ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Вечером того же дня Герцер возвращался в город, в руках у него была корзинка с влажной меховой подстилкой и весенней зеленью. Он нашел в лесу заросли спаржи и еще одного растения со сладкими большими листьями – из них можно приготовить вкуснейший салат. На каменистом склоне он наткнулся на растения кудзи, и на берегу водоема у подножия скалы они вместе с Морген придумали, как можно использовать сок кудзи.

Вернувшись в город, они заметили, что народу на улицах стало намного меньше. Почти все собрались у бывшей Ярмарочной площади, находившейся у холмов к северу от города.

– Пошли. – Морген взяла его за руку. – Там начинаются танцы.

– Ой! – У него перехватило дыхание. – Ладно.

– Ну, не будь же как маленький, – рассмеялась она. – Всего-навсего надо передвигать ноги!

На одном конце поля за веревочным ограждением была установлена сцена. На ней играли веселую джигу музыканты-менестрели, среди них Герцер заметил и знакомую рыжеволосую скрипачку. Многие танцевали, но большинство просто стояли группками и наблюдали за танцующими. После лесоповала на земле остались бревна, даже грубые столы со скамьями, но люди сидели прямо на земле или на пеньках. Герцер и Морген, взявшись за руки, прошли в толпу в поисках места, где присесть, или знакомых. Морген, естественно, первая увидела друзей – двух женщин, которые стояли обнявшись. Девушка помахала им рукой и потащила Герцера знакомиться.

Женщина чуть старше, с резкими чертами лица, была невысокого роста и с более округлыми, чем считалось модным, женскими формами, с длинными вьющимися черными волосами. Во влажном воздухе ее волосы завились еще больше, особенно на концах. Она оглядела Морген и Герцера оценивающим взглядом – так хищник осматривает простирающееся перед ним пространство. Женщина помоложе, была чуть выше среднего роста, с фигурой, какие были в моде, – ни бедер, ни груди, ни ягодиц. Она тоже многозначительно посмотрела на Герцера и Морген и отвернулась.

– Привет, – еще раз помахала им Морген. – Кристел, – обратилась она к женщине постарше, – это Герцер Геррик. Герцер, это Кристел Луни.

Герцер протянул руку, но женщина лишь кивнула ему. Хотя выражение ее лица не переменилось, Герцер почувствовал некое презрение. Он нарочито убрал руку за спину и тоже улыбнулся.

– Рад познакомиться. Кристел, не так ли? – сказал он при этом.

– Шелли? – Морген повернулась к женщине помоложе. – Это Герцер. Герцер, а это Шелли Коулман.

На этот раз Герцер не стал протягивать руку, просто кивнул, и женщина быстро кивнула в ответ и снова отвернулась смотреть на танцующих.

Морген покраснела от такого явного пренебрежения, улыбнулась с горечью и спросила:

– Чем занимаетесь?

Кристел взглянула на девушку, словно не верила своим ушам.

– Смотрим танцы. – Она делала ударение на каждом слове.

Морген опять покраснела, а Герцер кивнул, взял девушку за руку и притянул к себе.

– Приятно было познакомиться, – как можно слащавее произнес он. – Надеюсь мы еще увидимся.

Он взял Морген под руку и пошел прочь, девушка вынуждена была следовать за ним.

– Пока. – Она помахала женщинам, потом повернулась к Герцеру: – Ума не приложу, что с ними такое. Обычно они ведут себя совсем иначе.

Герцер обнял Морген за плечи.

– Думаю, вся беда в том, что ты не одна, а с парнем, – осторожно заметил он.

– Что?

– Не важно. – Герцер поднял взгляд к небу. – Пойдем поищем моих друзей. Скорее всего, они окажут нам более радушный прием.

Они шли в толпе, и вот Герцер наконец заметил Шилан. Рядом с ней на берегу ручья, опершись на срубленные деревья, сидел Круз.

– Привет, ребята, – подошел к ним Герцер, он продолжал обнимать Морген за талию. – Как дела?

– К черту, Герцер, дрянь дело, – ответил Круз. – Что у тебя за подружка?

– Морген, это Круз Фоскью и Хсу Шилан, но все зовут ее Шилан. Круз, Шилан, это Морген.

Герцер поставил корзину на землю и вытащил зелень, завернутую в большие листья лопуха, а затем подстилку, которую тут же расстелил на земле. Мельком взглянул, нет ли на ней очевидных пятен.

– Слушай, ты всегда ко всему готов, парень, – покачал головой Круз. – Откуда у тебя этот корм для кроликов?

– Мы гуляли в лесу, – ответила Морген и вдруг покраснела.

– Баст показала мне некоторые съедобные весенние растения, – сказал Герцер. – Эти листья можно есть сырыми, но некоторые из них вкуснее, если их отварить. – Он вытащил из пучка спаржу и принялся ее жевать. – Хм… вкусно. Олени ведь тоже все это едят.

– Да, вкусно, – согласилась Морген, попробовав спаржу, потом взяла лист папоротника. – И это тоже.

– О-о-о-о! Сливы. – Круз выхватил плоды.

– Нет, это кудзи, – поправил его Герцер, а лицо Круза выразило явное удивление.

– Обалдеть, как вкусно. – Круз протянул ягоды Шилан.

– Да, только будьте внимательнее с соком. – Сказал он это вполне серьезно, но Морген не удержалась и рассмеялась.

– Мне нужно в туалет, – вдруг призналась Шилан. – Пойдешь со мной, Морген?

– Пошли.

Девушка отряхнула руки.

Молодые люди смотрели вслед уходящим девушкам, но вот Круз покачал головой.

– Они это делают специально, чтобы мы нервничали. Тебе это известно?

– Да, – ответил Герцер. – Но, как ты думаешь, они знают, что мы знаем?

– В туалете они перемоют нам все косточки.

– В уборной, – поправил Герцер. – Может, конечно, в женской уборной не такой запах, как в мужской, иначе им там долго не продержаться.

– Ага, ты прав, – пожал плечами Круз. – Но они вполне могут обсудить нас и на улице. Кстати, парень, у меня есть к тебе вопрос.

– О чем? – наморщил лоб Герцер.

– Ты что, какие-то таблетки принимаешь или как? Я понимаю, что ты бегаешь по лесу с лесным эльфом, настоящей нимфоманкой…

– Она не нимфоманка! – возразил Герцер.

– Какая разница! Ей не меньше трехсот лет, и она наизусть знает «Камасутру»!

– Ну, может, не наизусть, – скромно заметил Герцер. – И вообще, «Камасутра» в сравнении с ней – это букварь для начинающих!

– Бог ты мой, парень! – расхохотался Круз. – Так в чем же секрет? Таблетки? Тогда дай и мне.

– Я не знаю, – ответил Герцер. – Я и сам задавал себе этот вопрос. У меня такое ощущение, что женщины сошли с ума. «Ну вот, наступил конец света. Затащим-ка теперь в постель Герцера!»

Круз смеялся до изнеможения, он катался по земле и жестами просил Герцера замолчать.

– Это нечестно. – Он погрозил Герцеру пальцем. – Ты ведь не последний оставшийся на земле мужчина! Должна же быть справедливость!

– Не знаю. Наступает конец света, и женщины вдруг обнаруживают, что я им интересен. Не задавай вопросов мне, я живу как жил! Если бы на свете существовали подобные таблетки, то последние пять лет своей жизни я бы только и делал, что принимал их. А кроме того, что там у вас с Шилан? Не тебе жаловаться.

– Я целую неделю обхаживал Шилан, – устало ответил Круз. – Ты же спокойно проводил эльфийку, и в первый же день в городе нашел ей замену!

– Не знаю, – пожал плечами Герцер. – Наверное, виной тому моя неотразимая внешность.

– Катись ты! – шутливо бросил Круз. Сам он был почти два метра ростом, с длинными волнистыми светлыми волосами, зелеными глазами и точеным лицом.

Вокруг вообще было очень много красивых людей, но Круз выделялся даже на их фоне.

– Послушай, Круз, только не говори мне, что тебе трудно найти себе девушку, – попросил Герцер. – Когда я рос, у меня была генетическая проблема со здоровьем. Со мной происходили всякие противные штуки. Я дрожал, знаешь, не мог ровно держать руки, голова тоже все время подергивалась. Ко мне никто не приближался на расстояние ближе десяти метров, особенно девушки; видимо, боялись, что болезнь заразная. Даже мои чертовы родители предоставили мне самостоятельность в четырнадцать лет. Но и к тому времени я года три их не видел, за мной ухаживали нянечки.

– Что же произошло? – спросил Круз.

– Слава богу, все устроилось – почти перед самым Спадом. И помогла мне, между прочим, доктор Даная.

– Жена Эдмунда Тальбота? – спросил Круз.

– Ага, мне кажется, они не женаты, но, да.

– Значит, ты знаешь Эдмунда?

– Совсем немного. Первый раз я разговаривал с ним вчера в бане. Но доктора Данаю знаю, а еще я учился в школе вместе с их дочерью.

– Круто. Я здесь вообще никого не знаю. – На какое-то мгновение Круз совершенно растерялся.

– Эй! – Герцер нагнулся и ткнул его в плечо. – Ты ведь знаешь меня, знаешь всех членов группы А-пять, теперь еще знаешь Морген. Не пройдет и дня, как узнаешь всех людей в городке.

– Теперь у меня будет цель, – печально улыбнулся Круз. – Но, знаешь, раньше у меня были друзья. Я никогда не задумывался над тем, что их мало или что живем мы далеко друг от друга, но они были моими друзьями. А теперь… у меня никого нет. Никого.

– Да. – Но у него, Герцера, тоже никогда никого не было, так что же? – Между прочим, ты не видел Майка и Кортни?

– Видел. Кортни утащила Майка танцевать, – ответил Круз.

– Каким образом? – с хохотом спросил Герцер. – Не иначе как тягловых быков привела!

– Примерно так, – с улыбкой ответил Круз. – По-моему, грозилась бросить его. – Он оглянулся и засмеялся. – Не оборачивайся, девушки возвращаются.

– Скажем им, что знаем их тайну? – спросил Герцер.

– Нет, – ответил Круз. – Пусть думают, что знают больше нашего.

Когда вернулись вспотевшие Майк и Кортни, еще оставалось немного зелени. Герцер представил всех друг другу, и вдруг Майк с театральным стоном свалился на землю.

– Все, мне конец, – изрек он, воздев руки к небу. – И это называется день отдыха!

– Скучный ты человек. – Кортни уперла руки в бока, по всему было видно, что ей не терпится снова пуститься в пляс. – Герцер, пойдем потанцуем?

– Нет уж, я обещал танцевать с Морген. – Герцер встал и протянул руку девушке. – Не возражаете, миледи?

И он изысканно поклонился, выставив одну ногу вперед.

– С удовольствием, сэр.

Морген схватила его за руку и вскочила на ноги.

Герцер битый час танцевал с Морген – джиги, и рилы, и кадрили. Наконец он почувствовал, что окончательно выбился из сил. Во время танцев ему пришлось быть в паре и с Кортни, и с Шилан, но он все время возвращался к Морген. После танца рыжеволосая скрипачка подняла вверх свой инструмент, показывая, что сдается.

– Мы делаем небольшой перерыв, – обратилась она к толпе и преувеличенно отерла пот со лба. – И вам советую сделать то же!

Герцер уже было повернулся, чтобы уйти, но тут заметил выходящего из толпы Эдмунда. Он взял Морген за руку, и они оба следили, как Эдмунд поднялся на сцену и поманил пальцем рыжеволосую музыкантшу. Та в ответ вопросительно подняла одну бровь. В городе все шутили об отношении Эдмунда к менестрелям, и потому скрипачка подошла к нему с выражением комического трепета. Герцер не слышал, что именно сказал Эдмунд, но видел, как у скрипачки поднялась и вторая бровь; потом она кивнула, а Эдмунд кивнул ей в ответ, прошел к краю сцены и сделал знак кому-то в толпе. К сцене вышел низкого роста темноволосый мужчина с шотландской волынкой. Скрипачка собрала остальных музыкантов. Мужчина с волынкой поднялся на сцену, и скрипачка вышла вперед и, подняв руки, обратилась к толпе:

– Извините, но нас попросили сыграть еще одну вещь, правда, не танцевальную.

Она пожала руку волынщику, подождала, пока тот надует мехи и кивнула своим музыкантам.

При первых звуках волынки у Герцера мурашки побежали по коже. Он далеко не первый раз слышал волынку, но эта мелодия отличалась от того, что ему доводилось слышать. Она проникала глубоко в душу, затрагивала какие-то потаенные струны, о которых он и сам даже не догадывался. Тут к волынщику подключились остальные музыканты, и Герцер вообще застыл как вкопанный. А когда скрипачка запела, он забыл обо всем на свете.

Герцер мог поклясться, что слышал звуки битвы. Он был потрясен. Вот песня закончилась, и он с открытым ртом уставился на Морген. Она тоже во все глаза глядела на него.

– Удивительно, – наконец выдавил он.

– Мне понравилось. – Она смотрела на него каким-то странным взглядом. – Но когда ты слушал, вид у тебя был какой-то потусторонний.

Герцер задумался, потом кивнул.

– Однажды кое-кто сказал мне, что все мы ходим в масках, – спокойно ответил он. – Кажется, под действием этой песни мне удалось наполовину снять мою маску.

Тут на сцену поднялся Эдмунд. Он оглядел скрипачку и одобрительно кивнул ей, потом поднял вверх обе руки, чтобы люди замолчали.

– Ойе! Ойе! – раздались крики в толпе, но тут сзади прогромыхал зычный голос:

– ВОЛЬНО!

– Спасибо, Ганни, – произнес Эдмунд. – Мне нужно сделать несколько объявлений, кое-что сообщить. И еще благодарю наших музыкантов за то, что они помогли мне.

Герцер слушал не то, что именно говорит Эдмунд, скорее, как он это говорит. Народу было много, далеко не все внимательно отнеслись к речи кузнеца, многие переговаривались, а микрофона у Эдмунда не было, но каким-то таинственным образом он без особых усилий говорил так, что слышно его было везде. Герцер не мог понять, как Эдмунд это делает, но трюк ему понравился.

– Многие из вас задействованы в обучающих программах, которые мы еще называем программами подготовки ремесленников, – продолжал Тальбот. – Мы определили расписание и сроки программ, кроме последних двух недель. Это время будет посвящено военной дисциплине, в том числе обучению стрельбе из лука и других видов оружия. Все это будет происходить в конце вашего курса, и после этого вы получите окончательные оценки. Некоторые мастера решат, кого из вас можно взять себе в подмастерья. В это же время мы будем принимать от вас заявки на вступление в Силы Обороны Вороньей Мельницы. Заявки могут подавать все, кто проявит склонность к военным дисциплинам.

Вы все, независимо от того, участвуете в обучающих программах или нет, должны помнить, что по прибытии сюда вы давали подписку, в том числе и о готовности защищать Воронью Мельницу, и это были не пустые слова. В данный момент кузнецы заняты производством оружия для защиты, в первую очередь мы делаем копья. В течение последних двух недель магистрат разрабатывал хартию Вороньей Мельницы, на следующей неделе вы ее услышите. Но один пункт этой хартии должны знать все: любой человек, обладающий правом голоса, обязан владеть одним или несколькими видами оружия.

Многие из столпившихся начали бурно обсуждать услышанное, хотя не совсем так, как представлялось Герцеру. Оказалось, что многие уже либо знали об этом правиле, либо были готовы к нему. Эдмунд снова призвал всех к тишине и заговорил, только когда все замолчали:

– Исключением будут лишь те, кто продемонстрирует явные доказательства своих религиозных и философских воззрений, мешающих ему воевать. Эти люди будут учиться ухаживать за ранеными. Все в городе должны быть готовы к его защите. Многие из вас столкнулись с насилием по дороге сюда. – Говоря это, он переводил взгляд с одного человека в толпе на другого. – Исторический опыт учит, что как только бандиты добиваются своего, перестают встречать отпор на дорогах, они начинают нападать и на города. Значит, мы должны подготовиться к защите. В дополнение к сказанному Шейда Горбани созывает конституционное собрание с намерением возродить Северо-Американский Союз. Я придерживаюсь мнения, и его разделяют и Шейда, и остальные члены Совета, что требование к людям быть в состоянии защитить себя и свое окружение будет действенно и в Северо-Американском Союзе.

Мы пребываем в состоянии гражданской войны. Сейчас многие могут в этом сомневаться, но, пока мы приходим в себя, Пол и его соратники тоже приходят в себя и готовятся к активным действиям. Совет выступает против Совета, и это противостояние тупиковое. Так что со временем они нападут на нас. И мы будем к этому готовы. Все вы прошли через многие испытания и трудности и, возможно, думаете, что для дня отдыха моя речь слишком уж серьезна, но она важна. Нам всем необходимо думать и говорить об этом. И еще принимать личные решения. Ибо когда настанет час голосования, вы должны проголосовать с пониманием и полной ответственностью.

Говоря по правде, мне кажется, что на сегодня этого достаточно. Вам еще все нужно обдумать и обсудить. – Тальбот улыбнулся. – Так что, как только музыканты восстановят свои силы, можете снова веселиться. Будьте внимательны. – Он помахал рукой, начал было уже спускаться, но повернулся и снова поднял руки вверх. – Между прочим, требование распространяется и на менестрелей!

Тут все собравшиеся расхохотались.

– Да? Ну тогда я буду орудовать футляром для скрипки, – ответила рыжеволосая скрипачка и принялась размахивать футляром над головой.

– Посмотрим, как у тебя получится держать в руке топор.

И Эдмунд сошел со сцены. Вокруг него тут же собралась толпа, и Герцер решил, что сейчас не время задавать вопросы. Вместо этого они с Морген вернулись на берег ручейка, где сидели до танцев.

– Он прав, поговорить есть о чем. – Кортни рухнула на землю и прислонилась спиной к срубленным стволам.

– У-у-ух! Северо-Американский Союз! – Круз покачал головой.

– Да, дела, – согласился Майк.

– Мне кажется, это неправильно, что все должны браться за оружие, – сердито буркнула Морген. – Мне не нравится убивать. Даже делать больно не нравится.

– А если кто-то захочет сделать больно тебе? – спокойно спросила Шилан.

– Почему? – набросилась на нее Морген. – Что я им такого сделала? Если все вокруг будут готовиться к войне, то, естественно, рано или поздно она начнется!

– Люди причиняют друг другу боль без причины, – сказал Герцер. – Просто есть такие люди, которым это нравится.

Шилан как-то странно взглянула на него, потом кивнула:

– Слушай, он говорит правду.

– Я так поняла, ты по дороге сюда попала в переделку? – спросила Кортни.

– Да! – резко ответила Шилан.

– Что случилось? – спросила Морген.

– Мне бы не хотелось это обсуждать, – ответила Шилан. Она обхватила руками колени, подтянула их к подбородку и уставилась в темноту.

Лицо Круза напряглось, только уголок рта подергивался. Он тоже отвернулся.

– Извини, Шилан, – сказала Морген. – Мне жаль, что тебе пришлось такое пережить. Но я все равно не согласна. Насилием вопрос не решить.

Герцер фыркнул и попытался, хоть и безуспешно, скрыть это смешком.

– Что такое? – выпалила Морген.

– Прости, прости. Я лишь подумал: может, насчет насилия тебе следует поинтересоваться у андроидного Мелкона, или в карфагенском сенате, или в исламском джихаде.

– О чем это ты?

– Ты когда-нибудь слышала об андроидном Мелконе?

– Да, слышала.

– Он все еще существует? – с улыбкой поинтересовался Герцер.

– Нет, он был разрушен в войнах искусственного интеллекта. – Морген встала и уперла руки в бока. – Сейчас сорок первый век, а не тридцать первый! Мы уже далеко поднялись над подобными воззрениями на жизнь, и вы не собираетесь играть в войну, как мальчики в песочнице!

– Именно это мы и хотим защищать, – покачал головой Герцер. – А может, и нет.

– Он хочет сказать, что люди всегда были агрессивны, – вставила Кортни. – Всегда в мире существовали войны, и всегда будут, пока на земле живы люди. Последнее тысячелетие можно назвать золотым веком. Хорошо было бы к нему вернуться, но если платить за это надо тем, чтобы позволить Полу решать, что хорошо, что плохо… Конечно, можно кое-что сгладить с помощью дипломатии, но и дипломатии-то в мире не осталось. Она исчезла из Палаты Совета, когда Пол напал на Шейду.

– Ну, это она так говорит, – тут же возразила Морген.

– Боже мой! – Кортни воздела руки к небу. – Герцер, попробуй ты.

– Нет, и не собираюсь, – ответил Герцер. – Морген, можешь говорить, что просто хочешь пересидеть темные времена. Прекрасно. Но люди не дадут тебе пересидеть и выждать. Можешь уйти с Вороньей Мельницы. Я уверен, что вокруг возникнет немало общин без подобных требований. Ты даже можешь утверждать, что у тебя серьезные философские антимилитаристские убеждения, и пройти курс ухода за ранеными. Но если ты уйдешь, уйдешь в сообщество, которое будет называть себя нейтральным, лидеры которого будут утверждать, будто «насилием ничего не решить», рано или поздно вас подомнут под себя сторонники Пола, и уж они-то не будут спрашивать вашего мнения. Или вы окажетесь на пути сторонников Шейды, и они тоже захватят вас и не будут спрашивать ваше мнение. Лично я не собираюсь позволять Полу Боуману учить меня, как мне жить. Я достаточно знаю историю, чтобы понять, куда ведет этот путь. И предпочту сидеть здесь на земле под проливным дождем и есть заплесневелый хлеб, чем позволю ему стать абсолютным хозяином Матери.

– Но как же мы можем сражаться с ним?! – воскликнула Морген. – Он член Совета! Все они члены Совета. Пусть они и дерутся!

– Это тупик, – пожал плечами Герцер. – Боуман хочет подчинить себе весь мир. Он придет и за тобой, Морген. За мной и за Шилан. Потому что он считает, что он прав. Это его миссия в жизни. Ты можешь выбрать, чью сторону примешь, но, если сядешь посередке, тебя раздавят.

– Это паранойя! – Морген топнула. – А вы все помешались на войне! Ты, Герцер Геррик, можешь идти к черту!

И она демонстративно ушла прочь.

– Неплохо, Ромео, – заметил Круз. – Подцепил девчонку утром, весь день с ней забавлялся, а вечером расстался. Неплохо!

Шилан воспользовалась случаем и со всей силы ударила Круза в плечо, за неделю она достаточно натренировала мускулы.

– Ого! Больно!

– Надо бы дать еще сильнее, – сказала Кортни.

– Ну, я же пошутил.

Круз обиженно потер плечо.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

После ссоры Герцер остался со своими товарищами. Постепенно вокруг сгустились сумерки. С самого полудня на большом костре зажаривали двух быков, и теперь все собрались на праздничный ужин. Реконструкторы, и постоянные жители Вороньей Мельницы, и те, кто прибыл недавно, помогли с гарнирами. Герцер впервые попробовал некоторые кушанья, но решил, что вполне может обойтись и без них. Правда, обилие еды потрясало. До Спада все люди проводили массу свободного времени, пытаясь найти или изобрести какие-то новые кушанья, и все равно еда была достаточно однообразной. Обычно до Спада все блюда подавали обжигающе горячими, разница заключалась лишь в том, какую кислоту добавляли: серную или фторную.

Та пища, которую предлагали им сейчас, поражала своим разнообразием. Некоторые специи и приправы были чрезвычайно острыми. Герцер попробовал какое-то блюдо из капусты и, прожевав, долго думал, как это приправа не разъела саму ложку. Но другие блюда были совсем пресными, некоторые сладковатыми, другие имели свой специфический привкус.

Он ел грибы, просто припущенные в масле с вином и какими-то травами – настоящая амброзия, – когда к нему подошла и села рядом Шилан. В руках она держала две кружки.

– Мастер Эдмунд широким жестом разрешил открыть винные погреба, – сказала она и протянула одну из кружек Герцеру.

Герцер сделал небольшой глоток. Вино было тяжелым, сладким, с грубоватым послевкусием и достаточно крепким.

– Хм. Отлично. – Он поставил кружку и взял еще грибов.

– Ты имеешь в виду грибы или что? – спросила Шилан.

– Ну конечно грибы, – ответил Герцер и поднял вверх вилку. – Но вообще-то я имел в виду все это. – Шилан нагнулась вперед, осторожно съела грибы с вилки и закивала в ответ. – Здесь намного лучше, чем в лесу.

– Не лучше, чем месяц тому назад, – таинственно сказала она.

– Да, конечно, – ответил Герцер и задумался.

– Интересно, что такое ты вспомнил? – И Шилан наклонила голову набок, потом рассмеялась.

– Что такое?

– Да так. Я бы много дала, чтобы узнать, о чем ты думаешь, Герцер. – И она посмотрела ему прямо в глаза.

– Хм… – нахмурился он и почувствовал, как дергается левый глаз. – Ты сказала, что месяц назад тут было еще лучше, и я с тобой согласился.

– Ну да. – Она пожала плечами. – С этим не поспоришь.

– И да, и нет. – Глаз все еще дергался. – Это… это… – Он обвел рукой сидевших группами беседующих людей, вдалеке кто-то смеялся. – Есть две вещи, которых месяц назад недоставало. Во-первых, все стало реальным. Это не Реннская Ярмарка, когда, если земля слишком тверда, можно подстелить подушки, а потом в любой момент уехать домой. Все сейчас реально. Если нужна подушка, то надо самому придумать, как ее сделать. Не знаю, почему это так важно, но чувствую, что важно. – Шилан хотела было что-то сказать, но он жестом остановил ее. – Погоди секундочку. Дай я скажу. Так вот, во-вторых, теперь здесь есть душа. Разве раньше ты замечала столько страсти во всем? Такую мощь, такую энергию в людях, как сегодня? Нет. А почему?