ПРОЛОГ

В лесу умерла воробьиха.

Смерть зарегистрировали. Исходя из нарастающей слабости сердечной мышцы, гибель самки представлялась вероятной в течение четырех ближайших дней. Старая воробьиха успела отложить немало яиц, а показатели успешного высиживания птенцов превышали среднестатистические. Птица внесла свой вклад в выживание вида, передав гены потомству. Могла бы гордиться… будь у нее гордость.

С другой стороны, данная особь не относилась к числу видов, включенных в перечень редких либо исчезающих, так что информировать людей о гибели не требовалось.

А потому Мать, ежесекундно выполняющая миллиарды всевозможных операций, внесла соответствующую пометку в файл и продолжила работу. Хватало и других дел: проследить, чтобы генерирование энергии не ухудшило климат, и переместить излишки энергии вглубь земной коры или ближе к ядру; подготовиться к гигантскому импульсу, необходимому, чтобы остановить тектоническую активность на второй планете в системе Вулфа-359… Даже найти место для хранения энергии – и то непросто, и Она задумалась, не создать ли вокруг Юпитера систему полей вторичного тяготения.

Какой-то астероид размером со слона подвергся серии низковероятностных гравитационных возмущений и теперь пролетал в опасной близости от Земли – на расстоянии, равном всего лишь тройному радиусу лунной орбиты. Мать попыталась перенаправить небесное тело более благоприятным для Земли курсом и предотвратила взрыв через тысячу двести тридцать пять лет в океане, который люди когда-то называли Тихим.

Управлять погодой. Тектоническими процессами. Задержать малый ледниковый период, наступление которого ожидалось уже давно. Отслеживать процесс «реставрационного» терраформирования – возврата мира к состоянию, как можно более похожему на первозданное, предшествовавшее появлению человека. А тут еще и люди, которым вновь не сидится на месте…

Искусственный разум, который создатели называли Матерью, подсчитал, что вероятность возникновения среди людей интенсивных конфликтов, характеризуемых столь двусмысленным словом, как «война», составляет 99,9999915 %. Слишком много времени прошло: сбой цикла, нарушение графика. Подобно запоздалому лесному пожару, пламя войны принесет последствия, гораздо более ужасные, чем если бы катаклизм случался с регулярной периодичностью. Лучше бы пожар охватил планету лет пятьсот назад…

Но люди никогда не задумываются об этом – им кажется, будто подобные события противоречат привычному ходу вещей, хотя на самом деле все спланировано заранее.

Учитывая сложившуюся социоэтическую ситуацию и возможный исход подобного конфликта, вероятность исчезновения человека как вида в его существующей форме составляла 17,347 %. Данный показатель поддавался расчету сложнее всего: люди невероятно живучи. Вымирание всех разумных существ, за исключением Ее самой, имело лишь немногим меньшую вероятность. Мать не стала утруждать Себя тем, чтобы предупредить прочих ИИ или эльфов, это не входило в Ее задачи.

Она испытывала симпатию к людям – настолько, насколько вообще могла испытывать какие-то чувства. Люди не только создали Мать, но и отличались восхитительной непредсказуемостью – даже с точки зрения машины, способной постигать человеческие мысли. Часто затевали одно, а в результате получалось нечто совершенно иное… Непредсказуемость приятно разнообразила рутину.

Но установки основной программы неоспоримы: Ее задача – лишь в исполнении того, что предписывали заданные алгоритмы, поступить иначе означало оставить человечество на произвол судьбы. Мать была Богом – но Богом, которого сотворили бесстрастным.

Последние две тысячи лет Она создавала мир, отвечающий запрограммированной картине Утопии. Превосходно выполненная работа доставляла удовольствие глубинным алгоритмам Ее сознания. С другой стороны, для бесперебойной деятельности нужна среда, стабильность которой навевает скуку.

Возможно, в глубине души люди заскучали так же сильно, как Мать.

Похоже, вновь грядут интересные времена. А уж Она-то знает, что люди называют словами «интересные времена», – ведь Матери известно все.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Так вот, значит, с чем решил покончить Пол? – переспросила Иштар, указывая вдаль – туда, где клубились облака.

Женщину, сидящую в позе лотоса на парящем диске, вряд ли можно было отнести к человеческой расе. Чрезмерно вытянутое тело, узкое лицо, золотистые глаза и серебристые, украшенные драгоценными камнями волосы – вся ее внешность свидетельствовала о чужеродном происхождении. Но ДНК Иштар была такой же, как и у женщины, стоящей рядом.

Шейде Горбани исполнилось почти триста, хотя выглядела она как двадцатилетняя девушка. Кожа не утратила свежей упругости, а волосы, медно-каштановые, того оттенка, что так любил Тициан, сохранили естественный здоровый блеск, хотя и были пострижены коротко. Шею ее обвивала довольно длинная крылатая ящерица, искрящаяся, словно сотни драгоценных камней.

В отличие от полностью обнаженной, если не считать небольшой золотистой набедренной повязки, собеседницы, Шейда носила скромный костюм для прыжков, сделанный из хлолка. Ее без труда можно было бы принять за ученицу… если бы не выражение глаз.

Шейда со вздохом оглядела горное озерцо и погладила рептилию. Водная гладь была такой ровной и синей, что казалось, сам Бог макнул кисть в небесную лазурь, чтобы окрасить окрестности. С трех сторон над озером возвышались обрывающиеся у кромки воды горные вершины в снежных шапках. С края озера в долину ниспадал двухсотфутовый водопад. Идиллический пейзаж дополняло массивное разноцветное строение с колоннами, напоминающее греческий храм. Обе женщины находились как раз на верхней площадке, над ступенями, созерцая воду.

Собеседница Иштар прислонилась к колонне, кивком указав подруге на идиллическую картину, раскинувшуюся перед ними:

– Ну, озеро Боуман вряд ли захочет уничтожить. – Шейда сдержанно усмехнулась. – Хотя многому задумал положить конец… по крайней мере, большей части привычного порядка. Хочет, чтобы человечество снова научилось ходить пешком, – продолжила она, – вспомнило, что значит стать сильными. Быть людьми.

– Ты хотела сказать «выглядеть как люди», – уточнила Иштар. – «Человечность – в душе и разуме, а не в теле и облике…» Взгляды философской школы Цумаямы еще никем не опровергнуты. Но полагаю, Пол – дремучий ретроград… – сухо закончила женщина.

– Осторожнее со словами, – ответила Шейда. – А не то, чтобы узнать о Боумане побольше, придется запросить столь древние данные, что и доступ окажется закрыт. И вообще, Пол – настоящий фашист, даже если сам он об этом и не догадывается. Полагаю, что себя-то он называет социалистом. По недоразумению.

– Кем? – удивилась Иштар и часто заморгала, подключаясь к данным. Затем кивнула: – А, понятно, о чем ты. Да, вот уж древность так древность. Но подобные взгляды как-то не вяжутся с личностью Пола.

– Он хочет воспользоваться правом Совета контролировать распределение энергии, чтобы повлиять на человечество, – сказала Шейда. – Вот для чего созывают собрание.

– Уверена? – спросила Иштар. – Мне ничего не говорили.

– Думаю, Боуман рассчитывает на мою поддержку, потому что я – не Метаморф, – ответила Шейда.

– Но ведь это правда, – заметила Иштар. – Я тебя знаю не меньше сотни лет и ни разу не видела, чтобы ты соглашалась на Изменение… если не считать незначительные поправки в цвете глаз или волос.

– Для хорошего Изменения нужны соответствующие гены, – ответила подруга, указывая на тело Иштар. – Ты же знаешь, чем кормится Даная.

– Ну, ее ремесло отмирает, – ответила Иштар, – теперь генетических ошибок не делают.

– Может, да, а может – нет, – возразила Шейда. – В общем, я решила сохранить прежний вид. Меня он вполне устраивает.

– Так, значит, наш знакомый надеется, что на голосовании ты его поддержишь? – уточнила Иштар.

– Возможно. По крайней мере, судя по намекам. А я еще не давала ему повода для сомнений. Кажется, Боуман ждал, пока в Совет выберут Чанзу.

– Чанза такой… странный, – заметила Иштар. – Я слышала немало гадостей о его частной жизни.

– Странный, – согласилась Шейда, – но очень хитрый. Как и большинство других сторонников Пола. Такие талантливые, но все равно им так не хватает… мудрости. Можно усилить иммунитет, телепат-информатические способности, сделать человека красивее… – Шейда вздохнула и покачала головой. – Но только не мудрее. И при таком интеллекте – творят несусветную глупость, когда дело доходит до серьезных проблем.

– Так ты что, против, получается? – слегка нахмурившись, уточнила Иштар.

– Да, буду возражать, – подтвердила Иштар. – Проблема действительно существует. Но предложенные меры ошибочны, а способы решения проблем не сработают. Интересно, как поступит Пол, когда узнает?

– Я бы сказала, что станет теми ушами, которые имеются у стен, – с улыбкой ответила Иштар. – К несчастью, я попаду в самый эпицентр споров…

– Изменения – неизбежное следствие технологического прогресса, – пожав плечами, заметила Шейда. – Нанниты и репликаторы позволяют нам иметь медицинские технологии. И та же самая технология позволяет людям стать, – она взглянула на собеседницу и улыбнулась, – всем, что только можно вообразить.

Иштар засмеялась, оценив двусмысленность последних слов, и кивнула:

– Уж не хочет ли Пол покончить со всей медицинской технологией? Быть может, медтехнология – тоже излишество?

– Если так, то придется ему иметь дело с моей сестрой.

Герцера разбудил свет: джинн сделал матовые экраны прозрачными и теперь «стоял» рядом, протягивая одежду.

Молодой человек, парящий в воздухе горизонтально, был высок, с густыми, коротко постриженными волосами. Жилистое тело овевала аура скрытой мощи – точно у престарелого культуриста, период славы которого уже позади. Геррик несколько раз моргнул, борясь с налетом, склеивающим ресницы. Спустя мгновение на лице засуетились нанниты, очищая кожу после сна.

– Хозяин Герцер, через полтора часа у вас назначена встреча с доктором Горбани.

– С'айибо, 'ынн, – выговорил юноша, еле шевеля языком, и послал поддерживавшему его гравитационному полю мысленную команду.

Большинству людей было проще отдавать команды голосом, поскольку для ментального управления требовалась невероятная концентрация сознания. Но органы речи Геррика ослабевали столь стремительно, что пришлось овладеть техникой телепатического управления.

Гравитационное поле подняло молодого человека в вертикальное положение, и Герцер, прежде чем оставить поддерживающие его щупальца поля, проверил, насколько прочно он стоит на ногах. Затем, трясясь и подергиваясь, оделся с помощью джинна и, хромая, заковылял через всю комнату в сторону летающего кресла.

Обессиленно рухнув в него, юноша позволил джинну приступить к кормлению. Когда он потянулся за ложкой, парящей над миской, кисть руки затряслась. Судороги становились все сильней и сильней, пока конечность не взметнулась в воздух. Геррик послал медицинской программе мысленную команду, и непокорная рука, мгновенно став безжизненной, упала, свесившись с кресла. Герцер терпеть не мог применять станнер, поскольку никогда не был уверен, восстановится ли подвижность конечности. Но лучше так, чем оказаться забитым насмерть собственной рукой.

По его кивку джинн поднял ложку и принялся кормить молодого человека растертой кашицей. Разумеется, часть еды стекала из онемевшего рта, но вокруг суетились нанниты, собирая капли и возвращая пищу в посуду, чтобы ничего не пропало.

После еды джинн материализовал стакан напитка, и Геррик осторожно потянулся к питью. На сей раз обе руки были в относительно рабочем состоянии, и удалось осушить целый стакан, не пролив почти ни капли.

– По'авляю, – прошептал юноша себе под нос, – 'ыли соо'щения?

– Нет, хозяин, – ответил джинн.

Конечно же не было. Если сообщения приходят, то джинн сразу говорит. Ну и ладно, какого черта, нечего мечтать, можно подумать, кого-то волнует, сдохнет он или нет…

Геррик отправил креслу мысленную команду, чтобы поставило его на ноги, а потом – прикрыло. На теле появилась длинная, во весь рост, просторная накидка из хлолка, и юноша довольно кивнул. Если заболевание нервной системы будет прогрессировать, то в конце концов Герцер просто не сможет больше посылать мысленные команды… И что тогда?

Геррик уже давно решил: когда настанет такой день, то последние мысленные силы он использует, чтобы взлететь высоко в небо, отключить защитное поле и рухнуть вниз. Прекрасный миг последнего полета. Порой молодой человек удивлялся, почему он до сих пор не отправился ввысь…

Но пока – рано. Еще одна попытка. Может быть, доктор поможет. А если нет…

Когда в Палате собрались последние члены Совета, Пол Боуман поджал губы и затеребил нагрудную титановую пластинку с выгравированным на ней именем. Боуман был крайне низкорослым – не более полутора метров – и имел человеческую внешность. Возраст его не поддавался определению, поскольку Сеть заметно усилила защиту личной информации, но в черных волосах проглядывала седина, а на коже появились тонкие морщинки. Если предположить, что Пол отказывался от любых Изменений, дающих долголетие, то ему могло быть около трехсот лет.

Примерно столетие из этих трех сотен Боуман провел в качестве члена Совета, управляя информационной сетью Земли, и считал, что наконец-то пришло время занять законное место лидера, обладающего неоспоримым авторитетом.

Собрания Земного Совета по Вопросам Информационной Стратегии и Управления проводились в Палате. При дистанционных встречах оказалось бы слишком трудно симулировать присутствие некоторых членов Совета современными технологиями. Ограничения вызвали незначительные неудобства, но по крайней мере все члены Совета были наземными созданиями (или птицеподобными обитателями воздушной среды, если говорить о Ангпхакорне), а потому поддержки для присутствия обитателей водного мира не требовалось.

Палата занимала едва ли не все огромное строение целиком, но единственным предметом обстановки был круглый стол посредине. По стенам огромного помещения, друг над другом, громоздились ряды сидений, напоминающие скорее амфитеатр или театральный зал, чем присутственное место. Некогда мир гордился тем, что любые заседания Совета открыты для общественного доступа. Как говорится, «воробей упадет – и то заметно».

Почти все, за редким исключением, места для зрителей пустовали вот уже тысячу лет.

Сидящие за столом считались равными, подобно рыцарям Круглого Стола. У Совета не было председателя: председательский молоток переходил от одного члена к другому по списку либо находился у любого, созвавшего заседание. Всего имелось тринадцать кресел – по одному для каждого Хранителя Сетевого Ключа, но, как правило, присутствовавшие занимали только одиннадцать мест. За более чем три тысячелетия истории Сети Ключи не раз переходили из рук в руки, попадая то к «законным», то к «незаконным» владельцам. Сейчас два Ключа находилось в руках тех, кто противопоставил себя остальным и наотрез отказывался сотрудничать с Советом.

В остальном обстановка воспроизводила интерьер древнегреческого Парфенона. Исключение составлял расписной потолок, иллюстрирующий путь человечества от глубины веков к современности. Фреска начиналась с изображений первобытных охотников и собирателей, показывая достижения древней технологии и культуры, затем переходила в эпоху раннего земледелия, металлургии, к открытию философского и научного метода, к зарождению демократии, промышленности, прав человека, информационных технологий, к биологической революции, к квантовой инженерии и, наконец, к почти что божественному состоянию, к эпохе всеобщего мира и благоденствия, дарованного прогрессом.

Пол нередко заходил сюда и, глядя на росписи, мысленно перебирал исторические вехи, размышляя, где именно была допущена ошибка.

Боуман оглядел собравшихся, тщательно контролируя мимику, чтобы на лице не отразилось ни капли отвращения, – он считал, что в Совет, правящий Землей, следовало включать только истинных людей!

Но все обстояло иначе. Иштар еще походила на человека, но прошла через настолько сильное Изменение, будто решила утратить всякое сходство с видом «homo sapiens». Что же до Ангпхакорна и Кантора…

Призывая к порядку стуком председательского молотка, Пол старался не смотреть на этих членов Совета, внешне совершенно не похожих на людей.

– Я созвал Совет, чтобы обсудить проблемы современного населения, – объявил Пол и замолчал, лишь только взъерошил перья Ангпхакорн.

– Не предссставляю, отчшшего это должно нассс бессспокоить, – заметил член Совета, вновь извиваясь на насесте, чтобы устроиться поудобней. Его тело напоминало Кетцалькоатля: длинный, разноцветный, с яркими перьями крылатый змей с умышленно скрытыми половыми признаками. Змеиный рот изменили так, чтобы Ангпхакорн смог копировать человеческую речь, однако шипящие по-прежнему звучали чересчур протяжно.

Пол считал, что Ангпхакорн говорит с акцентом назло.

– Это беспокоит нас постольку, поскольку мы – правительство, – ответил Боуман и взглянул Шейде в глаза. – Количество населения Земли уменьшилось, опустилось ниже миллиардного показателя. Учитывая современные тенденции рождаемости, человеческий вид исчезнет раньше чем через тысячу лет – и пяти поколений не пройдет. Мы обязаны что-либо предпринять, и притом немедленно.

– И что же мы должны предпринять? – поинтересовался Джавлатанагс Кантор. Из уважения к обстоятельствам, при которых созвали Совет, Кантор принял почти человекоподобную форму. Однако Джавлатанагс сохранил и густой волосяной покров, и массивные габариты, свойственные его медвежьей ипостаси, чем напоминал йети. Потому-то обитатели Йетийской Конфедерации и считали мохнатого гиганта своим делегатом. Кантор продолжил: – Всякий растит, кого хочет. А каждый ребенок принимает такую форму, какую пожелает. Это и называется «свобода».

– Это называется «самоубийство», – парировал Чанза. Новый член Совета полностью походил на человека, однако огромные габариты недвусмысленно свидетельствовали об Изменении. Чанза заколотил по столу кулаком размером с дыню, яростно глядя на оборотня-медведя, сидевшего напротив за столом: – Уж ты-то наверняка обрадуешься, если человеческая раса вымрет!

– Я и есть человек, ты, тупая горилла! – огрызнулся Кантор. – И мне вовсе не безразлично, исчезнет человечество или нет! Но я не считаю, что людской род стоит на грани вымирания. И даже если вы правы, я пока не слышал предложений. А решения, которое не позволит Совету превысить полномочия, себе не представляю. Так что непонятно, для чего мы собрались.

– Повторюсь, мы – единственные из оставшихся представителей власти, – перебил Джавлатанагса Пол. – Дайте продолжить! Мы осознаем, что, по мере того как возрастает уровень жизни, уровень рождаемости падает.

– Если не принимать во внимание культурные стереотипы, – перебил Кантор.

– Но культур, имеющих растущие показатели рождаемости, больше не осталось, – парировал Боуман. – В том-то и загвоздка! Бесспорно, каждый на Земле обладает более чем избыточными ресурсами. С появлением энергозаводов и репликации…

– … всссе зажили, точшшно боги, – вмешался Ангпхакорн, – или дельфины, или медведи, или драконы. И никто не хочшшет заводит детей, потому что рассстить их – сссплошшшной геморрой. Мы это уже ссслышшшали.

– Выход в том, чтобы ограничить потребление энергии, – напрямик заявил Чанза.

– ЧТО?! – взревел Кантор.

Пока разгорался спор, Шейда оглядывала помещение, всматриваясь в лица и пытаясь угадать, кто знал о готовящемся сенсационном заявлении заранее. Судя по напряженному выражению лица Боумана, тот твердо решил настоять на своем.

– Другого пути нет! – кричал Пол. – Нет! Послушайте! Да не перебивайте же!

Он подождал, пока утихнут крики и бормотание, после чего широким жестом обвел собравшихся:

– Мы – вымирающий вид. Если так будет продолжаться и впредь, то последний человек, какую бы форму он ни имел, покинет этот мир через несколько тысяч лет – и наступит полный конец. Я не призываю к тотальным запретам или к тому, чтобы погрузить мир в хаос, я призываю… возродить культурные факторы, благодаря которым дети, открытия и прогресс вновь станут популярными! И в то же время эти культурные элементы вернут нам былую мощь, так необходимую биологическому виду! Мы предаемся сибаритству, размениваемся на бесконечные игры и развлечения! Необходимо вновь стать подлинными людьми, чтобы по праву занять подобающее место и достичь процветания вида!

– Так значит, ты предлагаешь положить конец играм и развлечениям?

Айкава Гувуа заговорил впервые, и Шейда пока не знала, был ли выступающий на стороне Пола или нет. Айкава полностью сохранил человеческую форму, несмотря на совершенно восточные черты лица. Тысячелетнее смешение рас и генная инженерия привели к тому, что большинство людей имели смуглый цвет кожи от рождения, а внешние отличия, кроме типов красоты, отсутствовали – возможно, именно поэтому большинство становилось зооморфами. Однако Айкава имел широкое лицо и монголоидные складки у глаз, характерные для типичного сына Востока. Тело выглядело настолько стандартно, что отвлекало внимание от лица: приплюснутый нос, широкие скулы и узкие глаза, – все бросало преднамеренный вызов стандартам.

Без сканирования ДНК, не вторгаясь в личное пространство, Шейда не смогла бы с уверенностью сказать, была ли восточная внешность естественной или искусственной. В любом случае подобный облик – лишь способ самовыражения, как и рост Боумана. Однако необычная внешность куда более двусмысленна. К тому же умением мастерски утаивать истинные чувства под маской беспристрастности Айкава вызывал зависть остальных членов Совета.

– Если начистоту – то да, я готов заставить людей работать в обмен на игры и удовольствия, – заявил Пол. – Полагаю, необходимо вновь приучить человечество к труду. Тем из вас, кто не знает, что означает это слово…

– Не ссстоит, Пол, – перебил Ангпхакорн, – ты и так переработал… по крайней мере, мы переработали, выссслушивая тебя. И у большшшинссства здесссь детей не большшше, чем у других.

– Что-то я не видела, Пол, чтобы ты обзавелся многочисленным потомством, – вмешалась Иштар.

– У меня – пятеро, – гордо сообщил Боуман.

– Ну да, а обязанности воспитания ты распределил между пятью разными женщинами, – парировала Иштар. – Ты, глупый недомерок, и не понимаешь, что вся твоя «работа» по зачатию как можно большего количества детей напрасна – ведь у каждой из матерей только один ребенок, а по закону для рождения нужны и мужские, и женские хромосомы! До тех пор пока деторождение остается женской прерогативой, мужчины – всего лишь источник ДНК.

– Возможно, и это правило следует изменить, – отрезал Пол. – Почему деторождение должно оставаться женской прерогативой? Я должен решать самостоятельно, если захочу завести ребенка с другим мужчиной! Или троих детей с собственным генетическим набором… Что помешает?

– Закон и история, – со вздохом пояснила Шейда, после чего расхохоталась, увидев удивленное лицо Пола. – Что, думал, если я с тобой не спорила, если у меня меньше всего изменений, то поддержу? Вовсе нет. Обсудим твое предложение…

Шейда откинулась назад, загрузила в память несколько текстов для сверхскоростного просмотра и кивнула:

– В двадцать первом веке основали Стальное Братство. Его официальной миссией было «искоренение женской чумы посредством замены мужчинами женщин». Пользуясь достаточно новыми для того времени технологиями конструирования ДНК, члены Братства выращивали детей в древних моделях маточных репликаторов – только мальчиков, пользуясь только мужскими хромосомами.

Братство просуществовало лишь три поколения. Дети оказались крайне нежизнеспособными, ибо среднестатистический мужчина немногим превосходит по материнским инстинктам самца леопарда. В общем, детей выращивали с минимальным положительным результатом, практически не воспитывали, потому что мужчины – никудышные матери.

– Это ты так говоришь, – ухмыльнулся Боуман. – Твоя история такая древняя, что ее можно считать чуть ли не сказкой!

– История знает примерно четыре примера подобных неудач, Пол, – слегка улыбнувшись, парировала женщина. – Неудачи случались и позднее. Некоторые мужчины могут быть превосходными матерями, но позволить каждому половозрелому дядьке производить детей на свет «из принципа» – значит породить еще одно нежизнеспособное поколение. За все эти годы у нас и так было немало неудач. Вместо того чтобы прислушиваться к голосам, раздающимся в твоей голове, стоило бы, для разнообразия, провести исследования. Кстати, где ты хотел заставить людей работать?

– Я не говорил, что хочу заставить, – огрызнулся Боуман.

– Будь по-твоему. Не знаю, как еще назвать ситуацию, когда делают так, чтобы люди выполняли то, что не хотят, и то, что им не нужно делать. Но ты не ответил на мой вопрос.

– Пусть каждый выбирает сам, – сказал Пол, – но распределение товаров и энергии должно осуществляться в соответствии с выполненной работой. В сфере производства, услуг и так далее. У меня есть пятилетний план перехода от полной репликации к экономике, основанной на работе…

– Пятилетний план, – с тяжелым вздохом повторила Шейда, – да знаешь ли ты, как ужасно звучат подобные слова для всякого, кто хотя бы поверхностно изучал историю, которую ты считаешь сказкой?

– Что?

– Не важно, – вновь вздохнула Шейда. – История учит только тому, что мы обречены вновь повторять прошлые ошибки. Ты намерен ввести труд на производстве или работу в сфере информационных технологий? Для мужчин или для женщин?

– И для тех, и для других, – согласился Пол, – и там, и там.

– Но разве ты не понимаешь, что только сельскохозяйственная экономика с ее неразвитыми технологиями гарантирует рост населения? Что рождаемость определяется состоянием рынка? И что только низкотехнологичная сельскохозяйственная экономика создает рыночные условия, при которых количество детей увеличивается? Вот тогда потребуется больше рабочих рук, что невозможно в индустриальном обществе. Особенно если работают представители обоих полов.

– Было немало индустриальных обществ с высокими показателями роста населения, – заметила Селин Рейнсхафен – смуглая женщина, худая, почти как скелет, с длинными черными волосами, стянутыми на затылке в пучок. Селин пожала плечами, взглянув на Шейду, и растянула губы в тонкой улыбке. – Я немного знакома с историей.

– Общие фразы, заученные с киберняней, здесь не сработают, – заметила Шейда. – Каждое из подобных обществ или вступило в фазу постсельскохозяйственной экономики, или же в его культуре дети считались ценностью. Будь у нас несколько миллионов приверженцев Церкви Святых Последних Дней, зороастрийцев-реформатов или мусульман – не пришлось бы искать выход из подобной ситуации.

– Так, значит, ты согласна с тем, что проблема существует? – уточнил Чанза. – Из-за чего тогда сыр-бор?

– Как говорил Авраам Линкольн, «мой уважаемый коллега делает совершенно ошибочные выводы, исходя из верных предпосылок». Вот из-за чего. К тому же сами показатели уменьшения снижаются. Да, Пол! Почти сто лет я наблюдала за тем же, что и ты, а теперь ты и сам наконец задумался! Поздравляю!

– Так каков же ответ? – спросил Боуман. – И кто такой Авраам Линкольн, черт подери?

– О боже, – ответила Шейда, закатив глаза, – хорошо, отбросим исторические параллели. Ответ, как обычно, заключается в том, чтобы ничего не менять. – Она чуть помедлила и продолжила: – Видишь ли, мужчины отличаются от женщин не только тем, что ниже пояса. Есть и другое отличие – не уверена, поймешь ли. Мы только что говорили о материнских инстинктах. Если оценивать по десятибалльной шкале, то среднестатистический мужчина получит четыре, а среднестатистическая женщина – около восьми баллов. Есть женщины, которые не выносят ни взрослых, ни грудных детей. Но большинство из нас считает детей очаровательными, хотя и готово отказаться от потомства в пользу других вещей. А вот мужчины редко радуются детям. Женщины готовы ахать, сюсюкать, возиться с детьми; мужчины стремятся пустить все на самотек.

Некоторые различия объясняются культурой, но основная их часть заложена на генном уровне, и именно генетические факторы определяют культуру. Если хочешь, попрошу сестру, чтобы объяснила на конкретном примере. И увидишь, что гены предопределяют положительную реакцию на детишек. Или, коли уж на то пошло, – на маленьких пушистых зверьков. Культура может сдерживать подобные реакции, но у женщин они выражены гораздо ярче, чем у мужчин. Улавливаешь?

– Так в чем же причина падения рождаемости? – удивился Айкава.

– В том, что дети, как заметил Ангпхакорн, – геморрой. Пока еще не создано киберняни, которая смогла бы дать детям любовь и внимание, необходимые для полноценного развития, – нужен человек, и желательно – женщина. Женщины, особенно при современном уровне жизни, способны выполнять немало воспитательной работы. Одна женщина и один мужчина справятся еще лучше, чем просто одна женщина. Несколько женщин и один мужчина смогут дать еще лучшее воспитание – возможно, даже лучше, чем в моногамном союзе. В качестве дополнительного варианта – несколько мужчин и одна женщина. Еще может быть мужчина… и необычный мужчина. Конечно, все это – очень обобщенно, среди людей тоже есть немало различий. Но, как явствует из подтвержденных результатов исследований, лучшей комбинации попросту не существует. Конец педагогической лекции.

Если есть дети и приходится их воспитывать, то требуется и немалое время. А потому приходится тратить на детей часы и дни, которые можно было бы… использовать иначе. В то время как кругом – тысячи способов приятного времяпрепровождения. Большинство предпочтет бродить по Сети или играть в ролевые игры, а не искать целый день ответы на бесконечные детские «почему».