– Куда вы меня ведете? – спросил я.
      – Мы идем к повороту в сторону отеля. – Ответил детектив. – Я покажу вам дорогу, которую вы никогда раньше не видели. Дорогу через гору.
      – Я вообще не знал, что там есть дорога.
      – Есть. Достаточно широкая тропа, приятная для прогулок. Для нас это идеальный путь в это чудесное свежее утро.
      Асбьёрна Крага не оставляло стремление любоваться природой. Он сказал, что утро было свежим и чудесным, тогда как оно на самом деле было душным, с затянутым облаками горизонтом, низко падающим вниз небом. Море, имеющее цвет динамита, лежало так неподвижно, что даже подводные рифы были отчетливо видны. В такие утра рыба шалеет, рвется на крючок и выскакивает из воды с налитыми кровью глазами. Это погода для самоубийц. Я остановился на скале и с тоской ждал свежего ветра, бриза, который мог бы охладить мое разгоряченное тело. Лизнул палец, поднял его вверх, чтобы установить, откуда ветер дует. Но это ничего не дало, воздух был неподвижен. День обещал быть жарким, трудно выносимым, это было уже ясно.
      Детектив тронул меня за руку.
      – Сейчас мы в самом высоком месте возвышенности, – сказал он и показал на склон, ведущий к морю.
      Я подошел к краю обрыва… и тут же попятился назад. – Кружится голова? – спросил Асбьёрн Краг.
      – Может быть. Во всяком случае, не люблю смотреть в пропасть.
      Детектив около минуты молчал. Сейчас он что-нибудь выпалит, подумал я, и ждал, что же именно.
      – Я часто удивляюсь, – прервал он паузу, – как глупо прячется убийца.
      – Убийца?
      – Да. Среди убийц самые худшие те, которые совершают преступление инстинктивно, без подготовки. Но и те, которые совершают убийства по заранее разработанному плану, часто прячутся раздражающе неловко. Взять хотя бы человека, который убил лесничего…
      – Вы уверены, что лесничий был убит?
      – Абсолютно.
      – Не пойму, как вы можете это утверждать так решительно. Тела старого Гарнеса и Блинда были обнаружены в одном и том же месте, оба получили рану в голову. Вы же сами сказали, что старый Гарнес умер в результате несчастного случая и что мистическая железная коляска виновата в его смерти. А почему того же самого нельзя сказать о лесничем?
      – Я не могу этого сказать, так как знаю – он был убит.
      – Это в любом случае будет трудно доказать.
      – Очень трудно, – вздохнул Асбьёрн Краг. – Для этого приходится прибегать к необычному способу. Но вы должны признать, что убийца поступил очень глупо.
      – Не думаю, что глупость может служить определяющим свойством кого-то, кто убил другого человека.
      – Конечно, нет. Я просто хотел охарактеризовать способ, каким совершено преступление. Насколько легче было убрать с нашего белого света другого человека здесь, в этом месте.
      – Тут?
      – Конечно. Представим, что убийца настолько владел собой, что мог подняться со своей жертвой сюда, на это место горы, спокойно разговаривая, ну, как мы сейчас. В таком случае он мог просто толкнуть его, толкнуть слегка в спину и все, убийство совершено! Кому бы после этого пришла в голову мысль, что это убийство? Тогда бы говорили, что произошел несчастный случай или в крайнем случае самоубийство.
      – И что стало бы с тем, кто шел с погибшим?
      – Он ушел бы один. Главное, чтобы никто не видел, что убийца и Жертва шли вместе, когда поднимались в гору. Но по этой дороге редко ходят люди. К началу этой дороги вообще можно добраться прямо на лодке.
      Детектив громко рассмеялся.
      – Ну, как, вы убедились сейчас, как легко быть убийцей, если знаешь местность? – Он похлопал меня по плечу и продолжал – Дорогой друг, вернемся к этим грустным историям. Но такая уж у меня работа, что приходится все время возвращаться мысленно к тем делам. Попробую, правда, сдерживаться при вас. Чувствую, что это действует вам на нервы.
      – Говорите со мной о чем хотите, – сказал я голосом, который шел как бы из самой глубины горла. – Значит, вы считаете, что таким способом убийца мог бы достичь своей цели наиболее безопасным для себя образом?
      – Ну, нет, дорогой друг! – возразил Асбьёрн Краг чрезвычайно вежливо. – Сейчас, когда вы говорите это, вы снова возвращаетесь к этой же теме, той, которую вы не любите.
      Сказав это, он двинулся вперед и шел в нескольких шагах передо мной. Он склонил голову, пиджак его возле шеи сморщился, казалось, детектив смеется.
      Когда мы вернулись в отель, Асбьёрн Краг направился прямо в свой номер, чтобы работать. Я походил некоторое время вокруг и поговорил с постояльцами. Все хотели отправиться к морю, чтобы наблюдать за работами по подъему железной коляски. Между курортниками уже распространился слух, что сюда прибыла целая группа ныряльщиков, и о том, что один из ныряльщиков несколько раз спускался на дно и видел экипаж, но не был уверен, что хорошо разобрался, что он собой представляет, на что он похож. Они предлагали мне, чтобы я пошел с ними, но у меня не было никакого желания. Я думал о пассажире, умершем пассажире. Он стоял у меня перед глазами, я видел, как он лежал на дне в железной коляске. Сейчас, может быть, вода медленно тащит его куда-то от берега, ох, как отчетливо видел я его лицо в море. Так, будто он передвигался за зеленым стеклом… Вдруг мне в голову пришла отчаянная мысль… Асбьёрн Краг жил на первом этаже, а окно его комнаты выходило на маленький газон, как и мое. Я знал, что он сидит в своем номере за письменным столом, работает и лицо его обращено к окну.
      Я так тихо, как только мог, пробрался под ветками деревьев вперед и остановился под окном Асбьёрна Крага. Сначала на темном фоне комнаты я увидел его светящуюся лысину. Он не писал, но был чем-то занят, чем-то лежащим перед ним на письменном столе. Он не слышал меня. Я медленно и осторожно продвинулся вперед. Собственно, таким вот образом приближалось к моему окну лицо умершего. Когда я оказался на расстоянии руки от окна, детектив услышал хруст сломанных под моими ногами стеблей. Он внезапно поднял голову, и я увидел растерянность на его лице. Я не сказал ни слова, но мое лицо продолжало приближаться к стеклу. Тогда Краг схватил газету и что-то быстро прикрыл ею, то, что, лежало на его столе. Я понял; он что-то скрывает от меня. Это было что-то, чего я никак не должен был видеть, об этом свидетельствовали его быстрые, нервные движения. Этого я не ожидал. Одновременно я упрекнул себя по поводу моего скверного воспитания. В конце концов что я от него хотел?
      Он открыл окно.
      – Могу ли чем-нибудь вам помочь? – спросил детектив.
      – Вы не поедете смотреть, как поднимают железную коляску? – спросил я первое, что пришло мне в голову.
      – Пока еще нет. Однако если вы проявляете особенный интерес к тому, что там происходит, охотно составлю вам компанию.
      – Нет, особенного интереса нет, – проговорил я. – Благодарю.
      Мне хотелось повернуть назад. Я чувствовал себя сконфуженным и смешным. И еще больше разозлился на себя.
      – Бедняга, вы совершенно бледны, – заметил Асбьёрн Краг. – Вы так больше и не спали?
      – Среди бела дня я не сплю, – ответил я.
      Детектив закрыл окно. Однако газету, которой прикрыл что-то на столе, когда я заглянул в окно, он не отодвинул.
      Я повернул назад. Пошел быстрым шагом, без определенной цели, глядя прямо перед собой. Солнце уже поднялось высоко в небо. Пыль от моих ног зависала в воздухе.

* * *

      …Во время обеда завязалась оживленная беседа о железной коляске. Водолазы ее еще не подняли на поверхность. Было ясно, что им еще работать целый день.
      Одна из женщин, знакомая с семьей убитого лесничего, сообщила новость, которая взволновала меня до глубины души. Она получила письмо от сестры убитого. У лесничего был пес по кличке Лорд. С момента похорон своего хозяина он лежал на могиле и выл. Он выл так, будто хотел пробудить его снова к жизни. В конце концов пса пришлось пристрелить.
      После обеда я расположился на траве и попытался заснуть, но этому мешал яркий солнечный свет, льющийся с неба. Стоило мне закрыть глаза, и свет прямо жег мне веки. Они были красными и воспаленными. Я смотрел в небо, воздух был, как море алмазов. Встал, направился к своему домику.
      Здесь меня поджидала новая неожиданность. Подстегнутый каким-то нервным любопытством, я пошел посмотреть место под окном, не смог от этого удержаться. Утром, перед уходом из дома, я выровнял землю, затоптал следы ботинок. Сейчас эти следы были снова видны, на мягкой земле отчетливо выделялись два следа. Я внимательно присмотрелся к ним. Они были такими же, как раньше, отпечатками подошв убитого. Значит, опять он был здесь во время моего отсутствия и заглядывал в окно.
      Я быстро кинулся к входу в домик, чтобы войти в комнату и перестать думать об этом – боялся, что схожу с ума. С чего бы это умерший не умер? Я видел его тело в хижине песочника, состоялись его похороны, застрелили воющего на его могиле пса… А тут ко всему прочему мне послышалось в отдалении завывание пса, необыкновенный жалостный скулеж. Я закрыл окно и опустил штору, в комнате воцарился полумрак. Любой ценой мне хотелось заснуть.
      Спал я достаточно долго, но разбудил меня неприятный сон. Мне виделось, что я стою перед зеркалом и всматриваюсь в свое собственное лицо, бледное и изнуренное. Когда мои глаза остановились на галстуке, я увидел, что он изменил цвет. Галстук сначала был голубым, затем стал зеленым, а потом… приобрел цвет крови умершего. Я отметил это с удивлением и любопытством, собственно, без какого-либо страха. Но вдруг галстук начал шевелиться, узел расслабился, и галстук стал медленно передвигаться в сторону, чтобы в конце концов задержаться у левого уха, точно так же, как это было у погибшего. Мои глаза – так мне снилось – были прикованы только к галстуку и ничего другого не видели. Меня вдруг охватил страх: что будет, если я переведу взгляд и увижу все лицо? Отразится ли в зеркале мое бледное, болезненное лицо? Или это будет лицо другого? И тогда в зеркале вдруг появилась фигура, которая медленно передвигалась. Прежде всего я увидел рыжие заросли на лице, потом ярко-красные губы, а затем все лицо, лицо погибшего, с высоким, белым, как мел, лбом, на черном, как эбеновое дерево, фоне. В момент, когда этот кошмар меня разбудил, я услышал крик. Это был мой собственный крик.
      Был девятый час вечера, время ужина, но мне не хотелось есть, вообще не хотелось выходить из дома. Мне не хотелось поднимать штору, не хотелось даже зажечь лампу. Машинально я прочитал несколько страниц книги, но совершенно не понимал, что читаю. Слова не доходили до моего сознания, так проливной отвесный дождь не попадает в стекло. Таким образом прошло несколько часов. Вдруг я услышал шаги по гравию у стены домика. Шаги направлялись не к двери, а к окну.
      Я резко вскочил и выхватил револьвер. Шаги приостановились. Через минуту я услышал один шаг, затем еще один, идущий приближался. Меня охватило ужасное чувство человека, который сидит внутри дома и не знает, кто ходит снаружи. Оказалось, это такая необычная вещь – слышать шаги вокруг домика. Я жил поблизости пляжа, который посещало много людей. Я вспомнил, как думал об этом, как ненавидел себя за свой страх. Но я был такой впечатлительный и нервный, что даже самый маленький неожиданный шум выводил меня из равновесия.
      Некоторое время ничего не было слышно, но вскоре я ощутил, как кто-то водит рукой по стене домика. Было в этом что-то необычное, казалось, какое-то животное трется спиной о стену. Несколько секунд длилась тишина, затем я услышал решительный стук в дверь.
      Дверь не была заперта на ключ.
      – Входите! – крикнул я голосом, который мне самому показался чужим.
      Дверь открылась, и в комнату широким шагом вошел Асбьёрн Краг. Когда он увидел меня с направленным на него револьвером, сразу остановился, захваченный врасплох.
      – Ну, это вы уж преувеличиваете, – сказал он. – Нервы у вас пошаливают. Вы что, в самом деле считаете, что кто-то покушается на вашу жизнь?
      Я бросил револьвер на стол.
      – У вас удивительный способ наносить визиты. – Огрызнулся я. – Почему вы проходили мимо окна?
      – Забыл, В каком месте дверь.
      Мне показалось, что детектив усмехается. Во всяком случае, были видны его белые зубы, что создавало впечатление ужасной гримасы.
      – Вы случайно не ощупывали стену домика?
      – Да. Я искал дверь.
      Краг уселся рядом со столом и взял мой револьвер. Он взвесил его в руке и посмотрел на барабан.
      – Что я вижу?! Патроны во всех ячейках. Прекрасное оружие. Хорошо ли вы стреляете?
      – Да. Очень хорошо.
      Асбьёрн Краг положил револьвер.
      – У вас есть ко мне дело? – спросил я.
      – Да, – ответил детектив. – Я хотел поинтересоваться, не хотите ли вы посмотреть железную коляску?
      – Ее уже достали из воды?
      – Да.
      – А пассажир? – спросил я шепотом.
      – Пассажира достали тоже. Он мертв.
      – Собственно, я собирался сейчас лечь спать, – сказал я.
      – Вы что? Боитесь?
      – Совершенно нет.
      Детектив прищурил глаза и посмотрел на меня. В глазах были одновременно сильное злорадство и радость по поводу чужой неудачи. Это привело меня в ярость.
      – Вы каждый раз делаете все, чтобы меня напугать! – закричал я. – И вас нервирует то, что из этого каждый раз ничего не выходит!
      – Сейчас я в самом деле не понимаю вас, – сказал Асбьёрн Краг.
      – Конечно же, вы намеренно проходили под окном. И для того, чтобы красться вдоль стены, как зверь, у вас были свои соображения.
      – Объяснение очень простое. Просто, поскольку вы, дорогой друг, чрезмерно впечатлительны, то вы и видите и слышите везде то, что вызывает у вас страх. Но подумайте, разве не вполне естественно, находясь в темноте, стараться пощупать дверь и убедиться, не заперта ли она.
      – В десять вечера не так уж темно.
      – О да! В обычный день! А сегодня небо затянуто тучами и висит над самой землей.
      Я решился выразить детективу свое недовольство.
      – Да, да, вы делали это специально. Вы рыскали вокруг, как зверь, как волк.
      Асбьёрн Краг ответил не сразу. Он сидел у стола и развлекался моим орудием защиты.
      – О да, такое впечатление могло возникнуть, – наконец пробормотал он серьезно. – Как зверь, как волк, который крадется, вынюхивая поживу.
      – Да. Или как собака.
      – Вы слышали вечером вой собаки?
      Детектив посмотрел на окно, где штора слегка зашевелилась под порывами ветра и образовала щель.
      – Вы слышали вечером вой собаки? – повторил он.
      – Какой собаки?
      – Собаки.
      Асбьёрн Краг говорил совершенно спокойно, но в голосе его ощущалась чуть заметная нотка нетерпения, будто он хотел сказать: мой дорогой друг, у меня в голове только один пес. И вы хорошо знаете, о каком псе идет речь.
      Я слегка покачивался в кресле, наклонив низко голову, чтобы детектив не видел моего лица.
      Я думал о собаке убитого. Доносящийся издалека вой дребезжал в моих ушах. В этом жалобном вое было что-то таинственное и грозное.
      – Слышал вой собаки недавно, – наконец ответил я. – Вы это имели в виду?
      – Да.
      Он сидел и слушал меня. Свет лампы падал на его белое и ясное лицо. Я остановил кресло-качалку и присмотрелся к Крагу. И был доволен тем, что сижу в тени, в то время как он находится на свету. Детектив опирался правым локтем о стол. Я смотрел на его руку. Она была худой и сильно поросла волосами у запястья, пальцы были длинными, костистыми, синеватыми… Но к чему он так прислушивается? Мне показалось, что мои нервы снова дают о себе знать. Его поведение вызывало у меня ощущение, что в комнате есть еще кто-то третий, чужой, невидимый. Тишина… Та самая, которая в то утро так сильно ощущалась на плато. Тишина, в которой невольно утопаешь, потому что слышишь только отголосок общих звуков, мириады голосов и наконец далекое тяжелое тарахтенье, будто из потустороннего мира… Я во что бы то ни стало должен был прервать эту тишину, мне хотелось услышать голос, свой собственный голос.
      – К чему вы прислушиваетесь? – спросил я. Асбьёрн Краг поднял руку предостерегающим жестом.
      – Т-с-с-с… Мне кажется, что я слышу…
      – Что вы слышите?
      Он не ответил. Снова внимательно вслушивался. Наконец раздался звук. Жалобный, полный тоски звук. Выла собака.
      Я через силу вскочил с качающегося кресла, так резко, что оно затрещало.
      – Не выношу этого воя… этого проклятого воя! Вы слышите его, Краг? Собака должна быть где-то недалеко.
      Асбьёрн Краг тоже поднялся. Он приблизил свое лицо к моему. Его глаза сверкали.
      – Вы знаете этого пса? – спросил он.
      – Нет. Здесь в окрестностях несколько жителей держат собак.
      – Никогда раньше не слышал такого воя в округе, – сказал Асбьёрн Краг. – Когда шел к вам, по дороге услышал этот вой. Машинально остановился. Попробовал определить, откуда доносится звук, но это оказалось невозможно, источник звука изменял место, никак нельзя было понять.
      – Так воет собака, когда кто-то умирает, – прошептал я. – Именно так.
      Асбьёрн Краг все слушал.
      Потом жалобный полный тоски вой перешел в грозный лай.
      Асбьёрн Краг повернул ко мне лицо.
      – Это охотничий пес, – сказал он. – Вы разбираетесь в собаках?
      – Да. Различаю по голосам. Но тут в округе на расстоянии пары миль, насколько мне известно, нет охотничьих собак.
      Охваченный неприятным, зловещим предчувствием, я не заметил в его словах бессмыслицы. Но тут же вздрогнул, когда он сказал:
      – Пес убитого также был охотничьим псом.
      – Да, – поспешно согласился я. – Но его застрелили.
      – Да, это точно. Пса нельзя было увести с могилы хозяина. Он лежал на могиле и выл, будто призывал его вернуться в нашу жизнь. Я представляю, что он так лежал и выл, как этот, которого мы сейчас слышим.
      Мы помолчали.
      – Давайте установим, дорогой друг, – прервал молчание детектив, – может, только мы двое слышим вой пса?
      – Прошу подумать над тем, что я сказал, – повторил он.
      Я хотел схватиться за голову, но сдержал свой порыв.
      – Кажется, вы, Краг, вызываете духов, – сказал я.
      Детектив застегнул пиджак.
      – Прошу подумать над тем, что я сказал, – повторил он.
      Странно, но именно в эту минуту в комнату перестал долетать вой пса.
      – Вы собираетесь оставить меня?
      – Да. Пойду посмотрю на железную коляску и погибшего пассажира.
      Железная коляска!.. И ее пассажир!.. Они вылетели у меня из головы совершенно, так я был занят собакой. Теперь положение вещей изменилось, и я осознал: нашли железную коляску и мертвого пассажира.
      – Пассажир тоже оказался убитым? – спросил я.
      – Нет.
      – Умер в результате несчастного случая?
      – Да. Так же, как старый Гарнес. Из всех погибших убит только один человек – лесничий.
      – Вы твердо в этом убеждены?
      – Да. Я представляю, та ночь была такой же, как эта, когда па небосводе тучи тянулись своей беспокойной чередой.
      – Сегодня вечером у вас трагическое настроение, господин Краг.
      Детектив усмехнулся.
      – В сущности, я человек очень лиричный. Лирик, понимаете? Ну, как? Идете со мной?
      Я задумался.
      Что делать? Составить ему компанию или остаться дома? Важно, чтобы он не подумал, что я боюсь.
      – Разве что просто так… – сказал я. – Посмотреть на этого человека? Нет желания. Но раз вам хочется, я охотно пойду с вами. Да и надо же в конце концов посмотреть на железную коляску. Вы ее уже видели?
      – Да.
      – Коляска оказалась для вас сюрпризом?
      – Нет. Коляска была как раз такой, какой я ее представлял в последние дни.
      – А я? Буду поражен? Как вы думаете?
      – Да. Идемте со мной?
      – Иду.
      Детектив подошел к столу и взял мои револьвер.
      – Эти игрушку вы, наверное, хотели взять с собой? – спросил он.
      – Зачем?
      – Для безопасности. Мне кажется, вы немного боитесь. Мало ли… Ведь можете же вы по дороге встретить собаку.
      И тут же на лице детектива, обнажив зубы, появилась насмешливая улыбка.
      – Ничего я не боюсь, – резко ответил я. – Пусть револьвер лежит.
      Он внимательно осмотрел револьвер.
      – Солидное оружие, – сказал он и повернул барабан. – Ого! Патроны…
      – Барабан заполнен… А для чего еще другого нужен револьвер?
      – Для чего? Для угрозы, – ответил детектив. – Разве не может так случиться, что придется прибегнуть к устрашению?
      Я открыл дверь.
      – Идемте, – сказал я.
      Детектив положил револьвер на стол и вышел вслед за мной. Когда мы отошли от домика на несколько шагов, я услышал его смех. Это был сухой, неприятный хохоток.
      – Чему вы смеетесь?
      – Лампа, – сказал он. – Вы снова оставили лампу горящей.
      – Да. Часто забываю погасить.
      – Это второй раз. Но… Если можно, лучше лампу оставлять горящей. Когда вы вернетесь домой, не возникнет хлопот, не надо будет искать спички.
      Я хотел сократить дорогу и пройти мимо Отеля, но Асбьёрн Краг удержал меня.
      – Не та дорога, – сказал он. – Быстрее – пройти по горе.
      Детектив предлагал идти той же самой дорогой, по которой мы шли утром. Я вспомнил неприятный разговор во время этой прогулки, и меня охватил озноб.
      Было совершенно темно, и вокруг не видно было ни одной живой души. Мы быстро прошли мимо почти вымерших домов и вышли на горную тропинку.
      – Сейчас вы убедитесь сами, – сказал Асбьёрн Краг. – Никто тут нас вместе не видел. И если бы один из нас исчез…
      Я непроизвольно сделал движение, и детектив замолчал.
      – Вы не любите таких разговоров? – затем спросил он.
      – Дело не в этом. Они просто бессмысленны. Детектив взял меня под руку и фамильярным приятельским тоном стал меня убеждать.
      – Дорогой друг, – сказал он. – Уплыло уже столько времени с той минуты, когда мы разговаривали о тех делах, что вы должны извинить меня за нехватку такта с моей стороны. У меня к этому особый интерес, хочу вас кое в чем убедить. Мы сейчас дойдем до места, где можно убедиться, что я прав: такое убийство, о котором я говорю, там совершить очень легко. Слегка толкнуть своего спутника… И все. Он падает в пропасть. Ведь все очень просто. Правда? Ну и никто об этом не узнает. А если труп обнаружат, то даже речи не будет об убийстве. Речь может пойти только о несчастном случае…
      Я хотел снова его прервать, но это не удалось. Детектив продолжал.
      – Ха-ха-ха… Вы, естественно, не смеетесь, но я замечу, что это важная вещь… Ну, например, вы ненавидите кого-нибудь… И пошли с ним на прогулку. Так может быть?
      – Мне трудно такое представить, – пробормотал я. Мои мысли были где-то далеко. Они устремлялись к моему спокойному домику. Мне казалось, что это приключение становится уже неприятным.
      – Нет, нет, не отрицайте, – не успокаивался Асбьёрн Краг. – Можно привести примеры многообразия человеческих отношений. Не исключено, что я по той или иной причине ненавижу вас… Предположим, что вы узнали обо мне нечто, что могло бы мне ужасно сильно повредить, если бы вы об этом кому-нибудь рассказали. И что? Разве не стали бы вы ненавидеть меня? А я? Разве не почувствовал бы я к вам ненависти, ненависти до такой степени, что захотел бы вашей смерти? В этот момент, вы должны это признать, находясь на такой прогулке, как эта, вполне могла прийти в голову мысль – столкнуть своего ненавистного спутника вниз, в пропасть.
      – Вы говорите странные вещи, – возразил я. – Совершенно вас не понимаю.
      – А мне кажется, что я объяснил суть дела очень ясно.
      – Или слишком туманно, дорогой Асбьёрн Краг, – сказал я. – У меня создается впечатление, что вы преследуете какую-то конкретную цель, раскрывая эти свои убеждения…
      Краг снова рассмеялся. Это был все тот же сухой, неприятный хохоток.
      – Какая у меня может быть цель? – спросил он.
      – Этого я не знаю.
      Но на самом деле я знал. Знал очень хорошо. Ощущал весь контекст его действий.
      Мы приблизились к пропасти, к тому месту, где действительно было достаточно легко столкнуть человека, от которого хотели бы избавиться. Пропасть находилась по левую сторону дороги, а я уже некоторое время держался справа от Асбьёрна Крага.
      – Это здесь, – сказал он и остановился.
      Холодный порыв ветра налетел на нас из пропасти и от моря.
      – Идем дальше? – спросил я.
      Вместо ответа детектив указал рукой на море, где горели несколько фонарей, как глаза кота в темноте.
      – Там внизу, – сказал он, – сейчас лежит железная коляска. Ее доставили на берег. А на палубе спасательной лодки, лежит погибший пассажир, обернутый в парус. Разве это не чудовищный вид, с этими фонарями?.. А какая тишина? Ни один звук не достигает нас… А там внизу лежит мертвый…
      – Вы его знаете? – спросил я шепотом.
      – Нет. Вы, наверное, также. Это вообще чужой человек.
      – Это странно.
      – Когда вы увидите железную коляску, вы убедитесь, что все очень просто.
      – И это он, этот чужак, ездил по ночам на железной коляске?
      – Да. Но только в последние дни. Ездил четыре-пять раз через плоскогорье, не больше.
      – Загадка. А разве он не ехал по плато в ту ночь, когда… когда умер лесничий?
      – Да, ехал. Когда лесничий был убит, он был недалеко. Но вы все поймете, когда увидите железную коляску.
      – Вы были там, когда нашли пассажира? – спросил я шепотом.
      – Да. Я видел, как его вытягивают из воды. Это было неприятное зрелище. Его лицо необыкновенно разбухло в воде. Оно было похоже… На что же оно было похоже? Вы когда-нибудь видели труп за зеленым стеклом?
      Последние слова детектива поразили меня. Сразу перед глазами встало лицо умершего за стеклом… белый лоб… ярко-красные губы… Меня охватил страх, и в долю секунды я пережил снова весь ужас той памятной ночи. И для меня было большим облегчением услышать снова голос Асбьёрна Крага.
      – Пойдемте дальше, а? И очень быстро вы все увидите сами.
      Но мне сейчас уже не хотелось ничего на свете, тем более спускаться к морю. Зеленые фонари напоминали мне зеленый фосфор в глазницах трупа.
      Я повернулся к детективу.
      – Нет, я не пойду вниз, – сказал я. – Хочу домой, в мой домик.
      Я сделал несколько шагов и вдруг остановился как вкопанный. Откуда-то издалека, из темноты, снова донесся вой собаки. Сначала громкий, удивительно грозный лай, потом долгое рычание, и наконец, грозный протяжный вой.
      – Охотничий пес, – раздался голос Асбьёрна Крага. – Вы слышите, что это охотничий пес?
      Вой продолжался.
      Он несся откуда-то издалека, и такого далека, что казался исходящим из самого сердца темноты, находящегося где-то за горизонтом. Мы прислушались, вой усилился, стал болезненным и тревожным, потом снова грозным. Теперь казалось, что вой охватил все небо по восточной стороне…
      Создалось впечатление, будто весь мрак пронизан страхом. Кроме всего, это действовало, как зов, как приказ, Я двинулся с места.
      Тогда я снова услышал рядом с собой голос Асбьёрна Крага.
      – Стойте! – кричал он. – Не идите за голосом! Но я пошел за голосом.
      Отвратительный вой окружил меня со всех сторон такой глубокой тьмой, что это одурманило меня. Я везде чувствовал страх, ужас, даже в воздухе, ветер веял на меня теплым дыханием, и в нем был ужас. Я совершенно бессознательно шел за голосом. Когда я дошел до домов, голос как бы отдалился, скрылся за горизонтом, чтобы через минуту пропасть вообще. Я был один. Асбьёрн Краг оставил меня и пошел в сторону моря, к железной коляске и зеленому трупу. А я пошел еще быстрей, как бы торопясь достигнуть своего домика.
      Недалеко от домика, там, где видно открытое море, я увидел на воде незнакомый мне блеск. В этом блеске было что-то призрачное. Вокруг стояла тишина и серый мрак.
      Я не подумал, что это первый признак рассвета, который блестел на поверхности воды.
      Лампа в домике продолжала гореть. Я был очень возбужден, нервы рвались на части, кололи мое тело тысячами раскаленных иголок.
      Я убедился, что штора спущена. Тем самым комната была как бы отделена от всего мира. Некоторое время я бессмысленно копался в бумагах, потом уселся в кресло-качалку. Успокоился я, в сущности, потому, что убедился наконец, что кресло было пустым. Я боялся, что если только отвернусь, в него кто-нибудь сразу же сядет. Мне было необходимо занять это место!
      Я довольно долго сидел в кресле, собираясь с мыслями. Глаза мои все время притягивали револьвер, лежащий на столе. Как долго еще продлится это сумасшествие?
      И в этот момент я снова услышал во второй раз домового точильщика.
      На этот раз я не испугался, хотя он менял место и кружил вокруг меня, как разозленный овод. Будто вокруг меня ходило какое-то невидимое существо, человек, которого я не мог видеть, зато слышал тиканье его карманных часов. О, теперь он остановился там… Вот он медленно переходит вправо… теперь стоит неподвижно у лампы. Показалось, что револьвер вдруг на момент стал матовым, будто кто-то кинул на него тень. Но через минуту холодная сталь снопа блестела, как и прежде. Тиканье домового точильщика отдалилось. Нет, само по себе оно меня не пугало. Наоборот, оно привело меня в себя, потому что я уже знал причину этого звука.
      Чего ради Асбьёрн Краг настаивал на том, чтобы взять меня с собой к железной коляске и умершему чужому человеку? Я припомнил его странные речи по дороге, когда он буквально принуждал меня слушать его теорию о том, что должен делать умный убийца. Во всяком случае, он обязательно хотел завести меня в то место, где достаточно было легко толкнуть спутника… сделать незаметное, неожиданное движение, чтобы отправить человека, стоявшего на пути, на тот свет… И почему он пошел своей дорогой, когда я направился на восток, когда меня стал притягивать к себе голос собаки?
      За голосом собаки… Мне припомнилось завывание, и меня охватила дрожь. В памяти, будто наяву, возникло эхо ужасного звериного крика… Очевидно, собака должна была находиться в одном из дворов, мимо которых мы проходили, я был в этом уверен, кроме того, я не мог избавиться от мысли об убитом псе лесничего. Он возник у меня перед глазами. У него была длинная шелковистая шерсть и большие удивленные глаза. И тотчас я понял, что вой был для меня призывом и предостережением.