– Разве вы не помните, что совсем недавно мы говорили о силе взгляда? – спросил он дружеским тоном, – Я призывал этого человека своим взглядом и был уверен, что он придет. Я ждал его два дня. Это мужчина, которого вы тоже знаете. Сейчас он сидит в моем номере.
      В самом деле я припомнил прощание детектива с Гарнесом, когда он сказал владельцу усадьбы, глядя при этом на управляющего: «Увидимся, живу я в отеле».
      – Это, видимо, управляющий, – сказал я.
      – Вы сделали правильный вывод, – подтвердил детектив. – Мне бы хотелось, чтобы вы присутствовали при нашей беседе. Я специально вышел, чтобы вас встретить.
      Это сообщение взволновало меня.
      – Знаете, все-таки есть какая-то связь между усадьбой Гарнеса и убийством, – сказал я. – Боже мой, как подумаю, что вы недавно говорили о шляпе погибшего…
      – Он снял, здороваясь, шляпу и в этот момент получил сокрушительный удар.
      – Да. И вы помните, что Гарнес сам сказал, что был категорически против брака между Блином и своей сестрой. Может, Гарнес ненавидел Блинда? Он же признался, что Лесничий производил неприятное впечатление эгоиста.
      – Ликующего эгоиста, – поправил меня детектив.
      – Согласен. Но самое важное в том, что Блинд знал убийцу. Я весь в нетерпении, ожидая, что расскажет управляющий.
      Асбьёрн Краг смотрел на меня прищуренными глазами, в которых таилась ирония.
      – Сейчас вы в возбужденном состоянии, – сказал он, будто желая меня успокоить. – Вы слишком забегаете вперед, дорогой друг.
      – Стараюсь только использовать случай, – ответил я.
      – Что же, послушаем ваши выводы.
      – Гарнес был против брака.
      – Да. Но выразил согласие, так как сестра очень хотела выйти замуж.
      – В любом случае Гарнес был против него. Он не любил Блинда. Если уж собрать все имеющиеся сведения вместе, можно сказать, что он даже ненавидел лесничего.
      – Если вы в таком же виде продолжите свои размышления, то я хотел бы узнать, считаете ли вы, что Гарнес и был убийцей? – спросил Краг.
      Этот вопрос в лоб встревожил меня.
      – Мне не хотелось бы высказывать такого ужасного подозрения, – ответил я. – Вы просили, чтобы я представил свой ход рассуждений и выводы. Что я и сделал. С вашей стороны большое преувеличение считать, что у меня подозрения против Гарнеса. Наконец, я полагаю, что у вас самого уже сложилось определенное мнение. Лично я думаю, что Гарнес невиновен. Однако если мы соберем все, что может свидетельствовать против него, то можно будет скорее освободить его от этого страшного подозрения. Гарнес – мой друг.
      Детектив продолжал держать меня под руку. Сейчас он замедлил шаги, будто специально для того, чтобы мы не слишком быстро дошли до отеля. Внезапно мне пришло в голову, что Краг охотно познакомился с моим мнением и слишком явным было то, что он вновь упомянул Гарнеса в непосредственной связи с преступлением.
      – Мы не можем опираться исключительно на улики, – говорил Краг. – Мы должны также рассматривать дело с точки зрения здравого смысла. Вы можете, например, представить, чтобы Гарнес сделал такое?
      Я подумал минуту.
      – С трудом, – ответил затем я.
      – Но войдите в его положение, – продолжал детектив. – Если у вас есть сестра, которая особенно вам дорога…
      – И я ее уважаю…
      – Очень. И она сообщает вам, что хочет выйти замуж за человека, которого вы ненавидите.
      – То, что я его ненавижу, вытекает из того, что знаю, – он подлый человек.
      – Наверное. Вы пытаетесь убедить влюбленную сестру, чтобы она порвала эту связь, но ненавидимый вами мужчина очень красив, и она ослеплена своим чувством. Вы ясно представляете, что замужество будет неудачным и ваша сестра будет несчастлива. Одновременно вы видите, что убеждать ее совершенно безнадежно. Сестра дает слово этому мужчине. А потом наступает момент, когда влюбленный обнаруживает свою сущность как «ликующего эгоиста». Именно такое выражение мимоходом вырвалось у Гарнеса. Мне кажется, Блинд знал отношение брата к нему и специально продемонстрировал ему свой эгоистический триумф, когда получил согласие сестры на брак. Почувствуйте себя так, как почувствовал себя Гарнес. Можете ли вы себе представить, что в минуту возбуждения, вызванного его триумфом, его издевательским смехом, зная, что любимая сестра будет скоро в объятиях этого подлого человека, можете ли представить, что способны убить его?
      Асбьёрн Краг говорил убежденно, и чувствовалось, что слова эти каким-то удивительным образом адресованы мне.
      – Быть может… – ответил я неуверенно. – Быть может, да… Но никогда, конечно, не сделал бы этого обдуманно.
      – Разумеется, нет. Вы сделали бы это в состоянии аффекта, в минуту раздражения, под влиянием непреодолимого гнева или горькой отрешенности. По-видимому, если бы вы встретили его на пустой дороге, приветствовавшего вас и смеющегося саркастически и торжествующе, как бы говорящего: «О, смотри, дорогой друг, твоя сестра теперь в моей власти, она теперь моя… ну что мне до твоей ненависти?» Что? Думаю, в такой момент вы бы могли его зарубить. Нет, вы вовсе не захотите его убить, но вас охватит неодолимая сила… О чем вы сейчас думаете? Ну да, конечно… Вы не любите таких разговоров.
      Я вытер пот со лба. У меня было такое ощущение, что мои губы заледенели.
      – Подумал о погибшем, – произнес я, заикаясь. – Вы помните его лицо? На нем было злобное ликование, как вы его определили. И я подумал также о замешательстве моего друга Гарнеса, он был бледным, дрожал, выглядел так, будто не спал перед этим много дней. Ну и этот управляющий… Он пришел к вам, да? Что он хочет сообщить вам?
      – Мы сейчас послушаем, – ответил детектив.
      Мы направились к номеру Асбьёрна Крага. Когда мы вошли, управляющий резко встал и несколько смущенно поздоровался с нами. На нем была выходная одежда, вместе с тем в нем не произошло никаких перемен. То же выражение подавленности, тот же беспокойный, бегающий взгляд.
      – Моего друга вы знаете, – сказал ему детектив. – Он помогает мне в проведении следствия. Он также хотел бы послушать, что вы расскажете.
      – Да…
      Управляющий произнес это единственное слово с необычайной серьезностью. Собственно, он не знал, с чего начать. Он стоял беспокойный, но как бы смирившийся с судьбой.
      – Да, у меня есть что рассказать, – наконец сказал он. – Но мне трудно начать и изложить все по порядку, Вы не могли бы задавать вместо этого вопросы?
      – Вы хотите рассказать поподробней об убийстве?
      – Нет, – ответил управляющий и со страхом посмотрел в сторону. – Об убийстве я ничего не знаю… Не знаю ничего. Я хочу рассказать о том, что я знаю сам.
      – О чем-то другом не хотелось бы слушать, – заметил детектив.
      Управляющий кивнул головой в мою сторону.
      – Вы помните тот вечер, когда я не хотел впустить вас в дом?
      – Да, – ответил я. – По-моему, вы вели себя довольно грубо.
      – Грубо… да. Возможно, так и есть. В тот вечер как раз и началось…
      – Что началось?
      – Все те таинственные события в усадьбе. Очень печально, что это произошло после нескольких лет спокойной жизни. Могу вам сказать, что молодой Гарнес работает и руководит хозяйством намного лучше, чем старый, и гораздо менее вспыльчив, чем был тот.
      Асбьёрн Краг прервал его.
      – Вы имеете в виду умершего отца Гарнеса? – спросил он.
      – Да.
      Таким образом детектив еще раз вернулся к давно забытому случаю смерти.
      – Есть ли полная уверенность в том, что он утонул? – спросил Краг.
      – Да, – сказал управляющий. – Утонул. В шхерах дрейфовала его перевернутая лодка… А началось все с того вечера, как я уже сказал… Какой-то мужчина пришел к Гарнесам с письмом. Когда Гарнес прочитал его, он как безумный заметался по комнате и стал звать фрёкен.
      – Вы знаете, от кого было письмо?
      – Нет, этого не знаю. Письмо я видел в кабинете Гарнеса. Оно было в желтом конверте.
      – Вы видели почерк, его особенности?
      – Нет. Но когда Гарнес прочитал адрес на конверте, он сразу стал каким-то странным.
      – Он ничего не сказал?
      – Он сказал: «Боже милостивый! Ничего подобного никогда не встречал!» Так он сказал… Потом он достал из конверта письмо и стал читать. Когда прочитал несколько первых строчек, мне показалось, что он потеряет сознание. Он ужасно побледнел… да, да, он сидел в кресле и был бледным, как труп. Никогда с ним ничего похожего не было.
      – Он сказал вам, что его встревожило?
      – Да. Когда пришел в себя. Но сначала предупредил меня. «Я не могу оставаться здесь больше ни минуты, не могу, черт побери!» Он как вихрь промчался через комнату и кричал на фрёкен.
      – Она была дома?
      – Да.
      – Что он ей говорил?
      – Этого не знаю. Я ушел к себе. Потом слышал от прислуги, что фрёкен кричала, пыталась успокоить Гарнеса. Они оба долго разговаривали между собой в библиотеке, закрыв двери и окна. Потом позвали меня. «Послушайте, дорогой управляющий, – сказал Гарнес. – Мы только что получили неожиданное письмо, очень скверное, но одновременно и радостное. Во всяком случае, чтение этого письма меня очень взбудоражило. Я хочу вас попросить, чтобы вы забыли о моем поведении и никому о нем не говорили. Это сугубо личное дело. Не о чем тут говорить». Я не очень в это верил, потому что хозяин был очень бледным.
      – В котором часу это произошло?
      – В девять вечера.
      – А потом пришел лесничий Блинд?
      – Да. Через полчаса. Когда пришел лесничий, Гарнес сначала не хотел его впускать, но барышня его впустила. Они долго разговаривали втроем. В конце этой беседы к дому подошли вы. – Управляющий кивнул в мою сторону. – Барышня увидела вас из окна, прибежала ко мне и попросила, чтобы я вас не впускал. Подошел также Гарнес и кричал так, будто сошел с ума: «Я должен быть один! Разве вы не видите, что я болен?» Поэтому я должен был поступить так грубо, когда вы подошли.
      – Вы слышали что-нибудь из того, о чем они говорили? – спросил детектив.
      – Нет. Только раз услышал, как фрёкен упрекнула Гарнеса. Она сказала: «Ты должен успокоиться, а вместо этого впадаешь в отчаяние».
      – А что ответил он?
      – Сказал: «Конечно, надо успокоиться, Хильда, но все это слишком мучительно. Каким образом нам сохранить тайну?» Но я слышал также, что он говорил еще что-то другое.
      Детектив больше ни о чем не спрашивал. Он понимал, что рассказ управляющего подошел к очень важному месту.
      – Говорил еще и о другом, – повторил управляющий вполголоса, почти шепотом. – Я проходил как раз через комнату и невольно услышал. Гарнес сказал: «Но смерть к нему уже приблизилась».
      Детектив выслушал это с каменным лицом.
      – Кому он это говорил? – спросил он.
      – Барышне.
      – А почему не лесничему, который также присутствовал?
      – Блинда в этот момент с ними не было. Он ждал в покоях фрёкен. Барышня была в кабинете одна с Гарнесом.
      – Известно ли вам, кого имел в виду Гарнес?
      – Откуда же!
      Управляющий, напуганный, вновь отвел взгляд в сторону.
      – У вас, наверное, уже есть свое мнение, – сказал он. – Как раз в тот вечер на плато произошло страшное. Лесничий Блинд ушел из усадьбы в одиннадцать часов.
      Асбьёрн Краг долго молчал. А потом своим вопросом повернул все к самой сути дела.
      – Какое отношение Гарнес может иметь к убийству? Ведь он оставался дома.
      Управляющий не ответил. Он сидел с опущенной головой и вертел свою шляпу.
      – У меня не было желания приходить к вам, – через минуту сказал он. – Но я услышал, что… Но от других я слышал, что вы ходите вокруг и спрашиваете о лошадях… или коляске.
      – Да. Мне надо узнать, ездил ли кто-нибудь из местных жителей на повозке в ту ночь.
      Управляющий поднял голову.
      – Мне кажется, не ездил никто. – И тут же повторил: – Нет… Ни ленсман, ни пастор.
      – А Гарнес?
      – Он тоже не ездил. Наступила долгая пауза.
      – Что Гарнес сказал вам в тот день, когда мы приезжали в усадьбу? – спросил детектив.
      – Вы можете себе это легко представить, – ответил управляющий. – Гарнес просил меня, чтобы я держал язык за зубами. То же самое он мне говорил каждый день, с тех пор как пришло письмо.
      – В связи с чем вы должны держать язык за зубами? На этот раз управляющий с большим трудом выдавил:
      – Но… Гарнес в ту ночь, когда произошло убийство, выезжал на лошади.
      Я ожидал, что Асбьёрн Краг подскочит на стуле от этого знаменательного ответа. Но он продолжал сидеть совершенно спокойно, будто вообще ничего не произошло. Его спокойствие раздражало меня, мне казалось, что со мной происходит что-то страшное. Хотелось вскочить, выбежать на двор и мчаться через луга, охлаждая лицо летним ветром. Конечно, я остался сидеть на месте, сидеть неподвижно, как парализованный, с напряженными до предела нервами. У меня было желание тоже что-то рассказать, о чем-то спросить, но я не решался открыть рот и услышать свой собственный голос. Может, я не смогу сказать ни слова? Болезненно сжималось горло. А этот агентишко сидел, усмехаясь, с полузакрытыми глазами, неподвижный, как скала. В этот момент он был мне отвратителен, и я понимал, почему я ненавидел его: потому что не мог отгадать ни одной его мысли. О чем он думал? Что сейчас прикидывал? А эта его речь, раздражающе обычная, равнодушная, как будто это все его не касалось.
      – Значит, Гарнес выезжал из усадьбы в ту ночь… Нет, нет.
      – Выезжал, – повторил управляющий. – И никто, кроме меня, в усадьбе об этом не знал. Как только лесничий ушел, Гарнес тихо попросил меня запрячь лошадь. Он хотел выехать. Это было странно. Почему он собрался выехать так поздно ночью? И никто об этом не должен был знать. Почему? Потихоньку вывел лошадь за ограду. Там стояла старая коляска, в нее я запряг лошадь.
      – Почему вы взяли именно эту коляску?
      – Другую взять было нельзя, тогда стало бы известно слугам и тайна не сохранилась. О том, что хозяин выезжал.
      – Он выехал один?
      – Один. Я предложил ему поехать с ним. Но он возразил. Сказал, чтобы я ложился спать, а не ждал его возвращения. Гарнес поехал через плоскогорье. Я проводил его взглядом, следил, пока коляска не скроется в темноте. Потом лег спать.
      – Заснули?
      – Нет, гаснуть не мог. Всю ночь так и не смог сомкнуть глаз, думал о том, что видел и слышал. Понимал, что должно случиться что-то из ряда вон выходящее. Хозяин выглядел ужасно, когда выезжал, был как пьяный. А не пил, знаю точно.
      – Вы слышали, когда он вернулся?
      – Да. Глухое тарахтенье и шум из конюшни, куда поставили лошадь.
      – Как выглядит коляска, на которой он ездил?
      – Старая разболтанная двуколка.
      – Железная коляска? – спросил детектив. Управляющий усмехнулся.
      – Понимаю, что вы имеете в виду, – ответил он. – И я слышал старую сказку, но я не верю в призраков. Может, старая двуколка немного бренчит, но издали ее не отличить от других колясок.
      – Значит, мы слышали не ту коляску, – быстро вмешался я.
      – О, да, – заметил с усмешкой управляющий, – наверно, другую.
      Мы помолчали.
      – А может, вы слышали или видели, происходило ли что-нибудь необычное в усадьбе в ту ночь? – наконец спросил детектив.
      – О том и речь. Какая-то напряженная таинственность охватила усадьбу. Мне кажется, в любую пору дня и ночи, круглые сутки происходят какие-то необычные вещи. Гарнес и фрёкен вообще изменились, стали совершенно другими, чем были прежде.
      – А что вы подумали, когда услышали об убийстве?
      – Ничего, – пробормотал управляющий. – Но когда узнал, что вы ходите вокруг и расспрашиваете о коляске, у меня возникло сомнение, и оно не давало мне покоя.
      – Я дольше не мог сдерживаться, скрывать то, что знал.
      – Я рад, что вы пришли, – сказал детектив.
      – Когда вы уезжали из усадьбы и разговаривали с Гарнесом, вы так посмотрели на меня, – сказал управляющий. – Я и подумал… Надо прийти.
      Управляющий встал.
      – Я не хочу никому делать плохо, – продолжал он. – Я предупредил хозяина, что собираюсь вас посетить.
      – Он не пытался вам препятствовать в этом?
      – Да. Но когда понял, что все равно не остановит, сказал, мол, все это является только его личным делом.
      Асбьёрн Краг задумался.
      – Возвращайтесь в усадьбу, – затем сказал он. – Хорошо.
      – И прошу передать от меня Гарнесу привет и узнать, когда я его могу посетить, чтобы кое-что выяснить.
      – Кое-что выяснить? – воскликнул я вскочив. Асбьёрн Краг поднял руку, останавливая меня этим жестом, а сам продолжал говорить управляющему:
      – И можете передать ему, что я не собираюсь раскрывать его личные тайны.
      Через минуту управляющий ушел, а мы с Асбьёрном Крагом остались вдвоем.
      – Что вы думаете об этом? – спросил детектив.
      – Мне кажется, Гарнес в ловушке, – ответил я. – Это ужасное несчастье. Бедный мой друг!
      Но, видимо, Асбьёрн Краг был своими мыслями где-то далеко.
      – Значит, в ловушке… – отсутствующим тоном сказал он. – Ах, да!.. Вы так считаете?
      Краг становился все менее разговорчивым. Поняв, что ему надо остаться одному и подумать, я попрощался.
      На ужин я пришел поздно, и, когда закончил есть, было уже одиннадцать часов. Проходя мимо окна детектива, я слышал, как он меряет комнату шагами, взад-вперед. Мне не хотелось ему мешать, и я направился по дороге к своему домику.
      Надвигалась гроза. Небо было еще ясным, воздух мягким, но где-то на горизонте собирался дождь, оттуда веяло холодом. Потом небо затянуло тучами, и я сразу стал мерзнуть. Внезапно, будто кто-то резко дунул на блестящую металлическую поверхность моря, и волны покатились, вздымаясь, серые, как свинец. Только что море было совершенно спокойным и гладким, теперь на горизонте обозначилась черная морщина, предвестница бури и дождя.
      Я быстро шел вдоль берега, торопясь поскорей оказаться в моем домике. Сейчас мне в глаза бросилась его одинокость. Я не ощущал этого раньше, а теперь вдруг захотелось оказаться в другом жилье. Едва я переступил порог, дождь застучал по стеклу.
      Неудивительно, что не могло быть и речи о том, чтобы заснуть после всего слышанного и пережитого сегодня. Я запер дверь на ключ, задвинул шторы на окнах и зажег единственную лампу. Потом попытался немного почитать. Но ничего не получалось… Я перечитывал абзацы снова и снова, не понимая смысла прочитанного. Я никак не мог собраться с мыслями. В конце концов я отложил книгу, закрыл глаза и вполголоса повторил последние слова Асбьёрна Крага:
      – Значит, в ловушке… Ах, да!.. Вы так считаете?
      Меня медленно окутывала сонливость, я задремал, подсознательно отмечая, что дождь идет на убыль и наконец затихает совсем. Еще бы минуту, и я бы крепко заснул. Но внезапно услышал сильный стук в дверь и очнулся.
      В первую минуту я подумал, что хорошо сделал, закрыв дверь на ключ. Стук раздался снова.
      – Кто там? – крикнул я.
      Ответа не последовало. Сердце билось так сильно, что, казалось, были слышны его удары. Это было явной нелепостью так испугаться. А может, все это потому, что меня неожиданно вырвали из дремоты?
      Через минуту снова раздался стук, стук твердой, костистой рукой. Трудно описать то неприятное чувство, возникшее от мысли, что там, в темноте за дверью, кто-то стоит. Кто, черт побери, это мог быть?
      – Кто там?
      – Откройте! – послышался знакомый голос.
      Это был детектив. Я повернул ключ и настежь распахнул дверь. Асбьёрн Краг стоял в темноте и иронично приветствовал меня, опустив шляпу почти до самой земли, и его лысина светилась во мраке.
      – Это вы? – удивился я. – Так поздно?
      – Да, уже поздно, – ответил он. – Час ночи. Я, наверное, вас напугал?
      – Ну что вы!
      – Сознайтесь, сознайтесь. Вы уже спали?
      – Нет.
      – А почему вы до сих пор не легли?
      Я почувствовал, что мне сейчас будет дурно. Рассердился, но не успел ничего сказать, детектив меня опередил:
      – Надеюсь, вы меня извините, но у меня очень важное дело.
      – Поэтому вы и не отвечали, когда я спросил первый раз?
      Асбьёрн Краг рассмеялся спокойным, беззаботным смехом. Поскольку черты его лица размывались в темноте, казалось, что смех долетает из ночи.
      – Прошу меня извинить, но я проводил эксперимент, – ответил он. – Я пришел к выводу, что вы боитесь, а потому решил услышать ваш голос еще раз. И убедился: я прав, так может кричать человек, только когда сильно напуган.
      – Вы ошибаетесь, – возразил я и прикрыл дверь. – Как видите, я уже прилег отдыхать и кричал скорее для того, чтобы мне не мешали.
      Детектив, однако, ничуть не стесняясь, вложил конец прогулочной трости между дверным косяком и дверью.
      – Уделите мне внимание, – попросил он. – Ведь вы не откажете, не разочаруете?
      – А в чем дело? Что-нибудь случилось?
      – Да.
      Мне показалось, что Асбьёрн Краг очень серьезен, и подумал, что все же стоит с ним поговорить. Прихватил плащ, а потом постарался незаметно выдвинуть ящик стола, где лежал мой револьвер.
      – Ага, – пробормотал детектив. – Вы вооружены…
      – Старая привычка, возникшая во время моих путешествий, – сказал я. – В конце концов в наши времена случаются самые неожиданные вещи. Взять дождевой плащ?
      Детектив выглянул за дверь и посмотрел на небо.
      – Тучи плывут, – сказал он, – но дождя, видимо, уже не будет.
      Мы пошли в темноту.
      Когда мы отошли от моего домика на метров сто или около этого, Асбьёрн Краг остановился.
      – Вы забыли погасить лампу, – сказал он.
      Он указал рукой на мой домик, который теперь казался маяком, светившим в летних сумерках.
      – Да, так оно и есть. Но это ничего. Даже лучше. Когда я вернусь, мне не нужно будет снова зажигать лампу. Надеюсь, мы не будем гулять слишком долго.
      Детектив ничего не сказал, и мы прошли еще шагов сто.
      – Вы умышленно забыли погасить лампу? – Не понимаю вас.
      Асбьёрн Краг снова разразился коротким смешком.
      – Ваш домик обособлен от других, – сказал он. – Он, как говорится, домик-одиночка. А сегодняшняя ночь особенно темна.
      Во мне закипала злость. Детектив взял меня по-дружески под руку и принес массу извинений за то, что причинил мне много хлопот.
      – Почему вы это сделали? – спросил я нетерпеливо.
      – Сейчас вы узнаете, – ответил он. – Иногда я не доверяю собственным рассуждениям. Сегодняшней ночью я кое-что слышал.
      – Значит, вы не спали?
      – Нет. И не только сегодняшней ночью. Я сплю очень мало, дорогой друг.
      – Что вы слышали?
      – Слышал железную коляску, – сказал детектив. Сказал так, будто это была самая обычная вещь на свете, без какого бы то ни было пафоса, как если бы сообщил о том, что слушал музыкальную пьесу или пение птицы. Мы поднимались вверх. Море плескалось о берег, заглушая звук наших шагов.
      – Может, вы мне не верите? – спросил Краг. – Почему вы молчите?
      – Я вам верю. А что я могу вам сказать?
      Мы открыли калитку в заборе и увидели несколько небольших домов. Нигде не горел свет, все окна были черными. Создавалось впечатление, что все дома пусты, а их обитатели где-то далеко-далеко отсюда. Видно было лишь на несколько шагов вперед, дорога, деревья и дома выступали из мрака по мере того, как мы продвигались. Черные верхушки и ветви деревьев, тянущиеся к небу, будто окружали нас ночным частоколом.
      – Куда мы направляемся? – спросил я.
      – На плоскогорье, – ответил Асбьёрн Краг.
      – Вы верите в существование железной коляски?
      – Я слышал ее. Я стоял у открытого окна и услышал, что где-то вдалеке как будто побрякивают цепи. Эти звуки принес порыв ветра. И поэтому я хочу сейчас выбраться на плоскогорье и посмотреть, что там происходит, кто ездит по ночам.
      Мы вошли в лес, деревья сомкнулись вокруг нас и закрыли все. Здесь стояла абсолютная тишина, сюда не долетал шум моря. Мы ускорили шаги.
      – Как вы считаете, не начнется ли скоро рассвет? – спросил я.
      – Через полчаса начнет светать, – ответил Асбьёрн Краг.
      Когда мы вышли из леса, казалось, что появились уже первые проблески дня. Мы уже могли различать стоящие вблизи деревья и группы деревьев в глубине плато. Справа от нас гора открыла свой степенный лоб, присматриваясь к беспокойному ночному небу. У подножья горы стояла хижина песочника. Широкая выступающая крыша хижины напоминала веко.
      – Посмотрите на эту серую хижину, – сказал детектив. – Она кажется живой, будто смотрит на нас.
      И добавил уже совершенно бессмысленное:
      – Так, так… Но сейчас труп уже забрали.
      Он остановился и прислушался. Я ничего не слышал.
      – Проклятые часы, – прошептал Асбьёрн Краг. – Они заглушают все своим тиканьем.
      Сейчас, когда он обратил мое внимание на звук часов, я также услышал безостановочное тик-так. Краг стремительным движением выхватил часы из кармана и сжал их в руке. Какой это был интенсивный и приятный звук среди ночной тишины. Впрочем, тишина была относительной… Когда человек не вслушивается в ночной, окружающий его мир, кажется, вокруг стоит могильная и совершенная тишина. Но когда он приложит к этой тишине ухо, сразу появляются различные шумы. Порой это легкое дуновение ветра в кронах деревьев. Прислушаешься сильнее и дольше – шум ветра возрастет. Но не всегда это будет какой-нибудь конкретный звук. Порой сама тишина в ушах играет, шумит и ворчит, вырастает до могучего шторма, который предвещает что-то громадное и таинственное, чего человек не в состоянии охватить разумом. Среди всего этого может появиться конкретный звук, шаги на гравии, голос… и через минуту – снова тишина, будто вообще ничего не было.
      – Идем, – сказал Краг.
      Я хотел спросить, как долго мы еще будем идти.
      Но Асбьёрн крепко схватил меня под руку. Сейчас уже не надо было напрягать органов чувств, потому что ясно и определенно издалека доносился специфический звук металла, как будто колонна невольников тянула за собой цепи, колонна, бредущая за горизонтом. Это была железная коляска.
      Звук нарастал и стихал. Порой он был таким громким, что можно было различать, как металлические колеса вращаются на осях, потом звук стал тише, отдалился, раздался уже как будто в миле отсюда, наконец слился с тишиной, чтобы снова ворваться в наши уши и все расти, расти. Мы стояли и прислушивались к железной коляске десять или больше минут.
      – Кажется, у коляски шатается колесо, – пробормотал Асбьёрн Краг. – Она ездит по очень большому кругу где-то далеко на плоскогорье.
      Я пробовал пронизать взглядом темноту, но мне это не удалось. Шепотом выругался, что так темно.
      Спросил, не стоит ли нам броситься бегом на плоскогорье, может, тогда нам удалось бы увидеть эту мистическую коляску.
      – Но какое направление выбрать? – спросил Краг. – Мы не можем точно установить, с какой стороны идет звук. Коляска описывает большие дуги. То она на севере, а вскоре после этого уже на западе. Прошу послушать, сейчас она, кажется, приближается…
      В самом деле металлический звук приближался к нам, становился выразительнее и громче.
      – Железная коляска сейчас где-то поблизости, – через минуту сказал Краг.
      – Слышен только стук колес, – прошептал я. – И совершенно не слышно топота конских копыт. Это должна быть какая-то странная коляска.
      Время шло, а рассмотреть экипаж было невозможно. Коляска катилась в глубине темноты. Мы инстинктивно отступили назад, поближе к деревьям, так как казалось, что через несколько минут коляска вынырнет из мрака и совершенно раскаленная промелькнет мимо нас.
      Асбьёрн Краг вдруг схватил меня за руку.
      – Вы слышали? – прошептал он. На его лице появилось необычное напряжение.
      – Ничего, кроме звуков железной коляски.
      – А мне показалось, что я услышал крик, – пробормотал он. – Но, может, это ошибка.
      Перед этим все время железная коляска ехала в нашу сторону, а тут она изменила направление, сделала большую дугу, и сразу же раздался лязг металла.
      – Боже правый! – крикнул я. – Коляска мчится в сторону моря!
      – Разве по ту сторону леса нет никакой дороги?
      – Нет. Никакой дороги, только скалистые холмы и песчаные низины.
      Уже не оставалось никакого сомнения. Коляска неслась в сторону моря, лязг шатающихся железных колес становился все слабее, по мере того как экипаж удалялся.
      – Коляска рассыплется на кусочки, – сказал я. – Это настоящее безумие.
      – Однако лязг мерный, – возразил Асбьёрн Краг и посмотрел на темный изломанный силуэт леса.
      Я слышал его слова как бы на большом удалении.
      – Скоро коляска достигнет берега, – отметил я, так как хорошо знал окрестности.
      Краг вскинул голову. Неожиданно шум прекратился.
      – Коляска застряла! – воскликнул я.
      – Или разбилась, – сказал Асбьёрн Краг. – Бежим в ту сторону.
      Не ожидая моего согласия, он бросился бежать. Я пошел следом, но он бежал очень быстро и настолько опередил меня, что мгновенно исчез в темноте.
      Я добрался до опушки леса и сразу побежал по склону вниз. Мрак быстро отступал, так что внизу были видны очертания моря. Оттуда веяло холодом, и меня проняла дрожь. Краг остановился и осмотрел крутой склон. Тут и гам росли сосны. Ветер, дующий с моря, прижимал ветви сосен к самой земле. Склон был полон валунов, принесенных ледником, песчаных наносов, на которых росла хилая трава, напоминающая небритую щетину. Здесь не виднелось ни одной дороги, пешеход едва мог здесь пройти. А коляска? Каким образом коляска вообще могла здесь передвигаться? Она должна была на ходу развалиться. И тем не менее мы слышали звук расшатанных ее колес, размеренно крутящихся, и этот звук уходил все дальше и дальше, пока не исчез. Но куда подевалась коляска? Мы осмотрели весь склон, обшарили глазами плато. Были видны только островки травы, наносные пески, валуны… Коляски и след простыл.
      Не отрывая взгляда от земли, Асбьёрн Краг обследовал большой участок склона.
      – Нет никаких следов колес, – сказал он мне, возвратившись.
      – Нет никаких следов колес, – повторил я, ничего не понимая. – Возможно, коляска не проезжала здесь.
      – Но коляска никак не может проехать через густой лес, – взорвался детектив. – Идемте еще раз на плоскогорье.