Глава 33

Скарлетт радостно захлопала в ладоши, когда оказалась перед домом Робийяра. Как и рассказывала мисс Элеонора, он был розовым. «Подумать только, я совсем не замечала этого раньше. Да и было это так давно».

Она устремилась вверх по лестнице к открытой двери. Тетушки и Панси могли посмотреть за вещами. Она умирала от любопытства. Да, там все тоже было розовым, белым и золотым. Розовыми были и стены, и покрывала на стульях, и шторы. Из белого дерева резной работы колонны, сверкающие от позолоты. Все было подобрано со вкусом очень естественно и совершенно. Совсем не так, как в домах в Чарльстоне и Атланте.

Как было бы здорово, если бы Ретт нашел ее здесь! Он бы увидел, что ее семья тоже может производить впечатление. Она такая же солидная. Да и богатая. Скарлетт бегло оглядывала обстановку. Она и в Таре могла бы так же все разукрасить.

Старый скряга! Он ни пенни не послал после войны ни ей, ни тетушкам.

Скарлетт приготовилась к сражению. Ее тетушки были напуганы, но только не она. Скучная однообразная жизнь, которую она вела в Атланте, сделала ее застенчивой. Сейчас она возвращалась в старое русло. Она почувствовала силу и решимость. Ни мужчина, ни какой-нибудь зверь не могли ее побеспокоить. Ретт любил ее. Она была царицей всего мира.

Она сняла верхнюю одежду и небрежно положила на мраморный столик. Затем перчатки яблочно-зеленого цвета. Она чувствовала на себе пристальный взгляд тетушек. Как они этим замучили! Скарлетт чувствовала себя превосходнее оттого, что была одета в отличный дорожный костюм, а не в те лохмотья, которые она носила в Чарльстоне. Бросив перчатки к остальным вещам, она приказала:

— Панси, отнеси наверх и положи в лучшую спальню, которую найдешь. Да не пугайся, никто тебя не тронет.

— Скарлетт, ты не можешь…

— Ты должна подождать…

Тетушки засуетились взволнованно.

— Если дедушка так уж занят, что не может нас встретить, то мы сами можем расположиться. Тетушка Элали! Вы здесь выросли. И вы, тетушка Полина. Ведите себя, как дома.

Скарлетт вела себя и разговаривала достаточно бесцеремонно. Но когда она услышала грозный окрик откуда-то сверху, ее коленки слегка подкосились. «Джером!» Она вспомнила, что у деда был пронизывающий взгляд, от которого постоянно хотелось куда-нибудь скрыться.

Импозантный черный слуга проводил их в спальню. Это было огромное помещение с высокими потолками, скорее походившее на гостиную. Комната была заставлена мебелью. Диваны, столы и огромная кровать со столбами по углам и на каждом столбе по золоченому орлу. В углу комнаты стоял большой флаг Франции и висела форма Робийяра с золочеными эполетами, в которой он служил в армии Наполеона, когда был еще совсем молодым офицером. Старик Робийяр сидел в кровати, стараясь держать осанку, на огромных подушках, и уставившись на гостей.

Почему он выглядит таким усохшим? Он был таким огромным. Но посреди этой огромной кровати он смотрелся таким жалким. Кожа да кости.

— Привет, дедушка, — сказала Скарлетт. — Я приехала навестить тебя в день рождения. Я Скарлетт. Дочь Эллин.

— Я еще не потерял память, — с усилием произнес дед. — Но, видно, тебе память изменяет. В этом доме говорю сначала я.

Скарлетт прикусила язык и замолчала. «Я не ребенок, чтобы со мной так разговаривали. Нужно вести себя достойно с гостями».

— А вы? Мои дочери? Что вы хотите в этот раз? — резко обратился он к своим дочерям по-французски.

Элали и Полина припали к его кровати, перебивая друг друга.

Какая досада! Они говорят по-французски. Что, черт побери, я здесь делаю? Скарлетт плюхнулась на мягкую софу. Ей так хотелось исчезнуть отсюда. Скорее уж Ретт бы приезжал за ней, пока она не свихнулась.

Скоро стемнело, и углы комнаты казались таинственными. Казалось, что форма зашевелилась. Пальцы Скарлетт похолодели, но она старалась себя убедить, что все это ерунда. Однако она обрадовалась, когда Джером принес лампу. В то время как служанка опускала шторы, Джером зажег все светильники на стенах. Он попросил пересесть Скарлетт, чтобы зажечь свечи позади софы. Она встала и наткнулась на взгляд старика. Она отвернулась и увидела огромное полотно на стене в золоченой раме. Джером зажег все свечи, и полотно ожило.

Это был портрет ее бабушки. Скарлетт сразу узнала ее по полотну в Таре.

Но полотна резко отличались. У Соланж на этом портрете была другая прическа и волосы не были собраны на затылке, как в Таре. Они лежали свободно на плечах и руках. Нос был такой же прямой и выразительный, в уголках губ затаилась презрительная усмешка. Глаза пристально смотрели на Скарлетт, и от них веяло необъяснимой близостью. Здесь она выглядела значительно моложе, но все равно оставалась женщиной, а не девушкой. Очаровательная грудь была наполовину открыта, а в Таре на ней была накинута шелковая пелерина. Скарлетт это немного смутило. Почему ее бабушка не выглядела настоящей леди? Она всегда к этому стремилась. Невольно она вспомнила, как Ретт держал ее в своих объятиях, и ей страстно захотелось к нему. «Наверное, ее бабушка чувствовала то же самое. Это видно по ее глазам. Я не могу ошибаться в том, что чувствую в нас обеих. Или нет? Неужели в ней нет и намека на бесстыдство в ее крови, в этой прекрасной женщине на портрете?» Скарлетт замерла в восхищении, смотря на портрет.

— Скарлетт, — прошептала ей на ухо Полина. — Отец хочет отдохнуть. Пожелай ему спокойной ночи и следуй за мной.

Ужин был на редкость скупым. «Не хватит даже для таких птичек», — подумала Скарлетт, разглядывая пернатых, нарисованных на тарелке.

— Это потому, что повар готовит праздничный стол к дню рождения, — объяснила Элали.

— Еще четыре дня. Он что думает, что цыплята подрастают за это время?

Кошмар! Она станет такой же тощей, как старик Робийяр, если это будет продолжаться до четверга.

После того как весь дом уснул, Скарлетт пробралась на кухню и съела огромную кукурузную лепешку, запивая сливками, оставляя слуг без ужина или завтрака. «Тетушки могу мириться с таким количеством пищи. Посмотрим, как отреагируют на это слуги».

На утро она приказала принести яичницу с беконом и пирожных.

— Я видела все это на кухне, — добавила она.

И она тут же все получила. Ей стало получше. Не придется больше делать ночные вылазки. «Если Полина и Элали трясутся, как прошлогодние листья на ветру, то это не значит, что я должна испытывать то же самое. Бояться этого старика. Этого больше не случится».

Она была довольна, что все проблемы она могла решать не с самим стариком, а с его слугами. Она заметила, что Джером слегка обиделся, и была этому рада. Она любила ставить людей на место.

— И другие леди получат на завтрак то же самое. Мне недостаточно масла.

Джером побежал делиться впечатлениями с остальными слугами. Это было настоящим оскорблением им всем. И не потому, что она их считала нерасторопными. Они делали все, как всегда, и дали ей на завтрак то, что ели сами… Джерома беспокоила ее неуемная энергия и несуразная молодость. Она баламутила все и вся вокруг и нарушала привычный ход жизни в этом доме. Они надеялись, что она скоро уедет, не успев ничего разрушить или сломать.

После завтрака Элали и Полина показали ей все комнаты, рассказывая о том, какие здесь устраивались в свое время приемы и балы. Скарлетт надолго остановилась у портрета с тремя девочками, пытаясь найти знакомые черты ее матери в лицах пятилетних девочек. Скарлетт чувствовала себя изолированной в тесном переплетении родственных связей в Чарльстоне. Она рада была находиться в доме, где родилась и выросла ее мама, в том месте, где она была частью такого переплетения.

— У вас, должно быть, миллион родственников в Саванне? — спросила она у тетушек. — Расскажите мне о них. Могу я их поведать? Они ведь мои родственники тоже.

Полина и Элали смутились. Родственники? Но в Саванне жил только один старый вдовец сестры их матери. Остальная семья подалась в Новый Орлеан много лет назад.

— Все в Новом Орлеане говорят по-французски, — объяснила Полина. — У Робийяра много братьев, но все они остались во Франции. Он один приехал в Америку.

Ее прервала Элали.

— Но у нас много друзей в Саванне. Если отец не будет настаивать, то мы можем повидаться с друзьями.

— Мне нужно вернуться к трем, — предупредила Скарлетт.

Ей не хотелось отсутствовать, когда приедет Ретт. И ей нужно было много времени, чтобы привести себя в порядок к приходу поезда.

Но Ретт не приехал. И Скарлетт продрогла на скамейке в саду позади дома в ожидании. Скарлетт отказалась идти с тетушками на какое-то представление вечером, куда они были приглашены. «Если так будет продолжаться все время — все эти визиты — то я просто умру со скуки». Но глаза деда, которые она увидела, зайдя к нему перед ужином на десять минут, убедили ее в том, что скука не самое страшное и кажется ерундой перед тем, чтобы остаться наедине со стариком Робийяром в его доме.

Сестры Телфеер, Мэри и Маргарет считались признанными культурными лидерами в Саванне. И их музыкальное представление было чем-то, чего Скарлетт никогда не видела. Обычно это были женщины, которые пели под аккомпанемент рояля. Вообще было обязательным, чтобы леди умела немного петь, рисовать, вышивать. В доме Телфееров на площади Святого Джеймса образ жизни был гораздо более притязательным. В самом доме в смежных комнатах рядами стояли золоченые стулья, пианино, арфа и шесть стульев для выступающих. Скарлетт подмечала для себя все эти новшества. В доме Батлеров невозможно было бы разместить столько всего даже в самой большой комнате. Да и такого рода мероприятия были бы в новинку в Чарльстоне.

Струнный квартет утомлял Скарлетт, и казалось, что они никогда не закончат свою игру. Ей понравились певицы. Она никогда не слышала оперы. Ей было странно увидеть мужчину, поющего почти женским голосом. После пения на незнакомом языке запели родные ее сердцу песни. Ей понравилось, как мужчина спел «Великолепного мечтателя», и он просто заходился, когда исполнял «Вернись к Эрин, Мавурнин, Мавурнин». Она готова была признать, что он пел лучше, чем Джералд О'Хара.

«Интересно, что бы сказал отец по поводу всего этого? — подумала Скарлетт, с трудом скрывая свои эмоции. — Он бы стал громко подпевать. Затем сказал бы: „Пег на драндулете“. Совсем как когда-то она попросила Ретта спеть ей…

Комната и люди исчезли для нее. Только голос Ретта, тянущего какой-то мотивчик, и ее руки, обвивающие его тело. «Он не может без меня. Он скоро приедет за мной. Моя возьмет».

Скарлетт и не подозревала, что улыбалась во весь рот в самый трагический момент.

На следующий день она послала телеграмму дяде Генри, чтобы дать ему ее адрес в Саванне. Затем дописала вопрос, перевел ли ей Ретт деньги?

Может быть, Ретт отколет какие-нибудь штуки и не переведет ей деньги. Нет. Наоборот. В его письме сказано, что он переводит: чуть ли не полмиллиона.

Не может быть. Он блефует. Чтобы его письмо совсем не выглядело таким мрачным, он ей наврал. «Как опиум», — говорил он. Он не может без нее. Особенно после того, что случилось на берегу.

Теплота воспоминаний разлилась по телу. Но она собралась с мыслями и заставила вспомнить себя, где она находится. Она заплатила за телеграмму и внимательно выслушала, как ей телеграфист объяснил путь к монастырю Сестер Милосердия. На улице она так помчалась, что Панси пришлось за ней почти бежать. В ожидании Ретта у нее было достаточно времени, чтобы заставить игуменью поговорить с епископом, как и советовал Ретт.

Монастырь представлял из себя большое белое здание с огромным крестом на дверях, окруженное высоким железным забором с закрытыми воротами. Скарлетт остановилась. Он не был похож на монастыри в Чарльстоне, те были выложены из аккуратных кирпичей.

— Вы сюда, мисс Скарлетт? — спросила Панси. — Я лучше подожду на улице. Я баптистка.

— Не будь такой занудой! — трусливость Панси придала Скарлетт решимости. — Это не церковь. Это дом для таких леди, как мисс Кэррин.

Ворота легко открылись.

Да, игуменья была здесь. Нет, она не может встретиться с миссис Батлер прямо сейчас. Нет, неизвестно, сколько продлится встреча и будет ли потом время у игуменьи. Возможно, миссис Батлер будет рада пока осмотреть местную школу. Монастырь так гордится своей школой. Или экскурсия по собору. После этого, может быть, и будет время, если, конечно, игуменья не против.

Скарлетт заставила себя улыбнуться. «Давно мечтала! Любоваться детками! — подумала она со злостью. — Или рассматривать церкви». Она уже хотела сказать, что придет позже. Но ей в голову пришла мысль. Они строили новый собор, не так ли? Это стоит денег. Может быть, ее предложение выкупить долю Кэррин в Таре больше подойдет здесь, чем в Чарльстоне. В конце концов. Тара — это собственность Джорджии и находится в ведомстве епископа Джорджии. Допустим, она предложит купить витражное стекло для нового собора как приданое Кэррин? Это будет стоить значительно больше, чем часть Кэррин в Таре. А она объяснит, что это не приданое, а всего лишь обмен. Епископ выслушает и затем скажет игуменье, что ей делать.

Скарлетт теперь улыбалась по-настоящему.

— Было бы честью для меня, сестра, осмотреть собор.

Панси открыла рот от удивления, увидев готические своды собора. Рабочие, возившиеся под самым куполом, выглядели такими маленькими. Но Скарлетт было некогда рассматривать достопримечательности. Ее пульс бешено стучал.

Сестра временами делала комментарии. Скарлетт не замечала, как работники провожали ее восхищенными взглядами и любезно уступали дорогу. Она была слишком занята своими мыслями, чтобы что-то замечать.

— Я должен вернуться на обед в школу, — сказал священник, извиняясь.

— Да, конечно, отец. Я готова идти.

Конечно же, ей не хотелось уходить. Но что она могла сказать?

— Прошу прощения, отец.

Перед ними стоял огромный, краснощекий мужчина в рыжей рубашке. Священник выглядел очень невзрачно на его фоне.

— Если бы вы могли дать благословение нашей работе. Перекрытия часовни Святых Сердец закончены час назад.

Его голос был очень похож на голос ее отца. Такой же сильный ирландский акцент. Скарлетт склонила голову, когда священник благословлял. В горле запершило, и слезы подступили к глазам.

«Я должна увидеть братьев отца, неважно, что они уже совсем старики. Папа был бы этому рад».

Они вернулись в монастырь, и Скарлетт получила очередной отказ во встрече с игуменьей.

Скарлетт старалась быть спокойной, но ее глаза блестели от ярости.

— Передайте ей, что я скоро вернусь.

Ворота закрылись за ее спиной, и она услышала протяжный бой часов гдето за несколько кварталов.

— А, черт! Она опаздывала на обед.

Глава 34

Скарлетт почувствовала запах жареного цыпленка, как только она открыла дверь большого розового дома.

— Возьми все это, — сказала она Панси и сняла накидку, шляпу и перчатки с рекордной скоростью. Она была очень голодна.

Элали посмотрела на нее огромными печальными глазами, когда она вошла в столовую.

— Папа хочет видеть тебя, Скарлетт.