Ее звали Кэтрин. Я был с ней почти незнаком. Судя по зазнайству, кто-то убедил юную особу в том, что творческих способностей у нее через край. Ну-ну...
      Она бросила на меня насмешливый взгляд и сообщила:
      — Они называют себя «квигглами».
      — Какие еще там «квигглы»? — не понял я.
      — Обыкновенные! — отрезала она. — Как хотят, так себя и называют. А что?
      — Ничего, — неуверенно ответил я.
      Ее команда ерзала на стульях и многозначительно переглядывалась. Первый на свете квиггл представлял собой голограмму: безголовый синий шарик с короткими ручками и ножками, кошачьими зелеными глазами на стебельках и огромным ртом, прочерченным ровно по экватору. Ущербность биоинженерии бросалась в глаза. Где у него мозг? Где органы размножения? Как можно орудовать конечностями, лишенными суставов? При таком здоровенном рте необходимы прикрепленные к костям мускулы, но таковых не наблюдалось. Кстати, насчет его рта: куда он, собственно, ведет? Полностью растянув рот в улыбке, существо перерезало бы себя надвое; где же в таком случае у него помещается желудочно-кишечный тракт? Если это только лишь виртуальное создание, то пускай ходит с таким ртом. Но как существовать его белковой копии?
      Впрочем, морфологию я оставил в покое — во всяком случае, на время. Рот беспокоил меня еще и по другой причине. Мясистые губы были приподняты в уголках, приглашая полюбоваться двумя рядами больших белых зубов. Всеядная тварь еще и улыбалась мне, приветливо помахивая своей пухлой трехпалой ручонкой.
      — Напрасно ваш квиггл улыбается. Наведайтесь в зоопарк, — посоветовал я юной особе. — Залезьте там в клетку к шимпанзе и улыбнитесь самцу-вожаку. Увидите, что произойдет.
      — Что же произойдет? — спросила она.
      — Самец решит, что вы его запугиваете. И тут же отучит вас улыбаться.
      — Я же говорил! — сказал член ее команды, робкий хлюпик по имени Тейлор. — Я знал, что ему не понравится улыбка.
      Кэтрин устремила на него воинственный взгляд, потом глянула на меня и сказала презрительно:
      — Квигглы улыбаются, чтобы подчеркнуть свое дружелюбие.
      Все закивали, хоть и не слишком уверенно. Я решил пока что не углубляться в эту тему, лишь спросил:
      — Что еще вы можете рассказать о квигглах? — Ответа не последовало, и мне пришлось уточнить: — Чем они питаются?
      — Они вегетарианцы?.. — предположила одна девушка.
      Я кивнул. Организмы с тонким внутренним устройством редко злоупотребляют мясом. Но Кэтрин поспешила меня разочаровать, добавив:
      — На Квиггле живут одни вегетарианцы. Там вообще нет хищников.
      Ее команда внимательно наблюдала за мной, пытаясь угадать реакцию. Мы встречались уже четвертый день, и они успели познакомиться с моими профессиональными склонностями.
      — Что скажете на это вы? — обратился я к Тейлору.
      Он поежился, пожал плечами.
      — Вряд ли так может быть.
      — Почему не может?
      — Ну, не знаю... — Он уперся взглядом в пол. — Какие-нибудь существа обязательно эволюционировали бы в плотоядных.
      — Только не на нашей планете! — отрезала Кэтрин.
      — Мясо — это энергия, — напомнил я. — Природа не терпит напрасного расходования энергии.
      Взгляд Кэтрин пылал негодованием.
      — На целой планете царят миролюбие и покой. Мы так договорились!
      Остальные дружно закивали. Спорить с ними было трудно: в конце концов, это их планета. Я предпочел переменить тему.
      — Допустим. Сколько квигглов насчитывается в общей сложности?
      — Десять тысяч, — сразу ответила Кэтрин.
      — На целой планете?
      Все, включая Тейлора, опять закивали. Я перевел взгляд на голографическую проекцию, по-прежнему стоявшую посередине стола со своей инопланетной улыбочкой поперек смехотворного тельца. Собравшись с силами, я спросил:
      — Какими технологиями владеет этот десятитысячный народец?
      — Почти что никакими, — заверила меня Кэтрин.
      Внезапно я почувствовал сильную усталость. Ученики искушали меня, провоцируя взрыв неопровержимой логики, но вместо того, чтобы взорваться, я покачал головой и напомнил им:
      — У них должно быть радио. Таково одно из моих главных правил.
      Кэтрин улыбнулась и, предчувствуя победу, ответила:
      — Ладно, одна рация у нас есть.
      Интересно, какой толк от одной-единственной рации? Но я проглотил этот очевидный идиотизм, поблагодарил всех и попрощался. Она проводила меня плотоядной улыбкой, в которой не было ни капли вегетарианства, зато наличествовала претензия на власть — такая же древняя, как сам наш нелепый вид.
 
      Прежде чем заняться писательством, я преподавал. Но писательским трудом много не заработаешь, поэтому на протяжении последних тридцати лет мне частенько требовались средства на пропитание. В последнее время меня стала заботить еще и будущая пенсия. Недавно ко мне обратились из университета штата: не желаю ли я немного поработать в научном центре для одаренных старшеклассников? Я издал согласное мычание, в результате чего мне было назначено собеседование.
      Администратор оказался заготовкой для будущих квигглов: скорее розовый, чем синий, но в остальном все то же самое, в том числе улыбка. Обуреваемый острым желанием понравиться, он долго тряс мне руку.
      — Доктор Митчелл Ларрс. Называйте меня Митч.
      — Франклин Сало. Фрэнк.
      Кабинет Митча был тесным, как коробка для ботинок. Стены были увешаны голографическими плакатами и художествами его бывших учеников. Пыжась от гордости, он сообщил:
      — Я преподавал половине учителей штата. Вы это знали?
      В первый раз слышу...
      — Рад с вами познакомиться, — продолжил он. — Мне пока что не довелось насладиться вашими сочинениями, но я слышал о них хорошие отзывы.
      Я не знал, как мне реагировать.
      — Центр начинает работать в июле, — сказал Митч. — Мы собираем со всего штата учеников с буйным воображением. Две недели они ведут чрезвычайно активную жизнь: профильные занятия, семинары, лекции приглашенных профессоров, выезды...
      — Идеальный вариант, — сказал я.
      Он вручил мне предварительный план занятий. Первое впечатление оказалось не совсем верным. В программе фигурировала «Экология прерий», «Забавы со спектрометром», «НЛО в XXI веке», «Знаменитые дома с привидениями» и прочие диковины.
      — Наша главная цель — творчество. Мы хотим дать ученикам представление о самых различных точках зрения, расширить их интеллектуальный диапазон, освободить их зрение от шор. — Видимо, этими речами он надеялся вызвать у меня энтузиазм, но эффект был обратным. — Профильные занятия проводятся по утрам. Всего их будет десять. — Он зачем-то подмигнул. — Ну как, Фрэнк? Какую дисциплину вы бы выбрали?
      Я кашлянул в кулак и предложил:
      — Как насчет сотворения миров?
      Такого Митч не ожидал. Справившись с недоумением, он молвил:
      — Предположим, я ваш ученик. Объясните в двух словах, чему вы станете меня учить.
      Вводная лекция отняла пять минут. Я разбиваю класс на команды. Под моим въедливым руководством каждая команда, опираясь на все достижения науки и на собственную фантазию, придумывает целый обитаемый мир: планету со всевозможными жизненными формами и разумными обитателями. Когда это задание будет выполнено, я предложу еще один вид деятельности, который обязательно их увлечет...
      Митч перебил меня:
      — Звучит увлекательно.
      Мне тоже хотелось так думать.
      — Разумеется, вам будет предоставлен доступ к компьютерам университета, — пообещал он и, не дав мне проявить восторг, добавил: — Уверен, мы подберем для вас полезные программы.
      На заре своей преподавательской деятельности я ограничивался мелом, а мои ученики — теперь это люди средних лет — доверяли свои мысли простым тетрадкам...
      — Прекрасных программ больше чем надо, — отозвался я. — Скоро они заменят нам мозги.
      Судя по выражению лица Митча, он меня не понял. Пришлось назвать пакет простых программ, популярный в моей отрасли знаний. Он закивал.
      — Вы получите все необходимое, Фрэнк.
      — Главное — это способные и знающие ученики, — подчеркнул я.
      — У нас самый образованный контингент, Фрэнк, — заверил он. — Как бы они сами не взялись вас просвещать.
 
      Есть истина, верная от веку: дети мало меняются. В понедельник я вошел в класс и сумел, почти не обращая внимания на их причудливые одеяния и вызывающие манеры, разглядеть подростков того же сорта, что некогда выводили из себя родителей-кроманьонцев. Представившись, я сказал:
      — Когда я только начинал вести этот курс, было известно девять планет. — По моему сигналу на экране возникло изображение Солнечной системы. — Девятой планетой ошибочно считался Плутон. На самом деле Плутон — это комета с амбициями.
      Передо мной сидели семнадцать учеников. Семеро сгрудились непосредственно передо мной, остальные, включая Кэтрин и Тейлора, предпочли задние места.
      — Кто-нибудь знает, как были открыты первые планеты за пределами Солнечной системы?
      Я люблю задавать вопросы: так легче всего прощупать аудиторию. На сей раз ответом мне было молчание. Пришлось поведать им о миллисекундном пульсаре и причудливых планетах вокруг него, образовавшихся, как теперь известно, из остатков сверхновой.
      Ноутбуки ребят усваивали все, что я говорил и делал. Почти все лица выражали вежливое равнодушие. Исключение составляла разве что девица решительного вида со всклокоченными волосами и золотой цепочкой в носу: подавшись вперед, она сверлила меня взглядом.
      Я продолжал лекцию. Я излагал основные правила образования планет, сопровождая изложение фотографиями, сделанными новыми телескопами. Остановиться удалось лишь на нескольких из четырех сотен известных планетарных систем, но и этого должно было оказаться достаточно, чтобы продемонстрировать диапазон возможностей. После этого я вернулся к наиболее изученной планете — Марсу.
      — Автоматы обнаружили под поверхностью этой планеты обширные отложения. Некоторые надеются найти в водоносных слоях глубокого залегания живые организмы. Но подобное произойдет только в том случае, если удастся наскрести средства для отправки туда людей...
      В заднем ряду нетерпеливо взметнулась рука. Обладатель руки не стал ждать разрешения открыть рот.
      — Вы говорите только о микроорганизмах. Никто не нашел пока ничего более существенного. Или это не так?
      — Существенного?
      — Микроорганизмы — это скучно, — последовало предупреждение.
      Судя по многочисленным кивкам, так считали многие. Я быстро принял решение. Вместо того, чтобы распинаться на темы о составе атмосферы Европы или чудесах Титана, сулящих биологам немало открытий, я сразу перешел к требованиям, предъявляемым к жизни существ: энергии, атмосфере, растворителям, способности к росту и размножению...
      Я увидел еще одну поднятую руку. Хрупкая девчушка призналась:
      — А вот я не очень-то верю в эволюцию. Это мне повредит?
      — Да, — вынужден был предупредить я, — повредит. — Следующая тирада была обращена ко всему классу: — Две недели мы будем работать в особенной вселенной — той, которая известна науке. Предупреждаю: для вас я Демиург.
      Выдержав торжественно паузу, я провозгласил на манер громовержца:
      — Теория естественного отбора — мой фундаментальнейший принцип!
      Уже на следующем занятии я недосчитался троих: они перешли в класс НЛО.
      — Всего желающих перейти было пятеро, — поведал мне Митч, недовольный то ли ими, то ли мной. — Но двоих мне удалось переубедить: я пообещал, что вы не будете пытаться перевербовать их в свою веру.
      — Какая еще вера?
      — Не будете, Фрэнк? Вот и хорошо.
 
      У меня осталось четырнадцать подопечных — в самый раз, чтобы сколотить две команды творцов.
      Один из главных моих принципов состоит в том, что в каждой команде должна быть своя «свеча зажигания» — знающий игрок или энтузиаст, способный вызвать доверие к своему творческому потенциалу. В этом классе я разглядел две таких «свечки». Одной был Тейлор — тихий парень, знавший гораздо больше остальных, хотя знания его были неупорядоченными, как это часто бывает у молодежи, и не слишком укладывались в общую картину мироздания. В другую команду я определил девицу с цепочкой в носу: в классном журнале она именовалась Салли Мастерсон, но на табличке с именем у себя на груди она начертала «Зараза».
      Их я и назначил капитанами команд.
      Кэтрин тогда еще не существовало. Вернее, она была всего лишь симпатичным созданием шестнадцати лет в заднем ряду, смотревшим сквозь меня, пока я разглагольствовал, и не проявляющим ни воодушевления, ни скуки, ни разочарования. За первые два занятия она не произнесла ни одного словечка. Я, соответственно, не помнил, как ее зовут.
      Ее и остальных заднескамеечников я определил в команду Тейлора. Причина была проста: Зараза и другие из первого ряда уже проявляли командный дух — обзывали друг дружку последними словами и отвешивали оплеухи. Зачем их разлучать?
      Я настоятельно призвал всех держать в секрете цели творения, после чего переместил Тейлора и его подручных в соседнюю аудиторию. Потом я избавил всех их от своего присутствия, чтобы через некоторое время начать метаться между двумя командами, давая ценные подсказки.
      На зачатие обитаемого мира, как и человека, требуется примерно час. Начало можно зафиксировать, но дальнейший процесс не имеет конца.
      На экране красовался новорожденный мир: красочная, даже чересчур яркая сфера с двумя океанами на полюсах — лиловым и зеленым, а также единственным континентом, прицепившимся к экватору. Континент прочерчивали реки. Я затребовал увеличенный масштаб, и компьютер пронес меня над континентом. Местность оказалась по большей части плоской и пустынной — симптом молодости, временное явление. Подчиняясь команде творцов, программа, беспрерывно совершенствуясь, знакомила меня с участками площадью в сотню, десять, один квадратный метр. Карта могла бы достичь точности в один кварк, хотя для этого потребовался бы слишком большой компьютер.
      У меня сразу возникла уйма вопросов. Я задал первый и основной:
      — Какая у вас атмосфера?
      Тейлор повесил голову, пряча румянец смущения. Молчаливая особа, вперив в меня свои зеленые глаза, отчеканила:
      — Чистый гелий.
      Я все еще не помнил ее имени. Сначала я прочитал его на табличке, потом спросил:
      — Почему именно гелий, Кэтрин?
      — Он ни на что не похож, — заявила она.
      Я выдержал длинную паузу, надеясь, что кто-нибудь подметит очевидное. Но этого не произошло, и я спросил:
      — Что вам известно о гелии? Его химические свойства, атомный вес?..
      — Инертный газ, — пискнул Тейлор.
      — Еще его называют идеальным, — уточнил я. — Он не вступает в реакцию с другими элементами. Если вам потребуются обменные процессы, это вырастет в проблему.
      — Никаких проблем! — отрезала Кэтрин.
      — К тому же гелий очень легок, — продолжал я. — Как у вас там насчет поверхностной гравитации?
      — Семьдесят процентов земной, — доложил Тейлор.
      — Тогда планета в один геологический миг лишится своей атмосферы.
      Кэтрин что-то пробурчала, явно способная только на презрение, а никак не на раскаяние.
      — Этот вариант попросту немыслим, — огласил я приговор.
      — Вы не знаете нашу планету, — предупредила меня девушка. — Она не такая, как все.
      Чушь, подумал я и высказался соответственно.
      — Я же говорил, что ничего не... — начал Тейлор.
      — Тихо! — прикрикнула на него Кэтрин и удостоила меня холодным уничтожающим взглядом.
      — Вы крайне ограниченная личность, — поставила она мне диагноз. — Надеюсь, вам это известно.
      Быстро переварив услышанное, я ответил:
      — Благодарю за критику.
      Внимание остальных было приковано к ней. Я чувствовал разлившуюся в воздухе солидарность. Слишком поздно до меня дошло, что в команде произошла смена власти: бедняга Тейлор был свергнут — если и раньше хотя бы минуту играл ведущую роль.
 
      Мы выработали компромисс. Их планета окружена атмосферой земного типа, уровень полярных морей претерпевает сезонные изменения, реки часть года текут на север, а потом меняют направление. В реальном мире подобная система не обладала бы стабильностью, зато я принудил команду смириться с тем, что представляет собой гелий...
      Другая команда, напротив, радостно принимала мои советы.
      — Мы думали о кислороде, — поведала Зараза. — Но предпочли бы что-нибудь получше.
      — Лучше? — переспросил я.
      — Позабористее!
      Команда дружно заулыбалась, подтверждая, что девица выступает от имени всех. Я предложил варианты: хлор, фтор, но ни в коем случае не гелий. Далее я напомнил им о реальной распространенности кислорода во Вселенной.
      — Наши телескопы нашли много миров вроде Земли, но единственным биологически активным газом как будто остается один кислород. — Дождавшись, пока до них дойдет смысл неприятного уточнения, я добавил: — Конечно, кислород сам по себе — тоже злобный газ. Существует несколько огромных планет земного типа с высоким парциальным давлением. Некоторые ученые считают, что жизнь может приспосабливаться и к таким концентрациям. В подобных условиях мельчайшая искра вызывает грандиозный пожар, а любое горючее вещество взрывается, как динамит.
      Команда Заразы дисциплинированно переглянулась и произнесла в один голос:
      — Здорово!
      Последовали дружественные, но сильные пинки и толчки.
 
      Обитаемые миры создаются по тематическому принципу.
      Квиггл представлял собой маленькую планету умеренной категории при небольшом солнце G-типа. Его жители были круглыми и улыбчивыми, питались исключительно золотыми листьями и имели очень большую продолжительность жизни. Ни ферм, ни городов у них не было, как и какой-либо промышленности. Квиггл — воплощение очарования, как ухоженная лужайка. После некоторого размышления творцы снабдили планету кольцами.
      Я не мог не заметить, что наличие колец сообщает системе нестабильность: экваториальные области будут постоянно подвергаться метеоритной бомбежке. Этим замечанием я спровоцировал Кэтрин на холодный взгляд и следующие слова:
      — Метеориты невелики. Нам нравится любоваться метеоритным дождем.
      Планета второй команды создавалась по другому тематическому признаку и получила честное название, не претендующее на оригинальность: Ад.
      У этой планеты было два светила. Первое принадлежало к классу М. Ад вращался вокруг него по эллиптической орбите, как это делает Меркурий, совершая один полный оборот за треть года. Но это маленькое красное солнышко было сущей мелочью в сравнении с соседом — дряхлеющим монстром F-класса. Щербатый от преклонных лет, он раздувался, захватывая окружающие его планеты одну за другой. Исходящий от него жар и радиация уже изменили облик Ада. Океаны пересохли, экосистема, насыщенная кислородом и построенная на высокой гравитации, частично рухнула. Выжили только самые устойчивые организмы. Местные разумные обитатели, именуемые Выродками, полностью соответствовали этой схеме. У них были бронированные тела, по четыре паучьи лапы-руки и по одной ноге-ходуле, на которой эти существа успешно передвигались по родной местности, отмеченной печатью умирания.
      Вся эта выдумка сильно забавляла и меня, и их.
      Зараза придумала внешность Выродка. Абориген походил на насекомое с хищным ртом, абсолютно не способным растянуться в улыбку.
      Моя команда — а я считал эту группу своей командой — придумала для Выродков насыщенную историю и развитую культуру. Выродки получились высоко социальными и полностью асексуальными созданиями. Города их в количестве двух выросли из одного древнего поселения; каждый Выродок хранил верность прежде всего собственной семье. Города жестоко соперничали, о мире никто не слыхивал. Самая тихая девушка во всей команде — никак не вспомню ее имя — провела бессонную ночь, работая над цифровой моделью типичной войны. Результат получился чересчур голливудским и, в сущности, глупым. Непонятно, почему энергетические лучи разят медленнее обычных пуль? Зато мне был показан десятиминутный сюжет, в котором город подвергся полному разграблению, жители были умерщвлены, укрепления превращены в руины — и все это в лучах раздувшегося в предсмертной агонии светила...
      Тем временем квигглы (вторая команда уже именовала себя по названию своих инопланетян) изобрели несравненно более мирное существование. На их мониторах красовались цветочки и улыбчивые вегетарианцы. На своем искусственном, но достаточно мелодичном языке квигглы пели хвалу своей прекрасной планете. Кэтрин даже не поленилась и сшила себе из дешевого войлока и украденных в спальне общежития подушек индивидуального квиггла, которого повсюду таскала с собой.
      Возможно, на моем лице отразились размышления о другой команде, потому что Тейлор спросил:
      — А как дела у них?
      — У них получилась... интересная планета, — пробурчал я.
      — Такая же интересная, как у нас? — недоверчиво осведомилась Кэтрин.
      Что тут скажешь? Впрочем, Кэтрин ответила на свой вопрос самостоятельно:
      — Вообще-то нам нет до них никакого дела!
 
      — До меня доходят любопытные слухи, — молвил Митч, сидевший напротив меня за столиком в кафетерии.
      Я расслышал в его тоне удивление. Или я превращаюсь в параноика?
      — Кое-кто из ваших студентов по-настоящему захвачен происходящим.
      Я был захвачен поглощением пищи. Занятия я проводил утром и обычно обедал дома, после чего занимался своей работой. Но этот разговор происходил в пятницу — в тот день, который я, следуя тридцатилетней привычке, посвятил копанию в библиотеке. Потому и задержался после занятий и впервые за доброе десятилетие обедал в общежитии.
      — Я рад, что ребятам нравится, — ответил я, разрезая ножом кисло-сладкое страусиное мясо.
      — Нравится — не то слово. Они попросту в восторге!
      Он замялся, не зная, как лучше выразить свою мысль. Возможно, боялся, что я обижусь на его откровенность.
      — Я сформировал две команды, — объяснил я. — У них совершенно разные подходы.
      — Наслышан, — отозвался Митч.
      — Вот как?
      — Воспитатели уведомляют меня обо всем, что происходит с учащимися. Я знаю, о чем говорят в больших компаниях и в маленьких группах. — Он поискал вдохновения на потолке. — Ну и сам кое-что вижу, конечно...
      Я вдруг подумал, что не знаю, как Митч проводит день и в чем заключаются обязанности воспитателей. Для меня учащиеся существовали, только когда сидели в двух аудиториях; стоило им выйти за дверь — и они сливались с окрестностями.
      — Что у вас произойдет в понедельник? — поинтересовался Митч.
      — Первый контакт их миров.
      Он прищелкнул языком.
      — Звучит интригующе.
      Что-то заставило меня сказать:
      — Есть одна студентка по имени Кэтрин...
      — Кэтрин Тейт? А как же! — Он ухмыльнулся. — Кажется, она обожает своих маленьких инопланетян.
      Инопланетян — возможно, но никак не своего преподавателя, подумалось мне.
      — С ней какие-то проблемы?
      Я задумался, как бы подипломатичнее сформулировать, что она мне осточертела. Но Митч меня спас, заявив:
      — Учтите, ваш курс для нее — огромная помощь.
      — Тем лучше, — сказал я, не слишком уразумев, что он имеет в виду.
      — Огромная, — повторил он, глядя куда-то в сторону.
 
      Команды сгрудились в противоположных углах аудитории. Между ними сама по себе разверзлась пропасть.
      — Сегодня, — предупредил я их, — ваши миры попытаются установить контакт. Подчеркиваю: попытаются.
      Выродки стали возбужденно перешептываться.
      — Вы будете придерживаться строгих правил, — напомнил я им. — Ваши миры говорят на разных языках и не располагают переводчиками. Слова «телепатия» не существует ни для вас, ни для меня. Все понятно?
      Квигглы издали дружный стон. «Неисправимая ограниченность», — произнесла Кэтрин одними губами. Зараза вскинула руку.
      — Мы хоть что-нибудь друг о друге знаем?
      — Ваши солнца — ярчайшие звезды в их небесах, их солнце — самая яркая звезда у вас, — ответил я. — В космических масштабах вы ближайшие соседи.
      — Как же нам общаться, если мы друг друга не понимаем? — спросил удрученно кто-то из квигглов.
      Тейлор закатил глаза и пробормотал:
      — С помощью изображений, как же еще?
      Зараза помахала квигглам рукой и пообещала:
      — Кто бы вы ни были, нас ждет классное развлечение!
 
      Общение начали квигглы: они показали двух синеньких родителей, держащих на руках с парочку очаровательных, синих, как чернила, детишек.
      На меня были возложены функции цензора, а также почтальона. Кэтрин попыталась присовокупить к посланию квигглов жест рукой, означающий пожелание долгой жизни и процветания, — знала, видать, как меня разозлить. Кроме того, она настояла — уж не знаю, зачем — на глупых улыбочках. Я передал все приветствия квигглов, включая улыбки, и Выродкам, как и подобает воинственным невеждам, никак не удавалось определить, что означают эти здоровенные зубы — дружелюбие или угрозу; им было непонятно даже, настоящие ли это зубы.
      Но этим проблемы Выродков далеко не исчерпывались. Я застал их расколовшимися на две фракции.
      — Семь наиболее могущественных семей разбились на две группы, — объяснила Зараза. В свою фракцию она завлекла двоих молодых людей, с которыми приготовила послание для квигглов. Послание гласило: «Моя семья самая сильная и злая».
      Ее союзники согласно кивали. Другая фракция запускала бумажные ракеты и сыпала добродушными ругательствами.
      Судя по информации на компьютере Заразы, второе солнце Выродков — монстр F-класса — внезапно обернулось новой звездой. На следующей картинке появилась их родная планета, стремительно превращающаяся в жалкий огарок.
      — Мы хотим установить с ними контакт для того, чтобы они пригласили нас к себе на роль колонизаторов, — объяснила предводительница.
      — А если не пригласят? — спросил я.
      На лицах появилась одинаковая хитрая улыбка, а на главном экране аудитории — Выродок с жадно разинутой голодной пастью.
 
      Кэтрин посмотрела на разваливающееся светило, тяжело вздохнула и произнесла:
      — Они хотят нас уничтожить.
      — Не обязательно, — возразил Тейлор, с надеждой глядя на меня.
      — А если хотят? — упорствовала Кэтрин.
      Они вообразили, что готовое взорваться светило — это ИХ солнце! Ни на чем не основанное, экстравагантное суждение, отдающее паранойей! Я, впрочем, не стал Намекать Кэтрин, что она заблуждается. Вместо этого я вызвал на экран приветственное послание второй фракции.
      Оно мало отличалось от того, что придумала первая, разве что авторы подошли к делу основательнее и изобразили свою солнечную систему в динамике.
      — Видишь? — торжествовал Тейлор. — Оказывается, они предупреждают о своих собственных неприятностях.
      — Непонятно, зачем отправлять сразу два послания? — пробормотала Кэтрин и покосилась на меня. — Бессмыслица какая-то...
      — У нас готов следующий сигнал, — уведомил меня Тейлор.
      Я увидел программу на несколько минут, демонстрирующую настоящие райские кущи: великолепный золотистый ландшафт, обильно поросший растительностью, по которому перемещались миролюбивые квигглы. Над всем этим раем мерцали многоцветные кольца.
      У Кэтрин, впрочем, появилась оговорка.
      — Нельзя слишком распространяться о себе, — решила она. — Сначала надо побольше узнать о них.
      Команда согласно закивала. Послышались обеспокоенные вздохи. Потом одна из девушек предложила:
      — Может, нам надо обзавестись армией?
      Выразительный взгляд зеленых глаз пригвоздил ее к месту. Потом глаза избрали мишенью меня. Прижимая к себе тряпичного квиггла, Кэтрин заявила:
      — Пока что мы молчим.
      Молчание — тоже мощное послание.
 
      Зато Выродки разошлись во всю: они бомбардировали квигглов картинками усыхающих океанов, потрескавшейся от безводья земли, миллионов вояк, выстроившихся стройными рядами. Наконец перед самым концом занятия Зараза отправила послание более сложного содержания. Одну фракцию, «Три Семьи», она назвала друзьями квигглов, другую, «Четыре Семьи» — их смертельными врагами. Для пущей наглядности она продемонстрировала, как четверка Выродков поджаривает квигглов на своем характерном костре, больше похожем на взрывы фугасов, тогда как троица помогает еще живым квигглам разить общего врага.
      Такого Кэтрин снести не смогла.
      — Объявляем им бойкот! — заявила она от имени всей команды.
      Огорченный Тейлор попробовал оспорить ее решение:
      — Но у нас остается еще четыре занятия!
      — Пусть! — Потом, стрельнув в меня глазами, она осведомилась: — Вы не будете возражать?
      — Хотите быть ксенофобами? Что ж, это ваше право, — ответил я.
      Но на следующее утро я обратился к Выродкам со следующим предложением:
      — Переходим к новой стадии программы. Постройте космолеты и нанесите соседям визит.
      — У нас уже не две, а три фракции, — предупредила Зараза. И действительно, я увидел три кучки Выродков. Зараза держалась за руки с одним из парней, другой ее бывший союзник примкнул к осколку бывших Четырех Семей. Счастья это ему не принесло: физиономия его была перекошена, и вовсе не от потуг казаться настоящим Выродком.
      Да, после прошлого занятия многое переменилось. Я вдруг вспомнил себя в шестнадцать лет и снова ощутил боль отвергнутого влюбленного.
      Фракции принялись усердно строить виртуальные космические крейсера, куда можно было бы погрузить тысячи виртуальных Выродков. Квигглы тем временем развлекались созданием сложной религиозной системы, в центре которой помещалась, разумеется, их распрекрасная цивилизация. Трудились они прилежно и не без воображения, придумывая ритуал за ритуалом, пока в их виртуальный мир не ворвались три огромных инопланетных корабля. Обращаясь вокруг планеты Квиггл на низких орбитах, Выродки высматривали, как стервятники, подходящие для колонизации незанятые земли.
      Даже в этой критической ситуации Кэтрин попыталась убедить свою команду, что на захватчиков не надо реагировать. Зараза, управлявшая из соседней аудитории своим кораблем, приняла решение аннексировать и уничтожить кольца Квиггла.