Джулия рожала. Ее лицо покраснело, тело дрожало. Она прикусила губу, до боли стиснула пальцы Пола. Ее взгляд взметнулся к его лицу.

— П-прости, — пробормотала она.

— Шшш, — ответил он. — Это я должен просить прощения. За то, что заставил тебя переживать такое.

— Нет, — проговорила Джулия сквозь стиснутые зубы. — Не… смей… говорить… так.

— Есть! — вскричал врач, выпрямляясь и предъявляя миру кричащего, извивающегося младенца. — У вас девочка! — сказал он матери.

Джулия засмеялась и заплакала одновременно.

— Девочка… С ней все в порядке? — спросила она, неотрывно глядя на сестру, хлопочущую вокруг новорожденной.

— Ручки, ножки, головка на месте, — сообщил врач. — Дыхание отличное. Доктор Лири осмотрит ее. Она красавица. Видите? — Он взял девочку у сестры и показал Джулии. — Видите, папочка?

Она оказалась прямо перед его глазами. Такая крохотная! А глазки широко открыты — словно ищет кого-то.

Пол только кивнул, не в силах произнести ни слова.

Врач протянул ребенка только что вошедшему педиатру.

— Но мы прошли только полпути, верно? Придется еще немного потрудиться. У вас хорошо получается, Джулия. Вы готовы?

— Да, — ответила она, — если вы готовы. Пол не знал, откуда Джулия взяла силы, чтобы проделать все снова. Но она сделала это — и несколько минут спустя второй темноволосый младенец громким криком приветствовал мир.

— Поздравляю, — сказал врач, кладя маленькое красное существо Джулии на живот. — У вас дочь и сын.

Пол видел только Джулию. Ее ресницы трепетали, пальцы тряслись, тело дрожало — как от облегчения, так и от изнеможения.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он. Джулия улыбнулась ему, из уголков глаз катились слезы.

— Хорошо, — прошептала она и легонько стиснула его руку, словно силы окончательно покинули ее.

Скорее всего, так оно и было.

— Не хотите ли пойти взглянуть на ваших детей, — предложил врач Полу, — пока мы закончим здесь с Джулией?

И поскольку Джулия выпустила его руку, он пошел. Словно лунатик, даже не понимая, что делает. Он остолбенело наблюдал за тем, как педиатр осмотрел сначала одного младенца, затем другого. Как сестры вымыли их, надели распашонки и завернули одного в розовую пеленку, другого — в голубую.

Малыши кричали. Девочка молотила по воздуху крошечными ручками, а мальчик грыз кулачок. Интересно, это он был заводилой, поду — мал Пол, или девочка?

Краем глаза он видел, как врач хлопочет над Джулией. Теперь она лежала неподвижно и казалась очень спокойной.

— Мистер Варне… — начал педиатр.

Пол заморгал, затем понял, что обращаются к нему.

— Кларк. Моя фамилия Кларк.

— Ах, простите. Нам была известна только фамилия вашей жены. Мы поместим новорожденных в инкубатор на первые сутки. Это простая предосторожность, — с улыбкой пояснил он, — поскольку они родились несколько преждевременно. На самом деле они вполне здоровы. Маленькие, но крепкие. Мальчик весит почти пять фунтов, девочка — четыре фунта одиннаддать унций. Пойдемте со мной, нам нужно записать кое-какую информацию.

Пол действовал автоматически. Делал то, о чем просили. Он не думал. Он сидел в кабинете и отвечал на вопросы, а перед глазами у него стояла Джулия — тужащаяся, тяжело дышащая, напрягающаяся.

Где она? Его увели прежде, чем врач закончил что-то делать с ней. Все ли у нее в порядке? Ему необходимо было это знать!

— Где моя… жена? Я должен увидеть… мою жену.

Все называли ее так. Почему бы и ему не поступить подобным образом?

— Осталось всего три вопроса, мистер Кларк, — сказал ему медрегистратор.

— Палата четыреста одиннадцать, — сообщила медсестра минуту спустя, когда он вышел из двери.

Джулия лежала с закрытыми глазами, в лице не было ни кровинки. Пол подошел ближе, чтобы услышать, дышит ли она. Он зацепил ногой угол тумбочки, и Джулия открыла глаза, немного красноватые, но ясные.

— Привет, — сказала она.

Ее голос был слегка надтреснутым, словно и он устал вместе со всем организмом.

— Привет.

Пол подошел вплотную и отвел прядь волос с ее лица, которое было прекрасно. Теперь Пол видел в нем силу, которой не замечал раньше.

— Ты была потрясающей, — проговорил он.

Джулия улыбнулась и накрыла его руку своей. Теперь она не дрожала. Ее кожа была мягкой и прохладной.

— Они потрясающие, — мягко сказала она. — Дети. Спасибо тебе, Пол.

Он непонимающе уставился на нее. Джулия подняла его руку и поднесла к своим губам… в последний раз, а затем совершила тяжелейший поступок в своей жизни.

— Спасибо, — повторила она. — За детей. За все. Тебе незачем оставаться, Пол. Ты можешь идти.

И он пошел. Именно так — пошел! В конце концов он этого и хотел. Быть одиноким. Свободным. Ничем не связанным. Выписывать чеки, но не переживать.

Он не хотел переживать. Разве не так он говорил?

Пол вернулся в Брайтон, собрал свои вещи, приехал в город и позвонил редактору.

— Я готов ехать, — сказал он. — Куда угодно.

— В Пакистан, — обрадовался тот. — Сможешь успеть на вечерний рейс?

Он смог. Он успел.

Пол лишь ненадолго заехал в больницу. В последний раз взглянуть на крошечных детей. Он узнал, что теперь у них есть имена: Оливер и Виктория. Хорошие имена, подумал Пол. Весомые. Он должен сказать об этом Джулии, когда зайдет вручить подарок, который купил по дороге. Но когда заглянул в палату, там были Льюк и Кэти, и Марк, и Элис… и Сесил.

Он оставил подарок медсестре.

— Проследите, чтобы она его получила, — попросил Пол. — Я спешу.

У Джулии было все, что необходимо. А в нем она не нуждалась.

А вот он в ней нуждался. Нуждался во всех них: в Джулии, Виктории и Оливере. Дня не проходило, чтобы Пол не вспоминал о них. Да что дня — часа, минуты!

Он старался думать о Шейле и том, другом ребенке. Старался использовать их как щит. Но это больше не срабатывало. Разве можно защитить сердце? И Джулия, и Оливер, и Виктория — равно как и Шейла, и их ребенок — жили в его сердце.

Он хотел позвонить и поговорить с Джулией — узнать, как она себя чувствует, справляется ли, не нуждается ли в чем-нибудь. Не нуждается ли в нем…

Но Пол боялся, что нет. Она была такой сильной, такой самостоятельной, такой уверенной! Она цеплялась за его руки во время схваток, но всю работу делала сама. Она поцеловала его пальцы, когда все закончилось, — поблагодарила за то, что был с ней, за детей.

Но потом позволила ему уйти.

— Проклятье, Джулия! — Пол бормотал в подушку эти слова раз по сто за ночь. — Любишь ли ты меня? Любила ли ты меня когда-нибудь?

Но он не мог позвонить и спросить у нее об этом. Он должен был видеть ее. Смотреть ей в глаза. Если, спрашивая, он будет видеть ее глаза, то неважно, что она ему ответит.

Гринлоу в Рождество был лишь бледным подобием Лондона. Ни суетящихся толп, ни расцвеченных огнями витрин, ни гигантских украшенных елей.

Перед Рождеством Джулия вернулась домой. С Оливером, Викторией и Элис. Элис приехала на неделю. Джулия с малышами — надолго.

— Месяц, три… Оставайся сколько угодно, — сказали родители.

Они встретили ее и двух очаровательных внуков с распростертыми объятиями. И Джулия была очень им благодарна. Благодарна за их заботу, поддержку, за то, что охотно взвалили на себя нелегкую обязанность помогать ей с детьми — со всеми этими ночными кормлениями, коликами и ее собственной неумелостью.

— Я научусь. У меня уже получается, — говорила она матери.

Джулия пробыла дома уже неделю. Она постепенно привыкала к новому распорядку жизни. Даже находила немного времени для работы — час там, пятнадцать минут здесь.

— Ты все делаешь прекрасно, — отвечала ей мать. — Даже чтобы вырастить одного ребенка, требуется уйма людей, — а у тебя двойня.

Мать не осуждала ее. Разве что была немного печальна. Она не задавала много вопросов — спросила только, любила ли Джулия отца детей.

Да, ответила Джулия, любила. И любит до сих пор. Она тосковала по нему. Укачивая детей, рассказывала им о нем.

— Ваш папа очень хороший, — говорила она. — Сильный. Смелый. Когда-нибудь… может быть… вы сами увидите…

Говард зашел перед ее отъездом из Лондона. Принес подарки — целую гору мягких игрушек. Джулия дала ему подержать Оливера, который раскричался и описал его. Говард воспринял это как мужчина — сплавил ребенка Элис.

После его ухода Джулия совсем раскисла. Говард так похож был на Пола! Она сказала это Элис. Та огрызнулась:

— И ведет себя так же. Оба они ничтожества!

— Нет, — покачала головой Джулия. — Пол просто человек, который знает свои возможности.

Ей было известно, что он уехал куда-то за тридевять земель. Конечно, можно было бы попытаться разыскать его… Но зачем?

Пол наверняка сказал бы ей, куда отправляется, если бы они встретились перед его отьездом. Но они не встретились. Джулия даже не знала, что он заходил, — до тех пор пока вошедшая после ухода гостей медсестра не вручила ей коробку с подарком.

— Вот, — сказала она. — Это оставил ваш муж.

— Мой…

Джулия проглотила последнее слово и молча взяла коробку. Та была обернута тонкой бумагой пастельного цвета, а на карточке стояло только одно слово «Близнецы» и четкая подпись Пола.

Открыв коробку, Джулия обнаружила двух маленьких медвежат в парусной лодке. Она часто заморгала, и слезы покатились по ее щекам.

Сейчас медвежата-близнецы сидели на комоде в детской. А сзади, присматривая за ними, расположилась очень беременная медведица-мама. Джулия гладила ее пушистый живот всякий раз, когда проходила мимо.

Так она сделала и теперь, направляясь к кроваткам, чтобы взять на руки хнычущую дочку. Если успеет покормить Тори до того, как проснется Олли, не придется просить мать давать ему бутылочку. Джулия старалась кормить грудью обоих, а это было почти невозможно, когда близнецы просыпались одновременно.

— Шшш, шшш, маленькая леди, — прошептала она капризничающей дочери. — Одну секундочку. — Джулия возилась с рубашкой и лифчиком для кормления. — У меня уже получается, — повторила она как заклинание то, что говорила матери.

Когда-нибудь я смогу справляться со всем самостоятельно, думала Джулия. Когда-нибудь у нас троих все будет прекрасно. »

Она устроилась в кресле-качалке и дала Тори грудь. Малышка смотрела на нее уже сфокусированным взглядом и усердно сосала.

Джулия погладила ее мягкие темные волосы. Темнее, чем у нее. Как у Пола. Кто-то позвонил в дверь, но она продолжала кормить. Отец с Элис пошли за рождественской елкой, но мать была в кухне. Она откроет.

Каждый в Гринлоу, кто знал Барнсов, считал своим долгом навестить Джулию и ее прелестных близнецов. Джулия с удовольствием показывала их. Она была благодарна за внимание и заботу. И радовалась, что вернулась домой. Кто бы это мог быть? Неужели еще не все побывали у них?

Дверь слегка приотворилась, и в щель просунулась голова матери.

— К тебе гость.

— Кто там?

Кому-то Джулия могла бы позволить взглянуть на детей прямо сейчас, а кого-то попросила бы подождать, пока близнецы проснутся и будут накормлены.

Дверь приоткрылась шире.

— Я.

Джулия почувствовала, как сердце забилось в горле, затем упало, а потом забилось раз в сто быстрее где-то посредине. Она повернулась на голос и не поверила собственным глазам.

Пол?! Здесь?!

— Но…

Джулия увидела, как мать, стоящая за спиной Пола, улыбнулась ей, а затем, отступив, прикрыла дверь.

Он выглядел чудесно — загорелый, сильный, красивый. На нем были потертые джинсы и свитер, а в волосах посверкивали не успевшие растаять снежинки.

— Пол!

Она улыбнулась, но не подошла к нему. Потому что не могла — кормила малышку. Но в любом случае Джулия не сделала бы этого — чтобы тут же не прильнуть к нему, не вцепиться в него, не обнять его.

Однажды ей удалось быть сильной. Не исключено, что один раз был для нее пределом.

— Какой… сюрприз! — Джулия старалась казаться веселой, но голос ее звучал нервно. — Почему ты?.. — Нет, она не могла задать этот вопрос. — Как мило, что ты приехал к нам на Рождество.

Вот так-то лучше. Вежливо. Отстраненно. Незаинтересованно.

— Я приехал не на… Рождество, — проговорил Пол.

Его голос срывается так же, как и у меня, с изумлением подумала Джулия. Она заметила, как Пол сглотнул, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих какой-то сверток.

— Тогда почему… — начала было она, но, прежде чем договорила, он ответил:

— Я приехал потому, что люблю тебя.

Джулия замерла, глядя ему в глаза. Несчастные глаза, отметила она. В этих глазах были мука и отчаяние. Его пальцы мяли сверток, а глаза неотрывно, с мольбой смотрели на нее.

— Знаю, я тебе не нужен, Джулия. Я не могу ожидать, что ты сможешь полюбит меня, но…

— Смогу.;

Главный звук Рождества, всегда считала Джулия, — это тишина. В ней ожидание. Надежда. Почти неуловимая возможность.

И в этой тишине Пол глубоко, судорожно втянул в себя воздух, а затем тремя быстрыми шагами пересек комнату и стал на колени рядом с ней. Он обхватил руками ее и Тори. Он уткнулся лицом в шею Джулии и заплакал.

Джулия заплакала тоже, роняя соленые слезы на щечку малышки, на мягкие волосы Пола, в которые зарылась лицом.

— Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя, — снова и снова говорила она.

И Пол вторил ей.

Когда он наконец отстранился, они посмотрели друг на друга и улыбнулись, а затем рассмеялись. Они отерли слезы друг у друга с лица. Затем он взглянул на Тори, которая во время этой сцены сосала грудь матери с полным безразличием к происходящему, а теперь с интересом смотрела на Пола.

— Да она просто огромная! — с благоговением в голосе произнес он.

— Почти шесть фунтов, — подхватила Джулия.

В глубине комнаты захныкал Оливер. Джулия переместила девочку к плечу, чтобы та срыгнула.

— Можешь принести мне Олли?

Секунду Пол стоял неподвижно, затем кивнул. Он подошел к кроватке и осторожно, почти с трепетом, взял сына. Нежно и бережно держа, он принес его матери.

— Как это…

Он кивнул на Викторию, затем на Оливера, явно недоумевая, как Джулии удастся справиться с обоими.

— С твоей помощью, — сказала Джулия и решительно ротянула ему дочь.

Несколько мгновений он рассматривал ее, затем крепко прижал к груди.

— Полопай ее по спинке, — распорядилась Джулия. — Ей нужно срыгнуть. Вот. Положи эту салфетку на плечо.

Одной рукой Пол расправил салфетку и принялся похлопывать Викторию по спинке. В тот самый момент, когда Оливер начал сосать, усилия его отца были вознаграждены.

Пол усмехнулся, затем рассмеялся.

— Я сделал это!

Джулия тоже смеялась, но сквозь редкие крупные слезы.

— Да, сделал.

Пока Джулия кормила сына, Пол кругами ходил по комнате, продолжая нежно поглаживать дочь. Они были семьей.

Несколько минут спустя мать Джулии снова просунула голову в дверь и улыбнулась тому, что увидела.

— Именно так и должно быть, — проговорила она и пошла рассказать вернувшимся с елкой мужу и Элис хорошие новости.

Джулия показала Полу, как нужно пеленать детей. Вот когда они совсем не показались ему огромными!

— Ничего, научишься, — пообещала Джулия. — Я ведь научилась.

— Научусь, — поклялся Пол.

Они стояли рядом, глядя на детей, и Джулия почувствовала, как пальцы Пола переплелись с ее пальцами. Они приникли друг к другу.

— Что в этом свертке? — спросила Джулия. Он поднял его с пола, куда в волнении бросил, и протянул Джулии.

— Разверни.

— И мне не нужно ждать до Рождества?

— Надеюсь, нет.

Одеревеневшими пальцами она развернула бумагу. Внутри лежал мишка-журналист. Со своими фотоаппаратом, ручкой и блокнотом, на единственной «странице» которого было написано: «Ты выйдешь за меня замуж?» А к ручке было прикреплено кольцо.

Джулия повернулась к Полу… и протянула кольцо ему. Он взглянул на него, а затем, с отчаянием, на нее. В ее глазах была только любовь.

— Ты не наденешь его?

Когда они впервые занимались любовью, это была любовь, рожденная болью. Она тоже была прекрасной и животворящей — не только в одном смысле. Она воскресила его, хотя тогда Пол не отдавал себе в этом отчета.

Сейчас, поклялся себе Пол, все будет для нее. Я буду любить ее радостно и страстно, с заботой и вниманием. Я покажу, как много она значит для меня.

Когда врач сказал, что уже можно, — а со времени родов прошло уже восемь недель, а не шесть, — Пол попросил тестя и тещу заняться вечером внуками.

— Куда мы идем? — спросила Джулия. — Что ты задумал?

Пол только усмехнулся. У него был план. Он все рассчитал, подыскал убежище — заброшенную сторожку в стороне от всех дорог. Но для пары, которую ничто и никто не интересует, кроме друг друга, она была идеальна.

— Положись на меня, — сказал он, сжимая ее руки.

Джулия так и сделала.

Теперь домишко казался еще большей развалиной, чем тогда, когда Пол его приметил. С холмов задувал сильный ветер, в воздухе кружились первые снежинки, и Пол усомнился было в своей идее.

— Здесь просто чудесно! — воскликнула Джулия, обнимая его и целуя в щеку.

Он слегка повернулся так, чтобы поцелуй пришелся в губы, и поцеловал ее в ответ. С отчаянием и страстью.

— Разожги огонь, — распорядилась Джулия, — а я приготовлю постель.

— Постель готова, — сказал ей Пол.

Он побывал здесь утром — принес шампанское, бокалы и еду, которую приготовил для нее.

Но теперь, когда они оказались здесь, Пол не чувствовал голода.

— Ты чего-нибудь хочешь? — спросил он у Джулии.

Она положила руки ему на грудь и выдохнула:

— Тебя.

Они едва добрались до постели. Какие там забота и внимание! Какие изыски! Но страсть, по крайней мере, была. О да! И радость тоже.

Одежда лежала там, где упала. Огонь он разожжет позже. Им с избытком хватало того пламени, которое сжигало обоих изнутри.

Они забрались под пуховое одеяло и изучали тела друг друга. Его шероховатое и ее гладкое. Его твердое, мускулистое и ее мягкое, податливое. Он целовал ее губы, шею, груди. Он помнил это тело тонким и хрупким, он помнил его большим и округлым. Теперь оно было полным, мягким и жаждущим.. Готовым. Для него.

Джулия притянула его к себе. Обволокла своим теплом, своей любовью. Она целовала его, любила его, потрясала его. И опять возвращала к жизни…

Огонь они разожгли позже. Намного позже.

Они разогрели еду и выпили шампанского. Затем опять закутались в одеяло, и Джулия прижалась к человеку, которого любила. Она водила пальцем по груди Пола, заставляя его содрогаться. Ступней она провела вверх по его ноге и коснулась внутренней поверхности бедра. Он издал мягкое низкое рычание.

— Ты напрашиваешься на неприятности, — проговорил Пол и слегка прикусил ее ухо.

— Разве?

Джулия была в восторге. Ее ступня продвинулась дальше. Ее руки творили нечто неприличное. Он содрогался. Он стонал.

— Ммм… — пробормотал Пол, ловя ее руки. — И ты их получишь.

Он перекатил ее на спину и вошел в нее. Это было чудесно. Быстро. Неистово. Захватывающе.

Потом, удовлетворенная, Джулия обняла его. — Ты был великолепен, — прошептала она. — Ты великолепен.

Пол приподнялся, для того чтобы видеть ее лицо, и хрипло проговорил:

— Никаких обид? — Он опустил голову и приник к ней в долгом, неистовом поцелуе. — Мы все еще друзья?

— Друзья! — подтвердила Джулия, и они счастливо рассмеялись.