32

Я прибыл в кафе на полчаса раньше назначенного срока, проведя ужасную ночь в дешевом отеле. В моей голове до утра крутился вопрос: придет Лайза или нет? Стены заведения были выкрашены в желтый цвет, и их украшали плакаты с изображением дельфинов и китов, резвящихся на поверхности залитых лучами солнца морей. Здесь кормили лишь вегетарианской и органической пищей, но зато подавали сорок различных наименований кофе. Посетителей в кафе было очень мало. Один столик занимал похожий на банкира тип в дорогом плаще и с наимоднейшим кейсом. Однако его волосы по длине превосходили среднестатистический банкирский уровень. За другим столиком сидели две клонированные девицы. Их волосы были выкрашены в белый цвет, коротко острижены, а ноздри, уши и щеки украшало огромное количество металла. Мое внимание привлек пожилой, сильно небритый мужчина в изрядно засаленном плаще. Этот тип сильно смахивал на бродягу. Но после того как он заказал двойную порцию кофе с молоком и погрузился в свежий номер «Сайнтифик американ», я пришел к выводу, что он далеко не так прост, как кажется.

Я попросил чашку самого простого кофе и развернул «Уолл-стрит джорнал». Котировки акций «Био один» упали на четыре доллара и стояли на уровне пятидесяти трех. Дэниел к этому времени, видимо, уже избавился от своих акций. Интересно, могут ли меня привлечь к уголовной ответственности за участие в сделке на основе инсайдерской информации? Однако в данный момент эта проблема меня мало волновала.

Я выпил кофе и заказал еще чашку. Без десяти десять. Придет ли Лайза? Еще не было десяти, а я уже был готов удариться в панику.

Десять часов утра. Десять тридцать. Одиннадцать. К этому времени я опустошил немыслимое количество кофе, что успокоению явно не способствовало. Мои нервы напряглись до предела. Я снова и снова перечитывал одну и ту же страницу газеты, не понимая смысла прочитанного. Лайза не приходила. Вообще-то опаздывала на свидания она довольно часто, но чтобы на столько… Очевидно, она не придет. Но уйти я не мог. Я словно прирос к стулу. Из опасения упустить ее я даже не мог выбежать к газетному киоску.

Я заказал себе очередную чашку кофе — на сей раз без кофеина — и попросил принести круглую булочку из экологически чистой муки с органическими добавками. Желудок требовал к кофе хоть какой-нибудь твердой пищи.

Она не приходила, но я не мог с этим смириться. Все, что я делал в этот месяц, я делал для того, чтобы вернуть Лайзу. Ради этого я рисковал жизнью и пожертвовал своей работой. Но если она просто не желает возвращаться? Моя жена — женщина упрямая. Что еще я должен сделать, чтобы убедить ее вернуться? А если Лайза не пожелает этого даже после того, как я докажу, что не убивал ее отца и работу она потеряла не по моей вине?

Нет, с этим я смириться не мог, поэтому не уходил, словно это ужасное кафе оставалось единственным мостиком, связывающим меня с ней.

Начался дождь. Льющаяся с небес вода — как известно, дожди в Сан-Франциско отличаются особенно крупными каплями — очень скоро превратили улицы в реки и озера. Город ощетинился зонтами, стекла окон запотели, а из-под колес машин фонтаном брызгала вода, заливая зазевавшихся прохожих.

Наступало время ленча, и кафе постепенно заполнялось. Официанты посматривали на меня так, словно готовились вышвырнуть на улицу, и мне пришлось заказать горячий овощной сандвич.

В два часа дня я капитулировал. Я вышел на залитую водой улицу. Капли, падая с неба, охлаждали мою перегретую физиономию и прибивали волосы к черепу. Я не имел понятия, куда направляюсь.

— Саймон! — Я почти не услышал этого крика. А если и услышал, то не поверил своим ушам. — Саймон!

Я обернулся. Лайза мчалась ко мне, а ее сумочка болталась под дождем. Тяжело дыша, она остановилась рядом со мной, а я попытался изобразить улыбку. С ее носа и подбородка капала вода.

— Слава Богу, что ты меня дождался. Ведь прошло много часов. Я думала, что ты уже улетел в Бостон.

В ответ я лишь пожал плечами, впрочем, позволив себе снова улыбнуться.

— Спрячемся где-нибудь, — предложила Лайза, подняв голову и взглянув на прохудившееся небо.

— В кафе я не вернусь, — сказал я и, увидев неподалеку закусочную, спросил: — Как насчет этого места?

— О'кей. — Она состроила рожицу и добавила: — Честно говоря, я умираю от голода.

Лайза заказала себе гамбургер, а я наконец позволил себе посидеть просто так.

Мы сидели и молча ждали заказ. Мне было что ей сказать, Однако, опасаясь, что слова могут навредить, я просто смотрел на жену, и это доставляло мне радость.

— Я просмотрела эти файлы, — сказала Лайза.

— И?..

— Я почти уверена, что «Невроксил-5» провоцирует инсульт у некоторых пациентов. Это случается после как минимум шести месяцев приема.

Вначале я почувствовал облегчение, но радость была недолгой, поскольку я вспомнил, что тысяча или даже более людей, страдающих болезнью Альцгеймера, принимают участие в третьей фазе клинических испытаний. В их числе находилась и тетя Зоя.

— Почти уверена?

— Статистические данные требуют более тщательного анализа, а у меня не было времени вникнуть в них до конца. Однако создается впечатление, что лекарство таит в себе опасность. Думаю, это можно будет доказать цифрами.

— Но почему в «Био один» этого до сих пор не обнаружили?

— Хороший вопрос, — сказала Лайза. — Дело, думаю, в том, что при клинических испытаниях препарата против болезни Альцгеймера возникают специфические сложности. Во-первых, все пациенты в этом случае находятся в преклонном возрасте, и смертность среди них очень высока. Во-вторых, случаи инсультов учащаются лишь после полугода приема препарата.

— Тетя Зоя принимала «Невроксил-5» семь месяцев.

— Бедная Зоя, — покачала головой Лайза. — Мне так ее будет не хватать. Она замечательная женщина. Жаль, что ни Карл, ни Зоя к моим словам не прислушались.

— Боюсь, Карл никогда себе этого не простит.

— Неужели нет никакой надежды?

— Нет, если верить Карлу.

Мы немного помолчали, думая о тете Зое.

— Эневер понимал, что происходит? — спросил я.

— Напрямую он о каких-либо проблемах никогда не говорил. Но, судя по его действиям, он уже стал замечать, что частота инсультов отклоняется от среднестатистических величин. Он мог решить, что это всего лишь случайный всплеск. Кроме того, Эневер убедил некоторых клиницистов переквалифицировать диагноз и заменить болезнь Альцгеймера микроинсультами. Таким образом случаи инсультов статистически не учитывались.

— Значит, он сознательно манипулировал цифрами?

— Не уверена. Он мог искренне верить в то, что первоначальный диагноз оказался неточным, или самого себя в этом убедить.

— Есть ли среди документов что-нибудь от Катарро?

— Да. Несколько электронных писем о двух случаях инсульта с летальным исходом. Эневер в ответах высказал предположение, что Катарро имел дело с микроинсультами. О результатах вскрытия я не нашла документов.

— Не исключено, что они обсуждали эту проблему по телефону, — сказал я. — Но не думаю, что отчет патологоанатома получить будет сложно.

Принесли долгожданный гамбургер, и Лайза жадновцепилась в него зубами.

— Итак, ты была права, — промолвил я.

— Да. — Она едва заметно улыбнулась и добавила: — Но доказать это стало возможным только благодаря тебе.

— Кстати, ты прочитала в моей записке о том, что доктор Катарро обсуждал эту проблему с твоим отцом незадолго до убийства? — как можно более равнодушно поинтересовался я.

Лайза утвердительно кивнула, облизывая губы.

— Я его не убивал.

— Я не хотела встречаться с тобой, Саймон, — произнесла она, глядя в стол. — Но ты был прав. Дело с «Невроксилом-5» принимает серьезный оборот. Однако наши с тобой отношения и проблемы я обсуждать не желаю.

— Как ты себя чувствуешь после переезда сюда? — со вздохом спросил я.

— Лучше, чем в Бостоне, — ответила Лайза. — Я, конечно, все еще переживаю смерть папы. Кроме того, я по-прежнему зла на «Бостонские пептиды», на тебя и на… Впрочем, мы, кажется, решили, что наши проблемы обсуждать не будем, не так ли? — Она немного помолчала и продолжила: — Мир видится мне теперь не в таком мрачном свете, как раньше. Здесь я увидела, что передо мной открывается возможность начать новую жизнь. Иногда я снова чувствую себя почти человеком. Уехав, я поступила правильно.

— Неужели ты по мне не скучала? — спросил я, мгновенно пожалев об этом.

Оставив вопрос без ответа, Лайза прикусила нижнюю губу.

— Прости. Будет ли мне позволено задать другой вопрос?

— Все зависит от вопроса, — пробормотала она, глядя в тарелку.

— Келли не рассказывала тебе о ходе клинических испытаний «БП-56»?

Лайза отрицательно покачала головой, но я заметил, что упоминание о препарате ее заинтересовало.

— Испытания проходят хорошо, если не считать того, что «БП-56» вызывает депрессию у некоторых принимающих его добровольцев. Он снижает уровень серотонина в тканях мозга. — Теперь я видел, что полностью завладел ее вниманием. — Когда ты: начала принимать препарат?

— Ты, наверное, помнишь. Примерно через неделю поле смерти папы. Мы получили все результаты испытаний на животных, но не приступали к опытам с волонтерами до завершения обработки данных. Нам было жаль терять время, и я начала его принимать, чтобы скорее выявить все побочные последствия.

— А когда ты прекратила прием? После того как переехала сюда?

— Да. После того как меня уволили из «Бостонских пептидов», эксперимент потерял всякий смысл.

Мне очень хотелось спросить Лайзу, как она решилась на подобную глупость, но я промолчал, внешне храня полнейшее спокойствие.

— Это многое объясняет, — задумчиво продолжила она, поставив локти на стол и опершись подбородком на ладони. — Понятно, почему я так скверно себя чувствовала. Удивительно, как я не понимала того, что со мной происходит?

— В то время случилось много других очень важных событий, — осторожно заметил я.

— Ты прав, — ответила Лайза. — Глупее не придумать. Я вела дневник, в котором фиксировала малейшие отклонения в работе кишечника, и не заметила, что стала чувствовать себя так скверно, как никогда ранее не чувствовала.

— Ты потеряла способность ясно мыслить.

— Да, похоже на то.

— Ты прекратила прием. Может быть, с этим и связано улучшение твоего состояния?

— Наверное, — задумчиво глядя на меня, протянула Лайза.

— Теперь ты позволишь мне сказать, что я не убивал твоего отца? — негромко проговорил я.

— Саймон…

— У меня есть на это право. Хотя бы один раз. Выслушав меня, ты можешь отправляться к Эдди или на службу в Стэнфорд.

— Ладно, — с тяжелым вздохом согласилась она.

— За пару последних месяцев убили трех человек: твоего отца, Джона Чалфонта и доктора Катарро. Все трое, так или иначе, имели отношение к «Био один».

— Но ты же сказал, что доктор Катарро погиб в автокатастрофе.

— Да. Но автомобильную аварию инсценировать легко.

— Неужели подобное возможно?

Призвав на помощь все свое терпение, я продолжил:

— Да. Доктор Катарро, открыв, что слишком много его пациентов умирают после приема «Невроксила-5», вознамерился учинить большой шум. Он сообщил об этом твоему отцу на званом ужине. Фрэнк решил провести собственное исследование и стал спрашивать Арта — а также и многих других — о лекарстве. Ты же знаешь Фрэнка, если бы его подозрения получили подтверждение, то молчать бы он не стал. В результате его и доктора устранили.

Лаза слушала меня не перебивая.

— Затем Джон, обнаружив нечто подозрительное в связи с «Био один», захотел поделиться сведениями со мной. Его убили. А когда я слишком близко подошел к разгадке, стреляли в меня.

— Стреляли?! В тебя?!

— Да. Рядом с нашим домом.

— Боже мой! — Она поднесла руку ко рту. — Но почему они идут на это?

— Если «Невроксил-5» не получит сертификата Управления контроля пищевых продуктов и медицинских препаратов, то фирма «Био один» не будет стоить ничего. Это затронет интересы многих людей. Есть Эневер и Джерри Питерсон. Есть Арт, для которого «Био один» — альфа и омега его существования. Когда все началось, он скаждым днем становился все более непредсказуемым.

Я не сводил глаз сЛайзы. Она слушала меня очень внимательно.

— Но как быть сревольвером, который я нашла в шкафу?

— Не знаю, — ответил я. — Видимо, кто-то его нам подбросил.

— Но кто? И каким образом?

— Понятия не имею, — промолвил я, качая головой.

— Эдди уверен, что это сделал ты, — немного помолчав, сказала Лайза.

— Но что ты скажешь о Джоне? И докторе Катарро? Зачем мне их убивать? Для чего устраивать покушение на самого себя?

— Ничего я не знаю.

Мы наконец вплотную подошли к тому моменту, ради которого я прилетел в Калифорнию и весь прошедший месяц искал доказательства своей невиновности.

— У меня остался еще один вопрос. Затем ты сможешь уйти, чтобы никогда со мной больше не увидеться, — начал я. — Теперь я понимаю, насколько ужасным было твое психическое состояние после гибели Фрэнка и приема лекарств. Естественно, что мир представлялся тебе в черном цвете, а мозг рождал мрачные фантазии. Но вот я здесь и хочу тебя спросить… — Я сделал глубокий вздох и выпалил: — Ты по-прежнему считаешь, что я убил твоего отца?

Лайза, теребя бумажную салфетку, упорно смотрела на покрытую пластиком поверхность стола и остатки гамбургера.

— Я слушаю, Лайза!

— Не могу… — пробормотала она еле слышно.

— Посмотри мне в глаза, Лайза. И ответь. После этого можешь уйти.

Лайза подняла голову, и ее губы искривились в вымученной, нервной улыбке.

— Нет, — промолвила она, качая головой. — Я не думаю, что ты убил папу.

Я не верил своим ушам! Я был вне себя от счастья. Мне хотелось высоко подпрыгнуть и завопить от восторга. Но я сумел взять себя в руки, так как знал, что предстоит пройти еще немалый путь.

— Гамбургер? — спросил я, глядя на ее пустую тарелку. — А мне казалось, что ты такую пищу никогда не употребляешь.

— Теперь это моя страсть, — сказала Лайза. — Ты, видимо, решил, что я в моем состоянии должна питаться мороженым с шоколадными чипсами? Но это не так. Я теперь обожаю гамбургеры и картошку фри.

— Как ты себя чувствуешь? Как ребенок?

Ее рука машинально легла на живот, и мне казалось, что я замечаю, как увеличилась ее талия. Но это, видимо, всего лишь разыгралось мое воображение.

— Я чувствую себя плохо. Почти каждое утро меня тошнит. И по вечерам иногда тоже. — Она посмотрела на меня, и я увидел в ее глазах счастливый блеск. Я видела ребеночка, Саймон! В пятницу я прошла ультразвуковое исследование. Он настоящий человечек. У него есть головка, он двигается и все такое прочее!

Я очень пожалел, что не присутствовал на УЗИ, но вслух ничего не сказал. Дождь закончился.

— Пойдем отсюда, — предложил я.

Мы вышли из закусочной. Я не знал, где мы находимся, и мне было совершенно безразлично, куда мы шагаем.

— Сначала я не собиралась приходить, — рассказывала Лайза. — Но затем, как ты и рассчитывал, извлекла письмо из мусорного бака и, прочитав, вошла по телефону в сеть «Нет Коп». Я просидела над файлами до утра и пришла к выводу, что с «Невроксилом-5» что-то определенно не так. Но видеть тебя все равно было выше моих сил. Я сказала Эдди, что не пойду. А затем, когда миновало время встречи, я стала чувствовать себя все хуже и хуже. Хорошенько подумав и вспомнив о тете Зое, я решила, что мне следует с тобой встретиться. И ты все еще был там!

— Еще немного, и меня бы там не оказалось, — сказал я, сжимая ее руку.

Мы шагали по лужам, лавируя между прохожими. Над нашими головами в просветах облаков появилось голубое небо, и лучи солнца упали на умытые дождем викторианские строения, придавая этому изрядно потертому царству хиппи совершенно новый, сказочный вид.

— Чем ты все это время занимался? — спросила Лайза.

Я рассказал ей обо всем. Я долго и подробно говорил о «Ревер», «Био один», Арте, Джиле и Крэге, о том, как в меня стреляли, и, конечно, о ней. Все мысли, которые копились в моей голове последние недели, словно прорвав невидимую запруду, изливались сейчас неукротимым потоком. Во всем мире Лайза была единственным существом, которому я мог сказать все без утайки. Я был бесконечно счастлив, что получил возможность снова с ней говорить.

Мы добрели до парка «Золотые ворота». Я не обращал внимания на то, куда мы идем, и в парк привела меня Лайза. Мы прошли к японскому чайному садику — месту, куда она приводила меня во время нашего первого приезда в Сан-Франциско. Из-за дождя садик был практически безлюден. Мы уселись на скамейку возле миниатюрного мостика, перекинутого через крошечный ручеек. Облака уплыли через залив на восток, и на небе сияло солнце. На покрытых мхом валунах и роскошной зеленой листве деревьев поблескивала вода. У наших ног журчал прозрачный ручей. Я обнял Лайзу за плечи и притянул к себе.

— Я чувствую себя такой виноватой, Саймон, — промолвила она. — Неужели я прощена?

— Естественно.

— И я могу вернуться?

Мое сердце едва не выпрыгнуло из груди, и на ее вопрос я ответил поцелуем.

До моего отеля мы доехали на такси. Мы молча упали друг другу в объятия, ибо никакими словами нельзя было выразить то, что мы в этот момент испытывали. Счастье, нежность, страх, любовь, одиночество. Мне не хотелось покидать этот третьесортный мотель, скрипучую неширокую кровать, и я был не в силах отпустить от себя Лайзу. Здесь я был с любимой женщиной, а там, во враждебном мире, все шло не так, как надо.

Лайза шмыгнула носом. Я посмотрел на нее и увидел, что по ее щеке катится слеза.

— Что случилось, дорогая?

— Я вспомнила о тете Зое.

— Да. Все это очень печально, — сказал я, крепче прижимая Лайзу к себе.

— Ты знаешь, я ее по-настоящему любила.

— Знаю.

Она некоторое время лежала молча, а затем вытерла слезы краем простыни и призналась:

— Ты не представляешь, как мне без тебя было плохо!

— Мне тоже было очень скверно.

— И дело даже не в том, что я от тебя ушла. Больше всего меня мучило то, что ты изменился. Стал другим. Или даже хуже того, мне казалось, что ты всегда был не тем, каким я тебя видела. Не был тем человеком, которого я полюбила. Ведь ты совсем не изменился, Саймон, правда?

— Нет, — ответил я, поглаживая ее волосы.

— Так же я потеряла и папу. Он был совсем не тем человеком, каким казался.

— Нет, Лайза, это совершенно не так. Она подняла на меня удивленный взгляд.

— Твой отец всегда тебя любил, — продолжал я. — И эта любовь была искренней и горячей. Да, он скрывал от тебя тайну, но он скрывал ее и от себя. И лично к тебе это не имело никакого отношения. Фрэнк никогда не сожалел о том, что был твоим отцом, и ты это прекрасно знаешь. И не надо думать о нем как о ком-то другом. Ему бы это не понравилось.

Тонкое личико Лайзы засветилось улыбкой. Она поцеловала меня в щеку и уютно положила голову мне на грудь.

— Прости меня, Саймон. Наверное, тебе со мной было очень трудно.

— Все это объяснимо. Ведь тебе так досталось.

— Знаешь, что меня больше всего тревожит в связи с «БП-56»?

— Что?

— А то, что я беременна.

— Ведь ты не думаешь…

— Не знаю. Теоретически препарат никак не должен повлиять на плод. Но ничего нельзя знать наверняка. Я боюсь…

Я тоже боялся и молился о том, чтобы с ребенком все было в порядке.

— Но ведь последнее УЗИ показало, что там все в порядке. Разве не так?

— Пока да. Надо будет провести всевозможные тесты. Прости меня, Саймон.

Я прижал ее к себе, и мы долго молча лежали рядом.

Перед отъездом вечером в аэропорт нам еще предстояло повидаться с двумя людьми. Мать Лайзы была просто вне себя от счастья. Расцеловав нас обоих, она пожелала нам счастья и потребовала, чтобы мы вернулись в Сан-Франциско и вместе отпраздновали День благодарения. Энн отпустила нас лишь после того, как мы пообещали приехать.

С Эдди дело обстояло сложнее. В ожидании Лайзы я проторчал на улице рядом с его жилищем более получаса.

— Как он на это отреагировал? — спросил я.

— Я очень счастливый человек, Саймон, хотя настолько глупа, что не всегда это понимаю, — ответила Лайза после продолжительной паузы. — У меня есть ты, а у Эдди никого нет. Он так одинок.

— Тебе трудно с ним расстаться?

— Эдди так тяжело пережил смерть папы, — продолжила она, не ответив на мой вопрос.

— Послушай, Лайза, — сказал я, глядя ей в глаза. — Я не хочу чтобы ты выбирала между мной и братом. Когда дела немного прояснятся, ты приедешь в Сан-Франциско и поживешь некоторое время у Эдди. У меня нет никакого желания становиться его врагом.

— Спасибо, — сказала она с улыбкой. — А сейчас нам пора. Такси уже ждет.

33

В понедельник утром мы все собрались в большом конференц-зале. Венчурную фирму «Ревер» представляли Джил, Арт, Дайан, Рави и Дэниел, а «Био один» доктор Эневер и Джерри Питерсон. Это совещание по моей просьбе созвал в своем офисе Гарднер Филлипс. Он, разумеется, тоже принимал участие в собрании. Одна из его помощниц — серьезного вида молодая женщина в очках — держала наготове блокнот и стило для ведения стенографической записи.

Когда мы с Лайзой вошли в зал, Гарднер Филлипс поднялся с места, пожал мне руку и предложил сесть. Мы заняли указанное место за длинным столом, а адвокат сел справа от меня. Я ему полностью доверял, хотя и знал его не очень хорошо. Мне нужен был первоклассный юрист, и я был весьма благодарен Джилу за то, что он меня познакомил с Филлипсом.

— Благодарю вас, леди и джентльмены, за то, что вы согласились прийти. Полагаю, все вы знакомы с моим клиентом сэром Саймоном Эйотом и его супругой Лайзой Кук. Они располагают некоторой информацией о компании «Био один» и готовы ею с вами поделиться. Мы вас слушаем, Саймон.

Я послал присутствующим улыбку. Дайан кивнула и улыбнулась в ответ. Рави сидел с обычным отрешенным видом, у Дэниела вид был, напротив, восхищенный. Все остальные одарили меня суровыми взглядами. Джил внимательно смотрел на меня из-за толстых стекол своих очков. Его брови были сдвинуты, а лоб избороздили морщины. Эневер, судя по его виду, был вне себя от ярости. Одним словом, моя аудитория выглядела не очень доброжелательно.

— Новости у меня, к сожалению, скверные, — начал я. — Мы с Лайзой обнаружили, что «Невроксил-5» представляет опасность для жизни.

В комнате началось тревожное шевеление, а Эневер резко бросил:

— Докажите!

— Мы это обязательно сделаем, — сопровождая слова кивком, ответил я и принялся рассказывать обо всем с самого начала.

Я поведал о тревоге Лайзы, которую вызвал у нее «Невроксил-5», предсмертном сообщении Джона и о своем расследовании в клиниках, где проводились испытания. Затем я заявил, что Лайзе представилась возможность получить более полные данные, которые подтвердили ее первоначальные опасения.

Эневер мгновенно перешел в контратаку.

— Какие данные? — спросил он, обращаясь к Лайзе.

— Я не могу ответить на этот вопрос, — сказала она, поскольку Гарднер Филлипс строго приказал нам не говорить о том, как мы раздобыли информацию. — Но смею вас заверить, что полученные нами выводы сомнений не вызывают.

— Но это же полный абсурд! — фыркнул Эневер. — Ваши, как вы говорите, выводы не имеют под собой никаких оснований и поэтому ничего не стоят. Давайте прекратим зря тратить время и вернемся к работе.

— Неужели вас нисколько не тревожит увеличение числа инсультов среди пациентов, принимавших «Невроксил-5» полгода и более?

— Естественно, не беспокоит, поскольку ничего подобного не было.

— Надеюсь, вы не станете отрицать, что просили клиники переквалифицировать диагнозы тех пациентов, которые получили инсульт? Вы хотели, чтобы их исключили из числа тех, кто страдает болезнью Альцгеймера.

— Да, просил. Но только в тех случаях, когда это было действительно уместно. Хорошо известно, что при диагностировании болезни Альцгеймера часто случаются ошибки.

— А доктор Катарро? Ведь он был очень встревожен, не так ли? Вскрытие двух его пациентов, погибших от инсульта, показало, что они оба страдали болезнью Альцгеймера.

— Не исключено. Но мы имеем дело с престарелыми людьми, и то, что двое из них скончались от инсульта, — не более чем статистический всплеск. С доктором Катарро было трудно иметь дело.

— И он весьма своевременно погиб в автомобильной катастрофе…

— Совершенно верно, — пробормотал Эневер, но, заметив, что все сидящие за столом изумленно вскинули брови, добавил: — Послушайте, мне очень жаль этого парня. Но он был просто дурак.

— Вы готовы представить все данные клинических испытаний независимым экспертам? — спросил я.

— Ни в коем случае, — ответил Эневер. — Эта информация носит строго конфиденциальный характер, поскольку серьезно затрагивает наши коммерческие интересы. Тем более что Управление контроля пищевых продуктов и медицинских препаратов получает все сведения о побочном действии лекарства.

— Но нельзя исключать, что, имея в данном случае дело с престарелыми людьми, управление просто не заметило возрастания частоты инсультов, — сказала Лайза. — Это станет для них ясно лишь после того, как будут проанализированы все результаты клинических испытаний.

Эневер ожег ее злобным взглядом.

— Где ты получила эти сведения, Лайза? — впервые заговорил Джил.

— Не скажу, — ответила она.

— Чистейшей воды фабрикация! — брызнул слюной Эневер.

— Вы понимаете, насколько серьезны ваши обвинения? — строго глядя на нас, спросил Джил. — Если они подтвердятся, то «Невроксил-5» снимут с испытаний, а котировки акций «Био один» мгновенно обрушатся. Для всех нас это будет иметь катастрофические последствия.

— Да, понимаю, — ответил я. — Мы всегда желали «Био один» только успеха. Но успеха не будет, и чем раньше мы признаем этот факт, тем лучше.

Джерри Питерсон смотрел на меня так, словно не знал, говорю я правду или лгу.

— Томас, — сказал он, обращаясь к Эневеру, — а не могли бы мы проанализировать все данные по третьей фазе на фирме?

— Испытания проводятся вслепую, а если мы будем разбираться в информации у себя, то придется произвести расшифровку. Закон это запрещает. Кроме того, испытательный период сильно затянется. Не забывай, что в «Вернер Уилсон» ждут завершения клинических тестов к марту.

Джерри Питерсон, видимо, помнил об этом и сразу умолк.

— Каждый день продолжения клинических испытаний означает, что еще один или несколько пациентов получат инсульт, — сказал я. — И от этого нам не уйти.

— Дерьмо все это! — прошипел Эневер.

— Ты сукин сын, Эйот, — вступил в дискуссию Арт. Он казался мне каким-то вздрюченным. Трезвым, но вздрюченным. — Ты всегда держал камень за пазухой против «Био один». Совсем как Фрэнк. Ты просто завидовал нашему успеху. Но это не причина, чтобы губить процветающую компанию и прикончить лучший проект фирмы «Ревер».

— Полегче, Арт, полегче! — вмешался Джил. — Из сказанного, как я понял, следует, что если мы немедленно не остановим испытания и не проведем независимый анализ, то несколько человек могут скончаться от инсульта. Я также понимаю, что это всего лишь предположение, но рисковать мы не имеем права. Никто не смеет ради успеха ставить на кон человеческие жизни. И…

— Но подозрения этих типов не подкрепляются фактами! — оборвал его Эневер и, указав на Лайзу, добавил: — Я ее уволил, и теперь она пытается отыграться.

Джил покосился на меня и продолжил как ни в чем не бывало:

— Доктор Эневер, я знаю Саймона около двух лет, а Лайза — дочь моего друга. Да, я допускаю, они могли все это придумать, но в то же время нельзя исключать, что они говорят правду. Пока это нам не известно. Поэтому я прошу доктора Эневера передать всю имеющуюся информацию Рави, чтобы тот мог ее изучить. Если выводы Саймона и Лайзы найдут подтверждение, все клинические испытания будут прекращены. И когда я говорю всю информацию, доктор Эневер, то имею в виду полный набор данных.

— Но это же абсурд! — возмутился Эневер.

— Или вы предоставляете сведения, или мы немедленно прекращаем испытания препарата.

Значение этих слов не сразу дошло до участников совещания. Но когда они осознали сказанное Джилом, в комнате повисла гнетущая тишина.

— Что скажешь, Рави? — спросил старший партнер.

— Я не знаю, смогу ли сделать какие-либо выводы, пока не увижу, в каком объеме представлен материал. Но безопасность — ключевой элемент в разработке нового лекарства, — сказал Рави. — Внимательно выслушав Саймона и Лайзу, я понял, что в нашем случае присутствует элемент риска и мы должны принять меры, чтобы его устранить.

— А ты, Дайан? Согласна?

Она кивнула.

— Арт?

— Ни за что! — выкрикнул Арт. — Это обрушит нашибиржевые котировки. Это похоронит «Био один» и уничтожит «Ревер». Ты не можешь так поступить, Джил!

Выражение усталости, остававшееся на лице Джила с начала совещания, вдруг исчезло. Он выпрямился в кресле и теперь всем своим видом выражал решительность. Создавалось впечатление, что, встретившись лицом к лицу с кризисной ситуацией, Джил собрал в кулак всю свою волю и был готов принять нужное решение, невзирая на всевозможные катастрофические последствия.