? — не унимался он.

— Мне недавно позвонил один мой знакомый, — сказала она с придыханием и с перерывами во время резких движений, которыми она сдирала с него остатки одежды. — Он крупный бизнесмен. Такой крупный, что крупнее не бывает. Представляешь, он перегоняет вагоны с техникой по всей стране. Компьютеры, бытовуху, телевизоры, — словом, все, абсолютно все!

— В самом деле? — удивился он, хватая губами её рот. — Ты меня не обманываешь?

Она стянула с него трусы и уселась на него верхом. Он подхватил её груди, смял, обнял за спину, притянул к себе. Она упала на него, вытянув ноги, обволакивая его тело мягкой пышной плотью.

— Не обманываю… — шипела Наташка, ползая по нему, как кошка. — Он расширяет свое дело и ему нужны помощники. Спрашивал, нет ли у меня знакомых, немного волокущих в бизнесе. Я сказала, что есть. Могу дать тебе его телефон. Если ты хочешь, конечно!

Он вошел в неё до упора, она застонала от сладостной боли. Дернулась вперед и насела с новой силой, продолжая стонать. Стала делать равномерные движения, постепенно наращивая темп, пока не разогналась до полного самозабвения. Немного приостановилась и спросила:

— Так хочешь или нет?

— Хочу! — прошептал он, стараясь не отстать от нее. — Еще как хочу!

— И меня хочешь?

— И тебя хочу!

Она закончила раньше него, утомленная и обессиленная, откинулась на бок, легла на спину. Он взгромоздился на нее, не вынимая, и несколько раз дернувшись, быстро закончил. Сполз с нее, отдышался немного, проговорил:

— То, что ты мне сказала, правда?

— А то нет! Ты же знаешь, что я никогда не вру.

Он приподнялся на локте, заглянул ей в глаза. Она смотрела на него чистым невинным взглядом.

— Наташка, ты не представляешь себе! Ты же спасла меня. Просто спасла.

— Неужели! А кто говорил, что я ничем не могу помочь?

— Каюсь. Виноват. Можешь меня отлупить. Только не по спине, она у меня болит. Лучше по тому, что немного пониже.

— Непременно! — засмеялась она. — Но как-нибудь в другой раз. Когда ты выздоровеешь. Значит, я помогла?

— Да, Наташка, да! Это то, что мне нужно. К черту эти продукты! Это серьезное дело. Я же математик! У меня ум аналитический. Мигом конъюнктуру проанализирую.

И он набросился на неё с новой энергией.

Илья поставил серегину япономарку в узкое пространство между плотно стоящими машинами, выключил движок, нацепил железяку на руль. Вылез из машины, хлопнул дверцей. И вдруг в вечерней тишине услышал знакомый смешок. Он прислушался, уловил, откуда идет смешок, и нырнул в редкие кусты, отделяющие автостоянку от детской площадки.

На скамейке, торчащей на площадке, сидела его родная дочь Ленка в обнимку с каким-то крепким, почти взрослым парнем. Она хихикала и прижималась к нему. Илья не спутал бы её идиотский смех ни с каким другим. Он возник перед смеющейся парочкой, как призрак из тумана. Ленка испуганно замолкла и быстренько отодвинулась от парня.

— Ты чего здесь сидишь? — строго сказал Илья. — Ну-ка, быстро домой! Ночь на дворе.

— А чего? Я ничего! — промямлила дочь. — Посидеть нельзя, что ли?

— Нельзя! — рявкнул Илья. — Мать вся изнервничалась!

— Еще полчасика, ладно?

— Каких полчасика! — Илья возмутился не на шутку. — Я сказал, домой!

Молчавший до сих пор парень поднялся со скамейки и вытянулся во весь рост. Он оказался на голову выше Ильи, а под его курткой играла накачанная мускулатура. По возрасту ему было никак не меньше двадцати. Илья почувствовал прилив возмущения, готовый перерасти в физическое воздействие на оппонента. Но что-то сдержало его от порыва надавать парню по шее.

— Познакомься, это Витек, — вякнула Ленка.

— Она сейчас придет, — хрипло промычал парень и посмотрел на Илью сверху вниз. — Посидит полчасика и придет.

Илья взглянул на него снизу и увидел в блеклом отсвете фонаря наглый взгляд и злорадную ухмылку. Ему опять захотелось размахнуться и приложить кулаком по этой ухмыляющейся физиономии, но он сдержался. Наверное, увидел разницу в весовой категории, а может быть, врожденная интеллигентность взяла свое, черт его знает. Он перевел взгляд на Ленку и внятно проговорил:

— Чтобы через пятнадцать минут была дома!

После чего развернулся и с чувством глубокого удовлетворения двинул к подъезду. Все-таки последнее слово осталось за ним.

Ему до ужаса хотелось поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. Ты смотри, говорил сам себе Илья, Ленка-соплюшка нашла себе какого-то охламона на пять лет старше её. Еще затащит в кусты и лишит её девственности. Тогда не оберешься неприятностей. Надо будет поговорить с этим малым серьезно. Может, сказать об этом жене? Нет, не стоит, она потребует решительных действий. Да ещё и Ленка обидится за его предательство. Лучше не говорить. И о новом деле тоже говорить бессмысленно. Марина не оценит и начнет отговаривать. Женщины всегда бояться рисковать. И он понял, что кроме, как с Серегой, наболевшим поделиться не с кем. Тем более что нужно вернуть ему ключи от машины. И Илья завернул к художнику. Они жили в соседних подъездах, только Илья на шестом, а Серега на третьем. Познакомились, как всегда это бывает у мужиков, на стоянке машин. Сначала разговорились на автомобильную тему, потом побеседовали за жизнь и в результате обмыли знакомство на серегиной хате.

— Ну вот! Теперь все! — сказал Илья, как только недовольный художник открыл дверь.

Он хлопнул пейзажиста по плечу и ввалился в квартиру. На его лице блуждала самодовольная улыбка, в глазах горел азартный огонь предстоящих свершений. Воспоминания о нежных прелестях Наташки будоражили воображение и заставляли забыть обо всем на свете. А после того, как она устроила ему протекцию у крупного бизнесмена, Илья был вне себя от счастья. Даже мелкая неприятность во дворе не смогла поколебать его уверенности в завтрашнем дне.

Серега непонятливо заморгал, увидев глупую физиономию друга, спросил испуганно:

— Машину разбил?

Илья очнулся от радужных грез и, посмотрев на художника, вспомнил, зачем он сюда пришел. Полез в карман куртки, протянул ему ключи, потом торжественно вручил пакет с продуктами. Из пакета торчал батон сервелата и доносился запах свежайшего хлеба, а внутри побулькивала неизвестная жидкость в бутылке и теснились какие-то свертки.

— На, цел твой «мерседес»! Ничего с ним не случилось. Тянет, как трактор. Больше он мне не понадобится.

— Что так?

— Все, отмучился. Теперь настоящим делом займусь!

— Водкой будешь торговать? — с надеждой поинтересовался художник-химик, принимая пакет со съестным. Он двинулся на кухню, очень удачно расположенную рядом с прихожей — можно сразу от дверей устремиться за стол, кому невтерпеж.

Илья поплелся за ним, опустился на табуретку, удовлетворенно вздохнул.

— К черту водку, Серега! Дали мне один телефончик! Крупный бизнесмен ищет толкового помощника. Понимаешь, о чем речь? Оргтехника в ход пошла!

— Это солидней, — согласился Серега. — Может, отметим?

— Обязательно, — кивнул Илья. — Но потом. Сначала нужно с ним договориться, войти в доверие, получить работу.

— Потом и договоришься, — резонно заметил Серега.

Он вынул из пакета бутылку водки, поставил на столик, схватил огромный нож, оттяпал от батона сервелата половину, нашинковал кружочки на тарелку, нарезал хлеба и мясные деликатесы из свертков. Затем выудил из холодильника банку с огурчиками, достал две рюмашки. Илья не смог бы отказаться от этого даже под дулом пистолета.

Через полчаса от водки осталось одно благое воспоминание. У обоих на душе потеплело, обоих разморило, потянуло на уважительные чувства.

— Илья, хочешь, я твой портрет напишу? — предложил Серега.

Будущий крутой бизнесмен немного подумал и решил отказаться.

— Не надо. Зачем он мне?

— На стенку повесишь.

— А-а… Маринка все равно не даст. Скажет: «Новым русским заделаться хочешь! Сначала семью обеспечь, а потом хоть в Третьяковку».

Серега тоскливо смотрел куда-то в угол.

— Ну и ладно! — пробормотал он. — Тогда не буду тебя писать. И вообще скоро писать брошу. Совсем. Все равно, не могу, как они.

— Кто?

— Великие. Не получается. Получается красивая картинка. А чтоб так, как они… Эх, лучше бы я остался химиком.

— А я физиком, — пробормотал Илья.

Он заявился домой довольно поздно. Около двенадцати.

Жена уже ложилась спать и примерялась окончательно забраться в постель, но он помешал, грубо ввалившись в квартиру и устроив шум в прихожей.

— Извини, Марин, задержался на работе, — сказал он, стараясь дышать в сторону.

— На работе? — удивилась она. — Это на какой, интересно? В Думе или в министерстве?

— Правда, Марин. Целый день на ветру, как пугало. Потом к матери заехал. Давно собирался. Отвез ей продуктов.

Жена смотрела на него в упор.

— Я знаю. Она звонила. В семь часов. Спрашивала, как ты домой доехал. Не попал ли в аварию, бедное дитятко!

Илья замялся немного, но попытался выкрутиться.

— Да я к Сереге зашел. Посидели немного. Он забавную картину рисует. Вместо нашей помойки лесной пейзаж. Хорошо получается, между прочим. Почти, как настоящий.

— Я видела. Я к нему три часа назад заходила. Он сказал, что ты у него утром машину взял, и больше он тебя не видел.

Марина с интересом смотрела на него, выжидая, что он ещё придумает. Илья не стал напрягать фантазию и сказал просто:

— Что-то есть хочется… — И пошел на кухню.

Там он взял трубку телефона, достал листочек, подаренный Наташкой, набрал номер.

— Это Федор? Добрый вечер! Извините, что так поздно. — Он прикрыл трубку ладонью. — Мне ваш телефон дала Наташа. Вам, кажется, нужны помощники по бизнесу? Я кандидат наук. Понятно, что не имеет никакого значения, но все же. Голова работает. Сейчас чем? Да так, мелким бизнесом. Но хочу заняться серьезным делом. Конечно, завтра могу. Где-где? В сауне? Записываю…

Он схватил ручку, записал на листке адрес, перечитал, хмыкнул и радостно потер руки. Ну все, дело пошло! Теперь можно быть уверенным, что надежды на лучшее начинают претворяться в жизнь. Если серьезному человеку нужны помощники, он берет их не с улицы, а по рекомендации знакомых. Почти стопроцентная гарантия, что возьмут. Остается только проявить себя в предложенной работе с лучшей стороны, и можно считать, что место закреплено за тобой. Это называется — иметь нужные связи. Они отнюдь не потеряли своего значения с тех достопамятных времен, когда все делалось только благодаря связям. Просто сейчас помимо связей нужно иметь ещё и деньги. Которые стали важнее связей.

В кухню вошла Марина и встала в дверях, подбоченясь.

— Пожелал ей спокойной ночи?

Илья пропустил её едкое высказывание мимо ушей, вылез из-за стола, распахнул холодильник, прошелся взглядом по полкам.

— Марин, погрей чего-нибудь. Есть хочется.

— А разве она тебя не покормила? — удивилась Марина.

— Кто?

— Ну, у кого ты задержался. По работе.

Илья выпрямился и попытался напустить на себя выражение оскорбленной гордости. Ну не понимает он, в чем его подозревают! Конечно, правильно подозревают, но не станет же он подтверждать подозрения. Ни за что не станет. Если Марина узнает о его любовнице, могут быть самые неприятные последствия. Вплоть до развода и отселения. А этого допустить никак нельзя. Все-таки жену он ещё любит, несмотря ни на что. Несмотря ни на какие посторонние увлечения. Которые обычно быстро проходят. Стоит ли из-за них бросать семью?

— Я работал, Марин, правда. Весь день на ногах. Стоял на улице, продавал мясомолочные продукты. Чтоб они протухли! Устал, пойми. И сейчас звонил по делу. Вроде что-то наклевывается насчет хорошей работы.

Марина печально покачала головой. Хотелось бы ей в это поверить, но не может. О работе можно говорить во время работы. После неё мужики обычно ищут развлечений. Или находят отдохновение в выпивке, или бегут на сторону. Этот, конечно, выпил, но немного, а значит, совместил приятное с полезным. Скажете, она не права?

— Я понимаю. Ты работаешь, как вол. До ночи. А если она попросит, то и до утра.

— Да не был я ни у кого! — взвился Илья. — Нету у меня никого! Нету! Пойми, у меня на кого-то ещё просто не хватит сил!

— Не кричи, Ленку разбудишь, — спокойно сказал Марина. Кажется, он её убедил. Во всяком случае, его горячность вызывает доверие. Хотя, вожжи отпускать все равно не стоит.

— Я работаю на износ! — Илья понизил голос. — В поте лица. Там взял, сюда привез, тут продал. Думаешь, легко? Я же кручусь ради семьи.

— Ах, это ради семьи ты крутишь возле нее! — догадалась Марина, продолжая играть в свою игру. — А я-то думала! Может, ради семьи ты уйдешь к ней совсем! Пускай она тебя и кормит!

В кухню вошла дочь. Она была в ночной рубашке, заспанная, раздраженная и щурилась от яркого света. С двумя женщинами Илья уже не мог совладать.

— Да покорми ты его, мам. А то он всю ночь по квартире бродить будет, не выспишься. Сам меня домой гонит, а сам когда заявился!

— Иди, Лена, спи, — успокоила её Марина. — Он сейчас совсем уйдет.

— А, ну тогда пока, пап. — Лена помахала рукой. — Только дверью не хлопай, как в прошлый раз. А то у меня вазочка на столе стояла, упала, разбилась.

Она ушла спать.

— Да никуда я не собираюсь уходить! — Илью возмутила такая черствость женских душ. Пришел домой голодный муж, так его гонят в шею. Кому понравиться? — Чего это я должен уходить! Некуда мне уходить!

— Тогда уйду я! — сказала Марина и ушла в спальню, закрыла за собой дверь. Он пошел за ней. Она забралась в постель, повернулась спиной, и хотела заснуть. Он закрыл за собой дверь и начал раздеваться

— Ты ещё здесь? — уточнила она.

— Хочу напоследок поделиться радостью, — виновато сказал он.

— Ты уже поделился. Я рада, — мрачно заметила она.

— У меня будет другая работа, Марин. Представляешь! Настоящее серьезное дело! Действительно крупный бизнес.

— Весь крупный бизнес основан на обмане, подлоге и взятках, — констатировала она. — Или ты обманешь, или тебя обманут.

— То, что ты никому не веришь, я знаю, — обиженно заметил Илья.

— В первую очередь, тебе.

Он залез в постель. Попытался подползти к жене. Она отодвинулась от него, поплотнее заворачиваясь в одеяло. Он прекратил всяческие поползновения, понимая, что в нынешних условиях скрытой войны не получит ничего. И переключился на дело.

— Нет, Марин, здесь не может быть никакого обмана. Абсолютно надежное знакомство.

— Это она тебя познакомила? — буркнула жена.

— Один хороший человек, — уклончиво ответил он.

— Ясно! Она! Пошел вон отсюда!

Марина пихнула его ногой в бок. Илья слетел на пол, больно ударившись коленкой.

Самохин до ночи сидел в своем кабинете на третьем этаже управления, пытался сопоставить имеющиеся факты, свидетельские показания, заключения экспертов технического отдела. Фактов оказалось с гулькин нос, и, по сути, сопоставлять было нечего. Но завтра с утра предстояло совещание у начальника управления, на котором полковник должен был выдвинуть мало-мальски удобоваримую версию убийства Кизлякова. А лучше несколько версий. Но они должны быть хоть чем-то подтверждены. Если версии покажутся шефу убедительными, дальше можно будет спокойно работать, разрабатывая их, как обогащенную породу — отбирая золотые песчинки и безжалостно отбрасывая все остальное.

Пока имелся только: фоторобот киллера, составленный со слов врача, сейф Кизлякова в его домашнем кабинете, в котором может находиться какой-нибудь след, показания жены убитого, показания коммерческого директора фирмы, показания сотрудников фирмы, которые ничего не добавили к тому, что было уже известно, и… и что? Фотография роскошного особнячка в западном стиле, которую никаким боком к делу не пришьешь.

Хорошо! На зрительную память врача можно более-менее положиться, и фоторобот соответствует оригиналу. Но искать киллера по фотороботу, это все равно, что искать черную кошку в темной комнате и так далее… Ладно! В сейфе могут находиться документы, подтверждающие какие-нибудь финансовые нарушения фирмы, ответственность за которые нес генеральный директор, и из-за которых его могли отправить на тот свет. Но в сейфе вряд ли есть документ, в котором указаны фамилия и домашний адрес заказчика убийства… Остается фотография.

Именно эта безобидная фотография наводила полковника на очень интересную мысль. А когда есть мысль, считал он, то надо её думать.

Если человек каждый день смотрит на изображение живописного домика, значит, это изображение навевает ему какие-то чувства, переходящие в желания. Желания по поводу того, что неплохо бы такой домик иметь. Это что-то вроде морковки, привязанной перед носом осла, который все время стремиться до неё добраться и никак не может этого сделать. Но зато перебирает ногами. Неужели Кизляков повесил себе перед носом морковку с тайным желанием когда-нибудь до неё добраться? Допустим, что так. Следовательно, ему для осуществления этой мечты были потребны деньги и в большом количестве. Причем сразу, а не постепенно. Это при загнивающем капитализме можно приобрести дом и потом расплачиваться за него до скончания века. У нас, при развивающемся капитализме, нужно платить за дом сразу, почти целиком и лучше до того, как первый рабочий копнет лопатой землю на твоем приватизированном участке.

Значит, вполне логично предположить, что Кизляков влез в какое-то грязное дело, чтобы быстренько слупить по максимуму, но получил в награду не крупную сумму, а пулю в черепушку. Те, кто подвел его под это дело, решили, что расплачиваться с Кизляковым деньгами слишком накладно и гораздо дешевле нанять киллера. Ну вот, кое-какая версия есть. Не очень обоснованная, но для начальства сойдет. Потому что лучше такая, чем вообще никакой. Теперь со спокойной душой можно просить разрешение на вскрытие сейфа Кизлякова и извлечения оттуда документов, подтверждающих его финансовую махинацию. Если, конечно, они там есть.

Полковник взял трубку и позвонил Корнюшину. Бедному Костику чуть ли не каждый вечер приходилось выслушивать наставления шефа, откладывая вечерние развлечения, не доедая ужины и не досматривая футбол. Но внутренне он с этим соглашался. Лучше загрузить мозги вечером, чтобы ночью идея поварилась в голове и к утру сформировалась в конкретные действия, чем получать идею утром, когда она льется на тебя ушатом холодной воды.

— Слушай, Константин, где хочешь, разыщи мне завтра с утра медвежатника. Будем сейф вскрывать. Может быть, там что-то и обнаружится. Мне нужны хоть какие-нибудь документы, подтверждающие, что Кизляков хотел схватить крупный куш.

Корнюшин помолчал немного, осмысливая приказ, ответил без всякого энтузиазма.

— Слушаюсь. Только, где же я вам его найду, Аркадий Михалыч? Я последнего живого медвежатника видел год назад и то мельком. Теперь таким грязным делом мало кто занимается.

— Неужели? — искренне удивился Самохин.

— Сами знаете, какие сейчас времена. Теперь все занимаются более чистой работой. Морды бьют, головы отстреливают, утюгами жгут, машины взрывают. А тут работа нужна неторопливая, тонкая. А в результате ещё неизвестно… Может, в ящике пусто.

Полковник разочарованно хмыкнул. Ну, ничего ребята сами сообразить не могут. Вечно им приходится подсказывать, куда идти и что делать. Проще самому организовать, чем долго объяснять подчиненным, что именно от них требуется. Костя хоть и сообразительный парень, но иногда все-таки вызывает удивление своей наивностью. И Самохин начал набрасывать возможные пути для поиска.

— Ну, водопроводчика какого-нибудь из РЭУ пригласи. Взрывника из воинской части. Сварщика со стройки. Наших экспертов попроси. Кто-то должен суметь…

Костя подумал и ответил с неохотой.

— Ладно, попробую. Но не обещаю.

Полковник недовольно кашлянул.

— Ладно, я тоже попробую сделать тебя майором. Но не обещаю.

— Я понял, — быстро сказал Костя. — Сделаем.

Самохин положил трубку и принялся изучать записную книжку Кизлякова, найденную во внутреннем кармане убитого. В ней была записана масса фамилий, но хоть бы одна из них оказалась знакомой. Таких фамилий, к сожалению, не наблюдалось. Знакомые бизнесмена входили несколько в иной круг, нежели знакомые полковника. Но это дела не меняло. Завтра кому-нибудь из опергруппы предстоит обзвонить хотя бы часть этих знакомых, выпытывая и расспрашивая, чтобы нащупать хоть какую-нибудь зацепку. Возможно, кто-нибудь из них знает что-то такое, чего ещё не знают они. Или сможет дать наводку на того, кто может пролить свет на это дело. В общем, сейчас нужно только одно — луч света в темном деле, как сказал какой-то классик, фамилию которого Самохин давно забыл.

Глава 5

Ни свет, ни заря Кирю с Димоном разбудил Тихий. Он сказал, что мужик выйдет погулять с собакой примерно через час, и к этому времени они должны быть на огневой позиции. Это подхлестнуло обоих, и через десять минут они были готовы на все. Ранняя стадия похмелья самая эффективная для активных действий. Человек уже все соображает и контролирует свои действия, но ещё находится в состоянии легкого опьянения, когда любое возникающее препятствие и даже опасность представляется пустяком. Только через пару часов начинается ломка и жуткая лень. Если успеть в этот промежуток, можно горы свернуть.

— Все готово! — сказал Тихий и положил на тумбочку два «макара» с глушаками. — Вот стволы. Прошу грязными пальцами не лапать. И чистыми тоже.

— А тачка? — поинтересовался Киря.

— Уже стоит. Вас ждет. Ночью угнал. Номера перевесил. Бензина полный бак. Сел и поехал.

— Какая хоть тачка? — на сей раз поинтересовался Димон.

— «Шестера».

— А получше не мог выбрать. Хотя бы «восьмерку» пригнал, как вчера. Она маневренней.

— Тебе не ралли крутить, а отъехать на сотню метров! Зато «шестера» самая неприметная. Таких тачек миллионы. Полгода искать будут, не найдут.

Тихий даже возмутился. Все им на подносе принеси, накорми, напои, машину подгони, стволы проверь, а они только на спусковой крючок нажимают. И ещё высказывают недовольные замечания о качестве подготовки. Вот за что, за что, а за подготовку он ответит перед другими. Перед теми, кто дает им работу. Если какая накладка произойдет, прораб по шапке получит, не они.

— На чем скажут, на том и поедешь, понял! — рявкнул он. — Еще вопросы есть?

— Только один. — Киря накинул наплечную кобуру, застегнул ремешки на груди, всунул в неё «макар» с глушителем, надел сверху короткую кожаную куртку, свистнул молнией. — Кому прическу делать?

— Мужику в спортивном костюме. Перепил, что ли? Вчера обсуждали.

— Так я его даже в глаза никогда не видел.

— Поэтому сегодня «парикмахер» — Димон. — Тихий повернулся к его напарнику. — Ты его запомнил, надеюсь?

Димон тоже нацепил кобуру со стволом, упаковался в куртку, надел кроссовки, плотно завязал шнурки.

— Запомнил, — проворчал он. — Как причесывать будем?

— Под бобрик! — бросил Тихий и вытолкал обоих из квартиры.

Они сели в машину прораба и поехали на место. Не доезжая двух кварталов, Тихий зарулил под эстакаду, въехал на крытую стоянку, тормознул рядом с темно-зеленой «шестеркой».

— Пересаживайтесь и вперед! — сказал он. — Провода соединил и поехал!

Киря вылез из машины, пересел за руль «шестерки». Сегодня была его очередь крутить баранку. Ехать недалеко, утро ранее, машин немного, значит, на дороге никаких проблем быть не должно. Димон плюхнулся рядом с ним на сиденье, поправил ствол под левой мышкой. Наплечная кобура сделана специально под «макара» с глушаком и позволяет выхватывать его за долю секунды. На крайний случай может стрелять и Киря, но сегодня он отдыхает. Вчера поработал хорошо, причесал клиента меньше чем за минуту. Вот если бы не свидетель…

Киря включил зажигание, тронул машину.

— Поехали, — сказал он и важно помахал Тихому рукой. Ну, чем не Гагарин?

Во дворе было тихо и пусто. Семь часов утра — не время для активного шевеления жильцов. Лишь изредка проскакивали работяги, спеша на первую смену. Киря припарковался чуть ли не на вчерашнем месте, отсоединил проводки зажигания, выключил движок и стал ждать. Скоро появится вчерашний мужик с собакой. Димон должен его легко узнать. И особенно собаку — здоровенную немецкую овчарку.

И он появился. Через полчаса. В своем неизменном спортивном костюме вышел из подъезда и направился мимо автостоянки на детскую площадку. Впереди рвалась на поводке овчарка, у которой, видно, мочевой пузырь совсем прихватил. Она пристала к первому же фонарному столбу и, задрав ногу, обдала его мощной струей.

Киря уже закемарил, и Димону пришлось толкнуть его в бок. Водила слабо вскрикнул и зашевелился. Димон закрыл ему рот рукой с тряпочной перчатке и щелкнул дверцей. Она слегка приоткрылась. Достаточно для того, чтобы высунуть руку со стволом и плюнуть свинцом в мужика с собакой, благо, тот торчит недалеко. Но это было бы слишком легко. Да и напрасно. Вероятность попадания нулевая. Сидя вполоборота, хорошо не прицелишься, а стрелять навскидку, все равно, что из рогатки по воробьям.

— Я пошел, — тихо сказал Димон и, открыв дверцу побольше, вывалился из машины.

Киря соединил проводки, завел движок и мысленно поблагодарил Тихого. Он выбрал не самую плохую тачку. Движок тихо заурчал, не привлекая к себе внимания посторонних. Не привлек он внимания и Чекмарева. Одна минута на все про все и можно ехать. Вроде бы никаких посторонних помех не наблюдается.

Врач следил за резвящейся собакой и не смотрел по сторонам. Овчарка прыгала в кустах, разыскивая метки своих собратьев и оставляя свои. По ходу дела изучала собачьи сообщения. Она обежала круг и пошла на второй. Врач подобрал палку и швырнул на полсотню метров вдоль кустов.

— Взять!

Овчарка радостно бросилась за деревяшкой, словно это была мозговая кость, схватила зубами чуть ли не на лету, притащила обратно, сунула ему в руку. Чекмарев швырнул ещё раз.

— Взять!

Овчарка понеслась за палкой. Чекмарев смотрел ей вслед и вдруг услышал за спиной приглушенный кашель и хриплый голос.

— Дядя, закурить не найдется?

Врач обернулся и наткнулся на хмурый взгляд молодого парня в кожаной куртке, стоящего в двух шагах от него. Парень спокойно ждал, когда тот обернется. На его лице никакого выражения, обычная заспанная харя вечного пропойцы. Видно, после вчерашнего никак не отойдет. Наверное, все, что ему нужно сейчас от жизни, это сигарета. Чекмарев помотал головой.

— Не курю. И вам не советую.

— Зря.

Димон быстро сунул руку в щель расстегнутой куртки, мгновенно выхватил ствол и выстрелил ему в живот. Чекмарев покачнулся и стал оседать на землю, успев крикнуть:

— Взять!

Димон шагнул к лежащему телу и хотел выстрелить ещё раз, целясь в голову. Но не успел. С диким рычанием овчарка прыгнула откуда-то сбоку, и её мощная челюсть впилась в протянутую руку с пистолетом. Димон вскрикнул и, выпустив из руки ствол, упал на колени. Превозмогая дикую боль, стал отбиваться от собаки. Но, похоже, она схватила руку намертво. Убей, не отпустит. Он огрел свободной левой её по голове, но она только сильней сжала челюсти. Острые зубы прокусили куртку и воткнулись в мясо. Димон взвыл от боли и начал терять сознание. Выстрел прекратил его мучения. Конечно, это был выстрел в собаку.

Подоспевший Киря выстрелил ей в голову, обдав кровью напарника. Овчарка хрипнула и затихла. Димон с трудом вытащил руку из её пасти, разодрав рукав в клочья. Кровь толчками стекала с его прокусанной руки на грязную истоптанную землю. Киря оглянулся на мужика.

Чекмарев смотрел на них испуганно, медленно отползая к кустам. На его спортивной куртке расползалось кровавое пятно.

— Гнида! — прошипел Киря и, прыгнув к нему, выстрелил в голову.

Врач дернулся и замер. Его остекленевшие глаза продолжали смотреть на убийцу. Киря брезгливо поморщился. Без размаха ударил кулаком по лицу. Голова врача повернулась вбок. Главное, не видеть этих глаз — они потом будут сниться. Они всегда снятся, заставляя просыпаться в ужасном кошмаре. Поэтому Киря терпеть не мог, когда убитый смотрел ему в глаза.

Он схватил Димона за шиворот, другой рукой подобрал лежащий на земле ствол. Потащил напарника к машине. Димон, воя от боли, заковылял следом, припадая на колено и поливая землю густой кровью. Кое-как Киря дотащил его до стоянки, с трудом затолкал на переднее сиденье, хлопнул дверцей. Димон упал головой на боковое стекло, видно, уже терял сознание от боли и потери крови. Киря швырнул оба пистолета на заднее сиденье, прыгнул за руль. Машина рявкнула движком на весь двор и унеслась прочь.

Рядом с детской площадкой остались лежать два трупа — врача Чекмарева и его собаки.

В спортзале качались парни с мощными потными торсами. Они тягали стальные пластины, закрепленные на шарнирах, и отжимали штанги с тяжелыми блинами. В углу коротышка боксер колотил перчатками по груше, словно намеревался её убить. Груша поскрипывала на пружинах и посвистывала при ударе, но не сдавалась.

Илья прошел через зал. Он в кожаной куртке, шерстяной шапочке и с папкой под мышкой. Он затормозил, покосился на боксера, заинтересовавшись окончанием схватки. Через минуту ему надоело смотреть за однообразными движениями боксера, и он спросил:

— Скажите, а где у вас тут сауна?

— Там, — махнул перчаткой боксер, и с такой силой ударил по груше, что после этого удара она уж точно испустила дух.

В раздевалке никого не было. Стояли удобные кресла, вокруг небольшого столика, предназначенного скорее для выпивона, чем для журналов, рядом велотренажер для сгона лишнего жирка, лежала парочка гантелей и пудовая гиря. Занимайся, не хочу. В шкафчике висела чья-то одежда.

— Эй, кто тут есть? — позвал Илья, но услышал в ответ только жужжание кондиционера и шум забытого кем-то душа. Он шагнул в предбанник, выскочил на берег обширного бассейна с голубой водой и увидел сбоку маленькую дверцу, обшитую деревом. Не долго думая, дернул её на себя. На него дыхнуло жаром. В полутемном пространстве маячили два голых тела. Кажется, одно из них было женским.

— Тебе чего? — проворчал мужской голос.

— Любопытный какой, — пискнул женский.

— Федор здесь? — быстро спросил Илья.

— Здесь, здесь, раздевайся, заходи, — ответил мужской.

Илья закрыл дверцу и пошел обратно в раздевалку, скинул куртку, рубашку, брюки. Оставшись в чем мать родила: в плавках и шерстяной шапочке, двинулся обратно в предбанник, прихватив для солидности папку. Дернув дверь, он вздохнул и сиганул внутрь.

На верхних полатях на спине лежал толстый голый человек. Над лежащим плашмя телом вздувался горой объемистый живот, по которому стекали капли пота. На нижних полатях сидела голая девица и поглаживала ему живот. Толстяк мурлыкал от удовольствия, блаженно закатив глаза. Илья поначалу смутился, но собравшись с духом, ринулся в бой.

— Здрасьте! Я Илья, — сказал он и присел на нижние полати. — Я вам звонил.

Дерево было горячим, Илья слегка обжег себе ляжки и резво вскочил. Положил под задницу папку, опустился на нее. Повертелся немного, пристраиваясь поудобнее. Девица, как ни в чем не бывало, продолжала массаж круглого фединого живота. По её гладкой загорелой коже, по упругим грудям стекали капли пота, собираясь в струйку, которая как в губку уходила в курчавый треугольник внизу.

— Здорово! — лениво сказал Федя и протянул потную ладонь. — Так мы с вами на «ты», или мы с тобой на «вы»?

— Можно и на «ты». — Илья пожал протянутую руку.

— Легко нашел?

— Сразу, — кивнул Илья, чувствуя, как по груди потекли первые капли. Жара стояла такая, что стало трудно дышать.

— Эх, добавить бы градусов, — сказал сокрушенно Федя. — Совсем не греет.

— Да вроде ничего, припекает. — Илья отодвинувшись от печки, снял шапку и вытер ею лицо.

— А ты откуда Наташку знаешь? — уточнил толстяк. — Я-то её со студенческой скамьи.

— Я посещал её массажный салон. Она классно делает массаж.

— Ну, я не хуже, — хмыкнула девица и заинтересованно взглянула на Илью.

Илья отвел взгляд от её пышных грудей и перевел его на Федю.

— Значит, хочешь серьезным делом заняться? — буркнул тот. Повернулся боком, подпер локтем голову и уставился на Илью. Его живот распластался по скамье. Крошечная фитюлька упала на толстую ляжку. Девица погладила её слегка и огорченно хмыкнула. Видно, за все время пропаривания так и не увидела её в действии.

— Хотел бы, — кивнул Илья. — Надоело мелочевкой заниматься. Хочется настоящего дела.

— Будет тебе дело, Илья, будет. У меня никто без работы не сидит. Все мои ребята бегают, как пони по кругу. Но зато и зарабатывают соответственно. Ты сколько хочешь зарабатывать?

— Сколько удастся, — Илья скромно потупился. — Я за деньгами не гонюсь. Главное, чтоб работа была интересная. И заработок честный. Сколько заработал, то и получи.

Он весь взмок и вытирал шапкой лицо, пот струился неимоверно. Надо было бы облиться водой для начала, немного охладиться, но Илья в таких тонкостях банно-прачечного дела не разбирался. Потому и сидел, как на углях.

— Конечно, честный, — засмеялся Федя. — Настоящий бизнес может быть только честным. С нечестным никто и связываться не станет. Один раз обманешь и все! Второй раз уже никто не поверит. Ох, что-то совсем печка остыла…

Илья уже еле сидел. Пот лил ручьями. Стало невозможно дышать, и он глотал воздух, как рыба на песке. Федя поднялся и сел, спустив ноги на нижние полати. Сказал огорченно:

— Да что они там, электричество вырубили, что ли! Всех электриков повыгоняю! Пьяницы!

Он спрыгнул на пол, шибанул плечом дверь, разбежался и со всего маху плюхнулся в бассейн. Вода вышла из берегов, залив кафельный пол. Белое пятно его туши метнулось по дну бассейна к противоположному бортику. Шумно вынырнув, Федя смачно сплюнул и махнул рукой:

— Давай сюда!

Илья скинул плавки и нырнул за ним. Благостная прохлада обволокла его тело и утащила за собой на дно. На поверхность он вынырнул совсем другим человеком. Необычайная легкость и нега разлилась по всему телу. Следом нырнула девица, проплыла, как русалка, между ними и исчезла в глубине. Вынырнула где-то на другом конце бассейна, подтянулась на руках и одним движением выскочила из воды, блеснув в ярком свете мокрой округлой попкой.

Через десять минут, укутанные в простыни, как римские патриции, они восседали за столиком в раздевалке. На столике стояла бутылка водки, лежала хорошая закуска — розовые ломтики семги, белоснежная осетрина, коричневая с прожилками шейка, копченая колбаса, маринованные огурчики, черные маслины. Федя свинтил пробку с бутылки и налил по стопарику.

— Ну, накатим за знакомство! — сказал он.

— Давай, — кивнул Илья.

Они слегка чокнулись и выпили. Федя набросился на еду, подгреб вилкой сразу несколько кружков колбасы и пластинок мяса, отправил все это ассорти себе в рот, мгновенно прожевал и заглотил.

— Люблю хорошую колбаску, — сказал он, нацепляя на вилку следующую порцию, — особенно копчененькую. А ты?

— Не очень. — Илья схватил кусочек семги. — Лучше что-нибудь рыбное.

Федя даже расстроился.

— Ну, Илья, в нашем деле на рыбе долго не протянешь. Нам, бизнесменам, надо хорошо питаться. Чтобы это… прочно стоять на ногах. Если слабый, все — затопчут.

— Это точно, — кивнул Илья. — Просто я эту колбасу видеть уже не могу.

Федя сытно наелся, вальяжно откинулся в кресле, закурил. Похоже, этот человек умел радоваться жизни и до конца вкушать мимолетные удовольствия, которых не так уж много среди серой обыденности. Илья даже позавидовал тому, с каким вкусом тот наслаждался мелкими лакомствами.

— Будем мы с тобой, Илья, оргтехнику с места на место перебрасывать. Компьютеры, принтеры, факсы, мониторы, ксероксы. Это сейчас идет. Как ты к ней относишься?

У Ильи загорелись глаза. Он об этом только и мечтал и не надеялся, что когда-нибудь это осуществиться. Вот оно, настоящее дело! Дело, достойное настоящего мужчины. О колбасе можно забыть и вспоминать только иногда. За обедом.

— Прекрасно отношусь! — радостно кивнул он. — И я хоть сейчас готов начать! Если дело стоящее, можно и напрячься.

— Конечно, стоящее! — Федя налил ещё водки. — Это тебе не памперсами с тампексами торговать! Если готов хоть сейчас, можно устроить тебе дельце уже сегодня. У нас дел невпроворот! Рук не хватает! Такие смышленые парни, как ты, нужны до зарезу!

Они выпили ещё по одной. Федя махнул огурчик, сочно хрумкнул, потом ещё один отправил следом. Илья тоже уничтожил огурчик и поинтересовался:

— Так что, придется много ездить по стране? Это я люблю.

Федя его не понял. Может, и понял, но не так, как хотелось бы.

— Ездить? Зачем? Все можно делать хоть в бане. Бизнес, Илья, это как музыка. Все должно играть по нотам. Только нужно знать, когда и на какую клавишу нажать. Ты просто управляешь оркестром, который и сам знает, что ему играть. Да что я тебе рассказываю, ты сам бизнесмен!

Пикнул мобильный телефон, лежащий у него под рукой на столике.

— Вот мой рояль, — показал на него Федя, схватил мокрой лапой, приложил к уху. — Да! Так! Так! А ты? Понятно! Как что делать? А без меня сообразить не можешь? Отправляй всю партию в Казахстан. Всю, я сказал! Не понял? Могу объяснить. Здесь ничего не наварим, а там пойдет по хорошей цене. Ну, вот и хорошо, что понял. Если не поймешь в следующий раз, уволю. Вот так!

Он нажал кнопку отбоя, положил мобильник на стол. Потянулся за бутылкой, налил ещё по одной. Довольно хмыкнул, сказал Илье: «Будем!» и спокойно опрокинул стакан себе в пасть. И как будто ничего не случилось. Как будто он только что не давал нагоняй и не обещал уволить. Все катилось по накатанной колее. Илья был восхищен. Федя хряпнул огурчик и сказал:

— Ну вот, Илья, лишних пять штук я сейчас заработал. Заметь, не вставая из-за стола. А ты говоришь, ездить! Есть другие, кому положено ездить. А ты будешь у меня сделки заключать. Хочешь?

— Естественно.

— Кстати, чем твоя фирма занимается?

— Да так, мелочевкой, — уклончиво ответил Илья. — Продукты питания. Ширпотреб.

— Тоже дело нужное, — похвалил Федя. — Так что можно влить в мою и расширить. Но пока проверим тебя на серьезной работе. А там посмотрим.

Они сходили в сауну ещё по разу, поплавали напоследок в бассейне, поглядели на голую попку девицы, нагло шныряющей туда-сюда, хлопнули ещё по стопарику и вышли на свежий воздух проветриться после жаркого дыхания раскаленных березовых досок.

Илья почувствовал, как в теле разлилась мягкая нега и не спеша подкатило блаженство. Поистине, человек, который может каждый день иметь такое удовольствие, находится на вершине социальной лестницы, когда не надо думать о работе и когда позволено все. Вот к чему нужно стремиться, вот для чего нужно вырываться из тягомотины серых будней, вот какая жизнь может быть у человека, не обремененного каждодневным рабством.

На улице уже стемнело, и здание спорткомплекса потонуло в огнях светящихся неоном вывесок. Тут тебе и коктейль-бар «Адская смесь», тут тебе и ресторация под кодовым названием «Поросячий визг», тут тебе и ночное варьете «Скаковые лошадки» с канканом и стриптизом. Словом, все виды спорта в самом широком ассортименте.

Федя сунул цигарку в рот и вальяжно направился на стоянку. Бросил через плечо:

— Ты на колесах?

— Сейчас на своих двоих. — Илья увязался за ним. — Моя «четверка» встала на приколе. Что-то там с зажиганием.

— Тогда садись. — Федя пикнул сигнализацией, открыл дверцу отсвечивающего в огнях вывесок всеми цветами радуги сребристого «ниссана».

— Хорошая тачка, — оценил Илья.

— Ничего, — успокоил его Федя. — Через три месяца и у тебя будет такая же. Сейчас заедем ко мне в офис, я тебе покажу, что к чему. И подкину одно дельце.

Федя сел за руль, предложил сесть и своему новому знакомому. Илья не заставил долго себя упрашивать, зашел с другой стороны и плюхнулся на свободное сиденье.

Офис бизнесмена располагался в сталинском особнячке с квадратными колоннами, всевозможными пилястрами и дворцовыми лестницами. Федя лениво махнул охраннику, бросил через плечо, что Илья с ним, и направился к лифту. Они поднялись на третий этаж. Рядом со стеклянными дверями висела золоченая табличка: «Закрытое акционерное общество „Эффект“. Федя толкнул створку двери в длиннющий ярко освещенный зал, похожий на заводской цех. Но сейчас в нем сидела куча сотрудников за столами — все сосредоточенно щелкали на компьютерах, бегали с места на место, переговаривались между собой и звонили по телефонам.

— Во как мои ребята пашут! — показал на них Федя. — Аж пар идет!

Илья вынужден был с ним согласиться. Сотрудники, действительно, работали, не поднимая головы. Пока они шли через весь зал к дальней стене, Илья бросал внимательные взгляды на вкалывающих без устали сотрудников. Работа кипела вовсю. Никто даже не обращал на них внимания, до того все были заняты своим делом.

— Здорово, Вадим! — Федя хлопнул по плечу пробегающего мимо клерка. — Как дела?

— Все на мази, шеф! — ответил молоденький паренек. — Звонил этот зануда Косырев. Я не стал давать ему ваш сотовый номер и сказал, что пока не перечислит предоплату, ничего ему отгружать не будем.

— Молоток! — одобрил шеф. — Так с ними и надо! А то совсем обнаглели! — И начал объяснять Илье. — Представляешь, просят технику громадными партиями под реализацию. Сразу платить не хотят. А я что, ждать буду, пока они её продадут. Мне живой нал нужен!

Клерк побежал дальше по делам.

— Мои ребята знают, что делать, — одобрительно высказался Федя и потянул на себя роскошную дубовую дверь с золоченой ручкой.

За дверью оказалась небольшая приемная, и в ней сидела за столом молоденькая смазливая секретарша, которая сразу смущенно заулыбалась и стала задергивать юбку на колени, словно занималась чем-то недозволенным. Какой-то паренек быстренько отсел подальше от её стола.

— Прохлаждаешься, Верунчик? — заметил Федя скорее шутливо, чем строго, и потрепал девицу по щечке.

— Выполняю ваше распоряжение, — пискнула секретарша. — Работаю с клиентами.

— Молодец! — похвалил Федя и толкнул дверь в свой кабинет. — Только не увлекайся! Потеряешь девственность, кто потом тебя замуж возьмет!

— Хм! — хмыкнула Верунчик. — Я уже давно её потеряла. Да и кто сейчас на это смотрит!

Федя уже зашел в свой кабинет, но вернулся обратно в приемную, вспомнив про Илью.

— Представляю! Это наш новый сотрудник. Илья, как тебя по батюшке?

— Николаич, — сказал Илья.

— Очень приятно, — засмущалась девица.

— В общем, Верунчик, быстренько сваргань нам два кофе с коньком. Только учти, коньяк я сам налью. А то я тебя знаю! Вечно норовишь не долить.

Кабинет бизнесмена был довольно стандартно обставлен: широченный стол с компьютером и всякими канцелярскими прибамбасами, широкие вертящиеся кресла, небольшой шкафчик, за полупрозрачными дверцами которого угадывались всевозмож-ные бутыля. И точно, Федя открыл шкафчик и извлек из него бутылочку хорошего, наверное, французского коньячка. Илья в этом не разбирался и не стал выяснять. Секретарша Верочка притащила две чашки дымящегося кофе, и Федя самолично плесканул в него грамм по двадцать коньячку. Затем плюхнулся в кресло и нажал какую-то кнопку. Откуда-то из угла полыхнул фиолетовый свет.

Илья немного прищурился от бившего в лицо света и заметил в углу огромный засветившийся аквариум, в котором плавали толстые прожорливые твари, чем-то похожие на хозяина кабинета. На дне аквариума лежала небольшая модель парусника, подсвеченного сзади матовым фиолетовым светом. Разноцветные рыбешки проплывали между его мачт и касались парусов своими огромными пушистыми хвостами.

— Это умиротворяет, расслабляет и успокаивает нервишки, — самодовольно сказал Федя и глотнул кофе с коньяком. — И главное, способствует мозговой деятельности. А, как ты думаешь?

— Ага, — согласился Илья. — Наверное, способствует. Так и хочется поплавать вместе с ними. Особенно после сауны.

— Не скажи. Эта штука очень хорошо действует на того, с кем я заключаю сделку, — усмехнулся Федя. — Отвлекает его внимание, парень пялится в аквариум, разинув рот, и в этот момент с ним можно делать все, что угодно. Кстати, о деле. Есть у меня одно дельце. Все никак руки не дойдут.

Федя выдвинул ящик стола, покопался в нем, достал визитку, протянул Илье.

— Вот тебе телефончик. Свяжешься с этим человечком, скажешь, что от меня. Парень он толковый, с ним можно иметь дело. У него есть партия техники. Если её взять, можно неплохо наварить. Обтяпаешь это дельце, считай, что ты у меня уже работаешь.

На визитке было написано — Роман Колобродов, генеральный директор фирмы «Феникс» и телефон. Илья внимательно прочитал её и убрал к себе в бумажник.

Не прошло и десяти минут после убийства врача, когда самые любопытные жильцы — те, кто проснулся к этому времени, — вывалили во двор и сгрудились вокруг двух трупов. Скорее всего, многие услышали страшное рычание овчарки, когда она рвала руку Димона, бросились к окнам и увидели финал кровавой сцены. Жуткой сцены с двойным убийством и собачьим воем.

Это второе убийство повергло всех в шок. Только вчера у них во дворе замочили одного, сегодня другого. А завтра, что, следующего? Если жильцов будут отстреливать с такой частотой, через месяц дом опустеет. Люди были взвинчены и подавлены одновременно, осуждая бездеятельность властей и распоясавшихся киллеров. Крыли демократов, коммунистов, депутатов, президента, ментов и телевидение. Больше всего доставалось последнему. Ведь именно телевидение научило народ стрелять из пистолетов и устраивать теракты.

— Включите вечерком телек, — доказывал всем возмущенный пенсионер. — Нет, вы включите! И вам покажут, как надо бить кулаками по морде, стрелять из нагана и взрывать машины.

Этот импровизированный митинг уже готов был перерасти в стачку. То, что нужно принимать кардинальные меры, осознавали все собравшиеся. Кто-то из военных предложил ввести круглосуточное несение караульной службы с заступлением на пост вооруженных часовых. Кто-то из начальников предложил обнести двор забором с колючей проволокой и впускать внутрь по спецпропускам. Кто-то из фирмачей предложил покрыть весь двор и подходы к дому камерами слежения и проверять всех входящих металлоискателями на предмет ношения оружия. Кто-то из незамужних женщин предложил скинуться и нанять для охраны двора отряд молоденьких неженатых офицеров. Бродившие в толпе местные менты, напуганные стихийным митингом, уговаривали людей разойтись по-хорошему. Или хотя бы отойти подальше, чтобы окончательно не затоптать следы. Люди соглашались с этим, но не расходились.

Опергруппа во главе с Самохиным приехала в уже знакомый двор, когда митинг был в самом разгаре. Местным ментам и оперативникам пришлось чуть ли не силой разгонять людей по квартирам, чтобы они не мешали обследованию места преступления и не отвлекали оперов от их прямых обязанностей.

Свидетелей оказалось больше, чем нужно, и картина преступления восстановили довольно легко. Оперативникам осталось только записывать показания на диктофон, чтобы не потонуть в потоке информации.

— Врач с собакой гулял, а этот парень в черной куртке подошел к нему и как даст под дых! — сказал фирмач. — Тот брык с копыт и лежит. Потом хотел встать, а тут второй подходит и кулаком ему по голове!

— Как это под дых? — возмутился военный. — Вы соображаете, что говорите! У него же огнестрельные ранения. Скажете тоже, под дых! Этот парень ему в живот выстрелил, я сам видел. У него в руке пистолет был. «Макаров», калибра девять миллиметров. У меня у самого такой же.

— А почему выстрела никто не слышал? — уточнил начальник. — Я когда-то в молодости стрелял из вашего «макарова». Так все уши закладывало.

— Так у него с глушителем пистолет был! — сказал военный. — Понимать надо. Какой же дурак будет среди бела дня без глушака стрелять?

— Нет, я вам так скажу! — влезла женщина. — Этот парень подошел к тому мужику, ну, убитому, и спросил что-то. Тот его послал подальше. И показал, куда! А тут собака подоспела и как вцепится парню в руку! И тогда длинный из машины вылез и как бабахнет в овчарку. А потом в её хозяина! И снова в собаку! И опять в хозяина!

— Сколько было выстрелов, как вы думаете? — уточнил Коля Балашов.

— Пять, не меньше, — сказал начальник. — Они тут так палили! Хорошо, посторонних никого не было. А то бы столько народу положили.

— Не скажите! — не согласился военный. — Если бы были посторонние, они бы вообще не стали стрелять. Зачем им так подставляться?

— Второй-то, длинный, точно из пистолета стрелял ему в голову, — сказала женщина. — Сначала в собаку, потом в хозяина. И своего дружка потащил к машине.

— Почему потащил? Он, что, раненый был? Кто в него стрелял?

— Никто в него не стрелял. Овчарка ему в руку вцепилась!

— Вон его кровь на земле! — показали все.

У оперативников головы пошли кругом, но пришлось внимательно выслушать всех, и они подробно зафиксировали все показания на магнитной ленте диктофона. Главное, потом разобраться в деталях и вычленить истину.

Балашов принялся изучать пятна крови, цепочкой уходящие на стоянку. Он приказал взять пробу окровавленной земли на анализ с целью изучения группы крови и возможных заболеваний. Лене Муравьевой пришлось заниматься не только телом убитого врача, но и телом убитой собаки. У овчарки была напрочь пробита черепная коробка, и куски кости и мозга просто вываливались из раны. На зубах осталась кровь киллера и обрывки его кожаной куртки. Один из экспертов тщательно собрал окровавленные кусочки кожи, добавив к делу дополнительные вещдоки.

После опознания тела Самохин подвел первый неутешительный итог: был устранен нежелательный свидетель, и, по всей видимости, именно теми, кто побывал тут вчера. Во-первых, тот же длинный парень, которого очевидцы описали ещё вчера. Во-вторых, мотивировка этого убийства лежала на поверхности. Подтвердилась известная истина о том, что преступник всегда возвращается на место преступления. Чтобы совершить ещё одно преступление.

И вдруг сквозь толпу пробрался мужчина средних лет с сосредоточенным выражением лица. У него на шее висел фотоаппарат. Он направился прямо к полковнику, и сделал невероятное заявление — у него якобы имеется фотография киллера. Оперативники, все как один повернулись к нему, не поверив своим ушам.

Мужчина рассказал, что когда во дворе раздался дикое рычание овчарки, он бросил все утренние дела и выглянул в окно. А поскольку он большой любитель фотографии, то у него под рукой всегда имеется заряженный пленкой фотоаппарат. Благодаря этому финал кровавой сцены ему удалось заснять.

— Жаль, у меня кадров на пленке осталось мало. Только пять-шесть и смог сделать. Проявлю, напечатаю, тогда посмотрите.

Коля Балашов вежливо постучал ему по плечу и добрейшим голосом сказал:

— Придется вам пленочку-то отдать. Мы лучше сами проявим и напечатаем. А вам потом вернем. У нас это быстрее получится.

— Могу и отдать, конечно, — пожал плечами фотограф. — Только на ней в основном семейные кадры со дня рождения.

— Не волнуйтесь, — весомо заметил Самохин. — Если на дне рождения не было никакого криминала, мы вам её вернем.

Фотограф так и не понял, шутит старый опер или говорит серьезно, смутился и замолчал, обреченно протянув полковнику кассету с пленкой.

Через час шесть кадров со сценами кровавой схватки были напечатаны в формате восемнадцать на двадцать четыре и легли на стол Самохина. Все сгрудились над столом и принялись их разглядывать. Конечно, фотографии были сделаны издалека, лиц было практически не видно, отчетливо просматривались только фигуры киллеров. Один их них лежал на земле, прижатый озверевшей собакой, а другой, довольно высокий и худой, стрелял из пистолета. На одном снимке он палил в собаку, на втором во врача. К сожалению, на обоих он был снят со спины. На третьем снимке длинный вообще отсутствовал, а крепыш стоял спиной, собака же была снята в прыжке, и от этого получилась очень размазанной. Но на четвертой фотографии длинный тащил за шиворот своего напарника, причем, лицом к объективу. Две остальные фотографии практически дублировали предыдущие. Таким образом, оказалась только одна единственная фотография из всех, на которой можно было рассмотреть физиономию длинного. Но к сожалению, её крохотные размеры не позволяли это сделать с достаточной степенью узнаваемости.

— Вот бы увеличить этот кадр, — высказал пожелание Самохин. — А то ничего не разглядеть. И главное, чтобы лицо парня прорисовалось во всех подробностях.

Молодые опера уже давно воспринимали пожелания полковника как приказ, поэтому Тарасенко со всех ног побежал в фотолабораторию, чтобы увеличить часть снимка с лицом до максимального размера. На удивление, ребятам из фотолаборатории это удалось. Хотя им и пришлось повозиться, но лицо на фотографии получилось хорошо различимым, хотя и расплывчатым. Тем не менее, фото вполне годилось для опознания. При сравнении его с фотороботом, составленным несчастным врачом, можно было сказать только одно — это он и есть.

Просмотрев снимок, полковник тут же приказал распространить его в печати и на местном телевидении с просьбой к жителям города сообщить возможные координаты этого человека.

— Народ у нас сознательный, — сказал он. — Милицию любит. Если милиция о чем попросит, из кожи вылезет, а сделает.

— Кто из кожи вылезет? — не понял Тарасенко.

— Народ, — повторил Костя слова шефа.

— Ну да, конечно… — недоверчиво проворчал старлей.

— Не доверяешь, Юра, а зря, — наставительно сказал полковник. — Еще никогда народ нас не подводил. Уж чего-чего, а врагов, диверсантов и преступников изобличать он страсть как любит. Даже с перебором. Так что завтра будем десятками подозрительных элементов брать. Готовьтесь!

Оперативники приняли тираду Самохина с сомнением. Надеяться на то, что кто-то узнает по фотографии киллера, а если и узнает, то сразу побежит сдавать его ментам — верх легкомыслия. Народ теперь пошел совсем другой — с милицией связываться не любит, разумно полагая, что себе дороже выйдет, да в этом не его вина, а вина самой милиции, которая сделала все возможное, чтобы народ её на дух не переносил.

Да и, скорее всего, киллеры уже исчезли из города и поехали в теплые края пропивать заработанные кровавым трудом бабки. Заказ они выполнили, свидетеля убрали, следы подчистили, здесь им делать больше нечего. А если и остались, вряд ли длинный будет расхаживать по улицам после того, как его физию покажут по телевидению. Одним словом, надежды на опознание никакой. Гораздо лучше рассовать фото дежурным патрулям и участковым, вдруг где-то этот малый и нарисуется. Ведь прятаться он не станет, если будет уверен, что его не ищут. Но полковник у нас больше полагается на сознательность граждан. Что ж, блажен, кто верует!

Глава 6

Киря залетел под эстакаду, тормознул рядом с черной «шестеркой» Тихого, разорвал проводки. Движок заглох, он вылез из машины. Быстро осмотрелся. На стоянке никого, если не считать мужика, копающегося под капотом метрах в двадцати от них. Но тот залез под него с головой и не обращал внимания на посторонних. Киря обошел машину, дернул противоположную дверцу. Димон упирался в неё головой и, почувствовав отсутствие опоры, вывалился из машины. Из его руки продолжала хлестать кровь, она залила весь салон и начала кропить асфальт. Димон громко завыл, и Киря закрыл ему пасть рукой. Схватил за подмышки, приподнял и потащил к «шестерке».

Тихий никак не ожидал увидеть кровь. Все, что угодно, вплоть до их ареста в том злополучном дворе, но только не кровь. Откуда ей взяться? Если бы в ребят стреляли менты, они бы так и остались там. Но Димон вывалился на асфальт и был весь в крови. Неужели врач начал отстреливаться и засадил ему пулю в руку? Тихий выпрыгнул из машины, помог Кирюхе его поднять. Вдвоем они с трудом затолкали Димона на заднее сиденье «шестерки». Он что-то мычал и вырывался. Похоже, уже бредил и не узнавал своих. А если узнавал, то хотел передать им свои пожелания. Чтоб отстали и не трогали.

Кирюха проверил угнанную тачку, забрал пистолеты, переложил их в машину к Тихому. Еще раз внимательно осмотрел салон, но кроме крови никаких следов и никаких вещей. Теперь, если машину увидит посторонний, он будет долго думать, что это за кровь. Если вообще обратит на неё внимание. Так что время на отход есть. Киря прыгнул в «шестерку», захлопнул дверцу. Тихий уже ждал его на водительском сиденье, спросил:

— Что произошло?

— Собака! — бросил Киря.

— Что?

Кирюха не ответил, и Тихий понял, что сейчас тот в подавленном состоянии и ничего рассказывать не будет. Да и некогда. Похоже, сейчас надо рвать когти и как можно скорей. Даже не из-за того, что по их следу могут уже идти менты, а чтобы остановить кровотечение у Димона. Он завел движок, дернул ручку передач. Машина резко взяла с места, выехала со стоянки и пошла под сто, насколько позволял плотный поток машин. Впрочем, другие водилы тоже не отличались любовью к тихой езде, и все норовили обогнать друг друга.

— Мужик с собакой был, — наконец проронил Киря, когда они отъехали подальше. — Она Димону в руку вцепилась, когда он мужика валил. Если бы я не подоспел, насмерть загрызла.

Тихий уже догадался, что произошло что-то очень скверное и что теперь придется не просто лечить руку Димона, а предпринимать более серьезные действия, чтобы отсечь хоть малейший след. Он давно познал на своем горьком опыте — главное в этой профессии не просто выполнить заказ, а уйти так, чтобы не оставить следов. Потому что след — это больше, чем провал. Это — смерть.

— А мужик что? — бросил он, сосредоточенно глядя на дорогу и обходя по разделительной полосе несущиеся в левом ряду иномарки.

Киря сплюнул в приоткрытое окно.

— Мужик лежал и щурился. Пришлось добить.

— Плохо. — Сокрушенно покачал головой Тихий.

— Что плохо? Не надо было добивать?

— Плохо, что ты опять засветился. Теперь тебя точно запомнят.

— Да никто не видел.

— Видел, видел. Можешь быть уверен.

Они подъехали к дому, где располагалась съемная квартира. Тихий кое-как стащил с Димона куртку, повесил ему на окровавленную руку, чтобы скрыть кровь от постороннего глаза. Взяв за локотки, они потащили его к подъезду, втолкнули в лифт. Благо, никто не попался навстречу. У Димона все брюки были в крови. Это бросилось бы в глаза какому-нибудь пенсионеру. Может быть, он и не стал бы поднимать шум, но лица запомнил надолго. А при первой возможности уж настучал бы участковому, проявил бы сознательность, ту ещё партийную, которую не вытравишь никакими рынками и дерьмократиями.

Они ввалились в квартиру. И сразу поволокли Димона в ванную. Димон громко подвывал и без остановки ругался матом. Тихий сдернул с него куртку, рубаху, промыл рану теплой водой, потом спиртом. Димон заорал:

— Больно! Не могу!

— А мужику, которому ты яйца отстрелил, думаешь не больно? Терпи, — спокойно сказал Тихий и пошел в комнату. Вернулся с пакетиком стерильного бинта и сноровисто, профессионально, обмотал ему бинтом локоть, завязал на бантик.

Димон сжал губы от боли, но терпел, почти не орал.

— Ты чо, врачом был? — удивился Киря.

— Ага, — кивнул Тихий. — Хануриков всяких лечил. Но платили мало. И я решил, что лучше их мочить, чем лечить. Это намного выгоднее.

Димона уложили на кровать, укрыли одеялом. Он стонал от боли и метался в полубредовом состоянии. Звал маму или ту, которая осталась там, в городе юности. Словом, бормотал какое-то женское имя. То ли Валя, то ли Клава. Из-за стонов не разобрать. Да Тихий с Кирюхой и не пытались. Им сейчас было не до того, чтобы выяснять, как звали его знакомую. Они пытались успокоить Димона, чтоб соседи не слышали крики.

— Все вы сволочи! — наконец сказал Димон, закрыл глаза и затих.

— Кого он имел в виду? — не понял Киря.

— Нас, кого же еще, — мрачно проговорил Тихий. — Надо ему обезболивающее вколоть, а то так орать и будет. В перерывах между потерями сознания. Я пошел в аптеку.

Тихий смотался в аптеку, притащил ваты, бинтов, каких-то ампул, одноразовые шприцы, вколол Димону обезболивающее, ещё раз перевязал руку свежим бинтом. Димон немного поворочался и вскоре забылся безмятежным сном. Наверное, ему снились овечки, бегающие по солнечной лужайке. И он сам в кустах с двустволкой.

— Лучше его пока не будить, — сказал Тихий и направился к двери. — Музыку не слушать, ящик не включать. Пускай спит.

— А бабки? — напомнил Киря. — По четыре штуки и ещё по одной за мужика.

— Завтра привезу. — Тихий открыл замок. — Если он будет орать, вколи ему ещё одну дозу или заткни чем-нибудь пасть.

И вышел.

Насмотревшись на серьезную деловую жизнь в офисе бизнесмена, Илья поехал в магазин в расстроенных чувствах, ему казалось, что, по сравнению, с увиденным он сам занимается просто ничтожным делом, не достойным даже называться бизнесом. Объяснив Сане ситуацию, он отпросился на весь день. Дела закрутились нешуточные, и торчать в магазине не имело никакого смысла. Торговля шла не ахти как, единственная продавщица справлялась с ней элементарно.

— И что теперь? — спросил Саня. — Продашь мне свою долю, и уйдешь в большое плавание?

— Там посмотрим! — Илья радостно хлопнул ладонью по коленке. — Может, вольемся в его фирму. Перепрофилируемся на оргтехнику и будем грести лопатой. Ты что, против?

— Да я не против, — Саня пожал плечами. — Но отказываться от того, что есть, это не по мне. Мы не хватаем звезд с неба, Илья, но зато имеем гарантированный кусок хлеба с маслом. А что ещё надо человеку, не обремененному властными амбициями? Не надо прыгать выше своей головы — шею свернешь.

Илья довольно ухмыльнулся. Он знал, что Саня неисправимый пессимист и всегда воспринимает в штыки любые социальные изменения. Даже если они очевидно улучшают качество жизни. Ничего нет лучше той жизни, считал он, которая течет без изменений.

— Будем хватать звезды, будем! — уверенно пообещал директору Илья, словно свет далекой звезды уже замаячил у него перед носом. — Ты, что, предлагаешь мне всю жизнь просидеть в этой лавке? Надо двигаться вперед, нельзя оставаться на том же уровне, на котором мы были четыре года назад.

Саня недоверчиво покачал головой. Он и в жизни старался придерживаться извечного принципа всех философов — подвергай все сомнению.

— Ну и будем двигаться! Только постепенно, эволюционно, а не скачками. Когда пытаются сделать что-то нахрапом, как правило, ничего не получается. Это законы истории. Будем постепенно расширять наше дело. Не спеша.

Илья даже вскочил со стула и заходил по комнате, до того его стала раздражать неповоротливость компаньона. Нет, с такими партнерами бизнес вести нельзя — полный застой, никакого риска и здорового движения вперед. Так можно сто лет заниматься одним и тем же и умереть на том самом стуле, на который сел молодым и юным.

— И сколько ты ещё будешь расширяться? До скончания века? А тут предлагают сразу шагнуть через несколько ступеней. Можно за три дня заработать сумму, которую ты делал бы год.

Саня невозмутимо сидел за своим директорским столом, словно сросся с ним в единое целое и теперь ни за что не хотел бросать свою «половину».

— Да, — вздохнул он. — Шагнуть-то недолго. Только можно растянуть связки или порвать штаны, когда будешь шагать. Подумай!

— Ты философ, ты и думай! — Илья пошел к дверям, обернулся. — А я математик, мне считать надо. И я считаю, что спокойно можно рвануть вперед. Сейчас для этого очень подходящий момент.

Илья сорвался с работы, потому что ему не терпелось повидать Наташку, не терпелось рассказать ей, как удачно прошла встреча с Федей. Не терпелось прыгнуть к ней в постель. Он знал, что она ждет от него вестей и привычных ласк. Приятно, когда в любое время дня можно нагрянуть к любимой женщине и получить от неё то, что жена предоставить не может по причине беспробудной лени. От жены можно только выслушивать постоянные упреки в несостоятельности по любому поводу, за который зацепится её взгляд. Другое дело, любовница — полная покорность и согласие на все, нежная забота о твоем самочувствии и сексуальное удовлетворение в любом количестве.

Наташка весь день сидела дома. Она приходила в свой массажный салон, когда поступали заказы от клиентов. Если заказов не поступало, она занималась на дому составлением всевозможных мазей и кремов. Для человека, порвавшего с женой всяческие деловые и личные отношения, это было очень удобно. Как всегда, она встретила Илью с радостной доверчивой улыбкой, словно только и ждала с утра его прихода. Его всегда поражала эта искренняя радость — неужели женщина может так любить чужого мужа. Наверное, может, полагал он. Особенно, когда у неё нет своего собственного. Впрочем, он не вдавался в детали загадочной женской психологии и воспринимал все, как данность.

— Ну, твой Федя и крутой! — восхищенно сказал ей Илья. — Сразу ясно, что он ворочает миллионами. Вот это солидный мужик!

Наташка ласково улыбнулась, пятясь в спальню.

— Это почему ты так решил? Скажешь, миллионами!

— Ты бы видела его фирму! Личный кабинет с аквариумом и баром! Личная секретарша! И целый штат личных сотрудников. Которые пашут на него, как проклятые. И это все его! Да, он занимается настоящим серьезным делом! Не то, что я…

Он снял куртку, повесил на вешалку в прихожей, потом скинул ботинки и сразу рванул за ней. Чего тянуть, решил он, времени мало, каждая минута на счету. Тут уж некогда заниматься комплиментами, надо дарить женщине радость и бежать дальше.

— И он назначил тебе встречу в своем кабинете?

— Нет. Представь себе, он мне назначил встречу в сауне.

— Где? В сауне?

— Ага! Кто может позволить себе в рабочее время сауну с девочками? Только такой человек, за которым стоит солидное дело. Бизнес работает, а он отдыхает. Вот так! Он все отладил, так что может расслабиться и наслаждаться прелестями жизни.

— А что, он был в сауне с голыми девочками? — наивно удивилась Наташка.

— В полном обнаженном виде. Правда, с одной, но, я думаю, он может заказать себе и больше. Дело не в количестве, а в принципе.

— Вот развратник! И что же он тебе пообещал?

— Самое серьезное дело. Торговля оргтехникой и бытовухой. Это сейчас самый ходовой товар. Ни одна солидная фирма просто не может без этого обойтись. А фирмы у нас растут как грибы. И значит…

— И значит, у тебя будет перспективное дело, — догадалась она.

— Конечно, Наташка. И все это благодаря тебе! Если бы не ты, я бы так и остался мелким продавцом залежалыми пельменями.

Он схватил её в охапку и потащил в койку, по пути пытаясь освободить мягкое податливое тело от лишней одежды. Наташка со смехом завалилась на постель, вынырнув из своего халатика. Илья, горя желанием, освободился от брюк и всего, что на нем было надето. Потом набросился на неё и подмял под себя.

— Эта девочка меня так возбудила, — шипел он, наминая ей бока. — Что я просто не мог терпеть, дожидаясь встречи с тобой.

— Надо было попросить эту девочку, и все, — смеялась Наташка, нехотя пытаясь освободиться от его объятий.

Илья сжимал её все сильней и говорил ей прямо в ухо:

— Ну, я же не мог ей сказать: «Мадемуазель, не будете ли вы столь любезны, не присядете ли у меня на коленях?» Может, она бы мне и не отказала, но было неудобно перед Федей.

Он попал ей в промежность, и Наташка застонала от наслаждения.

— Тебе трудно отказать, ты и мертвую уговоришь, — шепотом заметила она.

— Я тебя сейчас убью за такие слова, — страстно прошипел он.

— Неблагодарная скотина, — ласково прошептала она.

Татьяна Кизлякова встретила оперативников без всяких эмоций. Она так и не смогла за сутки свыкнуться с гибелью мужа и пребывала в состоянии прострации. Поэтому ей было все равно, о чем они её спрашивают, что делают и куда суют свой нос. Но Самохин все же счел необходимым предъявить ей постановление на обыск и вскрытие сейфа. Татьяна отнеслась к этому спокойно и обреченно. Мол, ломайте, если вам так надо, только не приставайте с дурацкими вопросами, на которые нет ответа.

— Делайте, что хотите, — сказала она и ушла на кухню, сославшись на то, что ей надо кормить сына.

Тарасенко тем временем привел двух понятых из соседних квартир. Пожилой мужчина и молодая женщина, похоже, никогда не были в этой роли, и поэтому играли её растерянно и с опаской. Они замерли у стены в кабинете и удивленно наблюдали за действиями оперов, которые нагло копались в чужих вещах, словно в своих собственных. С одной стороны интересно, что лежит в шкафах соседа, но с другой — все это так отвратительно, что смотреть противно.

Тем временем Коля Балашов и два эксперта из его бригады приступили к обыску и перевернули все вверх дном. Они вытаскивали книги из шкафов, зачем-то пролистывали их, надеясь, наверное, что-нибудь обнаружить между страницами, открывали дверцы, вываливали вещи на пол, перебирали старые фотографии, новые журналы, деловые бумаги, документы.

— Поаккуратнее, поаккуратнее… — покрикивал Коля, стараясь придать этому погрому достойный вид.

Понятые жались к стене и старались отвести взгляд. Чужие вещи, конечно, не жалко, но подспудно давила мысль, что менты так же невозмутимо могут копаться и в твоих собственных вещах, в твоей личной жизни, в твоем прошлом. Поэтому они прекрасно понимали жену Кизлякова, которая удалилась, чтобы не смотреть на весь этот произвол. Да и вообще, наверное, они кляли себя за то, что дали свое согласие на участие в этом омерзительном процессе, словно сами лазили по шкафам соседки.

— Сейчас вы будете свидетелями взлома сейфа, — важно сказал Тарасенко, словно собирался произвести научный эксперимент.

Понятые понятливо кивнули. Ну что ж, взлома, так взлома, теперь уж все одно. Хорошо еще, что эти менты-бандиты не попросили стать свидетелями убийства.

Приглашенный Костей Корнюшиным взрывник из местной войсковой части прилепил к дверце сейфа кусочек пластида, вставил в него детонатор и попросил всех удалиться из кабинета. Когда все вышли, он поставил взрыватель на пять минут и вышел следом, прикрыв за собой дверь.

Женщина-понятая жалобно напомнила, что у неё маленький ребенок, но Тарасенко успокоил её, сказав, что эксперимент опасности для жизни не представляет. Женщина сильно пожалела, что открыла дверь на его звонок.

В это время за стеной шарахнул взрыв, так что трясануло пол, и со стены в прихожей упала картина. Зато дверца сейфа оказалась открытой. Когда дым в кабинете рассеялся, оперативники принялись изучать содержимое раскуроченного ящика.

Рубли и доллары были сразу пересчитаны и переданы вдове. Их небольшое количество говорило о том, что деньги предназначались на мелкие насущные траты. Еще присутствовали две кредитные банковские карты, и какие суммы лежали на этих счетах, ещё предстояло выяснить. Документы, подшитые в нескольких пластиковых папках, представляли собой всевозможные счета, накладные, прайс-листы, перечни товаров. И только в одной из папок обнаружились довольно интересные бумаги.

— Аркадий Михалыч, вот это стоит посмотреть повнимательней, — сказал Коля Балашов и протянул Самохину папку, ничем не отличающуюся от других таких же.

В папке оказалась копия залогового обязательства, согласно которому Борис Кизляков заложил свою квартиру и принадлежащие ему акции фирмы «Кемикс» под кредит, выданный «Сигма-банком». Кредит был на довольно приличную сумму в сто шестьдесят пять тысяч долларов. Еще в папке лежали копии счетов на услуги фирмы «Лика-строй» и договор подряда на строительство загородного коттеджа.

— Интересно, знает ли об этом Татьяна Кизлякова? — заметил Самохин. — Костя, ну-ка давай её сюда!

— Должна знать, — предположил Костя и пошел на кухню за Татьяной.

Буквально через минуту Кизлякова появилась в кабинете с выражением полного презрения на лице. Если уж без неё ничего решить не могут, так и быть, придется объяснить этим бестолковым оперативникам что к чему.