Глава 28

Было почти темно, когда Скарлетт вернулась. Дом выглядел безжизненным. Ни лучика не пробивалось сквозь шторы, которые опускали с заходом. Она осторожно открыла дверь, не издавая ни звука.

— Скажи Маниго, что у меня болит голова и я не буду ужинать, — сказала она Панси в прихожей. — Развяжи мне шнурки, я иду спать.

Маниго всем расскажет. Она никого не хотела видеть. Она поднялась в натопленную комнату. Розмари громко рассказывала, что Джулия Эшли думает по тому или иному поводу. Скарлетт старалась ходить бесшумно.

Она забралась под одеяло, после того как Панси помогла ей раздеться. Если бы только она могла заснуть! Забыть Салли Брютон. Забыть все, забыться. Она была в полной темноте. Не могла даже заплакать. Слишком много она пережила сегодня.

В комнату пробился луч, и скрипнула дверь. Скарлетт подняла голову, щурясь от яркого света.

В дверях стоял Ретт с лампой в поднятой руке. Лицо искажали грубые тени от лампы. Он был мокрый. Прилипшая одежда подчеркивала его мышцы. Он выглядел страшным.

Сердце Скарлетт забилось от страха. Это было то, о чем она так долго мечтала, — Ретт зашел к ней в спальню. Он направился к кровати, закрыв дверь ударом ноги.

— Ты не спрячешься. Вставай, не притворяйся!

С грохотом он смахнул со стола погашенную лампу и поставил свою горящую. Сгреб одеяло с нее, взял за руки и вытащил из кровати.

Растрепанные волосы упали на ночную рубашку. Щеки вспыхнули, а зеленые глаза стали почти черными. Ретт бросил ее на кровать, она попыталась уползти в угол, но он вновь сгреб ее.

— Проклятая девчонка! — его крик был ужасен. — Тебя следовало бы убить, как только твоя нога ступила на землю Чарльстона.

Скарлетт держалась за спинку кровати, чтобы не упасть. Кровь застыла в жилах. «Что могло привести его в такое бешенство?»

— Не строй из себя забитое создание. Теперь я тебя знаю, как никогда лучше. Не бойся, я не убью тебя и даже пальцем не трону. Но, Бог свидетель, ты заслуживаешь этого.

Рот Ретта страшно искривился от гнева.

— Двуличность тебе к лицу, моя дорогая. Грудь вздымается, глаза широко раскрылись — я так невинна! Все несчастье в том, что ты действительно невинна для своего извращенного сознания. Тебе абсолютно все равно, что переживает жена этого несчастного ловеласа.

Губы Скарлетт невольно растянулись в улыбке. Он переживает по поводу ее победы над Мидлтоном Кортни! Сработало — заставила его признаться, что он ревнует. Теперь она должна сделать так, чтобы он признался ей в любви. Она заставит его.

— Я не кляну тебя в том, что ты из себя сделала посмешище, — странно повернул Ретт. — Это действительно было весело наблюдать, как средних лет женщина пытается себя убедить, что она еще в соку и ее так же легко соблазнить, как девочку. Ты не можешь никак выйти из детства, Скарлетт? Сильнейшее твое желание — навечно остаться красавицей. Сегодня уже это звучит смешно! — кричал Ретт. Он отчаянно жестикулировал. — Сегодня утром, когда я возвращался из церкви, ко мне подошел старый друг и даже близкий родственник и предложил свои услуги в качестве секунданта на дуэли с Кортни. Он не сомневался в том, что у меня могут быть другие намерения. Как ни странно это звучит, но твое доброе имя должно быть защищено. Ради семьи.

Беленькие зубки Скарлетт отстукивали барабанную дробь.

— Что же ты сказал ему?

— Приблизительно то же, что и тебе. Дуэль не потребуется. Моя жена не привыкла к такому обществу, и ее поведение не так поняли. Я ее проинструктирую.

Он резко приблизился к ней и больно схватил за локоть.

— Урок первый.

Ретт приблизил ее к себе так, что она откинулась назад, пристально посмотрел ей в глаза.

— Мне плевать, что меня будут считать рогоносцем, моя дорогая преданная жена. Но ничто не заставит меня убить Кортни.

Скарлетт почувствовала теплое и соленое дыхание Ретта.

— Урок второй. Если я убью его, то мне придется покинуть город или иметь проблемы с военными. И я, естественно, не собираюсь быть мишенью для него. Он может, конечно, ранить меня, но тут возникают свои проблемы.

Скарлетт попыталась освободиться, но он так ее тряхнул, что у нее отпала всякая охота. Он схватил обе ее руки своей одной, и она почувствовала себя, как в клетке.

— Урок третий. Это было бы иронией моей судьбы — или судьбы глупца Кортни — рисковать жизнью ради спасения чести падшей женщины. Как можно спасать то, чего нет. И поэтому — урок четвертый. Ты будешь следовать всем моим распоряжениям при появлении в свете до тех пор, пока Сезон не кончится. И никакого следа досады или разочарования. Это не твой стиль и только подольет масла в огонь и даст новую пищу для сплетен. Вверх голову и продолжай игры в уходящее детство. Но играй чаще среди женской половины. Я был бы рад сам посоветовать, какого мужчину предпочесть. Я даже настою на этом.

Его руки расслабились, и он толкнул ее на кровать.

— Урок пятый. Ты будешь делать только то, что я скажу.

Рубашка Скарлетт промокла от холодного пота, и она почувствовала усиливающийся озноб. Она попыталась обнять себя руками, чтобы хоть както согреться. Ее рассудок постепенно приходил в норму. Ему было все равно… он смеялся над ней… он заботился только о своем «я».

Какой храбрец! Как смело смеется над ней и выставляет посмешищем среди людей! Как бросает ее по комнате, словно кусок мяса. «Чарльстонский джентльмен» был таким же картонным, как и «леди». Двуличные, притворные, с любовью на стороне…

Ретт продолжал ей что-то говорить, периодически встряхивая ее. Скарлетт подняла руки, чтобы заправить назад волосы.

— Можешь перевести дух, Ретт Батлер. Мне не нужны твои советы и уроки. Я не собираюсь им следовать. Я ненавижу твой вонючий Чарльстон. И всех, кто в нем живет, особенно тебя. Я уезжаю завтра. Оставь меня одну.

Она гордо сидела на кровати, высоко подняв голову и решительно скрестив руки на груди. Но тело дрожало под ночной рубашкой.

— Нет, Скарлетт. Ты не уедешь. Побег только подтвердит вину, и мне придется убить Кортни. Ты упросила остаться меня на Сезон, потому что очень хотела. Теперь следуй своим желаниям. И ты будешь делать то, что я тебе скажу. Тебе придется с этим смириться. Или, Бог свидетель, я сделаю из тебя мешок с костями.

Ретт направился к двери.

— И не старайся больше умничать, радость моя. Я буду наблюдать за каждым твоим шагом.

— Я ненавижу тебя! — крикнула Скарлетт вслед закрывающейся двери.

Она услышала, как в двери щелкнул замок. В дверь полетел увесистый будильник. Затем кочерга.

«Слишком поздно», — подумала Скарлетт, толкая двери других спален. Все они были заперты снаружи. Она вернулась в свою комнату и упала на кровать без сил.

— Я уеду, ничто не остановит меня.

Но закрытая дверь убеждала ее в обратном. Не было смысла сопротивляться Ретту, нужно было бежать. Она найдет способ, как это сделать. Нет смысла брать с собой вещи. Вот что она сделает. Она пойдет на вечеринку и потихоньку исчезнет. Сразу в дилижанс. У нее хватит денег на билет. Билет куда?

Всегда, когда у Скарлетт было нелегко на душе, она вспоминала Тару. Там так тихо, мирно и спокойно… там Сьюлин. Если бы Тара была ее, вся ее. Она вспомнила дни, когда она была у Джулии Эшли. Как Кэррин так могла с ней обойтись?!

Какая польза от наследства в Таре была для монастыря в Чарльстоне? Они не могли продать его, даже если бы нашелся покупатель, потому что Уилл на это никогда не согласится. Может быть, они получат часть от каких-нибудь доходов от хлопковых полей? Но это в лучшем случае тридцать-сорок долларов в год. Может быть, они рискнут продать.

«Ретт хотел, чтобы я осталась». Прекрасно! Если только он поможет ей получить третью часть Тары. Тогда, имея две трети, она предложит выкупить у Уилла и Сьюлин. Если Уилл не захочет, она пошлет его к черту.

Какой-то стопор в сознании тормозил ее мысли, и она пыталась встряхнуться. Ну и что, что Уилл любит Тару. Она любит больше. И она ей нужна. Это единственное место, которое ей небезразлично, единственное место, где небезразличны к ней. Уилл бы понял. Тара ее единственная надежда.

Она позвонила. Панси подошла к двери и зашуршала в двери ключом.

— Скажи мистеру Батлеру, что я его хочу видеть здесь в моей комнате, и принеси ужин, я хочу есть, в конце концов.

Она переоделась в сухую рубашку. Зачесала назад волосы. И долго смотрела сама себе в глаза в зеркальном отражении.

Все потеряно. Она не вернется к Ретту.

Слишком быстро весь мир перевернулся в ее глазах. За несколько часов.

Она еще не успела переварить то, что сказала ей Салли Брютон. Она не могла остаться в Чарльстоне после того, что узнала. Это будет все равно, что строить дом на песке.

Скарлетт схватила голову руками, как будто пытаясь удержать расползающиеся, как тараканы, мысли. Она не могла одновременно думать обо всем сразу. Нужно было сконцентрироваться на чем-то одном. Ей всегда везло в жизни, когда она занималась чем-то одним.

Тара… Тара главнее. Когда с Тарой будет решено, тогда все остальное…

— Ваш ужин, мисс Скарлетт.

— Поставь поднос на стол и оставь меня одну. Я позвоню, когда закончу.

— Да, мэм. Ретт сказал, что после еды будет свободен.

— Оставь меня одну.

Трудно было объяснить, что выражало лицо Ретта. Разве что любопытство.

— Ты хотела меня видеть, Скарлетт?

— Да. Не беспокойся, не для поединков. Хочу предложить тебе дело.

Выражение его лица не изменилось. Он не сказал ни слова.

Скарлетт продолжала спокойно и по-деловому.

— Ты и я понимаем, что в твоих силах заставить меня остаться в Чарльстоне и ходить на балы и приемы. И мы оба понимаем, что когда ты оставишь меня одну, я смогу говорить и делать все, что захочу, и ты не сможешь меня остановить. Я останусь и буду вести себя, как ты захочешь, если ты мне кое в чем поможешь. Это не имеет никакого отношения к Чарльстону.

Ретт присел и зажег лампу.

— Я тебя слушаю.

Она объяснила свой план, все больше и больше увлекаясь, и с нетерпением ждала, что скажет Ретт.

— Я восхищаюсь твоими нервами, Скарлетт. Я никогда не сомневался, что ты одна можешь противостоять армии генерала Шермана, но перехитрить римскую католическую церковь тебе не по зубам.

Он смеялся над ней. Но это был дружеский смех. Как в старые добрые времена.

— Я не хочу хитрить, это честное дело.

Ретт удивился.

— Ты? Честное дело? Ты меня разочаровываешь. Ты так много теряешь из-за этого. С тобой что-то случилось.

— Честно! Почему ты такой противный. Ты сам прекрасно знаешь, что я не хочу вовсе хитрить с Церковью.

Наивные порывы Скарлетт еще больше веселили Ретта.

— Я никогда не знал ничего подобного. Тебе эти планы пришли в голову по дороге на мессу по воскресеньям?

— Вовсе нет. Сама не знаю, почему я так долго думала над этим. Ну, что, ты можешь мне помочь?

— Я бы и рад. Но не пойму, как. Если не получится, ты останешься до конца Сезона?

— Я же сказала, что останусь, разве нет? Кроме того, не вижу причин для неудач. Я могу предложить гораздо больше, чем Уилл. Я могу использовать твое влияние. Ты знаешь каждого. У тебя всегда все выходит.

Ретт улыбнулся.

— Ты меня тронула, Скарлетт. Я знаю каждого никудышного политика за тысячу миль и каждого захудалого бизнесмена. Но я не могу пользоваться своим влиянием среди порядочных людей. Могу только дать совет. Не води никого за нос. Расскажи все игуменье и соглашайся со всем, что она скажет. Не торгуйся.

— Какой ты дурачок, Ретт! Никто, кроме дураков, не спрашивает цену, если действительно хочет купить то, что ему очень нужно. Монастырю действительно не нужны деньги. У них огромный дом, а в церкви золотые подсвечники и огромный золотой крест над алтарем.

— Я говорю языком человека и ангела, — пробормотал Ретт.

— Что ты там лепечешь?

— Да так. Цитирую.

Он старался быть серьезным, но у него плохо получалось.

— Я желаю тебе удачи, Скарлетт. Считай это моим благословением.

Он спокойно вышел из комнаты, и только на лестнице послышался его смех. Скарлетт сдержит свое обещание. С ее помощью он избежит скандала. Через две недели Сезон закончится, и Скарлетт уедет. Уйдет напряжение и усталость от жизни, которую себе здесь устроила она сама. И он спокойно сможет возвратиться в Лэндинг. Ему так много предстоит сделать.

Как Ретт и предполагал, отношения Скарлетт с игуменьей совсем нельзя было назвать простыми.

— Она не говорит ни да, ни нет. Она даже не хочет выслушать моих объяснений. И понять выгоду от продажи, — объясняла Скарлетт после своего первого визита к ней.

И после второго, третьего… Она была расстроена. Ретт благодушно выслушивал, а в душе смеялся. Он понимал, что он единственный человек, с кем она могла так поговорить. Более того, попытки Скарлетт доставляли ему удовольствие, по мере того как она усиливала свои нападки на игуменью. Затем она стала навещать Кэррин так часто, что скоро узнала по именам всех монахинь. После недели безрезультатных хлопот с игуменьей, Скарлетт была готова на все. Она даже стала навещать вместе со своими тетушками их подружек, пожилых людей, католичек.

— Я вываливаюсь из своей одежды, — нервно жаловалась она Ретту. — Как эти старухи не могут понять, чего от них требуется?

— А может быть, они хотят спасти твою душу, — предположил Ретт.

— У меня с душой все в порядке, спасибо. Я начинаю уже задыхаться от ладана. Я стала похожа на ведьму от недосыпа. Каждый вечер эти праздники.

— Ерунда. Круги под глазами делают тебя похожей на духа. Это должно произвести впечатление на игуменью.

— Ретт, как тебе не стыдно?! Сейчас же пойду пудриться.

Действительно, бессонные ночи стали сказываться. Напряжение прорезало маленькие вертикальные морщинки между бровей. Все в Чарльстоне только и говорили, что она ударилась в религию. Скарлетт стала совсем другой. Она вела себя очень пристойно, но была какой-то рассеянной. Не было уже той красивой обольстительницы. Она больше не принимала приглашений поиграть в вист. Она была озабочена лишь одним. Салли ей однажды сказала:

— Я очень чту Всевышнего. Но ты, по-моему, зашла очень далеко, Скарлетт. Это уже экстравагантно.

Эмма Энсон не согласилась.

— Ты не права. Ее поведение только заставляет меня думать о ней гораздо лучше. Я думаю, что ты, Салли, помогла ей не лучшим способом. Сейчас я взяла бы все свои слова обратно. Всегда есть что-то восхитительное в тех, кто имеет в своих чувствах что-то религиозное.

Утро среды второй недели мытарств Скарлетт было дождливое и пасмурное. «Я даже не могут идти в монастырь в такую погоду. У меня развалится последняя пара обуви. Как было бы хорошо доехать туда в экипаже. Но кучер Ретта куда-то исчез. И нужно идти. Ничего не поделаешь».

— Игуменья уехала утром в Джорджию в школу. Никто не знает, как долго она там пробудет. День, два, а может, и неделю.

«У меня нет столько времени. Каждый день на счету».

Она вышла из дома в дождь и слякоть.

— Выкинь эти туфли и дай мне переодеться, — приказала она Панси.

Дождь прекратился только в полдень. Мисс Элеонора отправилась на Кинг-стрит за покупками. Это было не для Скарлетт. Она уселась на краю кровати и сидела, пока ноги не затекли, затем спустилась в библиотеку. Может, там Рету. Она ни с кем не могла поговорить о своих делах.

— Как идет реформация католической церкви? — спросил он, поднимая брови.

Скарлетт разразилась рассказами об игуменье. В то время как он молча обрезал сигарету, прикурил и перебил ее.

— Погода наладилась, давай выйдем на воздух, на веранду, такой красивый вид на море.

Лучи солнца пробивались сквозь дымовую завесу, Скарлетт вдохнула дым сигары. На улице аромат сада смешался с соленым воздухом с залива. Она так замечталась, что голос Ретта слышался где-то вдали.

— Мне кажется, что та школа в Джорджии находится в Саванне. Ты могла бы поехать на день рождения к деду. Тетушки будут очень рады. Если там действительно важное мероприятие, то там будет епископ. Ты можешь поговорить с ним.

Скарлетт попыталась обдумать предложение Ретта. Лучше, конечно, это сделать, когда его нет рядом. Странно было чувствовать себя неудобно в его присутствии. Он наслаждался дымом сигары.

— Посмотрим, — сказала она и вдруг бросилась прочь, слезы брызнули из глаз. — Что со мной? Я как девчонка. Ненавижу себя за это. Да мероприятие затягивается. Я получу Тару… и Ретт тоже. Хоть на это потребуется сто лет.

Глава 29

— Я никогда не была такой раздраженной, — сказала Элеонора Батлер.

Ее руки тряслись, когда она наливала чай. У ее ног валялся сильно измятый листок бумаги. Телеграмма, которая пришла, когда они были в магазине: кузины Таушенд Эллинтон приезжают из Филадельфии.

— Через два дня! Как будто они и ничего не слышали о войне.

— Они остановятся в гостинице, мама, — сказал Ретт. — И мы пригласим их на бал. По-моему, нормально.

— Ужасно, — сказала Розмари. — Мне не очень хочется красоваться с янками.

— Вообще-то она наша родня. И ты должна прекрасно выглядеть. Кроме того, Таушенд вовсе не янки. Он воевал с генералом Ли.

Розмари промолчала.

Мисс Элеонора засмеялась.

— Хватит спорить. Будет интересно посмотреть, как встретятся Таушенд и Генри Рэтт. Один косоглазый, другой с бельмом. Они не смогут друг другу руки пожать.

«Эллинтоны не такие уж плохие, — подумала Скарлетт, — куда только смотреть, когда разговариваешь с Таушендом?» Его жена Ханна не была такой красивой, как мисс Элеонора, это однозначно. Однако алмазное колье и дорогие платья заставляли чувствовать себя золушкой рядом с ней. Слава Богу, это был последний бал и конец Сезона.

«Я бы бросила камнем в того, кто скажет, что танцы могут утомить меня. Но я действительно устала от них. Только бы все вышло с Тарой!» Она последовала совету Ретта и собиралась в Саванну. Но день за днем тетушки все откладывали, и она решила ждать игуменью здесь. Розмари собиралась навестить Джулию Эшли. А мисс Элеонора всегда хорошая компания. Ретт собирался в Лэндинг, сейчас ей это все равно. Если бы все было, как раньше, то она с трудом дожидалась бы вечера.

— Пусть Таушенд расскажет, действительно ли генерал Ли такой красивый, как говорят, — весело попросила Скарлетт.

Езекиль отполировал экипаж так, как будто собирался везти королевскую семью. Он стоял у открытой дверцы, придерживая ее, готовый помочь сесть.

— Я по-прежнему настаиваю, чтобы Эллинтоны поехали с нами, — сказала Элеонора.

— Мы не поместимся, — недовольно пробурчала Розмари.

Ретт знаком ей показал, чтобы она замолчала.

— Проводов много, Ретт. И ты сам прекрасно знаешь. Они прекрасные люди и родня нам. Но это не оправдание того, что Ханна отъявленная янки. Боюсь, что она нас замучает своей обходительностью.

— Чего она? — спросила Скарлетт.

Ретт объяснил. Чарльстонцы играли в свои порочные игры, которые появились после войны. Они ранили своих противников так утонченно и обходительно, что это просто стало их оружием.

— Гости не должны себя чувствовать, как будто первый раз в жизни надели ботинки. Только сильнейший и обретает опыт. Надеюсь, что нас не настолько будут задевать сегодня вечером, чтобы показать это публично. Китайцы никогда не придумывали пыток только ради их разнообразия. Хотя любили изысканность.

— Хватит, Ретт! — взмолилась мама.

Скарлетт молчала. «Вот что они со мной делали. Что ж, пусть. Я не собираюсь больше возиться с Чарльстоном».

Завернув на Митинг-стрит, экипаж встал в длинную вереницу колясок.

Одна за другой они останавливались и высаживали пассажиров. «Мы опоздаем с этой очередью», — подумала Скарлетт. Она выглянула в окно. По улице прогуливались леди. За ними семенили служанки с коробками для обуви. «Я бы тоже так погуляла. Лучше, чем париться в этой духоте. На улице такая чудесная погода». По улице, сигналя, проезжал автомобиль. Скарлетт уставилась на него.

«Что он здесь делает? — удивилась она. — Им можно ездить только до девяти». Она услышала два удара колокола с часовни. Пробило девять тридцать.

— Не правда ли, прекрасное зрелище, все-пассажиры одеты в бальные наряды? — сказала мисс Элеонора. — Ты не знаешь, Скарлетт, пролетки прекращают ходить рано вечером в ночь Святой Сесилии и делают только специальные рейсы, чтобы отвезти людей на бал.

— Не знала. А как они возвращаются?

— После бала есть пара специальных рейсов.

— А если кто-то хочет покататься во время бала?

— Я думаю, там не до этого. Да и все знают, что после девяти пролетки не ходят.

Ретт засмеялся.

— Мама, ты как принцесса из «Алисы в стране чудес».

Элеонора захохотала.

— Да уж, похоже.

Экипаж медленно следовал мимо приоткрытой двери. Скарлетт заглянула внутрь и увидела сцену, от которой у нее захватило дыхание. Это то место, где будет проходить бал! Огромные железные столбы служили основой для газовых светильников. В каждом таком светильнике было по дюжине горелок. Они освещали мягким светом внутреннее пространство, которое напоминало интерьер замка, огромной длины полотняная дорожка тянулась от входа до самых ступенек портика. Над входом был натянут огромный тент.

— Только подумайте, — удивлялась Скарлетт, — сразу из экипажа на бал, и ни капли не попадет на тебя.

— Хорошая идея, — согласился Ретт. — Только в ночь Святой Сесилии дождь не идет. Всевышний не позволяет.

— Ретт! — сердито оборвала его мама.

Скарлетт победно посмотрела на Ретта, удовлетворенная тем, что ему заткнули рот. Не все же время ему умничать.

— Выходи, Скарлетт, — сказал Ретт, — ты здесь будешь чувствовать себя, как дома. Это Ирландский Холл. Внутри ты увидишь выписанный золотом ирландский герб.

— Не умничай, — опять оборвала его мама.

Она вышла из экипажа, высоко подняв голову, представляя, как это делали ее ирландские предки.

Что там делали солдаты янки? От испуга на секунду перехватило горло. Может, они замышляли как-то отомстить за то, что вчера их избили женщины. Затем она увидела толпу сзади них, которую они сдерживали. Толпа старалась разглядеть людей, которые вылезали из колясок. «Почему янки сдерживают толпу ради того, чтобы мы могли пройти? Как будто чьи-то слуги. Да им никто и не платит».

Она сделала пару шагов и очаровательно улыбнулась толпе. Если бы у нее было новое красивое платье! Уж она бы постаралась. Она расправила складки и ступила на нетронутую дорожку. Затем все прошли на Бал Сезона.

Скарлетт убежала немного вперед и стояла в передней в ожидании остальных. Она восхищенно осматривала неповторимую архитектуру, лестницу, которая вела на второй этаж и которая была уставлена красивыми подсвечниками, с горящими восковыми свечами. Такой красоты она еще ни разу не видела.

— А вот и Эллинтоны, — сказала миссис Батлер. — Сюда, Ханна, мы оставим нашу верхнюю одежду в гардеробе.

Но Ханна остановилась в дверях в нерешительности. Розмари и Скарлетт от удивления чуть не столкнулись с грузным мужчиной. Что было не так? Все внутри было так обычно, что Скарлетт не поняла, почему Ханна так растерялась. Несколько девушек и женщин сидели на скамейке вдоль стены. Они смеялись и шутили, а тем временем их служанки вытирали и пудрили им ноги, надевали чулки и туфли для танцев. Это было обычным для такой погоды. Что там себе думает янки? Не танцевать же в грязной обуви.

— Вы загораживаете проход, — не очень вежливо сказала Скарлетт мисс Эллинтон.

Ханна извинилась и прошла внутрь. Элеонора Батлер стояла у зеркала и поправляла прическу.

— Отлично, — сказала она. — Я уже думала, что потеряла вас.

Она не видела реакцию Ханны.

— Я бы хотела увидеть Шебу. Она позаботится обо всем, что вам потребуется сегодня на вечеринке.

Миссис Эллинтон покорно последовала за Элеонорой в угол комнаты, где на огромном широком кресле сидела не менее огромная женщина с кожей коричнево-золотого цвета. Шеба встала с кресла, чтобы быть представленной гостье и снохе мисс Элеоноры.

Скарлетт с жадностью смотрела на женщину, о которой так много слышала. Шеба была знаменита. Все знали, что она лучшая швея в Чарльстоне. Она научилась, когда была рабыней у Ратлегов, у модистки миссис Ратлег, ее привезли в качестве приданого для дочери. Она по-прежнему служила Ратлегам и еще некоторым избранным леди на ее выбор. Она была поистине королевой в своем роде. Некоронованной королевой. Она каждый год заправляла в женском гардеробе на балах со своими двумя помощницами. Крючки, шнурки, рюшечки, потерянные пуговицы и разбитые сердца — все было под силу этой женщине. На каждом балу есть гардероб, где служанки помогают своим госпожам. Но только на Святой Сесилии есть королева Шеба. От всех других балов она любезно отказывается.

Ретт сказал ей то, что о Шебе никто не скажет вслух. Всего в двух кварталах отсюда у нее был свой кабачок, где солдаты и офицеры армии оккупантов могли всегда купить дешевые виски и женщин любого возраста и цвета кожи и по любой цене.

Скарлетт смотрела недоуменно. «Могу поспорить, что она одна из тех аболиционистов, которые в глаза не видели чернокожего. Интересно, зачем она занимается всем этим, если у нее есть свой бизнес. Ретт говорит, что в Англии у нее больше миллиона золотом в банке. Сомневаюсь, что Эллинтоны могут с ней потягаться».

Глава 30

Когда Скарлетт вошла в зал, она встала, как вкопанная, несмотря на то, что за ней шла вся толпа. Зал поразил ее, как сказка наяву.

Огромный зал был залит теплым сиянием тысяч свечей. Хрустальные люстры, казалось, висели где-то очень высоко. Отражаясь в многочисленных обрамленных золотом зеркалах, пламя приобретало замысловатые рисунки. И в темных окнах, которые тоже служили зеркалами. Серебряные канделябры на длинных столах всеми гранями подчеркивали свою изысканность.

Скарлетт не могла сдержать восхищения и засмеялась.

— Скарлетт, тебе хорошо? — спросил Ретт значительно позже.

— Да, это поистине лучший бал Сезона.

Она действительно так считала. Здесь было все, что должно быть на настоящем балу. Много музыки и смеха со всех сторон. Она, правда, не очень обрадовалась, когда ей дали танцевальную карточку. Казалось, что организаторы бала заранее распределили всех участников. Но музыка была отличной. Ее партнером был немолодой мужчина, которого она знала, потом был молодой человек, разные гости и чарльстонцы, которые съезжались со всего света на этот бал. И каждый танец приносил новые ощущения и новые удовольствия. И никаких разочарований. Имени Мидлтона Кортни не было в карточке.

Скарлетт захихикала, когда увидела Элали в танце. Ее обычная серьезно-унылая гримаса отсутствовала, она улыбалась и смеялась, как все. Не было стоящих вдоль стен и скучающих. Совсем юные дебютантки были в парах со знатоками танца и умения общаться. Она видела Ретта с тремя такими по очереди. И ни разу с Анной Хэмптон. Скарлетт удивлялась, с каким умением был организован бал. Она совсем не завидовала, просто была счастлива. И совсем расхохоталась, когда увидела Эллинтонов. Ханна чувствовала себя, видимо, первой красавицей бала. «Она, наверное, танцевала с отпетыми льстецами Чарльстона», — подумала Скарлетт. А Таушенд вообще, казалось, забыл про свою жену. Кто-то нашептал ему, наверное, что-то ласковое. Они уж точно никогда не забудут эту ночь. Пошел шестнадцатый танец. Он предназначался, как сказал ей Джози Энсон, для самых влюбленных пар. Мужья и жены как будто заново влюблялись друг в друга. Джози был здесь главным, поэтому знал. Это было одним из обычаев. И она будет танцевать с Реттом.

И когда он взял ее в танце и спросил, хорошо ли ей, она из самой глубины сердца ответила: «Да!»

В час ночи оркестр отыграл последний вальс, и бал был окончен.

— Мне так не хочется, чтобы все закончилось, — сказала Скарлетт.

— Отлично, — сказал Майлс Брютон. — Надеюсь, все так считают. Сейчас все идут вниз на ужин. Организаторы гордятся своими устрицами не меньше, чем своим пуншем. Надеюсь, ты выпьешь бокал прекрасного напитка?

— Да, конечно. У меня голова идет кругом.

Пунш Святой Сесилии был смесью шампанского с прекрасным бренди.

— Мы, мужчины, считаем, что это прекрасное восстанавливающее средство для ног на балу. Никак не для головы.

— Майлс! Салли всегда говорила, что ты самый прекрасный танцор в Чарльстоне. Мне теперь кажется, что она хвасталась.

Скарлетт так была рада всему, что шутки сами собой срывались, порой не всегда удачно. Почему так долго нет Ретта? Почему он разговаривает с Эдвардом Купером вместо того, чтобы сопровождать ее на ужин? Салли бы никогда не простила этого своему мужу.

О, слава Богу, идет!

— Я бы никогда не позволил тебе обладать такой прекрасной женщиной, Ретт, если бы ты не был таким большим. — Майлс взял под руку Скарлетт. — Вам повезло» мэм.

— Бог мой, — парировал Ретт. — Я умолял Салли убежать со мной. За последний час она мне вскружила голову. Но, видно, удача изменила мне. — Все трое захохотали и стали глазами искать Салли. Она сидела на подоконнике, держа в руках туфли.

— Кто сказал, что тот бал хорош, после которого появляются дырки на туфлях? У меня появились мозоли, — весело констатировала Салли.