В некоторых местах слизь высохла и осыпалась трухой, отдаленно напоминающей сигаретный пепел.

В других она еще блестела и казалась вязкой, способной приклеить к чудовищным колоннам новые жертвы.

«Да, сказал же я — кушать подано, — ошалело пошутил Хигс про себя. — Это настоящий пудинг из свежей человечины… Конечно, оружие в этом блюде окажется излишней приправой…»

— О Боже, что это? — прошептал от ужаса Хадсон.

От чудовищных кожистых яиц тянуло сладковатой гнильцой.

Слизь, опутавшая мертвых колонистов, пахла сыростью.

Но все ли люди были мертвы?

Ответить на это было сложно.

Склизкая масса дышала. Запах исходил от нее не ровным облачком, а накатывался периодическими волнами.

От фонариков десантников слизь мерцала. И казалось, что она шевелится, высвобождая невидимые щупальца, готовые в любой момент метнуться навстречу почти безоружным людям.

От этого страшного зрелища трудно было оторваться. Оно подавляло своим уродством и завораживало своей грандиозностью.

В своем роде это была поэма смерти, ее квинтэссенция, вытащившая наружу и выставившая напоказ все уродство человеческого перехода на тот свет.

Нет, в колоннах были слеплены все же мертвецы: при более детальном рассмотрении оказалось, что у некоторых висели выпущенные кишки, вытянутые и смешавшиеся с потеками слизи, подкрашенной застывшей кровью. Словно через стекло, глядели из ее толщи перекошенные лица вытаращенными помутневшими глазами — похоже, люди, утопленные в слизь поглубже, просто задохнулись.

Женщины, мужчины, подростки, дети — все слились в одно, как автомобили в «Длительной стоянке» Армана. Их стоянка была не просто длительной. Вечной.

Горман наклонился вперед, к ближайшему монитору.

Рипли вцепилась в подлокотники водительского кресла.

«А я еще считала, что страшней того, что видела я, уже ничего не может быть», — было написано на ее лице.

«Жутко. Страшно», — поставил себе диагноз искусственный человек Бишоп.

Даже для робота это зрелище было невыносимо.

Боковым взглядом Рипли уловила возле себя какое-то движение и вздрогнула.

Маленькая Ньют, вытаращив глазенки, всматривалась в экран, ища кого-то взглядом.

— Ну-ка, Ньют, — севшим голосом окликнула ее Рипли, — пересядь вперед.

Ньют отрицательно мотнула нечесанной головкой.

«Что они понимают… Ведь там — все мои. Я должна их увидеть, должна убедиться, — может, хоть кто-то еще жив… или не жив, но все равно, я должна это знать». Надежда и боль настолько переплелись между собой, что стали единым целым, — таким же, как люди там, на корабле инопланетян. Ньют смотрела молча. Детское личико застыло и обострилось от совершенно недетского напряжения.

— Я сказала, сядь вперед! — более решительно приказала Рипли.

Ньют взглянула на нее. Взгляд девочки был сухим и застывшим.

Было ясно, что в ее душе появился еще один намертво выжженный участок.

На этот раз девочка молча повиновалась. Рипли была знакома эта сухая боль.

С потолка зала капала жидкость, густая и вонючая. Может, это был раствор все той же слизи…

Проход между цепочкой кожистых яиц и «человеческим пудингом» был усыпан трухой неясного происхождения.

Тянуло сыростью.

«Так, должно быть, пахло в старинных склепах», — подумал Хигс.

— Спокойно, ребята, спокойно, — бодрясь из последних сил, проговорил Эйпон. Его слова звучали фальшиво. — Не забывайте, что мы по-прежнему десантники, что у нас есть задание. Идем, ничего не боимся…

Эйпон первым вступил в проход между яйцами и колонной. Искаженные смертью лица людей качнулись и поплыли навстречу камере монитора; при виде их Горман и Рипли непроизвольно отшатнулись.

За Эйпоном с хладнокровием мертвеца отправилась Вера. Ее саму немного удивляло собственное отношение к возможной скорой смерти. Возможно, психологи подобрали бы ее состоянию какой-нибудь умный медицинский термин вроде «потери чувствительности при сверхпороговом раздражителе на фоне общего нервного переутомления». Сама она знала только одно: появилось предчувствие, что смерть не заставит себя долго ждать, и она поняла это и согласилась. Как ни странно, это вызвало даже облегчение: теперь она могла делать что угодно. Приговоренные люди — самые свободные из всех.

— Мне кажется, на нас кто-то смотрит, — буркнул Фрост себе под нос.

Нервы выкидывали фортели не только у Веры. Опасность действительно переваливала за все разумные пределы, и зашкаливало понемногу у всех.

«Все это сон, — неожиданно принялся убеждать себя Дитрих. — Мне все это привиделось. Обыкновенная иллюзия. Разве так бывает в жизни: чудовища, эти склеенные люди? Конечно же это сон. Так чего я должен бояться?»

«Если бы я был на месте этих тварей, — размышлял Хигс, посматривая то на „пудинг“, то на яйца, — то я бы в первую очередь позаботился, чтобы жертва не испортилась… Может, для этого они и притащили людей в район охладительных систем? Или эти консервы еще живы? Оглушили и извлекают поштучно к каждому обеду?..»

Хадсон гипнотизировал взглядом индикатор движения живых существ. Глаза болели, и время от времени ему начинало казаться, что полукружья с радиусами на табло начинают вращаться. Серые пятна перед глазами тоже несколько раз чуть не сбили его с толку, но распознать их было несложно — стоило только зажмуриться.

«Мы — братья, — отстраненно думала Вера, разглядывая серо-зеленые, посыпанные „пеплом“ высохшей слизи лица. — Мы так же скованны своей безоружностью, и нам только кажется, что мы еще свободны и идем…»

Одно из лиц, наиболее сохранившееся, привлекло ее внимание. Из-за витка слизи, посеревшей и потерявшей видимую клейкость и почему-то напоминавшей легкий газовый шарф, смотрело изможденное лицо подростка, словно на секунду забывшегося от долгих страданий. Вера наклонилась к нему и разглядывала тонкие черты, которые могли принадлежать как мальчику, так и молодой женщине. Прямой нос, короткая челка, тонкие искусанные губы…

Хигс разглядывал яйца. Кожистые, рыхлые мешки с неровной поверхностью изнутри, казалось, были выложены обнаженным мясом, еще свежим и влажным, лишь местами запекшимся, как на ссадинах. Уродливые лепестки взорвавшейся изнутри толстой плоти вызывали тошноту. От них и пахло плотью, но к запаху примешивался незнакомый оттенок, не имевший земных аналогов. Даже опустев, эта «скорлупа» была полна хищной издыхающей зрелости и, по контрасту с мертвецами в слизевой колонне, отличалась наглым торжествующим здоровьем…

От постоянного вглядывания в индикатор у Хадсона начала кружиться голова.

«М-да, любопытная скульптура, — протянул про себя Берт. — За такую идею можно было бы сорвать пару миллионов. Что ж, это хорошая идея для создания памятника погибшим колонистам. Редкий уровень трагичности и экспрессии».

Между тем Вера дулом винтовки отвела «шарф» от лица подростка. Все же это скорее всего был мальчик; так показалось и подошедшему ближе Эйпону.

— Смотрите-ка!

Хигс, тоже дулом винтовки, поднял валявшийся рядом уплощенный, будто выпотрошенный, скелет осьминогопаука.

«Пустая хитиновая оболочка, — отметил Бишоп. — Странно… а как тогда могут передвигаться двуногие формы — „ящеры“? Неужели у них действительно нет скелета?.. И все равно — жутко!»

«Сколько лет этому мальчишке?» — спросила себя Вера, продолжая отдирать клочья слизи. Слизь лопалась с негромким, но неприятным, как зубная боль, треском.

Неожиданно мертвая голова дернулась и открыла глаза. Это произошло так неожиданно, что Вера закричала.

Все разом обернулись к ней. Ей еще повезло, что у винтовки Хадсона не было магазина: на этот раз отбить дуло было некому.

— Что такое?

— Что случилось?!

Никаких чудовищ не было видно, и это озадачило всех еще сильней.

— Тут живой, живой! — нервно закричала Вера. Крик быстро привел ее в себя. Мгновенный испуг улетучился, снова уступая место тупой обреченности. — Один из них живой…

— Тише! — Эйпон оттолкнул ее в сторону и, прищурившись, заглянул в открывшиеся глаза мальчика. — Не беспокойся. Мы пришли за вами.

Мальчик негромко застонал сквозь зубы. Его лицо исказила гримаса боли.

— Все будет хорошо, — произнес Эйпон традиционную для таких случаев фразу.

Мальчик посмотрел на него глазами, полными ужаса.

«Неужели эти люди не знают… — его мысли текли настолько же вяло, насколько сильно билось сердце — единственный орган, у которого еще хватало сил работать. — Их нужно предупредить…»

Он попробовал что-то произнести, но одеревеневший язык не подчинялся, скованный бессилием прочнее, чем до этого — застывшей слизью.

— Не волнуйся, все будет хорошо, — повторил Эйпон.

«Нет! Нет!!!» — На лице мальчика отразился протест.

Где бы найти эти необходимые капли силы для того, чтобы сказать самые нужные слова?

Только Рипли заметила замершую в его глазах просьбу уйти — и по ее позвоночнику тотчас пробежали мурашки. Она догадалась, что это могло означать.

«Нужно, это нужно сделать», — собрав в кулак остатки воли, приказал себе полумертвый подросток.

— Пожалуйста, — каждое слово уходило из него с крупинкой жизни, — убейте меня! Убейте!..

Его отчаянный крик был не громче шепота.

«Истерика. Такое часто бывает с много выстрадавшими людьми», сделал заключение Эйпон.

Мальчик снова приоткрыл рот, но больше не смог выдавить ничего. Изнутри поднималась боль, которой он так страшился и которая означала скорый конец.

Слова, забравшие последние силы, оказались не теми!

Его не поняли.

Это был конец.

— Успокойся, мальчик, — продолжал утешать его Эйпон, не замечая ужаса в глазах подростка. — Все будет хорошо.

«Отойди, что ты делаешь?!» — молил его беспомощный взгляд.

Забыв обо всем, Эйпон шептал мальчишке слова утешения. Люди были живы — ничто другое его больше не волновало. Все в порядке: сейчас они их вытащат из слизевых обмоток, отвезут к челноку, переправят на корабль… Чего еще желать от этой операции? Были бы спасены люди, а с остальным пусть разбираются ученые, разумеется, уже без их помощи.

«Уйди! Заклинаю, молю, отойди!» — продолжал мысленно умолять мальчик, но крика без слов не слышали.

— Давай сюда руку, — расчувствовавшийся Эйпон, оказывается, был способен говорить и нежно, — сейчас мы тебя снимем…

«Нет! Не…» — Страшная боль пронзила изможденное тело. Мальчик закричал, захлебываясь от собственного крика, и, согнувшись пополам, почти вывалился на руки десантников — лишь одна из слизевых полос удержала его.

Его тело изгибалось, как изгибается, высовываясь из куколки, стрекоза. Мальчика гнуло, ломало во все стороны так, что трудно было поверить, что человеческое тело способно на такое, — можно было подумать, что мальчику в спину воткнулось что-то и теперь пронзает его насквозь, стараясь найти в живой преграде более короткий путь.

— Что с ним?! — замерла на месте Вера.

— Конвульсии, — пожал плечами Эйпон. Это несколько обескуражило его, но не убавило оптимизма. Раз нашелся один живой, значит, удастся вытащить и остальных, — а об их здоровье пусть уже позаботятся врачи.

— Что?

— Какие-то судороги… — Эйпон призадумался: что же нужно делать в такой ситуации?

Тем временем конвульсии стали резче, крик, окончательно задохнувшись, смолк.

Это была агония, но агония странная: уже обвисла на ослабевшей шее голова, глаза потухли, черты лица заострились и замерли, но тело, особенно его нижняя часть, продолжало дергаться во все ускоряющемся темпе. Дергался живот, совершенно невероятным образом выпирая вперед огромным скачущим пузырем: вспух, втянулся, опять раздулся, на этот раз сильнее; вытянулся кишкой, опять втянулся. На серо-зеленых губах вспенилась кровь и потекла струйкой — лопались под давлением невидимой силы внутренности.

Рипли первая стряхнула с себя оцепенение.

— Отойдите! — закричала она в микрофон. — Скорее отходите назад!

Ее крик уже был бесполезен: все стоявшие возле подростка и так отскочили, не выдержав чудовищного зрелища.

— О Боже! — пролепетал Дитрих.

Хадсон медленно пятился назад, уперев невидящий взгляд в табло. «Я не должен смотреть туда… Не должен, — уговаривал он себя. — У меня другое задание…»

Благодаря «другому заданию» он единственный из десантников был избавлен от созерцания последовавшей за этим чудовищной сцены.

Какой бы тягучей ни была мускулатура человеческого живота, у любого материала есть предел сопротивляемости. Разбрызгивая вокруг кровь и жидкое содержимое кишок и желудка, живот прорвался.

Вывалившаяся оттуда бронированная голова, охристо-желтая и блестевшая словно под слоем лака, лязгнула в воздухе кривыми зубами, расположенными во рту несколькими рядами. Монстр еще не полностью вырвался на свободу, но уже был готов убивать.

Он брыкался, стараясь стряхнуть ставшую ненужной человеческую оболочку, и маленькие подслеповатые глазки хищно впились в будущую пищу.

На людей.

— О Господи! — снова простонал Дитрих.

— Черт! — вырвалось у Дрейка.

— Дерьмо… — почти завороженно покачала головой Вески.

— Всем отойти назад! — резко скомандовал Эйпон.

— Убейте эту тварь! — завопила Вера не своим голосом. Тупая обреченность при виде реального противника оставила ее, словно вытолкнула из таких же помертвевших слоев слизи, заставив потерять равновесие.

Эйпон поднял огнемет:

— Получай, сволочь! — Из ствола огнемета с гулом вырвался столб пламени.

Чудовище завопило. Назвать по-другому дребезжащий, режущий нервы звук было трудно.

Остатки человеческого тела обуглились, членистые когтистые лапы судорожно задергались в воздухе.

Пламя с шипением било по прямоугольной лакированной морде, и она чернела под его напором, теряла блеск, и обжигаемые десны плавились на глазах — не сгорали, а именно плавились, позволяя зубам обнажаться и высыпаться, вспыхивая на лету.

Монстр подыхал. Его тело корчилось в огне почти так же, как за минуту до этого тело подростка, разрываемое им изнутри.

«Меня это не касается… Меня это не ка…» — Хадсон похолодел: на индикаторе, у самого края табло появилась светящаяся кромка. Он зажмурился, снова открыл глаза — размытое пятнышко не исчезло, мало того, тоненький писк индикатора долетел до его ушей (несколько секунд назад неслышный из-за общего шума, он заглушал собой все и отзывался в гудящей голове Хадсона, как звон колоколов).

— Движение, — не своим голосом выдавил Хадсон.

С индикатором происходило что-то невероятное: по мере того как писк усиливался, в движение пришла сама сетка. Задрожали полукружья, поплыли во все стороны радиусы, но расплывчатые язычки все глубже вгрызались в синее поле, сливаясь от вращения в один полупрозрачный круг-каемку.

«Или я схожу с ума, или…» — Хадсон сглотнул. Его позвоночник слабел, ноги начинали дрожать.

— Откуда? — издалека донесся голос Эйпона.

Хадсон не понял, как сумел выговорить в ответ более или менее членораздельное предложение.

— Я не могу твердо зафиксировать… множественные сигналы.

Наконец карусель на табло остановилась. Огромное расплывчатое пятно занимало уже почти весь внешний сектор и продолжало распространяться, как разливающаяся по полу вода. Высунувшийся вперед потек-"язычок", потом его утолщение — и вот уже скрыт полностью еще один участок.

— Уходите… — едва слышно проговорила Рипли. — Бегите оттуда…

В микрофонах ее голос превратился в неясный, похожий на помехи шум.

Затаив дыхание, все теперь слушали Хадсона, глядящего на индикатор движения живых организмов вытаращенными от страха глазами.

В зале было тихо.

Стволы лишенных своего жала винтовок поникли и виновато смотрели вниз.

Пятно на табло продолжало расти.

Вместе с ним росли напряжение и страх.

Если бы Хадсон описывал это движение, может быть, всем стало легче, но он молчал, не в силах выдавить из себя ни звука.

Ничто так не угнетает, как неизвестность, идущая рука об руку со смертью. Такое молчание было способно убить; разве что предыдущее явление монстра спасало некоторых от неминуемого сумасшествия: теперь, по крайней мере, можно было представить себе, кто именно собирается идти на них в атаку.

— Хадсон, говори, говори! — закричал Эйпон.

Хотя на самом деле молчание длилось всего несколько секунд, большинству показалось, что прошли часы.

— Хадсон, все слушают!

Хадсон часто задышал, стараясь понять, что именно происходит с индикатором. Вращение могло означать только одно: заданного направления для того, чтобы зафиксировать все движущиеся объекты, не хватало.

«Что у них там, черт побери, происходит?» — напрягся в кресле Горман. От волнения лейтенант начал быстро потеть. Мониторы ответа не давали — по ним было видно только то, что десантники почему-то замерли на одном месте.

— Хадсон!

— Множественные сигналы… — Хадсону показалось, что за него говорит кто-то другой: душе добраться из пяток до голосовых связок нелегко. — Похоже, нас окружают…

— Что-о-о-о? — взвыл Дитрих.

Если бы нервное напряжение можно было трансформировать в электричество, зал давно превратился бы в огромный электрический стул.

— Нас окружают! — комментировал Хадсон. — Приближаются к нам…

— Горман, сделайте же хоть что-нибудь! — прошептала с места Рипли.

— Внимание, тревога! — собрал свои силы Эйпон.

Его лицо приняло решительный вид, ствол огнемета угрожающе нацелился в сторону коридора.

Сантименты не для боя. Ими можно мучиться в более подходящее для этого время.

— Что там такое, Эйпон? — сжимавшая подлокотник рука лейтенанта задрожала.

«Ничего, ребята тоже сейчас придут в себя, — уверенно сказал себе Эйпон, — не в первый раз!»

Страх с каждым новым вздохом уходил из него, сменяясь хладнокровной готовностью убивать.

— Эйпон, что там происходит? — гудел в наушниках голос лейтенанта.

— Зафиксировано движение. Хадсон говорит — со всех сторон.

— Эйпон, на мониторах ничего не видно!

Горман никак не хотел поверить в происходящее. Ну почему этим гадам пришло в голову начать атаку именно здесь?

— Сигналы на всех датчиках: и спереди, и сзади, — отрапортовал Эйпон, заглядывая и в свой индикатор, подтверждающий слова Хадсона.

— Откуда? — Взгляд Гормана бешено прыгал с монитора на монитор. Он не знал, как ПРАВИЛЬНО вести себя в этой ситуации, и от этого терял способность хоть как-то соображать. — Я ничего не вижу!

«М-да, — прищурился Берт, — фильм бы из этого вышел великолепный, но что поделаешь…»

— Горман, выводите оттуда людей, — подсказал лейтенанту Бишоп.

— Эйпон, выводите людей! — послушно повторил Горман. Ему было жарко, и происходящее словно отстранялось от него, окончательно вырываясь из-под контроля.

Самым обидным было то, что на мониторах не было ничего угрожающего. Оба коридора хорошо просматривались, и, вопреки индикаторам, никакого движения там не было заметно.

Приблизительно об этом подумал и Фрост, вглядываясь в даль коридора, из которого они только что пришли.

«Неужели эти чудовища к тому же и невидимки?» — вздрогнул он.

— Где они?

— Сигналы и спереди, и сзади. На всех датчиках.

— Откуда? — взывал Горман.

— Я ни черта не вижу! — сообщил спереди Дитрих.

— Сзади ничего нет, — отозвался Фрост, — я вам говорю, ребята!

Эйпон оказался прав — оцепенение быстро спадало, опыт и тренировки брали свое.

Снова на корабле была не группа психопатов, а десантники, начавшие выполнять свои прямые обязанности.

— У нас, по датчикам, что-то движется… — заглядывая Хадсону через плечо, продолжил Эйпон, — так… двигается вокруг нас, со всех сторон…

«Таки невидимки! Вот сволочи!»

«Интересно, а что бы я делал на их месте, если бы хотел подкрасться поближе? — задумался Хигс. — А черт его знает, что бы я делал! Все же я — не они…»

— Движется… движется…

На Эйпона накатывала новая волна растерянности. В самом деле, по логике вещей, эти твари давно должны были появиться. Просто мистика какая-то!

«Ну, пусть только сунутся! Чихать мне на начальство», агрессивно оскалилась Вески.

Хигс потрогал припрятанный магазин. Что ж, похоже, пора…

— Ребята, вы нас не пугайте!

Улучив момент, Хигс вставил магазин в гнездо и оглянулся: никто ничего не заметил.

— Да я говорю, — отчаянно пролепетал Хадсон, — они со всех сторон!

По сторонам все было тихо. Беззвучно испускали запахи лопнувшие бугристые яйца Чужих, безмолвно таращились со своей «вечной стоянки» оцепеневшие мертвецы. Выжженное в колонне углубление теряло черный цвет, затекая выдавившейся из соседних тел кровью и сукровицей.

Мертвецы не шевелились.

В бронетранспортере Рипли наморщила лоб. Снова в ее голове вертелась какая-то смутная мысль, на этот раз похожая на воспоминание.

«Тот монстр всегда появлялся неожиданно, хотя многие коридоры просматривались так же хорошо, как этот зал. Откуда же он мог нападать?»

Рипли напрягла свою память. Вдруг, если она найдет ответ, этим людям удастся помочь?

«Коридор, аппаратура, взмах щупалец, зубы… он свалился как снег на голову… Как снег на голову?! … Они именно валились на голову. Падали сверху. То есть, не они, а он…»

— А может, они вообще не появятся? — с надеждой вздохнула Вески. — Может, это какая-то неисправность?

— Лейтенант, — негромко позвала Рипли, — скажите им…

Огромное лоснящееся тело с членистыми щупальцами, забившимися в воздухе как лассо, оттолкнулось от потолка и свалилось прямо на Веру. Клацнули в воздухе ужасные челюсти — почти акульи — на прямоугольной змеиной голове.

Щупальца сомкнулись, обхватывая молодую женщину сзади.

Вера закричала. Отчаянно, во весь голос: теперь ей снова хотелось жить. Щупальца сдавили ее еще сильней, тело судорожно дернулось, и пальцы сами нажали на спуск огнемета.

Вылетевший со свистом язык пламени врезался в Сандро, поджигая на нем одежду и сбивая с ног.

— А-а-аа-ааа! — ударил по барабанным перепонкам новый истошный вопль.

Загоревшийся человек попятился и неожиданно сорвался в открытую шахту. Он летел, изгибаясь в воздухе и разбрызгивая во все стороны сверкающие искры.

Крик быстро удалялся, только эхо гуляло по нижним уровням, угрожающее и жуткое.

«О Господи! Это конец!» — схватился за голову Горман.

Новое движение монстра переломило молодой женщине хребет. Она неестественно изогнулась в его щупальцах и лапах и обмякла.

На чудовищной морде появилось некое подобие хищной улыбки.

Но тут же по морде чудовища хлестнул факел пламени: сжав зубы, Эйпон бросился в бой.

Перед ним был враг, и его надо было уничтожить!

Где-то слева свалился с потолка еще один монстр и получил в нос вспышкой из огнемета Дрейка.

Хитиновая броня мелькала в пламени, сразу наполнившем, казалось, все помещение.

Воплощенная в зубах, когтях и острых копьеобразных щупальцах мощь Чужих билась в струях ненависти землян, отстаивающих свою жизнь.

Из огнеметов било не пламя — ярость.

Но ничто, казалось, было не в силах остановить монстров: их кожа лопалась, разбрызгивая кислоту, конечности отлетали, хрустя и трескаясь в воздухе, морды чернели и оплавлялись, но они продолжали наступать.

— Эйпон! Эйпон! — орал в микрофон лейтенант и не получал ответа. Еще одно тело — тонна мышц и брони — по-кошачьи ловко спланировало на пол прямо перед Фростом. Огонь вспорол монстру брюхо — оттуда потекла желто-зеленая кашица, но из последних сил чудовище прыгнуло, вцепилось в крошечного темного человека и вновь подцепилось к потолку, волоча добычу в последний путь.

Выплеснувшаяся из разорванных жил чудовищ кислота с шипением проедала пол.

«Так их! Так их, гадов!» — ликовала Вески, когда ей удавалось попасть в маленькие злобные глазки или сжечь очередное щупальце.

— Сволочи! Гады! — орал где-то рядом Дрейк.

— Эйпон, Эйпон, что у вас происходит? Что происходит? — взывал из транспортера Горман.

Мелькание на мониторах не позволяло толком ничего рассмотреть. К мониторам незаметно подобралась Ньют. Детские глазенки сосредоточенно уставились на огненно-кровавую картину.

На некоторых мониторах изображение пропадало, заволакиваясь серыми мелькающими волнами.

— Эйпон, да отзовитесь же вы!

— Дерьмо! — Эйпон поджег еще одного монстра. «Неужели этот кретин Горман не понимает, что сейчас не до него?!»

— Эйпон!

Попавшая под струи огня кислота превратилась в дым, который вместе с чадом горелого мяса пробирался в легкие и мешал дышать.

Хадсон, окончательно очумев, палил во все стороны, приподнимая ствол, лишь когда под прицелом оказывались человеческие фигуры.

— А-а-а-а!

— Гады!

— Суки!

— Дерьмо!

— Эйпон, да отзовитесь же вы!

Еще один Чужой скорчился на полу, разрывая в агонии бока ближайших яиц.

— Заткнитесь, сэр!

— Эйпон! — Горман не заметил хамства. — Эйпон, что там происходит?

— Люди выбывают… — с трудом сдерживая себя, прохрипел Эйпон. — Кроу, Сандро, Фрост…

Рипли поджала губы. Именно их имена погасли на мониторах первыми. Изображение с фамилией, высвеченной внизу, мелькание, и — серые волны, уволакивающие на дно небытия очередную жизнь.

Эйпон не договорил.

Монитор с его именем захлебнулся все теми же серыми волнами.

«Стрелять, стрелять, стрелять…»

— О, черт!

Они стреляли, не помня себя.

Их крики не несли никакой смысловой нагрузки — в древности они, вероятно, выкрикивали бы какой-нибудь девиз или установленный клич, но за отсутствием таковой практики в современной армии из их глоток вырывались не обращенные ни к кому ругательства.

— Сволочи! Суки!

Еще один отчаянный вопль… Треск огня. Прыгающие в прицеле фигуры — то человеческие, то ящероподобные.

В зале был ад. Самый настоящий: скакали звероподобные черти, изнемогали в пламени люди, вываливались из чудовищной пирамиды освобожденные огнем от слизи скелеты, воняло серой…

Пламя обжигало лица стреляющих, палило им волосы, капли кислоты оставляли на коже язвы, мгновенно проходившие почти до костей, но боли никто не чувствовал.

Даже Хадсон забыл свой страх и палил из огнемета в непередаваемом словами исступлении.

Таяла случайно попадающая под огненные струи слизевая пирамида.

Чужие продолжали ползти: уже не только по потолку — по полу, по стенам, как угодно и где угодно, сливаясь в общую волну тупой ненависти, силы и брони.

Сегменты щупалец щелкали, когти скрепели; трещали, задевая друг друга, хитиновые тела.

— Сволочи!

— Ва-ва-ва-ва!

— А-ааааааааа!

Еще один монитор подернулся серыми волнами.

«Веспаски», — заметил Горман.

Ньют подкралась к Рипли и ухватила ее за руку. Рипли стиснула ее руку в ответ. Отогнать девочку сейчас у нее не было сил.

Бойня на корабле продолжалась.

«Стрелять, стрелять, стрелять…»

Била из стволов ярость.

Молча пялились на адскую картину мертвецы, ожидая, пока очередной случайный хвост огня выжжет им глаза.

Вопли, стоны, гул рвущегося наружу огня сливались в общую жуткую какофонию.

— Веспаски! Веспаски! — кричал Хигс, стараясь сжечь чудовище, у него на глазах рвущее в клочья очередное человеческое тело.

«Да сколько же можно с ними в игры играть!» — зло сказала себе Вески и, забросив за спину огнемет, поудобнее перехватила свою автоматическую пушку. Бронебойные снаряды мгновенно сделали свое дело: монстр буквально взорвался в воздухе, разлетевшись на мелкие брызги слизи, кислоты и разорванной плоти.

У всех сидящих в транспортере при виде этого застыла кровь в жилах.

Вот это был настоящий конец!

— Охладители, лейтенант! — прошипела Рипли. Ньют негромко вскрикнула: женщина слишком сильно сдавила ее ручонку.

— Приехали… — негромко произнес побледневший Берт.

— Кто там стреляет, черт возьми? — подскочил Горман.

Неужели это действительно был конец? Может, выстрелы Вески еще не успели достичь системы охлаждения? Если она прекратит…

— Эйпон! — заорал лейтенант. — Эйпон!

Эйпон не отозвался. Происходящее в зале не давало времени Горману приглядеться к надписи на экране монитора. Он звал сержанта, обращаясь к капралу Хигсу.

— Кто там стреляет? Я же приказал не стрелять!!!

«Стрелять! стрелять! стрелять!!!»

— Что у вас творится, вы можете мне ответить?!

— Они спускаются по стенам! — заорал Хигс в ответ. Говорить нормально в таком аду он был не в состоянии. — Эти твари на стенах!

— А-а-а-ааааааа! Так вам! — вопила Вески, продолжая стрелять.

Чудовища одно за другим разлетались на куски, что вызывало у нее почти восторг.

Вот один упал, вот у второго отвалилась отсеченная очередью голова, вот у третьего брызнули во все стороны зубы, а потом и что-то полужидкое, похожее на мозги…

Она стреляла упоенно, испытывая почти вдохновение, и уж во всяком случае — азарт.

— Эйпон, я требую прекратить подавляющий огонь! — Горман сжал кулаки, словно был готов впрыгнуть прямо на место событий и навести там порядок.

— Интересно, — голос Берта слегка дрожал, но тем не менее представитель Компании не полностью потерял свой самоуверенный вид хозяина положения, — сколько времени у нас остается до взрыва?

«Успеем ли мы захватить с собой хотя бы один экземпляр?» — подтекстом звучало в его словах.

— Все зависит от того, что именно и как повреждено, — почти невозмутимо ответил Бишоп.

— Эйпон!

— Вески, кому сказано — не стрелять?! — В общей мешанине разобрать, кто именно сказал последние слова, было невозможно.

— Эйпон, вы меня слышите, Эйпон? — надрывался Горман. Он уже слабо понимал, что именно кричит, но не мог остановиться. Нужно было выкручиваться, а для этого необходимо в первую очередь не выпустить из рук инициативу: пока он командовал и его командам хоть как-то подчинялись, лейтенант мог еще считать себя командиром. Только бы удалось прекратить эту убийственную для всех стрельбу!

— Сейчас же перестраивайтесь взводом!

— Что-что? — Хигс даже не расслышал команду: в общем кавардаке она промелькнула как что-то странное и нелепое и тут же выскочила из памяти.