– Танаш нашел меня без сознания?
      – Он говорит, что вы стояли возле дороги, словно бы раненый, но ран на теле не было. И с кем-то разговаривали. И как ему только могло в голову прийти такое!
      – Значит ли это, что до города я так и не добрался?
      – Были бы вы ближе к городу, Танаш понес бы вас туда. А так вы и до ущелья добраться не успели.
       Морщинистое лицо Ахтарины дернулось и напряглось. Сдерживая слезы, она сказала:
      – Я так переволновалась. Сах поначалу вас не признал. Спросил Танаша, кого тот несет, но…
      – Позволь мне самому рассказать,– вмешался Сах.– А то как ляпнешь глупость, господин и поймет неверно. А я, господин, действительно вас и не признал сразу. Шуба на вас была мне незнакома. Точно помню, что вы без нее уезжали, в одном плаще. Не видел я ее прежде. И бледный вы были пуще обычного, словно утопленник. Видать, здорово перемерзли. Я тогда и спросил пастушонка, кого это он несет. А тот и отвечает, мол, это же наш господин, давайте повезем его на вашем муле, а то моих сил нет больше нести его по дороге, ветер с ног валит. Мы и повезли вас верхом на муле.
       Дальше я уже и слышать не хотел. Словно невидимая стена разделяла меня и стариков. Я просто сидел и смотрел на тлеющие угли очага, а сам пытался вместить в этот рассказ старосты те два дня, которые я провел в городе вместе с Саматом. Куда они пропали? Если их не было вовсе, то откуда взялись шуба и книга? Значит, эти дни были, но не верить старосте и Ахтарине мне не приходило в голову. Судя по всему, это видения, которые захлестнули меня, когда я попал в метель. Что происходило со мной, неизвестно. Мне самому неведомо. Что послужило причиной? И кто сейчас в безумии? Я или они? Два взбалмошных старика, которым могло померещиться что угодно. Есть еще пастух Танаш, можно спросить его. Но что-то подсказывает мне, что он расскажет ту же самую историю. Значит, последний человек, кто может решить все мои сомнения,– это Самат.
      – Оставьте меня,– попросил я стариков, снова укладываясь на настиле.
       Я долго бродил по комнате, ощупывая стены, перебирая какие-то вещи на столе. Яркий солнечный луч скользил по полу, путаясь в разбросанных шкурах.
       Воспоминания обо всем, что со мной происходило, были ясными. Я помнил шумный вечер в доме Самата. Старика из бродячего цирка, который умер в дороге на перевале. Мародера, беззубого проныру, который пытался всучить книгу оружейнику. Я помнил, как устроил ревизию в доме городского старосты. Требовал бумаги и векселя торговцев. Запретил прикармливать вербовщиков моего брата. Это не было сном. Это было чем угодно, но только не сном. И книга! У меня достаточно хорошая память, чтобы вспомнить все, что успел прочесть, тем более что текста там было не так уж и много.
       Взглянув еще раз на пухлый томик, лежащий поверх моего плаща, я взял лист бумаги и чернила.
       Часть легенды, которая была вначале, я пропустил. Сразу начал записывать буквы и расшифровку к каждой из них. Зарисовал карту, которую постарался вспомнить как можно подробней. Магический рисунок с храмом только описал. Повторить узор было выше моих сил. Я помнил только отдельные части, но всю сложность переплетения линий так и не смог определить. Закончил только поздней ночью. Глаза слипались, а усталость накатывала как духота. Я вышел из дома.
       Небо, мохнатое от миллионов пушистых звезд, раскинулось надо мной бескрайним куполом. Морозный воздух щекотал ноздри, пощипывал влажные пальцы. Внизу, под уступом, в домах деревенских жителей уже не горели огни. Тишину нарушал только куст шиповника, раскачивающийся на ветру, царапающий колючками камень.
       Кто наслал на меня видения? Кто манипулировал моим сознанием так, словно я кукла в чьих-то руках? Кто может сделать это? Духи?! Ответ в книге. Без сомнений. Не знаю, как она это делает, но книга была тем самым ключом, который открыл потайную дверцу в моем сознании. Значит, и ответы на все вопросы тоже в ней.
       Не спеша, как и прежде, я подбросил дров в огонь. Отломил кусок хлеба и наполнил кубок вином. Поставил перед собой на столе. Книга ждала. Матовый блеск серебра, застежек, почерневших в некоторых местах от времени. Скрипучий переплет, упругие страницы. Я долго размышлял, прежде чем открыть обложку. Какой сюрприз ждал меня на этот раз?
 
Мой сон как соль.
И сталь как нежный шелк.
Изрек, и тон не думал поменять.
И что теперь?
Когда ты невесом,
Когда ты тень, тогда тебе
И нечего терять.
И незачем писать, когда ты звук.
Когда стук сердца – не твоя печаль.
Как жаль, что не имею рук,
И не могу раздвинуть круг,
И встать.
 
       Так сходят с ума. Готов поклясться, что ничего подобного в ней не было написано еще вчера. Хотя есть ли уверенность в том, что я вообще открывал эту книгу? Если все, что рассказали мне старики– правда, то у меня просто не было возможности сделать это.
       Это сборник стихов. Ни автор ни источник, не указаны. Просто сборник стихов или гимнов, кем-то любовно записанных в толстый томик. Неясным остается только то, как же все-таки попала ко мне эта рукопись.
       Мне удалось уловить какой-то особый запах, какую-то тонкую ноту, звучащую в этом мире. Реальную. Не сотканную из сновидений и фантазий. Гармоничную и завершенную. Я еще раз прочувствовал на языке терпкий вкус вина. Как может быть это сном?
       Быть может, кто-то пытается меня убить и подмешивает яд в мое вино. Медленный яд. Проявляющий себя не сразу. Может даже, и не убивающий, а доводящий до безумия.
       Безумен ли я сейчас? Как оценить? Немного не в себе, так это от болезни, которая не спешила отступать. Тем более был такой чудесный случай избавиться от меня, даже не пытаясь отыскать в снежную бурю. Или тот, кто хочет моей смерти, далеко отсюда?
       Что на следующей странице?
 
Мир непонятен нам, когда мы спим.
И думаем, что видим сны о том – великом,
Порой, бывает, яростном и диком.
О том, что часто, не задумываясь, злим.
Не будь я злым, если отвечу – нет.
Мои раздумья о забвении строги.
Не стоит мир и тысячи монет,
Когда, во сне взлетая, ты ломаешь ноги.
 
      Этот человек был похож на бродягу. Нет, не на то грязное, облаченное в лохмотья существо, встречающееся нам у храмов и в трущобах, а на настоящего бродягу, жизнь и дорога для которого понятия неразделимые. Он сидел у костра. Сидел и не обращал на него внимания. Костер в его жизни был так же привычен, как открытое небо или хлесткий ветер. Как дождь, падающий на сухую землю, как колючий снег под ногами. Вся его одежда служила одной-единственной цели – помогать в трудном пути. Укрывать от холода, прятать от палящего солнца. Он не был похож на атлета, скорее наоборот, чрезмерно худой, изможденный. Одежда из грубой кожи висела на нем бесформенными лоскутами. Куда он шел и откуда, нельзя было сказать. Словно он родился уже взрослым и сразу отправился в путь к одной, известной только ему одному цели. Слегка прищуренный взгляд не выражал никаких эмоций. Был спокойным и неторопливым, даже вялым. Движения не суетливые, плавные. Отработанные до автоматизма и потому легкие и непринужденные. Сухие тонкие губы еле заметно шевелились, словно он шептал что-то незримому собеседнику или самому себе, но всякий раз, когда он умолкал, ветер начинал мотать из стороны в сторону его длинные волосы, выгоревшие и потерявшие цвет. Ветер словно говорил с ним. О чем? Этого не знает никто. Но сам этот бродяга был так спокоен и уверен в себе, будто ему известны все тайны этого мира. Все скрытые от глаз пути и дороги, которыми он бродит, проходя тысячелетия насквозь. Он знает ответы на все вопросы, и это единственный груз, который он несет с собой.
      Костер перед ним то затухал, то разгорался с новой силой. Алые языки пламени выхватывали из темноты угловатые очертания напряженной фигуры, раскачивая их из стороны в сторону. Окружающее его пространство, антрацитовая, непроглядная ночь с небом, где рассыпали миллионы бриллиантов, жадно глотала оранжево-красные всполохи пламени, впитывала. Как холодный камень пьет тепло восходящего солнца, так и эта ночь поглощала маленькую искорку жизни в этой бескрайней степи.
 
      – Хаттар!
 
      Во мне словно лопнула туго натянутая струна. Я проснулся как от удара палкой. Все мышцы на мгновение напряглись и свернули мое тело так, что ударил по носу своими собственными коленями. Дыхание сбилось, кровь гулко ударила в виски. Тошнота подкатила к горлу. Секундное напряжение – и провал. Я словно осыпался, расплылся. Глубокий вдох вернул контроль над телом. Запах крови, смешанный с морозным воздухом, заставил встать с постели не раздумывая. Перед глазами еще плясали языки пламени. Все тело трясло мелкой дрожью. Движения были вялыми и неточными. Я умылся водой из кувшина, распахнул окно, щурясь от яркого солнечного света.
      Бродяга из сна застыл в моей памяти неподвижным силуэтом, ярким пятном. Очередная загадка, тайна. Откуда эти сны? Откуда этот умопомрачительный хоровод реальности и сна, где стерты границы и ощущения? Где все смешано до неузнаваемости, пребывающее в хаотичном движении.
      Кто этот незнакомец? Почему он возник таким ярким образом во сне? Или он был в реальности, а сейчас я уснул и вижу сон?
      Вопросы. Вопросы. Вопросы! Когда же будут ответы? Когда все встанет на свои места?
      Холодная вода быстро остановила кровотечение. Несколько капель попали на рубашку, и, пытаясь их смыть, я здорово ее намочил. Сквозь влажную ткань мороз чувствовался особенно четко.
      Почему этот незнакомец так похож на меня? Что должно значить его появление? И как это связано с книгой?
      Меня не покидала тревога, близость опасности. Я не мог найти причины своего беспокойства. Какое-то напряжение царило вокруг, неуловимо, ненароком задевающее потаенные чувства. В задумчивости я вдруг вспомнил птицу, которая парила высоко в небе над городом, где меня, оказывается, и не было в этот раз. Боевой ястреб – Кацаари. Я вдруг увидел мир подо мной глазами этой птицы. Широкую долину и холодные, далекие вершины гор. Руки-крылья оттолкнулись от морозного воздуха, ветер ударил в ноздри, посвистывая, скользя сквозь тонкие перья. Еще один сильный взмах крыльев…
 
      В дверь постучали. От неожиданности все мое тело невольно содрогнулось. Кто мог явиться ко мне в такой ранний час? Если Ахтарина, которая принесла завтрак, то я быстро отправлю ее к себе. Я не был голоден и сейчас хотел побыть один. Да и с какой стати ей надо было стучать. Уже подойдя к двери, я запоздало понял, что только что смотрел на стол, заставленный всевозможной снедью, прикрытой чистым полотенцем. Кто еще, кроме нее, мог это сделать?
      На пороге стоял странник. Весь сгорбленный, в грязных оборванных одеждах. Я аж отпрянул от двери, стараясь держаться от него подальше. Странник смотрел себе под ноги и не поднимал взгляда из-под тряпья, навернутого у него вокруг головы. Его изможденное тело тряслось от холода, а худые руки опиралось на кривую жердь, как на посох. Костлявые и узловатые пальцы теребили сухую древесину.
      – Милостивый господин. Прошу вас, не гоните меня прочь, да будут благосклонны к вам великие духи. Позвольте несчастному погреться у очага.
      Странник по-прежнему не поднимал глаз. Он переминался с ноги на ногу, отчего казалось, что его шатает. Или от усталости, или от собственной немощи, но он уже не мог стоять на ногах, да и лохмотья на нем были, надо сказать, не по сезону.
      – Входи.
      – О! Милостивый господин! Я воздам хвалу духам в благодарность за вашу щедрость и доброту.
      Неуверенной походкой странник прошел к очагу и встал возле него на колени. Он положил свою клюку перед собой и протянул руки к жарким углям.
      Я бросил беглый взгляд на деревню, лежащую ниже по склону. На солнце, только что показавшееся из-за горизонта, на густые облака, ползущие с севера. Скоро опять будет снегопад. Не знаю, как в долине, но здесь снег останется надолго. Закрыв дверь, я обернулся к незваному гостю. Тот, словно статуя, застыл возле жаровни.
      – Если ты голоден, садись за стол, вино и хлеб придадут тебе сил.
      – Вино?! В этом доме подадут вино бродяге?! Я удивлен, милостивый хозяин…
      Странник поднял взгляд и на миг замер. Его лицо исказила гримаса ужаса. Он отшатнулся, прижимаясь к каменной кладке очага, словно не замечая, что тот раскален.
      – …Господин Метель! – И тут он опомнился. – Прошу вас, смилуйтесь! Я никак не думал, что встречу вас в этом доме. Простите, господин. За мой дурной язык простите, я не хотел вас оскорбить своим присутствием.
      – Подожди с извинениями. Как ты меня назвал?!
      – Я не хотел, у меня это вырвалось случайно! Извините меня.
      – Я задал тебе вопрос! Повтори! Что ты сказал?
      – Я назвал вас Господин Метель.
      Странник снова опустил взгляд и весь сжался, как бы ожидая удара.
      – Ты назвал меня так, потому что слышал от кого-то это прозвище?
      – Не наказывайте меня, я расскажу вам все. В городе, у подножия гор, все вас так называли. Мне говорили, что вы живете один высоко в горах, но я не предполагал встретить вас в этой хижине. Думал, что вы живете в замке, как все остальные правители. Все в городе повторяли, что Господин Метель совсем обезумел, что он проклят духами и не желает видеть мирской жизни, говорили, что господин затворник и не терпит гостей, говорили, что господин жесток и не терпит бродяг. Потому я так поспешно покинул город, хотя и имел желание там остаться и, может, смог бы заработать себе на новую одежду. Я бы не стал просить милостыню, я не нищий, но в дороге со мной приключились многие беды, отчего я стал похож на бродягу, а я ученый, я многое могу. Я знаю ремесла и грамоту.
      – Тебе никто не сказал, почему меня называют Господин Метель?
      – Сказали лишь, что вы холодны словно лед, и ни боль, ни страх, ни жалость неведомы вам. Что вы быстры в бою словно ветер и колючи как снег. Что вы родились от земной женщины, но отец ваш был истинно дух горных вершин, покрытых вечными снегами!
      – И ты, грамотный человек, поверил во все эти сказки крестьян и не сделал никаких выводов?
      – Слышал я о вас и прежде, далеко отсюда, в других землях. И не было у меня сомнений, что хоть половина из всего того, что вам приписывают, есть правда.
      – Ну, коли так, вставай и иди умойся с дороги.
      Не раздумывая ни секунды, бродяга вскочил, огляделся, и, все еще согнувшись, пошел в угол комнаты, где стоял на пне кувшин с водой. Я прошел вдоль стены и, открыв сундук, вытащил оттуда свою старую охотничью куртку, которой не пользовался долгое время. Войлочные штаны для верховой езды, сапоги, которые стали мне малы, и свежую рубашку, которую так ни разу и не надел. Обувь должна быть страннику впору.
      – Возьми одежду, а свои старые лохмотья брось в огонь, – приказал я, даже не обернувшись.
      – Как я смею, мой господин?!
      – Это не просьба. Ты в моем доме. И не пристало здесь ходить оборванцем. И хватит причитаний.
      Приказ странник исполнил быстро. Он стыдливо поглядывал на меня когда переодевался, и держался ближе к противоположной стене, там, где тень.
      – Так-то лучше. Теперь ты больше похож на человека. Садись за стол.
      Перечить мне он и не думал. Сел на краешек скамейки, все так же не решаясь поднять глаза.
      Я сам наполнил его кружку вином и пододвинул ломтики копченого мяса. Хлеб и сыр были в достатке.
      – Нет причин беспокоиться. Никто не желает тебе зла. Ты не мог знать, что попадешь в мой дом, но коль ты здесь, то будь моим гостем.
      – Спасибо вам, господин, никогда не забуду такой милости.
      Странник ел не спеша, стараясь быть приличным и опрятным. Я лишь пил вино и смотрел в очаг, где набирал силу огонь, пожирая сухие бревна, которые были брошены поверх старых лохмотьев странника.
      Некоторое время я не беспокоил его, ждал, пока тот насытится. Возможно, мне почудилось, а может, и нет, но когда огонь уничтожал рваную одежду моего гостя, то чувствовался слабый аромат, словно в костер подлили немного розового масла. Наверное, показалось…
      – Как твое имя? – спросил я, когда с едой было покончено, наливая ему еще вина.
      – Син. Мое имя Син.
      – Давно ты в пути?
      – Третий год.
      – У тебя заметный акцент, ты издалека?
      – Маракарец.
      – Что привело тебя в мои земли?
      – Беда, мой господин. Земли – сплошь каменная пустыня. Война и разорение сделали их совсем не пригодными для жизни. А налоги хана так непомерно высоки. Когда-то там было можно жить, сейчас же только ветер да разорение.
      – Армия моего брата добралась и туда?
      – Я не хотел этого говорить. Но, к сожалению, это так, мой господин. Мне казалось, что великий князь не пожелает в зиму идти через горы, и я отправился сюда в поисках лучшей доли.
      – Какие науки знакомы тебе?
      – Астрономия. Математика. Руны.
      – А ремесла? Ты говорил, что знаешь ремесла?
      – Я практиковался в постройке галер, но здесь нет ни судоходных рек, ни морей, ни океана, я смогу быть плотником и честно зарабатывать свой хлеб.
      – Но в моих землях строгий запрет на вырубку леса, так что твое умение будет не очень прибыльным. Скорей потребуется камнетес. Ты смог бы прочитать рукописи?
      – Смог бы, коль они были бы.
      Я взял лист бумаги и написал рунами, теми, что видел в книге и переписал себе по памяти, свое имя.
      – Прочти.
      Син долго изучал надпись, вертел листок бумаги в руках, прищуривал глаз, а потом сказал:
      – Отрешенный.
      Ну разумеется. Мне никогда в голову не приходило переводить свое собственное имя с языка Ур-Гачи на наречие жителей долины. Все произносили мое имя, но мало кто задумывался над его значением. Хотя и тех, кто произносил его, было не много. Для всех я был господин, а не Хаттар.
      Медленно, стараясь не делать резких движений, я достал свой клинок и протянул его страннику. На какое-то мгновение мне вдруг стало боязно отдавать его в чужие руки, ведь я никогда этого не делал прежде. Лишь однажды позволил его взять у себя своему учителю фехтования. Тот оценил его по достоинству и сказал, что оружие из тех, которое само выбирает себе хозяина.
      Вопреки моим ожиданиям бродяга Син отнесся к оружию с неменьшим почтением.
      – О! Какой славный клинок! Однажды мне уже приходилось держать похожий в руках.
      – Клинок и вправду достоин похвалы, но сейчас меня интересует, что написано на лезвии.
      – Это не руны Ур-Гачи. Хотя на первый взгляд и похожи. Знаю! – воскликнул мой гость. – Это знаки тринадцати лун, их значения.
      – Календарь?
      – Нет. Все сложней. Здесь очень тесная связь с движением луны по небу в течение года. Как словесная загадка. На рукоятке окончание в виде звезды с тринадцатью концами. И один больше других, не намного, но заметно.
      – Что бы это могло значить? По-твоему?
      – Если это не календарь, то вещь очень тесно с ним связанная. Здесь, я думаю, руны следует читать не как звуки, а как отдельные слова, по значениям. Если первая руна непроизносима, то она служит лишь для определения силы следующей руны, которая означает «ветер». Так выходит, что две эти руны можно прочитать как «ураган». Да! Именно ураган!
      – Запиши на бумаге отдельными словами, как ты и говорил, – приказал я.
      Странник проворно взял перо и бумагу, перевернул чистой стороной вверх и записал первое слово.
      – Дальше идет руна Битлабур. Ее значение «война», но, оглядываясь на первые, мы можем прочесть ее как «разрушение». Или как агрессивное настроение самого урагана. Рун всего восемь. И две повторяются. Те же самые непроизносимые с усиливающим значением. Третья руна означает «ясность». Не в смысле погоды, а простоту и понятность следующих знаков. Следующие четыре последовательно означают три стихии. Огонь, воду и землю.
      – Не получается. Один знак лишний.
      – Я понял. Последняя непроизносимая не усиливает другие, а обозначает скрытность и содержит в себе все предыдущие значения, кроме разделительного знака, который, собственно, и руной не является, и говорит только о том, что этот самый клинок не совсем клинок, а еще и какой-то инструмент. Имеет двойное назначение. Теперь, если все это сложить, то получается что-то вроде «Быстрый как ветер, не знающий себе равных, ключ от сокровенных врат». Если, конечно, не придираться к мелочам, примерно так.
      – Ключ?
      – Простите меня, может, вы не это хотели слышать, возможно, вам знаком другой перевод этого странного текста, но, боюсь, это все, на что я способен сейчас, можно посмотреть толкования в большом кодексе чисел…
      – Успокойся, Син. Никто прежде до тебя не смог прочесть ни единого знака на этом металле. Скольких ученых я ни спрашивал, все говорили, что подобный текст они не в состоянии понять. Твоя версия мне кажется убедительной. Тем более что она единственная пока, и я думаю, что теперь ты можешь смело просить у меня любую награду, которую только пожелаешь.
      – Вы так добры, господин, но вы уже дали мне больше, чем я ожидал получить.
      – Нет, нет. Ты достоин награды! Это мое слово! Все, что тебе захочется, сейчас же. Коня, одежду, деньги. Все. Если не хочешь покидать эти земли, ты получишь дом и сможешь заниматься наукой. Клянусь алтарями всех духов! Все, что пожелаешь.
      – Вы так великодушны, что я, право, не могу найти слов благодарности.
      – Пойдем. Я устрою тебя в уютном месте, где тебе будет намного спокойней, чем здесь. В моем присутствии тебе нелегко будет расслабиться, отдохнуть с дороги, тем более что я хочу побыть один и обдумать то, что ты для меня сегодня растолковал. В том доме тебе дадут все, чего ты только захочешь.
      Вдова Ахтарина приняла гостя с радостью. Во-первых, Син теперь не был похож на бездомного бродягу, а во-вторых, его привел я. Гости, да и вообще любые прохожие, в деревушке большая редкость, так что здесь каждому были рады. Любой, кто приходил из больших земель, приносил новости и слухи. Рассказывал о своих странствиях и обо всем увиденном. Такие смельчаки встречались не часто. Бродить в одиночку по землям было опасно. Десятки княжеств, разные законы, дорожные налоги и сборы. Разбойники, грабители, орды кочевников. Все это создавало трудности. Если только путешественник не ухитрялся примкнуть к какому-нибудь военному отряду или каравану торговцев, всегда нанимающему охрану. А их в последнее время становилось все меньше и меньше. У странствующего рыцаря было больше возможностей, но в дома крестьян он, как человек благородного происхождения, попадал редко. Так вот и сложилось в разных землях особое гостеприимство, которое передавалось из поколения в поколение как добрый обычай. И стало почти законом. Правилом хорошего тона.
 
      Без всяких сомнений, этот бродяга появился здесь не случайно. И то, что он постучал именно в мою дверь, не иначе как проявление воли духов. Я должен сделать выводы из всего, что происходило со мной за последние несколько дней. Я должен все как следует записать и тщательно обдумать.
      Надпись на клинке приоткрыла свою тайну. Мне почему-то казалось, что мой клинок и храм, который я видел в книге, очень тесно связаны, сплетены какой-то нитью. Пусть даже я видел не совсем храм, а только его рисунок – может даже, во сне, – но мысль о связи между ними не покидала меня. Появилась как бы связующая цепочка между реальностью и сном. Маленькая опора. Наметилась цель, которую нужно достичь. И тогда все станет ясно и просто.
      Вернувшись в свою хижину, я снова сел записывать планы и сверял с теми черновиками, что сделал по памяти. Если все, что со мной произошло два дня назад, было сном, то откуда взялась книга и шуба? Значит, сна не было! Не может быть. В дом Самата я попасть не мог, а следовательно, и в город. Выходит, все это происходило не на самом деле. Что же тогда случилось?!
      Взять книгу в руки и попробовать ее еще раз изучить. Может, ответ там? Нет! Все запутается окончательно, и я не смогу никогда решить этой загадки. Каким бы образом ко мне ни попала книга, она достигла своей цели. И что там написано, на данный момент значения не имеет. Важно то, что эта книга, как предмет, стала мостиком, знаком, и я должен был разобраться в этом.
      Перечитав еще раз все, что мне удалось записать, я пришел к выводу, что мне необходимо отправиться на поиски этого храма. Скорее собрать отряд, пока перевалы совсем не закрыло. Там, в храме, сосредоточены все знания, к которым я так стремлюсь. Там есть что-то, что зовет меня. Что-то манящее и таинственное.
      Думая об этом, я стал собирать вещи, которые, возможно, мне пригодятся в долгом походе. Разумеется, придется послать гонца в город, к старосте, чтобы тот выделил мне десяток воинов для сопровождения. Сам я туда не поеду. Надо написать два письма. Одно для главы совета, другое Самату. Старый вояка будет хорошим спутником.
      Не откладывая, я сел писать письма. Много времени это бы не заняло, но вскоре за стенами дома послышался шум и топот копыт.
      Я распахнул дверь и вышел на порог. К дому приближались не менее тридцати всадников. Все они были в доспехах и с гербами своих родов на узких щитах. Похоже, что сегодня день визитов.
      Гвардейцы остановились и спешились почти одновременно. Двое из них сняли шлемы.
      – Саул! Марк! Братья! Весьма рад. Что привело вас в мои земли?
      – У нас письмо для тебя, Хаттар.
      – Могли бы отправить гонца, – удивился я, широко распахивая дверь.
      – Ты не рад нашему визиту, братец?
      – Визит неожиданный, скрывать не буду. Но тем не менее я правда очень рад. Сколько лет мы с вами не виделись?
      – Лет пять, не меньше.
      – Да, Саул, лет пять, ты успел многое за это время, Виктор щедр на боевые награды.
      – Тебе их не видать никогда, Хаттар. Сколько славных походов ты пропустил и не пожелал участвовать.
      – Война это ремесло, которым я владею хуже всего.
      – Как пожелаешь, но не забывай, что ты подданный великого князя Виктора, и тебе придется удовлетворить его требование.
      – Вам нужны деньги на очередную военную кампанию? Угадал?
      – И не только это. Из письма следует, что ты должен предоставить в наше распоряжение не менее тысячи хорошо обученных солдат и командиров. Также снарядить обоз с продовольствием и железом. С оружием и доспехами.
      – Входите в дом. Нечего стоять на морозе.
      – Нам известно и твое гостеприимство, и затворничество, так что, думаю, нам нет смысла злоупотреблять, беспокоить тебя своим присутствием. Напиши приказ старосте. Сам-то не хочешь поучаствовать? Под твои знамена многие пойдут добровольно.
      – Виктор разорился сам, теперь желает разорить мои и без того скудные земли!
      – Мы ведем священную войну!
      – Это с Маракарой-то?
      – Оплот мерзости и разврата должен быть уничтожен. – взревел Саул, всегда отличавшийся нездоровым фанатизмом. – Все эти черные храмы и башни созданы, чтобы сеять тьму и насылать порчу в земли пяти алтарей!
      – Неужели Марак, великий жрец, вступил в войну с князем только из-за того, что перевел священные книги на язык Маракары? – выдал я доподлинно известную мне причину войны.
      – А! По-твоему этого недостаточно?
      – Сила Марака была велика в годы, когда мы еще были мальчишками. И отец, если мне не изменяет память, подписал с Мараком мирный договор.
      – Кочевники нарушили договор и вторглись на наши земли вместе с ордами темных магов. Пали три крепости, не мы начали войну.
      – Как скажете. Входите, мне нужно время, чтобы написать приказы.
      Саул и Марк были недовольны моими проволочками, но все же вошли в дом. Я сел за стол и достал чистый лист бумаги, перо и чернила.
      – Хаттар! Что у тебя за хижина! Нищие в городах живут богаче, чем ты.
      – Я же не нищий. Пока.
      Саул криво ухмыльнулся. Поставил шлем на стол и взял несколько листов, которые я исписал своими воспоминаниями о сне. Разумеется, его не интересовало то, что там написано. Тем более что Саул не знал языка Ур-Гачи. Да и читать был не большой мастер.
      – Тебя надо было отдать жрецам в послушники, еще в детстве. Полукровок туда не берут, но тебе могла достаться должность писаря при храме или еще какая работа. Это почти то же самое, чем ты здесь занимаешься.
      – Писарь при храме множит Святое Писание, а не занимается наукой.
      – А! Так ты теперь у нас ученый! Алхимик! А может быть, маг?!
      – Скорее, исследователь.
      – И что ты исследуешь? – спросил Марк, стоя в углу комнаты и разглядывая пустые кувшины из-под вина. – Сорта вин? Или, может, твоя наука заключается в поиске особого напитка, от которого пьянеешь один раз и на всю жизнь? О! Кажется, ты преуспел в этой науке!
      – Как говорит великий князь Виктор, – вмешался Саул, – по отношению к тебе, Хаттар, в любой породе всегда есть выродок! Как ты можешь так позорить наш род!
      – Считаешь, Саул, что я чем-то опозорил род своего отца?
      – Мы призывали тебя помочь нам в битве на востоке. Мы звали тебя на усмирение восставших горняков, от похода на Маракару ты тоже отпираешься. Тебя не дозовешься ни на один праздник, ни на одни похороны. Ты сам по себе, ты эгоист, жируешь тут в своем логове, а мы там льем чистую родовую кровь! Весь свет и знать говорят о тебе как об уроде, которого спрятали подальше от глаз. Докажи, что это не так! О тебе ходят слухи один другого хлеще. Так дальше продолжаться не может. Великий князь очень недоволен тобой и прислал нас, чтобы мы заставили тебя приехать в его замок.
      – Он пригласил меня?
      – Он велел тебе приехать. И в случае если ты вдруг опять не захочешь, мы повезем тебя силой.