* * *

      — Я гражданин и исправный налогоплательщик, — заявил я. — И требую, чтобы вы по окончании своей опустошительной деятельности все вернули в первоначальное состояние.
      — Пусть это вас не беспокоит, мистер Уоррен, — сказал инспектор полиции сержант Литтлер. — Городские власти об этом позаботятся. — Он улыбнулся. — Независимо от того, найдем мы что-нибудь или нет.
      Он, разумеется, имел в виду тело моей жены. Пока они его не нашли.
      — Для этого вам придется потрудиться, сержант. Весь сад перекопан. Лужайка похожа на вспаханное поле. Вы перевернули вверх ногами весь дом, а теперь, я вижу, ваши люди тащат в подвал отбойный молоток.
      Мы сидели на кухне, и Литтлер не спеша потягивал кофе. Он все еще был преисполнен уверенности.
      — Общая площадь Соединенных Штатов составляет три миллиона двадцать шесть тысяч семьсот восемьдесят девять квадратных миль, включая водоемы.
      Он явно выучивал такие цифры специально для подобных случаев.
      — Включая Гавайские острова и Аляску? — язвительно спросил я.
      Он не рассердился.
      — Их, я думаю, мы можем исключить. Как я уже сказал, общая площадь Соединенных Штатов три миллиона двадцать шесть тысяч семьсот восемьдесят девять квадратных миль. Это горы, города, фермы, озера и пустыни. И тем не менее, если человек убивает свою жену, он неизменно закапывает ее на своей территории.
      Естественно, подумал я. Самое безопасное место. Если это сделать в лесу, то какой-нибудь бойскаут в поисках наконечников для стрел непременно наткнется на нее.
      Литтлер снова улыбнулся.
      — Каков точный размер вашего участка?
      — Шестьдесят на сто пятьдесят футов. Вы хотя бы понимаете, что я потратил годы на то, чтобы создать в саду слой плодородной почвы? Ваши люди подняли весь дерн, повсюду вылезает глина.
      После двух часов, которые он провел здесь, он все еще был уверен в успехе.
      — Боюсь, у вас будут более серьезные причины для беспокойства, чем плодородная почва, мистер Уоррен.
      Через окно кухни я видел задний двор. Восемь или десять человек, служащих городского управления, под присмотром полиции серией траншей перекапывали мой двор. Литтлер наблюдал за ними.
      — Мы очень основательны. Возьмем на анализ сажу из вашей трубы, тщательно проверим пепел в камине.
      — У меня отопление на мазуте. — Я налил себе еще кофе. — Я не убивал жену. В самом деле не знаю, где она.
      Литтлер взял еще сахару.
      — Тогда как же вы объясняете себе ее отсутствие?
      — Да никак не объясняю. Эмили просто упаковала ночью чемодан и ушла от меня. Вы заметили, что часть ее вещей исчезла?
      — Откуда я могу знать, что у нее было? — Литтлер взглянул на фотографию моей жены, которую я ему дал. — Не сочтите за бестактность, но почему вы на ней женились?
      — По любви, конечно.
      Это было совершенно неправдоподобно, и даже сержант этому не поверил.
      — Ваша жена была застрахована на десять тысяч долларов, не так ли? И в вашу пользу?
      — Да. — Страховка, конечно, имела значение, но не главное. Основная причина, по которой я избавился от Эмили, была весьма уважительной — я больше не мог ее выносить.
      Нельзя сказать, что, когда я женился на Эмили, я был охвачен пылкими чувствами. Это мне не свойственно. Думаю, что я вступил в брак главным образом под влиянием общественных представлений, что не следует слишком долго оставаться холостяком.
      Мы с Эмили работали в Компании бумажной продукции Маршалла. Я — в качестве старшего бухгалтера, Эмили же была добросовестной машинисткой без каких-либо видов на замужество. Она была заурядной, тихой, скромной женщиной. Одеваться хорошо не умела; беседы ее ограничивались обсуждениями погоды. Единственным ее интеллектуальным занятием было беглое просматривание газет.
      Короче говоря, она была идеальной женой для человека, в представлениях которого брак — это некое соглашение, а не романтический союз.
      Но совершенно поразительно, как, заручившись законным браком, заурядная, тихая, покорная женщина смогла превратиться во властную и сварливую жену. Она могла быть хотя бы признательна мне.
      — Какие у вас были отношения?
      Плохие. Но я ответил иначе:
      — У нас были разногласия. Но у кого их нет?
      Сержант, однако, был хорошо информирован.
      — По словам ваших соседей, вы с женой почти непрерывно ссорились.
      Говоря о соседях, он, конечно же, имел в виду Фреда и Вильму Триберов. Поскольку у меня угловой участок, их дом — единственный, находящийся непосредственно рядом с ним. Я сомневаюсь, чтобы голос Эмили долетал через сад до Моррисонов. Но и это было возможно. По мере того как она прибавляла в весе, ее голос крепчал.
      — Триберы слышали, как вы с женой спорили практически каждый вечер.
      — Они могли что-нибудь слышать только в перерывах между своими ссорами. И это ложь, что они слышали нас обоих. Я никогда не повышал голоса.
      — Последний раз вашу жену видели в пятницу вечером, в шесть тридцать, когда она входила в дом.
      Да, она как раз вернулась из супермаркета с консервированным обедом и мороженым. Это был почти единственный ее вклад в искусство кулинарии. Я сам готовил себе завтрак, на ланч я ходил в кафетерий компании, а вечером либо самостоятельно готовил еду, либо ел что-нибудь из того, что требуется разогревать сорок минут при 350 градусах.
      — Может, кто-то и видел ее в последний раз, — возразил я. — Я же видел ее вечером, когда мы были одни. А проснувшись утром, обнаружил, что она упаковала вещи и ушла.
      Внизу отбойный молоток начал долбить бетонный пол. От него было столько шуму, что я был вынужден закрыть дверь черного хода, ведущую в подвал.
      — Кто же все-таки видел Эмили последним?
      — Мистер и миссис Трибер.
      Между Эмили и Вильмой, несомненно, было сходство. Обе они превратились в дородных женщин с мужским характером и карликовыми мозгами. Фред Трибер — тщедушный мужчина с водянистыми — то ли по природе, то ли поблекшими за время супружества — глазами. Но он неплохо играл в шахматы и искренне восхищался присущей мне решительностью, которой ему не хватало.
      — В тот вечер в полночь, — сказал сержант Литтлер, — Фред Трибер слышал неземной вопль из вашего дома.
      — Неземной?
      — Именно так он выразился.
      — Фред Трибер лгун, — решительно заявил я. — Полагаю, его жена тоже это слышала?
      — Нет. У нее крепкий сон. Но его это разбудило.
      — Разбудил ли этот так называемый «неземной» вопль Моррисонов?
      — Нет. Они спали, и к тому же они живут на значительном расстоянии от вашего дома. А Триберы всего лишь в пятнадцати футах. — Литтлер набил свою трубку. — Фред Трибер раздумывал, будить ли жену, но решил этого не делать. Она, кажется, с характером. Но заснуть он, однако, не мог. Позже, в два часа ночи, он услышал шум из вашего двора. Он подошел к окну и там, при свете луны, увидел, как вы копали в саду. Наконец он собрался с духом, чтобы разбудить жену. Они оба видели вас.
      — Жалкие шпионы. Так вот откуда вы все это узнали?
      — Да. Почему вы взяли такую громадную коробку?
      — Единственная, которую я смог найти. Но по форме она даже близко не похожа на гроб.
      — Миссис Трибер думала об этом всю субботу. И когда вы сообщили ей, что ваша жена «уехала и некоторое время ее не будет», она, наконец, решила, что вы... э-э... привели тело вашей жены в более компактный вид и похоронили ее.
      Я налил себе еще кофе.
      — Ну хорошо, и что же вы нашли?
      — Мертвую кошку. — Сержант смутился.
      Я кивнул.
      — И следовательно, я виновен в захоронении кошки.
      Он улыбнулся.
      — Но вы об этом умолчали, мистер Уоррен. Сначала вы отрицали, что вообще что-то захоронили.
      — Я считал, что кошки не входят в вашу компетенцию.
      — А когда мы обнаружили кошку, вы утверждали, что она умерла естественной смертью.
      — Значит, тогда мне так показалось.
      — Кошка принадлежала вашей жене, и кто-то раздробил ей череп. Это очевидно.
      — У меня нет привычки изучать дохлых кошек.
      Он курил свою трубку.
      — По моей версии, после того как вы убили свою жену, вы разделались и с кошкой. Возможно, потому, что ее присутствие напоминало вам о жене. Или потому, что кошка видела, как вы избавлялись от тела вашей жены, и могла бы вывести нас...
      — Право же, сержант, перестаньте, — сказал я.
      Он покраснел.
      — Но ведь известно же, что животные раскапывают землю в тех местах, где похоронены их хозяева. Собакам, например, это свойственно. Почему бы этого не делать и кошкам?
      Я и вправду призадумался над этим. А почему бы не кошкам? Литтлер некоторое время прислушивался к отбойному молотку.
      — Когда мы получаем сообщение, что кто-то исчез, наша обычная процедура — это отправить сведения в Бюро по пропавшим. Потом мы выжидаем. Почти всегда через неделю-другую пропавший человек возвращается домой. Обычно после того, как у него кончаются деньги.
      — Но, боже мой, почему же тогда вы не поступили так же и на этот раз? Я уверен, что через несколько дней Эмили вернется домой. Насколько я знаю, она взяла с собой только около ста долларов, а она смертельно боится оказаться перед необходимостью самой себя содержать.
      Он ухмыльнулся.
      — Когда мы узнаем об исчезновении жены, о человеке, который слышит пронзительный крик, и о двух свидетелях мистического захоронения в саду при лунном свете, мы понимаем, что налицо все признаки преступления. Мы не можем позволить себе ждать.
      Как и я. Кроме всего прочего, тело Эмили не может храниться вечно. Вот почему я убил кошку и позаботился о том, чтобы меня видели, когда я закапывал коробку. Но я сказал кислым голосом:
      — И поэтому вы незамедлительно хватаете лопаты и начинаете крушить частное владение? Я вас предупреждаю, что подам в суд, если каждый колышек, камень, кирпич и щепотка чернозема не будут возвращены точно на свое место.
      Литтлер был невозмутим.
      — И далее. На коврике в вашей спальне мы обнаружили кровь.
      — Уверяю вас, это моя собственная кровь! Случайно разбил стакан и порезал руку. — Я опять показал ему заживающий порез. Это не произвело на него впечатления.
      — Отговорка, чтобы объяснить это пятно, — сказал он. — Вы специально порезались.
      Он, конечно, был прав. Пятно на коврике понадобилось мне в случае, если остальных обстоятельств будет недостаточно для того, чтобы полиция начала поиски.
      Я увидел Фреда Трибера, который, облокотившись на забор, разделявший наши территории, наблюдал, как люди сержанта разрушают мой участок.
      Я встал.
      — Пойду поговорю с этим созданием.
      Литтлер последовал за мной во двор. Я прошел между кучами земли к забору.
      — Полагаешь, это был акт добрососедства?
      Фред Трибер сглотнул.
      — Но, Альберт, я не имел в виду ничего плохого. Я не думаю, что ты действительно это сделал, но ты же знаешь Вильму с ее воображением.
      Я взглянул на него со злостью.
      — В шахматы мы больше никогда с тобой не играем. — Я повернулся к Литтлеру. — Почему вы так уверены, что я избавился от жены именно здесь?
      Литтлер вынул трубку изо рта.
      — Ваша машина. В пятницу, в половине шестого вечера, вы приехали на ней на станцию обслуживания. Вам ее смазали и сменили масло. Служащий, как обычно, наклеил этикетку на стояк двери изнутри, отметив на ней время, когда была закончена работа, и пробег автомобиля по спидометру на тот момент. С тех пор вы проехали на машине лишь восемь десятых мили. И это как раз расстояние от станции до вашего гаража. — Он улыбнулся. — Другими словами, вы поехали на машине прямо домой. По субботам вы не работаете, сегодня воскресенье. Ваша машина не трогалась с места с пятницы.
      Я рассчитывал, что полиция заметит эту этикетку. Если бы этого не случилось, мне бы пришлось обратить их внимание на нее как-нибудь по-другому. Я слегка улыбнулся.
      — А вам не приходило в голову, что я мог отнести ее тело на какой-нибудь пустырь поблизости и закопать там?
      Литтлер снисходительно хмыкнул.
      — Ближайший пустырь находится более чем в четырех кварталах. Представляется маловероятным, чтобы вы несли ее тело по улицам так далеко, даже ночью.
      Трибер перевел взгляд с группы мужчин на моей клумбе.
      — Альберт, поскольку ваши георгины все равно уже выкопаны, не хотите ли поменять свои Розовые Гордон на мои Янтарные Голиаф?
      Я развернулся на пятках и прошествовал обратно к дому. Медленно приближался вечер, и постепенно, по мере того как Литтлер получал сообщения от своих людей, уверенность исчезала с его лица.
      Темнело, и в полседьмого отбойный молоток в подвале смолк.
      Сержант Чилтон вошел в кухню. Он выглядел усталым, голодным и расстроенным, брюки его были запачканы глиной.
      — Внизу ничего. И вообще абсолютно ничего.
      Литтлер сжал зубами трубку.
      — Ты уверен? Вы везде смотрели?
      — Клянусь головой, — ответил Чилтон. — Если бы тело было где-то здесь, мы бы его нашли. Люди во дворе тоже закончили.
      Литтлер свирепо посмотрел на меня.
      — Я знаю, что вы убили свою жену. Я чувствую это.
      Есть что-то жалкое в том, когда обычно разумный человек взывает к своей интуиции. Но как бы то ни было, в данном случае он был прав.
      — А не приготовить ли мне сегодня вечером печенку с луком, — бодро сказал я. — Целую вечность ее не ел.
      С заднего двора в кухню вошел полицейский.
      — Сержант, я только что говорил с этим... соседом Трибером.
      — Ну и что? — нетерпеливо потребовал Литтлер.
      — Он говорит, что у мистера Уоррена есть летний домик на озере в округе Байрон.
      Я чуть не уронил пакет с печенкой, который вынул из холодильника.
      Этот идиот Трибер со своей болтовней!
      У Литтлера расширились глаза. Его настроение мгновенно изменилось, и он, довольный, засмеялся.
      — Вот оно! Они всегда, всегда закапывают их на своей собственной земле.
      Наверное, я побледнел.
      — И ногой не смейте ступить на эту землю! С тех пор как я ее купил, я вложил в нее две тысячи долларов, а после вторжения ваших вандалов от нее ничего не останется.
      Литтлер рассмеялся.
      — Чилтон, захватите несколько прожекторов и соберите людей. — Он повернулся ко мне. — Ну, и где же находится ваше скромное убежище?
      — Я категорически отказываюсь отвечать. Вы же знаете, я никак не мог добраться туда. Вы забыли, что по спидометру моего автомобиля видно, что я никуда не уезжал с вечера пятницы.
      Он преодолел это препятствие:
      — Вы могли перекрутить спидометр назад. Ну, так где же находится коттедж?
      Я скрестил руки на груди, Литтлер улыбнулся.
      — Я отказываюсь отвечать.
      — Бессмысленно тянуть время. Или вы собираетесь прокрасться туда ночью, выкопать ее и закопать где-нибудь в другом месте?
      — У меня нет подобных намерений. Но я настаиваю на своем конституционном праве хранить молчание.
      Литтлер позвонил по телефону местным властям в округ Байрон, и через сорок минут у него был точный адрес моего коттеджа.
      — А теперь слушайте, — угрожающе произнес я, когда он, наконец, положил трубку телефона. — Вы не смеете устроить там такой же погром, как здесь. Я немедленно позвоню мэру и добьюсь, чтобы вас уволили.
      Литтлер был в хорошем настроении и потирал руки.
      — Чилтон, проследи, чтобы завтра сюда приехали рабочие и все вернули на свое место.
      Я проводил Литтлера до двери.
      — Каждый цветок, каждый кусочек дерна, иначе я свяжусь со своим адвокатом.
      Печенка с луком в тот вечер не доставила мне удовольствия. В половине двенадцатого раздался тихий стук в заднюю дверь, и я пошел открыть ее.
      У Фреда Трибера был сокрушенный вид.
      — Прошу меня извинить.
      — Какого черта ты упомянул о коттедже?
      — Мы разговаривали, и у меня просто сорвалось с языка.
      Я с трудом сдерживал гнев.
      — Они там все разрушат. И как раз после того, как мне удалось сделать отличный газон.
      Взбешенный, я мог еще долго продолжать в том же духе, но взял себя в руки.
      — Твоя жена спит?
      Фред кивнул.
      — До утра она не проснется. Ночью она никогда не встает.
      Я взял шляпу и пиджак и пошел с Фредом к нему в подвал.
      В прохладном месте под брезентом лежало тело Эмили. Я считал, что на некоторое время это вполне подходящее место. Вильма никогда не спускается вниз, за исключением тех дней, когда устраивает стирку.
      Мы с Фредом перенесли Эмили обратно в мой дом и положили в подвал. Впечатление было такое, что там прошло сражение. Мы опустили ее тело в одну из глубоких ям и насыпали сверху около полутора футов глины и земли. На этом мы свою задачу выполнили. Фред выглядел несколько нервным.
      — Ты уверен, что они не найдут ее?
      — Конечно нет. Лучше всего прятать там, где уже искали. Завтра сюда вернутся рабочие. Закопают ямы и восстановят пол.
      Мы поднялись в кухню.
      — Я действительно должен ждать целый год? — жалобно спросил Фред.
      — Безусловно. Мы не можем шутить с такими вещами. Месяцев через двенадцать или около того ты можешь убить свою жену, а я спрячу ее у себя в подвале, пока у тебя в доме не закончат поиски.
      Фред вздохнул.
      — Как еще долго ее терпеть! Но все правильно, мы честно бросили монету, и ты выиграл. — Он откашлялся. — Ты ведь не всерьез это сказал, правда, Альберт?
      — Что сказал?
      — Что никогда больше не будешь играть со мной в шахматы? Когда я подумал о том, что в этот момент полиция творит с моим коттеджем и садом, я был готов сказать ему, что именно это и имел в виду. Но у него был настолько жалкий и раскаивающийся вид, что я вздохнул и ответил:
      — Наверное, нет.
      Фред просиял.
      — Тогда я пойду за доской.