— Нет, вполне взрослые зайцы. Это такая порода.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся Франсуа. — Куда годятся твои глаза, брат! Ты думаешь, они очень далеко отсюда, не так ли? А я говорю, что они не дальше двухсот ярдов от нас, и рядом с ними даже белка покажется великаном. Нечего сказать, зайцы!
— А я все-таки остаюсь при своем мнении, — ответил Базиль, продолжая внимательно вглядываться в животных. — Хотя я и не вполне уверен… Жалко, здесь нет Люсьена! Он, наверно, смог бы сказать нам, что это за животное.
— А вот и он! — сказал Франсуа, услыхав шаги Люсьена. — Посмотри туда, Люс, — продолжал он, — видишь? Базиль называет этих малюток взрослыми зайцами!
— И Базиль прав, — ответил Люсьен, присмотревшись и разглядев животных. — Это действительно взрослые зайцы.
На лице Франсуа отразилось полное недоумение.
— Если не ошибаюсь, — продолжал Люсьен, — это порода, известная среди индейцев прерий под названием «маленький заяц-вожак». Может быть, это и какой-нибудь другой вид… В Скалистых горах и в окружающих их прериях водится много пород этих зверьков, но они очень редко попадаются на глаза. Мне бы хотелось добыть шкурку одного из них. Я уверен, что папа будет очень доволен.
— А это мы можем сделать немедленно, — сказал Франсуа. — Разве нельзя сейчас же подойти поближе и подстрелить одного из них?
— Нет, — ответил Люсьен. — Они умчатся, как ветер, прежде чем ты успеешь подойти на расстояние выстрела.
— А если натравить Маренго — неужели он не поймает?
— Думаю, что нет. Кроме того, он разорвет зайца в клочки. Нет, единственный наш шанс — это остаться здесь. Они, кажется, двигаются в нашем направлении…
Все три мальчика заняли позиции за стволами больших деревьев так, чтобы пугливые зверьки их не увидели.
А зайчики щипали траву и прыгали, постепенно приближаясь к опушке. Но двигались они наискось, и было не похоже, что они подойдут к тому месту, где стояли юные охотники. Мальчики хотели было уже продвинуться дальше вперед, навстречу зайцам, когда вдруг заметили нечто такое, что заставило их замереть на месте.
Бесшумно двигаясь среди травы и кустиков ежевики, то быстро перебегая за каким-нибудь лежащим стволом, то медленно проползая по более открытой местности, приближалось странное животное. Время от времени оно останавливалось, припадало всем телом к земле и жадно вглядывалось в прерию. Оно не видело юных охотников. Его желтые глаза были устремлены на невинные маленькие существа, резвящиеся в траве.
Животное выглядело действительно очень странно. Оно было величиной примерно с фокстерьера, но по внешнему виду не было похоже на него: рыжевато-желтый цвет, коричневые пятна по бокам и полосы на спине придавали ему вид леопарда или тигра, которых оно напоминало и своей закругленной, как бы кошачьей головой. Однако торчащие вверх уши с кисточками на концах и короткий хвост показывали, что животное в некоторых отношениях отличалось от породы тигров. Самым достопримечательным был хвост. Он был не больше пяти дюймов длиной, круто загибался вверх и выглядел так, будто его подрезали, как обычно у фокстерьеров. Но это было не так: у животного никогда и не было хвоста длиннее пяти дюймов, и именно этот короткий хвост и толстые, неуклюжие лапы, а больше всего — торчащие, с кисточками уши, кончики которых сближались, помогли юным охотникам определить, что это рысь из породы, известной под названием «рыжая рысь», которую обычно называют в Америке «дикой кошкой». Эта рысь была техасской разновидности — темнее по цвету, чем обычная рыжая.
Рысь явно старалась подкрасться поближе к зайчикам и схватить одного, а может быть, и обоих. Она знала, что бегает недостаточно быстро и догнать их не сможет, поэтому старалась приблизиться настолько, чтобы прыгнуть на них. Ей до некоторой степени благоприятствовала земля, так как хотя прерия и была открытая, но высохшая, прошлогодняя трава, видневшаяся повсюду среди новой травы, скрывала тело рыси, когда та припадала к земле.
Почти по прямой между рысью и зайцами росло одинокое дерево с раскидистыми ветвями, а под деревом находился как бы маленький островок вереска и высокой травы. Очевидно, когда-то в этом месте сгнил старый ствол или труп животного и удобрил почву. Туда-то и двигались с одной стороны — рысь, а с другой — зайцы.
Зайцы подошли очень близко к зарослям вереска, и мальчики могли теперь различить их длинные торчащие уши, стройные тельца и грациозные движения. Зверьки действительно очень напоминали обыкновенных зайцев. Однако расцветка их была другая — ржаво-коричневая, книзу светлее, но нигде на всем теле животного не было видно ни единого белого пятнышка. Мальчики с удовольствием наблюдали, как эти милые существа то обгрызали траву, то делали прыжки больше фута длиной, то смешно усаживались на задние лапки. Охотники залюбовались ими. И ты, мой юный читатель, разделил бы их мнение, если бы посмотрел на этих забавных миниатюрных зверюшек.
Вдруг мальчики увидели, что прямо против зайцев и ближе к вереску находится какой-то странный предмет. Предмет был круглый и походил на большой клубок волос или шерсти сероватого цвета, наполовину врывшийся в землю. Ни Базиль, ни Люсьен, ни Франсуа не могли сказать, был ли он там раньше. Возможно, они раньше не замечали его, так как их внимание было поглощено зайцами и рысью. Франсуа сказал, что заметил этот предмет некоторое время назад, но почти не обратил на него внимания, так как решил, что это пучок сухой травы или шаровидный кактус, который последнее время часто встречался им в прерии. Однако при ближайшем рассмотрении стало ясно, что это не растение.
Зайчики, казалось, тоже заметили его и, движимые любопытством, подходили к нему все ближе и ближе. Во внешности этого предмета не было ничего, чтобы возбудить в них тревогу. На зайцев никогда еще не нападал такой враг. По-видимому, у него не было ни зубов, ни когтей, а следовательно, им нечего было бояться.
Подбодренные отсутствием опасности и соперничая друг с другом в храбрости, маленькие существа продвигались дюйм за дюймом вперед — сначала один, потом другой, пока носы их почти не коснулись странного предмета. Вдруг тело, похожее на клубок, развернулось и превратилось в узконосое четвероногое животное, чей длинный змеевидный хвост мгновенно обвился вокруг одного из зайцев и сжал его в своих цепких объятиях. Маленькое существо издало пронзительный вопль, а его товарищ кинулся в ужасе прочь.
Опоссум — это был не кто иной, как старая самка опоссума — круто повернулся и, схватив голову зайца своими похожими на свиные челюстями, убил его одним движением. Затем, выпустив зайца из тисков, он положил его на траву и приготовился было тут же съесть. Но судьба решила иначе.
Рысь, которая кралась вперед и была уже меньше чем в двадцати фугах от вереска, явилась свидетелем этой сцены. Сначала все это ей, видимо, пришлось не по вкусу, однако через некоторое время стало казаться, что рысь скорее одобряет все происшедшее.
Очевидно, по зрелом размышлении, она решила, что так оно будет даже лучше. Опоссум избавил ее от хлопот по поимке зайца, которого рысь могла бы и не поймать. Опоссум поймал добычу, а достанется она ей, рыси.
Все эти соображения так ясно выражались во всех поступках рыси, как если бы она произнесла их вслух. Она подкрадывалась, намереваясь прыгнуть на ничего не подозревающего опоссума.
Последний, однако, прежде чем начать есть, как все, кто чувствует, что совершил преступление, поднялся во весь рост и осмотрелся, нет ли свидетелей его злодеяния. Взгляд опоссума упал на рысь, и, поспешно схватив зайца в зубы, он кинулся в заросли. Рысь, видя, что дальше прятаться бесполезно, прыгнула вперед. Спина ее выгнулась, шерсть встала дыбом. Она не сразу последовала за опоссумом в вереск, а обежала вокруг, чтобы обнаружить, куда он спрятался. Рысь боялась, что у опоссума там есть нора. Тогда прощай и заяц и опоссум! — наверно, подумала она.
Однако на самом деле это оказалось не так. Обежав вокруг зарослей, рысь храбро кинулась туда. Некоторое время не видно было ни рыси, ни опоссума. Эти заросли занимали всего несколько ярдов прерии, но представляли собой настоящую чащу, где дикий виноград, вереск и чертополох тесно переплетались под навесом из густой листвы.
Ни то, ни другое животное не издавало ни единого звука, но движение листьев и потрескивание вереска то тут, то там говорили о том, что происходит яростная погоня; причем преследуемый был явно в лучшем положении, так как тело его было намного меньше и лучше приспособлено к тому, чтобы протискиваться в узкие места.
Эта любопытная погоня продолжалась несколько минут. Затем, ко всеобщему удивлению, опоссум выскочил на открытое место, все еще держа зайца в зубах. Он бросился прямо к дереву и начал карабкаться на него совсем как человек, обхватив ствол передними лапами.
Это удивило мальчиков, так как дерево было низкое, не выше тридцати футов, и юные охотники знали, что рысь тоже свободно может влезть на него.
Рысь выскочила из зарослей и одним прыжком очутилась под деревом. Она не сразу последовала за опоссумом, а остановилась на минуту, чтобы отдышаться, явно торжествуя. Она с легкостью могла вскарабкаться на дерево и чувствовала удовлетворение оттого, что теперь наверняка добьется своего.
«Наконец-то я загнала старую хитрюгу на дерево! — должно быть, сказала она себе. — Теперь я доберусь до тебя. И задам же я тебе хорошую трепку за все беспокойство, которое ты мне причинила! Погоди ж ты у меня! Я не стану есть тебя — нет, ты для этого недостаточно вкусна, но съем зайца и накажу тебя за то, что ты его поймала».
Она кинулась вверх по дереву, и кора затрещала под ее когтями.
К тому времени опоссум подобрался почти к верхушке дерева, а оттуда перешел на одну из ветвей, росших горизонтально.
Рысь пошла за ним по этой ветке и уже почти достигла своей цели, когда опоссум, вдруг обвив ветку хвостом, спустился на другую, находящуюся внизу. Рысь сначала, казалось, хотела прыгнуть за ним, но ветка была тонкая и рысь не была уверена, что сможет ухватиться за нее, — поэтому она повернула обратно, явно раздосадованная, и, спустившись по основному стволу, побежала по той ветке, на которой находился опоссум. Последний же опять спустился на другую ветку и затем, не дожидаясь своего преследователя, — на следующую, еще ниже, пока не повис на самой нижней.
Мальчики думали, что опоссум соскочит на землю и попытается спастись в лесу, однако он не имел такого намерения, так как знал, что рысь скоро поймает его, если он попытается бежать. Данное положение было для него наиболее безопасным, и, казалось, он знал это, а потому продолжал висеть на нижней ветке, почти на самом ее конце, так что ветка сгибалась под его тяжестью. Она не выдержала бы и другого опоссума — не то что рыси, которая была намного тяжелее, и рысь, со свойственной ей зоркостью, поняла это с первого взгляда. Раздосадованная, она все же решила попытаться еще раз.
Рысь поползла по ветке с большой осторожностью. Она продвинулась, насколько было возможно, дальше и затем, протянув лапу, старалась достать до хвоста опоссума, думая, что ей удастся оторвать его от ветки. Но она потерпела неудачу. С таким же успехом она могла бы стараться разжать когти орла. Рыси удавалось лишь коснуться лапой хвоста опоссума. Тогда она взобралась на верхнюю ветку, думая таким образом приблизиться к опоссуму, но скоро поняла свою ошибку.
Она вновь побежала по ветке, на которой висел опоссум, и некоторое время казалось, что она хочет прыгнуть на него и тем самым свалить его на землю вместе с собой. Но расстояние было слишком велико, и через некоторое время рысь прокралась назад и залегла в развилке дерева.
Рысь недолго оставалась в этом положении — казалось, ей пришла в голову новая мысль.
Опоссум был не очень высоко над землей: может быть, она сможет подпрыгнуть и схватить его за нос? Во всяком случае, попытаться было нетрудно.
С этим намерением рысь спустилась с дерева и побежала к тому месту, над которым висел опоссум. Но он оказался выше, чем она предполагала, и, как в басне «Лиса и виноград», после нескольких прыжков ей пришлось отказаться от этой попытки. Однако рысь твердо решила продолжать осаду и, рассудив, что ей достаточно удобно и здесь, не полезла опять на дерево, а уселась на траву, не сводя глаз с противника.
Все это время старый опоссум спокойно висел на хвосте, держа зайца в зубах. С того момента, как он обезопасил себя, заняв эту позицию, он, казалось, совсем перестал бояться своего врага — наоборот, вся его внешность выражала злобное веселье, и это было так ясно зрителям, как если бы оно было выражено словами. Хитрое существо явно наслаждалось той досадой, которую оно вызывало у дикой кошки.
Время от времени опоссум как бы начинал задумываться над тем, чем все это кончится. Но рысь приняла решение долго не снимать осады, — опоссум видел это по ее морде. Следовательно, это был вопрос выдержки. Что касается опоссума, он был готов к этому и, для того чтобы лучше выдержать осаду, взял зайца в передние лапы, точно в руки, и принялся раздирать его и есть.
Это переполнило чашу терпения рыси. Она не могла больше выдержать и, неожиданно поднявшись на ноги и ощетинившись, снова кинулась на дерево и побежала по той ветке, на которой висел опоссум. На этот раз, не останавливаясь и не думая об опасности, рысь прыгнула вперед, обхватила передними лапами задние лапы опоссума и схватила его зубами за хвост. Ветка затрещала, сломалась, и они оба упали на землю.
На мгновение рысь, казалось, была оглушена падением, но тут же пришла в себя. Она поднялась, выгнула спину, как настоящая кошка, и с диким визгом кинулась на опоссума.
Рысь словно забыла о зайце, которого опоссум выронил при падении. Самым сильным чувством ее теперь была месть, бушевавшая в ней. Месть заставила ее забыть голод.
Опоссум, как только попал на землю, вдруг весь сжался в клубок и теперь выглядел точно так, как его впервые увидели мальчики. Голова, шея, лапы и хвост исчезли — ничего не осталось, кроме шара из густой шерсти. На этот шар теперь и напала дикая кошка, терзая его когтями и зубами. Она билась с ним минут десять, пока не обессилела.
Опоссум, по всей видимости, был мертв. Очевидно, так думала и рысь. Во всяком случае, она оставила его в покое. Более лакомый кусочек — заяц был у нее перед глазами. Рысь повернулась и схватила его.
В этот момент Франсуа спустил Маренго, и вся компания с криком кинулась вперед. Рысь, увидев, что путь в заросли отрезан, бросилась в прерию, небольшая охотничья собака скоро нагнала ее и после короткой, но отчаянной борьбы положила конец ее браконьерству.
Юные охотники, преследуя рысь, подняли зайца, которого она выронила во время сражения. Когда погоня закончилась, они вернулись обратно к дереву, чтобы взять и мертвого опоссума, которого мальчики намеревались приготовить на ужин. К их удивлению, никакого опоссума не оказалось ни на дереве, ни в вересковых зарослях — нигде.
Хитрое создание все это время притворялось мертвым и теперь, обнаружив, что путь свободен, опять развернулось и укрылось под корнями одного из соседних деревьев.
На земле остались только труп рыси и такое же безжизненное тельце бедного маленького зайца. Наши путешественники не хотели есть рысь, хотя ее часто едят трапперы и индейцы, а заяц был так изорван, что не представлял никакой ценности.
Итак, поскольку в этой местности не нашлось никакой другой добычи, даже белки, все четверо — Люсьен, Базиль, Франсуа и Маренго — отправились спать впервые с начала путешествия без ужина.
Глава XVII. СТРАННОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ ПЕРЕД ЗАВТРАКОМ
Зато на завтрак у мальчиков было сколько угодно мяса, хотя они чуть не поплатились за него очень дорого.
Все три брата спали на земле в нескольких футах друг от друга. Палатка была потеряна, приходилось устраиваться на ночлег прямо под открытым небом. Закутавшись в одеяла, они крепко спали всю ночь под большим развесистым деревом.
Рассветало, когда что-то вдруг коснулось лба Франсуа — что-то холодное и липкое. Когда оно прикоснулось к горячей коже Франсуа, тот сразу проснулся.
Франсуа подскочил, как будто в него вонзили булавку, и так закричал, что разбудил остальных. Не змея ли? Эта мысль не оставляла Франсуа, пока он протирал глаза; когда же глаза его окончательно открылись, он увидел, как убегает какое-то существо. Оно не могло быть змеей.
— Как ты думаешь, что это было? — спросили одновременно Базиль и Люсьен.
— Я думаю, волк, — ответил Франсуа. — Я почувствовал его холодный нос. Смотрите, вон он! Смотрите, смотрите, их двое!
Базиль и Люсьен посмотрели в направлении, указанном Франсуа, и увидели двух бегущих животных. Животные по величине были примерно такие, как волки, но казались совершенно черными и совсем не похожими на волков.
Кто бы это мог быть?
Животные скрылись в темном проходе между деревьями, мальчики только мельком успели увидеть их. Кто же это? Может быть, дикие свиньи — пекари?
— Для свиней они слишком велики и неуклюжи, — сказал Люсьен.
— Может быть, это медведи? — высказал предположение Франсуа.
— Нет-нет, они недостаточно велики для медведей.
Все трое недоумевали.
Мальчики сидели, высвободившись из одеял, держа ружья, — они всегда клали их рядом с собой, когда спали. Напрягая глаза, они всматривались в едва различимый просвет, где на расстоянии пятидесяти ярдов от них остановились два непонятных существа.
Вдруг прямо перед животными возникла фигура человека. Вместо того чтобы убежать от них, как ожидали мальчики, человек спокойно остановился. Затем, к еще большему удивлению мальчиков, животные приблизились и начали прыгать вокруг него, будто нападая. Но это было не так, ибо человек не сдвинулся с места, как сделал бы тот, на кого нападают, — наоборот, через некоторое время он наклонился и, казалось, стал ласкать их.
— Человек и две собаки! — прошептал Франсуа. — Может быть, индеец?
— Может быть, это и человек, — ответил Люсьен также шепотом, — я не знаю, что это еще может быть, но те животные — не собаки, или я никогда не видел таких!
Люсьен произнес это с таким чувством и таким серьезным тоном, что братья придвинулись поближе друг к другу.
Все это время Маренго стоял рядом. Собака проснулась только тогда, когда прозвучал крик Франсуа. Маренго был измучен долгим переходом предыдущих дней и, так же как его хозяева, спал очень крепко. Одно слово Базиля остановило Маренго: он был хорошо выдрессирован и без приказания Базиля не привык нападать ни на одно существо, даже на своих естественных врагов. Поэтому Маренго стоял тихо, пристально глядя в том же направлении, что и мальчики, время от времени издавая глухое, еле слышное рычание. Однако в его рычании звучал гнев, который показывал, что он не рассматривает эти странные существа как друзей. Возможно, он лучше остальных знал, кто это.
Три таинственных существа все еще оставались на прежнем месте, на расстоянии пятидесяти ярдов от мальчиков, но они не стояли неподвижно. Те, что поменьше, бегали по земле, то отдаляясь от большой стоящей фигуры, то возвращаясь к ней, и, казалось, ласкались, как и раньше, а фигура время от времени наклонялась, как бы для того, чтобы принять их ласки, а когда их не было рядом — чтобы собрать что-то с земли. Затем она вновь принимала вертикальное положение. Все это проделывалось в абсолютной тишине.
Было что-то таинственно-устрашающее в их поведении, и наши юные: охотники наблюдали за ними не без страха. Мальчики недоумевали и боялись одновременно — они не знали, как вести себя, и разговаривали шепотом. Может быть, им подползти к лошадям, сесть на них и ускакать? Это бессмысленно, если таинственная фигура — индеец: поблизости, без сомнения, находятся и другие индейцы, и они легко смогут выследить и догнать мальчиков. Юные охотники чувствовали, что странные существа знают об их присутствии: они не могли не слышать, как привязанные ярдах в тридцати лошади бьют копытами землю и жуют траву. Больше того, одно из этих животных коснулось и обнюхало Франсуа, так что можно было не сомневаться, что оно-то уж знает о присутствии мальчиков. Поэтому бессмысленно было пытаться убежать незамеченными. Что же тогда делать? Взобраться на дерево? Но и это мало облегчило бы положение мальчиков, и они отбросили эту мысль.
Наконец они приняли решение оставаться на месте и ждать: будь что будет — либо на них нападут таинственные соседи, либо наступление дня даст возможность понять, кто это.
Однако, когда стало светлее, ужас юных охотников не уменьшился, так как теперь они увидели, что высокая фигура обладает двумя толстыми, сильными руками, которые она держит горизонтально, забавно размахивая ими. Цвет ее показался мальчикам красноватым, в то время как маленькие животные были совершенно черные. Если бы юные охотники находились в лесах Африки, а не в лесах Северной Америки, они приняли бы ее за гигантскую обезьяну, но сейчас они знали, что этого не могло быть.
Облака рассеялись, и свет внезапно стал ярче. Теперь можно было легче различить предметы, и тайна, так долго мучившая юных охотников, была раскрыта.
Огромное, непонятное существо поднялось на дыбы и стало боком к мальчикам: его длинный, острый нос, короткие, торчащие вверх уши, грузное тело и косматая шерсть доказывали, что это не индеец и не какое-либо другое человеческое существо, а огромный медведь, стоящий на задних лапах.
— Медведица с детенышами! — воскликнул Франсуа. — Но посмотрите, — продолжал он, — она бурая, а медвежата черные как смоль.
Базиль не стал медлить. Поняв, что это за животное, он вскочил и вскинул ружье.
— Ради всего святого, не стреляй! — закричал Люсьен. — Может быть, это гризли!
Но было уже поздно. Раздался выстрел Базиля — и медведь, опустившись на все четыре ноги, затанцевал по земле, тряся головой и яростно рыча. В полумраке Базиль не рассчитал и, вместо того чтобы выстрелить медведице в голову, как он намеревался, попал ей в нос. Пуля лишь царапнула ее по носу, почти не причинив вреда.
Нос медведя является наиболее уязвимым и нежным местом, и удар в нос приводит в ярость даже самого смирного. Так случилось и на этот раз. Медведица увидела, откуда стреляли, и несколько раз тряхнув головой, кинулась неуклюжим галопом по направлению к мальчикам.
Теперь Базиль понял, как опрометчиво он поступил, но уже не было времени выражать сожаление. Не было времени даже добежать до лошадей. Прежде чем они успеют добраться до лошадей и отвязать их, медведь настигнет их, и кто-нибудь из троих братьев сделается его жертвой.
— Лезьте на деревья! — закричал Люсьен. — Если эта медведица — гризли, то она не достанет нас. Гризли не умеют лазить по деревьям.
Говоря это, Люсьен вскинул свое короткое ружье и выстрелил в приближающегося зверя. Очевидно, пуля попала медведице в бок, так как она с рычанием повернулась и стала лизать раненое место. Это задержало ее на мгновение и дало возможность Люсьену вскарабкаться на дерево.
Базиль бросил ружье — у него не было времени перезарядить его. Франсуа, увидев огромное чудовище так близко, выронил ружье, не стреляя.
Все трое в суматохе забрались на разные деревья. То была роща из белых дубов. Эти деревья, в противоположность соснам, магнолиям и кипарисам, обычно имеют большие сучья, растущие низко и горизонтально. Такие сучья часто имеют столько же футов в длину, сколько самое дерево — в высоту. На эти-то деревья и взобрались мальчики.
Базиль влез на дерево, под которым они спали. Оно было намного больше других. Под этим деревом медведица и остановилась: ее внимание на минуту привлекли шкуры и одеяла. Она разбросала их лапами, а затем принялась ходить вокруг дерева, глядя вверх и время от времени громко втягивая в себя воздух с таким шумом, с каким выходит пар из трубы паровой машины.
К этому времени Базиль добрался до третьего или четвертого сука от земли; он мог бы забраться и выше, но из слов Люсьена заключил, что это животное, должно быть, принадлежит к породе гризли. Красновато-бурый цвет медведицы утвердил Базиля в этом мнении: он знал, что гризли бывают разных оттенков. В таком случае, ему нечего было бояться даже на самом нижнем суку, и он думал, что нет смысла лезть выше.
Базиль посмотрел вниз. Сейчас он мог хорошо рассмотреть животное и, к своему ужасу, сразу увидел, что медведь этот не гризли, а другой породы. Его внешний вид убедил Базиля в том, что это одна из разновидностей черного медведя, представители которой лучше всех других умеют лазить на деревья. Скоро в этом уже не оставалось сомнения, когда Базиль увидел, что зверь обхватил ствол дерева огромными лапами и начал взбираться.
Это был ужасный момент. Люсьен и Франсуа оба соскочили на землю, издавая крики предостережения и отчаяния. Франсуа схватил ружье и, не колеблясь ни минуты, подбежал к дереву и всадил заряд обоих стволов в ляжку медведицы. Дробь едва ли могла пробить ее толстую, косматую шкуру — это только еще больше раздразнило медведицу и заставило яростно зарычать. Она остановилась на некоторое время, как бы раздумывая, спуститься ли ей и наказать врага «в тылу» или продолжать преследовать Базиля. Шорох, производимый Базилем в ветвях над ее головой, решил дело, и медведица снова стала карабкаться вверх.
Базиль умел передвигаться по ветвям дерева не хуже белки или обезьяны. Находясь футах в шестидесяти от земли, он перебрался на длинный сук, росший горизонтально. Базиль выбрал именно этот, так как увидел над ним другой, на который мог бы перелезть, если бы зверь последовал за ним по первому; а оттуда он думал перебраться обратно к основному стволу, прежде чем медведица догонит его и соскочит на землю. Однако он тотчас увидел, что просчитался. Сук, на котором Базиль теперь находился, под его тяжестью так отклонился от верхнего, что он не мог достать до него даже кончиками пальцев. Он повернулся, чтобы идти назад, и, к своему ужасу, обнаружил медведицу в развилке на другом конце. Она собиралась следовать за ним по суку.
Базиль не мог идти назад — так он попадет прямо в пасть разъяренного зверя. Ни внизу, ни наверху не было ни одной ветки, за которую он мог бы уцепиться, а до земли — около пятидесяти футов. Единственным способом избежать лап медведя было спрыгнуть вниз, но и это означало верную смерть.
Медведь продвигался по суку. Франсуа и Люсьен кричали внизу, поспешно заряжая ружья. Они боялись, что опоздают.
Положение было ужасное, но в такие минуты ясный ум Базиля проявлялся с особой силой, и, вместо того чтобы поддаться отчаянию, юноша держался спокойно и сдержанно. Он искал выход.
Вдруг его осенила мысль, и он крикнул стоявшим внизу братьям:
— Веревку, веревку! Киньте мне веревку! Скорее! Ради Бога, скорее!.. Веревку — или я погиб!
К счастью, под деревом лежала веревка. Это было грубое лассо, которое применялось для увязывания поклажи на Жаннет. Люсьен отбросил полузаряженное ружье и, кинувшись к лассо, стал на ходу сматывать его в кольца. Люсьен умел бросать лассо почти так же ловко, как сам Базиль, а тот мог потягаться с мексиканским Гаучо
из пампасов. Люсьен подбежал почти под самый сук, размахнулся и кинул лассо вверх. Базиль, чтобы выиграть время, перебрался почти на конец сука. Свирепый преследователь неотступно двигался за ним. Под их двойным весом сук выгнулся дугой. По счастью, это был дуб, и сук не обломился.
Базиль стоял, расставив ноги, лицом к дереву и к своему преследователю. Длинная морда медведицы находилась в трех футах от его головы, и Базиль чувствовал горячее дыхание зверя, когда тот, яростно рыча, тянулся к нему своей открытой пастью.
В этот момент кольцо лассо ударилось о сук прямо между ними и повисло. Мгновенно, прежде чем лассо успело соскользнуть обратно и упасть, юный охотник схватил его и с проворством упаковщика обвязал двойным узлом вокруг сука. В следующее мгновение, как раз, когда медведь уже протянул лапу, чтобы схватить мальчика когтями, тот спустился по лассо вниз.
Лассо не доходило до земли по меньшей мере на двадцать футов: оно было короткое, и часть его ушла на узел. Люсьен и Франсуа с ужасом увидели это, как только лассо повисло. Но они не растерялись. Когда Базиль достиг конца лассо, братья уже стояли внизу и держали, растянув, большую шкуру бизона. В нее Базиль и прыгнул и через секунду стоял на ногах цел и невредим.
Теперь наступил момент триумфа. Толстый сук, который сдерживался тяжестью Базиля и внезапно освободился, рывком взлетел вверх.
Неожиданная сила рывка оказалась слишком большой для медведицы. Она не удержалась: ее подбросило в воздух на несколько футов, и, упав с тяжелым стуком на землю, она лежала несколько минут без движения.
Однако медведица была лишь оглушена и скоро вскочила бы опять и возобновила бы нападение. Но она еще не успела встать на ноги, как Базиль схватил наполовину заряженное ружье Франсуа и, поспешно всыпав туда пригоршню пуль, выстрелил медведице в голову и убил ее наповал.
К этому времени к месту происшествия прибежали медвежата, и Маренго, который теперь пришел уже в себя, яростно кинулся на них, чтобы отомстить за то, что был так напуган их матерью. Маленькие существа отчаянно сражались и вместе могли бы справиться с Маренго, но ружья его хозяев пришли ему на помощь и положили конец борьбе.
Глава XVIII. ПРИГОТОВЛЕНИЕ МЕДВЕЖАТИНЫ
Все трое — старая медведица и оба медвежонка — лежали теперь, вытянувшись на траве, мертвые. Редко можно было увидеть такое трио. Старая медведица весила не меньше пятисот фунтов. Ее длинная, жесткая шерсть была коричневого цвета, а у медвежат она была совсем черная. Это, однако, обычное явление, и самое замечательное то, что детеныши черного медведя часто бывают красновато-коричневого цвета, тогда как мать вся черная. Без сомнения, медвежата, после того как вырастут, становятся такого же цвета, как и вся их порода, но даже в любом возрасте медведи одной породы часто отличаются друг от друга по цвету, в зависимости от климата и других обстоятельств.
Натуралисты говорят, что в Северной Америке можно встретить только три породы медведей: черных, полярных и гризли.
Полярный медведь водится только в снежных районах, граничащих с Северным Ледовитым океаном, и никогда не заходит дальше, чем на сотню миль от моря.