Посвящается Николасу.

Работа над романом потребовала от меня встреч и бесед с множеством людей. Несмотря на крайнюю занятость эти люди щедро поделились со мной своим драгоценным временем. Я хочу выразить особую благодарность живущим в Лондоне Тоби Уайлсу, Энн Гловер, Крису Мерфи, Джонатану Кейпу, Полу Хейкоку, Хамишу Хейлу и Лионелю Вилсону, а также обитающим в Бостоне Стиву Уиллису, Крису Габриели, Кристоферу Спрею, Сабине Уиллет, Робу и Пэм Ирвин.

1

Мне следовало сказать ей все до того, как я вернулся домой поздно вечером, дыша винными парами. Или хотя бы рано утром в пятницу, когда я с трудом выбрался из постели и, страдая от страшной головной боли, отправился к восьми на работу.

Но я этого не сделал. Если бы сделал, то она, возможно — подчеркиваю, «возможно» — осталась.

Поначалу мы не придали этому большого значения. Ни она, ни я. Когда она вернулась из лаборатории, я занимался приготовлением ужина. В результате моих усилий на свет должна была появиться «пастушья запеканка». «Пастушья запеканка» с тушеной фасолью. Вам не получить «пастушьей запеканки» в Америке, если вы не приготовите её сами. Мне требовалась добротная английская еда, чтобы организм окончательно избавился от остатков принятого им прошлым вечером алкоголя. Если бы я сказал правду, Лайза все бы поняла как надо, с удовольствием съела бы ужин, а на утро приготовила салат из люцерны.

— Саймон? — услышал, я после того, как захлопнулась дверь.

— Здесь!

В гостиной нашей маленькой квартиры прозвучали её шаги, а затем на мою талию легли её руки. Я обернулся и поцеловал жену. Предполагалось, что это будет всего лишь легкий клевок в губы, но получилось нечто совсем иное. Когда я оторвался от неё и бросил взгляд на плиту, фасоль уже энергично булькала.

— Пастушья запеканка? — спросила она.

— Точно.

— Никогда не привыкну к этим изысканным английским кушаньям. Тяжкий выдался вечерок?

— Да. Слово «тяжкий» для его характеристики вполне годится, — ответил я, помешивая фасоль.

— Я бы сейчас выпила бокал вина. А как ты?

— Благодарю, не надо, — ответил я, глядя на то, как она наполняет бокал. — А, впрочем, налей. Я, пожалуй, тоже выпью.

Лайза наполнила еще один сосуд и подошла ко мне. На ней был свитер с глубоким вырезом и леггенсы. Мне было известно, что под свитером ничего нет — ни сорочки, ни бюстгальтера. Я прекрасно знал её тело — миниатюрное, крепкое и в то же время такое податливое. Однако, как ни странно, этих знания не были исчерпывающими. За те шесть месяцев, что мы состояли в браке, мы постоянно открывали друг в друге что-то новое. В результате в нашем скромном жилище постоянно царил беспорядок.

— А я сегодня разговаривала с папой, — произнесла она со зловещей улыбкой.

— Неужели?

Папу Лайзы звали Фрэнк Кук, и он был одним из партнеров венчурной фирмы «Ревер», в которой я имел честь служить. Я был его вечным должником за получение интересной работы и за счастливое знакомство с его дочерью.

— Точно. Папа говорит, что случайно наткнулся на тебя прошлым вечером. Похоже, что ты классно повеселился. А я-то, дурочка, думала, что ты, бедняжка, не разгибая спины, анализируешь денежные потоки… Или чем ты там, по твоим словам, занимаешься в своей конторе.

Я ударился в панику. Лайза это, конечно, заметила, и судя по улыбке, мой неподдельный ужас её забавлял.

— Он меня видел? — едва выдавил я. — А я его и не заметил.

— Видимо, он сидел в другом конце ресторана. Кроме того, ты был страшно увлечен своей подружкой. Папа сказал, что, судя по вашему виду, вы оба очень веселились.

— Это была вовсе не подружка. Я ужинал с Дайной Зарилли. Мы засиделись допоздна за одним из её проектов, и она предложила мне выпить. На нашем пути был ресторан, один столик оказался свободным, мы заодно и перекусили.

— А ты мне вчера вовсе не это говорил.

— Неужели?

— Ага. Ты сказал, что зашел немного выпить в компании коллег.

Это была сущая правда. Нечто подобное я пробормотал, когда далеко за полночь переполз через порог своего дома.

— Всё. Ты меня поймала.

— Папа говорит, что я должна опасаться этой самой Дайны.

— Она мила. С ней весело. Она тебе, наверняка, понравится, если ты её получше узнаешь.

— Кроме того, она красива.

— Пожалуй, — пробормотал я. Отрицать очевидный факт я не мог. Дайна была дьявольски красива.

— Ты врал мне, Саймон Айот, — объявила Лайза.

— Это была не совсем ложь.

— Нет была, — сказала Лайза и подошла еще ближе, прижав меня к плите. Я слышал, как за моей спиной булькает фасоль. — Это была самая настоящая стопроцентная ложь. — Она опустила руку, и, захватив мою мошонку, слегка её сдавила.

— Ой! — пискнул я. Что я еще мог сказать в подобных обстоятельствах?

Она, хихикая, двинулась спиной вперед в направлении спальни, таща меня за причинное место, как за узду. Глаза её при этом хитро поблескивали. Через несколько мгновений мы рухнули на кровать.

Десять минут спустя над разбросанной одеждой и над нашими обнаженными телами поплыл, заглушая сладкий запах пота, аромат подгоревшей фасоли.

2

— Нет, — произнес мой босс и старший партнер фирмы «Ревер» Джил Эпплбей. Сказав это, он, как бы приглашая меня протестовать, скрестил руки на груди.

Нет?! Но это же невозможно. Я не могу этого допустить.

Хотя за два года мне пришлось работать со многими проектами фирмы, этот был лишь вторым, на котором значилось мое имя. Первый проект, связанный с лизингом персональных компьютеров, оказался успешным и в рекордно короткий срок принес нам приличную прибыль. Я никак не ожидал, что мое второе дело, на этот раз с компанией «Нет Коп» придет к столь быстрому и такому бесславному концу.

Лишь несколько дней тому назад я заверил Крэга, что средства поступят обязательно. Инвестируя шесть месяцев тому назад первоначальный капитал, мы связали себя обещанием выделить «Нет Коп» дополнительные средства, как только в этом возникнет необходимость. Именно сейчас такая необходимость и возникла. Без дополнительных вливаний фирме Крэга просто не выжить.

А я дал ему слово.

Вопрос этот вообще не подлежал обсуждению. В повестке дня проходившего утром в понедельник заседания стоял обычный пункт о потенциальных проектах и о вызывающих тревогу инвестициях. Фирма «Нет Коп», насколько я знал, проблемной не считалась. Более того, до этого дня все признавали перспективность проекта.

Совещание, как всегда, началось с доклада Арта Альтшуля о положении дел в «Био один». Арт не упускал ни единой возможности потолковать об этой компании. Инвестиции в «Био один» оказались самой большой удачей «Ревер», и Арт постоянно стремился об этом напомнить. Он стоял у истоков проекта, и теперь лично его вел.

Я его не слушал, наблюдая через окно за авиалайнером, уверенно скользящим вниз к посадочной полосе аэропорта Логан, расположенного примерно в двух милях от коротко остриженной головы Арта. Я думал о том, как лучше доложить о положении дел в «Нет Коп».

И вот, наконец, Арт кончил. Следующим в повестке дня стоял я.

Джил бросил взгляд на лежащие перед ним документы и сказал:

— Окей. Теперь поговорим о «Нет Коп». Речь идет о следующем инвестиционным транше в сумме трех миллионов долларов. Что ты нам скажешь в этой связи, Саймон?

Я откашлялся. Мне хотелось выглядеть как можно более деловым спокойным и объективным.

— Как вы несомненно помните, «Нет Коп» занята разработкой нового переключателя, обеспечивающего трафик многих миллиардов единиц информации в системе Интернет, — начал я. — Компания завершила проектные работы и для перехода к следующей фазе операции ей требуется три миллиона долларов. Очередная фаза заключается в создании нечто такого, что можно продемонстрировать потенциальным потребителям. В создании прототипа. Франк и я шесть месяцев тому назад инвестировали с общего согласия два первоначальных миллиона, и согласились на последующие вложения капитала, если «Нет Коп» выполнит все промежуточные обязательства. Из представленной вам мною памятной записки следует: все промежуточные обязательства полностью выполнены. Масштабы передачи информации в системе Интернет возрастают по экспоненте, и «Нет Коп» обладает практически неисчерпаемым потенциалом. Крэг Догерти проделал блестящую работу, и нам следует продолжать его поддерживать.

Чем дольше я работал с Крэгом, тем больше убеждался в его выдающихся способностях. Он даже стал мне нравиться, как личность. Крэгу было тридцать два года (всего на три больше, чем мне), но он казался умудренным опытом ветераном бизнеса. Его умение видеть будущее, неукротимая энергия и абсолютная решимость сделать «Нет Коп» процветающей корпорацией приводили меня в восхищение.

Факты говорили сами за себя и требовали продолжать инвестиции. По крайней мере, так казалось мне.

Когда я закончил, в помещении воцарилась тишина. Я обвел взглядом всех участников совещания. Их взоры были обращены на меня. На меня молча смотрели все пять партнеров: Джил, Фрэнк, Арт, Дайна и Рави Гупта, который по совместительству являлся экспертом в области биотехнологий. Здесь же находились два «сотрудника» «Ревер» Джон и Даниэл. Они были моими друзьями и, так же как я, не имели в фирме права голоса.

Зал заседаний продолжал наводить на меня страх, несмотря на то, что мне много раз приходилось выступать в нём с докладами. Именно здесь принимались все решения, затрагивающие жизненные интересы венчурной компании «Ревер» партнерс». Мягкий свет отражался на кремовых стенах с абстрактным изображением закатов. Часть окон смотрела на бостонскую гавань и аэропорт, а часть выходила на глубокий каньон, именуемый улицей Франклина. На улице Франклина, совсем рядом с нами, словно колосс высится здание «Бэнк оф Бостон». За спиной Джила на постаменте стоит бюст самого Пола «Ревер»-а. Ювелир, патриот, умелый наездник и, наконец, преуспевающий предприниматель, он высмеивал любителей компьютерной техники, а к концу жизни сумел отправить в отставку всех компаньонов, появившихся на фирме еще до его появления. Судя по выражению лица Пола, мои доводы его тоже не очень впечатлили.

Я остановил взгляд на Джиле. Он уверенно восседал на своем обычном месте во главе стола, просматривая подготовленные мною документы. Я приготовился к худшему, так как знал, что он уже успел внимательно ознакомился с ними во время уикэнда.

— Согласно первоначальному плану очередные инвестиции должны были последовать через год. Пока прошло лишь шесть месяцев. Почему такая спешка?

У него было почти английское произношение, которое, как я сравнительно недавно узнал, являлось отличительной чертой так называемых «браминов», вот уже несколько столетий управляющих Бостоном.

Он оторвался от бумаг и взглянул на меня сквозь толстенные стекла очков. Глаза за сильными линзами казались очень маленькими и крайне суровыми. Он частенько пользовался этим приемом, чтобы осадить слишком настойчивых предпринимателей, и теперь решил применить его ко мне.

— Как я упоминал, идет большой разогрев рынка. Постоянно возникают все новые и новые конкуренты. Крэг хочет, чтобы «Нет Коп» первой представила свой продукт, — сказал я, проклиная себя за эти слова. Меня вынудили занять оборонительную позицию, что ставило меня в заведомо проигрышное положение.

Джил мрачно смотрел на меня, и многочисленные морщины на обветренном лице — результат многих часов под парусами в Массачузетском заливе и Северной Атлантике — стали особенно заметны.

В помещении царило молчание. Вопросов никто не задавал, и я слегка расслабился. Создавалось впечатление, что все закончится благополучно.

— Фрэнк, насколько мне известно, ты помогал Саймону в этом деле. Что скажешь?

Я перевел взгляд на элегантную фигуру тестя. Несмотря на свои пятьдесят семь лет, он сумел сохранить атлетическое сложение и мужскую красоту. В его светло-каштановых волосах не было никаких признаков седины. На Фрэнке прекрасно сидел один из его бесчисленных костюмов. Этот был сшит из ткани в едва заметную клетку. Однако на сей раз в глазах тестя, вместо его обычного доброго юмора, я увидел напряженное беспокойство.

— Не знаю, Джил. У меня с этим проектом возникли кое-какие проблемы.

Я не верил своим ушам. Этого просто не могло быть. Ведь Фрэнк должен выступить на моей стороне.

Стоявшая в зале тишина в зале заседаний вдруг стала какой-то тяжелой. Все переводили взгляд с Фрэнка на меня и обратно.

— Продолжай, — сказал Джил.

— Саймон достаточно хорошо изложил ситуацию, — начал Фрэнк, показывая на лежащие перед ним документы. — Но мне представляется, что выводы он сделал не совсем правильные. Да, конкуренция на рынке стала значительно острее, чем была шесть месяцев назад, и нам, видимо, следует принять это во внимание.

— Но Крэг именно об этом и говорит, — прервал его я. — Поэтому он и интенсифицировал процесс проектирования! Его команда значительно сильнее, чем персонал других мелких компаний, а большие парни не очень разворотливы.

Фрэнк чуть шевельнулся в кресле, и общее внимание снова переключилось на него.

— Кроме того, я не очень уверен и самом Крэге Догерти.

Краем глаза я заметил, как недовольно поморщился Джил. Боссы венчурного капитала гордятся тем, что поддерживают не компании, а личности. Если начать сомневаться в человеке, то плюнуть на его бизнес вовсе ничего не стоит.

— Шесть месяцев тому назад он тебе нравился, — вступил в дискуссию Арт. — Что изменилось с тех пор?

Арт не пропускал ни единой возможности поставить под сомнение суждения Фрэнка. Он и Фрэнк вели, как им казалось, незаметную борьбу за то, чтобы стать правой рукой Джила.

— Верно. В то время он нам всем пришелся по душе.

Тесть был прав. Крэг представил свой бизнес-план собранию партнеров просто великолепно. Его энергия, преданность делу и глубокое понимание деловых сторон предприятия произвели на всех очень сильное впечатление.

— Но изучив его глубже, — продолжал Фрэнк, — я понял, что полностью доверять ему мы не можем. Он чересчур уверен в успехе своей фирмы и перестает замечать, что происходит вокруг него. На проектирование было отведено двенадцать месяцев. Все согласились тогда, что это будут двенадцать месяцев напряженной работы. Теперь нам говорят, что план двенадцати месяцев выполнен за шесть и пора переходить к созданию прототипа. Я считаю, что нельзя сделать годовую работы за шесть месяцев, не срезав при этом острые углы. А срезать углы невозможно без ущерба для качества конечного продукта.

— Но он работал восемнадцать часов в день и семь дней в неделю! — возмутился я. — Парень трудился практически без сна. И персонал фирмы вел себя так же.

— Вынуждая своих людей работать без отдыха, он наносил еще больший ущерб продукту, — сделал неожиданный вывод Фрэнк.

— Итак, ты предлагаешь, чтобы мы прекратили отношения с «Нет Коп»? — произнес Джил.

Прежде чем ответить, Фрэнк выдержал паузу. Он чуть наклонился вперед и задумчиво потер подбородок. Я видел этот жест десятки раз. Мой тесть поступал так всегда, перед тем как сказать «нет», разрушив тем самым радужные финансовые мечты обратившегося в нашу контору предпринимателя. Я пытался поймать его взгляд, но он все время отводил глаза в сторону.

— Мы уже рискнули двумя миллионами. Являясь представителями венчурного капитала, мы просто не могли поступить иначе. Но теперь, когда потенциальный рынок от нас ускользает, а бизнесмен утрачивает перспективу, весь проект представляется в ином свете. Потеря еще трех миллионов явилось бы для нас непростительной ошибкой.

Мерзавец! Если я немедленное ничего не сделаю, фирме «Нет Коп» крышка. Это отличный проект. У меня в этом не было ни малейших сомнений. Кроме того, и это самое важное, я дал слово. «Нет Коп» являлась для Крэга делом всей его жизни, и я обещал ему свою поддержку. У меня нет морального права оставить его в беде.

— Не могу согласиться, — сказал я и услыхал, как сидящий рядом со мной Даниэл Холл судорожно вздохнул. Холл, как и я, носил титул «сотрудника», а «сотрудникам» компании «Ревер» партнерс» не положено высказывать свое несогласие с мнением «партнеров». — Прости, Фрэнк, но мне кажется, что Крэг поступил именно так, как того требуют обстоятельства. На рынке сложилось впечатление, что его переключатель лучше, чем аналогичные приборы других фирм. Переключатель обеспечивает максимальную защищенность информации, а это именно то, в чем больше всего нуждаются крупные телекоммуникационные фирмы и интернет провайдеры. По части криптографии Крэгу просто нет равных.

Джил внимательно выслушал меня, а как только я закончил, вопросительно взглянул на Фрэнка.

— Да, он обещает гораздо больше, чем его конкуренты, — сказал Фрэнк, — но нам не известно, сможет ли он выполнить свои обещания…

— Но ведь именно для этого ему и нужны средства, — снова оборвал его я. — Создав прототип, он докажет свою правоту!

Фрэнк немного помолчал, а затем улыбнувшись (эта была его первая улыбка за все утро), продолжил:

— Энтузиазм Саймона приводит меня в восхищение. Не могу не признать, что в то время, когда мы начинали, проект казался весьма привлекательным. Но теперь он, прости меня, Саймон, таковым уже не представляется.

Я выдержал паузу. Дело шло хуже некуда. Кто-то толкнул меня под столом.

— Брось, — прошептал краем рта Дэвид, но я решил не сдаваться.

— Фрэнк, у нас имеется договор, духу и букве которого мы должны строго следовать. Нам всем известно — Крэг был уверен в том, что мы предоставим ему второй транш в размере трех миллионов долларов. Я тоже так считал.

Франк лишь молча посмотрел в сторону Джила.

— О’кей, — произнес Джил с глубоким вздохом. — Давайте решать, согласны ли мы вложить в дело еще три миллиона долларов. Ты, Фрэнк, насколько я понимаю, решительно против?

Мой тесть кивнул, подтверждая свой отказ.

— Ты, Арт, согласен на новые инвестиции?

— Нет.

— Рави?

Рави бросил взгляд через свои очки полумесяцем на мою памятную записку. Вьющиеся седые волосы, галстук бабочкой, широкое мясистое лицо делали его похожим на университетского профессора, а вовсе не на представителя венчурного бизнеса. Немного подумав и, видимо, приняв во внимание настроение партнеров, он отрицательно покачал головой.

— Дайна?

Дайна внимательно прислушивалась к дискуссии. Теперь все взоры обратились на неё. Единственная дама-партнер сидела, выпрямив спину, темные волосы обрамляли красивое лицо с высокими скулами. Она молчала, задумчиво выпятив свои нежные прекрасной формы губки, а я с напряжением ждал её слов.

— Думаю, что нам все же стоит продолжать, — произнесла она наконец. — Я понимаю позицию Фрэнка, но в то же время прекрасно помню, что, заключая договор, мы были готовы инвестировать в «Нет Коп» пять миллионов. Рынок выглядит весьма многообещающим, и нельзя исключать, что Крэг именно тот человек, который сможет одержать победу.

Я послал ей улыбку. Поддержка немного запоздала, но не оценить её было невозможно.

— Спасибо, Дайна, — сказал Джил, уважительно выслушав девушку.

Все молчали, пока Джил еще раз изучал лежащие перед ним бумаги. Закончив читать, старший партнер немного подумал, откинулся на спинку кресла и, скрестив руки на груди, вынес свой вердикт:

— Нет, — твердо произнес он.

Теперь все смотрели на меня. Я чувствовал себя так, словно мне нанесли пощечину. Я проиграл схватку за проект. Видимо, мною была совершена какая-то ошибка, и ошибка эта, скорее всего, не имела прямого отношения к «Нет Коп» или компании «Ревер». Чтобы поставить на свою сторону Джила, мне следовало более тщательно обработать политическую почву. Нельзя было позволить Фрэнку напасть на меня из засады.

— Прости, Саймон, — видимо, жалея меня, произнес Джил. — Но в этом случае, я на стороне Фрэнка. Если проект оказывается неудачным, нам всем приходится нести потери. В том числе и моральные. На то, чтобы понять это, у нас ушли годы. Учеба, поверь мне, досталась нам дорогой ценой. Теперь я прошу тебя поработать с юристами, чтобы те могли представить наше решение Крэгу самым благоприятным для нас образом. Учти, что я не хочу терять два инвестированных нами миллиона. Надо постараться вернуть хотя бы часть средств.

— Без дополнительных трех — «Нет Коп» конец, — пробормотал я. — мы с них ничего не получим.

— Спаси все, что можно, — ответил Джил.

Моя первая провальная сделка! Это удар по моему эго, но жить с этим еще можно. Не исключено, что это был хороший урок для меня, как для начинающего бизнесмена в сфере венчурного капитала. Однако отказаться от своего слова я не имел права.

— Я не могу сделать этого, — ответил я.

— Боюсь, что ты что-то недопонимаешь, Саймон, — сказал Джил, сурово на меня посмотрев. — Ты высказал свои аргументы. Мы тебя внимательно выслушали и приняли решение выйти из дела. Теперь твоя задача — это решение выполнить.

— Но у нас имеются моральные обязательства выделить средства для «Нет Коп». У меня есть моральные обязательства. Я не могу от них отступить.

Сидевший до сей поры молча Арт, наконец, взорвался:

— Перестань корчить из себя британского джентльмена! — рявкнул он. — Это — бизнес. Мы поддерживаем победителей, а когда они перестают быть таковыми, мы их бросаем. Да, это нелегко. Но именно таким образом мы делаем деньги для наших инвесторов.

— О’кей, о’кей, Арт, — сказал Джил, примирительно поднимая руку, и, обратившись ко мне, продолжил: — Я высоко ценю твое чувство долга, Саймон, но полагаю, что для него найдется место и в отношении нашей компании. Я согласен с тобой, у нас имеются моральные обязательства инвестировать средства. Но эти обязательства действительны лишь в том случае, если партнеры правильно ведут свой бизнес. В последнем мы как раз и не уверены.

Джил посмотрел на меня, ожидая ответа.

Я промолчал.

— Все решения об инвестициях должны иметь в своей основе коммерческие реалии, — продолжил он. — А реалии в данном случае таковы, что дальнейшие траты не представляются возможными. Это — не твое решение, а наше. И мы все просим, чтобы ты его реализовал.

Все глаза снова устремились на меня.

— Не могу, — сказал я и, взяв со стола блокнот и ручку, вышел из комнаты.

Я уселся за свой стол в пустом кабинете, который делил с двумя другими сотрудниками, и попытался понять, что же произошло. Голова моя буквально разрывалась от нахлынувших мыслей.

Я поступил на работу в «Ревер» два года тому назад по окончании школы бизнеса. С самого начала я был решительно настроен на успех. Я хотел как следует заработать и отрешиться от своего прошлого. Прошлое, которое я желал выкинуть из памяти, состояло из отцовского титула, уже ставшего моим, частной школы, университета и армии. В свои двадцать с лишним лет я вдруг понял, что жизнь среди традиций и привилегий, которая, как мне внушали с детства, является вершиной мировой цивилизации, на самом деле есть не что иное, как пребывание в холодной тюремной камере.

Надо сказать, что в жизни офицера старого кавалерийского полка было много соблазнительного. Ощущение принадлежности к элите, чувство некоторого превосходства, тщательно выпестованное многими столетиями полковых парадов, разнообразные придворные церемонии и, наконец, мифический esprit de corps1 могли увлечь кого угодно. Но я вовсе не желал, чтобы меня соблазняли и увлекали. Солдаты, хвала небесам, все больше и больше удалялись на периферию современного мира, а у меня не было ни малейшего желания прозябать на периферии. Мне хотелось быть в центре событий. Я сумел спастись, бросив армию и добившись стипендии Гарвардской школы бизнеса. Америка, по моему мнению — страна неограниченных возможностей для тех, кто верит в свои способности и стремится самостоятельно добиться успеха, без оглядки на свою родину.

Я, вне всякого сомнения, принадлежу именно к таким людям.

Дела у меня пошли превосходно. Проект, связанный с лизингом персональных компьютеров, за шесть месяцев дал компании восемь миллионов, при первоначальных инвестициях в пятьсот тысяч долларов. Это принесло мне в фирме признание — некоторые считали меня умным, а другие удачливым.

Джил был обо мне очень высокого мнения. Так же как и Фрэнк — до сегодняшнего совещания. Я мечтал о том, чтобы стать одним из «партнеров», поскольку в венчурном капитале по-настоящему большие деньги получает лишь тот, кто стоит у руля.

Несколько месяцев тому назад Джил определенно намекнул на подобную возможность. Неужели я собираюсь одним махом положить конец столь удачно начавшейся карьеры?

Но я дал слово, и отказаться от него не могу.

Но почему, собственно? Ведь это всего лишь одно из клише, запрограммированных школой и армией. «Джентльмен навсегда связан своим словом».

Нет, дело не в этом. Я встречал джентльменов, которые врали на каждом шагу. Дело гораздо проще. В мире есть такие люди, которым можно доверять, и такие, которым нельзя. Я считал для себя очень важным быть среди тех, на которых можно положиться.

Совещание, видимо, закончилось, поскольку в офис вошли два других «сотрудника».

— Тебя что, одолела «жажда смерти»? — спросил Даниэл, бросая блокнот на свой, стоящий у окна, стол. Невысокий, тощий, с густой черной шевелюрой Даниэл был самым напористым и, возможно, самым умным среди нас всех. — Если они сказал «нет», то, значит, нет. И тебе это хорошо известно.

Я в ответ лишь пожал плечами.

— Ну и круто же они с тобой, старик! — сказал Джон, положив на мое плечо руку. — Партнеры стерли тебя в порошок.

— Именно так я себя и ощущаю.

— Вообще-то я думаю, что в принципе ты прав, — продолжил он, включая компьютер. — Если ты считаешь, что должен что-то делать, ты обязан продолжать.

— Полная чушь! — возмутился Даниэл. — Арт целиком прав. Делать нужно лишь то, в чем есть финансовый смысл. Именно этого ждут от нас наши инвесторы.

Эту сентенцию я пропустил мимо ушей. Спорить с Даниэлом по проблемам этики — дело совершенно бесполезное. Он был живым воплощением концепции «рыночных сил», как религиозной системы. Мы оба пришли из Гарварда, где, несмотря на обязательный курс этики, в нас вдалбливали, или, если хотите, объясняли в научных терминах, почему «механизм ценообразования» является одним из средств реализации этических принципов. Даниэл в подобных объяснениях не нуждался. Он, если можно так выразиться, от рождения свято верил в рынок.

Джон был совсем другим. Высокий, атлетического сложения, с мышиного цвета волосами, он казался гораздо моложе своих тридцати лет. Джон трудился в «Ревер» Партнерс» гораздо дольше, чем я и Даниэл. Его отец, Джон Шалфонт Старший, считался одним из богатейших людей Америки. Папаша превратил небольшую фирму «Шалфонт Контролз» в многомиллиардную корпорацию и вот уже лет двадцать регулярно печатается в деловых журналах, делясь своими соображениям о тружениках американцах, продажных политиканах и недобросовестной конкуренции со стороны иностранного капитала. Взгляды Джона Старшего широко тиражировались по всей стране.

Но Джона Младшего кругооборот капитала не интересовал, и с трудом закончив один из знаменитых колледжей, он по протекции папы поступил в школу бизнеса, которую тоже с грехом пополам кончил. Джон тяготел к обычной, спокойной жизни. Однако достигнуть этого, учитывая характер и капиталы отца, было совсем не легко. Он и в «Ревер» пошел работать лишь для того, чтобы осчастливить родителя. Даниэл повторял, что Джон ничего не добьется в фирме, поскольку равнодушен к деньгам, и был в этом, возможно, прав. Но Джон успешно и со знанием дела справлялся с поручениями, и его все у нас любили. Он много работал на Фрэнка, и тот был полностью удовлетворен деятельностью своего помощника.

— И как же ты теперь намерен поступить? — спросил Джон.

Я вздохнул, потому что искал и не находил ответа на этот вопрос с того момента, как сбежал с совещания.

— Не знаю. Возможно, уйду совсем.

— Не делай этого, Саймон, — вступил в разговор Даниэл. — С кем не случается? Каждый из нас время от времени может попадать в дерьмо. Где бы мы ни работали. Не следует ломать карьеру из-за того, что Фрэнк проснулся этим утром в говённом настроении. Интересно, какая муха его укусила? Никогда не видел, что бы он вел себя так подло.

— Я тоже не видел. А ты что скажешь, Джон?

— Не знаю, — задумчиво ответил Джон. — Но его явно что-то гложет.

В обычном состоянии Фрэнк меня обязательно поддержал бы, а, если бы мои заключения его не устроили, он пригласил бы меня к себе до совещания, а не стал бы выжидать момента для того, чтобы максимально унизить.

Видимо, все дело во мне и Дайне. Это было единственное логичное объяснение. Фрэнк обожал дочь и постоянно стремился её защитить. Но на этот раз он явно переборщил.

На моем столе зазвонил телефон. На проводе был Джил.

— Саймон, мне хотелось бы переговорить с тобой завтра утром. Часиков в девять, — голос его звучал вполне дружелюбно.

— Джил, мне хотелось бы потолковать с тобой прямо сейчас, чтобы…

— Сейчас не надо, — не дал мне закончить Джил. — Поговорим завтра, после того, как ты хорошенько осмыслишь всё, что произошло утром. О’кей? Итак, завтра в девять.

Тон, каким это было произнесено, не допускал спора, и, кроме того, в том, что он сказал, было много смысла.

— О’кей. Буду.

Даниэл поднял на меня глаза и сказал:

— Джил предоставляет тебе шанс выбраться из дыры. Смотри не упусти его.

— Посмотрим, — ответил я, придвинул к себе имеющие отношение к «Нет Коп» документы и попытался на них сосредоточиться.

— Чем ты занимался в этот уикенд, Даниэл? — спросил Джон. — Развлекался?

— Точно, — ответил Даниэл. — Отправился в Фоксвуд и всю ночь с субботы на воскресенье дулся в очко. Вышел из казино на тысячу баксов богаче, чем вошел. Что может быть прекраснее? А ты что делал?

— Да ничего особенного. Был на выставке Моне в городской галерее. Превосходная экспозиция. Ты должен сходить.

— Нет уж, уволь!

— Даниэл, скажи честно, — вмешался я, — ты хоть раз был в какой-нибудь художественной галерее?

— Конечно, был. Предки притащили меня в какой-то музей в Париже, когда я был еще мальчишкой. Я там блеванул под скульптурой, изображающей голую парочку. Мамаша была убеждена, что её сынок, будучи натурой невинной и чувствительной, был шокирован непристойной композицией статуи. Лично я подозреваю, что это было действие перно, которое я тайком и в порядочной дозе хлебнул за ленчем. Скандал был что надо. Музеи и я просто несовместимы.

— Я почему-то так и думал, — фыркнул Джон.

Мой телефон вновь ожил. Судя по сигналу, это был звонок извне.

— Джон, не мог бы ты ответить?

Он нажал кнопку и поднял трубку. Немного послушав, он прикрыл микрофон ладонью и прошептал:

— Крэг…

Я в ответ испуганно затряс головой.

— Прости, Крэг, но он сейчас на совещании… Может продолжаться до конца дня… Нет, о чем там идет речь, мне не известно… Он с тобой, наверняка, свяжется как только у него появятся новости. О’кей. Будь здоров.

— Спасибо, — сказал я, как только Джон вернул трубку на место. — Крэг теперь будет трезвонить весь день. Не могли бы вы, парни, снимать вместо меня трубку?

— Мы? Снимать твою трубку? Да, ни за что, — это, естественно, был Даниэл. — Для того, чтобы работать с твоим телефоном, надо пригласить какую-нибудь крошку. Я позвоню в агентство по найму временной рабочей силы. Кого ты предпочитаешь? Рыженькую? Блондинку? Давай закажем себе блондинку.

— Ты вполне справишься самостоятельно, — ответил я и взглянул на лежащие передо мной бумаги «Нет Коп».

Я сказал Джилу, что не стану выполнять их решение, но решение было принято, и я должен примириться с этим фактом. Нельзя допустить, чтобы о нем сообщил кто-то другой. Особенно скверно это будет выглядеть, если он узнает о катастрофе от какого-то сноба-юриста. Нет, сказать обо всем должен я, глядя Крэгу в глаза, и это самое меньшее, что я обязан для него сделать.

3

«Нет Коп» арендовала помещение в современном техно-парке, расположенном рядом с 128-ой дорогой, в поселении с романтическим названием «Ущелье Хемлока». Ущелье — на самом деле неглубокая, поросшая деревьями долина — находилось в округе Уеллсли. Компания занимала одну большую комнату на первом этаже многоцелевого коричневого здания. В этой комнате в крошечных кабинетах-кубиках трудились конструкторы и проектировщики. На входе меня приветствовала Джина — единственная секретарша фирмы, и я отправился на поиски Крэга. В этой стадии проекта все работы велись только на компьютерах. Одну сторону комнаты оккупировали специалисты по «железу», другую — программисты. Это были две совершенно различных породы людей, которые говорили на абсолютно разных компьютерных языках. Парни, работающие с «железом», изъяснялись на «Verilog», а программисты использовали «С++». Крэгу требовалось, чтобы обе группы работали совместно. Этого удалось добиться, посадив в середине комнаты двуязычных парней и прекрасного золотого ретривера по кличке «Ява».

Многие работники компании, к моему великому изумлению, были уже не молоды, а у иных даже пробивалась седина. Крэг предпочитал прибегать к помощи опытных людей из недоумков-энтузиастов 80-х годов, успевших с тех пор обзавестись семьей, детьми и малой толикой здравого смысла.

Это была отличная команда. «Великая», как любил говаривать Крэг. Стартовав с нулевой отметки, они за шесть месяцев ухитрились сделать больше, чем исследовательские и опытно-конструкторские департаменты крупных компаний успевают сделать за два года.

Я увидел нужную мне личность в дальнем углу помещения. Крэг стоял у большой настенной доски и с умопомрачительной скоростью вычерчивал какую-то схему. На белой поверхности царил хаос из квадратов и разбегающихся от них стрелок. Крэг закончил объяснение большим вопросительным знаком. Причем знак он изображал настолько энергично, что карандаш, не выдержав нажима, сломался. Его внимательно слушали два инженера — индиец, с тронутой серебром бородкой, и здоровенный парень в бугрившейся мышцами футболке. Его волосы спереди изрядно поредели, что, впрочем, вполне компенсировали ниспадающие на спину длинные космы.

Я пересек комнату и негромко кашлянул.

Крэг обернулся.

— Салют, Саймон! Надеюсь, у тебя всё клёво?

Несмотря на то, что Крэг был выпускником Массачузетского технологического института, он мог свободно пользоваться любой манерой речи, имеющей хождение в Бостоне.

— У меня все в порядке. Как твои дела? — несколько натянуто ответил я.

— И когда же вы отвалите мне бабки?

— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Возникли кое-какие проблемы.

— Проблемы? Какого рода? — спросил он, резко меняя тональность речи.

Оба сотрудника, которым Крэг только что читал лекцию, навострили уши. И не только они. Я кожей чувствовал, что взоры всех сотрудников компании в этот момент устремлены на меня.

— Не могли бы мы побеседовать в твоем кабинете?

Крэг помолчал и огляделся по сторонам.

— Пошли! — рыкнул он и повел меня в свой угловой офис со стеклянными стенами.

— Ну и в чем же проблема? — спросил он, закрывая за мной дверь.

Я набрал полную грудь воздуха и выпалил:

— Прости, Крэг, но «Ревер» принял решения прекратить инвестиции в «Нет Коп».

— Ты хочешь сказать, что мы больше не получим от вас денег? — спросил Крэг. Его лицо побагровело, мощные мышцы на шее вздулись еще сильнее, и он ударил кулаком по столу с такой силой, что я испугался, не разлетится ли этот предмет мебели на куски. — Вы обязаны дать нам эти сраные деньги! Обязаны!!

— Прости, Крэг, но этот вопрос обсуждался на совещании партнеров. Партнеры решили, что мы не можем продолжать инвестиции.

— Но почему, дьявол вас побери?!

Он сделал пару шагов и встал рядом со мной. Росту в нем было всего лишь пять футов шесть дюймов, но зато парень регулярно накачивал мышцы и внешне походил не на блестящего специалиста по кодирующим устройствам, а на тупого игрока в американский футбол. Крэг отличался силой и необузданным нравом, а сейчас к тому же он был очень и очень зол.

— Мы решили, что на рынке произошли серьезные изменения, — сказал я, стараясь, как можно тщательнее подбирать слова. — Конкуренция резко возросла, и слишком много компаний имеют шансы первыми прийти к финишу. Мы не можем сказать, кто окажется победителем гонки.

— Боже! Да мы же проходили через это миллион раз. Ты хочешь знать, кто победит? Мы!!

С этими словами он ткнул мясистым большим пальцем себя в грудь с такой силой, что с его губ брызнула слюна. Я заметил, что за стеклянными стенками кабинета все конструкторы бросили работу. Некоторые из них, чтобы не только слышать, но и видеть, подтянулись поближе к кабинету босса.

Мне хотелось сказать Крэгу, что я с ним согласен и что «Ревер» должна дать ему деньги. Но подобное заявление явилось бы грубым нарушением профессиональной этики и предательством интересов компании. Кроме того, это бы еще больше усугубило и без того скверную ситуацию. Джил прав — пока я работаю на фирме, мой долг выполнять решение её руководителей. А если я с этими решениями не согласен, то это всего лишь внутреннее дело компании.

— Прости, — сказал я. — Но так обстоят дела.

— Но вы не можете так поступить, Саймон. Вы связаны договором об инвестициях.

— Это не совсем так.

— Там сказано: если все промежуточные этапы нами выполнены, «Ревер» выделяет нам еще три миллиона долларов. Мы свои обязательства выполнили. И где же, спрашивается, деньги?

— Мы считаем, что не все элементы системы прошли необходимые испытания.

— Чушь! Я вполне доволен. Чего вам еще надо?

— Мы хотим, чтобы все элементы испытывались не менее трех месяцев в реальных рабочих условиях. Только после этого мы будем уверены, что они правильно поведут себя в системе.

— Тебе прекрасно известно, что подобное невозможно! Неужели вам недостаточно моего слова? Я утверждаю, что всё работает в лучшем виде.

Я с большой неохотой выложил перед ним на стол текст договора, на котором желтым фломастером были выделены слова: «право принимать решения о состоянии проекта является прерогативой венчурного предприятия „Ревер партнерс“.

Крэг прочитал фразу и недовольно скривился. Но затем его лицо просветлело, и он ткнул пальцем в документ.

— А что скажешь на это? «Подобные решения должны иметь под собой веские основания». Обращаю твое внимание на слово «Веские» и официально заявляю, что вы, грязные задницы, подобных оснований не имеете.

— Если хочешь хорошо потратиться, то дай команду своим юристам схлестнуться с нашими, — сказал я, вздыхая. — Мы все равно выиграем. А если и проиграем, то в договоре имеются еще два пункта, в силу которых мы имеем право прекратить инвестиции. Смотри правде в глаза, Крэг, если мы не хотим давать тебе денег, то ни за что не дадим.

Крэг бросил на стол договор и подошел к окну, выходящему на неглубокий овраг, именуемый «Ущельем Хемлока», и на расположенную за ним автомобильную парковку.

— Ты дал слово, Саймон, что я получу деньги, — тихо сказал он, стоя ко мне спиной.

— Знаю, — ответил я. — Сдержать его я не смог. Глубоко сожалею, что давал обещания, исполнение которых было не в моей власти.

— Я всё вложил в это дело, Саймон, — сказал Крэг. — И это не только деньги. Я бросил престижную, хорошо оплаченную работу с приличным опционом в первоклассной компании. Вот уже несколько месяцев я почти не вижу Мэри и детишек. И не только я один. Что скажешь о тех ребятах? — спросил он, махнув в сторону толпящихся за стеклянной стенкой сотрудников. — Я поклялся им, что «Нет Коп» станет победителем, и им не придется жалеть о тех двух годах, в течение которых они протирали задницы под моим началом. И теперь я должен их кинуть, потому что вы кинули меня. Я…

Он умолк и несколько секунд простоял, раскачиваясь на каблуках. Это был комок мышц в джинсах и черной обтягивающей футболке с изображенной на груди белой гантелью.

— Кто это сделал, Саймон?

— Не понимаю, о чем ты.

— Кто из них за этим стоит? Кто решил нас кинуть? Джил Эпплбей? Фрэнк Кук? Или эта женщина, как её там? Может быть, индиец?

Я был потрясен памятью Крэга. Он запомнил всех партнеров, которым представлял свой проект в начале года.

— Это было коллективное решение, принятое на основе консенсуса.

— Не пудри мне мозги! — бросил он, поворачиваясь лицом к мне. — По крайней мере это-то ты можешь сказать?

Он прав. Моя лояльность фирме на этом заканчивалась, тем более, что я перед ним в большом долгу.

— Фрэнк Кук, — сказал я.

— Сукин сын! Вонючий ублюдок!

— Крэг…

— Что еще?

— Ты добудешь денег.

— Брось! Нас отлично поимели, и поимели нас вы.

— Но таким образом открывается отличная возможность для других.

— Ах вот как?! Ты что, на самом деле веришь в то, что другая венчурная компания примчится к нам с тонной бабок, после того, как вы нас кинули? — презрительно произнес Крэг.

— Но ты можешь попытаться. Я дам тебе самые лучшие рекомендации.

— Да кого интересуют твои рекомендации? Они будут обращаться не к тебе, а к Фрэнку Куку, и тебе прекрасно известно, что этот дерьможор скажет.

Крэг был прав. Фрэнк четко объяснил причины, в силу которых «Ревер» выходит из проекта. Наш бывший партнер сверлил меня взглядом из-под нахмуренных бровей. Мне даже показалось, что его коротко остриженные волосы от ярости встали дыбом.

— Меня от твоего вида тошнит, — заявил он. — Убирайся отсюда!

— Крэг, я могу помочь…

— Убирайся! — рявкнул он.

Я неторопливо кивнул и пошел к выходу сквозь строй сердитых или, в лучшем случае, растерянных лиц. Мне удалось удерживать непроницаемое выражение лица до самого выхода. Оказавшись на улице, я остановился и, прислонившись спиной к стене, принялся на чем свет стоит поносить Джила, венчурную компанию «Ревер» и самого себя. Чуть расслабившись, я поклялся себе, что никогда больше не окажусь в подобном положении.

Когда я вернулся в контору, Даниэл изучал курсы акций. Парень обладал уникальным качеством. Он держал в памяти котировки акций многих компаний за несколько последних лет. Этого Даниэл достиг в результате ежедневного изучения биржевой активности на экране своего компьютера.

Когда мы учились в школе бизнеса, я с ним был едва знаком. Он отлично учился и всё время толковал о своих инвестициях. Если верить его словам, то все они имели грандиозный успех. Даниэл обладал необъяснимой способностью предвидеть возможные слияния фирм и поглощения одной компании другой, что приносило ему неплохие дивиденды. Кроме того, он каким-то шестым чувством улавливал возможные технологические прорывы и умело этим пользовался. Даниэл не делал секрета из того, что намерен быстро стать мультимиллионером. Главным инструментом для достижения этой цели наш коллега считал фондовую биржу. Даниэл обладал несокрушимой уверенностью в свое деловое чутье, тщательно просчитывая при этом все возможные риски.

В «Ревер» Даниэл пришелся ко двору, и со своей стороны считал, что служба в венчурной компании ему вполне подходит. Как-то, разоткровенничавшись, он признался, что «Ревер» ему нужен лишь как дополнительный источник информации о состоянии рынка и в качестве одного из инструментов дополнительных доходов.

— Крэг, видимо, не очень возрадовался? — спросил Даниэл, отрываясь от бумаг. — Он не пытался тебя убить?

— Почти, — ответил я.

— Но ты спасся, использовав приемы рукопашного боя, которым обучился на армейской службе?

— Нет. Я просто стоял перед ним, пытаясь сохранить спокойствие. Думаю, что вполне в этом преуспел.

— И что же ты теперь намерен делать? — поинтересовался Джон.

— Не знаю, — ответил я, тяжело опускаясь на стул.

— Чаю хочешь? — спросил Джон.

— Хочу. Спасибо.

Он вернулся через пару минут с чашкой чая для меня и с какой-то сложной комбинацией молока и кофе для себя.

— А мне? — обижено пискнул Даниэл.

— Что за дьявольщина! — воскликнул Джон и шлепнул себя по лбу. — Опять забыл.

— Ты всегда так.

— Неужели уже сорок три с четвертью? — спросил Джон, глядя на экран через плечо Даниэла.

Мы все прекрасно знали, на что он смотрит. Все партнеры и сотрудники «Ревер» ежедневно смотрели на эти цифры. На котировку акций «Био один».

— Поднимаются потихоньку, — сказал Даниэл.

Джон взял толстую стопку бумаг со своего стола и бросил её перед Даниэлом.

— Наслаждайся, — сказал он.

Это была стопка так называемых «дохлых дел». Здесь были лишь дела, полученные нами по обычной почте от безумных изобретателей и чокнутых фантазеров. Кроме того, в памяти компьютеров хранилась полученная по электронной почте виртуальная «пачка» подобных документов.

— О’кей, — простонал Даниэл. — Но читать я их не стану. Мои письма с отказом в этом случае будут гораздо более вежливыми. Всё едино, ничего ценного там не окажется.

— Ты этого не знаешь, — ответил Джон.

— Перестань. Всё это — полное барахло. Только взгляни, — Даниэл постучал пальцем по верхнему документу. — Парень намерен продавать через интернет сканеры для наблюдения за НЛО.

— Не скажи. Ведь именно из «дохлых дел» я выудил проект ветряного электрогенератора.

— Вот, вот. И я о том же.

Я понимал, что хочет сказать Даниэл. Джон был страшно горд своей идеей с генератором, однако Джил зарубил её с порога.

— Во всяком случае, я подхожу к любому проекту без всякой предвзятости, — сказал Джон.

— Вот это меня и пугает, — пробормотал Даниэл.

Я попытался сконцентрироваться на работе, но не мог. Когда на тебя нападают со всех сторон, работать невозможно. Вначале меня били Фрэнк и остальные партнеры, а затем — Крэг. Крэга я мог простить. Что касается Фрэнка, то он прощению не подлежал.

Мы с Фрэнком понравились друг другу с того момента, когда он беседовал со мной перед моим поступлением в «Ревер». Когда я стал сотрудником компании, мы много работали вместе, и он с явным одобрением следил за развитием моих отношений с его дочерью. Со времени свадьбы прошло всего шесть месяцев, но его отношение ко мне уже стало более прохладным.

Фрэнк безумно любил Лайзу и страшно страдал, когда она в четырнадцать лет уехала в Калифорнию, где жила её мать. Когда Лайза вернулась в Бостон на работу в небольшой фирме, занимающейся вопросами биотехнологий, дочь и отец много времени проводили вместе. Поначалу я хорошо вписался в их компанию, но положение стало меняться, после того, как я и Лайза сочетались браком. Приглашение провести с ним уик-энд в его загородном доме на побережье — когда-то довольно случайные и абсолютно неформальные — становились все более и более частыми и настойчивыми. Появляясь у него вместе с Лайзой, я ощущал себя незваным гостем. Более того, у меня складывалось впечатление, что он приглашает дочь к себе тогда, когда я (как ему было известно) не мог приехать.

Как бы то ни было, но я мог понять его чувства. С некоторым запозданием до него дошло, что он перестанет быть главным мужчиной в жизни дочери сразу после того, как та выйдет за меня замуж. Это его тревожило. Меня, надо сказать, тоже. Лайза и я много работали, и мне хотелось проводить с ней как можно больше свободного времени — сколь мало его бы не было.

Подозрения Фрэнка о моих отношениях с Дайной, положение дел отнюдь не улучшали. К страху потерять дочь, и ревнивому отношению ко времени, которое она проводила со мной, начал примешиваться страх. Отец — и это вполне естественно — опасался, что дочь будет страдать от неверности шалопая мужа.

Да, я понимал его чувства. Но они мне не нравились. Необходимо с ним поговорить.

Он находился в своем кабинете. Каждый из партнеров имел собственный офис, причудливо декорированный конгломератом антикварной мебели и самой современной техники. Подобный антураж, по мнению Джила, должен был производить впечатление солидности и богатства. Посетитель, вступая в такой кабинет, должен был чувствовать, что имеет дело с процветающей венчурной фирмой. Новейшие компьютеры, старинные гравюры, многоканальный видеотелефон для телеконференций, удобные кожаные кресла и столы темного дерева действительно выглядели весьма пристойно.

Когда я вошел, Фрэнк разговаривал по телефону. Увидев меня, он показал на стоящее у стола кресло.

Я ждал. Он продолжал говорить, стараясь не встретиться со мной взглядом. Каждое слово, для придания ему веса, Фрэнк сопровождал энергичным движением руки. Лишь пожатие плеч, движение рук и мимика говорили о еврейском происхождении тестя и делали его похожим на Лайзу. Во всем остальном он выглядел архитипичным протестантом из старинной англосаксонской семьи, в то время как дочь унаследовала основные черты матери: темные волосы и глаза, и заостренные черты лица. Его отец, преуспевающий медик, при рождении имел фамилию Кох, которую позже сменил на более звучное «Кук». Сделано это было для того, чтобы полнее слиться с благородным бостонским обществом. Судя по положению сына, папа в этом деле вполне преуспел.

На работе мы относились друг другу, как коллеги, или, по меньшей мере, как партнер и сотрудник.

До сегодняшнего утра.

Фрэнк наконец закончил беседу и обратил свое внимание на меня.

— Мне хотелось бы поговорить об утреннем совещании, — начал я.

— Здесь не о чем разговаривать. Всё было сказано утром.

— Мне кажется, что это не так. За твоим решением стоит нечто большее.

— Ошибаешься. Ты совершил ошибку и получил урок.

— Я знаю, что ты видел меня и Дайну за ужином в ресторане.

Фрэнк наклонился и, глядя мне в глаза, произнес:

— Пойми раз и навсегда, Саймон, твой брак с моей дочерью никак не влияет на мое служебное к тебе отношение. И я категорически протестую против того, что ты пытаешься привнести свои личные проблемы в дела фирмы.

— А что еще мне остается думать? Мы совместно вели этот проект. Что изменилось? Крэг работает великолепно, и все промежуточные этапы работы, как мы убедились, полностью завершены.

— Не могу согласиться с тобой, Саймон. Как я уже говорил утром, ситуация на рынке серьезно изменилась. Кроме того, я стал испытывать сомнения в отношении самого Крэга. Я был обязан остановить фирму от неоправданных затрат. Ведь это все вопрос оценки. Ты оцениваешь ситуацию так, а я иначе. Ты ошибаешься, а я прав. Всё. Я больше не желаю продолжать разговор на эту тему.

— Перестань, — сказал я. — Ты мог не соглашаться со мной, но зачем унижать…

— Я сказал, что не желаю продолжать разговор, — повторил он и уставился на лежащие перед ним бумаги.

Мне было что сказать. Гораздо больше того, что уже было сказано. Но Фрэнк не желал слушать.

— Ты сейчас не хочешь говорить, но рано или поздно нам с тобой придется поставить точки над «и», — сказал я и вышел из кабинета.

Бормоча под нос проклятия, я шагал к своему рабочему месту. В коридоре мне встретилась Дайна.

— Выше нос, — сказала она.

— Не могу. Похоже, что я испоганил все, что можно.

— Ничего подобного. Зайди-ка лучше ко мне.

До её офиса было каких-то два шага. Я переступил порог кабинета, и Дайна закрыла за мной дверь. Кабинет Дайны по размерам значительно уступал апартаментам Фрэнка, но был при этом гораздо строже. Сухой, холодный и очень модерновый.

Я тяжело опустился в кресло и прикрыл лицо ладонями. Она свободно села напротив меня на кушетку. На её губах играла улыбка. Сквозь пальцы я видел её длинные, великолепной формы ноги. Лайза права. Эта женщина, действительно, чертовски привлекательна.

— У каждого бывают черные дни, на какой бы фирме он не работал, — сказала она, — и с этим придется смириться. Всё на этом свете приходит и уходит. У тебя было отличное дело с лизингом персональных компьютеров. Пришла очередь дела провального. Теперь все будут следить за тем, как ты себя поведешь. Если сумеешь воспрянуть, ценить тебя станут еще больше.

— Посмотрим, — сказал я. — Да, кстати, благодарю тебя за поддержку.

— Мне показалось, что в твоих словах что-то есть. Поэтому я и высказалась, — улыбнулась она. — А теперь… — Дайна поднялась, подошла к столу и, взяв с него какие-то бумаги, продолжила: — Взгляни на это. Это бизнес план компании «Тетраком». У них возникла идея новых микроволновых фильтров для сотовых телефонов. Технология на первый взгляд выглядит весьма заманчиво. Фирма находится в Цинциннати, и я намерена провести там четверг и пятницу. Ты сможешь полететь со мной?

Я был готов сразу сказать «да» или «конечно», но мною тут же овладели сомнения. Для двухдневного путешествия с Дайной (пусть совершенно невинного) время было явно неподходящим.

— Боюсь, что ничего не получится, — сказал я. — Мне предстоит серьезная разборка с «Нет Коп».

— Брось. Это же всего полтора дня. Мне хочется, чтобы ты подключился к этому проекту. Из нас, как мне кажется, может получиться отличная команда.

Когда один из партнеров приглашает вас к работе над его проектом, отказываться просто глупо.

— Может быть, поездка в моем обществе является для тебя почему-то неприемлема? — спросила Дайна, бросив на меня быстрый взгляд.

Дайна стояла рядом с большим письменным столом. На ней был строгий деловой костюм, и она являла собой законченный образ одного из руководителей фирмы, в которой я имею честь работать.

— Нет, почему же, — пролепетал я. — Кончено, нет. Я сделаю все, что надо.

— Вот и отлично. Если преградой является только «Нет Коп», я переговорю с Джилом. По-моему, нам предстоит заниматься очень перспективным делом.

Я улыбнулся и вышел из кабинета.

— А я видел, как ты проскользнул в офис Дайны, — сказал Даниэл, когда я вернулся к своему столу. — Похоже, что вы вдвоем хорошо проводите время.

— Она просто интересовалась, насколько ты прилежен и стоит ли тебя дальше держать в конторе? Не бойся и продолжай спокойно бездельничать. Я ей ничего не сказал. И не скажу. Обещаю.

— Скажи Дайне, что я готов в личной встрече вне офиса рассказать ей о себе все, — сказал Даниэл, нежно улыбаясь рядам цифр на экране монитора. — В любое время.

4

Я ушел с работы в шесть (что для меня было очень рано) и отправился домой пешком. Мой путь на Бикон Хилл лежал через Финансовый квартал и парк «Коммон». Был теплый вечер, один из тех, которые часто случаются в начале октября, и большинство мужчин шли, сняв пиджаки, а некоторые из них шагали в футболках. Но несколько ночей до этого были холодными, и листва на некоторых деревьях уже начала менять расцветку.

Я шел медленно, стараясь расслабиться и позволяя лучам вечернего солнца ласкать мое лицо. Осень, вне всякого сомнения, была в Бостоне самым лучшим временем года. А худшим — зима. Всего через пару месяцев мне на пути домой предстоит жестокая борьба с холодом.

На Бикон Хилл, как всегда, царили тишина и покой. Я обогнал женщину, выгуливавшую в парке Коммон четырех собак, и теперь разводившую животных по хозяйкам. Какой-то добропорядочный гражданин выразил жестом возмущение по поводу негодяя, занявшего своей машиной два парковочных места. Я послал этому гражданину сочувственную улыбку. Парковка и собачье дерьмо являлись двумя самыми большими заботами обитателей Бикон Хилл. Сохранение парковки я приветствовал, а против дерьма возражал. Однако в этой округе подобную крамолу следовало держать при себе.

Справа от меня, на полпути к вершине холма, в неброском сером особняке обитал Джил. Особняк стоял на Луисбург Сквер — месте, где земля была, наверное, самой дорогой во всей Новой Англии. Однако наше жилье находилось у подножья холма, в глубине очень милой, вечно залитой солнечным светом зеленой улочки. Черные барьеры отделяли тротуары от проезжей части улицы.

Я едва успел приступить к извлеченной из холодильника бутылке «Сэма Адамса», как с работы вернулась Лайза.

— А ты сегодня рано, — сказал я.

— Так же, как и ты, — ответила Лайза и поцеловала меня. — Ну это же просто здорово. — Затем, видимо, почувствовав что-то неладное, она обняла меня и спросила: — Что не так? Неудачный день?

— Просто ужасный.

— Не может быть! Что же случилось?

Я принес ей пива, и мы уселись рядышком на диван. Уютно устроившись у меня под рукой, она внимательно слушала мое повествование о совещании, о том, как Фрэнк меня унизил, и своей выходке в конце заседания. Потом я рассказал ей о реакции Крэга. Весь день я умирал от нетерпения поделиться этими новостями с Лайзой.

— Не могу поверить, что папа мог так поступить! — взорвалась она. — Я сейчас же ему позвоню!

— Не надо. Не делай этого.

— Саймон, он не должен дергать тебя на работе! Это совершенно никуда не годится! — выскользнув из-под моей руки, она двинулась к телефону.

— Стой, Лайза! — возопил я. — Это только ухудшит положение.

Она сняла трубку, но я положил на рычаг палец.

Лайза внимательно взглянула мне в глаза. Похоже, что к ней начало возвращаться спокойствие.

Я притянул её к себе, поцеловал и сказал:

— Очень рад, что ты за меня так беспокоишься.

Это была чистейшая правда, так как больше всего на свете я хотел, чтобы она приняла в этом деле мою сторону.

— До сих пор мне удавалось поддерживать с ним отношения на чисто профессиональном уровне. И теперь, со своей стороны, я сделаю все, чтобы они продолжались в том же духе.

— О’кей, — неохотно согласилась она. — Держу пари, что он рассердился, увидев тебя в ресторане вместе с Дайной. Но папа явно переусердствовал. Он не имел права так с тобой обращаться.

— Не имел, — согласился я, взял пиво и как следует глотнул из горлышка. — Джил хочет поговорить со мной завтра утром.

— Что он собирается сказать?

— Не знаю. Возможно, мне следует уйти из фирмы. Я обещал Крэгу деньги. И это для меня не пустые слова. Если быть точным, то средства обещали Фрэнк и я. Теперь Джил хочет, чтобы я лично объявил о том, что мы перекрываем кислород для «Нет Коп». Но я вовсе не уверен, что способен на это.

— Неужели Крэг не сможет раздобыть деньги в другом месте?

— Если «Ревер» откажет, то никакая другая венчурная компания к нему даже не прикоснется.

— А как насчет потенциальных потребителей? В нашем мире биотехнологий мелкие фирмы постоянно заключают контракты с крупными фармацевтическими концернами, которые и выбрасывают продукт на рынок.

— Можно будет попробовать, — немного подумав, ответил я. — Сделать это будет сложно, но рискнуть стоит.

Лайза молча глотнула пива.

— Что ты еще по этому поводу думаешь? — спросил я.

Супруга молчала, а я терпеливо продолжал ждать.

— Ты действительно хочешь уйти из фирмы? — наконец спросила она.

— Не хочу. Но думаю, что мне, возможно, придётся это сделать.

— Но что же ты тогда хочешь? Капитулировать?

— Нет, капитулировать я тоже не желаю. Но иногда человек попадает в такую ситуацию, когда единственным правильным выходом остается отставка. Боюсь, что именно это случилось со мной.

— Что же, можешь все бросить, если хочешь. Похоже, что ты на самом деле стоишь перед трудной проблемой, и у тебя осталось всего лишь два пути. Убежать от неё или попытаться её решить. Тебе выбирать.

— Ты употребила слово «капитулировать», — сказал я, как только она закончила. — А я-то полагал, что отставка — весьма достойный способ решения проблемы. Поступок, который требует мужества.

— Уход с работы есть уход, какими бы благородными словами он не сопровождался. Пойми, я не хочу, чтобы ты отказывался от своего обещания Крэгу. Я понимаю, что ты его крепко кинул. Это не твоя вина, но фактически ты поставил его в ужасное положение. Теперь твоя задача — помочь ему выбраться из ямы.

— «Нет Коп» уже история.

— Пока еще нет, — не согласилась Лайза. — Я никогда еще не встречала такого целеустремленного парня, как Крэг. Кроме того, он умен. Так же, как и ты. Вы обязательно что-нибудь придумаете.

Её вера в меня была трогательной. Но, увы, беспочвенной.

— Хорошо, я подумаю.

Зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал безупречные британские интонации своей сестры.

— Хелен? Почему так поздно? Ведь в Лондоне глубокая ночь, не так ли?

— Я не могла уснуть и решила, что это лучшее время для того, чтобы застать тебя дома, — голос её звучал устало и в нем чувствовалась тревога.

— Что случилось? — спросил я, не сомневаясь в том, что новость окажется скверной. У моей сестры все время случаются какие-нибудь неприятности.

— Я сегодня разговаривала с юристами, и они считают, что нам следует подать апелляцию. Я не знаю, что делать.

— Но мы уже проиграли иск. Почему они вдруг решили, что теперь мы сможем выиграть? Хотят получить гонорар?

— Они отыскали двух экспертов, готовых свидетельствовать о том, что доктора допустили преступную небрежность. Это очень хорошие эксперты. Весьма уважаемые. На их визитках после имен напечатана куча разных букв.

— И им, естественно, придется платить.

— Да. А также юристам. Особенно тому, кто будет выступать в суде. Он настоящий убийца.

Да, сестра была права. На судопроизводство она уже потратила все свои жалкие сбережения. Мои тоже. И все сбережения Лайзы. Кроме того я отдал ей часть полученного на учебу кредита. Её иск к врачам поглотил уже шестьдесят пять тысяч фунтов. Несмотря на эти затраты Мэттью по-прежнему страдал от церебрального паралича, а Хелен была вынуждена отказалась от карьеры в крупной телевизионной компании. Большую часть своего времени она проводила дома, ухаживая за сыном. Ради этого она согласилась работать секретарем. На мизерной ставке и не полный рабочий день.

— Ты говорила с Пирсом?

Пирс был отцом Мэттью и бездарным сценаристом. Он бросил Хелен незадолго до рождения сыны.

— Какой в этом смысл? Во-первых, это его не интересует. Во-вторых, у него нет денег. И, в-третьих, от него в любом случае не может быть никакой пользы.

— А как мама?

— О чем ты? Я не виделась с ней, по меньшей мере, полгода.

Наша матушка Леди Айот с большим неодобрением встретила рождение внебрачного внука. Впрочем, денег у неё тоже не было.

— И что же ты намерена предпринять? — спросил я.

— Если мы выиграем, — с вздохом сказала Хелен, — мы получим приличную сумму, и я смогу целиком посвятить себя Мэттью. Кроме того, противная сторона оплатит судебные издержки, и я возмещу тебе все твои затраты.

— Это не имеет значения, — сказал я.

— Очень даже имеет, — не согласилась Хелен.

На самом деле имело значение лишь то, каким образом Хелен сможет обеспечить сына без постоянной работы, без мужа и без средств к существованию. Я очень любил свою младшую сестренку. Она отлично сумела пережить лишенное всякого тепла детство, и теперь заслуживала лучшей участи.

— А если мы поиграем?

— Я потеряла уже все, и меня это не волнует, — ответила Хелен. — Я тревожусь лишь за тебя. Вначале я вообще хотела тебя в это дело не втягивать. Решила сказать им, что у меня нет денег на апелляцию. Но… Но это — наша единственная надежда. И кроме того… кроме того, я подумала, что не имею права решать за тебя.

— Ты поступила совершенно правильно, — сказал я. — И я очень рад, что ты позвонила. Но у меня ничего не осталось. Я занял у всех, у кого только мог.

— Знаю, — ответила Хелен.

За этими словами последовало молчание.

— Сколько? — не выдержал я.

— Пятьдесят тысяч фунтов. Может быть, чуть меньше. Но надо рассчитывать на пятьдесят.

Мы погрузились в молчание, разделенные многими тысячами миль. Надо что-то делать. Попытаться, во всяком случае, следует.

— Ведь мы не должны решать вот так сходу? — спросил я.

— Нет. У нас еще есть время.

— Оставь это дело мне, я что-нибудь придумаю.

— Большое тебе спасибо, — ответила она, и в её голосе я уловил нотку надежды.

Вздохнув, я положил трубку.

— Она хочет подать апелляцию? — поинтересовалась Лайза.

Я молча кивнул.

— И это будет стоить больших денег?

— Пятьдесят тысяч гиней.

— И где же мы их добудем? — состроив забавную рожицу, спросила Лайза.

— Понятия не имею, — пожал плечами я.

Я действительно не представлял, где можно добыть такие деньжищи. Я сделал для Хелен все, что мог, но этого оказалось недостаточно. На меня накатило отчаяние.

— Не понимаю вашей дурацкой системы, — сказала Лайза. — Если бы подобное случилось здесь, мы авансом не платили бы юристам ни цента, и они давно бы решили вопрос в нашу пользу.

Она была права. Оказалось, что добиться справедливого решения было гораздо труднее, чем мы первоначально предполагали. Во время родов возникли осложнения, и Мэттью, в результате халатности врача, на несколько минут был лишен кислорода. Когда выяснилось, что у ребенка церебральный паралич, никто не сомневался, что это результат врачебной ошибки. Хелен решила вчинить иск, и я её в этом поддержал.

В то время это представлялось нам совершенно правильным решением. От Хелен ушел возлюбленный, и она чувствовала себя ужасно одинокой. Мэттью нуждался в постоянном уходе, а на помощь нашей матушки рассчитывать не приходилось. Хелен, как я уже сказал, отказалась от карьеры в престижной телевизионной фирме и теперь разрывалась между больным сыном и временной работой. Подобное существование сестра выдерживала с трудом, и давно сломалась бы, если бы не понимала, что сын полностью зависит от неё. Одним словом, она не заслуживала такой жизни.

Дело оказалось гораздо более сложным, чем представлялось вначале, и гонорары адвокатов стали достигать астрономических размеров. Лайза и я делали все, чтобы раздобыть денег, но с каждым днем это становилось все труднее и труднее. Однако, когда в очередной раз возникала проблема добычи средств, я приходил к выводу, что не могу оставить сестру без помощи.

— Прости, — сказал я, беря Лайзу за руку.

— Не беспокойся, — ответила она, сжав мою ладонь. — Ради своего брата я сделала бы то же самое. Так же, как и он ради меня.

Мы обнаженными лежали бок о бок в постели и читали. Лайза с головой погрузилась в «Квинканкс» — толстенный и чертовски сложный роман. Мне, честно говоря, было даже не понятно, что значит его название. Я же, борясь со сном, просматривал документы «Тетраком», которые передала мне Дайна.

— Мы сегодня получили хорошие результаты, — сказал Лайза.

— Неужели? — произнес я, откладывая в сторону документы.

— В испытаниях на животных «BP 56» проявил себя с самой лучшей стороны.

— Здорово! Значит, он все-таки действует?

— Мы ничего не можем сказать, пока препарат не пройдет клинических испытаний, но перспективы очень хорошие.

— Отличная работа, любимая, — сказал я и поцеловал супругу.

Это Лайза сумела выделить небольшую молекулу невропептида, получившую название «ВР 56». Она же высказала предположение, что препарат может иметь положительный эффект при лечении Болезни Паркинсона. Теперь получается, что она была права. Я безмерно гордился достижениями своей жены.

— Не исключено, что через несколько лет «Бостонские пептиды» будут иметь рынок не меньше, чем на миллиард долларов, — с улыбкой заметил я.

— Вы, венчурные капиталисты, думаете только о деньгах! Суть же дела в том, что мы сможем лечить Болезнь Паркинсона. Вот это будет круто!

— О’кей. Ты поймала меня на грехе алчности, — сказал я, сделав вид, что устыдился. — Но я все же рассчитываю на твои будущие доходы.

— Бедный Генри так рад, что чуть ли не визжит от восторга, — улыбнулась она. (Генри Чен был основателем фирмы «Бостонские пептиды» и боссом моей супруги). — Но для проведения клинических испытаний нам потребуются живые деньги. «Первый венчурный» раскошеливаться не желает. Я очень хорошо понимаю состояние Крэга.

— У «Первого венчурного», по меньшей мере, имеются для этого веские основания. Они сами сидят на мели.

«Первый венчурный» был небольшой фирмой, вложившей средства в «Бостонские пептиды» На финансовом рынке ходили упорные слухи, что в результате ряда неудачных проектов «Первый венчурный» понес большие потери, и от него отказались основные инвесторы.

— И кто же начнет пользоваться вашим лекарством? — спросил я.

— Естественно те, кто страдает Болезнью Паркинсона.

— Нет. Я хотел спросить, кем будут те первые люди, которые проглотят ваш препарат?

— Теперь я поняла, что ты хочешь сказать. Это будут добровольцы. Главным образом, студенты-медики. Им за это будут платить.

— Нормальные сумасшедшие?

— Препарат совершенно безопасен.

— Как ты можешь это утверждать, не испытав его на людях?

— Мы провели тщательное испытание на животных. Если бы существовали серьезные проблемы, то они обязательно бы проявились.

— В таком случае, зачем вообще проводить испытание на людях?

— Довольно часто возникают побочные эффекты, — ответила Лайза. — Головные боли, например. Тошнота. Диарея.

— Ничто не заставит меня делать это, — сказал я.

— Кто-то должен начинать. И добровольцы идут на это ради науки.

— Безумцы, — сказал я. — Отважные безумцы.

Лайза посмотрела на документы, которые я только что читал.

— А это что такое?

— Это — проект под названием «Тетраком». С проектом работает Дайна, и выглядит он весьма многообещающе.

— Дайна, значит?

— Да, — как можно небрежнее ответил я. — Возможно, что на следующей неделе нам с ней придется махнуть в Цинциннати. Так что в ночь с четверга на пятницу меня здесь не будет.

— О’кей, — она отодвинулась от меня подальше и снова принялась за свою книгу.

Я обратил внимание на то, что она излишне внимательно изучает давно открытую страницу.

— Тебе в этом что-то не нравится? — спросил я.

— Ничего подобного, — ответила она, не отрывая глаз от романа.

— Но я просто должен ехать. Это моя работа.

На сей раз супруга удостоила меня взглядом, и в глазах её я увидел гневные искры.

— Если хочешь знать правду, Саймон, то мне крайне не нравится эта поездка.

— Но почему? Здесь нет никакого повода для беспокойства.

— Нет повода, говоришь?! — выпалила Лайза. — А мне кажется, что есть. Деловая поездка в Цинциннати… И вы остаетесь на ночь в одном и том же отеле. Если Дайна положила на тебя глаз, Саймон, то такого шанса она не упустит.

— Лайза! Она один из партнеров фирмы. Мой босс!

— Она делала это и раньше!

— Кто тебе это сказал?

— Папа, — негромко ответила Лайза.

— Ах вот как, — фыркнул я. — Значит, это папочка вложил в твою головку все эти мысли?

— Нет. Я просто не доверяю этой женщине.

— Но ты с ней даже не знакома.

— О’кей. В таком случае, поезжай, — она протянула руку и выключила свет.

Мы лежали в постели спиной друг к другу. Я был страшно зол. Возможности отказаться от поездки у меня нет. В конце концов, Лайза должна доверять мужу, если тот отправляется в командировку со своей коллегой. Пусть даже и красивой.

Я все еще кипел от злости, когда её ноготок поскреб мне спину.

— Саймон, — прошептала она.

— Да?

— Мне пришла в голову великая мысль.

— Выкладывай, — сказал я, поворачиваясь к ней лицом.

Она притянула меня к себе. Ей руки скользили по моему телу.

— Я решила так тебя опустошить, что Дайне придется отказаться от попыток тебя соблазнить, и она переключится на кого-нибудь другого. Того, кто ближе ей по возрасту, — сказала Лайза и прильнула к моим губам.

— По-моему, отличная идея, — пробормотал я.

5

Моя одиночка легко рассекала воду. Навстречу лодке, в сторону университетского моста, туда, где Чарльз-ривер становилась уже, дул легкий ветерок. В миле позади меня остался эллинг гребного клуба, который я посещал по меньшей мере три раза в неделю. Мне удалось поймать хороший ритм. Ноги, руки, спина, дыхание работали синхронно, и по воде разбегались широкие круги от удара весел.

Грести я научился еще в школе и даже выступал в соревнованиях за Кэмбридж. В армии для поддержания спортивной формы использовались другие методы, но оказавшись в Гарварде, я вскоре снова взялся за весла.

Слева от меня высились купол и здание сената Массачузетского Технологического Института, а за ними на Кендалл-Сквер тянулась к небу таинственная серая башня, хранившая тайны таких биохимических титанов как «Гензим», «Биоген» и наше собственное «Био один». Справа от меня тянулась вдоль берега зеленая полоса, именовавшаяся Эспландой. За Эспландой проходила шумная Сторроу-драйв, на которую величественно и спокойно взирали жилые кварталы Бэк-бей. Воздух был прохладным и освежающим, небо абсолютно ясным, воды реки отливали синевой. Здесь, в середине широкой реки, я был совсем один, и никто не мешал мне думать.

Разговор с Хелен подействовал на меня угнетающе. Я знал, что она стоит на краю пропасти и страстно хотел ей помочь. Но сделать этого я был не в силах. Если я найду деньги, и мы выиграем апелляцию, её жизнь останется тяжелой, но, по крайней мере, выносимой. Мне повезло. У меня была любимая жена и захватывающая работа. Это было несправедливо, и мне очень хотелось хотя бы немного поделиться удачей со своей младшей сестрой.

С другой стороны, как можно говорить об удаче, если дела мои в фирме обстоят так скверно. Мой гнев на Фрэнка и остальных партнеров заметно усиливался.

Я припомнил, как Фрэнк и я дискутировали с Крэгом, только приступая к этому проекту. Мы все тогда согласились, что три дополнительных миллиона будут вложены в дело. Конечно, в договор был включен пункт о том, что мы имеем право отказаться от дальнейших инвестиций, но, насколько я тогда понимал, это было сделано, чтобы защитить нас от Крэга, если тот вообще не сумеет сколотить команду и пустится в бега.

Но он, насколько я мог видеть, проделал классную работу. Конечно, дело было рискованным, но мы это знали, когда его затевали. За последние полгода несколько компаний — больших и не очень — приступили к разработке нового поколения переключателей для Интернета. Но ни одна из этих фирм не действовала так решительно и целеустремленно, как «Нет Коп» Крэга. Он жил и дышал ради своего переключателя. «Нет Коп» был смыслом его жизни, и у меня не было сомнения в том, что он первым придет к цели. Если, кончено, получит средства для продолжения работы.

Но мои партнеры, судя по всему, решили окончательно и бесповоротно, и я ничего не мог сделать для того, чтобы повлиять на их решение. Я мог гордо удалиться, сохранив честь и полностью погубив карьеру в любой другой венчурной фирме, если я попытаюсь вообще остаться в этом бизнесе. Пока же мне предстояло уйти с работы, которая мне нравилась, оставив людей, которые были мне симпатичны.

С другой стороны, я могу поступить так, как советует Лайза. Попытаться решить проблему самостоятельно.

Моя супруга, как всегда, права. Я остаюсь, чтобы помочь Крэгу. Нельзя позволить «Нет Коп» умереть.

Я достиг лодочного эллинга Гарвардского университета и повернул обратно.

Меня очень беспокоило негативное отношение Фрэнка. Так же, как и реакция Лайзы на мое сообщение о поездке в Цинциннати в обществе Дайны. Наверное, мне следовало решительно отказаться, когда в четверг вечером Дайна предложила мне совместно поужинать. Однако между нами ничего не было, что бы ни думал Фрэнк. Тесть неадекватно реагировал на то, что видел, или, вернее, на то, что ему показалось.

У Лайзы нет никаких оснований ревновать меня к Дайне. А, может быть, все-таки есть?

Дайна была чертовски привлекательной женщиной. И, честно говоря, она мне нравилась. Мы прекрасно сотрудничали на работе, а ужин прошел просто великолепно. Но я любил Лайзу. Я любил её так сильно, как не мог любить никого, включая Дайну. И я не хотел делать ничего, что могло представить угрозу этой любви. Мне вовсе не хотелось кончить так, как кончил мой отец.

Сэр Гордон Айот (Баронет) никогда не знал своего отца и моего деда, скончавшегося по дороге в Арнем. Папаша унаследовал небольшое поместье в Девоншире, титул баронета и стремление вступить в наш семейный полк конных гвардейцев. В военной службе папа особенно преуспел. Отец делал все, что положено было делать безупречному кавалерийскому офицеру. Он играл в карты, развлекался, гонялся за юбками, нашел красавицу жену и научился водить броневики в самых заброшенных местах земного шара. Женщины его любили, а он любил их. Я понял это еще в то время, когда был совсем маленьким. Родители делали все, чтобы скрыть состояние их брака от меня и Хелен. Вначале они отсылали нас в постель. Затем отправили в пансионаты. Но никакие ухищрения им не помогли. Расходы отца существенно превышали его доходы, и от всего поместья у нас остался лишь крошечный коттедж. Кроме того, папаша считал себя обманутым. Мама должна была стать богатой, но её отец лишился всего состояния во время краха 1974-го года. Мать старалась не замечать развлечений отца и не обращать внимание на его непомерные траты. Однако, когда мне было десять лет, они все же развелись.

Я ненавидел отца за то, что он сделал маму несчастной. Но в то же время и им восхищался. В мою бытность тинейджером, он часто брал меня с собой в самые невероятные путешествия. Мы с ним ныряли с аквалангами в Белизе и карабкались по скалам в Канаде. А позже, когда я стал студентом, он таскал меня по ночным клубам Лондона и Парижа. Я понятия не имел, где он добывал деньги на эти эскапады. Мама тоже этого не знала. Однажды, когда я был в Кембридже, мой наставник пригласил меня к себе и сообщил, что ночью тихо ушел из жизни мой родитель. Предположительно от инфаркта миокарда. Ему в то время было всего сорок пять лет. Позже я узнал, что вечером накануне смерти он крепко выпил, а свидетелями кончины явились две дамы, суммарный возраст которых вряд ли превышал его года.

Окончив Кембридж, я вопреки воле матери поступил в полк отца. Частично это было данью уважения предкам, но главным стимулом для меня служила вера в то, что солдатская служба — дело веселое. Поначалу так все и было, и я слыл хорошим офицером. Но позже дисциплина и традиции меня утомили, и я вышел в отставку.

Я горько сожалел о разводе родителей, и о той роли, какую сыграл в этом прискорбном событии отец. Когда мне было десять лет, я торжественно поклялся себе не делать ничего, что могло бы поставить под удар свою будущую семью. И вот теперь, когда я всего лишь полгода женат на любимой женщине, тесть предполагает, что я отправился по стопам своего папаши. Его подозрения не имели под собой никакой почвы, но они уязвляли мою гордость.

Родители Лайзы тоже состояли в разводе. Фрэнк ушел от жены, когда дочери было четырнадцать лет. Лайзе никто ничего не объяснил, и она, подобно мне, так до конца и не простила отца. Но на этом сходство заканчивалось. Фрэнк так и не женился вторично, хотя его бывшая супруга вскоре сочеталась браком и убыла в Сан-Франциско, прихватив с собой детей.

Я сделаю все, чтобы ни один из нас не повторил судьбу наших родителей.

Взглянув через плечо, я увидел, что эллинг гребного клуба совсем рядом. Мои руки и плечи болели. Это была отличная прогулка.

Джил занимал самый большой кабинет во всей конторе. Его офис украшала антикварная мебель, а стены были облицованы дубовыми панелями. Над головой Джила на самом видном месте висел портрет ничем не прославившегося персонажа колониальных времен по имени Джилберт Стюарт. Именно в честь этого типа наш шеф получил свое имя Джилберт Стюарт Эпплбей. Портрет появился у Джила всего лишь год назад, но наш босс, вне сомнения, хотел убедить посетителей, что образ старого Джилберта Стюарта присутствует в его семье вот уже несколько поколений. Однако Даниэл, со свойственной ему язвительностью, не уставал повторять, что портрет является всего лишь неоправданной и преждевременной растратой тех миллионов, которые должна принести нам компания «Био один».

— Что ты решил относительно «Нет Коп»? — поинтересовался Джил. В его голосе я услышал участливую озабоченность.

— Попытаюсь спасти компанию.

— Каким образом? — изумленно вскинув брови, спросил старший партнер фирмы.

— Еще не знаю, — улыбнулся я. — Но сдаваться не собираюсь. Думаю, что смогу вернуть нам два миллиона. И кроме этого еще кое-что заработать.

Джил внимательно посмотрел на меня из-за толстых стекол очков. Затем шеф улыбнулся, и по его физиономии побежали веселые морщинки.

— Восхищаюсь твоей настойчивостью. Делай, что можешь, но от «Ревер» ты не получишь ни цента.

— Понимаю, — ответил я улыбкой на улыбку.

Джил извлек из ящика стола трубку и принялся набивать её табаком. Курил он только в своем кабинете, поскольку курение в публичных местах ныне в Америке не приветствуется — пусть это даже будет твоя собственная фирма.

— Ты знаешь, Саймон, в чем состоит твоя главная ошибка?

У меня в голове вертелось множество ответов, но я выбрал самый простой:

— Нет.

— Не в том, что ты настаивал на продолжении инвестиций. Это всего лишь вопрос оценки ситуации. И не в том, что ты хочешь сдержать данное тобой слово. Что бы не говорил Арт, твоя позиция заслуживает уважения. Твоя главная ошибка состоит в том, что ты дал обещание и тем самым загнал себя в угол. Человек, который трудится в венчурной фирме, обязательно должен оставлять для себя запасной выход. Обстоятельства меняются. Происходят непредвиденные события.

Я не был до конца уверен в справедливости этих слов. Если предприниматель доверил венчурной фирме свою мечту, вложил в эту мечту все свои сбережения и даже заложил дом, то он по меньшей мере может рассчитывать на то, что фирма выполнит свои обязательства. Но правила игры здесь писал не я, а Джил.

Поэтому я утвердительно кивнул.

— Я рад, что ты решил избегать необдуманных поступков. Желаю успехов в деле «Нет Коп». Да, и еще один вопрос.

— Слушаю.

— Как чувствует себя Джон Шалфонт? Он в порядке?

— Думаю, что да. Почему вы спрашиваете?

— Джон очень хотел протолкнуть идею с ветряными генераторами. Но он достаточно давно в фирме и должен знать, что мы уже отвергли кучу подобных проектов.

— Всего лишь временная утрата перспективы, — сказал я. — Может случиться с каждым.

Похоже мои слова его не убедили.

— Хмм… — протянул он и добавил: — Спасибо, Саймон.

Обрадовавшись, что моей карьере в «Ревер» ничего не угрожает, я вышел из кабинета. Должен признаться, что сомнения мои не исчезли, они лишь отступили на второй план.

Даниэл изучал биржевые котировки на экране своего компьютера. Цена акций «Био один», как я уже знал, поднялись до сорока четырех долларов. Джона в офисе не было.

— Ты все еще работаешь у нас? — спросил Даниэл.

— Работаю.

— Значит Джил убедил тебя не уходить?

— Скорее, это сделала Лайза, — ответил я.

— Рад, что хотя бы у одного из вас есть крупица здравого смысла.

— Джил спросил, как чувствует себя Джон. Похоже его беспокоит история с ветряными электрогенераторами.

— У Джона ветер в голове, — фыркнул Даниэл.

— Брось, Даниэл. Он — хороший парень.

— Кто же в этом сомневается? Он просто отличный парень. Но какой в этом смысл? Это же ничего не стоит. Джон по природе своей неудачник, и в этой фирме ему ничего не светит. Ты знаешь, что он попал сюда только благодаря своему отцу?

Я пожал плечами. Скорее всего, Даниэл прав. Но Джон мне нравился, и я вовсе не хотел списывать его, как неудачника.

Заметив мою сдержанность, Даниэл сменил тему.

— И что же ты собираешься делать с «Нет Коп»?

— Найти для неё деньги.

— Каким образом? — удивленно подняв брови, спросил Даниэл.

— Пока это известно одному Богу. Может быть у тебя есть идеи?

Несмотря на весь свой цинизм, Даниэл иногда проявлял себя человеком весьма творческим, и поинтересоваться его идеями было полезно.

— А как насчет Джеффа Либермана? — немного помолчав, спросил он. — Этот парень вложил средства в «Био один». Почему бы ему не инвестировать немного и в «Нет Коп»?

Интересное предложение, подумал я. Джефф вместе с нами учился в школе бизнеса, и я проводил с ним очень много времени. Он был способным студентом и после окончания школы поступил на службу в «Блумфилд Вайсс» — крупный инвестиционный банк Нью-Йорка. Джефф с интересом следил за моей деятельностью в «Ревер», а когда я рассказал ему о перспективах «Био один» и об открытии Лайзы, он с моей подачи прикупил порядочно акций компании на первоначальной публичной распродаже.

— Пожалуй, стоит попытаться, — сказал я.

Я нашел и набрал его номер.

— Джефф Либерман слушает.

— Привет, Джефф, это я, Саймон Айот.

— Привет, Саймон. Как поживаешь?

— Превосходно.

— А как идут дела у моей маленькой «Био один»? Котировки пока не падают?

— Сорок четыре сегодня утром. Значительно выше той цены, по которой ты покупал.

— Верно. Да я и не жалуюсь.

— Джефф, вообще-то я звоню тебе в связи с другой компанией. Если ты считал, что дело с «Био один» стоит риска, то тебе следует познакомиться и с этим проектом. В случае успеха прибыль будет огромной.

— Давай подробнее.

Я рассказал ему всё о «Нет Коп».

Идея его увлекла. Думаю потому, что к ней был приделан ярлык «Интернет». Я не скрыл, что проект рискованный, что «Ревер» от него отказалась, и для того, чтобы удержать «Нет Коп» на плаву, срочно нужны средства. Но это только подогрело его аппетит. Но он все же задал один, очень важный для него вопрос.

— А лично тебе, Саймон, идея нравится?

Я так надеялся, что он этого не спросит. Теперь мне придется поставить на кон всю свою репутацию.

— Проект связан с большим риском, но мне он очень нравится, — сказал я и, сглотнув слюну, добавил: — Крэг Догерти по своей природе — победитель.

— О’кей. В таком случае высылай мне детальную информацию. Я дам тебе знать.

— Немедленно высылаю.

— Спасибо, Саймон. И обязательно дай мне знать, если появится еще какое-нибудь многообещающее дельце.

Я осторожно вернул трубку на место. Итак, Джефф может дать денег. Но для того, чтобы спасти «Нет Коп», нужны более солидные инвестиции. Однако с этим можно подождать, пока Крэг немного не успокоится.

— Он заинтересовался?

— Не исключено.

— В конце недели я собираюсь в Нью-Йорк. Если хочешь, я могу с ним поговорить.

— Спасибо. Это будет полезно.

Я попытался дозвониться Крэгу, но того «не было на месте», поэтому я оставил ему голосовое письмо, в котором информировал о своих действиях. Я прекрасно понимал его ярость, но не сомневался в том, что он скоро придет в себя. Особенно, если я смогу раздобыть для него денег.

В комнату, насвистывая одну из своих любимых мелодий 80-х гг., вошел Джон. В руках он держал большую бутылку молока.

— Еще работаешь, Саймон? — спросил он.

— Боюсь, что так.

— Эй, а почему бы тебе не попросить Джона сделать инвестиции? — спросил Даниэл.

— Во что? — поинтересовался Джон.

— В «Нет Коп».

— Потенциально высокодоходный проект, и больше ста процентов своих инвестиций ты на нем ни при каких условиях не потеряешь.

— Не могу, — ответил Джон, усаживаясь на свое место.

— Почему? — спросил Даниэл.

— Мне нечего инвестировать.

— Брось, Джон. Неужели ты не можешь выделить какого-то жалкого десятка миллионов?

— Когда ты, наконец, вколотишь в свою глупую башку, что папаша не дает мне денег? Для того, чтобы получить от него хотя бы доллар, я должен вымыть его машину, — небрежным тоном произнес Джон. Мы много раз обсуждали этот вопрос, но Даниэл в отличие от меня не верил своему коллеге.

— А не мог бы ты предложить раскошелиться своему старику? Он вполне способен инвестировать собственные средства.

— Перестань, — взмолился Джон, глядя на пестревший цифрами биржевых котировок дисплей Даниэла. — Да, кстати, сколько бы ты не пялил глаза на монитор, курс от этого не станет выше.

— Кто знает, — ответил Даниэл.

— Ты сейчас контролируешь по меньшей мере половину «Био один», — продолжал Джон.

— Увы.

— Но почему, увы? У тебя уже должен быть хороший навар.

— Я купил телегу этого дерьма по пятьдесят восемь.

— Уоррен Баффит мог бы тобой гордиться, — ухмыльнулся Джон.

— Курс выправится, — раздраженно бросил Даниэл.

Телега дерьма, о которой говорил наш приятель, было ничем иным как большим пактом акций. После первоначальной публичной распродажи курс взлетел к небесам, увеличившись в четыре раза. В прошлом году рыночные цены за акцию доходили до шестидесяти долларов, но в результате недавнего спада, затронувшего весь сектор биотехнологий, курс заметно понизился.

— Несмотря на твою временную неудачу, наши славные партнеры вполне процветают. Как ты думаешь, сколько может стоить на рынке их доля?

— Примерно пятьдесят четыре миллиона долларов на всех, — без малейшей задержки ответил Даниэл.

— Пятьдесят четыре миллиона?!

— Абсолютно точно. В 1994 году «Ревер» инвестировала пять миллионов баксов. Сейчас эти пять миллионов стоят примерно двести семьдесят пять миллионов. Партнеры получают двадцать процентов от прибыли. Вот тебе и пятьдесят четыре миллиона.

Даниэл был с цифрами на ты, и я полностью доверял его раскладу. «Био один» по успехам превосходил все остальные холдинги «Ревер». У нас были успехи — главным образом благодаря Фрэнку, — но имелись и провалы — в основном из-за авантюр Арта. Кроме того, мы располагали смешанным портфелем других более или менее приличных акций. Однако нашим бесспорным достижением был проект, связанный с «Био один».

Пятьдесят четыре миллиона на пятерку партнеров! Большая часть этих миллионов перейдет к Джилу. Солидный кус достанется Арту, который стоял у истоков проекта (хотя все остальное, к чему он прикасался, превращалось в прах). Фрэнк тоже не будет обделен. Новые партнеры Дайна и Рави получат, естественно, гораздо меньше.

Ни один из сотрудников «Ревер» еще никогда не становился партнером, и я отчаянно пытался положить конец этой традиции.

— Саймон, какие чувства ты испытываешь, имея тестя, который стоит много миллионов долларов? — спросил Даниэл.

— Вся эта прибыль пока на бумаге, — ответил я. — И кроме того, у меня создалось впечатление, что в данный момент я не являюсь его любимым зятем.

— У меня почему-то сложилось точно такое же впечатление, — мрачно улыбнулся Даниэл.

— А как Лайза оценивает деятельность «Био один»? — вступил в беседу Джон.

— Не очень высоко, — ответил я.

— Но почему?

— Одна из её подруг там работает и ненавидит эту компанию. Если ей верить, то технический директор фирмы Томас Эневер — тот еще подонок. Ты знаешь, что этот австралийский терьер установил на фирме режим тотальной секретности? Этот парень единственный, кому известно все, что происходит в компании.

— Думаю, что Лайза ошибается, — сказал Даниэл.

Я лишь пожал плечами. Бостонские пептиды были значительно меньше, чем «Био один», и они не были конкурентами, хотя и работали в одном поле. Однако у Лайзы сложилось резко отрицательное мнение о жемчужине в нашей короне.

— Эневер — блестящий ученый, — продолжал Даниэл. — Слегка псих, конечно, но исследователь классный.

— Охотно верю, поскольку в биотехнологии ни уха, ни рыла не смыслю.

— Так же как и Арт, — со смехом сказал Даниэл. — Но это оказалось его единственным инвестиционным проектом, который принес плоды.

Я ответил улыбкой. Даниэл время от времени помогал Арту в работе с «Био один». Особенно в тех случаях, когда надо было возиться с цифрами. Поэтому Даниэл был единственным человеком, кроме Арта, естественно, который имел прямые контакты с компанией. Четыре года тому назад Арт уговорил своего старинного дружка Джерри Петерсона купить «Био один», и Даниэл был прав — Арт ничего не смыслил в биотехнологиях. Боюсь, что нынешний председатель Совета директоров компании «Био один», достойный мистер Джерри Петерсон, тоже ни черта не понимает в этой весьма специфической сфере.

Оказалось, что «Био один» открыла весьма многообещающий препарат для лечения Болезни Альцгеймера — основной причины развития сенильности у пожилых людей. Болезнь Альцгеймера является одной из самых распространенных хронических заболеваний, и, хотя это страшный недуг существовал всегда, в последнее время он диагностируется всё чаще и чаще. Фирмы в сфере биотехнологий просто обожают разрабатывать препараты для лечения хронических болезней, поскольку пациенты вынуждены принимать лекарства многие годы. А это означает, что вновь открытый препарат после одобрения властей приносит на рынке миллиардные прибыли. Именно поэтому активы «Био один» оценивались на бирже высоких технологий НАЗДАК в полмиллиарда долларов.

Арту просто повезло, и все охотно считали это его успехом хотя бы потому, что из него извлекала немалую пользу вся фирма.

Я лежал с закрытыми глазами на диване нашей крошечной гостиной. На моей груди покоилась открытая книга. Услышав, как хлопнула дверь, я открыл глаза и посмотрел на часы. Десять часов вечера.

— Привет, — сказал я, принимая сидячее положение.

— Привет, — ответила Лайза, чмокнула меня в щеку и плюхнулась рядом со мной на диван. — Здесь страшно темно.

Она была права. Я читал в свете одной слабенькой лампы. По вечерам мне нравилось именно такое освещение. Дрожащий желтый свет уличных фонарей, проникая через стекла окон, порождал причудливые тени на белых стенах комнаты и старинном кирпичном камине.

— Хочешь, я включу свет? — спросил я.

— Не надо. Так очень хорошо. Но против бокала вина я возражать бы не стала.

— Сделаем, — сказал я, открыл бутылку красного калифорнийского и наполнил два бокала — для неё и для себя.

Лайза с удовольствием отпила вино, потянулась и сбросила туфли.

— Голова раскалывается, — заявила она.

— Теперь лучше? — спросил я, легонько чмокнув её в висок.

— Немного, — ответила она и, притянув меня к себе, одарила затяжным поцелуем.

— Думаю, что тебе не стоит так надрываться, — сказал я.

— Иначе нельзя. Мы бежим наперегонки со временем. Нам надо довести «БП-56» до такой степени готовности, которая позволит привлечь дополнительные средства, прежде чем мы успеем окончательно обанкротиться. Перед тем, как перейти к испытанию на людях, надо закончить все тесты на животных.

— А мне из твоих слов показалось, что испытания на животных завершены.

— Ты не ошибся. Получены хорошие результаты. Но теперь надо представить все документы в Управление контроля пищевых продуктов и медицинских препаратов. Кошмарная работа.

— Еще бы!

Лайза допила вино и снова наполнила бокал.

— Итак, ты, насколько я понимаю, в отставку не вышел?

— Нет. Ты была права. Я попытаюсь спасти «Нет Коп».

— Каким образом?

— Не знаю. Приятель по школе бизнеса может дать кое-какие средства. Но мне надо значительно больше того, чем он располагает.

— Найдешь, — сказал Лиза. — Какие идеи по поводу Хелен и её апелляции?

— Мне хотелось бы подать апелляцию. Сестра в капкане, и это её единственная надежда из него вырваться. Но у нас нет на это денег.

— И ты веришь юристам, которые говорят, что способны выиграть процесс?

— Утром я позвонил её поверенному. Он уверен в победе. Уверен гораздо больше, чем раньше. Очевидно, что его новый эксперт выглядит весьма убедительно. Если бы это произошло, то через пару лет, когда я окончательно смогу утвердиться в «Ревер», я, наверняка, нашел бы деньги.

— Мне так жаль, Саймон, что я ничем не могу тебе помочь, — сказала Лайза, прикоснувшись к моей руке.

— Ты и так позволила мне пустить на ветер все свои сбережения. Большего ты сделать просто не могла.

Мне показалось, что Лайза хочет что-то сказать, но не решается.

— В чем дело? — спросил я.

— Я встречалась сегодня с папой. За ленчем.

Это известие вызвало у меня легкое раздражение. Оно являлось еще одним подтверждением того заговора, в который вступали у меня за спиной моя супруга и тесть.

— Ты мне об этом не говорила, — заметил я.

— Нет. Я всего лишь хотела спросить, не мог бы он одолжить нам денег для Хелен.

Я был потрясен.

— И что же он тебе ответил?

— Нет, — сказала она, покусывая нижнюю губу.

— Тебе не следовало его просить, — произнес я довольно сердито. — Я, конечно, благодарен тебе за попытку, но это касается лишь моей семьи. К нему наши проблемы не имеют ни малейшего отношения. И он, видимо, это прекрасно понимает, — с горечью закончил я.

— Не совсем так, — ответила Лайза. — Папа в принципе не одобряет все связанные с медициной тяжбы. Он считает, что это губит всю систему медицинского обслуживания, и я помню, как резко на эту тему высказывался Дед.

Я много слышал о дедушке Лайзы, или просто «Деде» с большой буквы. Дед был известным медиком и славился экстравагантностью своих суждений.

— Папа не хочет поддерживать сутяжничество.

— Но какой-то невежественный знахарь изувечил ребенка! — возмутился я. — И я не понимаю, почему расплачиваться за это должна лишь одна Хелен.

— Я это ему и сказала, — вздохнула Лайза. — Но ты знаешь, как ведет себя папа, произнеся свое «нет».

Да, я это знал. Фрэнк был добрым и щедрым человеком. Но годы, проведенные им в венчурном капитале, научили говорить его «нет» твердо и решительно, так, чтобы у просителя не оставалось никаких надежд на получение средств.

Я сам ни за что не обратился бы к Фрэнку, так как знал, что не имею права просить у него деньги, а у него не было никаких причин мне их давать. Однако хорошо, что Лайза попыталась сделать это. Теперь, когда он отказал, я в праве считать своего тестя бессердечной скотиной.

— Я сказала ему, что встречусь с ним в воскресенье в «Домике на болоте», — сказала Лайза и не очень уверенно добавила. — Но только одна.

— Лайза!

— Прости, Саймон, но я должна сделать это. Он попросил меня приехать еще до того, как я заикнулась о деньгах. Я согласилась и теперь не имею права отказаться.

— Послушай, — начал я, покачав головой, — я не могу запретить тебе время от времени с ним встречаться. Но мы так мало видим друг друга. У нас нет для этого времени. Ведь ты в субботу работаешь, не так ли?

— Скорее всего, да.

— Что же, по-моему, все ясно. Он просто пытается выдавить меня из твоей жизни.

— Что за вздор!

— Это вовсе не вздор, Лайза.

— Мы всегда с ним часто встречались. Он мой отец, и я его люблю. И, вообще, не понимаю, почему я не могу с ним встречаться? — выпалила Лайза, поднимая голос.

— Это выглядит как-то нездорово.

— Нездорово?! Боже мой! И ты это говоришь после того, как я умоляла его дать тебе денег!

— Я вовсе не просил тебя это делать, — пробормотал я.

Лайза обожгла меня взглядом, отставила в сторону вино, поднялась и вышла из комнаты, сухо бросив с порога:

— Спокойной ночи, Саймон.

Я остался сидеть в полутьме, ощущая себя полнейшим идиотом. Минут через десять я отправился в спальню. Лайза уже лежала спиной к центру кровати, завернувшись в одеяло.

Я разделся и забрался в постель.

— Лайза…

Никакого ответа.

— Прости меня, Лайза. Просто у меня выдались трудные дни. У тебя тоже, — сказал я, нежно поцеловал её за левым ухом и почувствовал, как напряглось её тело. — Было очень мило с твоей стороны попросить у него деньги. И, конечно, тебе следует в воскресенье повидаться с отцом.

Я снова поцеловал супругу за ушком. Напряжение в её теле вдруг исчезло, и, повернувшись ко мне лицом, она привлекла меня к себе.

Крэг смог встретиться со мной только через три дня. Его наличных средств хватало на то, что бы продержаться примерно месяц, однако для создания прототипа требовалось приобрести или арендовать довольно дорогое оборудование.

Настроение у него несколько улучшилось. Реализуя идею Лайзы, мы составили список возможных потребителей и начали готовить для них презентацию проекта. Крэг со своей стороны попытался заинтересовать своим переключателем только что возникшие небольшие и борющиеся за рынок венчурные фирмы.

В семь часов вечера в пятницу я собрался отправиться домой.

— Думаю, что нам это удастся, — сказал я.

— Полагаю, удастся, — позволив себе улыбку, ответил Крэг.

— Неужели у тебя имеется идея, которой ты со мной не поделился? — глядя ему в глаза, спросил я.

— Есть одна мыслишка. И, как ни странно, очень хорошая, — ухмыляясь от уха до уха, ответил Крэг.

Размышляя о том, что может быть у него на уме, я отправился домой.

6

Со времени нашего печального спора в начале недели, я почти не виделся с Фрэнком. Раньше мы уважали друг друга, но этот период, видимо, закончился навсегда. Наши отношения продолжали ухудшаться, это меня тревожило, и мне хотелось что-нибудь предпринять, дабы положить конец этому неприятному процессу. Поэтому, получив полную поддержку Лайзы, я решил еще раз попытаться заключить мировую с тестем. В субботу, оставив Лайзу мучиться в лаборатории, я вызволил свой «Морган» из дорогущего гаража на Бриммер-стрит и направился в «Домик на болоте».

В наше время Вудбридж — всего лишь крошечный городок в тридцати милях от Бостона. В семнадцатом веке он был процветающим портом, но по мере того, как корабли становились больше, а река мелела, торговый путь переместился, а город остался на месте, являя собой застывший во времени реликт времен колониального процветания. «Домик на болоте» находился в четырех милях к югу от городка, угнездившись на краю соленого болота, в которые превратились большинство заливов на этом побережье.

Здесь, в удивительном по красоте ландшафте, царили полная тишина и покой. Дом в свое время купил отец Фрэнка, и существенную часть своих детских лет Фрэнк провел, ходя под парусами в многочисленных рукавах и проливах. Он до сих пор проводил здесь почти все свои уикэнды, скрываясь от шума и суеты Бостона.

Свернув со скоростной дороги на Шэнкс Бич, я двинулся по проселку к «Дому на болоте», едва не столкнувшись на пути с огромным универсалом, за рулем которого восседала какая-то крошечная и далеко не юная леди. Леди, не глядя по сторонам, выводила свой броневик от дома на дорогу. Я успел притормозить, но дама одарила меня ледяным взглядом. Я послал ей в ответ улыбку, но растопить сердце местной жительницы мне так и не удалось. Не оставалось ничего иного, кроме как продолжить движение по ухабам, вздрагивая каждый раз, когда увесистый камень, вылетая из-под колеса, лупил в брюхо «Моргана».

Запарковав машину у старого пирса, я отправился по траве к небольшому деревянному дому с белыми стенами и недавно окрашенными в зеленый цвет оконными ставнями. «Мерседес» Фрэнка стоял у входа. Я постучал в дверь.

Навстречу мне вышел Фрэнк. На нем были клетчатая рубашка и джинсы. Мое появление его явно не обрадовало.

— Что ты здесь делаешь?

— Не мог бы ты уделить мне несколько минут?

— Вначале следовало позвонить. Ты всегда должен звонить, перед тем как здесь появляться.

Я не знал, что ответить. Лайза всегда заранее извещала отца о своем появлении. Я же не сделал этого, так как не хотел услышать отказ.

— Прости, — сказал я. — Можно войти в дом?

Фрэнк в ответ буркнул нечто невнятное и пропустил меня в гостиную. В доме стояла старая мебель. Там были лишь самые необходимые предметы, но все они отличались комфортом. В железной печи пылал веселый огонь, и в комнате было тепло. Фрэнк уселся в «свое кресло» (видавшую виды старую качалку), а я занял место на плетеном диване с выцветшими от времени подушками. За окном виднелось бесконечное болото. В это время года оно было почти сплошь бурым, и лишь отдельные золотые, зеленые, оранжевые и серые мазки делали его менее унылым.

— Итак, что же тебе надо?

Фрэнк выглядел утомленным. Можно было подумать, что всю прошлую ночь он провел без сна. Вокруг его глаз разлилась синева, и во взгляде чувствовалось напряжение. Едва усевшись в кресло, он принялся резко раскачиваться, а я начал сожалеть о том, что приехал. Настроение, в котором пребывал мой тесть, явно не располагало к примирению.

— Я не могу успокоиться после утреннего совещания в понедельник, и мне хотелось с тобой поговорить.

— Я думал, что мы все успели обсудить в моем кабинете.

— Понимаю. Но поскольку разногласия носят и личный характер, я хотел встретиться с тобой за переделами офиса.

Он смотрел на меня выжидающе, и я решил сразу взять быка за рога.

— Я хотел сказать, что у тебя нет никаких оснований беспокоиться за Лайзу. Я её очень люблю и никогда ничем её не обижу, — сказал я хрипло.

Мне было крайне трудно произнести эти слова. Но не потому, что они не соответствовали истине, а потому, что подобные слова в моей семье никогда не звучали. Но я хотел, чтобы Фрэнк их услышал и в них поверил.

— Не сомневаюсь, — бросил он. — Это всё?

— Ты придаешь слишком большое значение моему ужину с Дайной.

— Ужин с Дайной твое личное дело, — ответил Фрэнк.

— Именно.

— Но только до тех пор, пока ты не скрываешь это от моей дочери.

— Я ничего не скрывал.

Фрэнк вопросительно вскинул брови.

— Да, я ей ничего не сказал. Но обязательно сделал бы это, если бы придавал этому событию какое-либо значение.

— Если ты считаешь, что свидание с другой женщиной втайне от моей дочери не имеет значения… — начал он, нахмурив брови.

Но закончить я ему не дал.

— Не было никакого свидания! Мы просто зашли перекусить после работы.

— Я заметил, как она на тебя смотрела, — сказал Фрэнк, бросая на меня полный ярости взгляд. — За этой женщиной тянется длинный шлейф гнусностей, Саймон. Мой старый друг из компании «Барни Маклинток» рассказал, как Дайна, работая там, разрушила семью, и я не хочу, чтобы она сделала это в нашей фирме. Особенно, когда это касается брака моей дочери.

Мне хотелось многое сказать, но я прикусил язык. Я явился сюда для примирения, а не для спора.

— Хорошо, Фрэнк. Я тебя понимаю и даю слово, что не совершу ничего, что могло бы угрожать нашему браку. Особенно с Дайной. И я не хочу, чтобы этот эпизод отражался на наших деловых отношениях.

— Не отразится, — сказал Фрэнк. — Ты слышал от меня об этом еще в понедельник. Если хочешь, я повторю это и сейчас. На твоем месте я не принимал бы глупых решений, обещая компании деньги без согласия на то партнеров.

Я ощутил, как во мне поднимается волна гнева. Но выплеснуться наружу я ей не дал, так как понимал, что ни к чему хорошему это не приведет.

— А если ты приехал сюда, чтобы просить денег, то я отвечу тебе отказом. Мне очень жаль твоего племянника, но, как я уже сказал Лайзе, я резко отрицательно отношусь ко всякого рода медицинским тяжбам. Я сказал «нет», и это означает «нет».

— Я приехал вовсе не для того, чтобы просить денег, — довольно резко ответил я.

— В таком случае — все в порядке.

— О’кей, Фрэнк, я тебя понял. Спасибо за то, что уделил мне время.

С этими словами я поднялся и протянул ему руку. Он же, словно не заметив моего жеста, отвернулся, и направился к письменному столу.

— Прощай, Саймон.

— Будь здоров, Фрэнк, — сказал я ему в спину и вышел из дома.

Проехав пару миль до Шенкс-бич, я выскочил из машины, резко захлопнул за собой дверь и затопал по песчаному пляжу. С моря дул довольно сильный ветер, и берег, который всего лишь шесть недель тому назад был буквально устлан телами, теперь был абсолютно пустынен. Поднятые ветром волны накатывались на песок, заставляя убегать от набегающей воды мелких птах. Я, понуро наклонив голову, брел у самой кромки, спасаясь время от времени от случайного вала, плеснувшего на землю дальше своих собратьев. На пути мне попался обломок дерева, и я изо всех сил поддал его ногой, едва не сразив зазевавшегося куличка.

В моей голове бесконечной каруселью проносились обрывки мыслей о Фрэнке, Дайне, Хелен, Крэге и компании «Нет Коп». С Фрэнком явно что-то не в порядке. Но что именно его гложет, я понять не мог. Однако не все еще потеряно, думал я, и у меня есть возможность обуздать события. Если я сосредоточусь на спасении «Нет Коп» и сведу к минимуму свои контакты с Дайной, все вернется на круги своя. Но для этого требуется время.

Но я по-прежнему не знал, как помочь Хелен.

Проведя на пляже почти час, я по 128 дороге двинулся в «Нет Коп». Когда я добрался до цели, было уже полшестого, и мне сказали, что Крэга на месте нет. Насколько я понял, он отсутствовал весь день. Для Крэга это было весьма необычно, однако каждый время от времени имеет право отдохнуть денек-другой. Одним словом, мне ничего не оставалось, кроме как поехать домой.

— Почему бы тебе завтра не съездить вместе со мной к папе?

Мы ужинали каким-то итальянским блюдом из макарон, которое по-быстрому сварганила Лайза.

— Поезжай одна. Я останусь дома, чтобы немного поработать.

— Поедем вместе, Саймон. Ну пожалуйста. Мне не нравится, как у вас складываются отношения. Вы мне оба дороги, и я не хочу, чтобы между вами возникали трения.

Я отложил в сторону вилку и потер глаза. Мне страшно не хотелось вторично встречаться с Фрэнком.

— Я пробовал примириться, но из этого ничего не вышло. Думаю, что на время лучше оставить все, как есть. Кроме того, он желает видеть только тебя.

— Как это похоже на тебя, Саймон! — возмутилась моя супруга. — Ты постоянно избегаешь говорить о своих чувствах. Я совершенно уверена, что наш совместный визит улучшит ваши отношения.

Лайза постоянно жаловалась на то, что я скрываю свои чувства, хотя перед ней я открывался так, как ни перед кем. Ни сейчас, ни раньше. Но не исключено, что в её словах есть смысл. Я не сумел убедить её отца, но есть шанс, что она сумеет это сделать. Попытаться в любом случае стоило.

— Хорошо. Едем, — сказал я.

Лайза постучала в дверь коттеджа. Никакого ответа. Она постучала сильнее. Молчание. Лайза повернула ручку и попыталась открыть дверь. Та была заперта.

— Его машина здесь, — сказала она, кивнув в сторону темно-синего отцовского «Мерседеса», стоявшего на том месте, где я видел его вчера.

— Возможно отправился погулять, — заметил я.

Мы огляделись по сторонам. Прямо перед нами расстилалось болото. Мягкий ковер из бурой и золотой травы, и никаких следов Фрэнка. За нашими спинами к дому сбегал пологий склон поросшего деревьями холма. Там Фрэнка тоже не было видно. По правде говоря, там вообще никого не было видно. Вдали, по меньшей мере в двух милях от нас, виднелась пара домов. Строения, расположенные ближе, скрывались за деревьями.

— Пойдем посмотрим на берегу, — сказала Лайза.

Я пошел вслед за ней по рахитичным деревянным мосткам в направлении пролива. Было время отлива, и поэтому пристань плавала значительно ниже уровня подступающего к берегам болота. Мы уселись на край мостков и принялись изучать округу.

День для октября был на удивление теплым. Несмотря на то, что вокруг не было никаких признаков человека, до нашего слуха доносились разнообразные звуки. В болотной траве шелестел ветер, а о деревянные стойки под нами плескалась вода. С болот тянуло теплом, запахом соли и ароматом разнообразных трав. Гордо стоявшая в траве белая цапля, увидев нас, стала подниматься в воздух. Птица отчаянно колотила крыльями, и создавалось впечатление, что болото не желает её отпускать. С нашего места можно было видеть море, а с противоположной стороны к краю болота подступали деревья, листья которых уже начинали сиять всеми цветами осенней радуги. А за Островом Свиней, в какой-то миле от нас, начинался океан.

— Страшно люблю это место, — сказала Лайза. — Ты можешь представить, какое здесь летом раздолье для ребенка. Купанье, рыбная ловля, прогулки под парусом. В Калифорнии мне так этого не хватало.

— Представляю.

Лайза часто говорила о «Домике на болоте». Здесь я впервые с ней встретился. К тому времени я работал в «Ревер» всего пару недель, и Фрэнк решил устроить барбекю для десятка гостей, включая меня. Я внимательно слушал рассуждения Арта о «драконовских законах штата Массачусетс об оружии». Я выразил свое с ним несогласие, несмотря на то, что все остальные хранили молчание. Поначалу я принял это за молчаливую поддержку его взглядов, но потом понял, что гости понимали всю бесполезность споров с Артом по вопросу контроля над оружием. Когда Арт закончил тираду о конституционном праве американцев носить оружие и необходимости защищать себя против вооруженных до зубов преступников, в мою поддержку неожиданно выступила какая-то изящная молодая черноволосая женщина. После этого, к великому смущению присутствующих, женщина и Арт принялись обмениваться колкими замечанием. Перепалка продолжалась минут пять и закончилась лишь тогда, когда Фрэнк, окончательно потеряв терпение, тактично предложил молодой особе показать мне старые катера, хранившиеся в расположенном неподалеку эллинге.

Она послушалась, и большую часть вечера мы провели вместе. Лайза сразу мне понравилась. Я был в восторге от того, что она говорила и что думала. Мне хотелось, чтобы беседа никогда не кончалось. Кроме того она и внешне была весьма и весьма привлекательной особой. Лайза упомянула тот единственный французский фильм, который мне довелось видеть, и поскольку я проявил огромный энтузиазм по поводу картины, мы договорились посмотреть и другие фильмы этого режиссера. Я вдруг ощутил, что у меня неожиданно пробудился огромный интерес к французской кинематографии.

Она вдруг повернулась и поцеловала меня.

— За какие заслуги? — улыбнулся я.

— Просто так, — хихикнула моя супруга.

— В чем дело? — спросил я, толкнув её в бок.

— Разве я тебе никогда не говорила? На этом месте я потеряла невинность.

— Не может быть! На виду у всего мира? — более открытого места и вообразить было невозможно.

— Ну не совсем здесь. Скорее, вон там, внизу. На причале. Это место нельзя увидеть, а ты заранее можешь услышать, когда кто-нибудь идет по мосткам.

— Не верю, — сказал я, глядя на деревянную платформу в нескольких футах ниже нас.

— А хочешь, я тебе это докажу? — спросила Лайза с хитрой улыбкой.

— Прямо сейчас?

Лайза утвердительно кивнула.

— А если твой отец нас увидит?

— Не увидит. В этом-то все и дело.

— О’кей, — сказал я, и по моей физиономии расползалась широченная улыбка.

Мы занялись любовью; солнце и ветер ласкали нашу обнаженную кожу, в нескольких дюймах под нами тихо плескалась вода, а во все стороны от нас расстилались бесконечные просторы болота. Это было чудесно.

Приходя в себя, мы некоторое время лежали, обнимая друг друга. Чтобы хоть немного согреться, Лайза прикрыла грудь рубашкой, а моя спина от холода покрылась гусиной кожей. Мы молчали, и я ощущал себя единым целым с болотом и Лайзой.

Не знаю сколько времени прошло до того момента, когда Лайза сказала:

— Пошли. Посмотрим, не вернулся ли папа.

— Он непременно догадается, чем мы занимались, — заметил я.

— Ни за что, — хихикнула она. — Ну и что из того, если и догадается? Он перестанет беспокоиться о состоянии нашего брака, не так ли?

Мы шагали по мосткам, взявшись за руки. Это было крайне неудобно, так как мостки были довольно узкими.

Машина Фрэнка оставалась на том же месте. Лайза постучала в дверь. Ответа не последовало.

— Как ты думаешь, с ним ничего не случилось?

— Конечно, ничего. Просто он отправился на длительную прогулку.

— Не знаю, — сказала Лайза и тревожно огляделась по сторонам. — Странно, что он запер дверь. Когда он бывает здесь, то обычно оставляет её открытой. Давай попробуем заглянуть в дом.

Мы двинулись вокруг здания, заглядывая во все окна. Гостиная была пуста. Так же, как и кухня. Между этими помещениями находилось крошечное пространство, служившее неким подобием столовой. Окно здесь было расположено значительно выше уровня глаз.

— Лезь мне на плечи, — сказал я Лайзе и пригнулся.

— О’кей, — рассмеялась она и вскарабкалась на мою спину.

Я начал осторожно выпрямлять ноги, и её лицо оказалась на уровне окна. Веселый смех неожиданно оборвался. Я почувствовал, как она вдруг окаменела, а её пальцы вцепились мне в волосы.

— САЙМОН!!

Я опустил её на землю. Глаза Лайзы округлились, и я увидел в них ужас. Лайза не могла произнести ни слова и лишь хватала воздух широко открытым ртом. Я подпрыгнул, зацепился пальцами за край рамы и подтянулся так, что мои глаза оказались на уровне стекла.

— Великий Боже!

В дверном проеме между кухней и «столовой», уткнувшись лицом в пол лежал какой-то человек. На его спине расплылись два темных пятна.

Я спрыгнул вниз, обежал вокруг дома и с ходу всем своим весом навалился на входную дверь.

На дверной панели появилась трещина. Я толкнул плечом дверь еще раз. Затем еще. Когда дверь, наконец, распахнулась, я бросился к распростертому на полу Фрэнку.

Он был мертв. На спине клетчатой рубашки, в которой я видел его за день до этого, зияли два пулевых отверстия.

Лайза вскрикнула. Такого вопля отчаяния мне ранее от неё слышать не доводилось. Пробежав мимо меня, она упала на тело отца, повернула его голову лицом к себе и, рыдая, запричитала:

— Папа! Папочка! Папа!

7

— Еще несколько вопросов, мистер Айот. Или, может быть, вы предпочитаете, чтобы к вам обращались «Сэр Саймон Айот»?

Сержант Махони сидел на диване в нашей крошечной гостиной. В его карточке значилось, что сержант служит в «Отделе предупреждения преступности Полиции штата», находящегося в подчинении Окружного прокурора графства Эссекс. Это был крупный, явно склонный к полноте мужчина с жидкими рыжеватыми волосами и светло-голубыми глазами. Казалось, что один уголок его рта был постоянно приподнят в кривой улыбке, словно сержант слегка сомневался в словах собеседника. Он, судя по всему, приближался к пятидесяти, и у него был вид много повидавшего на своем веку человека. Что, очевидно, соответствовало действительности. Одна из коллег Лайзы увела её из дома выпить чашку кофе, и кроме нас с сержантом, в квартире никого не было.

— Называйте меня «мистер», — сказал я. — А слово «Сэр» означает лишь то, что мой отец ушел из жизни молодым.

После прибытия в Америку я изо всех сил старался не привлекать внимания к своему титулу. Лайза никогда не величала себя «Леди Айот», за исключением, правда, тех случаев, когда была изрядно пьяна и находилась рядом со мной в постели. Мое появление в Америке частично объяснялось тем, что титулы в этой стране мало что значат. В Англии, когда ко мне обращались «Сэр», я испытывал смущение. Игнорировать же титул означало проявлять неуважение к памяти предков. Здесь же я мог просто забыть об этом. О моем титуле в Америке узнавали, лишь заглянув — как это сделал Махони — в мой паспорт. Джил, правда, иногда шутливо вставлял его в дружеский разговор в хорошо знакомой компании.

— Хорошо, мистер Айот. Мне хотелось бы вернуться к некоторым событиям, о которых вы рассказали вчера. — Он говорил с заметным бостонским акцентом, но его речь существенно отличалась от речи Крэга. Я еще не научился узнавать местные диалекты.

— Прекрасно.

— Получается так, что вы были последним, кто видел мистера Фрэнка Кука живым.

— Неужели?

Светло-голубые глаза внимательно наблюдали за тем, как я реагирую на эти слова.

— Да. Коронер полагает, что он умер в субботу где-то до десяти вечера. Вы сказали, что видели его в субботу около двух тридцати пополудни.

— Да, думаю, что это именно так.

— Это подтверждает соседка, видевшая, как вы с большой скоростью ехали по проселку в направлении его дома.

— Машина двигалась со скоростью десять миль в час, — улыбнулся я. — Дама просто не смотрела, куда едет.

— Вполне возможно. Но мы расследуем не дорожное происшествие, — уголок рта Махони чуть дернулся вверх. — Был ли мистер Кук дома, когда вы приехали?

— Да. Он там был. Выглядел крайне усталым. Или, может быть, излишне нервозным. Одним словом, мое появление его не очень обрадовало.

— Почему вы решили с ним встретиться?

— Мне хотелось прояснить с ним кое-какие, возникшие между нами проблемы.

— Не могли бы вы сказать, какие именно.

Я колебался, не зная, что ответить.

— У нас с Фрэнком возникли разногласия по работе, — взвешивая слова, сказал я. — И мне хотелось разрешить наши разногласия.

Махони внимательно посмотрел мне в глаза. Он прекрасно понимал, что я не говорю ему всего.

— В чем заключались ваши разногласия?

— В вопросах инвестирования.

— Понимаю… — протянул он, ожидая продолжения.

У меня не было ни малейшего желания рассказывать сержанту о подозрениях Фрэнка относительно меня и Дайны. Но в то же время я знал, что не могу о них молчать. Расследовалось убийство, и вопросы будут возникать снова и снова. В конечном итоге, я решил быть максимально откровенным.

— Однако думаю, что в подлинной причиной разногласий было то, что Фрэнк подозревал меня в любовной связи с одной из моих коллег. Я хотел убедить тестя, что его подозрения не имеют ни малейших оснований.

— И это действительно так?

— Кончено, — просто ответил я, понимая, что сейчас не время вставать в позу, дабы выразить свое справедливое негодование. С Махони следовало вести себя крайне осторожно. И быть при этом предельно точным.

— О’кей. Поверил ли мистер Кук вашим словам?

— Не знаю. Боюсь, что нет.

— Вступали ли вы с ним в спор по какому-либо иному поводу?

— Нет.

— Но расстались вы отнюдь не друзьями?

— Да.

Махони долго молчал, не сводя с меня взгляда. Затем допрос возобновился.

— В котором часу вы покинули дом?

— Не помню. Видимо, что-то около трех.

— Куда вы направились?

— Я совершил прогулку по пляжу. По Шэнкс Бич. После этого я проехал в одну из наших компаний. В «Нет Коп», если быть точным.

— Во время прогулки вы никого не встретили? Может быть, вы кого-нибудь видели?

— На парковке находилось несколько машин, — сказал я после недолгого раздумья. — Думаю, что на пляже была пара другая людей, но я их не запомнил. Я был погружен в мысли о Фрэнке и о наших с ним отношениях.

— О’кей, — сказал Махони. — И сколько же времени вы провели на берегу?

— Около часа.

— А затем вы отправились в компанию. Как её там…? «Нет Коп», кажется? Что это за фирма?

Я подробно рассказал Махони о компании и о людях, которых там видел. Он обещал с ними связаться. У меня не было ни малейших сомнений, что сержант выполнит свое обещание.

— Вы не знаете случайно размеров состояния Фрэнка Кука?

Неожиданная смена темы меня сильно изумила.

— Понятия не имею, — ответил я.

— Попытайтесь прикинуть.

Я задумался. Деловая карьера Фрэнка развивалась довольно успешно, и в «Реверс» он мог уже заработать неплохие деньги. Кроме того, оставались потенциальные миллионы «Био один», которые Фрэнк, в конечном итоге, должен был получить. Даниэл прав — Фрэнк, судя по всему, был богатым человеком. Но для пользы дела я сознательно ударил в недолет.

— Миллион долларов, видимо.

— Мы полагаем, что ближе к четырем. Кроме того, мистер Эпплбей утверждает, что через год-другой инвестиции «Реверс» могли принести ему еще десяток миллионов. Всё это должно отойти к его наследникам. Это подводит нас к следующему вопросу. Кто является наследниками Фрэнка Кука?

— Не имею представления.

— Попробуйте догадаться.

— Думаю, что Лайза. Её брат Эдди. Не исключено, что и их мать.

— Оставим юристу покойного решать, правы вы или нет, — произнес Махони. — Однако у нас есть все основания предполагать, что в случае смерти мистера Кука, вы можете рассчитывать хотя бы на часть этих денег.

— Думаю, что вы правы, — со вздохом согласился я. — Но до этого момента я об этом ни разу не думал.

— У вас есть револьвер, мистер Айот?

Очередная смена темы.

— Нет.

— Вы не знаете человека, который мог бы владеть револьвером «Смит-Вессон» модели «Магнум» шесть-сорок, три-пятьдесят семь.

— Нет.

— Вы сами умеете пользоваться револьвером?

— Да, — ответил я после краткого раздумья.

— Где вы этому научились?

— Я служил в английской армии. Там учили пользоваться оружием.

— Понимаю. Значит, вы умеете обращаться с револьвером… — протянул он и, немного помедлив, спросил: — Вам приходилось кого-нибудь убивать?

— Да, — спокойно ответил я.

— Расскажите.

— Я предпочел бы не распространяться на эту тему.

— Это случилось, когда вы были в армии?

— Да.

— Возможно, в Ирландии? — взгляд его голубых глаз вдруг приобрел стальной оттенок.

— Я не обязан отвечать на вопросы подобного рода, — резко бросил я. — Неужели я нахожусь под подозрением? Может быть, для продолжения нашей беседы необходимо присутствие адвоката?

— Послушайте, — сказал Махони, — я просто делаю свою работу. Мы собираем любую информацию, которая способна помочь нам найти убийцу. Не более того. Благодарю за помощь, мистер Айот. Мы встретимся, если у меня возникнут дополнительные вопросы.

С этими словами он удалился, оставив меня в состоянии тревоги. Я ждал возвращения Лайзы, а в моих ушах все еще звучал последний вопрос сержанта.

Я припомнил механизированный блокпост на тихой загородной аллее близ Армага и приближающийся к нам старенький «Форд Эскорт». Мой напарник младший капрал Бинн стал неторопливо опускать стекло, чтобы остановить форд. И в этот миг я увидел на его лице выражение крайнего изумления и ужаса. Прогремели два выстрела, и мозги капрала брызнули во все стороны. Еще не успели стихнуть эхо стрельбы и звон разбитого стекла, как я опустошил весь магазин автомата в находящийся совсем рядом с нами форд. Водитель потерял контроль и машина врезалась в борт нашего «Лендровера».

Оказалось, что я убил двух членов Ирландской революционной армии. Этот подвиг не вызвал у меня чувства гордости, но, по крайней мере, мне было что сказать родителям капрала Бинна.

Совсем иное дело — убийство Фрэнка. Да, находясь на военной службе, я мог застрелить двух террористов, но это вовсе не означало, что я способен хладнокровно прикончить своего тестя. Гнусные инсинуации сержанта Махони привели меня в ярость.

Однако на то, чтобы волноваться по этому поводу, времени у меня не было. Лайза нуждалась в моей поддержке, и я старался не оставлять её в одиночестве. Она пребывала в каком-то оцепенении, которое лишь изредка нарушалось слезами. Большую же часть времени моя любимая молча смотрела в пространство невидящими глазами.

Я чувствовал свою беспомощность, несмотря на то, что изо всех сил старался ей помочь. Всем своим существом я ощущал ту боль, которую испытывала она. И я знал, что боль эта останется с Лайзой не только на ближайшие недели, но на месяцы или даже годы. Такое положение меня пугало. Я не знал, как она станет реагировать на те или иные слова или события, и опасался, что состояние шока, в котором она пребывала, останется с ней навсегда. Мне хотелось защитить жену, заключить в свои объятия, чтобы изолировать от ужаса, испытанного ею в связи с гибелью отца. Но как бы я ни старался, я не мог избавить её от главной реалии. Фрэнк ушел навсегда. Со временем её страдания, видимо, уменьшатся, и их можно будет как-то выносить, но до этого дня было еще очень далеко. Положение, прежде чем начать улучшаться, может стать еще хуже.

Кроме того, мне приходилось сражаться и с собственными чувствами, вызванными смертью Фрэнка. С самого начала у меня с этим человеком сложились прекрасные отношения. До недавнего времени я видел в нем своего друга и наставника. Я был благодарен ему за свою работу в «Ревер» и, в конечном итоге, за замечательную жену. У меня не было сомнения в том, что он меня любил и питал ко мне искреннее уважение. Но затем наши отношения испортились, и разлад достиг пика в тот день, когда он повернулся ко мне спиной. Буквально. Мне приходилось слышать, что горе часто сопровождается чувством вины, и теперь я начал убеждаться в справедливости этого суждения.

До сих пор наши семейные разногласия ограничивались дискуссиями о сломанной посудомоечной машине, или чем-то иным в этом роде. Я не знал, сможет ли Лайза справиться со своими чувствами после трагической гибели любимого отца, и был исполнен решимости сделать всё, чтобы помочь ей в этом. В то же время я не мог не понимать неадекватности своих усилий степени её страданий.

Кто-то позвонил в дверь. Это оказался еще один репортер. Я сказал ему, что мне нечего сказать, а Лайза слишком подавлена, чтобы с кем-нибудь беседовать. Эти слова я говорил и всем остальным, более ранним визитерам. Сообщение об убийстве Фрэнка появилось в утренних газетах и в телевизионных новостях, и теперь журналисты рвались взять у безутешных родственников интервью или, в крайнем случае, достать их фотографии. Я знал, что эта назойливость неизбежна, но все равно злился. Создавалось впечатление, что мы с Лайзой играем театральные роли, навязанные нам без нашего ведома и согласия. Не исключено, что в Англии журналисты стали бы вести себя еще более беспардонно.

Мне предстояло множество дел. Похороны Фрэнка намечались на следующий день. Мать и брат Лайзы прилетали из Калифорнии и намеревались поселиться в пансионате неподалеку от нашего дома.

Мы встретили их в аэропорту, добравшись туда на принадлежащей Лайзе «Хонде». Обнаружить их в толпе не составляло никакой трудности. Брат Лайзы был высоким, тощим парнем. Его темные волосы были острижены так коротко, что больше походили на щетину. Их мамаша Энн внимательно следила за своей внешностью, посвящая массу времени портным и парикмахерам. Несмотря на свой далеко не юный возраст, черноволосая дама все ещё была потрясающе красива. Вся троица родственников заключила друг друга в объятия. По щекам Лайзы и Энн катились слезы, а голова Эдди возвышалась над женщинами на добрый фут. Его глаза тоже влажно поблескивали.

Я топтался несколько в стороне.

Когда семейная группа распалась, мать Лайзы заключила в объятия меня. После того, как дама меня отпустила, я протянул руку Эдди, но тот, прежде чем обменяться рукопожатием, одарил меня ледяным взглядом. Мы направились к машине, и Лайза весь путь проделала под руку с братом.

Оказавшись дома, я приготовил им на ужин лазанью. До того, как приступить к еде, мы вчетвером опустошили бутылку красного вина и, садясь за стол, я откупорил еще одну.

— Не понимаю, как вы вдвоем можете ютиться в такой крошечной квартирке, — оглядевшись по сторонам, сказала Энн. — У вас так много вещей. И как только вы ухитряетесь держать их в порядке?

Я, естественно, ответил, что это нам не удается.

— Мама, ты же знаешь, что мы не можем позволить себе здесь более просторное жилье, — сказала Лайза. — Все наши пожитки нашли свое место. Жаль только, что у нас нет места для тебя и Эдди.

— Пусть это тебя не тревожит, — успокоила дочь Энн. — Нас прекрасно устроит пансионат с завтраком.

— Во всяком случае, это гораздо приятнее, чем ломать ребра на твоем полу, — с обращенной к сестре теплой улыбкой добавил Эдди.

Все положили себе на тарелки лазанью.

— Не имею представления, — начала Энн, обращаясь к волнующей нас теме, — с какой стати кто-то решил убить Фрэнка. Насколько я знаю, у него никогда не было врагов. Он был таким милым человеком. Всегда.

Почему же ты в таком случае с ним развелась? — подумал я, но вслух ничего не сказал. Отношение Энн к Фрэнку коренным образом отличалось от отношения моей матери к отцу. Можно сказать, что эти женщины стояли на противоположных полюсах. Мама весьма с большой неохотой появилась на его похоронах, всем своим видом демонстрируя полное равнодушие к уходу из жизни своего бывшего супруга. Здесь же сохранялись какие-то добрые чувства к покойному, и я не мог понять почему. Как бы то ни было, но мать Лайзы была искренне опечалена смертью Фрэнка.

— Скажи, а на работе его любили? — спросила она, обращаясь ко мне.

— О, да, — ответил я. — Мы все его очень любили. И очень уважали.

Все, кроме Арта, подумал я, но оставил эту мысль при себе.

— Есть ли у копов кто-нибудь на подозрении? — поинтересовался Эдди.

— Не думаю, — ответил я.

— Больше всего они подозревают Саймона, — сказала Лайза, и я обжег её взглядом. — Чему ты удивляешься? — продолжала она. — Это же очевидно, если судить по тем вопросам, которые задавал тебе сержант Махони.

Эдди не сводил с нас глаз. Он был на два года старше сестры и пару лет назад бросил учебу в медицинском институте. Сейчас, насколько я знал, он являлся аспирантом Калифорнийского университета в Сан-Франциско и специализировался по социальным проблемам. Лайза восхищалась братом, решившим посвятить свою жизнь служению неимущим, а я всеми силами пытался прогнать нехорошие мысли о так называемых «вечных студентах». Мы с ним никогда не были дружны. Эдди всегда был со мной вежлив, но в то же время относился с подозрением — вначале как к близкому приятелю младшей сестренки, а затем как к её мужу. Для титулованного англичанина, работающего в расположенной на северо-восточном побережье фирме, я казался ему излишне раскованным. После того, как родители развелись, Эдди принял на себя роль главы семьи, и с тех пор сестра и мать благоговейно прислушивались к каждому его слову. Думаю, ему очень не нравилось то, что они иногда соглашались и с моим мнением.

Его выводило из себя то, что я познакомился с Лайзой через отца. Это автоматически помещало меня в ту часть семьи, которая, как ему казалось, была виновата в расколе.

— Разве Саймон не был вместе с тобой? — спросил он.

— В этом-то и вся загвоздка, — покачала головой Лайза. — Когда Саймон разговаривал с папой, я работала в лаборатории. Получается, что он был последним, кто видел папу живым.

— Неужели? — внимательно глядя на меня, спросил Эдди.

— Почему ты так на него нехорошо смотришь? — сказала Лайза, беря меня за руку. До неё, наконец, дошло, какую ошибку она совершила, подняв этот вопрос. — Саймон не имеет никакого отношения к убийству.

— Ну, конечно, не имеет, — ответил Эдди, посылая младшей сестре снисходительную и в то же время ласковую улыбку.

Она улыбнулась в ответ, радуясь, что это недоразумение так легко уладилось. Но судя по тому взгляду, которым одарил меня Эдди, дело, видимо, обстояло не так просто.

— Уверена, что полиция схватит преступников, — продолжала Лайза.

— Надеюсь, что так и будет, — сказал Эдди. — Никогда не думал, что когда-нибудь произнесу подобные слова, но этот тип заслуживает электрического стула. Ведь в Массачусетсе, кажется, вернули смертную казнь, не так ли?

Вопрос был явно обращен ко мне.

— Боюсь, что нет, — ответил я.

— Вот как? А мне казалось, что я об этом где-то читал.

Лайза сосредоточилась на лазанье. Энн восторженно взирала на своего сына. Я же почувствовал некоторое раздражение. Лайза прекрасно знала, что смертной казни в нашем штате не было, но противоречить старшему брату не стала. Все заявления Эдди — а их было множество — воспринимались матерью и сестрой безоговорочно. Он был неглуп и часто высказывал дельные соображения, но иногда парень порол сущую чушь.

Я знал, что спорить с ним не имеет смысла. В прошлом году накануне Дня Благодарения мне довелось с ним подискутировать. Тема спора была совершенно пустячной. Мы разошлись в мнениях о том, к какой партии принадлежал канцлер Германии Гельмут Коль. Он считал, что Коль социал-демократ. Я же знал, что это не так. Лайза и мамаша считали, что Эдди не мог ошибиться. Я доказал свою правоту, чем ненадолго испортил в целом очень милый вечер.

— Видимо, это прошло мимо моего внимания, — сказал я, подливая Эдди вина.

Последовала недолгая пауза, которую первой нарушила Энн.

— Я думала, что у вас с Фрэнком были отличные отношения, — сказала она. — Жаль, что вы расстались, находясь в ссоре.

— Разделяю ваши чувства, — сказал я. — Мне хотелось так много ему сказать.

— Мне тоже, — сказала Лайза.

Ужин мы закончили в молчании, и я всем своим существом ощущал, что за нашим столом в качестве гостей присутствуют не только печаль, но и злоба.

В ту ночь, когда я лежал в постели, безуспешно пытаясь уснуть мне показалось, что кровать слегка трясется. Я протянул руку и прикоснулся к плечу Лайзы. Лайзу била дрожь.

— Иди ко мне, — сказал я, и она, перевернувшись, оказалась в моих объятьях. Я почувствовал, как мне на грудь закапали её слезы.

— Ты помнишь рубашку, которая была на папе? Ту, клетчатую? — спросила Лайза.

— Помню, конечно.

— Ведь это я подарила её ему в прошлом году. В день рождения. Она ему очень нравилась. И теперь вся рубашка залита его кровью.

Я молча прижал жену к груди. Она еще немного поплакала, а затем, отодвинувшись от меня, потянулась к коробке с бумажными салфетками, стоявшей на тумбочке у кровати.

— Для Эдди это просто ужасно, — сказала она.

— Это ужасно для всех.

— Да. Но Эдди не видел папу более шести лет. Они почти не разговаривали друг с другом с того времени, когда мама и папа разошлись.

— Почему он так тяжело воспринял развод? Ведь у тебя с отцом сохранились прекрасные отношения.

— Не знаю. Думаю, что было бы лучше, если бы они сказали нам о подлинной причине разрыва. Они объяснили развод тем, что не желают дальше жить вместе. Эдди считал, что папа нас бросил, и не простил его.

— Думаю, что этого мы теперь никогда не узнаем.

— Не хочу знать. После того, как папы не стало. Вообще-то я думаю, что у кого-то из них была связь на стороне. Скорее всего, у мамы. Впрочем, не знаю.

— Мне кажется, я понимаю, почему Эдди злится, — заметил я.

— Полагаешь, что он казнит себя за то, что не встречался с папой? Возможно. Но ты же знаешь Эдди. Его очень легко вывести из себя.

По правде говоря, я не настолько хорошо знал Эдди, чтобы до конца разбираться в его чувствах. И такое положение меня вполне устраивало.

— Я тоже очень вне себя от злости, — продолжала Лайза. — Человек просто не должен умирать подобным образом. — Её голос вдруг окреп, и я уловил в нем новый оттенок горечи. — Папа не был готов к смерти. Его ждали еще многие годы счастливого существования. Никто не имеет права лишать другого человека жизни. Мама права. Я тоже не знаю людей, у которых могли бы быть серьезные причины убивать папу. Ничего не могу сказать о смертной казни, но очень надеюсь на то, что полиция найдет мерзавца. Негодяй недостоин жизни, кем бы он ни оказался.

Этот взрыв чувств меня изумил. До сих пор Лайза воспринимала смерть отца покорно, как тяжелый удар судьбы. Но она права в своей ярости. Убийство — не просто зло. Убийство — зараза, которую следует искоренять любыми средствами.

Некоторое время мы лежали молча. Затем Лайза снова заговорила. На сей раз она говорила настолько тихо, что я едва мог расслышать её слова.

— Когда я была маленькой и мне было страшно, или я плохо себя чувствовала, папа пел мне песни. У него был ужасный голос, и он не стеснялся петь только для меня. Как мне хочется, чтобы он спел мне сейчас.

Спеть для неё я не мог. Но зато я мог привлечь её к себе. Я не отпускал Лайзу долго, долго. До тех пор, пока не услышал ровное дыхание жены.

8

Франка похоронили на еврейском кладбище в Бруклине, где обитали Куки в то время, когда еще были единой семьей. Церемония была очень простой. После того, как присутствующие с разной степенью уверенности пробормотали «Каддиш», раввин произнес речь о юных годах покойного. Думаю, что он не видел Фрэнка много, много лет. Джил тоже выступил с прощальным словом — очень коротким, предельно искренним и крайне трогательным. На церемонии присутствовало совсем немного людей. Человек двадцать, не больше. Члены семьи и наиболее близкие друзья. Меня выводил из себя Махони. Сержант стоял чуть в стороне и неотрывно наблюдал за собравшимися. Когда он поймал мой взгляд, уголки его губ чуть дернулись вверх. Я отвернулся. Мне казалось, что полиции вовсе не место на похоронах Фрэнка. Будь на то моя воля, я бы вышвырнул этого соглядатая с кладбища.

«Шива» или по-нашему «Посещение» состоялось в доме сестры Фрэнка, примерно в миле от кладбища. «Шива» в буквальном переводе означает «Семь», и если следовать букве закона, то поминовение должно было продолжаться семь дней. Однако поскольку Эдди спешил вернуться к своим занятиям, а Фрэнк при жизни довольно сдержанно относился к религиозным традициям, семья решила ограничиться одним вечером. К тем, кто присутствовал на кладбище, присоединились другие люди, пожелавшие выразить семье свои соболезнования. Мне показалось, что в скромном доме сестры собралась не одна сотня человек. Я был потрясен, увидев сколько людей знали и любили Фрэнка.

Сестра Фрэнка Зоя делала все, чтобы принять посетителей как полагается. Это была высокая, черноволосая женщина с мягкой улыбкой и добрыми глазами. Она стояла у входа и, улыбаясь, пожимала руки. Кто-то ласково похлопывал её по плечу, и она отвечала тем же. Я принес ей кусок пирога и тем самым спас от какого-то строгого мужчины в темных очках и ермолке, который вот уже несколько минут ей что-то очень энергично втолковывал.

— Очень тебе признательна, Эдди, — сказала она. — Я знакома со всеми этими людьми, но их имена ускользают из моей памяти. И я страшно боюсь их обидеть.

— У вас всё очень здорово получается, — ответил я, не обращая внимания на ошибку.

— Мне так жаль бедного Фрэнка, — с улыбкой продолжала она. — Ты, наверное, часто встречался с ним в последнее время?

Мне показалось, что, называя меня Эдди, она не просто перепутала имена, а совершенно искренне принимает меня за брата Лайзы. Поэтому я решил ответить ей ничем не обязывающей фразой.

— Порядочно.

— Тетя Зоя! — к нам подбежала Лайза и, заключив родственницу в объятия, спросила: — Надеюсь Саймон хорошо за тобой ухаживает?

Тётя Зоя страшно смутилась и, бросив на меня извиняющийся взгляд, пробормотала:

— Да. Да, кончено, дорогая. Как ты поживаешь?

— Неплохо, как мне кажется.

— А как твое волшебное зелье?

— Закипает потихоньку. Вы могли предвидеть, что явится столько народу? Большинство из них я просто не знаю. Или не узнаю.

— Я тоже. Просто потрясающе, что так много старых друзей Фрэнка смогли одновременно собраться. Как жаль, что он сейчас не с нами, чтобы увидеть их всех. — Оглядевшись по сторонам, Зоя спросила: — Как ты думаешь, дорогая, как долго должно продолжаться «Посещение»? И сколько сейчас времени?

Лайза вначале бросила взгляд на ручные часы тетки, а затем, взглянув на свои, ответила:

— Половина десятого.

Мне показалось, что тётя Зоя вздохнула.

— Очень мило с твоей стороны, что ты собрала гостей у себя. В наше жильё они просто бы не вместились.

— Пусть тебя это не беспокоит, — ответила тетя Зоя. — Мне так будет его не хватать.

К нам подошел один из друзей детства Фрэнка, имя которого Зоя, по счастью, помнила.

— Тётя очень хорошо выглядит, — сказала Лайза, когда мы отошли в сторону.

— Да, — согласился я. — Но она упорно называла меня Эдди.

— Не может быть!

— Ты обратила внимание на то, как она спросила тебя о времени?

— Всё это очень печально, — вздохнула Лайза. — Я помню, как мы играли с ней, когда были маленькими. До того, как выйти замуж, она часто приезжала в «Домик на болоте» и жила там вместе с нами. С ней было так весело. Мы исследовали проливы и болота. Пройдет еще пара лет, и всё это окончательно сотрется из её памяти.

— Ничего подобного, — возразил я. — Разве ты не знаешь, что старики, забывают о том, что ели на завтрак, однако прекрасно помнят события многолетней давности?

— Она вовсе не старая, Саймон. Тете всего пятьдесят два года. Она просто больна.

У тёти Зои начали проявляться ранние симптомы Болезни Альцгеймера.

— Вы говорите о Зое? — спросил, подойдя к нам, Карл, муж хозяйки дома.

Это был плотно скроенный, седобородый человек. Карл считался крупным специалистом в каком-то из разделов социологии, и в качестве профессора вел занятия в Северо-восточном Университете. Он был на несколько лет старше своей супруги.

— Как она себя чувствует? — спросила Лайза.

— Вы знаете, что она потеряла работу в библиотеке? — вздохнув тяжелее обычного, сказал Карл.

— Не может быть!

— Но пока нельзя сказать, что она уж очень плоха. Она забывает имена людей и заглавия книг, из-за чего и возникли проблемы в библиотеке. Иногда она не может определить время. Но меня Зоя узнает, и всегда знает, где находится. Кроме того, она правильно называет день недели. Так что нам еще есть куда двигаться. Если, конечно, не поможет рекомендованное Фрэнком лекарство.

— Лекарство? А я и не знала, что папа ей что-то рекомендовал.

— Рекомендовал, — продолжал Карл. — То лекарство, которое они сейчас испытывают.

— Неужели «Невроксил -5»? — спросила Лайза. — А фирма, которая его производит, называется «Био один»?

— Верно.

— И оно действительно помогает? — поинтересовался я.

— Похоже на то. Зоя принимает лекарство семь месяцев, и мне кажется, что её состояние стабилизировалось. Во всяком случае, хуже ей не стало. Ей пришлось пройти так называемое «Государственное мини-исследование менталитета», и через некоторое время они снова проверят, как идут дела.

— Хорошее известие, — заметил я.

— Я видел в клинике несколько других пациентов, — сказал Карл. — Ужасающая картина. Некоторые из них забыли всё. Они не узнают супругов, не знают, где живут, как зовут их детей, и есть ли у них вообще дети. Они постоянно взвинчены, и выходят из себя по пустякам. Я молю Бога, чтобы этого не случилось с Зоей.

Он посмотрел на свою жену, которая, видимо, вспоминая юные годы, оживленно беседовала со старинным другом Фрэнка.

Я тоже надеялся на то, что «Невроксил — 5» ей поможет.

На следующее утро Лайза, её мать, брат и я отправились в центр города к адвокату Фрэнка, чтобы узнать последнюю волю покойного. Пока мы терпеливо ждали приглашения, в прекрасно обставленной приемной юридической конторы царила тяжелая тишина. До этого момента никто из нас не вспоминал о наследстве Фрэнка. Другие вещи представлялись нам гораздо более важными. Мы знали, что он богат, но считалось дурным вкусом рассуждать о размере его состояния и о том, насколько мы все разбогатеем, получив наследство. Мне кажется, что в голову Лайзы подобные мысли просто не приходили. Что касается Эдди, то он вел себя достаточно нервозно, непрерывно вращая чайную ложечку в своих длинных пальцах. Лайза была спокойна, а Энн держалась с подчеркнутой невозмутимостью.

После пяти минут ожидания в приемной появился адвокат. Это был тучный, лысоватый человек по имени Берджи. Лицо юриста показалось мне чересчур одутловатым, однако эту одутловатость скрашивал взгляд умных глаз. Назвав еще раз свое имя, он провел нас в кабинет.

— Благодарю вас за то, что вы нашли время посетить меня сегодня, — начал он, рассадив нас вокруг стола. — Я выступаю перед вами в качестве исполнителя последней воли мистера Кука. Как правило, я уведомляю наследников письмами, но в данном случае, пользуясь тем, что все заинтересованные лица собрались в одном месте, я решил изложить волю покойного лично.

Мне показалось, что мистер Берджи слега нервничает. Но говорил адвокат весьма серьезно и полностью завладел нашим вниманием.

— Во-первых, мистер Кук имел страховой полис на триста тысяч долларов. Указанная сумма, согласно закона, должна быть поделена поровну между его бывшей супругой и двумя детьми.

Адвокат послал нам короткую улыбку и откашлялся. Мне показалось, что мы переходим к наиболее сложной части нашей встречи.

— Во-вторых, мы имеем завещание, как таковое, и воля покойного изложена в нем достаточно ясно, — он опустил взгляд на лежащие перед ним бумаги и продолжил: — Состояние мистера Кука полностью переходит к его дочери Элизабете Ребекке Кук. Точные размеры состояния покойного определить затруднительно, поскольку большая часть его состоит из фондов, находящихся в данное время в управлении венчурной компании «Ревер Партнерс». Но даже с этой оговоркой оно оценивается примерно в четыре миллиона долларов. Условия завещания могут быть реализованы после того, как завершится процесс его официального утверждения. На это потребуется некоторое время.

Он нервно обвел взглядом стол. Наши взоры были обращены на Эдди.

Я видел, как в нем закипает ярость. Он с такой силой сжал чайную ложку, что костяшки его пальцев побелели. Посмотрев исподлобья на нас, Эдди обратился к адвокату.

— Но разве он имел право так поступить? Разве можно передавать всё состояние лишь одному ребенку?

— Я весьма сожалею, но по закону он имел на это полное право, — ответил мистер Берджи. — Но вы в любом случае получаете сто тысяч долларов из его страховки.

— Да, но его состояние будет насчитывать много миллионов. И я имею право на половину.

— Я прекрасно понимаю вашу озабоченность, мистер Кук. Но я имел честь лично составлять завещание вашего батюшки, и заверяю вас, что он всё тщательно продумал. Завещатель высказал свои намерения абсолютно точно. Находясь в ясном уме и твердой памяти, он оставил все свое состояние дочери.

— Но как он мог так со мной поступить? — не сдавался Эдди. — Он не говорил вам, почему лишил меня наследства?

— Мистер Кук этого не сделал.

Мы все отвели глаза в сторону, прекрасно понимая, почему Фрэнк проигнорировал сына после своей смерти. Это случилось потому, что при жизни сын демонстративно игнорировал отца.

— Это ты стоишь за этим? — услышал я (я все еще разглядывал свои пальцы). — Да, да. Это о тебе, Саймон. За этой гнусностью стоишь ты!

Я поднял глаза, не сразу сообразив, что Эдди обращается ко мне.

— Что?

— Эдди, — сказала Энн, кладя ладонь на руку сына.

— Нет, мама. Ты тоже должна что-то предпринять. Ты заступалась за него все эти годы, после того как он тебя бросил. Только за это ты заслужила его благодарность.

— Я не испытываю нужды в средствах, — мягко возразила Энн. — И Фрэнк прекрасно это знал.

— О’кей! А как насчет меня? Саймон, ты украл мое наследство прямо перед моим носом!

— Что за идиотская мысль.

— Я видел, как ты искал расположения папы. В итоге ты получил работу в «Ревер» и Лайзу в качестве жены. Ты все время прикидывался хорошим зятем. Одним словом, ты лизал ему задницу и преуспел в своих планах.

На фоне моих в конец испорченных отношений с Фрэнком слова Эдди выглядели ужасно забавно. Я не выдержал и улыбнулся, и это с моей стороны была весьма серьезная ошибка.

— Ты, конечно, имеешь основания для веселья. Давай, отправляйся в банк и клади на свой счет этот жирный куш. Очень смешно!

— Прости, Эдди, — сказал я, — но уверяю: Фрэнк не консультировался со мной, составляя завещание.

— Да, конечно. Но ты и Лайза проводили с ним все свое время, — теперь он повернулся к своей сестре. — Он отказал мне в наследстве лишь потому, что я был на стороне мамы. Он не имел права нас бросить. Я не ползал перед ним на коленях, и поэтому остался без средств.

Лайзу слова братца привели в состояние шока. Она считала, что эта семейная встреча окажется пустой формальностью перед тем, как мать и брат отправятся к себе с Калифорнию.

— Эдди, я любила его, — негромко произнесла она, — и мне вовсе не нужны эти глупые деньги.

— Да, конечно, ты его любила! Не обращай внимания, мама… А он… — Эдди в обвинительном жесте ткнул пальцем в моем направлении, -…он любил лишь его деньги.

Нападение Эдди на меня, могло даже показаться забавным. Но его слова затрагивали честь Лайзы.

— Полегче, Эдди… — прорычал я.

— Упокойся, Саймон, — остановила меня Лайза. — Меня эти деньги действительно не волнуют. Мистер Берджи, — продолжала она, повернувшись к адвокату. — Имею ли я юридическую возможность отказаться от половины наследства в пользу брата?

— Хмм… — задумчиво протянул стряпчий. — Вы имеете полное право отказаться от всего вашего наследства или от его доли в течении девяти месяцев после смерти завещателя. Однако ваш отказ не влечет автоматической передачи средств в пользу брата, поскольку тот не упомянут в завещании. Поэтому фонды будут распределены в соответствии с определяющими наследование законами. А это, в свою очередь означает… — он выдержал паузу и, немного подумав, закончил: — …поскольку вы не являетесь препятствием, мистер Эдвард Кук оказывается следующим в линии наследования.

— Вот и хорошо, — обрадовалась Лайза. — Давайте так и поступим.

— Я бы настоятельно рекомендовал вам не торопиться, — солидно кашлянув, произнес Берджи. — Прежде чем определить дальнейший курс действий, вам следует все хорошенько обдумать. Ведь мы говорим о последней воле мистера Кука, который сознательно завещал все свое состояние вам.

— Я этого определенно хочу, — сказала Лайза, глядя на Эдди. — Но обещаю еще подумать, коль скоро вы на этом настаиваете. Если не возражаете, мы встретимся с вами через неделю и посмотрим, что следует делать.

— Очень хорошо, — сказал мистер Берджи.

Эдди глубоко вздохнул.

— Большое тебе спасибо, сестренка, — сказал он с улыбкой.

Лайза коротко улыбнулась ему в ответ. Но несколько минут спустя, в тот момент, когда мы выходили из кабинета, я поймал на себе его злобный взгляд.

Лайза повезла своих родичей в аэропорт, а я с удовольствием отправился на работу, чтобы получить там хотя бы небольшую порцию нормальной жизни.

Я почувствовал облегчение, с головой погрузившись в проблемы «Нет Коп» и «Тетраком». Но очень скоро звонок Джила прервал мирное течение жизни. Старший партнер вызывал меня к себе.

Джил усадил меня на диван и налил чашку кофе.

— Хорошо, что ты пришел сегодня, Саймон. Я знаю, что у тебя дома дел по горло, но мы и здесь найдем, чем тебя занять. Работы очень много, а со смертью Фрэнка её стало еще больше.

— Всё нормально. А если честно, то мне просто необходимо отвлечься.

— Не сомневаюсь, — сочувственно произнес Джил. — Как там Лайза?

— Не очень хорошо, — ответил я.

— Да. Для неё это тяжелый удар. А как ты?

— Тоже не здорово. Жаль, что я расстался с Фрэнком, находясь с ним не в самых лучших отношениях.

— Не казни себя за это, Саймон. Фрэнк всегда был о тебе очень высокого мнения. Он сам много раз мне об этом говорил. И хотя его с нами нет, я по-прежнему намерен разделять его мнение. К его словам всегда следовало прислушиваться.

Я попытался улыбнуться.

Джил слегка прокашлялся и продолжил:

— Вопрос довольно щепетильный, но думаю, очень важно поставить все точки над «и». Полиция задала нам множество вопросов о Фрэнке и о тебе. Прямо они ничего не сказали, но судя по тому, что они спрашивали, ты считаешься у них подозреваемым.

— Знаю.

— Мой вопрос звучит так: правы ли они в своих подозрениях?

— Иными словами ты спрашиваешь, не я ли убил Фрэнка?

Джил в ответ молча кивнул, сверля меня взглядом из-за толстых линз своих очков. Я твердо выдержал этот взгляд.

— Нет, Джил. Я его не убивал.

Джил помолчал немного, а затем, откинувшись на спинку кресла, продолжил:

— Отлично. Я тебе верю. Впрочем, я так и думал с самого начала, но все же хотел спросить. Я хочу заверить тебя, что лично я и фирма в целом окажет тебе полную поддержку. Если тебе что-то от нас потребуется, обращайся без всяких колебаний.

— Спасибо, — сказал я. — Уже сейчас у меня есть просьба.

— Слушаю.

— Не мог бы ты дать мне адрес хорошего адвоката по уголовным делам? Возможно, его услуги мне не понадобятся, но кто знает…

Джил посмотрел на меня как-то странно, словно засомневался, стоило ли так поспешно обещать мне поддержку. Но затем он улыбнулся и сказал:

— Конечно, дам. Подожди минутку. — Он протянул руку к столу и, перебрав несколько карточек в барабане, закончил: — Записывай. Гарднер Филлипс — мой старинный друг, и вот его телефон.

С этими словами Джил передал мне карточку, чтобы я скопировал адрес и номер телефона.

— Спасибо. Надеюсь, как я уже сказал, что он мне не понадобится.

— Подожди, Саймон, не уходи. Я хочу поговорить с тобой еще кое о чем.

— Слушаю.

— Речь пойдет о «Нет Коп». Что ты намерен предпринять?

— Как я уже говорил, сдаваться до конца я не хочу. Пока компания сможет продержаться около месяца. Мы с Крэгом изыскиваем средства для создания прототипа переключателя.

— Удалось что-нибудь?

— Пока нет. Но мы только что приступили.

— Понимаю. Но меня очень беспокоит Крэг Догерти. Думаю, что Фрэнк в отношении него был прав.

Я внимательно посмотрел на Джила.

— Что ты хочешь этим сказать?

— На прошлой неделе Догерти ко мне заходил. Он угрожал заявить в прессе о том, что «Ревер партнерс», якобы, отказалась выполнить условия договора.

Я издал тихий стон, не понимая, как Крэг мог решиться на подобную глупость?

— И что же ты ему сказал?

— Я попросил его покинуть мой кабинет.

— Думаю, что он пребывал в сильном расстройстве, — попытался заступиться за Крэга я. — Он страшно разозлился, узнав, что мы отказываем ему в поддержке.

— Не сомневаюсь, что Крэг был расстроен. Но, как сказал Фрэнк, это повлияло на ясность его мышления. Угрозы в мой адрес вряд ли можно считать разумным действием.

— Думаю, что сейчас он немного успокоился, и уверен, что никогда этого не повторит.

— Это был идиотский поступок, Саймон. А если человек один раз способен на глупость, то он рано или поздно повторит её.

Я понимал, что хотел сказать Джил.

— И что по-твоему мне следует предпринять?

— Ты действительно надеешься спасти что-то из наших первоначальных затрат? — спросил Джил после недолгого раздумья.

— Да. Конечно ничего обещать не могу… — я поднял глаза на Джила и увидел, что тот улыбается, приняв к сведению мою оговорку…но попытаюсь сделать все, что в моих силах.

— О’кей. Попытайся. Продолжай работать с «Нет Коп», чтобы выжать как можно больше долларов, из тех что мы успели в неё вложить. Однако скажи Крэгу Догерти, что если он произнесет вслух хотя бы единое слово, способное скомпрометировать «Ревер партнерс», он с треском вылетит из «Нет Коп» и уже никогда не сможет заняться бизнесом в этом городе.

— Обязательно скажу.

— Чего он хотел? — поинтересовался Даниэл, когда я вернулся в помещение, где работали «сотрудники».

— Джил хотел узнать, не я ли убил Фрэнка? Похоже, что я для всех кажусь основным подозреваемым.

— Для меня-то уж точно, — заметил Даниэл.

— Спасибо за поддержку.

— Есть ли у полиции на подозрении еще кто-нибудь?

— Насколько я знаю, нет. Но уверен, что они кого-нибудь найдут.

— Бедняга Фрэнк, — сказал Даниэл. — Без него партнерам придется туго.

— Согласен.

Если не считать «Био один», то в нашей компании наиболее прибыльными проектами, бесспорно, были те, которые инициировал Фрэнк. Успехи Джила можно было считать смешанными, а все затеи Арта, опять же за исключением «Био один», кончались полным крахом. Рави и Дайна стали партнерами сравнительно недавно, и еще не успели себя толком проявить, хотя и сделали несколько достаточно успешных инвестиций. Фрэнк обладал исключительным чутьем инвестора. В фирме он был символом осторожности, символом здравого смысла и тем голосом, к которому в первую очередь прислушивался Джил, когда ему предстояло принять важное решение.

— Где Джон? — спросил я.

— Заболел.

— Хмм… Видимо, что-то очень серьезное. Парень — образчик здоровья и вряд ли мог прихворнуть на один день.

— На него очень сильно подействовала гибель Фрэнка. Ты же знаешь, как много они работали вместе. Да, кстати, — продолжил Даниэл, — в Нью-Йорке я виделся с Джеффом Либерманом.

— Насколько заинтересовал его проект «Нет Коп»?

— Не исключено, что заинтересует. Просил тебя позвонить.

— Возможно, что и позвоню, — вздохнул я. — После того как наставлю на путь истинный своего безумного партнера.

Крэг, похоже, полностью сумел восстановить присущие ему оптимизм и энергию. Во всяком случае, он подошел ко мне пританцовывая. Облачен он был, как всегда, в потертые джинсы, кроссовки и в футболку с короткими рукавами.

— Привет, Саймон? Как тебе живется?

— Не очень чтобы здорово, Крэг.

— Да. Я слышал о Фрэнке Куке. Мне его искренне жаль. Пошли в мой кабинет.

Мы прошли в огороженный стеклом загончик в углу помещения.

— Итак, можно ли надеяться на то, что теперь «Реверс партнерс» изменит свою точку зрения? — спросил он.

— После того, что случилось с Фрэнком?

— Именно.

— Нет, Крэг. Никаких шансов.

— Скверно, — сказал он, но затем, видимо, заметив выражение моего лица, добавил: — Ты считаешь мой вопрос проявлением дурного вкуса?

— Да, его вполне можно характеризовать подобным образом. Кроме того, что за дурацкая затея выступать с угрозами в адрес Джил? О чём ты думал, когда угрожал обратиться к прессе?

— Я был зол. Находился в отчаянии. Мне хотелось что-то сделать.

— Сразить его тебе не удалось. Совсем напротив, он сказал, что если ты пискнешь что-нибудь газетчикам, мы вышибем тебя из «Нет Коп».

— Вам это не удастся, — возразил Крэг.

— Еще как удастся, и ты это прекрасно знаешь.

Как это ни печально, но венчурные компании очень часто выгоняли предпринимателей из компаний, которые те основали. Крэг находился в опасной близости от этого. Несмотря на ту веру в меня, которую в беседе со мной высказал Джил, я чувствовал, что босса от резких движений удерживает лишь уверенность в том, что «Нет Коп» и без посторонних усилий вылетит в трубу.

— Да, и, кроме того, он заверил, что ни одна венчурная компания Бостона не захочет иметь с тобой дела.

— Хорошо. Я все осознал и прошу прощения, — со вздохом произнес Крэг.

В этот момент я кое-что вспомнил.

— Когда за день до убийства Фрэнка я уходил из «Нет Коп», ты был почему-то страшно весел. Надеюсь, твоя радость не имеет ничего общего с его смертью?

— Конечно, нет.

Я подозрительно на него взглянул, но он был самим воплощением невинности.

Он поднялся с кресла и подошел к висевшей на стене большой белой доске. На ней в двух колонках значились имена глав венчурных фирм и промышленников, способных заинтересоваться проектом. Многие из имен были вычеркнуты.

— С венчурным капиталом нам не повезло, — сказал Крэг, однако некоторые производители оборудования, похоже, клюнули. Нортель отказался, но зато Эрикссон и Лакстел проявили интерес. На завтра у меня назначена встреча с Лакстелом. В Нью-Джерси…

Крэг продолжал рассказ. К нему вернулся его природный оптимизм и он снова уверовал в конечный успех своей компании.

Заразившись энтузиазмом Крэга, я позвонил в Нью-Йорк Джеффу Либерману. Он очень обрадовался моему звонку и сообщил, что проект «Нет Коп» ему по душе. Более того, Джефф успел поговорить с парой своих коллег, и они втроем в принципе решили вложить сто пятьдесят тысяч долларов в обмен на определенное количество акции компании. О размерах этого пакета еще предстояло договариваться. Это было значительно больше того, на что я мог рассчитывать. Крэг был очень доволен. Разработка прототипа требовала гораздо больших средств, но деньги Джеффа и его друзей позволяли «Нет Коп» продержаться на плаву еще пару недель, которые можно было потратить на поиски крупных инвесторов. Это было не Бог весть что, но уже хоть что-то.

Я доехал на подземке от Уэллсли до Южной станции, зашел в контору и поработал еще пару часов. Засиживаться допоздна я не стал, поскольку тревожился за Лайзу.

Я пошел домой пешком через парк «Коммон». Я давно заметил, что именно в это время передо мной во весь рост снова встают все накопившиеся за день проблемы и сразу начинают молить о их скорейшем решении. На сей раз, растолкав все другие заботы, на первое место среди них сумела пробиться моя утренняя беседа с Джилом. Махони не говорил прямо, что я главный подозреваемый, но похоже, что все идет именно к этому. Возможно, мне потребуется помощь адвоката, приятеля Джила.

Был пасмурный день и на лицо мне падали отдельные капли дождя. Парк был почти пуст. Подойдя к берегу «Лягушачьего пруда» почти в самом центре парка, я неожиданно для самого себя опустился на стоящую у берега скамейку. Я огляделся, задержав взгляд на элегантном георгианского стиля шпиле церкви «Парк-стрит» и на возвышающихся за собором гигантских небоскребах финансового квартала. Мимо меня, бормоча что-то себе под нос, прошаркала какая-то пожилая дама. Следом за ней появился молодой человек латиноамериканского вида в джинсах и темной куртке. Он стрельнул в моем направлении взглядом, на секунду замедлил шаг, но не подошел. Проходя мимо меня, парень упорно смотрел в землю себе под ноги.

Итак, я стал объектом слежки. Молодой человек в джинсах был явно из полиции. Когда он, опустив глаза, шествовал мимо, я ничего не сказал и лишь проследил взглядом за тем, как он вышел из парка «Коммон» и свернул на Бикон-стрит. Только после этого я возобновил путь домой.

Лайза страшно обрадовалась моему возвращению. На ней была одна из старых голубых рубашек Фрэнка. Отец подарил ей это одеяние оксфордского стиля после того, как мы, переехав в новую квартиру, занялись малярными работами.

— Мама и Эдди, надеюсь, вылетели благополучно? — спросил я, привлекая жену к себе.

— Вылет состоялся точно по расписанию. Мама отказывалась лететь до тех пор, пока я не пообещала навестить её в День Благодарения.

— Вот и отлично. Ведь мы в любом случае собирались это сделать, не так ли?

— Да.

— Наше утреннее собрание произвело на меня крайне неприятное впечатление. А ты что на это скажешь?

— Не могу поверить в то, что папа вычеркнул Эдди из своего завещания. Это так глупо.

— Но зато ты проявила щедрость, вернув ему его долю.

— Я не хочу, чтобы смерть папы вызвала в семье дополнительное напряжение. И если на то пошло, то Эдди сделал очень много для меня и мамы, после того, как отец нас оставил. И я только восстановила справедливость, отдавая брату его долю. А ты как думаешь?

— Надеюсь, что ты права.

— Неужели ты считаешь, что я ошиблась, — внимательно глядя мне в глаза, спросила Лайза.

— Я бы на твоем месте оставил деньги себе. Твой отец знал, что делает. Кроме того, Эдди в любом случае получал сто тысяч баксов из страховки.

— Но это же несправедливо, — помрачнев, сказала она.

— Не огорчайся. Это было твое решение, и ты проявила щедрость. Эдди страшно повезло, что у него такая сестра.

Лайза рассмеялась. Однако сразу посерьезнев, она спросила:

— Ведь он тебе не нравится, правда?

— Дело, скорее в том, что он с самого начала стал относиться ко мне неприязненно. Должен признаться, что по прошествии некоторого времени, я начал испытывать к нему аналогичные чувства.

— На самом деле он прекрасный человек. Я была единственной, кто плакал после развода родителей. Я не могла представить, как буду жить без папы и мне было очень больно из-за того, что они перестали любить друг друга. Эдди воспринял крах семьи значительно легче. Брат не плакал. Совсем напротив, он меня утешал. Как только у меня возникали какие-нибудь проблемы, Эдди оказывался рядом. Я много раз проходила через свойственные девочкам-подросткам периоды неверия в себя. И Эдди постоянно утверждал, что я достаточно хороша для того, чтобы справиться с любым делом. Он одобрил мое желание заняться биохимией и поддержал при поступлении в аспирантуру Стэнфорда. Он помог мне снова поверить в себя. Лишь благодаря ему я более или менее успешно смогла справиться с душевным кризисом, вызванным разводом родителей. Теперь мне кажется, что сам он этот кризис так до конца и не преодолел. Только так я могу объяснить его болезненную реакцию на завещание папы.

— Да, ему крепко досталась, — сказал я только для того, чтобы утешить Лайзу.

На самом деле я считал Эдди испорченным отродьем, который проявил вопиющую несдержанность, за что и был вознагражден парой, а то и больше, миллионов баксов. Но деньги, в конце концов, принадлежали Лайзе, и щедрость моей супруги в отношении родичей меня искренне восхищала.

— Теперь мы по крайней мере сможем помочь Хелен выиграть процесс, — сказала она.

— А ты уверена, что нам стоит использовать для этой цели твое наследство?

— О чем ты, Саймон? Я не меньше твоего желаю её победы.

Я улыбнулся в ответ. Пусть все остальные дела шли из рук вон скверно, но для моей сестры замаячил проблеск надежды. Я был страшно рад. Она этого заслуживала.

— Тебе следует ей позвонить и все сказать, — заявила Лайза. — Но помни, нам еще предстоит пройти процедуру утверждения завещания.

— Я позвоню ей завтра. Представляю, как она обрадуется. Огромное тебе спасибо. — Я поцеловал жену и спросил: — Как ты себя чувствуешь?

— Мягко говоря, паршиво.

— Но ты держишься отлично.

— Только благодаря тебе, — она снова обняла меня. — Я так рада, что вышла за тебя замуж. В одиночку я с этим ни за что бы не справилась.

— Это было самое лучшее из всех решений, которые мне доводилось принимать, — сказал я, целуя её в темя.

Некоторое время мы молча стояли, прижавшись друг к другу. Я хорошо помнил, как пришел к этому решению. Это случилось во время нашего уик-энда в Беркшире — удивительно красивой холмистой местности в западной части Массачусетса. Мы шли по тропинке по берегу небольшого потока. Я шагал впереди, Лиза шла следом. И вдруг, сам не зная почему, я ощутил, что желаю провести весь остаток своей жизни рядом с этой женщиной. Мне захотелось обернуться и объявить ей об этом, однако делать этого я не стал, решив, что все надо хорошенько обдумать. Но с каждым шагом к вершине холма я все больше и больше убеждался в правильности решения. Нахлынувшие чувства заставили меня широко улыбнуться.

Склон становился все более пологим и мы наконец вышли на поляну, в центре которой находилось небольшое, видимо карстовое озерцо. Мы немного прошлись по берегу, а затем уселись на валун.

Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь шелестом тростника да плеском воды.

— Ты сегодня какой-то необычайно тихий, — сказала Лайза.

Я ничего не ответил, но расползающуюся по физиономии широкую улыбку сдержать не смог.

— В чем дело? — спросила она.

Я промолчал.

— Эй! — воскликнула она, игриво похлопав меня по плечу.

— Ты пойдешь за меня замуж? — спросил я, повернувшись к ней лицом.

Этого вопроса она никак не ожидала. Мне показалось, что Лайза шокирована моими словами и что я совершил непоправимую ошибку.

Она словно язык проглотила.

— Лайза…

Лайза по-прежнему не отвечала.

На какой-то момент я подумал, что разрушил всё, зайдя слишком далеко. Получалось, что я в корне неправильно оценивал характер наших отношений. Я сидел понурившись, всеми силами стараясь не смотреть на хранившую молчание Лайзу.

Солнце неторопливо перемещалось по небу. Облака приплывали и уходили прочь. Мы сидели, словно окаменев. Наконец Лайза повернулась ко мне лицом и сказала с улыбкой:

— Хорошо. Я выйду за тебя замуж.

Издав радостный вопль, я прижал её к себе. Будучи не в состоянии говорить связно, мы лишь весело смеялись.

С тех пор прошел год.

— Пожалуй, я завтра пойду на работу, — сказала она, отодвигаясь от меня. — Не могу больше болтаться без дела. Кроме того, я им там действительно нужна. Да, кстати, а у меня сегодня были посетители.

— Вот как?

— Да. Заходил Джон Шалфонт. Он был очень мил. Почти ничего не говорил. Сказал лишь, что очень сожалеет о смерти папы.

— Он действительно выглядел больным?

— Нет, вовсе не больным. Всего лишь печальным. Почему ты спрашиваешь?

— Он сегодня отсутствовал по болезни. Джон очень много работал в паре с твоим отцом. Думаю, что он очень переживает его смерть.

— Джон — отличный парень.

— Согласен. Итак, кто же еще?

— Ты о чем? Ах да, приходили из полиции.

— Опять?

— Они обыскали квартиру.

Я оглядел комнату, она выглядела точно такой же, какой была утром, когда я выходил из дома.

— Не беспокойся, я все привела в порядок, — сказала Лайза.

— И у них имелся ордер на обыск?

— Естественно, имелся.

— Что же они искали?

— Не знаю. Их почему-то заинтересовали некоторые предметы твоего гардероба. У них с собой были пинцеты и маленькие пластиковые мешочки.

— Удалось ли им что-нибудь обнаружить?

— Не думаю. Да и с какой стати они могли у нас что-то найти?

— Понятия не имею.

— По-моему, ты встревожен.

— Верно. У меня такое ощущения, что меня окружают враги. Прежде чем перейти в наступление, они отрезают мне пути возможного отхода.

— Они ничего не смогут с тобой сделать. Ты ни в чем не виноват.

Я взглянул в её преисполненные доверием глаза. Лайза свято верила как в меня, так и в правоохранительную систему Соединенных Штатов Америки.

— Джил дал мне телефон и адрес хорошего адвоката. Если дело обернётся скверно, я ему позвоню.

— Всё будет в полном порядке, Саймон. Они найдут настоящего убийцу.

— Будем надеяться.

— А когда он окажутся в их руках, — в голосе Лайзы зазвучала неподдельная ярость, — они, я надеюсь, поступят с мерзавцем так, как тот поступил с папой.

9

Ранним утром следующего дня я встретил Крэга в аэропорту, и мы, используя воздушный и наземный транспорт (в виде арендованного автомобиля) добрались до технопарка, укрывшегося между скоростными шоссе в лесах Нью-Джерси. Нам предстояло изложить свой проект руководителям «Лакстел» — крупной компании, занимающейся производством телекоммуникационного оборудования. Мы надеялись, что фирма настолько заинтересуется переключателями «Нет Коп», что согласится финансировать проект. Я же присутствовал для того, чтобы давать ответы на трудные вопросы, связанные с отказом «Реверс» поддержать Крэга.

Вопросы действительно оказались очень непростыми. Я сказал, что оценка рыночной ситуации вынудила «Ревер» отказаться от дальнейших капиталовложений, но мы по-прежнему уверены в высочайшем качестве предлагаемого продукта. Объяснения эти звучали довольно хило, но иного ответа — если не переходить на откровенную ложь — у меня не было. Крэг, естественно, предлагал соврать, но, тем не менее, нисколько не удивился, получив отказ.

Компании «Лакстел» переключатель по-настоящему понравился. Обещанная Крэгом надежность работы на 99,99% произвела на наших собеседников впечатление. Их внимание особенно привлекли параметры прибора, обеспечивающие кодирование связи. «Лакстел» придавал этой стороне дела особое внимание в связи с ростом продаж через Интернет. Продажи означали деньги, и электронные денежные потоки нуждались в первоклассной электронной защите.

Однако представители фирмы посчитали, что принимать решение о приобретении переключателя еще рано, а об инвестициях на данном этапе вообще не могло быть речи. Вначале они хотели увидеть, как работает прибор. Мы снова столкнулись с извечной загадкой венчурного капитала. Что должно быть вначале — прототип или деньги?

Крэг молча вел арендованный автомобиль в аэропорт Нью-Арка. Он свирепо выпятил подбородок, крепко сжимая баранку руля своими мясистыми лапами.

Я же изо всех сил пытался демонстрировать оптимизм.

— По крайней мере у нас есть надежный покупатель, остается найти деньги на производство прототипа.

— Мы их найдем, — сказал Крэг, но его слова прозвучали не как уверенное предсказание, а всего лишь как проявление веры. Помолчав еще немного, он добавил: — Ты же знаешь, что я просто обязан успешно завершить это дело.

— Знаю.

— Ничего ты не знаешь. Для тебя это всего лишь очередная сделка, и если она провалится, появятся другие проекты. А я вложил в «Нет Коп» все, что у меня было. Я должен добиться успеха. В противном случае… Никакого противного случая быть не может.

— Ты без труда сможешь найти хорошую работу.

— Я больше не принадлежу к армии наемного труда. Я натер на заднице мозоли, вкалывая на Гэри Олека. С меня хватит!

В позапрошлом году Гэри Олек заработал десять миллионов долларов, удачно продав свою фирму по разработке программного обеспечения. Крэг был тем техническим гением, который обеспечивал процветание фирмы. Олек же со своей ученой степенью, обаянием и деловой хваткой, был основным акционером компании и председателем Совета директоров. Крэг от продажи тоже кое-что получил, однако Олек сколотил состояние.

— Олек хватался за мои идеи, и заработал на них миллионы. Я же вложил все в этот переключатель, и он принадлежит мне. Мне тоже хочется сорвать большой куш, и я не позволю банкам или венчурным фирмам встать на моем пути. Конечно, «Лакстел» намерен купить наш продукт. Думаю, что того же захочет любой выступающий на этом рынке засранец. Да ты меня слушаешь, или нет?!

— Слушаю.

— Прости, Саймон. Я знаю, что ты пытаешься мне помочь. Но к концу дня я всем своим существом ощущаю ту гору проблем, которую следует преодолеть. Я добуду бабки и продам эти треклятые переключатели. Я заставлю все эти вонючие фирмы включая «КИСКО», «ТРИ КОМ» с почтением взирать на «Нет Коп». Так что можешь на сей счет не беспокоиться.

Я и не беспокоился. По крайней мере, всю дорогу до Бостона.

В конторе я появился во второй половине дня. Даниэл где-то бегал по делам «Био один», а где находился Джон, я понятия не имел. Я быстро просмотрел бумаги в своем ящике входящих документов. «Тетраком». «Нет Коп». Письмо от бывшего управляющего «МакДональдс», пожелавшего основать сеть кофейных заведений. Там же оказалось послание от какой-то шведской компании, торгующей по почте. Все корреспонденты, естественно, требовали немедленного ответа.

Я извлек из шкафа папку с делом «Тетраком». Здесь события развивались довольно гладко. На переговоры в Цинциннати Дайна отправилась без меня. Я сказал ей, что должен остаться с Лайзой и она меня поняла.

Я работал уже без малого час, как вдруг в офис ворвался Джон.

— Боже мой, эти юбочники достанут кого угодно!

«Нэшнл Килт Компани» занималась пошивом высококлассных мужских шотландских юбок и едва держалась на плаву. Недавно её купил один чудак по имени Энди Мак Ардл, и, к сожалению, за этим чудаком стояла наша фирма. Энди хотел поставить компанию на ноги, начав производство пуховых стеганых одеял или «комфортеров», как называют их американцы. Этим проектом занимался Арт, он и ввел Джона в совет директоров «Нэшнл килт».

— Ты помнишь, как я тебе рассказывал о том договоре, который они подписали весной. Речь в нем шла об осенних продажах «Комфортеров».

— Помню, конечно.

— В итоге получилось, что какой-то, мягко говоря, придурок, заказал у них несколько сот тысяч теплых одеял с изображением «Черепашек ниндзя». Их у него никто не стал покупать. Теперь все склады забиты черепашками. Запасы просто огромные. Ничего себе проблема?

— Да, круто.

— Я предложил, чтобы они вернулись к производству комфортеров с традиционным рисунком. Цветочками. Птичками.

— Оригинальная идея!

— Не столь оригинальная по сравнению с тем, что предложил МакАрдл. Он провел обследование и установил число одиноких людей. Кроме того, парень выяснил, что у многих американцев, не достигших тридцатилетия, пуховых одеял вообще нет. Анализ данных позволил ему сделать вывод… — Джон вопросительно посмотрел на меня, выдерживая театральную паузу.

— Не могу представить.

— Научный подход к проблеме позволил Энди заявить: «Надо обнажиться!»

— Обнажиться?

— Именно. Долой черепашек. По всей площади одеяла мы разметим голых женщин. Их будут покупать молодые люди и те, кого уже тошнит от цветочков и птичек на комфортерах. «Нэшнл килт» действует просто по бандитски.

— Господи. И что же ты на это сказал?

— Поинтересовался, почему, кроме баб, им не изображать и голых мужчин. Ведь комфортеры покупают и одинокие женщины, не так ли?

— И как на это прореагировал МакАрдл?

— Сказал, что идею интересная, но её еще надо обмозговать.

— О, Боже!

— Вот именно — Боже!

— И ты позволил им это сделать?

— Да. Но только небольшим тиражом. Фирма всё едино в заднице, так почему бы и не попробовать. Кроме того, мне любопытно, что из этого получится.

— Ты сказал Арту?

— В этом нет никакого смысла. Он полностью утратил интерес к проекту и ничего не желает знать. Теперь это целиком мое дитя. Чаю хочешь?

— Хочу, — ответил я, и Джон вышел из офиса, чтобы принести чай.

Через пару минут он вернулся с чаем для меня и с какой-то коричневой, почти целиком скрытой под пеной жижей для себя.

— Как ты считаешь, не следовало бы тебе выступить с более позитивным предложением? — деликатно поинтересовался я.

— Я думал об этом и пришел к выводу, что если компания свалится в выгребную яму, виноват у этом буду не я, а МакАрдл. Пусть все останется так, как есть.

Его слова меня не убедили, но спорить я не стал.

Сержант Махони навестил меня ближе к вечеру. Он явился в сопровождении какого-то человека, которого называл, «конником», хотя второй коп конным полицейским явно не был. Во всяком случае в моем представлении. Я провел их в небольшой конференц-зал.

— Как продвигается дело? — спросил я у Махони.

— Медленно, но верно, — ответил тот. — Другой формулировки у меня нет.

— Появились ли у вас подозреваемые? Кроме меня, естественно.

— На этой стадии расследования таковых нет. Но мы не стоим на месте.

Мне стало ясно, что Махони не скажет, кто, по его мнению, убил Фрэнка. Даже в том случае, если это ему известно. Мне же было страшно интересно выяснить, на каком месте я стою в его списке находящихся под подозрением лиц.

— Нам удалось сократить период времени, в течение которого могло произойти убийство мистера Кука. Из документов телефонной компании следует, что в субботу он звонил Джону Шалфонту. Это произошло в три двадцать четыре пополудни. Мистер Шалфонт помнит об этом разговоре, из чего мы заключили, что в это время мистер Кук был еще жив.

— Но к этому времени я совершенно определенно оттуда уехал.

— Мистер Шалфонт также сообщил, что позже он сам звонил мистеру Куку. Они обсуждали сделку, над которой работали совместно, и мистер Шалфонт хотел получить ответы на ряд интересующих его вопросов. Мистер Кук не ответил, вместо него ответил автомат. Звонок был сделан в четыре тридцать восемь.

— Понимаю.

— Итак, где вы находились в период между тремя двадцать четыре и четырьмя тридцать восемь?

— Прогуливался по пляжу. Хотя в четыре тридцать восемь уже мог быть на пути в «Нет Коп».

— Да, вы это нам уже говорили, — сказал Махони. — Проблема заключается в том, что мы не смогли найти ни одного человека, который видел бы вас на пляже. Мы обнаружили пару лиц, которые в тот день после полудня гуляли по Шанкс-Бич, но ни один из них не смог вспомнить, что встречал там человека, который отвечал бы описанию вашей наружности. Никто не смог припомнить и вашего автомобиля, который, согласитесь, выглядит весьма специфически.

— Вот как? — сказал я и подумал, что кто-то обязательно должен был видеть мой «Морган» — длинную зеленую машину, очень похожую на двухместный кабриолет типа «Родстер», столь популярный в сороковых годах двадцатого века. Моему «Моргану» еще не исполнилось и десяти лет.

— Не могли бы вы вспомнить, кто еще мог вас видеть? Не останавливались ли вы для заправки? Может быть, заходили по пути в магазин?

— Нет, — сказал я. — Хорошо помню, что будка у входа на пляж была пуста, и…

— Да, в ней никого не было, — оборвал меня Махони.

— Вы уверены, что никто не видел моей машины? Если её кто-то видел, то обязательно бы запомнил.

— Вне всякого сомнения, если бы вашу машину кто-нибудь видел, то обязательно бы запомнил, — его глаза блеснули, а губы искривились в характерной для него и весьма неприятной полуулыбке.

— Но я там определенно был, сержант, — сказал я.

— Вот мы и пытаемся найти свидетельства в пользу вашей версии, мистер Айот. Пойдем дальше. Согласно показаниям Даниэла Холла, вы с ним на прошлой неделе обсуждали размеры состояния вашего тестя. Это действительно так?

— Нет, — резко бросил я.

— Даниэл Холл сказал, что речь шла о размере дохода, который мистер Кук мог бы получить от инвестиций «Ревер партнерс» в компанию «Био один».

Теперь я припомнил этот разговор.

— Да, действительно. Мы толковали на эту тему. Или, скорее, говорил один Даниэл. Он обожает обсуждать, кто сколько зарабатывает, и в первую очередь — сколько получают партнеры. Меня эта тема не очень интересовала.

— Значит, не интересовала?

— Нет.

— Вам известно содержание завещания?

— Да, известно.

— Следовательно, вы знаете, что ваша супруга — женщина весьма состоятельная?

— Полагаю, что скоро таковой станет, — бросил я.

— И её деньги вам очень пригодятся, не так ли?

— Боюсь, что не совсем вас понимаю, — сказал я, не догадываясь, куда гнет Махони.

— Для того, чтобы ваша сестра могла поддержать свой иск. Если я правильно запомнил, ей для этого нужно пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, что примерно соответствует восьмидесяти тысячам баксов. Вы уже много вложили в этот процесс, не так ли?

— Да, верно, — ответил я.

— Итак, сколько же вы потратили на юристов для вашей сестры?

— Сорок пять тысяч фунтов. Сама она вложила двадцать.

— Вам пришлось прибегнуть к займам?

— Частично. В основном это были наши сбережения.

— И если вы не найдете средств для продолжения процесса, вам придется навсегда распрощаться с сорока пятью тысячами?

— Видимо, так, — согласился я.

— О’кей. Пойдем дальше. Насколько я знаю, ваша жена обращалась к мистеру Куку с просьбой дать денег для продолжения юридических действий.

— Во всяком случае, она мне так сказала.

— Но мистер Кук ответил отказом?

— Видимо. Но, послушайте. Я вовсе не просил её обращаться к отцу. Это была целиком её идея. И она мне сказала о ней лишь после того, как он сказал «нет».

— И после этого вы отправились к нему, чтобы переговорить лично? — спросил Махони, сверля меня взглядом.

— Нет. То есть, да. Но вовсе не об этом. Я уже сказал вам, что намеревался с ним обсудить. У нас возникли проблемы на работе, и мне хотелось с ними разобраться.

— Следовательно о деньгах вы не говорили?

— Нет. Хотя, насколько я помню, Фрэнк поднял эту тему. Но я сразу сказал, что его деньги мне не нужны.

— Ах вот как… Следовательно, мистер Кук поднял вопрос о том, чтобы дать вам денег, а вы заявили, что его деньги вам не нужны?

Я глубоко вздохнул и, делая акцент на каждом слове, произнес:

— Фрэнк считал, что я приехал к нему просить деньги. Но это было совсем не так. О чем я ему и сказал. А теперь я то же самое говорю вам.

— Понимаю, — сказал Махони и, выдержав довольно длинную паузу, продолжил:

— Можно сказать, вам здорово повезло, что ваша супруга получила такие бабки, не так ли? Теперь вы сможете оплатить все счета адвокатов.

— Нет, — сказал я. — Совсем не так. Я бы предпочел, чтобы Фрэнк оставался живым. Этого хотела бы и Лайза.

— Конечно, мистер Айот. Конечно. Благодарю вас за содействие.

Беседа закончилась, и я проводил сержанта Махони к лифтам. Раздражающая меня полуулыбка так и не сошла с его губ.

Я долго не мог вернуться к работе, так обеспокоила меня беседа с сержантом. Не обвиняя меня напрямую в убийстве Фрэнка, Махони постепенно и последовательно создавал против меня дело. Никто не видел меня на пляже, я остро нуждался в деньгах для сестры, наконец, моя ссора с Фрэнком… Каждый из этих фактов по отдельности не мог служить основой для обвинения, но в совокупности они четко указывали на меня, как на человека, заинтересованного в смерти Фрэнка Кука. Махони, видимо, не сомневался в том, что тестя застрелил я, и твердо вел свою линию.

Я знал, что он черпает информацию из многих источников, и это меня крайне беспокоило.

Лайза, например, рассказала ему о судебном иске Хелен. Она просто честно отвечала на прямые вопросы, не догадываясь, что может причинить мне вред. Лучше бы она этого не делала.

Беседа с сержантом напомнила мне, что я ближе к вечеру собирался позвонить сестре, чтобы рассказать о завещании Фрэнка и о намерении Лайзы дать денег для продолжения разбирательства. Однако, поразмыслив, я решил этого не делать. До того, как Махони не закончит следствие, я не имел права обнадеживать Хелен. Мне хотелось верить, что правоохранительная машина будет работать до тех пор, пока с меня не будут сняты все подозрения, а подлинный виновный не предстанет перед судом. Однако, несмотря на природный оптимизм, я начинал в этом сомневаться. И, как показал дальнейший ход событий, не безосновательно.

Я постарался вернуться домой к семи на тот случай, если Лайза кончит работать раньше, чем обычно. Однако этого не случилось, и она пришла только к девяти. Выглядела она очень подавленной.

— Может быть, выпьешь что-нибудь? — спросил я.

— Бокал вина не помешал бы, — ответила она, опускаясь на диван.

— Ты сегодня перетрудилась, — с улыбкой сказал я, передавая ей бокал.

— А что, собственно, ты хочешь?! — неожиданно резко выпалила она. — Я не ходила на фирму добрую половину недели. Накопилась гора работы!

Столь неожиданная реакция застала меня врасплох.

— Еще бы, — нейтральным тоном заметил я.

— Ты не единственный, у кого нервная работа! Неужели ты этого не понимаешь?

— Прекрасно понимаю, — сказал я, сел рядом с женой и обнял её за плечи.

— Прости, Саймон, — продолжила она, отпив немного вина. — Дело в том, что у «Бостонских пептидов» серьезные неприятности. У нас закончились наличные средства. Я не представляла, что дела обстоят настолько скверно. Мы согласились не получать зарплату за последний месяц, но это, увы, не выход из положения.

— Неужели у вас нет никаких дополнительных каналов финансирования?

— Генри говорит, что нет. Если бы мы успели закончить испытания препарата «БП-56» на животных, то имели бы гораздо больше шансов найти новых инвесторов.

Это действительно была скверная новость. Лайза вложила очень много сил в «БП-56», и если «Бостонские пептиды» вылетят в трубу еще до того, как препарат выйдет на рынок, её постигнет огромное разочарование.

Я обнял её крепче, и она прижалась ко мне. Затем Лайза заплакала, и плакала она, как мне показалось, бесконечно долго.

На следующий день я появился в офисе чуть позже, чем обычно, но все равно раньше Даниэла. Я поприветствовал Джона, который, не отрывая взгляда от «Уолл-стрит джорнал», истреблял булочку с черничным джемом.

— Сорок четыре с половиной, — сказал он, не полнимая глаз.

— Карабкается назад потихоньку, — сказал я.

— «Карабкается» — самое подходящее слово.

Первым делом я залез в сайт «Челси», чтобы узнать подробности вчерашнего вечернего матча. Интернет был даром богов для английских футбольных болельщиков, заточенных по воле судьбы на американском континенте. Мои парни опять выиграли. На сей раз 2:0.

Дальнейшему изучению успехов моей любимой команды помешал Джон.

— Эй, Саймон! А ты ничего не слышал о «Бостонских пептидах»? — это было произнесено тоном, каким обычно передаются неприличные слухи.

— Нет. А что случилось?

— «Био один» намерен поглотить «Пептиды». Арт и Даниэл вчера весь день прорабатывали план действий.

— О, Боже, — пробормотал я, уронив голову на руки.

Подобная реакция, похоже, привела Джона в недоумение.

— Но это же хорошо для Лайзы. Разве не так? Она получит право на льготное приобретение акций. А «Био один» готов отвалить «Бостонским пептидам» солидный куш. Кроме того, «Био» будет щедро субсидировать научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы.

— Боюсь, Джон, что Лайза не очень любит нашу «Био один».

Там, где другие видели крупную биохимическую компанию, Лайза видела оскал большого, злого волка, за которым стоял еще более хищный венчурный капитал.

В комнату вошел Даниэл. Под глазами у него были мешки, а большой, туго набитый бумагами портфель, бессильно висел в руке.

— Мне уже известно о «Бостонских пептидах», — сообщил я. — Джон все сказал.

— Отличная сделка, — сказал Даниэл, приводя в порядок свой стол.

— Для «Био один».

— И для «Пептидов» тоже. Они разрабатывают многообещающее лекарство от Болезни Паркинсона, а «Био один» имеет достаточно сил, чтобы протолкнуть снадобье на рынок.

Я печально вздохнул. В этой затее явно имелась коммерческая логика.

— Во второй половине дня они выступают с презентацией, — сказал Джон. — Ты пойдешь?

— Еще бы.

— Презентация состоится в два часа в их офисе на Кендалл Сквер.

— Их офисе?!

— Именно, — ухмыльнулся Даниэл. — Эневер заявил, что у него нет времени на то, чтобы шляться к нам.

Это было неслыханно. Все презентации проходили всегда только в нашем офисе. Те, кто желал понравиться партнерам, являлись точно к назначенному времени, вооружившись убедительными, с их точки зрения, аргументами и фактами. Мы же появлялись с опозданием или вообще отменяли встречу. Но в данном случае, поскольку в деле была замешана «Био один», баланс сил был явно не в пользу партнеров.

— Сам-то ты идешь? — спросил я у Даниэла.

— Естественно, — ответил он. — Я занимался всей этой проклятой цифирью.

— Значит, если там окажутся ошибки, то я знаю, с кого спрашивать.

— Спроси, и ты покойник, — ответил Даниэл.

Несмотря на свои выдающиеся математические способности, он имел тенденцию путать цифры, превращая, например, 586 в 568. Джон и я всегда с вожделением ждали момента, когда можно будет вогнать его в краску.

— Да, Саймон, — сказал Даниэл. — Арт просил тебя зайти к нему, как только ты появишься в офисе.

— Желает поговорить о «Био один»?

— Думаю, что так.

Арт пребывал в своей обычной позе. Откинувшись на спинку кожаного кресла, он одной рукой прижимал к уху трубку телефона, а в другой держал банку «Доктор Пеппер». Напиток, естественно, был в диетическом исполнении. За телефоном Арт проводил времени гораздо больше, чем все остальные партнеры. Он просто обожал стиль работы, при котором можно говорить, а думать вовсе не обязательно. Можно вкалывать за трубкой круглые сутки, не приняв при этом ни единого решения.

Арт знаком пригласил мне присесть, и я устроился на стуле, стоящим на противоположной от него стороне письменного стола. Я знал, что он в связи с моим появлением не подумает сократить беседу и, надо сказать, в своих предположениях не ошибся. Арт являл своим видом весьма впечатляющую личность. Он был крупным, широкоплечим человеком, с коротким, по военной манере ежиком серебристых волос. Арт регулярно занимался в спортзале и, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет, состоял в основном не из жира, а из мышц. В свое время он служил в морской пехоте, и по сей день, изображая из себя крутого парня, страшно любил рассказывать о своей военной службе. На самом видном месте на его столе находилась фотография молодого человека в форме футболиста одного из колледжей Среднего запада. Парень был до того похож на Арта, что казался его вторым — более юным и еще более мускулистым — изданием. На самом деле это был его сын Чак. Арт гордился своим отпрыском почти так же, как успехом «Био один».

Через десять минут он закончил беседу и, вернув трубку на место, приступил к делу:

— Думаю, что ты уже слышал об этом. Мы покупаем «Бостонские пептиды».

Произнося «мы», Арт имел в виду «Био один». Он постоянно отождествлял себя с этой компанией и давно привык считать себя и её единым целым.

— Поздравляю, — сказал я, стараясь выдерживать нейтральный тон.

— Когда сделка совершится, «Био один» превратиться в открытое акционерное общество, но извещать об этом публику пока рано. Мы напрямую ведем переговоры с поддерживающей «Пептиды» венчурной фирмой. Ты её знаешь, конечно. Это — «Первый венчурный». Руководству самих «Бостонских пептидов» о предстоящей сделке пока ничего не известно. Ты меня слушаешь?

— Но без поддержки руководства компании вам все равно не обойтись, — сказал я. — Без Генри Кана «Бостонским пептидам» грош цена.

Как и без Лайзы, вполне мог добавить я.

— Они получат сладкий кусок. Просто пока мы хотим держать их подальше от переговоров. Поэтому очень важно, чтобы ты ничего не говорил об этом Лайзе.

— Понимаю, что связанную с возможной ценой сделки информацию следует держать в тайне, — сказал я. — Но, может быть, мне все же будет позволено сообщить об этом моей жене?

— Нет! И еще раз — нет, — заявил Арт, наклоняясь вперед. — Особенно в данном случае. Это будет означать как непрофессиональное поведение, так и отсутствие лояльности по отношению к своей фирме. Я специально говорил с Джилом на эту тему, и он целиком разделяет мою озабоченность.

— Хорошо, — сказал я, судорожно проглотив невесть откуда взявшуюся слюну. — Я все понимаю.

— Мы намеревались держать тебя от этого дела как можно дальше, — продолжил Арт, снова откидываясь на спинку своего удобного кресла. — Но в такой крошечной фирме, как наша, оставить тебя в полном неведении просто нереально. Кроме того, это вовсе не наш стиль. Но прошу держать при себе всё, что ты здесь услышишь. О’кей?

— Понимаю, — повторил я, обратив внимание на то, что он не упомянул о предстоящей в два часа дня презентации.

Что же, раз он не нашел нужным это сделать, я тоже промолчу.

— Вот и отлично. Попроси Даниэла заглянуть ко мне.

Поняв, что меня отпускают на свободу, я вышел из кабинета Арта.

10

«Био один» располагалась совсем рядом с Массачусетским технологическим институтом, занимая сравнительно небольшое, но сверкающее стеклом и сталью здание, чуть позади своих более крупных собратьев в сфере биотехнологий — компаний «Гензим» и «Биоен». Кендалл-сквер был весьма престижным местом для небольшой компании, однако Арт, Джерри Петерсон и Эневер считали, что тратят деньги не зря. Даниэл, который, как известно, обожает цифры, совсем напротив, утверждал, что рентные платежи привносят хаос в финансовые дела фирмы. Однако по большому счету это никого не беспокоило. Все знали, что как только лекарство от Болезни Альцгеймера получит добро, доллары в карманы фирмы потекут широкими потоками.

Мы с Джоном отправились на презентацию вместе и опоздали на пару минут. Система безопасности в «Био один» выглядела весьма впечатляюще. В вестибюле здания толпились охранники в черных униформах, все двери были оборудованы считчиками электронных пропусков-карт, и повсюду виднелись надписи, запрещающие вход. Создавалось впечатление, что все пути в здании были перекрыты. Нам выписали временные удостоверения личности и проводили в приемную, где уже находилась небольшая группа людей. Это были Джил, Арт, Рави, Даниэл и крошечная, коротко стриженная шикарная дама в огромных очках. Даме было под сорок, звали её Линетт Мауэр и она являлась крупнейшим инвестором фирмы.

Подобно большинству венчурных компаний, наша фирма собственные средства не вкладывала, управляя вместо этого несколькими фондами, деятельность каждого из которых планировалась примерно на десять лет. Мы закончили формирование трех первых фондов и надеялись в следующем году собрать средства для четвертого. Средства в эти финансовые организации поступали от таких учреждений, как страховые компании, пенсионные фонды или от отдельных лиц и семей. «Ревер» за свои организационные усилия получала отчисления в размере 20% прибыли. Линетт Мауэр занимала пост Главного специалиста по инвестициям в «Бибер фаундейшн» — мощном, семейном финансовом предприятии, являющимся основным донором для всех наших фондов. Джил, вне сомнения, притащил даму в «Био один» лишь для того, чтобы еще раз продемонстрировать нашу фирму-звезду во всем её блеске.

Увидев меня, Арт нахмурился и прошептал что-то на ухо сидящему рядом Джилу. Джил бросил на меня короткий взгляд, и они перекинулись несколькими словами. Ладонь Джила спокойно лежала на руке Арта. Я же топтался в центре приемной, не зная, как поступить. Заметив мою растерянность, Джил произнес:

— Саймон, Джон, привет. Присаживайтесь. Мы ждем появления Джерри Петерсена и доктора Эневера. Вы знакомы с Линетт Мауэр? Линетт, разрешите представить вам Джона Шалфонта и Саймона Айота — наших двух блестящих сотрудников.

Мауэр послала нам дружескую улыбку, и её улыбка, помноженная на общее обаяние Джила, сняла возникшее было напряжение. Но мне было ясно — видеть меня здесь Арт не желал. Круто.

В приемной появилась модно одетая женщина и повела нас по коридорам, то и дело демонстрируя свое удостоверение личности подмаргивающим зеленым огонькам. На пути нам встречались служащие фирмы в хорошо отутюженных рубашках с галстуками или в белоснежных халатах. Все они шагали быстро и очень деловито. Направо и налево от основного пути отходили коридоры, ведущие, видимо, к лабораториям, где протекали таинственные биохимические процессы. Вся эта обстановка разительным образом отличалась от той хижины, где во славу «Бостонских пептидов» трудилась Лайза. В конце концов мы добрались до дверей, на которых значилось: «Д-р ТОМАС Е. ЭНЕВЕР, ТЕХНИЧЕСКИЙ ДИРЕКТОР». Женщина постучала, открыла дверь и пригласила нашу группу пройти в помещение. У входа нас встретили два человека. Одного из них я узнал сразу. У него были серебристая шевелюра и моложавое, свежее лицо, а одеяние состояло из рубашки с открытым воротником, светлых хлопчатобумажных брюк и мягких туфель яхтсмена. Короче говоря, у него был облик типичного преуспевающего предпринимателя из окрестностей 128-ой скоростной дороги. Как вы уже, наверное, догадались, это был Джерри Петерсен, — президент компании «Био один» и закадычный дружок Арта.

Второй человек был длинным и тощим. То, что оставалось от его волос, было при помощи бриолина аккуратно зачесано на высокий коричневый лоб. У него было узкое, длинное, рассеченное глубокими морщинами лицо. Белую сорочку мужчины украшал галстук-бабочка с изображением разноцветных воздушных шаров. Столь легкомысленный рисунок вступал в явное противоречие с кислым выражением его физиономии. Я предположил, что это и есть доктор Эневер собственной персоной.

Джил познакомил друг с другом всех тех, кто еще не был знаком, и сказал, что привел Мауэр для того, чтобы дать ей возможность ближе познакомиться с жемчужиной нашей короны. Петерсен лично провел даму через весь обширный офис к месту, где концентрировались диваны и кресла, а все остальные расселись самостоятельно. Мест хватило для всех. Уже знакомая нам элегантная женщина внесла заставленный чашками поднос и принялась разливать кофе.

Я оглядел кабинет доктора Эневера. Кабинет был очень большим, сочетая в себе черты обители серьезного ученого с представительским шиком места работы делового человека. Вдоль стен стояли полки с толстенными книгами, названия которых состояли из слов, насчитывающих, как минимум, с десяток букв. Газеты и журналы покоились в аккуратных пачках. Большая белая доска на стене была испещрена какими-то каббалистическими значками. В кабинете находился огромный рабочий стол, а угол помещения с видом на Кенделл-сквер, видимо, отводился для деловых совещаний — там нашли себе место несколько удобных кожаных кресел и журнальный столик. Кабинет украшали какие-то предметы искусства, но я сомневался, что их выбором руководил доктор Эневер.

Джерри Петерсен откашлялся и начал:

— Прежде чем передать слово Томасу, я хочу сказать, что безмерно рад открывающимися перед нами возможностями. Не сомневаюсь, что и вы, выслушав его речь, проникнетесь теми же чувствами. «Невроксил-5», над разработкой которого трудится компания, является поистине фантастическим лекарством, призванным завоевать весь мир. Однако люди часто задают мне вопрос, что еще храним мы в наших амбарах. Теперь я могу ответить. Приобретение нами «Бостонских пептидов» и их лекарства «БП-56», помогающего справиться с таким недугом, как Болезнь Паркинсона, открывает перед нашей фирмой новые, блестящие перспективы. Твоя очередь, Томас.

Эневер, сидящий в кресле прямо как палка, скривил тонкие губы в едва заметной улыбке.

— Минуточку, Томас, — произнес Арт, привлекая внимание ученого взмахом руки, — не мог бы ты, прежде чем начать, популярно объяснить Линетт, что такое «Невроксил-5», и как продвигается ваша работа?

— С удовольствием, — сказал доктор, адресуя свою квазиулыбку Джилу и Мауэр. — Так называемая «Болезнь Альцгеймера» — весьма сложное заболевание, характер которого до сих пор никто до конца понять не может, — доктор говорил на каком-то гибриде из американского английского и своего родного австралийского диалекта. — С возрастом болезнь начинает проявляется все чаще и чаще. По мере своего развития — а это может продолжаться многие годы — «Альгеймер» убивает миллионы клеток мозга. Вначале действие болезни почти незаметно. Но со временем пациент начинает забывать какие-то незначительные предметы и события. Затем эта забывчивость усиливается, и из памяти выпадают более и более крупные явления. После этого процесс разложения личности достигает таких масштабов, что пациент начинает забывать свое имя и не узнает самых близких членов семьи. В конечном итоге организм «забывает», как ему следует функционировать, и больной гибнет. Это ужасная болезнь. Она ужасна как для того, кто ею страдает (несчастный понимает, что начинает утрачивать связь с окружающим его миром), так и для близких больного, которые видят, как постепенно вместе с памятью исчезает личность любимого ими человека.

Я вспомнил рассказ Карла о женщине, встреченной им случайно в клинике. Её страдающий Болезнью Альцгеймера муж совсем разучился улыбаться, и Карл страшно боялся, что подобное может случиться с тетей Зоей.

— В мозгу больного происходит одновременно несколько процессов, — продолжал доктор Эневер. — Блокируется передача сигналов. В некоторых участках мозга появляются изменения, стимулирующие возникновение молекул, получивших название «свободных радикалов». Эти «свободные радикалы» в свою очередь атакуют здоровые клетки мозга. Кроме того, сами клетки заполняются кальцием. В результате всех этих сложных процессов клетки погибают, и нам очень сложно определить, где здесь причина и где следствие. Большинство методов лечения ограничиваются воздействием на один из этих процессов.

Лицо Эневера оживилось. Говорил он очень уверено, понятно и связно.

— Но все это всего лишь симптомы, а отнюдь не причины. Нам же удалось выявить ген, который в какой-то фазе жизни пациента начинает посылать организму сигналы, которые дают начало упомянутым мною явлениям. Эти сигналы передаются молекулами рибонуклеиновой кислоты или по иному — РНК. Мы сумели создать молекулу, нейтрализующую действие РНК, продуцированную указанным геном и таким образом, препятствующую дальнейшему развитию Болезни Альцгеймера.

— И сколько же человек страдают Болезнью Альцгеймера?

— Трудно сказать. По оценкам правительства только в США таких больных насчитывается около четырех миллионов. Подсчитано, что обществу это стоит примерно восемьдесят миллиардов долларов в год. И число больных без сомнения будет возрастать по мере того, как с прогрессом науки станет увеличиваться продолжительность жизни.

— Но это же огромный рынок!

Эневер снова улыбнулся. На сей раз улыбались не только его тонкие губы, но и глаза.

— Многие миллиарды, — сказал он.

Линетт молчала. Я видел, как она в задумчивости помаргивает за огромными стеклами своих очков. Джил задвигался в кресле, не зная, намерена ли она что-нибудь сказать, или он может вступить в беседу без опасения обидеть важную гостью.

Первой все же заговорила Линетт Мауэр.

— Не могли бы вы давать лекарство людям с геном Альцгеймера, чтобы предотвратить развитие болезни? Создать нечто вроде вакцины?

— Вы умеете заглядывать в будущее, — улыбнулся Эневер. — Однако мне лучше промолчать.

Боже! Я понял, куда гнет Линетт Мауэр. «Био один» действительно будет стоит многие миллиарды, если ухитрится сбывать «Невпрксил-5» всем людям старше пятидесяти пяти лет, опасающимся стать жертвой Болезни Альцгеймера. Я не помнил, чтобы Арт когда-либо упоминал о подобной перспективе. Видимо, это был тот козырной туз, который придерживал в рукаве доктор Эневер.

— И в какой же фазе находится разработка лекарства?

— В настоящий момент проходят клинические испытания, и проходят они, надо сказать, блестяще, хотя, как вам, видимо, известно, испытания проводятся вслепую, и мы не получим окончательных результатов до их завершения в будущем году. Боюсь, что вдаваться в дальнейшие детали я не в праве. Вопросам конфиденциальности в «Био один» придается огромное значение. Однако в том случае, если во время испытаний не возникнут непредвиденные осложнения (лично я этого не ожидаю), то «Невроксил-5» должен появиться на рынке уже к концу будущего года.

— Благодарю вас, доктор Эневер, — произнес Арт. — Не могли бы вы теперь рассказать нам что-нибудь о «Бостонских пептидах»?

Эневер пустился в описание препарата «БП-56». Он с энтузиазмом поведал нам о перспективах лечения Болезни Паркинсона, но при этом ухитрился намекнуть, что препарат был открыт совершенно случайно. Затем слово взял Джерри, чтобы рассказать о деталях сделки. Последним со своими цифрами и диаграммами выступил Даниэл.

Приведенные Даниэлом данные говорили о том, что примерно через семь лет «БП-56» будет приносить баснословные прибыли. Лайза много раз мне говорила, что биотехнологии — долгоиграющий бизнес.

— И как же вы намерены включить «Бостонские пептиды» в свои структуры? — поинтересовался Рави.

— С этим не будет никаких сложностей, — ответил Эневер. — Мы просто покупаем лекарство. Открытие многих препаратов происходит более или менее случайно, и тем, кто их открыл, для того чтобы выйти на рынок, требуется профессиональное руководство.

Услыхав его слова, я напрягся. Всё это мне крайне не нравилось.

— Хотя «Бостонские пептиды» и располагают весьма перспективным средством против Болезни Паркинсона, у них нет ни финансов, ни инфраструктуры ни, честно говоря, даже управленческих возможностей для того, чтобы до конца использовать потенциал нового лекарства.

В этот момент мои коллеги тоже напряглись, а Арт бросил на меня тревожный взгляд.

Я знал, что следует держать язык за зубами, но удержаться все же не смог.

— Управленческих возможностей? — невинным тоном переспросил я, заметив краем глаза, что взгляд Арта из тревожного превратился в яростный.

— Да. В мире очень мало ученых, способных довести открытое ими лекарство до рынка. По счастью, у нас в «Био один» найдутся люди, которые смогут это сделать.

Видимо, Эневер имеет в виду себя, подумал я.

— «Бостонские пептиды» придерживаются иных, нежели мы, стандартов, — продолжал профессор. — Там нет строгой дисциплины, сотрудники более разболтаны.

— Следовательно вы намерены произвести и кадровые изменения?

— Вне всякого сомнения. Нам придется освободить некоторых исследователей. Они сыграли свою роль и теперь должны уступить место другим.

Сыграли свою роль! Лайза, как и её коллеги, посвятили значительную часть жизни созданию «БП-56», и вот теперь Эневер хочет выбросить их на улицу до того, как они смогут воспользоваться плодами своего труда. Этот человек мне крайне не нравился.

Арт задал какой-то вопрос не то о синергизме, не то о парадигме. Я же едва не дымился от ярости.

Несмотря на пятницу, Лайза опять вернулась из лаборатории в десятом часу. Выглядела она совершенно разбитой и, включив на ходу телевизор, сообщила, что ужинать не будет.

Я на скорую руку приготовил себе омлет и уселся в кухне.

Когда она вошла, я уже почти заканчивал ужинать.

— Привет, — сказал я. — Может быть, ты все же передумаешь и перекусишь что-нибудь?

Оставив мои слова без внимания, она сунула в тостер овсяную лепешку.

— Ты завтра работаешь? — спросил я, не оставляя попыток завязать беседу.

— Да, — вздохнула она. — И в воскресенье тоже. У меня нет иного выбора. Дел невпроворот.

Меня все это очень тревожило. Нельзя так перегружаться. Но, возможно, работа помогала ей легче пережить потерю отца. Выглядела моя супруга просто ужасно. На её лице можно было увидеть усталость и какое-то холодное отчаяние.

— Как ты себя чувствуешь?

— Чувствую я себя, Саймон, просто отвратно. Папа умер, я устала, у меня раскалывается голова и мне жуть как хочется стать кем-нибудь другим и оказаться в другом месте.

Я заткнулся, прикончил омлет и скрылся от гнетущей тишины в гостиную к жизнерадостной болтовне телевизора.

Едва я успел угнездиться на диване, как из кухни донеслось:

— Проклятие! — и после паузы. — Что за говно этот наш тостер!!

Я бросился в кухню и увидел склонившуюся над тостером Лайзу. Электроприбор валялся на кухонной стойке у стены, и из него валил черный дым.

— Это не тостер, а кусок дерьма! — продолжала Лайза, дрожа от ярости. — Я сожгла проклятый блин!

Я выдернул вилку из розетки и осмотрел несчастный кухонный аппарат. Лепешка, как и следовало ожидать, застряла. При помощи ножа мне удалось освободить её из заключения. Пружина сработала как надо, обуглившаяся лепешка вылетела из тостера и, вращаясь словно волчок, свалилась на пол. Я повернулся к Лайзе и с изумлением увидел, что её лицо густо покраснело, а по щекам потоком льются слезы.

— Прости, Саймон, — сказала она.

Я обнял жену за плечи, а она, уткнувшись лицом мне в плечо, зарыдала.

Я крепче прижал её к себе.

— Это все из-за глупого тостера, — сквозь слезы произнесла она.

— Пустяки. Успокойся.

— Мне нужна салфетка, — отстранившись от меня, сказала Лайза, взяла бумажную салфетку и высморкалась. — Со мной уже все в порядке.

— Ты уверена?

— Да. Глупый тостер, — повторила она выдавив жалкую полуулыбку.

Мы прошли в гостиную и сели рядом на диван. Я обнял её за плечи. Разыгравшаяся на кухне сцена меня просто потрясла. Я знал, что она вполне способна выйти из себя, но такого с ней никогда не случалось по столь пустячному поводу. Мне отчаянно хотелось утешить её и успокоить бушующий в её душе ураган. Однако я понимал, что она не хочет говорить на эту тему, и мне оставалось лишь все крепче и крепче прижимать её к себе. Хорошо, что она хоть это мне позволяла. Мы долго сидели молча, и лишь телевизор продолжал бессмысленно хохотать нам в лицо.

Мне хотелось просидеть так весь вечер, но я обязан был рассказать о предстоящем поглощении, несмотря на то, что против этого резко выступал Арт. Как только о покупке будет объявлено, Лайза поймет, что я от неё это сознательно скрывал. Это приведет её в ярость, и, надо сказать, не без основания. Время для подобного рода информации было явно неудачным, однако за все последние дни вряд ли хоть какой-нибудь отрезок времени можно было назвать хорошим. Да и впредь такого не предвиделось.

Поэтому собрав все свое мужество и набрав полную грудь воздуха, я начал:

— А сегодня я узнал одну интересную новость.

— Да… — безразличным тоном сказала она, не отрывая невидящего взгляда от экрана телевизора.

— Она имеет прямое отношение к «Бостонским пептидам». И все это страшно конфиденциально. Ты не должна об этом никому рассказывать. Партнеры требовали, чтобы я держал все в секрете. Даже от тебя.

— В чем дело? — обернулась ко мне Лайза.

— «Био один» намерено купить «Бостонские пептиды».

— Не может быть! Ты не шутишь?

— Нет. Все это вполне серьезно.

— О, Боже! А Генри об этом знает?

— Не думаю.

— Но никто не может купить компанию, предварительно не поговорив с людьми.

— Переговоры ведутся напрямую с «Первым венчурным». Мне кажется, что вам позолотят пилюлю несколько позже. Генри отвалят неплохой куш. Возможно кое-что перепадет и тебе.

— Не могу поверить, — сказала она. — Да, нам нужны деньги. Но чтобы «Био один»… Полагаю, что за этим стоит «Ревер»? — и в её голосе я снова уловил ярость.

— Да.

— И давно ты об этом узнал?

— Этим утром.

— Этим утром? — её глаза вдруг превратились в узкие щелки, и она, глядя на меня с подозрением спросила: — Надеюсь ты ничего не говорил им о тех проблемах с наличностью, которые мы сейчас испытываем. Потому что если ты передал им мои слова, и я благодаря тебе стану работать на «Био один»…

— Бог с тобой, Лайза. Я ничего им не говорил! — резко произнес я, ощутив, что и во мне начинает закипать гнев. Мне с трудом удалось побороть эту неуместную вспышку, и я почти спокойно закончил: — Но у тебя, по крайней мере, появятся средства, чтобы завершить работу по «БП-56».

— Да. Но все заслуги Томас Эневер припишет себе, и мне повезет, если я смогу мыть лабораторную посуду. Это — кошмарный человек, Саймон. Я о нем такое слышала…

— Ну, наверное, он все же не такой уж и скверный, — сказал я, хотя судя по тому, что я видел сегодня, это было именно так.

— Ты, похоже, ничего не способен понять, — прокурорским тоном заявила Лайза, отодвигаясь от меня. — Всё, чему я посвятила четыре года своей жизни, продается без моего ведома какой-то бездарной заднице. И за этой гнусной сделкой стоит фирма моего мужа. Что же это, Бог мой, творится?!

— Лайза…

— Я отправляюсь спать.

С этими словами она поднялась с дивана и под неумную болтовню телевизора отправилась вначале в ванную, а затем и в спальню.

Я не успел передать жене то, что сказал Эневер о реструктуризации управления компании. Может быть, это и к лучшему, учитывая её настроение. Размышляя еще днем о возможных структурных перестройках в «Бостонских пептидах», я пришел к выводу, что Лайзе они ничем не грозят. «Био один» вряд ли пойдет на такую глупость, чтобы уволить столь талантливого исследователя. Кроме того, в мире нет другого человека, который знал бы о «БП-56» больше, чем моя супруга. Выждав еще полчаса, я разделся и забрался в постель.

— Спокойной ночи, — сказал я, не сомневаясь, что Лайза еще не спит.

Ответа не последовало.

В тех редких случаях, когда мы ссорились, мне обычно удавалось довольно быстро возвращать её в нормальное состояние. Но на этот раз я даже не пытался искать примирения.

В конце концов я погрузился в крепкий сон и открыл глаза лишь без четверти девять. Лайза уже ушла. Видимо, в свою лабораторию.

Я влез в свой наряд для гребли и трусцой направился к эллингу. Кирен сообщил мне, что томится в ожидании вот уже целых пять минут. С этим высоким, поджарым ирландцем, окончившим дублинский «Колледж Святой троицы» я познакомился в школе бизнеса. Он был отличным гребцом, и почти каждую субботу мы упражнялись с ним на парной двойке. Кирен без труда нашел себе работу в одной из многочисленных консультативных компаний Бостона.

— Как дела, Саймон?

— Наверное были и похуже, только не припомню когда, — сказал я, когда мы снимал лодку со стоек.

— Я читал о твоем тесте. Прими мои соболезнования.

— Спасибо.

Мы спустили лодку на воду. Я вошел в неё первым и занял место загребного. Кирен сел ближе к носу. Очень скоро нам удалось поймать нужный темп. Мои мышцы ритмично напрягались и расслаблялись, свежий ветерок обдувал кожу, у борта слегка журчала вода. Я постепенно начал расслабляться. Минут через десять мои мысли снова обратились к Лайзе.

Её состояние меня очень тревожило. Смерть Фрэнка явилась для неё тяжким ударом, и я понимал, что мне следует сделать всё, чтобы поддержать дух жены. Кроме того, на ней вредно отражались перегрузки на работе. Всё это выглядело ужасно. Создавалось впечатление, что Лайза страдает от какой-то болезни. Она быстро уставала, её мучили головные боли. И вот теперь эта странная, необъяснимо резкая реакция на спаливший лепешку тостер. Мое сообщение о предстоящем поглощении она тоже восприняла как-то неадекватно. Раньше подобным образом Лайза никогда не срывалась. Её обвинения в мой адрес были абсолютно бессмысленными. Но учитывая то напряжение, в котором она последнее время находилась, этот взрыв был вполне объясним. Возможно, ей было просто необходимо найти виновного в происходящих с ней бедах, и я оказался самым удобным и безопасным объектом.

До сих пор в тех случаях, когда дела шли скверно, мы могли всегда рассчитывать на взаимную поддержку. Правда, пока не случалось ничего такого, что могло бы подвергнуть наши отношения настоящему испытанию. События последней недели были действительно ужасными, но я надеялся, что вместе мы сумеем справиться с последствиями гибели Фрэнка. Однако теперь создавалось впечатление, что моим надеждам оправдаться не суждено.

Тем не менее Лайза сейчас нуждалась во мне, как никогда ранее, и надо сделать все, чтобы ей помочь. На все странности её поведения или резкие перепады настроения не следует обращать внимания.

Эти размышления прервал раздавшийся за моей спиной стон Кирена.

— Эй, Саймон, а полегче нельзя? Я провел трудную ночь.

— Прости, — откликнулся я, поняв, что машинально задал слишком высокий темп гребли. Снизив число гребков до тридцати в минуту, я спросил. — Так лучше?

— Еще бы. А Олимпийские игры, если не возражаешь, мы выиграем в следующую субботу.

Лодка шла ровно, время от времени попадая в тень изящных мостов, перекинутых через Чарлзь-ривер.

— Саймон! — окликнул он меня.

— Да?

— Во вторник в «Красной шляпе» собирается компания парней. Ты присоединишься?

— Не знаю. Дома куча всяких проблем.

— Брось. Небольшое отвлечение пойдет тебе только на пользу.

Возможно, он был прав.

— О’кей, — сказал я. — Буду.

Когда мы повернули домой, весь обратный путь до эллинга меня мучил один вопрос: расскажет Лайза о предстоящей сделке своему боссу, или нет? Ведь она не дала слово, что не сделает этого. Думаю, что я могу доверять жене. А что, если нет?

Супруга вернулась домой около пяти совершенно изможденной.

— Привет, Саймон, — сказала Лайза с улыбкой и чмокнула меня в щеку.

— Привет. Как дела?

— Устала. Ужасно устала, — она сняла пальто, плюхнулась на диван и на минуту смежила веки.

— А я принес тебе цветы, — сказал я прошел в кухню и вернулся с букетом ирисов, которые нарвал по пути от реки к дому. Лайза очень любила ирисы.

— Спасибо.

Она снова чмокнула меня в щеку, скрылась в кухне и скоро вернулась с вазой, в которой стоял мой уже красиво аранжированный букет.

— Саймон…

— Да?

— Прости меня. Вчера я вела себя просто ужасно.

— Все нормально.

— Нет, не нормально. Я не хочу, чтобы мы превратились в одну из вечно устраивающих свары парочек. Я не знаю, почему так поступала, но все едино, прости.

— Я все понимаю. Ведь тебе так много пришлось пережить за последние недели.

— Да, наверное все дело в этом, — вздохнула она. — Внутри себя я ощущаю какую-то пустоту. А потом вдруг в этом месте, — она прикоснулась ладонью к груди, — что-то закипает, и у меня возникает неудержимая потребность кричать, визжать или просто плакать. Раньше со мной такого никогда не случалось.

— Тебе раньше не приходилось проходить через такие испытания, — сказал я, — И будем надеяться, что подобное никогда не повторится.

— Значит, ты меня простил? — улыбнулась она.

— Конечно.

— Как ты думаешь, мы успеем попасть в «Оливы», если отправимся туда немедленно? — спросила она, бросив взгляд на свои часики.

— Можем попытаться, — ответил я.

«Оливы» был итальянским рестораном в Чарльзтауне. Столик я заранее, естественно, не заказал, но мы успели попасть в заведение до шестичасового наплыва посетителей, и нам отыскали место на углу одного из больших деревянных столов. Вскоре в ресторане яблоку негде было упасть. Там было весело, шумно, тепло, и, как всегда, подавали отменную еду.

Мы сделали заказ и с любопытством огляделись по сторонам.

— Помнишь, как мы были здесь в первый раз? — спросила Лайза.

— Конечно, помню.

— А помнишь, как мы все говорили и говорили? Они пытались выпроводить нас, поскольку столик был заказан кем-то другим, а мы не уходили.

— И это помню. В результате мы пропустили первую половину фильма Трюффо.

— Который в любом случае оказался полным барахлом.

— Рад, что ты хоть сейчас это признаешь! — рассмеялся я, и тут же с изумлением заметил, что Лайза смотрит на меня как-то странно.

— А я очень рада, что тебя встретила.

Это были очень нужные для меня слова. Я улыбнулся и сказал:

— А я рад, что встретил тебя.

— Ты — ненормальный.

— А вот и нет. За то время, пока мы вместе, ты очень много для меня сделала.

— Например?

— Ну, я не знаю… Ты вытащила меня из моей скорлупы, дала возможность открыто проявить чувства, сделала меня счастливым.

— Да, в то время, когда мы встретились, ты был застегнутым на все пуговицы бриттом, — согласилась она.

Это было действительно так. И в некотором роде я по-прежнему таковым и оставался. Однако Лайза помогла мне убежать от моей прошлой жизни в Англии. Помогла избавиться от ненавидевших друг друга и сражающихся за мою душу родителей, от вечных традиций Мальборо и Кембриджа, и от нашего семейного полка, с их незыблемыми правилами, предписывающими, как себя вести, что думать и что чувствовать.

— Мне, правда, очень жаль, что я вчера вела себя, как последняя стерва, — сказала она.

— Забудь. Неделя была просто ужасной.

— Забавно. Это накатывает на меня какими-то волнами. В какой-то момент, думая о папе, я чувствую себя относительно спокойно, а уже через секунду готова лезть на стену. Вот, как сейчас… — Лайза умолкла, и по её щекам покатились слезы. — Я хотела сказать, что сейчас чувствую себя отлично, — с вымученной улыбкой продолжила она, — но посмотри, что из этого получилось… — она шмыгнула носом и добавила: — Прости, Саймон. Я просто в полном развале.

Я протянул руку и прикоснулся к её ладони. Никто из множества окружающих нас людей, похоже, не заметил горестного состояния Лайзы. Мне казалось, что шум голосов создает в зале фон и служит какой-то завесой, обеспечивая нам островок уединения.

Лайза высморкалась и слезы прекратились.

— Как мне хочется узнать, кто его убил, — сказала она.

— Скорее всего, какой-нибудь грабитель. Дом стоит на отшибе. Может быть, преступник решил, что сможет незаметно обокрасть жилье, а Фрэнк застал его врасплох.

— Думаю, что полиция пока не вышла на след. Иначе мы об этом услышали бы.

— Да, кстати. По-моему я тебе еще не говорил. Пару дней назад меня в офисе навестил сержант Махони.

— И что он сказал?

— Задал пару вопросов о том, где я находился, после того, как покинул дом твоего отца. Похоже, что в то время, когда я прогуливался по пляжу, Фрэнк беседовал по телефону с Джоном. Махони пытался найти объективные подтверждения моему рассказу.

— И удачно?

— Он не нашел никого, кто видел бы меня на пляже. В целом у меня сложилось впечатление, что сержант в расследовании не продвинулся. Я по-прежнему остаюсь у него подозреваемым номер один.

— О, Саймон, — она стиснула мою руку.

— Ты рассказала ему о процессе, который ведет Хелен?

— Да. А это имеет какое-нибудь значение? Он тебя о ней расспрашивал?

— Да. Сержант сказал, что Фрэнк умер весьма для меня удачно, и что теперь мы можем позволить себе подать апелляцию. Мне становится тошно, когда я об этом вспоминаю.

— Прости, Саймон. Он спрашивал меня о деньгах и интересовался, не было ли между вами в связи с этим каких-нибудь разногласий. Я подумала, что лучше будет сказать ему всю правду.

— Все правильно, — улыбнулся я. — Всегда лучше говорить правду. Если нас поймают на том, что мы что-то скрываем, будет еще хуже.

— Не беспокойся, Саймон. У них против тебя нет никаких улик.

— Ты, наверное, хочешь сказать, «материальных улик». Однако надо признать, что я несколько обеспокоен. — Официант принес нам бутылку Кьянти, и я наполнил вином бокалы. — Махони совершенно определенно положил на меня глаз. Возможно, потому, что я — англичанин. Или, вернее, потому, что мне пришлось служить в Северной Ирландии.

— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

— Он спросил, не приходилось ли мне убивать людей, и я ответил, что приходилось. В Ирландии.

— Вполне возможно, — пожала плечами Лайза. — Сержант, вне сомнения, ирландец. Несмотря на мирное соглашение, множество людей в этом городе по-прежнему испытывают симпатию к Ирландской революционной армии.

Я ответил ей вздохом.

— Эдди считает, что это сделал ты, — сказал она, бросив на меня короткий взгляд.

— Не может быть! — воскликнул я, с трудом удержавшись от того, чтобы в полной мере не высказать всё, что я думаю об Эдди. Дело в том, что в глазах Лайзы Эдди вообще не мог ошибаться. Судя по всему, она с большой неохотой поделилась со мной подозрениями брата в мой адрес. — Но он же ошибается! Ты согласна?

— Да, — сказала Лайза, смущенно на меня глядя. — Я знаю, что он ошибается. Но должна признаться, что за последние два дня в самые черные моменты своей жизни у меня возникали сомнения. Ты был там, у тебя возникла ссора с папой, ты умеешь пользоваться оружием и знаешь, что я должна унаследовать много денег. Ведь все знают, что убийцей часто оказывается тот, кто последним видел жертву живой.

— Ну и кто же тебе это все сообщил?

— Эдди.

Мне снова удалось подавить в себе желание высказать ей всё, что я думаю об идиотских теориях её братика. Лайза не хотела верить Эдди. Ей хотелось верить мне, и она желала услышать от меня нужные доводы.

— Лайза, ты видела меня сразу после встречи с Фрэнком. Неужели я был похож на человека, который только что его застрелил?

— Нет. Ну, конечно, нет. Не волнуйся, Саймон. Я знаю, что ты не имеешь к этому ни малейшего отношения. Эдди ошибается, и я страшно жалею, что у меня возникали какие-то сомнения.

Чтоб он сдох, этот Эдди! Парень, вне всякого сомнения, ощущает внутреннюю вину за то, что так скверно относился к отцу все последние годы, и его фундаментальные инстинкты заставляют искать виноватого в смерти отца на стороне. Виновным должен быть реальный человек, которого он знает и которому не доверяет. Одним словом, таким человеком должен был оказаться я. Поскольку полиция рассматривала все версии, и поскольку мое поведение и обстоятельства гибели отца соответствовали его жалким познаниям в криминологии, я превратился в идеального кандидата на роль убийцы.

Близость Лайзы с братом меня нисколько не удивляла. Он всегда заботился о сестре и неизменно протягивал ей руку помощи, когда для неё наступали трудные времена. Я был благодарен ему за поддержку женщины, которую я любил, но я не мог позволить этому типу настраивать против меня Лайзу.

Подали горячее, и беседа потекла по другому руслу. За весь вечер мы ни разу не упомянули о Фрэнке, «Бостонских пептидах» или «Био один». Пару часов мы оставались такими, какими были до смерти Фрэнка. В конце концов нас выставили из ресторана, и мы решили подняться пешком по склону холма к монументу «Банкер-хилл».

Для октября вечер был очень теплым, и мы сели на зеленую траву под высоким обелиском, отделенным от остального мира металлической оградой. За широкой, темной полосой Чарльз-ривер светился огнями Бостон.

— Мне здесь нравится, — заметил я.

— Очень странно, — сказала Лайза, — учитывая то, сколько красных мундиров нашли здесь свой конец.

— От рук злобных неплательщиков налогов, — добавил я.

— Неуплата налогов является славной американской традицией, — торжественно произнесла Лайза. — И традицию эту с гордостью несут через века самые богатые граждане нашей страны.

— Но разве битва разворачивалась здесь, а не в нескольких сотнях ярдах от этого места?

— Ты слишком много знаешь.

Я лег на спину и стал смотреть на устремленный в небо обелиск.

— Нет, серьезно, здесь кругом несколько сот лет назад что-то происходило. Особенно это чувствуешь, разгуливая по улицам Бостона. Там без труда можно представить, как в гавань входят клиперы, а в парке «Коммон» фермеры пасут коров. К сожалению, очень многие места в Америке не имеют истории. Американцы склонны мгновенно выбрасывать из памяти все, что стояло на месте только что построенного и сверкающего стеклом торгового центра. Но только не здесь. Не в Бостоне. И, как я уже неоднократно говорил, это мне нравится.

— Мне тоже, — сказала Лайза, награждая меня поцелуем.

11

Линетт Мауэр сидела рядом с Джилом. Дама чуть ли не с благоговением взирала на моего босса через свои огромные очки, приветствуя кивком каждое произнесенное им слово. Утреннее совещание в этот понедельник существенно отличалось от всех прошлых сборищ подобного рода. На нём присутствовал представитель нашего основного инвестора.

Кроме того, это было первое совещание, на котором отсутствовал Фрэнк — в прошлый понедельник утреннюю встречу отменили. Место Фрэнка напротив Джила оставалось пустым. Мне казалось, что я даже почти вижу, как Фрэнк, свободно откинувшись на спинку кресла и закинув ногу за ногу, отпускает одну из своих шуточек. Напряжение, которое он испытывал всю неделю накануне гибели, было забыто. В нашей памяти навсегда остался тот старый Фрэнк — раскованный, веселый, дружелюбный и в то же время весьма проницательный и удачливый представитель венчурного капитала.

Совещание не страдало излишней формальностью. Джил, что делает ему честь, просил нас вести себя в присутствии посторонних как обычно. Однако недостатки наших проектов лишь упоминались, а не препарировались досконально. Дискуссии велись в изысканно вежливом тоне, и все разногласия немедленно разрешались. Речь в основном шла о «Био один».

Для меня это была большая удача, так как мне вовсе не хотелось говорить о «Нет Коп». Арт тоже был счастлив, поскольку это открывало перед ним возможность бесконечно выступать на любимую тему. Перед ним на столе, как обычно стояла открытая банка напитка «Доктор Пеппер», а в стакане пузырилась всё та же темная и, как мне казалось, таинственная жидкость. Однажды мне довелось попробовать эту жижу в её диетическом варианте, и она пробудила у меня детские воспоминания об отвратительном на вкус искусственном вишневом напитке. Арт же весь день прикладывался к диетическому «Доктору».

— На рынке ощущается недостаток акций «Био один», — говорил он. — На сегодня они котируются по сорок пять долларов. Это, конечно, не те шестьдесят, которые мы имели пару месяцев тому назад, однако обвал произошел не у нас, а во всем секторе экономики.

— Ну хорошо, а как оцениваются активы «Реверс» при цене сорок пять? — специально для Мауэр спросил Джил.

Арт выдержал паузу, словно никогда раньше об этом не думал. Затем, подняв глаза к потолку, он сказал:

— Думаю, что это будет около…трехсот миллионов.

— Отлично. И котировки, кажется, растут?

— Растут, — улыбнулся Арт. — Известная всем вам компания «Харрисон бразерс» утверждает, что к концу года цена возвратится к шестидесяти долларам.

— Хорошо, — сказал Джил. — Перейдем к следующему вопросу. Мне кажется, и по-моему все разделяют это мнение, что на прошлой неделе мы провели весьма плодотворную встречу с Джерри и доктором Эневером. Продукция «Бостонских пептидов» явится прекрасным дополнением к тем лекарствам, которые уже находятся в портфеле «Био один». Позвольте задать формальный вопрос: все ли вы одобряете эту сделку?

Все сидящие за столом согласно закивали. Протестовать было бесполезно. Это была всего лишь простая формальность, и кроме того, я, не будучи партнером, вообще не имел права голоса.

— Вот и прекрасно, — произнес Джил и тут же спросил: — Линетт, нет ли у вас вопросов к Арту?

Линетт Мауэр бросила взгляд на Джила, помолчала немного и начала:

— Я и от сегодняшней встречи получила огромное удовольствие. Похоже, что мы разместили свои средства весьма удачно. Отличная работа, Арт. Теперь я вижу, что вы все очень бережно распорядились нашими деньгами.

Арт просто лучился счастьем.

— Но у меня все же есть один вопрос. Не помню, то ли в субботу, то ли в воскресение в одной из газет попался материал о Болезни Альцгеймера. После нашего совещания он просто бросился мне в глаза, — она улыбнулась Джилу, и тот ответил ей ободряющей улыбкой. — Где же эта статья? — сказала она и, порывшись в бумагах, извлекла на свет вырезку из газеты. По виду шрифта в заголовке я сразу понял, что это «Нью-Йорк Таймс».

— А вот и она, — радостно произнесла Линетт и принялась пробегать глазами заметку.

Арт от нетерпения ерзал в своем кресле.

— Да, — продолжала Мауэр, — речь здесь идет о галантамине (последнее слово она произнесла как-то неуверенно) — веществе, которое извлекают из клубней нарцисса. Этот самый галантамин считается лучшим лекарством против Болезний Альцгеймера из всех тех, которые в данный момент присутствуют на рынке. Не сможет ли этот самый галантамин явиться потенциальной угрозой для нашего «Невроксила-5»?

— Ни в коем случае, — быстро ответил Арт.

— Но почему?

Арт заговорил медленно, так, словно обращался к ребенку:

— «Невроксил-5» предотвращает появление бета-амилоида в мозге страдающего Болезнью Альцгеймера человека. А этот самый бета-амилоид как раз и разрушает клетки головного мозга. Ни одно из известных средств не действует на бета-амилоид так эффективно, как «Невроксил-5».

— Да, это я понимаю, — сказала Линетт Мауэр. — Но здесь написано, что галантамин препятствует появлению холинестеразы — вещества, которое разрушает клетки головного мозга. Итак, кто же из них?

— Кто что? — осторожно осведомился Арт.

— Кто из них убивает клетки головного мозга? Бета-амилоид или холинестераза? — спросила Линетт, глядя на Арта с таким видом, словно не сомневалась в том, что он тотчас даст исчерпывающий ответ.

Арт был в замешательстве. Ответа у него не было. Он хотел было открыть рот, но в разговор вмешался Рави.

— Как вам известно, миссис Линетт, Арт является экспертом по всем вопросам, связанным с «Био один». Но заметка, о которой вы говорите, попалась на глаза и мне.

Все взгляды обратились на него. На всех совещаниях Рави сидел молча, пока к нему не обращались напрямую. Но теперь он нарушил эту традиции и уверенно пустился в объяснения, глядя на Мауэр поверх своих очков в форме полумесяца.

— Думаю, что истина заключается в следующем: Болезнь Альцгеймера порождает в ткани мозга клубок сложных биохимических реакций. В результате бывает весьма трудно определить, где причина болезни и где её следствие. Лекарства подобные галантамину, насколько я понимаю, замедляют развитие Болезни Альцгеймера, в то время как «Невроксил-5» нейтрализует действие гена, отвечающего за все эти многочисленные и разнообразные процессы, включая синтез бета-амилоида, холинестеразы, и множества других, вызывающих патологию, агентов. Полностью в эффективности лекарства мы будем уверены лишь после завершения третьей фазы испытаний — тогда, когда его получит тысяча пациентов, а не сотня, как было до сих пор.

Миссис Мауэр послала Рави очаровательную улыбку и сказала:

— Вот теперь я все поняла. Большое спасибо. Мы будем следить за ходом испытаний с огромным интересом.

Сидевший рядом со мной Даниэл с трудом подавил смешок, а Арт выдавил улыбку. Но он был в ярости. Шея Арта стала наливаться кровью, и мне показалась, что его голова вот-вот закипит. Рави был приглашен в фирму как специалист по биотехнологиям, после того как «Ревер» вложила капитал в «Био один», и новый партнер держался строго в отведенных ему границах. Вплоть до этого момента. Суть проблемы состояла в том, что Рави знал о биотехнологиях все, а Арт не знал ничего. Все поняли, что отныне это стало известно и Линетт Мауэр.

После этого мы переключились на другие проекты, среди которых самым интересным был «Тетраком». Дайна выступила с блестящей презентацией. Она так подала информацию, что аудитория пришла к положительному заключению еще до того, как докладчица приступила к окончательным выводам. Я знал, что последует множество вопросов, но, слушая её, не сомневался, что сделка состоится. Закончила, впрочем, она весьма осторожно, сказав, что на следующей неделе она вместе со мной отправится в Цинциннати, чтобы на месте уточнить некоторые детали. Выступление Дайны произвело на Мауэр сильное впечатление. Впрочем, как и на нас всех.

Совещание заканчивалось, и Джил сказал, что по его мнению оно прошло вполне успешно. В конце заключительной речи босс обратился к Мауэр:

— Линнет, — сказал он, — не могли бы вы поделиться с нами некоторыми планами «Бибер фаундейшн»? Как вам, наверное, известно, в следующем году «Ревер» намерена сформировать еще один инвестиционный фонд, и мы были бы безмерно рады, если бы вы смогли принять в нем участие.

— Да, мне хотелось вам всем кое-что сказать, — начала Линетт, посылая аудитории дружескую улыбку.

Джил напрягся, поскольку знал, что сценарий совещания ничего подобного не предусматривал. Все же остальные взирали на Линетт Мауэр с большим интересом.

— Прежде всего мне хотелось бы поблагодарить вас за все то, что вы сделали для «Бибер фаундейшн» за последние годы, — продолжила она. — Как вам известно, наша организация вкладывала средства в «Ревер» с самого начала. Мы получали хорошие доходы, не в последней степени благодаря успехам «Био один», — последовала теплая улыбка, обращенная к Арту. — И, конечно, благодаря Фрэнку Куку, усилиями которого нам удалось реализовать столько успешных проектов, — отдавая дань памяти покойного, она выдержала паузу.

Теперь должно было последовать большое «НО», и мы, затаив дыхание, ждали этого.

— Но в последнее время мы несколько поменяли свою политику. В будущем «Бибер Фаундейшн» намерена ограничить свои инвестиции в венчурный капитал двумя, в крайнем случае, тремя крупными компаниями. Консолидация инвестиций потребует изучения и, возможно, пересмотра всех наших проектов, включая те, которые мы осуществляем вместе с «Ревер».

Все это было произнесено с очаровательной улыбкой. Джил, казалось, был несколько растерян.

— Не сомневаюсь, что мы можем рассчитывать и на дальнейшее плодотворное сотрудничество с вами, Линетт, — сказал он. — Надеюсь, вы внесете свой вклад в наш новый инвестиционный фонд.

— Не исключено. Но на вашем месте, я не стала бы полагаться только на нас.

— Но Линетт, наша прибыль…

— Я провела анализ ваших прибылей, и если вычесть из них «Био один» и те проекты, которые осуществлял Фрэнк, доходы вашей фирмы окажутся существенно ниже, чем показатели её основных конкурентов. Создается впечатление, что вы чуть промедлили, и автобус интернета уже ушел.

— Арт внимательно изучил рынок и пришел к выводу, что его возможности значительно преувеличены, а активы работающих на них компаний явно завышены, — возразил Джил.

— Они создали множество рабочих мест и заработали много денег, — ответила Линетт.

Наша компания инвестировала кое-какие средства на ранней фазе развития всемирной сети. Фрэнку удалось провести пару небольших, но весьма успешных сделок. Однако, когда связанными с паутиной проектами занялся Арт, фирма начала нести большие потери, что сильно испортило общую финансовую картину. Арт пришел к выводу, что причина провала скрывается вовсе не в его способностях инвестора, а в общем состоянии рынка, и он сумел убедить партнеров вообще уйти из этого сектора. Франку и мне ценой огромных усилий удалось убедить инвестиционный комитет выделить средства для «Нет Коп», да и то только потому, что мы сумели внушить членам комитета, что фирма производит лишь «гайки и болты» для интернета и вовсе не входит в эфемерное «сообщество», занятое строительством киберпространства. Если по совести, то Арт был во многом прав. Котировки акций некоторых интернет-компаний были искусственно загнаны куда-то в стратосферу. Однако некоторые из наших конкурентов не побоялись вложить средства и в результате сумели сделать на интернете хорошие деньги. Мауэр это было известно.

— Может быть, нам лучше обсудить эту проблему в моем кабинете? — торопливо произнес Джил.

— Почему бы и нет, если вы этого хотите, — ответила Мауэр.

Совещание закончилось, и Даниэл подкатился к нашей благодетельнице.

— Миссис Мауэр…

— Да?

— Позвольте представиться. Даниэл Холл. Я обратил внимание на то, что вы являетесь одним из самых крупных инвесторов в «Бофорт технолоджикс» и хотел бы посоветовать вам как можно скорее получить свою прибыль. Боюсь, что цены их акций могут вскоре повергнуться серьезной корректировке.

Линетт Мауэр внимательно посмотрела на Даниэла и спросила:

— Но почему? Что не так с «Бофорт»?

— С компанией ничего плохого не происходит, — ответил Даниэл. — Однако роман рынка с анимацией 3-D кажется подходит к концу. Эта игрушка выходит из моды.

Джил бросил на Даниэла сердитый взгляд, но тот полностью завладел вниманием Мауэр.

— Весьма вам признательна, — наконец сказала она и последовала за Джилом.

— Кажется, это ты толковал что-то о «жажде смерти», — заметил я, когда шел рядом с Даниэлом в наш офис. — Сейчас ты едва-едва не сказал «гуд-бай» своей дальнейшей карьере в этой конторе.

— «Бофорт» идет ко дну, — улыбнулся Даниэл, — и Линетт Мауэр не забудет, что первым об этом сказал ей я. А когда фирма утонет, она станет радоваться тому, что я её предупредил. Джил, кстати сказать, тоже будет доволен.

— Возможно. При условии, что наша фирма доживет до того времени. Если «Бибер» откажется нас профинансировать, их примеру могу последовать и другие инвесторы.

— Не беспокойся, «Ревер» выживет, — утешил меня Даниэл. — А ты заметил, что она, наконец, увидела, что такое наш Арт. Вот это действительно здорово!

Возможно, что и здорово. Но не исключено и то, что «Ревер» просто рушится перед нашими глазами.

— Айот, пройдите со мной! В кабинет Джила! Живо!

Была вторая половина дня понедельника. Я поднял глаза и увидел стоящего в дверях Арта. Его лицо от гнева покраснело, а короткие, седоватые волосы щетинились сильнее, чем обычно.

Джон и Даниэл смотрели на него, широко открыв рты. Я неохотно встал и медленно поплелся за Артом.

Когда я вошел, Джил в напряженной позе и с суровым выражением обветренного лица стоял за своим столом.

— Садись, Саймон, — ледяным тоном произнес он.

Я занял одно из кресел, а они оба уселись в двух других напротив меня. Было видно, что Арт с трудом сдерживает ярость. Мощные мышцы предплечий скрещенных на широченной груди рук ходили желваками.

— Арт сказал, что ты допустил утечку доверительной информации, — сказал, наклонившись вперед, Джил. — Если это так, то имело место весьма серьезное нарушение корпоративной дисциплины.

О, Лайза, Лайза!

— Кто-то сообщил руководству «Бостонских пептидов» о наших планах приобрести компанию, и это привело к серьезным осложнениям в переговорах, которые только что вступили в самую деликатную фазу.

— Да чего здесь рассуждать?! — не мог сдержаться Арт. — Он это и сделал! И вот теперь нам приходится ублажать руководство «Пептидов», а завтра утром делать публичное заявление о слиянии. Всё это влетит нам в приличную сумму!

— Арт полагает, что ты сделал это. Он прав? — произнес Джил.

На меня сквозь толстые линзы внимательно смотрели его глаза. Джилу я врать не мог.

— Да, — кивнул я, — и мне очень жаль.

— Ему, видите ли, очень жаль! — взревел Арт. — Я же специально тебя предупреждал не делать этого, а ты тут же начал трепать языком! Сожалением ты не отделаешься. А уж если и проболтался, то неужели не мог заставить свою бабу держать язык за зубами?!

— Я просил её…

— А она на твои просьбы наплевала. Если ты знаешь, что не можешь доверять жене, зачем ты ей говорил?! Сука полоумная!

— Эй, полегче! — я вскочил с кресла, чувствуя, как в груди начинает закипать гнев.

— Достаточно! — сказал Джил, останавливая меня движением руки. — Хватит, Арт. Я знаю, что ты сердит, но давай обойдемся без личных выпадов. Успокойся, Саймон.

Я ожег Арта взглядом, и сел в кресло.

— Своим поступком, — продолжил босс, — ты серьезно нарушил наше доверие. В эти последние дни фирма делала все, чтобы тебя поддержать, и мы были вправе ожидать от тебя ответной лояльности. Во всяком случае, я лично этого ждал.

— Знаю, и прошу прощения. Но это была та информация, которую скрывать от жены я просто не мог.

— Такое объяснение никуда не годится, — продолжал Джил. — Арт настаивал на том, чтобы мы держали сделку в тайне от тебя вплоть до официального объявления в прессе. Я отказался сделать это. Мы — фирма небольшая и все её сотрудники должны доверять друг другу. Честно говоря, я надеялся на то, что мы можем доверять и тебе. Мы не хотели, чтобы ты лгал жене, но мы надеялись, что ты станешь вести себя профессионально и в духе корпоративной этики. Разве мы не могли на это рассчитывать?

— Могли, — вздохнул я.

— Для многих фирм подобного поступка было бы вполне достаточно, чтобы тебя уволить. Но мы так себя не ведем. Пусть все это послужит тебе предупреждением. Я надеюсь, что ты впредь никогда не обманешь доверия своих коллег.

— Не обману, Джил. И еще раз прошу прощения.

Выйдя из кабинета Джила, я прошествовал к себе, поднял телефонную трубку и, не обращая внимания на вопросительные взгляды Джона и Даниэл, набрал номер.

— Лайза Кук слушает…

— Ты говорила Генри о намечающейся сделке?

Ответом было молчание. Затем послышался голос Лайзы. Тон его, надо сказать, был весьма сухим.

— Возможно.

— Что значит «возможно»? Так говорила, или нет?

— Эта информация имела для «Бостонских пептидов» огромное значение. И Генри обещал, что воспользуется ею очень осторожно.

— Могу сообщить, что об осторожности он и не думал, — внутренний голос призывал меня взять себя в руки и успокоиться. Но призыв явно запоздал. Последняя неделя и для меня оказалась чересчур напряженной. — Не могу поверить, что ты оказалась способной на такое! Я сказал тебе о предстоящей сделке только потому, что считал себя обязанным сделать это. Потому, что ты моя жена и тебе можно доверять! Но я, оказывается, ошибся. О переговорах всем известно, Арт вне себя от ярости, я получил взбучку от Джила, и просто чудо, что меня не уволили.

— Саймон, я… — Лайзу мой приступ гнева явно застал врасплох. Никогда раньше я так на неё не сердился.

— Да?

— Прости, Саймон, — теперь она говорила ледяным тоном, — но я поступила так, как следовало поступить.

— Нет, ты повела себя совсем не так, как надо. Тебе следовало держать язык за зубами и ждать, когда твой Генри узнает о предстоящей сделке от «Био один». Создается впечатление, что лояльность «Бостонским пептидам» для тебя гораздо важнее, чем лояльность мне.

— А почему подобное для разнообразия не может случиться? Речь идет о моей карьере. В «Бостонских пептидах» я начала работать до того, как встретила тебя. Ты должен понять, Саймон, что моя работа для меня важна ничуть не менее, чем твоя работа для тебя.

— Лайза…

— До встречи, Саймон.

На противоположном конце провода раздался щелчок и в трубке послышались короткие гудки.

В комнате стояла полная тишина, а я пялился на зажатую в кулаке телефонную трубку. Даниэл и Джон взирали на меня с ужасом.

— Неужели она опять не сложила как следует твои носки? — нашелся первым Даниэл.

Я улыбнулся и, чувствуя себя совершенно опустошенным, попытался вернуться к работе.

Ближе к концу рабочего дня к нам в комнату зашла Дайна. Она была тем партнером, кто заходил к сотрудникам поболтать, а не загрузить их очередным заданием или потребовать дополнительной информации. После её возвращения из Цинциннати, я с ней еще не говорил.

— Как поживает «Тетраком»? — спросил я, когда она подошла к моему столу.

— Просто потрясающе, — ответила она. — Похоже, что их продукт полностью соответствует тому, что они о нем говорили. Управленческий персонал — тоже первоклассный. Одним словом, у меня сложилось отличное впечатление.

— Замечательно.

— В следующий понедельник я опять туда собираюсь. Мне очень хотелось бы, чтобы ты поехал со мной. Во-первых, мне потребуется помощь и, во-вторых… неплохо было бы услышать независимое мнение.

Сотруднику всегда приятно, когда интересуются его мнением, а не спрашивают, готов ли очередной отчет или график. Кроме того, у меня создавалось впечатление, что «Тетраком» действительно может оказаться перспективным проектом. Лишь с немногими из тех компаний, которые обращались к нам, дело заходило так далеко, как зашло с «Тетракомом», и для рядового сотрудника будет большой удачей, если он окажется надолго связанным с прибыльным проектом.

Но я не знал, как Лайза в её теперешнем состоянии отнесется к известию о путешествии супруга в обществе Дайны.

Заметив мои колебания, Дайна сказала просто:

— Было бы очень здорово, если бы ты смог поехать, но я понимаю, что сейчас тебе лучше побыть с Лайзой.

Побыть с Лайзой? Я вовсе не обязан постоянно пребывать в её обществе. Одну ночь она вполне способна провести в одиночестве. Лайза не права, заявляя, что я считаю свою работу более важной, чем её занятие. Она предала меня ради своей карьеры, и я тоже, ради своего будущего, имею полное право отправиться в деловую командировку.

— Уверен, что с ней все будет в порядке, — сказал я. — Я с удовольствием слетаю в Цинциннати.

Лайза явилась домой в половине десятого, и к этому времени мой гнев уже успел немного остыть, а тревога за её состояние значительно усилиться. Выглядела она просто ужасно. Под глазами были мешки, а лицо являло собой маску крайнего утомления.

— Лайза, мне хотелось бы потолковать с тобой о предстоящем слиянии.

— В этом разговоре нет никакого смысла, — ответила она, бросая сумку на стул.

— Но, Лайза…

— Повторяю. Это бессмысленно. Ты ужинал?

— Еще нет.

Лайза сделала заказ в китайском ресторане и взялась за книгу. Я включил телевизор. Вскоре доставили еду и мы в молчании поужинали. Я пару раз попробовал завязать беседу, но успеха не добился и, изрядно разозлившись, от дальнейших попыток отказался.

У меня разболелась голова, и я отправился в ванную, где в стенном шкафчике Лайза хранила «Тайленол». Я извлек из шкафчика бумажный пакет и обнаружил в нем пару пузырьков без этикеток. Открыв один из них, я высыпал себе на ладонь таблетки. На таблетках не было никаких знаков. Забыв про «Тайленол», я принес пузырьки в гостиную.

— Лайза, что это такое?

Она подняла на меня глаза и спокойно ответила:

— «БП-56».

— «БП-56»?! Но его же еще не испытывали на людях.

— Уже испытывают.

— Лайза! Неужели ты не могла дождаться появления добровольцев? Ведь это же может быть опасно.

— Какая в этом может быть опасность, Саймон? Мы провели самую тщательную проверку препарата на животных. Мы не можем позволить себе терять время на бумажную волокиту с «Управлением контроля лекарств и пищевых продуктов».

— Но разве подобные эксперименты разрешены?

— Технически, нет, — ответила она. — И если ты об этом кому-нибудь скажешь, меня ожидают серьезные неприятности. Но в жизни такое происходит постоянно. Доктор Солк, например, чтобы доказать, что его вакцина действует, вспрыснул всем членам своей семьи культуру вируса полиомиелита. Я же ни с чем столь опасным дела не имею.

— Думаю, Лайза, что это замысел не самый удачный. Почему ты мне ничего не сказала?

— Я знала, что ты это не одобришь, — вздохнула она. — Но я должна была сделать это, Саймон.

Я отнес таблетки назад в ванную. Мне было совершенно ясно, что ей не следует, особенно учитывая теперешнее состояние, испытывать на себе новое лекарство. Но в то же время я прекрасно понимал, что убедить её отказаться от опасного эксперимента мне не удастся.

Зазвонил телефон, и я поднял трубку.

— Слушаю…

— Могу я поговорить с Лайзой?

Это был Эдди. Я не услышал от него ни «привет», ни «как поживаешь?».

— Сейчас, — сказал я и, обращаясь к Лайзе, добавил: — Это Эдди.

— Я поговорю с ним из спальни, — заявила она и скрылась за дверью.

В гостиной супруга появилась лишь двадцать минут спустя.

— Как он? — поинтересовался я.

— Говорит, что очень подавлен, — с кислым видом ответила Лайза.

— И вы снова обсуждали с ним его теории?

— Когда Эдди хочет говорить о папе, я его слушаю, — ответила она, снова берясь за книгу.

Меня страшно разозлило, что они толковали за моей спиной обо мне, как о человеке, подозреваемом в убийстве. Однако я прикусил язык. Мне надо было ей кое-что сообщить, и я ждал подходящего момента. Но такой момент за весь вечер так и не наступил. Поэтому я сказал ей о своих планах лишь перед тем, как отправиться спать.

— В следующий понедельник я лечу с Дайной в Цинциннати. Буду отсутствовать одну ночь.

— В следующий понедельник? — переспросила Лайза, бросив на меня короткий взгляд.

— Да. Нам уже приходилось переживать подобное. Я обязан лететь.

— О’кей, — сказала она и, не произнеся больше ни слова, забралась в постель.

— Перестань. Я не мог отказаться.

— Делай то, что должен делать, — пробормотала она и повернулась ко мне спиной.

— Впредь только так и буду поступать, — буркнул я.

12

Как и обещал Арт, компания «Био один» уже на следующее утро выступила с официальным заявлением о своих намерениях в отношении «Бостонских пептидов». Придя на работу, я первым делом вытащил на экран монитора службу новостей и познакомился с нашим пресс-релизом. Текст выглядел бы совершенно заурядным, если бы не одна убийственная фраза.

— Даниэл, — позвал я.

— Что?

— Ты видел заявление «Био один»?

— Да.

— Что означают слова «…существенное снижение расходов во всех областях деятельности „Бостонских пептидов“?

— «Био один» считает, что сможет устранить дублирование в работе и соответственно снизить расходы. «Пептиды» могут быть переведены в здание на Кенделл-сквер. Предусматриваются и другие меры.

— Увольнения, например.

— Это случается при всех слияниях, — пожал плечами Даниэл. — Ты же слышал, что говорил Эневер.

— Но зачем заранее трубить об этом на весь мир?

— А почем бы и нет? Посмотри! — я поднял глаза и увидел, что Даниэл улыбается от уха до уха. — Котировка поднялась до четырех сорока девяти.

— В таком случае, все в порядке, — сказал я и прижал пальцы к вискам. Лайзе все это крайне не понравится.

Как и следовало ожидать, объявление о предстоящем слиянии вызвало в «Бостонских пептидах» большое волнение. По коридорам бродили самые разнообразные слухи. Но Лайза для разнообразия в этот вечер оказалась разговорчивой.

— Люди страшно подавлены, — сказала она. — Многие уже поговаривают об уходе.

— Неужели Эневер действительно настолько плох?

— Еще как. Ты знаешь, как его называют в «Био один»?

— Как?

— Энима. Что в переводе с медицинского языка на человеческий означает «Клизма».

— Звучит весьма аппетитно, — это было очень точное прозвище.

Я хорошо помнил постное выражение его лица и перманентное состояние раздражения.

— Оказалось, что вовсе не он открыл «Невроксил-5».

— Но у него, наверняка, имеется на него патент.

— Патент действительно имеется. По крайней мере у «Био один». Большая часть исследований была проведена в Австралии. В институте, где он работал. Клизма был лишь одним из членов команды. Он привез идею в Америку и здесь же запатентовал.

— Как же ему удалось вывернуться?

— Видимо, австралийцы ничего об этом не знали, а если и знали, то не очень волновались. Правда, один из членов исследовательской группы приезжал в США и пытался поднять шум. Но, насколько я знаю, у него ничего не вышло. Если патент выдан, то доказать чужой приоритет практически невозможно. Клизма пригласил себе в подмогу самых крутых специалистов по патентному праву, и те доказали, что «Невроксил-5» имеет некоторые отличия от препарата, разработанного в Австралии.

— Да, серьезный парень!

— Именно. Кроме того, ходят слухи, что часть результатов ранних исследований были в «Био один» сфальсифицированы.

— Боже мой! Не понимаю, почему мы решили его поддержать?

— Говорит он весьма убедительно, — со вздохом сказала Лайза. — И биржа от него без ума. Думаю, что он попытается подмять под себя «Бостонские пептиды» и приписать все наши заслуги себе.

Судя по тому, что я видел и слышал, подобный ход событий был весьма вероятен. Рассказать Лайзе о выступлении Эневера я не успел, так как все не мог найти подходящего момента.

— Надеюсь, что тебя он оставит в покое.

— А я как раз считаю это маловероятным, — сказала Лайза, бросив на меня усталый взгляд. Затем она включила телевизор и добавила: — Разве ты не собирался сегодня пообщаться с Киреном и ребятами?

— Ничего. Они обойдутся и без меня. Лучше я побуду с тобой.

— Обо мне не беспокойся, — сказала она безразличным тоном. — Так что иди…

— Я могу остаться…

— Иди, иди.

И я пошел.

В то время, когда мы с Киреном учились в Школе бизнеса, «Красная шляпа» служила нам постоянным охотничьим угодьем. Это был темный подвальчик, расположенный в каких-то пяти минутах ходьбы от моего теперешнего жилья.

Когда я вошел, Кирен был уже там, так же как и полдюжины других наших соучеников, устроившихся на работу в Бостоне или его ближайших окрестностях. Даниэла среди них не было. Он и в свою бытность студентом неохотно посещал наши сборища, а после окончания Школы бизнеса стал их откровенно избегать. На столе то и дело появлялись и столь же быстро исчезали кружки пива. Поначалу беседа текла в довольно унылом русле. Молодые бизнесмены говорили о любимой Школе бизнеса, об своих инвестиционных банках, о венчурном капитале, технике оплаты чеков и прочих столь же увлекательных предметах. Однако с числом выпитых кружек высокоумный уровень беседы заметно снизился, и бывшие школяры, как положено, принялись обсуждать девочек, выпивку и спорт. Я совершенно забыл смерть Фрэнка, домогательства сержанта Махони и служебные проблемы Лайзы. Моя голова приятно кружилась, а сознание слегка затуманилось.

Ушел я довольно рано и примерно в половине одиннадцатого уже был дома, чтобы улечься спать. Но сделать это мне не удалось.

Лайза сидела на диване. На ней был спортивный костюм для бега трусцой. Моя жена рыдала.

— Лайза! — воскликнул я и пошел к ней, чтобы сесть рядом.

— Не приближайся ко мне! — выкрикнула она.

— О’кей, — сказал я, остановившись на полпути. — Что случилось?

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но, не издав ни звука, прикусила нижнюю губу. По её щекам ручьем лились слезы. Я двинулся к ней.

— Я же сказала, не приближайся ко мне!

— О’кей, о’кей, — произнес я, поднял руки в успокоительном жесте и, отступив, уселся в кресло и принялся ждать.

Лайза рыдала. Подавив через некоторое время всхлипывания, она набрала полную грудь воздуха и выпалила:

— Я нашла его, Саймон!

— Нашла что?

— А разве ты не догадываешься?

— Нет. Скажи, что!

— Револьвер. Револьвер, из которого застрелили папу.

— Что?! Где?

— Ты прекрасно знаешь, где, — ответила она, опалив меня взглядом. — Вот здесь! — Лайза показала на большой стенной шкаф нашей гостиной. — Я искала старый альбом с фотографиями папы. Альбом я нашла. А под ним оказался револьвер. «Смит-Вессон». «Магнум». Модель шестьсот сорок — триста пятьдесят семь. Я проверила это в сети на сайте «Смит-Вессон». — Теперь она показала на включенный компьютер. Почти всю площадь экрана занимало изображение короткоствольного, массивного револьвера. — Полиция сказала, что из такого револьвера застрелили папу. В барабане не хватало двух пуль. Это тот самый револьвер.

— И ты нашла его там? — переспросил я. — В стенном шкафу?

— Да. И теперь хочу узнать, как он там оказался.

Я не имел ни малейшего представления, каким образом оружие появилось в нашем доме, и после краткого раздумья ответил:

— Видимо, его кто-то подбросил.

— Ах, вот как! И кто же, по-твоему, это мог сделать?

— Не знаю. Впрочем, постой! Разве полиция не осматривала шкаф во время обыска на прошлой неделе?

— Осматривала.

— И тогда они ничего не нашли?

— Нет. Но сегодня револьвер определенно там был.

— Покажи мне его.

— Я его выбросила. Не хотела, чтобы он оставался в доме. Копы могут заявиться сюда в любой момент.

— Куда? Куда ты его выбросила?

— Я отправилась пробежаться и бросила револьвер в реку.

— О, Боже! Надеюсь, тебя никто не видел?

— Не знаю. Револьвер был в пластиковом пакете. Не волнуйся, — она посмотрела мне в глаза, — я тебя не выдам.

Я прижал ладони к вискам, в голове плясали какие-то бессвязные обрывки мыслей.

— Этого, Лайза, делать не следовало.

— Делать что?

— Выбрасывать револьвер.

— Но почему? Может быть, ты хочешь повесить его на стену?

— Нет, я бы передал его в полицию.

— А, по-моему, это была бы жуткая глупость. Вручить полиции вещественное доказательство для своего ареста…

— Неужели ты не понимаешь? Это могло помочь снять с меня все подозрения. Коль скоро я добровольно сдал найденное оружие, они вряд ли решат, что Фрэнка убил я.

— Тебе теперь легко рассуждать, — она покачала головой, а по её щекам снова покатились слезы, — представь мое состояние, когда я увидела револьвер. Это было ужасно. Предмет, из которого убили папу, находится с моем доме! Мне надо было от него немедленно избавиться. Кроме того, я думала, что оказываю тебе услугу.

Всё это выглядело до предела нелепо.

— Пойми, Лайза! Это вовсе не мой револьвер. Я не прятал его в шкаф. Я не убивал твоего отца!

— Оружие было здесь, Саймон, и я должна была что-то предпринять.

Я подошел к жене и положил руки ей на плечи, но она сразу попыталась освободиться.

— Лайза, Лайза! Взгляни на меня.

Она с видимой неохотой подняла глаза.

— Как ты можешь думать, что я его убил? Ты же меня знаешь. Разве я способен на такое?

Лайза некоторое время выдерживала мой взгляд, однако потом она отвела глаза и сказала:

— Я вообще не в силах о чем-нибудь думать.

— Я его не убивал. Ты должна мне верить!

— Я уже не знаю, чему верить. Отойди от меня! — она с силой уперлась ладонями в мою грудь, и мне пришлось отпустить её плечи и отступить.

Во мне закипали одновременно боль за неё и гнев на себя. Гнев за то, что я не могу убедить её в своей правоте.

— Лайза. Это сделал не я. Я не убивал твоего отца. Я никогда не видел этого проклятого револьвера. Да, не убивал я твоего отца!! — выкрикнул я.

Она молча сидела, а стены гостиной, как мне казалось, вибрировали от моего отчаянного вопля.

— Я отправляюсь спать, — наконец произнесла она и, бочком проскользнув мимо меня, исчезла за дверью спальни.

Утром, пока мы оба собирались на работу, она не произнесла ни слова. Я сделал несколько попыток вступить с ней в контакт, но успеха не добился. На её лице застыла маска страданий, уголки губ опустились, а брови сошлись над переносицей. Я слышал, как она плакала в ванной, куда направилась, чтобы почистить зубы и взглянуть на себя в зеркало. Мне очень хотелось её утешить, и я прошел в ванную комнату. Как только я к ней прикоснулся, она затаила дыхание, её тело словно окаменело, и мне пришлось убрать руку.

Пару минут спустя она вышла из дома, чтобы по Чарльз-стрит пешком добраться до станции метро. До расположенных в Кембридже «Бостонских пептидов» ей предстояло проехать всего несколько остановок. Я тоже вышел из дома, но двинулся в противоположном направлении.

Это был бесконечно длинный и очень мучительный день. Я ни на чём не мог сконцентрировать внимание. Я даже был не в силах думать об обнаруженном в нашем жилье револьвере. Все мои мысли были только о Лайзе. Что она станет делать? Как себя поведет? Поверит ли она мне? И как я смогу убедить ее поверить? Что надо сделать, чтобы успокоить её?

Даниэл и Джон, видимо, догадались, что у меня что-то не так, и оставили меня в покое. И за это я был им очень благодарен.

Лайза вернулась домой только в восемь. Я готовил к ужину салат, ожидая прихода жены с некоторой опаской.

Услышав, как хлопнула дверь, я вышел из кухни ей навстречу и коротко поцеловал в губы. Она ответила на мой поцелуй с видимой неохотой.

— Привет! — сказал я.

— Привет…

— Надеюсь, день прошел хорошо?

Более идиотского вопроса придумать было трудно.

— Послушай, Саймон, фирма «Био один» намерена нас растерзать, так что хорошим этот день никак не мог быть.

— Прости, — сказал я. — А на ужин у нас салат.

— Вот и хорошо, — без всякого намека на энтузиазм произнесла Лайза и принялась разбирать свою почту.

Я же отправился на кухню, наполнил вином пару бокалов и один из них вручил Лайзе. Она пробормотала слова благодарности и с огромным интересом принялась изучать рекламный проспект какой-то страховой компании.

— Ужин подан, — произнес я несколько минут спустя.

— Я буду через минуту, — ответила она. — Мне надо позвонить Эдди.

С этими словами она скрылась в спальне, не забыв плотно закрыть за собой дверь. Отсутствовала она полчаса, и я за это время успел вторично перечитать газету.

Когда Лайза вышла, я сразу понял, что она плакала. Её глаза покраснели, хотя слезы успели просохнуть. Лайза казалась крайне изможденной, а уголки губ были опущены в уже ставшей привычной гримасе страдания.

Мы сидели за столом, меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны я испытывал непреодолимое желание привлечь Лайзу к себе, чтобы успокоить и утешить её боль, но с другой стороны я злился на неё, как за то, что она не позволяет мне это сделать, так и за то, что она подозревает меня в убийстве отца.

Мы молча жевали салат. По щеке Лайзы прокатились первая слезинка. Вначале она пыталась не обращать на слезы внимания, но потом зашмыгала носом и принялась тереть глаза.

— Лайза, — сказал я, протягивая руку через стол, чтобы прикоснуться к её ладони, — поговори со мной.

— О чем?

— О Фрэнке. Обо мне. О нас с тобой.

— И что же я должна сказать о нас с тобой? — спросила она, откладывая вилку.

— Я хочу знать, ты действительно считаешь, что я убил твоего отца?

Лайза набрала полную грудь воздуха и после короткой паузы ответила:

— Не знаю.

Несмотря на всю решимость держать себя в руках, я не выдержал и позволил гневу вырваться на свободу.

— Как прикажешь понимать это твое «не знаю»? Ты должна знать! Должна мне верить!

— Да, я должна тебе верить, — её глаза тоже сверкнули гневом. — Если я остаюсь жить с тобой под одной крышей, то обязана тебе поверить.

— Итак, ты мне веришь?

— Думаю, что верю, — пожала плечами Лайза и вернулась к своему салату.

— Думать мало! Надо просто верить! — сказал я и тут же пожалел о произнесенных словах.

Лайза в сердцах бросила вилку и заявила:

— Мне очень жаль, Саймон, что этого для тебя мало. Ничего более определенного сказать я не могу. Истина, Саймон, состоит в том, что я действительно ничего не знаю. Я думала об этом целый день, но в голове у меня по-прежнему полная неразбериха. Полиция считает, что папу убил ты. Эдди уверен в том, что ты — преступник. И у меня начинает рождаться мысль: не являюсь ли я всего-навсего тупой, маленькой женушкой, которая живет под одной крышей с убийцей и делит с ним ложе. Однако ты прав, недоумевая, как я могу поверить в то, что ты способен на это. Я не имею права даже думать об этом.

— Ты должна доверять мне, Лайза…

— Мне очень хотелось бы тебе доверять, Саймон. Но я не способна на это. — Она глубоко вздохнула и, борясь со слезами, на время умолкла. — Сегодня днем я решила забыть о своих сомнениях и продолжать нашу совместную жизнь, но боюсь, что из этого ничего не получится. Я не смогу.

— Получится. Ты сможешь.

Она молча сидела за столом, а из её глаз ручьями лились слезы. Через некоторое время она печально покачала головой и сказала:

— Нет. Из этого ничего не получится. Я совершенно растерялась. Я устала. Такой несчастной, как сейчас, я никогда не была. Все, что мне было дорого…рушится. У меня нет сил оставаться здесь, потому что я не уверена…не уверена… — рыдания не позволили ей закончить фразу.

— Но кто-то должен заботиться о тебе.

— Неужели?

— Да. Ты нуждаешься в помощи.

Лайза бросила на меня исполненный ярости взгляд и накинулась на салат. Её руки дрожали, и вилка громко стучала о тарелку. Казалось, что она предпринимает сверхчеловеческие усилия, чтобы не позволить бушующему в ней урагану вырваться на волю.

Я чувствовал, что теряю её.

— Лайза…

Лайза меня не услышала. Через несколько мгновений она бросила вилку, оттолкнула тарелку, вскочила со стула и, опустив голову, дабы не встретиться со мной взглядом, бросилась прочь из кухни.

Я ринулся следом. Жена вбежала в спальню и захлопнула за собой дверь.

Я открыл дверь, и увидел, как она вынимает и из стенного шкафа и ставит на пол дорожную сумку.

— Лайза! Что ты делаешь?

— Неужели ты не видишь?

— Ты не можешь уйти!

— Почему нет? Совсем напротив. Я не могу оставаться, — бросила она, запихивая в какой-то мешок платья, белье и туфли.

— Лайза, я прошу прощение за все, что говорил. Не уходи. Умоляю, останься. Мы что-то обязательно придумаем.

Я подошел к сумке и попытался вернуть её в шкаф.

— Оставь!! — взвизгнула она и потянула сумку к себе. Со стороны сцена выглядела абсолютно абсурдной. Поссорившиеся супруги делят пожитки.

— Отпусти, Саймон! — кричала она.

Что же, если она решила уходить, то силой мне её не удержать. Я отпустил ручку.

— Спасибо, — почти спокойно произнесла Лайза, возвращая сумку на пол. — Позволь мне закончить сборы, и я скоро перестану тебе докучать.

— Куда ты собралась?

— Я пока поживу у Келли, — ответила она, задергивая молнию. (Келли была ей подруга по работе). — Остальное я заберу позже.

— Лайза…

Она двинулась к дверям, волоча за собой изрядно распухшую сумку.

— Прощай, Саймон.

13

За всю ночь я почти не сомкнул глаз. Мне надо было уйти из дома, поэтому я явился на работу настолько рано, насколько это позволяли приличия. Я принялся читать документы «Тетраком», но вникнуть в их смысл не мог. В целом мне удавалось не обращать внимания на Джона и Даниэла. В девять пятнадцать (к этому времени Лайза должна была быть в лаборатории) подошел к Джону. Тот говорил по телефону, а Даниэла в комнате не было.

— Я отлучусь минут на пятнадцать, — сказал я Джону, и тот в ответ, не отрываясь от трубки, махнул рукой.

Я накинул пиджак, спустился на лифте на первый этаж и вышел на Федерал-стрит. На улице было тихо, если не считать доносившегося даже сюда шума так называемой «Большой копки» — героических попыток городских властей убрать под землю пересекающий Бостон участок скоростной автомобильной дороги. Я врубил свой мобильный телефон, набрал номер коммутатора «Бостонских пептидов», и меня тут же соединили.

— Это — телефон Лайзы Кук. Чем могу вам помочь? — произнес незнакомый голос.

— Не мог бы я поговорить с ней?

— Сейчас посмотрю, может ли она подойти к телефону. Кто говорит?

— Саймон.

Обычно в таких случаях следовал ответ: «Она сейчас подойдет». На сей раз все было по-иному, и я даже не очень удивился, услышав, что Лайза очень занята и говорить не может.

Засунув руки в карманы и переминаясь от нетерпения с ноги на ногу, я выждал еще пять минут, а затем повторил процедуру.

— Номер Лайзы Кук, — услыхал я.

Это был другой голос. Отлично. Я призвал на помощь свое самое лучшее американское произношение и бодро начал:

— Привет. Позовите Лайзу. Мне надо с ней потолковать. Скажите, что это её брат Эдди.

— Секунду.

Телефон затих, но вскоре в трубке послышался знакомый голос:

— Салют, Эдди. Ты сегодня что-то очень рано поднялся.

— Это не Эдди. Это я…

— Впредь, Саймон, никогда не смей выдавать себя за моего…

— Послушай меня, Лайза. Вчера вечером мы оба были сильно расстроены. Нам надо все обсудить снова, в более спокойной атмосфере.

На противоположной стороне линии повисло молчание. Я молил Бога о том, чтобы она не бросила трубку. Наконец, я снова услышал её голос.

— Подожди немного, я переведу тебя на другой аппарат, — раздался щелчок и трубка умолкла. Снова она ожила секунд через тридцать. — Вот теперь я могу говорить, — сказала Лайза.

— Думаю, что нам надо где-то встретиться, чтобы все обсудить как следует.

— В этом, Саймон, нет никакой необходимости. Мы все обсудили вчера вечером, и я приняла окончательное решение.

— Но ты же не можешь вот так взять и меня бросить.

— Совсем напротив, я не могу с тобой остаться. Я должна уйти, поскольку думаю, что ты, возможно, убил папу.

— Но ты же говоришь «возможно». Ведь ты в этом вовсе не уверена, не так ли?

На другом конце провода возникла пауза, а затем я услышал:

— Послушай, я вообще перестала что либо понимать. Чувствую себя преотвратно. А если по правде, то просто паршиво. Некоторое время мне надо побыть без тебя.

— Прекрасно понимаю, как ты себя чувствуешь, но не вижу почему. Попробуй хотя бы на время оценить события с моей точки зрения. Я имею право знать причины, в силу которых ты так поступаешь. Почему бы нам ни встретиться за чашкой кофе, чтобы ты смогла все объяснить?

— Боюсь, что я ничего не смогу объяснить, Саймон.

— Ты могла бы попытаться. Уж этого я, наверняка, заслуживаю.

В трубке снова наступила тишина, но уже через несколько секунд я услышал:

— О’кей. Думаю, что ты прав. Ты можешь сюда подъехать прямо сейчас?

— Да, — поспешно ответил я. — Очень скоро буду.

По счастью, мне сразу удалось поймать такси.

Несмотря на свое название, «Бостонские пептиды» располагались не в Бостоне, а занимали грязноватое одноэтажное здание в каком-то заброшенном квартале Кембриджа между Гарвардом и Массачусетским технологическим институтом. С одной стороны от «Пептидов» находилась небольшая литейная мастерская, а с другой — пустырь, временно выступавший в качестве футбольного поля. У переднего края поляны работала бетономешалка.

Лиза ждала меня на ступенях. Её лицо несло на себе печать усталости и печали — выражение, которое за последнее время стало для неё привычным.

— Давай пройдемся, — сказала она, и мы направились в сторону футбольного поля, на котором две команды мальчишек — одна в зеленой, а другая в красной форме — гоняли мяч. Когда-нибудь, подумал я, Соединенные Штаты смогут выставить на первенство мира приличную команду.

Мы присели на невысокий каменный забор и несколько минут молча наблюдали за игрой. И она и я нервничали, не решаясь начать разговор. Рядом с нами пыхтел и позванивал механический культиватор.

— Итак? — нарушила молчание Лайза.

— Почему ты вчера ушла?

— Мне надо было на некоторое время побыть без тебя. Чтобы попытаться во всем разобраться.

— Понимаю, — сказал я, изо всех сил заставляя себя говорить спокойно и медленно. — Но почему это обязательно делать без меня? Может быть, тебе было бы лучше остаться, чтобы я мог помочь тебе решить проблемы?

— Саймон, думаю, что самая большая проблема для меня — ты.

— Нет, Лайза. Это вовсе не я. Твой отец погиб. Тебя беспокоит будущее компании. Ты устала и нуждаешься с моей помощи.

Лайза посмотрела на меня, а затем перевела взгляд на юных футболистов.

Я ждал ответа, но она молчала.

— Тебе не следует прислушиваться к словам Эдди. Он меня ненавидит. Да он и себя ненавидит.

— Может быть, Эдди видит мир более четко, чем я.

Спокойствие, которое я с таким трудом пытался сохранять, куда-то мгновенно испарилось.

— Лайза, ты меня знаешь. Я — твой муж и я тебя люблю. Ты же прекрасно знаешь, что я не способен убить твоего отца!

— В таком случае, как оказался в нашем доме револьвер? — спросила она, подняв на меня полные слез глаза.

— Не знаю, — с отчаянием ответил я.

Лайза отвела глаза.

— Попробуй рассуждать рационально, — продолжал я. — Тебе в последнее время пришлось много страдать, но нельзя же полностью терять чувство реальности.

— Совсем напротив, — ответила она сквозь стиснутые зубы, — я вела себя весьма рационально. Даже чересчур. Ты прав, нам пришлось пережить ужасные события. И эти события еще не кончились. Взглянем на факты, Саймон.

Теперь она говорила очень быстро.

— Во-первых, ты — последний, кто видел папу живым. Ты был с ним примерно в то время, когда он умер. Во-вторых, ваши отношения в последнее время очень ухудшились. Вы поссорились. В-третьих, он был убит выстрелом, а ты умеешь обращаться с револьвером. И, в-четвертых, — она посмотрела на меня с вызовом, — я нашла этот револьвер в нашем жилище.

— Но это ничего не доказывает? И, вообще, с какой стати я должен был его убивать?

— Не знаю. Тебе для продолжения судебного процесса нужны были пятьдесят тысяч фунтов. Теперь эти деньги у нас есть.

— Перестань.

— Хорошо, пусть дело не в этом. Но, может быть, ты завел роман с Дайной, а папа об этом узнал. Может быть, ты хотел заставить его молчать. Хотел заставить его замолчать и вдобавок прихватить его деньги.

— Но это же полная чушь! У меня ни с кем нет никаких романов. Неужели ты мне настолько не доверяешь?

— Ничего я не знаю, — пробормотала она.

— Ну хорошо. Допустим, ты права. Но неужели я, по-твоему, настолько глуп, что способен спрятать орудие убийства у себя дома, где полиция без труда может его обнаружить?

— Об этом я тоже думала, — ответила Лайза. — Когда полиция на прошлой неделе обыскивала дом, револьвера там не было. Вполне возможно, что ты на время припрятал его, чтобы потом найти более удобное место.

— Но это же полная бессмыслица. Наверняка, его кто-то нам подкинул.

— Кто же это? Полиция? Револьвер находился в пластиковом пакете английской фирмы «Бутс». Неужели ты веришь, что сержант Махони слетал в Англию для того, чтобы прикупить этот деодорант?

Мне удалось снова взять себя в руки.

— Это ничего не доказывает, — повторил я.

— Да, это всего лишь гипотеза, — сказала Лайза. — Но гипотеза вполне обоснованная. — Я буду исходить из неё, пока ты не докажешь её несостоятельность.

— Но это же не научный эксперимент, Лайза. Речь идет обо мне. О нас!

— Знаю, — ответила она. — Но, как ты сказал, я должна рассуждать рационально. И в том состоянии, в котором я сейчас нахожусь, ничего иного предложить тебе не могу. Ты не представляешь, что творится у меня на душе, в какую тьму я погрузилась, как мне хочется выть и выть. Однако, как ты правильно заметил, будем вести себя рационально и займемся проверкой моей гипотезы. Можешь ли ты доказать, что не убивал папу?

— Нет. Но я и не должен тебе ничего доказывать. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой.

Лаза посмотрела на меня. Глаза её снова наполнились слезами.

— Но я не уверена в том, что знаю тебя, Саймон. Боюсь, что мне неизвестно до конца, что ты из себя представляешь.

— Но мы же муж и жена!

— Да. Но как давно мы знаем друг друга? Всего лишь два года. Я не знаю, кто ты и откуда появился. Я всего лишь раз побывала вместе с тобой в твоей стране, и это было просто ужасно! Мне известно, что ты происходишь из какой-то важной семейки, но это меня не успокаивает. Я знаю, что ты умен и способен многое держать в себе. Однако мне как раз и не известно, что ты в себе носишь.

— Но это же — чушь!

— Вовсе нет, — спокойно сказала Лайза. — Конечно, тот Саймон, которого я полюбила и за которого вышла замуж, не способен завести романчик с другой женщиной или убить моего отца. Ну существовал ли когда-либо тот Саймон? — Вначале она вытерла рукавом глаза, а потом и нос.

Мне хотелось её обнять, но я понимал, что это будет совершенно бессмысленный жест. Мне хотелось опровергнуть её рассуждения, но и в этом, судя по всему, не было смысла. Как можно доказывать, что ты и на самом деле то, чем кажешься?

— Возвращайся, — сказал я. — Возвращайся, пожалуйста.

Лайза тяжело вздохнула и печально покачала головой.

— Нет, Саймон. Нет, — сказала она и, поднимаясь, добавила: — Мне пора на работу.

Я стоял на краю импровизированного футбольного поля и, не сводя взгляда, наблюдал за тем, как её слегка сгорбившаяся фигурка исчезает в дверях «Бостонских пептидов».

В офис я возвратился пешком, прошагав пару миль вначале по Кембриджу, затем по мосту через Чарльз-ривер и, наконец, по парку «Коммон». Утро было серое и холодное. Резкий порывистый ветер гнал по реке рябь и кружил холодными вихрями в теснинах городских улиц.

Я снова, снова и снова проигрывал в уме нашу беседу. Хотя я до конца не мог прочувствовать то, что пережила в последние дни Лайза, я слышал её слова, видел, как она страдает и как измотана. Я понимал, что стал для неё частью того черного мира, в котором она вдруг оказалась.

Когда я, миновав оживленные торговые улицы центра, подходил к своей конторе, часы церкви на Парк-стрит пробили двенадцать.

Я не замечал сновавших мимо меня людей. Гнева я не чувствовал. Вместо него пришла какая-то пустота и ощущение полного одиночества. Так чувствуют себя пережившие полный крах люди. Мне казалось, что ноги мои налились свинцом. Я все еще не мог поверить в то, что Лайза вот так запросто смогла от меня уйти. Но она сделала это. Мне было невыразимо тяжело думать о том, что она считает меня убийцей своего отца. В этом мире для меня не было ничего более драгоценного, чем её любовь. Мысли о том, что любовь переродилась в ненависть, причиняли мне чудовищные страдания.

Несмотря на все старания, я все же ухитрился развалить семью. Даже мой отец смог удерживать маму рядом с собой более полугода!

Итак, ей хочется проверить «свою гипотезу»! Что же, я опровергну все домыслы и докажу свою невиновность.

Может быть, стоит поговорить с сержантом Махони? Ведь, в конце концов, поиски убийцы Фрэнка входят в круг его прямых обязанностей. Нет, эта идея никуда не годится. В данный момент я являлся его основным подозреваемым, и мне вряд ли удастся убедить его искать кого-то еще на стороне. Ни в коем случае нельзя сообщать ни ему, ни кому-либо другому о револьвере. Если бы Лайза, потеряв голову, не выбросила оружие, то можно было бы отнести револьвер в полицию в надежде, что столь честный акт — или скорее, связанная с ним экспертиза — поможет снять с меня подозрения. Однако необдуманный поступок Лайзы поставил меня в еще более сложное положение. Нет, на Махони в деле раскрытия преступления полагаться невозможно.

Я сам должен найти того, кто убил Фрэнка.

— Ты же, кажется, собирался вернуться через пятнадцать минут, — сказал Джон, когда я вошел в офис.

— Прости, — ответил я с натянутой улыбкой.

— Твоя голосовая почта перекалилась от напряжения.

— Спасибо.

Презрев мигающий на моем телефонном аппарате красный огонек, я задал жизненно важный для себя вопрос.

Если Фрэнка убил не я, то кто же мог это сделать?

Может быть, это все же был грабитель, как я с самого начала говорил Лайзе? Фрэнк застал его на месте преступления и получил пулю. На первый взгляд, это была весьма заманчивая версия, однако, хорошенько подумав, я решил, что она маловероятна. Полиция не нашла никаких признаков взлома, да и я ничего не заметил. Кроме того, Фрэнка застрелили в спину в глубине дома. Скорее всего он знал убийцу или, по меньшей мере, самостоятельно впустил этого человека в дом.

В этот момент я вдруг понял, что ничего не знал о жизни Фрэнка за пределами фирмы. У него, наверняка, имелись друзья на стороне, о которых мне ничего не было известно. Лайза говорила, что со времени развода у отца не было никаких любовных связей. Она считала, что Фрэнк не заводил подружек только потому, что её мать была единственной женщиной, которую он по-настоящему любил. Мне же всегда казалось, что тесть, вспоминая о своей бывшей супруге, всегда говорил о ней с полнейшим безразличием. Большую часть свободного времени он проводил в «Домике на болоте», и о том, чем он там занимался, я не имел ни малейшего понятия.

Затем я принялся размышлять о револьвере. Его нам наверняка подкинули. Но каким образом? Я осмотрел жилье, чтобы найти следы насильственного проникновения. Найти что-либо мне не удалось, хотя я понимаю, что экспертом в деле сыска не являюсь. Трещины в краске подоконника, судя по их виду, имели естественное происхождение. А после того, как полиция произвела обыск, в нашем доме кроме меня и Лайзы никого не было.

Теоретически револьвер могли подбросить полицейские. Но способна ли американская полиция пойти на подобное для того, чтобы поучить нужные улики против главного подозреваемого? Вряд ли. Сержанту моя личность явно не нравилась, однако это не могло быть достаточной причиной для совершения должностного преступления. Может быть, Махони захотелось улучшить личные показатели раскрываемости убийств и он решил, что иностранец лучше всего подходит для этой цели? Однако в любом случае остается вопрос: если полиция подбросила револьвер, то почему она не «обнаружила» орудия убийства во время обыска.

Только сейчас до меня дошло, что пакет фирмы «Бутс» ровным счетом ничего не значит. Он действительно принадлежал мне, и я в нем хранил старые школьные и университетские фотографии. Однако тот, кто открыл стенной шкаф, мог увидеть пакет и сунуть в него орудие убийства.

Когда полиция проводила в нашем доме бесплодный обыск, Энн и Эдди были в воздухе на пути в Сан-Франциско. Нет, я вовсе не считал, что Энн прикончила своего бывшего супруга. Судя по всему, дама после развода вполне успешно оправилась и, кажется, вторично вышла замуж. Во время похорон она говорила о Фрэнке с симпатией, но без всякого любовного пафоса.

Другое дело Эдди. Этот парень вполне мог оказаться убийцей. Он так и не простил отца за то, что тот оставил семью, и в течение многих лет с ним практически не контактировал. Несмотря на декларируемое им равнодушие к деньгам, он жаждал унаследовать часть состояния Фрэнка, о чем ясно говорило его поведение в юридической конторе во время оглашения завещания. Кроме того, он всеми силами пытался возложить ответственность за убийство на меня. Да, этим парнем, видимо, стоило заняться.

Кроме Энн и Эдди существовала еще парочка, если можно так выразиться, «семейных подозреваемых» — Лайза и я. Лайза сразу отметалась, и, следовательно, оставался только я.

В «Ревер партнерс» отношения тоже были не столь безоблачны, как могло показаться с первого взгляда. Арт и Фрэнк боролись за место главного помощника Джила и, мягко говоря, друг друга недолюбливали. Другой серьезный конфликт на фирме (между мною и Фрэнком), как вы понимаете, свидетельствовал прямо против меня. Однако во всем другом венчурная компания «Ревер» оставалась очень приличным, приятным для работы заведением. Во всяком случае, это было вовсе не то место, где люди наносили удары в спину. Или, тем более, в спину стреляли, если быть более точным.

Как это ни печально, но я пришел к тому же выводу, что и Махони. Главным подозреваемым в убийстве оставался я сам.

Надо искать новые факты.

Первым делом следовало осмотреть офис Фрэнка. Я проследовал по коридору к кабинету лишь для того, чтобы убедиться в том, что он заперт. Хмм…

Снова проделав путь по коридору, но на сей раз в обратном направлении, я подошел к нашей единственной секретарше и очень вежливо произнес:

— Конни, мне обязательно надо попасть в кабинет Фрэнка. Хочу проверить, не остались ли у него документы, связанные с проектом «Нет Коп». Ты не знаешь, у кого могут быть ключи?

Конни восседала за огромным столом у дверей кабинета Джила. Это была хорошо ухоженная дама лет сорока с небольшим. Работать с Джилом она начала задолго до того, как тот основал «Ревер». Я ей, похоже, нравился, что иногда было весьма полезно.

— Думаю, что они у Джила. Можешь войти, как раз сейчас он один.

Я вошел в кабинет. Джил разговаривал по телефону. Я уселся и сталь ждать. Минут через пять он закончил беседу.

— Чем могу быть тебе полезным, Саймон? — с улыбкой спросил Джил. Мысленно, как мне показалось, он все еще продолжал говорить по телефону.

— Мне нужен ключ от кабинета Фрэнка. Там остались нужные мне файлы «Нет Коп».

Джил взглянул на меня с некоторым подозрением, затем, словно вспомнив о своем решении мне доверять, он выдвинул ящик стола и достал оттуда ключи.

— Возьми, — сказал он, — и сразу верни, как закончишь.

Я открыл дверь кабинета Фрэнка. Со времени моего последнего посещения он нисколько не изменился. Мое внимание, как всегда, привлекла фотография Лайзы. На снимке ей было семнадцать, выглядела она немного неуклюжей, но у неё уже была та очаровательная улыбка, которую я так любил. Там же находилось фотография Эдди. Снимок был сделан в день окончания школы. На столе не было ничего, что напоминало бы о матери Лайзы. В кабинете царил относительный порядок, лишь на столе в ящике для входящих документов лежала стопка бумаг, да на деревянном шкафу с файлами стоял желтый календарь с напоминанием о наиболее важных делах. Тех делах, которых ему теперь уже никогда не удастся завершить. Одним словом, офис выглядел так, словно его хозяин должен был вернуться с минуты на минуту.

Я работал с Фрэнком достаточно давно и отлично разбирался в его системе классификации документов. Первым делом я извлек из ящика файл «Нет Коп», но там оказались лишь те бумаги, которые готовил для него я. Не притронувшись к пухлым папкам с другими проектами, я занялся личными документами.

Фрэнк, видимо, не имел секретов и поэтому не запирал ящики стола. Закодированных файлов я не обнаружил, а все обозначенные в календаре встречи не выходили за рамки обычных. Мое любопытство вызвала папка с надписью на обложке: «Набор персонала». Открыв её, я обнаружил резюме на всех молодых сотрудников в том числе и на себя. В одном из ящиков оказалась папка с наклейкой: «ФОНД IV».

Я быстро просмотрел отчеты о состоянии дел трех уже существующих фондов. В каждом из них доминировали восторженные оценки деятельности «Био один». Эти материалы, вне сомнения, были призваны произвести впечатление на инвесторов и убедить их принять участие в новом фонде. Затем я наткнулся на небольшой листок бумаги.

Это было письмо Джила к Линетт Мауэр, датированное девятым сентября. Мое внимание сразу же привлек второй абзац:

Под письмом стояла подпись: Джильберт С. Эпплбей III.

Итак, Джил собирается на покой! При этом он, естественно, изымет из «Био один» свою долю, которая составляет примерно двадцать-тридцать миллионов долларов. Очень интересно! И теперь, когда не стало Фрэнка, его наследником становится Арт. Арт Альтшуль.

Не удивительно, что Линетт Мауэр так разволновалась. Дама не доверяла Арту. Посетив «Био один», она убедилась, что наш Арт — пустышка и очковтиратель.

Арт Альтшуль во главе «Ревер партнерс». Чудовищно. Подобное даже представить невозможно!

Вернув письмо в папку, я продолжил поиски. Когда я включил компьютер Фрэнка и принялся размышлять, как лучше подобраться к информации, дверь кабинета открылась. Я оглянулся с виноватым видом, словно ожидал появление самого Фрэнка. Но это был Джил.

— Чем ты занимаешься, Саймон? — спросил он, сдвинув брови. — Ты торчишь здесь очень долго.

— Я ищу служебную записку, которую составил для Фрэнка. Речь в ней идет о наших инвестициях в «Нет Коп», — ответил я виновато. — Хотел проверить, нельзя ли скачать документ с компьютера.

Взгляд его маленьких карих глаз за толстыми стеклами очков сверлил меня насквозь. Джил молчал, а я сидел с видом ожидающего указаний исполнительного сотрудника. Босс наверняка знал, что творится у меня в душе.

— Не думаю, что тебе стоит копаться в компьютере Фрэнка. Ты пробыл здесь достаточно долго и, если до сей поры не нашел нужного документа, то, скорее всего, вообще его не найдешь. — Кивнув в сторону лежащего на столе Фрэнка файла «Нет Коп», он добавил: — Бери эту папку и ступай.

Я вырубил компьютер, схватил файл и, ощущая свое ничтожество, выскочил из кабинета. В будущем следует вести себя более осторожно, думал я. Джил обещал мне свою поддержку, и в ближайшие недели она может мне очень понадобиться. С моей стороны было бы крайне глупо поставить его доверие ко мне под удар.

14

В этот вечер я брел домой очень медленно, стараясь изо всех сил оттянуть возвращение в пустую квартиру. Повинуясь нелепому позыву, я по пути заскочил в роскошное здание очень дорогого супермаркета «Семь-Одиннадцать» на Чарльз-стрит и купил себе бекон, сосиски, яйца и разные приправы. Вскоре, после того как я вернулся домой, квартира наполнилась шипением гриля и сногсшибательным духом вкуснейшей еды.

Послышался звук дверного звонка. Я выругался и отправился открывать дверь. На пороге стояли Махони и другой уже знакомый мне детектив, которого сержант именовал «конником». Я пропустил их в дом.

— Прекрасный аромат, — произнес Махони, шумно втянув носом воздух.

Он выждал, словно ожидая, что я приглашу его разделить со мной трапезу. Ничего не выйдет! Весь это бекон принадлежит мне.

— Подождите минутку. Присаживайтесь, а я пока разберусь с духовкой.

Примчавшись в кухню, я отключил гриль. Ужин может подождать. Когда я вернулся в гостиную, Махони изучал письменный стол Лайзы, а его партнер переминался с ноги на ногу, стоя в центре комнаты. Парень явно нервничал. Судя по всему, его выводил из равновесия не столько я, сколько Махони.

— А я-то думал, что вы уже обыскали мою квартиру. Опасаетесь, что пропустили нечто важное?

— Мы ничего не пропустили, — ответил Махони, поднимая на меня глаза. — Отличный снимок. Значит, капитан?

Сержант держал в руках снимок, на котором был изображен я в полном парадном облачении офицера гвардии, включая ярко-красную накидку и кирасу.

Строго говоря, фотография принадлежала Лайзе. Она выклянчила её у меня, заявив, что я выгляжу на ней просто потрясающе. Однако я вовсе не был уверен в том, что Махони разделяет её точку зрения.

— Благодарю вас, — сказал я. — Чем могу быть вам полезен?

— Мы хотели бы задать вам еще несколько вопросов в связи с убийством Фрэнка Кука, — ответил сержант, усаживаясь на диван.

Его партнер извлек из кармана блокнот и примостился рядом с начальником.

— Но я имею право на них не отвечать, не так ли?

— Безусловно. И кроме того, вы можете прервать беседу в любой момент.

Я подумал, не стоит ли вообще отказаться от разговора. С другой стороны можно и поговорить, пригласив, однако, Гарднера Филлипса — адвоката, которого рекомендовал мне Джил. Но взвесив все про и контра, я решил позволить им задавать вопросы. С одной стороны я действительно надеялся, что смогу помочь им найти подлинного убийцу, а с другой — рассчитывал получить от них полезную информацию.

— О’кей. Действуйте.

— Где находится ваша супруга, капитан Айот?

Мне не хотелось отвечать на этот вопрос, но и молчать особого смысла не было. Махони наверняка уже знал ответ.

— Она ушла. Остановилась у своей подруги.

— Это окончательное расставание? — поинтересовался сержант, вскинув одну бровь.

— Конечно нет, — ответил я.

— Следовательно, вы ожидаете её скорого возвращения?

— Естественно, — ответил я, пытаясь говорить уверенно и понимая, что из этого ничего не выходит.

— Почему она вас оставила?

— На неё очень подействовала смерть отца, и она сказал, что некоторое время ей надо побыть одной. Или, по крайней мере, без меня.

— Вам сейчас, наверное, очень тяжело? — участливо спросил Махони. Голос его звучал чуть ли не нежно, но я этому сочувствию ни на грош не верил.

— Да, — бросил я в ответ.

— Но ваша супруга сказал нам нечто иное. Миссис Айот заявила, что ведет большую совместную работу с Келли Вильямс, и для успеха дела целесообразно некоторое время пожить у неё.

— Лайза просто пытается сохранить лицо, — вздохнул я. — Я вел себя не совсем правильно. Думаю, что она скоро вернется, — добавил я, пытаясь снова изобразить уверенность.

— О’кей, — улыбнулся Махони. — Я все едино не поверил её объяснению. Но и вашему я тоже не верю.

Я помолчал, чтобы немного успокоиться, и произнес:

— Неужели?

— Да. Не верю… — он в свою очередь выдержал паузу, а потом вдруг резко спросил: — Что вам известно о револьвере?

Я машинально стрельнул глазами в сторону стенного шкафа и слишком поздно сообразил, что делать этого не следовало.

— Какого револьвера?

— Самого обыкновенного. «Смит-Вессон» триста пятьдесят семь «Магнум».

— Ничего не известно.

— Речь идет об оружии, из которого были выпущены пули, убившие вашего тестя.

— Да, кажется, вы о нем уже упоминали.

— А вашей жене известно что-нибудь об указанном револьвере?

— Откуда ей это знать?

— Откуда? — переспросил сержант, наклоняясь ко мне. — Понимаете, дело в том, что прошлым вечером вы и ваша супруга крепко повздорили из-за этого револьвера. Вы заявили, — он сверился с записной книжкой, — «Я никогда не видел этого проклятого револьвера. Да не убивал я твоего отца…» Вы произносили эти слова, мистер Айот?

Я закрыл глаза. Видимо, нас услышал кто-то из соседей. Это был тот вопрос, на который я не хотел отвечать.

— Думаю, что мне необходимо посоветоваться с адвокатом.

— О’кей, — сказал Махони, бросив взгляд на «конника». — Я вас понимаю. Попросите его позвонить мне утром. Тем временем мы произведем обыск квартиры и машины… Ордер на это у нас имеется.

— Ещё раз?

— Именно.

Махони вручил мне ордер на обыск, а затем он и его помощник весьма умело учинили разор моего жилища. Много времени это не заняло. Квартира была небольшой, и кроме того, они знали, что ищут. После этого мы прошли пару кварталов до гаража на Бриммер-стрит, где был ошвартован мой «Морган». Мест для сокрытия оружия в машине было очень мало, и через несколько минут копы убедились, что револьвера я там не прятал. Теперь я был рад тому, что Лайза выбросила этот злосчастный «Смит-Вессон».

— Итак, надеюсь утром получить известие от вас или от вашего адвоката, — сказал Махони, когда мы остановились ненадолго на улице рядом с моим домом.

Уже давно стемнело, но мы стояли в пятне света фонаря. Полотно улицы рассекали тени фонарных столбов деревьев и ограждений.

— Услышите, — согласно кивнув, ответил я. — Но прежде чем вы уйдете, мне хотелось бы вас кое о чем спросить.

— Спрашивайте.

— Кто, кроме меня, находится у вас под подозрением?

— Мы подходим к делу без всякой предвзятости.

— Говорили ли вы с коллегами Фрэнка? Встречались ли с братом Лайзы?

— Мы встречались и беседовали с множеством людей. Ведь речь идет об убийстве.

— Ну и как? Удалось ли что-нибудь выяснить?

— Прошу прощения, мистер Айот, но мы предпочитаем держать свои выводы при себе.

— Послушайте, сержант Махони, — сказал я, прикоснувшись к его рукаву. — Я не убивал Фрэнка. Я хочу, чтобы вы нашли убийцу. Если вы поделитесь со мной информацией, то я, возможно, смогу вам помочь.

Сержант повернулся ко мне всей своей массивной тушей и величаво произнес:

— Я абсолютно убежден в том, что мы найдем убийцу, капитан Айот. И в вашей помощи не нуждаемся.

Затем сержант и «конник» погрузились в стоящую неподалеку машину и благополучно отбыли.

Открыв дверь своего дома, я оглянулся и увидел двух человек, сидевших в припаркованном у тротуара автомобиле. Копы. Итак, я не могу скрыться, даже если бы и захотел сделать это.

По возвращению домой я первым делом позвонил в адвокатскую контору Гарднера Филлипса. По счастью, юрист оказался на месте, хотя уже шел девятый час.

Я назвал себя и того, кто рекомендовал мне к нему обратиться, и он назначил мне встречу на восемь часов утра.

Затем я нашел в справочнике домашний телефон Келли Вильямс и набрал номер.

В трубке почти сразу послышалось веселое «Хэлло!»

— Келли, это говорит Саймон. Не мог бы я потолковать с Лайзой?

— Привет, Саймон! — произнесла она так радостно, словно это был обычный дружеский звонок. — Сейчас взгляну, здесь ли она.

Я услышал стук положенной на твердую поверхность трубки и принялся ждать. Ожидание оказалось довольно длительным. Наконец на противоположном конце линии снова послышался голос Келли:

— Лайза только что вышла, Саймон, и я не знаю, когда она вернется.

— Никуда она не ушла. Она у тебя и просто не желает со мной говорить.

— Ндаа… Ты прав. Но иного вряд ли можно было ожидать, не так ли? — Келли произнесла это по-дружески, но в то же время очень твердо.

— Келли, позови её на минутку. Это чрезвычайно важно.

— Прости, Саймон, но у меня нет никакого желания всю ночь бегать от телефона к ней, а затем обратно к телефону. Ты хочешь с ней поговорить, она же беседовать с тобой отказывается, и встревать в ваши отношения я не имею никакого права.

— О’кей, о’кей! Но хотя бы мои слова ты ей передать можешь?

— Конечно. Выкладывай.

Я задумался. Мне так много хотелось ей сказать. Я злился на неё за то, что она ушла от меня, за то, что подозревала в убийстве отца, за то, что не верила. Но звонил я, очевидно, не для того, чтобы сообщить, насколько я зол и высказать свои претензии. Я звонил для того, чтобы попытаться её вернуть.

— Ты еще там, Саймон?

— Прости, Келли. Не могла бы ты передать Лайзе, что я очень благодарен ей за её поддержку.

— О’кей, передам.

— Да и еще…

— Слушаю.

— Позаботься о ней, пожалуйста.

— Не беспокойся, — ответила Келли и положила трубку.

Я надеялся, что Лайза догадается о скрытом смысле моих слов. Мне было ясно, что она во время разговора с Махони не упомянула о револьвере. Я хотел дать ей понять, что высоко оценил этот поступок, который, помимо всего прочего означал, что нас пока еще очень многое связывает. Одним словом, я хотел, чтобы она ко мне вернулась.

Меня утешало то, что Лайза остановилась у Келли. Там она, по крайней мере, останется под присмотром. Кроме того, мне импонировало то, что Келли занимает нейтральную позицию. Во всяком случае, ненависти ко мне она не испытывала.

Ужин мой не только охладился, но и уже успел слегка затвердеть. Если холодный бекон был более или менее терпим, то о яйцах этого сказать было никак нельзя. Отправив большую часть бывших яств в мусорное ведро, я принялся за пиво.

Что меня ждет в ближайшем будущем? Судя по всему, я находился лишь в шаге от ареста. Дело принимало весьма серьезный оборот. Мне казалось, что меня неумолимо засасывают зыбучие пески американской правоохранительной системы, и это меня пугало. Чем это может грозить одинокому иностранцу? Я попытался припомнить все, что мне известно об американской юриспруденции. Надо ли говорить, что все мои познания были почерпнуты из телевизора и кино? Если верить этим источникам, то суд по делу об убийстве является процессом длительным и достаточно изнурительным. И все участники судилища — полиция, судьи, присяжные и прежде всего пресса — будут видеть во мне заносчивого иностранца, явившегося в их страну для того, чтобы убить одного из них.

Каким бы ни был окончательный вердикт, предстоящий год может оказаться для меня сущим адом.

Адвокатская контора Гарднера Филлипса располагалась в одном из модерновых строений неподалеку от здания суда, и по пути на работу мне пришлось сделать лишь небольшой крюк.

Филлипс был примерно лет на десять моложе Джила. У адвоката была аккуратная бородка, а сам он источал такую уверенность, что мне сразу стало как-то спокойнее. Он внимательно слушал мой рассказ, все время делая какие-то заметки. Я поведал ему всё, не забыв, естественно, сказать о том, как Лайза нашла револьвер и как его выбросила. Он задал мне несколько уточняющих вопросов, но так и не поинтересовался, убил ли я Фрэнка или нет, и не сам ли я припрятал револьвер в шкафу. Отсутствие интереса к столь животрепещущей теме меня, надо признаться, несколько смутило.

Когда я закончил, он изучил свои записи и лишь после этого вынес свой вердикт.

— У меня нет сомнения в том, что они намерены возбудить против вас дело. Но для этого им предстоит еще очень много сделать. Во-первых, им надо найти оружие или свидетеля. Или что-то иное, напрямую вас уличающее.

— Не могу поверить в то, что никто меня не видел на берегу. Ну, если не меня, то хотя бы мою машину.

— Если потребуется, мы проведем собственное расследование. Однако мистер Кук мог быть убит в любое время вплоть до десяти часов вечера. То, что он не отвечал на телефонные звонки, вовсе не означает, что он был мертв. Он мог отправиться на прогулку, в магазин, мог лежать в ванне и так далее…Махони просто пытается взять вас на испуг.

— И надо сказать, что он в этом вполне преуспел, — пробормотал я.

— Теперь самое важное. Отныне вы будете встречаться с ним только в моем присутствии, и во время встреч не пророните ни слова.

— Даже в том случае, если смогу что-то прояснить?

— Молчите. Я им все проясню, если они того заслужат. Через некоторое время я свяжусь с сержантом Махони и сообщу ему, что отныне вы не ответите ни на один из его вопросов. Не беспокойтесь, он не удивится. И будем надеяться, что новых успехов в расследовании они не добьются.

Весь дальнейший путь до работы я размышлял о том, что услышал от Филлипса. Должен признаться, что беседа с адвокатом меня вовсе не успокоила.

Суббота и воскресенье оказались для меня чрезвычайно тяжкими. Большую часть уик-энда я провел в четырех стенах, убивая время уборкой дома и водворением в шкафы разбросанных по всей квартире вещей Лайзы. Я вынул увядшие ирисы из стоявшей на её столе высокой вазы и выбросил их в уличный бак для мусора. Но когда наше жилище приняло благообразный вид, я вдруг ощутил, что мне не хватает того беспорядка, который так любила учинять моя супруга. Поэтому я вновь извлек из шкафа кое-какие вещицы (пальто, книгу, которую она недавно читала, и несколько старых экземпляров журнала «Атлантик мансли». Я наполнил вазу водой, извлек из мусора увядшие ирисы и вернул их на место. Лишь после этого я заставил себя прекратить эти нелепые действия.

Я безумно тосковал по Лайзе. Но не только. Я очень за неё тревожился, так как не мог не почувствовать, что напряжение двух последних недель оказалось гораздо более сильным, чем она была способна выдержать. Лайза нуждалась в помощи, и мне отчаянно хотелось ей помочь. Много раз я пытался звонить, но Келли оказалась превосходной дуэньей, и поговорить с Лайзой мне так и не удалось. Дело дошло до того, что они вообще перестали снимать трубку. Я даже раздумывал, не взять ли мне штурмом жилище Келли в Кембридже и силой заставить Лайзу поговорить со мной. Однако, осознав, что подобные действия только ухудшат положение, я отмел эту идею. Возможно, как-нибудь позже, мне еще придется к ней вернутся. Но это произойдет лишь после того, как я обнаружу новые факты, проливающие новый свет на смерть Фрэнка.

Я чувствовал, что в этом деле мне удалось добиться некоторого — хотя и очень небольшого — прогресса. Ранее я абсолютно ничего не знал о предстоящей отставке Джила, и вопрос, кто унаследует его место в фирме оказался более актуальным, чем я мог предполагать. Однако мне еще очень многое предстояло выяснить. Я вновь пожалел о том, что полиция не захотела поделиться со мной информацией.

Из Лондона позвонила сестра, и мы с ней на пару погрустили о Фрэнке. Кроме того, она выразила мне сочувствие в связи с уходом Лайзы. О сержанте Махони я ей рассказывать не стал, а она в свою очередь не упомянула о деньгах для продолжения процесса. Несмотря на весь её такт, я по-прежнему чувствовал себя виноватым за то, что не сумел обеспечить нужной суммы. Судя по тому, как развиваются события дела, на наследство Фрэнка мне рассчитывать не стоило.

Да, это был не самый лучший уик-энд.

15

Утреннее совещание в понедельник прошло в спокойной, деловой обстановке, несмотря на сообщение Арта о том, что «Био один» уже входит в «Бостонские пептиды» и что там в настоящее время раздают «всем сестрам по серьгам». «Кого-то гладят по головке, а кому-то дают пинка в зад», изящно уточнил он. Как только совещание закончилось, Дайна и я отправились в аэропорт.

Фирма «Тетраком» располагалась в северном Кентукки на берегу реки Огайо в нескольких милях к югу от Цинциннати. Компания купила и приспособила под свои нужды старое кирпичное здание какой-то фабрики. Штаб-квартира фирмы внешне ничем не напоминала сверкающие хромом предприятия высоких технологий, облюбовавших себе место рядом с Бостоном вдоль 128-ой скоростной дороги. Дайна представила меня команде управляющих, и мы проследовали в довольно обшарпанный офис. Дайна успела подробно ознакомится с производством в свой прошлый приезд, и эта встреча была целиком посвящена ответам на возникшие у обеих сторон вопросы.

Дайна задавала сложные и весьма детальные вопросы. Проблемы возможной конкуренции интересовали её гораздо больше, чем Фрэнка и меня в то время, когда мы приступали к совместному проекту с «Нет Коп». Руководство фирмы оказалось на высоте. У меня создалось впечатление, что Председатель совета директоров Боб Хехт знает о своем продукте и о ситуации на рынке все — от А до Я. Ему несколько не хватало энергии и харизмы Крэга — Боб Хехт, скорее, был не лидером, а «продуктом корпорации», — но его компетентность не вызывала никаких сомнений.

Вернувшись в Цинциннати, мы поужинали в компании Хехта и его коллег в ресторане гостиницы. Один из принципов нашего бизнеса требует, чтобы венчурная фирма, прежде чем решиться на инвестиции, как можно лучше узнала тех людей, с которыми ей придется иметь дело. Мы, в отличие от многих других, не опускались до того, чтобы допрашивать супругов, но все же весьма тщательно знакомились с характером будущих партнеров.

Хехт собрал отличную команду. Все её члены свято верили в свой продукт — улучшенный вариант микроволнового фильтра для сотовых систем, и не сомневались, что заставят его работать. Спрос на подобные фильтры непрерывно возрастал по мере расползания сотовой связи по земному шару. Фильтры, которые могла предложить «Тетраком», были на данный момент наиболее надежными и самыми дешевыми. Кроме того — и это очень важно — их технология уже была запатентована.

Хехт и его команда разъехались по домам около одиннадцати. Я уже был готов отправиться в постель, но Дайна предложила выпить перед сном. Мы зашли в бар, и я заказал себе виски, а Дайна бренди.

— Ну и что ты о них думаешь? — спросила она.

— О менеджерах или о продукте?

— Обо всем.

Я изложил Дайне свои впечатления, высоко оценив возможности «Тетраком» и одновременно высказав опасения, что на рынке могут оказаться компании, технологии которых превосходят или, по меньшей мере, не уступают технологиям нашего потенциального партнера. А в том случае, если на рынок поступает примерно одинаковый по качеству товар, потребители, как правило, обращаются к знакомому поставщику. Мы еще немного потолковали на эту тему, а затем Дайна задала мне вопрос, ответ на который оценивался в 4,7 миллионов долларов.

— Как ты думаешь, стоит ли нам инвестировать?

Ни один проект никогда не бывает совершенным, но этот, как ни один другой, приближался к идеалу.

— Да, — утвердительно кивая, ответил я. — При условии, что нас удовлетворит уровень конкуренции.

— Отлично. Наши позиции полностью совпадают. Вернувшись, мы первым делом займемся анализом рынка и изучением потенциальных конкурентов. А пока начнем составлять «Меморандум об инвестициях».

Венчурные фирмы так часто вынуждены говорить «нет», что их сотрудники всегда радуются, когда появляется возможность сказать «да».

Я улыбнулся и поднял стакан.

— За «Тетраком».

— За «Тетраком», — повторила Дайна и отпила немного коньяку.

Несмотря на то, что моя начальница поднялась в шесть часов утра и с тех пор не имела возможности переодеться, она в своем неброском, но превосходно скроенном деловом костюме, выглядела просто великолепно. Что же касается меня, то у меня было ощущение, что я нахожусь на грани полного изнеможения.

— А что ты, Саймон, вообще думаешь о «Ревер»? — спросила она.

Я внимательно взглянул на неё, не зная насколько можно ей доверять. Секунду подумав, я решил, что можно. Кроме того, я надеялся узнать что-нибудь о Фрэнке и Арте и о том, кто возглавит компанию после ухода Джила.

— Честно говоря, я очень обеспокоен.

— Тем, что заявила на прошлой неделе Линетт Мауэр?

— Да. Но меня больше тревожит не то, что мы можем потерять одного из основателей наших фондов, а то, что Линетт, возможно, права.

— Что ты хочешь этим сказать?

— В результате гибели Фрэнка фирма потеряла самого талантливого и удачливого партнера.

— А как же Джил?

— Хмм…

Я взглянул на Дайну. Она удобно сидела, откинувшись на спинку кресла, и внимательно смотрела на меня поверх своего бокала. Я решил сказать всё.

— …боюсь, что Джил не очень долго пробудет в «Ревер».

— Каким образом ты об этом узнал? — удивленно вскинула брови Дайна.

В ответ я лишь пожал плечами.

— А твоим коллегам-сотрудникам об этом известно?

— Не думаю. Но Линетт Мауэр подобная перспектива определённо тревожит, и я её за это не осуждаю. В отсутствие Джила и Фрэнка всем будет заправлять Арт. На месте наших инвесторов я бы тоже забеспокоился.

— А как насчет остальных партнеров?

— Ты или Рави, вне сомнения, добились бы успехов, — сказал я. — Мы, сотрудники, тоже справляемся с делом. Но всю нашу деятельность станет определять Арт, а его суждениям я не доверяю.

Дайна сдвинула брови, размышляя об услышанном.

— Думаешь, я ошибаюсь? — спросил я.

— Нет, не ошибаешься, — с глубоким вздохом ответила она. — Именно об этом я в последнее время много думала.

Мы некоторое время сидели молча. Дайна только что в присутствии рядового сотрудника, по существу, подвергла критике деятельность одного из партнеров — поступок, который Джил ни за что не одобрил бы. Я же, оценив её доверие, почувствовал себя польщенным.

— Скажи, какие отношения существовали между Фрэнком и Артом? — поинтересовался я.

— Фрэнк и Арт всегда демонстрировали по отношению друг к другу исключительную вежливость, — после некоторого размышления ответила она. — Или, если быть более точной, то Фрэнк всегда был подчеркнуто вежлив с Артом. Более того, я не слышала от него ни одного дурного слова и за спиной Арта. Резкость вообще была ему не свойственна.

— А как Арт?

— Тот внешне тоже был очень корректен. Но эта корректность была результатом того, что Фрэнк всегда понимал, что говорит, и Арт не имел никаких шансов опровергнуть доводы Фрэнка и тем самым уронить его в глазах Джила. Но одновременно он постоянно пытался несколько отодвинуть Фрэнка. Назначал важные встречи с таким расчетом, чтобы на них не мог присутствовать Фрэнк, обрабатывал инвесторов, чтобы те влияли на политику фирмы в его интересах, и так далее.

— И как же на это реагировал Фрэнк?

— Он позволял себя «перехитрить», так как понимал, что в конечном итоге всегда может рассчитывать на поддержку Джила.

— Когда ты узнала, что Джил намерен оставить свой пост?

— Сравнительно недавно. Недель шесть тому назад. Не думаю, что Джил сказал об этом Арту раньше, чем мне и Рави. Но я не удивилась бы, услыхав, что Фрэнк узнал об этом прежде остальных партнеров.

— Понимаю, — протянул я и после недолгой паузы спросил: — И если бы Фрэнк был жив, то он, наверное, занял бы место Джила?

— Вне всякого сомнения, — ответила Дайна. — Думаю, что Джил нашел бы способ сделать это так, чтобы Арт смог сохранить свое лицо. Не знаю… Может быть, получил бы какой-нибудь пост или почетный титул. Но все важные решения в части инвестиций оставались бы за Фрэнком.

— И ты считаешь, что Арт разделяет эту точку зрения?

— Не знаю. Однако считаю, что Арт не оставлял надежд прийти к руководству компанией. Весь последний месяц он отчаянно обрабатывал Джила. Это выглядел просто постыдно, а при очередном упоминании о «Био один» меня начинало тошнить, — Дайна рассмеялась с таким видом, словно вспомнила нечто очень забавное. — А тебя не развеселил инцидент с Рави на совещании в понедельник? Мне показалось, что Арт был готов придушить беднягу на месте.

Она опустошила свой бокал и поинтересовалась:

— Повторить не желаешь?

Когда я утвердительно кивнул, она поманила официанта и спросила:

— А почему ты об этом спрашиваешь?

— Меня очень интересует, кто убил Фрэнка, — без всяких экивоков ответил я.

— Но разве это не дело полиции искать убийцу? — сказала она, тщательно подбирая слова.

— Похоже, они решили, что это сделал я.

— Но это же полная чушь!

— И мне хотелось бы указать им иное направление.

— На Арта, ты хочешь сказать?

— Он представляется мне не самым худшим кандидатом.

— Я понимаю твою озабоченность, — произнесла, наклонившись ко мне Дайна. — Но будь крайне осторожен. Джил прав. Если мы в поисках убийцы Фрэнка начнем тыкать друг в друга пальцами, фирме крышка. Он сказал нам, что знает о подозрениях полиции и что ты, несмотря ни на что, пользуешься у него полным доверием. Но этим он вовсе не хотел дать понять, что поддерживая тебя, мы должны начать обвинять кого-то другого.

— Понимаю. А как ты, Дайна? Ты, надеюсь, не считаешь, что я убил Фрэнка?

— Естественно, нет, — без малейшего колебания, ответила она.

— Спасибо, — улыбнулся я.

— Как Лайза? — спросила Дайна.

— Она от меня ушла.

Я никому не рассказывал на работе о том, как складываются мои отношения с женой. Но прямой вопрос требовал столь же прямого ответа.

— Не может быть! — в её восклицании я уловил искреннюю тревогу. Она не стала задавать вопрос, на который мне пришлось бы солгать, и вместо — «почему?», спросила — «когда?».

— Пару дней тому назад.

— Как ты себя чувствуешь?

— Паршиво, — ответил я и опустошил стакан.

— Очень тебе сочувствую, — сказала Дайна.

Разговор на эту тему мне продолжать не хотелось. Более того, в этот момент у меня даже не было желания думать о жене. Хорошо, что я сумел вырваться из Бостона, отключиться от мыслей о Лайзе и от всего того, что ассоциировалось со смертью Фрэнка.

В этот момент мимо нашего столика проходил официант.

— Повторите, пожалуйста для двоих, — сказал я, и он без задержки отправился выполнять заказ.

Мы поговорили об Англии и Нью-Джерси — штате, в котором росла Дайна. Я и понятия не имел, что она была классическим примером бедной девушки, сумевшей своими силами добиться успеха в жизни. Несмотря на то, что отец Дайны был простым электромонтером, она ухитрилась поступить в Университет Нью-Йорка и после окончания — в Школу бизнеса Колумбийского университета, которую окончила с отличием. Ей пришлось изучать не только хитросплетения бизнеса. Дайна училась красиво держаться, элегантно одеваться и правильно говорить, и на неискушенный взгляд иностранца, прекрасно в этом преуспела.

По своим номерам мы разошлись чуть ли не в час ночи. В кабине лифта Дайна стояла совсем рядом. В какой-то момент она привстала на цыпочки и поцеловала меня в губы. Я слишком устал, чтобы ответить на поцелуй, но отстранятся не стал. Когда лифт остановился на её этаже, она улыбнулась, пожелала мне спокойной ночи и вышла. Я провел еще одну ужасную ночь в мыслях не только о Фрэнке, Лайзе, но теперь и о Дайне. К чувству гнева, которое я постоянно испытывал, присоединилось чувство вины. Я пребывал в каком-то полуобморочном состоянии. Выпитое виски и утомление заставляли мои мысли ходить по кругу или забиваться в какие-то потайные и неведомые мне уголки мозга. Одним словом, проснулся я не выспавшимся и с сильнейшей головной болью.

С Дайной мы встретились за завтраком. Она, как всегда, выглядела классно, и, если не обращать внимания на нескольких выпитых ею стаканов апельсинового сока, вела себя так, словно вчера вечером ничего не произошло.

Возможно, она права, и вчера ничего особенного не случилось.

Появившись в офисе, я увидел, что стопка бумаг в моем ящике для входящих документов существенно выросла, а только на прослушивание голосовой почты у меня ушло несколько минут. Кроме того, компьютер сообщил, что по моему электронному адресу пришло сорок шесть сообщений.

Несколько звонков и электронных писем поступили от Крэга, поэтому, чтобы избавиться сразу от нескольких посланий, я позвонил ему первому.

— Как дела, Крэг?

— Не знаю, Саймон. Есть новости плохие и хорошие.

— Начинай с хороших.

— Твой дружок Джефф Либерман объявился со ста пятьюдесятью тысячами долларов. Кроме того он поведал, что говорил с ребятами из Совета директоров «Блумфилд Вайсс» о возможности создания для нас инвестиционного фонда. Те, похоже, заинтересовались.

— Отлично, — произнес я с энтузиазмом, на который был способен. А способен я был не на многое. Проблема состояла в том, что для создания прототипа, взносов отдельных частных инвесторов не хватало. «Нет Коп» нуждалась в притоке весьма серьезных долларов от серьезных игроков. Кроме того, у Крэга были и плохие новости.

— А как обстоят дела с Эрикссоном?

— Не очень хорошо. Сама идея им нравится, но они желают увидеть наш кремний в работе.

— Может быть, есть какой-нибудь способ уменьшить затраты на создание прототипа?

— Ни единого, который оказался бы практичным.

Я вздохнул.

— Похоже, что дело обстоит скверно, — заметил уныло Крэг. Такого уныния я никогда раньше у него не замечал.

— Держись, Крэг, — изображая уверенность, сказал я. — Никто не говорил, что всё будет легко.

— Понимаю. Пока будь здоров. Позвоню позже.

Проклятие! Я не могу позволить «Нет Коп» умереть. К безвременной кончине фирмы я готов не был.

У Джона день, видимо, тоже не задался. Парень выглядел очень встревоженным.

— В чем дело? — спросил я.

— «Нэшнл килт» в замазке, — ответил он.

— Ну и что? Это — не новость.

— Банк начинает дергаться. Его беспокоит чрезмерный рост товарных запасов и он требует, чтобы к концу месяца оборотный капитал фирмы был приведен в порядок, а часть кредитов погашена.

— И ты этого сделать не сможешь.

— Никоим образом.

— А как работает программа под лозунгом «Обнажайтесь!»?

— Банкиров она не очень вдохновила, — печально ответил Джон. — Более того, идея «заголиться» лишь усилила их тревогу.

Проблема действительно оказалась серьезной.

— Что советует Арт?

— Когда я начал ему рассказывать, он вдруг вспомнил, что ему срочно надо кому-то позвонить, и посоветовал поднять вопрос на утреннем совещании в понедельник.

— Создается впечатление, что он просто не желает этого знать.

— Ты попал в точку. А как дела в «Нет Коп»?

— Тоже сидит в заднице.

— Думаю, — со вздохом произнес Джон, — что в данный момент мы получаем суровый, но неизбежный урок на пути нашего превращения в матерых волков венчурного капитала.

— Похоже на то.

Джон отправился в Лоуэлл, чтобы навестить гибнущую компания. Мне же не оставалось ничего, кроме как провести остаток дня за своим письменным столом. Но в конечном итоге оказалось, что день я провел не зря. Мне удалось не только собрать весьма приличную информацию о конкурентах «Тетраком», но и прийти к выводу, что компания предлагает действительно специфический продукт. Я начал работать над составлением «Меморандума об инвестициях», который, как я надеялся, сможет убедить партнеров пойти на расходы.

Но заставить себя писать было довольно трудно. Я провел много времени впустую, размышляя о Лайзе и о сержанте Махони.

Даниэл был углублен в какие-то головоломные подсчеты. Закончив бороться с цифрами, он потянулся и спросил:

— Ну как тебе понравился Поросячий город?

— Поросячий город?

— Так в свое время прозвали Цинциннати. Классный городок.

— Я не встретил там ни одной свиньи. Однако увидел отличную фирму.

— Значит, думаешь, что «Тетраком» может нас заинтересовать?

— Надеюсь. В противном случае, я зря трачу время.

— А как вела себя наша очаровательная Дайна?

— Жутко тосковала по тебе, Даниэл, — ответил я, сохраняя полное самообладание. Во всяком случае, мне так казалось.

— Ну это — само собой, — ухмыльнулся он. — А как насчет того, чтобы выпить после работы?

— Почему бы и нет, — улыбнулся в ответ я и спросил, кивая на гору испещренных цифрами листков: — А ты сумеешь вырваться?

— Конечно. Пара первых попавших мне на ум цифр, помещенных в нужные места решит все проблемы, — осклабился Даниэл. — Да не волнуйся ты, Саймон. Ведь дела могут быть еще хуже. Естественно, если подобное возможно.

Мы отправились к «Питеру». Это был бар на Франклин-стрит в самом сердце делового квартала. К тому времени, когда мы туда заявились, толпа здоровенных и горластых брокеров уже успела изрядно опустошить винные погреба заведения. Даниэл обнаружил в углу свободный столик и заказал себе и мне холодного пива.

Время от времени Даниэл и я захаживали сюда, чтобы выпить после работы. Несмотря на склонность нести в адрес собеседника оскорбительную чушь, парень был неплохим компаньоном, и ему нельзя было отказать ни в уме, ни в остроумии. Кроме того, он был кладезем различных слухов. Однажды мы даже совершили ночную совместную поездку в Лас-Вегас. В этом городе развлечений мы переползали из казино в казино, и играли, следуя весьма туманным правилам, которые Даниэл величал своей системой. Для азартного времяпрепровождения в игорной столице он был просто идеальным партнером. Я просадил две сотни баксов, но веселился, как никогда. Даниэл позже заявил, что разбогател за эту ночь на пять сотен. Мне показалось, что он проиграл несколько тысяч, но, возможно, я что-то прозевал.

— С какой стати ты пялился в потолок всю вторую половину дня? — спросил он. — Неужели тебя так достал «Нет Коп»?

— Отличный вкус, — сказал я, сделав большущий глоток пива, и тут же добавил: — Нет, дело не в этом. Просто от меня ушла Лайза.

— Не может быть! Прими мои соболезнования. Но почему? Неужели она нашла одноглазого прокаженного, который выглядит симпатичней, чем ты?

— Ты как всегда очень мил, Даниэл. Огромное тебе спасибо.

— Значит теперь она свободна, как и я. Отлично. Я страшно люблю заводить себе новых друзей. У тебя случайно нет номера её телефона?

Все его слова я пропустил мимо ушей. Шуточки Даниэла меня никогда не трогали, несмотря то, что они могли быть очень и очень оскорбительными. Более того, иногда они даже веселили. Как сейчас, например.

— Она полагает, что Фрэнка убил я.

— Вот это да! — вскинул брови Даниэл. — Ей следует попросить прощения, ведь она может ошибаться.

— Она ошибается.

— Что же, в таком случае все в порядке.

— К сожалению, полиция, похоже, её точку зрения разделяет..

— Не может быть. Неужели так считает и милый сержант Махони, который донимает нас своими вопросами?

— Махони в первую очередь. Он полагает, что у меня были как мотив, так и возможность. Я день убийства я посещал «Домик на болоте» и благодаря его смерти унаследовал половину состояния. Или, вереее, Лайза.

— Но ведь все это косвенные улики, не так ли? — очень серьезно спросил он. — Им удалось найти револьвер?

— Нет, — ответил я, помня о данном себе слове хранить ото всех в тайне открытие Лайзы.

— Жаль.

— Почему ты так считаешь?

— Если бы они нашли оружие в Южном Бостоне или где-то в другом столь же малопочтенном месте, то это бы означало, что ты не тот парень, который им нужен.

— Ты прав, — согласился я, и опять чуть ли не пожалел о том, что Лайза выбросила оружие. Если бы она этого не сделала, я мог бы подкинуть револьвер в гараж Арта.

Но момент, увы, был упущен. Кроме того, этот безумный акт мог только ухудшить мое положение.

У меня имелся вопрос, который я обязан был задать Даниэлу.

— Ты говорил Махони о том, что перед убийством мы обсуждали размеры состояния Фрэнка?

— К сожалению, да, — с недовольным видом ответил Даниэл. — Но он прямо спросил, не вели ли мы бесед на эту тему, и я сказал ему правду. Неужели это принесло тебе дополнительные неприятности?

— Думаю, что нет, — вздохнул я. — Махони и без этого был убежден в моей виновности. Твои слова просто еще раз утвердили сержанта в этом убеждении. Пополнили его арсенал, если можно так выразиться.

— Прости, Саймон. Я как-то это не сообразил. Он задавал свои сраные вопросы, а я и не знал, что ты являешься подозреваемым. Во всяком случае в то время.

— Пусть это тебя не тревожит, — сказал я, потягивая пиво. — Меня занимает совсем другой вопрос. Если Фрэнка убил не я, то кто мог это сделать?

— Хороший вопрос, — заметил Даниэл. — Я знаю лишь то, что это не я, поскольку в то время находился в Нью-Йорке.

— Ну и не хвастайся этим, — сказал я. — Расскажи лучше, о чем сплетничают в нашей конторе. В последнее время слухи почему-то перестали до меня доходить.

— Темы смерти Фрэнка все стараются избегать, считая подобные беседы проявлением дурного вкуса или что-то в этом роде. Кроме того, Джил запретил нам всем друг друга подозревать.

— А в тех случаях, когда разговор на эту тему все же заходит?

— В таком случае, постоянно упоминается одно и то же имя, — ответил Даниеэл.

— Мое?

Даниэл молча кивнул, не отрываясь от своей кружки.

— Но не думают же они, что это я убил Фрэнка?

— Полагаю, что так они не думают, и поэтому пребывают в недоумении.

— А что говорят об Арте?

— Наш Арт — не самый плохой кандидат на место второго фаворита, — немного подумав, ответил Даниэл. — Он ненавидел Фрэнка, хотя всегда был с ним подчеркнуто вежлив. Да, кстати, а где он находился во время убийства?

— Понятия не имею, — ответил я, — Махони мне ничего не говорит. А спрашивать самого Арта мне как-то не с руки.

— Ты мог бы поинтересоваться у его жены. Тебе же известно, как ты ей нравишься. На прошлой рождественской вечеринке ты очаровал её так, что она едва не потеряла трусики.

— Ну да, конечно. Я звоню ей и говорю: «Добрый день, миссис Альтшуль. Мне хотелось узнать, не убивал ли ваш супруг моего тестя. Вы случайно не помните, где он находился такого-то числа октября месяца?».

— Хмм… — произнес Даниэл. — Понимаю. Не исключено, что у тебя могут возникнуть сложности.

— Ты работал с Артом больше меня. Тебе что-нибудь известно о его прошлом?

Даниэл был почти до неприличия любопытен, и я не сомневался, что он знал всю подноготную сотрудников «Ревер» больше, чем кто-либо иной. Во всяком случае, его осведомленность была гораздо выше, нежели моя, несмотря на то, что мы пришли на фирму одновременно.

— Он очень давно знаком с Джилом. Насколько я знаю, они однокашники.

— Гарвард?

— Да. После этого они оба были во Вьетнаме. Джил служил в обычной пехотный части, а Арт был в морской пехоте. Думаю, что Арту там крепко досталось, в то время как Джил проторчал во Вьетнаме без особых потрясений.

— О морской пехоте я наслышан. Арт обожает рассказывать о своей службе.

— Да. Но при этом никогда не вдается в детали. Даже в тех случаях, когда я его спрашиваю.

— Я его прекрасно понимаю.

За время моей военной карьеры тоже имелись кое-какие события, о которых я предпочитал не вспоминать.

— Я тоже понимаю, хотя и не перестаю удивляться. Ты же знаешь, как любит хвастаться Арт. Я был вправе ожидать от него рассказов о том, как он голыми руками захватил пару-тройку деревень этих проклятых комми.

— Да, ты прав. Это довольно странно.

— Как бы то ни было, но после Вьетнама он закончил курс Делового администрирования и стал работать в одном из отделений фирмы «Диджитал эквипмент» где-то в Мейнарде. Уйдя из фирмы, он основал компанию по продаже мини-компьютеров. Если верить Арту, то дела в его конторе шли просто замечательно. Однако я почему-то этому не очень верю.

— Но почему? Когда я слушаю его рассказы об этом славном времени, у меня создается впечатление, что его заведение лишь немногим уступало такому гиганту, как «Компак».

— Он продал компанию за двенадцать миллионов баксов известной тебе фирме «Ай Си Экс Компьютерс». Когда ребята из «Ай Си Экс» немного пришли в себя, то поняли, что прикупили вагон дерьма. Отчеты фирмы оказались фиктивными. «Ай Си Экс» потребовали от Арта и его партнера десять миллионов долларов, обещанных этими ребятами в качестве гарантии в момент продажи. Партнер Арта покончил с собой. Очень мрачная история.

— Боже!

— Говорят, что Арт о махинациях ничего не знал, и я склонен этому верить. Дело в том, что Арт вообще мало что знает. Ну после этого все было просто. Джил создает известную тебе венчурную компанию и приглашает своего старинного дружка Арта в качестве партнера. Арт, насколько я знаю, появился в фирме на несколько месяцев раньше Фрэнка. Затем он осуществил несколько весьма посредственных проектов, пока не напал на золотую жилу в виде «Био один».

— Создается впечатление, что он и Фрэнк были просто обречены на конфликт.

— Я тоже полагаю, что столкновений между ними избежать было невозможно.

Мы молча пили пиво, а я размышлял об иных версиях.

— А не мог ли за этим стоять Джил? — спросил я, понимая всю нелепость вопроса.

— Не думаю, — ответил Даниэл. — Наш босс слишком порядочен. И кроме того, он и Фрэнк были друзьями.

— Да и мотивов у него не было, — добавил я.

— Никаких, — согласился Даниэл, потягивая пиво. — А что скажешь насчет Дайны?

— Дайны?! — изумился я. — С какой это стати Дайна будет убивать Фрэнка?

— Не знаю. Внешне Дайна — сплошное очарование. Но в то же время она хитра, изобретательна и предприимчива. По сути своей, твоя Дайна очень честолюбивый и поэтому опасный зверек.

— Откуда ты это взял?

— Чарли Дизарт из нашей школы бизнеса устроился на работу в «Барнс МакЛинток» и очень много рассказал мне о ней.

— Что именно?

— Она начала консультантом и работала настолько успешно, что стала в «Барнс» самым молодым партнером. Самым молодым партнером женского пола. Но за ней тянулась не очень хорошая слава. На пути к власти и деньгам она доставила некоторым своим коллегам серьезные неприятности.

— Что произошло?

— Её босс посоветовал авиационной компании «Пан юнайтед эйрлайнз» поменять имидж так, чтобы компания выглядела более интернациональной и не столь американской. В результате «Пан юнайтед» в течение шести месяцев потеряла более четверти своих пассажиров и попыталась предъявить иск «Барнс МакЛинток». Дайна каким-то образом сумела убедить «Пан юнайтед» в том, что она лично с самого начала выступала против идеи босса, и нашла какой-то хитроумный способ уладить вопрос. Дело до суда не дошло, «Барнс МакЛинток» сохранила клиента, босса выгнали, а Дайна получила повышение по службе. Чарли сказал, что у парня не было никаких шансов на спасение, после того, как он угодил в поле зрения этой дамы.

— Понимаю, — протянул я, вспомнив слова Фрэнка о том, что, работая в «Барнс МакЛинток», Дайна разбила какую-то семью. Не знаю почему, но мне очень хотелось забыть об этом.

— Может быть, у неё с ним был роман?

— Нет, — рассмеялся Даниэл и продолжил: — Но, как говорит Чарли, она крутила любовь с одним из сотрудников. Молодой парень. Женат. В итоге он ушел от жены, а затем и из фирмы. Через пару-тройку месяцев Дайна его бросила. В компании все об этом знали.

— Хмм…

— Так что будь с ней поосторожнее, — ухмыльнулся Даниэл.

— Перестань! Между нами ничего нет. Она мне симпатична. Я её уважаю. Она превосходный венчурный предприниматель.

— Она открыла на тебя сезон охоты.

Одна их сложностей отношений с Даниэлом состоит в том, что никогда не знаешь, говорит ли он серьезно или шутит. Но как бы он ни говорил в данный момент, я знал — парень прав.

— Не думаю, что Дайна способна на убийство, поскольку это слегка выходит за рамки обычных интриг. Нет. Я ставлю на Арта.

— Об Арте я могу сообщить тебе кое-что любопытное, — сказал Даниэл, согласившись изменить тему беседы.

— Что именно?

— Сдается мне, что он не так давно был алкоголиком.

— Но я никогда не видел его пьющим. Он вообще ничего в рот не берет.

— Вот именно, — подхватил Даниэл. — Но в то же время он внешне совсем не похож на убежденного трезвенника. Согласись, что у него скорее вид сильно зашибающего человека.

— Думаешь, что он всего лишь бросил пить?

— Наверняка. Не исключено, что его алкоголизм как-то связан с Вьетнамом.

— Наверное, ему там многое пришлось пережить, — мой боевой опыт в Северной Ирландии не шел ни в какое сравнение с теми ужасами, которые происходили во Вьетнаме. — Но, что из того, что когда-то Арт был алкоголиком? Это же ничего не доказывает.

— Кроме того, что он, возможно, принялся за старое.

— Ты видел его пьющим?

— Нет. Но за последние три недели он трижды звонил по телефону и объявлял, что приболел. Я это знаю, так как служил для него прикрытием. Готов поклясться, что во вторник утром от него разило запахом виски.

— Плохо. Как ты считаешь, не могли ли события прошедших недель вернуть его на стезю пьянства?

— Теоретически все возможно, — ответил Даниэл, — но все подозрения в адрес Арта бледнеют по сравнению с теми уликами, которые имеются против тебя.

— Отлично сказано! — восхитился я и допил свое пиво.

Мы покинули заведения Питера примерно час спустя несколько размякшими, но вполне трезвыми. Ночи уже становились холодными. Даниэл предусмотрительно надел плащ, а я остался в костюме. Я поднял плечи и засунул руки глубоко в карманы брюк. Был поздний вечер, и в сердце финансового квартала царили тишина и покой.

По узкому тротуару нас догоняла пара здоровенных парней. Мы остановились, что бы дать им пройти. Но этого не произошло.

Я услыхал за спиной топот бегущих ног, повернулся и выдернул руки из карманов. Но предотвратить удар в солнечное сплетение я, увы, не успел. Удар был настолько сильным, что я, потеряв способность дышать, сложился напополам. Последовала еще пара ударов, и я в полубессознательном состоянии тяжело оперся спиной о стену.

Нападавших оказалось больше, чем двое. Они подхватили Даниэла и потащили его в проулок между домами. Даниэл же, видимо, страдал даже больше, чем я. До меня долетал звук частых и тяжелых ударов. Даниэл исходил криком. Со мной остался лишь один человек. Он стоял со сжатыми кулаками, видимо, полагая, что я все еще способен дать отпор. Однако, к сожалению, а, может быть, и к счастью, сделать этого сразу я не мог. Постепенно мое голова начал проясняться. Я закрыл глаза и расслабленно наклонился вперед, перенеся тяжесть тела на правую ногу. Еще через мгновение я развернулся и нанес сильнейший удар в челюсть бандита. Тот пошатнулся, и я провел серию, после чего верзила тяжело опустился на тротуар.

Углом глаза я увидел, как остальные негодяи (их было еще трое), бросив Даниэла, двинулись ко мне. Я уже приготовился принять бой, но один из них что-то сказал на иностранном языке — мне показалось, что по-русски — и они удалились, прихватив с собой падшего товарища.

— Боже мой, Даниэл! Ты как? — спросил я, присев рядом с ним.

Даниэл стонал, хотя и пребывал в сознании.

— Плохо, — едва слышно ответил он.

— Я вызову скорую.

— Не надо, — ответил он и не без моей помощи принял сидячее положение. — Думаю, что все будет в порядке. Просто мне очень больно.

— В каком месте?

— Везде. Но, похоже, ничего не сломано. Рука болит дьявольски. Найди такси, Саймон. Я поеду домой.

Его физиономия являла собой ужасный вид. Из носа и из рассеченной губы лила кровь, а на щеке была здоровенная багровая отметина. Я помог ему подняться и чуть ли не волоком вывел на более оживленную улицу. Такси нам пришлось прождать не больше двух минут, и после того, как я убедил водителя, что мой друг не закапает кровью обивку, я осторожно поместил его на заднее сидение.

— Поеду с тобой, — сказал я.

— Ты — как раз тот парень, с которым следует шляться по ночному Бостону, — сказал он и прижал ладонь к кровоточащему носу.

— Как ты думаешь, они знали, кто мы такие? — спросил я.

— Возможно, знали, — ответил он. — Они ничего у нас не украли? Бумажник, во всяком случае на месте, — добавил Даниэл, похлопав для большей уверенности по карману.

Я тоже пощупал карман. Бумажник находился там, где ему и полагалось быть.

Мысль о том, что люди, которых я совершенно не знаю, решили меня избить, не могла не тревожить. Даниэл, видимо, был прав. Нападение было совершено вовсе не с целью ограбления.

— Ты слышал, что они сказали в конце? — спросил я. — Один из них говорил на иностранном языке. Мне показалось, по-русски.

— Ничего не слышал, — ответил он. — В этот момент я находился в полном отпаде. — Он застонал, потер ребра и добавил: — Боже мой, до чего же больно.

— С какой стати на меня вдруг напала банда русских? — задал я риторический вопрос.

— Привыкай смотреть правде в глаза, Саймон, — вернулся к своему обычному стилю Даниэл. — Тебя никто не любит. Даже русские.

16

Утро следующего дня было холодным и ясным. Я шел на работу через парк Коммон. Феерия осенних красок достигла пика, и листва деревьев полыхала всеми оттенками оранжевого, желтого и коричневого. Прошлой осенью Лайза и я провели массу времени на проселочных дорогах в предместьях Бостона, наслаждаясь этим буйством природы. В этом году все обстояло по-иному, и листве придется опадать без нас. Холодная серая бостонская зима была уже не за горами.

Мое тело все еще ныло от полученных накануне ударов. С какой стати меня вдруг решили избить какие-то русские бандиты? Но ни свет холодного утреннего солнца, ни более ясная, чем вчера, голова, не смогли мне помочь найти ответ на этот вопрос.

Если они избили меня один раз, то вполне могут повторить нападение. Придется быть предельно внимательным. С прогулками по темным закоулкам, находясь даже в легком подпитии, видимо, придется завязать. Но если кто-то серьезно решит меня достать, то сделает это, несмотря на все мои предосторожности. Последнее обстоятельство не могло не вводить в состояние депрессии.

Выйдя из парка, я пошел по кишащим людьми улицам центра. Когда я проходил под красными маркизами над огромными окнами первого этажа отеля «Меридиен», я неожиданно заметил Дайну. Она шла по противоположной стороне улицы мне навстречу. На перекрестке она остановилась, дождалась зеленого сигнала светофора, а затем, перейдя на мою сторону улицы, скрылась в дверях отеля. Это меня нисколько не удивило, поскольку «Мередиен» был излюбленным местом завтрака многих преуспевающих представителей венчурного капитала. Подойдя к перекрестку, я увидел изящную фигурку Линетт Мауэр. В одной руке достойная дама держала свежий номер «Уолл-стрит Джорнал», а другой крепко сжимала ручку портфеля. Чтобы она меня не заметила, я повернул назад и, пройдя несколько шагов, остановился. Оказалось, что Линетт тоже держала путь в отель.

Любопытно. Конечно, это могло быть всего лишь простое совпадение. Дайна и Линетт могли встречаться за деловым завтраком в одном и том же месте и в одно и то же время, но с совсем разными людьми. Но с другой стороны, они могли завтракать и друг с другом.

Я появился в офисе раньше, чем Даниэл. Когда он появился в дверях, я увидел, что ушибы на его физиономии засияли полным цветом. Глаз за черным кровоподтеком почти не был виден, щека стала темно-багровой, а нижняя губа превратилась в нечто бесформенное, обретя при этом синий цвет.

— Премиленький видочек, — заметил я.

— Спасибо за комплимент.

— Боже! Что с тобой? — воскликнул Джон.

— Какие-то парни хотели поколотить Саймона, и я оказался у них под рукой, — сказал Даниэл.

— Но ты же не знаешь, что они охотились именно за мной, — возразил я.

Даниэл ответил мне выразительным взглядом.

— Тебе тоже досталось? — спросил Джон.

— Да, но урон не столь заметен.

— Присутствующий здесь супермен сумел сдержать их напор, поэтому главный удар пришелся на меня.

— Почему же они захотели тебя избить? — продолжал допрос Джон.

— Мне бы очень хотелось это выяснить, — пробормотал я.

Пора было приступать к работе. Что бы с тобой ни случилось, гора ждущих своего решения дел все равно возрастала. Я отправился к Дайне, чтобы ознакомить её с результатами анализа конкурентоспособности фирмы «Тетраком». Я не сомневался в том, что проделал отличную работу, и реакция Дайны это лишь подтвердила. Записка произвела на неё сильное впечатление.

Когда с делами было покончено, я поднялся с кресла, но вместо того, чтобы сразу оставить кабинет, произнес:

— Да, кстати, этим утром я видел, как Линетт Мауэр вошла в отель «Меридиен». Она меня, кажется, не заметила.

— Интересно, — с подчеркнутым безразличием откликнулась Дайна.

— Ты меня, судя по всему, тоже не видела.

— О’кей, — улыбнулась она. — Ты застал меня на месте преступления. Вообще-то я тебя видела, но не стала задерживать, дабы ты не опоздал на службу. Я постоянно помню, что ты персона весьма значительная и что тебя всегда ждут важные дела.

— Ты не ошибаешься. Итак, о чем же ты с ней беседовала?

— Мы обсуждали всякие дамские делишки. Тебе все равно их не понять, — улыбнувшись еще шире, ответила Дайна.

Я вопросительно вскинул брови.

— Занимайся своими делами, Саймон, — став сразу серьезной, сказала она. — Ты все скоро узнаешь. Во всяком случае, я на это надеюсь.

— Звучит весьма интригующе.

— Скажу лишь одно. В этой конторе кто-то должен первым взять инициативу на себя. А теперь отправляйся к себе и постарайся прояснить картину с «Пасифик фильтертек». Рост доли этой фирмы на рынке меня немного тревожит.

— Будет исполнено, мадам, — произнес я в лучшем стиле образцового дворецкого и удалился.

Вернувшись к себе, я первым делом нашел в поисковой системе «Yahoo!» котировки акций «Био один».

— Сорок восемь и пять восьмых, — сказал, увидевший мои манипуляции с компьютером, Джон. — Упали на одну восьмую и пока стоят без движения.

Я поднял на него глаза. Прошлым вечером я спрашивал Даниэла об убийстве Фрэнка. Настало время побеседовать на эту тему с Джоном.

— Джон…

— Да?

— Кто, по-твоему, мог убить Фрэнка?

По тому, как он на меня взглянул, можно было увидеть, что вопрос его очень удивил.

— Не знаю. Честно говоря, я об этом не очень задумывался.

— Но у тебя ведь должны быть какие-то соображения на этот счет?

— Нет у меня никаких соображений, — ответил Джон, но я видел, что он при этом испытывает сильную неловкость.

— А как же насчет меня? — продолжал я давить.

— Когда полиция меня допрашивала, такая мысль мне в голову приходила, — глубоко вздохнув, сказал он. — Но хорошенько подумав, я не увидел в подобных подозрениях никакого смысла. По правде говоря, Саймон, я вообще предпочитаю об этом не размышлять, — он сглотнул слюну. — Мне нравился Фрэнк. Мы долго работали вместе, и я не могу поверить… — Джон помолчал немного и продолжил. — Тебе известно, что он был удачливым бизнесменом. Однако для меня он был не просто хорошим венчурным предпринимателем, мне он виделся…великим человеком. Добрым, щедрым, умным и бесконечно благородным. Мне всегда будет его не хватать.

Столь эмоциональная реакция на простой вопрос меня немного удивила. Видимо, я, как последний эгоист, думал о смерти Фрэнка лишь в связи с тем, как она отражается на Лайзе и на моей семейной жизни, не понимая до конца, каким тяжелым ударом была для сотрудников «Ревер» его гибель. В компании царила искренняя печаль, которую я ухитрился не заметить.

— Полицейские утверждают, что в день смерти ты ему звонил… Это, действительно так?

— Да.

— О чем вы говорили?

Мне показалось, что Джон на какой-то миг испытал замешательство. Однако после секундного колебания он ответил:

— О… мы обсуждали один из проектов.

— Какой именно?

— Ээ… кажется, речь шла о фирме «Хитрые игрушки». Он обратился ко мне за кое-какой информацией. Все документы по этому проекту были у меня дома. Когда я чуть позже перезвонил ему, чтобы передать сведения, он мне не ответил. Теперь мы все знаем — почему.

Фрэнк, видимо, звонил Джону после того, как я от него ушел. Я попытался вспомнить, занимался ли Фрэнк во время моего визита каким-нибудь проектом. Никаких признаков служебной деятельности я тогда не заметил, но это ровным счетом ничего не означало.

— Он ничего не говорил о моем визите?

— Нет, — ответил Джон. — Разговор был сугубо деловым.

— Ясно…

Прежде чем вернуться к работе, мы некоторое время несколько смущенно смотрели друг на друга.

Однако я никак не мог сосредоточиться. В словах Джона я уловил какое-то несоответствие. Я просмотрел повестки наших совещаний и обнаружил, что в понедельник 12-го октября среди других пунктов стоял вопрос «Отвергнутые проекты» В списке значились все возможные сделки, с которыми в последнее время велась работа и стояли даты, когда они были отвергнуты. Мне сразу в глаза бросилась запись: «Проект „Хитрые игрушки“ — розничная торговля электронными играми. Закрыт 8-го октября.»

Фрэнк лично убил этот проект в четверг восьмого октября, и у него не было ни малейших причин работать с ним во время уик-энда.

Я посмотрел на занятого телефонной беседой Джона. Итак, он мне солгал. И не только мне, но и полиции. Почему?

Я решил его ни о чем не спрашивать. По крайней мере, сейчас.

Работы было невпроворот, и я первым делом накинулся на электронную почту. Среди многочисленных посланий оказалось письмо и от Джеффа Либермана. Сгорая от любопытства, я открыл его первым и узнал, что некоторые члены совета директоров его компании заинтересовались перспективами инвестиций в «Нет Коп» и выражают желание встретиться со мной и Крэгом сегодня во второй половине дня.

Телефон зазвонил, когда я все еще переваривал эту информацию.

На линии был Крэг.

— Привет, Саймон. Ты уже просмотрел свою электронную почту? — с места в карьер начал он.

— Именно этим сейчас и занимаюсь.

— Ну и как ты оцениваешь новости? По-моему, все идет отлично!

Я не знал, что ему ответить. Мне ужасно не хотелось подрывать оптимизм Крэга, но и в то же время нельзя было позволить утратить чувство реальности.

— Всё это просто замечательно, Крэг, — сказал я, — но вряд ли нам стоит предаваться эйфории. Даже если мы и наскребем еще пару сотен тысяч, то до нужных нам трех миллионов останется еще очень длинный путь.

— Но разве эти парни не командуют инвестиционным банком? А «Блумфилд Вайсс» — одно из крупнейших заведений подобного рода! У них куча бабок!

— Да, средства у них имеются. Однако я почему-то очень сомневаюсь, что они рискнут вложить в «Нет Коп» всё свое состояние. Насколько я понял Джеффа, речь идет не об институциональных, а о личных инвестициях.

— Но мы ведь с ними увидимся, не так ли?

— Не знаю, стоит ли? У нас нет времени на разговоры, которые не решат проблемы. Возможно, стоит связаться с Европой? Там в сфере телекоммуникаций есть сильные фирмы.

— Саймон, ни с какой Европой мы связываться не будем. Если эти парни нам не помогут, то «Нет Коп» — крышка!

— О’кей, Крэг, коли так, то мы летим в Нью-Йорк. — Встретимся в аэропорту перед челночным рейсом в час дня.

«Блумфилд Вайсс» высился величественным утесом в одной из прилегающих к Уолл-стрит проулков. В центре Бостона тоже имелись внушительные здание, но с гигантами Нью-Йорка они не шли ни в какое сравнение. Мы вылезли из такси у подножия черного пятидесятиэтажного монстра, над дверями которого сияла надпись из крошечных золоченых букв — «Блумфилд Вайсс».

Скоростной лифт вознес меня и Крэга на сорок шестой этаж, где нас с распростертыми объятиями встретил Джефф Либерман. Роскошная приемная произвела на нас весьма сильное впечатление. После непродолжительной дискуссии мы решили, что Крэг явится на встречу в своей обычной униформе — футболке с короткими рукавами и джинсах. В таком виде он должен был полностью соответствовать образу блестящего компьютерного мага, каким он на самом деле и являлся. Если бы он влез в костюм, то сразу стал бы походить на мускулистого строительного рабочего, втиснувшегося в свой лучший воскресный наряд. Хотя дело происходило в пятницу — день, когда все стремятся одеться попроще, ни один из банкиров даже отдаленно не был похож на Крэга. Однако мой приятель в некотором роде вырядился — на нем была его любимая черная футболка с рассыпанными по ней изображениями разнокалиберных гантелей.

Облаченный в строгую тройку Джефф повел нас через лабиринт коридоров в конференц-зал. Взглянув в окно, я увидел через плечо соседнего небоскреба серебрящуюся поверхность нью-йоркской гавани.

В конференц-зале появилось еще несколько костюмов. Или, если быть более точным, — рубашек. На половине банкиров были совершенно одинаковые оксфордские сорочки из плотной ткани и строгие костюмные брюки, а на остальных (видимо более демократичных) — весьма дорогие трикотажные рубашки стиля «поло» и столь же добротные штаны различных покроев. Крэг страшно нервничал. Я, надо сказать, тоже. За исключением Джеффа, всем банкирам было за сорок, а некоторым и за пятьдесят, и все они выглядели просто великолепно. Одним словом, мы попали в общество могущественных людей с большими деньгами. Если «Ревер» время от времени решался на инвестирование нескольких миллионов, то «Блумфилд Вайсс» бросал в дело миллиарды, и эти миллиарды начинали работать во всех концах мира. Попав в столь избранное общество, я, конечно, волновался, но настоящего трепета не испытывал.

Каждый из небожителей вручил нам свою визитку, после чего Джефф сдал свои полномочия крохотному человечку по имени Сидни Шталь.

— Значит так, Крэг, — начал мистер Шталь. — Хорошо известный вам Джефф совершенно заморочил нам головы своими невнятными россказнями. Не могли бы вы четко и ясно поведать нам, чем вы там у себя занимаетесь. В вашем распоряжении десять минут.

Он говорил с типичным нью-йоркским акцентом — грубовато и напористо, примерно так, как изъяснялся сам Крэг лет двадцать тому назад.

Родные звуки, видимо, положительно повлияли на руководителя фирмы «Нет Коп», и тот как-то сразу успокоился.

— Конечно, могу, — ответил Крэг и приступил к делу.

Большие шишки «Блумфилд Вайсс» слушали его так, словно попали под гипноз.

Сорок пять минут спустя раздался стук в дверь, и в конференц-зал вступил явно встревоженный молодой человек в прекрасно сшитом костюме. Поймав взгляд мистера Сидни Шталя, молодой человек неуверенно кивнул на дверь. Мистер Шталь принял сигнал и произнес:

— О’кей, о’кей. Простите, Крэг, но на этом месте я вынужден вас прервать. — Он повернулся к коллегам и добавил: — Лично я — в деле. Теперь ваше мнение, парни.

Головы всех сидящих вокруг стола одновременно склонились, выражая тем самым свое полное согласие. Если Сидни решил, что риск оправдан, то все остальные не могли с разной степенью уверенности не разделить его мнение.

— Вы отличный рассказчик, — продолжил, поднимаясь со стула Шталь. — И вы мне нравитесь. Вы получите наши деньги, но только в том случае, если сможете столковаться с Джеффом о деталях сделки. Надеюсь, что он не окажется чересчур требовательным и напористым.

Крэг и я пожали мистеру Шталю руку и тот вышел из конференц-зала. За ним потянулись и остальные. С нами остался только Джефф.

— Держу пари, парни, вы и не подозревали, что дело провернется так легко, — ухмыльнулся он нам с противоположной стороны стола.

Я в ответ осклабился от уха до уха и спросил:

— Как это все называется? Ведь это сборище совсем не похоже на заседание инвестиционного комитета венчурной фирмы.

— В этом-то вся и загвоздка, — ответил Джефф. — Вы присутствовали на собрании своего рода неформального инвестиционного клуба самых удачливых дельцов фирмы. Самым удачливым из всех них бесспорно является Сидни Шталь. Их идея состоит в том, что они инвестируют проекты, которые для такого гиганта, как «Блумфилд Вайсс», слишком незначительны. Они вкладывают, как вы понимаете, свои доллары. Это — своего рода азартная игра. Собираются крепкие ребята и спрашивают себя: «Ну и кто из вас, парни, еще способен рискнуть?».

— Мне это было понятно, — заметил я.

— Однако не надо их недооценивать, — продолжал Джефф. — Большинство таких сделок приносят им хорошие очки.

— Хмм, — протянул я. — Мы забыли обсудить с ними один важный вопрос.

— Всего лишь один? — спросил Джефф.

— Да. О какой сумме идет речь.

— А сколько вам требуется?

— Три миллиона долларов.

— Ну, значит речь и идет о трех миллионах долларах.

На обратном пути в Бостон Крэг пребывал в экстазе. Он, словно не веря в свое счастье, вновь и вновь во всех деталях рассказывал себе и мне о том, что произошло. Джефф оказался крепким дельцом. В результате достигнутого нами соглашения солидный кус «Нет Коп» переходил в руки синдиката вкладчиков «Блумфилд Васйсс», столь же солидная доля оставалась у Крэга, а активы «Ревер» подлежали разводнению. Джефф получал место в Совете директоров.

В соответствии с соглашением об инвестициях, сделка вступала в силу лишь после получения одобрения от «Ревер». Таким образом, последнее слово оставалось за моей фирмой. Однако у меня создавалось впечатление, что Крэг все же получит средства на создание прототипа. А после получения работающего кремния, средства для «Нет Ком» потекут от таких крупных продавцов на рынке электроники, как «Лакстел» и «Эрикссон».

— Благодарю тебя, Саймон, — наконец, произнес он.

— Я и не подозревал, что они предложат нам всю сумму, — скромно ответил я.

— Но они сделали это! Сделали!!

Я следил из иллюминатора, как вдали за хвостом самолета постепенно исчезает Лонг-Айленд. Благополучное окончание дела с «Нет Коп» меня радовало. Очень радовало. Но остальные мои проблемы все еще оставались нерешенными.

Крэг обратил внимание на мое молчание.

— Эй, Саймон, в чем дело? Ты сражался за «Нет Коп» не меньше меня.

— Да. И я рад ничуть не меньше, чем ты.

— Так в чем же тогда дело?

Я поведал ему о том, что в глазах всех являюсь главным подозреваемым в убийстве Фрэнка. Сказал, что из-за этого от меня ушла Лайза, и что мне надо как можно больше узнать о подробностях преступления и о ходе его расследования.

— Возможно, я смогу тебе помочь, — сказал он. — Отец вышел в отставку несколько лет назад, но у него осталась куча знакомых в полицейском управлении. Не забывай, что я происхожу из семьи добрых католиков, поэтому двоюродных братьев у меня больше, чем у тебя пальцев на руках и ногах. И большинство их служит в полиции.

— Не исключено, что сможешь, — ответил я и, собравшись с мыслями, продолжил: — Человек, ведущий расследование приписан к офису Окружного прокурора графства Эссекс. Это некий сержант Махони. Я ему определенно не нравлюсь. Хотелось бы узнать о нем чуть больше.

— Я поспрашиваю.

— А не мог бы ты установить, были ли у кое-каких людей в прошлом нелады с законом?

— Естественно, нет, — улыбнулся Крэг. — Это же незаконно. Тем не менее мне любопытно, что именно тебе хотелось бы узнать.

— Мне хотелось бы выяснить, кто из этих людей имеет криминальное прошлое. У тебя есть ручка?

— Для чего мне ручка? — изумленно вскинул брови Крэг. — Я могу воспроизвести по памяти число «Пи» до двадцать девятого знака.

— Прости, забыл. Итак, слушай имена: Артур Альтшуль, Джилберт Эпплбей, Эдвард Кук — это брат Дайны — и… — я замолчал, но вспомнив слова Даниэла, все же добавил: — Дайна Зарилли.

— Похоже, ты здорово доверяешь своим партнерам.

— Кто-то убил Фрэнка, Крэг. И сделал это не я.

— О’кей, посмотрим, что можно сделать, — сказал он. — Но только в том случае, если по возвращению в Бостон ты со мной как следует выпьешь. И это будет шампанское.

Как только я начал снимать лодку со стойки, мое плечо пронзила настолько острая боль, что я непроизвольно ойкнул. У меня не было особого желания предаваться физическим упражнениям, но субботние встречи с Киреном отменять тоже не хотелось.

— С тобой все в порядке? — спросил он.

— Пару дней тому назад у меня были неприятные приключения. Плечо с тех все еще побаливает.

— Какие приключения? Драка?

— Можно и так сказать. Но если быть точным меня пытались ограбить неподалеку от «Питера» в самом центре города. Я был тогда с Даниэлом Холлом.

— Вот это да! И что они у тебя взяли?

— Это было довольно странная попытка. У меня ничего не пропало.

— Действительно, странно. Выходит, что им просто не понравилась твоя физиономия?

— Понятия не имею, что им во мне не понравилось.

Я с трудом дотащил лодку до воды. Плечо болело дьявольски.

— Возможно, все дело в Даниэле. Может быть он, как всегда, выступал со своими дурацкими шуточками?

— Не думаю. Создается впечатление, что им был нужен я. В последнее время у меня были кое-какие неприятности.

— И, видимо, весьма серьезные, если судить по этому случаю.

— Ты абсолютно прав. Но тем не менее, я не понимаю, почему кому-то захотелось меня избить. Один из нападавших говорил по-русски.

— Не может быть!

— Во всяком случае, его слова звучали именно так.

Мы спустили лодку на воду, расселись по своим банкам и задали очень медленный темп. Разогреваться следовало постепенно.

— Я слышал, что в системе организованной преступности появились новые парни. Ходят слухи, что это — русские, — сказал Кирен. — Набор интересов обычный: наркотики, отмывание денег, займы под грабительские проценты, выколачивание долгов, таксомоторы.

— Неужели эксплуатация такси относится к преступным занятиям?

— Когда за рулем русский, то безусловно относится. Ты помнишь парня по имени Сергей Делесов?

— Конечно, помню.

Сергей Делесов был одним из самых способных студентов Школы Бизнеса и единственным русским в нашем выпуске. Я знал его не очень хорошо.

— Говорят, что он замешан в их делишках.

— Делесов? Выпускник Гарварда?!

— Да, если верить слухам.

— А где он сейчас? Может быть, ему что-нибудь известно?

— Не сомневаюсь, что он вернулся в Россию и заправляет там каким-нибудь банком.

Мы поддерживали медленный и ровный темп гребли. По мере того, как я разогревался, боль в мышцах немного стихла, но мне не хотелось давать им чрезмерную нагрузку. Мы встретили еще одну двойку, и её экипаж предложил устроить гонку до следующего моста. Обычно мы соглашались на соревнования, но на сей раз мне пришлось отказаться. В конце прогулки я извинился перед Киреном за свою неполноценность, и тот великодушно принял извинение, сказав, что ему даже нравится такая неторопливая утренняя разминка перед бурной субботой.

Уик-энд — самое тяжкое время для человека, которого возненавидела его любимая. Особенно, если этот человек остался в полном одиночестве.

Я все больше и больше начинал осознавать то, что Лайза ушла, и все чаще и чаще у меня стала появляться ужасная мысль, что она может вообще не вернуться. Поначалу это казалось полным абсурдом — чем-то совершенно нереальным. Убийство Фрэнка тоже представлялось мне абсурдным. До этого у меня не было ни одного знакомого, которого убили. За этим нелепым событием последовало и другое, столь же нелепое. От меня ушла Лайза, поставив наш брак на грань полного краха. Мой отец мог гоняться за всеми юбками более десяти лет, а семейная жизнь продолжалась, как ни в чем не бывало. И только потому, что мама его просто обожала. Я оказался не столь удачлив. Несмотря на все желание избежать судьбы отца, моя жизнь в браке не продлилась даже и года.

А ведь у нас вполне могла сложиться идеальная семья. Казалось, что мы с Лайзой абсолютно совместимы. Что бы Лайза ни говорила и как бы ни поступала, я верил ей безгранично. Её мать, так же как и моя, с самого начала сильно сомневались в успехе нашего брака. Но они, по счастью, ошиблись.

Бракосочетание наше стало полным кошмаром. Вернее, не само бракосочетание, а то, что ему предшествовало. Когда я сказал маме, что намерен жениться на американке, та проявила сдержанный оптимизм. Она, как мне кажется, решила, что я следую примеру многих знатных англичан, которые искали руки девиц с хорошим приданым в колониях, дабы сохранить и приумножить свои владения в старой доброй Англии. Но узнав, что Лайза еврейка, не имеющая хорошего банковского счета и вдобавок пожелавшая сохранить свою девичью фамилию, мама стала демонстрировать такое холодное отношение к идее бракосочетания сына, что я до сих пор удивляюсь, почему Атлантический океан не покрылся льдом от берега до берега. Я привез Лайзу в Европу отчасти для того, чтобы мать увидела, какой милый человек её будущая невестка. Однако моя мамочка предпочла этого не заметить и постоянно твердила, что по субботам следует обязательно есть свинину.

Мать Лайзы тоже пыталась не допустить нашего бракосочетания. Однако её усилия не шли ни в какое сравнение с деятельностью моей матушки. В мечтах мама Лайзы видела своим зятем хорошего еврейского мальчика, а мои светлые волосы и голубые глаза этому образу никак не соответствовали. Однако поняв, что Лайза и я хорошо уживаемся и что дочь её вполне счастлива, она оставила свои первоначальные надежды или, во всяком случае, перестала их демонстрировать.

За полгода семейной жизни я привык думать, что обе почтенные дамы с самого начала ошибались. Да и теперь не мог смириться с мыслью о том, что они могли быть правы.

Однако уже вечером в субботу мою хандру нарушил Крэг.

— Как тебе удалось так быстро все выяснить? — спросил я, наливая ему пива.

— Полиция Бостона не дремлет! — напыщенно произнёс он и тут же добавил: — Во всяком случае, её компьютеры работают и по субботам.

— Итак, что же удалось тебе узнать?

— Начнем с Махони. Отец был с ним знаком. В течение двадцати лет парень трудился в Бостоне, вначале в патрульной службе, а затем детективом. Затем сержант позволил себя подстрелить, и его супруга потребовала, чтобы он ушел с этой опасной работы. В качестве компромисса он попросил перевода в полицию штата.

— Мне он представляется крутым уличным копом.

— Отец говорит, что Махони был классным детективом. Работал по старинке, полагаясь главным образом на свой нюх и интуицию. Отец говорит, что сержант очень часто попадал в точку.

Замечательно. Видимо на сей раз интуиция этого любителя старинных методов сыска избрала своей жертвой меня.

— Ты не знаешь, не испытывает ли он симпатий к деятельности Ирландской революционной армии?

— Понятия не имею, — явно удивившись этому вопросу, ответил Крэг. — Но могу проверить. Он, как и добрая половина копов, ирландец. А большинство ирландцев Бостона считают, что вам, не сочти за обиду, нечего делать на их исторической родине. Но почему ты спрашиваешь? Неужели считаешь, что он катит на тебя потому, что ты бритт?

— Похоже на то, — слабо улыбнулся я. Учитывая ирландское происхождение Крэга, мне вовсе не хотелось распространяться о своих военных подвигах в Северной Ирландии.

— Постараюсь выяснить, если это для тебя так важно, — сказал Крэг.

— Сделай, если это тебя не затруднит. А как насчет остальных?

В Калифорнии имеется парочка Эдвардов Куков с уголовным прошлым, но ни один из них не похож на твоего парня. На Джила нет никаких компрометирующих сведений, так же как и на Дайну Зарелли.

Я удивился тому, что испытал облегчение, услыхав об отсутствии криминального прошлого у Дайны. Меня порадовало то, что Джил был тоже чист. Однако информация об Эдди немного огорчила.

— А как Арт?

— У этого парня, в отличие от других, довольно интересное прошлое. Он был связан с фирмой, торговавшей компьютерами. Его партнер, которого звали Деннис Салтер, пустился в махинации, прикарманивая выручку. Когда они продали фирму, это выяснилось, и Салтер покончил с собой, или так, по крайней мере, было официально признано.

— Но полиция вела следствие против Арта по подозрению в убийстве?

— Точно.

— И копы ничего не обнаружили?

— Не могли собрать улик, достаточных даже для ареста, не говоря уж о возможном осуждении. В момент смерти партнера он, якобы, находился дома в обществе своей супруги. Жена подтвердила его алиби, но никто другой сделать этого не мог. Никаких способов проверить правдивость заявлений семейной парочки не имелось.

— Как он совершил самоубийство?

— Разнес себе череп. Буквально вдребезги, — ответил Крэг. — Подобный суицид очень легко сфабриковать. Это мог сделать любой, кто получил возможность подойти к жертве и приставить револьвер к её виску. Кровищи и разбрызганных мозгов было бы много, но Арт вполне мог избавиться от одежды, которую носил в момент убийства. Если он, конечно, сделал это. Но никаких прямых доказательств, указывающих на него, как на бесспорного убийцу, до сих пор не найдено.

— Удалось ли тебе что-нибудь узнать, как движется расследование убийства Фрэнка Кука?

— Прости, Саймон, — уныло произнес он, — но получение сведений о ходе текущих следствий — дело весьма трудное. Особенно, если оно ведется не в городе. Ведь это, если я не ошибаюсь, графство Эссекс?

Я в ответ лишь утвердительно кивнул.

— В дела любого графства чрезвычайно трудно сунуть нос и остаться при этом незамеченным. Графства ревниво оберегают свои секреты от нас, горожан.

— Жаль. Очень хотелось бы знать, что накопал Махони. И в первую очередь о том, подозревает ли сержант Арта, или у него есть основания исключить его из следствия.

— Ты мог бы выяснить это, обратившись напрямик к Арту.

Это предложение вызвало у меня лишь скептическую ухмылку.

— Сомневаюсь, что он падет предо мной на колени и признается в убийстве, — сказал я.

— Да, но он может привести факты, доказывающие его полную невиновность. Всё зависит от того, как ты спросишь.

— Не исключено, что я попытаюсь это сделать. Спасибо, Крэг, ты мне очень помог.

— Без проблем. Ну как? В понедельник вбиваем в дело последний гвоздь?

В понедельник утром мне предстояло получить одобрение условий моей сделки с Джеффом.

— Я хорошо усвоил урок и, обжегшись на молоке, теперь дую на воду. Будем надеяться, что совещание не явится последним гвоздем в гроб нашего дела.

— Послушай, Саймон, — стиснув зубы, выдавил Крэг, — если они снова меня кинут, то я…

— Успокойся. Если возникнут сложности, я тебе немедленно позвоню.

— Звони при любом исходе.

— Будет сделано, — заверил я его, и он сразу ушел.

17

В конечном итоге я решил, что от разговора с Артом ничего не теряю. И лучше всего сделать это в его доме. Поэтому в воскресенье во второй половине дня я отправился на машине в Актон.

Вокруг Бостона полным-полно самых заурядных местечек, позаимствовавших свои названия от городков Юго-восточной Англии — Актон, Чемлсфорд, Уобёрн, Биллерика, Брайнтри, Норвуд и, конечно, Вудбридж. Вудбриджу повезло больше остальных, и рядом с Бостоном я насчитал по меньшей мере с полдесятка Вудбриджей. Когда бы я ни путешествовал в этих краях, у меня всегда создавалось впечатление, что я кружу по сельским дорогам Норт-Даунса или заблудился где-то в районе Ипсуича. Правда, поселения с названием Чиппинг Онгар мне еще не попадалось, но я не сомневался, что и оно обретается где-то поблизости.

Актон ничем не напоминал своего тёзку из Западного Лондона. Извилистые речушки, крошечные мостики через них, каменистые поля с выстроившимися словно на параде рядами огромных тыкв, выкрашенные в яркие тона и стоящие поодаль друг от друга коттеджи, голубые озерца и деревья. Деревья просто заполоняли округу. Лучи яркого осеннего солнца играли в оранжевой и красной листве кленов, так же как в желтых, бурых и коричневых кронах других, не столь известных представителей флоры.

Я катил по живописной дороге, именуемой Спринг-Холлоу, и мое настроение, несмотря на несколько двусмысленную цель моего визита к Арту, с каждой милей становилось все лучше. Вскоре я увидел большой, выкрашенный в желтый цвет дом и стоящий перед ним стильный зеленый внедорожник «Рейндж-Ровер».

На звонок в дверь ко мне вышла жена Арта Ширли. Хотя ей, наверное, было около пятидесяти, она делала всё, чтобы выглядеть лет на двадцать моложе. Выкрашенные платиновые волосы, джинсы в обтяжку и тщательный макияж изо всех сил старались ей в этом помочь, но боюсь, что их усилия были не до конца успешны. Как сказал Даниэл, мы отлично повеселились у Арта на прошлое Рождество, но сейчас хозяйка дома узнала меня не сразу.

Наконец, сообразив, кто перед ней, она широко улыбнулась.

— Саймон, как я рада снова вас увидеть!

— Простите, Ширли, что я осмелился побеспокоить вас во время уик-энда, — сказал я.

— Никаких проблем. Проходите, пожалуйста. Я собралась за покупками, но Арт — дома.

Я остановился в прихожей, а она отправилась за супругом.

— Что тебя привело ко мне, Саймон? Сорвалось еще одно дело? — чуть ли ни радостно спросил Арт.

— Нет. Я приехал по личному вопросу.

— Ах вот как? — теперь в его голосе я уловил некоторое недоверие.

На Арте были прекрасно отутюженные брюки цвета хаки и джинсовая рубашка. Усталым он не казался, хотя его глаза слегка слезились. Вполне возможно, что босс немного простудился.

— Да. Мне хотелось попросить у тебя совета.

Немного подумав, Арт, видимо, решил сыграть роль доброго, мудрого дядюшки и широким жестом пригласил меня проследовать в гостиную. На огромном телевизионном экране во всю кипела борьба между двумя футбольными командами из Большой десятки.

Арт нажал на кнопку пульта дистанционного, чтобы немного приглушить звук. Совсем вырубать телевизор он не стал. Открыв банку «Доктор Пеппер», Арт спросил:

— Хочешь?

— Спасибо, нет, — ответил я.

— Может быть чашку чая?

— А вот это с удовольствием.

Не знаю, издевался надо мной он или нет, но я в любом случае предпочел бы выпить чашку чая вместо этой шипучей, бордовой смеси разнообразных химикатов, которую столь обожал Арт.

— Подожди, я попрошу Ширли тебе его заварить.

Я уселся в кресло и позволил своему взору обратиться на большой экран. Мичиган только что заработал очередные очки и повел в матче с Огайо 23:22. Зрители на стадионе страшно возрадовались этому. Интересно, лениво подумал я, а с каким счетом закончилась вчерашняя встреча между «Челси» и «Арсеналом»? Не найдя ответа, я снова обратился к лицезрению американского футбола.

— Отличная игра, — сказал Арт, возвратившись из кухни. — На следующей неделе Огайо схватится с Чикаго. Итак, в чем проблема?

— Вообще-то мне хотелось бы поговорить об убийстве Фрэнка, — неуверенно начал я.

— Слушаю.

— Проблема в том, что полиция считает виновным меня, — сказал я и внимательно посмотрел на Арта.

Тот промолчал, однако при этом взглянул на меня так, словно разделял мнение копов. Но, видимо, решив остаться вежливым, Арт позволил мне высказаться до конца.

— Но ты же был его зятем… — нейтральным тоном произнес он.

— И это только усугубляет проблему. Лайза должна унаследовать половину состояния Фрэнка. Включая все доходы от «Био один».

Арт неодобрительно фыркнул, словно ему не нравилось, что Фрэнк вообще мог получить часть прибыли его любимого детища.

— Кроме того, незадолго до убийства я навестил его в загородном доме, — продолжал я. — Оказалось, что я — последний, кто видел его живым. За исключением убийцы, естественно.

— Да, я понимаю, что все это выглядит для тебя очень скверно, — сдвинул брови Арт. — Но Джил прямо потребовал, чтобы мы все тебя поддерживали. Что мы и делаем.

В гостиной появилась Ширли с чрезвычайно элегантной чашкой из веджвудского фарфора.

— Благодарю вас, миссис Альтшуль, — сказал я. — Мне неудобно затруднять, но не могли бы вы плеснуть в чай несколько капель молока?

— Одну минуту, — ответила дама и удалилась в кухню.

— Но чем я могу тебе помочь? — спросил Арт.

— Мне надо выяснить, кто убил Фрэнка, — ответил я с застенчивой полуулыбкой, — и с этой целью я хочу задать тебе несколько вопросов.

— О чем?

— Во-первых, не мог бы ты сказать, чем ты занимался в ту субботу, когда он был убит?

— Что?! — изумился Арт. — Что за дурацкий вопрос? — он поставил на столик свой «Доктор Пеппер» и добавил: — Я его, во всяком случае, не убивал.

— В этом у меня нет никаких сомнений, — сказал я. — Но прежде чем продолжать свое расследование, я должен исключить из него всех сотрудников фирмы.

— Я уже отвечал на вопросы копам. И какого дьявола, спрашивается, я теперь должен отвечать на те же вопросы тебе?

— Прости, Арт, но полиция не делится со мной результатами своего расследования и при этом не скрывает, что я являюсь у них главным подозреваемым. Поэтому я должен самостоятельно воспроизвести ход их следствия. Я понимаю, что тебе это противно, но, ответив, ты мне очень поможешь.

— Ну хорошо. Весь тот день я провел дома в обществе Ширли. Не так ли, дорогая?

Его супруга только что вернулась их кухни с крошечным кувшинчиком молока. Я тут же вылил все содержимое кувшинчика в чашку.

— Какой это был день? — спросила она.

— Суббота. Как раз тогда был убит Фрэнк Кук.

— Как же, помню, — сказала Ширли Альтшуль, бросив на меня колючий взгляд. — Всю вторую половину дня ты проработал в саду, а затем мы смотрели взятую напрокат кассету. Но все это мы уже успели рассказать полиции.

— Да, дорогая, я это знаю, но Саймон, похоже, ведет собственное расследование.

— Кроме вас здесь кто-нибудь был?

— Нет, — ответила Ширли. — Наши дети — в колледже.

— А кто брал в пункте проката пленку?

— Я, — сказала Ширли. — Это был фильм «Трудная смерть». Арту нравятся такие картины. Но я не понимаю, почему вас это интересует, неужели вы считаете, что…

— Ни в коем случае! Как я уже сказал Арту, мне хочется воссоздать все следственные действия, произведенные полицией. Так что я теперь с полным основание могу вычеркнуть Арта из своего списка, хотя, по правде говоря, он там вовсе и не находился.

— Я отправляюсь в магазин, Арт, — сказала она, как мне показалось, несколько встревожено. — Скоро вернусь.

— Увидимся позже, дорогая.

Я подождал, когда она выйдет из гостиной, и продолжил допрос.

— Как ты думаешь, кто мог убить Фрэнка?

— Не имею ни малейшего представления. Мы с Джилом, естественно, на эту тему толковали. Не верю, что это сделал кто-то из сотрудников «Ревер». Скорее всего его убил какой-то сумасшедший бродяга. Не сомневаюсь, что копы его в конце концов найдут. Остается надеяться, что они схватят парня до того, как тот успеет еще кого-нибудь прикончить.

— Скажу по секрету: я себя ужасно чувствую, видя, как копы обкладывают меня со всех сторон, — сказал я. — Это сильно подрывает веру в действенность всей правоохранительной системы.

— Еще бы.

— Слышал, что с тобой когда-то тоже происходило нечто подобное. После самоубийства твоего партнера.

— Кто тебе это сказал? — резко спросил Арт.

— Ей Богу, не помню. Шло общее обсуждение каких-то сплетен. Я тогда вообще решил, что это, скорее всего, неправда.

— Нет, это — так, — он посмотрел на меня, затем на часы (стрелки показывали четверть шестого), бросил взгляд на дверь, через которую только что ушла его жена, и спросил: — А как ты посмотришь на то, если мы выпьем по-настоящему?

— По-моему, немного рановато, — ответил я.

Я понимал, что спиртное развяжет ему язык, но поощрять бывшего алкоголика к выпивке вовсе не хотелось.

— Не валяй дурака. Бурбон со льдом сойдет?

Я утвердительно кивнул, так как понимал, что, если Арту по-настоящему захотелось выпить, то остановить его я все едино не смогу.

Арт просунул руку за книжный шкаф и извлек на свет бутылку. С полки он снял два чистых стакана и нагреб льда из небольшого холодильника, до отказа набитого, как я успел заметить, банками «Доктор Пеппер». Через мгновение я уже держал в руке стакан с щедрой порцией бурбона.

— Ух, — Арт сделал огромный глоток и с меткостью заправского баскетболиста закинул пустую алюминиевую банку из-под своего любимого напитка в стоящую в противоположном углу комнаты корзину для мусора. — Вкус, что надо. Итак, мне тоже пришлось побывать в шкуре главного подозреваемого. Скверное было время. Создавалось впечатление, что все вокруг меня идет совсем не так, как надо. Выяснилось, что партнер в течение многих лет обворовывает нашу компанию. В результате нам обоим предстояло сделать громадные гарантийные платежи. Но этот глупый сукин сын предпочел себя убить. Копы тут же обвинили меня.

— Но у них не было никаких улик, не так ли?

— У них не было вещественных доказательств. Но все остальное полиция имела в избытке. У меня был мотив, а мое алиби могла подтвердить лишь Ширли. Ей, естественно, не верили. Кроме того, против меня было и то (прямо мне об этом, конечно, не говорили), что я воевал во Вьетнаме. Это меня больше всего выводило из себя. Меня считали убийцей только потому, что я сражался за свою страну.

— Я прекрасно понимаю, как ты себя чувствовал. Именно по той же причине Махони точит на меня зуб.

— Но ты же не был на войне, — сказал Арт, глядя на меня с некоторым любопытством. — Мне всегда казалось, что вы, парни, в основном гарцуете на лошадях, охраняя чаепитие вашей королевы.

— Нет, в боях я не был. Но мне пришлось оставить лошадей, чтобы научиться водить бронетранспортер. Я провел целый год в Северной Ирландии, и Махони это не нравится.

— Да, подобное возможно, — согласился Арт.

— Но в конечном итоге они так и не смогли на тебя ничего повесить?

— Нет. У меня был отличный адвокат, и им пришлось оставить меня в покое. Похоже, что этот мерзавец Салтер достает меня и из могилы, — фыркнул он и отпил немного виски.

— А как было во Вьетнаме? — спросил я.

Арт подозрительно посмотрел на меня, видимо, опасаясь подвоха, но все же ответил:

— Совсем не так, как я ожидал. Так войны вестись не должны. Нас учили вовсе не этому, — сделав изрядный глоток виски, он продолжил: — Я стараюсь об этом забыть. Мне не всегда это удается, но я пытаюсь.

Этот ответ был совсем не в духе Арта. В нем не было ни присущей этому человеку бравады, ни хвастовства, что меня немало изумило, и я поблагодарил Бога за то, что мне не пришлось испытать ничего подобного.

Арт опустошил стакан, налил себе еще и спросил:

— А как было в Северной Ирландии?

— Довольно неприятно, — ответил я. — Мы были там, чтобы не позволить одной половине населения страны перебить другую половину. И обе враждующие стороны нас в равной степени ненавидели. Там вся атмосфера пронизана ненавистью. Девяносто девять процентов времени царят тишина и покой, а затем взрывается бомба или раздается выстрел из-за угла, и ваш товарищ гибнет.

— Думаешь, стратегия умиротворения сработает?

— Надеюсь, — пожал плечами я.

Некоторое время мы сидели молча, а затем Арт спросил:

— Ты не считаешь, что это хорошая школа?

Я не ответил, так как не верил, что на войне можно научиться чему-то полезному. В каждом обществе имеется грязная работа, и вождям ничего не остается, кроме как внушать молодежи, что это вовсе не мерзкое занятие, а благородный долг во имя национальных интересов. Лично я чувствовал, что стал не лучше, а хуже после того, как был вынужден застрелить двух человек.

Я допил виски, и Арт налил мне новую порцию.

— Послушай, — сказал он, — а ты не хотел бы взглянуть на мою коллекцию оружия?

— Очень, — ответил я.

Любовь Арта к огнестрельному оружию меня весьма интересовала.

Мы оставили стаканы на столе, и Арт провел меня в подвальное помещение. Вдоль одной из стен подвала располагались весьма прочные на вид металлические шкафы. Хозяин дома достал из кармана ключ и открыл один из них. В шкафу находилось с полдюжины старинных мушкетов, ружей и карабинов. Большая часть их относилась ко времени Гражданской войны, однако в одном из ружей я узнал мушкет под названием «Длинная Бетти», который в свое время был на вооружении британской армии.

Три других шкафа содержали в своих недрах более современное оружие, включая некоторые образчики времен Второй мировой войны. Там были штурмовые автоматы, полуавтоматические винтовки и широкий ассортимент ручного оружия — пистолетов и револьверов. «Магнума» 357 я среди них не заметил. Интересно, входил ли этот револьвер до недавнего времени в коллекцию Арта или нет?

Глядя на все это железо, я с душевной болью вспомнил свою первую встречу с Лайзой и её спор с Артом о праве на ношение оружия.

Пробыв в арсенале минут двадцать или около того, мы вернулись в гостиную к своим стаканам. Арт казался мне непривычно расслабленным и добродушным.

— Как ты относился к Фрэнку? — спросил я.

— Мы имели совершенно разные взгляды на то, как следует вести дела, — после некоторого раздумья ответил он. — Фрэнк стремился все подвергать тщательному анализу. Я же больше полагался на наитие. Фрэнк, без сомнения, имел блестящий ум, но и мой работал отлично.

— Так же как и его, — заметил я, желая защитить Фрэнка.

— Да. Но в более мелком масштабе, если можно так выразиться. Для такого успеха, как «Био один», простой калькуляции не хватит. Для выигрыша по крупному требуется воображение, готовность пойти на риск, смелость, решительность лидера… Не знаю, как назвать все это одним словом.

В моем лексиконе это слово было. «Везение». Но я успел во время прикусить себе язык.

— Думаешь, что он стал бы во главе фирмы, если бы Джил решился уйти на покой? — спросил я и тут же добавил: — Если бы, конечно, остался жив.

— Весьма возможно, — ответил Арт. — Фрэнк очень нравился Джилу, но сейчас «Ревер» нуждается в сильном руководстве. Фирме нужен волевой лидер, а таким могу быть только я. — Он налил себе очередную порцию. — Я работаю с Джилом практически с момента основания фирмы, и результаты моей инвестиционной деятельности оставляют далеко позади результаты всех остальных партнеров. Поэтому я остаюсь естественным наследником на руководство, — сказал он и добавил: — После того, как Джил решит выйти в отставку.

О планах Джила мне, само собой, знать было не положено.

— А если случится так, что ты не станешь главой фирмы?

— Стану обязательно! — с нажимом ответил Арт и как-то странно на меня посмотрел. — Можешь не волноваться.

В этот момент я услышал звук мотора подъезжающего автомобиля, и еще через несколько секунд в гостиной появилась хозяйка дома с парой бумажных пакетов в руках.

— Дорогой, не мог бы ты помочь мне разобраться с покупками? — весело спросила Ширли, но тут же, увидев стаканы с виски, выкрикнула: — Арт!

— Что еще? — злобно спросил Арт.

Я посмотрел на бутылку «Джэка Дэниэлса». Когда мы начинали, бутылка была полной. Сейчас же она на половину опустела. Однако язык Арта не заплетался, и если бы не его порозовевшие щеки, то никто не догадался бы, что Арт пил.

— Арт. Мы же договорились! — раздраженно произнесла она.

Арт поднялся и, выпрямившись во весь свой внушительный рост (шесть футов четыре дюйма, по меньшей мере) произнес:

— Ширли, я всего-навсего выпил немного с заглянувшим ко мне коллегой.

Ширли выронила пакеты, выхватила из руки мужа стакан и выплеснула содержимое в цветочный горшок.

Физиономия Арта залилась краской.

— Никогда не смей делать этого! — прорычал он низким, полным ярости голосом.

Ширли, уловив в голосе мужа угрозу, просто окаменела. На её лице я прочитал нечто похожее на ужас. Однако через несколько секунд к ней вернулось мужество.

— Арт! Обещай, что больше не станешь пить, — сказала она чуть ли не ласково и посмотрела в мою сторону.

— Не волнуйся, он уже уходит, — сказал Арт, испепеляя супругу взглядом.

Я пытался поймать взгляд Ширли. Жена стояла перед мужем, пытаясь казаться решительной, но я не мог не видеть, что она охвачена ужасом. Уголки её рта мелко дрожали.

Я не имел права оставить её в таком положении.

— Может быть я могу помочь вам разобраться с покупками, миссис Альтшуль?

— Это было бы очень мило с вашей стороны, — ответила она, неуверенно взглянула на Арта и направилась к дверям.

Я последовал за ней. Арт внимательно смотрел нам вслед.

Машина с открытым багажником стояла на въездной аллее у входа в дом.

— Простите, — сказал я. — Он предложил мне выпить, и я согласился.

— Вашей вины здесь нет, — вздохнула Ширли. — Если он захочет выпить, то выпьет обязательно.

— Сцена в доме меня очень встревожила, — продолжал я. — Вам ничего не грозит?

Ширли прикусила губу и отрицательно покрутила головой, однако испуганный взгляд, который она при этом на меня бросила, говорил об обратном.

— Когда он начал пить?

— Примерно месяц тому назад.

— После того, как умер Фрэнк?

— Нет. Немного раньше.

— И не знаете, почему?

Она растеряно посмотрела на меня, явно не зная, как ответить.

— Я знаю, что Джил намерен уйти на покой. Он должен был сказать об этом Арту. Может быть, Джил сообщил, что его место в фирме займет Фрэнк?

— Арт крайне честолюбив, — со вздохом начала она, — и не сомневался в том, что место Джила достанется ему. Когда Джил разослал партнерам уведомление о скорой отставке, Арт решил, что настало его время. Однако через пару недель Джил сказал, что главой фирмы станет Фрэнк. Арту он обещал какой-то сногсшибательный титул, но реальная власть переходила к Фрэнку. В такой ярости Арта я никогда раньше не видела. Вернувшись домой, он не переставая твердил о «Био один» и о том, какую роль сыграл в успехе фирмы. Для мужа это был страшный удар. «Джил кинул меня» — говорил он.

По тону голоса Ширли было ясно, что она полностью разделяет чувства супруга.

— Жаловался Арт примерно час, а затем ушел, не удосужившись сказать, куда. Вернулся он на такси около часу ночи вдрызг пьяным, — Ширли прикусила губу. — Ничего не случилось бы, если бы Джил был по отношению к нему справедлив, — сквозь слезы выдавила Ширли. — Десять лет он не выпил ни капли. Арт не притрагивался к алкоголю с того ужасного момента, когда его партнер покончил с собой. Теперь же, начав, он не может остановиться. Но это же просто глупо, и отнюдь не повышает его шансы стать во главе компании.

— Но разве он не думает, что теперь, после смерти Фрэнка, вполне может занять место Джила?

— Арт, конечно, надеется на это. Но он утратил веру и уже не доверяет Джилу. А пьянство только ухудшает его положение. — Ширли посмотрела на меня так, словно уже сожалела о сказанном, и с неожиданной воинственностью продолжила: — Мой муж не убивал Фрэнка Кука! Все это время он был здесь со мной. Да, временами Арт способен на насилие, но он — не убийца! — Ширли посмотрела на меня так, словно ожидала с моей стороны возражений.

— Понимаю, — как можно мягче произнес я.

Затем в её глазах промелькнула тревога, и она спросила:

— Надеюсь, вы ничего не скажет Джилу?

— Конечно, нет. Но он рано или поздно обо всем узнает.

— Возможно, — вздохнула она. — Остается надеяться, что, узнав о слабости Арта, он отнесется к нему с пониманием. Однако я не оставляю надежды, что он с моей помощью сможет избавиться от дурной привычки. Нового приступа алкоголизма я просто не переживу.

Мы стояли у машины. В окне дома я заметил какое-то движение и поднял глаза. За нами внимательно наблюдал Арт.

— Что вы собираетесь сейчас делать? — спросил я, глядя на дом. — Вы уверены, что вам ничего не грозит?

— Конечно, не грозит, — ответила она. На какой-то миг в её взоре снова промелькнул страх, но на сей раз она быстро с ним справилась. — Мы должны бороться с этой бедой вместе, — ответила она, твердо глядя мне в глаза. — Он может справиться со злом только в том случае, если я буду рядом. А теперь помогите мне внести все это в дом.

Я сгреб несколько пакетов и двинулся следом за ней к дверям. Арт встретил нас в прихожей, практически преграждая мне путь. Я боком проскользнул мимо него и отнес пакеты в кухню.

— До свиданья, Саймон, — пробормотал он, пройдя следом за мной.

Я поднял глаза на его супругу.

— До свиданья, — сказала та.

Мне хотелось либо задержаться, чтобы в случае необходимости защитить женщину, либо убедить её уехать вместе со мной. В то же время меня восхищали её отвага и чувство долга, и я понимал, что не имею права мешать ей поступать так, как она считает необходимым, для того, чтобы помочь мужу.

Однако бросить её полностью я тоже не мог. Поэтому проехав несколько ярдов по дороге, я затормозил, выбрался из машины, добежал до дома и осторожно заглянул в окно гостиной.

Арт и его жена стояли посередине комнаты, заключив друг друга в крепкие объятия.

18

В понедельник утром я поднялся чуть свет и сразу же отправился на реку. Для того, чтобы освежить голову, мне требовалось нагрузить мышцы. Плечо уже болело значительно меньше, чем в субботу.

Я страшно сожалел о том, что не сумел вчера вечером отговорить Арта от выпивки. Мужество его супруги произвело на меня сильное впечатление, и я надеялся, что ей не пришлось расплачиваться за свою отвагу. Но если ей не удастся отвадить его от пьянства, то Арт просто не сможет управлять фирмой. Оставалось надеяться, что Джил это тоже поймет.

Я неторопливо греб обратно к эллингу. Солнце стояло уже довольно высоко. Утро было ясным и прохладным. Приблизившись к Эспланде, я увидел на берегу несколько человек, как мне показалось, в легководолазных костюмах. Я замедлил ход и вгляделся внимательнее. Да, ошибки быть не могло. Это — ныряльщики.

Я вдруг почувствовал, что где-то в районе моего желудка вдруг появился холодный комок. Мне стало ясно, что ищут водолазы, и я вознес молитву о том, чтобы они ничего не нашли.

Наше традиционное совещание в понедельник началось на мажорной ноте. Дайна предложила назначить на ближайшую среду встречу с руководством «Тетракома», чтобы менеджеры компании могли лично представить партнерам свой проект. Джила ей удалось убедить без всякого труда. Рави по всем проектам, не имеющим отношения к биотехнологиям, всегда разделял мнение Джила. Что же касается Арта, то он на предложение Дайны промолчал. Должен отметить, что меня он все утро просто не замечал.

После этого мы перешли к обсуждению двух, вызывающих озабоченность, проектов. Я докладывал о «Нет Коп», а Джону предстояло сообщить о состоянии дел в «Нэшнл Килт».

Я начал с условий, которые мне удалось выторговать у Джеффа Либермана. Согласно договора, активы «Ревер» в «Нет Коп» существенно разжижались, но мы, в любом случае, что-то себе возвращали. Ну, а если Крэгу удастся задуманное, то наша компания могла получить на свои первоначальные инвестиции существенную прибыль. Без поддержки со стороны «Блумфилд Вайсс» стоимость всех наших активов в «Нет Коп» была бы равна нулю.

Джил был страшно доволен результатом моей деятельности и дал свое благословение. Другие также благословили меня на дальнейшие подвиги.

Настала очередь «Нэшнл Килт Компани».

Джон пояснил, что в результате непредвиденного роста товарных запасов компания не сможет к концу месяца погасить кредиты по оборотному капиталу, как того требует банк. Не исключено, сказал он, что на следующей неделе фирма подаст заявление о своей несостоятельности в соответствии с Главой одиннадцатой Закона о банкротстве.

— Что? — мгновенно помрачнев, спросил Джил. — Я и не знал, что здесь существуют какие-то сложности. Мне не нравятся подобные сюрпризы, Джон.

Джон покосился на Арта. Тот сидел, уставясь на лежащий перед ним блокнот. Надо заметить, что на протяжении всего совещания Арт делал все, чтобы не встретиться со мной взглядом.

— Думаю, что это явилось неожиданностью и для руководства компании.

— Но ты же входишь в Совет директоров. Неужели ты не видел надвигающегося кризиса?

— Это как-то прошло мимо меня, — пожал плечами Джон.

— Вначале это был целиком твой проект, — сказал Джил, обращаясь к Арту. — Что там пошло не так?

— Трудно сказать, — ответил Арт. — Три месяца тому назад компания казалась вполне устойчивой. Ничего выдающегося, но и ничего тревожного. Поэтому я и передал проект Джону. С того времени фирма успела разработать «новую стратегию» — как они это называют. На постельном белье они решили помещать изображения обнаженных женщин. Думаю, что это и лежит в основе неприятностей.

— Что?! — изумился Джил. — Неужели это соответствует действительности, Джон?

— Ммм… Да, — ответил Джон. — Вообще-то нет. Я хочу сказать…

— Помещают они голых женщин на постельное белье? Да или нет?

— Ммм…Да, помещают.

— Ради Бога, Джон, скажи мне — зачем?!

Джон запаниковал окончательно. Он вполне мог сказать, что рост запасов явился результатом решений, принятых в то время, когда проект вел Арт. Джон мог пояснить, что стратегия «Надо обнажиться!» еще не начала реализовываться. И, наконец, он мог сказать, что пытался говорить с Артом о состоянии дел в компании, но тот отказался слушать.

— Виноват.

— Пойми, мы не можем позволить себе потерять эту компанию, — холодно произнес Джил. — Особенно сейчас, когда вся наша деятельность находится под пристальным вниманием «Бибер фаундейшн».

Джон съежился, потому что для Джила это были на редкость суровые слова.

Затем Джил повернулся к Арту и сказал:

— Займись этим делом лично. Мне хочется, чтобы мы спасли все, что возможно.

— Хорошо, — ответил Арт. — Сдается мне, что мы опоздали, но я посмотрю, что можно сделать.

— Похоже, что на сегодня все, — сказал Джил и взял со стола листок с повесткой дня.

— У меня есть еще кое-что, — услышал я. Это говорила Дайна.

— Выкладывай, — ответил Джил после некоторой паузы.

— Я полностью с тобой согласна. Терять «Нэшнл килт» мы не имеем права. Мне кажется, что мы до конца так и не разобрались в причинах провала. Нам следует все как следует проанализировать, чтобы извлечь урок из своих ошибок.

Над столом повисла тяжелая тишина. Я напрягся в предвкушении скандала.

— Мне кажется, что Джон хорошо объяснил характер проблемы, — нахмурился Джил. — Мы позволили менеджерам фирмы прибегнуть к абсолютно неприемлемой стратегии развития.

— Часть ответственности лежит и на мне, — вступил в разговор Арт. — Мне не следовало передавать проект столь юному члену нашей команды.

Джил одобрительно кивнул. Джон сидел тихо, однако его уши все сильнее наливались краской. То ли от смущения, то ли от злости, то ли от того и другого. Определить это я был не в силах.

— Полагаю, что имелись какие-то ранние сигналы о надвигающейся опасности, на которые нам следовало обратить внимание, — не унималась Дайна. — Почему, например, мы не изучили как следует руководящий состав фирмы? Следовало ли их вообще поддерживать? Мы не сделали оценки их стратегии реализации. Разве это правильно?

В помещении снова воцарилась тишина, которую первым нарушил Джил.

— Что же, думаю, что все эти вопросы вполне уместны, — заметил он. — Что скажешь, Арт?

Видимо, настало время краснеть Арту. Он немного помолчал, чтобы собраться с мыслями, а затем ответил:

— Абсолютно верные вопросы, — уверенно и даже с некоторым нажимом, сказал он. — Но я без всякого риска ошибиться могу сказать, что три месяца тому назад дела в компании шли прекрасно, менеджеры работали отлично, и их стратегические планы выглядели вполне убедительно.

— А затем они вдруг взяли и сошли с рельсов? — спросила Дайна. — Без всякого предупреждения?

Я физически ощутил, как все присутствующие затаили дыхание. Партнеры компании «Ревер» не задают друг другу подобных вопросов. Во всяком случае, на общих утренних совещаниях в понедельник.

Арт навалился всем своим огромным телом на стол и, глядя в глаза Дайне, ответил:

— Да. Именно так. В нашем бизнесе случаются и не такие вещи.

Джил с мрачным видом следил за этой перепалкой. Между его ближайшими помощниками возникло открытое противостояние, и это ему крайне не нравилось.

— Достаточно, — сказал он, — дискуссия закончена, совещание закрывается.

Дайна ответила на слова Джила улыбкой и тут же принялась собирать свои бумаги. Но атмосфера напряжения в помещении не исчезла. Так бывает, когда проносится шквал, и вся природа затихает в ожидании следующего удара стихии.

— Почему ты не мог за себя постоять? — спросил я у Джона, когда мы вернулись в свою комнату. Мы были вдвоем, поскольку Даниэл отправился к Джилу, чтобы обсудить с ним какой-то вопрос. — Арт оставил тебя барахтаться в одиночку, и если бы не Дайна, он вообще бы вывернулся из этого дела совершенно не замаранным.

— В препирательствах с Артом я не вижу никакого смысла, — пожал плечами Джон. — Это только ухудшило бы положение. Как только дела в «Нэшнл килт» пошли не так как надо, Арт сделал все, чтобы неудача ассоциировалась с моим именем. Я ничего не мог с этим сделать.

— Ты должен был постоять за себя, — упрямо повторил я. — Меня хотели уничтожить в связи с «Нет Коп», но я сумел выжить.

— «Нэшнл Килт» катится в сточную канаву, — печально покачал головой Джон и тяжело опустился на стул. — Дайна же, по существу, сделала политическое заявление. Я не мог выступить так, даже если бы и захотел. С этой работы мне следует уходить. И я это сделаю. Клянусь.

— Перестань! Нельзя же капитулировать только из-за того, что какой-то единичный проект оказался провальным.

— Дело вовсе не в отдельном проекте, — ответил Джон. — Это место вообще перестало мне нравится. Меня, в отличие от всех остальных, мало волнуют деньги.

— Как это «мало волнуют»? Ты же окончил школу бизнеса, где тебе несколько лет внушали, что нет ничего важнее бабок.

— Так может думать Даниэл, — ответил серьезно Джон, не подхватив моего ироничного тона. — Я же так не считаю.

— Даниэл у нас — единственный и неповторимый, — заметил я.

— Вообще-то он полный урод. Иногда он забавен, но по сути своей парень — полное дерьмо. Да, ему не откажешь в остроумии, в сообразительности, в уме, но он постоянно и везде хочет выступать первым номером. Кроме того, он забавляется, выставляя других в глупом или смешном свете. Не знаю, как со стороны, но мне кажется, я — совсем не такой.

Эта тирада была столь не характерной для Джона, что я не знал, как на неё ответить.

— У моего отца, к сожалению, такая же психология, — вздохнул он. — Папаша разработал для меня грандиозный жизненный план. Школа бизнеса, работа в венчурной фирме и первые, сколоченные мною миллионы.

— И ты считаешь себя обязанным действовать согласно этому плану? — спросил я.

Джон напрягся. Однако взглянув на меня и поняв, что я над ним не издеваюсь, спокойно продолжил:

— Дело в том, что мой отец вполне доволен, когда ему кажется, что я его слушаю. Он сразу перестает ко мне приставать. Я поступил в Дартмутский университет, затем там же в школу бизнеса… Ты спросишь зачем? Да просто для того, чтобы от меня отстали. А заклинания наших преподавателей я никогда серьезно не воспринимал.

— Чем бы ты ни занимался, рядом с тобой обязательно окажутся моральные уроды, — заметил я.

— Верно, с того момента, как Фрэнка… — Джон неожиданно умолк, будучи не в силах справиться с нахлынувшими на него чувствами. — С того момента, как убили Фрэнка, — повторил он, взяв себя в руки, — я непрерывно думаю, к чему все это? Думаю, что настаёт время прийти к отцу, сказать ему, что я есть на самом деле и зажить своей жизнью. И это, как мне кажется, скоро случится.

Я сочувственно улыбнулся. Смерть на разных людей действует по-разному, и нет ничего странного в том, что неожиданный уход Фрэнка заставил Джона задуматься о смысле жизни.

Я позвонил Крэгу и поделился с ним хорошей новостью о «Нет Коп». Но разделить до конца его восторженный энтузиазм я был не в состоянии. Меня не оставляла мысль о водолазах. Если они нашли револьвер, то мне грозят крупные неприятности. Но я ничего не мог с этим сделать. Конечно, можно было взять паспорт и направиться в аэропорт. Искушение поступить именно так было довольно сильным, однако я понимал, что бегством от грозящей мне опасности все равно не избавиться. С опасностью мне предстояло бороться здесь.

Так я мучался вплоть до времени ленча. Когда, оставаясь за своим столом, я приканчивал булочку, за дверью послышались шаги. Я поднял глаза и увидел, что в офис входит сержант Махони. Сержанта сопровождали два детектива и Джил. Последний выглядел очень суровым.

— Добрый день, — выдавил я, дожевывая булку.

Махони мое приветствие полностью проигнорировал.

— Я хочу пригласить вас, мистер Айот, проследовать со мной в офис Окружного прокурора. Там вам придется ответить на некоторые вопросы.

19

— Вы видели этот предмет раньше? — спросил Махони.

В руках он держал серебристо-серый револьвер. Этого оружия я никогда не видел. Несмотря на это, я оставил вопрос сержанта без ответа.

Всё это происходило в Салеме в канцелярии окружного прокурора. На этот раз Махони официально зачитал мои права, и я в осуществлении этих прав потребовал присутствия Гарднера Филлипса. Махони со своей стороны тоже привел подкрепление в лице помощницы окружного прокурора по имени Памела Лейзер. Дама была прекрасно ухоженной блондинкой лет около сорока. Она держалась сухо и весьма деловито. Свое рукопожатие я сопроводил улыбкой. Однако заместитель прокурора ответить мне тем же сочла невозможным.

Гарднер Филлипс весьма настойчиво потребовал, чтобы я в ходе допроса не раскрывал рта. Адвокат, словно коршун, следил за сержантом, ожидая, когда тот допустит какую-нибудь ошибку или оговорку. Юрист выглядел компетентным специалистом, полностью контролирующим положение. Однако меня смущало то, что во время нашего короткого обмена мнениями перед допросом, он не проявил никакого интереса к попыткам клиента убедить его в своей невиновности. Адвокат хотел лишь знать, какими уликами против меня располагает следствие, и как эти улики были получены.

— Перед вами револьвер «Смит-Вессон» три-пятьдесят семь. «Магнум». Его использовали в убийстве Фрэнка Кука.

Никакого ответа.

— Вам известно, где мы его обнаружили?

Это было мне известно. Но своими знаниями я с ним делиться не стал.

— Револьвер находился в пластиковом пакете, — Махони продемонстрировал мне видавший виды пакет с логотипом фирмы «Бутс». — Вы его узнаете? Насколько я понимаю, пакет появился из английского магазина.

Молчание.

— Мы обнаружили пакет и револьвер в реке рядом с Эспландой. Там, где обычно занимается бегом ваша супруга. Каким образом, по-вашему, оружие могло там оказаться?

Никакого ответа.

— Его бросила в воду ваша жена, не так ли?

Я продолжал молчать, строго следуя указаниям адвоката.

— У нас имеется свидетель, который видел, как ваша супруга бежала по улице, держа в руках пластиковый пакет с каким-то тяжелым предметом внутри. Другой свидетель видел, как она бежала обратно, но уже с пустыми руками.

Эти слова звучали для моего уха совершенно убийственно.

Махони продолжал громоздить друг на друга уличающие меня факты. И его логика выглядела весьма убедительно. Согласно этой логике, я испытывал к Фрэнку неприязнь за то, что тот плохо относился ко мне на службе. Кроме того, у нас возник конфликт из-за денег и из-за того, что он подозревал меня в неверности жене — его дочери. Но и это еще не все. Я остро нуждался в средствах, для того, чтобы моя сестра могла возобновить судебный процесс, и мне было известно, что благодаря успеху «Био один» состояние Фрэнка может увеличиться на несколько миллионов долларов. Одним словом, я отправился в «Домик на болоте», где между нами возникла ссора, в ходе которой я его и застрелил. Орудие убийства я спрятал, но его нашла Лайза. Она поспешила выбросить револьвер в реку, так как полиция могла произвести повторный обыск. Как преданная супруга, она меня защитила, но продолжать совместную жизнь после обнаружения орудия убийства не смогла. Поэтому она и ушла.

Мне страшно хотелось сказать сержанту, что тот полностью заблуждается. Или, по крайней мере, наполовину. Но я вручил свою судьбу Гарднеру Филлипсу и должен был следовать его указаниям. Поэтому я промолчал. Помощница окружного прокурора внимательно следила за ходом допроса. Хотя дама не проронила ни слова, у меня сложилось впечатление, что как Махони, так и адвокат работали, в основном, на неё.

В конце концов допрос закончился, и меня повели по коридору. Меня пока не арестовали и строго формально я был вправе удалиться, однако Гарднер Филлипс пожелал «перекинуться парой слов» с Памелой Лейзер. Проходя мимо предназначенного для ожидающих посетителей места, я неожиданно увидел Лайзу. Рядом с ней на диване сидел средних лет человек в сером костюме.

— Лайза!

Она обернулась. На её лице промелькнуло изумление, но улыбки я не увидел.

Я двинулся к ней.

— Лайза…

Гарднер Филлипс крепко взял меня за локоть и потянул в сторону.

— Но…

— Неужели вы полагаете, что ваша здесь встреча с ней является простой случайностью? — спросил он. — Вы должны избегать всяких разговоров с ней. Особенно здесь. Рядом с вашей женой её адвокат. Я с ним поговорю.

Когда я уходил, она смотрела на меня без всяких эмоций, так, как смотрят на совершенно незнакомых людей. Этот взгляд меня окончательно добил.

Меня поместили в комнату для допросов, в которой из мебели были лишь стол да пара стульев. Гарднер Филлипс тем временем отправился на беседу с помощницей окружного прокурора.

Отсутствовал он довольно долго, и это не могло не пугать. Теоретически я еще мог уйти, однако понимал, что эта свобода окажется очень краткой. Процесс, как говорится, пошел, и арест был уже не за горами. После этого меня ждут тюрьма, суд и безумство прессы. Даже если меня и оправдают, жизнь моя изменится до неузнаваемости. А что будет, если они сочтут меня виновным?

Я был рад, что в случае с револьвером Лайза оказалась на моей стороне. Она была единственным существом, с которым я мог говорить обо всём этом деле — существом, на которое за последние два года я привык полагаться и которому бесконечно доверял. Если бы я был уверен, что она и во всем остальном — на моей стороне, то выносить превратности следствия мне было бы значительно легче. Но дело, увы, обстояло совсем не так. Её нежелание сотрудничать с полицией проистекало из остатков лояльности к супругу и тех крошечных сомнений в моей вине, которые у неё еще сохранились. А я же, как никогда, нуждался в её полном доверии.

Наконец, вернулся Гарднер Филлипс.

— Я поговорил с помощницей окружного прокурора, — сказал он. — Достаточных для ареста улик они пока не собрали. Связать револьвер с вами будет довольно сложно, при условии, что вы и Лайза откажетесь сотрудничать со следствием. Мы можем поработать со свидетелями, которые утверждают, что видели Лайзу. Все бегуны похожи друг на друга. Особенно в темноте. Но арест близко. Очень близко. Я был вынужден согласиться на то, что вы добровольно сдадите им свой паспорт, а я вас немедленно к ним доставлю, если они сочтут необходимым вас арестовать. Это означает, что я должен постоянно знать ваше местонахождение.

— А с адвокатом Лайзы вы говорили?

— Да. Она использовала положения Пятой поправки к Конституции и отказалась давать показания, которые могли бы быть использованы против неё. По счастью, это означает, что она не сможет свидетельствовать и против вас.

— Итак, что следует ожидать в ближайшее время? — спросил я.

— Полиция попытается найти новые улики против вас. И чтобы вас уличить, они будут рыть землю. Нам остается надеяться, что они не найдут чего-либо действительно серьезного.

— Они ничего не найдут.

Филлипс полностью проигнорировал это замечание. Складывалось довольно неприятное впечатление, что он считает меня убийцей Фрэнка. Не исключено, правда, что ему было на это просто плевать. Подобное безразличие приводило меня в ярость. Больше всего я хотел, чтобы все те, кто меня окружают, верили в мою невиновность. До сих пор лишь Джил заявил об этом. И Дайна.

— Не беспокойтесь, вы скоро сюда вернетесь, — буркнул Махони, когда я вслед за Гарднером Филлипсом потащился к выходу.

Оказавшись под ярким солнцем осеннего дня, я сразу узрел толпу ожидающих меня журналистов.

— Саймон, у вас найдется для меня минутка?

— Мистер Айот!

— Это вы убили Фрэнка Кука, мистер Айот?

— Сэр Саймон Айот! Не могли бы вы ответить на один вопрос?

— Не знаю, кто сообщил им об этом, — прошипел уголком рта Гарднер Филлипс. — Не говорите ни с одним из них, — с этими словами он начал пролагать себе путь через толпу, непрерывно повторяя: — У моего клиента нет никаких комментариев!

— Вы держались отлично, — улыбнулся он, остановив машину у светофора.

— Вы тоже.

— Пэмми Лейзер не сдается, так же как и сержант Махони. Думаю, что нам с вами придется встречаться довольно часто.

— Как вы полагаете, они меня арестуют?

— Непременно, если найдут новые улики. Я не стал убеждать их в вашей невиновности, но сумел убедить их в том, что для вашего ареста у них пока нет достаточных оснований.

— Можно ли рассчитывать на то, что после ареста меня освободят под залог?

— Мы, естественно, попытаемся этого добиться. Но, боюсь, что в деле, подобном вашему, шансов на успех практически нет.

— Следовательно ждать суда мне придется в тюрьме?

— Да.

На меня вдруг потянуло холодом — так меня пугала тюрьма.

— Скажите, как я могу доказать свою невиновность?

— Вы вовсе не обязаны этого делать, — снова улыбнулся адвокат. — Нам вполне хватит того, чтобы у присяжных появились обоснованные сомнения в вашей виновности.

Я смотрел на проплывающие мимо окна машины заправочные станции и торговые центры и думал о том, что для присяжных этого будет достаточно, а для меня — нет. Я был невиновен и хотел, чтобы все это знали. В первую очередь об этом должна знать Лайза.

В тот же вечер я, как и все остальные обитатели Бостона, смотрел на себя по телевизору. Я видел, как Памела Лейзер давала интервью. Она выразила уверенность в том, что мой арест последует в ближайшие дни. Помощник окружного прокурора, как я понимал, может выступать с подобными заявлениями лишь в том случае, если убежден, что закон на его стороне, подумал я.

Гарднер Филлипс сказал, что в случае ареста мне придется ждать суда в заключении. Скорее всего, я окажусь в местной тюрьме в обществе других подследственных. Это можно будет выдержать, если дело кончится тем, что меня освободят. Но что будет, если меня признают виновным, и направят в одну из тюрем строгого содержания, предназначенных для осужденных убийц? Американские тюрьмы вселяли в меня ужас. Я смотрел кино, читал журналы. Все тяготы военной муштры покажутся сущим пустяком по сравнению с тем, что мне придется там испытать. В сообществе бандитских групп с их повседневным насилием, сексуальными домогательствами, наркотиками, убийствами и самоубийствами я окажусь очень легкой добычей.

Если меня признают виновным, то весь остаток молодости и, видимо, лучшую часть зрелых лет мне придется провести за решеткой. Всё, к чему я стремился, ради чего жил, перестанет для меня существовать. Лайза, карьера, весь накопленный за предыдущие годы жизненный опыт канут в небытие. Навсегда.

Забираясь вечером в свою холодную постель, я впервые в жизни ощущал настоящий страх.

Увидев меня утром, Даниэл довольно умело разыграл искреннее изумление:

— Значит тебе все-таки удалось бежать? Но не лучше ли было сразу рвануть в Боливию или куда-нибудь еще в том же роде? Копы, чтобы ты знал, в этой стране жуть какие сообразительные. Боюсь, что здесь они тебя сразу найдут.

— Они меня отпустили, — ответил я.

— Это почему же?

— Существуют кое-какие технические проблемы с уликами. Оснований для ареста недостаточно.

— Следовательно, подозрения с тебя не сняты?

— О том, чтобы снять подозрения, и речи нет, — вздохнул я. — Боюсь, что меня все-таки ждет тюрьма.

— Ну и что? Ты там прекрасно уживешься. Такой здоровый парень как ты сразу обзаведется кучей полезных друзей.

— Меня серьезно тревожит подобная перспектива, Даниэл.

— Понимаю, — сказал он, посерьезнев на миг. — Желаю удачи. Думаю, что она тебе потребуется. — Он кинул мне свежий экземпляр «Глоб» и спросил: — А это ты видел?

Свой портрет я обнаружил на четвертой полосе. Рядом с моим изображением находилась фотография Фрэнка. Тут же была помещена статья.

В статье было очень мало фактов, но зато она изобиловала всякого рода спекуляциями.

Оказалось, что Даниэл был не единственным, кто читал газету. Примерно через полчаса позвонила Конни и сообщила, что меня желает видеть Джил.

Джил сидел за своим огромным столом, а за его спиной в окне высились небоскребы финансового квартала. Выглядел босс весьма сурово. Перед ним лежала газета.

— Я слышал, что тебя отпустили, но не думал, что ты так сразу появишься в офисе.

— У меня куча работы, — ответил я. — Которая, кроме всего прочего, отвлекает меня от мрачных мыслей.

— Всё это выглядит довольно скверно, Саймон, — сказал он, кивая на раскрытую газету. — Как для тебя, так и для «Ревер». И насколько я понимаю, тебя вчера вечером показывали по телевидению.

— Да, это так.

— Я звонил Гарднеру Филлипсу, чтобы спросить, верит ли он в твою невиновность.

— И что же он на это сказал?

— Сказал, что вообще не пытается рассматривать проблему с этой точки зрения.

— Филлипс отличный юрист.

— Я тебя уже однажды спрашивал, и теперь хочу повторить свой вопрос: Ты виновен? — он навис над столом, а его маленькие глаза за толстыми линзами очков сверлили меня насквозь.

— Нет, я невиновен, — ответил я, твердо глядя ему в глаза. — Я никогда раньше не видел этого револьвера. И я не убивал Фрэнка.

Джил глубоко вздохнул. Мне казалось, что он страшно устал.

— О’кей. Мне, видимо, следует доверять собственным суждениям. Я по-прежнему буду тебя поддерживать, и позабочусь о том, чтобы моему примеру последовали все остальные коллеги. Однако прошу, сделай все возможное для того, чтобы твое имя не появлялось в прессе.

— Сделаю всё, что смогу.

— Вот и хорошо, — бросил он и замолчал, ожидая, когда я выйду из кабинета.

Уходил я от него со смешанными чувствами. Сомнения, которые испытывал в отношении моей невиновности Джил, причиняли мне настоящую боль. С другой стороны, он еще раз проявил свою ко мне симпатию. Образ «Ревер» в глазах общественного мнения значил для него очень много, если не всё. А я этот образ запятнал. Все улики против меня выглядели весьма убедительно, но Джил по-прежнему оставался на моей стороне. Вместо того, что бы действовать рационально — то есть просто выкинуть меня из фирмы, Джил поставил на первое место лояльность по отношению к сотрудникам, веру в меня и собственные взгляды порядочного человека. Я был ему очень за это благодарен и понимал, что не имею права его подвести.

После ленча я закончил составление проекта Инвестиционного меморандума по «Тетраком» и разослал документ партнерам. Затем, сказав Джону, что пробуду весь остаток дня на совещании, взял такси и отправился домой. У Лайзы имелся ключ от дома отца, который она хранила в небольшой вазочке на каминной доске. Я захватил ключи, прошел несколько десятков ярдов до гаража на Бриммер-стрит, вывел «Морган» и двинулся на место преступления в Вудбридж.

Под огромным куполом неба, на котором собирались дождевые облака, «Домик на болоте» казался особенно одиноким. Со стороны моря, прижимая к земле болотную траву и раскачивая стоящие за домом деревья, дул сильный ветер. Здесь практически ничего не изменилось с того момента, когда мы с Лайзой обнаружили тело Фрэнка. Не было лишь «Мерседеса», который, очевидно, забрала полиция. Копы, тщательно обнюхав жилище покойного, собрали все, что их заинтересовало, и отбыли восвояси. С тех пор дом стоял пустым и одиноким. Интересно, как поступит с ним Лайза? Сохранит ли она его в память об отце или, напротив, продаст, чтобы поскорее забыть о трагедии?

Я вошел в дом. На моих руках были перчатки. Хотя, как я полагал, полиция и закончила изучать это место, мне не хотелось оставлять лишние отпечатки, которые могли бы быть обнаружены позже. Должен признаться, что отправлялся я в эту экспедицию не без волнения. Меньше всего мне нужно было, чтобы полиция узнала о моем визите и сделала из этого ложные выводы. Но еще более опасно было, сложа руки, сидеть дома.

В холодном помещении стояла мертвая тишина. Даже дедушкины напольные часы у одной из стен гостиной замолкли. У них кончился завод. В застоявшемся воздухе попахивало плесенью, а на всех ровных поверхностях лежал тонкий слой пыли. На полу, в том месте, где я нашел тело Фрэнка, остались следы белых линий. Хотя дом выглядел вполне нормально, мне казалось, что все предметы из него вначале изымались, а затем их аккуратно вернули на свои места.

Большинство вещей Фрэнка оставалось в доме. Книги, журналы, фотографии. По большей части это были изображения Лайзы и Эдди, и лишь на одном был запечатлен Фрэнк и его бывшая супруга. Их сфотографировали в момент бракосочетания. На столе рядом с видавшим виды креслом-качалкой Фрэнка лежали две книги — книга о птицах Роджера Тори Петерсона и один выпуск из серии триллеров о «Секретных материалах». Стены комнаты, как и прежде, были украшены литографиями с изображениями птиц и морских пейзажей. Первым делом я подошел к его письменному столу. Все ящики были пусты. Не осталось ни записей, ни дневников, ни календарей, которые могли бы пролить свет на то, о чем он думал в последние часы перед смертью. На столе осталась лишь разрисованная цветами коробочка для карандашей. Её своим руками сделала Лайза, когда была маленькой девочкой. Тонкий слой пыли покрывал этот, видимо, драгоценный для него подарок. В гостиной не оказалось ничего, что говорило бы о работе хозяина в венчурной фирме «Ревер».

Я поднялся на второй этаж. Всё постельное белье с кроватей было снято. И здесь тоже не оказалось никаких бумаг. Из окна спальни я мог видеть, как все сильнее сгущаются облака и как темнеют окружающие дом болота.

Я попытался представить, как выглядел дом лет двадцать тому назад, когда в нем летом собиралось все семейство. Маленькая Лайза и её старший брат носились по лестницам, играли на веранде. Они купались в море и возвращались домой по деревянным мосткам — усталые, с мокрыми волосами и ставшей коричневой от летнего солнца кожей. Но последние пятнадцать лет «Домик на болоте» оставался лишь убежищем Фрэнка, тихим, красивым местом, где он любил побыть в одиночестве. Интересно, почему он оставил семью? Фрэнк любил детей и, по меньшей мере, продолжал испытывать симпатию к бывшей жене. Это была тайна, которая все время преследовала Лайзу и которую я тоже не был способен раскрыть.

Когда я спустился вниз, мое внимание привлек один предмет. Это была одна из ручек в разрисованном Лайзой пенале. Подобную ручку я уже видел, но не помнил — где. Во всяком случае, не здесь. Я взял этот пишущий инструмент в руки и убедился, что это всего лишь самая обычная шариковая ручка коричневого цвета. От остальных ручек подобного рода её отличало лишь изображение жёлудя на стволе и золоченая надпись: «Оаквуд Аналитик».

Я вертел ручку в пальцах, стараясь вспомнить, где я такую видел. Но на ум ничего не приходило.

Я еще раз обежал взглядом гостиную, вышел из дома и тщательно закрыл за собой дверь.

Забравшись в машину, я проехал примерно милю по проселочной дороге до её слияния с асфальтированным шоссе. Облака висели прямо над головой и уже начинало накрапывать. Вдоль дороги, укрывшись между деревьями и на порядочном расстоянии друг от друга стояли дома. Большая их часть была обитаемой только летом. «Домик на болоте» из них виден не был, но мне хотелось узнать, что вообще заметили их обитатели в тот день, когда произошло убийство.

Первый дом, к которому я подошел, был уже наглухо заколочен в преддверии зимы. Второй с трудом тянул на название дом и, скорее, напоминал хижину. Это сооружение находилось под охраной громадного «Форда», с которым я едва не столкнулся в день моего визита к Фрэнку. Я остановил машину, вылез из неё и стремглав припустился к дому. Дождь уже лил вовсю.

Дверь открылась со страшным скрипом. На пороге стояла пожилая дама, которая тогда сидела за рулем «Форда». Она меня тоже узнала.

— Добрый день, — протянул я с самой вежливой кембриджской интонацией. — Меня зовут Саймон Айот. Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?

— Я прекрасно знаю, кто вы, — ответила дама, и в её голосе одновременно прозвучали страх и решительность. — Вчера вечером вас показывали по телевизору, и у меня нет никакого желания отвечать на ваши вопросы.

Она начала закрывать дверь, а я, уже промокший до костей, протянул руку, чтобы её остановить.

— Мне хотелось всего лишь…

— Убирайтесь, или я позвоню в полицию! — взвизгнула она.

Осознав, что я нарываюсь на новые неприятности, я предпочел отступить. Карга с шумом захлопнула дверь, а затем послышался стук щеколды. Я бегом домчался до машины и продолжил путь.

Два следующих дома оказались пустыми, однако третий подавал признаки жизни. Около дома был запаркован маленький автомобиль, а через стекла окон пробивался свет.

Я снова решительно преодолел стену дождя и постучал.

На сей раз дверь открыла приятного вида женщина средних лет, с гладко зачесанными назад седыми волосами. Она чем-то была похожа на тех немолодых, но решительных дам, которых так часто можно встретить на аллеях английских парков.

— Слушаю вас, — с сомнением в голосе произнесла женщина.

— Здравствуйте. Я — Саймон Айот. Зять Фрэнка Кука. Вы знали Фрэнка Кука? Он занимал «Домик на болоте» — тот что стоит в конце дороги.

— Конечно, я его знала. Но, по правде говоря, не очень хорошо. То, что с ним случилось, просто ужасно. Значит, вы его зять? Для вас, наверное, его смерть явилась страшным ударом.

— Не могу ли я задать вам несколько вопросов, и не позволите ли вы войти в дом?

— Ну, конечно. Уходите с дождя.

Она провела меня через гостиную, из окна которой открывался прекрасный вид на болото. Обители Фрэнка отсюда видно не было, однако я с ужасом обнаружил, что из окна прекрасно видны мостки, на которых Лайза и я занимались любовью. Но это происходило, как мне сейчас казалось, много веков тому назад.

— Может быть, выпьете кофе? Я только что сварила.

Я с благодарностью принял предложение, и через минуту уже грел ладони горячей, дымящейся кружкой. Хозяйка предложила мне сесть на старый диван. Из мебели здесь были только самые необходимые вещи. Но в комнате было чисто, и она просто дышала уютом.

— Ведь вы — англичанин, не так ли?

— Да. Я — муж Лайзы. Вы с ней знакомы?

— Значит я правильно уловила ваш акцент. Да, я её знаю. Я встречала её здесь много лет. Мы купили этот дом лет десять тому назад. Мой муж работает в Бостоне, но я люблю проводить время здесь. Особенно осенью. Обожаю писать этюды маслом.

Я посмотрел на стены и увидел несколько недурных пейзажей, в которых узнал здешние места.

— Прекрасные работы. Они мне очень нравятся.

— Благодарю вас, — ответила она и добавила: — Да, кстати, меня зовут Ненси Боумен. Итак, чем же я могу вам помочь?

— Я хотел бы спросить вас о дне убийства. Не попадались ли вам тогда на глаза какие-нибудь незнакомые вам люди?

— Полиция уже задавала мне этот вопрос, — ответила миссис Боумен. — Но, насколько я поняла из телевизионной передачи, убийца уже схвачен. Разве не так?

Ненси Боумен мне нравилась, она казалась дамой порядочной и доброжелательной, и я решил сказать ей всю правду.

— Полицейские думали, что схватили. Но они ошиблись. Мне это известно точно, потому что речь шла обо мне.

— О вас?!

Её глаза заметно округлились, то ли от страха, то ли от изумления.

— Да, боюсь, что именно так. Именно поэтому я и хочу с вами поговорить. Мне необходимо доказать, что я не убивал своего тестя.

Некоторое время дама пребывала в нерешительности, словно не зная, продолжать ли беседу или вышвырнуть меня в дождь. Она внимательно посмотрела мне в глаза, и я выдержал взгляд её умных глаз. Одним словом, дама решила мне поверить.

— Понимаю, — сказала она. — Однако дайте подумать, смогу ли я вам чем-нибудь помочь или нет. Тот уик-энд мы с мужем провели здесь. Я люблю бродить по болоту и в субботу добрела до домика вашего тестя. Рей — так зовут моего мужа — предпочитает оставаться дома.

— И вы кого-нибудь видели?

— Как я сказала полиции, в тот уик-энд я пару раз видела какого-то незнакомого человека. Возможно, это был фотограф или просто любитель наблюдать птиц. В первый раз я повстречала его по пути туда и вторично — на краю болота, за домом вашего тестя. Человек, видимо, высматривал птиц. У него была очень дорогая на вид фотокамера.

— Как он выглядел?

— Молодой. Лет тридцати, может быть, чуть старше. Невысокий, но в то же время какой-то крупный. Вы понимаете, что я хочу сказать? Не жирный, но очень широкий.

— Понимаю. В чем он был одет?

— На нем была футболка с короткими рукавами и джинсы. Он стоял совершенно спокойно, но тем не менее показался мне очень, как теперь говорят, «крутым» парнем.

— Не встречали ли вы его после этого?

— Нет. Ни раньше, ни позже я его не видела. Он появлялся здесь только в тот уик-энд.

— И вы рассказали об этом полиции?

— О, да, — кивнула она. — Они, как мне показалось, очень этим заинтересовались.

— Еще бы. Больше вы никого не видели?

— Насколько помню, нет.

— Меня, к примеру, вы тоже не заметили?

— Нет. Однако припоминаю: полиция интересовалась, не встречала ли я в день убийства молодого человека — высокого и светловолосого. Кроме того, они упоминали о старомодном кабриолете. Значит, они имели в виду вас?

— Да, — ответил я, поднимаясь. — Весьма вам признателен, миссис Боумен. Вы мне очень помогли. И спасибо за кофе.

— Не стоит благодарности. Надеюсь, вам удастся убедить полицию, что они подозревают не того человека.

— Спасибо за добрые пожелания.

Я был искренне тронут. Меня вдохновило, что мне поверил незнакомый мне человек. Пусть даже только потому, что у меня английское произношение и внушающая доверие физиономия.

Я вышел из дома и помчался сквозь дождь к машине.

Я ехал по 128 дороге по направлению к Уэллсли. Описание Ненси Боумен места для сомнений не оставляло. Это был Крэг.

Итак, Крэг появлялся в Вудбридже в день смерти Фрэнка. Ему было известно, что Фрэнк возражал против продолжения инвестиций в «Нет Коп». Я припомнил, что когда я встретил Крэга незадолго до гибели Фрэнка, он улыбался так, словно изыскал способ решения проблемы. Неужели он уже тогда планировал прикончить моего тестя? Но он же не настолько туп, чтобы верить в то, что «Ревер» в случае смерти Фрэнка изменит свою инвестиционную политику… Или я в нем ошибаюсь? Крэг, если разозлится по-настоящему, вполне способен на убийство, подумал я, и эта мысль заставила меня содрогнуться.

Кроме того, я знал, что ради успеха своей компании Крэг был готов пойти на все.

В какой-то момент я, было, решил позвонить сержанту Махони. Но до конца в виновность Крэга я все же не верил. Мне нравился этот человек, и мы в последнее время помогали друг другу. Надо дать ему возможность объяснить свои поступки.

В Уэллсли я съехал с 128-ой дороги и двинулся к «Ущелью Хемлока». Выскочив из «Моргана», я ворвался в здание «Нет Коп». Джина (секретарша Крэга, отвечающая по совместительству за прием посетителей), увидев меня, радостно улыбнулась и сообщила, что босс в Нью-Йорке и вернется, предположительно, завтра. Изнывая от нетерпения, я помчался в Бостон.

Я сидел дома за компьютером и лениво ползал по сайту своей любимой команды «Челси», как вдруг до меня долетел звук открываемой двери.

Это была Лайза и выглядела она весьма сердитой.

Я вскочил вне себя от радости, но выражение её лица тут же вернуло меня к суровой реальности.

— Лайза!

— Ты не мог бы помочь мне с коробками? — сказала она, глядя чуть ли не в сторону.

— О’кей, — ответил я и вышел вслед за ней на улицу, где стоял в ожидании небольшой грузовик с водителем. Пачка складных картонных коробок лежала у дверей на тротуаре. Я поднял половину коробок, а оставшуюся часть взяла Лайза. Водитель запустил двигатель грузовика и пообещал вернуться через час.

— Насколько понимаю, ты пока не возвращаешься? — неуверенно произнес я.

— Нет, Саймон. Я уезжаю в Калифорнию. Роджер предложил мне там работу.

Роджер носил фамилию Меттлер, и он был профессором, когда-то обучавшим мою супругу. В течение нескольких лет этот Роджер Меттлер пытался заманить Лайзу к себе в Калифорнию.

— Калифорнию! Но это же в тысячах миль отсюда!

— Географический гений, — пробормотала она.

Я почувствовал, что впадаю в панику. Пока Лайза жила у Келли, я по крайней мере знал, что она где-то рядом, что нас разделяют не более двух миль. Но Калифорния! Это означает, что она ушла по-настоящему. Когда все, наконец, выяснится, то для того, чтобы попытаться её вернуть, потребуются не минуты, а дни.

— А как же «Бостонские пептиды»? — спросил я.

— Только не прикидывайся, что ничего не знаешь! — резко бросила она.

— Да ничего я не знаю! Что случилось?

— Меня уволили, вот что! — сказала она, пытаясь сложить первую коробку.

— Не может быть! Как Генри мог пойти на это? Это же полная бессмыслица!

— Это сделал не Генри, хотя я и могла рассчитывать на то, что он за меня заступится. На дверь мне указал Клизма.

— Но ты же им нужна! Разве не так? Ведь проект «БП-56» ведешь ты. Без тебя «Бостонским пептидам» — грош цена.

— Клизма так не думает. Он считает, что компания прекрасно без меня проживет. Этот урод говорит, что я не вписываюсь в систему «Био один». И честно говоря, он прав. Будь они все прокляты!

Коробка у неё никак не желала получаться, так как она не в том порядке складывала клапаны.

— Позволь мне, — сказал я и попытался ей помочь.

— Оставь меня в покое!

— Что же все-таки произошло? — спросил я, отходя от неё.

— Я задавала слишком много вопросов.

— О «Невроксиле-5»?

— Да.

— А что с ним не так?

— Саймон, — она отшвырнула недостроенною коробку на пол, — это снадобье сильно воняет. Так же как «Био один» и вся твоя «Ревер». Если ты настолько глуп, что этого не понимаешь, то это — не моя проблема. А теперь позволь мне упаковать вещи и свалить отсюда.

— Лайза, — сказал я, беря её за руку.

Но она оттолкнула меня.

— Присядь, Лайза. Нам, по меньшей мере, надо поговорить. Мы должны сделать это. Затем я оставлю тебя в покое, и ты начнешь складывать вещи.

После секундной нерешительности Лайза уселась на стул. На её лице застыло выражение отчаяния, которое впервые появилось после смерти Фрэнка. Уголки рта опустились, а глаза потухли. Лайза всхлипнула, и по её щеке вдруг покатилась слеза. Я взял её за руку и присел на корточки рядом со стулом.

— Послушай, Лайза, я понимаю, насколько тебе тяжело. Очень тяжело. Но я тебя люблю и хочу тебе помочь. Ты должна дать мне возможность сделать это.

Лайза не ответила. Она сидела молча, и слезы ручьем катились по её щекам. Громко всхлипнув, она вытерла нос тыльной стороной ладони.

— Мы прекрасно жили, — продолжал я. — Мы отлично понимали друг друга. Несколько последних недель твоя жизнь была сущим адом. Я тебе нужен, так позволь же мне тебе помочь.

— Ты мне нужен таким, каким был раньше, — произнесла Лайза дрожащим голосом. — Да, я нуждаюсь в тебе, но только не в таком, каким ты стал сейчас.

— В таком случае я весь в твоем распоряжении.

— Сейчас я не знаю, кто ты такой, Саймон, — печально покачала головой Лайза. — Я не знаю, убил ли ты папу или нет. Я не знаю даже того, не использовал ли ты меня, чтобы продать мою компанию, и не устроил ли ты мое увольнение. Мне не известно, хранил ли ты мне верность, или обманывал. Я тебя совсем не знаю, и это меня пугает.

— Ну, конечно, ты меня знаешь! Я ничуть не изменился. С того момента, как мы встретились и до сих пор я все тот же Саймон, который был рядом с тобой. Мы так хорошо подходим друг для друга. Я тебя люблю. Ты любишь меня.

— Я даже не знаю, люблю я тебя или ненавижу, — ответила Лайза. — Я вообще ничего не знаю. Сейчас мне надо просто вернуться в Калифорнию и оставить весь этот кошмар здесь.

— Не уезжай. Умоляю, останься.

Лайза глубоко вздохнула, чтобы взять себя в руки.

— Если я останусь, — сказала она, — то сойду с ума. Мне надо попытаться построить свою жизнь заново. А теперь отпусти меня. Я упакую вещи завтра утром. Сделай так, чтобы я тебя здесь не встретила.

С этими словами она встала со стула и направилась к двери, оставив кучу так и не собранных коробок на полу.

Я снова остался один.

20

В «Красной шляпе» яблоку было негде упасть. Однако мне повезло. В тот момент, когда я вошел, у стойки бара освободилось место. Я тут же уселся на табурет, получил пиво и приступил к выпивке.

Итак, Лайза от меня уходит. Уходит по-настоящему. Не на другой конец города, а в Калифорнию. Теперь нас будут разделять две с половиной тысячи миль.

Она сказала, что я изменился, и она не знает, кто я такой. Но Лайза ошибается. Изменился не я, а она. В этом у меня не было никаких сомнений. Это меня не только тревожило, но и злило. Она обвиняет меня во всех грехах, в то время как я всего лишь хочу ей помочь. Я не убивал её отца. Я вовсе не способствовал её увольнению. Совсем напротив, предупреждая её о предстоящих переменах, я рисковал своей работой. И я, совершенно определенно, не спал с Дайной.

Я опустошил стакан и постучал по стойке, требуя новой порции. Бармен сделал запись в блокноте. Парень понимал, что я задержусь здесь надолго.

Всё это было совсем на неё не похоже. Видимо, она так и не смогла справиться со свалившимся на неё горем. В то же время она не позволяет мне придти ей на помощь. Я страдал от бессилия, и меня раздирали противоречивые чувства. Я за неё тревожился, и в то же время её поведение выводило меня из себя. Пусть убирается, думал я, и сама разбирается со своими проблемами. Но уже через мгновение я говорил себе, что это невозможно, и я должен сделать все, чтобы ей помочь.

Однажды она уже угрожала мне уходом. Но в то время всё обстояло совсем по-иному. Мы знали друг друга около шести месяцев, и наша связь казалась нам забавной и, конечно, временной. Затем Роджер Меттлер пригласил её обратно в Стэнфорд. Это предложение было словно гром с ясного неба. Дела в «Бостонских пептидах» в то время шли скверно, и Лайза решила слетать в Калифорнию, чтобы лично посмотреть, что к чему. Вернулась она, полыхая энтузиазмом. Мы отправились вместе поужинать. Внешне мы держались, как всегда, весело, но я ощущал какую-то внутреннюю пустоту, замешенную на печали. С некоторым изумлением я вдруг осознал, что не желаю её отъезда. Но я не мог ей этого сказать. Только она сама могла распоряжаться собственной жизнью. У нас друг перед другом не было никаких обязательств, и я не имел никакого права препятствовать её карьере.

Итак, она согласилась на работу в Калифорнии, вручила руководству «Бостонских пептидов» уведомление о своем уходе из компании и даже подыскала себе какое-то жилье в Стэнфорде. О своей будущей работе она говорила с восторгом. Я ей в этом подыгрывал, но чувствовал себя просто ужасно. Когда в одно из воскресений мы нежились в постели, а до её отъезда оставались уже не недели, а дни, я, наконец, решился поделиться с ней своими подлинными чувствами. Я до конца своих дней буду помнить, как выражение смущения на её лице вдруг сменилось радостной улыбкой. Весь остаток того воскресенья мы провели в постели.

Она никуда не уехала.

И вот теперь, полтора года спустя, она меня оставляет.

Я просто обязан её вернуть.

Я решил уехать из дома до прихода Лайзы и двинулся прямо в Уеллсли, не забыв предупредить Даниэла по телефону, что пробуду все утро в «Нет Коп». Крэг обрадовался моему появлению.

— Привет, Саймон! Значит, тебя все-таки отпустили? Каким образом?

— У меня хороший адвокат, а улики против меня пока жидковаты, — ответил я. — Но я все еще у них на крючке.

— Плохо. Ну да ладно. Хочу тебя обрадовать. Вчера мы подписали договор с «Блумфилд Вайсс».

Я покачал головой. Всё, что не имело отношения к «Нет Коп», не могло занять внимания Крэга более чем на десять секунд. Это меня не удивляло. Отчасти поэтому я его и поддерживал.

— Отлично, Крэг. Когда поступят деньги?

— Если верить Джеффу Либерману, то в следующий понедельник.

— Класс!

— Точно. Мы уже начинаем работу над прототипом. Я потолковал с Лакстелом и…

— Крэг… — прервал я его.

— Да?

— Не возражаешь, если я спрошу тебя о чем-то другом?

Крэгу немного не понравилось, что я остановил его словоизлияние, однако, утвердительно кивнув, он бросил:

— Валяй.

— Ты был на болоте в Вудбридже в ту субботу, когда убили Фрэнка?

— О… — протянул Крэг.

Я вопросительно вскинул брови.

— Да. Можно сказать, что был. Меня там кто-нибудь видел?

Я утвердительно кивнул.

— А копам это известно?

— Пока нет.

У полиции не было никаких оснований связывать человека, которого видела миссис Боумен, с Крэгом. Для них глава фирмы «Нет Коп» оставался лишь одним из сотен людей, с которыми Фрэнк был связан по работе.

— Вот и хорошо.

Я выдержал паузу. Очередной вопрос давался мне с трудом, но задать его я был обязан.

— Это ты убил Фрэнка Кука?

Теперь замолчал он. Молчание затягивалось.

— Нет, — наконец произнес он.

— Но ты ведь задумал именно это, когда выглядел таким довольным собой незадолго до его гибели. Не так ли?

— Нет. Совсем не так.

— Ну и…?

— Что «ну и»?

— Что тебе понадобилось в Вулбридже? — раздраженно спросил я.

— Это довольно трудно объяснить.

— Попытайся. Послушай, Крэг. Меня обвиняют в смерти Фрэнка. Если ты был у него в день убийства, то я имею право знать — с какой целью.

— Боюсь, что мои ответы тебе не понравятся.

— Тем не менее, я должен их услышать.

— О’кей, — сказал Крэг и, пожав плечами, подошел к небольшому металлическому шкафу в углу кабинета. Открыв замок, он извлек из шкафа небольшой конверт из плотной бумаги и вручил его мне. В конверте оказалась пачка черно-белых фотографий.

На них был Фрэнк в обществе другого человека. Это был мужчина. Сексуально откровенными снимки не были, но характер отношений изображенных персонажей не оставлял никаких сомнений. На одной из фотографий они держали друг друга за руки. На другой — Фрэнк обнимал партнера за талию. На третьей — он же страстно целовал партнера в щеку.

Этим партнером был Джон.

На первый взгляд в этих снимках не было никакого смысла. Монтаж…?

Скорее всего — нет. Чем внимательнее я в них вглядывался, тем больше находил смысла. Глядя на них, я понял, почему Фрэнк ушел от матери Лайзы. Снимки объясняли, почему мы не ничего слышали о его отношениях с другими женщинами. Такому привлекательному мужчине, как Фрэнк, видимо, приходилось прилагать массу усилий, чтобы отбиться от внимания окружающих его дам. Похоже, что ему это удалось.

Теперь я вспомнил, где видел ручку с надписью «Оаквуд Аналитик». Точно такая же ручка лежала на письменном столе Джона. Я пользовался ею, когда во время его отсутствия принимал адресованные ему звонки. Я понял, почему на столе в «Домике на болоте» оказался очередной выпуск «Секретных материалов». Именно Джон был большим любителем этого сериала.

Но я не мог поверить в то, что Фрэнк — гей. Подобная мысль мне никогда в голову не приходила. Он совершенно не отвечал характерным для гея стереотипам, если не считать чрезмерной тщательности в подборе одежды. Кроме того, были еще и вакации во Флориде. Я помню, он всегда очень туманно говорил о местах, куда собирался отправиться. Лишь позже мы поняли, что это были острова Флорида-Кис. Это, конечно, могло явиться ключом к разгадке секрета. Но только в том случае, если вы сознательно заняты поиском этих ключей. Я же никогда не вникал в действия Фрэнка. Так же как и Лайза.

Джон гораздо больше отвечал сложившемуся в обществе образу гомосексуалиста. Хотя мы и работали бок о бок уже два года, я знал его гораздо хуже, чем Даниэла. Он никого не посвящал в свою личную жизнь. В Чикаго у него осталась какая-то мифическая «подружка». Теперь я припоминал, как примерно год тому Лайза высказывала предположение, что Джон — гей. Я с ней не согласился и с тех пор успел забыть её слова.

Всего два дня тому назад Джон сказал мне, что пришло время сообщить отцу о том, кем он является на самом деле. Только теперь я понял, что именно мой коллега имел в виду.

В голове у меня роилась масса вопросов. Как давно началась их связь? Насколько серьезной она была? Создавалось впечатление, что во время убийства Фрэнка эта связь все еще оставалась очень прочной. И среди всех вопросов самым главным был один. Означает ли всё это, что Джон убил Фрэнка?

— Когда ты их сфотографировал?

— Вечером за день до убийства. Я проехал за ним от Бостона до Вуджбриджа, затем довольно долго болтался около дома с камерой. Я сфотографировал их при помощи телевика в тот момент, когда они вышли на веранду.

— А в субботу ты его видел?

— Нет. Я приехал в обеденное время. Машины Джона у дома не было, а Фрэнк практически все время работал с катером. Он вошел в дом незадолго до того, как появился ты.

— Значит ты меня видел?

— Да. Однако, увидев, что приехал ты, я сразу отбыл. Стало ясно, что бойфренда сегодня ждать не приходится, а твое появление не сулило ничего фотогеничного.

— Следовательно, убийцы Фрэнка ты не увидел?

— Нет.

Подумав пару секунд, я спросил:

— Может быть заметил еще что-нибудь?

— Нет. Я приезжал еще раз в субботу вечером, но не обнаружив машины «бойфренда», сразу же укатил домой.

— Когда это было?

— Думаю, что около девяти часов.

— Имелись ли какие либо признаки того, что Фрэнк еще жив?

— Нет, — ответил Крэг. — Я тогда решил, что он дома, поскольку «Мерседес» стоял рядом. Самого Фрэнка я не видел. Я развернулся и уехал.

— Как ты узнал о Джоне и Фрэнке?

Он промолчал.

— Выкладывай, Крэг!

— О’кей. Я скачал электронную почту с его домашнего компьютера.

— А я и не знал, что ты можешь это сделать.

— Я многое могу, — ответил Крэг. — Это не сложно, если знать подходы. Одним словом, там были письма от какого-то парня по имени Джон. Судя по их содержанию, Фрэнк был большим другом Джона. Они условились провести вместе уик-энд в Вудбридже. Вот я и решил двинуться туда с камерой в надежде, что удастся получить любопытные снимки.

— Чтобы потом шантажировать Фрэнка?

— Я не собирался требовать у него денег для себя! — возмутился Крэг. — Я лишь хотел заставить «Ревер» сделать обещанные инвестиции.

— Но это же — шантаж, Крэг!

— Неужели ты не понимаешь, что Фрэнк отказался платить по счету?! — ярость против моего тестя вспыхнула в нем с новой силой. — Я поступил так, как должен был поступить!

— Нет, так поступать ты не имел права. Ты хоть сообщил о своем открытии в полицию?

— Нет, — ответил Крэг.

— Почему?

— Я решил, что не стоит нарываться на неприятности. Конечно, я не собирался по-настоящему шантажировать Фрэнка, но в глазах копов это могло выглядеть попыткой шантажа. Кроме того, мне не хотелось попасть под подозрение в убийстве.

— Но как же я? Ты же знал, что я в беде. Ты мог бы мне помочь!

— Я думал об этом, Саймон. Честно. И пришел к выводу — то, что я видел, может сработать против тебя. Я не верил, что ты убил Фрэнка, и свидетельствовать против тебя не хотел.

— Не засирай мне мозги! — не выдержал я. — Если бы полиция знала о Джоне, то возникла бы еще одна версия убийства, не имеющая ко мне никакого отношения. Ты навалил в штаны от страха, что тебя обвинят в попытке шантажа!

Мне даже показалось, что Крэг несколько смутился.

— Ухожу, — сказал я. — Можно взять это с собой? — я показал ему пачку снимков.

— Пожалуй, не стоит, — ответил Крэг.

— Тем не менее я их забираю. У тебя остаются негативы, и ты в случае нужды можешь напечатать сколько угодно копий, — с этими словами я положил фотографии в конверт и двинулся к выходу.

— Постой, Саймон. Нам надо потолковать о прототипе.

— Мне ничего такого не надо! Мне требуется лишь одно — доказать свою невиновность. «Нет Коп» — твоя забота, а я за неё не дам и ломаного гроша!

Домой я вернулся около полудня. Лайза уже ушла, забрав с собой все свои пожитки. Наше жилье, в котором всегда царил беспорядок от её разбросанных повсюду вещей, показалось мне еще более унылым и пустынным, чем вчера.

Я извлек из конверта фотографии и, разложив на столе, стал их снова разглядывать.

Неужели Фрэнка убил Джон? Если он, то почему? Не исключено, что между ним и Фрэнком возникла ссора. Но у меня на это счет нет никаких доказательств. Кроме того, я не мог представить Джона в качестве убийцы. Но ведь я не мог представить и того, что между ним и Фрэнком существуют интимные отношения. Только сейчас я понял, что в жизни Фрэнка имелась темная сторона, о существовании которой я ничего не знал. И именно в этой, скрытой от людских глаз жизни, возможно, следовало искать мотивы убийства.

Как к этому открытию отнесется Лайза? Среди геев у нас друзей не имелось. Но это вовсе не было нашим сознательным выбором. Я знал, что Лайза придерживается весьма либеральных взглядов по поводу секса, считая, что выбор сексуальной ориентации — личное дело каждого человека. Но совсем иное дело, если речь идет об отце. Одним словом, я понятия не имел о том, как она на это среагирует.

Меня начала разбирать злость. Я злился не из-за того, что Фрэнк оказался геем, а потому, что он постоянно обманывал свою дочь. Многие годы он жил двойной жизнью, ничего не говоря ей об этом. Что касается меня, то я вполне способен пережить это открытие, но мысль о том, какую боль, узнав правду об отце, может почувствовать дочь, выводила меня из себя. Теперь, после его смерти, это разоблачение пережить будет труднее, чем в то время, когда он был жив. Более того, воспоминания Лайзы об отце отныне обретут совсем другой характер, и многие его поступки предстанут перед ней в совершенно ином свете.

У меня не было уверенности, что смогу удержать это открытие в тайне. Однако в том, что фотографии я ей показывать не стану, я не сомневался.

21

Презентация проекта «Тетраком» должна была состояться в три часа дня, и мое присутствие на ней было обязательным. Я прибыл в офис в час дня, рассчитывая, что в это время все будут на ленче, и смогу спокойно поговорить с Джоном. Но оказалось, что он еще с утра уехал в Лоуэлл улаживать дела с «Нэшнл килт».

Боб Хехт, как и другие руководители «Тетраком», оказались парнями тертыми. Все они в разное время окончили школы бизнеса, и им уже несчетное число раз приходилось выступать с презентациями своих проектов. Это было заметно с первого взгляда. Стиль «Тетраком» являл собой разительный контраст с отчаянным энтузиазмом и безоглядной решимостью Крэга. Я не знал, чья манера мне ближе. Наверное все же манера Крэга импонировала мне больше — в ней было много личностного. Презентация «Тетраком» была хороша тем, что являла собой пример мастерского шитья ручной работы, скроенного по меркам инвестиционного комитета. Мне казалось, что даже изваяние Пола Ревера прислушивается к словам Боба Хехта в почтительном молчании.

На презентацию, кроме Джона, явились все: Джил, Арт, Дайна, Рави, Даниэл и ваш покорный слуга. Даниэл и я голоса в этом высоком собрании, естественно, не имели. Арт явился позже остальных, и его глаза влажно поблескивали.

Когда Боб Хехт закончил речь, Дайна его поблагодарила и тут же призвала присутствующих задавать вопросы.

Я посмотрел на Арта, но тот что-то увлеченно чертил в правом нижнем углу своего делового блокнота. Джил задал какой-то туманный вопрос о возможности сговора традиционных потребителей продукции «Тетраком». Подобная консолидация, по мнению нашего шефа, могла бы привести к снижению доходов производителя. Хехт ответил в лучшем стиле выпускника школы бизнеса, а я, улыбнувшись про себя, представил, как в ответ на этот вопрос Крэг бросил бы презрительно: «Полная чушь!». Рави поинтересовался, насколько серьезной может быть конкуренция со стороны производителей с Дальнего Востока. А Даниэл спросил, не будут ли биржи испытывать избыточного предложения коммуникационного оборудования к тому времени, когда «Тетраком» полностью развернет свое производство. Все вопросы были к месту, и на них последовали исчерпывающие ответы. Дайна выглядела страшно довольной.

Когда Даниэл начал задавать уточняющий вопрос, послышалось глухое рычание. Все головы повернулись в сторону Арта, продолжавшего что-то рисовать в углу блокнота. Линии этого рисунка становились, как мне показалось, все более и более отрывистыми и жирными.

Дайна подняла брови, давая сигнал Даниэлу продолжать. Но все дело испортил Боб Хехт. Он послал Арту улыбку и произнёс:

— Слушаю вас, сэр…

Отличник школы бизнеса, видимо, решил, что поступит мудро, если позволит всем потенциальным противникам проекта открыто высказать свои претензии. Однако на сей раз он крупно просчитался.

— Вы это мне? — буркнул Арт с таким видом, словно его грубо разбудили. Сонные до этого глаза партнера заблестели, а лицо покраснело еще сильнее, что означало приближение грозы.

— У вас, кажется, имеется вопрос?

— Да, — откашлявшись, сказал Арт. — У меня имеется вопрос. И не один.

— И что же вы желаете узнать? — спросил Хехт, и по тону вопроса я понял, что его желание пообщаться с Артом начало угасать.

По выражению лица Дайны я понял, что её охватывает паника.

— Я желаю узнать, почему у такой вонючей компании, как ваша, хватает наглости клянчить у нас деньги?

— Арт! — выкрикнул Джил.

— Это вполне уместный вопрос, — продолжал Арт. — Отвечайте…

— Мы полагаем, что обладаем уникальным…

— Можете не продолжать, мистер Хехт, — остановил его Джил и, обращаясь к своему партнеру, произнес: — Арт, я был бы тебе очень признателен, если бы ты задавал нашим гостям более конкретные вопросы.

Арт посмотрел на Джила, затем обратил взгляд на Хехта, потом, немного помолчав, он самодовольно ухмыльнулся и продолжил:

— О’кей, раз вы этого хотите. К скольким венчурным компаниям вы обращались, прежде чем добрались до нас?

— Вы — первые, — без задержки ответил Хехт. — Мы решили сразу обратиться к самым лучшим.

Дайна послала ему благодарную улыбку.

— Первые, с какого интересно времени? — не унимался Арт.

— Что вы хотите этим сказать?

— Это верно, что вы в прошлом году посетили кучу венчурных фирм, и все они послали вас куда подальше?

Настало время паниковать Хехту. На его привлекательном, дышащим честностью лице на какой-то миг появилось выражение неуверенности. Но его все заметили. Дайна переводила напряженный взгляд с Арта на Хехта и обратно. На морщинистом лице Джила, как мне показалось, появились новые складки. Что касается Арта, то он широко улыбался.

Хехт взял себя в руки и ответил:

— Да, это верно. В прошлом году, когда у нас еще не было работающей модели, мы провели несколько неформальных консультаций с рядом венчурных компаний. Как вы понимаете, это было сделано с целью совершенствования долгосрочного планирования нашей работы.

— Сколько раз вы «консультировались»?

Хехт умоляюще посмотрел на Дайну, моля о помощи. Но та молчала.

— Примерно полдюжины.

— Меня интересует точное число, — настаивал Арт.

— Дайте подумать… — сказал Хехт и после короткой паузы закончил: — Восемь.

— Значит восемь? И что же это были за фирмы?

Хехт назвал восемь крупнейших венчурных компаний, большая часть которых размещалась на западном побережье. Дайна покраснела. Она понимала, что эти вопросы должна была задать она. Или, уж если на то пошло, я.

— Понимаю… — протянул Арт.

Все ждали следующего вопроса. Но Арт не спешил. Наслаждаясь моментом, он слегка покачивался, откинувшись на спинку кресла. Молчание становилось уже тягостным. Наконец, последовал вопрос:

— Почему же вы не вернулись к этим фирмам после того, как у вас появилась действующая модель, мистер Хехт? Вам, видимо, было ясно, что эти разумные люди ни при каких обстоятельствах не рискнут дать вам свои деньги. Я ведь прав, не так ли?

— Нет! — почти выкрикнул Хехт, понимая, что рискует нас потерять. — Я все вам объясню, — продолжил он, оглядывая сидевших перед ним представителей венчурного капитала. — В то время в нашу команду входил еще один человек. Он выступал у нас в роли почетного председателя, поскольку предоставил нам первоначальный капитал. Мне удалось узнать, что именно этому человеку не доверяли венчурные фирмы.

— Любопытно. И как же звали этого человека?

— Мюррей Редферн.

Арт и Джил переглянулись. Мы с Дайной последовали их примеру. Первые двое явно что-то знали об этом человеке, мы же, в отличие от них, первый раз слышали это имя.

— С Мюрреем Редферном связано несколько весьма шумных скандалов. В конце 80-х годов несколько венчурных компаний потеряли из-за его авантюр огромные деньги, — пояснил Джил. — Даже первый созданный нами фонд понес потери.

— Всё это мы, увы, узнали слишком поздно, — сказал Хехт. — Мы выкупили его долю, продолжили разработку продукта и пришли к вам.

— Вы нам соврали, — заявил Арт.

— Нет, я этого не делал, — запротестовал Хехт. — Я сказал вам правду.

— Вы солгали мисс Зарилли.

Хехт, казалось, был потрясен.

— Дайна… — сказал он, снова умоляя её о помощи.

К Дайне, тем временем, полностью вернулось самообладание, и она успела выработать для себя очень тонкую линию поведения. Ей не хотелось демонстрировать свою слабость ни Хехту, ни инвестиционному комитету, и в то же время она очень боялась загубить проект.

— Я не спрашивала об этом, Арт, — сказала Дайна, — хотя была обязана задать вопрос. В то же время, Боб, следует признать, что вы поступили бы очень мило, если бы рассказали мне все, не дожидаясь заседания инвестиционного комитета.

— Отлично сказано, — прорычал Арт. — А теперь надо сказать этим недоумкам, чтобы они убирались отсюда, так как у нас много работы.

Лицо Хехта залилось краской, а один из его коллег, как мне показалось, уже был готов взорваться.

— Арт! — рявкнул Джил. — Хватит! Благодарю вас, мистер Хехт, — продолжил он с улыбкой. — Ваше выступление было чрезвычайно интересным. Дайна очень скоро сообщит вам о нашем решении.

Пока представители «Тетраком» собирали свои вещи, в помещении висела тяжелая тишина. Затем Дайна повела их в конференц-зал, где они, согласно предварительному договору, должны были ждать решения инвестиционного комитета.

Когда Дайна вернулась, Джил с покрасневшим лицом все еще гневно смотрел на Арта. Он придавал огромное значение имиджу фирмы и поведение Арта его возмутило. Джил, вне сомнения, и до этого подозревал, что Арт пьет, однако сегодня он окончательно убедился в том, что пьянство одного из партнеров может причинить компании серьезный урон.

— Ты не мог бы покинуть нас на то время, пока мы будем обсуждать этот проект? — кисло произнес он, обращаясь к Арту.

— Ни за что, — ответил тот. — У меня имеется свое мнение об этом проекте.

— Как ни странно, но я об этом догадался.

— Если бы я не спросил, вы никогда не получили бы нужных ответов, — заметил Арт. — Кроме того, я пока еще один из партнеров в этой фирме и несу ответственность перед нашими инвесторами. Пока это так, я имею полное право принимать участие в голосовании.

Неожиданно для меня Арт заговорил логично и связно.

— Хорошо, — вздохнул Джил, — можешь остаться. Что ты намерена предпринять, Дайна?

— Во-первых, я должна принести свои извинения, поскольку сама была обязана задать вопросы, которые прозвучали на нашем совещании. Спасибо тебе, Арт, — она послала коллеге обворожительную улыбку, а тот в ответ пробурчал нечто невнятное. — Несмотря ни на что, я продолжаю верить в успех проекта и поэтому прошу вас согласиться на инвестирование, при условии, что объяснения Боба Хехта получат подтверждение в ходе проведенной нами проверки.

— Он сможет скрыть от нас важные факты, — сказал Арт.

— А мне представляется, что Боб говорит правду. Но его версию легко проверить, связавшись с теми венчурными фирмами, которые он упоминал. Это то, что я намерена предпринять.

— Думаю, что смогу тебе помочь, — заметил Джил. — Мне хотелось бы выслушать их ответы лично.

— Спасибо, — сказала Дайна. — Мы с Саймоном хорошо поработали с этим проектом, и я не сомневаюсь, что другие фирмы охотно бы за него ухватились, появись у них такая возможность. Вы познакомились с менеджерами фирмы, вы видели Инвестиционный меморандум Саймона, и я прошу вашего одобрения.

— От меня вам его не дождаться, — произнес набычившись Арт. — Это лжецы и подонки, а такого беспомощного меморандума мне вообще не доводилось видеть, — закончил он, брезгливо держа двумя пальцами мое творение.

— Хватит, Арт! — выпалил Джилл. — Переходим к голосованию. Итак, насколько я понял, ты, Дайна, за.

Дайна утвердительно кивнула.

— Рави?

Рави внимательно слушал всю дискуссию. Как правило, он старался быть в стороне от споров по внутрифирменной политике, но в тоже время никогда не боялся принимать смелые решения в тех вопросах, когда речь шла об инвестициях. Он снял очки и, приступив к тщательной протирке стекол, сказал:

— Я хочу быть абсолютно уверенным в том, что Хехт от нас больше ничего не скрывает. Кроме того, я хочу просмотреть заметки, которые вы сделаете, связавшись с упомянутыми им венчурными компаниями. Если окажется, что там все в порядке, то мы, как мне кажется, можем вступать в сделку.

— Арт? — повернувшись к коллеге, устало спросил Джил.

— Мне для них и дерьма жалко, что бы они все сдохли! — глядя в глаза старшему партнеру, воинственным тоном выпалил Арт.

И это была его ошибка. Джил пока не знал, какое решение принять, и если бы Арт аккуратно разыграл свои козыри, то возможно бы сумел убить проект Дайны. Фрэнк бы точно знал, как это сделать.

Джил не мог допустить начала междоусобной войны в своей фирме.

— Мы заключаем договор, — сказал он.

Я пошел вслед за Дайной в конференц-зал, где нас ждали люди из «Тетраком». Дайна сообщила им хорошую новость, а после этого устроила Хехту вежливую, но суровую взбучку. Я понимал, почему она это делает. Ей хотелось застолбить свое руководящее положение на самой ранней стадии проекта. Хехт, судя по всему, был уверен, что проверка, проведенная Джилом и Дайной, не вызовет каких-либо неприятных последствий, и, исходя из этого, мы приступили к разработке условий сотрудничества.

В девять вечера мы устроили перерыв на ужин и отправились в «Сонсис» — шикарный ресторан на Ньюберри-стрит. Дайна была само очарование. Несмотря на то, что Хехт и его коллеги были настоящими профессионалами, я видел, что её тактика приносит успех. Чтобы добиться необходимого результата, она пустила в ход сложный коктейль из женских чар и деловой твердости. Она держалась так, как держится хорошая учительница, которая без нажима убеждает трудных подростков делать все, чтобы вызвать её расположение. Одним словом, «Тетраком» стал принимать пищу из её рук.

Мы разошлись в одиннадцать, клятвенно пообещав друг другу встретиться ровно в восемь утра. Когда я останавливал такси, чтобы отправиться домой, из ресторана вышла Дайна.

— Я знаю, Саймон, что час уже поздний, но мне хотелось бы еще раз взглянуть на финансовые статьи договора. Надо убедиться, сможем ли мы ужиться с теми цифрами, которые нам предлагает «Тетраком». Не мог бы ты пожертвовать получасом во славу своей фирмы? Это нам очень поможет завтра утром.

Она была права — предварительное углубленное изучение цифр могло пойти нам на пользу. Я устал и хотел спать, но Дайна был моим боссом. Кроме того, у нас на руках был горячий проект, и считается, что любой представитель венчурного капитала в подобной ситуации просто не имеет права на сон. Вообще-то я полагал, что это неправильно, но правила игры на рынке устанавливали другие.

— О’кей, — сказал я. — Такси подано.

— Ехать в офис нет никакой нужды, — ответила она. — Я живу здесь за углом.

Я подозрительно на неё покосился, но она мой взгляд предпочла проигнорировать. Слишком устав для того, чтобы спорить, я сказал:

— О’кей. Показывай дорогу.

Она действительно жила за ближайшим углом. Дочь электрика из Нью-Джерси устроилась совсем неплохо. Жилье было обставлено дорогой и удобной мебелью. Правда, попадались не очень удобные, но все равно весьма дорогие предметы. Это был доставленный из Европы антиквариат. Цена украшающих помещение предметов искусства тоже внушала уважение. Среди них преобладал модерн, а так же восточные и американские мотивы. Одним словом, квартира была отделана с большим вкусом и действовала на нервы успокаивающе.

— Кофе?

— Естественно.

Бросив свою копию проекта договора на столик черного дерева, Дайна скрылась в кухонной нише, а я, тем временем, открыл свой ноутбук и погрузился в цифры.

Кофе сварился, и Дайна, сбросив туфли, села рядом со мной.

Чисто юридическая документация включала в себя определенный минимум финансовых положений. «Тетраком», если их нарушит, будет вынужден передать нам значительную часть своих активов. Финансовые обязательства компании, с одной стороны, должны были быть для неё справедливыми, а с другой — давать нам возможность вмешаться до того, как фирма окончательно обанкротится. Переговоры прервались как раз на этом вопросе, поэтому надо было окончательно определиться с нашей позицией до того, как мы снова встретимся утром.

Фрэнк, насколько я его знал, не стал бы заниматься финансовой стороной сделки на столь ранней фазе переговоров. Он вообще полагал, что вся цифирь — не больше, чем фикция. Дайна смотрела на вещи по-иному, а поскольку это был её проект, к нему и следовало подходить так, как она того желает.

Менее чем за полчаса мы решили проблему. Я откинулся на спинку древнего обеденного стула, растер слезящиеся глаза и сказал:

— У меня такое ощущение, словно меня кастрировали.

— Какое изящное выражение, — улыбнулась Дайна.

— У меня есть и иные, столь же тонкие. Но они, увы, совсем непристойны. Поэтому ограничусь скромными словами: я чувствую себя измочаленным. А ты разве никогда не устаешь?

Она выглядела такой же свежей и энергичной, как на состоявшейся несколькими часами ранее и едва не закончившейся катастрофой презентации.

— Иногда устаю. Но подготовка проекта меня возбуждает. А ты этого не ощущаешь?

— Пытаюсь, но ничего не выходит. Работа в позднее время вгоняет меня в сон. Я думаю, что Палате штата Массачусетс следует издать закон, согласно которому все соглашения и договоры, заключенные после восьми вечера, признаются не действительными. Это сохранило бы для экономики те огромные средства, которые сейчас уходят на гонорары адвокатам.

Она улыбнулась и отпила кофе. Я с удивлением обнаружил, что она сидит в опасной близости ко мне. Или в приятной, если вам это больше нравится.

— Саймон…

— Да?

— Помнишь, как в Цинциннати мы обсуждали дела фирмы?

— Конечно.

— Процесс пошел дальше, и я думаю, что ты должен об этом знать. Давай посидим. Может быть, ты что-нибудь выпьешь?

— О’кей, — мне страшно хотелось услышать, что она скажет: — Скотч у тебя найдется?

— Думаю, что смогу найти.

Я пересел на диван, и Дайна вручила мне стакан шотландского виски с большим количеством льда. Приготовив для себя такой же стакан бурбона, она уселась в кресло. Мы сидели друг против друга, что обеспечивало мою полную безопасность. Дайна, откинувшись на спинку кресла и вытянув свои длинные ноги, внимательно смотрела на меня поверх своего стакана.

— Арт крепко надрался сегодня, — сказала она.

— Я это заметил.

— И это не в первый раз. У него вдруг, откуда ни возьмись, возникли проблемы с алкоголем. Парень быстро катится под откос.

— Джил, видимо, тоже это знает.

— Да. И очень обеспокоен.

— Он все еще намерен уйти?

— Ему не терпится это сделать. Он даже думал о том, чтобы направить Арта в клинику, либо, в крайнем случае, отложить на год формирование нового фонда.

— Но это же не решит проблемы. Избрание Арта на пост старшего партнера равносильно подписанию смертного приговора фирме. Он и раньше был совершенно невыносим. Теперь же к этому добавляется алкоголизм. Джил может приступать к ликвидации «Ревер партнерс» уже сейчас.

— Еще одна интересная точка зрения, — едва заметно улыбнулась Дайна.

— Перестань, Дайна. Это же очевидно. И ты думаешь точно так же. Да и наши инвесторы тоже.

— В последнем ты совершенно прав, — сказала она, а на её губах играла все та же улыбочка.

Вспомнив про завтрак Дайны в отеле «Меридиен», я продолжил:

— Догадаться об этом было проще простого. Ты, наверняка, обсуждала проблему Арта с Джилом и Линетт Мауэр, не так ли? Да и с другими инвесторами тоже.

Дайна в ответ промолчала.

— Хочешь избавиться от Арта и стать старшим партнером?

Молчание.

— И думаешь, что это у тебя получится?

— Да, думаю, что получится, — позволив себе широко улыбнуться, ответила она. — Линнет входит в совет управляющих. Джил колеблется, но я продолжаю с ним работать. Но мне надо сколотить команду.

— Понимаю…

— Мне потребуется со стороны опытный специалист в области венчурного бизнеса на роль партнера. Кроме него, в команду войдут Рави и ты.

— Я?

— Да. Мне нужна твоя помощь.

— В качестве партнера?

— Да. Не сомневаюсь, что ты справишься. Мне нравится, как ты работаешь. Лизинг персональных компьютеров оказался классным проектом. Я думаю, что тебе удастся вытащить «Нет Коп», несмотря на то, что мы все её уже списали.

Я внешне спокойно отпил виски, а мои мысли кружились в бешеном водовороте. Мне страшно хотелось стать одним из партнеров в «Ревер». Нет смысла работать в венчурном капитале, если у тебя нет шансов стать партнером. Только в этом качестве там можно сделать по-настоящему хорошие деньги, и только партнеры принимают серьезные решения. Я мечтал об этом с момента поступления в фирму.

Но политические игрища в фирме были мне глубоко противны, а Дайна как раз и втягивала меня в дебри корпоративной политики. Она просила моей поддержки в борьбе с Артом. На это я еще мог согласиться, однако в случае выступления против Джила она моей поддержки не получит.

— Неужели ты колеблешься? — спросила она, видя мою нерешительность.

— О… Прости. Я просто задумался. Все это звучит весьма привлекательно, и передо мной открываются великие возможности. Но я не хочу ни в каком виде участвовать в заговоре против Джила. Я слишком многим обязан этому человеку.

— Джил — хороший парень. И ты ему очень нравишься. Арти со страшной силой давил на него, требуя твоего увольнения. Но Джил хочет видеть тебя в компании. Так же, как и я.

Итак, Арт хотел от меня избавиться, но я этой новости почему-то совершенно не удивился. Во время нашей последней встречи в субботу он, как мне показалось, мне поверил. Но с понедельника он стал меня избегать и через пару дней снова стал самим собой. Мне очень не понравилось его заявление в связи с моим меморандумом.

— Не беспокойся, — продолжала Дайна, — Джил и я — в одном лагере.

— Ну а как же следствие? — спросил я. — Неужели ты хочешь видеть партнером человека, которого подозревают в убийстве?

— Я знаю, что ты не убивал Фрэнка, — с улыбкой ответила Дайна. — В конечном итоге в этом убедятся и все остальные. Всё забудется.

Уверенность Дайны произвела на меня сильное впечатление, хотя я её до конца не разделял. Я никак не мог ожидать от неё такого доверия и был теперь за это бесконечно признателен. Со стороны Лайзы поддержка была бы вполне естественной, с неожиданным раздражением подумал я, но ничего подобного я от своей супруги не дождался.

— Спасибо за доверие и предложение. Чем мне предстоит заниматься?

— Ничем особенным. Делай прибыльные инвестиции. Избегай неудачных проектов. Разберись до конца с «Нет Коп» и…

— Постарайся избежать тюрьмы.

— Было бы прекрасно, если бы тебе это удалось, — кисло улыбнулась Дайна. — Но пока ты на воле, я хочу быть уверена в твоей полной поддержке, когда она мне потребуется. Это сейчас — самое главное.

— Считай, что ты её имеешь.

Она одарила меня улыбкой, которая наполнила теплом мое усталое тело.

— Итак, кто же все-таки убил Фрэнка? — спросила она. — У тебя есть на сей счет хоть какие-нибудь предположения?

— Нет. Полиция до сих пор уверена, что это сделал я, и лезет из кожи вон, чтобы собрать необходимые доказательства.

— Знаю. Мне даже показалось, что они считают, будто между нами что-то есть, — её глаза при этом лукаво блеснули.

— Да, — ответил я, стараясь изобразить ледяное спокойствие. — У Фрэнка тоже возникали подозрения на этот счет. Незадолго до его гибели мы даже повздорили с ним из-за этого.

Выражение лукавства на её личике исчезло, и на смену ему пришло выражение искреннего сочувствия.

— Тебе в последнее время так много пришлось пережить, — сказала она. — Умер Фрэнк. Полиция села тебе на шею. Тебя оставила жена.

— Да — время не из легких, — согласился я, бросив на неё быстрый взгляд.

— Это, конечно, дело не мое, — продолжала Дайна, — но как она могла покинуть тебя в беде?

— Ей крепко досталось, — попытался я вступиться за супругу. — Убили её отца, и она считает, что это сделал я. Правда, мне до сих пор не ясно, почему она так решила.

В моем голосе вдруг совершенно неожиданно для меня самого прорвался гнев. Дайна была права. Лайза в это трудное для меня время была просто обязана остаться со мною рядом!

— Ты выглядишь ужасно. Позволь мне налить тебе еще.

Мне следовало бы выразить свой протест, но я этого не сделал. Инстинкт самосохранения, видимо, переставал действовать. Лайза свалила в Калифорнию, так почему же я не могу пропустить еще один стаканчик с красивой женщиной, которая так внимательно меня слушает?

Дайна ушла и вскоре вернулась с новой порцией виски. Где-то на ходу она ухитрилась запустить музыку. Это был Моцарт или кто-то на него похожий.

Сев рядом со мной на диван, он подняла свой стакан и сказала:

— За тебя.

Я залпом выпил своё виски.

Дайна медленно склонилась ко мне и принялась развязывать мой галстук. Её ладонь легла на мое бедро.

— Расслабься, Саймон. Тебе надо расслабиться.

Она была рядом, и я мог думать только о ней. Аромат её духов, который всего лишь за мгновение до этого был едва уловим, теперь, казалось, заполнил все помещение. Я слышал, как шуршит шелк её блузки. Я повернул голову и увидел маленькое, изящное личико, безукоризненную кожу, полные, чуть-чуть приоткрытые губы. Затем она меня поцеловала. Это был ласковый, нежный и так много обещающий поцелуй. Я ответил ей поцелуем. Мне хотелось большего.

— Пойдем, — сказала она с улыбкой и, поднявшись с дивана, направилась к закрытым дверям спальни.

Я встал с дивана и двинулся следом за ней. Но в этот момент охвативший тело жар вдруг куда-то исчез, и я с ошеломляющей ясностью вдруг понял, на что иду.

— Нет, — сказал я.

Она оглянулась и изумленно вскинула брови. На её губах по-прежнему играла улыбка.

— Прости, Дайна, но это не правильно. Я ухожу. Немедленно.

С этими словами я вернулся к дивану схватил галстук и отправился на поиски пиджака и кейса.

Дайна стояла, опершись спиной на стену.

— Не уходи, Саймон, — сказала она. — Ведь ты же тоже этого хочешь. Останься.

— Прости, но я не могу… И вовсе не потому, что это ты… Это потому, что… — я замолчал, так как был не в силах найти внятного объяснения своим действиям. Я просто знал, что должен уйти.

Найдя кейс и пиджак, я ринулся к дверям, бросив на ходу:

— До завтра…

Оказавшись на улице, я припустил бегом по направлению к своему дому.

22

Утром я опоздал на встречу минут на десять. Все участники переговоров были свежи, словно луговые маргаритки. Все, кроме меня. Дайна встретила меня так, будто мы не целовались на её диване всего за несколько часов до этого.

Я из кожи лез вон, чтобы сосредоточиться, но мне хотелось одного — убежать отсюда и все хорошенько обдумать. Я в очередной раз пошел по стопам своего отца. Семь месяцев тому назад, вступая в брак и давая клятву верности, я был уверен в том, что никогда её не нарушу. И вот вчера я оказался на грани того, чтобы послать все свои обещания и все благие намерения к дьяволу. Одним словом, брак мой едва не скончался, не просуществовав и года.

Все дискуссии мы закончили в одиннадцать, чтобы дать возможность ребятам из «Тетраком» успеть в аэропорт и улететь в Цинциннати. Вместо того, чтобы пойти вместе с Дайной в офис, я отправился в парк. Пускаться в объяснения я не стал, и я не знал, о чем она думает.

Это был яркий, и какой-то хрусткий день поздней сухой осени. Холодный ветерок поглаживал верхушки деревьев, и те в ответ на его игру швыряли на землю пригоршни желтых листьев. Яркое солнце едва-едва согревало воздух. Одним словом, зима была уже не за горами.

Но что плохого я сделал? Лайза меня бросила, оставив на растерзание полиции. Жена отвергла мою помощь и моей верности вовсе не заслуживает. Она дала мне понять, что наш брак кончился, а раз так, то она и виновата в том, что между мной и Дайной возникла духовная близость.

Я сел на скамью на берегу озера. В надежде получить хлебные крошки ко мне лениво двинулись жирные утки, а на противоположном берегу из-за высоких деревьев на меня поглядывали верхние этажи отеля Ритц-Карлтон. Я обратился лицом к солнцу и смежил веки.

Всем своим существом я ощущал, как движется к краху мой брак. В этом не было ничего нового. Мои родители разошлись. Так же, как и родители Лайзы. Подобное происходит с миллионами людей, как в Британии, так и в Америке. Я вполне мог позволить браку рушиться до конца, и никто не мог запретить мне спать с тем, с кем я пожелаю.

Но я не желал спать с другими. Больше всего на свете мне хотелось вернуть Лайзу. Сделать это будет трудно. Она мне в этом не помощница. Совсем напротив. Мне придется наступить на горло собственной гордыне, простить её за то, что она ушла, забыть всё, что она сказала и что скажет в будущем. Я должен убедить Лайзу в том, что не убивал её отца. И это тоже будет очень не просто, а, может быть, и вообще невозможно.

Так стоит ли пытаться?

Я вспомнил её голос, её лицо, её смех. 

Да! Да! Да! 

Безусловно стоит.

Я не успел пробыть за своим письменным столом и пяти минут, как зазвонил телефон. Это была Дайна. Она хотела меня видеть.

Я с трепетом вступил в её кабинет. Но боялся я напрасно. Она мне дружески улыбнулась и сразу начала обсуждать наши отношения с «Тетраком». Оказалось, что еще утром Джил позвонил в пару венчурных фирм, и те подтвердили версию Хехта. Ему сказали, что в то время они не согласились бы подпустить к себе Мюррея Редферна и на пушечный выстрел. В одной из фирм, правда, поставили под сомнение способность Хехта принимать взвешенные решения, поскольку тот согласился иметь дело с Мюрреем. Подобная точка зрения, бесспорно, имела право на существование, но одной её было явно не достаточно для того, чтобы отказываться от проекта. Хотя из за разницы во времени Джил на Западное побережье еще не звонил, Дайна была уверена, что скелетов в кладовой «Тетраком» не окажется. Таким образом, от формального заключения договора нас отделяло менее недели.

Когда беседа закончилась, и я поднялся чтобы уйти, Дайна меня остановила.

— Саймон…

— Да?

— О вчерашнем вечере.

— Слушаю.

— Всё в порядке, — она взяла меня за руку. — Я не хочу об этом говорить. Но почему бы тебе как-нибудь не пригласить меня выпить?

— Мне кажется, что идея — не из лучших, — сказал я.

— Брось, — улыбнулась она. — Хотя бы одну выпивку ты мне уж точно должен.

Она была права.

— В таком случае выпьем обязательно, — улыбнулся в ответ я.

— Вот и отлично. Как насчет пятницы?

— Пятница так пятница.

— Благодарю за помощь, Саймон, — сказала она, и я удалился.

Вернувшись на рабочее место, я принялся размышлять о том, что затевает Дайна, и к чему все это. Судя по её репутации, она обожала устраивать романы на службе. Теперь я знал, что действует она при этом вполне профессионально. Но почему я? Может быть, ей просто захотелось секса? Или ей нужна игрушка? Не исключено, что от связи с женатыми мужчинам она получает дополнительное наслаждение.

Но несмотря на всю эту скверную репутацию, мне было трудно видеть в ней всего лишь распущенную и циничную дамочку. Мы искренне симпатизировали друг другу. Более того, между нами бесспорно существовало и чисто физическое влечение. Честно говоря, я не знал, имелось ли это влечение и ранее, но только в скрытом виде, или вспыхнуло лишь после отъезда Лайзы. Интересно, как она воспримет мое бегство? Не помешает ли оно мне стать партнером при новом режиме? Что же, если и помешает, то поделом. Мне не следовало так далеко заходить в своих отношениях с ней, и впредь я этого делать не должен.

Чтобы уяснить все до конца, придется дождаться пятницы.

Взглянув на гору лежащих передо мной деловых бумаг, я закрыл глаза. Как я мог позволить событиями зайти так далеко? Да, я с ней не спал. Но был очень близок к этому. Как я мог поставить под удар брак, который и без того был на грани распада, и за спасение которого я боролся? Даже если Лайза ничего не узнала бы, то я был бы обречен помнить об этом всегда. Эти воспоминания сохранялись бы, как готовая взорваться в любой момент бомба замедленного действия.

Нет, никогда в будущем я не допущу ничего, даже отдаленно похожего на это.

— В чем дело, Саймон?

Я открыл глаза, поднял голову и увидел, что за моей спиной стоит Даниэл.

— Не спрашивай, потому что я все равно не отвечу, — посмотрев на пустующее рабочее место Джона (а мне так много надо было с ним обсудить) я спросил: — А где Джон?

— Отбыл на весь день в «Нэшнл килт», — ответил Даниэл и добавил: — На всякий случай он оставил нам свой телефонный номер.

— Никакой спешки, — сказал я. — Это может подождать.

Я проверил электронную почту и среди множества посланий обнаружил сообщение Конни, из которого узнал, что Джил приглашает меня выпить с ним этим вечером в его клубе.

Это приглашение поначалу привело меня в состояние паники. Неужели Джил каким-то непостижимым образом узнал обо мне и Дайне? Однако крайне маловероятно, что он избрал фешенебельный клуб местом для порки. Меня еще никогда не приглашали в клуб Джила. Думаю, что и другие сотрудники там тоже не бывали. Однако Фрэнк, как я знал, бывал там не единожды. Интересно, думал я, о чем Джил хочет со мной поговорить.

В семь часов вечера клуб «Девоншир» был практически пуст — для его членов время было слишком раннее. Я сидел потягивая пиво, а передо мной на маленьком столике выстроился ряд вазочек с разнообразными чипсами и орешками. Помещение бара было небольшим и очень уютным — сплошная красная кожа и редкие породы дерева. У входа на изящных полках разместилась внушительная коллекция виски. О некоторых редких сортах я даже никогда не слышал. Общая атмосфера напоминала атмосферу лондонских клубов. Здесь все делалось для того, чтобы члены клуба чувствовали себя максимально комфортно, а их гости при этом испытывали ощущение некоторого неудобства. Этот деликатный баланс являлся плодом многолетних традиций клуба и целенаправленных усилий управляющих.

В бар вошли три человека в костюмах-тройках и галстуках в полоску и заняли соседний со мной столик. У всех трех были такие бороды, которые в наши дни почти не встречаются. Замечательные, объемные творения. Если эти ребята родились где-то в 50-х годах, то бородищи на вид были по меньшей мере лет на шестьдесят старше своих хозяев.

Джил запоздал ровно на десять минут. Он пожал мне руку, сел и, поймав взгляд официанта, заказал мартини.

— Спасибо, Саймон, за то, что ты принял приглашение, — сказал он. — Как состояние?

— В общем, неплохо.

— Мне очень жаль, что Лайза не живет дома. Как она все это переносит?

— Боюсь, что не очень хорошо. Она улетела в Калифорнию.

Джил в знак симпатии приподнял свои кустистые брови.

— Позволь выразить мое тебе сочувствие, — сказал он. — Но думаю, что было бы неправильно, если бы Арт вмешался и стал уговаривать её остаться в «Био один». Уверен, что ты меня понимаешь.

Я промолчал. Джилу не понравились бы мои слова о том, что, судя по всему, Арт уже вмешался, чтобы выдворить её из фирмы. Босс не хотел верить, что в его фирме может существовать личная вражда между коллегами. А в тех редких случаях, когда вражда проявлялась открыто, он предпочитал делать все, чтобы этого не замечать.

Принесли мартини. Джил помолчал немного и начал:

— Значит так, Саймон… Мне хотелось бы поговорить с тобой о будущем нашей фирмы.

— Вот как?

— Именно. Ты, наверное, слышал, что я намерен устраниться от дел в «Ревер».

— Догадываюсь.

— Фирма небольшая и слухи в ней распространяются быстро, — улыбнулся Джил. — Ты, конечно, понимаешь, что я хочу оставить компанию в максимально хорошей форме.

— Естественно.

— Но в связи с моим уходом возникает вопрос о наследнике.

Это уже становилось интересно.

— Понимаю.

— Вначале я думал, что мое место займет Арт. После смерти Фрэнка он остался вторым по старшинству партнером. Кроме того, он ведет наш самый удачный проект.

Я кивнул, соглашаясь.

— Но в последнее время Арт неважно себя чувствует, и я не уверен, справится ли он с работой. И это ставит меня перед выбором.

Он замолчал, чтобы отпить мартини. Выбором? Каким выбором? А я считал, что остался всего лишь один кандидат. Неужели он имеет в виду Рави? Да, Рави, бесспорно талантливый инвестор, но он всегда хочет, чтобы его оставляли в покое, если вопрос не касается прямо его проекта. Взвалить на свои плечи ответственность за всю фирму Рави определенно не пожелает.

— Это может быть Дайна, или… — продолжил Джил, -…мне придется пригласить со стороны опытного специалиста в сфере венчурного капитала.

Подобной возможности Дайна не учитывала, подумал я, а если и учитывала, то со мной своими мыслями на этот счет не делилась.

— Я не намерен просить тебя, Саймон, поддержать ту или иную сторону. Я прошу тебя о совсем другом — полярно противоположном. Нельзя допустить, чтобы после моего ухода «Ревер» пал жертвой междоусобной борьбы. Поэтому я прошу тебя дать мне слово, что ты продолжишь работать, вне зависимости от того, кто станет во главе компании. Ты хороший человек, Саймон, и ты нужен фирме.

Он внимательно смотрел на меня, ожидая моей реакции. Я попал в довольно сложное положение, поскольку уже обещал Дайне выступить в случае необходимости на её стороне. Ну что я могу сказать ему сейчас?

— А ты не мог бы подождать с уходом? По крайней мере до тех пор, пока ситуация не прояснится?

— Теоретически это возможно. Но дела с моими почками обстоят довольно скверно. Доктора говорят, что скоро я могу оказаться на диализе.

— Не может быть! Когда именно?

— Это они скрывают, — фыркнул он. — Боятся, что в случае ошибки я привлеку их к суду. Одним словом, это может случиться и через шесть месяцев и через шесть лет. Как бы то ни было, но я в полной мере хочу насладиться временем, когда еще способен свободно передвигаться. Так же считает и моя жена. Поэтому я и хочу разобраться с «Ревер», как можно скорее.

— Я тебя понимаю.

— Итак, ты обещаешь мне, что останешься в фирме, кто бы ни стал партнером-управляющим?

Я был очень многим обязан Джилу. Перед Дайной у меня никаких особых обязательств не имелось.

— Да, Джил, останусь, — твердо сказал я.

— Спасибо, Саймон, — устало улыбнулся он.

Из «Девоншира» я сразу двинулся к Джону. Он жил в районе Саут Енд, в трехэтажном доме, втиснувшимся между салоном живописи и агентством по торговле недвижимостью. Геи почему-то предпочитали селиться именно в этой части города. Впрочем, люди с нормальной сексуальной ориентацией тоже не чурались этих мест.

Джон, увидев меня, удивился, но в дом все же пригласил. Он сменил свой рабочий костюм на джинсы и свободную полотняную рубашку навыпуск. До этого мне всего лишь раз довелось побывать в его квартире. Выглядело жилище Джона очень мило, несмотря на то, что в нем явно присутствовало влияние минимализма. Простые деревянные полы, стеклянный стол, несколько симпатичных модерновых светильников и столь же модерновых ваз. Постеры, прославляющие научно-фантастические творения в области литературы и кинематографии (о большинстве этих шедевров я никогда не слышал) оживляли стены. Одна из стен была украшена громадным изображением тореадора. В комнате находился телевизор с гигантским экраном, а несколько полок были до отказа забиты видеокассетами. Я вглядывался в обстановку, но никаких признаков необычной сексуальной ориентации Джона не видел. Но экспертом в этом деле я не являлся и поэтому мог просто не заметить кодовых сигналов.

Мы присели, он предложил мне выпить пива, и я согласился. Открыв бутылку и для себя, Джон сказал:

— Ну и говенный же день выдался.

— Тебе так не понравилось пребывание в Лоуэлле?

— Если мне придется поехать туда еще раз, я просто спалю это место. Клянусь. Почему мы не позволяем компании умереть быстро и безболезненно? Вместо этого мы собираемся обратиться к главе одиннадцатой Закона о банкротстве, дабы защититься от кредиторов. Что касается меня, то я просто вручил бы ключи от фирмы банку-кредитору, чтобы тот бесплатно вручал одеяла с изображением черепашек ниндзя каждому ребенку, который решится открыть у них счет. — Сделав большой глоток пива, он спросил: — Итак, что привело тебя в наши края?

— Я хотел задать тебе пару вопросов, которые могут показаться слегка…нетактичными.

— О чем? — внезапно напрягшись спросил, Джон.

— Я недавно встречался с одним фотографом.

— Ну и что?

— Парень дал мне вот это.

Я передал ему конверт. Он открыл его, достал снимки, взглянул на них, его лицо окаменело и он закрыл глаза.

— Итак, чего же тебе от меня надо? — спросил Джон.

— Я хочу расспросить тебя о нём.

— К чему это?

— Мне надо выяснить, кто его убил.

— Я не знаю, кто это сделал.

Я вопросительно вкинул брови, а Джон погрузил лицо в ладони. Я молча наблюдал за ним. Наконец он поднял голову и произнес:

— Я его любил.

Я продолжал молчать.

— Вечером, накануне его смерти, мы поссорились. Последний раз я его видел в субботу утром, когда убегал в ярости. Теперь мне страшно жаль, что мы с ним расстались на такой ноте.

— Сочувствую.

— Это было ужасно, — продолжал Джон. — И самое страшное во всем этом деле, что я ни с кем не мог поговорить, чтобы облегчить душу. Во всяком случае, ни с кем из тех, кто знал Фрэнка, — я видел, что он лишь ценой огромных усилий сдерживает слезы.

— И из-за чего же вы поссорились? — как можно более мягко спросил я.

— Я встречался с другими мужчинами, а Фрэнку это не нравилось. Но эти встречи ровным счетом ничего не значили. Так… Просто случайные связи.

— Но разве сам Фрэнк не…

— Нет. Я был у него единственным любовником. Мне даже кажется, что он не видел в себе гея до тех пор, пока не встретился со мной. Фрэнк держал все это в страшной тайне. Я пытался убедить его быть более открытым, но он меня не слушал. Думаю, что Фрэнк испытывал острое чувство вины. Через это проходим мы все, и чем скорее от подобного чувства избавишься, тем лучше.

— И по этой причине рухнул его брак? — спросил я.

— Фрэнк осознал это значительно позже, а вначале он считал, что просто утратил сексуальное влечение к своей супруге. Правда и тогда он знал, что чем-то отличается от других, но считал себя асексуальным.

Я всё это не очень понял, но сказанное Джоном прекрасно объясняло тот стиль жизни, которому в течение пятнадцати лет следовал Фрэнк.

— Я сделал для него доброе дело, — просто сказал Джон, — заставил его осознать, кем он на самом деле является.

— У тебя есть какие-нибудь версии его убийства?

— Нет. Вначале мне казалось, что это мог быть ты, но в глубине души я не верил, что ты способен на подобные поступки.

— Копы считают, что Фрэнка прикончил я. Но они заблуждаются, и мне следует им это доказать. Теперь я вижу, что ты, как и я, не имеешь к преступлению никакого отношения.

Это было не совсем так. Я по-прежнему не знал, связан Джон с убийством или нет, но я должен был выразить ему свое доверие, чтобы он в свою очередь поверил мне.

— Но не пройти мимо одного простого факта — кто-то его убил, — продолжал я. — Мне известно, как много значил для тебя Фрэнк, и ты должен помочь мне найти убийцу.

Джон неуверенно покачал головой.

— В таком случае, ответь хотя бы на мои вопросы. Тебе это не повредит, а мне сможет помочь.

— О’кей, — с видимой неохотой согласился Джон.

— Что особенно беспокоило Фрэнка в последнее время перед гибелью?

— Множество вещей. А если быть точным, то он жил в постоянном напряжении. И не только в связи с работой. Это состояние стресса он переносил скверно.

— Что волновало его, кроме работы?

— Прежде всего — ты. С тебя все и началось.

— С меня?

— Да. Он был убежден, что у тебя роман с Дайной. Дело дошло до того, что он даже меня об этом спрашивал. Я ответил, что ничего не знаю, но все видели, что вы находитесь в замечательных отношениях и очень много работаете вместе.

— Да, своими подозрениями он меня сильно допек, — сказал я. — Должен сказать, что в своем недоверии ко мне он явно перехватил через край.

— Мне тоже так показалось. Но ты же знаешь, как Фрэнк боготворит Лайзу. Я думаю, что его страшно пугало то, что его дочь может оказаться в том же положении, в котором оказался он.

— Не понимаю.

— Я говорю об отношениях между ним и мною, — пояснил Джон. — Мы были связаны по работе, имея при этом близкие отношения. Это вызывало у Фрэнка постоянное чувство вины. Потом он узнал, что я встречаюсь с другими мужчинами. И это явилось для него сильнейшим ударом. Ему, видимо, казалось, что в силу своей неполноценности он не только погубил семью, но не смог удержать и меня. Одним словом, Фрэнк боялся, что дочь будет страдать так, как страдает отец. Бедняга с параноидной настойчивостью повторял это снова и снова. Ну и, наконец, наша ссора в пятницу. В тот вечер он не выдержал и взорвался.

— Как это произошло?

— Фрэнк заявил, что не понимает и не приемлет моей неверности. А то, что я гей, не может служить оправданием. — Немного помолчав, Джон продолжил: — Я пообещал исправиться, но он не поверил, и я ушел.

— Когда это произошло?

— Около часу ночи, — ответил Джон, довольно успешно сдерживая слезы. — И больше я его не видел, — он снова замолчал, борясь с нахлынувшими воспоминаниями. — На следующий день Фрэнк мне позвонил, но помириться мы так и не сумели. Когда я в свою очередь позвонил ему, никто не снял трубку, и звонка позже от него не последовало.

— Сочувствую, — сказал я, понимая, что Джон нуждается в более теплом утешении, которого я, увы, предоставить ему не мог. — С этим вопросом ясно. А что его беспокоило в компании?

— Да, положение в «Ревер» его явно чем-то мучило, — с глубоко вздохнув, произнес Джон. — Но что именно, я не знаю. Разговоров о фирме и о работающих там людях он пытался избегать. В те моменты, когда мы работали в паре, разговор велся только о конкретном проекте. Вне офиса мы о делах практически не толковали. Но что-то его определенно снедало.

— А ты не думаешь, что это могло быть связано с предстоящим уходом Джила?

— А разве он уходит? — спросил Джон, а глаза его от изумления округлились.

— Да, уходит. Прости, но я думал, об этом-то Фрэнк не мог тебе не сказать.

— Нет, — ответил Джон. — О внутренней политике фирмы мы уж точно никогда не говорили.

— А как он оценивал Арта?

— Считал его полным ничтожеством. Как мне кажется, они друг друга терпеть не могли.

— Что он говорил о пьянстве Арта?

— А я и не знал, что Арт пьет. Тебе похоже, известно о жизни в офисе гораздо больше меня.

— Похоже на то, — согласился я. — Но поговорим о другом. Меня очень удивляет то, что полиция не узнала о ваших отношениях.

— Она узнала.

— Что?!

— На это, правда, потребовалась пара недель. В «Домике на болоте» они нашли отпечатки моих пальцев. Я сказал, что работал там вместе с Фрэнком над нашими проектами, и они мне поверили. Но после серии лабораторных исследований копы пришли к выводу, что я занимался в «Домике на болоте» не только трудовой деятельностью. В бостонской квартире Фрэнка я никогда с ним не встречался — он был слишком осторожен для этого, — но после того, как копы потолковали с моими соседями, они узнали, что Фрэнк нередко бывал у меня. Кроме того, они проверили компьютер Фрэнка и обнаружили в электронной почте письма, которые окончательно прояснили ситуацию.

— Неужели они не начали подозревать тебя в убийстве?

— Начали, — кивнул Джо. — Но всего лишь на пару дней или около того. Но у меня было железное алиби. Соседи видели меня в день убийства, а ближе к вечеру я находился в обществе своих друзей. Одним словом, копы перестали меня терзать и с тех пор расспрашивают только о тебе.

— И что же ты успел им поведать? — простонал я.

— Только правду. Я сказал, что Фрэнка беспокоили твои отношения с Дайной, и что между ним и тобой в последние месяцы отношения были, мягко говоря, натянутыми. Они спросили, не угрожал ли ты Фрэнку, и не опасался ли он тебя, на что я ответил, что такого не было и быть не могло.

— И ты считаешь, что мне следует выразить тебе за это благодарность?

— Я говорил лишь то, что было, — пожал плечами Джон.

— Теперь, после того, как они узнали, что он гей, не стали ли они вести следствие и под этим углом?

Его глаза снова округлились, на сей раз, как мне показалось, от страха.

— Как это?

— Не знаю. Другой любовник, или что-то иное в этом роде.

— Ничего не получится! — вдруг выпалил Джон. — Я был единственным близким Фрэнку человеком, и уже сказал об этом полицейским. Они мне поверили.

— Но ты же, насколько я понял, не хранил ему верность…

— Да! — сердито бросил Джон. — И с этим мне придется жить до конца моих дней. Но Фрэнк был совсем другим. Именно из-за этого мы и поссорились в тот вечер.

Я вздохнул. Рухнули мои надежды на то, что после того, как полиции стало известно о Джоне и Фрэнке, следствие пойдет в другом направлении. Однако получилось так, что Махони только укрепился в своих подозрениях.

— Полицейские держат свое открытие в секрете?

— Пока да. Они опасаются задеть чувства семьи. И в первую очередь Лайзы.

— Они правы.

Чем меньше людей знают о связи Фрэнка и Джона, тем лучше для Лайзы. Меня очень тревожило то, как она может воспринять это известие.

— Джон, ты можешь оказать мне услугу? — спросил я.

— Какую?

— Если тебе на ум придет нечто такое, что поможет найти убийцу, дай мне сразу знать. Хорошо?

— О’кей. Я это сделаю.

23

В течение всего следующего рабочего дня Джон и я держались друг к другом с подчеркнутой вежливостью. Каждый из нас хранил свои тайны и подозрения, и поэтому лучше всего было вести себя так, словно вечерний разговор вообще не имел места. Утром явился Махони и, разбив лагерь в кабинете Фрэнка, принялся допрашивать всех подряд за исключением меня, разумеется. Джон и Даниэл, естественно, тоже общались с сержантом. Проходя мимо открытых дверей кабинета, я видел, как помощники сержанта копаются в файлах Фрэнка.

Интересно, обнаружили ли они еще нечто такое, что мне не известно? Узнав, что имеется еще одна линия следствия, о которой я и понятия не имел — а именно отношения между Джоном и Фрэнком — я испытал нечто очень похожее на шок. Однако, несмотря ни на что, в глазах Махони я оставался подозреваемым номер один.

Дела у сержанта шли явно лучше, чем у меня. Мое расследование зашло в тупик. Да, мне удалось расширить круг подозреваемых. Теперь кроме меня под подозрением оказались Крэг, Арт и, возможно, Джон. О Джиле и Джейн тоже не следовало забывать. Однако в моем виртуальном списке возможных убийц они явно стояли на последнем месте. Выше их в этом списке находился Эдди. Но теперь, после того как я максимально расширил поле поисков, следовало снова сузить его до одного человека. Оставить лишь того, кто убил Фрэнка. Однако я по-прежнему не представлял, кто мог это сделать.

Я не раз подумывал о том, чтобы объединить свои усилия с усилиями Махони, но было ясно, что Гарднер Филлипс не позволит мне это сделать. Если я буду держать рот на замке и ничего не скажу копам, он сможет держать меня на свободе. Если я заговорю, то окажусь за решеткой, один на один с законом.

Что касается Махони, то он в моей вине нисколько не сомневался и теперь делал все, чтобы это доказать. Я прекрасно понимал его позицию, особенно после того, как он нашел револьвер. Сержант знал, что Лайза выбросила оружие в реку, а это означало, что Фрэнка мог застрелить только я.

Но как мог этот злосчастный револьвер оказаться в шкафу нашей гостиной? Ответа на этот вопрос — сколько бы раз я себе его не задавал — у меня не было. В промежуток времени между обыском и находкой револьвера в нашем доме никто, кроме меня, Лайзы и сержанта Махони, не появлялся. Может быть, этот мерзавец и подбросил оружие?

Вообще-то револьвер могла припрятать и Лайза. Впрочем, нет. Подобную возможность я просто отказывался принимать во внимание.

Боже, как мне её не хватало!

В комнату вернулся Даниэл, пробыв с Махони около получаса. Он занял место за столом и послал мне улыбку.

— Что он говорил?

— Сержант запретил мне распространяться на эту тему.

— Перестань, Даниэл!

— О’кей. Он задал мне множество вопросов — в основном о тебе. И о Фрэнке. Ничего особенного. Мне показалось, что он просто ловит рыбу в мутной воде. Сержант изучил все проекты, которые вы с Фрэнком курировали. «Нет Коп» и всё такое прочее.

Любопытная информация. Интересно, сколько времени копам потребуется на то, чтобы связать описание внешности неизвестного фотографа, которое дала им Нэнси Боумен, с личностью Крэга?

Даниэл врубил компьютер и, пару раз щелкнув мышью, воскликнул:

— Великолепно!

— В чем дело? Только не говори мне, что котировки «Био один» подскочили на одну восьмую.

— Нет. Но зато акции «Бофорт технолоджикс» рухнули сегодня еще на двадцать процентов. Это означает, что к этому дню они потеряли примерно половину своей стоимости.

— Поздравляю. Думаю, что Линетт Мауэр будет тебе безгранично благодарна.

— Падение котировок началось лишь с того момента, когда «Бибер фаундейшн» выбросила на рынок свои акции, — ухмыльнулся Даниэл.

— Даниэл!

— Что? — еще шире осклабился он. — Это должно было так или иначе случится, и я всего лишь немного ускорил события.

Он хихикнул, а я не веря своим ушам, безмолвно качал головой.

— Неужели для тебя имеют значение только деньги? — спросил я, несколько оправившись от шока.

— Нет, не только, — как мне показалось удивленно ответил Даниэл. — Почему ты спрашиваешь?

Я в ответ лишь вскинул брови.

— Что же, может быть, ты и прав. В наше время, чтобы быть в Америке человеком, необходимо иметь деньги. Тебя здесь замечают только в том случае, если ты при бабках. И речь идет о больших деньгах. Не о каком-то там миллионе, а о десятках, как, например, у отца Джона.

Джон поднял голову, но, видимо, решив оставить слова Даниэла без внимания, снова погрузился в работу.

— Я не лишен честолюбия, — продолжал Даниэл, — и не вижу в этом ничего плохого. Скажи мне, если я ошибаюсь. Назови мне хотя бы одного знаменитого американца, который не стоил бы несколько миллионов.

Я перебрал в уме известных американцев, которых знал: кинозвезды, телевизионные ведущие, политики, спортсмены, писатели, певцы, религиозные лидеры… Да, он прав. Даже Микки Маус, возможно, стоил здесь многие миллиарды.

— Вот видишь, — сказал Даниэл и погрузился в цифры на экране компьютера.

Присутствие в офисе Махони, допрашивающего обо мне моих коллег, настолько выбило меня из колеи, что я не мог продолжать работу за письменным столом. Одним словом, я решил отправиться на поезде в Уэллси, чтобы взглянуть, как идут дела у Крэга.

Жизнь в «Нет Коп» била ключом. Пережив длительный период неуверенности, инженеры фирмы уже не сомневались в том, что их детище обретет физические формы. Несмотря на то, что переключатель был безумно дорогим предметом, вид у него был довольно простенький. Какой-то непрезентабельного вида ящик восемнадцати дюймов в ширину и около двух футов в длину. Основные расходы приходились на ИС или Интегральную систему, являвшую собой тончайшую кремниевую пластину с миллионами крошечных электронных соединений на ней. Именно эта новая схема отличала творение Крэга от всех других переключателей и в силу этого являлась основным активом «Нет Коп». Мы рассчитывали на то, что капитализация фирмы возрастет многократно, если переключатель будет удачно продан или акции компании поступят в открытую продажу.

Для того, чтобы завершить сборку и провести испытание прибора, фирма нуждалась в притоке новых сил. Крэг заранее составил список из нескольких талантливых инженеров, и я застал его в тот момент, когда он всеми силами заманивал их к себе, убеждая покинуть прежнюю высокооплачиваемую работу. Я присоединился у Крэгу и тоже занялся вербовкой. Эта работа показалась мне на редкость увлекательной.

Именно в этот момент я осознал, что, думая о «Нет Коп», стал употреблять местоимение «мы», а не «они», как делал прежде. Я почувствовал себя неотъемлемой частью компании и, надо признаться, стал лучше понимать Арта и его особое отношение к «Био один».

Рабочий день близился к завершению, когда открылась дверь кабинета и Джина, обращаясь к Крэгу, объявила:

— Пришел сержант Махони. Он желает с тобой поговорить.

— Скажи ему, что я буду через минуту, — затем, вопросительно вкинув брови, он спросил у меня: — Что я должен ему говорить?

— О Джоне Шалфонте и Фрэнке сержанту известно. Это мне сказал Джон.

— Плохо! Да, кстати. Я узнал еще кое— что об этом парне. Сержант активно сотрудничал с НОРЕЙД. Думаю, что и сейчас продолжает сотрудничать.

Это мне не понравилось, хотя и не удивило. НОРЕЙД в течение многих лет собирал средства для ИРА, и активист организации вряд ли мог испытывать теплые чувства в отношении английского офицера, служившего в Северной Ирландии.

— Желаю удачи, — сказал я.

— Спасибо. А ты пока можешь расслабиться за чашкой кофе.

Я вышел из кабинета Крэга и тут же узрел сидящего на стуле рядом с дверью Махони.

— Вот уж не ожидал вас здесь встретить, мистер Айот, — сказал он иронично, но все же достаточно дружелюбно.

— «Нет Коп», как вам известно, — одна из компаний, с которой я имею дело.

— Да, да, конечно. Насколько мне помнится, именно в связи с ней у вас возникли некоторые разногласия с мистером Куком. Я не ошибся?

Оставив без ответа этот вопрос, я отправился на поиски человека, с которым можно было бы сгонять пару партий в настольный теннис. Столы для игры находились в готовой принять новых сотрудников компании, но пока пустой комнате. На грифельной доске была изображена большая таблица с результатами встреч. Судя по ней, здесь постоянно проходили внутрифирменные соревнования. Крэг мечтал о настоящем спортивном зале, однако компания пока была слишком мала для того, чтобы оправдать его существование.

Махони проторчал в «Нет Коп» довольно долго. За время его пребывания я успел проиграть три партии. Эти шифровальщики здорово поднаторели в игре в пинг-понг. Меня занимал вопрос, о чем могли говорить Махони и Крэг. Сержанту и его ребятам приходится довольно много работать ногами. Интересно, нашли ли они еще какие-нибудь улики против меня? Если так, то арест не за горами. Оставалось уповать на то, что Крэг не снабдит их новыми «доказательствами» моей вины.

Наконец я услышал, как уходит сержант. В зал заглянул Крэг, чтобы увести меня в свой кабинет. По пути мы заскочили в кухню, где Крэг сотворил для себя огромную кружку каппучино, естественно без кофеина. Я же налил себе чашку чая.

— Как все прошло? — поинтересовался я.

— Ты был прав. Увидев меня, сержант первым делом спросил, действительно ли я тот самый человек с фотоаппаратом, которого видели на болоте. Я это подтвердил. Какой смысл врать, если они смогут без труда это установить?

— О чем еще он тебя спрашивал?

— Что я там делал, вооружившись камерой?

— И как ты ему ответил?

— Сказал, что следил за Фрэнком, так как тот отказался поддержать «Нет Коп»; что надеялся обнаружить факты, которые можно было бы использовать в качестве рычага воздействия.

— И он тебе поверил?

— Не сразу. Поначалу сержант пытался убедить меня в том, что я прикончил Фрэнка. Говорил он об этом, естественно, не прямо, но намекал достаточно прозрачно. Одним словом, мне пришлось все повторять несколько раз с начала до конца и с конца до начала. Однако я ни разу не сбился. Кроме того, я объяснил ему, что не настолько туп для того, чтобы убить Фрэнка. Мне нужно было, чтобы он поменял свою позицию, а в случае смерти его «нет» осталось бы навсегда. Что, собственно, и произошло. Разве я не прав?

— Ты сказал, что видел там меня?

— Да. И эта информация ему страшно понравилась.

— А о том, что видел Джона Шалфонта, тоже сообщил?

— Да. Поскольку полиции уже все известно о Джоне и Фрэнке, скрывать это не имеет смысла.

— Он просил передать ему фотографии?

— Да. И я ему их отдал. Включая негативы.

— Там были и мои изображения?

— Само собой. Я сфотографировал твое прибытие.

— А отъезд?

— Я же говорил тебе, что уехал вскоре после твоего появления.

— Очень мило.

— Извини, Саймон.

Я с трепетом ожидал появления Дайны. Бар был до отказа заполнен недавними выпускниками университета и состоятельными студентами, решившими хорошенько оттянуться вечером в пятницу. Ко мне это не относилось. В какой-то момент я даже вознамерился отменить встречу, но потом решил, что это не имеет смысла. Объяснения с Дайной мне все равно не избежать.

Она пришла минуты через две после меня.

— Привет, — бросила Дайна и, склонившись, чмокнула меня в щеку. Аромат духов мгновенно заставил меня вспомнить уютную квартиру, музыку, виски и её.

— Привет, — хрипло ответил я, поскольку мое горло почему-то вдруг пересохло.

— Как дела?

— Был страшно занят. Носился по городу, пытаясь установить, кто убил Фрэнка.

— И насколько в этом преуспел?

— Трудно сказать. Почему-то получается так, что чем больше я узнаю, тем больше вопросов возникает.

— А как копы?

— Они, похоже, куда-то продвигаются. Всё ближе и ближе к тому, чтобы меня арестовать.

Дайна сочувственно улыбнулась и прикоснулась к моей руке. Это было всего лишь легкое прикосновение, но мне показалось, что мое тело поразил электрический разряд.

— Ну и достается же тебе, — сказала она.

Я в ответ лишь кинул.

— Лайза вернулась?

— Нет, — ответил я, убирая руку. — Но я очень этого хочу. Мне её так не хватает…— Набрав полную грудь воздуха, я продолжил: — Я очень сожалею, о том, что произошло во время нашей последней встречи. Едва не случилось то, чего я очень не хотел… Нет, не так. Я, как это ни печально, очень этого хотел. Просто с самого начала я не должен был позволять себе думать об этом. Я очень хочу, чтобы Лайза ко мне вернулась, и подобной ошибки больше не совершу.

Я внимательно следил за реакцией Дайны. Некоторое время она молчала, а потом спокойным, рассудительным тоном произнесла:

— Думаю, что этим все сказано. Но если она окажется настолько глупой, что оставит тебя одного, то сама будет во всем виновата. Ты мне нравишься, Саймон. И нам вместе было бы очень хорошо. Запомни это.

— Прости…

Я не знал, как отнестись к словам Дайны. Мне осталось не ясно, делает ли она хорошую мину при плохой игре, оказавшись отвергнутой, или ей всё безразлично. Не исключено, что она пытается показать свой ко мне интерес, не желая меня при этом отпугнуть. Однако, могло быть и так, что она говорит искренне и действительно думает то, что говорит. Понять эту женщину я не мог.

— Ну и что мы будем делать с «Ревер»?

— Мы?

— Да. Ты и я.

— Сдается, Дайна, что у меня в этой стране вообще нет будущего.

— Вздор! Они обязательно найдут убийцу Фрэнка, и с тебя снимут все подозрения. Джил уйдет на покой. Арт — вне игры. Таким образом, остаюсь лишь я.

Уверенность Дайны мне импонировала, но говорить о моем будущем в «Ревер», было просто смешено, поскольку у меня не было никакой уверенности, что к тому времени, когда уйдет на покой Джил, я останусь на свободе.

— Линетт Мауэр сказала, что будет продолжать инвестировать в «Ревер», если руководить фирмой стану я.

— Отлично сработано! — не мог не восхититься я.

— Джил с тобой разговаривал?

— Да. Вчера вечером он пригласил меня в свой клуб.

— Знаю, — улыбнулась она. — И что же он тебе сказал?

— Неужели это тебе не известно?

— Я отлично информирована, но все же не в такой степени.

— Он хотел получить от меня обещание, что я поддержу любого, кто придет на его место. Будь то ты, или кто-то иной.

— Кто-то иной? — вопросительно подняла брови Дайна.

— Да. Джил сказал, что, возможно, пригласит в качестве старшего партнера какого-нибудь опытного человека из венчурного бизнеса.

— Хмм… — сдвинув брови, протянула Дайна.

— Тебе следует пошевеливаться.

— Видимо, так.

Мы приканчивали наше пиво в молчании. Дайна впала в задумчивость, и я не мог не чувствовать, в каком темпе начал работать её мозг. Интересно, насколько можно ей доверять?

Ответа на этот вопрос у меня не было.

Мы вышли из бара. Дайна пешком отправилась домой, а я успел остановить проезжающее мимо такси. Когда я прибыл домой, часы показывали всего лишь восемь.

Я знал, что мне следует как можно больше наслаждаться свободой, поскольку становилось все более и более ясно, что скоро я её потеряю. Оказалось, что ожидание ареста — занятие весьма утомительное.

Я обвел взглядом гостиную. Без Лайзы и её разбросанных повсюду вещей она казалось совершенно пустой. Я ничего не слышал о жене с того момента, как она улетела в Калифорнию и даже не знал, где она остановилась. Келли отказалась мне это говорить, так же как и мамаша, которой я звонил дважды. Я даже пытался связаться с её братцем, но мне сказали, что я ошибся номером. Эдди, видимо, переехал, а когда я позвонил в службу информации, мне ответили, что о местонахождении мистера Эдварда Кука им ничего не известно.

Выдержать остаток вечера в одиночестве, гоняя по кругу мысли о Лайзе, полиции и Дайне, я был просто не в силах. Мне не оставалось ничего иного, кроме как отправиться в «Красную шляпу». Кирен и пара его приятелей уже были на месте. Пиво, дружеская болтовня и смех помогли мне снять напряжение.

Домой я вернулся поздно, находясь при этом в легком подпитии. На автоответчике мигал красный огонек. Там оказалось одно сообщение:

Звонить было поздно, поэтому я забрался в постель и почти сразу крепко уснул.

24

Без десяти восемь я уже был рядом с домом Джона в районе Саут-Енд. Мне не терпелось узнать, какой информацией в связи с «Био один» хочет поделиться со мной Джон. Я надавил на кнопку звонка его квартиры у входной двери дома, но ответа не последовало. Видимо, я прибыл слишком рано. Он говорил о восьми часах, и я оставил на его автоответчике сообщение, что обязательно буду. Следовательно, Джон должен был скоро появиться. Я решил подождать его на улице.

Было холодно, и очень скоро я начал бормотать себе под нос проклятия в адрес Джона. В витрине картинной галереи рядом с его домом сияли всеми красками лета пейзажи Прованса. Я решил насладиться искусством и заодно согреться, но галерея закрывалась, и какая-то дама за стеклянной дверью, увидев меня, отрицательно качнула головой. Начал накрапывать дождь.

Дверь дома, наконец, распахнулась, и из неё вышел какой-то человек. Это был высокий крашеный блондин. В его ухе поблескивала бриллиантовая серьга. Я проскользнул мимо него в дом, удостоившись при этом подозрительного взгляда, и поднялся на второй этаж. На площадку лестницы выходили две двери. Одна из них была приоткрыта, и из щели на темную площадку пробивался свет. Это была дверь Джона.

Интересно, почему он не отвечает, подумал я и толкнул дверь.

— Джон?

Никакого ответа.

Я вошел в квартиру.

— Джон!

Он лежал лицом вниз на полу в центре гостиной. На спине рубашки была дыра, вокруг которой расплылось кровавое пятно.

— Джон!

Я подбежал к нему. Его постоянно бледное лицо было прижато к полу, а из угла рта сочилась красная струйка. А уже погасшие глаза пялились куда то в пустоту.

Не зная как поступить, я попытался нащупать на его шее биение пульса, одновременно лихорадочно размышляя, с чего лучше начать — с искусственного дыхания рот в рот или закрытого массажа сердца. Но размышлял я зря. Шея все еще хранила тепло, но Джон был уже мертв.

Ощущая во всем теле слабость, я не мог оторвать от трупа взгляд. Время, как мне казалось, остановилось, а мой мозг отказывался осознать происходящее. Опустившись на колени рядом с телом, я закрыл глаза и зарыл лицо в ладонях. Перед моим мысленным взором вновь возникло тело, обнаруженное мною всего четыре недели тому назад.

Какая ужасная смерть!

Услыхав за спиной какой-то шорох, я оглянулся. Мне показалось, что появился убийца, который прятался где-то в квартире. Но на пороге стояла всего лишь высокая негритянка в черном платье в обтяжку под распахнутой шубой. Увидев меня, она взвизгнула.

— Он умер, — сказал я. — Вызывайте полицию.

Она кивнула и выбежала из квартиры. Я услышал, как хлопнула дверь напротив.

Я обежал взглядом комнату. Всё в ней, как мне показалось, оставалось на месте. На полу ничего подозрительного я тоже не увидел. Револьвер, во всяком случае, там не валялся. Джон умер совсем недавно, и не исключено, что убийца все еще находился в квартире. Мне почему-то не захотелось проверять это предположение на практике, и я вышел на лестничную площадку. На стук в дверь напротив никто не отозвался.

Я постучал сильнее.

— Да? — послышался голос.

Судя по испуганному тону, открывать дверь она не собиралась.

— Это я. Человек, который нашел Джона. Вы вызвали полицию?

— Да. Они будут здесь через минуту.

— Отлично, — бросил я и сбежал вниз, чтобы встретить копов у входа.

Они не заставили себя ждать. Через две минуты с ревом сирены и сверканием проблесковых маячков к дому подкатила патрульная машина и следом еще одна. Я жестом показал им на второй этаж и, поднявшись за ними, остался ждать на площадке, чтобы не мешать проводить осмотр квартиры и тела.

В течение последующих десяти минут в дом устремлялись все новые и новые люди. Один из них, детектив-сержант по имени Коль, спросив меня, как я обнаружил тело, попросил подождать на первом этаже здания в крошечной прихожей.

Через некоторое время Коль снова удостоил меня своим появлением. Это был невысокий человек с моложавым лицом, но уже седеющей шевелюрой. Он попросил меня проехать с ним в участок, чтобы дать там формальные показания.

Я согласился, и мы уехали от дома Джона на машине без каких-либо опознавательных знаков полиции. Через пару минут мы уже были в участке, где меня сразу провели в комнату для допросов. Примерно через полчаса компанию Колю составил еще один детектив. Полицейские держались деловито, но вполне дружелюбно.

— Мистер Айот, не согласитесь ли вы ответить на несколько наших вопросов?

— Охотно отвечу, — сказал я.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Коль. Он извлек из нагрудного кармана карточку и, глядя в неё, монотонно забубнил: — Вы имеете полное право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может быть позже использовано против вас в суде. Вы также имеете право воспользоваться услугами адвоката, как до допроса, так и в ходе последнего. Если вы не располагаете средствами для оплаты услуг адвоката, защитник может быть назначен вам решением суда, и выделенный юрист будет бесплатно оказывать вам необходимые услуги до допроса или в ходе последнего. Если вы решите в какой-то момент воспользоваться этими правами, вы можете отказаться отвечать на любой вопрос или делать какие-либо заявления. Вы понимаете права, которые я вам только что разъяснил?

Это выступление меня потрясло.

— Неужели вы меня подозреваете в убийстве? — спросил я довольно зло. Подобное отношение полиции могло вывести из себя даже ангела.

— Вас видели рядом с телом, — ответил Коль. — Мы не узнаем, что произошло до тех пор, пока вы нам об этом не расскажете. А по закону мы обязаны вас предупредить до того, как вы начнете свой рассказ.

— Но я не могу рассказать вам, что там произошло. Я всего-навсего обнаружил тело и…

— Хорошо, хорошо, — оборвал меня Коль, подняв руку. — Повторяю вопрос: вы поняли то, что я вам зачитал?

— Да, понял.

— И вы желаете продолжать беседу?

Я глубоко вздохнул, понимая, что Гарднер Филлипс настоятельно посоветовал бы мне хранить молчание. Но мне до смерти надоело выступать у полицейских в роли их любимого подозреваемого. Мне казалось, что лучше рассказать им всю правду, чтобы они оставили меня в покое и пустились на поиски того, кто действительно убил Джона.

— О’кей, — сказал я. — Приступайте.

Коль еще раз попросил меня повторить рассказ о том, как я вошел в здание, почему я там оказался, как нашел дверь квартиры открытой, и не обнаружил ли я там чего-нибудь необычного, кроме тела Джона, разумеется. Я дал ему детальное описание человека, который пропустил меня в здание. Только сейчас я с ужасом осознал, что это мог быть убийца Джона.

— Что вы сделали после того, как обнаружили тело? — спросил Коль.

— Вышел из квартиры и постучал в дверь напротив, чтобы убедиться, вызвала ли соседка полицию. После этого я спустился вниз, чтобы дождаться вас.

— Почему вы так поступили?

— Не хотел каким-либо образом нарушить порядок на месте преступления, — тупо глядя на сержанта, ответил я, на что тот вопросительно вскинул брови. — Кроме того, я опасался, что в квартире может находиться вооруженный человек. Джон умер всего за несколько минут до моего появления.

— И сколько же времени вы прождали нас на улице?

— Не очень долго. Не более пары минут.

— Понимаю, — протянул Коль, внимательно глядя мне в глаза. — Не могли бы вы пояснить нам, где и когда познакомились с мистером Шалфонтом?

— Мы работали вместе. В венчурной фирме «Ревер партнерс».

— И с какой целью вы хотели с ним встретиться? Хотели вместе выпить? Или поужинать?

— Нет. Он позвонил мне вчера и сказал, что хотел бы обсудить кое-какие дела, связанные с работой. Джон попросил заглянуть к нему сегодня в восемь часов вечера. Что я и сделал.

Коль, отдать ему должное, сразу уловил в моих словах некоторую нерешительность и тут же задал уточняющий вопрос:

— Кое-какие дела связанные с работой… Не могли бы пояснить, какие именно?

Допрос пошел не в том направлении, на которое я рассчитывал. Но, понимая, что сержант все равно скоро об этом узнает, я рассказал ему об убийстве Фрэнка и о звонке Джона. После этого интерес Коля к моей персоне явно усилился. Его коллега тщательно фиксировал услышанное.

Когда я закончил рассказ, сержант Коль улыбнулся и сказал:

— Благодарю вас, мистер Айот. Мы сейчас перепечатаем ваши показания, после чего вы сможете их подписать.

С этими словами они удалились, оставив меня в скверно освещенной, с голыми стенами и лишенной мебели — если не считать простого стола и неудобного стула — комнате. В помещении пахло мочой, дезинфекцией и застарелым сигаретным дымом. На полу у стены стояли два пластиковых стакана для кофе — один был пуст, а из второго, наполненного какой-то заплесневелой серо-зеленой жижей, торчал окурок сигареты.

Мне ничего не оставалось, кроме как ждать.

Интересно, кто убил Джона? Это случилось как раз перед моим приходом. Не исключено, что убийцей был искусственный блондин, который повстречался мне у дверей. Кто он такой? Я, конечно, не специалист, но для меня парень выглядел, как типичный гей. Вполне вероятно, что он был тем звеном, которое связывало убийство Фрэнка и Джона.

Прождав почти час, я начал испытывать нетерпение. Я, конечно, понимал, что перепечатка стенограммы займет некоторое время, но так много я им не наговорил. Скорость печати у парня, видимо, не превышает пяти слов в минуту! Я высунулся в коридор и спросил у пары торчащих там копов, что происходит, и они обещали сообщить мне все, как только сами узнают. Судя по всему, мой рассказ вполне Коля удовлетворил, и мне, прежде чем отправиться домой, оставалось только подписать протокол.

Наконец, дверь открылась. В комнату вошли Коль и уже знакомый мне детектив. Последний держал в руке пачку листков бумаги с аккуратно распечатанной стенограммой. Следом за детективом в дверях возникла массивная фигура человека, которого я не мог не узнать.

— Рад снова встретиться с вами, мистер Айот, — лучась счастьем, произнес Махони.

— Да… — протянул я.

— Мне известно, что вы уже рассказали сержанту Колю о том, что произошло этим вечером, — начал он, усаживаясь напротив меня. — Но нам хотелось бы более подробно услышать о ваших отношениях с Джоном Шалфонтом.

Настало время призвать Гарднера Филлипса. Но я устал, мне страшно хотелось домой, и я решил ответить на вопросы Махони. Если дело пойдет скверно, тогда я позову своего адвоката.

— О’кей.

— Вам известно, что между Фрэнком Куком и Джоном Шалфонтом существовали гомосексуальные отношения?

— Да.

— Когда вы об этом узнали?

— Три дня тому назад.

— Каким образом?

— Мне об этом сказал Крэг Догерти. Он сумел их обоих сфотографировать.

— Какова была ваша реакция?

— Полное изумление. Я не мог даже предположить подобного.

— Понимаю… — протянул Махони, и, выдержав паузу, продолжил: — Вы обсуждали эту тему с мистером Шалфонтом?

— Да. Во вторник вечером. В его квартире.

— И как проходила беседа?

— Я сказал, что мне известно о его отношениях с Фрэнком. Я спросил, не он ли убил Фрэнка. На что Джон ответил, что он этого не делал, и у вас имеются доказательства, что во время убийства в «Домике на болоте» его не было.

Махони ухмыльнулся, и мне показалось, что мои слова доставили ему удовольствие.

— И какие же соображения он высказал на сей счет?

— Никаких. По крайней мере, в то время. Но вчера вечером он оставил на моем автоответчике сообщение о том, что обнаружил нечто интересное в связи с фирмой «Био один». Джон попросил меня прийти к нему на следующий день в восемь вечера. Поэтому я там и оказался.

— Понимаю. Не могли бы вы передать нам ленту из вашего автоответчика?

— Охотно, — пожал плечами я.

— Благодарю вас. Не знаете ли вы, что именно он мог узнать?

— Не знаю.

— Совершенно ничего не знаете?

— Понятия не имею.

— Как вам известно, Джон Шалфонт был убит выстрелом в спину. Мы не нашли никаких признаков того, что кто-то насильственно проник в его дом, и поэтому считаем, что он был знаком с убийцей. Точно так, как и Фрэнк Кук. — Махони снова выдержал паузу и спросил: — Мистер Айот, это вы убили Джона Шалфонта?

— Нет, я его не убивал, — глядя в глаза Махони, ответил я. — Но даже если допустить, что убийца я, то возникает вопрос, куда я дел оружие.

— Вы могли избавиться от него, когда выбежали на улицу, чтобы встретить полицию, — вмешался Коль.

— И вы его нашли? — спросил я.

— Ищем, — ответил Коль.

Дело в свои руки снова взял сержант Махони.

— Не обнаружил ли мистер Шалфонт нечто такое, что могло пролить дополнительный свет на вашу роль в убийстве мистера Кука?

— Нет! — рявкнул я и, повернувшись к Колю добавил: — Я не желаю разговаривать с этим типом и требую встречи с адвокатом.

Коль согласно кивнул, а Махони, не скрывая злости бросил:

— Побеседуем позже.

Чтобы выйти на Гарднера Филлипса, потребовалось довольно много времени. Адвоката нашли в его загородном убежище, о существовании которого я даже не знал. Одним словом, мне все же удалось с ним связаться. Как и следовало ожидать, он приказал мне не открывать рта вплоть до его прибытия.

Ожидание затянулось на два добрых часа, которые мне пришлось провести в комнате для допросов. Оставалось утешаться, что не в камере.

Пока я ждал Филлипса, мой оптимизм стал постепенно улетучиваться, и мной начали овладевать панические настроения. Мне казалось, что я уже никогда не выйду на свободу. Долгое время я опасался, что окажусь за решеткой по обвинению в убийстве Фрэнка, а теперь, похоже, мне придется сесть за убийство Джона. Если им не удастся упечь меня в тюрьму за одно, то они постараются посадить меня за другое. Похоже, что я надолго, если не навсегда, попал в полосу неудач. Фортуна от меня отвернулась. А Махони, появившись здесь, пойдет на все ради того, чтобы я больше никогда не увидел свободы.

Филлипс сказал, что при обвинении в убийстве у меня нет никаких шансов выйти под залог. Слава Богу, что меня оставили здесь без охраны. Кишащая убийцами тюрьма, с её насилием, сексуальными домогательствами и СПИДом, как мне казалось, была совсем рядом.

Наконец появился Филлипс в темном костюме и при галстуке. Он выглядел так деловито и холодно, словно явился на плановое деловое совещание, с не очень приятной для него повесткой дня. Увидев его, я ощутил огромное облегчение.

— Они меня выпустят? — спросил я, после того, как кратко обрисовал ситуацию.

— Конечно, — довольно сердито ответил он. — Они вас пока не арестовали, и вы давно могли бы уйти, если бы захотели. А теперь мне надо с ними поговорить.

Он вернулся через двадцать минут.

— О’кей. Пошли.

— Они не будут меня задерживать?

— Задержали бы, если бы могли. Однако сейчас у них нет против вас никаких улик. Они вас, конечно, подозревают, но предъявить никаких доказательств не в состоянии.

— Но копы говорили так, словно арест неизбежен.

— Это их обычная тактика запугивания. Однако они не смогли найти орудия убийства. Хозяйка галереи подтвердила ваши слова о том, что вы хотели попасть в её заведение в момент закрытия. Это было в восемь вечера. Кроме того один из обитателей дома говорит, что примерно в семь сорок слышал звук, похожий на выстрел. Предположение, что вы, застрелив Джона Шалфонта, сбежали вниз, спрятали револьвер, попытались попасть в галерею, затем вернулись, чтобы взглянуть на покойника, а после этого стали ждать появления копов, представляется совершенно нелепым.

— Благодарю, — улыбнулся я.

— Не очень радуйтесь. Из леса мы еще не выбрались, и вы в списке подозреваемых все еще стоите на одном из первых мест.

— Замечательно, — не смог удержаться я. — Если не ошибаюсь, мне это уже доводилось где-то слышать.

— Вам вообще не следовало с ними говорить, — сурово произнес Гарднер Филлипс. — Они ничего не могут сделать с вами и не имеют права никуда вас доставлять, если не предполагают произвести арест.

— Но я думал, что если расскажу им все, как было, они от меня отвяжутся и ринутся на поиски подлинного убийцы.

— Как видите, у вас ничего не получилось.

— Боюсь, что так… Простите.

Доставив меня до дома, он зашел ко мне и взял пленку из автоответчика, чтобы утром передать её полиции. Как только адвокат ушел, я принял душ, чтобы смыть все следы пребывания в полицейском участке.

Попытки Махони повесить на меня убийство Джона нисколько меня не удивили. Гарднер Филлипс был прав — у сержанта бульдожья хватка и он не отступится.

— Интересно, спросят ли копы у Лайзы, что той известно о характере отношений между её отцом и Джоном. Я не знал, как она на это отреагирует, но не сомневался, что виноватым, в конечном итоге, снова окажусь я.

Поскольку папаша Джона был человеком весьма известным, рядовое убийство приобрело характер сенсации. Очень скоро пресса связала смерть Джона с гибелью Фрэнка, и мой дом немедленно подвергся осаде со стороны прессы. Представители газет и электронных СМИ толпились у моих дверей, размахивая блокнотами и микрофонами. Я пробился через их ряды, бубня на ходу, что не имею комментариев. В газетах и телевизионных новостях было полным-полно разнообразных рассуждений на эту тему, однако полиция во всем, что касалось возможной связи между обоими преступлениями, хранила полное молчание. По счастью, они ничего не сказали и обо мне.

Полное значение смерти Джона я осознал лишь после того, как вдумался в рассуждения прессы. До этого я был весь поглощен действиями полиции, ответной реакцией на них Гарднера Филлипса и теми вопросами, которые задавали мне копы. Теперь же я стал думать о Джоне. Его смерть казалась мне вопиющей несправедливостью. Джон был прекрасным человеком — всегда доброжелательным и дружелюбным. Лишь сейчас я понял, насколько мне нравился этот парень, и его связь с Фрэнком ни на йоту не изменила моего к нему отношения. Та роль, которую он играл в жизни Фрэнка и чувства последнего к нему, лишний раз подтверждали лишь то, что Джон был действительно хорошим человеком. Теперь я понимал, что его мне очень будет не хватать.

Перед моим мысленным взором снова встали его потухшие глаза, белое лицо, струйка крови изо рта и абсолютный покой смерти.

Меня охватило чувство бессильного гнева. Рядом со мной гибли безобидные и совершенно нормальные люди.

Я, как и Махони, не сомневался в том, что между обоими убийствами существует какая-то связь. И мне, так же как и Махони, казалось, что я очень близок к тому, чтобы эту связь обнаружить. Однако пока я не знал, как это сделать. Кроме того, в первый раз со времени гибели Фрэнка я почувствовал, что моя жизнь тоже в опасности.

Если Фрэнка и Джона убили за то, что они что-то обнаружили, то и меня может ждать та же участь, если я наткнусь на то же, что и они. Но отступать я не имел права. Если я хочу, чтобы ко мне вернулась Лайза, надо идти до конца.

Теперь я знал — поиск следует вести в «Био один».

25

Утро понедельника оказалось просто кошмарным. Совещание закончилось очень быстро. Казавшийся совершенно обессиленным Джил произнес несколько слов в память Джона. Все, включая Арта, были потрясены. Предупредив нас о тех гадостях, которые в ближайшие дни можно ожидать от прессы, Джил настоятельно рекомендовал коллегам хранить молчание и переадресовывать все вопросы ему. Несмотря на то, что все читали газеты, никто из присутствующих не упомянул моего имени, за что я был всем безмерно благодарен.

Затем кто-то ни к селу, ни к городу высказался по поводу котировок акций «Био один», снова снизившихся до уровня сорока одного доллара, а Дайна сообщила о своих контактах с венчурными фирмами, полностью подтвердившими версию «Тетраком». Джил поведал, что «Бибер фаундейшн» находится в процессе переоценки своей инвестиционной политики, и в связи с этим от Линетт Мауэр пока ни слуху ни духу. На этом совещание закончилось.

О характере отношений между Джоном и Фрэнком пока никто не знал, и поскольку мне не хотелось присутствовать в то время, когда об этом все заговорят, я уехал из офиса, обменявшись лишь парой слов с совершенно убитым Даниэлом.

Мне еще предстояло очень много сделать.

Я добрался на метро до станции «Центральная» в Кембридже и прошел пешком несколько кварталов до штаб-квартиры «Бостонских пептидов». Несмотря на августейший характер нового владельца, здание компании выглядело таким же облупленным, как всегда.

Девица в приемной меня сразу узнала. Я послал ей улыбку и осведомился, могу ли организовать встречу с Генри Ченом.

Генри появился буквально через минуту.

— Привет, Саймон. Как поживаешь? Чем могу тебе помочь?

У Генри была огромная круглая, как луна, физиономия. Его постоянно изумленные глаза скрывались за стеклами очков в большой квадратной оправе. Родился он в Корее, вырос в Бруклине, а образование получил в лучших университетах восточного побережья. Из его невероятных размеров головы мозги, казалось, буквально выпирали, что предавало ему вид телевизионного инопланетянина. Генри соблазнил Лайзу оставить Стэнфорд ради «Бостонских пепитдов» и с тех пор вел себя по отношению к ней, как добрый, но в то же время требовательный наставник. На нем как всегда был белый халат, под которым находились рубашка с галстуком.

— Ты не мог бы уделить мне несколько минут, Генри?

— Насколько я понимаю, речь пойдет о Лайзе? — спросил он.

Я утвердительно кивнул.

Генри давно утратил не только корейский, но и нью-йоркский акцент. Теперь он изъяснялся на том безупречном английском языке, который присущ ученым мужам из Новой Англии.

— Пройдем ко мне, — сказал он и быстро повел меня по коридору в свой кабинет. На ходу он постоянно поглядывал по сторонам, словно опасался, что нас кто-нибудь может увидеть. Когда мы проходили мимо лаборатории, в которой раньше работала Лайза, я немного задержался.

— Сюда, — сказал Генри, увлекая меня за собой.

Кабинет Генри показался мне складом для бумаг и компьютерного оборудования, в который каким-то чудом удалось втиснуть небольшой стол и пару стульев. Я занял один из них, а Генри — другой.

— Я слышал, что Лайза от тебя ушла, — близоруко помаргивая, произнес он. — Мне очень жаль, Саймон.

— Мне тоже, — ответил я. — Но, насколько мне известно, она ушла и от тебя. Или, если быть точным, вы вышвырнули её вон.

— Верно, — холодно произнес Генри. — Наши пути разошлись.

— Но почему? Разве она не вела важной работы с препаратом «БП — 56»?

— Твоя жена — женщина исключительно умная и внесла в наше дело огромный вклад. Нам её очень и очень не хватает, — Генри помолчал и добавил. — Мне её очень не хватает.

— Но в таком случае, почему ты ей уволил?

— Я не увольнял её, Саймон. «Био один» — совсем не то, что «Бостонские пептиды», и Лайза не вписывалась в систему. Это было для всех очевидно.

— Но почему ты не выступил на её стороне?

— Я ничего не мог сделать.

— Генри! Ты был её боссом. В конце концов ты мог тоже уйти! Но, как мне кажется, ты не хотел терять обещанную тебе долю акций!

Глаза Генри вдруг утратили свойственную близоруким людям мягкость, и он ожег меня яростным взглядом. На какой-то момент мне показалось, что он распорядится меня вышвырнуть еще до того, как я продолжу задавать неудобные вопросы. Но вместо этого бывший босс Лайзы снял очки и протер глаза.

— Ты прав. Мне обещаны акции, — сказал он. — Но я серьезно думал о том, чтобы уйти. Однако дело в том, что «Бостонские пептиды» для меня — всё. Я посвятил им всю свою научную жизнь. Ради этой компании я заложил свой дом. Теперь я надеюсь на то, что с помощью «Био один» мне за пару лет удастся успешно завершить дело всей моей жизни.

— «Бостонские пептиды» и для Лайзы значили очень много, — возразил я.

— Да, конечно. Мне это известно. После того, как нас поглотила «Био один» передо мной и перед ней встал выбор: бороться и проиграть или остаться с ними, чтобы продвинуть свои технологии. Лайза решила бороться. Я предпочел остаться. Поверь, мне не больше, чем Лайзе, нравится то, как они ведут дела.

— А что так не нравилось Лайзе? — спросил я. — Ничего конкретного она мне не сказала. Не пускаясь в дальнейшие разъяснения, утверждала лишь то, что компания сильно воняет.

— Прости, Саймон, но я тоже не могу вдаваться в детали. Не забывай — я теперь работаю на «Био один».

— Ты слышал, что отца Лайзы убили?

Генри кивнул или, вернее, величественно склонил свою огромную голову.

— Ты, без сомнения, знаешь, что основным подозреваемым является твой покорный слуга?

Последовал еще один величественный кивок.

— В «Ревер» был убит еще один человек, и я думаю, что оба эти убийства каким-то образом связаны с «Био один». Сейчас я пытаюсь установит эту связь.

— Чтобы доказать свою невиновность?

— Да. Но не только полиции. Я должен доказать это Лайзе. Мне надо вернуть её.

Генри некоторое время задумчиво на меня смотрел, а потом, приняв нелегкое для себя решение, произнес:

— О’кей. Но все, что я тебе скажу, пусть останется между нами. Ты не должен выдавать источник информации, с кем бы ты ни говорил.

— Хорошо. Расскажи мне о «Био один».

— Что ты хотел бы знать?

— Что здесь не так? Кое-что слышал от Лайзы, но хочется услышать и твое мнение.

— Как мне кажется, — собравшись с мыслями, начал Генри, — нам обоим пришлась не по вкусу царящая здесь обстановка секретности. Понимаешь, в идеальном мире ученые должны делиться с коллегами своими открытиями. Только таким образом мировое научное сообщество может развиваться. Или скажем так — развиваться быстрее, чем при работе в изоляции. Но мы живем в мире, далеком от идеала. Даже в академических исследовательских институтах ученые мужи весьма ревниво охраняют своим исследования. Они постоянно опасаются, что кто-то украдет их идеи, первым опубликует статью, получат патент или перехватит солидный грант, который, по их мнению, должен принадлежать им.

— Понимаю, — сказал я, поскольку мне много раз доводилось слышать рассказы Лайзы о политиканстве в научных кругах.

— Такое положение, повторяю, сложилось даже в чисто исследовательских учреждениях. Когда же дело доходит до коммерческих институтов с их акциями и патентами, то получить доступ к информации становится еще сложнее. Для того чтобы патентная заявка была удовлетворена, компания должна доказать свой приоритет, доказать, что ранее «подобных достижений» в мире не имелось.

— Но в таком случае все компании в сфере биотехнологий должны оберегать свои секреты.

— Да, в определенной степени это и происходит. Однако у себя в «Бостонских пептидах» мы не превращали секретность в культ. Конечно, мы не делали глупостей, способных помешать нам получить патент, но главной нашей задачей была победа над Болезнью Паркинсона, и мы делились информацией с другими исследователями. Однако и мы делали это так, чтобы не поставить под угрозу наш основной проект.

— Так в чем же проблема?

— Политика «Био один» в этой области коренным образом отличается от нашей. Вся их работа пронизана доведенной до абсурда идеей секретности. Ученые там трудятся в десятках групп, контакты между которыми запрещены. Результаты их исследований передаются в центр, который делится ею с остальными по принципу «минимально необходимых знаний». Такой принцип, как тебе, наверное, известно, практикуется в разведывательных службах.

— Но почему здесь?

— Разделяй и властвуй. Развивай соперничество среди сотрудников, и в атмосфере общей неуверенности, ты добьешься наилучших результатов. Но самое главное в этой схеме то, что вся власть сосредотачивается в центре. Иными словами, в руках Томаса Эневера.

— Клизмы?

— Да, я слышал, что его так называют, — улыбнулся Генри. — Он единственный, кто точно знает, что происходит в компании.

— А как же Джерри Петерсон, Президент?

— Я имел с ним дело, когда «Био один» съедала нас. Но он не имеет никакого представления о том, что происходит. Так же как и ваш парень — Арт Альтшуль, кажется.

Переварив эту информацию, я сказал:

— Но информация о каких-то аспектах деятельности фирмы должна становиться достоянием публики. Ведь её акции котируются на рынке, не так ли? Кроме того, Управлению контроля пищевых продуктов и медицинских препаратов необходимо знать результаты клинических испытаний.

— Да, конечно. Федеральное управление требует от нас вагоны документации. Но вся информация на эту тему сосредоточена в Отделе клинических испытаний — наиболее секретном подразделении фирмы. Отдел подчиняется непосредственно Эневеру и ни перед кем, кроме него, не отчитывается.

— Что представляет собой Эневер? Я видел его всего лишь раз. Лайза говорила, что несколько лет тому назад его уличили в фальсификации научных данных.

— Этого так и не удалось доказать, — ответил Генри. — Он опубликовал несколько статей с результатами кое-каких экспериментов, доказывающих, что «Невроксил-3» замедляет образование свободных радикалов в ткани мозга жертв Болезни Альцгймера.

— «Невроксил-3» был предтечей «Невроксила-5»?

— В некотором роде да, — сказал Генри. — Так или иначе, но другие исследователи не смогли воспроизвести полученных Эневером результатов, и год спустя тот был вынужден опубликовать статью, в которой признавал ошибки при проведении эксперимента. Это вызвало небольшой переполох, но никто так и не смог доказать, что Эневер сознательно манипулировал данными.

— Что, по-твоему, тогда произошло?

— Думаю, что Эневер не устоял перед опасностью, которая с начала времен преследует всех ученых. Он так хотел получить определенные результаты, что проигнорировал противоречащие его выводам факты.

— Да, теперь я понимаю, почему Лайзе это не могло понравиться. Но как получилось, что её уволили?

— Ты же знаешь Лайзу. Она стала задавать разнообразные вопросы.

— О «Невроксиле-5»?

— Да.

— А что в нём не так?

Генри откинулся на спинку стула, помолчал и ответил:

— Лично я считаю, что с «Невроксилом-5» все в порядке.

— А как Лайза? Что думала она?

— Лайза уговорила Эневера предоставить ей некоторые данные по «Невроксилу-5». Ей очень хотелось знать, можно ли использовать этот препарат для лечения Болезни Паркинсона. Получив эти данные, она вдруг стала задавать вопросы о чистоте экспериментов. Ты же знаешь Лайзу. Она не может успокоиться до тех пор, пока не получит ответы на все интересующую её вопросы, — Генри улыбнулся и продолжил: — Ты знаешь, как с ней обращаться, а Эневеру терпения, видимо, не хватило.

— И он её уволил?

— Да. Твоя жена не смогла остановиться. Я пытался уговорить её плюнуть на все это дело, но она отказывалась прислушиваться к голосу рассудка.

— И что же её особенно беспокоило?

— Этого я тебе сказать не могу, — ответил Генри, внимательно глядя на меня.

— Что значит «не могу сказать»?

— Послушай, Саймон. «Невроксил-5» является сердцевиной всех исследовательских программ «Био один». Впрочем, это тебе прекрасно известно. Я не имею права тебе сказать о препарате ничего такого, чего не было бы известно публике. Особенно учитывая то, что все это — ничем не обоснованные домыслы.

— Значит, ты полагаешь, что озабоченность Лайзы — всего лишь пустые подозрения?

— Да. Лайза обладает непревзойденной интуицией при выборе направлении исследования, но иногда она забывает о том, что является ученым. Если вы проверяете гипотезу и обнаруживаете, что данные эксперимента её не подтверждают, то ваши построения перестают быть гипотезой, превращаясь в пустопорожние домыслы.

Подобные лекции мне уже приходилось выслушивать не один раз. С ними выступала передо мной Лайза. В том, что её критические постулаты были на сей раз использованы против неё, я увидел какую-то злую иронию.

— Значит, данные не подтвердили её гипотезу, в чем бы она ни заключалась?

— По моему мнению — нет, — ответил Генри.

Не являясь ученым, я полностью доверял интуиции Лайзы.

— Саймон, мне страшно хочется, чтобы Лайза сейчас работала со мной, — продолжал Генри. — Но все изменилось с тех пор, как «Бостонские пептиды» утратили свою самостоятельность. Не думаю, что Лайза смогла бы привыкнуть к этим изменениям. Она получила прекрасную работу у Меттлера в Стэнфорде. Убежден, что там она будет более счастлива, чем была бы, оставшись здесь. Мне очень хотелось бы последовать её примеру, но я должен довести дело «Бостонских пептидов» до конца.

— Лайза испытывала к тебе громадное уважение, Генри, — сказал я, поднимаясь. — Но это было еще одно из её многочисленных заблуждений. Прощай.

Генри от изумления и возмущения не знал, что ответить, и ему не оставалось ничего, кроме как беспомощно помаргивать за линзами своих огромных очков. Возможно, я вел себя с ним слишком резко, но мне на это было плевать. Лайза нуждалась в помощи, а Генри ей в этой помощи отказал.

Проходя мимо лаборатории, в которой когда-то работала Лайза, я открыл дверь и увидел знакомый ряд лабораторных столов, уставленных стеклянными, мистических форм сосудами и электронными приборами, о предназначении которых я не имел ни малейшего представления. В лаборатории трудились с полдесятка ученых.

Одна из них — рыжеволосая девица — подняла на меня глаза. Келли. Вскочив с места, она ринулась ко мне.

— Убирайся отсюда, Саймон! Если кто-то тебя узнает, нас ждут серьезные неприятности.

— О’кей, о’кей, — сказал я, когда она стала выталкивать меня из дверей лаборатории. — Но поговорить-то я с тобой могу?

— Ни за что. Убирайся! — продолжала она, гоня меня по коридору.

— Тебе известно, где сейчас Лайза?

— Да.

— Где?

— Этого я тебе не скажу.

Мы уже были у выхода из здания.

— Она в порядке?

— Нет, — ответила Келли. — Лайза не в порядке.

— Келли, я должен с тобой поговорить.

— Нет, не должен. Уходи.

Мне ничего не оставалось, кроме как повиноваться.

Я ждал её на Массачусетс авеню, рядом с закусочной, где Лайза, как я знал, покупала себе ленч на вынос. Моя затея имела мало шансов на успех, поскольку я не только не знал, посещала ли Келли это заведение, но и вообще не был уверен в том, что она ходила на ленч. Я занял стратегическую позицию на углу Масс авеню и улицы, на которой располагались «Бостонские пептиды» ровно в двенадцать дня. Вначале я прочитал свежий номер «Глоуб». Затем изучил «Уолл-стрит джорнэл». За «Уолл-стрит джорнэл» последовал номер «Дейли миррор» трехдневной давности. Из этого издания я узнал, что моя любимая команда «Челси», выиграв субботний матч, возможно сумеет скинуть «Астон виллу» с первого места в премьер-лиге. Примерно в половине третьего в тот момент, когда я размышлял, что купить — «Бизнесс уик» или «Нэшнл инкуайер» — на улице появилась Келли.

В качестве прикрытия я использовал «Уолл стрит джорнэл», поскольку его формат оказался самым большим во всей моей газетной коллекции. Я решил дать Келли возможность купить сэндвич и перехватить её на обратном пути, в надежде, что она отправится обратно на работу.

Мой расчет оказался верным. Когда она проходила мимо, я встал на её пути.

— Келли!

— Саймон! Я разве я не говорила тебе, чтобы ты отвалил!

— Говорила. Но мне надо с тобой потолковать.

— Саймон, ты одиозная личность, и нас может кто-нибудь увидеть.

— О’кей, — сказал я, и, взяв её под руку, увлек с оживленной улицы в узкий боковой проход. — Здесь нас никто не заметит.

Прислонившись спиной к кирпичной стене, Келли, пыталась на ощупь извлечь из сумочки сигарету.

— Не буду я с тобой разговаривать, — сказал она.

— Скажи мне по крайней мере, что с Лайзой, — не сдавался я. — Ты дала мне понять, что она чувствует себя скверно. Я очень беспокоюсь.

— Ты и должен беспокоиться, — сказала Келли сердито. — Её отец умер, и она считает, что его убил муж. Она потеряла работу. Бедная девочка в ужасном состоянии. И, насколько мне известно, до этого довел её ты.

Мною овладели одновременно гнев и отчаяние. Не в силах сдержаться, я повернулся и что есть силы пнул ногой пустой бак для мусора.

— Келли, я не убивал её отца! И уволили её не из-за меня!

Келли затянулась сигаретой, полностью презрев мой протест.

— Келли, ты лучшая подруга Лайзы и, конечно, на её стороне, — сказал я, попытавшись вернуть самообладание. — Я это понимаю и высоко ценю. Меня радовало то, что она остановилась у тебя. Но и ты должна постараться понять меня. Она все истолковала неправильно. И я просто обязан показать ей это. Ради её самой и ради меня.

Келли слушала, подозрительно поглядывая на меня из-под опущенных век.

— Мне кажется, что смерть её отца каким-то образом связана с «Био один», — продолжал я. — Может быть, это имеет отношение к тем вопросам, которые задавала Лайза. Мне надо знать, что её беспокоило. Генри Чан мне ничего на этот счет не сказал. Ты должна мне помочь.

— Ни за что, — сказала Келли, бросила сигарету и наступила на окурок. — Я не стану обсуждать с тобой дела «Био один». Тебе не удастся навредить и мне.

Она повернулась и зашагала по проулку к улице.

— Келли, сделай это хотя бы ради Лайзы.

— Чушь. Лайза здесь ни при чем, и ты всего-навсего пытаешься спасти свою задницу. В этом предприятии я помогать тебе не намерена.

Мы шагали по тротуару по направлению к «Бостонским пептидам». Келли шла очень быстро, но я не отставал.

— Скажи же мне, по крайней мере, где она живет.

— Если бы она этого хотела, то сама тебе все сказала, — заявила, остановившись на секунду, Келли. — А теперь проваливай, или я завизжу. Учти, что я умею делать это очень громко.

Келли произнесла свою угрозу настолько серьезно, что мне пришлось отступить и двинуться к станции метрополитена.

26

К тому времени, когда я вернулся в офис, Даниэл не только пришел в себя, но и созрел для того, чтобы посплетничать.

— Привет, Саймон. Как дела?

— Привет, Даниэл. Дела как всегда.

— Ты мог бы предположить, что подобное может случиться с Джоном?!

— Нет не мог. Это просто ужасно.

— А ты знал, что он гомик?

— Нет, Даниэл, не знал, — ответил я, чувствуя, как во мне закипает раздражение. — Человек умер, и теперь это не имеет никакого значения.

Я посмотрел на письменный стол Джона. За ним никого не было, а на самом столе царил необыкновенный порядок.

Проследив за моим взглядом, Даниэл сказал:

— Копы там все перерыли и забрали с собой тонну документов. Уверен, что, изучая их, они сдохнут от скуки.

Я подошел к столу и увидел, что на нем не осталось ничего, что представляло бы для Джона какую-то ценность. Все файлы, с которыми он работал, тоже исчезли.

— Копы все утро задавали самые разные вопросы, — внимательно, не спуская с меня глаз, сказал Даниэл. — Спрашивали, знал ли я, что между ним и Фрэнком существовали особые отношения. Фрэнк! Кто бы мог подумать!!

— Даниэл, парень, с которым мы в течение двух лет трудились бок о бок два года, убит. И его личная жизнь нас совершенно не касается, — со вздохом произнес я.

— Конечно, не касается, — согласился Даниэл. — Но каков наш Фрэнк Кук! Интересно, ты хоть чего-нибудь подозревал? Ведь он, как никак, был твоим тестем.

— Нет, я ничего не подозревал, — ответил я, уже не пытаясь скрыть раздражения.

— Я слышал, что ты весь вечер провел в полицейском участке. Как мне кажется, они считают, что Джона убил ты. И все из-за того, что ты обнаружил его тело.

— Да, что-то вроде этого, — сказал я. — Но у них нет против меня никаких улик.

— Тебе, видимо, крепко досталось.

— Да. Никому бы не пожелал пройти через это.

— А у нас здесь воцарился сущий ад, — продолжал Даниэл. — Джил рвет и мечет. Мне кажется, что он выходит из себя как из-за того, что Джон и Фрэнк оказались гомиками, так и потому, что Джона убили. Нам повезло, что пресса еще не докопалась до этих пикантных подробностей. Арт отправился на ленч и пропал, а Рави похож на испуганного кролика. Лишь Дайна сохраняет хладнокровие. Ну и я, конечно.

— Естественно.

— Все страшно напуганы. Вначале Фрэнк. Затем Джон. Все задают вопрос — кто следующий. Вообще-то, следующим можешь быть ты.

— Спасибо, Даниэл. Как ни странно, но подобный вариант приходил и мне в голову.

— Береги себя, Саймон, — на редкость серьезно произнес Даниэл.

— В этом отношении я мало на что способен, а вот ты можешь мне помочь.

— Каким образом?

— Не мог бы ты узнать для меня кое-что о «Био один»?

— «Био один»? Какое отношение к происходящему может иметь эта достойная фирма?

— Пока не знаю. Тебе известно, что Лайзу прогнали из «Бостонских пептидов»?

— Да. Мне об этом сказал Арт. По-моему, он этим страшно доволен.

— Мерзавец, — пробормотал я.

— Как только увидишь жену, передай ей мои соболезнования.

— Боюсь, что это невозможно, — ответил я. — Она вернулась в Калифорнию.

— Это плохо.

— Очень плохо, — согласился я. — Но если хочешь знать, её уволили за то, что она начала задавала Томасу Эневеру неприятные вопросы о волшебном лекарстве, которое разрабатывает его фирма.

— Ну и что из этого следует?

— Джон незадолго до смерти мне звонил, — склонившись к Даниэлу, негромко произнес я. — Он оставил сообщение на автоответчике. Сказал, что узнал о «Био один» нечто такое, что может меня заинтересовать. Поэтому я и зашел к нему в субботу вечером.

— Но ты успел до этого с ним поговорить?

— Нет.

— Ясно. А что же тебя интересует в «Био один»?

— Самая большая проблема состоит в том, что я вообще ничего не знаю. Узнай, не происходит ли там чего-нибудь такого, что могло привести к убийству Джона и Фрэнка?

— Поясни, пожалуйста.

— Всё ли, например, в порядке с «Невроксилом-5»? Именно об этом спрашивала Лайза у Эневера.

— Думаю, что «Невроксилом» все в порядке. Я, как ты помнишь, занимаюсь лишь цифирью, но непременно услышал бы, если бы с лекарством возникли проблемы. Совсем напротив, на фирме убеждены, что клинические испытания проходят превосходно. Они убеждены в успехе.

— Кто «они»?

— Все те, кого я встречал в компании, — немного подумав, ответил Даниэл. — Арт, Джерри Петерсон, Эневер, члены Совета директоров и даже парни из инвестиционного банка «Харрисон бразерс».

— Значит, ты думаешь, что они ничего не скрывают?

— Мне кажется, что нет. Но я не специалист в области биотехнологий. Если хочешь, то я попытаюсь что-нибудь для тебя разнюхать.

— Это было бы здорово, — с благодарной улыбкой ответил я.

— В чем еще, по твоему мнению, у них могут возникнуть проблемы?

— Не знаю. Это может быть мошенничество… инсайдерская информация. Не исключено, что произошли серьезные нарушения при поглощении ими «Бостонских пептидов».

— Хорошо. Посмотрим, что можно сделать, — сказал Даниэл. — Но заранее предупреждаю, что ты задал мне сложную задачу. Всю информацию о «Био один» Арт держит при себе.

— Знаю. Именно поэтому я и хочу задать ему прямой вопрос.

— Это будет забавно, — ухмыльнулся Даниэл. — Но если он расскажет тебе что-нибудь интересное, поделись со мной. Чем больше я с ним работаю, тем больше убеждаюсь в том, что парень при всем желании не смог бы вникнуть в технологию производства стирального порошка. А о высоких биотехнологиях даже и речи быть не может.

Дверь кабинета Арта была распахнута, но я тем не менее постучал. Хозяин кабинета, вернувшись с ленча, повис на телефоне. В помещении витал легкий дух алкоголя. Не переставая говорить, он знаком пригласил меня сесть. Насколько я понял, обсуждался какой-то новый проект, связанный с компанией, занятой разработкой специальных эффектов для Голливуда. Судя по тому, что я слышал, новая великая затея Арта сулила нашей фирме баснословную прибыль.

— Этот проект мы не должны упустить, — сказал он, вернув, наконец, трубку на место.

— Согласен, — сказал я, опасаясь быть втянутым в дискуссию.

— Чем могу тебе помочь, Саймон? — спросил Арт, взглянул на часы и добавил: — Мне надо сделать еще несколько звонков.

Надо признать, что ему довольно успешно удавалось избегать встреч со мной с того самого момента, когда я побывал у него дома. Но сейчас мне было необходимо с ним поговорить.

— Много времени я не отниму. Мне хотелось бы задать тебе пару вопросов о «Био один».

— О чем именно? — мгновенно помрачнев, осведомился Арт. — Если об увольнении своей жены, то вопрос не ко мне. Я здесь ни при чем. Решение принимал Эневер. То, как он поступает с персоналом, входит в сферу его компетенции.

— Нет, речь идет не о Лайзе, — сказал я. — Мне хотелось спросить о том, какие проблемы возникли с «Невроксилом-5»?

Арт помрачнел еще сильнее.

— Какие еще проблемы? С «Невроксилом-5» все в полном порядке. Все испытания прошли превосходно, и мы не сомневаемся в полном успехе после того, как в марте будут опубликованы результаты третьей фазы.

— Значит, с лекарством все в порядке?

— С какой стати ты вообще решил, что с ним могли возникнуть какие-то осложнения? — воинственно спросил Арт.

— Мне кажется, что Лайза заметила кое-какие, связанные с «Невроксилом-5», проблемы. Не исключено, что это имело прямое отношение к её увольнению.

— Месяц назад, после разговора с Фрэнком, я все тщательно проверил. Обсудил все вопросы напрямую с доктором Эневером. Тот меня заверил, что с «Невроксилом-5» все в ажуре.

— Постой, постой… Значит, Фрэнк тоже интересовался «Невроксилом»?

— Да, интересовался, — бросил Арт с таким видом, словно сожалел о том, что упомянул об этом событии.

— Чем именно он интересовался?

— Тем же, чем и ты. Спрашивал, какие проблемы возникли с лекарством.

— Имел ли он в виду нечто конкретное? О какой именно проблеме он спрашивал?

— Возможно и упоминал что-то, — отмахнулся Арт. — Но я не запомнил что. Помню лишь то, что все его подозрения были тщательно проверены и не нашли подтверждения.

— Ты полиции об этом разговоре сообщил?

— Нет. С какой стати я должен был это сделать?

— Тебе не кажется, что все это выглядит крайне подозрительно?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что Фрэнка убили вскоре после того, как он стал задавать тебе каверзные вопросы о наиболее удачном проекте нашей фирмы.

— Нет, Саймон, мне это подозрительным вовсе не кажется, — вскинул голову Арт. — Фрэнк вел свои политические игры. «Ревер» стал тем, чем он есть, только благодаря «Био один». Это мой проект. Фрэнк хотел меня дискредитировать, и поэтому принялся копать под «Био один». Должен сказать, что все его домыслы никакими фактами не подкреплялись.

— Ты уверен, что не можешь припомнить, что конкретно говорил Фрэнк?

— Не могу, — злобно ответил Арт. — А тебе я хочу сказать вот что: «Био один» находится в данный момент в весьма деликатной фазе своего развития. И сейчас нам всем меньше всего нужно, чтобы типы вроде тебя задавали дурацкие вопросы. — Он облизал губы и, уставив мне в грудь указательный палец, продолжил: — Если ты кому-нибудь выскажешь свои идиотские сомнения по поводу «Невроксила-5», я дам тебе такого пинка под зад, что ты вылетишь отсюда, даже не успев «Ах!» крикнуть.

Я неторопливо поднялся со стула.

— А теперь послушай меня, Арт, — сказал я, — если с «Невроксилом-5» действительно что-то не так, я обязательно до этого докопаюсь. И остановить меня тебе не удастся.

Арт встал со стула и, ожегши меня полным ярости взглядом, прорычал:.

— Не угрожай мне, мальчик! «Био один» — самый важный проект этой фирмы. Если ты полезешь в дела «Био один», я тебя урою. Твоя баба стала задавать идиотские вопросы, и её вышибли с работы. Если ты не уймешься, то очень скоро горько пожалеешь, что перестал разъезжать в красном мундире на пони, охраняя чаепитие своей Королевы.

Я развернулся и вышел из кабинета, оставив его с покрасневшей рожей трястись от ярости.

В свой офис я брел в глубокой задумчивости. В словах Арта несомненно была доля истины. Задавать вопросы о «Био один» было крайне опасно. Фрэнк и Джон делали это, и теперь оба мертвы. Простым совпадением это быть не могло.

Навстречу мне по коридору шел Джил. Его обветренное лицо казалось даже более морщинистым, чем обычно. Неужели на него так действуют больные почки? Увидев меня, Джил кивнул. Он был погружен в мысли. Босс, видимо, обдумывал, что сказать прессе в связи с гибелью Джона.

— Джил, — окликнул я его, следуя неожиданному импульсу.

— Слушаю, — сказал он, с трудом сфокусировав на мне свой взгляд.

— Можешь уделить мне пару минут?

— В чем дело?

Я огляделся по сторонам и, убедившись в том, что мы одни, спросил:

— Ты полностью уверен в надежности «Био один»?

— Почему ты спрашиваешь? — изумился Джил.

— Потому что это беспокоило Джона накануне его гибели.

— Да, полиция упоминала о том, что ты им это говорил.

— Ты действительно уверен, что там все так надежно, как кажется?

— Полагаю, что да, — ответил Джил. — Конечно, там имеются недостатки, но без недостатков не бывает ни одного дела. Но если оценивать по большому счету, то компания «Био один» — победитель, и она обречена на полный успех.

— Неужели тебя в её деятельности никогда ничего не беспокоило?

— Что ты хочешь сказать?

— «Био один» пока еще не приносила прибыли, и её единственным реальным активом является «Невроксил-5». И что будет с компанией, если лекарство окажется бесполезным?

— Оно не окажется бесполезным, — ответил Джил. — Этот препарат является главной надеждой миллионов страдающих людей.

— Но как быть, если окажется, что с «Невроксилом-5» происходит что-то неладное?

— Что, например?

— Не знаю. Лекарство не будет действовать, или что-то иное в этом роде… Ведь в таком случае реальная стоимость «Био один» будет равна нулю. Не так ли?

— Ты правильно поступаешь, проявляя осторожность, — устало улыбнулся Джил. — Самый большой грех венчурных фирм заключается в том, что они начинают подсчитывать барыши еще до их получения. Это особенно опасно, когда имеешь дело со спецами в области биотехнологии. Часто бывает так, что их снадобья оказываются не более полезными для здоровья, чем таблетки из сахара. Однако с «Био один» нам подобная участь не грозит. Я очень высоко ценю деятельность этой фирмы.

— Надеюсь, что ты прав.

— Я тоже, — ответил Джил. — Если это не так, то нас ожидают большие неприятности.

Он отправился в свой офис к своим проблемам, я соответственно — к своим.

Заняв место за столом, я первым делом нашел в адресной книге номер телефона матери Лайзы.

— Хэлло? — раздалось в трубке.

— Привет, Энн. Это Саймон.

— Саймон? Разве я тебе не говорила, что Лайза не желает иметь с тобой дела? Она не хочет, чтобы я сообщала тебе её адрес.

В голосе мамаши я не уловил никакой враждебности, но зато в нем явно присутствовала горечь. Ей было жаль как Лайзу, так и меня.

— О’кей. Я это понимаю. Но не могла бы ты передать ей мою просьбу?

— Что же, попробую, — вздохнула Энн. — В чем эта просьба состоит? — Теперь в тоне её голоса прозвучала нотка подозрительности.

— Скажи Лайзе, что я хочу задать ей несколько вопросов касательно «Био один». Это чрезвычайно важно.

— Хорошо, — с явной неохотой согласилась теща. — Я ей это скажу. Но она очень подавлена, и не думаю, что станет тебе звонить.

— Попытайся. Я в любом случае буду тебе очень благодарен.

Я положил трубку. У меня не было и тени сомнений, что Энн передаст Лайзе мои слова. Однако я очень сильно сомневался в том, что реакция Лайзы на них окажется положительной. Я не имел права сидеть сложа руки и ждать ответа, который, быть может, так никогда и не придет. Что еще я могу сделать? Как я могу узнать, какие проблемы повстречало на своем пути чудо-лекарство «Невроксил-5»?

Некоторое время я сидел, уставившись в пустое пространство. А затем меня осенило.

Надо спросить у тех, кто его принимает.

До Бруклайн я добрался на поезде. Там я отыскал дом тёти Зои и нажал на кнопку звонка. Дверь тут же открыла сама Зоя.

— Как я рада вас видеть! — воскликнула тетя с радостной улыбкой. — Входите же, входите. Карл! А у нас гость!

В прихожей появился Карл.

— Привет, Саймон! — сказал он. — Как поживает Лайза?

— Превосходно, — соврал я, восхищаясь, насколько изящно им удалось скрыть то, что тетя Зоя меня не узнала.

Они провели меня в гостиную. Последний раз, когда я здесь был, комната была заполнена людьми, явившимися проводить Фрэнка в последний путь. Некоторые следы этого печального события здесь все еще сохранились. Зеркало на стене прикрывал черный креп, а на фортепьяно впереди всех других снимков стояла фотография Фрэнка — юного, красивого и веселого. Внимательно взглянув на тетю Зою, я впервые увидел, насколько она похожа на своего брата. Такая же, как и он, высокая, стройная, с тем же добрым взглядом больших карих глаз. В тете Зое угадывалась какая-то внутренняя теплота и постоянное желание помочь ближнему. Теперь я окончательно понял, почему Зоя была самой любимой тетушкой Лайзы.

Зоя сварила нам кофе, и мы потолковали на разные темы — в основном о всяких пустяках. Я сказал, что Лайза уехала в Калифорнию, провести там кое-какие исследования. Далее эту тему я развивать не стал. Мне повезло, что я застал Карла дома, поскольку он как раз собирался в свой колледж. Я был рад его присутствию, хотя каких-либо трудностей, связанных с поддержанием беседы, у тети Зои не было. Кроме того первого момента, когда она меня не узнала, каких либо проявлений деградации её умственных способностей я не заметил.

После нескольких минут легкой болтовни я сумел направить тему разговора в нужное мне русло.

— Вы, наверное, помните, что моя фирма субсидирует «Био один» — компанию, которая производит «Невроксил-5»? — начал я.

— Да, конечно, — ответил Карл.

— Надеюсь, что у тети Зои не возникло никаких осложнений, после того как она начала его принимать?

— Я ничего не заметил, — ответил Карл. — А как ты, дорогая?

— Ничего, — сказала Зоя. — Мне очень часто приходится ходить в больницу. Они проводят там тщательный осмотр и, как мне кажется, не находят ничего экстраординарного. По крайней мере, мне об этом не говорили. С тех пор, как позвонила Лайза, я очень тщательно слежу за всеми симптомами, но никаких проблем пока не возникало. Чувствую я себя прекрасно. А самое главное, что вот здесь, — она постучала себя по виску, — ухудшений не наблюдается.

— Отличная новость, — заметил я, потягивая кофе. — Значит, Лайза вам звонила?

— Да, — ответил Карл. — На прошлой неделе. Я подумал, что это и явилось причиной твоего визита.

— Не совсем так, — с несколько нервозной улыбкой произнес я. — Лайза, как вы знаете, в Калифорнии, и не успела сказать мне, что разговаривала с вами. Нарушение связи.

Карл посмотрел на меня как-то странно и сказал:

— Лайза сказала, что «Невроксил-5», как ей кажется, может иметь опасные побочные эффекты. При этом она заметила, что до конца в этом не уверена. Когда я попытался выудить у неё подробности, она ответила, что ничего больше сообщить не может, так как это всего лишь её предположения. Зоя и я обсудили эту проблему с врачом, и решили продолжить прием лекарства. На Зою «Невроксил-5» действует благотворно, и, кроме того, доктор заверил, что Управление контроля пищевых продуктов и медицинских препаратов весьма тщательно контролирует все клинические испытания новых препаратов. Если бы в «Невроксиле-5» были обнаружены какие-либо отрицательные побочные эффекты, то об этом стало бы мгновенно известно.

— Тебе действительно что-то известно, Саймон? — как мне показалось, тревожно спросила тетя Зоя.

— По правде говоря, нет, — ответил я после недолгого раздумья. — Просто у меня возникли кое-какие подозрения из-за того, что я увидел на работе. Но никаких доказательств у меня не имеется.

— А каким, по-твоему, мог бы быть этот «побочный эффект»? — не сдавалась Зоя.

— Понятия не имею, — покачал головой я. — Поэтому меня и интересует, не заметили ли вы чего-нибудь.

— Не знаю, Карл, — сказала тетя Зоя, обращаясь к супругу. — Может быть, мне стоит прекратить прием лекарства?

— Когда Фрэнк рекомендовал тебе этот препарат, — беря жену за руку, произнес Карл, — у нас появилась некоторая надежда справиться с недугом. Не думаю, что нам следует отказываться от этой надежды. Я понимаю, что лекарство может не сработать. Оно даже может оказаться в какой-то степени опасным. Но ничего лучшего у нас, увы, нет.

Зоя одарила супруга полным любви взглядом, а затем сказала, обращаясь ко мне:

— Карл прав. Я не хочу терять последние остатки своих шариков, — едва заметно улыбнувшись своей шутке, она закончила: — Однако обещай сказать нам, если обнаружишь что-нибудь действительно важное.

Я, естественно, дал требуемое обещание и удалился.

27

Домой я шел пешком. Вечер выдался ясным, холодным и очень ветреным. Я застегнул пиджак, поднял воротник и втянул голову в плечи. Все, кого я встречал на улице, уже были в пальто. Утром я легкомысленно покинул дом без оного и сейчас клялся самому себе, что начну носить пальто с завтрашнего дня и не сниму его до весны.

Интересно, смогу ли я весной бродить по парку Коммон или буду к тому времени сидеть в тюрьме в ожидании суда? Будет ли Лайза находится рядом со мной или останется в Калифорнии в тысячах миль от меня, привыкая к новой жизни одинокой женщины?

Она сказала, что «Био один» сильно воняет. Но что именно там не так? И как я могу до этого докопаться?

Погрузившись в эти невеселые размышления, я шагал по Чарльз-стрит по направлению к Бикон-хилл — самого аристократичного района Бостона. Вокруг меня царила тишина. Я свернул за угол на короткую улочку, размышляя о том, что через пару минут меня встретит пустая квартира, и припоминая те чувства, которые испытывал в предвкушении встречи с Лайзой. Я вспомнил тепло проведенных вместе вечеров, так хорошо снимавших все напряжение рабочего дня.

Теперь это все кончилось.

Я чуть замедлили шаг, чтобы достать ключи из кармана брюк. Ключи я достал, но тут же выронил и нагнулся, чтобы поднять.

В этот миг я услышал над головой справа серию быстрых ударов, и мне в лицо брызнули осколки битого кирпича. Я мгновенно развернулся и упал на асфальт рядом с запаркованным у тротуара джипом. Раздалась еще одна автоматная очередь, слившаяся с ударами пуль о металл кузова машины. Теперь на меня сверху сыпалось стекло.

Я прополз под машину, вжимаясь всем телом в холодный асфальт. Лицо горело. Тишина. Если стрелок выбежит из своего укрытия, чтобы меня добить, шансов на спасение у меня не будет. Кровь так стучала в ушах, что я почти ничего не слышал. Но вот до моего слуха долетели чьи-то легкие шаги. Проклятие!

Я выполз из-под машины поднялся на ноги и, низко пригнувшись, помчался вдоль припаркованных автомобилей. В нескольких шагах от меня взревел мотор и тут же раздалась автоматная очередь. На меня брызнула очередная порция битого стекла. На сей раз пули били очень близко. Совсем рядом.

Машина ехала по улице, и я снова услышал выстрелы. Судя по звуку, стреляли из пистолета. Затем раздался визг тормозов, стук захлопывающихся автомобильных дверей и топот ног. Я замер на месте и, осторожно высунув голову из-за оставленного у тротуара мотоцикла, увидел стоящую посередине проезжей части улицы и явно брошенную машину.

Со всех сторон до меня доносился рев сирен, и через минуту улицу озарил мерцающий свет проблесковых маячков, и по ней забегали многочисленные люди в синей униформе. Ко мне, задыхаясь, подбежал молодой человек в джинсах и простой кожаной куртке.

— Вы в порядке?

Я сразу узнал в нем того латиноамериканского типа, который несколько недель тому назад шел за мной в парке Коммон.

— Да, — сказал я, поднимаясь. — Похоже, что так.

Лицо мое горело и оно казалось мне каким-то влажным. Я провел по нему рукой и поднес ладонь к глазам. Кровь.

— Вы ранены?

— Нет, — ответил я. — Всего лишь осколки кирпича. — Похоже, что мне вас следует поблагодарить, — выдавив подобие улыбки, произнес я.

— Пустяки. Парню удалось смыться. Вам повезло — вы имели дело с профессионалом.

Да, мне действительно повезло. Так же как в тот день в Армаге, когда пуля разворотила не мою физиономию, а лицо Бинна. Хорошо, что на сей раз никто не пострадал.

Руки мои тряслись так, что я не сразу смог поднять оброненные мною ключи. Справившись с ключами я выпрямился и несколько раз глубоко вздохнул, чтобы восстановить дыхание и унять бешеное биение сердца. Я позволил увести себя в дом, где тут же налил себе изрядную порцию виски, предложив выпить и своему спасителю, на что тот, естественно, ответил отказом.

Оказалось, что его зовут Мартинез. Он задал мне обычный вопрос, не знаю ли я людей, которые хотели бы меня убить. Я ответил, что таких людей не знаю. И Мартинез и я прекрасно понимали, что вопрос был задан лишь для проформы. Вскоре в моем скромном жилище появился целый взвод как знакомых, так и вовсе не известных мне личностей.

Среди них были Коль, бостонский партнер Махони и фельдшер скорой помощи, который обработал мое поцарапанное лицо. Наконец, появился и сам Махони.

— Значит, в вас стреляли? — радостно спросил он.

— Да, как мне кажется, — ответил я.

— Вам повезло, что мы организовали за вами наблюдение.

— А я и не знал, что у меня имеется личный телохранитель. И сколько же времени продолжается эта слежка?

— Недели три, наверное. И не всегда. Большую часть времени наблюдение не ведется. Нам надо экономить.

— Рад, что в этот вечер вы не поскупились на бабки.

Махони сел, а Мартинез приготовился записывать.

— Вы можете предположить, кто это сделал?

— Ваш друг сказал, что это был профессионал. Я, к сожалению, не знаком ни с одним из профессиональных киллеров. Кроме того, мне не известно, кто из знакомых мне людей имеет автомат.

Кроме Арта Артшуля, неожиданно для себя вспомнил я, но вслух произносить этого не стал.

Махони заметил мою нерешительность и спросил:

— Что вы подумали?

Я поведал им об интересе Арта к разного рода оружию.

— Хорошо, мы это проверим, — сказал сержант и тут же спросил: — Может быть, нам еще что-нибудь следует знать о мистере Артшуле?

— Нет. Ничего особенного. Просто он меня недолюбливает.

— Это почему же? — вопросительно вскинул брови Махони.

— Я начал задавать неудобные вопросы.

— О чем?

— О «Био один».

— Значит, о «Био один»? О проекте, который намеривался обсудить с вами покойный Джон Шалфонт?

— Да. Именно так.

— А какие именно проблемы возникли в связи с «Био один»?

— Не знаю. Об этом я и спрашивал Арта. Разве вам это не известно?

Допрос, учиненный сержантом, начинал выводить меня из себя. В меня только что стреляли. Мои нервы были напряжены до предела и мне казалось (хотя Махони задавал вполне логичные вопросы), что он собирает доказательства моей причастности к организации покушения на самого себя.

— Известно, поскольку мы проводим расследование, — с кислым видом признал сержант. — Однако, если согласиться с тем, что в данном случае действовал наемный киллер, то не могли бы вы высказать свои соображения о том, кто мог бы его нанять?

— Не знаю. Видимо тот же человек, который убил Фрэнка и Джона?

— В тех случаях жертвы были знакомы с убийцей. И Кук и Шалфонт были убиты выстрелом в спину из ручного оружия. Здесь же мы видим совершенно иной modus operandi.

Я вдруг ощутил, как на меня навалилась страшная усталость. Я пожал плечами и сказал:

— Вы — детектив, а я — всего лишь несчастный обыватель, в которого стреляли. Вам и решать.

— Но, как мне кажется, стрельба для вас дело довольно привычное, — произнес Махони со своей гнусной полуулыбкой. Как я догадывался, он намекал на мою военную службу в Ирландии. Эта ремарка меня страшно разозлила, но я сдержался, ограничившись лишь гневным взглядом.

Махони нехотя поднялся со стула.

— Мы еще обязательно встретимся, — сказал он с порога. Мартинез бросил на меня сочувственный взгляд и вышел вслед за сержантом.

Это была скверная ночь. Я долго не мог уснуть, а когда, наконец, забылся, то сразу оказался на улицах западного Белфаста. В принципе, моя служба в Ирландии была войной нервов, когда я каждую секунду ждал выстрела, которого, как правило, не бывало. Однако закончилось все очень печально. Рядом со мной от пули в голову погиб капрал полка «Конных копейщиков» Бинн. В моем сне улицы были шире, и на них негде было укрыться от огня. Я точно знал, что в пятидесяти ярдах от меня в брошенном доме укрылся снайпер. Мне же надо было двигаться в направлении этого дома. Каждый следующий шаг давался мне все труднее и труднее. Повернуться и убежать я не мог, а ноги мои, как мне казалось, были налиты свинцом. В тот момент, когда у меня возникло желание броситься вперед, чтобы все быстрее закончилось, я проснулся.

Мой мозг, совершив своего рода сальто мортале, привел меня в пограничное пространство между сном и явью. Время потеряло всякий смысл. Минуты превратились в часы, а ночь стала казаться бесконечной.

Когда я все же погружался в сон, то снова оказывался в Белфасте. В пять тридцать утра, отказавшись от дальнейших попыток уснуть, я с трудом выбрался из постели. Голова кружилась, а глаза, как мне казалось, были засыпаны песком. Выглянув из окна гостиной, я увидел на улице синюю полицейскую машину. А один из её пассажиров оказался настолько внимательным, что сразу заметил движение занавески. Я помахал ему рукой, и он ответил мне кивком. Сержант Махони для разнообразия настолько расщедрился, что поставил под моими окнами охрану. По крайней мере на эту ночь.

Я попал в трудное положение. Кто-то хотел меня убить. Этот человек имел достаточные средства и необходимые знакомства для того, чтобы нанять вооруженного автоматом профессионала. Он, вне сомнения, сделает еще одну попытку. Через неделю я вполне могу стать трупом.

Оставалось надеется, что Махони проведет тщательное расследование в «Био один». Сержант, хоть и ненавидел своего подследственного, был не настолько глуп, чтобы возложить на него ответственность за организацию своего собственного убийства. Однако рассчитывать на то, что он раскроет это дело до того, как пуля прошьет мой череп, я не мог. Я содрогнулся, в очередной раз вспомнив, какой урон голове может нанести единственный точный выстрел.

Я не знал, сможет ли полиция меня защитить и захочет ли она вообще это сделать, однако я хорошо понимал, что никто и ничто не может предоставить мне гарантии безопасности против умелого и решительного профессионального киллера.

В офисе я появился очень рано — еще до семи. В нашей конторе никто, как правило, не приходил на работу ранее восьми утра. Первыми начинали трудовой день Даниэл и Дайна; остальные подтягивались позже — примерно к половине девятого. Мне хотелось завершить задуманное еще до того, как кто-нибудь смог бы меня увидеть. Поэтому я сразу двинулся в кабинет Арта.

На пяти выдвижных ящиках деревянного шкафа, в котором хранились файлы, значилось: «Био один». Однако шкаф был на замке. Проклятие!

Я некоторое время искал ключ. Безуспешно. Все остальные шкафы в кабинете Арта были открыты, но они не скрывали ничего, что могло бы меня интересовать.

Ящики письменного стола тоже были на запоре. Странно. В венчурной компании «Ревер» никто не закрывает на замок ящики своих столов. Я тряс и тянул ящики, но из этого ничего не получалось. Замки были простенькими, и обладай я минимальным опытом, их можно было бы вскрыть без труда. Но опыта взломщика я, увы, пока не приобрел.

Я быстро направился к своему столу, бросив на ходу взгляд на часы. Без двадцати восемь. На работу еще никто не пришел. Я выдвинул ящик собственного стола, где в углу рядом с запасными ключами от дома хранился ключ от казенной мебели, которым пользоваться мне еще не доводилось. Я рассчитывал на то, что мой ключ подойдет к ящикам стола Арта.

Однако ящики так и не захотели открываться.

Я сел в кресло и беспомощно уставился на стол. На меня в свою очередь пялился с фотографии сын Арта. Рядом со снимком находилась коробка канцелярских скрепок.

Я разогнул самую большую из них и сунул проволоку с крючком на конце в замочную скважину. Добрых две минуты я крутил её всеми возможными способами, тянул на себя и толкал в глубину, но все мои усилия заканчивались безрезультатно.

Я снова посмотрел на часы. Без четверти восемь. Оставаться здесь просто опасно, пора возвращаться к себе. Убедившись, что в кабинете Арта все осталось без изменений, я выскользнул из двери.

Как раз во время. В коридоре мне повстречался Арт.

— Доброе утро! — с преувеличенной радостью приветствовал его я.

В ответ Арт буркнул нечто невнятное.

Я сел за стол и принялся размышлять о том, что мне теперь следует предпринять. Проникнуть в файлы Арта, взломав ящики, я не мог. Меня бы сразу уличили. Но я должен был узнать, что в них находится.

Ключи были только у Арта, и у него не было никаких оснований мне их отдать.

Если…

Я в очередной раз взглянул на часы. Без пяти восемь. Мне показалось, что я слышал, как пришла Дайна. Похоже, что кроме неё и Арта на работу пока никто не явился.

Я вернулся к кабинету Арта и постучал в дверь.

— Да!

Я вошел и увидел, что он пьет кофе и просматривает «Уолл-стрит джорнэл».

— Ты не мог бы дать мне на время ключ от склада? — спросил я.

Складом именовался большой деревянный шкаф у входа в офис. В этом шкафу хранились такие ценные предметы, как бумага, ручки, карандаши, скрепки, кнопки, расходные материалы для компьютеров и все такое прочее.

— Почему бы тебе не взять ключи у Конни?

— Она еще не пришла.

— А разве склад на замке?

— Да, — соврал я.

— Но его же никогда не запирают.

В ответ я лишь пожал плечами.

Арт что-то сердито проворчал и извлек из кармана ключи и принялся отцеплять от связки один из них. Проклятие. Мне была нужна вся связка.

— Я тебе их скоро верну, — сказал я.

— О’кей, — ответил он и швырнул мне ключи.

Я ловко их поймал, выскочил из кабинета и первым делом проверил шкаф с канцпринадлежностями. Тот, естественно, был открыт. После этого я, воспользовавшись лифтом, спустился вниз и выбежал на улицу, на углу которой, насколько я помнил, находился небольшой магазин скобяных изделий. В коллекции ключей Арта были три, которые, судя по их виду, могли подойти к шкафу с файлами и к ящикам письменного стола. Я попросил сделать для меня их копии.

Изготовление ключей, как мне показалось, заняло целую вечность. Когда они были готовы, я бегом вернулся к лифту и поднялся на свой этаж. Промчавшись по коридору, я постучал в дверь кабинета Арта и, не дожидаясь ответа, вошел.

Арт, естественно, висел на телефоне.

— Куда ты запропастился? — спросил он, прикрывая ладонью трубку. — Ты же сказал, что сразу их вернешь.

— Меня задержал Джил, — соврал я. — Извини.

Арт что-то буркнул и вернулся к телефонной беседе.

Большую часть утра я проторчал в коридоре. Примерно в половине десятого я увидел, как Арт направился к лифту. Выждав минут пять, я проскользнул в его кабинет и плотно закрыл за собой дверь.

Первым делом я взглянул на его календарь. В одиннадцать часов у него была назначена встреча в помещении фирмы, и это означало, что примерно через час он будет в своем кабинете. Надо пошевеливаться. Но минут пятнадцать, как минимум, у меня точно имеется. Если человек вышел из здания, то менее, чем за четверть часа он вряд ли управится, что бы ему не предстояло сделать.

Я извлек изготовленные для меня ключи и первым делом испробовал их на шкафе с файлами. Первый ключ не подошел, а второй сработал. В этом шкафу, как я уже говорил, было пять больших выдвижных ящиков. Никакой полезной информации там не оказалось. В одном из них хранились доклады о самых ранних инвестиционных проектах фирмы «Ревер», в других — протоколы совещаний, годовые отчеты, ежемесячные бухгалтерские отчеты, разного рода экономические прогнозы, личные дела сотрудников и так далее и тому подобное. Во втором снизу ящике оказалась толстая папка документов, связанных с поглощением «Бостонских пептидов».

Я быстро пролистал документы, но не обнаружил в них ничего интересного. Если в «Био один» и существовали какие-либо неприятные тайны, связанные с «Невроксилом-5», то сведений о них здесь быть не могло.

Я не знал, где следует искать нужную информацию? Скорее всего, она должна содержаться в отчетах о результате клинических испытаний или в переписке. А если в переписке, то в письмах последнего времени.

Я лихорадочно перебирал бумаги, но никаких данных о клинических испытаниях мне не попадалось. Честно говоря, это меня не удивляло, поскольку Эневер едва ли позволял этим сведениям выходить за стены своего кабинета.

Однако в конце концов мне повезло. В глубине нижнего ящика я нашел файл с письмами, посвященными «Био один».

Я открыл папку. Уже с первого взгляда эти документы показались мне интересными. Файл в основном состоял из переписки между Артом и его старинным дружком Джерри Петерсоном. Как и предполагал Даниэл, письма пестрели цифрами, среди которых преобладали биржевые котировки акций «Био один». Создавалось впечатление, что Арт считал Джерри виновным во всех неблагоприятных колебаниях курса. В самых последних письмах он выражал большую тревогу в связи с устойчивой тенденцией падения котировок. Само собой разумеется, что Джерри с этим ничего не мог поделать, однако Арт убеждал его выступить в прессе с благоприятными прогнозами в связи с третьей фазой клинических испытания «Невроксила-5». Джерри отвечал, что этого «Био один» сделать не может. Испытания проводятся вслепую, писал он, и никто — ни врачи, ни фирма, ни пациенты не знают, кто получает настоящее лекарство, а кто — нейтральный заменитель. Поэтому все комментарии можно будет сделать лишь после расшифровки кодов и анализа полученных данных. Это произойдет лишь после окончания третьей фазы испытаний, предположительно в марте следующего года. В то же время Джерри согласился публично демонстрировать оптимизм по поводу возможных результатов.

Из переписки не следовало, что с «Невроксилом-5» возникли какие-то проблемы. Я просмотрел письма, полученные Артом от Эневера. Их было очень немного, и они не представляли никакого интереса, если не считать ксерокопий зашифрованных заметок, первоначальным адресатом которых был Джерри. Разобраться в них я все равно не мог.

Я вернул папку в ящик, запер шкаф на замок и посмотрел на часы. Десть часов. Пора уходить. Но я не мог этого сделать, не заглянув в стол Арта. Представившуюся мне возможность надо было использовать до конца.

Один из остававшейся пары ключей прекрасно подошел. Я выдвинул нижний ящик, и мне в ноздри ударил сладковатый запах виски. В ящике хранились три бутылки «Джека Дэниэлза» — одна пустая, другая наполовину полная и третья еще не открытая. Может быть именно поэтому Арт держал стол на замке? Какая жалкая попытка сохранить свою тайну! Роясь в шкафу с файлами, я не ощущал никакого чувства вины, поскольку содержащаяся в них информация была собственностью компании. Но когда я заглядывал в стол, мне казалось, что я роюсь в чьем-то грязном белье, пятна от которого оставалась на моих руках.

Я толчком закрыл ящик и выдвинул следующий. Надо торопиться. В ящике оказались канцелярские принадлежности и старые календари.

Я выбрал самый свежий календарь и окаменел. В коридоре за дверью раздавались чьи-то шаги. Кто это? Даниэл? Дайна? Нет, это был тяжелый, размеренный шаг. Проклятие!

Арт распахнул дверь кабинета и, увидев меня, замер на пороге. Мой мозг принялся в бешеном темпе изобретать тысячи объяснений, но я их отверг. Меня схватили за руку, и врать не имело смысла.

— Какого дьявола ты здесь делаешь?! — несколько придя в себя, рявкнул он.

— Ищу информацию о «Био один», — плюхнувшись в кресло, нахально заявил я.

Его физиономия залилась краской, а короткие седые волосы на голове, как мне показалось, встали дыбом.

— И по какому праву ты занимаешься этим в моем кабинете?!

— Я просил тебя поделиться сведениями, но ты мне в этом отказал.

— И ты, значит, решил сунуть свой грязный нос в мои личные вещи? Как ты ухитрился открыть стол?

Арт не сводил глаз с нижнего ящика. Я понимал, что частично его ярость была вызвана тем, что я мог увидеть его коллекцию виски.

Я посмотрел на всё ещё торчащую из замочной скважины копию ключа.

Арт сунул руку в карман и, нащупав там связку ключей, проревел:

— Сукин ты сын, мерзавец!

С этими словами он ринулся ко мне, вытянув вперед руки. Я вскочил с кресла, но Арт навалился на меня всей своей тушей, и мы оба рухнули на пол. Падая, я ударился головой о край стола и на какое-то мгновение утратил ориентировку. Но этого мига ему вполне хватило для того, чтобы придавить меня к полу. Арт занес надо мной кулак, и я успел лишь слегка отклонить голову. Поэтому удар пришелся не в лицо, с куда-то в область уха.

Арт был крупным и очень сильным мужчиной. Как я ни дергался, как ни изворачивался, но скинуть его с себя так и не мог. Бывший морской пехотинец ударил меня снова. На сей раз в губы. Я дернулся и в тот момент, когда он переносил руку, чтобы прижать мое плечо к полу, я исхитрился вцепиться зубами в его запястье. Укус получился что надо.

— Ах ты, дерьмо! — взвизгнул он и отдернул руку.

Я рванулся, Арт потерял равновесие, и мне удалось из-под него выбраться. Арт тоже вскочил на ноги и занял стратегическую позицию между мной и дверями. Он тяжело дышал, зажимая свободной рукой кровоточащую рану на кисти.

— Успокойся, — сказал я, сплевывая свою и чужую кровь и обрывки оставшейся во рту после укуса кожи. — Прошу прощения за то, что залез в твои владения. Позволь мне уйти, и я забуду все, что видел.

Арт зарычал и запустил лапу в верхний ящик стола — единственный, который мне не удалось изучить. Через мгновение на меня смотрел ствол маленького пистолета.

Боже мой!

— Арт… не вздумай использовать эту штуку! Дело этого не стоит. Если ты меня застрелишь, то окажешься за решеткой на всю…

— Заткнись, говнюк!

— О’кей, — сказал я, поднимая руки в успокоительном жесте. — О’…

— Заткнись, я тебе говорю! — заорал он.

Пришлось заткнуться. Я понятия не имел, на что может решиться Арт. Похоже, что он тоже не знал, что делать. Не сводя с меня пистолета, Арт нагнулся и вынул из стола полупустую бутылку виски. Кривясь от боли в прокушенной руке, он отвинтил крышку и сделал здоровенный глоток.

Я потихоньку пятился к окну, на подоконнике которого стояла какая-то бронзовая фигура, способная в крайнем случае выступить в качестве оружия.

— Не двигаться! — рявкнул Арт. Глотнув еще виски, он спросил: — Что с тобой происходит? Почему тебе не терпится уничтожить нашу фирму? Нам уже давно следовало от тебя избавиться. Теперь же я тебя вышибу коленом…

— Что, дьявол вас побери, здесь происходит?! — Это был Джил. — Арт, убери пистолет! И виски тоже!

Арт медленно повернулся, посмотрел на Джила и положил пистолет на стол. Затем он бросил взгляд на бутылку с таким видом, словно не знал, стоит ли еще глотнуть виски или лучше воздержаться. Решив воздержаться, он поставил бутылку рядом с пистолетом.

— Не соизволит ли кто-нибудь из вас рассказать мне, наконец, что здесь происходит?

Арт ткнул в мою сторону указательным пальцем и произнес:

— Этот сукин сын рылся в моем столе. Он взломал замки, чтобы добыть конфиденциальную информацию. Я схватил его практически за руку.

Джил посмотрел на мой окровавленный рот, а затем перевел взгляд на поврежденную руку Арта.

— Это так, Саймон?

— Да, — выдавил я с глубоким вздохом.

— Отправляйся к себе и жди там. А ты, Арт, пройди в мой кабинет. И отдай эту проклятую штуковину мне, — сказал Джил, кивнув в сторону пистолета.

Я направился к двери, а Арт передал оружие Джилу.

Даниэл встретил меня в коридоре.

— Что случилось? — спросил он.

— У меня с Артом возникли некоторые разногласия.

Даниэл попытался пошутить, но я, не слушая его, сел за свой стол и принялся ждать вызова Джила.

Двадцать минут спустя я уже оказался в кабинете босса.

— Ты меня очень разочаровал, Саймон, — начал он, глядя на меня с противоположной стороны своего огромного стола. — Мы должны приходить на работу, не опасаясь того, что кто-то из коллег копается в наших вещах. Тебе известно, что в последнее время у Арта серьезные нелады со здоровьем. Что ты делаешь?

— У меня все еще сохранилась надежда узнать, кто убил Фрэнка и Джона, — ответил я, оставляя в стороне вопрос о «Био один».

— Но разве это не дело полиции?

— Да. Этим должны заниматься полицейские. Но они пока действуют не очень эффективно.

— Так считаешь лишь ты. Но меня заботят не они, а ты! — гневно произнес он. — Мне пришлось отправить Арта домой, поскольку никому не могу позволить размахивать здесь револьверами. Пару дней тому назад я сказал тебе, сколь большое значение имеет для фирмы твое в ней пребывание. И как же ты ведешь себя сейчас, когда мы нуждаемся в единстве больше, чем когда-либо? Подглядываешь, шпионишь, восстанавливаешь против себя одного из моих партнеров, ставишь под удар фирму.

Его лицо залилось краской. В такой ярости я Джила никогда не видел.

— Вчера вечером меня пытались убить, — сказал я.

— Что?

— Кто-то стрелял в меня рядом с моим домом. По счастью, они промахнулись.

Джил замолчал, не зная, что на это сказать. Почувствовав, что пауза неприлично затягивается, он решительно произнес:

— У тебя свои проблемы, Саймон, у меня — свои. Ты можешь делать то, что считаешь нужным, и я же со своей стороны обязан приложить все силы, чтобы сохранить фирму. Не думаю, что твое дальнейшее пребывание среди нас пойдет компании на пользу. Я отстраняю тебя от работы в фирме до дальнейшего уведомления. Ты должен немедленно покинуть это здание.

— Но, Джил…

— Я сказал — «немедленно»! — бросил Джил, поднялся с кресла, склонился над столом и, трясясь всем телом, ожег меня взглядом.

— О’кей, о’кей, ухожу.

28

Я шагал домой, то и дело опасливо оглядываясь через плечо. За мной определенно тянулся хвост. Это была женщина лет тридцати в джинсах и стеганой куртке. Она шла ярдах в тридцати позади меня, не делая никаких попыток укрыться. Из полиции, решил я. Однако, не будучи в этом до конца уверен, я изрядно волновался. Я повернулся и помахал ей рукой. Она остановилась и закурила сигарету, поглядывая на меня исподлобья.

В моей душе творилось нечто невообразимое. Столкновение с Артом окончательно доконало мою и без того перенапряженную нервную систему. Вооруженный пистолетом алкоголик мог напугать кого угодно. Арт был психически неустойчив и крайне опасен — прежде всего для самого себя. Ну и для меня, конечно.

На Джила я тоже был зол, хотя и понимал его точку зрения. Разве мог он ожидать, что один из его подчиненных станет рыться в столе своего коллеги? Компания «Ревер партнерс» попала в очень трудное положение, а я не делал ничего, чтобы ей помочь. Он пытался быть ко мне снисходительным, а я его подвел.

Как бы то ни было, но поддержка Джила для меня очень много значила. Он доверял мне в то время, когда другие отказали мне в доверии. Он протянул мне руку в тот момент, когда я в этом нуждался. Джил был человеком глубоко порядочным и я очень его уважал. И вот теперь он не хочет иметь со мной никаких дел.

Я не знал, разрешит ли мне Джил вернуться на службу. Мне очень нравилась работа в «Ревер», и мне вовсе не хотелось уходить. Особенно таким образом. Лишь месяц тому назад «Ревер» был для меня буквально всем. Компания и сейчас имела для меня огромное значение, являясь связующим звеном с безмятежным прошлым. Будущее выглядело весьма мрачно. Мне грозило будущее без жены, без работы, а, если не буду крайне осторожным, то рискую получить и пулю в лоб. Нет, я не мог позволить себе сидеть у моря и ждать погоды. Я был обязан найти убийцу Фрэнка и Джона до того, как он прикончит меня. Только после этого у меня вновь появится надежда хоть каким-то образом упорядочить свою жизнь.

Когда я вернулся домой, автоответчик встретил меня веселым подмигиванием красного глазка. На какую-то секунду у меня возникла дурацкая мысль, что это могла звонить Лайза. Естественно, это была не она.

«Привет, Саймон. Это — Келли, — её голос, обычно громкий и уверенный, звучал как-то приглушенно. — Я звонила тебе на работу, но мне сказали, что ты ушел до конца дня. Мне надо с тобой поговорить. Позвони».

Я тут же набрал номер коммутатора «Бостонских пептидов», и меня без промедления соединили с Келли. Она не сказал, о чем намерена беседовать, и мы договорились встретиться на ленче в кафе на Гарвард-сквер, подальше от её коллег.

Это было вегетарианское заведение, битком набитое студентами. Несмотря на то, что я пришел ранее назначенного срока, Келли уже была там и нервно дымила сигаретой. Мы обменялись приветствиями и, взяв подносы, встали в очередь на раздачу. Я выбрал салат, а Келли предпочла запеканку с какой-то зеленой начинкой. После этого мы заняли место за только что освободившимся столиком.

Келли достала сигарету, но тут же отложила её в сторону, поскольку мы оказались в некурящей зоне и на нас мог обрушить свой гнев официант.

— Мне не следовало приходить, — начала она.

— А я страшно рад, что ты это сделала.

— Лайза запретила бы мне говорить с тобой. Так же как, впрочем, и Генри.

— У тебя, видимо, появилась весьма серьезная причина для встречи.

— Да, видимо так.

Я молчал, ожидая продолжения, а Келли тем временем ковырялась вилкой в своей запеканке.

— Лайза чувствует себя очень скверно и считает, что виноват в этом ты.

— Знаю.

— Я много об этом думала, — продолжила Келли, — и не совсем уверена, что она во всем права. Сама не знаю почему, но я тебе верю и считаю, что ты должен знать причину беспокойства Лайзы. То, за что её уволили. Мне плевать, как ты поступишь с этой информацией, если только не используешь её против Лайзы. Или против меня. Однако в любом случае, я тебе ничего не говорила. О’кей?

— О’кей, — согласно кивнул я.

— Как только «Бостонские пепитды» перешли под крыло «Био один», Лайза попросила сообщить ей некоторые данные о «Невроксиле-5». Она хотел проверить, нельзя ли эти исследования использовать в её работе с Болезнью Паркинсона.

— Генри Чан мне об этом сказал, но никаких других сведений я от него так и получил.

— Поначалу Клизма ответил полным отказом. Он ведет все дела в обстановке полной секретности. Каждый получает лишь те сведения, которые абсолютно необходимы в его работе. Но Лайза, как тебе известно, умеет настоять на своём.

В ответ я лишь улыбнулся.

— Одним словом, ей каким-то образом удалось убедить Клизму. Но тот сильно ограничил круг данных, к которым она получила допуск. В основном это были результаты ранних экспериментов с престарелыми крысами.

Келли поднесла ко рту кусок запеканки, и мне прошлось ждать, пока она кончит жевать.

— Информация оказалась практически бесполезной, но ничего иного она получить не смогла, — наконец продолжила Келли. — Тем не менее, изучая её, Лайза заметила нечто такое, что ускользнуло от внимания Клизмы.

— Что именно?

— После нескольких месяцев приема «Невроксила-5» довольно много крыс погибло.

Я вопросительно вскинул брови.

— В этом нет ничего экстраординарного, — заметив мое недоумение, сказала Келли. — Старые животные умирают. И это учитывает любой экспериментатор. Странным здесь было лишь то, что необычно высокий процент животных погиб в результате инсульта.

— Инсульта? Неужели и у крыс случаются инсульты?

— У крыс бывают многие болезни, которыми страдаем и мы. Особенно в лабораториях.

— Понимаю.

— Ты знаешь, что такое инсульт?

— Он случается, когда в мозгу закупориваются сосуды, не так ли?

— Да. Инсульт является следствием закупорки сосудов головного мозга или, напротив, при кровоизлиянии в мозг. Он обычно приводит к параличу или смерти.

— Следовательно, опасения Лайзы имели под собой серьезные основания?

— Не исключено.

— Что значит «не исключено»? Ведь «Невроксил-5» — ничто иное, как смертельный яд, если после его приема животные погибали от инсульта.

— Всё не так просто. Большая часть крыс выживала или погибала от вполне естественных причин. Доля погибших от инсульта была лишь чуть выше статистической средней.

— Но Лайза придавала этому отклонению большое значение?

— Да. Первым делом она поговорила об этом с Генри. Тот посоветовал ей обратится к Клизме, что она и сделала.

Я начинал понимать, как развивались события.

— И Эневер сказал ей, что не видит в этом ничего страшного?

— Точно. Он заявил, что наблюдения Лайзы не имеют достаточного статистического обоснования. А на просьбу предоставить дополнительные данные для того, чтобы подтвердить или опровергнуть наблюдения, Клизма ответил отказом. Он сказал, что все данные уже тщательно проанализированы, и оснований для беспокойства нет.

— Подобный ответ Лайзу, естественно, не удовлетворил.

— Ты же её знаешь, — улыбнулась Келли. — Она сказала, что успокоится лишь тогда, когда лично проверит все данные. Получив очередной отказ, твоя супруга, ни много ни мало, назвала его «лжецом», и обвинила в том, что он недостаточно тщательно проверял цифры.

— И он её уволил?

— Что вовсе не удивительно, — сказала Келли.

Меня это тоже не удивило. Я знал, что Лайза много лет подобным образом отравляла жизнь Генри Чена. Но у того, видимо, было больше терпения, чем у Эневера. Теперь я понимал, что он имел в виду, когда говорил о несовместимости Лайзы и «Био один».

— Ты случайно не знаешь, что тревожило Лайзу? — спросил я у Келли.

— Сама я результатов испытаний не видела, и все, что тебе рассказала, слышала только от Лайзы. Думаю, что с чисто статистической точки зрения Клизма был прав. Но я работала с Лайзой более двух лет и доверяю её интуиции. Здесь что-то есть. Но что точно, я сказать не могу.

— Как я могу это выяснить?

— Ты? — с изумлением переспросила Келли. — Лично ты выяснить ничего не сможешь.

— А ты мне не могла бы помочь?

Келли опустила взгляд на свою уже почти пустую тарелку и сказала:

— Нет, не могу. Если меня уволят, то в отличие от Лайзы мне будет не просто найти работу. Томас Эневер — враг могущественный, и его месть мне ни к чему.

— Хмм… А что показали клинические испытания на людях? Там тоже проявились какие-нибудь статистические отклонения?

— Не думаю, — ответила Келли. — Все данные поступают в Управление контроля пищевых продуктов и медицинских препаратов. УКППЛ сразу подняло бы шум, если хотя бы один человек умер от инсульта после приема «Невроксила-5».

— А что, если смерть наступает не у всех и не сразу, а лишь после несколько месяцев приема препарата?

— Не знаю, — немного подумав, ответила Келли. — Первая и вторая фазы клинических испытаний суммарно охватили лишь несколько сотен людей. Поэтому не исключено, что отдельные негативные проявления ускользнули от внимания исследователей. Именно поэтому проводится третья фаза испытаний, которая распространяется на тысячу, а то и более пациентов.

— Именно это сейчас и происходит, не так ли?

— Да. Испытания планируется закончить к марту будущего года.

— Тебе известно что-нибудь о промежуточных результатах? — поинтересовался я.

— Ты, наверное, шутишь? — фыркнула Келли. — Их знает только Эневер. Однако, если подходить строго формально, то и он на этой стадии испытаний результаты знать не должен.

Я вспомнил, что в одном из документов в файлах Арта говорилось, что испытания проводятся вслепую.

— Есть ли способ узнать результаты?

— Нет, — ответила, Келли, а я замолчал, давая ей возможность подумать. — Впрочем можно попытаться напрямую связаться с врачами из участвующих в испытаниях клиник.

— Ты не могла бы дать мне список этих больниц?

— Исключено.

Её слова страшно меня огорчили. Я не сомневался, что Лайза обнаружила нечто важное, но не видел, как можно взломать возведенную вокруг «Био один» стену секретности.

— Ты можешь сделать вот что, — сказала Келли. — Я почти уверена в том, что сообщение о начале третьей фазы испытаний было помещено в «Медицинском журнале Новой Англии». Я помню, какой фурор это известие произвело в среде биохимиков.

— Я тоже помню. Именно после этого сообщения котировки акций «Био один» взлетели к небесам.

— Возможно. Это ты делаешь деньги. Мое дело производить всего лишь лекарства.

Этот укол я оставил без внимания.

— Прости, — продолжала Келли, — но насколько мне помнится, там был приведен перечень медицинских учреждений, участвовавших во второй фазе испытаний. Многие из них наверняка привлечены и к третьей фазе. Ты мог бы с ними связаться.

— Спасибо. Я попытаюсь.

Мы покончили с едой, и Келли заторопилась на работу, чтобы её, не дай Бог, не увидели в моем обществе.

— Как поживают «Бостонский пептиды» без Лайзы? — спросил я напоследок.

— Нам её очень не хватает, но, тем не менее, «Пептиды» поживают превосходно. Мы получили первые сведения от добровольцев, принимающих участие в эксперименте. Похоже, препарат не таит в себе опасности, хотя и вызывает у небольшой части испытуемых депрессию.

— Депрессию?

Лайза тоже принимала «БП-56».

Я вспомнил, какой неустойчивой стала её психика примерно через неделю после смерти Фрэнка, какую нетерпимость она стала проявлять при общении со мной, как во всем её поведении вдруг стала проявляться столь не характерная для неё иррациональность. Я припомнил её безнадежно мрачное настроение, и мне стало понятно, почему она отвергала все мои попытки ей помочь. Вызванная химическим препаратом депрессия в сочетании со стрессом, связанным со смертью отца, привела её в такое душевное состояние, преодолеть которое она была просто не в силах. Лайза бежала, не выдержав всех этих мучений.

— В чем дело, Саймон?

Лайза не хотела, чтобы её коллеги знали о том, что она проводит на себе эксперименты. Я не знал, распространяется ли это на Келли, но в любом случае ей об этом должна рассказать сама Лайза, а вовсе не я.

— Ничего. Я просто задумался. Но ведь это не столь серьезный недостаток, чтобы вызвать запрет на лекарство?

— Нет, конечно, — ответила Келли. — Побочный эффект легко устранить. Для этого в комбинации с «БП-56» надо всего лишь прописывать «Прозак». Однако, мне надо бежать, — сказала он, бросив взгляд на часы. — Я, правда, не хочу, чтобы нас увидели вместе.

— О’кей, — согласился я, решив, что Келли вовсе не обязательно знать о том, что во время беседы за нами велось наблюдение. — Шагай. У меня нет слов, чтобы выразить тебе благодарность.

Келли улыбнулась и вышла.

Выждав пару минут, я вышел из вегетарианского заведения, свернул за угол и зашел в бар, который частенько навещал в свою бытность студентом Школы бизнеса. Эскортирующая меня дама предпочла остаться на улице. Я заказал себе пива и погрузился в размышления о том, что сообщила мне Келли.

Итак, Лайза находилась в состоянии депрессии. Не той депрессии, которая является следствием напряженной работы, горя или семейных осложнений, а той, которая вызвана действием химического препарата. Этот стресс биохимического происхождения окрасил бы весь её мир в безысходно черные цвета даже в нормальной обстановке. Учитывая же то состояние, в котором она уже находилась, все её существование превратилось в сущий ад.

Как это ни странно звучит, но узнав о побочном действии препарата, я испытал некоторое облегчение. Теперь, когда она перестала принимать лекарство, у меня появились шансы убедить её вернуться ко мне. Но мне еще предстояло доказать, что я не убивал Фрэнка.

Следующий вопрос, на которой мне необходимо было найти ответ, заключался в том, что же происходит с «Невроксилом-5». Нельзя исключать, что с «Невроксилом-5» все в полном порядке, и те отклонения, которые заметила Лайза, находятся в рамках вполне допустимой статистической погрешности, или просто статистически нерепрезентативны. Возможно, что они являются всего лишь рядом случайных совпадений, которые довольно часто происходят в жизни. Если это так, то я зря трачу силы и время.

Но что, если предположения Лайзы имеют под собой основания? Что, если «Невроксил-5» действительно провоцировал инсульты у подопытных крыс? Какие выводы из этого следовали?

Из этого следовало лишь то, что лекарство, вместо того, чтобы исцелять, убивало некоторых из тех людей, которые его принимают. А это в свою очередь означало катастрофу. Для всех страдающих Болезнью Альцгеймера, для «Био один» и для «Ревер».

Я не знал, какое отношение к этой потенциальной катастрофе могли иметь Фрэнк и Джон. Что касается Фрэнка, то он с «Био один» дел фактически не вел. Это была прерогатива Арта. Но в то же время я не забыл загадочного замечания Арта о том, что Фрэнк незадолго до смерти интересовался делами компании. Кроме того, имелось сообщение на моем автоответчике, в котором Джон сообщал, что обнаружил в связи с «Био один» нечто такое, что меня может заинтересовать. Может быть, он хотел сказать мне, что «Невроксил-5» является смертельно опасным?

Во всех этих вопросах имелось одно большое «ЕСЛИ». Мне предстояло найти доказательства. Я допил пиво, дошагал до ближайшей станции подземки и отправился домой.

«Медицинский журнал Новой Англии» был представлен в Интернете. Я без всякого труда нашел резюме статьи, о которой упоминала Келли. После этого я позвонил в редакцию с просьбой прислать мне по факсу полный текст статьи. Статья была озаглавлена «Ограниченные испытания „Невроксила-5“, как средства против Болезни Альцгеймера». Авторов у статьи было несколько, однако на первом месте в длинном списке этих достойных мужей значилось имя Томаса Э. Эневера. В статье приводились результаты клинических испытаний препарата на восьмидесяти четырех пациентах, страдающих Болезнью Альцгеймера. Выборка была слишком незначительной для того, чтобы сделать окончательные выводы, но авторы высказывали осторожное предположение о том, что результаты испытаний дают основания для некоторого оптимизма. Никаких существенных различий в «негативных последствиях» между группой пациентов, принимающих «Невроксил-5», и контрольной группой, принимающей нейтральный заменитель, или «плацебо», если следовать терминологии статьи, не наблюдалось. В конце материала помещался список из шести медицинских центров, принимавших участие в клинических испытаниях препарата. Назывались и имена врачей, руководивших экспериментом. Келли предполагала, что большинство этих учреждений и людей были приглашены принять участие и в третьей фазе клинических испытаний.

Для того чтобы найти адреса и телефоны этих центров, мне пришлось более часа ползать по Интернету. Четыре из них находились в Новой Англии, два — в Иллинойсе и один — во Флориде — главном центре сосредоточения страдающих синдромом Альцгеймера. Было пять вечера, и все контакты с центрами в Новой Англии пришлось отложить до утра.

Я заварил себе чаю и принялся разбирать поступившую с утра корреспонденцию. В основном она состояла из посланий рекламного характера, но на одном из конвертов адрес был написан от руки, хорошо знакомым мне почерком.

Почерком Лайзы.

Я уселся на диван и аккуратно вскрыл письмо. Приступить к чтению я не осмеливался. Речь в нем не могла идти о «Био один», поскольку оно было отправлено еще до того, как Энн могла передать дочери мою просьбу. Возможно, Лайза хочет сказать мне, что скучает, что сожалеет о своем отъезде и о том, что рвется назад в Бостон.

Но я ошибся. Письмо было совсем не об этом.

Я перечитывал письмо снова и снова, лишь для того, чтобы убедиться в том, что я все понял правильно. Во мне бушевал ураган противоречивых чувств. Во-первых, это был первобытный восторг от того, что мне предстояло стать отцом. Скоро на свет должно было появиться маленькое человеческое существо, в создании которого я тоже принимал участие.

Но увижу ли я его когда-нибудь?

Мы не планировали иметь ребенка. Более того, мы даже никогда не говорили о детях. Мы как бы молча соглашались с тем, что это — вопрос отдаленного будущего и что здесь таится потенциальная конфликтная ситуация, наступление которой нам хотелось по возможности отдалить.

Для неё, как и для меня, принадлежность к разным религиозным конфессиям и национальные различия никакого значения не имели. Совсем напротив, это освобождало нас от влияния тех традиций, в которых мы воспитывались с детства. Но как быть с нашими детьми? Мне хотелось взрастить наших будущих отпрысков в английском духе, что означало частную школу и хотя бы поверхностное знакомство с Англиканской церковью. Я хотел это не ради себя, а ради своих предков, перед которыми я испытывал чувство долга. Титул, не имеющий для меня никакого значения, должен перейти к моим детям, так же как и часть традиций, в которых я был воспитан. Суть проблемы заключалась в том, что Лайза, как я подозревал, испытывала точно такие же чувства, но только с обратным знаком. Иудаизм, как известно, наследуется по женской линии.

Как бы то ни было, но в данный момент все эти рассуждения имели чисто академический интерес. Лайза была беременна. Она намеревалась потребовать себе все права на ребенка и оставить его у себя в Калифорнии. Внутренняя ирония ситуации меня задевала. И задевала очень болезненно. Помимо моей воли получалось так, что я следую всем худшим традициям своей семьи, разбрасывая своих отпрысков по всем уголкам земного шара. И я, наверное, в сотый раз задал себе вопрос, нет ли у меня где-нибудь братьев и сестер, о которых отец не удосужился мне сказать. Как я мог оказаться таким снобом, чтобы цепляться за этот глупый титул? Одним словом, получалось так, что я — несмотря на все свои старания — оставался все тем же вшивым англичанином, желающим видеть в детях свое подобие. Итак, ребенку повезет, если его будут держать от меня подальше.

Перестань нести чушь, сказал я себе. Ведь для тебя не имеет никакого значения, кем будут твои дети — англичанами, американцами, евреями или индусами. Для тебя будет иметь значение лишь то, что твоего ребенка родила Лайза.

Я не сомневался в том, что стану хорошим отцом, а она — прекрасной матерью. Я представил, как мы все вместе веселимся. Папа и мама весело хохочут, а их несмышленое дитя что-то радостно бормочет, пуская пузыри. Итак, теоретически мы могли бы создать превосходную, крепкую семью.

Если Лайза предоставит нам такой шанс.

Мне хотелось как можно меньше выходить на улицу, поэтому я заказал себе пиццу и сел сочинять письмо Лайзе. Послание я собирался адресовать её мамаше в надежде, что та передаст его дочери. К тому времени, когда прозвучал звонок, я успел написать и отправить в корзину несколько вариантов.

Оказалось, что ко мне пришел Мартинез. Я пригласил его в гостиную и, указывая на пиццу, спросил:

— Не желаете?

— Спасибо, нет. От всех видов фаст-фуд я стараюсь держаться подальше.

— Я думал, что при вашей работе это невозможно.

— Обожаю бороться с трудностями, — ответил он.

Я внимательно посмотрел на его фигуру. Парень был в отличной физической форме. Худощавый, но в то же время очень спортивный.

— Присаживайтесь, — сказал я. — Прошу прощения, что не приглашал вас ко мне раньше, но мне показалось, что на улице вы себя чувствуете лучше, чем в помещении.

— Вы правы. Именно об этом я и хотел с вами поговорить.

— Слушаю.

— Сержант Махони нас отзывает. Говорит, что у него нет оснований продолжать за вами наблюдение.

Мне стало как-то не по себе. Оказывается, я до сих пор и не подозревал, насколько успокаивающе действовали на меня мои почти невидимые компаньоны.

— Но разве ему не известно, что меня пытались убить?

— Не забывайте, что формально мы всего лишь следим за вами, а вовсе не охраняем.

— Боже мой, — пробормотал я.

— Строго говоря, я не должен здесь находиться, — улыбнулся Мартинез. — Полицейскими правилами не предусмотрено, чтобы коп информировал подозреваемого, что его хвост исчезает.

— Понимаю, и благодарю. Неужели сержанту Махони плевать на то, что меня застрелят?

Мартинез в ответ лишь пожал плечами.

— Он меня не очень любит, не так ли?

Мартинез снова ограничился молчаливым пожатием плеч.

— А, как вы?

— Я всего лишь тупой полицейский, выполняющий приказы начальства, — сказал Мартинез, поднимаясь на ноги. — Но мне очень не нравится, когда убивают невинных людей. Если вас что-то серьезно обеспокоит, позвоните. — Он вытянул из бумажника визитку и вручил её мне. — И советую соблюдать осторожность.

— Спасибо, — сказал я, принимаю карточку. — Постараюсь.

Уснуть я не мог. Те, кто хотели меня прикончить, обязательно повторят свою попытку. Они просто обязаны это сделать. Когда за мной был полицейский хвост, у меня оставалась хоть какая-то надежда на защиту. Теперь я лишился и её.

Скорее всего, Махони просто вычеркнул меня из своего списка подозреваемых, но это событие, которого я так долго ждал, показалось мне этой длинной ночью вовсе не утешительным. Бороться со страхом, находясь в одиночестве в четырех стенах было чрезвычайно трудно. Мне страшно повезло, что стрелявший в меня человек промахнулся. Но убийцы, вне сомнения, повторят попытку. Спрятаться я не мог и избежать пули, по всей вероятности, мне не удастся. Я, правда, мог оттянуть гибель, полностью замкнувшись от внешнего мира. Я могу опустить жалюзи и существовать, делая заказы в пиццериях, китайских или индийских ресторанах.

Я лежал в постели, которая представлялась мне огромной, а сам я казался себе совершенно крошечным и одиноким. Мне так не хватало рядом с собой теплого тела Лайзы и её объятий, которые могли бы меня успокоить и вселить в мое сердце отвагу. Если бы она была рядом, то я без страха думал бы о возможной смерти. Однако Лайза находилась далеко, а ночь была полна ужаса.

Итак, я должен стать отцом! Подумав об этом, я рассмеялся. И это был горький смех. Кого я хочу обмануть? Мне повезет, если я протяну неделю. О девяти месяцах не могло быть и речи.

Я выбрался из постели и налил себе виски. На какое-то время алкоголь меня согрел, и я даже почувствовал себя в относительной безопасности. Но немного пораскинув мозгами, я вылил весь оставшийся в бутылке скотч в кухонную раковину.

Загнав себя в алкогольный ступор, я свою жизнь не спасу. Если я хочу остаться в живых, если хочу, чтобы у моего ребенка был отец — пусть и в тысячах миль от него, я должен что-то предпринять. Предпринять немедленно.

29

Ранним утром я, упаковав кое-какие вещи, вызвал такси.

— Куда едем? — спросил водитель-индиец.

— Аэропорт «Логан».

Машин на дороге было немного, и я весь путь до аэродрома то и дело поглядывал через плечо назад. Вряд ли за мной кто-то следил, но полной уверенности в этом у меня все же не было. Я отчаянно боролся с искушением отправиться прямиком к международному терминалу и взять билет на Лондон. В Англии я был бы в полной безопасности. Убийцы, оставшиеся по другую сторону океана, при всем желании ничего не могли бы мне сделать.

У меня был выбор — бежать и забыть о «Ревер», «Био один» и Лайзе или уйти в подполье и попытаться схватиться с врагом, кем бы тот ни был. Во втором случае мне предстояло шататься вокруг Бостона до тех пор, пока меня не настигнет пуля.

Впрочем, все эти размышления не имели никакого практического смысла. Во-первых, я давно решил для себя, что никуда не убегу из страны, в которой живет Лайза, и, во-вторых, мой паспорт все еще находился у помощника прокурора.

Поэтому я попросил водителя такси высадить меня у терминала отправлений внутренних линий. Проболтавшись с полчаса по зданию аэровокзала и убедившись в отсутствии слежки, я отправился к стойке фирмы «Хертц», где и взял напрокат ничем не примечательный белый «Форд». Я проехал по 128 восьмой дороге до зоны отдыха и свернул на парковку. За мной, очевидно, никто не следовал, поскольку прошло более двух минут до того, как со скоростного шоссе съехала первая машина. Судя по всему, мне пока ничего не грозило.

Оставаясь в машине, я изучил свой список медицинских центров, занимающихся Болезнью Альцгеймера, а затем с помощью сотового телефона договорился о визите в три из них.

Первым в моем списке значился доктор Херман А. Незербрук, — сотрудник одного из крошечных университетов, заполонивших все окрестности Бостона. Его небольшой кабинет находился в здании Исследовательского медицинского центра, носившего имя известного политика штата Массачусетс, ныне покойного.

Доктору было лет шестьдесят, и он показался мне равнодушным, усталым и немного циничным человеком. Такой выражение лиц часто можно увидеть у замшелых преподавателей, а, возможно, и у ученых. Он довольно вежливо меня приветствовал и тут же вручил мне кружку растворимого кофе. Я в свою очередь передал ему свою карточку.

— Не могли бы вы, мистер Айот, напомнить мне, где вы трудитесь? По телефону я это как-то не уловил.

— Я работаю в «Ревер партнерс» — одной из венчурных компаний, инвестирующих средства в фирму «Био один», которая в настоящее время проводит третью фазу клинических испытаний «Невроксила-5». Вы, насколько нам известно, принимаете участие в проверке этого лекарства против Болезни Альцгеймера. Я не ошибся?

— Нет, вы не ошиблись. Мы сравнительно недавно закончили вторую фазу и теперь, естественно, участвуем в третьей. Но боюсь, что я не вправе обсуждать с вами коммерческую сторону нашей работы. На эту тему вам лучше всего побеседовать с самим доктором Эневером.

— Меня сейчас больше заботит безопасность лекарства.

— Да, вы упомянули об этом по телефону. Но мы, как и положено в ходе испытаний, весьма тщательно наблюдаем за всеми пациентами.

— Не сомневаюсь. Не замечали ли вы каких-либо негативных последствий?

Исследуя Болезнь Альцгеймера, я узнал, что о всех негативных последствиях приема лекарства врачи должны сообщать немедленно.

Незербрук некоторое время внимательно на меня смотрел, словно решая, стоит ли отвечать на мой вопрос. Затем он встал, подошел к канцелярскому шкафу и извлек из него папку.

— Сейчас посмотрим. В нашем эксперименте принимали участие тринадцать пациентов. За год, в течение которого проводились испытания мы имели два осложнения. У одного из них случился инфаркт миокарда, а у другого появились признаки диабета. Но поскольку мы имели дело с престарелыми пациентами, этого можно было ожидать. И все они, к счастью, выжили.

— Не наблюдали ли вы инсультов?

— Инсультов? — он заглянул в папку. — Нет. Ни одного.

— Вы не заметили ничего такого, что могло бы вызвать у вас обоснованную тревогу?

— Если бы у меня был повод для тревоги, то я немедленно поставил бы об этом в известность «Био один». Разве не так?

— Ну, конечно, доктор Незербрук. Благодарю вас за то, что вы согласились потратить на меня время.

Ощущая, что в глазах достойного доктора я выглядел несколько глупо, я вышел из здания медицинского центра, сел в машину и поехал в город Спингфилд, расположенный в самом центре Массачусетса. Я надеялся, что задавал правильные вопросы. Однако, если среди участников испытаний случаев инсультов не наблюдалось, то характер вопросов вообще не имел никакого значения.

В Спрингфилде располагалась клиника, специализирующаяся по изучению Болезни Альцгеймера. Принявший меня доктор Фуллер оказался длинноногой блондинкой лет тридцати двух с роскошными ресницами. Я было пожалел доктора Фуллер, бесполезно гибнущую в обществе старцев, но, немного подумав, решил, что, когда мне стукнет восемьдесят, я, скорее всего, буду думать совсем по-иному. Она говорила или, скорее, мурлыкала с нежным южным акцентом. Короче говоря, я лишь с большим трудом смог сосредоточиться на сути слов.

Как бы то ни было, но я понял, что один из её пациентов, участвующих в клинических испытаниях, получил небольшой инсульт примерно через девять месяцев после начала приема препарата. Еще один скончался от бронхиальной пневмонии, что, как сказала доктор Фуллер, со старыми людьми иногда случается.

Итак, один инсульт на двадцать три пациента. Это ничего не доказывало.

Затем я отправился в Хартфорд на встречу с доктором Питом Корнинком. Доктор оказался жизнерадостным человеком с большой бородой и вьющейся над ушами шевелюрой цвета стали.

Один из его шестнадцати пациентов жаловался на боли в печени, а один скончался от инфаркта миокарда.

— А как насчет инсультов? — поинтересовался я, не сомневаясь в том, что если таковые случались, то он мне о них обязательно скажет.

— Ни одного. По крайней мере, среди страдающих синдромом Альцгеймера.

— О’кей, — сказал я и, немного подумав, спросил: — Почему вы выделили страдающих Альцгеймром?

— Потому, что мы имеем пациентов страдающих от парциальной деменции, или слабоумия, если хотите. Их болезнь вызывается, так называемыми «микроинсультами». Суть её, грубо говоря, состоит в том, что в небольшие сосудах головного мозга возникают тромбы или спазмы, и прилегающие к сосудам ткани лишаются притока крови. За несколько лет ткань мозг в зоне повреждения гибнет и размягчается. Все внешние проявления этого недуга весьма сходны с симптомами Болезни Альцгеймера. Симптомы настолько схожи, что их часто путают.

— И «микроинсульты» случаются у этих больных постоянно?

— Да, — ответил бородатый доктор. — А иногда у них случаются и массивные инсульты.

— Насколько я понимаю, вы исключаете подобных пациентов из вашей программы исследований?

— Исключаем. В тех случаях, когда это возможно. Однако часть таких пациентов, безусловно, проникает в сферу наших исследований. Окончательно Болезнь Альцгеймера можно диагностировать лишь при вскрытии.

— Не приходилось ли вам менять диагнозы пациентам из числа тех, которые принимают участие в клинических испытаниях?

— Приходилось. Трем.

— Сообщили ли вы об этом фирме «Био один»?

— Естественно.

— Может ли сходство симптомов каким-либо образом повлиять на результаты испытаний?

— Если судить только по моим результатам, то — нет, — немного подумав, ответил доктор Корнинк. — Лишь «Био один» может располагать достаточным объемом информации по этому вопросу.

Я покинул Хартфорт и двинулся на восток, задержавшись в пути лишь для того, чтобы выпить кофе и проглотить гамбургер. День уже казался мне бесконечно длинным, за рулем я провел очень много времени, но, тем не менее, я решил посетить и четвертую клинику из своего списка в городе Провиденс, штат Род-Айленд.

По телефону мне сказали, что встреча с доктором Катарро состояться не может. После недолгих переговоров, меня согласился принять его помощник доктор Палмер. Наше рандеву должно было состояться в семь пятнадцать вечера в его кабинете.

Доктор Палмер был тощим, темноволосым человеком, и на вид ему можно было дать сколько угодно лет — от двадцати пяти до сорока. Его моложавое лицо было изборождено морщинами, что могло говорить о сравнительно короткой, но полной тревог жизни, или совсем напротив — о более продолжительном, но более спокойном существовании. А говорил он и вовсе писклявым и скрипучим голосом тринадцатилетнего мальчишки.

— Благодарю вас за то, что согласились меня подождать, — начал я.

— Не стоит благодарности, — ответил доктор. Вид, надо сказать, у него был крайне утомленный.

— Выдался трудный день?

— После ухода от нас доктора Катарро легких дней у меня не было.

От неожиданности я едва не подскочил на стуле.

— Доктор Катарро от вас ушел? Как это понимать?

— О, простите. Я полагал, что вы все знаете. Мой коллега доктор Катарро месяц назад погиб в автомобильной катастрофе. Для нас это явилось ужасной трагедией. Замену ему пока найти не удалось.

— Примите мои соболезнования. Как это случилось?

— Он возвращался домой на машине поздно ночью и врезался в придорожное дерево всего в миле от своего жилища. Полиция считает, что доктор уснул за рулем. После него остались жена и две дочери.

— Ужасно, — неуверенно произнес я.

Палмер на миг опустил глаза. Это был знак благодарности и понимания того, что никакие слова не могут соответствовать тяжести утраты. Затем он взглянул на меня и спросил:

— Итак, чем я могу быть вам полезен?

— Если я не ошибаюсь, то доктор Катарро принимал участие в клиническом испытании, проводимом под эгидой «Био один».

— Вы не ошибаетесь.

— Не могу ли в связи с этим задать вам несколько вопросов?

— Боюсь, что я не смогу вам помочь. После гибели Тони, мы вышли из этой программы. Это было его детище, а у меня и без этого много работы.

— Но, видимо, у вас сохранились результаты испытаний?

— Может быть, их и можно найти. Но сделать это очень не просто. Дело в том, что я отослал весь файл в «Био один». Конечно, у нас хранится информация на каждого пациента, но собрать её трудно.

И здесь меня ждало разочарование. Однако я все же спросил:

— Не знаете ли вы, не наблюдались ли в вашей клинике во время испытаний негативные последствия?

— Наблюдались, — спокойно ответил доктор Палмер. — В связи с негативными последствиями у Тони возникли серьезные разногласия с «Био один». Инсульты.

— Инсульты?

— Да. У нескольких пациентов случились инсульты. И два из них имели летальный исход. «Био один» высказала предположение, что в этих случаях диагноз был поставлен неверно и больные страдали не от синдрома Альцгеймера, а от «микроинсультов». Однако вскрытие показало, что у двух жертв инсульта Болезнь Альцгемера определенно присутствовала. В ткани их мозга были обнаружены характерные узлы, свойственные лишь этому заболеванию.

— Вы не знаете, чем разрешился этот конфликт? — спросил я.

— А он вовсе и не разрешился, — ответил доктор Палмер. — Это как раз то, чем мне следовало бы заняться, но у меня пока не было времени. Как бы то ни было, но испытания я решил прекратить.

— Благодарю вас, доктор. Все, что вы сказали, представляет для меня огромный интерес, — сказал я и поднялся. Однако, прежде чем уйти, я задал ему еще один вопрос: — Да, кстати, вы не знаете, где именно произошла автокатастрофа?

— На небольшой дороге рядом с Дайтоном. Примерно в двадцати милях отсюда. Но почему вы спрашиваете?

— Просто так. Из любопытства.

Меня действительно снедало любопытство. Разве не странно, что доктор Катарро погиб в тот момент, когда стал сомневаться в безопасности «Невроксила-5» и начал в связи с этим задавать неудобные вопросы? Вряд ли это могло быть простым совпадением. Имитацию дорожного происшествия устроить очень просто.

Обратившись в службу Информации и получив адрес доктора Катарро, я без промедления двинулся в Дайтон. Мне очень не хотелось врываться в жизнь вдовы, но иного выхода у меня не было.

Обшитый досками и выкрашенный белой краской дом доктора я нашел без всякого труда. На звонок ко мне вышла миссис Катарро. Это была крошечная блондинка, с хорошо ухоженным, но тем не менее каким-то хрупким лицом. За её спиной, где-то в глубине дома во всю трудился телевизор.

— Да? — сказала она.

— Миссис Катарро, меня зовут Саймон Айот, и мне хотелось бы задать вам пару вопросов о вашем супруге.

Она посмотрела на меня с некоторым сомнением, но хорошо сшитый костюм, дружелюбная улыбка и английский акцент сделали свое дело.

— Хорошо. Входите.

Она провела меня в гостиную. Девочка лет четырнадцати валялась на полу перед телевизором, по которому показывали какую-то комедию положений.

— Не могла бы ты его выключить на секунду, детка? — поинтересовалась миссис Катарро.

Девочка в ответ лишь состроила недовольную гримасу.

— Бретт! — скомандовала миссис Катарро. — Я сказала — выключи телевизор!

Это был чуть ли не крик. Девочка неохотно выполнила приказ и вышла из комнаты, бросив на меня негодующий взгляд.

— Прошу нас извинить, мистер Айот, — сказала женщина, усаживаясь на диван. — Мое терпение совсем не то, что было раньше. Девочки-подростки… Одним словом, вы понимаете.

Мои знания о девочках-подростках приближались к нулю, но я, тем не менее, согласно кивнул, сопроводив кивок сочувственной улыбкой.

— Вы были другом Тони, не так ли?

— Нет. Но меня интересует один проект, с которым он работал перед смертью.

— В таком случае вам следует поговорить в клинике с Виком Палмером.

— Я это уже сделал, миссис Катарро. И он мне очень помог. Но мне хотелось бы задать пару вопросов и вам. Не возражаете?

— Попытайтесь. Но у меня нет никакого медицинского образования. Сомневаюсь, что смогу быть вам полезной.

— Не проявлял ли ваш муж беспокойства в связи с «Невроксилом-5», клинические испытания которого он проводил незадолго до смерти»?

— Да, проявлял, — ответила она, немного подумав. — Он непрестанно об этом твердил. Состояние дел с этим лекарством его очень угнетали.

— Он, случайно, не упоминал, в чем была суть проблемы?

— Упоминал. Насколько я помню, четверо из его пациентов получили после приема препарата инсульт. И, кроме того, он в этой связи упоминал компанию, занятую производством лекарства — «Био»… что-то.

— «Био один», — подсказал я.

— Точно. «Био один», как мне кажется, оставила предупреждения мужа без внимания. Более того, по словам Тони, фирма делал все для того, чтобы скрыть результаты или поставить их под сомнение. Его тревожило то, что участвующие в клинических испытаниях пациенты могли умирать и в других частях страны. Лишь в его клинике было два летальных исхода.

— Понимаю. И что же он намеревался предпринять?

— Первым делом переговорить в компании. А если разговор оказался бы безрезультатным, то он собирался обратиться в Федеральное Управление контроля пищевых продуктов и медицинских препаратов.

— Но дело до этого, насколько я понимаю, так и не дошло?

Миссис Катарро бросила на меня вопросительный взгляд. Создавалось впечатление, что ход её мыслей был тем же, что и у меня… Она сдвинула брови, а на челюсти появились желваки.

— Не думаете ли вы, что…

Мне не хотелось её тревожить. По крайней мере сейчас, когда я действовал интуитивно, не имея никаких доказательств.

— Но это же была автомобильная авария, миссис Катарро, не так ли? Не сомневаюсь, что полиция провела тщательное расследование.

— Да, — ответила женщина, и мне показалось, что она вот-вот разрыдается.

— Большое спасибо. Вас не затруднит позвонить, если вы что-то вспомните относительно испытаний? — сказал я, нацарапал на визитке номер своего сотового телефона и вручил карточку ей.

— О «Ревер партнерс», — произнесла она, бросив взгляд на визитку. — В таком случае вы, видимо, хорошо знали Фрэнка Кука?

— Да, — ответил я и спросил: — Вам, кончено, известно о его смерти?

— Я не могла о ней не слышать, — ответила, кивая в сторону телевизора.

— Вы были с ним знакомы?

— Да. Тони знал его, конечно, лучше, чем я. Они были знакомы Бог знает сколько лет. Последний раз мы встретились с ним в доме общих друзей незадолго до гибели Тони. И вскоре после этого был убит Фрэнк.

Эти слова заставили меня окаменеть.

— Ваш муж рассказывал Фрэнку о своих сомнениях по поводу клинических испытаний? — спросил я после довольно продолжительной паузы.

— Рассказывал, — ответила она, немного подумав. — Более того, насколько я помню, они обсуждали эту проблему довольно долго. Фрэнк имел к «Био один» какое-то отношение. Так же, как и вы, насколько я понимаю.

— Да, миссис Катарро. Именно так. Я вам очень признателен.

— Вы уверены, что Тони не…

Она пыталась сложить в уме два и два, и я не сомневался в том, что в конечном итоге у неё получится четыре.

— Не знаю, миссис Катарро, — вздохнул я. — Именно это я и пытаюсь выяснить.

Я оставил её стоящей на пороге, и мне показалось, по её хрупкому лицу потоком струятся слезы.

30

Я занял номер в мотеле на окраине Провиденса. Весь день я не забывал поглядывать назад через плечо, но хвоста за собой так и не заметил. Поужинал я в малозаметном дешевом ресторане, ужин, как вы понимаете, тоже оказался ничем не примечательным. Утешало лишь то, что я, наконец, чувствовал себя в абсолютной безопасности.

Теперь я точно знал, почему убили Фрэнка. Доктор Катарро поделился с ним своими сомнениями относительно «Невроксила-5», и когда Фрэнк стал задавать неудобные вопросы, его устранили. После него погиб доктор Катарро, а следом за ним — Джон. Как только я тоже стал проявлять неуместное любопытство, меня попытались убить.

Кто стоял за всем этим? Список возможных кандидатов был довольно велик, но первые две строки в нем занимали хорошо известные люди: Арт Альтшуль и Томас Эневер. Однако никаких доказательств их причастности к преступлениям у меня не было. Необходимо было получить как можно более полные сведения о клинических испытаниях «Невроксила-5».

Оставалась еще одна клиника, которую мне предстояло посетить. Я не знал, в какой лечебнице выступала в качестве испытуемой тетя Зоя, но я предполагал, что больница находится в самом Бостоне. Тетю Зою, наверняка, привлекли к третьей фазе испытаний, и я надеялся на то, что её клиника не попала в список медицинских центров, перечисленных в Медицинском журнале Новой Англии.

Несмотря на поздний час, я набрал её номер. Трубку снял Карл, голос его звучал как-то странно. В нем угадывалось сильное напряжение.

— Карл? Говорит Саймон Айот.

— Привет, Саймон. Как поживаешь?

— Прости, что звоню так поздно…

— Не беспокойся, я все равно только что вернулся из больницы.

— Из больницы? — я знал, что последует за этими словами. — Тётя Зоя?

— Да, — ответил хрипло Карл. — Вчера вечером у неё случился инсульт.

— Боже! Как она? Насколько все серьезно?

— Очень серьезно, — ответил Карл. — Она пока жива, но доктора говорят, что повреждения мозга носят обширный характер. Зоя в коме, и медики не надеются, что она из неё выйдет. Так что это — всего лишь вопрос времени.

Меня охватило отчаяние, и я не мог произнести ни слова.

— Саймон? Саймон? Ты еще там?

— Да, я здесь. Мне так её жаль, Карл.

На другом конце провода на какое-то время повисла тишина. Затем он спросил:

— Это тот самый побочный эффект, о котором ты говорил?

Мне захотелось ему соврать, мне не хотелось, чтобы он считал себя или меня виноватым в том, что случилось с его женой. Но врать было нельзя хотя бы потому, что он скоро все сам выяснит.

— Да, — ответил я.

— Проклятие! — выкрикнул он, и вздохнул, и этот вздох заставил меня содрогнуться. — Думаю, что я не должен был настаивать на том, чтобы Зоя продолжала лечение… Как ты считаешь?

— Ты ничего не знал, Карл. Так же, как и я. Теперь мы все узнали, но понимание пришло слишком поздно.

— Да, ты, наверное, прав, — смертельно усталым тоном произнес Карл.

— Кончаем беседу, тебе надо выспаться. Передай мои лучшие пожелания Зое.

— Обязательно, — ответил он и повесил трубку.

Я лег на спину и уставил невидящий взгляд в потолок номера.

Еще один хороший человек умирал во имя грядущей славы «Био один».

Утром я купил «Уолл-стрит джорнал» и прочитал его во время того великого американского завтрака, который подают в заштатных мотелях. Следуя привычке, я пробежал котировки акций НАЗДАК. Акции «Био один» взлетели сразу на девятнадцать долларов и шли уже по шестьдесят три!

Я пролистал газету в поисках объяснения этого феномена. Оказалось, что «Био один» заключила маркетинговое соглашение с «Вернер Вильсон» — одной из крупнейших фармацевтических компаний. «Вернер Вильсон» приняло на себя обязательство организовать в США продажу «Невроксила-5», а так же «многообещающего нового препарата для лечения паркинсонизма, созданного в „Био один“. Речь, видимо, шла о „БП-56“. Договор был заключен на весьма благоприятных для „Био один“ условиях, хотя его реализация напрямую увязывалась с успешным завершением третьей фазы клинических испытаний в марте будущего года. Это означало, что „Невроксил-5“ будет навязываться врачам по всей Америке наиболее могущественной рыночной силой в отрасли. Аналитикам „Уолл-стрит джорнал“, так же как и бирже, это очень понравилось, и цена акций „Био один“ мгновенно взлетела до небес. Если бы они знали то, что известно мне…

Я прикончил жалкий, слегка подгорелый хлебец и отправился к парковке, где меня поджидал служивший мне рабочим помещением белый «Форд». Первым делом я позвонил в «Ревер» Даниэлу.

— Как дела, Саймон? Ты где?

— В пути, — ответил я и продолжил: — Слушай внимательно, Даниэл. Я побывал в нескольких клиниках, участвующих в третьей фазе. Оказалось, что Лайза права. У «Невроксила-5» имеются серьезные проблемы.

— О Боже! И в чем же они заключаются?

— Складывается впечатление, что принимающие его длительное время пациенты получают инсульт.

— О… — протянул Даниэл. — Это действительно скверно.

— Хуже быть не может.

— Ты видел утренние котировки акций «Био один»?

— Да. Шестьдесят три.

— Долго им на этом уровне не продержаться, если твои данные просочатся в прессу.

— Да они просто рухнут. Но прошу тебя — никому ни слова. Неопровержимых доказательств у меня пока нет. Мне необходимо получить результаты второй фазы испытаний и все сообщения об осложнениях в ходе проведения третьей фазы. Думаю, что ты найдешь способ получить в «Био один» эти сведения. Ведь как никак «Ревер» — крупнейший акционер фирмы.

— Не знаю, Саймон. Ты же знаешь Томаса Эневера…

— Это очень важно, Даниэл. Если другого способа нет, то укради!

На другом конце линии повисло молчание.

— Даниэл! Ты меня слышишь?!

— Прости, Саймон, но делать я ничего не стану. Слишком много дерьма. Тебя увольняют. Людей убивают. Не думаю, что кража документов в «Био один» будет с нашей стороны мудрым шагом.

— Перестань, Даниэл! Это жизненно необходимо!

— Прости, Саймон, но мне надо бежать. Увидимся позже.

С этими словами мерзавец бросил трубку.

Ну и дерьмо! Видимо, я слишком понадеялся на свою дружбу с Даниэлем. Он, как всегда, думал только о себе. Сукин сын!

Мы никогда прямо не обсуждали финансовые интересы Даниэла в «Био один», но я знал, что он владеет порядочным числом акций компании. Если он продаст их по шестьдесят три, то будет иметь навар. Я не сомневался, что он их продаст, хотя это и будет незаконно. Ведь, строго говоря, он получил от меня инсайдерскую информацию. Но это его проблема. Я был зол на себя за то, что снабдил негодяя сведениями, которые позволят ему выбраться из дерьма; а он даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь мне.

Кому ещё я мог бы обратиться в «Ревер»? Арт исключается. Джил тоже. Мои попытки докопаться до истины вызвали у него откровенное неудовольствие. Я пойду к нему, когда у меня будут все доказательства. Рави? Я слишком плохо знал этого человека, чтобы рассчитывать на его поддержку. Кроме того, у меня не было сомнений, что он примет сторону Джила. Обращаться за помощью к Дайне я просто не хотел.

Я завел мотор «Форда» и направился на север к Кембриджу. Там я остановился напротив сверкающего стеклом и сталью здания «Био один». Где-то в его недрах хранилась столь необходимая мне информация, но я не знал, как до неё добраться. Я видел, как работает их система безопасности. Обойти её было невозможно.

И тут меня осенило. Я позвонил Крэгу и убедил его встретиться со мной во второй половине дня в «Домике на болоте».

Я доехал до Вудбриджа, прикупил в супермаркете кое-какие припасы и отправился в «Домик на болоте». Если я хотел остаться в живых, то заезжать домой в Бостон, очевидно, не имело смысла. «Домик на болоте» казался мне именно тем местом, где можно было на время залечь.

День был ясным и довольно прохладным. Лучи осеннего солнца играли на желто-оранжевой болотной растительности, и создавалось впечатление, что светится сама трава. Где-то в конце причала поблескивала вода пролива. Из всех живых здесь были лишь белые цапли и я.

С помощью принадлежащего Лайзе ключа я открыл дверь. В доме ничего не изменилось с того времени, когда я заходил в него последний раз. Только сейчас там было страшно холодно. Я нашел дрова, сложил их в печь и не без труда зажег. После этого я приготовил себе на ленч сэндвич и принялся ждать Крэга.

Крэг появился довольно скоро. С собой он приволок мощнейший «ноутбук». Глава «Нет Коп» уселся за стол, водрузил перед собой компьютер. Не успел я и глазом моргнуть, как он уже начал копаться в сайте «Био один».

— Сколько времени это займет? — поинтересовался я.

— Понятия не имею. Несколько часов. А, быть может, и несколько дней. Одним словом, посмотрим.

— А ты сможешь туда влезть?

— Что за вопрос? У себя в «Нет Коп» мы тщательно следим за всеми новейшими хакерскими фокусами. Только так мы можем обеспечить полную безопасность нашему переключателю. Не одно, так другое здесь обязательно сработает.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Да, можешь. Сделаем все, как положено. Итак, во-первых, пицца. И побольше анчоусов. А, во-вторых, кофе. Желательно хороший.

Я отправился в Вудбридж за необходимой для успеха нашего дела пиццей с анчоусами. В Вудбридже имелась закусочная, торговавшая экзотическими сортами кофе. Прикупив четверть фунта «арабики», я вернулся в «Домик на болоте».

— Как дела? — спросил я.

— Полагаю, что кое-какие лазейки имеются, — ответил Крэг. — Насколько я понимаю, недавно установлена прямая связь между «Био один» и «Бостонскими Пептидами». Я не ошибся?

— Да. Первые недавно поглотили вторых.

— Отлично. Не исключено, что они еще не успели воздвигнуть броню на линии. Дело существенно облегчится если я буду знать пароль человека, имеющего доступ к сети «Бостонских пептидов». Ты не знаешь случайно, каким паролем пользовалась Лайза?

— Нет, но можно было бы погадать. Но разве после увольнения её не выкинули из системы?

— Скорее всего, выкинули. Кого еще ты там знаешь?

— Подожди.

Я набрал номер Келли. Услышав мой голос она не обрадовалась.

— Ты не должен звонить мне на работу, — прошептала она сердито.

— Келли, мне необходимо знать твой пароль для работы в компьютерной системе.

— Ты шутишь?!

— Нет, я говорю вполне серьезно. Я практически уверен в том, что Лайза была права в своих подозрениях. Для того, чтобы быть уверенным до конца, мне необходимо влезть в компьютер «Био один». Для этого мне и нужен твой пароль.

— Но у меня нет доступа к этим данным. Все интересующие тебя сведения сосредоточены в Отделе клинических испытаний.

— Это не твоя забота. Нам надо с чего-то начать.

— Нет, Саймон. Меня уволят.

— Келли! Если мы не сделаем этого, умрет много людей.

— О’кей, — после продолжительного раздумья сказала она. — Но я стесняюсь.

— Давай, выкладывай, я не проговорюсь.

— Ну хорошо. Леонардодикаприо. В одно слово.

— Чего же здесь стесняться, — успокоил я её. — Да, и еще кое-что, — добавил я, прочитав записку, которую сунул мне под нос Крэг. — Постарайся следующие двадцать четыре часа как можно меньше пользоваться системой.

— Как это?

— Постарайся, Келли. Умоляю.

— О’кей, — вздохнула она.

— Вот и хорошо! — сказал Крэг. — Теперь я попытаюсь влезть отсюда в систему «Био один», прикинувшись машиной «Бостонских пептидов».

— Но разве машина «Био один» не сможет распознать обман?

— В обычных условиях она сделает это без труда. Но используя одну из своих программ, я получу доступ ко всем сведениям, к которым имеют доступ «Бостонские пептиды». «Био один» определит, что послание поступило из «БП», и направит им свое подтверждение. Поэтому мне надо обрушить на систему «Бостонских пептидов» лавину ложной информации, чтобы та не смогла вовремя получить подтверждение и не заподозрить неладное.

— И сколько времени это займет?

— С той программой, которая у меня есть — не более минуты, — ухмыльнулся Крэг. — Смотри.

Он принялся со страшной скоростью барабанить по клавиатуре, а потом с силой стукнул по клавише “Enter”. На экране замелькали цифры, заверещал модем. Цифры на дисплее сменились миллионами букв и лишенных всякого грамматического смысла слов. Примерно через минуту эта круговерть оборвалась так же неожиданно, как и началась.

— Мы на месте! — торжественно объявил Крэг.

— Впечатляющее зрелище! — восхитился я.

— Поработать еще придется, но в систему мы влезли. Начнём с электронной почты достопочтенного профессора Эневера.

Это заняло некоторое время, однако в конченом итоге экран заполнился списком сообщений, полученных и отправленных Клизмой. Мы открыли наугад некоторые из них. Оказалось, что и в эпистолярном жанре Эневер дипломатом не был. Все его послания были резкими и краткими. Даже содержащиеся в них элементарные просьбы звучали как приказ.

— Итак, какое из них тебя больше всего интересует?

Писем были сотни.

— Не могу сказать до тех пор, пока их всех не прочитаю, — ответил я.

— О’кей. В таком случае, мы их перекачаем себе.

С этими словами Крэг приступил к перекачке всей переписки Эневера с сервера в Кембридже на машину «Нет Коп» в Уэллсли. И эта кража века происходила на рахитичном кухонном столе чуть ли не посередине болота.

Покончив с записью, Крэг с довольным видом потер руки и сказал:

— Переходим к следующему номеру программы. Нас ждет Отдел клинических испытаний.

Я попросил его скачать результаты второй фазы испытаний и предварительные данные третьей. Это дело оказалось весьма непростым, и через два часа непрерывной работы Крэг объявил перерыв.

— Да, это, пожалуй, будет потяжелее, — сказал он, наливая себе кофе. — Система защиты здесь покруче, чем у электронной почты Эневера.

— Но мне очень нужды данные о клинических испытаниях, — умоляюще произнес я.

— Я их для тебя добуду.

Прошло еще четыре часа, но данных он так и не добыл. Время шло к полуночи. Я был почти без сил, но чувствовал себя морально обязанным оставаться рядом с тружеником.

— Ну и дерьмо! — возмущался Крэг. — Ничего не могу понять!

— Пока никак?

— Эти мерзавцы знают свое дело, — потирая покрасневшие глаза, сказал Крэг.

Будучи не в силах сдержаться, я зевнул и сказал:

— Бросай. Ты сделал все, что мог, и я тебе очень благодарен.

— Ни за что, — ответил он. — Я не брошу, пока не выжму из них данные.

— Но на это может уйти вся ночь!

— Не исключено, — улыбнулся он. — Но мне уже приходилось не смыкать глаз ночами. Много раз. А вот ты поспи.

— Нет. Я останусь с тобой.

— Саймон, твоя непрерывная зевота над моим ухом — в деле не подмога. Доверься мне и отправляйся в постель.

Он был прав. Я был обессилен и никакой помощи оказать ему не мог. Если я немного посплю, то утром от меня, возможно, будет больше толку.

— Спасибо, Крэг. Спокойной ночи. Немедленно разбуди меня, если дело выгорит.

Я отправился спать в печали. Мои надежды на способность Крэга раздобыть данные, которые могли бы доказать опасность применения «Невроксила-5», пока не оправдались. Заговорщиков, скрывающих вызванные этим лекарством осложнения, разоблачить не удавалось.

Оставалось надеяться, что где-то посередине ночи меня разбудит Крэг, чтобы с триумфом сообщить о своей победе. Однако разбудил меня вовсе не он, а будильник. Я взглянул на часы. Половина седьмого. Натянув кое-как одежду, я сбежал вниз, чтобы услышать, как стучат по клавиатуре пальцы Крэга.

— Ничего не выходит? — спросил я.

— Нет, — бросил он. Усталым компьютерный гений не выглядел. Компьютерный гений выглядел взбешенным.

— Ты просидел за машиной всю ночь?

— Нет. Часа в три я отправился на прогулку, но это не помогло.

— Я приготовлю завтрак. Тост для тебя поджарить?

— Валяй, — ответил он, встал из-за стола и сладко потянулся.

— Спасибо за попытку, — сказал я.

Мы расчистили на столе место, съели тосты с ветчиной и выпили кофе. Крэг что-то громко бурчал. Глаза его блестели. Он все еще был с головой погружен в проблему. Сон и кофе меня явно освежили. Царившая во мне беспросветная тьма постепенно начинала приобретать серый оттенок, словно соревнуясь с наступающим за окном рассветом.

— Не переживай, Крэг, — утешил его я. — Мы пока не знаем, что находится в электронной почте Эневера. Вполне может быть, что кто-то направлял ему результаты клинических исследований.

Крэг, забыв сделать глоток, замер с широко открытым ртом. Струйка кофе потекла по его подбородку.

— Вот оно! — завопил он и, оттолкнув недоеденный завтрак, накинулся на клавиатуру. Пальцы его мелькали со страшной скоростью.

— Что ты делаешь?

— Сочиняю послание от Эневера в Отдел клинических испытаний, с требованием немедленно направить ему все результаты. Они ему их пошлют, а мы их прочитаем.

Письмо ушло. Час был еще ранний, и нам пришлось подождать начало рабочего дня в Отделе клинических испытаний. Сотрудники после прихода должны были прочитать почту и лишь после этого начать действовать.

Мы молча ждали, не сводя глаз с экрана.

Ответ пришел в 8:33.

К посланию прилагалась огромная таблица, на вид весьма детальная.

— Ты, надеюсь, не станешь возражать против того, что и все остальное мы получим в табличной форме? — улыбнулся Крэг и принялся печатать ответ.

Отправив письмо, мы стали ждать ответа.

Но ответ не пришел. Вместо него на экране замигали слова: «Сообщение отправлено».

— Какое ещё сообщение? — спросил я у Крэга.

Он сверился с файлом отправленных писем. На сей раз это было письмо от реального Эневера, и адресовалось оно Джеду из Отдела клинических испытаний.

— Хо, хо, — произнес Крэг. — Пора сворачивать контору.

Быстро скачав первый ответ Джеда и сопровождающую его таблицу, он вышел из системы «Био один».

— Они узнают о нашем визите? — спросил я.

— Надеюсь, что нет, — ответил Крэг. — Но я бы не рискнул залезать к ним снова.

— Думаю, что этого и не потребуется. Таблица выглядит внушительно, и нужный нам материал там, видимо, найдется.

Крэг потянулся и принялся паковать свой компьютер. Не забыл он собрать и листки бумаги, которые исписал во время безуспешных попыток взлома.

— Теперь домой? — спросил я.

— Ну нет, — ответил он. — Для продолжения хакерской деятельности я устал, но фирмой руководить ещё способен.

— Спасибо за помощь.

— Не стоит благодарности, — ответил он, и задержавшись у порога, добавил: — Постарайся остаться живым.

Я незамедлительно принялся изучать файлы «Био один» с помощью собственного портативного компьютера.

Крэг дал мне пароль, я получил возможность в любое время подключаться к серверу системы «Нет Коп», на который он скачал все полученные нами сведения.

Там была масса информации. Многие письма Эневера имели довольно объемистые приложения. И кроме того, там имелись данные о результатах клинических испытаний в виде бесконечных рядов цифр. Если это всего лишь резюме, думал я, то какого же объема должен быть полный отчет? Материалов было очень много, однако их большая часть находилась за пределами моего разумения. В первую очередь следовало рассортировать документы, установить значение каждого из них. Этим должен заняться тот, кто сможет быстро разобраться с ними, отделить зерна от плевел и проанализировать содержание наиболее важных из них.

Пришло время отправиться к Лайзе.

Я не мог сделать этого до тех пор, пока в моих руках не окажутся неопровержимые доказательства того, что я не изменился и не убивал её отца. Теперь я был готов вручить ей эти доказательства. Кроме того, мне требовалась её помощь, чтобы положить конец бессмысленной гибели людей, страдающих Болезнью Альцгеймера. Люди не должны больше умирать от приема «Невроксила-5» так, как умирала тетя Зоя.

Я сгорал от нетерпения в предвкушении встречи и одновременно страшно нервничал. Я не сомневался в том, что, представив Лайзе все собранные мною доказательства, смог бы убедить её «прежнюю» в своей полной невиновности. Но Лайза изменилась, и я ни в чем не мог быть уверен. В трудную для меня минуту она от меня отвернулась, обвинив в смерти отца.

После разговора с Келли я понял, что подобное поведение частично объяснялось действием «БП-56», который она на себе испытывала. Может быть, даже не частично — а в основном. Если она, перебравшись в Калифорнию, прекратила глотать это снадобье, то мои шансы повышались. Не исключено, что моя супруга снова обрела способность прислушиваться к доводам рассудка.

Оставалось надеяться на лучшее.

Я написал короткую записку, сунул её в конверт, упаковал свои сумки и отправился в аэропорт. Оставив «Форд» на парковке, я прошел в кассу и приобрел билет на ближайший рейс до Сан-Франциско.

Два часа спустя я уже находился в воздухе.

31

Мать Лайзы жила в деревянном городском доме на Русском холме. Жила она там со своим вторым мужем, которого звали Эрни. Эрни был банкиром и довольно приятным человеком. Если подходить строго формально, то из дома открывался вид на Залив и Алькатрас. Но для того, чтобы увидеть полоску воды и уголок острова-крепости, надо было забраться на самую верхотуру здания. Лайза и я навещали их три раза. В последний раз это случилось в День Благодарения, почти год тому назад. Если не считать моего глупого спора с Эдди о партийной принадлежности Канцлера Коля, родственный визит прошел прекрасно. Теплота отношений в этой доброй американской семье мне очень понравилась. Если в Англии и существовали подобные семьи, то моя в их число, определенно, не входила. Лайза и я обещали приехать в Калифорнию и на следующий год. До очередного Дня Благодарения оставались каких-то две недели. Буду ли я наслаждаться индейкой в этой семье и в этом году, станет ясно в течении следующих двадцати четырех часов.

Я подошел к свежеокрашенной белой двери и надавил на кнопку звонка. Никто на звонок не ответил, я уже был готов решить, что дома никого нет. Мне было известно, что пару дней в неделю Энн работает в дорогом магазине детской одежды, которым владела её подруга. Я постарался встать, как можно ближе к двери, чтобы она не могла меня увидеть из окон и сделать вид, что её нет дома.

Наконец, она открыла дверь и, пригладив волосы, обратила свой взор на меня. Появившаяся на её лице автоматическая улыбка мгновенно исчезла.

— Саймон! Какого черта ты здесь делаешь?!

— Ищу Лайзу.

— Перестань, Саймон! Тебе не следовало приезжать! Тебе прекрасно известно, что я не имею права сказать, где она живет.

— Да, известно. Но войти хотя бы я могу?

— О, да. Конечно, — ответила она и провела меня на кухню. — Может быть, не откажешься от кофе? Я как раз его завариваю.

— Не откажусь, если можно.

Она принялась возиться с кофеваркой и фильтрами.

— Как Лайза? — спросил я.

— Не очень хорошо.

— Мне хотелось бы ей помочь.

— Не думаю, что это тебе удастся.

— Почему?

— Да потому, Саймон, — она повернулась ко мне, — что в её жизни все встало вверх дном. Смерть отца, потеря работы… — она сделала паузу: — Сексуальная ориентация Фрэнка. Лайза во всем винит тебя. Насколько справедливы эти обвинения, судить не мне.

— Значит, она уже знает о Фрэнке и Джоне?

— Сюда для допроса прилетал какой-то детектив. Он беседовал также со мной и с Эдди.

— Это, видимо, был для неё тяжелый удар, — сказал я и, глядя в глаза тещи, добавил: — Но ты-то об этом давно знала, не так ли?

— Прежде чем на меня снизошло озарение, прошло порядочно времени. А когда это случилось, я даже почувствовала облегчение. Понимаешь, до этого мне казалось, что со мной самой что-то не так. Некоторое время мы ради детей пытались сохранять брак. Но никакого смысла в этом не было. В итоге мы развелись.

— И Лайза никогда ничего не подозревала?

— Нет. Теперь, оборачиваясь назад, я думаю, что было бы лучше, если бы у неё возникли подозрения. Но Фрэнк был непреклонен, требуя того, чтобы дети ничего не знали. И вот теперь… — губы Энн задрожали. — И вот теперь, после страшной гибели отца, это известие явилось для неё ужасным шоком. И для Эдди, конечно.

Она шмыгнула носом и вытянула бумажную салфетку из стоящей на окне коробки.

— Итак, она возлагает всю вину на меня? Неужели она действительно верит в то, что убил его я?

— Не знаю, верит ли она в это разумом. Не знаю… Но в душе она опасается, что ты действительно мог это сделать. В её жизни все, как я уже сказала, пошло вверх дном, и Лайза боится, что и ты претерпел ужасную трансформацию. Она хочет все оставить в прошлом, Саймон. Фрэнка, Бостон и тебя. В первую очередь тебя.

Я с болью слушал эти слова. Кофейник забулькал, и из него в стеклянный сосуд начала капать темная жидкость. Энн посмотрела на агрегат и оставила его спокойно заканчивать свое дело.

— А как ты? — спросил я. — Неужели тоже считаешь, что я убил твоего бывшего супруга?

Она взяла себя в руки, посмотрела на меня и отрицательно покачала головой.

— В таком случае, могу ли тебе объяснить, почему хочу её видеть?

— Это пустая затея, Саймон.

— Пусть так. Однако позволь мне всё объяснить хотя бы тебе. Лайзу уволили из «Био один» потому, что она стала сомневаться в безопасности лекарства, которое там разрабатывают. Я провел собственное расследование и пришел к выводу, что она, по-видимому, была права. Мне удалось собрать огромный объем информации об этом лекарстве, но я в ней ничего не понимаю. Только Лайза знает, что все это может означать. И мне хотелось бы, чтобы она взглянула на полученные мною сведения.

— Но тебе, как мне кажется, помимо этого хотелось бы и еще чего-то?

— Да, хотелось бы, — согласился я. — Но в первую очередь я хочу доказать, что Лайза была права, поскольку от этого зависит жизнь людей. Ты слышала, что случилось с тётей Зоей?

— Нет, — ответила Энн. — А что с ней?

Я совсем не удивился тому, что Карл ей не позвонил. После развода Фрэнка между Зоей и Энн не осталось ничего общего. Поэтому и встретились они только на похоронах.

— У неё инсульт. Карл считает, что ей не выкарабкаться.

— Не может быть!

— Она принимала «Невроксил-5», и инсульт явился результатом действия этого лекарства. Будут и другие жертвы. Ты знаешь Лайзу и понимаешь, насколько все это для неё важно.

Энн налила кофе и села. Некоторое время мы молча потягивали горячую жидкость. Наконец, она решилась:

— Что ты хочешь знать?

— Где она живет?

— С братом, — ответила она, подняв на меня глаза.

— Я так и думал. Не могла ли ты дать мне его новый адрес?

Со времен своего студенчества Эдди постоянно жил в Хэйт-Эшбери, неподалеку от медицинского факультета Университета Южной Калифорнии. Его новое жилье находилось всего в паре кварталов от прежнего, где год назад бывали Лайза и я. Я должен был дождаться возвращения Лайзы из её лаборатории в Стэнфорде и поэтому мне пришлось проболтаться порядочное время вблизи от её дома. Я заправился сэндвичами, поглазел на витрины магазинов, прогулялся.

В 1967 году Хэйт-Эшбери был центром знаменитого «Лета любви», и здесь повсюду ощущалась ностальгия по славному прошлому. Во всех магазинах и лавчонках можно было купить сувениры и аксессуары, напоминающие о том времени.

Встречаться с Эдди мне не хотелось. Парень убедил себя, что Фрэнка убил я, и вся его злоба, так же как и чувство вины перед погибшим отцом, трансформировались в ненависть ко мне. У меня не было сомнений в том, что он сделал всё, чтобы подтолкнуть Лайзу к отъезду, а длительное пребывание моей супруги в доме братца вряд ли способствовали потеплению её чувств ко мне.

Я нажал на кнопку звонка у входа в розовое здание викторианского стиля, стоявшего бок о бок с другими домами. Над дверью была укреплена камера, и он мог меня видеть. Пробиться в дом обманом я не мог.

— Что тебе здесь надо? — услышал я хриплый голос.

— Хочу повидаться с тобой.

— В таком случае, входи, — раздалось из динамика. Мне показалось, что в голосе Эдди прозвучала какая-то зловещая радость.

Его квартира располагалась на втором этаже. Дверь открыл сам Эдди. На нем были джинсы и футболка в обтяжку.

— Входи, входи, старина, — осклабившись от уха до уха, насмешливо произнес брат Лайзы.

Он провел меня в гостиную, и мне показалось, что я попал на свалку старых журналов, разного рода грязных кружек, стаканов и чрезвычайно низкой мебели. В углу комнаты я приметил сумку Лайзы, а рядом с сумкой на полу кое-какие предметы её туалета. Не исключено, что ей приходится спать в гостиной.

— Позволь мне принести тебе пива, — сказал он и повернувшись ко мне спиной, пошел в кухонную нишу, где стоял холодильник. Я двинулся следом всего в паре шагов от него. Эдди вдруг обернулся и ударил меня в челюсть. Это произошло настолько неожиданно, что я не успел уклониться, но тем не менее, был готов ответить ударом на удар. Однако я сумел справиться с искушением пришибить мерзавца и остался стоять спокойно. Он ударил меня еще раз. Моя голова закружилась, но я снова не сдвинулся с места, продолжая смотреть ему прямо в глаза.

Если Эдди попытается ударить меня снова, то мне придется защищаться. Но он не стал этого делать. А лишь потирая фаланги пальцев, произнес с ухмылкой:

— Ты даже не представляешь, как долго я мечтал об этом.

— Хорошо. Теперь, когда с этим покончено, давай потолкуем. Насколько я понимаю, Лайза все еще не вернулась из Стэнфорда?

— Нет. И она все равно не пожелает тебя видеть. Поэтому вали отсюда, — Эдди достал их холодильника бутылку пива, открыл ей и жадно припал к горлышку.

— Я предпочел бы её подождать.

— Она не хочет с тобой встречаться. Отваливай! — бросил он и сделал пару шагов по направлению ко мне. Мы с ним были примерно одного роста, но я не сомневался, что легко его уложу. Мне хотелось этого, по возможности, избежать, но мысль о том, чтобы хорошенько вздуть Эдди Кука в принципе казалась мне совсем неплохой.

— Эдди! Саймон! Прекратите немедленно!

Я обернулся. В дверях стояла Лайза. Она показалась мне такой крошечной и беззащитной, в её глазах была такая безмерная усталость, что мне захотелось её обнять и прижать к себе. Только так, казалось мне, я смогу её защитить от злого внешнего мира.

— Убирайся, Саймон, — спокойно, словно о чем-то само собой разумеющемся, сказала она.

— Вот об этом я ему и твержу, — встрял Эдди.

Я прекрасно понимал, что поговорить с ней здесь мне не удастся, да я и с самого начала этого не планировал.

Я протянул ей конверт с запиской, сочиненной мною еще утром в «Домике на болоте».

— Прочитай это.

Я держал перед ней конверт. Она некоторое время смотрела на него, а затем, неуверенно протянув руку, взяла мое послание. Наши руки при этом не соприкоснулись. Лайза демонстративно разорвала конверт и швырнула обрывки в корзину для мусора.

— В этом письме, — сохраняя полнейшее хладнокровие, сказал я, — содержатся инструкции, как получить доступ к файлам известной тебе «Био один». В этих файлах ты можешь найти результаты клинических испытаний «Невроксила-5». Ты была права, препарат имеет серьезные недостатки. Тетя Зоя пару дней назад получила инсульт. Я не в силах проанализировать полученную информацию, а ты можешь это сделать.

— Тетя Зоя? — переспросила она так, словно не верила своим ушам. — Не может быть! Неужели это правда?

Я в ответ медленно опустил голову.

— Но она, надеюсь, выздоровеет?

— Карл очень в этом сомневается.

— Боже! — воскликнула Лайза и покосилась на мусорный бачок. Но, взяв себя снова в руки, она заявила: — Я не стану читать твоих писем, Саймон. И не буду тебя слушать. Я хочу вычеркнуть тебя из своей жизни. А теперь уезжай к себе в Бостон.

Эти слова любимой женщины причиняли мне боль. Боль была еще сильнее потому, что эта женщина нуждалась в моей помощи. Но я ожидал от неё подобную реакцию.

— Хорошо. Я ухожу. Однако письмо все же прочитай. Я жду тебя завтра в десять часов утра в кофейне за углом.

— Я не приду, Саймон.

— Пока, — и, не дожидаясь ответа, вышел из их квартиры.

32

Я прибыл в кафе на полчаса раньше назначенного срока, проведя ужасную ночь в дешевом отеле. В моей голове до утра крутился один вопрос: придет Лайза или нет? Стены заведения были выкрашены в желтый цвет и их украшали постеры с изображением дельфинов и китов, резвящихся на поверхности залитых лучами солнца морей. Здесь кормили лишь вегетарианской и органической пищей, но зато подавали сорок различных вариантов кофе. Посетителей в кафе было очень мало. Один столик занимал похожий на банкира тип в дорогом плаще и с наимоднейшим кейсом. Однако его волосы по длине чуть превосходили среднестатистический банкирский уровень. За другим столиком сидели две клонированные девицы. Их волосы были выкрашены в белый цвет, коротко острижены, а лица — ноздри, уши и щеки — украшало огромное количество металла. Мое внимание привлек пожилой, сильно небритый мужчина в изрядно засаленном плаще. Этот тип сильно смахивал на бродягу. Но после того, как он заказал двойную порцию кофе с молоком и погрузился в свежий номер «Сайнтифик америкен», я пришел к выводу, что он совсем не тот, кем представляется с первого взгляда.

Я попросил себе чашку самого простого кофе и развернул «Уолл-стрит джорнал». Котировки акций «Био один» упали на четыре доллара и стояли на уровне пятидесяти трех. Даниэл к этому времени, видимо, уже успел избавиться от своих акций. Интересно, могут ли меня привлечь к уголовной ответственности за участие в сделке на основе инсайдерской информации? Однако, если честно, то в данный момент эта проблема меня мало волновала.

Я выпил кофе и заказал еще чашку. Без десяти десять. Придет ли она? Еще не было десяти, а я уже был готов удариться в панику.

Десять часов утра. Десять тридцать. Одиннадцать. К этому времени я успел опустошить немыслимое число чашек кофе, что успокоению явно не способствовало. Нервы мои напряглись до предела. Я снова и снова перечитывал одну и ту же страницу газеты, не понимая смысла прочитанного. Лайза не приходила. Вообще-то, опаздывала на свидания она довольно часто, но чтобы настолько… Очевидно, она вообще не придет. Но я уйти не мог. Я словно прирос к стулу. Из опасения упустить её, я даже не мог выбежать к газетному киоску.

Я заказал себе очередную чашку кофе — на сей раз без кофеина — и попросил принести круглую булочку из экологически чистой муки с органическими добавками. Желудок требовал вдобавок к кофе хоть какой-нибудь твердой пищи.

Она не приходила, но я не мог с этим смириться. Всё, что я делал в этот месяц, я делал для того, чтобы вернуть Лайзу. Ради этого я рисковал жизнью и пожертвовал своей работой. Но что если она просто не желает возвращаться? Моя жена — женщина упрямая. Что я еще должен сделать для того, чтобы убедить её вернуться? А что, если она не пожелает возвратиться даже после того, как я докажу, что не убивал её отца и что работу она потеряла не по моей вине?

Нет, с этим я смириться не мог. Поэтому я не уходил, словно это ужасное кафе оставалось единственным мостиком, связывающим меня с ней.

Начался дождь. Льющаяся с небес вода — как известно, дожди в Сан-Франциско отличаются особенно крупными каплями, — очень скоро превратили улицы в реки и озера. Город ощетинился зонтами, стекла окон запотели, а из-под колес машин фонтаном брызгала вода, заливая зазевавшихся прохожих.

Наступало время ленча, и кафе начинало постепенно заполняться. Официанты посматривали на меня так, словно готовились вышвырнуть на улицу, и мне пришлось заказать горячий овощной сэндвич.

В два часа дня я капитулировал. Я вышел на залитую водой улицу. Капли воды, падая с неба, охлаждали мою перегретую физиономию и прибивали волосы к черепу. Я не имел понятия, куда направляюсь.

— Саймон! — я почти не услышал этого крика. А если и услышал, то не поверил своим ушам. — Саймон!

Я обернулся. Лайза мчалась ко мне, а ее сумочка болталась под дождем.

Тяжело дыша, она остановилась рядом со мной, а я попытался изобразить улыбку. С её носа и подбородка капала вода.

— Слава Богу, что ты меня дождался. Ведь прошло много часов. Я думала, что ты уже улетел в Бостон.

В ответ я лишь пожал плечами, впрочем, позволив себе снова улыбнуться.

— Спрячемся где-нибудь, — сказала Лайза, подняв глаза на прохудившееся небо.

— В кафе я вернуться не могу, — сказал я и, увидев неподалеку закусочную, спросил: — Как насчет этого места?

— О’кей, — она состроила рожицу и добавила: — Честно говоря, я умираю от голода.

Лайза заказала себе гамбургер, а я, наконец, мог позволить себе посидеть просто так — без ничего.

Мы сидели и молча ждали заказанный гамбургер. Мне было, что ей сказать, однако опасаясь, что слова могут навредить, я просто смотрел на неё, и это доставляло мне радость.

— Я просмотрела эти файлы, — сказала она.

— И…?

— Я почти уверена, что «Невроксил-5» провоцирует инсульт у некоторых пациентов. Это случается после, как минимум, шести месяцев приема.

Вначале я почувствовал облегчение, но радость была недолгой, поскольку я вспомнил, что тысяча или даже чуть больше людей, страдающих Болезнью Альцгеймера, принимают участие в третьей фазе клинических испытаний. В их числе находилась и тетя Зоя.

— Почти уверена?

— Статистические данные требуют более тщательного анализа, а у меня не было времени вникнуть в них до конца. Однако создается впечатление, что лекарство таит в себе опасность. Думаю, что это можно будет доказать цифрами.

— Но почему в «Био один» этого до сих пор не обнаружили?

— Хороший вопрос, — сказала она. — Дело, я думаю, в том, что при клинических испытаниях препарата против Болезни Альцгеймера возникают специфические сложности. Во-первых, все пациенты в этом случае находятся в преклонном возрасте, и смертность среди них очень высока. Во-вторых, случаи инсультов учащаются лишь после полугода, а то и больше, приема препарата.

— Тетя Зоя принимала «Невроксил-5» семь месяцев.

— Бедная Зоя, — покачала головой Лайза. — Мне так её не будет хватать. Она — замечательная женщина. Жаль, что ни Карл, ни Зоя к моим словам не прислушались.

— Боюсь, что Карл себе этого никогда не простит.

— Неужели нет никакой надежды?

— Нет, если верить Карлу.

Мы немного помолчали, думая о тете Зое.

— Эневер понимал, что происходит?

— Напрямую он о каких-либо проблемах никогда не говорил. Но, если судить по его действиям, то он уже стал замечать, что частота инсультов начинает отклоняться от среднестатистических величин. Он мог решить, что это всего лишь случайный всплеск. Кроме того, он убедил некоторых клиницистов переквалифицировать диагноз и заменить Болезнь Альцгеймера «микроинсультами». Таким образом, случаи инсультов статистически не учитывались.

— Значит он сознательно манипулировал цифрами?

— Я бы так говорить не стала. Он мог искренне верить в то, что первоначальный диагноз оказался неверным, или мог самого себя в этом убедить. Сказать точно я не могу.

— Есть ли среди документов что-нибудь от Катарро?

— Да. Несколько электронных писем о двух случаях инсульта с летальным исходом. Эневер в ответах высказал предположение, что Катарро имел дело с «микроинсультами». О результатах вскрытия никаких документов я не нашла.

— Не исключено, что они обсуждали эту проблему по телефону, — сказал я. — Но не думаю, что отчет патологоанатома получить будет не сложно.

Принесли долгожданный гамбургер и Лайза жадно вцепилась в него зубами.

— Итак, ты была права, — сказал я.

— Да, — она едва заметно улыбнулась и добавила. — Но доказать это стало возможным только благодаря тебе.

— Да, кстати, ты прочитала в моей записке о том, что доктор Катарро обсуждал эту проблему с твоим отцом, незадолго до убийства? — как можно более равнодушно поинтересовался я.

Лайза утвердительно кивнула, облизывая губы.

— Я его не убивал.

— Я не хотела встречаться с тобой, Саймон, — сказала она, глядя в стол. — Но ты был прав. Дело с «Невроксилом-5» принимает очень важный оборот. Однако наши с тобой отношения и проблемы я обсуждать не желаю. О’кей?

— Как ты себя чувствовала после переезда сюда? — со вздохом спросил я.

— Лучше, чем в Бостоне, — ответила Лайза. — Я, конечно, все еще переживаю смерть папы. Кроме того, я по-прежнему зла на «Бостонские пептиды», на тебя и на… Впрочем мы, кажется, решили, что наши проблемы обсуждать не будем, не так ли? — Она помолчала немного и продолжала. — Впрочем, мир видится мне теперь не в таком мрачном свете, как раньше. Здесь я увидела, что передо мной открывается возможность начать новую жизнь. Иногда я снова чувствую себя почти человеком. Уехав, я поступила правильно.

— Неужели ты по мне не скучала? — спросил я, мгновенно пожалев об этом.

Оставив вопрос без ответа, она прикусила нижнюю губу.

— Прости. Будет ли мне позволено задать другой вопрос?

— Всё зависит от вопроса, — пробормотала Лайза, глядя в тарелку.

— Келли тебе случайно не рассказывала о ходе клинических испытаний «БП-56»?

Лайза отрицательно покачала головой, но я заметил, что упоминание о препарате её заинтересовало.

— Испытания в целом проходят хорошо, если не считать того, что «БП-56» вызывает депрессию у некоторых принимающих его добровольцах. Он снижает уровень серотонина в тканях мозга, — теперь я видел, что полностью завладел её вниманием. — Когда ты начала принимать препарат?

— Да ты, наверное, помнишь. Примерно через неделю после смерти папы. Мы получили все результаты испытаний на животных, но не могли приступить к опытам с волонтерами до завершения обработки данных. Нам было жаль терять время, и я начала его принимать, чтобы как можно раньше выявить все побочные последствия.

— А когда ты прекратила прием? После того, как переехала сюда?

— Да. После того, как меня уволили из «Бостонских пептидов», эксперимент потерял всякий смысл.

Мне очень хотелось спросить её, каким образом она могла решиться на подобную глупость, но я промолчал, храня внешне полнейшее спокойствие.

— Это многое объясняет, — задумчиво продолжила она, поставив локти на стол и опершись подбородком на ладони. — Не удивительно, что я так скверно себя чувствовала. И, напротив, удивительно, как я не могла понять то, что со мной происходит?

— В то время происходила масса других очень важных событий, — осторожно заметил я.

— Ты прав, — ответила Лайза. — Глупее не придумать. Я вела дневник, в котором фиксировала малейшие отклонения в работе кишечника, и не заметила, что стала чувствовать себя так скверно, как никогда ранее не чувствовала.

— Ты потеряла способность ясно мыслить.

— Да, похоже на то.

— Ты прекратила прием. Может быть, с этим и связано улучшение твоего состояния?

— Возможно, — задумчиво глядя на меня, протянула она.

— Теперь ты позволишь мне сказать, что я не убивал твоего отца? — негромко проговорил я.

— Саймон, я сказ…

— У меня есть на это право. Хотя бы один раз. Выслушав меня, ты можешь отправляться к Эдди или на службу в Стэнфорд.

— О’кей, — с тяжелым вздохом согласилась она.

— За пару последних месяцев убили трех человек: твоего отца, Джона Шалфонта и доктора Катарро. Все трое, так или иначе, имели отношение к «Био один».

— Но ты же сказал, что доктор Катарро погиб в автокатастрофе.

— Да. Но автомобильную аварию инсценировать ничего не стоит.

— Неужели подобное возможно?

Призвав на помощь все свое терпение, я продолжил:

— Да. Доктор Катарро, открыв, что слишком много его пациентов умирают после приема «Невроксила-5», вознамерился учинить большой шум. Он сказал об этом твоему отцу на званном ужине. Фрэнк решил провести собственное исследование и стал спрашивать Арта — а так же и многих других — о лекарстве. Ты же знаешь Фрэнка, если бы его подозрения получили подтверждение, то молчать бы он не стал. В результате его и доктора устранили.

Лайза слушала меня, не перебивая.

— Затем Джон, обнаружив нечто подозрительное в связи с «Био один», захотел поделиться сведениями со мной. Его убили. А когда я слишком близко подошел к разгадке, стреляли в меня.

— Стреляли?! В тебя?!

— Да. Рядом с нашим домом.

— Боже мой! — она поднесла руку ко рту. — Но почему они идут на это?

— Если «Невроксил-5» не получит сертификата Управления контроля пищевых продуктов и медицинских препаратов, то фирма «Био один» ничего не будет стоить. Это затронет интересы многих людей. Есть Эневер и Джерри Петерсон. Есть Арт, для которого «Био один» — альфа и омега его существования. Когда все началось, он с каждым днем становился все более непредсказуемым.

Я не сводил глаз с Лайзы. Она слушала меня очень внимательно.

— Но как быть с револьвером, который я нашла в шкафу?

— Ничего не могу сказать, — ответил я. — Видимо, кто-то его нам подбросил.

— Но кто? И каким образом?

— Понятия не имею, — покачал головой я.

— Эдди уверен, что это сделал ты, — немного помолчав, сказала Лайза.

— Знаю. Но что ты скажешь о Джоне? И докторе Катарро? С какой стати я буду их убивать? И зачем мне устраивать покушение на самого себя?

— Ничего я не знаю.

Мы, наконец, вплотную подошли к тому моменту, ради которого я прилетел в Калифорнию и ради которого весь прошедший месяц искал доказательства своей невиновности. Её ответ должен был сказать, были ли все эти усилия напрасными или нет.

— У меня остался еще один вопрос. Затем ты сможешь уйти, чтобы никогда со мной больше не увидеться, — начал я. — Теперь я понимаю, насколько ужасным было твое психическое состояние после того, как погиб Фрэнк и после того, как ты начала принимать лекарство. Вполне естественно, что мир представлялся тебе в черном цвете, и твой мозг рождал мрачные фантазии. Но вот я здесь и хочу тебя спросить… — я сделал глубокий вздох и выпалил: — Ты по-прежнему считаешь, что я убил твоего отца?

Лайза, теребя бумажную салфетку, упорно смотрела на покрытую пластиком поверхность стола и остатки своего гамбургера.

— Я слушаю, Лайза!

— Не могу… — пробормотала она едва слышно.

— Посмотри мне в глаза, Лайза. И ответь. После этого можешь уйти.

Лайза подняла глаза, и её губы искривились в вымученной, нервной улыбке.

— Нет, — сказала она, покачивая головой. — Я не думаю, что ты убил папу.

Я не мог поверить своим ушам! Я был вне себя от счастья. Мне хотелось высоко прыгнуть и завопить от восторга. Но я сумел взять себя в руки, так как знал, что мне предстоит пройти еще немалый путь.

— Гамбургер? — спросил я, глядя на её пустую тарелку. — А мне казалось, что ты такого рода пищу никогда не употребляешь.

— Теперь это моя страсть, — сказала она. — Ты, видимо, решил, что я в моем состоянии должна питаться мороженным с шоколадными чипсами? Но это не так. Я теперь обожаю гамбургеры и картошку фри.

— Как ты себя чувствуешь? Как ребенок?

Её рука машинально легла на живот, и мне казалось, что я замечаю, как увеличилась её талия. Но это, видимо, всего лишь разыгралось моё воображение.

— Чувствую я себя просто паршиво. Почти каждое утро у меня рвота. И по вечерам иногда тоже, — она посмотрела на меня, и я увидел в её глазах счастливый блеск. — Я видела ребеночка, Саймон! В пятницу я прошла ультразвуковое исследование. Он — настоящий человечек. У него есть головка, он двигается и все такое прочее!

Я страшно пожалел, что не присутствовал на УЗИ, но вслух ничего не сказал.

Дождь прекратился.

— Пошли отсюда, — сказал я.

Мы вышли из закусочной. Я не знал, где мы находимся, и мне было совершенно безразлично, куда мы шагаем.

— Вначале я не собиралась приходить, — рассказывала Лайза. — Но затем, как ты и рассчитывал, извлекла письмо из мусорного бака и, прочитав его, вошла по телефону в сеть «Нет Коп». Я просидела над файлами до утра и пришла к выводу, что с «Невроксилом-5» что-то определенно не так. Но видеть тебя все равно было выше моих сил. Я сказала Эдди, что не пойду. А затем, когда миновало время встречи, я стала чувствовать себя все хуже и хуже. Хорошенько подумав и вспомнив о тете Зое, я, в конце концов решила, что мне следует с тобой встретиться. И ты все еще был там!

— Еще немного и меня бы там не оказалось, — сказал я, сжимая её руку.

Мы шагали по лужам, лавируя между прохожими. Над нашими головами в разрывах облаков появилось голубое небо, и отдельные лучи солнца упали на умытые дождем викторианские строения, придавая этому изрядно потертому царству хиппи совершенно новый, сказочный вид.

— Что ты все это время делал? — спросила она.

Я рассказал ей все. Я долго и подробно говорил о «Ревер», о «Био один», об Арте, Джиле и Крэге, о том, как в меня стреляли и, конечно, о ней. Все мысли, которые копились в моей голове последние недели, словно прорвав невидимую запруду, изливались сейчас неукротимым потоком. Во всем мире Лайза была единственным существом, которому я мог сказать все без утайки. Я был бесконечно счастлив тем, что получил возможность снова с ней говорить.

Мы добрели до «Парка Золотых ворот». Я не обращал внимания на то, куда мы идем, и в парк привела меня Лайза. Мы прошли к Японскому чайному садику — месту, куда приводила меня Лайза во время нашего первого приезда в Сан-Франциско. Из-за дождя садик был практически безлюден. Мы уселись на скамейку возле миниатюрного мостика, перекинутого через крошечный ручеек. Облака уплыли через залив куда-то на восток, и в небе сияло солнце. На покрытых мхом валунах и роскошной зеленой листве деревьев поблескивала вода. У наших ног журчал прозрачный ручей. Я обнял Лайзу за плечи и притянул к себе.

— Я чувствую себя такой виноватой, Саймон, — сказал она. — Неужели я прощена?

— Естественно.

— И я могу вернуться?

Мое сердце едва не выпрыгнуло из груди и на её вопрос я ответил поцелуем.

До моего отеля мы доехали на такси. Мы молча упали друг другу в объятия, ибо никакими словами нельзя было выразить те чувства, которые мы в этот момент испытывали. Счастье, нежность, страх, любовь, одиночество. Мне не хотелось оставлять этот третьесортный отель, эту скрипучую неширокую кровать, и я был не в силах отпустить от себя Лайзу. Здесь я был с любимой женщиной, а там, во враждебном мире, всё шло не так, как надо.

Лайза шмыгнула носом. Я опустил глаза и увидел, что по её щеке катится слеза.

— Что случилось, дорогая?

— Я просто вспомнила о тете Зое.

— Да. Всё это очень печально, — сказал я, крепче прижимая её к себе.

— Ты знаешь, я её по-настоящему любила.

— Знаю.

Она некоторое время лежала молча, а затем вытерла слезы краем простыни и сказала:

— Ты не представляешь, как мне без тебя было плохо.

— Мне тоже было очень скверно.

— И дело было даже не в том, что я от тебя ушла. Больше всего меня мучило то, что ты изменился. Стал кем-то иным. Или даже хуже того, мне казалась, что ты всегда был не тем, каким я тебя видела. Не был тем человеком, которого я полюбила. Ведь ты совсем не изменился, Саймон, правда?

— Нет, не изменился, — ответил я, поглаживая её волосы.

— Так же я потеряла и папу. Он оказался совсем не тем человеком, каким казался.

— Нет, Лайза, это совсем не так.

Она подняла на меня удивленный взгляд.

— Твой отец всегда тебя любил, — продолжал я. — И любовь эта была беззаветной и неподдельной. Да, он скрывал от тебя тайну, но он так же скрывал её и от себя. И лично к тебе это не имело никакого отношения. Он никогда не сожалел о том, что был твоим отцом, и ты это прекрасно знаешь. И не надо думать о нем, как о ком-то другом. Ему бы это крайне не понравилось.

Её тонкое личико засветилось улыбкой. Она поцеловала меня в щеку и уютно положила голову мне на грудь.

— Прости меня, Саймон. Наверное, тебе со мной было очень трудно.

— Всё это объяснимо. Ведь тебе так досталось.

— Знаешь, что меня больше всего тревожит в связи с «БП-56»?

— Что?

— А то, что я — беременна.

— Ведь ты не думаешь, что…

— Не знаю. Теоретически препарат никак не должен подействовать на плод. Но ничего нельзя знать наверняка. Я боюсь…

Я тоже боялся и молился о том, чтобы с ребенком все было в порядке.

— Но ведь последнее УЗИ показало, что там всё в порядке. Разве не так?

— Пока да. Надо будет провести все возможные тесты. Прости меня, Саймон.

Я прижал ее к себе, и мы долго молча лежали рядом.

Перед отъездом вечером в аэропорт нам еще предстояло повидаться с двумя людьми. Мать Лайзы была просто вне себя от счастья. Расцеловав нас обоих, она пожелала нам счастья и потребовала, чтобы мы вернулись в Сан-Франциско и все вместе отпраздновали День Благодарения. Отпустила она нас лишь после того, как мы пообещали приехать.

С Эдди дело обстояло сложней. В ожидании Лайзы я проторчал на улице рядом с его жилищем более получаса.

— Ну и как он на это отреагировал? — спросил я.

— Я очень счастливый человек, Саймон, хотя я настолько глупа, что не всегда это понимаю, — ответила она после довольно продолжительного молчания. — У меня есть ты, а у Эдди никого нет. Он так одинок.

— Тебе трудно с ним расстаться?

— Эдди так тяжело пережил смерть папы, — продолжила она, не ответив на мой вопрос.

— Послушай, Лайза, — сказал я, глядя ей в глаза. — Я не хочу чтобы ты выбирала между мной и братом. Когда дела немного прояснятся, ты сможешь приехать в Сан-Франциско и пожить некоторое время у Эдди. У меня нет никакого желания становиться его врагом.

— Спасибо, — сказала она с улыбкой. — А сейчас нам пора. Такси уже ждет.

33

В понедельник утром мы все собрались в большом конференц-зале. Венчурную фирму «Ревер» представляли Джил, Арт, Дайна, Рави и Даниэл, а «Био один» была представлена доктором Эневером и Джерри Петерсоном. Это совещание по моей просьбе созвал в своем офисе Гарднер Филлипс. Он, само собой, тоже принимал участие в собрании. Одна из его помощниц — серьезного вида молодая женщина в очках — держала наготове блокнот и стило, чтобы вести стенографическую запись.

Когда я и Лайза вошли в зал, Гарднер Филлипс поднялся с места, пожал мне руку и предложил сесть. Мы заняли указанное место за длинным столом, а сам адвокат уселся справа от меня. Я ему полностью доверял, хотя и знал его все еще не очень хорошо. В этот момент мне нужен был первоклассный юрист, и я был весьма благодарен Джилу за то, что он меня с таковым познакомил.

— Благодарю вас, леди и джентльмены, за то, что вы согласились прийти. Полагаю, что все вы знакомы с моим клиентом сэром Саймоном Айотом и его супругой Лайзой Кук. Они располагают некоторой информацией о компании «Био один» и готовы этой информацией с вами поделиться. Мы вас слушаем, Саймон.

Я послал присутствующим улыбку. Дайна кивнула и улыбнулась в ответ. Рави сидел со своим обычным отрешенным видом, у Даниэла вид был, напротив, восхищенный. Все остальные одарили меня суровым взглядом. Джил внимательно смотрел на меня из-за толстых стекол своих очков. Брови его были сдвинуты, а лоб избороздили морщины. Эневер, судя по его виду, был вне себя от ярости. Одним словом, моя аудитория не выглядела очень доброжелательной.

— Новости у меня, к сожалению, скверные, — начал я. — Мы с Лайзой обнаружили, что «Невроксил-5» представляет опасность для жизни.

В комнате началось какое-то тревожное шевеление, а Эневер резко бросил:

— Докажите!

— Мы это обязательно сделаем, — сопровождая слова кивком, ответил я и принялся рассказывать все с самого начала. Я рассказал о той тревоге Лайзы, которую вызвал у неё «Невроксил-5», о предсмертном сообщении Джона, и о своем собственном расследовании в клиниках, где проводились испытания. Затем я сказал, что Лайза получила возможность получить более полные данные, которые подтвердили её первоначальные опасения.

Эневер мгновенно перешел в контратаку.

— Какие данные? — спросил он, обращаясь к Лайзе.

— Я не могу ответить на этот вопрос, — сказала она, поскольку Гарднер Филлипс строго настрого приказал нам не говорить о том, как мы раздобыли информацию. — Но смею вас заверить, что полученные нами выводы сомнений не вызывают.

— Но это же полный абсурд, — фыркнул Эневер. — Ваши, как вы говорите, «выводы» не имеют под собой никаких оснований, и поэтому ничего не стоят. Давайте прекратим зря тратить время и вернёмся к работе.

— Неужели вас нисколько не тревожит увеличение числа инсультов среди пациентов, принимавших «Невроксил-5» полгода и более?

— Естественно, не беспокоит, поскольку ничего подобного не было.

— Надеюсь, вы же не станете отрицать, что пытались просить клиники переквалифицировать диагнозы тех пациентов, которые получили инсульт? Вы хотели, чтобы их исключили из числа тех, кто страдает Болезнью Альцгеймера.

— Да, просил. Но только в тех случаях, когда это было действительно уместно. Хорошо известно, что при диагностировании Болезни Альцгеймера часто случаются ошибки.

— А как нам быть с доктором Катарро? Ведь он был очень встревожен, не так ли? Вскрытие двух его пациентов, погибших от инсульта, показало, что они оба страдали Болезнью Альцгеймера.

— Не исключено. Но мы имеем дело с престарелыми людьми, и то, что двое из них скончались от инсульта — не более чем статистический всплеск. С доктор Катарро стало трудно иметь дело.

— И он весьма своевременно погиб в автомобильной катастрофе…

— Совершенно верно, — пробормотал Эневер но, заметив, что все сидящие за столом изумленно вскинули брови, добавил: — Послушайте, мне очень жаль этого парня. Но он был просто дурак.

— Вы готовы представить все данные клинических испытаний независимым экспертам? — спросил я.

— Ни в коем случае, — ответил Эневер. — Эта информация носит строго конфиденциальный характер, поскольку серьезно затрагивает наши коммерческие интересы. Тем более, что Управление контроля пищевых продуктов и медицинских препаратов получает все сведения о побочном действии лекарства.

— Но нельзя исключать, что имея в данном случае дело с престарелыми людьми, УКППМП просто не заметила возрастания частоты инсультов, — сказала Лайза. — Это станет для них ясно лишь после того, как будут проанализированы все результаты клинических испытаний.

Эневер ожег её злобным взглядом.

— Где ты получила эти сведения, Лайза? — впервые заговорил Джил.

— Не могу сказать, — ответила она.

— Чистейшей воды фабрикация! — брызнул слюной Эневер.

— Вы понимаете, насколько серьезны ваши обвинения? — строго глядя на нас, спросил Джил. — Если они подтвердятся, то «Невроксил-5» будет снят с испытаний, а котировки акций «Био один» мгновенно обрушатся. Для всех нас это будет иметь катастрофические последствия.

— Да, понимаю, — ответил я. — Мы всегда желали «Био один» только успеха. Но успеха не будет, и чем раньше мы признаем этот факт, тем лучше.

Джерри Петерсон смотрел на меня так, словно не знал, говорю я правду или лгу.

— Томас, — сказал он, — а не могли бы мы проанализировать все данные по третьей фазе на фирме?

— Испытания проводятся вслепую, а если мы будем разбираться в информации у себя, нам придется произвести расшифровку. Закон это запрещает. Кроме того, испытательный период сильно затянется. Не забывай, что в «Вернер Вильсон» ждут завершения клинических тестов к марту.

Джерри Петерсон, видимо, этого не забыл и сразу умолк.

— Каждый день продолжения клинических испытаний означает, что еще один или несколько пациентов получат инсульт, — сказал я. — И от этого нам не уйти.

— Дерьмо все это! — прошипел Эневер.

— Ты — сукин сын, Аойт, — вступил в дискуссию Арт. Он казался мне каким-то вздрюченным. Трезвым, но вздрюченным. — Ты всегда держал камень за пазухой против «Био один». Совсем, как Фрэнк. Ты просто завидовал нашему успеху. Но это слишком говенная причина, чтобы губить процветающую компанию и прикончить лучший проект фирмы «Ревер».

— Полегче, Арт, полегче, — вмешался Джил. — Из сказанного, как я понял, следует, что если мы немедленно не остановим испытания и не проведем независимого анализа, то несколько человек могут скончаться от инсульта. Я также понимаю, что это всего лишь предположение, но рисковать мы не имеем права. Никто не смеет ради успеха ставить на кон человеческие жизни. И…

— Но подозрения этих типов не подкрепляются фактами! — оборвал его Эневер и, ткнув обвиняющим перстом в Лайзу, добавил: — Я её уволил, и теперь она пытается отыграться.

Джил покосился на меня и продолжил, как ни в чем не бывало:

— Доктор Эневер, я знаю Саймона около двух лет, а Лайза — дочь моего друга. Да, я допускаю, что они могли все это изобрести, но в то же время нельзя исключать, что они говорят правду. Пока это нам не известно. Поэтому я прошу доктора Эневера передать всю имеющуюся информацию Рави, чтобы тот мог её изучить. Если выводы Саймона и Лайзы найдут подтверждение, все клинические испытания будут прекращены. И когда я говорю, вся информация, доктор Эневер, я имею в виду полный набор данных.

— Но это же абсурд! — возмутился Эневер.

— Или вы предоставляете сведения, или мы немедленно прекращаем испытания препарата.

Всё значение этих слов не сразу дошло до участников совещания. Но когда они осознали сказанное Джилом, в комнате повисла тяжелая тишина.

— Что скажешь, Рави? — спросил старший партнер.

— Я не знаю, смогу ли сделать какие-либо выводы, пока не увижу в каком объеме представлен материал. Но безопасность — ключевой элемент в разработке нового лекарства, — сказал Рави. — Внимательно выслушав Саймона и Лайзу, я понял, что в нашем случае присутствуют элементы риска, и мы должны принять меры, чтобы их устранить.

— А как ты, Дайна? Согласна?

Дайна согласно кивнула.

— Арт?

— Ни за что! — выкрикнул Арт. — Это обрушит наши биржевые котировки. Это похоронит «Био один» и уничтожит, к дьяволу, «Ревер». Ты не можешь так поступить, Джил!

Выражение некоторой усталости, остававшееся на лице Джила с самого начала совещания, вдруг исчезло. Он выпрямился в кресле и теперь всем своим видом выражал решительность. Создавалось впечатление, что встретившись лицом к лицу с кризисной ситуацией, он собрал в кулак всю свою волю и был готов принять нужное решение, невзирая на все возможные катастрофические последствия.

— Джерри?

Джерри обратил свою свежую, пышущую здоровьем физиономию на недовольно скривившегося доктора Эневера, а затем перевел взгляд на Арта, который, как мне казалось, был готов вскочить со стула и врезать этим предметом мебели мне по голове.

— Прошу тебя, Томас, завтра передать все материалы Рави, — сказал он, и произнес он это легко, без всякого напряга.

Руководство компанией досталось ему без труда, и расставался он с ним также без излишних страданий.

— Спасибо, — сказал Джил. — Думаю, что у меня нет необходимости напоминать о том, что тема нашей дискуссия должна храниться в тайне. Это — весьма дорогостоящая и чувствительная информация. Каждый из нас, кто попытается избавиться от своих акций, будет передан в руки Комитета по этике.

Эневер чуть ли не дымился от злости. Арт тоже пыхтел, не скрывая недовольства. Все остальные молчали, оценивая все возможные последствия этого решения. Насколько я понимал, оно сулило серьезные неприятности каждому из присутствующих.

— Но остается еще один важный вопрос, — сказал я.

В обращенных на меня взглядах можно было прочитать всю гамму чувств — от изумления до ненависти.

— Кто-то убил Фрэнка. И кто-то убил Джона. Не исключено, что доктор Катарро тоже был убит, — выдержав паузу, чтобы слушатели лучше прониклись значением сказанного, я продолжил: — Они были убиты потому, что первыми открыли то, что я узнал о «Био один» позже. И вот сейчас, все те люди, которые больше всех пострадают от запрета «Невроксила-5» собрались в этом помещении.

— Но это же — абсурд, — подняв на меня глаза, произнес Эневер. — Надеюсь, вы не думаете, что прикончил их я? Да и зачем мне было это делать? Нам нечего скрывать — «Невроксил-5» абсолютно безопасное лекарство.

Я посмотрел на Арта. Тот ожег меня взглядом и пробормотал:

— Ну и дерьмо же ты!

Джил откашлялся, снова забирая власть в свои руки, и сказал:

— Гарднер, думаю будет неплохо, если ты позвонишь в полицию. Скажи, что мы здесь ждем их появления.

— Я это сделаю, — ответил адвокат.

На этом совещание закончилось, и все его участники разбились на мелкие группы. Джерри Петерсон подошел к Эневеру и принялся задавать вопросы. Они оба выглядели очень сердитыми, хотя Джерри держал себя в руках гораздо лучше. Джил и Рави завели какую-то серьезную дискуссию, и вскоре Джил жестом пригласил к себе Даниэла. Из всех нас Рави лучше всех разбирался в проблемах биотехнологии, и я подозревал, что собирать камни из руин «Био один» будет он, а не Арт.

Арт, оставшись за столом, жадно, стакан за стаканом поглощал минеральную воду. Да, похоже, ему будет довольно сложно сохранить свое место в уходящем поезде.

К нам подошла Дайна, и я почувствовал, как напряглась Лайза.

— Плохой день для «Ревер», — сказала моя коллега.

Я кивнул, соглашаясь.

— Но если с лекарством существует проблема, мы не можем рассчитывать, что она сама собой исчезнет, — продолжала Дайна. — Джил прав. Рави должен подтвердить или опровергнуть ваши выводы.

— «Ревер» потеряет миллионы, — сказал я. — Сотни миллионов.

— Все эти прибыли пока только на бумаге.

Мы некоторое время стояли молча, погрузившись в размышления о мрачном будущем нашей любимой фирмы.

Затем Дайна посмотрела на меня, потом перевела взгляд на Лайзу и, улыбнувшись сказала:

— А вам обоим я желаю счастья.

После этого Дайна отправилась к Джилу и Рави, а Лайза крепко сжала мою руку и пробормотала:

— У, сука…

Несмотря на то, что мнения своей супруги я разделял далеко не полностью, спорить с ней я не стал.

34

Мне было бесконечно приятно проснуться утром в собственной постели и оказаться при этом рядом с Лайзой. Прежде чем мы поднялись окончательно, прошло довольно много времени. Но в конце концов, я кое-как выбрался из постели и заковылял в ванну. Лайза отправилась за нашим завтраком. Минут через двадцать, услыхав как хлопнула дверь, я вышел из-под душа и схватил полотенце. Есть хотелось безумно.

— Что тебе удалось раздобыть? Горячего черного печива там, надеюсь, не оказалось?

В нашей булочной Лайза покупала только самый свежий продукт, что превращало наш завтрак в некоторого рода лотерею. Но в целом меня такая система устраивала, за исключением тех — увы, нередких — случаев, когда свежайшим изделием на этот день оказывались только ржаные булочки с тмином.

Ответом мне было молчание.

— Лайза!

Я вышел из ванной и прошел в кухню. Лайза уже поставила на стол пакет с булочками и теперь смотрела в газету. Не говоря ни слова, она передала газетку мне.

«Гений биотехники обнаружен мертвым!!» кричал заголовок. К заголовку была подверстана фотография ухмыляющегося Эневера.

Я пробежал глазами статью. В ней говорилось, что доктор Томас Эневер был найден висящим в петле в своей квартире в Ньютоне. «Полиция держит рот на замке…», сообщалось в газете, «…но все прекрасно понимают, что произошло с доктором».

— Самоубийство? — спросил я.

— Да.

— Есть ли какие-либо намеки на связь суицида со смертью твоего отца?

— Пока нет, но не сомневаюсь, что об этой связи скоро заговорят.

Джил позвонил мне днем и попросил следующим утром прийти в «Ревер». Я был прощен, и мне следовало приступить к работе, которой накопилось предостаточно.

Анализ, проведенный Рави, полностью подтвердил выводы Лайзы. «Невроксил-5» мог таить в себе опасность, и опасность эта возрастала в зависимости от сроков приема препарата. Чем дольше пациент принимал лекарство, тем больше была вероятность того, что он или она получит инсульт. За несколько лет «Невроксил-5» мог убить всех, кто его регулярно принимает. У Джерри Петерсона не осталось выбора, и он дал команду немедленно прекратить клинические испытания. Испытания остановили, завесу секретности с данных, полученных во время третьей фазы, сняли, и все участвующие в эксперименте клиники получили полную информацию. Так же как и Федеральное управление контроля пищевых продуктов и медицинских препаратов. Обо всем это было сообщено в специальном пресс-релизе.

Реакция рынка на эти события оказалась вполне предсказуемой. Котировки акций рухнули с пятидесяти пяти долларов до одного и трех восьмых доллара за штуку, сократив капитализацию компании с почти миллиарда до пятидесяти миллионов. Пакет акций, принадлежащих «Ревер», стал стоить не триста сорок миллионов долларов, а всего восемь с половиной. Потери понесли все, за исключением Даниэла, пожалуй. Он вел себя так, словно тоже оказался в дерьме, но представление это выглядело не слишком убедительно. Я не сомневался в том, что мерзавец успел загнать свою долю по наивысшим котировкам.

Публичное заявление «Био один» было лишь одной из причин столь резкого падения акций. Смерть Томаса Эневера страшно напугала инвесторов. Кроме того пресса, как следует взявшись за дело, быстро извлекла из шкафов все хранившиеся в них скелеты. Эневеру припомнили фальсификацию результатов экспериментов с «Невроксилом-3». Общественность вновь обратила пристальное внимание на убийство Фрэнка Кука и Джона Шалфонта.

Полиция изо всех сил старалась напустить тумана, но прессе не составило никакого труда найти убийцу. Их убил, сообщали газеты и телевидение, Томас Эневер, так как пытался спасти детище всей жизни, выкраденное им из своей альма-матер в Австралии. Газеты рисовали мир биотехнологий в самых мрачных красках. Они утверждали, что этот мир таит в себе множество мрачных секретов, а все его обитатели отличаются чрезмерным честолюбием, и кого угодно готовы принести в жертву ради своего эго. Акции остальных компаний, занятых с сфере биотехнологий, тоже полетели вниз.

Пресса пыталась взять интервью у меня и у Лайзы, однако, по совету Гарднера Филлипса, мы старались открывать рот как можно меньше. А в ответ на продолжающиеся вопросы Махони о револьвере, который, якобы, нашла в нашем доме Лайза, мы отсылали его к нашему адвокату. Филлипс сказал, что мы сможем подтвердить этот факт лишь после того, как помощник окружного прокурора предоставит нам иммунитет от судебного преследования. Но достойная дама делать это отказывалась.

Меня это не удивляло, поскольку я вовсе не был убежден в том, что дело закрыто.

Я позвонил Хелен и сказал, что она может подавать апелляцию. Сестра была вне себя от счастья. Сверхдорогой адвокат, видимо, заверил Хелен в успехе дела, если та наскребет деньжат для оплаты его гонорара. Но для тети Зои все эти события не имели никакого значения. Она умерла во вторник, ровно через неделю после того, как у неё случился инсульт. Мне и Лайзе второй раз за один месяц пришлось побывать на «шиве» в маленьком домике в Бруклайне.

Мы вернулись домой с похорон в печальном расположении духа. Я налил нам по бокалу вина и сел рядом с Лайзой на диван. В гостиной царил полумрак, и мы наслаждались тишиной, безмерно радуясь тому, что снова вместе.

— Знаешь, Саймон, — нарушила тишину Лайза, — ведь мы до сих пор не знаем, как револьвер попал в шкаф. Эневер никак не мог подбросить оружие.

Эта мысль мне тоже приходила в голову.

— Потому что не было взлома? — спросил я.

Не только поэтому. Эневер вообще не знал о нашем существовании. В таком случае спрашивается, почему он своей мишенью выбрал тебя. Или меня. Нашего адреса он тоже не знал.

— Ну это как раз не проблема. Адрес можно установить без труда.

— Возможно. Но для того, чтобы увидеть в тебе подходящего кандидата в убийцы, он должен был быть осведомлен о тебе, обо мне, о наших с тобой отношениях и о твоей размолвке с папой. Кроме того, он должен был знать о наличии у нас шкафа, где можно спрятать револьвер.

— Вот в этом ты совершенно права, — задумчиво произнес я.

Мы молча сидели одну-две минуты. С тихой улицы за окном до нас долетел звук приближающихся шагов. Шаги вначале становились все громче и громче, потом начали постепенно затихать и через пару десятков секунд снова наступила тишина. Жалюзи на наших окнах были открыты, и мы видели, как в желтом свете уличного фонаря на противоположной стороне улицы колышутся ветви небольшого дерева.

Я почувствовал, как напряглось тело Лайзы. Прижавшись ко мне, она прошептала:

— Мне очень страшно, Саймон.

Наступал вечер четверга. Я протер глаза, сохранил на жестком диске свой файл и вырубил машину. Для одного дня я наработал достаточно. Надевая пальто, я вдруг вспомнил, что у меня нет ключа от дома. Генри Чан предложил Лайзе её прежнюю должность, и сегодня она первый раз вышла на работу. На то, что к моему возвращению она окажется дома, я не надеялся. Мы договорились с Киреном и другими парнями встретиться этим вечером в «Красной шляпе», и мне надо было обязательно заскочить домой, чтобы переодеться. Я проработал в уме разные варианты и решил, что, видимо, мне ничего не остается, кроме как явиться в «Красную шляпу» значительно раньше назначенного срока. Но в этот момент я вспомнил, что именно на подобный случай сунул в ящик своего письменного стола запасной комплект ключей. Ключи валялись в столе давным-давно, и я о них успел забыть.

В тот момент, когда я опускал связку в карман, на меня нашло озарение. Теперь я знал, как револьвер попал в мое жилище! Кто-то проник в квартиру, воспользовавшись валявшимися в моем столе ключами.

Но кто?

Определенно не Эневер. Это был кто-то из моих коллег по «Ревер партнерс».

Вечер в «Красной шляпе» удался на славу. В веселье, само собой, участвовал Кирен, но на сей раз, кроме него, явилось не меньше десятка наших соучеников по школе бизнеса. Я звал с собой Даниэла, но тот, как я и предполагал, отказался. Мой коллега никогда не любил массового общения.

Меня засыпали вопросами, и быстро опьянев от щедрого потока пива, я отвечал оживленно и откровенно. Мы обсудили убийство Фрэнка и Джона, самоубийство Эневера и крах «Био один». Надо признаться, что толковать на эти темы было гораздо интереснее, чем муссировать вечные проблемы биржевых котировок и служебных успехов.

В центре внимания я пробыл около часа, а затем мое место занял Грэг Вилгрен. Грэг был американцем, прикомандированным к крупному инвестиционному банку Лондона. В Бостон он прибыл по делам и очень ненадолго.

— Эй, парни, — начал он. — Вы слышали, что произошло с Сергеем Делесовым?

Все замолчали и вопросительно посмотрели на Грэга.

Явно довольный тем, что ему удалось завладеть всеобщим вниманием, он продолжил:

— Об этом писали лондонские газеты. Сергея убили примерно месяц тому назад.

— Боже! Как и почему? — спросил Кирен.

— Судя по всему, это было заказное убийство, — ответил Грэг. — Я этого не знал, но оказалось, что Сергей был в России самым молодым председателем совета директоров банка среди всех крупных банков России.

— Вот это да! — воскликнула Ким. — Недаром этот парень вызывал у меня подозрение. Он всегда вел себя немного странно. Так, словно что-то скрывал.

Все принялись высказывать свое мнение о Сергее, и очень скоро выяснилось, что сокурсники знали его очень плохо. Слово снова взяла Ким. Она работала консультантом по вопросам управления в одной их бостонских фирм, и была одной из двух оказавшихся за нашим столом женщин.

— Думаю, что лучше всех его знал Даниэл Холл. Он постоянно обсуждал с Сергеем свои биржевые дела. Выбор акций и все такое.

— Неужели? — сказал я, вспомнив, что Ким на занятиях обычно сидела неподалеку от Даниэла.

— Именно. И это еще не все. Насколько я знаю, Даниэл занимал у Сергея деньги. А, может быть, не у самого Сергея, а у людей, которых тот ему рекомендовал. Занимал для того, чтобы играть на бирже.

— И много?

— Ты же знаешь Даниэла. Думаю, что речь шла не о десятках, а о сотнях тысяч баксов.

— Он уже сделал свой первый миллион? — спросил у меня Кирен.

— Близок к этому. Но боюсь, что на финише Даниэл погорит, — сказал я. — Но парень он умный.

— Скажи честно, Кимми. Он за тобой ухлестывал?

— Даниэл? Никогда! — ответила Ким, и разговор, превратившись в треп, покатился по избитому ночному руслу.

Я с интересом наблюдал за тем, как Даниэл пытается отказать по телефону какому-то весьма настойчивому предпринимателю. Зрелище было прелюбопытное.

Предприниматель продолжал давить, и терпение Даниела, как бывает в таких случаях, лопнуло.

— Я сказал, нет. Нет, нет и нет! — рявкнул он и швырнул трубку. — От этих парней у меня уже крыша едет. С какой стати они держат нас за идиотов, считая дешевыми филантропами.

— Тоже не понимаю, откуда у них такое заблуждение, — сказал я. — Что касается тебя, то на филантропа ты совсем не похож.

— Спасибо на добром слове.

— Даниэл…

— Да?

— Ты слышал что-нибудь о Сергее?

— Сергее?

— Да. Сергей Делесов, парень, вместе с котором мы учились в Гарварде.

— Ах, да, Сергей. А что с ним случилось?

— Его убили. В России. Об этом мне вчера сказал Грэг Вилгрен.

— Боже! Неужели еще один? Россия — весьма опасное место. Бизнесмены там мрут, как мухи, — сказал Даниэл.

Смерть Сергея его, похоже, не очень огорчила, но иного от Даниэла я и не ожидал.

— Ты его, кажется, хорошо знал, не так ли?

— Нет. Не очень. Русский псих. Евродерьмо. Ты помнишь, что он всегда и везде носил мокасины от Гуччи?

— Нет, не помню. Но разве ты не занимал у него денег?

— Кто тебе это сказал? — резко вздернув голову, спросил Даниэл.

— Ким Смит.

— Да, как-то мне не хватило пары тысчонок, чтобы сыграть на разнице цен, а он знал людей, которые могли меня выручить. Котировки через месяц выросли, и я все вернул с лихвой.

— Он знал нужных людей?

— Да. Из одной ссудной компании.

— Но почему ты не обратился в свой банк?

— Скажи, Саймон, ты, случайно, в налоговой инспекции по совместительству не работаешь?

— Мне кажется странным, что вместо того, чтобы попросить ссуду в банке, ты занимаешь пару тысяч долларов у каких-то друзей русского студента.

— К тому времени я исчерпал свой лимит на кредиты. А мои родители давно поняли, что кредитование сына связано со слишком большими рисками. Дело было пустяковым, и я им все вернул.

Даниэл сделал вид, что его заинтересовали лежащие перед ним на столе бумаги, и я прекратил допрос.

— Чем ты намерен заняться в этот уик-энд? — спросил он через несколько минут.

— Мы с Лайзой хотим проехать в «Домик на болоте», чтобы разобраться с вещами Фрэнка. Дел там невпроворот. А ты что собираешься делать?

— Пока не знаю, — ответил он.

В этот момент зазвонил телефон, и Даниэл снял трубку.

35

Следующим утром, чуть ли не до рассвета, мы отправились на моем «Моргане» в Вудбридж. Я остановил машину в том месте, где Фрэнк ставил свой «Мерседес», и мы вышли на воздух. Хилое ноябрьское солнце, с трудом пробиваясь сквозь остатки утреннего тумана, освещало коричневую с золотистым оттенком болотистую низину. Погода стояла совершенно безветренная, и молчание болота тяжелым плащом накрывало все окружающее нас пространство. Эту первозданную тишину лишь изредка нарушал шум крыльев взмывающих в небо белых цапель. Этих птиц оставалось очень мало, большая их часть на зиму мигрировала к югу.

В доме было очень зябко. Я завел напольные дедушкины часы и разжег печь. Приятное ровное тепло начало распространяться по дому, и скоро от осеннего холода нежилого помещения не осталось и следа. Здание не предназначалось для зимнего проживания, но в этом году начало ноября выдалось на удивление теплым, и «Домик на болоте» был мирным, спокойным и очень уютным.

Еще вчера, как только Даниэл уходил со своего рабочего места, я пытался дозвониться до Джеффа Либермана, но все мои попытки успеха не имели. Джефф весь день присутствовал на каких-то совещаниях и встречах. Он обитал где-то на Риверсайд драйв, и у меня имелся номер его домашнего телефона. Я сделал еще одну попытку — на сей раз удачную.

— Привет, Саймон…

Голос его звучал как-то утомленно.

— Привет, надеюсь, я тебя не разбудил?

— Разбудил, конечно. Но не очень это переживай, поскольку ты опередил будильник всего на пару минут. Я притащился домой с работы в четыре утра, и меня там снова желают видеть в одиннадцать. Нам предстоит разыграть мяч в понедельник с утра, и я знаю, что мы все едино проиграем. Но готовиться к схватке все равно надо.

— Джефф, ты помнишь приезд Даниэла в Нью-Йорк в октябре?

— Да.

— И ты его видел своими глазами?

— Что за вопрос? Я с ним встречался.

— И это было десятого октября, не так ли?

— Точную дату я не помню. Сейчас проверю в календаре.

— Сделай это, пожалуйста.

Спустя несколько секунд в трубке снова зазвучал его голос.

— Точно. Это было десятого октября. У меня с ним был деловой ленч. Вначале мы планировали вместе поужинать, но он позже попросил изменить план.

— Попросил изменить?

— Да. Он позвонил за день и сказал, что встретил в Нью-Йорке «крошку», которая пригласила его вечером к себе. Свидание пришлось как раз на время нашего ужина.

— Даниэл? «Крошка»?

— Да, для моего уха это тоже прозвучало довольно странно. Я попытался побольше узнать о его любовных похождениях, но он был немногословен. Но почему мы так удивляемся, ведь каждому когда-нибудь должна обломиться удача. Большую часть нашего делового ленча он затратил на то, чтобы протолкнуть нам «Нет Коп».

По крайней мере об этом Даниэл мне рассказывал.

— А во второй половине дня ты его видел?

— Нет, не видел. Сразу после ленча он ушел. Куда — не знаю. Но к чему все эти вопросы?

— Просто так. Ничего особенного.

— О’кей. Встретимся через неделю на заседании Совета директоров «Нет Коп».

— До встречи. Да, Джефф. Еще кое-что.

— Слушаю.

— Не говори о нашем разговоре Даниэлу.

Джефф замолчал, видимо, стараясь сообразить, с какой целью я провел этот допрос.

— О’кей. Пусть будет по-твоему, — наконец ответил он, решив не требовать дальнейших объяснений.

— Ну и как? — спросила Лайза, после того, как я положил трубку. Она сидела на краешке письменного стола, пытаясь из только что услышанных слов слов понять все содержание разговора.

— Даниэл вместо ужина предпочел деловой ленч.

— И что же мы теперь будем делать? — едва слышно произнесла она.

— Неопровержимых доказательств у нас пока нет. Но копы смогут установить все его перемещения. Они, зная где и что искать, без особого труда смогут его прихватить.

— Будем звонить Махони?

— Я бы предпочел этого не делать.

— А как насчет помощника Окружного прокурора? Не помню её имени?

— Памела Лейзер. Ей позвонить, может быть, и стоит. Но прежде нам следует переговорить с Гарднером Филлипсом.

Я набрал номер его домашнего телефона. Супруга адвоката сказала, что в данный момент Гарднер играет в гольф, и сообщила мне номер его мобильного аппарата. Мобильник оказался отключенным.

Я снова связался с его домом и попросил жену Гарднера передать мужу мою просьбу — перезвонить мне при первой возможности. Назвав ей номер телефона в «Домике на болоте», я подчеркнул, что дело крайне важное и не терпит отлагательства. Дама сказала, что по её расчетам адвокат должен вернуться, самое позднее, в одиннадцать пятнадцать. Дедушкины часы показывали без четверти десять. Нам предстояло ждать еще добрых полтора часа.

Сидеть в бездействии было невыносимо трудно.

— Может быть, все же позвоним Махони? — сказала Лайза.

— Не стоит. Я знаю Филлипса. Он, вне сомнения, настоял бы на том, что мы первым делом поговорили с ним.

— Но у нас же есть доказательства того, что это был Даниэл!

— Знаю. Я также знаю, что Филлипс предложит нам передать все сведения полиции. Но копы меня уже столько раз накалывали… Так что давай лучше подождем звонка адвоката.

— Хорошо. Но у меня нет сил торчать в доме. Еще немного и у меня поедет крыша. Я намерена прогуляться. Ты составишь мне компанию?

— Нет. Я подожду здесь на тот случай, если адвокат вернется домой раньше.

Лайза схватила пальто и выскочила из дома. Через окно гостиной я видел, как она зашагала по краю болота справа от дома.

Я поднялся на второй этаж, чтобы проверить, насколько плотно закрыты штормовые жалюзи. Поднимаясь по ступеням, я внимательно вслушивался во все звуки, боясь пропустить звонок допотопного телефона Фрэнка.

Однако вместо звонка до меня долетел стук входной двери.

— Лайза, неужели ты что-то забыла? — крикнул я и, спускаясь по ступеням, добавил: — Он еще не звон…

Однако конец фразы повис в воздухе. В самом центре гостиной, глубоко запустив руки в карманы плаща, стоял Даниэл.

— Привет, Саймон, — небрежно бросил он.

Моей первой реакцией было желание броситься вверх по лестнице. Однако, я взял себя в руки и ледяным тоном произнес:

— Привет, Даниэл. Что привело тебя сюда?

Револьвера я у него не увидел. Но рук из кармана плаща он не вынимал. Я не знал, к какому результату может привести выстрел прямо из кармана, и проверять это мне почему-то не хотелось. Тем более, что, если я на него брошусь, стрелять он будет почти в упор — с расстояния в один-два фута. Нет, рисковать я не имел права.

— У меня назначен ленч с кое-какими полезными людьми в Эссексе, и я решил по пути заглянуть к тебе, — ответил он.

Совершенно неправдоподобное объяснение, подумал я.

— А где же Лайза? — спросил Даниэл.

— Она с утра отправилась в лабораторию, — ответил я. — Пробудет там весь день.

Со мной в любой момент могло произойти самое худшее, и нельзя было допустить, чтобы Даниэл остался в доме поджидать Лайзу.

— Кофе хочешь?

— Не откажусь.

Я прошел мимо него в кухню, а он, выдерживая дистанцию, отступил на шаг. Рук из карманов он не вынимал. Интересно, почему?

Возясь с кофейником и фильтрами, я лихорадочно продумывал сложившуюся ситуацию. Очередное убийство приведет к возобновлению следствия, в чем Даниэл был явно не заинтересован и чего постарается избежать. Он явился сюда, чтобы проверить, насколько я осведомлен. Если мне удастся точно разыграть свои карты, он, возможно, уйдет.

— Для ноября, как мне кажется, очень тепло, — заметил я.

— Да, — согласился Даниэл. — И октябрь тоже был теплее обычного.

Несмотря на трагичность ситуации, я едва не рассмеялся. Даниэл беседует о погоде… Такого на моей памяти еще не бывало.

Мы вернулись в гостиную, и Даниэл сел в нескольких футах от меня, продолжая держать руки в карманах плаща. Мы сидели напротив друг друга и молчали. Я решил на него не нападать в надежде на то, что, поговорив со мной, он уедет.

— Так значит именно здесь был убит Фрэнк? — спросил он.

Этот невинный вопрос поверг меня в шок, так как я знал, что убил Фрэнка Даниэл.

— Да. Вот в этом месте, — я указал на место в обеденной зоне, где доски пола были тщательно выскоблены.

Как раз сегодня мы с Лайзой собирались прикрыть это место паласом.

— И полиция пока точно не знает, кто это сделал?

— Официально нет. Но я уверен, что убийцей они считают доктора Эневера.

— А ты как думаешь?

— Я тоже думаю, что это Эневер.

— А как Лайза?

— Она со мной согласна.

Даниэл внимательно посмотрел на меня, а затем, видимо, приняв окончательное решение, извлек из кармана короткоствольный револьвер.

— Я тебе не верю, — сказал он.

Я смотрел на револьвер. Ситуация развивалась вовсе не так, как я надеялся. Если бы я кинулся на него в тот момент, когда мы стояли рядом, а револьвер находился где-то в складках плаща, у меня оставались шансы на успех. Теперь же никаких шансов не осталось, поскольку нас разделяло десять футов, а ствол револьвера смотрел мне в грудь.

— Почему не веришь? — спросил я, сглатывая слюну.

— Да потому, что ты и Лайза слишком умны, чтобы поверить в столь идиотскую версию убийства. Если бы ты, например, сказал, что теперь, после того, как все считают Эневера преступником, тебя эта проблема вообще перестала занимать, я бы чувствовал себя много лучше. Да, именно на это я надеялся. После того, как ты начал задавать мне вчера неуместные вопросы, я решил, что ты можешь прийти ко всяким глупым умозаключениям. Оказалось, что беспокоился я не зря.

— Я знаю, что Фрэнка убил ты, Даниэл.

— Ты говорил об этом с полицией?

Мне надо было выиграть время, поскольку я не знал, какой ответ окажется для меня полезнее.

— Говорил или нет?

Я в ответ лишь пожал плечами.

— Мне надо знать, с кем ты обсуждал проблему убийства?

— Нечего я тебе не скажу.

— Я стреляю, — сказал он, поднимая револьвер.

— Стреляй. Но ты ничего от меня не узнаешь.

Мне страшно не хотелось, чтобы он заметил, насколько я испуган.

Но выстрела не последовало. Мне показалось, что Даниэл пребывает в некотором замешательстве и раздумывает, как поступить.

— Где Лайза?

— Я же тебе уже сказал. В лаборатории.

— Но еще вчера ты говорил, что собираетесь провести уик-энд вместе.

— Она появится здесь вечером. Оказалось, что работы у неё больше, чем она рассчитывала.

— Когда я входил, то слышал, как ты к ней обращался.

— Просто думал, что ей удалось вырваться пораньше.

Даниэл обежал взглядом комнату и спросил, кивая в сторону валявшейся на полу сумки Лайзы:

— Так значит, это твоя сумка?

— Нет, — ответил я.

— Ты сейчас не совсем со мной искренен, Саймон, не так ли?

Я снова молча пожал плечами.

— Что же, придется подождать её здесь. И она, надеюсь, скажет, с кем ты делился своими соображениями. Она поторопится сделать это, увидев направленный на тебя револьвер. Когда она, по-твоему, может вернуться?

Я опять ограничился пожатием плеч.

Он взглянул на старинные дедушкины часы. Стрелки показывали пять минут одиннадцатого.

— Ждем до одиннадцати, затем мы решаем, что делать дальше. Думаю, что это отличное место для наблюдения.

Он был прав. Из гостиной открывался отличный вид на болото. Лайза, возвращаясь в дом, неизбежно попадет в наше поле зрения.

Итак, мы начали ждать.

Я понимал, почему Даниэл так хочет узнать, с кем мы о нем говорили. Если выяснится, что мы никому ничего не сказали (а это так и было), то убрав нас со своего пути, он получит неплохой шанс продолжать нормальную жизнь. Конечно, при условии, что ему удастся избежать обвинения в двойном убийстве. Если же выясниться, что о его преступлениях известно другим лицам, то ему не остается ничего иного, как прикончить нас на месте и удрать первым самолетом в Южную Америку.

Любой из вариантов заканчивался нашей смертью. Мне просто не хотелось, чтобы моим последним поступком в жизни была капитуляция перед Даниэлом. Но мерзавец прав. Лайза, увидев нацеленный на меня ствол, ему сразу всё выложит.

Я уже успел прокрутить в голове все поступки Даниэла за последние несколько недель, но кое-какие белые пятна у меня все же оставались, и мне хотелось их ликвидировать.

— Скажи, имел ли Эневер какое-либо отношение к смерти Фрэнка? — спросил я.

— Нет, — со смехом произнес Даниэл. — Абсолютно никакого. У меня была идея обратиться к нему за помощью, но события показали, что в этом нет никакой необходимости. Он изо всех сил старался не замечать того, что «Невроксил-5» таит в себе опасность. Мне кажется, что он и в мыслях не допускал того, что лекарство может иметь смертельный побочный эффект.

— Но Фрэнк понимал, что здесь что-то не так?

— Да. Он встретился с каким-то врачом из Род-Айленда, который намеревался поднять шум.

— Но зачем тебе надо было его убивать? Может быть, ты сделал это из-за тех людей, у которых с подачи Сергея Делесова занял деньги?

— Дело обстояло значительно сложнее и хуже. Я сказал им, что инвестиции в «Био один» — дело верное, и на следующий день на бирже были сделаны крупные приобретения. Кто-то закупил акции компании на многие миллионы долларов. Если бы о непригодности «Невроксила-5» стало известно до того, как они избавились от акций, меня можно было считать покойником.

— Но они успели выскочить?

— Да. Благодаря твоему предупреждению, они успели сбросить акции. Так же, как и я.

— И все были счастливы?

— Не могу сказать, что они были мною довольны. Некоторое время я находился на волосок от смерти. И, скорее всего, совместного с ними бизнеса у меня больше не будет. Но, как видишь, я остался жить.

— Да, — согласился я. — Но некоторым другим повезло меньше.

Даниэл в ответ буркнул нечто невнятное.

— Итак, ты отказался от ужина в пользу делового ленча, чтобы успеть вернуться во второй половине дня в Бостон и убить Фрэнка?

— Весьма умный шаг, — улыбнулся Даниэл. — Однако это еще не все. Я успел вернуться последним рейсом в Нью-Йорк, и служащие отеля могут поклясться, что я провел весь уик-энд там.

— А затем ты воспользовался моими запасными ключами, чтобы подбросить револьвер в наш шкаф.

— Тоже неплохая идея, — ухмыльнулся Даниэл. — И она почти сработала.

— А кто убил доктора Катарро?

— Русские. Они должны были разобраться и с тобой.

— А как насчет Джона? Зачем тебе нужно было его убивать?

— Это было необходимо. Он вспомнил, что Фрэнк говорил ему что-то о «Невроксиле-5», и позвонил мне, чтобы узнать, не говорил ли твой тесть на эту тему и со мной. При этом Джон сказал, что звонил тебе и что ты придешь к нему, чтобы обсудить проблему лекарства. Я понимал, что необходимо немедленно заткнуть ему рот.

— И ты выстрелил ему в спину.

— Здесь у нас не Дальний Запад, дружок, и я должен был сделать это ради собственного спасения. А в этом нет ничего плохого.

— Ничего плохого?! — воскликнул я, будучи не в силах скрыть изумления.

— Я жив, Саймон, и впредь намерен делать все, чтобы как можно дольше оставаться в этом приятном состоянии.

Даниэл совсем не походил на убийцу. Этот бледный, тощий и казавшийся недалеким человечек, был создан, если судить по облику, для того, чтобы горбиться за компьютером, а вовсе не размахивать револьвером. Но я хорошо знал Даниэла. Его отличала чудовищная алчность, и кроме того, он был бесконечно уверен в своем умственном превосходстве над всеми остальными. Именно в силу своего характера Даниэл оказался перед дилеммой — или Фрэнк или он. Все его моральные взгляды подчинялись лишь собственным интересам. Даниэл знал, что его могут убить, и что он может спасти себя убийством коллеги. Поэтому он без колебаний пошел на убийства, обеспечив себе при этом надежное алиби и сделав главным подозреваемым меня.

А убив однажды, он был вынужден убивать снова и снова.

Мы молча поджидали Лайзу. Она сказала, что вернется домой до того, как позвонит Гарднер Филлипс — то есть до одиннадцати пятнадцати. Я припомнил, что Лайза обожает опаздывать. Раньше эта привычка меня раздражала, но теперь я молил Бога о том, чтобы она вернулась как можно позже.

В кухне громко шипел кофейник.

— Принести тебе кофе? — спросил я.

— Кофе не надо! Сиди, где сидишь!

Я остался на месте. Стоящие у стены часы тикали все громче и громче. Даниэл пытался казаться спокойным, но с каждой минутой это показное хладнокровие давалось ему все труднее. Он все время ерзал на стуле, а над его верхней губой выступили мелкие капельки пота.

Мне тоже было не по себе. Первоначальная бравада, с которой я ожидал выстрела, успела испариться. Теперь, когда мне удалось избежать тюрьмы, остаться в живых после покушения и наладить семейную жизнь, смерть представлялась совершенно неуместной. Ну и мерзавец же это Даниэл! Джон был совершенно прав в своих оценках этого типа.

Половина одиннадцатого.

Зазвонил телефон. Это был пронзительный трезвон допотопного аппарата, не знакомого с современной цифровой системой. Звонил Гарднер Филлипс. Я протянул руку к трубке.

— Не трогай! — выпалил Даниэл. — Оставайся на месте!

Пришлось повиноваться. Мы оба молча смотрели на телефон, а тот надрывался, чтобы привлечь к себе внимание. Филлипс, вне сомнения, был человеком упорным. До того, как аппарат умолк, я успел насчитать тридцать звонков. Считал я, как вы понимаете, подсознательно. Когда наступила тишина, Даниэл заметно успокоился.

Мысли кружились в моей голове в каком-то бешеном вихре. Я не сказал Гарднеру Филлипсу, где нахожусь. Он знал только номер телефона. С помощью полиции адвокат без труда сможет установить мое местонахождение и направить помощь. Копы будут здесь уже через двадцать минут.

Но сделает ли он это? Я сказал, что дело важное и не терпит отлагательства, но о том, что это вопрос жизни и смерти, я не говорил. Скорее всего, Филлипс подождет полчаса и позвонит снова.

Но через полчаса я уже стану покойником.

Без четверти одиннадцать. Время моей кончины неуклонно приближалось. Единственным утешением служило лишь то, что Лайза к этому моменту, видимо, опоздает, и у неё, таким образом, имеются шансы остаться в живых. Боже, помоги ей выжить!

Без пяти одиннадцать.

И в этот момент я увидел Лайзу. Возвращаться домой она, видимо, решила по лесной тропинке, и теперь приближалась к дому с той стороны, которую пока мог видеть только я. Но уже через несколько секунд ей предстояло пройти перед большим окном гостиной, и Даниэл не мог её не увидеть.

Я смотрел на Даниэла, но периферическим зрением видел, как подходит к дому Лайза. Она улыбалась, пытаясь привлечь мое внимание, так как пока не знала о присутствии в доме еще одного человека. С того места, где она находилась, Даниэла пока видно не было.

Когда до окна оставалась лишь пара ярдов, я приступил к действиям.

— Не знаю как ты, а я хочу кофе, — произнес я, неспешно, чтобы, не дай Бог его не напугать, поднялся со стула и направился в кухню.

— Оставайся на месте! — рявкнул он, следя за каждым моим движением.

Я помнил, что Даниэл убил Фрэнка и Джона выстрелом в спину. Не исключено, что он не решится стрелять в друга, глядя ему в глаза.

Поэтому я шел медленно, обратившись к нему лицом и подняв руки над головой.

— О’кей. Ты можешь держать меня на мушке. Но я хочу кофе.

— Стой, или я стреляю!

Я чувствовал, как по моему телу катится пот. Это не была пустая угроза. Мерзавец действительно готов стрелять. За окном, к которому Даниэл теперь стоял спиной, я скорее чувствовал, чем видел присутствие Лайзы. Я понимал, что малейшее движение глаз в направлении окна заставит Даниэла обернуться. В этом случае мы оба — покойники. Я почувствовал, что Лайза остановилась. Увидев Даниэла, она пригнулась и исчезла из моего поля зрения.

— О’кей, о’кей, — примирительно произнес я и двинулся назад к стулу.

— Саймон, я тебя намерен убить, и ты это знаешь, — сказал он. — Время пока еще не пришло, но если ты не оставишь мне выбора…

Я сел на стул и мы снова стали ждать. Интересно, что предпримет Лайза? Я очень надеялся на то, что она убежит и призовет копов. Старинные дедушкины часы показывали без двух минут одиннадцать. Времени на то, чтобы меня спасти, у неё не оставалось. Но его было вполне достаточно, чтобы спастись самой и спасти нашего будущего ребенка.

Моя собственная смерть, от которой меня отделяла лишь минута, становилась реальностью. Мне было очень страшно, однако уверенность в том, что Лайза и ребенок в безопасности, придавала мне силы. Теперь мне их должно хватить на то, чтобы умереть.

Даниэл, видя, что назначенный им срок неумолимо приближается, похоже, собирался духом. Его тело напряглось, а на лице выступили капельки пота. Оказалось, что хладнокровное убийство после беседы с жертвой — не такое простое дело.

Часы пробили одиннадцать.

Даниэл поднялся со стула и облизал губы. Револьвер в его поднятой руке слегка подрагивал.

— Думаю, что она не вернётся, — сказал он.

— Похоже на то, — спокойно согласился я.

— Встань!

Я поднялся со стула.

— Повернись спиной!

Я не пошевелился. Если мне и предстоит умереть, то я умру стоя, глядя в глаза убийце. Я не собирался молить его о пощаде. Лайза вне опасности. Так же, как и наше будущее дитя. Теперь оставалось лишь с честью умереть. Даже сейчас, в последний миг перед смертью, это имело для меня огромное значение.

— Повернись спиной, тебе говорят!!

Даниэл почти визжал. Я поймал его взгляд и с удовлетворением увидел, что вся ситуация ему крайне не нравится.

И в этот момент я услышал, как за окном заработал мотор автомобиля. Это был ровный гул восьмицилиндрового двигателя моего «Моргана». Лайза уезжала, и он уже не мог её остановить.

— Что это? Неужели Лайза?

Я кивнул и широко улыбнулся.

— Значит, она вернулась? — он облизал губы. — Значит, она меня видела? — теперь в его голосе доминировали панические ноты.

Я услышал, как изменился звук мотора. Это Лайза переключила скорость.

— Мерзавец!! — взвизгнул Даниэл и поднял револьвер.

Мотор «Моргана» взревел, но уже через мгновение стих. Деревянная стена дома вначале слегка прогнулась, а затем вдруг начала медленно валиться на нас.

— Что за… — он повернулся к стене.

Послышался вселенской силы треск, дом зашатался стена рухнула и в проломе возник темно-зеленый нос «Моргана». Во все стороны летели обломки дерева, и один их них ударил Даниэла в голову.

И в этот миг я на него прыгнул.

Он сумел не только удержаться на ногах, но даже успел выстрелить. Пороховые газы обожгли мне живот. Второго выстрела не последовало, поскольку я все же сбил его с ног и подмял под себя. Он был тощим, но жилистым и, кроме того, боролся за свою жизнь. Я был сильнее и тяжелее, чем он, и тоже боролся за жизнь. Мне удалось захватить его руку с револьвером. Грянули два выстрела, но обе пули, не причинив мне вреда, ушли в стену. Я принялся колотить его рукой о пол, и он выронил оружие. Я схватил револьвер первым, и что есть силы ударил его по голове рукояткой. Даниэл сразу обмяк и затих.

После этого я бросился к «Моргану», въехавшему в дом чуть ли не наполовину корпуса. Весь передок машины смотрел куда-то в потолок, а из разбитого радиатора с шипением валил пар. Ветровое стекло растрескалось, но не разлетелось. За рулем автомобиля находилась Лайза.

Меня охватила паника. Лайза сидела, откинувшись на спинку сиденья, а из раны на лбу обильно лилась кровь. Её глаза были закрыты, а на коленях лежал взятый из лодочного эллинга спасательный жилет. Жилет она использовала для того, чтобы смягчить удар.

— Лайза? Что с тобой? Ты меня слышишь?!

Молчание.

Я прикоснулся к её плечу. Прикосновение было очень легким, так как я опасался усугубить невидимую мне травму. На мое прикосновение Лайза никак не среагировала. Мне очень хотелось схватить её покрепче и потрясти, но я знал, что делать этого нельзя. Поэтому я ограничился тем, что легонько пошлепал её по щекам и крикнул:

— Лайза! Лайза! Скажи мне что-нибудь!

Она едва заметно шевельнулась и застонала. Её веки затрепетали, а я ощутил чудовищное облегчение.

— Ты ранена? Умоляю, скажи — ты не ранена?

— Не думаю, — прошептала она, покачивая головой.

Я помог ей выбраться из автомобиля и притянул к себе.

— А как маленький?

— Я… я не знаю, — ответила она и уткнулась лицом мне в плечо.

— Спасибо, — сказал я, крепко её обняв. Моя жена рискнула своей жизнью и жизнью ребенка, чтобы спасти меня. Жертвы большей, чем эта, в мире быть не могло.

Лайза мягко освободилась от моих объятий и, сделав попытку улыбнуться, прошептала:

— Я просто не могла допустить, чтобы наш малыш рос без отца.

ЭПИЛОГ

На утреннее совещание в понедельник я опоздал на целых десять минут. За субботу и воскресенье мне так и не удалось хорошенько отоспаться, и я пребывал полном изнеможении. Мне ничего не оставалось, кроме как дождаться начала рабочего дня, в ходе которого можно было слегка восстановить утраченные силы.

На совещании присутствовали все: Дайна, Рави, наш новый партнер Джим и пара юных сотрудников — Калин и Брюс. Но за столом заседаний не было Джила. Там не было Арта и, естественно, Фрэнка. Джон и Даниэл тоже отсутствовали. Первый был давно мертв, а второй мотал второй месяц своего пожизненного тюремного заключения.

Рави рассказывал о положении дел в «Бостонских пептидах». Генри Чан и его коллеги, включая Лайзу, выкупили компанию из руин «Био один», в чем им существенную помощь оказала венчурная фирма «Ревер партнерс».

— Перспективы препарата «БП-56» представляются мне весьма обнадеживающими и я надеюсь, что уже в сентябре мы сможем приступить ко второй фазе клинических испытаний, — закончил свой доклад Рави.

— Наблюдались ли какие-либо случаи побочного действия? — поинтересовалась Дайна. Она уверенно сидела в стоящем во главе стола кресле, в котором ранее располагался Джил.

— У некоторых пациентов препарат вызывает легкую депрессию, которая без труда снимается приемом анти-депрессанта. Других проблем в связи с препаратом нет.

— Ты в этом уверен?

— На данном этапе — да. Но прошу на меня не ссылаться.

— Не беспокойся, не буду, — сказала Дайна и, обратившись ко мне, спросила: — Как идут дела в «Нет Коп»?

— Некоторые потребители уже пускают слюни при виде прототипа. Теперь наша главная задача состоит в том, чтобы ускорить переход к промышленному производству.

— И этот процесс, насколько я понимаю, будет финансироваться путем продажи новых акций на свободном рынке?

— Да, именно об этом мы и думаем.

— О первоначальной цене речь не заходила?

— Сорок пять долларов за акцию.

Дайна, быстро прикинув в уме цифры, сказала:

— Это означает, что капитализация компании составит двести сорок миллионов долларов. Я не ошиблась в расчетах?

— Нет, все точно.

— Невероятно! — восхитился Джим.

— Рынок очень емкий, а Крэг предлагает самый лучший продукт.

— И сколько же составляет наша доля? — спросила Дайна.

— Десять процентов, согласно договора.

— Очень неплохо, Саймон.

Конечно, неплохо. Два миллиона долларов наших первоначальных инвестиций превратились в двадцать четыре миллиона. Джефф Либерман и «Блумфилд Вайсс» наварили еще больше. Когда мы отошли в сторону, у них хватило мужества занять наше место, и они были достойны своей прибыли. Но больше всех остальных (и вполне заслуженно) заработал Крэг.

— Линетт Мауэр будет довольна, — сказала Дайна, — и думаю, что она согласится на создание в следующем году нового фонда. Видя успех таких проектов, как «Нет Коп», «Бостонские пептиды» и «Тетраком», даже самые завзятые скептики начинают убеждаться в том, что мы способны процветать и без Джила.

Джил ходил под парусами пять раз в неделю и пока даже не приближался к аппарату гемодиализа. Однако все мы были исполнены решимости добиться максимальных успехов и без него.

Только проходя по пути домой через парк «Коммон», я понял, насколько устал. Мне, как никогда ранее, был нужен полноценный ночной сон — с вечера до утра. Но несмотря на усталость, я пытался шагать побыстрее, так как мне не терпелось увидеть Лайзу и малыша.

Было около восьми вечера, и на улице еще не стемнело. Я открыл дверь дома и позвал Лайзу. Ответа не последовало.

Швырнув кейс в угол, я отправился в спальню. Лайза спала. Одна её грудь, видимо, после кормления осталась обнаженной. Под боком у мамы негромко посапывал малыш. Я разделся и улегся в постель рядом с ними.

На мой поцелуй Лайза никак не среагировала. Затем я поцеловал сына.

— Спокойной ночи, Фрэнк, — сказал я и мгновенно уснул.

Notes