ПРОЛОГ

АИ-513-49 – так назвали совсем небольшой пятнадцатитонный астероид в те далекие времена, когда людям приходило в голову давать имена астероидам. В конце XXI века любой кусок льда или камня, который хотя бы теоретически мог представлять угрозу Земле, наносили на карту и изучали. Тогда и было установлено, что у АИ-513-49, являющегося по сути куском никелевой породы, больше шансов сгореть дотла во Вселенной, чем столкнуться с Землей.

Сначала АИ-513-49 рассматривали как источник руды, но вскоре решили, что разработка более удаленных от Солнца астероидов обойдется дешевле. А затем, пережив короткий период расцвета, добыча металла из космоса и вовсе сошла на нет, поскольку сократившееся население Земли перестало в нем нуждаться.

А потому АИ-513-49 было позволено продолжать свой одинокий путь, астероид удерживался на орбите только благодаря могучим соседям.

Пока не произошло нечто странное.

За пару лет до случившегося небольшие гравитационные толчки направили астероид к Солнцу, приблизившись к которому, он сгорел бы без следа. Но АИ-513-49 попал в поле притяжения Меркурия, сделал оборот вокруг планеты, сорвался с орбиты и вылетел в космос, как камень, выпущенный из пращи. Еще более слабые толчки направили астероид через траекторию движения Земли. Затем почти целый год ничего не происходило.

По мере приближения АИ-513-49 к Земле его траектория неоднократно корректировалась. Несколько новых гравитационных импульсов сделали столкновение с планетой неизбежным, кроме того, оно должно было произойти в определенной зоне. Движение небесного скитальца то ускорялось, то замедлялось так, чтобы удар пришелся на заданную точку. Когда астероид достиг атмосферы, толчки стали еще более ощутимыми. Теперь он был явно нацелен на крошечную точку в пространстве.

Войдя в верхние слои атмосферы, АИ-513-49 начал светиться, превратившись в стремительно падающий болид. Волны огня расходились от него во все стороны – это сгорали и испарялись приставшие к нему за два миллиарда лет пути через Солнечную систему чужеродные материалы. Еще ближе к Земле начал плавиться и железо-никель. Таким образом, на Землю стремительно падал железо-никелевый шар, за которым тянулся светящийся шлейф. И вдруг он замер в каких-то тридцати пяти метрах над невзрачным домиком, стоящим, как это ни покажется странным, посреди разлившейся лавы.

Частично ионизированный, раскаленный железо-никель при ударе о землю должен был, взорвавшись с титанической мощью, разнести всю округу. Но этого не произошло. Неведомая сила погасила взрывную волну, а астероид рассыпался на мелкие осколки. Невидимая среда защитила дом. Шейда Горбани, почувствовав несильный толчок, открыла обзорный экран и взглянула на кипящую лаву, окружающую ее жилище. Вся равнина вокруг была залита багрово-черной массой, дымящейся и выплевывающей клубы желтоватого сернистого пара. Наблюдая каждый день этот пейзаж, Шейда вспоминала о величественных елях, извивающихся тенистых тропинках и кристально чистых горных ручейках, которыми когда-то славилось это место – Даглас. Когда-то давно, до Спада.

Долгий путь прошло человечество… Появившись на заре истории, пережив войны и голод, оно достигло той стадии технического прогресса, когда не то что войны, даже правительства были забыты. Когда-то для обеспечения безопасности некоего «Интернета» – никто сейчас не знал точно, что это такое, – создали искусственный разум, названный Матерью. Этот разум развивался год от года, став наконец последним арбитром во взаимоотношениях между людьми. Мать знала и видела все.

Но о том, как опасен может быть Искусственный Интеллект, люди знали задолго до того, как появилась возможность его создания. Поэтому изобретатель Матери предусмотрел человеческий контроль над первым настоящим ИИ. Тринадцать Хранителей Ключей обладали возможностью при помощи физиометрического пароля изменить принятые ею регламенты, а в исключительном случае войти в систему и перепрограммировать Мать. Последнее, впрочем, могло произойти только в случае единогласно принятого решения Тринадцати. Первоначально Ключи получили главы крупнейших корпораций и правительств, но со временем некоторые из Ключей были утрачены. Власть Матери росла по мере того, как под ее ответственность попадало решение все новых и новых задач. В прошедшем тысячелетии Она стала фактическим правителем мира. Ее контролировал только Совет из тринадцати Хранителей Ключей. Они были человеческим звеном в цепи и в основном занимались тем, что проверяли исполнение Ее регламентов, в то время как Мать вела всю работу по распределению товаров и услуг. Последнее мировое правительство, состоящее из людей, было распущено около двухсот лет назад, когда отпала необходимость в его существовании.

Причина такой ситуации была проста: в среде всеобщего благоденствия конфликты и преступность изжили себя. Репликация, телепортация, нанотехнологии и генная инженерия помогли создать идеальный мир, в котором каждый мог жить так, как пожелает. Можно было с легкостью построить дом на самой вершине горы, а вершина эта могла находиться в любой точке мира, ведь с появлением телепортации достаточно было только захотеть, чтобы оказаться на другом конце света. Изменение тела стало настолько распространенным, что люди принимали любой облик, становясь жителями моря, единорогами, да кем угодно. Все конфликты, так же как и преступления, свелись к нарушению письменных и устных договоренностей, за выполнением которых следила Мать. В тех редких случаях, когда договор нарушался, виновника преследовала эффективная, хотя и малочисленная полиция, и человека «исправляли». Иногда приходилось стирать преступнику память, чтобы помочь ему стать законопослушным членом общества.

Но, несмотря на неограниченные богатство и комфорт, в обществе накопились серьезные проблемы. Со временем снизилась рождаемость, а научный прогресс существенно затормозился. К концу XXI века население земного шара достигло пика в двенадцать миллиардов, а затем начался долгий, медленный спад. В результате по всему миру можно было насчитать лишь жалкий миллиард людей, проживающих в одиноких домиках и небольших поселениях. Возможности для отдыха и развлечений стали неограниченными. Деторождение перестало быть, хвала богам, обязанностью женщин, которые передали эту обузу репликаторам, и воспитание детей сместилось в самый конец списка человеческих потребностей. Суровые правила, введенные Матерью, за которые люди проголосовали в эпоху глобальных социальных ошибок, запрещали каким бы то ни было общественным группам размножаться естественным образом. Человеческие существа, зачатые в репликаторах, происходили от генного набора двух человек, при этом один или оба брали на себя ответственность за «подобающее» воспитание ребенка. В случае неудачи закон лишал права деторождения обоих партнеров.

За год до Спада не более десяти процентов населения имели детей. Используя прямолинейную зависимость, можно было предположить, что через пятьсот, максимум тысячу лет смерть последнего человека на Земле поставит точку в истории исчезнувшего вида.

Техническая мысль тоже деградировала. Несмотря на то что встречались еще иногда люди, которым нравилось «раздвигать границы науки», последний большой прорыв – телепортация – произошел около пятисот лет назад.

Наблюдая за этими двумя тенденциями, член Совета, Пол Боуман, решил, что «надо что-то делать». Он полагал, что человечеству необходимо заново научиться работать. Люди должны снова стать «сильными». Боуман предлагал ввести «рабочую» мораль, сосредоточив власть в руках производителей материальных благ для общества. Это, как он полагал, поможет возродить науку, искусство и духовность, увядшие за последнее тысячелетие, а также повысить рождаемость.

За несколько лет он собрал вокруг себя тех членов Совета, у которых были свои причины признать в нем лидера. Несогласных с его идеями Пол Боуман планировал уничтожить прямо во время заседания Совета, причем весьма оригинальным и эффективным способом.

Шейда Горбани предвидела это. Она противостояла Боуману, возглавив оппозицию. Шейда, единственная из Совета, изучавшая в свое время историю, боялась, что фанатизм Пола приведет к насилию. Она посоветовалась с другом, еще более осведомленным по части истории насилия, и подготовилась, как могла.

В палату Совета было практически невозможно пронести оружие и какие-либо опасные вещества и предметы. Насекомые двух видов, доставленные союзниками Боумана, по отдельности не представляли угрозы. Но укус ос – носителей двух разных ядов – запускал механизм смертельного воздействия на нервную систему.

Шейду тоже дважды ужалили осы, но одного вида. Другим ее соратникам повезло меньше. Но они успели нанести ответный удар. Джавлатанагс Кантор, медведь-оборотень, убил одного из людей Боумана, но сам погиб в схватке. Ангпхакорн, ставший в результате изменения крылатым змеем, наподобие Кетцалькоатля, убил другого и захватил его Ключ.

В конце концов Шейда и ее оставшиеся в живых последователи отступили. И началась война. Наступил Спад.

Враждующие фракции Совета использовали энергию, которая раньше шла на обеспечение потребностей общества, для взаимных атак. Лава вокруг дома Шейды была побочным эффектом массированных ударов энергетических лучей, направленных на ее жилище фракцией «Новая Судьба», которую возглавил Пол. Подобные же лучи были направлены на энергостанции, контролируемые Шейдой и ее соратниками, называвшимися «Коалицией Свободы». Коалиция ответила на удар, и с этого момента вся энергия, используемая ранее на благо населения Земли, тратилась враждующими группировками в войне друг против друга.

Это поставило мир на грань апокалипсиса. Продукты питания веками телепортировались или создавались при помощи репликаторов. Жилые дома зачастую стояли в таких местах, где без постоянного притока энергии жить было невозможно. Отказ персональных энергетических щитов стал причиной гибели людей как на дне океана, так и в фотосфере Солнца. Прекращение поставки пищи или изолированность на вершине горы или посреди океана убивали людей чуть медленнее.

За Спадом последовал Мор. Погибло более десяти процентов населения Земли, около ста миллионов человеческих существ. Некоторым повезло, и они не успеть понять, что происходит. Другие умирали медленно и мучительно, от голода, жажды, жары или холода.

Тем, кто пережил Мор, пришлось нелегко. В одно мгновение мир очутился в эпохе, предшествующей промышленной революции, когда фермеры с трудом добывали пропитание, обрабатывая землю, а армии встречались в мелких стычках с группами бандитов, чтобы удержать границы и сохранить подобие цивилизации.

Но нашлись те, кому удалось более или менее адаптироваться и спасти многие жизни, так называемые реконструкторы – люди, увлекавшиеся до Спада воссозданием исторических реалий. В своих небольших общинах они жили, подражая далеким предкам, используя ручной инструмент и выращивая скот.

Многие реконструкторы посвятили этому увлечению десятилетия, а то и века, восстановив и сохранив давно утраченные технологии. Их знания пригодились, когда потребовалось спасать жизни прибывавших на их порог беженцев – старое, почти забытое за годы мирного существования слово.

В бывшем Северо-Американском Союзе, территории, которую теперь контролировала Шейда, общины реконструкторов собрали беженцев, дали им первые уроки выживания и понемногу восстановили социальную структуру и систему управления обществом. Причем довольно быстро. И года не прошло, как уже вновь существовали центральное правительство, конституция и быстрорастущие наземные и морские военные силы.

Последнее было жизненно важным, поскольку в Разин Пол Боуман занимался тем же самым, используя несколько иную тактику. Он объявил себя диктатором и изменял людей, придавая им «более подходящие в данной ситуации» формы. Его легионы Метаморфов, растущие в числе каждый раз, когда войска Новой Судьбы захватывали еще одну часть материка, быстро подчинили себе почти всю страну и установили правление «железного кулака». А затем Пол начал продумывать план захвата Севама – сердца владений противника.

Шейда часто задумывалась, права ли она была, когда пошла против Пола. В сущности, сам план Пола был вовсе не так ужасен, в отличие от того, что произошло на самом деле… И Пол уже достиг в результате войны почти всего, к чему стремился. Численность населения росла, ведь с тех пор как энергетический спад привел к отмене определенных регламентов, женщины снова обрели способность беременеть. И людям не оставалось ничего иного, как учиться работать.

Но для того чтобы отбросить сомнения, нужно было лишь посмотреть на происходящее в Разин. Веками люди критиковали Мать, это всевидящее око, всемогущее орудие принуждения. Человек мог принять то, что Мать знает о нем все, если был уверен, что другие люди не узнают этого. У каждого есть секреты, которые не следует открывать миру. Все время от времени позволяют себе нарушать нормы морали. По правилам, действовавшим до Спада, Мать нельзя было использовать в качестве орудия полицейского надзора ни при каких обстоятельствах. Для немногочисленной и постоянно загруженной работой полиции это означало необходимость прибегать к другим методам – выслеживать преступника, читать его мысли, предотвращать преступления, но никак не использовать всевидящую Мать.

Если Пол полностью захватит контроль над системой, Мать может превратиться из отстраненного, не вникающего ни во что божества в полицейского, контролирующего личную жизнь каждого. Следуя пути, избранному Полом, Она станет орудием массового принуждения. Сейчас Пол мог насильственно Изменять людей только по одному, но если у него будет полная власть над Матерью, он сможет превратить все человечество в армию разнообразно специализированных насекомых.

«Это справедливая война, – подумала Шейда, закрывая обзорный экран и возвращаясь к мириадам обязанностей председателя Коалиции Свободы и недавно коронованной королевы Соединенных Свободных Штатов. – Мы сражаемся за правое дело, у нас есть шанс победить. Идея, с которой мы воюем, явно и безоговорочно является злом, даже если изначально у Пола были благие намерения».

Теперь осталось только победить.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Всадник свернул на проселочную дорогу и окинул взглядом поля, простирающиеся к востоку. Он легко сидел в седле, несмотря на крупное телосложение и тяжелые доспехи в виде металлических пластин, наложенных друг на друга, как змеиные чешуйки. Поверх доспехов его прикрывал серый плащ с бронзовой застежкой в форме фигурки орла, на ногах и руках – стальные наколенники и краги. Вместо штанов на нем была короткая юбка наподобие шотландского килта, только сшитая из полосок кожи, с приклепанными к внутренней стороне стальными пластинами. Справа к седлу был приторочен шлем с узкой щелью для глаз, а слева – огромный деревянный щит, отделанный по краю металлом, с изображением пикирующего орла посредине. Все в зарубках и царапинах, доспехи, щит и шлем явно прошли через множество испытаний, но видно было, что за ними хорошо следят и часто полируют.

Правая рука всадника свободно лежала на бедре, а поводья он держал крюком с зажимом, который заменял ему левую руку. Устройство явно не подходило к облику всадника, не соответствуя техническому уровню всей остальной амуниции, – это был сложный изогнутый зажим с заточенным внутренним лезвием. Казалось, он был создан для обрезания веток, а еще им было бы удобно открывать бутылки. У всадника был небольшой шрам под правым глазом и множество шрамов на правой руке, там, где ее не закрывали металлические пластины наручей.

Сбоку к седлу был пристегнут короткий меч в ножнах и большой футляр для лука. Сзади приторочены военный ранец, скатка с одеялом, колчан со стрелами и торба овса для коня. Несмотря на рост и телосложение всадника и вес его поклажи, конь двигался без всяких признаков усталости. Он притопнул копытом, но скорее от нетерпения. Всадник шикнул на него, и конь замер без единого лишнего движения.

Конь, всадник, его одежда – все было покрыто слоем дорожной пыли.

Несмотря на поношенные доспехи и суровый вид, молодой всадник с короткими черными волосами и зелеными глазами был довольно хорош собой. Глядя на выражение его лица, не верилось, что ему всего девятнадцать лет. И добрая часть расстилающихся вокруг полей принадлежит ему.

Шла уборка урожая. Надо было торопиться, пока не кончилось бабье лето – теплое, с голубым небом. На дальнем конце поля работали два человека. Один покрикивал на быков, которые тянули тяжелую жнейку, а другой погонял быка, впряженного в телегу, – в нее ссыпалось собранное зерно. За жнейкой на поле оставались стерня и солома, которую потом собирали в кипы.

Всадник помедлил, а затем направил коня в поле. Тот всхрапнул и заржал. Ближняя к нему часть поля еще не была убрана, и конь ржал, пока всадник не позволил ему остановиться и пощипать невысокие колосья.

– Ладно, давай, Дьябло, ешь, – сказал молодой человек с усмешкой. – Майк не станет жадничать.

Возница телеги первым заметил незнакомца и окликнул того, кто управлял жнейкой. Работник поднял голову и немедленно натянул вожжи, останавливая быков. Они тотчас же уткнулись носами в колосья, но так как их морды были обернуты мешками, быки не смогли последовать примеру коня. Фермер отдал короткое распоряжение человеку с телегой и пошел через поле к всаднику. Увидев это, молодой человек шепнул словечко коню и пустил его легкой рысью. Приблизившись к фермеру, он остановил коня и улыбнулся.

– Пусть попирует в поле, пока ты не все убрал, – сказал он, спешившись и подсунув поводья под седло, тем самым дав знак коню быть неподалеку.

– Герцер! – воскликнул фермер, расплываясь в улыбке, и протянул руку. – Рад тебя видеть, дружище.

– И я рад, Майк, – ответил молодой человек, сжимая предплечье друга, а левой рукой с крюком показывая на поля. – Черт, ты тут неплохо поработал.

– Да, и это приносит доход, – ответил Майк. Он посмотрел на друга и покачал головой. – Ты выглядишь усталым.

– Так и есть, – признался Герцер. – Хорошо быть дома. Но меня ждут в Академии, так что, может, там немного отдохну.

– В Академии? Тебе-то чему там учиться? – удивился Майк.

– А тебе есть чему учиться в сельском хозяйстве? – вопросом ответил Герцер.

– Многому.

– Вот я о том же. Думаю, придется заняться кое-какими изысканиями. Пора освежить древнегреческий.

– Ну, если надо… – сказал Майк, вытирая пот со лба. – А что же мы здесь стоим? Пойдем-ка в дом.

– А как же поле? – поинтересовался Герцер.

– Подождет, – успокоил Майк. – Дождя не будет еще пару дней, а убрать осталось уже только здесь. Свое поле напоследок оставил.

– Свое? – удивился Герцер, махнув рукой коню, чтобы тот следовал за ним.

– Я смог наскрести достаточно денег, чтобы взять вот эту машину в кредит, – сказал Майк. – Я убрал половину всех полей в равнине за последний месяц. Ну да, это на самом-то деле твое поле.

– Я не это имел в виду, и ты это знаешь, – усмехнулся Герцер. – Я же ни черта не смыслю во всех этих посадках.

– Ну а я учусь, – откликнулся Майк, – учусь каждый день.

Его помощник в это время поил быков. Он кивнул Майку и Герцеру, когда они подошли ближе.

– Герцер, это Гарри Уилсон, у него небольшая ферма внизу по реке, – представил помощника Майк. – Гарри, это Герцер Геррик – мой старый друг.

– Я слышал о тебе, – сказал Гарри, вытирая руки и пожимая руку гостя.

– Я пойду с Герцером в дом. А ты продолжай. Подвяжи корзину к жатке, сними, когда заполнится. Я скоро вернусь.

– Ладно, – буркнул Гарри, взял вожжи и прикрикнул на быков.

– Так пойдет медленнее, но он хоть что-то сделает, – пояснил Майк.

– Хочешь доехать до дома верхом? – спросил Герцер, жестом показав на коня.

– Я и пешком могу, – хриплым голосом ответил Майк.

Они пошли к далекому холму по дороге, вдоль которой были высажены деревья, очевидно для защиты полей от ветра. По обе стороны от нее простирались поля. Рожь и пшеница ожидали уборки, на других полях растения еще не созрели, а третье и вовсе, как показалось Герцеру, не было засеяно. Одно из полей заросло странными золотистыми растениями, больше похожими на сорняки.

– Клевер луговой, – объяснил Майк, когда Герцер показал рукой на поле, – хорошо восстанавливает азот в почве, и из него получается своего рода «корм на корню», то, что лошади и скот смогут есть зимой.

Майк вытянул руку в сторону поля, засаженного низким кустарником, сплошь покрытым зеленовато-лиловыми ягодами:

– А это оливы. Я надеюсь получить хороший урожай, – похвастался он.

– Я думал, оливки на деревьях растут, – заметил Герцер, прикоснувшись к фигурке орла у горла. В левой лапе хищная птица держала пучок стрел, а в правой – оливковую ветвь.

– Так-то оно так. Но деревья эти растут годами, да что там годами, веками, пока не начнут плодоносить, – ответил Майк, пожав плечами, – а эти вырастают за сезон и с них можно снять больше оливок на акр, чем с деревьев.

– Похоже на обман, – проворчал Герцер. – Ты знаешь, почему оливковая ветвь – символ мира?

– Нет.

– Именно потому, что оливы так долго растут. Если у тебя есть оливы, значит, на твоей земле давно не было войны. Отбрось долгое созревание, и что значит этот символ? Да ничего.

Все хорошо, но я получаю по пятьдесят банкнот за бочку зрелых оливок, – ворчливо сказал Майк, – и с кустов я могу снять два урожая за год. Даже с учетом затрат на рабочую силу и переработку я получаю очень хороший доход за сезон. А ты возьми свои философские идеи и попробуй извлечь из них пользу.

Герцер рассмеялся и показал рукой на раскинувшуюся за оливковым садом рощицу невысоких деревьев с широкими, блестящими листьями насыщенного темно-зеленого цвета.

– А это что?

– Гевея, – ответил Майк, – посадил на пробу. Специальный сорт, должен быть устойчивым к холоду и быстро расти. Растут-то хорошо, правда, но это будет их первая зима в открытом грунте, так что посмотрим, как они выдержат.

Там еще был большой фруктовый сад, и заросли орешника, и стога сена, частично убранные поля, на которых пасся скот. Герцер вопросительно указал в направлении пастбища.

– Мы тут собрались с окрестными фермерами и согнали одичавшего скота больше, чем в прошлом году, – поведал Майк, когда они пересекали последнее поле, – оттуда и быки. И можешь считать, что и не жил, если ни разу не пробовал приучить дикого быка к плугу.

Герцер снова рассмеялся. Тем временем они подошли к низкому бревенчатому дому, грубому на вид, но крепкому. Дощатый сарай, пристроенный сбоку, казался больше самого дома.

– Ну-ну, это на тебя похоже – сарай-то выглядит получше дома, – усмехнулся Герцер.

– Вот и Кортни так говорит, – согласился Майк. – Но мы деньги не выращиваем.

Та, кого упомянул Майк, вышла из дому, когда Герцер расслаблял подпругу на Дьябло. Жена Майка, невысокая, полногрудая, с ярко-рыжими волосами, широко улыбнулась при виде нежданного гостя. Помня, какова она в споре, Герцер прекрасно знал, что, несмотря на милое личико, у нее острый как бритва ум. Между тем он не сомневался, что адресованная ему улыбка абсолютно искренна.

– Герцер! – воскликнула Кортни и, выдернув юбку из Цепких ручонок ребенка, бегом бросилась к гостю. – Откуда ты взялся?

– Из Харцбурга, – сказал он, подхватывая молодую женщину на руки и целуя в щеку. Прижав ее к себе, он не мог не заметить очевидную округлость ее живота. – Еще один на подходе?

– Да, – гордо ответила Кортни, когда он поставил ее обратно на землю. – Третий будет.

– Третий? – удивился Герцер. – Надо ж, как долго я сюда не заглядывал!

– Маленький Дани еще в колыбельке, – сказала она и жестом поманила ребенка, прячущегося за дверью. – Мики, иди сюда. Это наш друг Герцер.

Мальчик помотал головой и, когда она нахмурилась, мигом юркнул внутрь.

– Вряд ли видел незнакомцев в доспехах у своей двери, – сказал Герцер и добавил, посерьезнев: – Надеюсь, ему не придется привыкать к такому зрелищу.

– Беда? – спросил Майк.

– Еще не здесь, насколько я знаю, – сказал Герцер. Он снял поклажу с коня, подвел его к желобу с водой и привязал. – Я потому в Харцбурге и оказался. Банда, как бы их помягче назвать, оболтусов захватила Тарсон. Они устраивали набеги на Харцбург, и отцы города потребовали федеральную помощь. Получили меня.

– Должно быть, им понравилось, – со смешком сказал Майк.

– Ага, они-то требовали центурию Кровавых Лордов. Ха, как будто у нас имеется целая центурия тренированных Кровавых Лордов! У них есть местное ополчение, но они не удосужились организовать свой легион. Или хотя бы послать кого-нибудь в Академию. Так что пришлось мне немного вправить им мозги.

Герцер повесил седло, ранец и одеяло на забор, затем подхватил все остальное своим крюком и перебросил через плечо.

– Смелей, Макдуф, не трусь![1]

– Ну и как прошло? – спросила Кортни, когда они вошли в дом.

Она достала большую бутыль и поставила на стол холодную свинину, сыр и хлеб.

– Спасибо, – сказал Герцер, отрезая кусок острого, хорошо подходящего к мясу сыра. – Я думал поесть в дороге, но потом решил, что загляну к вам и вы, возможно, покормите меня чем-то лучшим, чем «шимпанзятина».

– С удовольствием, – улыбнулась она, отламывая кусочек сыру. – И все же, как все прошло?

– Ну, сначала довольно сложно пришлось, – признался Герцер. – Они-то ожидали кого-нибудь… постарше.

Майк хохотнул и покачал головой:

– У тебя серебряный меч и лавровый венок за смелость.

– Что для большинства из них ничего не значит, – сказал Герцер, прожевав сыр и хлеб. – Пришлось поработать как следует, чтобы они поняли, что будут поступать так, как скажу я. Или умрут. Я дал им понять – мне, собственно, все равно, что они выберут. Эти, из Тарсона, в конце концов напали на город, где мы и положили их отряд, а потом пошли на Тарсон и взяли его. Их главарь устроил там «крепость» – огородил частоколом пару бревенчатых домов. Неплохо они горели, когда мы обложили их хворостом и плеснули немного масла. – Герцер нахмурился, вспоминая, а затем покачал головой.

– Тебя послушать, так все было легко, – сказал Майк.

– Легко. Да. Только у меня на это полтора года ушло. – Герцер снова покачал головой и откусил еще кусок мяса. – Вкусно. Ну а как у вас тут дела?

– Тихо, слава богу, – ответила Кортни. – Были здесь геологоразведчики, искали нефть.

– Слышал, – сказал Герцер. – Они продали немного очищенного продукта в Академию, и мы слегка поэкспериментировали с ним.

– Как это? – спросила Кортни.

– Ну, она здорово горит, – мрачно пояснил Герцер. – Отличная штука, если продумать, как направить огонь в сторону плохих парней, – продолжил он, тыча пальцем по сторонам. – Есть одно устройство, называется огнемет, мы над ним работаем. Если довести его до ума, придется придумывать новый способ вести войну, потому что плотные соединения в этом случае будут самоубийством, особенно если все в доспехах.

– О господи, – вздохнула Кортни. Она покачала головой и сменила тему: – Город уже почти не растет. Многие люди уехали в Хотрам Ферри. Мы начали отправлять продукты вниз по реке.

– Выручили неплохие деньги, – добавил Майк. – Им легче отправить это все вверх по реке до гномьих рудников, чем нам тащиться посуху в Воронью Мельницу.

– Надеюсь, у них все в порядке с обороной, – сказал Герцер. – Пол Боуман рано или поздно попробует добраться до Севама.

– Ну, он только к тому и стремится, – заметил Майк. – Та банда из Тарсона небось на Пола работала?

– Мы так и не узнали точно, – ответил Герцер. – Если хочешь знать мое мнение, я скажу, что да. Пол и Чанза – вот кто виноват во всех наших бедах.

– Но теперь-то все успокоилось? – поинтересовалась Кортни.

– Насколько я понимаю, – пожал плечами Герцер, – народ в Тарсоне несомненно на светлой стороне. Харцбург… да пусть хоть сгорит дотла, мне наплевать.

– Так ты останешься ночевать? – настойчиво спросила она.

– Нет, к сожалению, – со вздохом ответил гость. – У меня приказ доложить «безотлагательно». Так что мне уже пора в дорогу, в город. Я решил, что смогу выкроить часок и заглянуть к вам, хоть поесть по-человечески. – Он ухмыльнулся и отрезал еще кусок свинины. – Вы оба цветете. Ферма тоже. Я рад. – Он пожевал мясо со странно задумчивым и грустным выражением лица, а затем снова улыбнулся. – Жизнь могла быть куда хуже.

– Герцер, скажи герцогу Эдмунду, что ему лучше дать тебе отдохнуть, а не то ему придется иметь дело со мной! – угрожающе заявила Кортни. – А тебе хорошо бы такой возможностью воспользоваться, Герцер Геррик.

Так и сделаю, – пообещал он, окидывая взглядом чистую и уютную комнату, такую домашнюю, какой уже давно не было в его жизни. Этот дом был кусочком какого-то другого, спокойного мира, в котором, боялся Герцер, для него никогда не найдется места. – Мне пора, – сказал он, проглотив последний кусок. – Спасибо. Надеюсь, удастся еще встретиться.

– Обязательно! – воскликнула Кортни с улыбкой. – Устроим настоящий праздник.

Герцер взял свое оружие и направился обратно к коню. Дьябло взглянул на хозяина как на мучителя, когда на его спину снова взвалили поклажу, но стоял спокойно, пока Герцер закреплял седло и укладывал вещи.

– Все это так необходимо? – спросила Кортни.

– Не то чтоб очень, – признался Герцер. – Пожалуй, есть вещи, которые можно было бы найти в дороге. Но мне нравится иметь свои собственные.

Закончив седлать коня, он наклонился, чтобы обнять Кортни, и пожал руку Майку.

– Увидимся в городе, – пообещал он, садясь верхом. Дьябло вздохнул и встряхнулся, как будто устраиваясь поудобнее под наездником.